Ахиллес гектор

Содержание

ГЕКТОР и АХИЛЛЕС | Новые доспехи Ахиллеса | Поединок Гектор и Ахиллеса | Тело Гектора | Выкуп Приамом тела Гектора у Ахиллеса | Похороны Патрокла

ГЕКТОР и АХИЛЛЕС

Горе Ахиллеса. — Новые доспехи Ахиллеса. — Недовольство реки Скамандра Ахиллесом. — Поединок Гектора и Ахиллеса. — Выкуп Приамом тела Гектора у Ахиллеса.

Надругательство Ахиллеса над телом убитого Гектора, которое Ахиллес тащит по земле, привязав к своей колеснице. Согласно греческому мифу, змея Аполлона сохраняет тело Гектора неповрежденным. Рисунок на древнегреческой вазе.

Горе Ахиллеса

Когда молодой Антилох, друг и родственник Ахиллеса, приносит ему печальное известие о гибели Патрокла, когда, наконец, он сам видит тело Патрокла, пронзенное неприятельским копьем троянского героя Гектора, — горе Ахиллеса не знает границ.

Уже в начале Троянской войны Патрокл был однажды ранен, но Ахиллес спас его благодаря знаниям, приобретенным у кентавра Хирона. Ахиллес сам лечил рану Патрокла и ухаживал за другом.

Но теперь все кончено, Ахиллес не может вновь вернуть жизнь в бездушное тело друга. Вскоре горе заменилось чувством страшной ярости и злобы против Гектора, от руки которого погиб его друг.

Ахиллес забывает оскорбление, нанесенное ему Агамемноном (некогда отнявшим, но уже вернувшим Ахиллесу пленницу Брисеиду), забывает свой обет не принимать участия в сражениях против троянцев вместе с греками. Теперь Ахиллес желает только одного — скорее сразиться с Гектором, убийцей Патрокла.

Но доспехи Ахиллеса оказались в руках троянцев, снявших их с убитого Патрокла.

Новые доспехи Ахиллеса

Мать Ахиллеса Фетида просит бога Гефеста выковать скорее сыну новые доспехи и сама, спустившись с Олимпа, приносит их Ахиллесу.

Этой сценой из мифов о Троянской войне воспользовался Жерар, французский живописец, для одной из своих картин.

На многих античных расписных вазах изображен мифологический сюжет об изготовлении Гефестом новых доспехов Ахиллеса.

Недовольство реки Скамандра Ахиллесом

Возница Ахиллеса, верный Автомедонт, правит колесницей, и Ахиллес, подобно яростному льву, уничтожает все попадающееся ему по пути. Троянцы падают под его ударами. Ахиллес видит троянца Энея, сына богини Афродиты и Анхиза, и кидается на него, но боги покровительствуют Энею: Посейдон скрывает его от врага, окружив Энея непроницаемым облаком.

Ахиллес убивает двух сыновей Приама, царя Трои, и стремится все вперед, горя желанием скорее сразиться с Гектором.

Вскоре вся долина покрывается трупами троянцев. Реки вокруг Трои, воды которых обагрены всей кровью, стекающей с поля сражения, приходят в негодование. Река Скамандр просит героя Ахиллеса не загромождать ее берегов телами, которые падают в нее и затрудняют течение Скамандра. Но Ахиллес, увлеченный битвой, ничего не слышит. Тогда, соединившись с рекой Симоентом, они обе выступают из берегов и катят свои сердитые волны прямо на героя, грозя его потопить. Ахиллес просит богов унять гнев троянских рек Симоента и Скамандра. Богиня Гера посылает Гефеста, который своим огнем сжигает все тела и заставляет реки Скамандр и Симоент вернуться обратно в их русла.

Поединок Гектора и Ахиллеса

Ахиллес продолжает подвигаться к Илиону; троянцы бегут перед ним; ворота Трои открыты; они прячутся за крепостные валы и стены и закрывают ворота перед Ахиллесом.

Один Гектор храбро ждет врага перед стенами Илиона. Напрасно царь Приам, отец Гектора, умоляет его не идти на верную смерть, напрасно он хочет тронуть его картиной своей одинокой старости и беспомощности, — Гектор не слушает Приама.

Мать Гектора Гекуба, в свою очередь, просит Гектора войти в город, не ждать Ахиллеса и своей смертью не лишить их последней опоры и защиты; но ничто не может поколебать решимости Гектора. Перед ним, наконец, Ахиллес. Начинается поединок Гектора и Ахиллеса.

Оба героя — греческий и троянский — нападают друг на друга; удары сыплются. Гектор, как бы предчувствуя свою печальную судьбу, обегает три раза вокруг стен Трои, как бы укрываясь от ударов противника, и затем падает, смертельно раненный Ахиллесом.

Ахиллес снимает с Гектора блестящие доспехи и, став ногой на его грудь, осыпает Гектора бранью и упреками.

Выкуп Приамом тела Гектора у Ахиллеса

Вне себя от ярости, Ахиллес привязывает Гектора за ноги к своей колеснице и тащит тело Гектора за собой.

Ахиллес стоит над убитым им Гектором, тело которого привязано к колеснице Ахиллеса. На колеснице — Автомедонт, возничий Ахиллеса. NB Змея Аполлона предохраняет тело Гектора от повреждений.

Эта дикая и жестокая сцена надругательства Ахиллеса над телом Гектора часто изображалась на античных памятниках искусства. Сохранилась греческая архаическая ваза, представляющая Ахиллеса в полном вооружении; его возница Автомедонт управляет колесницей, к которой привязано тело Гектора. Змея Аполлона защищает лицо умершего от ушибов и грязи.

Английский художник Джон Флаксман представил Аполлона прикрывающим своей эгидой тело Гектора.

Царь Приам видит со стен Трои, как окровавленное тело сына волочится в пыли и грязи. Приам оглашает воздух своими рыданиями и стонами. Андромаха, супруга Гектора, слышит жалобные крики, оповещающие о несчастии; она спешит на крепостные стены и падает без чувств на руки своих служанок.

Победитель Ахиллес, возвратясь в свой стан, вновь предается своему горю и велит приготовить роскошные похороны для своего друга Патрокла. В играх и состязаниях, устроенных в честь памяти героя, принимали участие все греки.

Похороны Патрокла и надгробные игры и состязания изображены на многих примитивных памятниках античного искусства.

Во время похорон Патрокла тело Гектора лежит в пыли и окровавленное, как бы ожидая собак и хищных птиц, которые его уничтожат. Но престарелый Приам не хочет, чтобы его сын был лишен погребения; никакая опасность, никакие препятствия не останавливают его. Приам выходит из города и, покровительствуемый богами, идет в стан греков, прямо к палатке Ахиллеса, которому послал богатые дары.

Приам бросается перед Ахиллесом на колени, обнимает его ноги, целует ему руки и просит его вспомнить об отце, который, верно, так же стар, как он, Приам.

Несколько античных барельефов изображают прибытие Приама к Ахиллесу; два из них находятся в Лувре, а один в Капитолийском музее.

Ахиллес, тронутый мольбами Приама, отдал ему тело Гектора и дал Приаму двенадцать дней, чтобы достойно похоронить такого храброго героя. Тело Гектора сожгли на костре и пепел его собрали в урну, которую Андромаха и сын его Астианакт обливали слезами.

Похоронами Гектора заканчивается первый памятник европейской литературы — «Илиада», древнегреческая эпическая поэма о Троянской войне. Последний стих (стихотворная строка) «Илиады» звучит следующим образом: «Так погребали они конеборного Гектора тело» (перевод Гнедича).

zaumnik.ru

Ахиллес и Гектор в «Илиаде»

Таким образом, в результате обзора положительных высказываний Платона о Гомере, необходимо думать, что вся приведенная выше уничтожающая критика нисколько не мешает самой высокой художественной оценке Гомера как поэта. Единственно, чем уязвлен Платон, это морально-общественным риторизмом и суровостью, требованиям которых Гомер, конечно, далеко не всегда соответствует; и тут Платон, со своей точки зрения, совершенно прав. Однако глубочайшая оценка художественного творчества Гомера и даже несомненная интимная близость к нему чувствуются у Платона; и он сам этого не только не скрывает, но даже постоянно подчеркивает.

Гнев, богиня, воспой Ахиллеса, Пелеева сына…

Так начинается «Илиада». Слово «воспой» у нас понимается как призыв к прославлению. Но поэт обращается к музе совсем не за тем, чтобы прославить гнев. Он просит ее помочь ему правдиво поведать о делах далекой старины, о битвах и побоищах и о том, каких бед может натворить безудержный гневный порыв человека, если этот человек держит в своих руках власть и силу.

Гнев, гнев и гнев!!! Тема гнева пронизывает всю поэму. Можно только дивиться единству замысла и исполнения. Гомер мудр, глубок и тонок, проницателен, чрезвычайно наблюдателен и добр. Это последнее его качество великолепно. О чем бы ни рассказывал он, какие бы страшные картины ни рисовал перед нашим духовным взором, а этих картин, потрясающих нас своим реализмом, немало в поэме, мы постоянно сердцем чувствуем гуманное сострадание великого поэта.

Главный герой «Илиады» и главный носитель гнева – Ахиллес, сын мирмидонского царя Пелея, внук Эака и дочери речного бога Асопы. Итак, Ахиллес ведет свое происхождение от богов, он правнук Зевса. Его мать тоже не простая смертная. Она нимфа Фетида. По мифологии греков, леса, горы и реки населяли прекрасные и юные существа – нимфы. В горах это ореады, в морях – нереиды, в лесах – дриады, в реках – неяды. Одной из нереид и была мать Ахиллеса Фетида. Она, конечно, не могла претендовать на равенство с олимпийскими богинями, но всегда вхожа к Зевсу, и он принимает ее дружелюбно и ласково.

Владения Ахиллеса находятся где-то на северо-востоке Греции, в Фессалии. Подвластные его отцу Пелею, а следовательно и ему, мирмидонцы ведут свое происхождение от муравьев, на что указывает и само их наименование. Муравей по гречески – «мирмекс». Миф рассказывает. Что в дни правления деда Ахиллеса Эака, супруга Зевса богиня Гера наслала на его народ болезнь, и он весь вымер. Тогда Эак вознес свои молитвы к главному богу, и тот дал ему новых подданных – муравьев, превратив их в людей.

Цепь событий связывает Ахиллеса с Троей. Трагедия, которая в конце концов привела Трою и всех ее обитателей к гибели, началась на свадьбе его родителей, Фетиды и Пелея. На свадьбу были приглашены все боги и богини, кроме одной – богини Раздора. Обиженная богиня коварно подбросила так называемое «яблоко раздора», на котором было написано: «для самой красивой». Три богини тотчас же заявили свои претензии на него – Гера, Афина и Афродита. Каждая из них считала себя самой красивой. Зевс, даже будучи самым могущественным богом, зная характер богинь, предусмотрительно уклонился от непростого решения и послал их к троянскому пастушку Парису, чтобы он, как лицо постороннее и беспристрастное, рассудил спор. Парис был не простой пастушок, а юный царевич, сын Приама и Гекубы. Гекуба при его рождении видела страшный сон, будто родила она не мальчика, а горящую головню, которая сожгла Трою. Испуганная царица удалила родившегося сына из дворца, и он вырос и возмужал пася скот на лесистых склонах Иды. К нему то и обратились прекрасные жительницы Олимпа. Каждая обещала свои дары: Гера – власть, Афина – мудрость, Афродита – любовь самой прекрасной женщины Эллады. Последний дар показался юному Парису наиболее привлекательным, и он отдал яблоко Афродите, завоевав ее постоянную благосклонность и столь же постоянную ненависть двух остальных. Далее последовало его путешествие, пребывание в Спарте у гостеприимного царя Менелая, у которого он похитил красавицу-жену Елену и сокровища при попустительстве Афродиты. Из-за этого и оказались у стен Трои воинственные ахейцы, числом, судя по описанию Гомера, около ста тысяч, на многовесельных кораблях, от 50 до 120 воинов в каждом. Пятьюдесятью кораблями из них командовал вождь мирмидонян могучий Ахиллес.

Из предыстории нужно указать еще два обстоятельства. При его рождении Фетиде было предсказано, что сыну ее жить недолго, если он захочет воевать и добиваться воинской славы. Если же он согласится на безвестность, то проживет до глубокой старости в покое и благополучии. Фетида, как и всякая мать, предпочла для своего сына последнее. Когда стали собирать воинство для похода на Трою, она скрыла его в женской одежде на острове Скиросе, полагая, что среди дочерей царя Ликомеда он останется неузнанным. Но она не знала хитрости Одиссея. Желая увлечь Ахиллеса в поход, он явился на Скирос с подарками. Конечно, было трудно отличить юного героя, у которого и пух еще не появился над верхней губой, от окружавших его девиц. И Одиссей предложил на выбор женские украшения, а среди них мечи и копья. Девицы выбрали украшения, Ахиллес же схватил меч и был узнан.

Итак, Фетиде не удалось обеспечить сыну долгую и спокойную жизнь, он предпочел жизнь короткую, но полную бурь, тревог, славы. Ахиллес знал о своей ранней смерти, знали об этом и другие, и прежде всего его мать, которую мы видим постоянно печальной, трепещущей за его судьбу.

Ореол трагизма окружает юную голову Ахиллеса.

Краток твой век, и предел его близок!…

— говорит ему Фетида.

В злую годину, о сын мой, я тебя породила.

Гомер не раз в поэме напоминает нам об этом, и эта тень близкой гибели, которая постоянно следует за Ахиллесом, смягчает наше отношение к молодому герою. Она же смягчает и доброе сердце Гомера, который не считая себя вправе судить деяния богов и героев древности, не может без внутреннего содрогания описывать акты жестокой свирепости Ахиллеса. А они поистине свирепы.

Ахилл вспыльчив, горд. Это можно заметить из его обращения к уважаемым царям, которые пришли к нему с предложением примириться с Агамемноном приняв от него дары и вступить в бой:

Должен я думу свою тебе объявить откровенно

Как я и мыслю и что я исполню, чтоб вы перестали

Вашим жужжаньем скучать мне…

Его друг Патрокл в сердцах выговаривает ему:

Немилосердный! Родитель твой был не Пелей благодушный,

Мать не Фетида; но синее море, угрюмые скалы

Тебя породили, сурового сердцем, как сами!

Вся поэма, как единым стержнем, пронизана темой этого гнева. И Гомер не сочувствует этому амбициозному чувству своего героя. Что вызвало этот гнев? Агамемнон, верховный военачальник всех ахейцев, отнял у Ахиллеса уже после дележа военной добычи пленную деву Брисеиду. Это он сделал потому, что ему самому пришлось расстаться со своей добычей, девой Хрисеидой, возвращенной отцу по велению Аполлона. Ахиллес просит помощи у своей матери. Та летит к Зевсу и обнимая ему колени молит его послать поражение ахейскому войску. Это случается и Агамемнон предлагает Ахиллу дары и отнятую деву, но герой гордо отвергает их. Его бойцы, а их более двух тысяч, по прежнему остаются в стороне от сражений, и ахейцы терпят одно поражение за другим. Вот уже троянцы под предводительством неудержимого Гектора вплотную подошли к стану осаждавших, подбираясь к кораблям, чтобы сжечь их.

И лишь в последнюю минуту, когда опасность всеобщей гибели нависла над всеми, он разрешил своим воинам под предводительствам Патрокла выйти на помощь ахейцам. Патрокл погиб, сраженный рукой Гектора. Патрокл!!! Его Гомер называет кротким («кроткодушным»). В детстве ему пришлось испытать страшную трагедию, которая оставила в его душе неизгладимый след. В детском споре он случайно убил своего сверстника, сына Амфидамаса. И уже не мог оставаться дома. Менетий, его отец, привел мальчика к Пелею. Тот, приняв его, нежно воспитал вместе со своим сыном Ахиллесом. С тех пор неразрывная дружба связала двух героев.

В социальной иерархии, а она уже существовала в Греции во времена Гомера, Патрокл по рождению и по состоянию ставился ниже Ахиллеса, и Менетий наставлял сына покоряться другу, хотя тот был и моложе его годами. Патроклу, по характеру незлобивому и покладистому, это было нетрудно, и Ахиллес любил его нежно. Что значил для него Патрокл, он со всей силой понял после его гибели. Скорбь, как и все чувства у страстного, темпераментного царя мирмидонян, была неистовой. Он рвал на себе волосы, катался по земле, кричал, вопил. И теперь новая волна гнева охватила его – гнева против троянцев и особенно Гектора, убившего его друга.

Происходит примирение с Агамемноном:

Царь Агамемнон! Полезнее было бы, если бы прежде

Так поступили мы оба, когда, в огорчении нашем,

Гложущей душу враждой воспылали за пленную деву!

О! Почто Артемида сей девы стрелой не пронзила…

Агамемнон отвечает:

…С сыном Пелеевым я объясняюся; вы же, ахейцы,

Слушайте все со вниманием и речи мои вразумите,-

Часто о деле мне сем говорили ахейские мужи;

Часто винили меня, но не я, о ахейцы, виновен;

Зевс Эгиох, и Судьба, и бродящая в мраках Эринис;

Боги мой ум на совете наполнили мрачною смутой

В день злополучный, как я у Пелида похитил награду…

Ахиллес убедился, что его обида, его гордое устранение от собратьев принесли много бед не только им, его товарищам, но и ему самому. Теперь он бросился в бой против троянцев с ожесточением, с неистовой страстью мстить, терзать, убивать:

mirznanii.com

Поединок Ахилла с Гектором

Изложено по поэме Гомера «Илиада»

Долго преследовал Ахилл бога Аполлона. Наконец, остановился бог-стреловержец и открыл Ахиллу, кого он преследовал. Гнев овладел Ахиллом. С какой радостью он отомстил бы Аполлону, если бы мог! Бросил преследование сын Пелея и вновь устремился к стенам Трои. Несся по полю к стенам Трои Ахилл, подобный сверкающей звезде, той звезде, которая ярко горит на осеннем небе. Сириус зовут ее люди, несчастья сулит она смертным. Увидал старец Приам приближающегося к стенам Трои Ахилла и в страхе стал молить Гектора:

— О, возлюбленный сын мой! Войди скорее в город! Не сражайся с сыном Пелея, он могучее тебя! Войди в Трою! Ведь в тебе вся надежда на спасение всех троянцев и троянок. Подумай, скольких сыновей убил у меня Ахилл. Сжалься хоть надо мной, несчастным старцем. Зевс послал мне в конце моей жизни ужасные беды. Я должен видеть гибель моих сыновей, увидеть, как уведут в неволю дочерей, как будут убивать невинных младенцев. Сам я буду убит на пороге моего дома, а те псы, которых я сам вскормил, будут лизать мою кровь. Сжалься надо мною, Гектор!

Молила Гектора укрыться в Трое и мать его, престарелая Гекаба. Она напомнила сыну, как кормила она его в детстве, как ласкала его. Неужели будет убит на ее глазах Гектор и не оплачет его ни она, ни Андромаха, а труп его будет растерзан псами у кораблей мирмидонян?

Но твердо решил Гектор ждать Ахилла; опершись щитом о выступ башни, он ждал своего врача. Не мог Гектор уклониться от боя с Ахиллом. Боялся сын Приама, что будут обвинять его троянцы в том, что он погубил Трою, понадеявшись на свою силу. Ведь советовал же ему Полидамант укрыться с войском в Трое, раньше чем вступит в битву Ахилл. Теперь одно осталось Гектору — вступить в бой с Ахиллом и или победить, или погибнуть. Промелькнула у Гектора и такая мысль: идти навстречу Ахиллу без оружия и обещать ему вернуть прекрасную Елену и все сокровища, похищенные у Менелая, а с ними дать и половину всех богатств великой Трои. Тотчас отверг эту мысль Гектор. Он знал, что не станет Ахилл входить с ним в договор, что безоружного убьет он его, как бессильную женщину.

Все ближе и ближе был Ахилл. Страх овладел Гектором, и пустился он бежать от грозного сына Пелея вокруг Трои. За ним, подобно ястребу, который гонится за слабой голубкой, несся бурный Ахилл. Три раза обежали герои вокруг Трои.

В бурном беге неслись герои. Несколько раз хотел Гектор укрыться у стены, чтобы дать троянцам возможность отразить стрелами сына Пелея, но Ахилл не подпускал его к стене. Уже давно настиг бы сына Приама великий Ахилл, если бы не вдохнул сил Гектору бог Аполлон. Когда в четвертый раз пробегали герои мимо ключей Скамандра, бросил на золотые весы бог-громовержец два жребия смерти, один — Ахилла, другой — Гектора. Опустился жребий Гектора к царству мрачного Аида. Покинул Гектора бог Аполлон, а к Ахиллу приблизилась богиня Афина-Паллада. Она повелела герою остановиться и обещала ему победу над Гектором. Сама же богиня, приняв образ брата Гектора, Деифоба, явилась Гектору. Она убедила его сразиться с сыном Пелея, обещая помочь. Остановился Гектор. Сошлись герои. Первым воскликнул Гектор:

— Не буду я больше, сын Пелея, искать спасения в бегстве! Сразимся же и посмотрим, ты ли убьешь меня или же я одержу победу. Но призовем в свидетели богов перед боем! Я обещаю не бесчестить твое тело, если даст громовержец мне победу. Исполни и ты этот договор.

Но грозно ответил ему Ахилл:

— Нет! Не предлагай мне договоров, ненавистный враг! Как невозможен договор между львом и людьми или между волками и овцами, так невозможен он и между нами. Нет! Соберись со всеми силами, вспомни все свое искусство в ратном деле. Нет тебе спасения! Ты заплатишь мне за пролитую тобой кровь моего друга Патрокла и других моих друзей, убитых тобой.

Могучей рукой Ахилл бросил свое копье в Гектора. Припал к земле Гектор и этим избежал смертоносного удара. Афина-Паллада быстро схватила копье Ахилла и подала его опять герою. Ударил Гектор копьем в середину щита Ахилла. Но, как легкая трость, отскочило копье от щита, выкованного богом Гефестом. Не было у Гектора другого копья. Потупил он очи и громко стал звать на помощь Деифоба. Но уже не было его. Понял Гектор, что обманула его Афина-Паллада, понял, что суждено ему погибнуть. Выхватив меч, бросился Гектор на Ахилла. Ринулся на Гектора и Ахилл; могучей рукой поразил он его копьем в шею. Упал на землю смертельно раненный Гектор. Он мог лишь сказать еще несколько слов торжествующему Ахиллу:

— Я заклинаю тебя, Ахилл, твоей жизнью и твоими родными, не отдавай моего тела на растерзание мирмидонским псам, возврати мое тело отцу и матери, за него они дадут несчетный выкуп.

— Нет! Напрасно ты, презренный пес, умоляешь меня! — ответил Ахилл. — Я бы сам растерзал твое тело, если бы покорился гневу, пылающему во мне. Никто ни отгонит от твоего тела псов, хотя бы и предлагали мне за это самые пышные, богатые дары, если бы даже дали мне столько золота, сколько весишь ты сам. Никогда не оплачут твой труп Приам и Гекаба!

— О, я знал, что ты не тронешься моей мольбой. В груди твоей железное сердце. Но страшись гнева богов! Он постигнет и тебя! Сразит тебя стрелой Парис с помощью бога Аполлона у Скейских ворот.

Умер с этими словами Гектор. Отлетела, сетуя на горькую долю, душа его в царство мрачного Аида.

Созвал, торжествуя победу, Ахилл всех греков. Дивились они на могучий рост и красоту распростертого на земле Гектора. Каждый из подходивших пронзал труп Гектора копьем. Теперь легко было поразить его; не так было в то время, когда Гектор поджигал корабли греков.

Ужасное дело замыслил торжествующий Ахилл. Проколов на ногах Гектора сухожилия, продел он крепки ремень сквозь сухожилия и привязал труп за ноги к колеснице. Вскочил он на нее, высоко подняв доспехи, снятые с Гектора, и погнал коней по полю. По земле волочилось тело Гектора за колесницей. Пыль поднялась на поле. Почернела прекрасная голова Гектора от пыли, бьется она о землю.

Увидала Гекуба со стен Трои, как позорит Ахилл труп ее сына. Рвет она в горе седые волосы и бьет себя в грудь, сорвав покрывало. Горько рыдает Приам. Он просит пустить его в поле, он хочет молить победителя Ахилла сжалиться над ним, старцем, вспомнить отца Пелея, такого же старца, как и он. Услыхала горестные вопли троянцев и Андромаха. В страхе выронила она челнок из рук. Побежала Андромаха на стены и с них увидала тело мужа, влачащееся по пыли за колесницей Ахилла. Без чувств упала на руки троянок несчастная жена Гектора. Спало с нее драгоценное покрывало, дар Афродиты, рассыпались ее волосы. Придя в себя, громко зарыдала она. Теперь никого не осталось у нее на свете. Осиротел и прекрасный сын ее Астианакс. Несчастным сиротой будет расти он, никто не защитит его от обиды. Невыразимое горе раздирало сердце Андромахи. Громко рыдали вокруг нее все троянки. Погиб великий защитник Трои.

www.ilovegreece.ru

Ахиллес и Гектор. Немножко другая история

Немного альтернативной истории о Трое.

Сойдя с колесницы, Ахиллес в который раз рассматривал стены Трои. Впервые он видел их так близко, и, надо сказать, они производили впечатление. Нет, даже не своей величиной. Скорее своей правильностью. Идеальные формы. Одинаковые камни. Ровные швы. Он почувствовал приступ раздражения. С этими троянцами всё было не так.

Вечно какие-то… правильные. Гордые. В белых одеждах под доспехами. И это в пустыне! Говорят, они моются два раза в день. Учат науки, языки, сочиняют стихи. Даже простые граждане, и даже воины. «Чистоплюи! – Ахиллес рефлекторно сплюнул. – Попробовали бы они, как мы в походе, не мыться до возвращения. Да извелись бы! Слабаки». Ахилл повеселел, но, вспомнив о Патрокле и зачем он тут, снова впал в прежнее настроение.

– Гектор! – заорал он. – Выходи, сука! Биться будем.

Со стены выглянул какой-то солдат, равнодушно посмотрел на великого воина и снова исчез.

– Гектор! – продолжал периодически волать Ахиллес. – Выходи, подлый трус!

Троя отвечала презрительным молчанием. Ахиллес начал чувствовать себя дураком. А если он таки не выйдет? Вот это поржут над ним ребята в лагере. Агамемнон будет счастлив. Ахиллес от ярости прикусил край щита зубами.

– Гектор!!!

– Ну чего ты орёшь? – внезапно раздался сверху голос. – Ты что, считаешь, что мне делать нечего, и я тут круглые сутки дежурю на стене в ожидании, не придёт ли великий Ахилл и не позовёт ли меня? Мне, знаешь ли, из покоев сюда не пять минут идти…

Понимая, что Гектор был абсолютно прав, Ахиллес стал подбирать слова, но они никак не подбирались. Разговоры были не самым его сильным местом. Возникла неловкая пауза.

– Ладно, – раздалось сверху. – Чего пришёл-то?

– Биться! С тобой! Ты убил моего брата! Патрокла!

– Да?! – несколько иронично переспросил Гектор со стены. – А я-то грешным делом думал, что тебя. Удивился ещё. Неужто я ошибся и принял его доспехи за твои, скованные самим Гефестом? Или то была карфагенская подделка? Эти карфагенцы они такие – что хошь подделают, – Гектор явно издевался.

– Мои, – Ахилл замялся. В разговоре троянец явно и без труда загонял его в угол.

– Так ты специально дал их Патроклу, или он украл их? – забил последний гвоздь в гроб дискуссии Гектор и внимательно уставился на Ахилла сверху вниз.

Крыть было нечем. Ахиллес посмотрел на Гектора и угрожающе произнёс:

– Выходи! Тут поговорим. А не то…

– Не то что?

– Не то… Не то ты не мужчина! – нашёлся Ахилл и тут же нарвался на саркастичное:

– Кто сказал?

– Я! Великий воин Ахилл! Сын богини! Выходи биться один на один! На равных! А то твой народ будет считать тебя трусом!

– Это вряд ли. А вот если выйду, то точно будут считать идиотом. А то и предателем. Я, знаешь ли, за оборону города отвечаю, а ты – простой солдат. Кстати, как там Агамемнон? Вы уже помирились?

Ахилл злобно молчал и только яростно размахивал мечом. Гектор задумался.

– Ладно. Жди, – внезапно бросил он и скрылся за стеной.

От нечего делать Ахиллес стал изучать пустыню вокруг. Вся она была в каких-то странных ровных круглых ямах. «Даже ямы у них одинаковые, тьху!» – подумал Ахилл. От нечего делать он помочился на колесо.

Через некоторое время ворота открылись и показался Гектор. Когда он подошёл ближе, Ахилл увидел, что тот уже не молод, хоть ещё и не стар, на лице и теле виднелись шрамы от старых ран. Воин Трои оказался очень высоким, но развитые мышцы не делали фигуру долговязой. Это был опытный боец и военачальник, взгляд его был цепким, казалось, он видит Ахиллеса насквозь. Но никакого впечатления на грека это не произвело. И не таких видали.

– Я убью тебя! – процедил великий воин своему визави.

Брэд Питт в роли Ахиллеса. Кадр из х/ф «Троя»

– Это вряд ли, – Гектор был спокоен, как сами стены Трои. Он достал меч из ножен и ступил в одну из ям. – А знаешь почему?

Ахилл почувствовал подвох и на всякий случай тоже прыгнул в одну из ям, но в тот же момент выпрыгнул из неё, продемонстрировав свою легендарную скорость и силу, а также подозрительность. Подумал, осмотрелся и снова спрыгнул вниз. Потопал ногой – всё было нормально, и он стал в боевую стойку и тоже достал меч.

– Почему?

– А ты сзади ничего не видишь?

– Сука! – С грацией лани и скоростью змеи Ахиллес развернулся, несколько раз рассёк воздух мечом и уставился на неподвижные холмы, за которыми было море и его лагерь. Ничего не нарушало спокойствие, лишь несколько чаек летели далеко в высоте.

– Не вижу, – ответил он после некоторой паузы.

– Правильно, – Гектор был по-прежнему ироничен. – Это потому, что там ничего нет.

Ахиллес яростно повернулся обратно.

– Так! Что за…

Гектор стоял с поднятой вверх рукой. Что-то на мгновение закрыло Солнце, Ахиллес посмотрел вверх, но тут же рухнул, придавленный упавшим сверху огромным круглым камнем.

– В яблочко! – Гектор хлопнул в ладоши и помахал в сторону стен Трои. – Молодцы!

Из-под камня раздался стон. Пыль рассеялась, и Гектор увидел две торчащие ноги. Обойдя глыбу, он нашёл и остальное. Ахиллес не выронил меч и хрипел с открытыми невидящими глазами. Но стоило Гектору подойти ближе, как раздался свист и меч в руках Ахилла рассёк воздух. Только воздух, потому что Гектор с удивительной прытью отскочил.

– Ну-ну! Ишь как мы притворяться умеем. Живучий, гад.

Ахилл, не скрываясь уже, упёрся ногами в землю, а руками в каменный шар, придавивший его к земле.

– Та не, даже не пытайся. 100 ваших талантов, не меньше. Даже тебе такое не поднять.

Ахилл прекратил попытки освободиться и в ярости смотрел на противника.

– Это подло, – выдавил он из себя. – Я позвал тебя биться на равных, а ты…

– Та ну? – Гектор уже не выглядел весёлым. – На равных? Сперва вы со своей армией припираетесь в мою маленькую страну, захватываете её кусок, наводите там мрак и ужас, потом вы пытаетесь захватить всё остальное, получаете по сусалам от нашей, заметь, значительно меньшей армии. Потом ты переодеваешь своего любов… ну хорошо, пусть будет брата… Так вот. Ты сам! Да, сам, не спорь, сам. У нас разведка нормально работает. Даёшь ему свои доспехи, чтобы ввести всех в заблуждение, и ждёшь. Или я увижу, что это не ты и откажусь от боя, и все будут говорить, что Гектор на поле боя засцал биться с Ахиллесом, или, как и произошло, я его убиваю – и теперь все греки кричат про то, как бездушные троянцы убивают детей. И накручивают своих граждан, солдат и представителей других народов. А потом ты едешь биться со мной «на равных». То есть себя, полубога, заколдованного на неуязвимость, с доспехами, выкованными специально для тебя богом, ты считаешь как-бы равным по силам мне, простому смертному? И ты считаешь это честным поединком? Ну, в таком случае я считаю честным и правильным применить камнеметательную машину. Заметь, высокоточное оружие, ага. Наука, – Гектор помолчал. – Так что Патрокла, по сути, убил ты сам. И нечего вешать на меня своих покойников.

– Патрокл пал во имя великой цели! Мы не просто так пришли! Мы мстить пришли! Твой брат украл жену у царя Менелая! И мы не армия! Мы добровольцы!

– Про украл это тебе кто рассказал? Вербовщик? Ничего, что её никто не крал, а она сбежала от мужа, который её избивал? О свободе выбора слышал, а, боец? Поназабивают себе головы хернёй и приходят потом с мечом и претензиями к чужим городам, – Гектор в сердцах стукнул здоровенным кулаком по камню. Ахиллес скривился. «Свобода выбора. Хрень какая-то! Уроды троянские! Придумают всякую хуйню…»

– Не армия они! – продолжал Гектор. – Надо же! А греческое оружие, корабли и доспехи вы на пляже нашли??!

– Да! – Ахиллес попытался не смотреть Гектору в глаза. – Приезжаем, а там под песочком оно всё и лежит. Может, спрятал кто?

Гектор молча смотрел на придавленного героя. Тот упорно отводил взгляд.

– Мы защищаем Грецию! – наконец выдавил Ахиллес из себя.

– Опа! – Гектор с интересом посмотрел на поверженного противника. – Тебе не кажется странным защищать Грецию на земле Трои? Да вы половину известного мира уже назащищали, слышали мы. Защитнички хреновы.

Ахиллес молчал.

– Ладно. Всё. Не о чем нам с тобой разговаривать. Где тут твоя пятка? Не удивляйся, я ж тебе про разведку говорил уже.

Ахиллес яростно заорал.

Гектор поднял меч…

* * *

На следующий день Гектор с семьёй и другие граждане свободной Трои смотрели с холма на опустевшее побережье.

– Н-да. Ну и срач. Дикари. Как нам это всё вычищать? О, а это ещё что? – Гектор показал на странное сооружение, возвышавшееся посреди брошенного берега.

– Кажется, это статуя. Может, конь, – с сомнением сказал Парис.

– Конь?! Я был лучшего мнения о греческой художественной школе. Спалите нахрен.

– Нет! – раздался истошный крик.

Гектор посмотрел в сторону и увидел невдалеке городскую сумасшедшую – Кассандру, успешно выдавшую себя за пророчицу, и, хотя её предсказания никогда не сбывались, от отсутствия клиентов она не страдала. Рядом стоял какой-то тип в доспехах военачальника. К своему удивлению, Гектор не мог вспомнить его лица, хотя знал всех воевавших офицеров. С ними стояло несколько крупных землевладельцев, хозяев прибыльных и не только домов, лавочники, ранее пойманные на хищениях из казны и тому подобные лица с сомнительной репутацией. Гектор даже рассмотрел нескольких городских лицедеев.

– Это дар богов! Надо забрать статую в город! – снова раздался истошный крик Кассандры.

– Забрать ЭТО в наш город?! Вы в своём уме? Неужели боги нас настолько не любят, что послали это убожество, простите за тавтологию? – Гектор откровенно был удивлён. – Да от него не то что кони, люди будут шарахаться! Ещё убьётся кто. По-моему, это вообще сортир. Спалить!

– Мы разгневаем богов! Троя падёт! – надрывалась Кассандра.

– Пусть напоминает нам о нашей великой победе! – вторил ей человек в доспехах. Рядом стоящие активно кивали. Потом они начали активно о чём-то шептаться, и Гектору показалось, что ветер донёс до него имя Агамемнона, но решил, что всё-таки показалось.

– Пусть народ решит! – раздалось со стороны странной компашки. – Плебейсцит! Плебейсцит!

– Херон с вами! – в сердцах сказал Гектор. – Народ так народ. Решайте сами.

И, развернув коня, помчался в сторону пока ещё свободной Трои.

petrimazepa.com

Ахиллес и Гектор. Немножко другая история: peaceinukraine

Сойдя с колесницы, Ахиллес в который рассматривал стены Трои. Первый раз он видел их так близко и, надо сказать, они производили впечатление. Нет, даже не своей величиной. Скорее своей правильностью. Идеальные формы. Одинаковые камни. Ровные швы. Он почуствовал приступ раздражения. С этими троянцами всё было не так.

Вечно какие-то… правильные. Гордые. В белых одеждах под доспехами. И это в пустыне! Говорят, они моются два раза в день. Учат науки, языки, сочиняют стихи. Даже простые граждане и, даже, воины. Чистоплюи. Ахиллес сплюнул. Попробовали бы они как мы в походе – не мыться до возвращения. Да извелись бы. Слабаки. Ахилл повеселел, но вспомнив про Патрокла и зачем он тут, снова впал в прежнее настроение.

– Гектор! – Заорал он. – Выходи, сука. Биться будем.

Со стены выглянул какой-то солдат, равнодушно посмотрел на великого воина и снова исчез.

– Гектор! – продолжал периодически волать Ахиллес. – Выходи, подлый трус!

– Гектор!!!

– Ну чего ты орешь? – внезапно раздался сверху голос. – Ты что, считаешь, что мне делать нечего и я тут круглые сутки дежурю на стене в ожидании – не прийдет ли великий Ахилл и не позовет ли меня? Мне, знаешь ли из покоев сюда не пять минут идти…

– Ладно, – раздалось сверху. – Чего пришел-то?

– Биться! С тобой! Ты убил моего брата! Патрокла!

– Да? – Несколько иронично переспросил Гектор со стены. – А я-то, грешным делом думал, что тебя. Удивился еще. Неужто я ошибся и принял его доспехи за твои, скованные самим Гефестом? Или то была карфагенская подделка? Эти карфагенцы они такие – что хошь подделают. – Гектор явно издевался.

– Мои. – Ахилл замялся. В разговоре троянец явно и без труда загонял его в угол.

– Так ты специально дал их Патроклу, или он украл их? – Забил последний гвоздь в гроб дискуссии Гектор и внимательно уставился на Ахилла сверху вниз.

Крыть было нечем. Ахиллес посмотрел на Гектора и угрожающе произнес:

– Выходи! Тут поговорим. А не то…

– Не то что?

– Не то… Не то ты не мужчина! – Нашелся Ахилл и тут же нарвался на саркастичное:

– Кто сказал?

– Это вряд ли. А вот если выйду – то точно будут считать идиотом. А то и предателем. Я, знаешь ли за оборону города отвечаю, а ты – простой солдат. Кстати, как там Агамемнон? Вы уже помирились?

Ахилл злобно молчал и только яростно размахивал мечом. Гектор задумался.

– Ладно. Жди. – Внезапно бросил он и скрылся за стеной.

От нечего делать, Ахиллес стал изучать пустыню вокруг. Вся она была в каких-то странных ровных круглых ямах. “Даже ямы у них одинаковые, тьху!” – подумал Ахилл. От нечего делать он помочился на колесо.

Через некоторое время ворота открылись и показался Гектор. Когда он подошел ближе, Ахилл увидел, что тот уже не молод, хоть еще и не стар, на лице и теле виднелись шрамы от старых ран. Воин Трои оказался очень высоким, но развитые мышцы не делали фигуру долговязой. Это был опытный боец и военноначальник, взгляд его был цепким, казалось он видит Ахиллеса насквозь. Но никакого впечатления на грека это не произвело. И не таких видали.

– Я убью тебя! – Процедил великий воин своему визави.

– Эт вряд ли. – Гектор был спокоен. Он достал меч из ножен и ступил в одну из ям. – А знаешь почему?

Ахилл почувствовал подвох и на всякий случай прыгнул в одну из ям и в момент выпрыгнул из нее, продемонстрировав свою легендарную скорость и силу. Подумал, осмотрелся и снова спрыгнул вниз. Потопал ногой, все было нормально и он стал в боевую стойку и тоже достал меч.

– Почему?

– А ты сзади ничего не видишь?

– Сука! – С грацией и скоростью змеи Ахиллес развернулся, несколько раз рассек воздух мечом и уставился на неподвижные холмы, за которыми было море и его лагерь. Ничего не нарушало спокойствие, лишь несколько чаек летели далеко в высоте.

– Не вижу. – ответил он после некоторой паузы.

– Правильно. – Гектор был по-прежнему ироничен. – Это потому что там ничего нет.

Ахиллес яростно повернулся обратно.

– Так! Что за…

Гектор стоял с поднятой вверх рукой. Что-то на мгновение закрыло Солнце, Ахиллес посмотрел вверх и тут же рухнул, придавленный упавшим сверху огромным круглым камнем.

– В яблочко! – Геркулес хлопнул в ладоши и помахал в сторону стен Трои. – Молодцы!

Из-под камня раздался стон. Пыль рассеялась и Гектор увидел две торчащие ноги. Обойдя глыбу, он нашел и остальное. Ахиллес не выронил меч и хрипел с открытыми невидящими глазами. Но стоило Гектору подойти ближе, как раздался свист и меч в рука Ахилла рассек воздух. Только воздух, потому что Гектор с удивительной прытью отскочил.

– Ну-ну. – Ишь как мы притворяться умеем. – Живучий, гад.

Ахилл, не скрываясь уже, уперся ногами в землю, а руками в каменный шар, придавивший его к земле.

– Та не, даже не пытайся. 100 ваших талантов, не менше. Даже тебе такое не поднять.

Ахилл прекратил попытки освободиться и в ярости смотрел на противника.

– Это подло. – Выдавил он из себя, – я позвал тебя биться на равных, а ты…

– Та ну? – Гектор уже не выглядел веселым. – На равных? Сперва вы припираетесь со своей армией в мою маленькую страну, захватываете ее кусок, наводите там мрак и ужас, потом вы пытаетесь захватить все остальное, получаете по сусалам, от нашей, заметь, значительно меньшей армии, потом ты переодеваешь своего любов… ну хорошо, пусть будет брата… Так вот. Ты сам! Сам, да, не спорь, у нас разведка нормально работает, даешь ему свои доспехи, чтобы ввести всех в заблуждение, и ждешь. Или я увижу, что это не ты и откажусь от боя и все будут говорить, что Гектор на поле боя засцал биться с Ахиллесом, или, как и произошло, я его убиваю и теперь все греки кричат, про то, как бездушные троянцы убивают детей. И накручивают своих граждан, солдат и представителей других наций. А потом ты едешь биться со мной “на равных”. То есть себя, полубога с доспехами выкованными специально для тебя богом, заколодованного на неуязвимость ты считаешь как-бы равным по силам мне, простому смертному? И ты считаешь это честным поединком? Ну в таком случае я считаю честным и правильным применить камнеметательную машину. Заметь, высокоточное оружие, ага. Наука. – Гектор помолчал. – Так что Патрокла по-сути убил ты сам. И нечего вешать меня своих покойников.

– Патрокл пал во имя великой цели! Мы не просто так пришли! Мы мстить пришли! Твой брат украл жену у церя Менелая! И мы не армия! Мы добровольцы!

– Про украл это тебе кто рассказал? Вербовщик? Ничего, что ее никто не крал, а она сбежала от мужа, который ее избивал? Про свободу выбора слышал, а, боец? Поназабивают себе головы херней и приходят потом с мечом и претензиями к чужим городам. – Гектор в сердцах стукнул здоровенным кулаком по камню. Ахиллес скривился. “Свобода выбора. Хрень какая-то. Уроды троянские. Придумают всякую хуйню…”

– Не армия они! – продолжал Гектор. – Надо же! А греческое оружие, корабли и доспехи вы на пляже нашли??!

– Да! – Ахиллес попытался не смотреть Гектору в глаза. – Приезжаем, а там под песочком оно все и лежит. Может спрятал кто?

Гектор моча смотрел на придавленного героя. Тот отводил взляд.

– Мы защищаем Грецию! – Наконец выдавил Ахиллес из себя.

Ахиллес молчал.

Ахиллес яросно заорал.

Гектор поднял меч…

* * *

На следующий день Гектор с семьей и другие граждане свободной Трои смотрели с холма на опустевшее побережье.

– Н-да. Ну и срач. Дикари. Как нам это все вычищать? О. А это еще что? – Гектор показал на странное сооружение, возвышавшееся посреди брошенного берега.

– Кажется, это статуя. Может, конь. – С сомнением сказал Парис.

– Конь?! Я был лучшего мнения о греческой художественной школе. Спалите нахрен.

– Нет! – Раздался истошный крик.

Гектор посмотрел в сторону и увидел невдалеке городскую сумасшедшую – Кассандру, успешно выдавашую себя за пророчицу, и хотя ее предсказания никогда не сбывались, от отсутствия клиентов она не страдала. Рядом стоял какой-то тип в доспехах военноначальника. К своему удивлению, Гектор не мог вспомнить его лица, хотя знал всех воевавших офицеров. С ними стояло несколько крупных землевладельцев, хозяев прибыльных и не только домов, лавочники, ранее пойманные на хищениях из казны и тому подобные лица с сомнительной репутацией. Гектор даже рассмотрел нескольких городских лицедеев.

– Это дар богов! Надо забрать статую в город! – снова раздался истошный крик Касандры.

– Забрать ЭТО в наш город? Вы в своем уме? Неужели боги нас настолько не любят, что послали это убожество, простите за тавтологию? – Гектор откровенно был удивлен. – Да от него не то что кони, люди будут шарахаться! Еще убьется кто. По-моему, это вообще сортир. Спалить!

– Мы разневаем богов! Троя падет! – надрывалась Кассандра.

– Пусть напоминает нам о нашей великой победе! – Вторил ей человек в доспехах. Рядом стоящие активно кивали. Потом они начали активно о чем-то шептаться и Гектору показалось, что ветер донес до него имя Агамемнона, но решил, что показалось.

– Пусть народ решит! – Раздалось со стороны странной компашки. – Плебейсцит! Плебейсцит!

– Херон с вами, – в сердцах сказал Гектор. – Народ, так народ. Решайте сами.

И, развернув коня, помчался в сторону пока еще свободной Трои.

Оригинал взят у a_s_k_e_t в Ахиллес и Гектор. Немножко другая история

peaceinukraine.livejournal.com

Ахиллес и Гектор в «Илиаде»

С тем и умирает Гектор, предрекая Ахиллесу скорую гибель от стрелы брата:

Но трепещи, да не буду тебе я божиим гневом

В оный день, когда Александр и Феб стреловержец,

Как ни могучего, в Скейских воротах тебя ниспровергнут!

Подбежавшие ахейцы снова и снова пронзали пиками уже бездыханное тело героя, но и мертвый, он был прекрасен, «все изумлялись, смотрели на рост и на образ чудесный».

Ахиллес, однако, еще не утолил своего гнева и «недостойное дело замыслил», он проколол ему сухожилия ног, продел ремни и привязал тело Гектора к колеснице, погнал коней, влача тело по пыльной дороге. Билась по дороге прекрасная голова героя, широко разметались и покрывались пылью его черные кудри. На все это смотрели с городских стен жители Трои, плакал, рвал свои седые волосы старый Приам, рыдала Гекуба, горе Андромахи было безмерно. Но и это не утолило жажду мести Ахиллеса. Привезя тело Гектора в свой стан, он и там продолжал «недостойное дело», влачил его тело вокруг могилы Патрокла. На то глядя с Олимпа, не выдержал Аполлон. Он бросил богам тяжкое обвинение в злобе, неблагодарности к Гектору и несправедливой благосклонности к его убийце:

Вы Ахиллесу-грабителю быть благосклонны решились,

Мужу, который их мыслей изгнал справедливость, из сердца

Всякую жалость отверг и, как лев, о свирепствах лишь мыслит…

Так сей Пелид погубил всю жалость, и стыд потерял он…

Землю, землю немую неистовый муж оскорбляет.

Гомер нигде не упоминает о знаменитой пятке Ахиллеса, единственном уязвимом месте тела героя. И, видимо, не случайно, тогда его поединок с Гектором выглядел бы чудовищным убийством, ибо перед ним троянец представал бы безоружным, легко уязвимым.

В чем вина Ахиллеса? А он несет в себе, бесспорно, трагическую вину. За что молчаливо осуждает его Гомер? В потере чувства меры. Здесь перед нами одна из величайших заповедей древних греков и в жизни и в искусстве – чувство меры. Всякое преувеличение, всякий выход за норму чреват бедой. Ахиллес же постоянно нарушает границы. Он чрезмерно любит, чрезмерно ненавидит, чрезмерно гневен, мстителен, и в этом его трагическая вина. Даже любимый им Патрокл побаивается его.

Поэма кончается сценой выкупа тела Гектора. Это тоже знаменитая сцена, где Гомер проявил величайшее психологическое прозрение. Старый Приам, сопровождаемый одним возницей, проник в охраняемый лагерь Ахиллеса, везя ему богатый выкуп за тело сына. Зевс решил помочь ему и послал к нему Гермеса, который предстал перед старцем «юноше видом подобный, первой брадой опушенному коего младость прелестна», и проводил его невредимым к Ахиллесу.

Встреча и разговор Приама и Ахиллеса, в сущности, есть развязка всего узла событий и чувств, завязавшихся в самом начале поэмы в слове «гнев». Это нравственное поражение Ахиллеса. Его победил Приам силой человеческой любви:

Старец, никем не примеченный, входит в покой и Пелиду

В ноги упав, обымает колена и руки целует, —

Страшные руки, детей у него погубившие многих!

Гомер поистине превзошел себя. Сколько надо ума, сердца, таланта, чтобы понять это! Какую бездну человеческой души надо было изведать, чтобы найти этот потрясающий психологический аргумент.

Храбрый! Почти ты богов! Над моим злополучием сжалься,

Вспомнив Пелея отца: несравненно я жальче Пелея!

Я испытую, чего на земле не испытывал смертный:

Мужа, убийцы детей моих, руки к устам прижимаю.

И Ахиллес побежден. Впервые боль проникла в его сердце жалость к человеку, он прозрен, он понял боль другого человека и заплакал вместе с Приамом. «И насладился Пелид благородный слезами». Как прекрасно, оказывается, чувство милосердия, как радостно прощать, забывать о злой и жестокой мести и любить человека! Приам и Ахиллес, будто обновленные, не могут найти в себе недавнего чувства ожесточения, вражды друг к другу:

Долго Приам Дарданид удивлялся царю Ахиллесу,

Виду его и величеству: бога, казалось, он видит.

Царь Ахиллес удивлялся равно Дарданиду Приаму,

Смотря на образ почтенный и слушая старцевы речи.

Оба они наслаждались, один на другого взирая.

Таков финал великой всечеловеческой драмы всех времен и народов.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Гомер наполнил свою поэму множеством имен и исторических сведений, свел воедино сотни судеб, снабдил ее самыми яркими реалистическими картинами быта и жизни своих соплеменников, расцветил красками поэтических сравнений, эпитетов, но в центре поставил основу – противоборство двух великих героев Ахиллеса и Гектора. Их образ монументален, но мы ясно видим, что они такие же живые люди как и мы, чувствуем как бьются их сердца, понимаем их слабости и страсти. Они смеются и плачут, они кричат и бранятся, временами они жестоки, временами добры – но они всегда живые. Их портрет верен, ни единой фальшивой, придуманной, прорисованной черты не усмотрим мы в них. Реализм Гомера здесь на самом высоком уровне. Его сердце порой переполняется ужасом и жалостью, видя то что происходит на страницах его же поэмы, но он не судит своих героев. Виновны боги. Зевс это допустил.

Перед нами свершается жизнь в ее трагическом апофеозе. Потрясающая своим драматизмом картина. Но нет удручающего нас уничижения человека перед неподвластными ему силами мира. Человек и в смерти и в трагедии велик и прекрасен. Именно это и определило эстетическое обаяние самой трагедии, когда «печаль» становится «усладой».

mirznanii.com

Ахиллес и Гектор в «Илиаде»

Всякое литературное произведение далекого прошлого способно привлечь и увлечь человека нового времени изображением исчезнувшей жизни во многом поразительно не схожей с нашей жизнью сегодня. Исторический интерес, свойственный любому человеку, естественное желание узнать, «что было раньше», — начало нашего пути к Гомеру, точнее одного из путей. Мы спрашиваем: кто он был, этот Гомер? И когда жил? И «сочинил» ли своих героев или в их образах и подвигах отображены подлинные события? И насколько верно они отражены и к какому времени они относятся? Мы задаем вопрос за вопросом и имеем ответы в статьях и книгах о Гомере, а к нашим услугам не сотни и не тысячи, а десятки тысяч книг и статей, целая библиотека, которая продолжает расти и сейчас.

Ученые не только обнаруживают все новые факты, имеющие отношение к гомеровским поэмам, но и открывают новые точки зрения на поэзию Гомера в целом, новые способы ее оценки. Была пора, когда каждое слово «Илиады» и «Одиссеи» считали непререкаемой истиной – древние греки видели в Гомере не только великого поэта, но и философа, педагога, одним словом – верховного судью на все случаи жизни. Была и другая пора, когда все в «Илиаде» и «Одиссеи» считали вымыслом, или безнравственным анекдотом, оскорбляющим «хороший вкус».

Потом пришла пора, когда Гомеровы «Басни» одна за другой стали подкрепляться находками археологов: в 1870 году немец Генрих Шлиман нашел Трою, у стен которой сражались и умирали герои «Илиады»; спустя четыре года тот же Шлиман раскопал «обильные златом» Микены – город Агамемнона, вождя греческого воинства под Троей.

Список «Гомеровских открытий» чрезвычайно обширен и до сегодня не закрыт – и едва ли закроется в ближайшем будущем. И все же необходимо назвать еще одно из них – самое важное и самое сенсационное в нашем веке. В ходе раскопок на острове Крите, а также в Микенах, в Гилосе и в некоторых других местах в южной части Балканского полуострова археологи нашли несколько тысяч глиняных табличек, исписанных неведанными письменами. Чтобы их прочитать потребовалось почти полвека, потому что не был известен даже язык этих надписей. Лишь в 1953 году тридцатилетний англичанин Майкл Вентрис решил задачу дешифровки так называемого линейного письма «Б». Этот человек погибщий в катастрофе три с половиной года спустя не был историком античности, ни специалистом по древним языкам – он был архитектор. И тем не менее ему удалось сделать самое крупное и самое поразительное открытие в науке об античности. Его открытие дало в руки исследователей подлинные греческие документы того же примерно времени, что события «Илиады» и «Одиссеи». Документы, расширившие, уточнившие, а кое в чем и перевернувшие прежние представления о прообразе того общества и государства, которые изображены у Гомера.

«Одиссея» и «Илиада» относятся к важнейшим и некоторое время единственным источникам информации о периоде, который последовал в греческой истории за микенской эпохой. Однако кроме самого содержания этих произведений, ученых уже продолжительный период волнует вопрос о происхождении поэм, о личности их автора или авторов, о времени создания. Не смотря на отсутствие какой-либо достоверной информации о Гомере как реальной личности, его существование не ставилось под сомнение. Шли лишь споры о месте его рождения, о годах жизни. По наиболее распространенной версии он был жителем острова Хиос. Однако уже в древности шли ожесточенные споры между греческими городами за право называться родиной великого поэта. Биографические сведенья о нем, дошедшие до нас от позднейших античных авторов, противоречивы, не всегда правдоподобны, зачастую представляют собой очевидные домыслы.

Вызывает сомнение античная традиция о слепоте Гомера: автор «Илиады» и «Одиссеи», во всяком случае, прожил зрячим большую часть жизни, впитал в себя яркие картины природы и бытия человека на ее фоне, побывал в гуще сражения, лично соприкоснулся едва ли не со всеми сторонами тогдашней жизни.

Видел он своими глазами и троянскую равнину, как это явствует из описания деталей в описаниях «Илиады».

Имя «Гомер», скорее всего, подлинное хотя многие исследователи высказывали сомнения на этот счет. Оно не принадлежит к числу греческих имен, бывших в употреблении, греки его не понимали и всячески пытались объяснить, толкуя его как «заложник», то как «слепец». Едва ли кто мог придумать такое имя для автора «Илиады» и «Одиссеи». Судя по имени гениальный поэт мог быть даже не греком по происхождению: в становлении и развитии эллинской культуры сыграли важную роль многие «варвары» или «полуварвары», усвоившие с детства греческий язык и греческую культурную традицию, — философ Фолес Милетский, отец истории Геродот, писатель-сатирик Лупиан.

Поэмы такой длины и такой сложной структуры, как «Илиада» и «Одиссея», не могли сохраниться в устной эпической традиции, в которой важнейшую роль играла импровизация.

Устное эпическое творчество не знает авторского права; и аэды, которые попытались бы воспроизводить «Илиаду» или «Одиссею» по памяти на слух, неизбежно разрушили бы стройную композицию поэмы, пытаясь каждый на свой лад сделать поэму лучше.

Судя по ряду признаков, обе поэмы были созданы в VIII в. до н. э. «Илиада» примерно на полвека раньше «Одиссеи».

Время жизни Гомера датировалось по-разному — от XI до начала VIII в. до н. э. Древние историки все же предполагали, что Гомер жил приблизительно в середине IX в. до н.э., и был уроженцем одного из греческих городов Эгейского побережья Малой Азии.

Используя Гомера, мы всегда должны помнить, что перед нами не исторический документ в строгом значении этого слова, а художественное произведение.

НЕМНОГО ИСТОРИИ

В начале IIтысячелетия до н.э. на Балканском полуострове появились племена греков-ахейцев. К середине этого тысячелетия в южной части полуострова сложились рабовладельческие государства. Каждое из них было небольшой крепостью с примыкавшими к ней землями. Во главе каждого стояли, по-видимому, два властителя. Властители-цари со своими приближенными жили в крепости, а у ее подножья возникал поселок, населенный царскими слугами, ремесленниками, купцами. Сперва города боролись друг с другом за главенство, потом, около XV столетия до н.э., начинается проникновение ахейцев в соседние страны, за море. В числе прочих их завоеваний был и остров Крит – главный центр древнейшей, догреческой культуры юго-восточного района Средиземноморья. Задолго до начала ахейского завоевания на Крите существовали государства с монархической властью, и общество четко разделявшееся на классы свободных и рабов. Критяне были умелыми мореходами и купцами, отличными строителями, гончарами, ювелирами, художниками, знали толк в искусстве, владели письменностью. Ахейцы и прежде испытывали сильное воздействие высокой и утонченной критской культуры; теперь, после покорения Крита, она окончательно стала общим достоянием ахейцев и критян. Ученые называли ее крито-микенской.

Землею, постоянно привлекавшей внимание ахейцев, была Троада на северо-западе Малой Азии, славившаяся выгодным местоположением и плодородною почвой. К главному городу этой земли – Илиону, или Трое, — не раз снаряжались походы. Один из них, особенно продолжительный, собравший особенно много кораблей и воинов, остался в памяти греков под именем Троянской войны. Древние относили ее к 1200 году до н. э., и работы археологов, копавших Гиссарлыкский холм вслед за Шлиманом, подтверждают древнюю традицию.

Троянская война оказалась кануном крушения ахейской мощи. Вскоре на Балканах появились новые греческие племена – дорийцы, такие же дикие, какими тысячу лет назад были сами ахейцы. Они прошли через весь полуостров, вытесняя и подчиняя ахейцев, и до основания разрушили их общество и культуру. История обратилась вспять: на месте рабовладельческого государства вновь появилась родовая община, морская торговля заглохла, забылись ремесла, письменность. Забывалось и прошлое, цепь событий разрывалась, и отдельные звенья обращались в предания, в мифы. Мифы о героях были для древних такою же непререкаемой истиной, как мифы о богах, и сами герои становились предметом поклонения. Героические предания переплетались друг с другом и с мифами о богах. Возникали круги, циклы мифов, соединявшихся как последовательностью фактов, лежавших в их основе, так и законами религиозного мышления и поэтической фантазии. Мифы были почвою, на которой вырос греческий героический эпос.

Героический эпос есть у каждого народа. Это повествование о славном минувшем, о событиях первостепенной важности, которые были поворотным пунктом в истории народа. Таким событием, или по крайней мере одним из таких событий, оказался великий поход на Трою; сказания о нем сделались важнейшей сюжетной основой греческого эпоса. Но от времени, когда создавался эпос, эти события были отделены тремя, а то и четырьмя веками, и потому к картинам ушедшей жизни, запомнившимся с необыкновенной точностью, присоединялись детали и подробности, заимствованные из жизни, которая окружала неведомых нам творцов эпоса. В самой основе мифа многое оставалось нетронутым, но и многое и перетолковывалось на новый лад, в согласии с новыми идеалами и взглядами. Многослойность, а стало быть, и неизбежная противоречивость, изначально была характерной чертой греческого эпоса, а так как он находился в непрестанном движении, число слоев все увеличивалось. Подвижность эта неотделима от самой формы его существования: как и у всех народов, героический эпос у греков был устным творчеством, и письменное его закрепление знаменовало последний этап в истории жанра.

Исполнителями эпических произведений и вместе с тем их со-творцами, соавторами были певцы, по-гречески «аэды». Они знали наизусть десятки тысяч стихотворных строк, перешедших к ним по наследству и неизвестно кем и когда сочиненных; они владели набором традиционных средств и приемов, тоже переходивших от одного поколения поэтов к следующему (сюда относятся и разнообразные формулы-повторы для описания сходных или в точности повторяющихся ситуаций, и постоянные эпитеты, и особый стихотворный размер, и особый язык эпоса, и даже самый круг сюжетов, довольно широкий, но все же ограниченный). Обилие устойчивых, неизменных элементов были необходимых условием для самостоятельного творчества: вольно их комбинируя, переплетая с собственными стихами и полустишьями, аэд всегда импровизировал, всегда творил наново.

mirznanii.com