Краткое содержание «Архипелаг ГУЛАГ» Солженицына А.И.

Арест. За что? За все!

Колыма была самым крупным и знаменитым островом, полюсом лютости этой удивительной страны ГУЛАГ, географией разодранной в архипелаг, но психологией скованной в континент, который населял народ зэков.

Автор провел там в заключении одиннадцать лет.

В этой книге нет ни вымышленных лиц, ни вымышленных событий.

На Архипелаг одни попадают по долгу службы или армейскому призыву (охранять), а другие — потому что их арестовали.

Арест. Не надо спрашивать: «За что?» Не стоит надеяться, что это ошибка, что разберутся. «Политические аресты нескольких десятилетий отличались у нас именно тем, что схватывались люди ни в чем не виновные, а потому и не подготовленные ни к какому сопротивлению. Создавалось общее чувство обреченности, представление, что от ГПУ-НКВД убежать невозможно».

Арест сопровождается обыском.

«При аресте паровозного машиниста Иношина в комнате стоял гробик с его только что умершим ребенком. …Выбросили ребенка из гробика, искали и там».

Аресты 29-го — 30-го годов, «поток с добрую Обь»: раскулаченные мужики (самые хозяйственные, земная опора).

«Поток 44-го — 46-го годов, с добрый Енисей»: тех, кто был в плену

в Германии и вернулся.

«Поток 37-го года прихватил и понес на Архипелаг также и людей с положением, людей с партийным прошлым, людей с образованием… Тридцать седьмой! Волга народного горя!»

А еще крымские татары, прибалты, чеченцы… А еще — священники, вообще — верующие люди.

А еще «бывшие дворяне», интеллигенция, профессура…

Все «вредители»,, все! Все — и везде.

Всеохватная 58-я статья — за контрреволюционные действия.

Практически все подозревались в шпионаже, вредительстве и диверсиях. Доносить были обязаны все и на всех (и за все), недоносительство

каралось жестоко.

Подозрительность походила бы на анекдот, если бы последствия не были так страшны. После партийного заседания все встают и начинают аплодировать в честь товарища Сталина. Пять, семь, восемь, одиннадцать минут — бессмысленных аплодисментов. А кто первый перестал и сел — того и упекли на десять лет.

Существовал план по заключенным — и косили всех.

Следствие и пытки

Почему же люди, брошенные в тюрьму и отправляемые в лагеря и на расстрел, признавали свою вину, подписывали ложные обвинения?

На следствии их подвергали страшным пыткам: кормили соленым и не давали пить; не давали спать по нескольку суток; угрожали посадить всех, кто дорог; гасили папиросу о кожу подследственного; били, выбивали зубы.

«Камеру раскаляли, пока из пор тела не выступала кровь; увидев это в глазок, клали арестанта на носилки и несли подписывать протокол».

«Брат мой! Не осуди тех, кто так попал, кто оказался слаб и подписал лишнее… Не кинь в них камень».

Против себя бумагу подписать, чтобы избавиться от пыток, испытание менее ужасное, чем быть вынужденным страшными истязаниями клеветать на знакомых, коллег, родных, друзей.

Следователи же требовали выдать сообщников.

«Были, были такие в 37-м, кто избрал смерть, но не подписал ни на кого».

 

Невероятное упоение своей всесильностью! Стоит ли сомневаться, доискиваться правды, если посчастливилось быть голубою фуражкой! Любая вещь, какую увидел — твоя! Любая квартира, какую высмотрел — твоя! Любая баба — твоя! Любого врага — с дороги! Земля под ногою — твоя! Небо над тобой — твое, голубое!

При обысках воровали, тянули все что приглянулось.

Сажали друг друга. Подставляли из страха и для карьеры. Жертвовали своими женами — лишь бы самим уцелеть.

Училища НКВД сулили пайки и двойную-тройную зарплату.

Со стыдом вспоминает автор, как и в армии культивировалось то же презрение к людям, то же убеждение в своей избранности.

«Нарастает гордость на сердце, как сало на свинье.

Я метал подчиненным бесспорные приказы, убежденный, что лучше тех приказов и быть не может. Даже на фронте, где всех нас, кажется, равняла смерть, моя власть быстро убедила меня, что я — человек высшего сорта.

Ел свое офицерское масло с печеньем, не раздумываясь, почему оно мне положено, а солдату нет».

Автор мечтает о справедливом суде. О том, чтобы осуждена была сама идея расправы одних людей над другими. Хотя бы о том, чтобы каждый из виновных признал:

— Да, я был палач и убийца.

Тюремная камера

Автор книги попал в тюрьму прямо с фронта. После отсидки в одиночке и девяноста шести часов следствия он «все еще был с воли!».

Его стали жадно расспрашивать о ходе боев, но подследственные не должны были ничего узнавать о внешнем мире.

В каждой камере обязательно должен быть человек-наседка: осведомитель, стукач. Многие умели определять предателей — и не доверялись им.

В потолке горит двухсотваттная лампочка. На ночь глаза кое-как прикрывают носовыми платками.

В туалет (утренняя и вечерняя оправка) нужно ходить строго по расписанию. Потом «парашу» (сосуд с испражнениями) выносят. Это стыдная дополнительная пытка.

Еда: баланда, черный хлеб, кипяток — «чай» .

Есть и радости: шахматы, двадцатиминутная прогулка и книги из библиотеки Лубянки. Прекрасные книги! Отобранные у расстрелянных и погубленных…

Если в камере есть окно, то на окне — «намордник»: приспособление, не позволяющее заключенному выглянуть из окна, увидеть хоть что-нибудь, кроме кусочка неба…

Соседи по камере: каждый — судьба и характер.

Старый революционер, сидевший еще в царских тюрьмах, — выносливый и стойкий. Крупный инженер из крестьян, привыкший жить на широкую ногу: он мечется, не находит себе места — вся шикарная жизнь пошла под откос.

Измученный офицер, побывавший в плену у фашистов. СССР не признавал своих вчерашних солдат, не поддерживал их в плену. Норвежцы и англичане получали от своих правительств богатые пайки — и кидали часть еды через забор русским.

И это СССР — «самая справедливая страна в мире», Родина-Мать.

«И как правильно быть, если мать продала нас цыганам, нет, хуже4— бросила собакам? Разве она остается нам матерью?»

«Девятого мая принесли обед вместе с ужином, как на Лубянке делалось только на 1-е мая и 7-е ноября.

По этому мы только и догадались о конце войны.

Не для нас была та Победа. Не для нас — та весна».

«Та весна»

«Та тюремная томительная весна под марши Победы стала расплат-ной весной моего поколения.

Это нам над люлькой пели: «Вся власть советам!» Это мы загорелою детской ручонкой тянулись к ручке пионерского горна и на возглас «Будьте готовы!» салютовали «Всегда готовы!». Это мы в Бухенвальд проносили оружие и там вступали в компартию. И мы же теперь оказались в черных за одно то, что все-таки остались жить».

Не только военнопленные попадали в тюрьмы и лагеря, но и многие офицеры-освободители, которые видели Европу и могли Сравнить.

Горько и горячо говорит автор о Родине, которая трижды предала своих солдат.

Первый раз, когда правительство сделало все для проигрыша войны: уничтожило линии укреплений, подставило авиацию на разгром, разобрало танки и артиллерию, лишило толковых генералов и запретило армиям сопротивляться.

Военнопленные — это и были именно те, чьими телами был принят удар и остановлен вермахт. Второй раз бессердечно предала их Родина, покидая подохнуть в плену.

И теперь третий раз бессовестно она их предала, заманив материнской любовью («Родина простила! Родина зовет!») и накинув удавку уже на границе.

Автор проводит исторические параллели: «Еще давняя наша пословица оправдывала плен: «Полонен вскликнет, а убит — никогда». При царе Алексее Михайловиче за полонное терпение давали дворянство! выменять своих пленных, обласкать их и обогреть была задача общества во ВСЕ последующие войны ».

Амнистии не будет!

В тюрьмах после Победы ждали амнистии, а получали направление и лагеря.

Сроки назначали без суда и доказательств так называемые «особые тройки», или ОСО.

За что?

Можно было «пришить» любое из этих обвинений:

— АСА — Антисоветская Агитация

— КРД — Контрреволюционная Деятельность

— КРТД — Контрреволюционная Троцкистская Деятельность (эта буквочка «т» очень утяжеляла жизнь зэка в лагере)

— ПШ — Подозрение в Шпионаже (шпионаж, выходящий за подозрение, передавался в трибунал)

— СВПШ — Связи, Ведущие (!) к Подозрению в Шпионаже

— КРМ — Контрреволюционное Мышление

— ВАС — Вынашивание Антисоветских настроений

— СОЭ — Социально Опасный Элемент

— СВЭ — Социально Вредный Элемент

— ЧС — Член Семьи (осужденного по одной из предыдущих литер).

«На новосибирской пересылке в 1945 году конвой принимает арестантов перекличкой по делам. «Такой-то!»— «58-1-а, двадцать пять лет». Начальник конвоя заинтересовался: «За что дали?» — «Да ни за что» . — «Врешь. Ни за что — десять дают!»

«К высшей мере»

«Смертная казнь в России имеет зубчатую историю. В Уложении Алексея Михайловича доходило наказание до смертной казни в 50 случаях, в воинском уставе Петра уже 200 таких артикулов. А Елизавета, не отменив смертных законов, однако и не применила их ни единожды: говорят, она при восшествии на престол дала обет никого не казнить — и все 20 лет царствования никого не казнила.

Екатерина II сохранила для защиты себя, трона и строя, то есть в случаях политических (московский чумной бунт, Пугачев) она признала казнь вполне уместной.

При Павле отмена смертной казни была подтверждена…

Кровь пяти декабристов разбудила ноздри нашего государства. С тех пор казнь за государственные преступления не отменялась и не забывалась до самой Февральской революции…

И сколько же человек было за это время в России казнено? Было казнено 486 человек, то есть 17 человек в год!»

Смертная казнь была восстановлена во всех правах с июня 1918 года — нет, не «восстановлена», а — установлена как «новая эра казней» .

И, например, в 1939-1940 годах было расстреляно по Союзу ПОЛМИЛЛИОНА «политических» и 480 тысяч блатарей (уголовников).

« В благополучном и слепом нашем существовании смертники рисуются нам роковыми и немногочисленными одиночками. Мы инстинктивно уверены, что мы-то в смертную камеру никогда бы попасть не могли, что для этого нужна если не тяжкая вина, то во всяком случае выдающаяся жизнь. Нам еще много нужно перетряхнуть в голове, чтобы представить: в смертных камерах пересидела тьма самых серых людей за самые рядовые поступки, и — кому как повезет — очень часто не помилование получали они, а вышку» (так называют арестанты «высшую меру»).

«…Если б когда-нибудь родственники расстрелянных сдали бы в одно издательство фотографии своих казненных, и был бы издан альбом этих фотографий, несколько томов альбома, — то перелистыванием их и последним взглядом в померкшие глаза мы бы много почерпнули для своей оставшейся жизни. Такое чтение, почти без букв, легло бы нам на сердце вечным наслоем.

В одном моем знакомом доме, где бывшие зэки, есть такой обряд: 5 марта, в день смерти Главного Убийцы, выставляются на столах фотографии расстрелянных и умерших в лагере — десятков несколько, кого соврали. Траурная музыка. Приходят друзья, смотрят на фотографии, молчат, слушают, тихо переговариваются; уходят, не попрощавшись.

Вот так бы везде… Хоть какой-нибудь рубчик на сердце мы бы вынесли из этих смертей ».

Корабли Архипелага

Как из тюрем доставляют заключенных в лагеря?

«Вагон-зак — какое мерзкое сокращение! Как, впрочем, все сокращения, сделанные палачами. Хотят сказать, что это — вагон для заключенных. Но нигде, кроме тюремных бумаг, слово это не удержалось. Усвоили арестанты называть такой вагон столыпинским или просто Столыпиным. Это очень напоминает зверинец: за сплошной решеткой, па полу и на полках, скрючились какие-то жалкие существа, похожие на человека, и жалобно смотрят на вас, просят пить и есть. Но в зверинце так тесно никогда не скучивают животных.

Н. В. Тимофеев-Рессовский ехал из Петропавловска в Москву в купе, где было ТРИДЦАТЬ ШЕСТЬ ЧЕЛОВЕК!

Несколько суток он ВИСЕЛ в купе между людьми, ногами не касаясь пола. Потом стали умирать — их вынимали из-под ног…»

Кормят хлебом да селедкой — варить-то кашу в поезде некому. Поды стараются не давать — а то конвою придется водить лишний раз на«оправку».

Отвратительно в этом поезде общение с «блатарями», которые обирают «политических» и готовы убить, растоптать, унизить.

Воры и бандиты — «социально близкие» советской власти, «политические» — чуждые.

Сопротивляться блатной банде невозможно: вы замахнетесь — вам всадят нож промеж ребер.

Конвой — тоже ворует, не дает пайковый сахар, а хлеб, положенный по разнарядке заключенным, выдает им в обмен на их же вещи.

Пересыльные тюрьмы

Тюрьму не топили — и не только не мерзли, но на верхних нарах лежали раздетые. Выдавливали все стекла в окнах, чтоб не задохнуться. Потому что в камере вместо положенных двадцати человек сидело ТРИ СТА ДВАДЦАТЬ ТРИ!

Норму питания не людям давали, а на десятку. Если кто из десятки умрет, его прятали под нары и на него получали норму.

« Посуды не было никакой! Баланду во что хочешь бери — в полу, в ладони! Воду цистернами привозили, а разливать не во что, так струей поливают, кто рот подставит — твоя» .

Деньги, продукты и вещи у «политических» отбирают блатные. Пи рассказам иногда «58-я» бьет уголовников, но на защиту «социально близких» выступает охрана с огнестрельным оружием.

«Но даже новичку, которого пересылка лущит и облупливает — они нужна, нужна! Она дает ему постепенность перехода к лагерю. В один шаг такого перехода не могло бы выдержать сердце человека. В этом мороке не могло бы так сразу разобраться его сознание. Надо постепенно».

На пересылке руководители строек или производств, где нужны были рабочие, покупали здоровых и работоспособных заключенных, как рабов. Товар «требовали прогонять перед ними живым и голым».

Офицеры выбирали наложниц для себя и своего окружения.

Опытные лагерники учили новичков: «С первого шага в лагере каждый будет стараться вас обмануть и обокрасть. Не верьте никому, кроме себя!»

Вот, например, выгрузили заключенных из эшелона, и конвой приготовился вести их десять километров до лагеря по рыхлому глубокому снегу. Подъехали сани, кучер предложил подвезти вещи, забрал — и больше его никогда не видели. Но какие люди встречаются на пересылке! Настоящая интеллигенция! И они стараются держаться, не терять привычки к умственной работе.

Так, автору представился один из зэков:

— Профессор Тимофеев-Рессовский, президент научно-технического общества 75-й камеры. Наше общество собирается ежедневно после утренней пайки около левого окна. Не могли бы вы нам сделать какое-нибудь научное сообщение?

Соловки — Беломор — Колыма…

Соловец, Печора, Воркута — вся северная часть Архипелага рождена была Соловками. Но еще и на Среднем и Южном Урале, в Закавказье, в Центральном Казахстане, в Средней Азии, в Сибири и на Дальнем Во стоке.

Беломорканал — одна из самых известных душегубок. Прославили ее как средство «перековки», перевоспитания. Приезжал на строительство, где людей убивали голодом, скученностью и тяжелым трудом, Максим Горький. Ждали, что он расскажет правду. Известен факт, что Горького встречать вышли с газетами, перевернутыми вниз заголовком: знак, что все, что рассказывают об энтузиазме «перековывающихся» ложь. Нашелся молодой человек, который посмел рассказать писатели! обо всех издевательствах над заключенными. После отъезда гостя юношу расстреляли.

 

А великий правдолюбец написал восхищенную статью о строительстве канала.

Этот канал был не нужен. По этому мелкому руслу нельзя было перевозить грузы, людей, сплавлять лес.

Колыма: заключенные голодали так, что на ключе Заросшем съели труп лошади, который пролежал в июле более недели, вонял, и весь шевелился от мух и червей. На прииске Утином зэки съели полбочки солидола, привезенного для смазки тачек.

Ни выходных, ни праздников, ни своего дома, ни имущества, ни семье.

Существуют в лагерях и верные сталинцы. Вот одна из них: «она повязывается в лагере красной и только красной косынкой, хотя ей уже за сорок (таких косынок не носит на заводе ни одна лагерная девчонка и ни одна вольная комсомолка). Никакой обиды за расстрел мужа и за собственные отсиженные восемь лет она не испытывает: «долгий срок исключения не сломил моей воли в борьбе за советскую власть».

Туземный быт

«Тачку катать («машина ОСО, две ручки, одно колесо»). Носилки тискать. Кирпичи разгружать голыми руками (покров кожи быстро снимается с пальцев). Таскать кирпичи на себе «козой» (заспинными носилками). Ломать из карьеров камень и уголь, брать глину и песок. Золотоносной породы накайлить шесть кубиков да отвезти на бутару. Да просто землю копать, просто землю грызть (кремнистый грунт да зимой). Уголек рубить под землею. Можно креозотом пропитывать шпалы (и все тело свое).

…Но старше всех работ Архипелага — лесоповал.

В годы войны (при военном питании) звали лагерники три недели лесоповала — сухим расстрелом.

Этот лес, эту красу земли, воспетую в стихах и в прозе, ты возненавидишь! Ты с дрожью отвращения будешь входить под сосновые и березовые своды!»

«Шаламов замечает, что декабристам в Нерчинске был урок в день добыть и нагрузить три пуда руды на человека (сорок восемь килограмм! — за один раз можно поднять!), Шаламову же на Колыме — восемьсот пудов».

Большая удача — попасть в «придурки»: рабочие при кухне, парикмахеры, учетчики (словом, на легкую, да просто несмертельную работу).

Чтобы избавиться от убийственного труда, некоторые решаются сделать себе «мостырку» : умышленно повредить здоровью (обвариться, сломать ногу, съесть какую-нибудь гадость).

Впрочем, заподозрив, что заключенный сделал себе вред нарочно, его н лечить не станут, и участи его не облегчат.

За что сажали?
За то, что улыбнулся, читая газету «Правда».
За чтение Есенина (считалось, что он — контрреволюционный поэт).
За то, что на стене висят иконы.
За рассказанный анекдот.

За то, что на торфоразработках «порицал» жидкий и невкусный суп, а значит, и советскую власть.

Сажали и «правоверных» коммунистов, которые и в лагерях верили в правоту «тигра» Сталина.

Бороться? Примеры сопротивления единичны. Так, троцкисты объявили голодовку почти на пять месяцев. Но «оппортунистов» кормили насильно (через шланг). И требования голодающих не были выполнены.

Нет в русском языке слова гаже, чем «сексоты» (секретные сотрудники), а проще говоря: стукачи, доносчики.

В «стукачи» вербуют: если вы — советский человек, то обязаны доносить. А если несоветский — то «мотать второй срок» в нечеловеческих условиях.

Из уст в уста передавали случаи невероятных побегов. И даже в то страшное время бывало, что беглецам помогали или хотя бы не выдавали их.

Но уж тех беглецов, которых поймали, возвратив на зону и «припаяв» новый срок, бросали в карцер. Часто карцер был просто мокрой ямой, куда швыряли сверху хлеб и рыбу в размокшую от дождей глину.

«Блатняки» проигрывают в карты одежду и жизнь — нет, не свои, «политических». На того, кого проиграли, набрасываются и избивают — все остальные сидят молча, будто ничего не видят, сопротивление бесполезно.

Урки — не Робин Гуды! «Воровская «романтика» — ложная. Когда нужно воровать у доходяг — они воруют у доходяг! Когда нужно с замерзающего снять последние портянки — они не брезгуют и ими. Их великий лозунг — «умри ты сегодня, а я завтра!»

У них свои законы старшинства, по которым их паханы не избираются вовсе, но входя в камеру или в зону, уже сразу признаны за главного. Эти паханы бывают и с сильным интеллектом, всегда же с ясным пониманием блатняцкого мировоззрения и с довольным количеством убийств и грабежей за спиной.

Малолетки — несовершеннолетние, отбывающие срок. За кражу, насилие, увечья и убийства можно было судить детей с двенадцатилетнего возраста (58-я статья при этом тоже подразумевалась).

И за стрижку колосьев (для пропитания) маленьким детям не давали меньше 8 лет!

«И за карман картошки — один карман картошки в детских брючках! — тоже восемь!»

Зона быстро «перевоспитывает» малолеток — они превращаются в маленьких наглых хищников.

«В их сознании нет никакого контрольного флажка между дозво ленным и недозволенным… Для них то все хорошо, чего они хотят, и то все плохо, что им мешает… Пронять малолеток словами — просто нельзя, человеческая речь вырабатывалась не для них, их уши не впус кают ничего, не нужного им».

 

Издевательской по сути является попытка воспитывать заключенных: не умолкают громкоговорители на каждом столбе и в каждом бараке. Они обличают отстающих и умеренно хвалят передовиков.

Проводятся политбеседы. Над ними все смеются, но про себя — опасаются стукачей.

В лагерях гибли крупные ученые.

Отец советского космоплавания Королев был, правда, взят на «шарашку» (лагерную научную лабораторию), но как авиационник. Начальство шарашки не разрешило ему заниматься ракетами, и он занимался ими по ночам.

Крупный отечественный аэродинамик и чрезвычайно разносторонний научный ум — Константин Иванович Страхович, после этапа из ленинградской тюрьмы был в лагере подсобным рабочим в бане.

Через Архипелаг прошли артисты с известными именами: Вадим Козин, Татьяна Окуневская, Зоя Федорова, Лидия Русланова.

Лагерь растлевает: «чем больше делаешь людям гадости, тем больше тебя будут уважать».

Тем дороже примеры людей, которые не умеют духовно гнуться, — (то люди глубоко религиозные или редкие примеры необыкновенной стойкости и честности.

«Безопаснее было при Александре II хранить динамит, чем при Сталине приютить сироту врага народа — однако, сколько же детей таких Мяли, спасли (сами-то дети пусть расскажут). И тайная помощь семьям — была… А кто-то же ушел на Архипелаг и за защиту своих неприметных безвестных сослуживцев».

Сталинские каторга и ссылка. Освобождение

Селили в палатке — в страшные норильские морозы. В палатку на МО человек набивали двести. Вот такая «разумная экономия»: сотня была на работе, а сотня в бараке.

На работе строй оцеплял конвой с собаками, их били кому не лень и подбодряли прикладами. По пути в зону могли по прихоти полоснуть автоматной очередью — и никто не спрашивал с солдат за погибших.

Двенадцать рабочих часов долбили бутовый камень под полярными норильскими вьюгами. За полсуток — 10 минут обогрева. За счет же двенадцати часов отдыха вели из зоны в зону, строили, обыскивали. Барак был без окон и никогда не проветривался. Ни в уборную, ни в столовую, ни в санчасть заключенные не допускались никогда. На все была или параша, или кормушка.

От двенадцати часов камерного «досуга» едва-едва оставались четыре покойных часа для сна.

На каторге гнило много разного народу — в частности учителя, которые преподавали в школах во время оккупации. Неужели нужно было оставить детей — маленьких детей! — без грамоты?

Около 17 миллионов крестьян разорено, послано на уничтожение, рассеяно по стране без права помнить и называть своих родителей.

А верующие? Двадцать лет кряду гнали веру и закрывали церкви.

 

Вера — чистая, горячая — помогала терпеть.

«На всей планете и во всей истории не было режима более злого, кровавого и вместе с тем более лукаво-изворотливого, чем большевистский, самоназвавшийся «советским».

«Почему нас так раздражает украинский национализм, желание наших братьев говорить и детей воспитывать, и вывески писать на своей мове? Почему нас так раздражает их желание отделиться?

…Мне больно писать об этом: украинское и русское соединяются у меня и в крови, и в сердце, и в мыслях».

«Тоже вот и чечены. Тяжелы они для окружающих жителей, говорю по Казахстану, грубы, дерзки, русских откровенно не любят. Но стоило проявить независимость, мужество — расположение чеченов тотчас было завоевано! Когда кажется нам, что нас мало уважают, надо прове рить, так ли мы живем».

Чечены в ссылке жили по своим законам, все их боялись.

Ссылали крымских татар. «Стройная однообразность! — вот преимущество ссылать сразу нациями! Никаких частных случаев! Никаких исключений, личных протестов! Все едут покорно, потому что: и ты, и он, и я. Едут не только все возрасты и оба пола: едут и те, кто во чреве — и они уже сосланы тем же Указом!»

«Кого-то готовился Генералиссимус ссылать в 1953-м году? Евреев ли? Кроме них кого? То ли всю Правобережную Украину? Этого великого замысла мы никогда не узнаем».

И вот — свершилось! Умер Сталин!

Автор после лагеря был определен в ссылку на поселение, и это было для него счастьем: своя низенькая землянка, возможность писать пьесу и работать преподавателем математики и физики в школе.

После XX съезда партии Солженицын написал ходатайство о пересмотре своего дела. Весной стали ссылку снимать со всей пятьдесят восьмой. Однако освобожденных не прописывали в больших городах, и людям умственного труда было трудно найти работу по специальности, да и не только по специальности. Значит, невозможно было получить продовольственные карточки. Где жить? На что жить? Хоть возвращай ся обратно в лагерь. На реабилитированных по-прежнему смотрят с подозрением и презрением.

«Освобождение на этот свет мыслилось ведь не таким. Оно рисова лось нам по пушкинскому варианту: «И братья меч вам отдадут» . Но такое счастье суждено редким арестантским поколениям ».

«Все осталось позади, да не все. Реабилитирован, а покою нет. Редкая неделя, чтобы сон прошел спокойно, а то все зона снится. Вскакиваешь в слезах или будят тебя в испуге» (из воспоминаний бывшего заключенного).

Злодейство тех, кто пытал и допрашивал, кто писал ложные доносы, — не наказано. Хрущевская «оттепель» была недолгой. Журнал «Новый мир» опубликовал повесть Александра Солженицына «Один день Ивана Денисовича» (о жизни заключенного), и далеко не все приня ли ту правду, что была в ней. А вскоре было издано распоряжение изъять произведение из библиотек.

 

«В годовщины своего ареста я устраиваю себе «день зэка»: отрезаю утром 650 хлеба, кладу два кусочка сахара, наливаю незаваренного кипятка. А на обед прошу сварить мне баланды и черпачок жидкой кашицы. И как быстро я вхожу в старую форму: уже к концу дня собираю в рот крошки, вылизываю миску».

«А еще предстоят на воле бывшим зэкам — встречи. Отцов — с сыновьями.

Мужей — с женами. И от этих встреч нечасто бывает доброе. За десять, за пятнадцать лет без нас не могли сыновья вырасти в лад с нами: иногда просто чужие, иногда и враги. И женщины лишь немногие вознаграждены за верное ожидание мужей: столько прожито порознь, все сменилось в человеке, только фамилия прежняя. Слишком разный опыт жизни у него и у нее — и снова сойтись им уже невозможно.

Тут — на фильмы и на романы кому-то, а в эту книгу не помещается».

Нет, не стал суд праведным.

«Архипелаг был. Архипелаг остается. Архипелаг — будет!»

lit-helper.com

Краткое содержание Архипелаг ГУЛАГ Солженицына за 2 минуты пересказ сюжета

В произведении И. И. Солженицына “Архипелаг ГУЛАГ” рассказывается об истории появления лагерей в Советском Союзе, невыносимых условиях жизни репрессированных.

В начале произведения рассказывается о традиционных ночных арестах. Органы власти не имели правовых оснований для арестов. Им необходимы были контрольные цифры для выполнения плана. Системе легче было управлять людьми, которые постоянно жили в страхе.

Священника Ираклия прихожане прятали в течение восьми лет. Когда его удалось арестовать, священнику на душе стало легче. Жить в постоянном страхе из-за ожидаемого ареста было невыносимо.

Многих арестовывали ещё в год революции, когда начали преследовать кадетов. Ленин призывал избавиться от “вредных насекомых”. Позже стали расстреливать или сажать в тюрьмы интеллигенцию, священников, социал-демократов, эсеров.

Во время следствия использовались жестокие пытки. Ставилась главная задача – раздавить волю личности, заставить подписать необходимые протоколы. Личность с сильным духом могла только выдержать такое испытание.

Чистки происходили также в органах власти. Одна их жертв существующего строя стал Ежов. Многих обвиняли в предательстве и шпионаже.

В 1918 году началась эпоха массовых арестов. Расстреливали более тысячи людей в месяц. Решение об отмене расстрела касалось только обвиняемых в преступлении: воровстве, убийстве. Полмиллиона политически ненадёжных расстреляли в 1939-1940 годах. К 1932 году уничтожили пятнадцать миллионов крестьян, шесть миллионов умерло от голода. Сталин отменил казнь после победы над фашизмом, заменил её на двадцать пять лет лагерей.

С самого начала системе необходима была место для заключённых, которая не имела бы связи с внешним миром. В 1923 году перевезли первых заключённых на Соловки. Архипелаг ГУЛАГ, система лагерей, расширялась с каждым годом в советской стране.

Политических перевозили вместе с преступниками специально для контроля. Между блатными и политическими часто возникали конфликты в лагерях. Во время перевозки арестантам не давали воды, кормили селёдкой.

Многие эшелоны приходили с трупами арестантов, которые не выдерживали нечеловеческих условий. В переселённых пунктах стояли бараки с земляным полом зимой.

В лагере многие не могли выжить. Редко происходили удачные побеги. Некоторым арестантам удалось бежать в Англию, где по их рассказам была опубликована книга о жизни в советских лагерях особого назначения. После выхода книги за границей с проверкой приехал в лагерь советский писатель  М. Горький в 1929 году. Он не нашёл тех ужасов, описанных в английской книге. В то время многих несовершеннолетних также отправляли в лагеря. В детской колонии четырнадцатилетний мальчик рассказал советскому писателю правду об условиях содержания заключённых. После отъезда писателя этого мальчика расстреляли.

Одна из идей создания Архипелага ГУЛАГ была связана с принудительной бесплатной работой. Заключённых отправляли на лесоповал, строительство дорог. Их рассматривали как активных участников социалистического строительства.

Беломорканал построен на костях арестантов. Многие не выдерживали двадцатичасового каторжного рабочего дня. В конце дня оставались замёрзшие трупы.

Лесоповал заключённые называли сухим расстрелом, так как работали на морозе по тринадцать часов. На медных рудниках лёгкие не выдерживали более четырёх месяцев. Везло тем, кто становился поварами, кладовщиками, фельдшерами в лагере. Их не отправляли на общие работы. За убийство провинившегося арестанта в лагере давали охраннику отпуск на месяц.

Арестантов окликали по номерам, которые были нашиты на одежду. Женщинам в лагере было труднее. Красота женщины в лагере была для неё проклятием. Если в неволе появлялся ребёнок, то кормящую мать содержали в отдельном лагерном пункте. Позже мать отправляли по этапу, а ребёнка забирали в детский дом.

Автор рассказывает о своём аресте за антисоветскую агитацию. Полсрока он отбыл в “шарашке”, где содержали интеллигенцию, учёных. Он назвался ядерным физиком, благодаря этому выжил. Автор рассказывает, что переходит в лагерь из-за того, что не захотел прислуживать начальству в “шарашке”. В честь победы над фашизмом он надеется получить освобождение в 1945 году. Вместо освобождения получает ещё срок на восемь лет. Автор пишет поэму в лагере. Он не может хранить написанное, поэтому заучивает свою поэму отрывками и сжигает бумагу.

Позже автора отправляют под конвоем в Казахстан, там он преподаёт математику в школе. Он учит только детей ссыльных. Автор получает освобождение, и во время Хрущёвской оттепели ему удаётся опубликовать свою книгу о жизни в советских лагерях. Автор понимает, что при смене правителей в советской системе всё остаётся по-прежнему. Не было бы железного занавеса и страха, вся система бы развалилась.

Произведение учит бороться за справедливость, не сгибаться перед трудностями судьбы, преодолевать трудности и сохранять человеческое лицо в любой ситуации.

Можете использовать этот текст для читательского дневника

Солженицын. Все произведения

Архипелаг ГУЛАГ. Картинка к рассказу

Сейчас читают

• Краткое содержание Шукшин Алёша Бесконвойный

  Алеша Бесконвойный – так сельские жители зовут скотника Костю Великова за то, что он никогда не давал согласие на работу в воскресные дни. В этот период Алеша растапливает баню. Один из таких субботних дней и описан в рассказе.

• Краткое содержание Носов Милиционер

  Мальчик Алик в своей жизни сильно боялся милиционеров. Мальчика дома часто запугивали милиционером, когда он вел себя плохо.

• Краткое содержание Набоков Приглашение на казнь

  Смертная казнь, такой приговор вынесли Цинцинату. Но согласно закону, его прошептали на ухо. Все улыбались. Судья, сообщив ему, отодвигался медленно, словно отлипая. Цинцината повели обратно в крепость, поддерживая под обе руки, словно он мог оступиться

• Краткое содержание Брэдбери 451 градус по Фаренгейту

  В американском городе будущего жил пожарник Гай Монтэг. Команда, в которой служил тридцатилетний Гай, не тушила пожары. У неё были другие обязанности: пожарные сжигали книги и дома, в которых они хранились.

• Краткое содержание Помяловский Мещанское счастье

  В повести «Мещанское счастье» рассказывается о Егоре Ивановиче Молотовом, который родился в простой семье слесаря. Его отец не обладал грамотностью и учёностью и изъяснялся простым обывательским языком. С Егором всегда был добрый и ласковый.

2minutki.ru

Краткое содержание Солженицын Архипелаг ГУЛАГ для читательского дневника

(читается за 2 минуты)

Книга Солженицына «Архипелаг Гулаг» повествует о нелегкой судьбе арестантов эпохи репрессий, большинство из которых попали на зону без вины. Он рассказывает о жизни трудовых лагерей изнутри, ведь ему и самому пришлось провести там долгих 11 лет. Сам автор характеризует свою книгу как «попытку художественного исследования», что говорит о том, что в книге собраны только правдивые истории и факты из жизни 227 арестантов, чьи имена перечислены на первых страницах книги. Перед началом каждой главы Солженицын дает перечень ключевых тем, о которых и будет рассказывать в этой главе. Он не раз признает, что ни одной книги не будет достаточно, чтобы передать все подробности той нелегкой эпохи. Именно поэтому он скромно называет свой труд «попыткой».

В первой части говорится о том, как происходили аресты – ночные и дневные, внезапные и всегда пугающие. О том, как у арестованных конфисковывали личные вещи, как бессовестно осуществлялся обыск в их домах и о том, как однажды попав на ГУЛАГ, можно было потерять надежду когда-либо увидеться с семьей. Солженицын рассказал и о своем аресте – его забрали прямо из военной части за переписку со школьным приятелем.

Следом автор описывает первые годы после революции, о том, как огромное количество деятелей искусства, ученых, инженеров и других образованных людей безжалостно расстреливали и судили лишь за принадлежность к классу интеллигенции. Но и многие крестьяне стали жертвами так называемого «Красного террора». Часто им приходилось подчистую отдавать весь урожай, а при попытке хоть что-то оставить, их немедленно отправляли в тюрьму или на расстрел. Любая попытка восстания каралась смертью. Под удар попали и представители духовенства, как и простые верящие люди – так из страны искоренялась религия. В этой главе Солженицын перечисляет потоки арестов, каждый из которых искалечил тысячи, а порой и миллионы судеб ни в чем не повинных людей.

Поводы для арестов часто бывали надуманными, а указы власти противоречивыми. Так нужны были виноватые, так называемые козлы отпущения, которые могли взять на себя ответственность за любую неудачу произошедшую в стране. В трехлетнем диком голоде обвинили людей, ни коим образом к нему не причастных, и тут же отправили на расстрел. Инженеров, прослуживших своей родине многие десятилетия, сажали за самые невинные фразы, намеренно искажая их смысл. А сколько студентов были обречены доживать свою жизнь в лагерях за неосторожность в разговорах с приятелями?

Повествуя о тюремной жизни, Солженицын подробно останавливается на описании различных пыток, которые приходилось переносить арестантам. Именно поэтому многие признавали вину, которой не было. Тюремные камеры же были часто переполнены людьми из разных сословий, а порой даже разных полов. Заключенные давно смирились со своей участи, но в них еще теплилась надежду на амнистию после окончания войны. Однако вместо долгожданной свободы они получили место в трудовых лагерях.

Во втором томе автор исследует историю возникновения лагерей. Наивно было бы предполагать, что бесчисленные потоки людей ссылались туда без причины. От них требовался рабочий труд, выполнение непосильной работы, за которую они не получали абсолютно ничего. Никто не оставался без работы – даже инвалидам давали задания. Многие заключенные не выдерживали таких условий и умирали через несколько лет жизни в лагере.

Немало внимания уделяется и описанию местности – северной страны под названием Гулаг, в которую вошли такие острова как Соловки, Беломор и Колыма. Раз повидавший этот мир, уже никогда его не забудет. Заключенным приходится работать не покладая рук. Порой даже женщинам приходилась голыми руками разгребать кирпичи и таскать тяжести. Кормили плохо. Холод пробивал до костей.

Здесь же Солженицын рассказывает истории, услышанные от заключенных. У каждого из них своя судьба, но у всех она одинаково трагична и со всеми обошлись ужасно несправедливо. Автор извиняется, что не может поведать все истории, ведь заключенных были тысячи, и многие канули в лету.

В третьей части мир под названием ГУЛАГ описан еще подробнее. Автор рассказывает о том, что бывает за попытку побега. Даже если кому-то и удавалось вырваться из лагеря, их непременно находили и возвращали. Убежать из ГУЛАГА нельзя. Только в очень редких случаях заключенных отпускали на волу. Таким счастливчиком оказался Солженицын – спустя 11 лет проведенных в лагерях он наконец обрел свободу. Но за ним никогда не переставали следить, а воспоминания о перенесенном преследовали его всю жизнь. Создавая эту книгу он рисковал снова потерять с таким трудом приобретённую свободу. Но он не мог молчать. Как только власти узнали о печати этой книги, Солженицына навсегда изгнали из страны.

Оцените произведение: Голосов: 19

Читать краткое содержание Архипелаг ГУЛАГ. Краткий пересказ. Для читательского дневника возьмите 5-6 предложений

Солженицын. Краткие содержания произведений

Картинка или рисунок Архипелаг ГУЛАГ

Другие пересказы для читательского дневника

chitatelskij-dnevnik.ru

Краткое содержание Архипелаг ГУЛАГ Солженицын А.И. [3/3] :: Litra.RU :: Лучшие краткие содержания

Есть что добавить? Присылай нам свои работы, получай litr`ы и обменивай их на майки, тетради и ручки от Litra.ru!

/ Краткие содержания / Солженицын А.И. / Архипелаг ГУЛАГ     Глава 10. Когда в зоне пылает земля     Как всё нежелательное в нашей истории, мятежи были аккуратно вырезаны и заперты в сейф, участники их уничтожены, а свидетели запуганы. Сейчас эти восстания уже превратились в миф. Самые ранние вспышки произошли в январе 1942 года на командировке Ош-Курье близ Усть-Усы. Вольнонаёмный Ретюнин собрал пару сотен добровольцев из 58-й, они разоружили охрану и ушли в леса партизанить. Их перебили постепенно, а ещё весной 1945 сажали по «ретюнинскому делу» совсем непричастных людей. Сгоняя 58-ю в Особые лагеря, Сталин думал, что так будет страшней, но вышло наоборот. Вся его система была основана на разъединении недовольных, а в Особылагах недовольные встретились многотысячными массами. И не было блатных — столпов лагерного режима и начальства. Не стало воровства — и люди с симпатией посмотрели друг на друга. Начинает отмирать лагерная психология: «умри ты сегодня, а я завтра». Это передалось даже придуркам. Эти перемены затрагивают лишь тех, у кого сохранились остатки совести. Настоящего сдвига сознания ещё нет, и мы по-прежнему угнетены.     Достаточно было задать вопрос: «Как сделать, чтобы не мы от них бежали, а они бы побежали от нас?» — и окончилась в лагерях эра побегов, началась эра мятежей. Резать стали во всех Особлагах, даже в инвалидном Спасске. К нам бациллу мятежа привёз Дубовский этап. Крепкие ребята, взятые прямо с партизанской тропы, сразу начали действовать. Убийства стали нормой. Этот незаконный суд судил справедливей, чем все знакомые нам трибуналы, тройки и ОСО. Из 5000 убито было около дюжины, но с каждым ударом ножа отваливались щупальца, облепившие нас. Стукачи не стучали, воздух очищался от подозрений. За все годы существования ЧК — ГПУ — МВД вызванный к ним гордо отказывался идти. Лагерные хозяева «оглохли» и «ослепли». Зародились и укрепились национальные центры, появился объединяющий консультативный орган. Не стало хватать бригадиров, они прятались в БУРе вместе со стукачами. Лагерное начальство назвало это движение бандитизмом. Так они обеляли себя, но и права расстреливать лишались. Все остальные меры — угрожающие приказы, штрафной режим, стена поперёк жилой зоны — не помогали.     Глава 11. Цепи рвём наощупь     Мы по-прежнему работали, но на этот раз добровольно, чтобы не подводить друг друга. Теперь у нас была свобода слова, но мы не могли распространить её за зону. В воскресенье 1952 года нас заперли в бараках, а потом рассортировали. В одной половине лагеря остались украинцы, в другой — тысячи три остальных наций. Ночью наши три тысячи подняли мятеж. В дело вступила охрана с автоматами. Мятеж был подавлен, началась голодовка, которая длилась трое суток. Мне оставался год до конца срока, но я ни о чём не жалел. Первым сдался 9-й барак, самый голодный. 29 января собрали бригадиров — для предъявления жалоб. С этого собрания меня забрали в больницу: из-за голодовки моя опухоль начала быстро расти. А собрание было для отвода глаз. После него начались массовые аресты. Лишь немногих вернули в зону. Как единственную уступку, Управление лагеря дало нам хозрасчёт. Теперь 45% заработанного считалось нашим, хотя 70% этого забирал лагерь. Деньги можно было перевести в лагерную валюту — боны — и потратить. Большинство было радо такой «уступке» хозяев.     Зараза свободы тем временем расползлась по всему Архипелагу. В 1951 году в сахалинском лагере Вахрушево была пятидневная голодовка пятисот человек. Известно сильное волнение в Озёрлаге после убийства в строю у вахты 8 сентября 1952 года. 5 марта 1953 года, в день смерти Вождя, была объявлена амнистия, которая, по традиции, распространялась в основном на блатных. Это убедило Особлагеря, что смерть Сталина ничего не меняет, и в 1953 лагерные волнения продолжались по всему ГУЛагу.     Глава 12. Сорок дней Кенгира     Всё изменилось после падения Берии — оно ослабило каторгу. Кенгирский конвой стал всё чаще стрелять по невинным. В феврале 1954 года на Деревообделочном застрелили человека — «евангелиста». Началась забастовка, и хозяева привезли и разместили в Особлаге 650 уголовников, чтобы они навели порядок. Но хозяева получили не присмиревший лагерь, а самый крупный мятеж в истории ГУЛага. Островки Архипелага через пересылки живут одним воздухом, и потому волнения в Особлагах не остались для воров неизвестными. К 54-му стало заметно, что воры зауважали каторжан. Вместо того, чтобы противостоять политическим, блатные с ними договорились. Мятеж был жестоко подавлен только 25 июня. Осенью 1955 года был закрытый суд над верховодами. А в Кенгире расцвёл хозрасчёт, решёток на окнах не ставили и бараков не запирали. Ввели условно-досрочное освобождение и даже отпускали на волю полумёртвых. А в 1956 году эту зону ликвидировали.     ЧАСТЬ 6. ССЫЛКА     И кости по родине плачут.     Русская пословица     Глава 1. Ссылка первых лет свободы     В Российской империи ссылка была законно утверждена при Алексее Михайловиче в 1648 году. Пётр ссылал сотнями, а Елизавета заменяла казнь ссылкой в Сибирь. Всего за XIX век было сослано полмиллиона человек. Советская Республика тоже не могла обойтись без ссылки. 16 октября 1922 года при НКВД была создана постоянная Комиссия по Высылке «социально-опасных лиц, деятелей антисоветских партий». Самый распространённый срок был — 3 года. С 1929 года стали разрабатывать ссылку в сочетании с принудительными работами. Сперва советская казна платила своим политическим ссыльным, но вскоре ссыльные потеряли не только денежное пособие, но и все свои права. К 1930 ещё ссылались оставшиеся эсеры, но более многочисленны были грузинские и армянские дашнаки, сосланные после захвата их республик коммунистами. В 1926 году были сосланы сионисты-социалисты, создававшие земледельческие еврейские коммуны в Крыму. Ссыльные были ослаблены недружественными отношениями между партиями, отчуждённостью местного населения и равнодушием страны. За побег одного человека отвечала вся партия, и ссыльные сами запрещали себе бежать.     У ссылки было много градаций. До 30-х годов сохранялась самая лёгкая форма — минус: репрессированному не указывали точного места жительства, а давали выбрать город за минусом скольких-то. По амнистии к 10-й годовщине Октября ссыльным стали сбрасывать четверть срока, но потом приходила пора следующего суда. Анархист Дмитрий Венедиктов к концу трёхлетней тобольской ссылки был снова арестован и приговорён к расстрелу. Ссылка была овечьим загоном для всех, назначенных к ножу.     Глава 2. Мужичья чума     Во второй мировой войне мы потеряли двадцать миллионов человек, а к 1932 году было истреблено 15 миллионов крестьян, да ещё 6 миллионов — вымерших во время голода. Истребительная крестьянская Чума подготавливалась с ноября 1929 года, когда ЦК ВКП(б) запретил принимать в колхозы состоятельных мужиков (кулаков). В июле 1929 начались конфискации и выселения, а 5 января 1930 вышло постановление ЦК ВКП(б) об ускорении коллективизации. Кубанскую станицу Урупинскую выселили всю, от старика до младенца. В 1929 году все жители (немцы) села Долинка были раскулачены и выселены. Под раскулачивание обязательно попадали деревенские мельники и кузнецы. Иногда оставался дома тот, кто быстро вступал в колхоз, а упорный бедняк, не подавший заявления, высылался. Это был Великий Перелом русского хребта.     Везли их обозами. Если летом, то на телегах, а зимой, в лютый мороз — на открытых санях, с грудными детьми. При подходе Чумы, в 1929, в Архангельске закрыли все церкви: теперь в них размещали раскулаченных. Хоронили их без гробов, в общих ямах. Путь остальных лежал дальше — на Онегу, на Пинегу и вверх по Двине. От всех последующих ссылок мужицкая отличалась тем, что их ссылали не в обжитое место, а в глушь, в первобытное состояние. Для спецпосёлков чекисты выбирали места на каменистых косогорах. Иногда прямо запрещалось сеять хлеб. В 1930 году 10 тысяч семей бросили в верховьях Васюгана и Тары, не оставив им ни продуктов, ни орудий труда. Пулемётные заставы никого не выпускали из душегубки. Вымерли все. В своих спецпосёлках раскулаченные жили как зэки в лагпунктах. Иногда случалось, что раскулаченных отвозили в тундру или тайгу и забывали там. Такие посёлки не только выживали, но крепли и богатели. До 50-х годов у спецпереселенцев не было паспортов.     Глава 3. Ссылка густеет     В 20-е годы ссылка была перевалочной базой перед лагерем. С конца 30-х годов она приобрела самостоятельное значение как вид изоляции. С 1948 года ссылка превратилась в место, куда сваливались отходы Архипелага. С весны 1948 58-ю по окончании срока освобождали в ссылку, которая служила прослойкой между СССР и Архипелагом. Одной из столиц ссыльной стороны считалась Караганда. В посёлке Тасеево Красноярского края ссыльным запрещалось жениться, а в Северном Казахстане, напротив, заставляли жениться в течение двух недель, чтобы крепче связать ссыльного. Во многих местах ссыльные не имели права подавать жалобы в советские учреждения — только в комендатуру. Ссыльный должен был явиться по любому вызову комендантского офицера. До 1937 за побег из ссылки давали 5 лет лагерей, после 37-го — 10 лет, после войны — 20 лет каторги. Вторые посадки в ссылке, как и в лагерях, шли постоянно, а конца у неё вообще не было.     Глава 4. Ссылка народов     До самой высылки народов наша советская ссылка не шла в сравнение с лагерями. Первый опыт был осторожен: в 1937 году несколько десятков тысяч корейцев были переброшены с Дальнего Востока в Казахстан. В 1940 году приленинградских финнов и эстонцев переселяли вглубь Карело-Финской республики. Масштаб постепенно увеличивался. В июле 1941 года автономную республику Немцев Поволжья выслали на восток страны. Здесь был впервые применён метод ссылки целых народов. Потом были чечены, ингуши, карачаевцы, балкары, калмыки, курды, крымские татары, кавказские греки. Преступную нацию окружали кольцом пулемётов и давали 12 часов на сборы. Охотно и много ссылалось в Казахстан, не обделены были Средняя Азия и Сибирь, Северный Урал и Север Европейской части СССР. Прибалтику начали чистить ещё в 1940 году, как только вошли туда наши войска. Но это была не ссылка, а лагеря. Главные ссылки прибалтийцев произошли в 1948, 49 и в 51 годах. В те же годы выселяли и Западную Украину. Горе было тем ссыльным, кого силком записывали в старательские артели. За невыход на работу — суд, 25% принудительных работ, а зарабатывали они 3-4 золотых рубля в месяц, четверть прожиточного минимума. На некоторых рудниках ссыльные получали не деньги, а боны. Ещё хуже было тем, кого посылали в колхозы. За первый год работы в колхозе Мария Сумберг получала по 20 грамм зерна и по 15 копеек на трудодень.     Глава 5. Кончив срок     С самых первых следственных тюрем не оставляет арестанта мечта о ссылке. Во мне эта мечта укрепилась особенно сильно. После окончания срока меня передержали в лагере всего несколько дней, и опять замелькали пересылки. Место назначения — Кок-Терекский район, кусок пустыни в центре Казахстана. Везли под конвоем, только пайки не давали: ведь мы уже свободные. На следующий день по прибытии в аул Айдарлы нам разрешают уйти не частные квартиры. Моя хозяйка — новгородская ссыльная бабушка Чадова. Работать в школе меня не взяли. Каким-то чудом мне удалось устроиться на работу в райпо плановиком-экономистом.     Глава 6. Ссыльное благоденствие     Вскоре молодой завуч школы сумел устроить меня учителем математики. Я учил особенных детей — детей ссыльных. Каждый из них всегда ощущал свой ошейник. Их самолюбие насыщалось только в учёбе. После XX съезда я написал заявку о пересмотре своего дела. Весной стали снимать ссылку со всей 58-й, и я поехал в мутный мир.     Глава 7. Зэки на воле     Срок — это от звонка до звонка; освобождение — это от зоны до зоны. Паспорт изгажен 39-й паспортной статьёй. По ней нигде не прописывают, не принимают на работу. Лишённые ссылки — вот как должны называться эти несчастные люди. В сталинские годы после освобождения оставались тут же, в прилагерной зоне, где брали на работу. На Колыме выбора вообще не было. Освобождаясь, зэк сразу подписывал «добровольное» обязательство: работать в Дальстрое и дальше. Разрешение выехать на материк получить было труднее, чем освобождение. Реабилитация не помогала: от бывших заключённых отворачивались даже старые друзья. Вольдемар Зарин через 8 лет после освобождения рассказал сослуживцам, что сидел. На него сразу возбудили следственное дело. Каждый человек переживал освобождение по-своему. Одни положили слишком много сил, чтобы выжить, на воле они расслабляются и сгорают в несколько месяцев. Другие — наоборот, после освобождения молодеют, расправляются. Я отношусь ко второй категории. Для некоторых освобождение — как вид смерти. Такие люди долго ничего не хотят иметь: они помнят, как легко можно всё потерять. Многие на воле начинают нагонять — кто в званиях и должностях, кто в заработках, кто в детях. Но больше всего тех, кто старается как можно скорей забыть. А ещё предстоят на воле бывшим зэкам — встречи с жёнами, с мужьями, с детьми. Далеко не всегда удаётся им снова сойтись: слишком различается их жизненный опыт.     ЧАСТЬ 7. СТАЛИНА НЕТ     И не раскаялись они в убийствах своих…     Апокалипсис, 9, 21     Глава 1. Как это теперь через плечо     Мы не теряли надежды, что о нас будет рассказано: ведь рано или поздно рассказывается вся правда обо всём, что было в истории. Мне выпало это счастье: просунуть в раствор железных полотен, перед тем, как они снова захлопнутся, первую горсточку правды. Потекли письма. Эти письма я храню. Прорыв совершился. Ещё вчера у нас никаких лагерей не было, никакого Архипелага, а сегодня весь мир увидел — есть. Мастера выворачивания первые хлынули в эту брешь, чтобы радостным хлопаньем крыльев закрыть от изумлённых зрителей Архипелаг. Так ловко они хлопали крыльями, что Архипелаг, едва появившись, стал миражом.     Когда Хрущёв давал разрешение на «Ивана Денисовича», он был твёрдо уверен, что это — про сталинские лагеря, что у него таких нет. Я тоже искренне верил, что рассказываю о прошлом, и не ожидал третьего потока писем — от нынешних зэков. Мне слал свои возражения и гнев сегодняшний Архипелаг. В редкий лагерь моя книга попала законно, её изымали из библиотек и посылок. Зэки прятали её днём, а читали по ночам. В каком-то североуральском лагере ей сделали металлический переплёт — для долговечности. Так читали зэки книгу, «одобренную партией и правительством». У нас много говорят о том, как важно наказывать сбежавших заподногерманских преступников, только самих себя судить не хочется. Поэтому в августе 1965 года с трибуны закрытого идеологического совещания было провозглашено: «Пора восстановить полезное и правильное понятие враг народа!».     Глава 2. Правители меняются, Архипелаг остаётся     Падение Берии резко ускорило развал Особых лагерей. Их отдельная история закончилась 1954 годом, дальше их не отличали от ИТЛ. С 1954 по 1956 год на Архипелаге установилось льготное время — эра невиданных поблажек. Безжалостные удары либерализма подкашивали систему лагерей. Были устроены лагпункты облегчённого режима. Стали приезжать в лагеря Комиссии Верховного Совета, или «разгрузочные», но они не закладывали новые нравственные основы общественной жизни. Они клонили к тому, что перед освобождением заключённый должен признать свою вину. Такое освобождение не взрывало системы лагерей и не создавало помех новым поступлениям, которые не пресекались и в 56-57 годах. Тех, кот отказывался признать себя виновным, отставляли сидеть. Всё же !955-56 года стали роковыми для Архипелага, и могли бы стать для него последними, но не стали. Хрущёв ничего и никогда не доводил до конца. В 1956 году уже были изданы первые ограничительные распоряжения по лагерному режиму, и продолжены в 1957. В 1961 году был издан указ о смертной казни в лагерях «за террор против исправившихся (стукачей) и против надзорсостава», и утверждены были четыре лагерных режима — теперь уже не сталинских, а хрущёвских. С тех пор так эти лагеря и стоят. Они отличаются от сталинских только составом заключённых: нет многомиллионной 58-й, но так же сидят беспомощные жертвы неправосудия. Архипелаг остаётся потому, что этот государственный режим не мог бы стоять без него.     Мы проследили историю Архипелага от алых залпов его рождения до розового тумана реабилитации. Накануне нового хрущёвского ожесточения лагерей и нового уголовного кодекса сочтём нашу историю оконченной. Найдутся новые историки, те, кто знает хрущёвские и послехрущёвские лагеря лучше нас. Новинка хрущёвских лагерей в том, что лагерей-то нет, вместо них — колонии, и ГУЛаг превратился в ГУИТК. Режимы, введённые в 61-ом, такие: общий, усиленный, строгий, особый. Выбор режима производится судом. Посылки разрешены только тем, кто отсидел половину срока. Наших соотечественников до сих пор исправляют голодом. Особенно хорошо воспитывается особый режим, где введена полосатая «униформа».     Эмведешники — сила. Они устояли в 1956, значить постоят ещё. Меня погнали к ним эти неожиданные письма от современных туземцев. Чтобы выглядеть солиднее, я выбираю время, когда выдвинут на ленинскую премию. Оказывается, Комиссия законодательных предположений уже не первый год занята составлением нового Исправительно-Трудового Кодекса — вместо кодекса 1933 года. Мне устраивают встречу. Я ухожу от них усталый и разбитый: они нисколько не поколеблены. Они сделают всё по своему, и Верховный Совет утвердит единогласно. С Министром Охраны Общественного Порядка Вадимом Степановичем Тикуном я говорю долго, около часа. Ушёл в усталом убеждении, что концов нет, что я ни на волос ничего не подвинул. В Институте изучения причин преступности меня представили директору. На лице его сытое благополучие, твёрдость и брезгливость. И тут я неожиданно получаю ответы, за которыми так долго ходил. Поднять уровень жизни заключённых нельзя: лагерь не для того, чтобы вернуть их к жизни. Лагерь есть кара. Архипелаг был, Архипелаг остаётся, Архипелаг — будет. Иначе не на ком выместить просчёты Передового Учения — что люди растут не такими, как задумано.     Глава 3. Закон сегодня     В нашей стране никогда не было политических. И сейчас снаружи чисто и гладко. Большинство наших сограждан никогда не слышали о событиях в Новочеркасске 2 июня 1962 года. 1 июня было опубликовано постановление о повышении цен на мясо и масло, а на следующий день весь город был охвачен забастовками. Горком партии был пуст, а все студенты заперты в общежитиях. К вечеру собрался митинг, который пытались разогнать танками и бронетранспортёрами с автоматчиками. 3 июня раненные и убитые пропали без вести, семьи раненых и убитых были высланы в Сибирь, а магазины обогатились дефицитными продуктами. Прошла серия закрытых и открытых судов. На одном 9 мужчин присудили к расстрелу, и двух женщин — к 15 годам по статье о бандитизме. Политических не стало, но всё равно льётся тот поток, который никогда не иссякал в СССР. При Хрущёве с новым остервенением стали преследовать верующих, но это тоже не политические, это — «религиозники», их надо воспитывать: увольнять с работы, заставлять посещать антирелигиозные лекции, разрушать храмы и разгонять старух из пожарной кишки. С 1961 по июнь1964 было осуждено 197 баптистов. Большинству давали 5 лет ссылки, некоторым — 5 лет лагеря строгого режима и 3-5 лет ссылки.     Поток политических теперь несравним со сталинским временем, но не потому, что исправился закон. Это всего лишь на время изменилось направление корабля. Как раньше кромсали по 58-й, так теперь кромсают по уголовным статьям. Тупая, глухая следственно-судебная туша тем и живёт, что она — безгрешна. Тем она и сильна, что никогда не пересматривает своих решений, и каждый судейский уверен, что его никто не исправит. Такая устойчивость правосудия позволяет милиции применять приём «прицеп» или «мешок преступлений» — когда на кого-нибудь одного навешивают все нераскрытые за год преступления. Можно было сделать и так, будто уголовного преступления вообще не было. Ещё более укрепилось правосудие в тот год, когда приказано было хватать, судить и выселять тунеядцев. Всё та же мгла неправоты висит в нашем воздухе. Огромное государство стянуто стальными обручами закона, и обручи — есть, а закона — нет. Добавил: Maria000 [ 1 ] [ 2 ] [ 3 ] / Краткие содержания / Солженицын А.И. / Архипелаг ГУЛАГ

Смотрите также по произведению «Архипелаг ГУЛАГ»: Мы напишем отличное сочинение по Вашему заказу всего за 24 часа. Уникальное сочинение в единственном экземпляре. 100% гарантии от повторения!

www.litra.ru

Краткое содержание «Архипелаг ГУЛАГ» Солженицын

Краткое содержание

«Архипелаг ГУЛАГ» Солженицын

 

Арест. За что? За все!

Колыма была самым крупным и знаменитым островом, полюсом лютости этой удивительной страны ГУЛАГ, географией разодранной в архипелаг, но психологией скованной в континент, который населял народ зэков.

Автор провел там в заключении одиннадцать лет.

В этой книге нет ни вымышленных лиц, ни вымышленных событий.

На Архипелаг одни попадают по долгу службы или армейскому призыву (охранять), а другие — потому что их арестовали.

Арест. Не надо спрашивать: «За что?» Не стоит надеяться, что это ошибка, что разберутся. «Политические аресты нескольких десятилетий отличались у нас именно тем, что схватывались люди ни в чем не виновные, а потому и не подготовленные ни к какому сопротивлению. Создавалось общее чувство обреченности, представление, что от ГПУ-НКВД убежать невозможно».

Арест сопровождается обыском.

«При аресте паровозного машиниста Иношина в комнате стоял гробик с его только что умершим ребенком. …Выбросили ребенка из гробика, искали и там».

Аресты 29-го — 30-го годов, «поток с добрую Обь»: раскулаченные мужики (самые хозяйственные, земная опора).

«Поток 44-го — 46-го годов, с добрый Енисей»: тех, кто был в плену

в Германии и вернулся.

«Поток 37-го года прихватил и понес на Архипелаг также и людей с положением, людей с партийным прошлым, людей с образованием… Тридцать седьмой! Волга народного горя!»

А еще крымские татары, прибалты, чеченцы… А еще — священники, вообще — верующие люди.

А еще «бывшие дворяне», интеллигенция, профессура…

Все «вредители»,, все! Все — и везде.

Всеохватная 58-я статья — за контрреволюционные действия.

Практически все подозревались в шпионаже, вредительстве и диверсиях. Доносить были обязаны все и на всех (и за все), недоносительство каралось жестоко.

Подозрительность походила бы на анекдот, если бы последствия не были так страшны. После партийного заседания все встают и начинают аплодировать в честь товарища Сталина. Пять, семь, восемь, одиннадцать минут — бессмысленных аплодисментов. А кто первый перестал и сел — того и упекли на десять лет.

Существовал план по заключенным — и косили всех.

Следствие и пытки

Почему же люди, брошенные в тюрьму и отправляемые в лагеря и на расстрел, признавали свою вину, подписывали ложные обвинения?

На следствии их подвергали страшным пыткам: кормили соленым и не давали пить; не давали спать по нескольку суток; угрожали посадить всех, кто дорог; гасили папиросу о кожу подследственного; били, выбивали зубы.

«Камеру раскаляли, пока из пор тела не выступала кровь; увидев это в глазок, клали арестанта на носилки и несли подписывать протокол».

«Брат мой! Не осуди тех, кто так попал, кто оказался слаб и подписал лишнее… Не кинь в них камень».

Против себя бумагу подписать, чтобы избавиться от пыток, испытание менее ужасное, чем быть вынужденным страшными истязаниями клеветать на знакомых, коллег, родных, друзей.

Следователи же требовали выдать сообщников.

«Были, были такие в 37-м, кто избрал смерть, но не подписал ни на кого».

Невероятное упоение своей всесильностью! Стоит ли сомневаться, доискиваться правды, если посчастливилось быть голубою фуражкой! Любая вещь, какую увидел — твоя! Любая квартира, какую высмотрел — твоя! Любая баба — твоя! Любого врага — с дороги! Земля под ногою — твоя! Небо над тобой — твое, голубое!

При обысках воровали, тянули все что приглянулось.

Сажали друг друга. Подставляли из страха и для карьеры. Жертвовали своими женами — лишь бы самим уцелеть.

Училища НКВД сулили пайки и двойную-тройную зарплату.

Со стыдом вспоминает автор, как и в армии культивировалось то же презрение к людям, то же убеждение в своей избранности.

«Нарастает гордость на сердце, как сало на свинье.

Я метал подчиненным бесспорные приказы, убежденный, что лучше тех приказов и быть не может. Даже на фронте, где всех нас, кажется, равняла смерть, моя власть быстро убедила меня, что я — человек высшего сорта.

Ел свое офицерское масло с печеньем, не раздумываясь, почему оно мне положено, а солдату нет».

Автор мечтает о справедливом суде. О том, чтобы осуждена была сама идея расправы одних людей над другими. Хотя бы о том, чтобы каждый из виновных признал:

— Да, я был палач и убийца.

Тюремная камера

Автор книги попал в тюрьму прямо с фронта. После отсидки в одиночке и девяноста шести часов следствия он «все еще был с воли!».

Его стали жадно расспрашивать о ходе боев, но подследственные не должны были ничего узнавать о внешнем мире.

В каждой камере обязательно должен быть человек-наседка: осведомитель, стукач. Многие умели определять предателей — и не доверялись им.

В потолке горит двухсотваттная лампочка. На ночь глаза кое-как прикрывают носовыми платками.

В туалет (утренняя и вечерняя оправка) нужно ходить строго по расписанию. Потом «парашу» (сосуд с испражнениями) выносят. Это стыдная дополнительная пытка.

Еда: баланда, черный хлеб, кипяток — «чай» .

Есть и радости: шахматы, двадцатиминутная прогулка и книги из библиотеки Лубянки. Прекрасные книги! Отобранные у расстрелянных и погубленных…

Если в камере есть окно, то на окне — «намордник»: приспособление, не позволяющее заключенному выглянуть из окна, увидеть хоть что-нибудь, кроме кусочка неба…

Соседи по камере: каждый — судьба и характер.

Старый революционер, сидевший еще в царских тюрьмах, — выносливый и стойкий. Крупный инженер из крестьян, привыкший жить на широкую ногу: он мечется, не находит себе места — вся шикарная жизнь пошла под откос.

Измученный офицер, побывавший в плену у фашистов. СССР не признавал своих вчерашних солдат, не поддерживал их в плену. Норвежцы и англичане получали от своих правительств богатые пайки — и кидали часть еды через забор русским.

И это СССР — «самая справедливая страна в мире», Родина-Мать.

«И как правильно быть, если мать продала нас цыганам, нет, хуже4— бросила собакам? Разве она остается нам матерью?»

«Девятого мая принесли обед вместе с ужином, как на Лубянке делалось только на 1-е мая и 7-е ноября.

По этому мы только и догадались о конце войны.

Не для нас была та Победа. Не для нас — та весна».

«Та весна»

«Та тюремная томительная весна под марши Победы стала расплат-ной весной моего поколения.

Это нам над люлькой пели: «Вся власть советам!» Это мы загорелою детской ручонкой тянулись к ручке пионерского горна и на возглас «Будьте готовы!» салютовали «Всегда готовы!». Это мы в Бухенвальд проносили оружие и там вступали в компартию. И мы же теперь оказались в черных за одно то, что все-таки остались жить».

Не только военнопленные попадали в тюрьмы и лагеря, но и многие офицеры-освободители, которые видели Европу и могли Сравнить.

Горько и горячо говорит автор о Родине, которая трижды предала своих солдат.

Первый раз, когда правительство сделало все для проигрыша войны: уничтожило линии укреплений, подставило авиацию на разгром, разобрало танки и артиллерию, лишило толковых генералов и запретило армиям сопротивляться.

Военнопленные — это и были именно те, чьими телами был принят удар и остановлен вермахт. Второй раз бессердечно предала их Родина, покидая подохнуть в плену.

И теперь третий раз бессовестно она их предала, заманив материнской любовью («Родина простила! Родина зовет!») и накинув удавку уже на границе.

Автор проводит исторические параллели: «Еще давняя наша пословица оправдывала плен: «Полонен вскликнет, а убит — никогда». При царе Алексее Михайловиче за полонное терпение давали дворянство! выменять своих пленных, обласкать их и обогреть была задача общества во ВСЕ последующие войны ».

Амнистии не будет!

В тюрьмах после Победы ждали амнистии, а получали направление и лагеря.

Сроки назначали без суда и доказательств так называемые «особые тройки», или ОСО.

За что?

Можно было «пришить» любое из этих обвинений:

— АСА — Антисоветская Агитация

— КРД — Контрреволюционная Деятельность

— КРТД — Контрреволюционная Троцкистская Деятельность (эта буквочка «т» очень утяжеляла жизнь зэка в лагере)

— ПШ — Подозрение в Шпионаже (шпионаж, выходящий за подозрение, передавался в трибунал)

— СВПШ — Связи, Ведущие (!) к Подозрению в Шпионаже

— КРМ — Контрреволюционное Мышление

— ВАС — Вынашивание Антисоветских настроений

— СОЭ — Социально Опасный Элемент

— СВЭ — Социально Вредный Элемент

— ЧС — Член Семьи (осужденного по одной из предыдущих литер).

«На новосибирской пересылке в 1945 году конвой принимает арестантов перекличкой по делам. «Такой-то!»— «58-1-а, двадцать пять лет». Начальник конвоя заинтересовался: «За что дали?» — «Да ни за что» . — «Врешь. Ни за что — десять дают!»

«К высшей мере»

«Смертная казнь в России имеет зубчатую историю. В Уложении Алексея Михайловича доходило наказание до смертной казни в 50 случаях, в воинском уставе Петра уже 200 таких артикулов. А Елизавета, не отменив смертных законов, однако и не применила их ни единожды: говорят, она при восшествии на престол дала обет никого не казнить — и все 20 лет царствования никого не казнила.

Екатерина II сохранила для защиты себя, трона и строя, то есть в случаях политических (московский чумной бунт, Пугачев) она признала казнь вполне уместной.

При Павле отмена смертной казни была подтверждена…

Кровь пяти декабристов разбудила ноздри нашего государства. С тех пор казнь за государственные преступления не отменялась и не забывалась до самой Февральской революции…

И сколько же человек было за это время в России казнено? Было казнено 486 человек, то есть 17 человек в год!»

Смертная казнь была восстановлена во всех правах с июня 1918 года — нет, не «восстановлена», а — установлена как «новая эра казней» .

И, например, в 1939-1940 годах было расстреляно по Союзу ПОЛМИЛЛИОНА «политических» и 480 тысяч блатарей (уголовников).

« В благополучном и слепом нашем существовании смертники рисуются нам роковыми и немногочисленными одиночками. Мы инстинктивно уверены, что мы-то в смертную камеру никогда бы попасть не могли, что для этого нужна если не тяжкая вина, то во всяком случае выдающаяся жизнь. Нам еще много нужно перетряхнуть в голове, чтобы представить: в смертных камерах пересидела тьма самых серых людей за самые рядовые поступки, и — кому как повезет — очень часто не помилование получали они, а вышку» (так называют арестанты «высшую меру»).

«…Если б когда-нибудь родственники расстрелянных сдали бы в одно издательство фотографии своих казненных, и был бы издан альбом этих фотографий, несколько томов альбома, — то перелистыванием их и последним взглядом в померкшие глаза мы бы много почерпнули для своей оставшейся жизни. Такое чтение, почти без букв, легло бы нам на сердце вечным наслоем.

В одном моем знакомом доме, где бывшие зэки, есть такой обряд: 5 марта, в день смерти Главного Убийцы, выставляются на столах фотографии расстрелянных и умерших в лагере — десятков несколько, кого соврали. Траурная музыка. Приходят друзья, смотрят на фотографии, молчат, слушают, тихо переговариваются; уходят, не попрощавшись.

Вот так бы везде… Хоть какой-нибудь рубчик на сердце мы бы вынесли из этих смертей ».

Корабли Архипелага

Как из тюрем доставляют заключенных в лагеря?

«Вагон-зак — какое мерзкое сокращение! Как, впрочем, все сокращения, сделанные палачами. Хотят сказать, что это — вагон для заключенных. Но нигде, кроме тюремных бумаг, слово это не удержалось. Усвоили арестанты называть такой вагон столыпинским или просто Столыпиным. Это очень напоминает зверинец: за сплошной решеткой, па полу и на полках, скрючились какие-то жалкие существа, похожие на человека, и жалобно смотрят на вас, просят пить и есть. Но в зверинце так тесно никогда не скучивают животных.

Н. В. Тимофеев-Рессовский ехал из Петропавловска в Москву в купе, где было ТРИДЦАТЬ ШЕСТЬ ЧЕЛОВЕК!

Несколько суток он ВИСЕЛ в купе между людьми, ногами не касаясь пола. Потом стали умирать — их вынимали из-под ног…»

Кормят хлебом да селедкой — варить-то кашу в поезде некому. Поды стараются не давать — а то конвою придется водить лишний раз на«оправку».

Отвратительно в этом поезде общение с «блатарями», которые обирают «политических» и готовы убить, растоптать, унизить.

Воры и бандиты — «социально близкие» советской власти, «политические» — чуждые.

libaid.ru

Краткое содержание «Архипелаг Гулаг» Александра Солженицына

Советская эпоха привнесла в жизнь России немало изменений, новых понятий и терминов, одним из которых был Архипелаг ГУЛАГ – система лагерей для особо опасных заключенных, включавшая несколько десятков поселений, колоний и тюрем строго режима.

Узниками ГУЛАГа были несправедливо осужденные политические оппоненты советской власти, воры, убийцы, семьи людей, подозревавшихся в измене. Советских граждан помещали в ГУЛАГ без суда и следствия, забирая темной ночью прямо из постелей, так, чтобы добропорядочные соседи ничего не видели и не могли рассказать. Так исчезали целые семьи.

Первый ГУЛАГ был создан еще в 1917 году по личному распоряжению Ленина, объявившего о начале «Красного террора». Изначально лагеря предназначались для инакомыслящих, троцкистов, белогвардейцев и иных подозревающихся в несогласии

с проводимой государством политикой, лиц. Но с приходом к власти Сталина, лагеря наполнились врачами, инженерами, учеными и бывшими членами партии.

Заключенными становились также и служители церкви, «враги народа», семьи «врагов народа». Не миновала эта участь и детей, для них создавались особые подростковые лагеря, куда помещали всех, кто не достиг еще 12 лет. Постоянными жителями лагерей становились раскулаченные крестьяне и представители национальных меньшинств. В годы войны в лагерях сгинуло немало немецких семей, проживавших на территории России. Туда же отправляли бежавших из немецкого плена, предателей, полицаев, распространителей слухов, шпионов и всех, кто просто был по той или иной причине неугоден советской власти.

Большая часть заключенных попадала в ГУЛАГ по 58 статье УК СССР, включавшей 14 пунктов, каждый из которых предусматривал от 10 до 25 лет наказания. 10 лет лагерей могли получить только дети, остальные же заключенные на такую милость рассчитывать не могли. К тому же целью следствия было сломать и запугать человека, а не оправдать его, потому следователи использовали все имеющиеся в их распоряжении средства принуждения, могущие

заставить подследственного подписать признание не только за себя, но и за своих знакомых и родных.

Именно так попал в лагерь и Александр Солженицын, в августе 1945 года подписавший обвинительный приговор, обрекающий его на 10-летнее лагерное проживание и вечную ссылку без права вернуться в родные места.

Фактически Солженицыну повезло, так как вплоть до 1947 года в статью № 58 включался также и пункт о применении высшей меры наказания – расстреле. В этом году расстрел был заменен на срок в 25 лет лагерного заключения.

Первый лагерь ГУЛАГа был организован в 1923 году на территории Соловецкого монастыря. Одновременно были созданы ТОНы – в расшифровке это тюрьмы особого назначения, а также этапы. Прежде чем попасть в сам лагерь, заключенный проходил семь кругов ада, его заставляли идти тысячи километров пешком в холодные зимы, в дожди и в жаркий зной, строить дороги, валить лес и выполнять другие важные для страны, но крайне опасные для жизни работы.

Тяжелые условия лагерной жизни не могли не вызывать возмущения среди заключенных. Бунты среди политических были достаточно распространенным явлением, в одном из них принимал участие и Солженицын. К сожалению, все попытки как-то воздействовать на лагерные власти были бесполезны, заключенных охраняли по высшему разряду, бежать из ГУЛАГа было практически нереально. В качестве надсмотрщиков выступали также и особо отличившиеся урки, так называемые «социально близкие». При необходимости они могли и порешить несогласного с начальством заключенного.

Особое значение имело также то, на чем заключенный попадал в ГУЛАГ, так, крестьян, эмигрантов и представителей малых народов перевозили в особых красных вагонах, политических – в черных, а представителей интеллигенции и ученых – под спецконвоем. Желая хоть как-то смягчить свою участь, Солженицын солгал по поводу своей профессии и был переведен в качестве физика-ядерщика из Красной Пресни в Бутырки.

Начиная с 1918 года заключенных ГУЛАГа активно использовали, как бесплатную рабочую силу, но до начала 30-х годов к работам было привлечено лишь 40% заключенных. С началом пятилеток эта цифра достигла 100%, работали все, в том числе женщины и дети. Особо дурной славой пользовались СЛОНы – Северные Лагеря Особого Назначения, где заключенных, плохо одетых, голодных и больных, заставляли днем и ночь валить лес. Медчасти в лагерях не существовало, люди умирали буквально десятками за день, но это никого не волновало, так как им на смену приходили другие.

Выйти живыми из лагеря практически не было шансов, впрочем, также как и бежать, все происходящее в лагере держалось в строжайшем секрете, жители окрестных сел и городов были уверенны в виновности заключенных, потому предпочитали сдать беглеца властям, нежели помочь ему.

Система лагерей держалась также и на стукачах – заключенных, пошедших на сговор с администрацией тюрьмы и докладывавших о любых антисоветских разговорах среди товарищей. Формально пошел на такой сговор и Солженицын.
Все лагеря были окружены поселками и городами, где проживали родственники заключенных, охранников и офицеров.

В 1943 году Сталиным в дополнение к 58-й статье были введены каторга и виселица, попасть на каторжные работы означало смертный приговор, причем не только для мужчин, но и для женщин. К 1948 году все лагеря ГУЛАГа были дополнены каторгой, сидел в таком лагере и Солженицын, сначала это был лагерь Степной, а после Экибастузский.

Все отсидевшие и сумевшие выжить в лагере отправлялись в бессрочную ссылку, что для многих заключенных было настоящим спасением, так как отсидевших их отказывались принимать родные и друзья, прошлое приходилось скрывать, а на работу невозможно было устроиться.

Свою ссылку Солженицын отбывал в Кок-Терекском районе. Смерть Сталина не стала концом лагерей, они продолжали существовать еще долгое время. Выйдя на свободу, Солженицын получил более 200 писем от тех, кто сумел, как и он выжить, на их основе была написана эта книга.

school-essay.ru

Произведение А. Солженицына «Архипелаг ГУЛаг». Краткое содержание

С тридцатых по шестидесятые годы в Советском союзе осуществление руководства лагерями принудительного массового содержания в заключении было поручено Главному управлению лагерей (ГУЛагу). А.Солженицын «Архипелаг ГУЛАГ» (краткое содержание произведения изложено ниже) написал в 1956 г, в журнальном варианте оно вышло в 1967 году. Что касается жанра, то сам автор назвал его художественным исследованием.

«Архипелаг ГУЛаг». Краткое содержание ч. 1 о тюремной промышленности, ч. 2 о вечном движении

Рассказчик перечисляет пути попадания в ГУЛаг всех, кто там находился: от управляющих и охраняющих до заключенных. Анализируются типы арестов. Констатируется, что оснований они не имели, а были вызваны необходимостью достичь контрольного показателя по количеству. Беглецов не ловили и не привлекали, срок получали только те, кто был убежден в справедливости власти и в своей невиновности.

Рассказчик исследует историю массовых арестов в стране сразу же после Октябрьской революции. Разъясняется смысл добавленной к Уголовному кодексу 1926 года могущественной и зловещей 58-ой статьи. Она была составлена так, что могла стать наказанием за любой поступок.

Описывается ход типичного следствия, основанного на незнании советскими гражданами своих прав, и пути выполнения следователями плана по превращению подследственных в заключенных. Потом следователи и даже министры МВД становились заключенными, а вместе с ними и все их подчиненные, друзья, родственники и просто знакомые.

Рассказчик описывает географию архипелага. От пересыльных тюрем (он называет их «портами») отчаливают и к ним причаливают вагоны-заки (обычные вагоны, но с решетками для перевозки в каждом купе до 25 заключенных), названные «кораблями». Перевозили заключенных и настоящие корабли и баржи с глубокими и темными трюмами, куда никогда не спускался ни врач, ни конвой.

«Архипелаг ГУЛаг». Краткое содержание ч. 3 об истребительно-трудовых лагерях, ч. 4 о душе и колючей проволоке

Рассказчик излагает историю создания в Советской России лагерей, в которых люди принуждались к труду. Идею об их создании выдвинул Ленин зимой 1918 года, после того как был подавлен мятеж эсеров. Идея вождя была закреплена инструкцией, в которой ясно говорилось о том, что все трудоспособные арестанты в обязательном порядке должны привлекаться к труду. В Декрете о Красном терроре такие трудовые лагеря были названы «концентрационными».

Поскольку им, по мнению советских руководителей, не хватало строгости, руководство озаботилось созданием Северных Лагерей, имеющих особое назначение и бесчеловечные порядки. После того как из Соловецкого монастыря были изгнаны все монахи, он принял заключенных. Их одевали в мешки, за нарушения бросали в карцеры, где содержали в жестких условиях.

Бесплатный труд заключенных использовался для прокладывания грунтового Кемь-Ухтинского тракта через труднопроходимые болота и леса, летом люди тонули, зимой замерзали. Дороги также были построены за Полярным кругом и на Кольском полуострове, причем часто заключенные не были обеспечены даже самыми примитивными инструментами и строили вручную.

Заключенные убегали, одна группа даже смогла пробраться в Британию. Так в Европе узнали о существовании ГУЛага. Стали появляться книги о лагерях, но советские люди не поверили. Даже Горький, которому рассказал правду несовершеннолетний заключенный, уехал из Соловков, не поверив, а мальчишка был расстрелян.

В истории Архипелага были и великие стройки, например Беломорканал, забравший несчетное количество жизней. Эшелонами поступали строители арестанты на стройку, где еще не было ни плана, ни точных расчетов, ни техники, ни инструментов, ни нормального снабжения, ни бараков.

С 1937-го года режим в ГУЛаге ужесточился. Их стали охранять с собаками под ярким электрическим светом. Хуже охранников были уголовники, которым было позволено безнаказанно грабить и притеснять «политических».

Защитой для женщины в лагерях становилась глубокая старость или заметное уродство, красота же являлась несчастьем. Работали женщины на тех же работах, что и мужчины, даже на лесоповале. Если какая-либо из них беременела, то на время кормления ребенка ее перевозили в другой лагерь. После окончания кормления ребенка отправляли в детский дом, а мать – по этапу.

Были в ГУЛаге и дети. С 1926 года разрешали судить детей, совершивших убийство или кражу с двенадцати лет. С 1935 года к ним было разрешено применять расстрел и все остальные меры наказания. Бывали случаи, когда одиннадцатилетних детей «врагов народа» отправляли в ГУЛаг на 25 лет.

Что касается экономической выгоды труда заключенных, то она оказалась очень сомнительной, потому что качество подневольного труда оставляло желать лучшего, а лагеря не самоокупались.

Самоубийств в ГУЛаге было мало, бежавших – больше. Но беглецов продавало обратно в лагерь враждебное местное население. Те же, кто не мог бежать, давали себе клятву выжить, во что бы то ни стало.

Преимуществом Архипелага было непосягательство на мысли человека: не нужно вступать в партию, в профсоюз, не было ни производственных, ни партийных собраний, никакой агитации. Голова была свободна, что способствовало переосмыслению прежней жизни и духовному росту. Но, конечно, это касалось не всех. Большинство голов были заняты думами о хлебе насущном, необходимость труда воспринималась враждебно, а сокамерники считались соперниками. Людей, не обогащенных духовной жизнью, Архипелаг озлоблял и растлевал еще больше.

Пагубно влияло существование ГУЛага и на остальную, нелагерную часть страны, заставляя людей бояться за себя и своих близких. Страх делал предательство самым безопасным способом выживания. Воспитывалась жестокость и размывалась граница между добрым и злым.

«Архипелаг ГУЛаг». Краткое содержание ч. 5 о каторге, ч. 6 о ссылке

В сорок третьем году Сталин опять ввел виселицу и каторгу. Обожествляли его в тридцатые годы не все, существовало крестьянское меньшинство, которое было трезвее горожан и не разделяло восторженного отношения партии и комсомола к вождю и мировой революции.

Ссылка в России была узаконена еще в 17-ом веке. К тридцатым годам 20-го века она превратилась во временный загон для тех, кто пойдет под безжалостный нож советской диктатуры.

В отличие от других ссыльных, зажиточных крестьян семьями высылали в необжитые глухие места без продуктов и сельхозорудий. Большинство умирало от голода. В сороковых стали высылать целые народы.

«Архипелаг ГУЛаг». Краткое содержание ч. 7 о том, что было после смерти вождя

После 1953 года Архипелаг не исчез, наступила пора невиданных поблажек. Рассказчик считает, что советский режим не устоит без него. Жизнь заключенных никогда не станет лучше, потому что они получают наказание, но на самом деле система на них вымещает свои просчеты, то, что люди не такие, как задумало их Передовое Ленинско-Сталинское учение. Государство до сих пор стянуто металлическим ободом закона. Обод есть – закона нет.

Краткое содержание «Архипелаг ГУЛаг» — автобиографического произведения Солженицына — не дает читателю возможности надеть на себя личину арестанта, проникнуть в исковерканное сознание туземца Архипелага, на что, по замыслу автора, было нацелено подробное описание лагерных и тюремных реалий в полном тексте произведения.

fb.ru