Познание и знание.

Поможем написать любую работу на аналогичную тему

Получить выполненную работу или консультацию специалиста по вашему учебному проекту

Узнать стоимость

Отличение знания от псевдознания как главная проблема в философском подходе к изучению познания. Проблема достоверности и границ знания. Философия — это не начало знания, а стремление к нему.

Знание и его характеристики

Знание — это рационально обоснованное и оправданное в критическом анализе суждение или содержание сознания. Знание всегда вероятностно, исторично и гипотетично. Эволюция знания ведет к повышению его содержательности, добротности, объясняющей силы, предсказательной мощи, замене менее плодотворных теорий более плодотворными.

Смысл знания — в самопознании, назначение знания — интеллектуальный, нравственный и духовный рост человека. Знание — состояние или модус бытия человека.

Термин «знание» употребляется в трех основных значениях. Во-первых, под знаниями подразумевают способности, умения, навыки, которые базируются на осведомленности человека о том, как что-либо сделать, осуществить. Однако знать (о том, как что-либо сделать) и уметь сделать это — разные вещи.

Под знанием понимается и любая познавательно значимая информация. Знание — всегда информация, но не всякая информация — знание. Знание умение («знание как») и знание — информация («знание что»). «Знание как» направлено на успешное разрешение той или иной жизненной ситуации. «Знание что» направлено на вещь, которую мы хотим полнее осмыслить.

Под знанием понимается и особая форма отношения человека к действительности — практическая деятельность субъекта по созданию самого знания. В отличие от труда, знание является только теоретическим, а не практическим овладением объектом. Знание дает не сам предмет, а идею предмета и способ его практического получения. Теоретическое овладение предметом является предпосылкой получения его в практике.

Виды знания

Многообразие видов знания: обыденно-практическое («здравый смысл»), личностное, вненаучное и научное (эмпирическое и теоретическое) знание.

Обыденное знание — это универсальный неспециализированный тип знания. Его двойственная роль в становлении и функционировании науки: с одной стороны, оно может противоречить научным положениям, препятствовать развитию науки, становиться предрассудком и сдерживать прогресс; с другой стороны, оно может задолго до науки формулировать в своей среде положения, к которым науке приходится пробиваться трудным путем доказательств и опровержений. Обыденное знание включает в себя здравый смысл, приметы, назидания, рецепты, личный опыт, традиции. Бесписьменный характер обыденного знания.

Личностное знание зависит от способностей и от особенностей интеллектуальной деятельности субъекта. Философ и социолог науки Майкл Полани (1891 — 1976) исходит из того, что в личностном знании запечатлена не только познаваемая действительность, но и сама познающая личность, ее заинтересованное (а не безразличное) отношение к знанию, личный подход к его трактовке и использованию. Личностное знание — это не только совокупность каких-либо утверждений, но и интеллектуальная самоотдача, страстный вклад личности в познавательный процесс.

Коллективное знание отличается от личностного знания тем, что оно общезначимо (надличностно) и предполагает наличие необходимой и общей для всех системы понятий, способов, приемов и правил его построения. Виды коллективного знания: знание, объективированное в текстах, распределенное знание.

Научное знание — это систематизированное знание о действительности. Научное знание фиксирует проникновение в сущность предметов и процессов, в закономерные связи между ними. В нем используется специальный язык как система особых понятий и терминов, которые дают возможность адекватно описывать изучаемые явления, предметы и процессы действительности. Научное знание отличается логической стройностью, аргументированностью, доказательностью.

Достоверность научного знания обосновывается практическим применением, экспериментальной проверкой, выводимостью одних знаний из других, истинность которых доказана.

Типология вненаучного знания

Социальный и духовный кризис служит питательной почвой для расцвета крайних форм ненаучного знания. Вненаучное знание составляет часть культуры.

Формы вненаучного знания. Ненаучное знание, понимаемое как разрозненное несистематическое знание, которое не формализуется и не описывается законами, находится в противоречии с существующей научной картиной мира. Основные виды ненаучного знания: астрология, алхимия, парапсихология, геомансия (предсказание месторождений по внешним чертам земной поверхности), фитогномия (приписывание лечебной силы растениям на основе их подобия или символического соответствия тем или иным частям человеческого организма), френология, месмеризм, уфология.

Донаучное знание выступает прототипом, предпосылочной базой научного.

Паранаучное знание — совокупность течений (спиритуализм, мистические откровения, спекулятивная метафизическая и натурфилософская мысль), которые претендуют на научный статус, но не соответствуют имеющимся гносеологическим стандартам научности.

Паранаучное знание включает в себя учения о тайных природных и психических силах и отношениях, скрывающихся за обыденными явлениями. Мистика (характеризуется верой в способность интуитивного проникновения в сущность знания, отказом от признания в чем-либо противоположности или различия, отрицанием реальности времени и всякого зла). Магия. Психокинез (способность воздействовать на внешние системы, находящиеся вне сферы нашей моторной деятельности, перемещать предметы нефизическим способом).

Лженаучное знание — знание, сознательно эксплуатирующее домыслы и предрассудки. В качестве симптомов лженауки выделяют малограмотный пафос, принципиальную нетерпимость к опровергающим доводам, претенциозность.

Квазинаучное знание ищет себе приверженцев, опираясь на методы насилия и принуждения. Оно, как правило, расцветает в условиях жестко иерархизированной науки, где невозможна критика власть предержащих, где жестко проявлен идеологический режим.

Антинаучное знание — устойчивое и сознательно искажающее представление о действительности. Особый интерес и тяга к антинауке возникает в периоды социальной нестабильности.

Псевдонаучное знание представляет собой интеллектуальную активность, спекулирующую на совокупности популярных теорий. Для него характерна сенсационность тем, признание тайн и загадок, умелая обработка фактов.

Знание и мнение

В античной философии под мнением понимали недостоверное, субъективное знание, в отличие от достоверного знания — истины. Элеаты резко разграничивают истину, основанную на рациональном познании, и мнение, основанное на чувственных восприятиях и знакомящее лишь с видимостью вещей.

Знание и вера

Условность дихотомии знания и веры проявляется в том, что знание может стать верой, если ее предмет реально существует и может быть обоснован; вера, в свою очередь, может служить основанием знания в условиях неопределенности. Вера — это знание, принимаемое без эмпирического, рационального обоснования.

В вере всегда проявляется доверие авторитету, роль которого велика в традиции, в познании. Сила философии не в знании, а в вере, толкающей на постоянное преодоление границ достигнутого.

Вера может быть необоснованной, фанатичной, рациональной. Прагматичная вера представляет собой определенную научную гипотезу, стройные логические и эмпирические доказательства которой отсутствуют. Таковыми являются, например, все математические аксиомы. Прагматическая вера сопутствует человеку в его обыденной жизни. Так, например, человек верит в целительное искусство врача.

Августин в своем известном афоризме «Верую, чтобы понимать» отводит разуму роль посредника на пути от веры к непосредственному Богопознанию. Вера обладает превосходством в том смысле, что именно благодаря ей становится возможным мышление. Это означает, что без откровения и веры люди были бы слепы по отношению к важнейшим аспектам жизни. Только познание делает возможной веру — таков главный смысл изречения Пьера Абеляра (1079 1142) «Понимаю, чтобы веровать». «Верую, ибо нелепо» — высказывание Тертуллиана (ок. 160 — 222), для которого христианская вера и греческое мышление были принципиально несовместимы. Для него вера независима от разума и не нуждается в философском, либо научном обосновании. Если разум утверждает бессмысленность веры, то вера относится к этому совершенно безразлично.

Русская философия берет знание как цельное знание, как знание, вырастающее из личного опыта познающего и обогащенное его переживаниями, знание как пере- и про- живание бытия, а не как отвлеченную мысль. Николай Бердяев видит в вере основание всего человеческого знания, в ней синтезируются и примиряются отдельные элементы знания. Знание и вера не мешают друг другу, они не могут заменить или уничтожить друг друга, так как в глубине знание и вера образуют единство.

Внимание!

Если вам нужна помощь в написании работы, то рекомендуем обратиться к профессионалам. Более 70 000 авторов готовы помочь вам прямо сейчас. Бесплатные корректировки и доработки. Узнайте стоимость своей работы.

Раздел V Знание и познание. Философия: Учебник для вузов

Раздел V

Знание и познание

Глава 1. Познание как предмет философского анализа

Ориентация в мире всегда предполагает адекватное воспроизведение действительности. Это воспроизведение и составляет суть познавательного отношения к миру. Познавательное отношение человека к действительности представляет собой необходимую сторону всей системы его отношений к миру, а возможность адекватного воспроизведения реальности – мировоззренческую проблему.

Знание, являющееся результатом познавательной деятельности человека, может быть понято как основа идеального плана деятельности. Именно реализация идеальных планов деятельности и позволяет провести мост между сознанием и действительностью, знанием и бытием.

Функционирование знания в качестве основы идеального плана деятельности обеспечивает возможность обратных связей от действительности к нашим знаниям о ней. В ходе осуществления таких связей уточняются, пересматриваются, совершенствуются человеческие знания о мире. Знание возникает, функционирует и совершенствуется в процессе активной деятельности человека.

Будучи поначалу вплетено в ткань реальной человеческой жизни, познание на определенном этапе развития общества обособляется в специализированное духовное производство. Особой формой духовного производства (наряду с искусством и др.) является научно-теоретическая деятельность, построение особой научной картины мира, отличающейся от картины мира, данной в обыденном сознании. Познавательная деятельность человека, вплетенная в ткань его реальной жизни, всегда неразрывно связана с работой его сознания, с эмоциями, волей, памятью, она предполагает также убежденность, веру, ошибки, иллюзии, заблуждения. Однако суть познавательного отношения человека к миру, несмотря на все эти сопровождающие познание факторы, состоит в достижении адекватного воспроизведения действительности, без которого невозможны реальная ориентация человека в мире и успешное преобразование этого мира.

Способно ли человечество, человек как субъект познания выработать знания, являющиеся таким адекватным воспроизведением действительности, каковы основания и критерии познавательной деятельности, в процессе которой возникает и совершенствуется такое знание, – это и составляет мировоззренческую природу философского анализа познания.

В настоящее время познание изучается не только философией. Интенсивно развиваются различные специальные науки, исследующие познание: когнитивная психология (психология, изучающая познавательные процессы), логика и методология научного познания, история науки, науковедение, социология знания и т. д. Все эти науки вносят ценный вклад в изучение познания, рассматривая его отдельные аспекты. Без опоры на их достижения невозможно и квалифицированное, успешное философское исследование познания. Однако сущность познавательного отношения к миру – предмет именно философского осмысления, ибо оно связано с анализом и решением коренных мировоззренческих проблем отношения человека к действительности. Познание является необходимой стороной этого отношения и само может быть понято только в контексте последнего.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.

Продолжение на ЛитРес

Знание и его формы

Знание — идеальный образ бытия. Оно имеет определенные основания, должно соответствовать предмету познания и предполагает определенную убежденность субъекта познания в истинности своих представлений. Знание формируется как результат познания и одновременно является предпосылкой его дальнейшего развития, производства новых знаний, превосходящих исходные. Как уже отмечалось в предыдущих разделах настоящей главы, содержание знания определяется объектом, но и субъект познания существенным образом обусловливает полученный результат познавательной деятельности. Кроме того, знания могут различаться по степени адекватности объекту, по форме его воплощения, по способам получения, по социальной роли и месту в дальнейшем развитии процесса познания.

Многообразие названных факторов объясняет и многообразие видов знания. Их классификация осуществляется по разным основаниям. По характеру познавательных способностей человека, участвовавших в познании, можно выделить перцептивное, рациональное, предметно-практическое знание-умение.

Перцептивное знание основывается на непосредственном контакте органов чувств человека и чувственно воспринимаемых объектов: предметов природы, знаковых систем различных языков — науки, искусства, межличностного общения. На их основе складываются знания-представления, которые могут быть вербализованы, т. е. выражены в речи. Перцептивное знание — результат избирательного восприятия, которое обусловлено влиянием предшествующего перцептивного опыта, потребностями субъекта и его установками. Накопленные знания влияют на чувственное познание, для которого они играют роль правил, оценок, критериев предпочтения и т. п. Перцептивное знание характеризуется также целостностью, осмысленностью, константностью, предметным характером. Целостность перцептивного знания проявляется в том, что его разрозненные элементы соединяются в некоторую общую картину, даже если при этом создается угроза их искажения. Каждый элемент восприятия организуется в определенное смысловое единство. Перцептивное знание формируется под влиянием константности восприятия: несмотря на разнообразие условий, человек обнаруживает тенденцию воспринимать предмет устойчивым и неизменным. Перцептивное знание не является самодостаточным и формируется в непосредственной зависимости от рационального.

Рациональное знание — опосредованное, отвлеченное, обобщенное знание. Оно опосредовано чувственным знанием и накопленным практическим опытом. Опираясь на перцептивное и практическое знание и отвлекаясь от конкретного многообразия явлений, оно обобщает его в понятиях, суждениях, умозаключениях. Любое явление имеет рациональное объяснение. Попытки рационального объяснения делаются и на обыденном уровне познания, и в религии, искусстве и в философии. Но наиболее адекватной и эффективной формой рациональности является наука. И это не случайно. Научное познание — высшее достижение человеческого мышления. Инструмент рационального рассуждения — логика. Научное познание опирается на логику и создает аргументированное знание. В науке имеются области, целиком строящиеся на логических процедурах. Таковы математика, лингвистика, в значительной степени физика, астрофизика и т. п. Научное знание содержит логически связанные системы знания. Его особенностью является также внеутилитарность, поскольку оно ориентировано не столько на практически полезный результат, сколько во имя познания как самоцели.

Предметно-практическое знание связано с задачей жизнеобеспечения человека, продолжения его рода. Труд, быт, се-мейно-брачные отношения — первые объекты практического знания. Оно содержит сведения о приемах трудовой деятельности: обработка металла, строительство, земледелие и т. д. Значительное место в нем занимает быт (убранство жилища, приготовление пищи, гигиенические навыки и т д.), а также обычаи и обряды, в которых сконцентрирован многовековой опыт регулирования отношений и поведения людей в наиболее важные моменты их жизни (рождение, смерть, свадьба и т. п.). Узкоутилитарный, зачастую рецептурный характер имеют и наблюдения над природой: народные приметы, оказание помощи при травмах и заболеваниях, ориентация в пространстве и времени и т. д. Предметно-практическое знание содержат технические знания, знания о различных видах мастерства. Оно не доказывает свои обобщения и не использует факты. Жизненный опыт, традиция, здравый смысл — главные аргументы предметно-практического знания.

Особый класс знаний составляют знания-умения. Майкл Полани дает следующую характеристику такого знания: существуют вещи, о которых мы знаем, но не можем сказать. Это относится прежде всего к нашему знанию, воплощенному в навыках. Я могу сказать, что умею кататься на велосипеде, но это вовсе не означает, что я могу сказать, как мне удается сохранить равновесие на велосипеде или держаться на плаву. Такое знание-умение Полани определяет как неявное. Оно включается и в познавательный процесс, как его необходимое условие (умение читать и писать, пользоваться компьютером, проводить лабораторные и иные эксперименты и т. д.).

Существует классификация, разделяющая весь массив знания в соответствии с критерием научности. Данный критерий позволяет выделить обыденное, донаучное, научное, вненаучное и антинаучное знание.

Обыденное знание представляет собой вид живого практического знания, которое формируется в процессе жизнедеятельности и общения людей. Оно не обладает признаком системности и в качестве средства познавательной деятельности использует естественный язык и применяемые в производстве орудия труда. Важнейшим способом обобщения повседневного чувственного опыта является здравый смысл, а средством его фиксации — естественный язык (в отличие от искусственного языка науки). Обыденное знание характеризует и то, что оно отождествляет свой чувственный опыт и внешний мир или по крайней мере полагает, что он таков, каким мы его воспринимаем. Это стихийно складывающееся и закрепляющееся в обыденном опыте представление определяется в философии как «наивный реализм». Поэтому в отличие от научного познания обыденное познание не в состоянии объяснить причины расхождений иллюзии и реальности, различие знания и непосредственно данного объекта.

Донаучное знание определяется как «палеомышление», или «этнонаука» (народное знание). Оно достаточно сложно и богато по содержанию и включает в себя такие, например, достижения, как сложные системы счета, солнечный и лунный календари, попытки их совмещения, а также комплексы медицинских, географических, астрономических, технических и т. д. знаний, передаваемых устной традицией, ритуалами и практическими действиями. В отличие от обыденного знания, донаучное знание является достоянием избранных лиц (жрецов, философов, врачевателей). В некоторых культурах это знание передается в качестве семейной традиции. Донаучное знание содержит впечатляющие достижения. Однако они не доказаны и либо просто постулируются, либо имеют искусственное умозрительное или мистическое толкование. В современных условиях делаются попытки научного объяснения феноменов донаучного знания (например, институт рефлексо-иглотерапии исследует влияние китайской медицинской практики лечения иглоукалыванием).

Специализированное вненаучное знание включает в себя такие разновидности, как псевдонаука, антинаука и девиантная наука.

Псевдонаука имеет своим содержанием продукты интеллектуальной деятельности, существующие на грани науки. Таковы уфология, астрология, парапсихология, учение о древних астронавтах, теория космических катастроф и т. п. Сторонники псевдонауки указывают на ограниченность традиционной науки, хотя и подчеркивают свою близость к ней. Они используют тягу средств массовой информации к сенсациям для пропаганды своих идей. С этой целью они некритически используют факты, почерпнутые из сомнительных источников, произвольно истолковывают сведения из разнородных литературных текстов. Для доказательства «безошибочности» своих псевдонаучных построений они составляют согласующийся с их концепцией сценарий или связный рассказ о якобы имевшем место в действительности событии, используют «свидетелей» или выступают от их имени. Иногда они откровенно противостоят науке, стремясь дискредитировать ее достижения, заявляя о ее «банкротстве».

Антинаука пропагандирует мистические учения, спиритуализм, представления о тайных природных силах, которые неподвластны традиционному научному исследованию и раскрываются лишь с помощью мистического откровения или медитации.

Под девиантной наукой понимается знание, отклоняющееся от общепринятых в науке норм. Типичный пример девиантной науки — лысенковщина, противостоящая генетике и подменяющая научное исследование демагогическими обещаниями типа семиколосой пшеницы.

Общая особенность всех феноменов вненаучного знания — спекуляция на тяге людей к постижению предельных начал бытия, их интересе к новому и таинственному, надежде найти простые и чудодейственные способы лечения болезней (отсюда успех сомнительных экстрасенсов, колдунов и т. п. шарлатанов). Если научное знание является системой обоснованного, доказанного, достоверного знания о мире, которое сформировалось в процессе выработки особых средств эмпирического и теоретического исследования, то вненаучное знание не обладает всеми перечисленными особенностями, хотя и играет значительную роль в жизни определенной части людей.

Урок 29-30. Научное знание — Электронный кабинет преподавателя философии Захаровой Екатерины Николаевны

Что лежит в основе научного знания?

Основой научного знания является знание обыденное, или здравый смысл, который формируется во время непосредствен­ного практического отношения к внешнему миру. Обыденное знание слабо отражает глубинные связи предметов, поэтому здравый смысл наряду с объективно-истинными положениями включает в себя массу поспешных обобщений. Гегель характери­зовал здравый смысл: «такой способ мышления какой-либо эпо­хи, в котором содержатся все предрассудки своего времени».

Какими свойствами обладает научное знание?

Наряду с истинностью и обоснованностью научное знание имеет следующие свойства: системность, направленность на отражение основных свойств изучаемого объекта, опережение практики. Однако все эти свойства являются вторичными по отношению к истинности и обоснованности, производными от них.

Что такое субъектность знания?

Современная постклассическая наука признает субъектность научного знания. Субъектность означает, что человек (познаю­щий субъект) воздействует на изучаемый объект. В большин­стве случаев мы изучаем не объект в чистом виде, а взаимо­действия человека с изучаемым объектом. Признание того, что человек есть неотъемлемая часть той реальности, которую он изучает, и составляет субъектность научного знания.

Что такое объективность познания?

Объективность современного научного познания следует понимать как взаимоотношение объекта (то, что познается) и субъекта (кто познает). Понимание объективности имеет связь с практикой: зная ответные реакции объекта, можно прогнозировать практическую деятельность, создавать технические устройства, использовать научные достижения для людских нужд.

Какие этапы проходит научное познание?

Научное познание проходит в своем развитии ряд этапов. Основными из них являются: факт, проблема, гипотеза, про­грамма, теория.

Что понимается под научным фактом?

Факт — это достоверное знание о единичном. Научные факты связаны с практической деятельностью человека: в по­вседневном опыте происходил отбор фактов, которые состави­ли фундамент научного знания. Наука начинается с фактов. Каждая научная дисциплина проходит достаточно длительный период накопления фактического материала.

Фактом признается не всякий полученный результат. Чтобы прийти к знанию, которое можно назвать фактом, необходимо провести множество исследовательских операций, при кото­рых получаются одинаковые результаты.

Что такое теория?

Теория дает целостное представление о той или иной сфере действительности. Положения теории отображают существен­ные связи действительности. Но, в отличие от фактов, теории представляет эти связи в обобщенном виде. Обобщая факты и опираясь на них, теория согласуется с господствующим миро­воззрением, картиной мира, которые направляют ее возникно­вение и развитие.

Какие типы теорий существуют?

Теории разделяют по разным основаниям. Исходя из обла­сти науки, выделяют математические, физические, химиче­ские, биологические, социологические и др. теории.

С логической точки зрения выделяют дедуктивные и не де­дуктивные теории. В основе дедуктивной теории — логическое следование: для фундамента дедуктивной теории отбираются положения соответствующего знания, которые не противоре­чат одно другому. Дедуктивное построение теории использует­ся в математике, логике, естествознании.

Не дедуктивные теории характерны для опытных наук, где при изучении действительности используются наблюдения и эксперименты.

Можно выделить теории завершенные и незавершенные. Завершенные теории представляют собой окончательную мо­дель некоторого фрагмента реальности. Положения завершен­ной теории — это научные законы, в которых отображается сущность познаваемых процессов.

Незавершенную теорию можно дополнять и расширять.

Что понимают под гипотезой?

Гипотеза — это предположительное решение некоторой на­учной проблемы. Важнейшее требование к гипотезе: она долж­на проверяться фактическим материалом. Хорошо удостове­ренная гипотеза становится теорией или научным законом.

Возможно ли расхождение теории с фактами?

Да. Расхождение теории с фактами, противоречие между ними свидетельствует об ограниченности теоретической систе­мы знания. Вместе с тем такое противоречие дает толчок даль­нейшему развитию знаний, его совершенствованию: выдвига­ются новые гипотезы, формируются новые законы.

В чем роль вероятностно-статистических методов?

В современной науке, наряду с динамическими законо­мерностями, все большую роль играют закономерности вероятностно-статистические. В отличие от динамических, веро­ятностно-статистические закономерности не позволяют делать абсолютных предсказаний. Кроме того, они применимы не к единичному телу или событию, а к их множеству. Вероятностно-статистические закономерности описывают и объясняют поведение больших совокупностей (элементарных частиц, атомов, молекул, сообществ людей и т.д.).

Какова роль моделирования в современной науке?

Эксперимент не всегда пригоден для изучения объектов микромира и мегамира. Поэтому в современной науке особая роль отводится моделированию. Модель замещает реальный объект, воспроизводя его особенности. Построение и изучение модели позволяет выявить и анализировать закономерности изучаемого процесса без вмешательства в окружающий мир. Наиболее перспективным является математическое моделиро­вание, так как математические модели безразличны к матери­альному основанию — будь то процессы в живой природе или общественные и духовные.

Как проявляется интеграция в научном познании?

Появились физическая химия, биогеохимия, геофизика и другие науки, которые лежат на стыке классических наук. Созданы общенаучные дисциплины и методы, применимые для большинства наук, сюда следует отнести теорию систем, структурный метод, синергетику и т.д.

Познание (в философии) — это… Что такое Познание (в философии)?

Позна́ние — совокупность процессов, процедур и методов приобретения знаний о явлениях и закономерностях объективного мира. Познание является основным предметом науки гносеологии (теории познания).

Виды(методы) познания

«Существуют два основных ствола человеческого познания, вырастающие, быть может, из одного общего, но неизвестного нам корня, а именно чувственность и рассудок: посредством чувственности предметы нам даются, рассудком же они мыслятся.» И.Кант

Познание не ограничено сферой науки, каждой форме общественного сознания: науке, философии, мифологии, политике, религии и т. д. соответствуют свои специфические формы знания, но в отличие от всех многообразных форм знания научное познание — это процесс получения объективного, истинного знания, направленного на отражение закономерностей действительности. Научное познание имеет троякую задачу и связано с описанием, объяснением и предсказанием процессов и явлений действительности.

Различают также формы знания, имеющие понятийную, символическую или художественно-образную основу. В истории культуры многообразные формы знания, отличающиеся от классического научного образца и стандарта, отнесены к ведомству вненаучного знания: паранаучное, лженаучное, квазинаучное, антинаучное, псевдонаучное, обыденно-практическое, личностное, «народная наука». Поскольку разномастная совокупность внерационального знания не поддается строгой и исчерпывающей классификации, то существует разделение соответствующих познавательных технологий на три вида: паранормальное знание, псевдонаука и девиантная наука.

Исходную структуру Познания представляет субъект-объектное отношение, где вопрос о возможности адекватного воспроизведения субъектом сущностных характеристик объекта (проблема истины) является центральной темой гносеологии (теории Познания). В зависимости от решения этого вопроса в философии выделяются позиции познавательного оптимизма, скептицизма и агностицизма.

Античность

Платон

Всё, доступное познанию, Платон в VI книге «Государства» делит на два рода: постигаемое ощущением и познаваемое умом. Отношение между сферами ощущаемого и умопостигаемого определяет и отношение разных познавательных способностей: ощущения позволяют понимать (хоть и недостоверно) мир вещей, разум позволяют узреть истину.

Ощущаемое вновь делится на два рода — сами предметы и их тени и изображения. С первым родом соотносится вера (πίστις), со вторым — уподобление (εἰκασία). Под верой имеется в виду способность обладать непосредственным опытом. Взятые вместе, эти способности составляют мнение (δόξα). Мнение не есть знание в подлинном смысле этого слова, поскольку касается изменчивых предметов, а также их изображений. Сфера умопостигаемого также делится на два рода — это идеи вещей и их умопостигаемые подобия. Идеи для своего познания не нуждаются ни в каких предпосылках, представляя собой вечные и неизменные сущности, доступные одному лишь разуму (νόησις). Ко второму роду относятся математические объекты. Согласно мысли Платона, математикам лишь «снится» бытие, поскольку они используют выводные понятия, нуждающиеся в системе аксиом, принимаемых бездоказательно. Способность производить такие понятия есть рассудок (διάνοια). Разум и рассудок вместе составляют мышление, и лишь оно способно на познание сущности. Платон вводит следующую пропорцию: как сущность относится к становлению, так мышление относится к мнению; и так же относятся познание к вере и рассуждение к уподоблению.

Особую известность в теории познания имеет аллегория Платона «Миф о пещере» (или «Притча о пещере»).

Эпикурейцы

.

Филон Александрийский

Плотин

Типы познания

Существует несколько типов познания:

• мифологическое

тип познания характерный для первобытной культуры (тип целостного дотеоритического объяснения действительности при помощи чувственно- наглядных образов сверхъестественных существ, легендарных героев, которые для носителя мифологического познания предстают реальными участниками его повседневной жизни).Мифологическое познание характеризуется персонификацией, олицетворением сложных понятий в образах богов и антропоморфизмом.

объектом религиозного познания в монотеистических религиях, то есть в иудаизме, христианстве и исламе, является Бог, который проявляет себя как Субъект, Личность. Акт религиозного познания, или акт веры, имеет персоналистически-диалогический характер.
Цель религиозного познания в монотеизме — не создание или уточнение системы представлений о Боге, а спасение человека, для которого открытие бытия Бога одновременно оказывается актом самооткрытия, самопознания и формирует в его сознании требование нравственного обновления.

В Новом Завете метод религиозного познания сформулирован самим Христосом в «заповедях блаженства»:

«Блаженны чистые сердцем, ибо они Бога узрят.» (Мф.,5,8)

философское познание представляет собой особый тип целостного познания мира. Спецификой философского познания является стремление выйти за пределы фрагментарной действительности и найти фундаментальные принципы и основы бытия, определить место человека в нём. Философское познание основано на определённых мировоззренческих предпосылках. В его состав входят: гносеология, онтология.
В процессе философского познания субъект стремится не только понять бытие и место человека в нём, но и показать, какими они должны быть, то есть стремится создать идеал, содержание которого будет обусловлено избранными философом мировоззренческими постулатами.

для характеристики этого типа познания допустимо привести слова из книги Бытие «Познал Адам Еву, и родила Ева сына».

разработка теоретической картины мира.

См. также

Ссылки

Wikimedia Foundation. 2010.

Виды знания. Вненаучное знание

Для современной философии не характерны те ошибки, которые совершались в классической, когда все возможные виды знания отождествлялись исключительно с научным знанием, или искусственно дотягивались до науки, или вовсе не принимались во внимание за недостоверность. Кроме научного, современная теория познания говорит об обыденном, мифологическом, религиозном, художественном, философском, квазинаучном знании. Подразумевая, что все они носят равную ценность для культуры и одинаково необходимы для понимания сущности познавательной деятельности.

Обыденное или житейское знание

Обыденное или житейское знание основывается на ежедневном опыте. Оно находится в полном согласии со здравым смыслом и по многим направлением с ним совпадает. Обыденное знание подразумевает утверждение и описание фактов. Сфера обыденного постоянно расширяется, это происходит волнообразно за счёт неравномерного развития науки, философии, искусства, посредством расширения круга известных фактов. Житейское знание имеет особый смысл на фоне того, что оно является основой для всех остальных знаний. Именно поэтому не стоит уменьшать его роль в обществе и бытие человека.

Художественное знание

Формирование художественного знания происходит в искусстве. Отличает его от научного или философского то, что оно не устремлено к доказательности или обоснованию. Его форма существования в художественном образе. Главное отличие которого, заключается в самоочевидности и убедительности вне и независимо от всякого подтверждения. Искусству не чужд, и даже поощряется художественный вымысел. Отсюда и достаточно условный образ мира, созданный искусством. Однако суть вымысла в том, чтобы яснее и выразительнее представить объективное знание о действительности. Искусство свой интерес видит в культуре и человеке, нежели в природе. Находит своё выражение в тех областях, которые менее отражены в науке.

Основная цель искусства – сохранить и представить единичное и особенное и посредством этого выделить что-то общее, тогда как научное знание сконцентрировано на выведении общих и необходимых закономерностях. Искусство устремлено к осмыслению уникального и познания, но это не основная его функция, в силу этого знание существует в виде побочного продукта художественного творчества.

Мифологическое знание

Мифологическое знание связывает в себе рациональное и эмоциональное отражение реального. Мифологическое знание наполнено наблюдениями из окружающего мира, но при этом они не осмысливаются в нём с рациональной точки зрения. Мифологическое знание отражает не столько действительность, сколько переживания человека об этой действительности.

Нужна помощь преподавателя?

Опиши задание — и наши эксперты тебе помогут!

Описать задание

На ранней стадии развития человечества мифологическое знание оказывало серьёзное воздействие на человека, исполняя роль стабилизатора в первобытном обществе, и занимаясь интерпретацией множества явлений. Более того, с помощью мифологического знания важная информация транслировалась от одного поколения к другому. Мифологическое знание помогало первобытному человеку структурировать знания об окружающей действительности, а также лучше узнавать и моделировать повседневную реальность.

Замечание

Начальная мифологическая классификация явлений легла в основу формирования рациональных форм знания – философии и науки.

Религиозное знание

Суть религиозного знания заключается в его связи с верой в сверхъестественное и эмоционально-образное отображение реальности. Базируется религиозное знание на вере, а доказательства и обоснования ему чужды.

Религия не предлагает человеку заниматься разного рода размышлениями и поиском истины, она рекомендует просто верить, сопереживать и переживать. Религиозное знание не носит критического характера, а является скорее сводом неких правил, идеалов и абсолютных ценностей. Выводы, которые получают в ходе религиозного размышления, собираются в конкретные наглядно-чувственные образы.

Стоит заметить, что, несмотря на то, что религия склонна к обращению в эмоционально-чувственную сторону человеческой природы, она имеет умопостигаемый характер. Тем самым, отвечая на вечным вопросы, предоставляет человеку свой вариант картины мира.

Философское знание

Философское знание имеет рационально-теоретическую форму – в этом его основная особенность. Наука даёт частные ответы на частные вопросы, философия же отвечает н мировоззренческие вопросы и как следствие размышляет о ценностях, которые невозможно исключить из философского знания.

Сравнение научного и философского знания

В момент своего зарождения и становления, философское знание было тесно связано с научным. В Античные времена было принято называть философией всё то, что считалось теоретическим знанием. И только с ходом времени из этого общего знания выделились различные частные дисциплины. Для современной философии характерно деление на разделы, которые прямым образом связаны с научным знанием. Одним из таки направлений является философия науки, которое сфокусировано на проблемах научного знания.

Философия наравне с наукой направлена на постижение сущности, она применяет научную аргументацию и доказательную базу. Наука и философия похожи между собой ещё и тем, что обе они базируются на рационально-теоретических методах исследования, посредством которого идёт получение достоверных, общепринятых норм и принципов.

Знание в обеих сферах выражается в рациональной форме, для этого используются понятия, суждения и умозаключения. Однако научное знание по своей природе не может носить мировоззренческий характер, и оно не рассказывает человеку о его жизненных, экзистенциональных нуждах.

В качестве предмета научного исследования выступает или человек, или мир, это напрямую зависит от сферы, будь то гуманитарная, социальная или естественная. Ни одна из наук, не предпринимает попыток объяснить фундаментальное мировоззренческое отношение «человек – мир». Также ни одна наука не пытается разобраться в вопросах добра и зла, свободы и рабства, истины и лжи, красоты и безобразия. Хотя наука может быть заинтересована в возможностях человеческого сознания и воли, особенностях понимания эстетических форм или рациональном знании о физической действительности.

Ни одна наука не сфокусирована на выявлении универсальных связей реальности и поиске фундаментальных предпосылок бытия. Наука может предоставить лишь частные знания о мире, которые служат основой для создания всеобъемлющих мировоззренческих систем. Отсюда следует, что отождествление научного и философского знания ошибочно.

Квазинаучное знание

Для современной культуры характерен один вид знания, который объединяет в себе черты художественного, мифологического, религиозного и научного. Таковым является квазинаучное знание. Оно представлено в мистике, магии, алхимии, астрологии, паранауках и эзотерических учениях. Суть квазинаучного знания в удовлетворении эмоциональной потребности в стабильности, которую ежедневно испытывает современный человек. Квазинаучное знание не направлено на объективное познание действительности.

Квазинаучное знание призвано выполнять компенсаторные функции, которые позволяют человека достичь психологического комфорта, столь необходимого именно в современной быстро меняющейся реальности. Квазинаучное знание – это самостоятельное культурное явление, которое не сводится к какому-то одному конкретному виду знания. Оно часто приобретает форму науки, но при этом наукой не является. Важно заметить, что квазинаучное знание – это одна из форм современной философии.

Глава VI. «Познание» — Департамент философии

Содержание главы шестой раздела второго:

 

• Познание как предмет философского анализа

• Структура знания. Чувственное и рациональное познание

• Теория истины

 

1. Познание как предмет философского анализа

Ориентация в мире всегда предполагает адекватное воспроизведение, отражение действительности. Это воспроизведение и составляет суть познавательного отношения к миру. Познавательное отношение человека к действительности представляет собой необходимую сторону всей системы его отношений к миру, а возможность адекватного воспроизведения реальности — мировоззренческую проблему.

Знание, являющееся результатом познавательной деятельности человека, может быть понято как основа идеального плана деятельности. Именно реализация идеальных планов деятельности и позволяет провести мост между сознанием и действительностью, знанием и бытием.

Функционирование знания в качестве основы идеального плана деятельности обеспечивает возможность обратных связей от действительности к нашим знаниям о ней. В ходе осуществления таких связей уточняются, пересматриваются, совершенствуются человеческие знания о мире. Знание, таким образом, является не продуктом пассивного созерцания действительности. Оно возникает, функционирует и совершенствуется в процессе активной деятельности человека.

Будучи поначалу вплетено в ткань реальной человеческой жизни, познание на определенном этапе развития общества обособляется в специализированное духовное производство. Особой формой духовного производства (наряду с искусством и др.) является научно-теоретическая деятельность, построение особой научной картины мира, отличающейся от картины мира, данной в обыденном сознании. Познавательная деятельность человека, вплетенная в ткань его реальной жизни, всегда неразрывно связана с работой его сознания, с эмоциями, волей, памятью, она предполагает также убежденность, веру, ошибки, иллюзии, заблуждения. Однако суть познавательного отношения человека к миру, несмотря на все эти сопровождающие познание факторы, состоит в достижении адекватного воспроизведения действительности, без которого невозможны реальная ориентация человека в мире и успешное преобразование этого мира.

Способно ли человечество, человек как субъект познания выработать знания, являющиеся таким адекватным воспроизведением действительности, каковы основания и критерии познавательной деятельности, в процессе которой возникает и совершенствуется такое знание, — это и составляет мировоззренческую природу философского анализа познания. В настоящее время познание изучается не только философией. Сейчас происходит интенсивное развитие различных специальных наук, исследующих познание: когнитивной психологии (психологии, изучающей познавательные процессы), логики и методологии научного познания, истории науки, науковедения, социологии знания и т.д. Все эти науки вносят ценный вклад в изучение познания, рассматривая его отдельные аспекты. Без опоры на их достижения невозможно и квалифицированное, успешное философское исследование познания. Однако сущность познавательного отношения к миру является предметом именно философского осмысления, ибо оно связано с анализом и решением коренных мировоззренческих проблем отношения человека к действительности. Познание является необходимой стороной этого отношения и само может быть понято только в контексте последнего.

2. Структура знания. Чувственное и рациональное познание

Содержание:

• Знание как система

• Знание, отражение, информация

• Чувственное познание и его элементы

• Специфика и роль чувственного познания общественного человека

• Единство чувственного и рационального в познании

• Понятие как основная форма рационального познания

• Творчество и интуиция

• Объяснение и понимание

 

Знание как система. Важнейшим для теории познания вопросом является вопрос, что такое знание, каково его строение, как оно возникает. Недаром Гёте писал:

Что значит знать? Вот, друг мой, в чем вопрос.

На этот счет у нас не все в порядке.

Немногих, проникавших в суть вещей

И раскрывавших всем души скрижали,

Сжигали на кострах и распинали,

Как вам известно, с самых давних дней.

«Фауст» (Ч. I. Ночь)

Стремясь понять специфику и структуру знаний, мы сразу же обнаруживаем, что существуют различные типы знаний. Мы знаем, например, что такое автомобиль, что такое алгоритм, знаем, как поджарить бифштекс, зачем стоматологу бормашина. В первых двух случаях это знание об объектах: материальном — автомобиле и идеальном — математической функции. В третьем случае речь идет о действии приготовления пищи. В четвертом — о полезном свойстве вещи. Особый тип знаний составляют проблемы или задачи, то есть знания о неизвестном. Они обычно выражаются в форме вопросов и предписаний.

Знания необходимы человеку для ориентации в окружающем мире, для объяснения и предвидения событий, для планирования и реализации деятельности и выработки других новых знаний. Знания — важнейшее средство преобразования действительности. Они представляют собой динамическую, быстро развивающуюся систему, рост которой в современных условиях по темпам опережает рост любой другой системы. Использование знаний в практической преобразовательной деятельности людей предполагает наличие особой группы правил, показывающих, каким образом, в каких ситуациях, с помощью каких средств и для достижения каких целей могут применяться те или иные знания. Так, знания о математических функциях, например о логарифмической, или знания о свойствах цемента и расположении небесных светил оказываются полезными и могут быть использованы человеком только при условии, если мы знаем правила вычисления логарифмической функции, знаем правила изготовления цементирующих растворов, умеем прокладывать маршрут корабля по расположению небесных светил. Правила, показывающие, как на основе данных знаний осуществить ту или иную деятельность, называются правилами деятельности. Знания, таким образом, включены в систему деятельности и сами выступают в качестве особых форм, на основе которых формулируются процедуры деятельности.

Знание, отражение, информация. Как же и на какой основе возникает и развивается знание?

За последние десятилетия в связи со стремительной компьютеризацией всех сфер производственной и духовно-культурной деятельности резко возрос интерес к природе и сущности информации, так как компьютеры используются для передачи, хранения, кодирования, декодирования и преобразования информации. На их основе создаются особые базы данных и знаний, используемые для решения многих задач, которые раньше были доступны лишь человеку. В связи с этим понятия «знание» и «информация» часто отождествляются. В то же время знание рассматривают как высшую форму отражения действительности. Учитывая, что специфика отражения уже рассматривалась, мы обратим здесь внимание лишь на вопрос о том, в каком отношении к этому понятию находятся понятия «информация» и «знание».

Говоря, что субъект А отражает объект Б, мы имеем в виду, что определенные изменения в А соответствуют определенным изменениям в Б и вызываются ими. Говоря об информации, мы имеем в виду прежде всего особый способ взаимодействия, через который осуществляется передача изменения от Б к А в процессе отражения, способ, реализующийся через поток сигналов, идущих от объекта к субъекту и особым образом в нем преобразуемых. Уровень сложности и формы информации зависит, следовательно, от качественных характеристик объекта и субъекта, от типа передающих сигналов, которые на самом высоком уровне реализуются в форме языковых знаковых систем. Наконец, говоря о знании, мы имеем в виду именно высший уровень информации, функционирующей в человеческом обществе.

При этом в качестве знания выступает не вся информация, идущая от Б и воспринимаемая А, но лишь та ее часть, которая преобразована и переработана А (в данном случае — человеком) особым образом. В процессе переработки информация должна приобрести знаковую форму или выразиться в ней с помощью других знаний, хранящихся в памяти, она должна получить смысл и значение. Следовательно, знание — это всегда информация, но не всякая информация — знание. В превращении информации в знание участвует целый ряд закономерностей, регулирующих деятельность мозга и различных психических процессов, а также разнообразных правил, включающих знание в систему общественных связей, в культурный контекст определенной эпохи. Благодаря этому знание становится достоянием общества, а не только отдельных индивидов. Как же осуществляется процесс познания? Из каких звеньев или этапов он состоит? Какова их структура?

Большинство философских систем, сложившихся в Новое время, выделяли два основных этапа: чувственное и рациональное познание. Их роль и значение в процессе познания определялись в зависимости от позиции того или иного философа. Рационалисты, например Декарт, Спиноза, Лейбниц, Кант и Гегель, были склонны приписывать решающее значение рациональному познанию, не отрицая значения чувственного познания в качестве механизма связи разума с материальным миром. Сторонники эмпиризма, напротив, признавали чувственное восприятие главным и даже единственным источником наших знаний. В интеллекте нет ничего такого, утверждал Гоббс, чего бы не было в чувственном восприятии. И эту мысль в еще более резкой форме повторял Локк. Но если все знания, размышляли рационалисты, формируются лишь на основе чувственного восприятия с помощью особых правил или принципов, то откуда берутся сами эти правила или принципы, ведь их нельзя воспринять с помощью органов чувств. Спор этот и в наши дни не утратил своей остроты. Он приобрел особое значение в связи с развитием исследований по созданию «искусственного интеллекта».

В философии Нового времени под рациональностью, как правило, понималась особая, универсальная, всеобщая и необходимая логическая система, совокупность особых правил, определяющая способность человеческого ума постигать мир и создавать истинные знания. Декарту, Спинозе и Лейбницу она представлялась особой врожденной способностью. Но откуда же в таком случае берутся ложные, неистинные знания? Откуда берутся нерациональные, то есть не обоснованные общепринятой логикой, суждения и взгляды? Каким образом могут возникать противоречащие логике суждения, то есть суждения иррациональные, ведущие к разрушению всего того, что принято считать рациональным, разумным? Рационалисты XVII и XVIII веков отвечали на эти вопросы так: в человеческой душе помимо разумного начала существует еще начало эмоциональное и волевое. Эмоции, которые называли также аффектами, или «страстями души»: гнев, радость, тоска, веселье, любовь, ненависть, симпатии и антипатии и т.д., могут заставлять человека сознательно или бессознательно отказаться от разумных доказательств, от требований логики рассуждений и привести к искажению истины в угоду чувству, подчинить разум «страстям души». Воля в зависимости от поставленных целей может содействовать разуму и рациональным действиям, но может вступить с ним и в конфликт, и это создает возможность нерациональных действий и поступков. Верны ли эти рассуждения? Для того чтобы ответить на этот вопрос, посмотрим, как в действительности происходит процесс познания.

Чувственное познание и его элементы. Прежде всего необходимо рассмотреть познавательную деятельность на той ее ступени, когда она непосредственно включена — в качестве важнейшего аспекта — в процесс практического использования и преобразования материальных предметов или социальных институтов, то есть конкретных явлений окружающего мира. Начать с этой формы познавательной деятельности необходимо потому, что она действительно является начальным этапом познания. Она, во-первых, является начальным этапом в историческом смысле: разделение физического и умственного труда и выделение последнего в особый тип деятельности — сравнительно поздний этап истории, которому предшествует длительный период развития познавательного опыта людей в процессе совокупной, еще не расчлененной практической деятельности. Во-вторых, такая деятельность является начальной в том смысле, что на ее основе, именно благодаря ей, осуществляется контакт человека с миром материальных объектов. Она — предпосылка, без которой другие формы познавательной деятельности не могут существовать.

Как же человек познает вещи и процессы природы, а также все явления, созданные человеческим трудом, разумом и общественной деятельностью человека?

Для этого необходима форма деятельности, которая называется чувственной деятельностью или чувственным познанием. Она связана с функционированием органов чувств, нервной системы, мозга, благодаря чему возникают ощущение и восприятие. Ощущение может рассматриваться как простейший и исходный элемент чувственного познания и человеческого сознания вообще.

Биологические и психофизиологические дисциплины, изучая ощущение в качестве своеобразной реакции человеческого организма, устанавливают различные зависимости: например, зависимость реакции, то есть ощущения, от интенсивности раздражения того или иного органа чувств. В частности, установлено, что с точки зрения «информационной способности» на первом месте у человека стоят зрение и осязание, а затем слух, вкус, обоняние. Современные биологические науки исследуют сложнейшую структуру нервных процессов человека, деятельность его мозга, показывая, какие именно процессы мозговой деятельности выполняют функции «приема» и «переработки» ощущений. Так, в затылочных отделах коры головного мозга — «центр» зрительных ощущений, в теменных отделах — осязания, в височных — центр слуховых ощущений, задняя часть коры головного мозга в основном «перерабатывает» информацию, тогда как передняя подает сигнал, «инструкцию» деятельности, лобные доли мозга обеспечивают сравнение эффекта действия с исходным его замыслом. Естественно-научный подход к изучению ощущений характеризуется также тем, что человеческая чувствительность, то есть способность человека реагировать на воздействие внешнего мира, рассматривается в тесной связи с эволюцией природы. При этом устанавливается, что способность отражения в разной степени присуща всем живым существам, а в зачаточной форме (в форме способности вступать во взаимодействие и реагировать на воздействие, «отражать» его) свойственна вообще всей природе. Поскольку такая способность рассматривается как универсальное, предельно широко понимаемое свойство всего природного мира, возможно также исследование человеческого ощущения с точки зрения восприятия и отражения внешнего сигнала, его передачи и переработки поступающей в организм информации. Такой подход характерен для теории информации, в частности для кибернетики.

Ощущение выступает субъективным, идеальным образом предмета, поскольку отражает, преломляет воздействие предмета через «призму» человеческого сознания. Так, болевые ощущения обязательно порождаются каким-либо существующим вне сознания человека предметом или каким-либо объективным раздражителем. Мы ощущаем боль от ожога прежде всего потому, что на кожу подействовал огонь, раскаленный предмет. Но в самом огне, в самом горячем предмете, разумеется, нет боли; боль есть особый ответ нашего организма. Боль — ощущение человеческого существа, которое имеет своим следствием определенное состояние его психики, эмоций, определенную ответную реакцию, определенное действие.

Весьма важно то, что уже в ощущении начинает отражаться объективная связь ощущающего субъекта (его органов, процессов, совершающихся в его организме, в его мозгу, в его психике) с теми вполне определенными явлениями и процессами окружающего мира, с которыми практически взаимодействует данный субъект. Ощущение, таким образом, стоит у истоков отражения и фиксирования объективной системы отношений, в которые реально вступает и реально включен человек. Так, мы знаем, что предмет определенным образом расположен в пространстве относительно воспринимающего субъекта, и ощущение строго зависит от этого «взаимного» пространственного расположения, пространственного отношения предмета и субъекта: качество, форма, интенсивность зрительного и слухового ощущения, обоняния зависят от близости или дальности предмета, от того, каким образом, какой стороной он «обращен» к воспринимающему человеку и т.п. Ощущения одновременно зависят и от состояния органов чувств и всего организма (так, у дальтоников иные зрительные ощущения, чем у обычных людей, у больного человека — иные обонятельные и вкусовые ощущения, чем у здорового, и т.п.). Но, несмотря на эту весьма сложную двойную зависимость ощущения и от объекта, и от субъекта, в процессе функционирования сознания у человека выработалась способность оценивать и повседневно использовать объективную информацию, поставляемую ощущениями и другими компонентами чувственного опыта; по интенсивности ощущения мы более или менее определенно судим о том, насколько нагретым или охлажденным является предмет, как далеко он расположен от нас, насколько интенсивен реальный источник звука и т.п.

Можно сделать вывод, что ощущения дают нам первую, самую элементарную форму образного отражения предмета. Что означает тот факт, что ощущения дают образ? Образ является идеальной формой отображения предмета или явления в их непосредственно наблюдаемой целостной форме. Специфическое свойство человеческого чувственного познания связано с тем, что отдельные, конкретные ощущения, являясь составными элементами чувственного отражения, реально, на деле, не существуют обособленно друг от друга: они не существуют вне целостного образного отражения того или иного предмета или явления. Например, когда мы смотрим на дом, мы видим его как целое, хотя отдельное и конкретное зрительное ощущение показывает нам часть дома, часть его крыши и т.п. При этом зрительные ощущения неотделимы от слуховых и т.д. (разумеется, при условии нормального функционирования органов чувств). Книга лежит на столе, я ее реально вижу как целое, хотя конкретное, отдельное ощущение непосредственно «показывает» мне лишь часть обложки, если книга закрыта, две страницы, если она открыта.

Чувственная деятельность человека уже на ранних этапах развития человеческого общества привела к возникновению формы целостного восприятия предмета, к закреплению и сохранению особой «способности» образа — «представлять», «давать» объективный предмет как нечто целое. Хотя мы при помощи различных органов чувств ощущаем пространственную форму, цвет, звук, запах, в то же время действует чувственная способность синтезировать ощущения, превращать их в восприятие, обладающее особым свойством: благодаря восприятию предмет «дается» сознанию именно в своей целостно-предметной форме, то есть в виде объективной, независимой от сознания целостности.

Восприятие — целостный образ материального предмета, данного посредством наблюдения. Достаточно простого размышления, чтобы увидеть, что восприятие отнюдь не является механическим «суммированием» ощущений. Восприятие зарождается и существует как форма такого активного синтеза разнообразных проявлений предмета, которая неразрывно связана с другими актами познавательной и практической деятельности, предшествующими данному конкретному наблюдению. Именно поэтому процесс восприятия — процесс активный и по-своему творческий. Например, хотя мы можем непосредственно ощущать (видеть) только часть дома, но наше восприятие дома синтезирует в целостный образ и те части, которые в данный момент непосредственно не ощущаются. Восприятие не дает нам лишь одну плоскость, хотя непосредственно мы можем видеть только ее — перед нами дом в его объемности и целостности. Благодаря многократной работе механизмов восприятия мы в нашем сознании, в нашей памяти можем удерживать целостный образ предмета и тогда, когда предмет непосредственно не дан нам. В этом случае функционирует еще более сложная форма чувственного познания, которая называется представлением.

В обычном употреблении слово «чувство» имеет еще одно значение: им обозначают такие весьма важные и типичные для человека эмоции (переживания, страсти), как гнев, страх, любовь, ненависть, симпатия, антипатия, удовольствие, неудовольствие. Эмоции — комплексная и довольно сложная форма человеческой чувственности. Они весьма разнообразны и по существу, и особенно по форме выражения. Поэтому мы вправе говорить, что каждый человек отличается большой индивидуальностью эмоций. Это происходит потому, что эмоции вполне определенно зависят от чувственной организации отдельного человека, а также от особенностей его психики, от индивидуальных черт характера и темперамента. И все-таки в мире человеческих эмоций можно выделить закономерности, обозначить типы личностей, обладающих сравнительно сходным строем эмоций. Рассмотрением этих вопросов занимаются психологические дисциплины. Для теории познания важно подчеркнуть, что эмоции, подобно всем другим элементам чувственности, с одной стороны, заключают в себе аспекты объективного отражения реальных связей, в которые включен человек; с другой — они фиксируют объективное отношение человека к миру.

Таким образом, гносеология прежде всего подчеркивает объективную обусловленность эмоций, страстей человека, причем в данном случае особую роль играют вполне конкретные обстоятельства: реальные, исторические, социально-групповые факторы, а также многие обстоятельства, относящиеся к конкретному контексту человеческого общения. Далее, гносеология исследует особенность субъективного момента, заключенного в эмоциях. Эмоции могут существовать в виде непосредственных, очень быстрых и полубессознательных реакций индивида; они могут выступать и в виде очень сложных чувственных образований, весьма развитых, воспитанных всем богатством человеческой культуры, то есть в виде подлинно человеческих чувств. Эмоции являются активным, четким выражением отношения человека к тому или иному явлению. Такое отношение всегда в явной или скрытой форме содержит в себе момент оценки и связано с применением понятий, подобных понятиям «хорошее», «доброе», «злое», «справедливое» или «несправедливое», «красивое» и т.д. Такие понятия в современной литературе часто именуются ценностями, ценностными понятиями. Вполне понятно, что представления о добре и справедливости не являются чисто индивидуальными, но связаны с исторической эпохой, с принадлежностью человека к той или иной группе. Значит, рассматривая особенности субъективного аспекта эмоций, мы обнаруживаем их зависимость от человеческого общества, от истории и культуры. А это, в свою очередь, снова свидетельствует о наличии в эмоциях объективного содержания и объективной информации. Итак, главные элементы чувственной деятельности и чувственного познания — ощущения, восприятия, представления, эмоции. Мы рассмотрели последовательно каждый из элементов, но это не означает, что в реальном процессе познания они существуют обособленно или «следуют» друг за другом: «сначала» ощущения, «за ними» — восприятия и т.д. На деле чувственное познание есть сложное синтетическое единство перечисленных выше элементов и форм, которые в то же время неразрывно связаны с формами мыслительной деятельности.

Специфика и роль чувственного познания общественного человека. Процессы чувственного восприятия, которые могут показаться весьма простыми, на самом деле очень сложны. Верно, что при рассматривании определенного предмета, например этой комнаты, этого стола, этого дома и т.п., в дело включаются органы зрения. Но только ли они? Мы смотрим на этот предмет, и наше видение (как и слышание, осязание, обоняние) тесно, неразрывно связано с нашим отношением к данному предмету. Мы воспринимаем его как красивый или безобразный, симметричный или асимметричный, приятный или неприятный, полезный или вредный.

Мы слушаем музыку. Конечно, это факт, свидетельствующий о функционировании органов слуха, ибо без «работы» органов слуха воспринимать музыку невозможно. Безусловно, известные природные предрасположения (наличие или отсутствие природного слуха, то есть особое устройство органов чувств) важны для музыкального восприятия, а в особенности для музыкального творчества. Но, сказав о функционировании уха и слухового аппарата, мы ничего не сказали о действительно человеческом содержании процесса чувственного восприятия музыки.

Во-первых, сам объект восприятия, музыка, — результат человеческой деятельности, который различается от эпохи к эпохе, от народа к народу и т.п. Во-вторых, и способность человека к восприятию музыки — результат его включения в сферу культуры, приобщения к миру культуры, общения с другими людьми. Таким образом, восприятие музыки отдельным индивидом — это подлинно человеческий процесс, возникший в ходе совместной деятельности людей и зависящий от многих предпосылок культурно-исторического опыта. Это итог и этап многовекового развития человеческой культуры.

Когда мы видим человека, воспринимаем его действия и поступки или наблюдаем общественные события, механизм восприятия еще более усложняется. «Красота», «справедливость», «прогрессивность» и многие, многие другие понятия, связанные с ними отношения и установки незримо включаются в процесс наблюдения, восприятия таких объектов, в процесс их непосредственно-чувственного освоения.

Функционирование органов чувств — необходимая объективная предпосылка познания, которая важна в том отношении, что без нее познание невозможно. Пока мозг и органы чувств функционируют исправно, мы можем не замечать их роли. Но их роль становится очевидной при повреждениях органов чувств (особенно при врожденных). Именно эти примеры свидетельствуют о внутренней мощи человеческого познания в целом и его способности восполнять физическое несовершенство человеческого организма. Ведь люди, даже от природы лишенные способности видеть или слышать, могут быть вполне полноценными человеческими существами, развивая в себе способности познания и рационального мышления (в том числе в ряде случаев — способности образного выражения и воспроизведения мыслей). А вот индивиды, которые были от природы одарены вполне исправно функционирующими органами чувств, но в силу уникального стечения обстоятельств с самого рождения были изолированы от человеческого сообщества (такие редкие случаи в науке описаны и изучены), практически теряют способность к познанию.

В человеческом чувственном восприятии есть еще один важный элемент, который присущ только человеку и не встречается у животных. Человек способен охватить взглядом, наглядно представить себе не только то, что видел собственными глазами: едва ли не большая часть его чувственного опыта включает образы, которые почерпнуты из описаний, сделанных другими людьми.

В наш век быстрого развития образования и средств массовой информации эта характерная только для человека способность пользоваться чувственным опытом других людей, усваивать и передавать общечеловеческий опыт и тем самым раздвигать границы «видимого» и «слышимого» мира стала почти неограниченной. В данном факте отчетливо видно значение реального взаимодействия многих и многих людей для формирования чувственного опыта каждого человека. Здесь также становится очевидным универсальное значение языка с его возможностью передавать конкретные образы при помощи слов.

Значение языка в познании вообще, в чувственном познании в частности огромно. Достаточно сказать, что человек, чьи органы чувств приходят в контакт с каким-либо материальным объектом, уже владеет языком, а значит, и навыками в употреблении понятий, которые вместе с формами языка представляют собой результат аккумуляции, накопления и обобщения предшествующего исторического опыта.

Язык во многом организует и формирует чувственное познание: через язык осуществляется (причем нередко бессознательно, как бы автоматически) подключение отдельных фактов чувственно-эмпирического опыта каждого конкретного человека к знаниям о существенных связях и отношениях того реального мира, в котором живет и действует человек. Каждый человек — уже благодаря тому, что он владеет языком, — практически повседневно опирается на многовековой опыт «обработки» тех чувственных данных, которые он получает при непосредственном столкновении с предметами, явлениями, фактами жизни. Речь идет об обработке при помощи понятий, конкретное содержание которых, выраженное в языковой форме, он усваивает, включаясь в общественную жизнь, в систему существующей в его обществе культуры, в систему имеющихся в обществе знаний.

Единство чувственного и рационального в познании. Чувственное восприятие человеком конкретных, отдельных явлений, событий, фактов зависит от содержания понятий, а также от того, в какой мере, насколько полно содержание понятий освоено данным человеком. Следовательно, речь идет о зависимости чувственного опыта и восприятия от языка, от понятийного аппарата, используемого человеком в его практической и познавательной деятельности. Однако эта зависимость отнюдь не является односторонней.

Само понятие есть результат исторического опыта человечества в целом или исторического опыта тех или иных общностей людей, социальных групп. Усвоение конкретными людьми или определенными поколениями людей уже существующих понятий, роль этих понятий в их сознании и деятельности — все это фактически зависит от непосредственного контакта людей с объективной реальностью. В ходе таких контактов понятия, идеи получают многократную и многостороннюю проверку, обогащаются содержанием, а в случае необходимости наполняются новым смыслом.

Более того, реально значимыми понятия являются тогда, и только тогда, когда они соединяются с осознанием возможностей их практического использования — для реализации потребностей, для изменения, преобразования предметов, отношений природы и общества в ходе человеческой активной деятельности. При этом понятия, приобретенные людьми в процессе обучения, постоянно сопоставляются с реальной практикой, проверяются, уточняются в процессе непосредственного действия с конкретными объектами, особенно в те моменты, когда возникают новые актуальные проблемы (что, собственно, имеет место в любой области человеческой деятельности). Тогда понятия и знания проверяются, обогащаются, корректируются, а иной раз и существенно изменяются в своем содержании, хотя слова языка, их выражающие, могут остаться неизменными.

«Чувственность» и «рациональное мышление» нельзя рассматривать как некоторые якобы абсолютно самостоятельные, изолированные «способности» познающего человека. В реальном познании они находятся в единстве и взаимодействии. Более того, в их сложном взаимодействии обнаруживается два типа деятельности: во-первых, практическая деятельность в самом широком смысле слова, а во-вторых, деятельность, специально направленная на создание знаний, на продуцирование понятий, то есть теоретическая деятельность как особый вид умственного труда. При этом практическая деятельность, в ходе которой непрерывно возникает непосредственный контакт органов чувств с предметами и явлениями природы и общества, тесно связана с мышлением, с понятиями, а теоретическая деятельность проникнута чувственно-образными элементами и тысячью нитей связана со всеми формами практической деятельности. Значит, проблема «чувственности» и «мышления» реально существует как вопрос о специфике и противоречивом взаимодействии двух названных выше типов и уровней деятельности.

Понятие как основная форма рационального познания. При рассмотрении чувственного познания, то есть познания, включенного в материально-предметную деятельность, была показана его зависимость от языка, от понятийного мышления. Что же такое понятия, как они формируются? В самом общем виде ответ таков.

В ходе физического воздействия на конкретные предметы и явления, в ходе их использования и преобразования, в процессе создания и изменения общественных отношений человечество приобретает многообразные знания об отношениях. Выявляются отношения между различными типами и видами материальных объектов и процессов, между различными свойствами объектов и т.д. Отношения вещей, явлений, процессов многообразны и соответственно многоразличны знания об отношениях. Это могут быть, например, знания об отношениях между свойствами железа, из которого делается топор, и дерева, которое топор может разрубить. Но это могут быть и более сложные знания отношений между массой и ускорением тела, отношений между элементарными частицами внутри атома и т.п.

Поскольку знание направлено на выявление отношений между свойствами предметов, между самими предметами и процессами, в которые они включены, данные отношения становятся объектами познания. Но что это означает для понимания процесса познания, и в частности для понимания механизмов возникновения понятий и их роли в познании?

Уже в обыденной практической жизни мы постоянно имеем дело с отдельными конкретными предметами, которые существуют реально и могут быть непосредственно восприняты при помощи зрения, слуха, осязания. Но при этом мы обязательно выявляем отношения между предметами, а также фиксируем наше отношение к ним, что, например, видно в следующих простейших фразах: «Это дом», «этот дом красив», «роза красная» и т.д. Слова «дом», «красивый», «красная» могут быть отнесены не только к данному конкретному отдельному объекту, который мы непосредственно имеем в виду. Слово «дом» может быть отнесено ко всем весьма непохожим друг на друга зданиям, служащим человеку в качестве жилья. Слова «красивый», «красный» также могут быть отнесены к самым различным предметам, различным классам объектов: ведь красивы не только дома, красны не только розы.

Данные слова уже выражают и отражают отношения между конкретными предметами и явлениями, причем отражают их в обобщенной форме. Когда мы их употребляем, мы имеем в виду некоторые определенные общие свойства, характерные признаки различных предметов и явлении, во многих других измерениях весьма отличных друг от друга. Именно объективная общность свойств становится главным объектом познания. При этом процесс познания развертывается следующим образом: прежде всего мы опираемся на изучение реальных, конкретных предметов как материальных объектов, их действительных, объективно существующих качеств и признаков. Но одновременно происходит активный познавательный процесс: человек целенаправленно сопоставляет разные предметы, которые отнюдь не всегда непосредственно воздействуют друг на друга. Выполняя определенное действие с данными объектами и преследуя ту или иную практическую цель, человек сравнивает их, уподобляет друг другу в каком-либо определенном отношении, оставляя в стороне те отношения и связи, которые его в данный момент и в данном аспекте не интересуют. Человек как бы «рассекает» мыслью реальную целостность конкретного предмета, который всегда включен в самые различные отношения с другими предметами и признаками и потому потенциально представляет собой совокупность самых разнообразных свойств и признаков.

Человек при помощи своей мысли выделяет, как бы обособляет от целостных конкретных предметов такие отношения, которые объективно, сами по себе, и в качестве каких-то особых предметов не существуют. Но они оказываются важными для жизни и деятельности человека и человечества, а поэтому становятся специальными объектами его познавательной деятельности. Эти объекты, выделенные и познанные человеком, выражаются и фиксируются в словах-понятиях, подобных словам «дом», «человек», «красное», «красота» и т.д.

Например, красная роза и красная ткань — предметы во многих отношениях различные. Но когда человека интересует их цвет, он отвлекается от других свойств данных предметов. Он сравнивает эти предметы с точки зрения их цвета (при этом он нередко отвлекается и от оттенков цвета, которые тоже могут быть весьма различными). Объективные связи, отношения данных предметов, воплощенные в общность их цвета, фиксируются и отражаются в слове-понятии «красное».

Процессы, в ходе которых постепенно и последовательно образуются понятия, отражающие общие свойства предметов и явлений окружающего мира, измеряются многими столетиями и уходят в глубь веков. Прежде чем знание о тех или иных отношениях приобретает обобщенную форму и благодаря этому приобретает понятийное выражение, должны миллиарды раз осуществляться процессы сопоставления, сравнения, различения, мысленного «рассечения» и физического видоизменения объектов. Должны остаться в стороне все моменты, несущественные, второстепенные для данного отношения, для данной связи. В процессе человеческой деятельности знания должны быть освобождены и от чисто личных, индивидуальных моментов (чувства, переживания конкретных субъектов, их сугубо индивидуальные цели). Знание должно приобрести обобщенную форму и в том смысле, что в нем должны найти выражение общие объективные отношения, и в том смысле, что оно так или иначе должно приобрести объективное значение для множества людей. В этом случае результатами практической деятельности становятся не только конкретные предметы и явления, вновь созданные или преобразованные, но также и понятия, возникшие в ходе этого процесса и от него на данной стадии неотделимые. Затем созданные в ходе практической деятельности понятия становятся важным компонентом и формой этой деятельности. В последующих процессах использования они проверяются, уточняются и видоизменяются благодаря постоянному сопоставлению с конкретными объектами и отношениями, принадлежащими к данному типу.

Когда мы говорим о конкретном человеке или группах, общностях людей, мы привычно и естественно употребляем слово «человек». В большинстве случаев (более осознанно или менее осознанно) мы связываем это слово с каким-либо знанием общих свойств всех человеческих существ, их отличия от других объектов природы, от животных и т. д. Когда слово выступает в единстве с таким (более полным или менее полным, более расчлененным или менее расчлененным) знанием, оно как раз и фигурирует как понятие. Понятия — такие воплощенные в словах продукты социально-исторического процесса познания, которые выделяют и фиксируют общие существенные свойства, отношения предметов и явлений, а благодаря этому одновременно суммируют важнейшие знания о способах действия с данными группами предметов и явлений. Без понятий человеческое познание было бы невозможно. Если бы в ходе длительного исторического процесса человеческого познания не выработались и не закрепились такие обобщенные формы мысли, то каждый человек — в каждом поколении — вынужден был бы вновь и вновь описывать, сопоставлять и выражать отдельным словом каждую конкретную вещь, факт, явление. Пользуясь словами-понятиями, мы в сокращенной форме аккумулируем и используем итоги многовекового практического опыта человечества.

До сих пор мы говорили преимущественно о таких понятиях, которые фиксируют общие свойства материальных объектов. «Красное» — это понятие, отражающее общее свойство некоторых чувственно-наблюдаемых вещей и их отличие от других, иначе окрашенных материальных предметов. Когда же мы, далее, фиксируем не только различие красных, зеленых, желтых и т.п. предметов, но и их тождество, сходство, то на первый план выступает их объективное свойство быть так или иначе окрашенными, то есть свойство цвета. Формируется (наряду с понятиями «красного», «зеленого») также понятие «цвета», имеющее еще более общий характер, отражающее еще более общую связь. Для его образования, очевидно, надо уже так или иначе понимать связь и различие между конкретными красными предметами и красным вообще, то есть различие и связь между отдельным и общим. Понятие «цвета» учитывает не только общие свойства всех окрашенных вещей, но устанавливает отношения между ними и между словами-понятиями, фиксирующими отношения разных цветов: «красного», «зеленого», «желтого» и т.п. Такого рода слова-понятия фиксируют общие отношения вещей и явлений, но сами они уже являются не конкретными материальными, а идеальными, обобщенными объектами познания; при этом «уровень» или степень отвлечения от конкретности материальных предметов и их чувственно наблюдаемых свойств могут быть различными.

И все же применительно к тем понятиям, которые возникают и используются именно в непосредственном процессе материально-практической деятельности, необходимо вновь подчеркнуть их связь с чувственным познанием, наблюдением, чувственно-образным отражением действительности. Образные формы отражения свойств предметного мира сами уже заключают в себе первые этапы и формы обобщения. Например, если мы имеем в сознании образ собаки, то этот последний уже является довольно сложным результатом чувственного опыта — в нем так или иначе синтезированы черты разных собак, которых мы могли наблюдать. Образную форму всегда имеют и наши более общие, отвлеченные и целостные представления (о родине, о том или ином городе, стране и т.д.). При помощи понятий процесс обобщения не только продолжается: связь понятия со всей совокупностью вполне определенных предметов данного класса становится более опосредованной. Понятия «собака», «дерево», «стул», в отличие от соответствующих образов, могут быть лишены черт конкретности. И все же понятием (а не простым словом, простой совокупностью звуков) оно является только благодаря тому, что с его помощью мы вновь и вновь осваиваем, используем, обозначаем (а значит, указываем для других людей) соответствующие объекты и их отношения. В понятии (то есть в слове, которое тесно связано с совокупностью знаний) уже обобщаются и фиксируются такие знания, которые позволяют нам практически действовать с предметами соответствующего класса. Понятия как бы дают правила, некоторую сокращенную схему чувственно-практического действия. В этом — специфическая особенность понятий, которые формируются в ходе чувственно-предметной деятельности.

Обратим особое внимание на те действия, которые имеют место в процессе образования понятий такого рода. Строго взаимосвязанные действия отвлечения, сравнения и сопоставления, выделения того общего свойства, которое присуще необозримому множеству предметов и целым классам предметов, в философии именуются абстрагированием, а результаты познания, получаемые в итоге, называются абстракциями. При абстрагировании человек исходит из объективных, действительных свойств объектов и явлений и из их реальных отношений друг к другу; фиксируется их действительное, независимо от сознания существующее единство. Но при этом деятельность отвлечения и объединения, синтезирования свидетельствует о мощи и активности человеческого познания, о возникновении особого типа деятельности, особого типа познания, направленного на фиксирование отношений. Необходимо еще и еще раз подчеркнуть, что установление отношений, их познание, усовершенствование таких знаний и их использование в практике — дело весьма привычное и повседневное. Это процесс, который ежедневно и ежечасно осуществляют люди в своей жизни и который приводит к очень важным не только материальным, но и идеальным результатам. Мы воздействуем при помощи одних предметов на другие, потому что уже знаем или можем предположить, а затем точно узнать, в каком отношении они находятся друг с другом.

Древний человек был окружен в принципе теми же материалами природы, что и современный человек. Ему, например, попадались куски железа. Но человек не сразу понял, что из того материала, который содержится в этих кусках, можно сделать топор. Лишь после многих разрозненных, часто случайных действий люди обнаружили, что этот материал — железо — в силу особых свойств пригоден для обработки других предметов. Таким образом, изготовление орудий означает установление и осознание прочных отношений между используемыми для орудия материалами и некоторыми другими объектами материального мира. Человек использует данные материалы для постройки дома потому, что он уже знает отношение между необходимыми для постройки материалами и результатом — построенным домом.

Обнаружить, раскрыть эти отношения человеку помогает практический процесс активного использования одних предметов для воздействия на другие. Одновременно это процесс повторения, воспроизведения определенных действий, выявления некоторых прочных, устойчивых, повторяющихся отношений. Такие отношения определяются как существенные или закономерные объективные отношения и связи.

В процессе исторического развития деятельность по образованию и использованию понятий, первоначально включенная в непосредственную практическую деятельность и существовавшая только в этом виде, приобретает более сложные формы, а затем выделяется — очень медленно и постепенно — в самостоятельную деятельность.

Возьмем, к примеру, процесс познания количественных отношений. Сегодня он достиг очень важных научных и практических результатов: математизация знания есть одна из главных объективных тенденций развития наук в эпоху научно-технической революции. Вместе с тем многие понятия и представления о количественных отношениях приобрели такую абстрактность и отвлеченность, что иногда истолковываются как совершенно «свободные» и «произвольные» творения человеческого ума. Но нельзя забывать, что познание количественных отношений с давних пор было вплетено в практическую предметную деятельность человека и до сих пор продолжает развиваться также и в этой форме.

В ходе этого процесса люди с давних пор сначала научились сопоставлять, измерять определенные материальные объекты, потом уловили общность между своими действиями, направленными на измерение и пересчет различных объектов, и, подвергнув анализу эти действия, установили количественные отношения между самими материальными объектами. В их сознании сформировались знания о количественных отношениях, которые приобрели обобщенную форму, знаковое выражение и стали важнейшим фактором дальнейшей практической деятельности. Лишь впоследствии выделились особые группы людей, которые стали носителями знания о количественных отношениях и накопили специальные навыки работы с числами. Эти люди сначала занимались измерением земельных участков, подсчетом предметов и вещей, предназначенных для распределения между членами общины или для торговли и обмена; от этой деятельности лишь на сравнительно позднем этапе развития обособился тип деятельности, непосредственным и основным объектом которой стали сами числовые и геометрические отношения, рассматриваемые и изучаемые уже отдельно от исчисляемых и измеряемых предметов. Так возникла математика, древнейшая из наук. И сегодня деятельность по образованию и использованию понятий о количественных отношениях продолжает существовать в двух формах.

Во-первых, познавая объективные количественные характеристики материальных тел, предметов, процессов развития природы и общества, человек и сегодня привычно употребляет такие слова, как «меньше», «больше», «равны» и т.д. Человек повседневно пользуется числами. Именно в результате миллионы раз повторявшегося взаимодействия с различными материальными объектами человек выделил, познал количественные их характеристики и соотношения, обозначил их особыми языковыми знаками (знаки чисел 1, 3, 5…, операций «больше», «меньше», «равны» и т.д.). И сегодня он употребляет, использует на практике и уточняет «количественные» понятия.

Что же касается математики, то она уже имеет дело с различными результатами человеческого познавательного процесса, то есть со знаниями. Поскольку она использует знания, представления о количественных отношениях в процессе последующего, более глубокого осознания этих отношений, поскольку она выясняет, как соотносятся друг с другом сами числа, — происходит превращение «количественных понятий», то есть обобщенных знаний об отношениях объектов, в особые объекты познания. Создав математику, человек может работать непосредственно с числами как с объектами, на которые направлено его познание; он может — в результате работы с числами — получать новые формулы, выявлять определенные математические закономерности, то есть приобретать новые знания.

В пределах же гносеологии необходимо, во-первых, подчеркнуть значение и специфику процесса образования и функционирования понятий и, во-вторых, учитывать, что в ходе развития истории постепенно складывается особая деятельность, цель которой — формирование, изменение знаний, то есть формирование и изменение понятий, идей, теоретических концепций. Следовательно, в процессе общественного разделения труда возникает особый тип деятельности, который в конечном счете связан с задачей практического использования, изменения мира природы и общества, но который своей главной и непосредственной целью имеет производство теоретического знания (а также хранение, накопление, передачу, распространение знаний, обучение знанию). Это и есть специальная деятельность по созданию общих понятий, идей, принципов, которая в масштабах общества так или иначе организована в особый процесс.

Творчество и интуиция. В процессе познания наряду с рациональными операциями и процедурами участвуют и нерациональные. Это не означает, что они не совместимы с рациональностью, то есть иррациональны. Нерациональные процедуры и операции производятся различными участками мозга на основе особых биосоциальных закономерностей, которые действуют независимо от воли и сознания человека. В чем же специфика нерациональных механизмов познания? Зачем они нужны, какую роль играют в процессе познания? Для ответа на эти вопросы нам нужно выяснить, что такое интуиция и творчество.

В реальной жизни люди сталкиваются с быстро меняющимися ситуациями. Поэтому наряду с решениями, основанными на общепринятых нормах поведения, им приходится принимать нестандартные решения. Такой процесс обычно и называется творчеством.

Платон считал творчество божественной способностью, родственной особому виду безумия. Христианская традиция считала творчество высшим проявлением божественного в человеке. И. Кант усматривал в творчестве отличительную черту гения и противопоставлял творческую деятельность рациональной. С точки зрения Канта, рациональная деятельность, например научная, — удел в лучшем случае таланта, но подлинное творчество, доступное великим пророкам, философам или художникам, — всегда удел гения. Огромное значение придавали творчеству как особой личностной характеристике философы-экзистенциалисты. Представители глубинной психологии 3. Фрейд, К. Г. Юнг, немецкий психиатр Э. Кречмер, автор книги «Гениальные люди», относя творчество целиком к сфере бессознательного, гипертрофировали его неповторимость и невоспроизводимость и, по существу, признавали его несовместимость с рациональным познанием.

Механизмы творчества до сих пор изучены еще недостаточно. Тем не менее можно с определенностью сказать, что творчество представляет собой продукт биосоциальной эволюции человека. Уже в поведении высших животных наблюдаются, хотя и в элементарной форме, акты творчества. Крысы после многочисленных попыток находили выход из крайне запутанного лабиринта. Шимпанзе, обучавшиеся языку глухонемых, усваивали не только несколько сот слов и грамматические формы, но и конструировали иногда отдельные, совершенно новые предложения, встречаясь с нестандартной ситуацией, информацию о которой они хотели передать человеку. Очевидно, что возможность к творчеству заложена не просто в биофизической и нейрофизиологической структурах мозга, но в его «функциональной архитектонике». Она представляет собой особую систему организованных и взаимосвязанных операций, осуществляемых различными участками мозга. С их помощью вырабатываются чувственные образы и абстракции, переработка знаковой информации, хранение информации в системе памяти, установление связей между отдельными элементами и блоком памяти, вызов хранимой информации из памяти, группировка и перегруппировка (комбинирование) различных образов и абстрактных знаний и т.д. Поскольку по своей биологической и нейрофизиологической структуре мозг человека качественно сложнее мозга всех высших животных, то и его «функциональная архитектоника» качественно сложнее. Это обеспечивает необычайную, практически не поддающуюся оценке возможность переработки новой информации. Особую роль здесь играет память, то есть хранение ранее полученной информации. Она включает оперативную память, постоянно употребляемую в познавательной и предметно-практической деятельности, краткосрочную память, которая на небольшие интервалы времени может быть задействована для решения часто повторяющихся однотипных задач; долгосрочную память, хранящую информацию, которая может понадобиться в больших интервалах времени для решения относительно редко возникающих проблем.

В каком же соотношении находятся рациональный и творческий процессы в познавательной и практической деятельности? Деятельность людей целесообразна. Для достижения определенной цели приходится решать ряд задач и подзадач. Одни из них могут быть решены с помощью типовых рациональных приемов. Для решения других требуется создание или изобретение нестандартных, новых правил и приемов. Это происходит, когда мы сталкиваемся с принципиально новыми ситуациями, не имеющими точных аналогов в прошлом. Вот здесь-то и необходимо творчество. Оно представляет собой механизм приспособления человека в бесконечно разнообразном и изменчивом мире, механизм, обеспечивающий его выживание и развитие. При этом речь идет не только о внешнем, объективном, но и о внутреннем, субъективном мире человека, бесконечном разнообразии его переживаний, психических состояний, настроений, эмоций, фантазий, волевых актов и т.д. Эта сторона дела не может быть охвачена рациональностью, включающей в свой состав гигантское, но все же конечное число правил, норм, стандартов и эталонов. Поэтому творчество не противоположно рациональности, а является ее естественным и необходимым дополнением. Одно без другого просто не могло бы существовать. Творчество поэтому не иррационально, то есть не враждебно рациональности, не антирационально, как думали многие мыслители прошлого, оно не от бога, как думал Платон, и не от дьявола, как полагали многие средневековые теологи и философы. Напротив, творчество, протекая подсознательно или бессознательно, не подчиняясь определенным правилам и стандартам, в конечном счете на уровне результатов может быть консолидировано с рациональной деятельностью, включено в нее, может стать ее составной частью или в ряде случаев привести к созданию новых видов рациональной деятельности. Это касается и индивидуального, и коллективного творчества. Так, художественное творчество Микеланджело, Шостаковича, научное творчество Галилея, Коперника, Лобачевского стало составной частью культуры и науки, хотя в своей непосредственной изначальной форме оно не соответствовало устоявшимся шаблонам, стандартам и эталонам.

Любой человек в той или иной мере обладает творческими способностями, то есть способностями к выработке новых приемов деятельности, к овладению новыми знаниями, формулировке проблем, познанию неизвестного. Каждый ребенок, познавая новый для него окружающий мир, овладевая языком, нормами и культурой, по существу, занимается творчеством. Но с точки зрения взрослых, он овладевает уже известным, обучается уже открытому, проверенному. Поэтому новое для индивида не всегда является новым для общества. Подлинное же творчество в культуре, политике, науке и производстве определяется принципиальной новизной полученных результатов в масштабах их исторической значимости.

Что же образует механизм творчества, его пружину, его отличительные особенности? Важнейшим из таких механизмов является интуиция. Древние мыслители, например Демокрит и особенно Платон, рассматривали ее как внутреннее зрение, особую высшую способность ума. В отличие от обычного чувственного зрения, дающего информацию о преходящих явлениях, не представляющих большой ценности, умозрение, согласно Платону, позволяет подняться до постижения неизменных и вечных идей, существующих вне и независимо от человека. Декарт считал, что интуиция позволяет отчетливо и ясно усматривать идеи, заключенные в нашей душе. Но как именно «устроена» интуиция, никто из них не пояснял. Несмотря на то что последующие поколения европейских философов по-разному толковали интуицию (Фейербах, например, считал, что она коренится не в усмотрении высших идей, а в самой чувственности человека), мы до сих пор очень мало продвинулись в понимании ее природы и механизмов. Именно поэтому интуиция и связанное с ней творчество не могут быть в сколько-нибудь полной и удовлетворительной форме описаны системой правил. Однако современная психология творчества и нейрофизиология позволяют с уверенностью утверждать, что интуиция включает в себя ряд определенных этапов. К ним относятся: 1) накопление и бессознательное распределение образов и абстракций в системе памяти; 2) неосознанное комбинирование и переработка накопленных абстракций, образов и правил в целях решения определенной задачи; 3) четкое осознание задачи; 4) неожиданное для данного человека нахождение решения (доказательство теоремы, создание художественного образа, нахождение конструкторского или военного решения и т.д.), удовлетворяющего сформулированной задаче. Нередко такое решение приходит в самое неожиданное время, когда сознательная деятельность мозга ориентирована на решение других задач, или даже во сне. Известно, что знаменитый математик Пуанкаре нашел важное математическое доказательство во время прогулки по берегу озера, а Пушкин придумал нужную ему поэтическую строку во сне. Однако ничего таинственного в творческой деятельности нет, и она подлежит научному изучению. Эта деятельность осуществляется мозгом, но она неидентична набору выполняемых им операций. Ученые обнаружили так называемую право-левую асимметрию мозга. Экспериментально было доказано, что у высших млекопитающих правое и левое полушария мозга выполняют разные функции. Правое в основном перерабатывает и хранит информацию, ведущую к созданию чувственных образов, левое же осуществляет абстрагирование, вырабатывает понятия, суждения, придает информации смысл и значение, вырабатывает и хранит рациональные, в том числе логические, правила. Целостный процесс познания осуществляется в результате взаимодействия операций и знаний, выполняемых этими полушариями. Если в результате болезни, травмы или хирургического вмешательства связь между ними нарушается, то процесс познания становится неполным, неэффективным или вообще невозможным. Однако право-левая асимметрия возникает не на нейрофизиологической, а на социально-психологической основе в процессе воспитания и обучения. Она связана также с характером предметно-практической деятельности. У детей она четко фиксируется лишь в возрасте четырех-пяти лет, а у левшей функции полушарий распределены противоположным образом: левое полушарие выполняет функции чувственного, а правое — абстрактного рационального познания.

В процессе творчества и интуиции совершаются сложные функциональные переходы, в которых на каком-то этапе разрозненная деятельность по оперированию абстрактными и чувственными знаниями, соответственно осуществляемая левым и правым полушариями, внезапно объединяется, приводя к получению искомого результата, к озарению, к некоему творческому воспламенению, которое воспринимается как открытие, как высвечивание того, что ранее находилось во мраке бессознательной деятельности. Именно это имел в виду Борис Пастернак, когда писал в стихотворении «После грозы»:

Не потрясенья и перевороты

Для новой жизни очищают путь,

А откровенья, бури и щедроты

Души воспламененной чьей-нибудь.

Объяснение и понимание. Теперь мы можем обратиться к важнейшим познавательным процедурам объяснения и понимания.

Обычно они рассматриваются как совпадающие или пересекающиеся процессы. Однако анализ человеческого познания, интенсивно проводившийся во второй половине XIX и на всем протяжении XX века, выявил между ними существенные различия. Неокантианцы В. Виндельбанд, Г. Риккерт и другие утверждали, что познание природы в корне отличается от познания общества и человека. Явления природы, считали они, подчиняются объективным законам, явления же социальной жизни и культуры зависят от совершенно индивидуальных особенностей людей и неповторимых исторических ситуаций. Поэтому познание природы является генерализирующим, или обобщающим, а познание социальных явлений индивидуализирующим. Соответственно для естествознания основная задача — подведение единичных фактов под общие законы, а для социального познания главным является постижение внутренних установок, мотивов деятельности и скрытых смыслов, определяющих поступки людей. На основании этого В. Дильтей утверждал, что основным методом познания в естественных науках является объяснение, а в науках о культуре и человеке — понимание. Верно ли это? В действительности в таком подходе есть как правильные, так и ошибочные моменты. Верно, что современное естествознание стремится установить прежде всего законы явлений и подвести под них единичные эмпирические знания. Неверно же, что науки об обществе не отражают объективных законов и не пользуются ими для объяснения социально-исторических явлений и деятельности индивидов. Верно, что понимание взглядов, мнений, убеждений, верований и целей других людей — чрезвычайно сложная задача, тем более что многие люди неправильно или не до конца понимают самих себя, а иногда намеренно стремятся ввести в заблуждение. Неверно, что понимание неприменимо к явлениям природы. Каждый, кто изучал естественные или технические науки, не раз убеждался, как трудно и как важно понять то или иное явление, закон или результат эксперимента. Поэтому объяснение и понимание — два взаимодополняющих познавательных процесса, используемых и в естественно-научном, и в социальном, и в техническом познании.

Теория познания различает структурные объяснения, отвечающие на вопрос, как устроен объект, например каков состав и взаимосвязь элементарных частиц в атоме; функциональные объяснения, отвечающие на вопрос, как действует и функционирует объект, например животное, индивидуальный человек или определенный производственный коллектив; причинные объяснения, отвечающие на вопрос, почему возникло данное явление, почему именно данный набор факторов привел к такому-то или другому следствию, и т.д. При этом в процессе объяснения мы используем уже имеющиеся знания для объяснения других. Переход от более общих знаний к более конкретным и эмпирическим и составляет процедуру объяснения. Причем одно и то же явление может объясняться иногда по-разному, в зависимости от того, какие законы, концепции и теоретические взгляды положены в основу объяснения. Так, вращение планет вокруг Солнца можно объяснить — исходя из классической небесной механики — действием сил притяжения. Исходя же из общей теории относительности — искривлением околосолнечного пространства в поле его тяготения. Какое из этих объяснений более правильное, решает физика. Философская же задача состоит в исследовании структуры объяснения и условий, при которых оно дает правильные знания объясняемых явлений. Это подводит нас вплотную к вопросу об истинности знаний. Знания, которые служат основанием для объяснения, называются «объясняющими». Знания, которые ими обосновываются, называются «объясняемыми». В качестве объясняющего могут выступать не только законы, но и отдельные факты. Например, факт катастрофы атомного реактора может дать объяснение факту повышения радиоактивности атмосферы над близлежащей территорией. В качестве объясняемого могут выступать не только факты, но и законы меньшей общности. Так, известный из курса элементарной физики закон Ома может быть объяснен либо на основе так называемой модели электронного газа Лоренца — Друде, либо на основе еще более фундаментальных законов квантовой физики.

Что же дает нам процесс объяснения? Он, во-первых, устанавливает более глубокие и прочные связи между различными системами знаний, что позволяет включать в них новые знания о законах и отдельных явлениях природы. Во-вторых, он позволяет осуществлять предвидение и предсказание будущих ситуаций и процессов, поскольку логическая структура объяснения и предвидения в общем сходна. Отличие же заключается в том, что объяснение относится к фактам, событиям, процессам или закономерностям, существующим или имевшим место в прошлом, тогда как предсказание относится к тому, что должно произойти в будущем. Предсказание и предвидение — необходимая основа для осуществления планирования и проектирования социальной и производственно-практической деятельности. Чем правильнее, глубже и обоснованнее наше предвидение возможных событий, тем эффективнее могут оказаться наши действия.

Чем же отличается понимание от объяснения? Нередко говорят, что для понимания какого-то явления это явление следует объяснить. Но точно так же говорят, что то или иное объяснение бывает понятным или непонятным, что объяснить можно лишь то, что понятно, и т.д. Чтобы избежать этой путаницы, следует уяснить, что на всех этапах нашей познавательной деятельности нам постоянно приходится сталкиваться с чем-то неизвестным, знание о чем у нас отсутствует. В этих случаях мы и говорим, что данное явление непонятно, что мы о нем ничего или почти ничего не знаем. Мы можем, например, не понимать те или иные древние тексты, потому что нам неизвестен данный язык или непонятны отдельные выражения, так как неясно, какой смысл вкладывал в них автор. Наконец, мы можем не понимать тех или иных особенностей рассуждения или аргументации, потому что нам недостаточно известна культура, особенности эпохи, исторические детали времени, когда создавался интересующий нас текст. Автор и читатель могут быть разделены многими столетиями, принадлежать к разным языковым и культурным группам. Все это создает трудности для понимания. Именно из необходимости решать такие проблемы и возникла особая наука о понимании — герменевтика. Ее виднейшие представители — Ф. Шлейермахер, В. Дильтей, X. Г. Гадамер, Э. Бетти, П. Рикёр и другие — сформулировали и основную трудность процесса понимания. Чтобы понять письменный или устный текст, надо понимать смысл и значение каждого слова, каждого понятия, каждого предложения или текстового отрывка, которые им придавали авторы. Но, с другой стороны, чтобы понять эти детали и части, необходимо понимать смысл и значение содержащего их контекста, так как смысл и значение частей зависят от смысла и значения целого. Эта сложная зависимость получила название «герменевтический круг». С такой ситуацией мы встречаемся не только при изучении текста, но и в устном общении.

Понимание — это не единичный акт, а длительный и сложный процесс. Мы постоянно переходим от одного уровня понимания к другому. При этом осуществляются такие процедуры, как интерпретация — первоначальное приписывание информации смысла и значения; реинтерпретация — уточнение и изменение смысла и значения; конвергенция — объединение, слияние прежде разрозненных смыслов и значений; дивергенция — разъединение прежде единого смысла на отдельные подсмыслы; конверсия — качественное видоизменение смысла и значения, их радикальное преобразование и т.д. Понимание, следовательно, представляет собой реализацию многих процедур и операций, обеспечивающих многократное преобразование информации при переходе от незнания к знанию. Создание абстракций высших уровней и объединение их в различные концептуальные схемы представляет собой своего рода витки спирали, движение по которой сопровождается возвратом к старому, выработкой новых признаков, их количественным накоплением, качественными преобразованиями, постоянным разрешением возникающих смысловых противоречий.

Процесс понимания состоит не только в усвоении знаний, уже выработанных другими людьми или эпохами, но и в конструировании на основе ряда сложных преобразований принципиально новых знаний, не существовавших ранее. В таких случаях понимание носит творческий характер и представляет собой переход от интуитивного мышления к рациональному познанию. Именно так, например, происходила выработка понятий кварка, суперсимметрии в современной физике.

3. Теория истины

Содержание:

• Что есть истина ?

• Истина как процесс

• Истина, оценки, ценности: факторы, стимулирующие и искажающие истину

 

Что есть истина? Для того чтобы знания, полученные в процессе познания, были полезны, помогали ориентироваться в окружающей действительности и преобразовывать ее в соответствии с намеченными целями, они должны находиться с ней в определенном соответствии. Проблема соответствия знаний объективной реальности известна в философии как проблема истины. Вопрос о том, что такое истина, по существу, вопрос о том, в каком отношении находится знание к внешнему миру, как устанавливается и проверяется соответствие знаний и объективной реальности.

Чтобы установить соответствие длины двух стержней, достаточно приложить их друг к другу. Чтобы установить соответствие фотографии и оригинала, необходимо, чтобы они вызывали у нас сходные зрительные ощущения. Но как установить соответствие знаний, выражаемых в символической знаковой форме, физическим процессам, историческим событиям, процессам, происходящим в сознании других людей, в мире их внутренних переживаний?

В структуре знания мы можем выделить два слоя. Один из них зависит от специфики биологической и социальной организации человека, особенностей его нервной системы, органов восприятия, мозга, способа переработки информации, своеобразия данной культуры, исторической эпохи и языка. Другой зависит от объективной реальности, от специфики явлений и процессов, отражаемых познанием. Эти два слоя находятся в определенном отношении друг к другу. Главным в совокупности вопросов, возникающих в этом свете, является вопрос: можем ли мы выделить в наших знаниях содержание, не зависящее ни от индивидуального человека, ни от человечества, и если можем, то как в таком случае определить меру соответствия этого содержания объективной реальности? Этот вопрос является основным в проблеме истинности знания.

Каким же способом можно отделить в наших знаниях то, что не зависит от человека и человечества, от того, что зависит? В истории философии отмечалось наличие двух таких способов. К первому относятся логический анализ знаний и ведущих к нему размышлений. Платон, например, считал, что истинным может быть лишь знание о вечных и неизменных идеях. Но при таком подходе мы отказываем в истинности всем знаниям о материальных изменчивых процессах, знаниям о природе и обществе, ибо эти знания, которые Платон называл мнениями, не могут быть получены, а тем более проверены путем чистого умозрения и одних лишь логических рассуждений. Ко второму способу относятся чувственное созерцание, наблюдение. Однако чувственное восприятие не может дать нам абстрактных знаний, например математических истин, а тем более не может служить средством их проверки, критерием их соответствия действительности. Как, спрашивается, на основе зрительного восприятия установить истинность многомерной (например, пятимерной) геометрии, если реальные физические объекты, доступные зрению и осязанию, трехмерны? К тому же чувственные образы сугубо субъективны. Они зависят от воспринимающего индивида, состояния его нервной системы, условий наблюдения, степени подготовки, социально-культурных факторов и т.д. Именно это дало основание Ф. Бэкону сказать: «Истина — дочь времени», но если так, то это означает, что она лишена объективного содержания, не зависящего от человека и человечества. Поэтому Т. Гоббс, пытавшийся в какой-то степени синтезировать бэконовский эмпиризм и рационализм Р. Декарта, предложил другую формулу: истина — дочь разума, подчеркивая этим независимость истины от временных, привходящих обстоятельств. Отсутствие единства в понимании истины и ее критериев как раз и заставило Канта сказать, что выявление объективного критерия истинности знания составляет центральную задачу философии.

Для того чтобы можно было выявить этот критерий, немаловажную роль играет то обстоятельство, что информация, поступающая в мозг человека, отражает не просто природные и социальные объекты и процессы сами по себе. Она фиксирует их в процессе взаимодействия и изменения этих объектов самим человеком, осуществляющим предметно-орудийную или более широкую социальную деятельность. В свою очередь, знания, выработанные человеком, применяются для ориентации в объективном мире, для преобразования природных и социальных ситуаций в той или иной форме деятельности.

Не противостоя сознанию, практика является его основой и вместе с тем включает в себя сознательную деятельность. Немаловажно и то, что практику надо брать во всем ее объеме, во всей сложности, подвижности, противоречивости, в тенденциях ее развития.

Это непростая задача, поэтому столь важно избежать здесь вульгаризаторства и упрощенчества. Основное, что можно вывести из такого понимания критерия истины, — это взгляд на ее изменчивость, ибо: 1) объективный мир, отражаемый в знании, постоянно изменяется и развивается; 2) практика, на основе которой осуществляется познание, и все задействованные в ней познавательные средства изменяются и развиваются; 3) знания, вырастающие на основе практики и проверяемые ею, постоянно изменяются и развиваются, и, следовательно, в процессе постоянного изменения и развития находится и истина.

Истина как процесс. Истинное знание, как и сам объективный мир, развивается. В средние века люди считали, что Солнце и планеты вращаются вокруг Земли. Было ли это ложью или истиной? То, что человек наблюдал движение светил с единственного «наблюдательного пункта» — Земли, приводило к неправильному выводу о том, что Солнце и планеты вращаются вокруг нее. Здесь видна зависимость наших знаний от субъекта познания, но было в данном утверждении и содержание, не зависящее ни от человека, ни от человечества, а именно знание о том, что светила Солнечной системы движутся. В этом заключалась крупица объективной истины. В учении Коперника утверждалось, что центром нашей планетарной системы является Солнце, а планеты и Земля вращаются вокруг него по концентрическим окружностям. Здесь уже доля объективного содержания была гораздо выше, чем в прежних представлениях, но далеко не все полностью соответствовало объективной реальности, так как для этого не хватало астрономических наблюдений. Кеплер, опираясь на наблюдения своего учителя Тихо Браге, показал, что планеты вращаются вокруг Солнца не по окружностям, а по эллипсам. Это было еще более истинным, еще более верным знанием. Современная астрономия вычислила траектории и законы вращения планет еще точнее. Из данных примеров явствует, что истина исторически развивается. С каждым новым открытием ее полнота возрастает.

Форму выражения истины, зависящую от конкретных исторических условий, характеризующую степень ее точности, строгости и полноты, которая достигнута на данном уровне познания, называют относительной истиной. Таким образом, все развитие человеческого познания, в том числе и науки, есть постоянная смена одних относительных истин другими, более полно и точно выражающими истину. Процесс познания представляется все более полным и точным.

Совершенно полное, точное, всестороннее, исчерпывающее знание о каком-либо явлении называют абсолютной истиной. Часто спрашивают, можно ли достичь и сформулировать абсолютную истину? Агностики на этот вопрос отвечают отрицательно. В доказательство они ссылаются на то, что в процессе познания мы имеем дело лишь с относительными истинами. Каждая из них, рассуждают они, оказывается со временем не вполне точной и полной, как в примере с Солнечной системой. Следовательно, полное, исчерпывающее знание недостижимо. И чем сложнее то или иное явление, тем труднее достичь абсолютной истины, то есть полного, исчерпывающего знания о нем. И тем не менее абсолютная истина существует; и ее надо понимать как тот предел, ту цель, к которой стремится человеческое познание. Каждая относительная истина — это ступенька, шаг, приближающий нас к этой цели.

Таким образом, относительная и абсолютная истины — это лишь разные уровни, или формы, истины. Наше знание всегда относительно, так как зависит от уровня развития общества, техники, состояния науки и т.д. Чем выше уровень нашего познания, тем полнее мы приближаемся к абсолютной истине. Но процесс этот может длиться бесконечно, ибо на каждом этапе исторического развития мы открываем новые стороны и свойства в окружающем нас мире и создаем о нем все более полные и точные знания. Этот постоянный процесс перехода от одних относительных форм объективной истины к другим — важнейшее проявление развития процесса познания. Таким образом, каждая относительная истина содержит в себе долю абсолютной. И наоборот: абсолютная истина — это предел бесконечной последовательности истин относительных.

Истина, оценки, ценности; факторы, стимулирующие и искажающие истину. Наше знание имплицитно, то есть в неявном виде, всегда содержит в себе сложную систему правил, в том числе и правила прагматические. Это значит, что из определенного вида знании можно извлечь определенные указания, рекомендации или нормы деятельности. Так, из утверждения «дом стоит на горе» можно вычитать правило: «тот, кто желает попасть в данный дом, должен подняться на данную гору». Если первое утверждение истинно, то правило, точнее его практическое осуществление, позволяет одновременно решить две задачи: подтвердить истинность правила и достичь цели.

«Истина» и «ложь» — это особые оценки, с помощью которых мы отделяем знания, соответствующие объективной реальности, от несоответствующих ей. Но существуют и другие социально значимые оценки знания. В повседневной, производственной, социальной, политической и т.п. деятельности знания могут оцениваться как «полезные» и как «бесполезные». Причем полезность и истинность знаний совпадают далеко не всегда. Когда один рыбак говорит другому, что надо выходить на рыбалку сразу после восхода солнца, то это практически полезное знание. Однако утверждение, что вращается Солнце, а не Земля, с точки зрения современной астрономии ложно. Тем не менее в прагматическом смысле для решения данной задачи это несущественно. Бывает и так, что истинное знание в конкретной ситуации оказывается совершенно бесполезным. Так, правильный диагноз при отсутствии соответствующих лекарственных средств может оказаться бесполезным для данного больного. Какая-либо истинная теорема, доказанная в высших разделах абстрактной математики, может не найти себе применения в научной или производственной практике и с этой точки зрения будет также оцениваться как бесполезная. В некоторых ситуациях оценка знаний как полезных и бесполезных может оказаться решающей. Это касается прежде всего ряда технических и инженерно-производственных проблем. В одних случаях мы можем предпочесть знание, ведущее к более дешевой конструкции (если мы ограничены в средствах), в других — знания, обеспечивающие хотя и более дорогое, но более быстрое решение, если главное — выигрыш во времени.

Связь между истинностью и полезностью знаний непростая и неоднозначная. В этом пункте теория познания должна учитывать реальный социальный и культурный контекст, в котором вырабатываются и используются знания. Бывают ситуации, когда знания намеренно или ненамеренно, бессознательно, искажаются, так как такое искажение оказывается полезным тем или иным социальным группам и лицам для достижения групповых целей, поддержания власти, достижения победы над противником или оправдания собственной деятельности. В первую очередь это касается знаний, относящихся к социально-исторической действительности и непосредственно затрагивающих вопросы мировоззрения, идеологии, политики и т.д.

Особую роль играет отношение к такого рода знаниям в тот период, когда разрабатывается концепция развития различных сфер общества, от которой зависят сами судьбы развития страны, народа. В этом случае историческая истина и социальная польза должны пониматься, как то, что выгодно подавляющему большинству членов общества, а не отдельным группам, стоящим у власти. Поэтому исследование взаимоотношений таких оценок познания, как полезность и истинность, бесполезность и ложность, «выгодность» или «невыгодность», составляет важную задачу теории познания, особенно при исследовании практической реализации наиболее актуальных видов и форм знания.

Анализ знаний (Стэнфордская энциклопедия философии)

1. Знание как обоснованная истинная вера

Традиционный («Трехсторонний») анализ знаний. Согласно этому анализ, обоснованное, истинное убеждение необходимо и достаточно для знания.

Трехсторонний анализ знаний:
S знает, что p iff

1. п верно;
2. S считает, что p ;
3. S оправданно полагать, что p .

Трехсторонний анализ знаний часто сокращается как Анализ «JTB» для «оправдано истинное» вера ».

Большая часть литературы двадцатого века по анализу знаний взяла за отправную точку анализ JTB. Это стало чем-то вроде удобная выдумка, чтобы предположить, что этот анализ получил широкое признание на протяжении большей части истории философии. На самом деле, однако, JTB-анализ был впервые сформулирован в двадцатом веке его злоумышленники. ^[1] Прежде чем обратиться к влиятельным людям ХХ века аргументы против теории JTB, давайте кратко рассмотрим три в свою очередь, традиционные компоненты знаний.

1.1 Условие истины

Большинство эпистемологов считают чрезвычайно правдоподобным, что то, что ложно, невозможно узнать. Например, Хиллари Клинтон не выиграла Президентские выборы в США 2016. Следовательно, никто не знает, что Хиллари Клинтон выиграла выборы. Можно знать только то, что правда.

Иногда, когда люди очень уверены в том, что получается чтобы ошибаться, мы используем слово «знает», чтобы описать их ситуация. Многие ожидали, что Клинтон победит на выборах. Говорящий в общих чертах можно даже сказать, что многие люди «знали», что Клинтон выиграет выборы — пока не проиграет. Хазлетт (2010) на основании подобных данных утверждает, что «знает» не фактив глагол. ^[2] Диагноз Хэзлетта весьма противоречив; самый эпистемологи будут рассматривать предложения как «Я знал, что Клинтон собирался победить »как своего рода преувеличение — как не буквально правда.

Что-то правда не требует, чтобы кто-либо мог знать или доказывать что это правда. Не все истины — это установленных, истин. Если вы подбрасываете монету и никогда не проверяете, как она приземлилась, может быть правда, что она приземлились головы, даже если никто не знает. Истина — это метафизическое , в отличие от эпистемологического , понятие: правда в том, как вещи такие , а не как они могут быть показано как . Поэтому, когда мы говорим, что могут быть только истинные вещи известно, мы (пока) ничего не говорим о том, как кто-то может доступ правда.Как мы увидим, остальные условия играют здесь важную роль. Знания — это своего рода отношения с правдой — знать что-то — значит иметь определенный вид доступ к факт. ^[3]

1.2 Условие убеждения

Условие веры лишь немного более спорно, чем условие истины. Общая идея, лежащая в основе условия веры, заключается в том, что вы можете знать только то, во что верите. Неспособность во что-то поверить препятствует знанию этого. «Вера» в контексте JTB Теория означает полных убеждений или прямых убеждений.В слабый смысл, можно «поверить» чему-то в силу будучи вполне уверенным, что это, вероятно, правда — в этом слабый разум, тот, кто считал Клинтона фаворитом на победу избрание, даже признавая нетривиальную возможность ее проигрывая, можно сказать, что он «верил» в победу Клинтона. Прямая вера сильнее (см., Например, Fantl & McGrath 2009: 141; Нагель 2010: 413–4; Уильямсон 2005: 108; или Гиббонс 2013: 201). Чтобы поверить в то, что p , недостаточно иметь довольно высокое доверие в р ; это что-то ближе к обязательство или существо Конечно. ^[4]

Хотя изначально может показаться очевидным, что зная, что р требует верить, что p , некоторые философы утверждали, что знание без веры действительно возможно. Предположим, Уолтер возвращается домой после работы узнать, что его дом сгорел. Он говорит: «Я не верю в это». Критики веры состояние может утверждать, что Уолтер знает, что его дом сгорел (он видит, что это так), но, как показывают его слова, он не верит Это.Стандартный ответ: признание недоверия Уолтера не совсем верно; что Уолтер хочет передать, сказав: «Я не верю »не то чтобы он действительно не верил что его дом сгорел, а ему трудно примириться с тем, что он видит. Если он искренне не верил это, некоторые из его последующих действий, например, звонок в страховую компанию компания, будет довольно загадочной.

Колин Рэдфорд предложил более серьезный контрпример. (1966).Предположим, Альберту задают вопрос по английской истории. Один из вопрос: «Когда умерла королева Елизавета?» Альберт не думает, что знает, но правильно отвечает на вопрос. Более того, он дает правильные ответы на многие другие вопросы, на которые он не думал, что знает ответ. Давайте сосредоточимся на Альберте ответ на вопрос о Елизавете:

• (E) Елизавета умерла в 1603.

Рэдфорд делает следующие два утверждения по поводу этого примера:

1. Альберт не верит (E).
2. Альберт знает (E).

Интуиция Рэдфорда в подобных случаях не кажется идиосинкразический; Myers-Schutz & Schwitzgebel (2013) находят доказательства предполагая, что многие обычные ораторы склонны реагировать таким образом — предлагает Рэдфорд. В поддержку пункта (а) Рэдфорд подчеркивает, что Альберт думает, что не знает ответа на вопрос. Он не доверяет его ответу, потому что считает его простым предположением. В поддержку пункта (b) Рэдфорд утверждает, что ответ Альберта не соответствует действительности. все просто удачная догадка.Тот факт, что он отвечает на большинство вопросов правильно указывает на то, что он действительно выучил и никогда не забывал, такие исторические факты.

Поскольку он считает (а) и (б) истинными, Рэдфорд считает, что вера не является необходимой для знания. Но любому из (а) и (б) можно сопротивляться. Можно отрицать (а), утверждая, что у Альберта действительно есть неявное убеждение, что (Е) , хотя это не то, что он считает равносильным знанию. Дэвид Роуз и Джонатан Шаффер (2013) идут по этому пути.В качестве альтернативы можно отрицать (б), утверждая, что правильный ответ Альберта не является выражением знания, возможно, потому, что, учитывая его субъективную позицию, у него нет оснований верить (Д). Условие обоснования — тема следующего раздела.

1.3 Условие обоснования

Почему необходимо условие (iii)? Почему бы не сказать, что знания верны вера? Стандартный ответ — отождествлять знание с истинным убеждение было бы неправдоподобным, потому что убеждение могло бы быть правдой, даже если он сформирован неправильно.Предположим, что Уильям подбрасывает монету и уверенно верит — без особого основания — что это будет сухопутные хвосты. Если случайно монета выпадет решкой, то Вера Уильяма была верна; но такая удачная догадка, как эта, нет знаний. Уильям должен знать, что его вера в какую-то эпистемологическую смысл быть правильным или подходящим: это должно быть оправдано . ^[5]

Сократ формулирует необходимость чего-то вроде оправдания условием Платона Theaetetus , когда он указывает этого «истинного мнения» в целом недостаточно для знания.Например, если юрист прибегает к софизму, чтобы склонить присяжных в убеждение, которое оказывается правдой, этого убеждения недостаточно хорошо обоснованы, чтобы составлять знания.

1.3.1 Подходы к обоснованию

Среди эпистемологов существуют значительные разногласия относительно в чем состоит здесь соответствующее оправдание. Интернационалисты об оправдании думают, что если вера оправдано полностью зависит от состояний в некотором смысле внутреннее к теме.Согласно одному распространенному чувству «Внутренние», только те особенности предмета опыт, доступный напрямую или интроспективно, считается «Внутренний» — назовите это «доступ интернализм ». Согласно другому, только внутренние состояния субъект является «внутренним» — назовите это «состояние» интернализм ». См. Feldman & Conee 2001. за различие.

Кони и Фельдман представляют пример интерналистского взгляда. У них есть это то, что убеждение S в том, что p оправдано, если и только если верить, что p — это отношение к p то самое лучшее соответствует свидетельству S , если последнее следует понимать как зависят только от внутренних психических состояний S .Кони и Фельдман называет их взгляд «эвиденциализмом» и характеризует это как тезис о том, что оправдание полностью зависит от доказательства субъекта. Учитывая их (небезосновательное) предположение что то, какие доказательства есть у субъекта, — это внутреннее дело, эвиденциализм подразумевает интернализм. ^[6] Экстерналисты об обосновании считают, что внешние факторы к предмету может иметь отношение к обоснованию; например, процесс Reliabilists думают, что оправданными убеждениями являются те, которые сформированы когнитивным процессом, который имеет тенденцию производить большую часть истинные убеждения относительно ложных единицы. ^[7] Мы вернемся к вопросу о том, как релайабилистские подходы влияют на анализ знаний в §6.1.

1.3.2 Виды обоснования

Стоит отметить, что можно различать два важных различные понятия оправдания, обычно называемые «Пропозициональное обоснование» и «доксастический оправдание ». (Иногда « ex ante » обоснование и обоснование « ex post », соответственно.) ^[8] В отличие от интерналистского и экстерналистского подходов к оправдание, различие между пропозициональным и доксастическим оправдание не представляет собой конфликт, который необходимо разрешить; это различие между двумя различными свойствами, которые называются «Оправдание».Проблемы обоснования предложения есть ли у субъекта достаточные основания полагать предложение; ^[9] доксастическое оправдание касается того, придерживается ли данное убеждение соответственно. ^[10] Один из распространенных способов связать эти два понятия — предположить, что пропозициональное оправдание является более фундаментальным, и это доксастическое оправдание это вопрос того, что субъект имеет убеждение, которое уместно реагировать на их предположительное обоснование или основываться на них.

Точное соотношение между пропозициональным и доксастическим обоснованием является предметом разногласий, но бесспорно, что эти два понятия могут разойтись.Предположим, что Ингрид игнорирует большую часть отличное свидетельство того, что данный район опасен, но суеверно приходит к выводу, что окрестности опасно, когда она видит черную кошку, переходящую улицу. С момента формирования верования на основе суеверий не являются эпистемологически подходящий способ формирования убеждений, вера Ингрид не является доксастически оправданный; тем не менее у нее есть ли у хорошие причина верить так же, как она, значит, у нее есть пропозициональный обоснование утверждения о том, что окрестность опасный.

Поскольку знание — это особенно успешный вид веры, доксастический оправдание — более сильный кандидат на то, чтобы быть тесно связанным с знания; обычно считается, что теория JTB вызывает доксастическую оправдание (но см. Lowy 1978).

2. Легкие знания

Некоторые эпистемологи предположили, что может быть несколько смыслов термина «знание», и что не все из них требуют все три элемента трехсторонней теории познания. Например, некоторые утверждали, что помимо чувства «Знание», показанное наверху, другое, слабое чувство «знания», которое требует только истинной веры (см. например, Hawthorne 2002 и Goldman & Olsson 2009; последний содержит дополнительные соответствующие ссылки).Это мнение иногда бывает мотивированы мыслью, что, когда мы рассматриваем, знает ли кто-нибудь что p , или интересно, кто из группы людей знает, что р , часто нас совсем не интересует, актуальны ли у субъектов есть обоснованные убеждения; мы просто хотим знать, есть ли у них есть истинная вера. Например, как Хоторн (2002: 253–54), можно спросить, сколько студентов знают, что Вена — столица Австрии; правильный ответ, можно подумать, как раз количество студентов, которые предлагают «Вену» в качестве ответят на соответствующий вопрос, независимо от того, убеждения оправданы.Точно так же, если вы планируете вечеринку-сюрприз для Евгения и спросить, знает ли он об этом, «да» может быть уместным ответом просто на том основании, что Юджин считает, что вы планируете вечеринку.

Можно допустить, что существует легкое чувство знания, которое требуется только истинная вера; другой вариант — отказаться от принятия интуитивные предложения как истинные по номинальной стоимости. Теоретик мог бы, ибо Например, отрицайте, что такие предложения, как «Юджин знает, что вы планирует вечеринку », или« восемнадцать студентов знают, что Вена столица Австрии »буквально верны в предусмотренном ситуаций, объясняя свое кажущееся благополучие пустым разговором или гипербола.

Даже среди тех эпистемологов, которые думают, что существует легкая чувство «знает», не требующее оправдания, большинство обычно признают, что есть и более сильное чувство, и что именно это более сильное государство является главной целью гносеологическое теоретизирование о знании. В дальнейшем мы будем отложите в сторону легковесность, если она действительно существует, и сосредоточьтесь на более сильный.

3. Проблема Геттье

Немногие современные эпистемологи признают адекватность JTB. анализ.Хотя большинство согласны с тем, что каждый элемент трехстороннего теория это необходимо для знаний они не кажутся в совокупности должно быть достаточно . Кажется, есть случаи оправданное истинное убеждение, что все еще не хватает знаний. Вот один вид примера:

Представьте, что в жаркий день мы ищем воды. Вдруг мы видим воду, или так мы думаем. На самом деле мы видим не воду, а мираж, а когда мы добираемся до места, нам повезло и мы находим воду прямо там, под Скала.Можно ли сказать, что мы действительно знали воду? Ответ кажется отрицательным, потому что нам просто повезло. (цитата из Дрейфуса 1997: 292)

Этот пример исходит от индийского философа Дхармоттара, ок. 770 г. н.э. 14 ^гг. гг. Итальянский философ Петр Мантуанский. представил аналогичный случай:

Предположим, что Платон рядом с вами, и вы знаете, что он бежит, но вы ошибочно полагаете, что это Сократ, так что вы твердо верю, что Сократ бежит.Однако пусть будет так, чтобы Сократ на самом деле работает в Риме; однако вы этого не знаете. (из Петра Мантуанского De scire et dubitare , приведенного в Boh 1985: 95)

Подобные случаи, когда обоснованная истинная вера кажется в некоторых важного смысла, оторванного от факта, были прославлены в Эдмунде Статья Геттиера 1963 года «Обоснована ли истинная вера? Знания?». Геттье представил два случая, когда истинное убеждение выводится из обоснованного ложного убеждения. Он заметил, что интуитивно такие убеждения не могут быть знанием; просто повезло, что они верны.

В честь его вклада в литературу подобные случаи имеют стали известны как «дела Геттье». Поскольку они кажутся опровергнуть анализ JTB, многие эпистемологи предприняли попытку исправить: как нужно изменить анализ знаний, чтобы приспособить дела Геттье? Это то, что обычно называют «Проблема Геттье».

Выше мы отметили, что одна из функций оправдания — исключить удачные догадки как случаи знания. Урок проблемы Геттье заключается в том, что кажется, что даже истинные убеждения, которые оправданы, могут тем не менее быть эпистемически удачливым способом, несовместимым с знания.

Эпистемологи, считающие, что подход JTB в основном правильный путь должен выбирать между двумя разными стратегиями решения проблема Геттье. Первый — усилить обоснование условие для исключения случаев Геттье как случаев обоснованного убеждения. Этот было предпринято Родериком Чисхолм; ^[11] мы еще раз обратимся к этой стратегии в §7 ниже. Другой — внести в анализ JTB подходящую четвертую условие, условие, которое успешно предотвращает оправданное истинное вера от «обретения».Таким образом измененный, JTB анализ становится JTB + X счетом знаний, где « X » обозначает необходимое четвертое условие.

Давайте рассмотрим пример этой попытки сформулировать «Обеззараживающее» состояние.

4. Нет ложных лемм

Согласно одному предложению, следующее четвертое условие будет делать трюк:

4. S уверенность в том, что p не выводится ни из каких ложь. ^[12]

В случаях Геттье обоснованное истинное убеждение выводится из оправданное ложное убеждение.Итак, условие (iv) объясняет, почему это не так. знания. Однако это предложение «без ложных лемм» не соответствует действительности. в целом удачно. Есть примеры кейсов Геттье, которые требуют не предполагают никаких умозаключений; следовательно, возможны случаи оправданного истинная вера без знания, даже если выполняется условие (iv). Предположим, например, что Джеймс, расслабляющийся на скамейке в парк, наблюдает за явной собакой в ​​соседнем поле. Так он считает

4. Собака в поле.

Предположим далее, что предполагаемая собака на самом деле собака-робот, поэтому идеально, чтобы ее нельзя было отличить от настоящей собаки по только видение.Джеймс не знает, что такие собаки-роботы существуют; а Японский производитель игрушек разработал их совсем недавно, а что Джеймс видит — прототип, который используется для проверки общественного отклик. Учитывая эти предположения, (d), конечно, неверно. Но предположим далее, всего в нескольких футах от собаки-робота, есть настоящая собака, скрытая от глаз Джеймса. Учитывая это дальнейшее предположение, Вера Джеймса в (d) верна. И поскольку это убеждение основано на обычные процессы восприятия, большинство эпистемологов согласятся, что это оправдано.Но, как и в случае с Геттье, Джеймс вера кажется истинной только благодаря удаче, в некотором смысле несовместимо со знанием. Итак, перед нами еще раз обоснованное истинное убеждение, которое не знания. ^[13] Возможно, это убеждение напрямую подтверждается визуальным опытом; это не выводится из какой-либо лжи. Если да, то аккаунт JTB, даже если дополнить его (iv), дает нам неправильный результат, что Джеймс знает (d).

Другой случай, показывающий, что пункт (iv) не поможет: хорошо известное дело округа Барн (Goldman 1976).Предположим, есть округа на Среднем Западе со следующей особенностью. В Пейзаж рядом с дорогой, ведущей через этот округ, засыпан перцем с амбарами-фасадами: конструкции, которые с дороги выглядят точно так же сараи. Наблюдение с любой другой точки сразу же обнаружит эти конструкции являются подделками: устройства, возведенные с целью обмануть ничего не подозревающих автомобилистов, чтобы они поверили в присутствие сараи. Предположим, Генри едет по дороге, ведущей через Сарай. Округ. Естественно, он во многих случаях будет формировать ложные убеждения в наличие сараев.Поскольку у Генри нет причин подозревать, что он жертвы организованного обмана, эти убеждения оправданы. Теперь предположим далее, что в одном из тех случаев, когда он верит в то, что там сарай, он случайно смотрит на единственного и неповторимого настоящий сарай в округе. На этот раз его вера оправдана и верна. Но поскольку его истинность — результат удачи, это весьма правдоподобно. чтобы судить, что вера Генри не является примером знания. Однако в этом случае условие (iv) выполняется. Его вера — это не результат любого вывода из лжи.Еще раз, мы видим, что (iv) действительно не удалось как общее решение проблемы Геттье.

5. Модальные условия

5.1 Чувствительность

Еще одно кандидатское четвертое условие знания: Чувствительность . Чувствительность в первом приближении такова: контрфактическое отношение:

S считает, что p является чувствительным тогда и только тогда, когда, если p были ложными, S не поверил бы, что с. . ^[14]

Условие чувствительности к знаниям защищал Роберт Нозик. (1981). Учитывая льюизианскую (Lewis 1973) семантику для контрфактических условных обозначений условие чувствительности эквивалентно требование, чтобы в ближайших возможных мирах, в которых не- р , сабж не верит, что р .

Одна из причин для включения условия чувствительности в анализ знание состоит в том, что, кажется, существует интуитивный смысл, в котором знание требует не только правильности, но отслеживания правда в других возможных обстоятельствах.Такой подход кажется правдоподобный диагноз того, что идет не так, по крайней мере, в некоторых случаях Геттье. Например, в случае с водой в пустыне Дхармоттара ваша вера то, что в определенном месте есть вода, кажется нечувствительным к факт воды. Если бы там не было воды, вы бы придерживались той же веры на тех же основаниях — а именно. , г. мираж.

Однако сомнительно, что условие чувствительности может объяснить феномен случаев Геттье в целом.Это происходит только в случаях в котором, если бы рассматриваемое утверждение было ложным, оно бы все равно верили. Но, как сказал Саул Крипке (2011: 167–68) отметил, что не все дела Геттье подобны этому. Рассмотрим для Например, упомянутое выше дело округа Барн. Генри смотрит на конкретное место, где есть сарай и считает там должен быть сарай. Условие чувствительности исключает это вера как знание, только если бы там не было сарая, Генри до сих пор верили, что было.Но это противоречие может быть ложным, в зависимости от того, как устроено дело округа Барн. Например, это false, если конкретное место, которое исследует Генри, не подойдет для возведения фасада сарая. Соответственно, как также указал Крипке (2011: 186), если мы предположим что фасады сараев всегда зеленые, а настоящие сараи всегда красные, Убеждение Генри в том, что он видит красный сарай , будет чувствителен, даже если его уверенность в том, что он видит сарай , будет нет.(Мы предполагаем, что Генри не знает, что цвет что-то значит релевантно.) Поскольку интуитивно первое убеждение не соответствует действительности. знание точно так же, как и последнее, условие чувствительности справится только с некоторыми интуитивно понятными проблемами, возникающими у Gettier случаи.

Большинство эпистемологов сегодня отвергают требования чувствительности знания. Основная мотивация против состояния чувствительности — что, учитывая правдоподобные предположения, это приводит к неприемлемым последствия называют «отвратительными союзы ». ^[15] Чтобы увидеть это, предположим сначала, что скептицизм в отношении обычных знаний ложен — обычные предметы знать, по крайней мере, многое из того, что мы обычно считаем им знанием. Для Например, Джордж, который прекрасно видит и использует свои руки, знает что у него есть руки. Это, конечно, прекрасно согласуется с условие чувствительности при знании, так как если бы Джордж сделал , а не есть руки — если их недавно отрубили, за пример — он не поверил бы, что у него были руки.

А теперь представьте скептический сценарий, в котором у Джорджа нет рук.Предположим, что Джордж стал жертвой картезианского демона, обманувшего его. верить, что у него есть руки. Если бы Джордж попал в такой сценарий, конечно, он ошибочно полагал бы, что не находится в таком сценарий. Итак, учитывая состояние чувствительности, Джордж не может знать, что он не в таком сценарии.

Хотя эти два вердикта — обвинительный в обычное знание, и отрицающее знание о скептически настроенных сценарий — возможно, каждый интуитивно понятен, интуитивно проблематично их удерживать вместе.Их соединение в Термин ДеРоуза, отвратительный: «Джордж знает, что у него руки, но он не знает, что он не безрукий жертва картезианского демона ». Условие чувствительности на знания в сочетании с нескептическим утверждением, что есть обычные знания, кажется, подразумевают такие отвратительные союзы. ^[16]

Большинство современных эпистемологов приняли подобные соображения. быть достаточной причиной для отказа от чувствительности условия. ^[17] Однако см. Итикава (2011a) за интерпретацию и одобрение условие чувствительности, в соответствии с которым он может избежать обязательств по отвратительные союзы.

5.2 Безопасность

Хотя сегодня немногие эпистемологи поддерживают условие чувствительности знания, идея о том, что знание требует, чтобы субъект стоял в конкретное модальное отношение к известному предложению остается популярным один. В своей статье 1999 г. «Как победить оппозицию Мур », Эрнест Соса предложил, чтобы условие безопасности должна сыграть ту роль, которую призвана сыграть чувствительность. Соса охарактеризовал безопасность как контрфактическую противоположность чувствительность.

Чувствительность:
Если бы p были ложными, S не поверил бы, что p .

Безопасность:
Если бы S поверили, что p , p не было бы ложный. ^[18]

Хотя противопоставление справедливо для материального условного \ ((A \ supset B \) тогда и только тогда, когда \ (\ mathord {\ sim} B \ supset \ mathord {\ sim} A) \), Соса предполагает, что это недопустимо для контрфактов, поэтому чувствительность и безопасность не равнозначны.Пример безопасной веры по мнению Сосы, нечувствительным является вера в то, что далекое скептического сценария не получается. Если мы оговорим, что Джордж, обсуждалось выше, никогда не подвергался риску стать жертвой Декартовский демон — потому что, скажем, картезианские демоны не существуют в Мир Джорджа — тогда вера Джорджа в то, что он не такая жертва безопасна, хотя мы видели в предыдущем раздел, который не может быть чувствительным. Обратите внимание, что хотя мы оговорили, что Джорджу не грозит обман картезианскими демонами, мы сделали , а не оговорили, что у самого Джорджа были какие-то особые доступ к этому факту.Если он этого не сделает, безопасность, как и чувствительность, будет экстерналист условие знания в Смысл «доступа». Это также экстерналист в «Состояние» смысл, поскольку истина релевантного контрфакты будут зависеть от особенностей вне темы.

Характеристика безопасности в этих контрфактических терминах зависит от существенные предположения о семантике контрфактических условные. ^[19] Если бы мы приняли, например, слова Дэвида Льюиса или Роберта Отношение Стальнакера к опровержениям, в том числе сильному условие центрирования, согласно которому реальный мир всегда однозначно ближе всего, все истинные убеждения будут считаться безопасными в соответствии с контрфактический анализ безопасность. ^[20] Соса намеревается, что соответствующие опровержения сделают более сильным утверждают, что примерно в г. все ближайшие миров, в которых S считает, что p , p не являются ложными.

Вместо того, чтобы полагаться на спорный подход к контрфактам, тогда это может быть наиболее наглядным, чтобы понять условие безопасности прямо в этих модальных терминах, как это часто делает сам Соса:

Безопасность:

Во всех ближайших мирах, где S считает, что p , p не ложь.

Будет ли успешным анализ знаний JTB +. довольно сложно оценить, учитывая расплывчатость заявленных «Близкое» состояние. Статус потенциального Контрпримеры не всегда легко применить. Для Например, Хуан Комесана (2005) представляет случай, который он опровергнуть требование безопасности знания. В Пример Комесанья, ведущий вечеринки в честь Хэллоуина вербует Джуди направляет гостей на вечеринку. Инструкции Джуди: давать всем одинаковые указания, которые на самом деле точны, но что если она увидит Майкла, группа переместится в другое место.(Ведущий не хочет, чтобы Майкл нашел группу.) Предположим, Майкл никогда не появляется. Если данный гость не делает, но почти делает, решили надеть на вечеринку очень реалистичный костюм Майкла, а затем его убеждение, основанное на показаниях Джуди, о местонахождении вечеринка будет правдой, но, по словам Комесанья, легко могла быть ложный. (Если бы он просто сделал несколько иной выбор в отношении своего костюм, его бы обманули.) Комесанья описывает случай как контрпример к условию безопасности по знаниям.Тем не мение, теоретик безопасности может утверждать, что соответствующие скептические сценарий, хотя возможен и в некотором смысле рядом, не достаточно близко в соответствующем отношении, чтобы исказить условие безопасности. Такой теоретик, если бы она хотела, чтобы условие безопасности выполнялось четкие приговоры, стоит задача сформулировать, что именно понятие сходства составляет (см. также Богардус 2014).

Не все дальнейшие разъяснения условий безопасности будут подходящими. для использования последнего в анализе знаний.Особенно, если уважение к сходству, имеющее отношение к безопасности, само по себе с точки зрения знаний, затем анализ знаний, которые ссылка на безопасность была бы в этом отношении циркуляром. Это для Например, так Тимоти Уильямсон характеризует безопасность. Он пишет, в ответ на вызов Элвина Голдмана:

Во многих случаях кто-то, не имеющий представления о том, что такое знания, будет невозможно определить, была ли обеспечена безопасность. Хотя они могли использовать принцип, что безопасность влечет за собой истину, чтобы исключить некоторые случаи, не самые интересные.Таким образом, Goldman будет разочарован, когда он спрашивает, что предсказывает учетная запись безопасности на различных примерах в какие противоречивые соображения тянут в разные стороны. Один может должны решить, достигается ли безопасность, сначала решив, знания приобретаются, а не наоборот. (Уильямсон 2009: 305)

Поскольку безопасность понимается только с точки зрения знаний, безопасность — так понимаемое не может служить для анализа знания. И это не так Намерение Уильямсона сделать это; как мы увидим ниже, Уильямсон отвергает проект анализа знаний.Это из Конечно, в соответствии с утверждением, что безопасность является необходимым условием на знание в прямом смысле, что последнее влечет за собой бывший.

5.3 Соответствующие альтернативы

Третий подход к модальным условиям знания, заслуживающий упоминания, — это требование о том, что для того, чтобы субъект знал, что p , она должна исключите все «соответствующие альтернативы» к p . Существенными ранними сторонниками этой точки зрения являются Стайн 1976, Голдман. 1976 и Дрецке 1981.Идея этого подхода к знаниям заключается в что для того, чтобы субъект знал, что p , она должна уметь «Исключить» конкурирующие гипотезы до p — но это только некоторое подмножество всех не- p возможностей «актуально» для присвоение знаний. Рассмотрим, например, различия между несколько моделей iPhone от Apple. К иметь возможность узнать в лицо, что конкретный телефон модели 6S, он естественно предположить, что нужно уметь различать между iPhone 6S и iPhone 7; возможность того, что телефон под вопросом — более новая модель является подходящей альтернативой.Но возможно есть и другие возможности, при которых вера в то, что существует iPhone 6S — это фальшивка, которую не следует исключать — возможно, для Например, возможность того, что телефон не iPhone, а Китайская подделка, не нужно рассматривать. То же самое и для возможность того, что телефона нет вообще, внешность похожа на телефон являясь продуктом козней картезианского демона. Уведомление что в этих и многих других случаях, которые мотивируют релевантно-альтернативный подход к знаниям, есть интуитивно понятный смысл, в котором соответствующие альтернативы имеют тенденцию быть более похоже на на актуальность, чем на нерелевантные.Таким образом, соответствующие теории альтернатив и теоретико-безопасные подходы очень похожи как по приговору, так и по духу. Как и в случае с безопасностью теоретик, теоретик релевантных альтернатив сталкивается с проблемой пытаясь сформулировать, что определяет, какие возможности актуально в данном ситуация. ^[21]

6. Обойтись без оправдания?

Как мы видели, одна из причин включения оправдания условием анализа знаний было предотвращение удачных догадок считая знанием.Однако проблема Геттье показывает, что включение условия обоснования не исключает всех эпистемически проблемные примеры удачи. Следовательно, некоторые эпистемологи предположили, что постулирование условия обоснования на знание было ложным ходом; возможно, это какое-то другое условие, которое должны быть включены вместе с истиной и верой как компоненты знания. Такого рода стратегия была предложена рядом авторов. с конца 1960-х до начала 1980-х годов, хотя относительно небольшое обсуждение этого поскольку. ^[22] Kornblith 2008 представляет собой заметное исключение.

6.1 Релиабилистские теории познания

Одно свойство кандидата на такое состояние — надежность . Часть проблем в удачных догадках как раз то, что они так повезло: такие догадки сформированы таким образом, что маловероятно что они должны оказаться правдой. По определенной форме надежность знаний, это ненадежность, а не необоснованность, что мешает таким убеждениям стать знанием.Reliabilist теории познания включают эту идею в условие на знания. ^[23] Вот пример такого вида:

Простой K-Reliabilism:

S знает, что p iff

1. п верно;
2. S считает, что p ;
3. S уверенность в том, что p было произведено надежным познавательный процесс.

Простой K-Reliabilism заменяет оговорку об обосновании в традиционная трехсторонняя теория с оговоркой о надежности.Как у нас Видно, надежные сторонники оправдания думают, что оправдание вера заключается в зарождении надежного познавательного процесса. Данный С этой точки зрения простой K-Reliabilism и теория JTB эквивалентны. Однако в настоящем предложении ничего не говорится об обосновании. Гольдман 1979 это основополагающая защита релайабилизма относительно оправдания; релайабилизм расширен до знаний в Goldman 1986. См. Goldman 2011 для обзор релайабилизма в целом.

В следующем отрывке Фред Дрецке формулирует, как подход как K-релайабилизм может быть мотивирован:

Те, кто думают, что знания требуют чего-то , кроме , или минимум больше чем , достоверно доказано истинное убеждение, что-то (обычно) в качестве оправдания веры в то, что надежно произведенные убеждения являются надежно произведенными , имеют, мне кажется, это обязанность сказать, что дает это оправдание предполагается передать….Кому и зачем это нужно? Если животное наследует совершенно надежный механизм создания убеждений, а также наследует диспозицию, при прочих равных, к закону о основание сформированных убеждений, какие дополнительные преимущества дается обоснованием того, что убеждения являются произведено каким-то надежным способом? Если нет дополнительных преимуществ, что хорошего в этом оправдании? Почему мы должны настаивать на том, что никто не может есть знания без этого? (Дрецке 1989: 95)

По словам Дрецке, надежные когнитивные процессы передают информацию, и таким образом наделяют не только людей, но и (нечеловеческие) животных знания.Он пишет:

Я хотел получить характеристику, которая, по крайней мере, учитывала бы возможность того, что животные (лягушка, крыса, обезьяна или моя собака) могли знать вещи, не предполагая, что они способны на большее сложные интеллектуальные операции, связанные с традиционным анализом знаний. (Дрецке 1985: 177)

Кажется странным думать, что лягушки, крысы или собаки оправдывают или необоснованные убеждения. Однако приписывать знания животным безусловно, в соответствии с нашей обычной практикой использования слова «знания».Итак, если с Дрецке мы хотим получить отчет о знания, которые включают животных среди знающих субъектов, мы могли бы хотите отказаться от традиционной учетной записи JTB в пользу чего-то вроде К-релайабилизм.

6.2 Причинные теории познания

Другой шаг в духе K-Reliabilism заменяет оговорка об обосновании в теории JTB с условием, требующим причинная связь между верой и фактом верил; ^[24] это подход Голдмана (1967, 1976). ^[25] Собственная причинная теория Гольдмана сложна; мы не будем ознакомьтесь с его подробностями здесь. См. Документы Гольдмана. Вместо, рассмотрим упрощенную каузальную теорию познания, которая иллюстрирует основная мотивация причинных теорий.

Простая причинная теория познания:

S знает, что p iff

1. п верно;
2. S считает, что p ;
3. S Убеждение, что p вызвано тем фактом, что с. .

Применяйте такие подходы, как простой к-релайабилизм или простая причинная теория. лучше, чем теория JTB в отношении случаев Геттье? Хотя некоторые сторонники предполагают, что это так — см., Например, Дрецке 1985: 179; Плантинга 1993: 48 — многие стандартные контрпримеры теории JTB, кажется, опровергают эти взгляды как хорошо. Вернемся снова к фасадам сараев. Генри видит настоящую сарай, и поэтому он считает, что поблизости есть сарай. Этот вера формируется процессами восприятия, которые в целом надежный: лишь изредка они приводят его к ложным убеждениям.Так это выглядит подобный случай соответствует условиям простого K-Reliabilism, так же как так же, как и теории JTB. Это тоже контрпример теории причинности, поскольку реальный сарай, который воспринимает Генри, причинно несет ответственность за свою веру. Поэтому есть основания сомневаться в том, что переход от обоснования к состоянию, подобному надежности, будет сбежать из Геттье проблема. ^[26] Дела Геттье, кажется, представляют собой не меньшую проблему для K-релайабилизма и причинно-следственные теории в отношении счета JTB.Ни одна теория, если не поправить с умной оговоркой о «дегеттирировании» преуспевает в заявлении достаточные условия для знания. ^[27]

7. Можно ли анализировать знания?

Статья Геттье вызвала волну философской деятельности эпистемологи, пытающиеся пересмотреть теорию JTB, обычно добавляя одно или несколько условий, чтобы закрыть разрыв между знаниями и оправданное истинное убеждение. Мы уже видели, как некоторые из этих попытки не удались. Когда каждому предлагались интуитивные контрпримеры. теории, эпистемологи часто исправляли свои теории, усложнение существующих условий или добавление новых.Многое из этого диалектика подробно описана Шопом 1983, к которому заинтересованный читатель направлен.

После нескольких десятилетий таких повторений некоторые эпистемологи начали сомневаюсь, что был достигнут прогресс. В своей статье 1994 г. Неизбежность проблем Геттье », — предложила Линда Загзебски. что никакой анализ, достаточно похожий на анализ JTB, никогда не сможет избегайте проблем, о которых говорится в примерах Геттье. Более именно, утверждал Загзебский, любые анализаторы вида JTB + X , где X — это условие или список условий, логически независимо от оправдания, истины и веры, было бы восприимчивы к контрпримерам в стиле Геттье.Она предложила то, что было в эффект рецепт построения ящиков Геттье:

• (1) Начните с пример случая, когда субъект имеет обоснованное ложное убеждение, что также соответствует условию X .
• (2) Измените корпус так, чтобы что вера верна просто благодаря удаче.

Загзебски предполагает, что результирующий случай всегда будет представлять интуитивное незнание. Таким образом, любое неизбыточное дополнение к JTB теория оставит проблему Геттье нерешенные. ^[28] Мы можем проиллюстрировать применение рецепта на одном из Примеры Загзебского, опровергающие утверждения Элвина Плантинги. (1996) попытка решить проблему Геттье, добавив к JTB анализировать условие, требующее, чтобы способности субъекта были правильно работает в подходящей среде.

На первом этапе процедуры Загзебского мы представляем случай, в котором факультеты предмета работают должным образом в соответствующем окружающей среде, но вытекающее из этого убеждение, хотя и оправданное, ложно.Загзебски предлагает нам представить, что у Марии очень хорошо зрение — достаточно хорошее, чтобы ее познавательные способности, как правило, дайте знать, что ее муж сидит в гостиной. Такой способности, даже при правильной работе в подходящей среде, однако не являются безошибочными — если бы они были таковыми, условие не быть независимым от истины — поэтому мы можем представить себе случай, когда они идут не так. Возможно, это необычный случай, когда Брат мужа Марии, очень похожий на муж, находится в гостиной, и Мэри делает вывод на основании правильная функция ее зрительной способности, что ее муж находится в гостиная.Эта вера, будучи ложной, определенно не является знанием.

На втором этапе мы представляем, как Мэри неверно опознала жильца. гостиной, как и раньше, но добавьте к случаю, что муж, к счастью, тоже в гостиной. Теперь вера Мэри верна, но интуитивно это не больше пример знания, чем ложное вера в первый шаг была.

Поскольку рецепт общий, он подходит для любого условие, которое можно было бы добавить к теории JTB, пока оно не само влечет за собой истину.Аргумент обобщает против всех «Неизбыточный» анализ JTB + X .

Один из возможных ответов на аргумент Загзебского и неудача проекта Геттье в более общем плане, можно было бы сделать вывод, что знание не поддается анализу. Хотя это было бы значительным отход от аналитической эпистемологии конца двадцатого века, не ясно, что это, в конечном счете, особенно радикальное предложение. Некоторые концепции, представляющие интерес, оказались приемлемыми. традиционному анализу (Fodor 1998).Один выдающийся подход к знания в этом ключе обсуждаются в §11 ниже.

Другая возможная строка — та, что упомянута в §2 — чтобы усилить условие обоснования, чтобы исключить случаи Геттье, поскольку оправдано. Чтобы эта стратегия не допустила рецепт из работы, нужно поставить условие обоснования это исключает возможность первого шага выше — единственный очевидный способ сделать это — чтобы оправдание влекло за собой истину. Если оно делает, то, конечно, будет невозможно начать с дела, которое оправдал ложное убеждение.Такой подход не является общепринятым, но он есть защитники — см., например, Осетр 1993 и Меррикс 1995. Sutton 2007 и Littlejohn 2012 защищают факультативные подходы к оправдание по иным основаниям.

Третьим способом ответа могло бы стать рассмотрение потенциального анализа знания, не являющиеся неизбыточной формой JTB + X . Действительно, мы уже видели несколько таких попыток, хотя и безуспешных. Для Например, каузальная теория познания включает пункт, требующий что мнение о p вызвано тем, что p .Это условие влечет за собой как веру, так и истину, и поэтому не является восприимчивы к рецепту Загзебского. (Как мы видели, это попадает в дела Геттье по другим причинам.) Одна семья стратегии по этим направлениям будут встроены в анализ знаний запрет непосредственно на эпистемологическую удачу; давайте рассмотрим такого рода перейдем поподробнее.

8. Эпистемическая удача

Если проблема, проиллюстрированная случаями Геттье, заключается в том, что JTB и JTB + анализы совместимы со степенью эпистемической удачи, которая несовместимые со знанием, естественная идея — исправить анализ знаний путем включения явного «анти-удачи» состояние.Сама Загзебски описывает этот вариант в своем 1994 году (с. 72). Унгер 1968 дает ранний анализ такого рода. Например:

S знает, что p iff

1. п верно;
2. S считает, что p ;
3. S оправданно полагать, что p .
4. S Вера не верна просто по счастливой случайности.

Первое, что следует отметить в этом анализе, это то, что он «Избыточный» в смысле, описанном в предыдущем раздел; четвертое условие влечет за собой первое два. ^[29] Таким образом, несмотря на его поверхностную форму, он фактически представляет собой существенное отклонение от анализа JTB +. Вместо того, чтобы сочинять знание различных независимых компонентов, этот анализ требует вместо этого эпистемологические состояния связаны друг с другом в содержательные способы.

Условие против удачи, как и условие безопасности предыдущего раздел, как указано, расплывчатый. Во-первых, верна ли вера удача бывает в градусах — сколько удачи нужно, чтобы несовместимо со знанием? Более того, кажется, независимо от вопросы о степени удачи, мы должны различать разные видов удачи.Не всякая эпистемическая удача несовместима с имея знания. Предположим, кто-то участвует в розыгрыше и выигрывает энциклопедия, затем читает различные ее записи, исправляя многие из их предыдущие заблуждения. Есть прямой смысл в что вытекающие из этого убеждения верны только по счастливой случайности — для наших субъекту очень повезло, что он выиграл эту лотерею, но это не такая удача, интуитивно мешающая обладанию знания. ^[30] Более того, в некотором смысле наши обычные представления о восприятии верны по счастливой случайности, поскольку мы можем стать жертвой Декартовский демон, и поэтому нам в некотором смысле повезло, что им не быть.Но если мы не будем капитулировать перед радикальным скептицизмом, кажется, что это своего рода удачу тоже следует считать совместимой с знания. ^[31]

Таким образом, как и условие безопасности, условие удачи оказывается трудно применять в некоторых случаях. Мы можем попытаться прояснить удачу условие как включающее отличительное понятие эпистемического удачи — но если мы не смогли объяснить это понятие — в эффект, чтобы различать два упомянутых вида удачи выше — без обращения к знаниям неясно, что последующий анализ знаний может быть как информативным, так и некруглый.

9. Методологические варианты

Как ясно из нашего обсуждения, один стандартный способ оценки при попытках анализа знаний центральная роль отводится их проверке. против интуиции против случаев. В конце двадцатого века воспринимаемое отсутствие прогресса на пути к приемлемому анализ — включая соображения, приписываемые Загзебскому в § 7 выше — побудил некоторых эпистемологов заняться другими методологические стратегии. (Несомненно, более широкое философское направление прочь. из «концептуального анализа» в более широком смысле также способствовали к этому изменению.) Некоторые из недавних попыток анализа знаний были частично мотивированы более широкими соображениями о роли знания или дискурса о знании.

Одна из важных точек зрения такого рода принадлежит Эдварду Крейгу. (1990). Отправной точкой Крейга в области анализа знаний была не интуиция по поводу случаев, а скорее сосредоточение внимания на роли, которую концепция познания играет для людей. В частности, Крейг предложил что смысл использования категории знаний заключался в том, чтобы люди отмечать надежных информаторов — чтобы люди знали, кому доверять имеет значение эпистемическое.Крейг защищает отчет о знании, которое предназначен для выполнения этой роли, даже если он интуитивно понятен контрпримеры. Правдоподобность таких отчетов с меньшим интуитивно понятное расширение, но с другим типом теоретических оправдание, является предметом споров.

Еще одна точка зрения, которую стоит упомянуть в этом контексте, — это точка зрения Хилари. Корнблит (2002), который утверждает, что знание — это естественный вид, анализируются так же, как и другие научные виды. Интуиция играет роль играть в определение парадигм, но обобщение отсюда эмпирические, научные и интуитивные контрпримеры должны быть ожидал.

Позиция «знание прежде всего» также связана с этими методологические вопросы. См. §11 ниже.

10. Теоретико-добродетельные подходы

Теоретико-добродетельный подход к знанию в некоторых отношениях похож на к подходам безопасности и анти-удачи. Действительно, Эрнест Соса, один из наиболее выдающиеся авторы теоретико-добродетельного подхода, разработавшие это из его предыдущей работы по безопасности. Добродетельный подход лечит знания как особенно успешная или ценная форма веры, и объясняет, что значит быть знанием в таких терминах.Словно теория против удачи, теория добродетели оставляет позади JTB + проект идентификации знания с помощью комбинации истинности и функциональности независимых эпистемических свойств; знания, согласно этому подход, требует определенной нелогической связи между убеждениями и правда.

10.1 Оценка «AAA»

Соса часто (например, Sosa 2007: глава 2) использовал аналогию с умелая стрельба из лука по мишени; мы можем найти его поучительным, поскольку хорошо. Вот два способа, которыми выстрел лучника может быть оценено:

1. Выстрел удачен? Попал ли он в цель?
2. Произведено расстрел манифест мастерство лучника? Было ли оно произведено таким образом, чтобы преуспевать?

Успех, о котором идет речь в (1), Соса называет точностью .В вид навыка, обсуждаемый в (2), Соса называет ловкость . Выстрел ловко, если умело произведено. Не должно быть искусных снимков. точный, так как не все умелые выстрелы удаются. И точные выстрелы не нужно быть ловким, некоторым неквалифицированным стрелкам повезет.

Помимо точности и ловкости, Соса предполагает, что есть другое отношение, в котором может быть оценен выстрел, относящийся к двум. Это Соса называет пригодностью .

3. Успешность выстрела Свидетельство стрельбы из лука навык?

Выстрел уместен, если он точен , потому что ловок.Способность влечет за собой, но требует большего, чем сочетание точности и ловкость, потому что выстрел может быть как удачным, так и искусным без быть подходящим. Например, если умелый выстрел отведен неожиданный порыв ветра, затем направленный к цели второй удачный порыв, его предельная точность не проявляется в умении, а скорее отражает удачное совпадение ветра.

Соса предполагает, что эта модель оценки «AAA» применимо в целом для оценки любого действия или объекта с характерной целью.В частности, это применимо к вере относительно его стремления к истине:

1. Убеждение является точным тогда и только тогда, когда оно истинно.
2. Убеждение ловкое тогда и только тогда, когда оно произведено умело. ^[32]
3. Убеждение — это apt тогда и только тогда, когда оно в каком-то смысле истинно. проявление или отнесение на счет умений верующего.

Соса отождествляет знание с правильной верой, поэтому понял. ^[33] Знание влечет за собой как истину (точность), так и оправдание (ловкость) с этой точки зрения, но они не просто независимы компоненты, из которых функционально состоят знания.Это требует, чтобы умение объясняло успех. Это в некотором смысле похожее на условие анти-удачи, которое мы рассмотрели выше, в том смысле, что оно устанавливает, что отношения между оправданием и истиной не должны быть простое совпадение. Однако, поскольку «AAA» Сосы модель, как правило, применима, выходя за рамки эпистемологии, возможно, есть лучшие перспективы для понимания актуальных понятие пригодности способом, не зависящим от понимания знаний чем мы нашли для понятия эпистемической удачи.

10.2 Поддельные ящики для сараев

Понимание знания как правильного убеждения согласуется с мнением Геттье. традиционные контрпримеры теории JTB скорее прямо. Когда Смит считает, что Джонсу принадлежит Ford или Браун находится в Барселоне, его верность неверна. объясняется его умениями делать выводы (которые случай не называет под вопросом). Скорее, несчастливые обстоятельства (вводящие в заблуждение свидетельства о машине Джонса) мешали его умелым познавательным производительность, так же как первый отвлекающий порыв ветра помешал выстрел лучника.Компенсируя неудачное вмешательство, удачное обстоятельство (случайное присутствие Брауна в Барселоне) делает убеждение истинным, подобно тому, как второй порыв ветра возвращает стрелу лучника на правильный путь к цели.

Поддельные сараи, напротив, могут быть труднее приспособлены Подход Сосы к ААА. Когда Генри смотрит на единственный настоящий сарай в сельская местность с амбарными фасадами, он пользуется в целом надежным способность распознавать амбары, и он идет прямо в этом пример.Предположим, мы говорим, что точность веры Генри проявляет свою компетентность как воспринимающий. Если так, нам придется судить что его вера уместна и поэтому квалифицируется как пример знания. Это было бы проблематичным исходом, потому что интуиция Дело призвано выявить, что Генри не имеет , а не . знания. Есть три способа, которыми защитник AAA подход может решить эту проблему.

Во-первых, сторонники ААА могут возразить, что, хотя у Генри есть общий умение распознавать сараи, он лишен этой способности в текущая среда, именно потому, что он находится в фальшивом округе сараев.Согласно второй, несколько иной стратегии, Генри сохраняет способность распознавать сараи, несмотря на его текущее местонахождение, но из-за повсеместного распространения фальшивых сараев его компетенция не проявлять себя в его вере, поскольку ее истинность больше связана с удачи, чем его умение распознавать сараи. ^[34] В-третьих, собственный ответ Сосы на проблему — укусить пуля. Судя по мнению Генри, Соса принимает результат: Генри знает, что перед ним сарай. Он пытается объясните противоречивость этого результата, подчеркнув отсутствие дальнейшего эпистемически ценного состояния, которое он называет «Рефлексивное знание» (см. Sosa 2007: 31–32).

11. Сначала знания

Не каждое понятие поддается более фундаментальному анализу. Это ясно и после размышлений на примерах — какой анализ мог бы быть предлагается водорода , животных или John F. Кеннеди ? — и по причине бесконечного регресса. Почему мы должны думаете, что знаний есть анализ? В недавней работе особенно его книга 2000 года Знание и его пределы , Тимоти Уильямсон утверждал, что проект анализа знаний был ошибка.Его причина не в том, что он думает, что знание — это неинтересное состояние, или что понятие знания как-то принципиально запутался. Напротив, Уильямсон считает, что знания являются одними из самых фундаментальных психологических и гносеологические состояния есть. Таким образом, анализировать знание с точки зрения других, более фундаментальных эпистемологических понятий, потому что само знание, по крайней мере, во многих случаях, более фундаментально. Как говорит Уильямсон, мы должны ставить «знания на первое место».Знания могут фигурировать в некоторых анализах, но они будут использоваться в анализаторы, а не в анализандум. ^[35]

Для этого вывода нет очень прямых аргументов; это дело в основном состоит в попытке продемонстрировать теоретический успех знания первой позиции. Взвешивая эти преимущества по сравнению с более традиционными подходами к знаниям за рамками этого статья. ^[36]

Хотя Уильямсон отрицает, что знания поддаются анализу в том смысле, о котором идет речь в этой статье, он действительно думает, что существуют интересные и информативные способы охарактеризовать знания.Для Например, Williamson принимает следующие претензии:

• Знание — это наиболее общее фактивное ментальное состояние.
• S знает, что p тогда и только тогда, когда всего S Доказательства включают утверждение, что p .

Уильямсон также старается подчеркнуть, что отказ от проект анализа знаний никоим образом не предполагает, что нет интересные и познавательные необходимые или достаточные условия на знания.Традиционные представления о том, что знание влечет за собой истину, веру, и обоснование согласуются с проектом «Сначала знания». И Уильямсон (2000: 126) открыто одобряет меры безопасности. требование к знаниям — просто не то, что служит частью анализ.

Таким образом, стоит признать один момент: амбициозный проект попытки проанализировать знания, чтобы иметь связаться с рядом интересных вопросов о том, какие факторы и не имеют отношения к тому, есть ли у предмета знания.В следующий раздел, мы рассматриваем важные современные дискуссии о том, прагматические факторы имеют отношение к знаниям.

12. Прагматическое посягательство

Традиционные подходы к знаниям предполагают, что знания должны делать с такими факторами, как правда и оправдание. Требуются ли знания безопасность, чувствительность, надежность или независимость от определенных видов удачи оказался спорным. Но что-то, что все эти потенциальные условия на знания, похоже, объединяет то, что они иметь какую-то интимную связь с истиной соответствующего вера.Хотя, по общему признанию, трудно сделать соответствующие точное соединение, есть интуитивный смысл, в котором каждый фактор мы прошли проверку на предмет соответствия знаниям имеет какое-то отношение к истине потенциальных осведомленных верования.

В последние годы некоторые эпистемологи утверждали, что акцент на таких Факторы, относящиеся к истине, не учитывают что-то важное знаний. В частности, они утверждали, что отчетливо прагматических факторов имеют отношение к тому, есть ли у субъекта знания.Назовите этот тезис «прагматическим». посягательство »: ^[37]

Прагматическое посягательство:

Разница в прагматических обстоятельствах может означать разницу в знания.

Утверждение конституции здесь важно; это тривиально, что различия в прагматических обстоятельствах могут вызвать различий в знаниях. Например, если вопрос о том, употребляют ли марихуану, закон в Коннектикуте важнее для Сандры, чем для Дэниела, Сандра с большей вероятностью будет искать доказательства и узнавать, чем Даниэль.Проблема не в этом неинтересном утверждении. Теоретики прагматических посягательств считают, что практическое значение сам может внести изменения в знания, не полагаясь на такие последующие эффекты как различие в деятельности по сбору доказательств. Сандра и Дэниел в каком-то смысле могут быть в году одной и той же эпистемологией. позиция , с той лишь разницей, что вопрос больше важно для Сандры. Эта разница, согласно прагматическому вторжение, может быть так, что Дэниел знает, но Сандра делает нет. ^[38]

Прагматическое посягательство может быть мотивировано интуицией о случаях. Книга Джейсона Стэнли 2005 г. « Знание и практическое применение» Интерес утверждает, что это лучшее объяснение пар случаи, подобные следующему, где противопоставленные случаи явно похожи, но различаются прагматически:

Низкие ставки . Ханна и ее жена Сара едут за рулем домой в пятницу днем. По дороге они планируют остановиться у банка домой, чтобы внести свои зарплаты.Неважно, что они это делают, поскольку у них нет предстоящих счетов. Но когда они проезжают мимо банка, они обратите внимание, что линии внутри очень длинные, так как они часто находятся на В пятницу днем. Понимая, что это было не очень важно, их зарплаты переводятся сразу же, — говорит Ханна: «Я знаю, банк откроется завтра, так как я был там всего две недели назад субботним утром. Так что завтра мы можем внести свои зарплаты утро».

Высокие ставки . Ханна и ее жена Сара едут за рулем домой в пятницу днем.По дороге они планируют остановиться у банка домой, чтобы внести свои зарплаты. Поскольку у них есть надвигающийся счет наступает срок, и очень мало на их счету, это очень важно что они вносят свои зарплаты к субботе. Ханна отмечает, что она был в банке две недели назад в субботу утром, и это было открытым. Но, как отмечает Сара, банки меняют часы работы. Ханна говорит: «Думаю, ты прав. Я не знаю, что банк откроется завтра ». (Стэнли 2005: 3-4)

Стэнли утверждает, что мораль подобных дел в целом такова: чем важнее вопрос, р , тем сложнее знать, что р .Другие, в более широком смысле теоретические аргументы в пользу были предложены и прагматические посягательства. Fantl & McGrath (2009) утверждают, что посягательство следует из фаллибилизма и правдоподобных принципы, связывающие знания и действия, в то время как Weatherson 2012 утверждает что лучшая интерпретация теории принятия решений требует посягательство.

Прагматическое посягательство — это не анализ знаний; это просто утверждение о том, что прагматические факторы важны для определения того, вера субъекта составляет знание.Некоторые, но не все, теоретики прагматического посягательства поддержат необходимое двояковыпуклый, что можно интерпретировать как анализ знаний. Например, теоретик-прагматик может заявить, что:

S знает, что p тогда и только тогда, когда нет эпистемической слабости vis-á-vis p препятствует правильному использованию S р как повод к действию.

Эта связь между знанием и действием похожа на одобрен Fantl & McGrath (2009), но он сильнее, чем все, за что они спорят.

Прагматическое посягательство на знания вызывает глубокие споры. Патрик Рисью (2001), Джессика Браун (2006) и Миккель Геркен (готовится к печати) утверждал, что традиционные взгляды на природу знания достаточно, чтобы учесть указанные выше данные. Майкл Blome-Tillmann (2009a) утверждает, что это недопустимо противоречивые результаты, такие как истинность таких утверждений, как S знает, что p , но если бы это было важнее, она не знал или S знал, что p до вопрос стал важным .Стэнли (2005) предлагает стратегии для принимая такие последствия. Другие, более теоретические аргументы против посягательство также было продвинуто; см. например Итикава, Джарвис и Рубин (2012), которые утверждают, что прагматическое посягательство на разногласия с важными принципами психологии убеждений и желаний.

13. Контекстуализм

Еще одна тема, нуждающаяся в лечении, — это контекстуализм в отношении атрибуции знаний, согласно которым слово «Знает» и его родственные ему слова зависят от контекста.В взаимосвязь между контекстуализмом и анализом знаний совсем не просто. Возможно, у них другая тема имеет значение (первое — слово, второе — психическое состояние). Тем не менее, методология теоретизирования знания может быть полезно информировано семантическими соображениями о языке в что такое теоретизирование имеет место. И если контекстуализм верен, то теоретик знания должен внимательно рассмотреть потенциальные за двусмысленность.

Бесспорно, что многие английские слова зависят от контекста.Наиболее очевидные случаи — это indexicals, такие как «I», «Ты», «здесь» и «сейчас» (Дэвид Каплан 1977 дает стандартный взгляд на индексные издания).

Слово «вы» относится к другому человеку, в зависимости от разговорный контекст, в котором он произносится; в частности, это зависит от человека, к которому обращаются. Другие контекстно-зависимые термины являются градуируемыми прилагательными, например «высокий» — насколько высокий что-то должно считаться «высоким» зависит от разговорный контекст — и такие количественные показатели, как «Все», которые люди считают частью «Все» зависят от разговорного контекста.Контекстуалисты по поводу «знает» считают, что этот глагол принадлежит в списке контекстно-зависимых терминов. Следствие контекстуализма что предложения, содержащие слово «знает», могут выражать различные предложения, в зависимости от разговорного контекста, в котором они произнесены. Эта функция позволяет контекстуалистам предлагать эффективный, хотя и не бесспорный, ответ на скептицизм. Для более подробный обзор контекстуализма и его влияния на скептицизм, см. Rysiew 2011 или Ichikawa, готовится к печати-b.

Контекстуалисты моделировали эту контекстную чувствительность различными способами.Кейт ДеРоуз (Keith DeRose 2009) предположил, что существует контекстно-инвариантный понятие «сила эпистемологической позиции», и то, как сильное положение, в котором нужно быть, чтобы удовлетворить «Знает» варьируется от контекста к контексту; это действительно понять семантику атрибуции знаний так же, как мы понять, что из регулируемых прилагательных. (Какой высоты нужно иметь чтобы удовлетворить «высокий», также варьируется от контекста к контексту.) Коэн 1988 принимает контекстуалистский подход к «релевантным альтернативы », согласно которой в скептических контекстах но не обычные, уместны скептические возможности.Этот аспект сохраняется в точке зрения Льюиса 1996, которая характеризует контекстуалистический подход, который больше похож на кванторы и модальные окна. Blome-Tillmann 2009b и Итикава готовится к защите и развивать взгляды Льюиса по-разному.

Контекстуализм и прагматическое посягательство представляют разные стратегии для решения некоторых из тех же «хитрых» шаблоны интуитивно понятных данных. (На самом деле контекстуализм обычно разработан первым; теоретики прагматического вторжения были мотивированы в отчасти попыткой объяснить некоторые закономерности контекстуалисты интересовались без семантики контекстуализма обязательства.) Хотя это означает, что они быть соперничающими подходами, контекстуализм и прагматическое вторжение нет — значит непоследовательно. Можно было подумать, что «знает» требует соблюдения разных стандартов в разных контекстах, а также считают, что практические ситуация имеет отношение к тому, удовлетворяется ли данный стандарт.

Как и прагматическое посягательство, контекстуализм вызывает глубокие споры. Критики утверждали, что он постулирует неправдоподобный вид семантического ошибка обычных ораторов, которые не распознают предполагаемый контекстная чувствительность — см. Schiffer 1996 и Greenough & Киндерманн готовится — и это противоречит правдоподобным теоретические принципы, включающие знания — см. Hawthorne 2003, Williamson 2005 и Worsnip готовятся к печати.Кроме того, некоторые аргументы которые используются, чтобы подорвать данные, мотивирующие прагматическое вторжение также принимаются, чтобы подорвать аргументы в пользу контекстуализма; увидеть снова Rysiew 2001 и Brown 2006.

Эпистемология добродетели (Стэнфордская энциклопедия философии)

1. Введение

По крайней мере, две центральные тенденции очевидны в VE, взятом за основу. весь.

Одна из центральных тенденций — рассматривать эпистемологию как нормативную дисциплина. Это подразумевает как минимум две вещи.Во-первых, это сигнализирует противодействие радикальному предложению Куайна в «Эпистемологии Натурализованный », что философы должны отказаться от вопросов о во что можно верить, и должны ограничиться вопросы о когнитивной психологии. Эпистемологи добродетели отклонить это предложение (McDowell 1994: 133; Sosa 1991: 100–105; Загзебский 1996: 334–8). Тем не менее они обычно восприимчив к эмпирическим данным из психологии, истории и других областей (например, Greco 2001; Roberts & Wood 2007: Part II; Sosa 1991: 105–6; Загзебский 1996: 336–7).Во-вторых, это означает, что эпистемологам следует сосредоточить свои усилия на понимании эпистемологических нормы, ценности и оценки. Это определяющая черта поля. Соответственно, VE занимает центральное место в недавнем «value поворот »в эпистемологии (Riggs 2006; Pritchard 2007).

Однако для некоторых практиков идея эпистемологии как нормативная дисциплина означает больше, чем это. Например, некоторые думают что эпистемологические термины (или концепции), такие как «знание», «Доказательства», «оправдание», «Долг» и «добродетель» не могут быть адекватно определены или полностью объяснены в чисто ненормативной лексике (например,грамм., Axtell & Carter 2008; McDowell 1994; Робертс и Вуд 2007; а также Zagzebski 1996, 2009), хотя другие не согласны (например, Goldman 1992; Греко 1999, 2009; Соса 2007).

Другие думают, что эпистемология должна быть нацелена на продвижение интеллектуального благополучия. существование. Возможно, эпистемологическая теория должна быть «практически полезно », помогая нам распознать, знаем мы или не знаем что-нибудь (Zagzebski 1996: 267), или помочь нам преодолеть «Беспокойство» из-за ошибочных предположений о знания (McDowell 1994: xi; Pritchard 2016a).Возможно, эпистемология должны помочь нам оценить и отреагировать на формы «эпистемологической несправедливость »(Fricker 2007). Возможно, эпистемология должна вдохновлять нас с портретами интеллектуальных достоинств, тем самым продвигая культурные реформация и интеллектуальный расцвет (Roberts & Wood 2007). Возможно, эпистемологии следует изучить интеллектуальные пороки и другие дефекты, чтобы рассказать поучительные истории о том, чего нельзя делать и как не быть (Альфано 2015, Battaly 2014, Cassam 2016). Или, возможно, практикующие должны помочь перепланировать образовательные учреждения, чтобы помочь студентам развивать интеллектуальные добродетели (e.г., интеллектуальные добродетели Academy — см. Другие Интернет-ресурсы).

Другая центральная тенденция — смотреть на интеллектуальных агентов и сообщества как основной источник эпистемологической ценности и основной фокус эпистемической оценки. Этот фокус включает не только отдельных лиц и групп, но также и черты, составляющие их познавательный характер.

Это второе обязательство VE часто сопровождается «Направление анализа» характеристика теорий добродетели как в этике, так и в эпистемологии.Этика добродетели объясняет моральные свойства действия с точки зрения агента свойства, например, результат доброты или злобы. VE объясняет нормативные свойства когнитивной деятельности в терминах свойств познающего, например, приводит ли убеждение от поспешности или отличного зрения, или от того, проявляется ли вопрос невнимательность или дискриминация. Для этики добродетели свойства — это моральные черты, а для VE — интеллектуальные черты.

Помимо этих основных центральных тенденций, мы обнаруживаем большое разнообразие в поле.Практиков разделяют четыре основных вопроса. Первый касается природа и объем интеллектуальных добродетелей (раздел 3). Секунда касается того, на какие вопросы обращаться (раздел 4). Третье беспокойство какие методы использовать (разделы 4 и 9). Четвертый касается отношения между эпистемической добродетелью, знанием и эпистемическим доверием (разделы 5, 6 и 7).

2. Предшественники и современное происхождение

Практики черпают вдохновение из многих важных исторических философы, в том числе Платон (Zagzebski 1996: 139), Аристотель (Греко 2002 год: 311; Соса 2009: 187; Загзебский 1996, пассим), Фома Аквинский (Робертс И Вуд 2007: 69–70; Загзебский 1996, пассим), Декарт (Соса 2007: гл.6), Кьеркегор (Робертс и Вуд 2007: 29–30), Ницше (Alfano 2013a) и Пирс (Hookway 2000). Намеки на VE могут также можно найти у Юма (1748 г.), Рида (1785 г.), Рассела (1948 г.) и Селларса. (1956). Исламская философия предлагает предшественников современной добродетели эпистемологии, например, обсуждение эпистемологической ценности воображение в аль-Кинди и аль-Фараби (Адамсон 2015) и сложная социальная эпистемология Авиценны. достоверные и недостоверные показания (Black 2013).

Современная эпистемология добродетели, задуманная как таковая и своеобразное движение в эпистемологии, начатое Эрнестом Работы Сосы в начале 1980-х (см. Статьи, собранные в Sosa 1991).Соса применил свой «перспективизм добродетели» к разрешать споры в современной эпистемологии, такие как споры между фундаменталистами и когерентистами, и между интерналистами и экстерналисты (обзор см. в Turri 2013). Другое важное раннее вклад был сделан Кодексом Лотарингии (1987), Джеймсом Монмарке (1993), Джонатан Кванвиг (1992) и Линда Загзебски (1996), которые утверждали, что Подход Сосы, хотя и многообещающий, не пошел достаточно далеко в определение центральной роли добродетелей, таких как ответственность или сознательность, социальные и развивающие основы добродетелей, или важные отношения между интеллектуальными и этическими добродетелями.Другие подходы пытаются объединить черты первоначального подход и эти альтернативы (например, Greco 1993). Это также было утверждал, что ранние версии релайабилизма лучше всего интерпретировать как форма VE (Кванвиг 1992).

3. Природа интеллектуальной добродетели

Начните с бесспорной, но все же информативной характеристики интеллектуальных добродетелей: интеллектуальные добродетели — это характеристики, которые способствуют интеллектуальному процветанию или делают отличные познающий.

VE стандартно делится на ответственных за добродетель и добродетель. reliabilists (например, Axtell 1997). Согласно этой таксономии, два лагеря расходятся во мнениях относительно того, как характеризовать интеллектуальную добродетель. Добродетель релайабилисты (например, Гольдман, Греко и Соса) понимают интеллектуальную добродетели, чтобы включить такие способности, как восприятие, интуиция и объем памяти; назовите их «способности-добродетели». Их мнение лучше понимается как потомок более ранних экстерналистских эпистемологий такие как простой надёжный процесс.Ответственные за добродетель (например, Battaly, Code, Hookway, Montmarquet и Zagzebski) понимают интеллектуальные добродетели, включая такие культурные черты характера, как добросовестность и открытость; назовите это «Черты-добродетели». Их подход в целом соответствует интерналистские симпатии в эпистемологии и глубоко озабочены этические аспекты познания и последствия.

Эта релайабилистская / респонсибилистская таксономия вызвала критику. (Флейшер 2017). Во-первых, непонятно, зачем практикам выбирать между способностями-добродетелями и чертами-добродетелями.С первого взгляда, отличное восприятие, хорошая память, широта взглядов и интеллектуальный смирение кажутся одинаково хорошими кандидатами на проявление совершенства или способствовать процветанию. Споры о том, какие «Настоящие» добродетели могут показаться бессмысленными и контрпродуктивными, поскольку многие способы преуспеть и интеллектуально процветать (Battaly 2015). Во-вторых, и это тесно связано, вполне вероятно, что полная эпистемология должна включать в себя как способности-добродетели, так и черта-добродетель. Способности-добродетели кажутся незаменимыми при учете знание прошлого и окружающего мира.Черты-добродетели могли быть требуется для учета всего спектра более богатых интеллектуальных достижения, такие как понимание и мудрость, которые могут предполагать знания, но которые, возможно, также превосходят их (сравните Zagzebski 2001: 248–9). Бэр (2006b) утверждает, что сторонникам добродетели не следует пренебрегать чертами-добродетелями, потому что они необходимы для объяснения некоторых случаи знания. Например, интеллектуальная смелость и настойчивость, а не только хорошая память и восприятие, может иметь значение в центре объяснения того, как знающий пришел к истине.

Battaly (2008: 7) дает полезный список вопросов для руководства исследование природы интеллектуальной добродетели:

Есть пять основных вопросов, которые анализирует интеллектуальный к добродетелям следует обращаться. Во-первых, добродетели естественные или приобретенные? Во-вторых, требует ли обладание добродетелью от агента владения приобретенным? интеллектуально добродетельные мотивы или склонности к выполнению интеллектуально добродетельные действия? В-третьих, отличны ли добродетели от навыки и умения? В-четвертых, надежны ли добродетели? Наконец, пятое, что делает ценные достоинства? Являются ли они инструментально, конститутивно или внутренне ценным?

Джейсон Кавалл (2002) обращает внимание на ряд добродетелей, которыми пренебрегают добродетели эпистемологов всех мастей.Специалисты по этике добродетели давно признали разницу между эгоистичными моральными добродетелями, такими как благоразумие и храбрость, а также добродетели в отношении других, такие как доброжелательность и сострадание. И они признали важность обоих видов. Но эпистемологи добродетели упустили из виду подобное различие между интеллектуальные добродетели. Они сосредоточены на эгоистичных интеллектуальных добродетели, такие как острота восприятия или интеллектуальная смелость, которые способствовать интеллектуальному процветанию человека. Они пренебрегать интеллектуальными добродетелями других, такими как честность и честность, которые способствуют приобретению знаний другими людьми и интеллектуальный расцвет.Более сложные добродетели, касающиеся других будет включать в себя готовность и способность членораздельно общаться свои доводы другим, или творческий подход к открытию знаний новичок в сообществе. «Эпистемический агент, который сосредотачивается исключительно об эгоистических эпистемических добродетелях », — пишет Кавалл (2002: 260), «Может быть неполноценным эпистемическим агентом в той мере, в какой она член сообщества ». Такое внимание к познавательному эпистемологическое сообщество агента также информирует исследования по эпистемологии справедливости и несправедливости (Fricker 2007, Sherman 2016) и недавних исследования встроенных, поддерживаемых и расширенных интеллектуальных персонаж (Alfano 2013b; Alfano & Skorburg 2017, 2018), темы для к которому мы возвращаемся в разделе 9.

4. Обычные и альтернативные

Разногласия по поводу природы добродетели тесно связаны с еще пара разногласий. Эти разногласия касаются вопросы и методы должны фигурировать в эпистемологии.

Многие практики используют ресурсы VE для решения стандартных задач. вопросы стандартными способами. (Здесь «стандарт» означает «Стандарт современной англоязычной эпистемологии».) Они предлагать анализ или определения знаний и обоснований. Они пытались решать головоломки и задачи, такие как проблема Геттье и проблема лотереи.Они строят контрпримеры. Они противостоят скептик. Это обычный VE.

Другие специалисты задают альтернативные вопросы или используют альтернативные методы. Они избегают определений и аккуратного анализа. Они сосредоточены на темах кроме знания и обоснования, таких как размышление, исследование, понимание, мудрость, профили отдельных добродетелей и пороков, исследования отношений между различными добродетелями и пороками, и социальные, этические и политические аспекты познания, связанные с дезинформация, дезинформация, пропаганда и так далее.Они игнорируют радикальный скептик. Они добывают литературу и драму для вдохновения и Примеры. Это альтернатива VE.

Примером обычного VE является Ernest Sosa (1991: раздел IV) попытка определить знание как истинное убеждение, основанное «вне интеллектуальная добродетель », или разрешить спор между интерналисты и экстерналисты об эпистемическом оправдании (Соса 2003: гл. 9), с подробными определениями и тщательной попыткой разоружить контрпримеры. Другой яркий пример обычного VE — это Линда Загзебски (1996: часть III) определение знания и попытка решения проблемы Геттье.

Примером альтернативного VE является Роберт Робертс и Джей Вуд. (2007) считают, что традиционные вопросы и методы выпотрошили эпистемологии, и что вместо этого мы должны стремиться реформировать интеллектуальную культура, зарисовывая тонкие и нюансированные изображения («карты») интеллектуальных добродетелей, свободно опираясь на литературу, историю, и Священное Писание. Другой пример — работа Джонатана Кванвига (1992). аргумент, что VE будет процветать, только отказавшись от декартова эпистемологического проекта и вместо этого сосредоточиться на роли, которая добродетельна играть в обучение и воспитание.Другие утверждали, что ядро истина в VE лучше всего раскрывается в междисциплинарном контексте рисования о методах и выводах познавательной, социальной и жизненной наук (Turri 2015a).

Вышеизложенное не означает, что VE — это дом, разделенный на сам. Напротив, мы находим спектр обычных и альтернативные подходы, а не простая дихотомия, и среди различных практикующих мы часто видим «живи и дай жить другим» отношение. Таким образом, в то время как некоторые практики альтернативного НЭ консультируют радикальный, полный отход от обычных вопросов или методов, большинство либо смешать традиционные и альтернативные элементы (например,г., Загзебский, Риггс, Баттали), или увидеть ценность в традиционном VE (например, Baehr 2011). Обычные практики также признают, что «Альтернативные» вопросы не только важны, но и стары как сама философия, например, вопросы о мудрости и социальных передача знаний. То же самое и с «Альтернативные» методы консультирования с литературой, как Платон смотрел на Гомера, подходя к философским вопросам с научной инструменты, как Аристотель исследовал биологические и социальные основы познание и обращение к Священному Писанию как к исламскому философскому традиция поступила по отношению к нормам свидетельских показаний.

5. Знание

Многие эпистемологи добродетели соглашаются с тем, что в очень общих чертах знание — это неслучайно истинная вера. Заклинание разных теорий выходит «не случайно» по-разному, но среди многих практикам кажется, что общее понимание этого ключевого термина появился. Проще говоря, знать — значит верить в правду из-за своего интеллектуальная добродетель (например, Sosa 1991: 277; Zagzebski 1996: 271–2, Riggs 2002: 93–4; Лерер 2000: 223; Греко 2003: 111; Turri 2011). В последние годы некоторые практикующие под влиянием подход, основанный на знаниях, предложил изменить направление анализ, начиная с компетенций знать, а затем понимая вера как потенциально неполноценное знание (Miracchi 2015, Kelp 2017).В любом случае, практикующие считают, что существует тесная связь. между знанием, с одной стороны, и упражнением в интеллектуальном с другой стороны, добродетель или компетентность.

Одно из преимуществ этого базового подхода состоит в том, что он обеспечивает интуитивное объяснение того, почему знание несовместимо с удачей определенный вид. Например, некоторые начинают с интуитивной мысли, что вы чего-то не знаете, если это «в основном удачи », что вы в это верите (Riggs 2007). Но почему знание таким образом препятствовать удаче? При первой же развернутой попытке ответить На этот вопрос Уэйн Риггс говорит, что оппозиция между знанием а удача лучше всего объясняется гипотезой о том, что знание «Достижение, заслуживающее похвалы» (Риггс 2009: 341).И знающие заслуживают похвалы, потому что верят правда из-за их достоинств (Greco 2003). В ответ некоторые утверждал, что удача и добродетель — ортогональные измерения эпистемологической оценка (Pritchard 2012), и это знание должно быть обусловлено добродетелью больше , чем удача, в отличие от добродетели скорее , чем удача (Картер, 2014).

Связанное с этим преимущество базового подхода состоит в том, что, по мнению многих, практикующих, это решает проблему Геттье. Дела Геттье следуют рецепт приготовления.Начните с убеждения, достаточно обоснованного, чтобы соответствовать условие обоснования знаний. Затем добавьте элемент невезения это обычно мешает обоснованному убеждению быть правдой. Наконец, добавьте немного удачи, которая «нейтрализует все плохое», так что вера в любом случае оказывается верной. Это оказалось трудно объяснить почему эта «двойная удача» мешает познанию (Загзебски 1996).

Вот случай Геттье (адаптировано из Zagzebski 1996: 285–286). Мэри входит в дом и смотрит в гостиную.Знакомый внешний вид встречает ее из кресла мужа. Она думает, «Мой муж сидит в гостиной», а затем идет в берлогу. Но Мэри неверно опознала мужчину в кресле. Нет ее муж, но его брат, которого у нее не было оснований полагать, был даже на даче. Однако ее муж сидел вдоль напротив стены гостиной, вне поля зрения Мэри, дремавшей в другой стул.

VE-решение проблемы Геттье состоит в том, что знание требует от вас верить правде «из-за» вашего интеллектуального добродетели, но субъекты Геттье не верят истине из-за их добродетели, поэтому они не знают (Загзебски 1996: 285 и далее; Греко 2003; Соса 2007: гл.5; Turri 2011). Некоторые критики жалуются, что это представление малоинформативно, потому что у нас нет адекватного понимания во что верить «из-за» или «из-за» добродетель (например, Roberts & Wood 2007). Другие критики утверждают, что базовый подход по-прежнему страдает от контрпримеров (например, Baehr 2006a; Церковь 2013).

Недавно ведущие практики рекламировали тот факт, что VE размещает знания в знакомой схеме. При таком подходе эпистемологические оценка — это еще один пример того, как мы оценивать все поведение, действия и попытки.Наиболее широко Обсуждаемая формулировка этой точки зрения принадлежит Эрнесту Сосе. AAA – модель оценки эффективности (Sosa 2007: 22–3; для связанные, но несколько отличающиеся друг от друга подходы, см. Greco 2003 и 2010 и Мортон 2013). При таком подходе мы можем оценить производительность для аккуратность, ловкость и ловкость. Точные характеристики достигают своих цель, умелые действия демонстрируют компетентность, а удачные действия — точный, потому что ловкий. Эта AAA-модель применяется ко всему поведению и выступления с целью, преднамеренной (как в балете) или непреднамеренно (как с сердцебиением).

Вот как эта модель применяется в эпистемологии. (Более недавно была предложена сложная модель, учитывающая оценка риска агентом и решения о том, когда и как выполнять; см. Sosa 2015.) Формирование убеждений — это психологическая выступление с целью. Для убеждений точность отождествляется с правда, ловкость с проявлением интеллектуальной компетентности, и способность быть «правдой, потому что компетентен». Удачная вера, тогда это вера, которая истинна, потому что компетентна.Компетенция в поворот,

является распоряжением, основанным на резидентстве компетентного агента, тот, который в подходящих нормальных условиях обеспечит (или сделает весьма вероятно) успех любого соответствующего исполнения, выпущенного им. (Соса 2007: 29)

Затем знание отождествляется с подходящей верой, которая является просто « особый случай »« достойной, подходящей работы », статус, общий для всего диапазона человеческой деятельности.

Рассмотрим выступление лучника, попавшего в яблочко, потому что он стреляет грамотно.Ее выстрел меткий, а ее яблочко — достижение. Возможно, она легко могла промахнуться. Она могла бы иметь к счастью, избежал приема наркотиков перед соревнованиями, что могло бы ослабили ее компетентность. Или сильный порыв ветра, который испортил ее выстрел, можно было просто избежать редкого стечения местные метеорологические условия. В любом из этих случаев ее производительность мог бы быть подходящим, даже если есть близлежащие возможные миры в что она не попадает в яблочко. Соса (2007: 31) говорит, что знание также похоже на это: в некоторых случаях вы можете правильно верить, и поэтому знаете, даже если вы легко могли ошибаться.Более недавно Соса (2020) также утверждал, что приостановление судебного решения может анализироваться аналогичным образом: когда кто-то отправляется на запрос как к ли p , она может сделать вывод, что доказательства безрезультатно, что заставило ее отложить решение относительно ли р . Такая приостановка сама по себе является проявлением способность признать, что человек не в состоянии знать ли р .

Некоторые утверждали, что ААА-модель Сосы открыта для контрпримеры.Например, Дункан Причард (2009a), вторя Дженнифер Лэки (2007) более широкая критика кредитных взглядов на знания, утверждает, что мнение Сосы дает неверный вердикт в мысленный эксперимент с фальшивым сараем (первоначально принадлежавший Карлу Гине; см. Goldman 1976: 772–3). В этом мысленном эксперименте Генри и его сын едет по стране. Генри останавливается, чтобы протянуть ногами, и при этом угощает сына списком текущих видимые придорожные предметы. «Это трактор. Это объединить. Это лошадь.Это бункер. И это прекрасный сарай », — добавляет он, указывая на ближайший придорожный сарай. Но незаметно для них, местные жители недавно тайно заменили почти каждый сарай в стране с фальшивыми сараями (они в «Страна фальшивых сараев»). Генри случайно видит одну настоящую сарай на всю округу. Если бы он вместо этого увидел многочисленные подделки поблизости, он бы ошибочно полагал, что это сарай. У Генри есть истинное убеждение из-за его остроты восприятия, Причард говорит, так что это считается подходящим, и, по мнению Сосы, Генри знает.Но, утверждает Причард, очевидно, что Генри не знает. Причард (2008a: 445) поднимает точно такой же возражение против теории познания Греко.

Критика по этому поводу идет по двум направлениям. С одной стороны, некоторые эпистемологи утверждали, что (вопреки Причарду) фальшивый амбар случаи, которые связаны с окружающей средой, не являются случаями правильной веры или когнитивные достижения (например, Jarvis 2013; Littlejohn 2014). На с другой стороны, некоторые отвергают утверждение, что агент не знает этот корпус или аналогичные по конструкции (например,г., Lycan 2006; Turri 2011). Более того, недавние экспериментальные работы показали, что нефилософы в подавляющем большинстве случаев рассматривают случаи фальшивых сараев и аналогичные по конструкции, как экземпляры знаний (Colaço, Buckwalter, Stich & Machery 2014; Турри, Баквалтер и Блоу, 2014; Turri 2016c).

6. Эпистемическая ценность

Какова природа эпистемической ценности и как знание явно эпистемически ценный? В частности, почему знание более ценно, чем просто истинное убеждение, особенно если истинное убеждение служит так же хорошо для руководства действием? Такие вопросы заняли центр стадии в новейшей эпистемологии и восходят, по крайней мере, к Платону Meno (обзор см. В Pritchard & Turri 2014).Много эпистемологи добродетели считают, что их подход однозначно подходит для дать исчерпывающие ответы на эти вопросы.

Загзебски (2003) утверждает, что адекватный отчет о знании должен объясните, почему знание более ценно, чем простая вера. Это известная как «проблема ценности». VE имеет хорошие возможности решить ее, утверждает она, потому что правильное решение должно помочь нам увидеть как знания обладают ценностью независимо от чего-либо «Внешний» по отношению к его производству. Хорошая чашка кофе — это не лучше просто потому, что его приготовила хорошая, надежная кофемашина.Точно так же истинная вера не улучшается просто потому, что она была сформирована. надежным способом. Добавленная стоимость должна исходить от чего-то «Внутреннее» по отношению к нему. Решение состоит в том, чтобы рассматривать знания как кредитоспособное состояние агента, созданное или поддерживаемое им добродетельное агентство.

Греко (2009, 2012) и Соса (2003, 2007, 2020) утверждают, что знание это своего рода достижение — интеллектуальный успех через способности, за что знающий заслуживает похвалы. И вообще успех через добродетель дороже простого успеха, особенно случайного успех.Так что знание более ценно, чем истинная вера. Риггс (2009: 342; см. также Riggs 1998 и 2002) кратко излагает суть дела:

Причина, по которой кредитоспособность знаний может решить проблема ценности заключается в том, что они вводят новый вектор ценности: кредит…. Зная, что p всегда влечет за собой заслуживает похвалы за то, что достиг истинной веры, тогда это вводит нечто ценное помимо истинной веры

Картер, Джарвис и Рубин (2015) предлагают таксономию разновидностей когнитивные достижения, основанные на относительных весах, придаваемых достижению успех против избегания неудач; например, подозревая, что p — это когнитивная попытка, которая придает большее значение достижению успех, тогда как картезианская уверенность в том, что p является когнитивным попытка приложить почти исключительный вес к тому, чтобы избежать неудач.

Аристотель проводил родственное различие между достижением какой-либо цели путем удача или несчастный случай, и достижение этого благодаря упражнению способности или добродетели. Он утверждает, что это только последний вид действий, что является одновременно ценным и неотъемлемым элементом человеческого процветание. «Человеческое добро, — пишет он, — оказывается быть деятельностью души, проявляющей превосходство »( Никомахова Этика 1098a15–16; перевод В. Д. Росс 1984, стр. 1735 г.). В успешное проявление интеллектуальных добродетелей — это и то, и другое. по своей сути добро и составляющее человеческого процветания.Этот относится к моральной и интеллектуальной добродетели. Предполагая базовую линию VE знания верны, мы получаем простое решение проблема ценности.

7. Кредит

Как мы рассмотрели в разделах, посвященных знаниям и эпистемической ценности, очень популярный тезис в VE заключается в том, что знания — это состояние, достойное похвалы. агента. Вы знаете, только если вы заслуживаете похвалы за веру в правда. Назовите это «кредитным тезисом». Кредитная диссертация помогает объяснить ценность знаний. Он также занимает видное место в пытается решить проблему Геттье и объяснить эпистемологическое удача.

Дженнифер Лэки (2007) утверждает, что мы не заслуживаем похвалы за все, что мы знаем, так что (а) стандартные определения знаний ВЭ являются ложно, и (б) VE не идеально подходит для объяснения знаний ценить. Она представляет контрпримеры, включающие свидетельства и врожденные знания. По мнению Лэки, чтобы заслужить признание истинного убеждения, ваши «надежные познавательные способности» должны быть «Самая важная часть» объяснения того, почему вы верьте правде (Lackey 2007: 351; см. также Greco 2003: 130).Когнитивные способности не могут быть просто необходимыми или важными частями объяснение, утверждает она, потому что тогда проблемы Геттье немедленно возникают (Lackey 2007: 347–348).

Вот близкий вариант одного из дел Лэки (Lackey 2007: 352), который она позже (2009 г.) называет «Посетитель Чикаго»: Моррис только что прибыл на вокзал Чикаго и хочет узнать дорогу в Сирс-Тауэр. Он подходит к первому взрослому прохожему, которого видит («Прохожий») и спрашивает дорогу. Прохожий знает город необычайно хороший и артикулированный предлагает безупречный направления: башня находится в двух кварталах к востоку от станции.На этой основе Моррис без колебаний формирует соответствующее истинное убеждение.

Лаки рассуждает следующим образом. Моррис явно понимает расположение башни. Но вклад Прохожего больше всего важно объяснить, почему Моррис узнал правду. Морриса вклад в процесс минимален. Моррис надежный когнитивные способности — не самая важная часть объяснения почему он верит истине. Значит, он не заслуживает похвалы. Но тем не менее он знает. Так что кредитный тезис ложен.

Лэки также просит нас учитывать «возможность естественного врожденное знание »(Lackey 2007: 358). Наверняка такое знание возможно, поэтому адекватная теория познания должна учитывать возможность. Но «кажется маловероятным, что субъект заслуживают похвалы за такие знания ». Для веры происхождения, «например, естественный отбор или какой-либо другой эволюционный механизм », была бы самой важной частью объяснения почему у вас была истинная вера. Так что кредитный тезис ложен.

Соса (2007: 95) отвечает, что Моррис по-прежнему заслуживает «частичного кредит », несмотря на то, что его успех в вере в истину в первую очередь связано с «социально ориентированной компетенцией» воплощены в людях, вовлеченных в цепочку отзывов. Этот достаточно для того, чтобы его вера была подходящей и, следовательно, считалась знанием. Частичная заслуга, основанная на хорошей работе, является совершенно обычным явление, столь же распространенное в командных видах спорта, как и в свидетельских показаниях.

Пропуск квотербека основан на его компетенции, но большой успех, это проход приземления демонстрирует больше полностью компетентность команды.

Риггс (2009: 209) отвечает, что неясно, понимает ли Моррис знать, где находится башня. Мы не обязаны считать знание каждого «случайного, невнимательного принятия свидетельство »(Риггс 2009: 214). И обратите внимание, что если мы продолжим рассказ, когда кто-то вскоре после этого спросил Морриса, где находится башня, он не стал бы просто утверждать: «Это два блокирует этот путь », что говорит о том, что он на самом деле не все-таки знать (Riggs 2009: 210–11). Помимо этого, Риггс различает два смысла кредита: похвалы и атрибуция.Знание требует, чтобы ваша истинная вера была относиться к вам как к агенту, но не к тому, что вы достойны похвалы за Это. Риггс утверждает, что возражения Лэки ошибочно предполагают, что Защитники кредитного тезиса считают, что знания требуют похвалы слишком тесно связаны с особенностями Греко. счет кредита (с акцентом на объяснительную значимость), и также упускают из виду возможность «групповых усилий» в достижения.

Греко (2007) отвечает, что Моррис по-прежнему заслуживает похвалы за обучение правда.Успех кооперации может быть заслужен несколькими люди, даже те, кто вносит меньший вклад, чем другие. Это вообще требует только, чтобы ваши «усилия и способности» были «Надлежащим образом вовлечены» в успех (Greco 2007: 65). Дальше развивая эту идею, Греко отмечает, что интеллектуальные добродетели часто бывают социальными добродетелями, проявляемыми в социальных среды. Например, различные социально-познавательные способности. участвуют в оценке компетентности и искренности выступающих, и так важно для получения показаний.Другой вид ответ предполагает, что добродетели, производящие знания, часто сидят не в отдельном знающем, а в более широком интеллектуальном сообщество. В таком случае знания продолжают понимать как «произведенные из добродетели», но добродетели в вопросах теперь общественные добродетели, а не индивидуальные знающий. Безусловно, наиболее распространенной аналогией таких подходов является командная работа в спорте (Green 2017). Позволять мы различаем а) ​​несколько человек, составляющих группу агент, который, в свою очередь, является локусом групповых намерений и действия, и б) несколько отдельных агентов что-то делают вместе.Последний вид сотрудничества часто называют «Совместное» или «совместное» агентство, в отличии от от группового агентства. Greco (2020) использует структуру совместных агентств для понимать свидетельские знания. Основная идея заключается в том, что передача знаний от говорящего к слушателю включает в себя вид сотрудничество, составляющее совместное агентство. С этой точки зрения полученные свидетельские знания не связаны с компетентное индивидуальное агентство слушающего, а скорее к компетентному совместное действие говорящего и слушающего, действующих вместе.В этом смысл, передаваемые знания понимаются как совместное достижение а не индивидуальное достижение.

Отчет Греко о передаче знаний включает в себя сильное понятие социальной эпистемической зависимости. Это потому, что совместное Агентство в целом предполагает зависимость между сотрудничающими акторами «Вносят свой вклад» в совместную деятельность. Более того, поскольку в других случаях совместных действий у слушающего нет гарантии, что динамик окажется надежным, нет гарантии, что динамик будет играть их часть хорошо.Наконец, мы можем отметить, что многое из вышеизложенного обсуждение передачи знаний может быть расширено до знаний поколение тоже. То есть производство знаний иногда может предполагают такое намеренное сотрудничество, которое характеризует совместное деятельность. Например, мы можем представить себе исследовательскую группу, которая сотрудничает в расследовании, которое слишком сложно для любого человек, чтобы предпринять в одиночку. Если это сотрудничество структурировано в правильным путем, и если полученные таким образом знания связаны с этим сотрудничества, у нас будут случаи, когда производство знаний это совместное достижение.

Лэки (2009) отвечает Греко, Риггсу и Сосе. Ее ответ тонкий и многомерный, но его центральная часть — дилемма для Кредитная диссертация В.Э. Либо представление VE о кредитоспособности достаточно существенен, чтобы исключить заслугу субъектов Геттье, иначе нет. Если он достаточно существенный, он исключает слишком многое. свидетельские знания, и в этом случае они не работают. Если это не так достаточно существенный, то он терпит опровержение делами Геттье, в в этом случае он все еще терпит неудачу. В любом случае это не удается.(Сравните Kvanvig 2003; Причард 2008b.)

8. Контекстуализм

Согласно широко обсуждаемой в недавней эпистемологии точке зрения, контекстуализм, истинные условия для атрибуции знаний, таких как «S знает, что P» зависят от контекста из-за контекстная чувствительность когнитивного глагола «знать» (для обзор, см. Rysiew 2016). Контекстуалисты расходятся во мнениях относительно того, как моделировать предполагаемая контекстная чувствительность. Некоторые говорят, что «знать» — это indexical, обладающий контекстно-инвариантным символом, который является функцией от контекстов к содержанию (Cohen 2013).Другие утверждают, что «Знает» — расплывчатый предикат, нуждающийся в контекстном дополнение, чтобы предикатировать определенное свойство (Heller 1999). Критики утверждают, что ведущие предложения контекстуалистов носят произвольный или случайный характер. немотивирован, потому что у нас нет независимых доказательств того, что «Знает» зависит от контекста (Stanley 2005), или потому что поведенческие эксперименты демонстрируют, что люди не оценивать атрибуцию знаний так, как ведущие контекстуалисты предполагали или предсказывали (Turri 2016b).

Греко (2004, 2008) защищает версию контекстуализма, которую он называет «Добродетельный контекстуализм».Контекстуализм добродетели возникает из основная идея, упомянутая выше, что знать — значит верить правде из-за вашей интеллектуальной добродетели или способностей. Когда мы говорим «Из-за вашей интеллектуальной добродетели или способностей», как мы понимать «потому что»? В общем, разъяснительный разговор контекстно-зависимо. Он зависит от контекста по двум основным направлениям. Во-первых, аномальные черты имеют тенденцию быть очевидными. Паника в многоквартирном доме на Манхэттене, которая случается очень скоро в вестибюль забредает тигр.У нас нет проблем определение причины паники: тигра. Это правда даже хотя одного присутствия тигра недостаточно вызвать панику — люди тоже должны бояться тигров, но обычно они делать. Во-вторых, наши интересы и цели выделяют определенные черты как особенно актуально. Мы склонны сосредотачиваться на том, что можем контролировать. Если студент спрашивает учителя, почему он не сдал экзамен, учитель может указать Выяснилось, что он редко приходил на занятия и не брал учебу гид до утра перед экзаменом.

Если пояснительная речь, как правило, зависит от контекста, а разговорная речь это просто разновидность объяснительной беседы, тогда, возможно, знания-атрибуции тоже. Изменяя то, что кажется нормальным, или изменяя наши интересы и цели, мы можем выйти из контекста, где говоря: «S верит истине из-за своей добродетели» выражает правду в контексте, где произносятся те же слова выражает ложь. А поскольку сказать «S знает» значит равносильно тому, чтобы сказать: «S верит в правду из-за нее. добродетель », следует, что приписывание знаний также контекстно-зависимый.Получая свое объяснение контекстной чувствительности от общий характер объяснительной речи, добродетельный контекстуализм может избегайте обвинений в том, что это немотивировано и спонтанно. Однако в дальнейшем требуется работа, чтобы проверить, подходит ли теория людям реальное языковое поведение.

9. Эпистемический ситуационизм

Как упоминалось выше, практикующие врачи всех мастей склонны признавать важность эмпирических данных о познании и исследовании. Там есть несколько причин такой чувствительности, помимо пристрастия к натурализм.Во-первых, несмотря на то, что VE является нормативной дисциплиной, поскольку обсуждалось выше, некоторые практикующие принимают версию , которая должна следует принцип . В той мере, в какой эмпирические исследования в психология, когнитивная наука и другие области очерчивают границы человеческого познания, такое исследование ограничивает запросы, диспозиции и состояния, которые могут быть эпистемически востребованы от людей. Более амбициозно можно было бы подумать, что чрезвычайно требовательная эпистемологическая нормы иногда неуместны, даже если, строго говоря, они могут быть довольным.Во-вторых, даже если отвергнуть , должно подразумеваться, что , предполагаемая сила VE — это его способность успешно реагировать на скептицизм. Однако, если практики предполагают существование никогда или редко воплощаются людьми, тогда появляется скептицизм. Примечание что этот аргумент сохраняется, даже если люди могли бы приобрести и проявлять эпистемические добродетели, пока они на самом деле этого не делают. В-третьих, эмпирические исследования могут помочь разрешить общность . проблема . Любой эпизод обретения веры можно отнести к категории неопределенное количество заголовков; некоторые такие классификации индивидуализировать высоконадежные диспозиции, в то время как другие индивидуализируют менее надежные диспозиции.Когда я делаю вывод из того факта, что каждый изумруд, который я исследовал, зеленый, что каждый изумруд (будь то проверено или нет) зеленый, если мой вывод можно описать как индуктивное обобщение или индуктивное обобщение используя прогнозируемые предикаты ? Хотя проблема общности был впервые сформулирован как препятствие для релайабилизма процесса (Поллок 1984), Гольдман (1986: 50) и Загзебский (1996: 300) признают, что В. сталкивается со своей версией проблемы. Если эпистемические добродетели грубо индивидуализирован, так что непредубежденность делает разрез, или они должны быть тонко индивидуализированы, чтобы открытость к друзьям в хорошем настроении делает сокращение? Загзебски (1996: 309) утверждает, что на этот вопрос следует ответить эмпирически, с предпочтением грубой индивидуации.Наконец, практикующие, которые отдать предпочтение мелиоративному или образовательному подходу к ВЭ, иметь дополнительный причина обратить внимание на эмпирические данные, потому что они могут выявить общие когнитивные дефекты, которые также потенциально можно исправить как предполагающие более многообещающие перспективы когнитивных и эпистемологических обучение и развитие, чем те, которые используются в современных педагогика.

Несмотря на эти соображения, когнитивные науки могут представляют угрозу для VE. В конце концов, поскольку люди когнитивные предрасположенности не квалифицируются как добродетели (потому что они ненадежные или безответственные, например), истинные убеждения, которые они продукция не считается знанием (Alfano 2012).Напомним, что Практики в основном согласны с тем, что знание — это истинная вера это проявляет добродетель. Если эмпирические исследования предполагают, что убеждения людей обычно проявляются когнитивными дефектами или некомпетентность, то В.Э. приведет к выводу, что большинство наших истинные убеждения не считаются знанием. Этот вызов VE заключается в аналогично «ситуационистскому вызову» этике добродетели (Дорис 1998, 2002; Фланаган 1991; Харман 1999; для недавнего артикуляции, см. Merritt, Doris, and Harman 2010).

Марк Альфано (2012: 234) сначала сформулировал проблему как непоследовательную триада: антискептицизм , согласно которому почти все люди достаточно знаний, эпистемический ситуационизм , согласно которому интеллектуальные склонности большинства людей не добродетели, потому что они очень чувствительны к, казалось бы, тривиальным и эпистемически нерелевантные ситуационные факторы и ВЭ.Взяв во внимание надежность выводимых диспозиций людей, Альфано (2014, 2013b: глава 6) указал на ряд надежных выводов, связанных с ненадежность эвристик, таких как эвристика доступности, эвристика репрезентативности и эвристика распознавания. Относительно респонсибилиста В.Е., Альфано (2012, 2013b: глава 5) подчеркнул выводы о существенном влиянии, казалось бы, тривиальных но эпистемически не относящиеся к делу факторы формирования убеждений. Эти факторы включают подъемы настроения, депрессоры настроения и социальные сигналы единодушное или не единодушное согласие.Впоследствии, в то время как несколько философы еще больше закрутили эмпирический нож (например, Олин и Дорис 2014; Блюменталь-Барби 2015), по крайней мере, четыре линии ответа. появились.

Первый главный ответ на эпистемический ситуационизм — отрицать, что есть проблема, ссылаясь на более обнадеживающие эмпирические данные. Например, Fairweather и Montemayor (2014) утверждают, что эвристика — вместо того, чтобы быть ненадежным умственным ярлыки — более надежны, чем традиционные логические выводы шаблоны, которыми люди склонны злоупотреблять.В том же духе Самуэльсон и Черч (2015) утверждает, что эвристика при правильном мониторинге и прервано нисходящим усилием познания, может быть надежным, и это эффективное осуществление такого контроля сверху вниз представляет собой разновидность ответственная добродетель интеллектуального смирения. И король (2014a) защищает ответственность, указывая на то, что, по крайней мере, Версия В.Е. Загзебского (1996), знания не нужны проявить добродетель, но вместо этого она должна возникать только из мотивированное исследование, которым будет заниматься добродетельный человек.

Второй основной ответ более примирительный, предполагающий, что В. следует меньше сосредотачиваться на достижении добродетели и больше на избегании порока. Робертс и Уэст (2015) утверждают, что исследования эвристики и связанных когнитивных предубеждений показывает, что людей лучше всего понимать как проявляя различные естественные эпистемологические дефекты. Работа стать тогда достаточно хорошо познающий — это вопрос выработки способов избегать или преодоление этих недостатков. Они предполагают, что бдительность и повышенная интеллектуальная жизнеспособность — два ключевых способа справиться с этими проблемами. дефекты, что делает их взгляды несколько похожими на взгляды Самуэльсона и Церковь (2015).Кассам (2016) утверждает, что обширная литература по теории заговора и конспирологическое мышление показывают, что люди склонны к различным интеллектуальным порокам, понимаемым как черты характера которые препятствуют эффективному и ответственному расследованию. Понимание человека исследование и то, как это может пойти не так, как нужно, таким образом, требует изучения интеллектуальные пороки.

Это предположение согласуется с третьим основным ответом на эпистемологическую ситуационизм, который должен как-то разгрузить когнитивные традиционно требуется от человека на материальном, социальном или политическая среда.Например, Причард (2014) приводит доводы в пользу более скромная версия VE, подчеркивающая существенную роль среда в получении знаний. Кому-то, кому повезло помещенные в их материальную, социальную и политическую среду, закончатся с большим количеством знаний, несмотря на меньшее проявление когнитивных способностей, чем кто-то, кому не повезло, даже если последний проявляет героизм уровни когнитивной деятельности. Таким образом, эпистемический ситуационизм переинтерпретировать как доказательство нашей неизбежной эпистемической зависимости от обстоятельство.Альфано (2013b, 2016a) и Альфано и Скорбург (2017, 2018) связывает вызов эпистемического ситуационизма с литература по философии разума о встроенных, строительных лесах и расширенное познание, вдохновленное Кларком и Чалмерсом (1998; см. также Стерельный 2010). Основная идея здесь заключается в том, что когда когнитивный агент подходящая интеграция с природными объектами, артефактами и другими агентами в своей материальной, социальной и политической среде эти экстерналии может частично составлять когнитивную диспозиции.Встроенное познание происходит в основном стабильном естественном среда; каркасное познание происходит в основном стабильном искусственном среда; прямое расширенное познание происходит в динамически-реактивная среда. В рамках этой таксономии Альфано и Скорбург (2018) утверждает, что можно повысить надежность эвристики распознавания, не развивая дальнейшие внутренние познавательные ресурсы (например, Samuelson & Church 2015 и Roberts & У Запада 2015 года это было бы), но за счет лучшей структурирования информационных экосистема, в которой люди оказываются — предположение, что согласуется с недавними работами по эпистемологии информации и коммуникационные технологии, такие как Интернет (Bozdag & van den Hoven 2015; Lynch 2016) и библиотечных наук (Fallis & Whitcomb 2009 г.).Альфано (2016a) и Альфано и Скорбург (2017) утверждают, что в в некоторых случаях пары агентов взаимно составляют друг друга характер, участвуя в динамических взаимодействиях с блокировкой добродетели. Литература по закладным, строительным и расширенным эпистемические добродетели — естественное развитие акцента В.Э. интеллектуальные агенты и сообщества.

Четвертый ответ: нет никаких доказательств того, что знание требует диспозиции, которые ставит под сомнение эпистемический ситуационизм, и кроме того, есть теоретические и эмпирические доказательства того, что знания не требуют такого расположения (Turri 2017).Более в частности, согласно этой линии критики, нет серьезных аргументов когда-либо утверждалось, что знания требуют надежности; вместо, философы полагались на слабые объяснительные аргументы или, более того, обычно просто предполагалось, что знания требуют надежности (Turri 2016а). Более того, если знания — это достижение, то мы должны ожидайте, что это не потребует надежности, потому что никаких других достижений требует надежности (Turri 2015c). Кроме того, недавние эмпирические исследования показали, что обычное понятие знания, которое концепция, которую практикующие утверждают, что заинтересовались в — не делает надежность необходимым условием познания (Turri 2016a).Например, в случаях перцептивного и мемориального убеждений, люди приписывают знания столь же высоко (~ 80%) независимо от того, правильно ли агент понимает это в десяти процентах случаев или в девяноста процентах случаев. Наряду с этой линией критики, исследователи предложили альтернативную теорию познания, которая учитывает знания, производимые даже крайне ненадежными когнитивными способности или способности (Turri 2016a, c).

10. Расширяющиеся горизонты

В этом заключительном разделе мы рассматриваем четыре направления, в которых VE имеет развитый.Эти направления являются естественным продолжением текущих исследовательские программы, упомянутые выше, но они обещают принести новые понимание VE и эпистемологии в целом. Это включает добродетели в эпистемических сообществах, профили конкретных добродетелей и пороки, философские рассуждения об эпистемических статусах, отличных от знания, и исследования отношений между интеллектуальными добродетелями и эпистемические эмоции.

10.1 Интеллектуальные добродетели в эпистемических сообществах

Джонатан Кванвиг (1992) выступает за альтернативное видение места. добродетелей в эпистемологии.Современная эпистемология имеет узкое картезианское сосредоточьтесь на (временных срезах) людей и определенных верованиях. VE, Кванвиг говорит, что ему не следует следовать его примеру. Лучше сосредоточиться на социальные и исторические факторы. Добродетели важны, По мнению Кванвига, поскольку они играют незаменимую роль в обучении людей искать, приобретать и передавать истины — отчетливо социальная активности (см. также Morton 2013).

По словам Кванвига, в традиционной эпистемологии преобладает «Индивидуалистическая» и «синхронная» концепции знаний.Самой важной задачей является определение условия, при которых человек знает конкретное суждение в конкретное время. Кванвиг отказывается от этого в пользу генетического эпистемология сосредоточена на когнитивной жизни разума по мере его развития в социальном контексте. Вопросы по групповым заменяющим вопросам о личности. Вопросы о когнитивном развитии и изучение заменяющих вопросов о том, что человек знает в данный момент время. Такой подход хорошо сочетается с обеими воспитательными полосами. отмечены в VE и подходе встроенных, поддерживаемых и расширенных достоинств описано в разделе 9.

Кванвиг видит, по крайней мере, два способа, которыми этот новый подход может добродетели. Во-первых, добродетели необходимы для понимания когнитивного жизнь разума, особенно развитие и обучение, которое происходит с течением времени посредством различных процессов, таких как имитация добродетельных агентов и принимая близко к сердцу предостерегающие рассказы о пороке. Во-вторых, добродетели необходим для характеристики познавательных идеалов. Например, один способ Кванвиг утверждает, что лучше организовывать информацию, потому что в соответствующих обстоятельствах вот как интеллектуально добродетельный человек организует это.

10.2 Особые добродетели и пороки

Еще одна «область роста» для VE — профили индивидуальных добродетели и пороки. Работа в этой области продвигалась скачкообразно. начинается с большой работы над некоторыми интеллектуальными добродетелями и пороки, но меньше других. Черты, получившие значительные внимание включает интеллектуальную смелость, интеллектуальное смирение, эпистемической справедливости, а также пороков, противостоящих этим добродетелям.

Робертс и Вуд (2007: 219) характеризуют интеллектуальное мужество и осторожность как добродетели, которые заставляют нас должным образом реагировать на предполагаемые угрозы в нашей интеллектуальной жизни — смелость избавляет нас чтобы не быть чрезмерно запуганными, предостережение, заставляющее нас не принимать несоответствующие риски при достижении интеллектуальных благ.Тогда для них интеллектуальная смелость аналогична аристотелевской моральной смелости в что он располагает своего носителя хорошо реагировать на угрозы, не являясь ни тем, ни другим слишком опрометчиво и слишком напугано. Бэр (2011, глава 9) также утверждает, что интеллектуальное мужество лучше всего истолковать как склонность отвечать хорошо справляется с угрозами своему эпистемическому благополучию; он фокусируется на особенно на смелости вопрошать, а не на смелости верить или сомневаться. Опираясь на Ницше, Альфано (2013a, 2019) исследует родственный вид интеллектуальной смелости исследовать запретное.Он утверждает, что такое ницшеанское мужество необходимо, чтобы понять самые обескураживающие и постыдные аспекты человеческой натуры, которые люди имеют тенденцию белить или замазывать. С другой стороны, Альфано (2013b) подчеркивает важность интеллектуальной смелости публично объявлять то, что известно или во что верит, перед лицом социальных и институциональное давление с целью подчиниться или хранить молчание. Такое мужество роднит к передаче знания и уничтожению невежества и ошибка в сообществе, а не поиск знаний ради интересующего.Имея такое чувство, когда и как говорить о своем уме — это основная составляющая добродетели бытия эффективный информатор, недооцененный образец нынешняя эпоха (DesAutels 2009). Медина (2013) предлагает отчет о субъекты с исключительной интеллектуальной смелостью, такие как Сор Хуана Инес де ла Крус в Мексике семнадцатого века. Такие герои бросают вызов познавательному препятствия в контексте эпистемического угнетения через изобретательность и воображение.

Среди авторов профиля интеллектуального смирения — Картер. и Притчард (2016), Хазлетт (2012), Робертс и Вуд (2007), Самуэльсон и Черч (2015), Уиткомб и др.(2015) и Кристен и др. al. (2014). Хазлетт (2012: 220) утверждает, что интеллектуальное смирение

склонность не принимать эпистемически неприемлемую эпистемологию более высокого порядка отношения и принять (правильным образом, в правильных ситуациях) эпистемически правильные эпистемологические установки более высокого порядка.

Эта концепция интеллектуального смирения наиболее уместна в область разногласий. Взгляды Робертса и Вуда похожи, считая интеллектуальное смирение «поразительным или необычным безразличие к социальной значимости и, следовательно, своего рода эмоциональный Нечувствительность к вопросам статуса »(2007: 239).Их определение, как и определение Хэзлетта, подчеркивает социальную природу интеллектуального смирения. В отличие от Хазлетта, Робертс и Вуд добавили больше вес на заботах интеллектуально скромного человека и эмоции, и в меньшей степени ее доксастические состояния.

Самуэльсон и Черч (2015), напротив, характеризуют интеллектуальную смирение в языке двойного процесса, популярном в современном психология. Самуэльсон и Черч считают, что интеллектуальное смирение может быть реализованы как мотивирующая черта, но они склонны к истолковать его в рамках двойной системы, где он гармонизирует автоматические интуитивные процессы (эвристика, аффективные суждения и т. д.) с медленным, контролируемым, напряженным, внимательным мышлением и обдумыванием. С этой точки зрения тот, кто склонен делать поспешные выводы на основе интуиция («Система 1») не может быть интеллектуально скромной, особенно если он не готов пересмотреть свои убеждения перед лицом новые доказательства. Напротив, тот, кто заставляет себя замедлиться и тщательно продумайте («Система 2») в ситуациях, когда интуитивно понятный ответы могут ввести в заблуждение, были бы образцом интеллектуального смирение.

Whitcomb et al.(2015; см. Также Medina 2013) предлагают концепцию интеллектуальное смирение как должное внимание и владение когнитивные ограничения. Такая внимательность может быть сознательный, но он основан на неявной чувствительности к собственные предрасположенности. Внимание к своим ограничениям — это в свою очередь, должно привести к интеллектуально скромным познавательным, поведенческим, мотивационные и аффективные реакции. Эта черта ведет к интеллектуально скромный человек, чтобы пересмотреть свои убеждения в свете ее признание ее ограничений, чтобы попытаться преодолеть или изолировать плохие последствия ее ограничений, чтобы желание воплощать все меньше и меньше жесткие ограничения и демонстрация подходящих эмоций (например,г., сожаление а не развлечение) к ее ограничениям.

Наконец, Кристен, Альфано и Робинсон (2014) дают описательную а не нормативное описание интеллектуального смирения. Словно взглядов, изложенных выше, они думают, что интеллектуальное смирение может быть понимается как многогранный характер, противостоящий другим диспозиции. Вместо того, чтобы обращаться к собственной интуиции по поводу того, что грани интеллектуального смирения и противоположные ему пороки, однако они используют основанный на тезаурусе психолексический анализ, который предполагает, что интеллектуальное смирение имеет три положительных стороны ( чувствительное «я», сдержанное «я» и пытливое «я») и три противодействовать порокам (недооцененный другой, недооцененный «я» и переоцененная личность).Чувствительное Я характеризуется пониманием, отзывчивость и внимательность — все способы продемонстрировать открытость новым идеям и информации. Пытливое Я характеризуется любопытством, исследованиями и обучением — всеми способами поиска новых идей и информации. Сдержанная личность характеризуются скромностью и неприхотливостью — способы относится к другим людям, особенно к тем, с кем можно не согласиться с участием.

Миранда Фрикер (2003, 2007) представляет подробное исследование сила эпистемической справедливости и противоположный порок «эпистемической справедливости». несправедливость », от которой страдают обездоленные и менее влиятельные.Эпистемическая несправедливость вредит кому-то как (потенциальному) знающий и бывает нескольких разновидностей. Один вид герменевтическая несправедливость , которая возникает, когда людям отказывают концептуальные и лингвистические ресурсы для понимания и поделиться своим опытом. Ярким примером являются сексуальные домогательства, концепт, выкованный в Америке 1970-х. Другой основной вид эпистемологического несправедливость, которой уделяется наибольшее внимание, свидетельство несправедливости , которое происходит, когда кто-то утверждения пользуются меньшим (или большим) доверием, чем они заслуживают из-за каких-либо предубеждений, например предвзятости в отношении личности например пол, раса, этническая принадлежность или возраст.Порок отзыва несправедливость — это склонность к совершению таких актов эпистемической несправедливости. Достоинством корректирующего свидетельского правосудия является склонность к осознавать и компенсировать свои предубеждения, вмешиваясь в ваша оценка ценности чьего-либо свидетельства. Этот исправительная добродетель, утверждает Фрикер (2003: 161), культивируется через социальное обучение.

Медина (2011, 2012, 2013) разработала социально-контекстуальный подход. добродетели эпистемической справедливости и соответствующего порока эпистемическая несправедливость.Медина (2011) утверждает, что свидетельское правосудие требует развития эпистемической чувствительности, которая обнаруживает и исправляет как незаслуженный дефицит доверия, так и незаслуженный чрезмерное доверие. Он также утверждает, что герменевтическая несправедливость часто обращаются лучше всего в диалогических сообществах, которые приходят к обоюдному понимание их затруднительного положения, а не отдельными людьми.

Шерман (2016) соглашается с Фрикером в отношении вреда, причиненного свидетельская несправедливость, но ставит под сомнение эффективность попытки взращивайте добродетель, чтобы исправить это.Существенная проблема в том, что люди склонны думать, что собственное мнение и доверять свидетельству другие разумны. Если вы думали, что дали чье-то слово слишком мало веса, вы бы уже пересмотрели ваше мнение. В свете этого Шерман предлагает, чтобы усилия по культивировать исправительные свидетельства справедливость, вероятно, потерпит неудачу или даже обратный огонь.

Вслед за Шерманом Альфано (2015; см. Также Альфано и Скорбург, 2018) предлагает объединить стремление к справедливости свидетельских показаний, для Например, вербовать друзей, чтобы они противостояли вам, когда они думают вы совершили акт несправедливости и сбились с пути делать то же самое, когда вы наблюдаете несправедливость.Также в ответ на Шерман, Дэвидсон и Келли (2015) утверждают, что, хотя это может быть сложно или невозможно изменить свое доверие в данный момент, взять на себя отдаленный экологический контроль (Clark 2007) над своим материальная, социальная и политическая среда может помочь подавить или искоренить предубеждения, которые приводят к несправедливости в отношении отзывов. Так же, Вашингтон (2016: 11) утверждает, что из-за отсутствия у изолированных людей «Тревога плохого суждения», ответ на отзыв несправедливость не должна заключаться в том, чтобы рефлексивно культивировать собственное характер, но продвигать «социальную и моральную экологию, которая способствует выражению наших ценностей ».Эти подходы гармонировать со встроенными, строенными и расширенными моделями достоинств описанный выше, а также празднование Кванвига (1992) роль эпистемического сообщества.

Другим интеллектуальным добродетелям до сих пор уделялось меньше внимания, хотя и не из-за отсутствия философских достоинств. К ним относятся интеллектуальные щедрость (Робертс и Вуд 2007: 293), эпистемическая умеренность (Battaly 2010), непредубежденность (Adler 2004; Baehr 2011; Carter & Гордон 2014b), интеллектуальная настойчивость (King 2014b), любознательность. (Л.Watson 2015) и любопытство (Alfano 2013a; Whitcomb 2010). В Недавняя книга Cassam (2019) каталогизирует ряд эпистемических пороков. Некоторые из них, например, замкнутость, являются чертами характера. Другие, такие как принятие желаемого за действительное, лучше представить себе как способ мышления. Еще другие, такие как эпистемическая злоба и эпистемическая беззаботность, являются лучше всего понимать как отношения. Кассам характеризует отношение недоброжелательность как позиция , которая является добровольно принятой политика участия в определенных типах поведения; напротив, он характеризует установку эпистемической беззаботности как поза , которая является аффективной и непроизвольной (в этом дело, безрассудное и легкомысленное пренебрежение истиной, доказательствами и экспертиза).Эти теоретические размышления недавно получили поддержку. эмпирической работой Мейера, Альфано и де Брюэна (2021 г.), которые показать, что обладание эпистемическими пороками безразличия к истина (связанная с эпистемической беззаботностью) и интеллектуальная жесткость (связанный с ограниченностью взглядов) предсказывает принятие фейковых новостей, теории заговора и дезинформация о COVID-19.

10.3 Статусы, отличные от знаний

Как объяснялось в разделе 6, практикующие активно участвовали в обсуждение отличительной ценности знания.Главный вопрос здесь был в том, что делает знания более ценными, чем правда вера? Далее могут быть заданы такие ценностные вопросы. Например, что, если что-то делает понимание более ценным, чем знание? Или, если понимание — это вид знания, что, если что-то делает его ценнее знаний, которые нельзя квалифицировать как понимание? И что делает мудрость особенно ценной с эпистемологической точки зрения?

Ответы на эти вопросы, как правило, касаются свойств любого из содержания или познающего.Например, существует давняя традиция в философия науки о природе научного объяснения. В этой традиции объяснения обеспечивают понимание, сообщая знание причин (Lipton 1991; Salmon 1984; Khalifa & Gadomski 2013; Turri 2015b). Напротив, эпистемологи, особенно добродетели эпистемологи, как правило, утверждали, что понимание — это особая статус, возникающий в результате действий интеллектуальной добродетели. Например, Притчард (2016b) утверждает, что понимание возникает из «видения это для себя », в котором проявляются достоинства интеллектуального автономия.Стивен Гримм (2006) утверждает, что понимание — это особый вид знания, возникающего из «схватывания», своеобразный психологический акт, проявляющий интеллектуальную добродетель. Картер и Гордон (2014a, b) утверждают, что объектное понимание в в частности, имеет особую ценность, знания отсутствуют, и, кроме того, это какое-то понимание необходимо для того, чтобы объяснить, почему определенные такие черты характера, как непредубежденность, являются интеллектуальными добродетелями. И дальше По мнению Загзебского, понимание тесно связано с овладением искусство или умение, относится не к отдельным предложениям, а к паттерны или системы, и, следовательно, принимает непозиционный объект.Понимание не является результатом простого получения информации, поскольку может пропозициональное знание. Она думает о понимании как о « состояние понимания непропозициональных структур реальность »(Загзебский 2001: 242). Она также предполагает, что мы можем определить понимание аналогично тому, как она определила знание. В основное различие будет в соответствующих добродетелях, которые производят разные состояния. Принимая во внимание, что знание происходит из добродетелей, которые направлены на правда, понимание происходит, по крайней мере частично, из разных добродетелей, особые, до сих пор «непроанализированные, даже нераспознанные» (Загзебский 2001: 248).

Заглядывая за пределы даже понимания, Загзебски надеется, что Сегодня эпистемологи обратят свое внимание на мудрость. Далее она претензий, VE упрощает «восстановление» интереса к анализируйте понимание и мудрость. Подробнее о мудрости и ее потенциале связь с достоинством эпистемического смирения см. Ryan (2014).

10.4 Эпистемические эмоции

Бесспорно, что многие добродетели эмоциональны. предрасположенности, даже если они связаны с поведением в дополнение к эмоциям.В качестве упомянутое выше, интеллектуальное мужество располагает его носителя к соответствующий страх и уверенность в вопросах познания. Альфано (2016b: глава 4) предполагает, что, поскольку мы способны индивидуализировать эмоции, яснее, чем добродетели, было бы полезно указать добродетели эмоциями они управляют. Если это на правильном пути, то интеллектуальный достоинства можно выделить и структурировать, каталогизируя то, что Morton (2010; см. Также Morton 2014, Stocker 2010 и Kashdan & Сильвия 2011) называет эпистемических эмоций .К ним относятся такие заявляет как любопытство, увлечение, интриги, надежды, доверие, недоверие, недоверие, удивление, сомнение, скептицизм, скука, недоумение, замешательство, удивление, трепет, вера и эпистемическая тревога. Обратите внимание, что некоторые из этих эмоции описываются словами, которые также используются для обозначения их контроль добродетелей. Как говорит Мортон, «слова часто становятся тройными. долг. Связь характера с добродетелью связана с эмоциями »(2010).

Теоретические знания об эпистемических эмоциях могут быть полезны, по крайней мере, в тремя способами.Одно из преимуществ теоретизирования интеллектуальных добродетелей через эпистемологические эмоции заключаются в том, что это дает практикующим своего рода «список дел»: многие достоинства, связанные с эмоции, упомянутые в предыдущем абзаце, не исследованы или малоизученный. Эти добродетели созрели для сбора. Еще одно преимущество линзы эпистемической эмоции заключается в том, что она помогает понять интеллектуальные добродетели как склонность к мотивированному исследованию, а не просто статичная вера. В конце концов, эмоции — это мотивационные состояния, и эпистемические эмоции, в частности, побуждают искать подтверждения, неподтверждение и т. д.Этот момент связан с, но более конкретным чем идея Майкла Брэди (2013: 92) о том, что эмоции в целом мотивируют исследование, потому что они «захватывают и потребляют» внимание, тем самым побуждая исследовать собственное выявление условия. Например, страх захватывает и поглощает внимание напуганного человека, направляя его найти и понять (потенциальная) угроза или опасность.

Наконец, эпистемические эмоции помогают понять мотивацию и практики ученых. Например, Thagard (2002) добыл Джеймса Автобиографический отчет Уотсона (1969) об открытии структура ДНК в терминах эмоций; наиболее распространенные, связанные с интерес и радость открытия, за которыми следуют страх, надежда, гнев, бедствие, эстетическая оценка и удивление.В дополнение литература о разграничении науки и лженауки, вместе с литературой о научных революциях, приправлен язык эмоций — особенно эпистемических эмоций. Поппер (1962) говорит об отношении ученых к своим гипотезам как об одном «надежды», а не веры. Он отличает науку от лженауки, насмехаясь над «верой» характеристика последнего и восхваляет «сомнение» и открытость к тестированию первых. Он утверждает, что «особые исследуемая проблема »и ученого «Теоретические интересы» определяют ее точку зрения.Лакатос (1978) противопоставляет научное знание теологическому знанию. уверенность в том, что «не должно быть сомнений». Кун (1962) говорит что отношение ученых к своим парадигмам является одним из не только вера, но и «доверие». Он утверждает, что ученые получили открытие рентгеновских лучей «не только с сюрприз, но с шоком », продолжая говорить, что« хотя они не могли сомневаться в доказательствах, [они] были явно поражены Это».

Во время кризиса, говорит Кун, ученых мучают «недомогание».Такое недомогание в последнее время стало особенно очевидным. в кризисе репликации социальной психологии. Например, два предварительно зарегистрированные репликации так называемого «истощения эго» эффект »недавно обнаружили, что, несмотря на десятилетия положительных исследований и успешных метаанализов, похоже, что такого эффекта нет (Хаггер и др., 2016; Луркин и др., 2016). Научный журналист в журнале Slate описал эти результаты как «Не просто беспокоит», а «пугает», потому что они предполагают, что вся область исследований «Подозрительно» (Engber 2016, см. Другие интернет-ресурсы).В статье цитируется Эван Картер, один из молодых ученых в разгар кризиса, мол,

Внезапно мне показалось, что все рушится. Я в основном потерял компас. Обычно я мог бы сказать, что их было 100 опубликовал исследования по этому поводу, так что я могу чувствовать себя хорошо, я чувствую уверенный. А потом это просто ушло.

В своем блоге социальный психолог Майкл Инзлихт (2016, см. Другие интернет-ресурсы) пишет, что несмотря на

влюблен в социальную психологию […] у меня так много чувств о ситуации, в которой мы находимся, а иногда и о ее значении разбивает мне сердце.[…] Только когда нам плохо, когда мы признать и, да, оплакивать вчерашний день, что мы можем допустить лучше завтра.

Он продолжает: «Это просто страшно», и «Я в темном месте. Я чувствую, как земля движется из-под меня, и я больше не знаю, что реально, а что нет». Практикующие ВЭ могут быть в состоянии предложить помощь и утешение для обеспокоенных ученых или, по крайней мере, точное описание о том, что их беспокоит.

Социальная эпистемология (Стэнфордская энциклопедия философии)

1.Что такое социальная эпистемология?

Что мы подразумеваем под словосочетанием «социальная эпистемология»? тема освещена в этой записи?

Социальная эпистемология приобретает свой отличительный характер, когда контрастирует с тем, что можно было бы назвать «индивидуальным» эпистемология. Эпистемология в целом занимается тем, как люди должен попытаться определить, что является правдой, или каковы фактов данного вопроса, по избранным темам. в в случае индивидуальной эпистемологии, рассматриваемое лицо или агент, который ищет истину — это один человек, который выполняет задачу полностью себя, не посоветовавшись с другими.Напротив социальная эпистемология — это, в первую очередь, предприятие озабочены тем, как люди могут лучше всего добиваться истины (в зависимости от того, какая правда идет речь) с помощью оф, или в лице оф, другие. Это также связано с приобретением истины группами, или коллективные агенты.

Согласно наиболее влиятельной традиции (западной) эпистемологии, ярко проиллюстрирован Рене Декартом (1637), стандартным эпистемология приняла форму индивидуальной эпистемологии, в которой объектом исследования является то, как эпистемологические агенты, используя свои личные когнитивные устройства, могут тщательно исследовать различные вопросы.Декарт утверждал, что наиболее многообещающий способ поиска истины — это собственное рассуждение. Оставался вопрос, как именно истину можно было найти подходящими индивидуалистическими маневрами, начиная с из собственного интроспективного мысленного содержания. Еще один крупный фигурой в истории области был Джон Локк (1690), который настаивал эти знания можно получить через интеллектуальную уверенность в своих силах. Как он выражаясь словами, «мнения других мужчин, плавающие в одном мозг »не являются подлинным знанием.

В отличие от индивидуалистических ориентаций Декарта и Локка, социальная эпистемология исходит из здравого смысла. информацию часто можно получить от других.Конечно, этот шаг не может быть взят, если главный исследователь уже не определил что — это таких людей, предположительно требует использования индивидуальных ресурсов (слух, зрение, язык, и т. д.). Таким образом, социальную эпистемологию не следует понимать как полностью отличная и независимая форма эпистемологии, но основанная на индивидуальная эпистемология.

Удивительно, но у социальной эпистемологии нет очень длинных или богатых история. За некоторыми исключениями, он не исследовался философия с большой систематичностью до недавнего времени.Случай современная наука, напротив, была совсем другой. Лондонское королевское общество было создано в 1660 году, чтобы подчеркнуть важность нескольких наблюдателей в установление признанных фактов. (И, как мы увидим в вступления, существуют важные связи между философией науки и социальной эпистемологии.) Но ведущие деятели философии обычно представлялись одинокими следователями. Быть конечно, они не воздерживались от дискуссии друг с другом.Но насколько поскольку темой была «эпистемология» (как ее стали называть), он сосредоточен на проблемах и практиках отдельных агентов.

2. Формирование области социальной эпистемологии

Движение, отчасти аналогичное социальной эпистемологии, развилось в середина ХХ века, когда социологи и деконструктивисты намеревались развенчать ортодоксальную эпистемологию, иногда оспаривая саму возможность истины, рациональности, фактов, и / или другие предполагаемые нежелательные элементы основной эпистемологии.Члены «сильной программы» в социологии науки, такие как Бруно Латур и Стив Вулгар (1986), бросили вызов понятиям объективная правда и факт, утверждая, что так называемые «Факты» не открываются и не раскрываются наукой, но вместо «построенный», «составленный» или «Сфабриковано». «Нет объекта за пределами дискурс », — писали они. «Организация дискурса — это объект »(1986: 73).

Похожий вариант постмодернизма предложил философ Ричард Рорти (1979).Рорти отверг традиционную концепцию знания как «точность представления» и стремились заменить его понятием «социальное оправдание вера ». По его словам, не существует такой вещи, как классическая «объективная правда». Самое близкое к (так называется) истина — это просто практика «соблюдения разговор идет »(1979: 377).

Другие формы деконструкции также были вдохновлены социальными факторами, но были менее радикальны в принятии антиобъективистских выводов о наука.Томас Кун (1962/1970) считал, что это чисто объективное соображения никогда не могли разрешить споры между конкурирующими теориями; следовательно, на научные убеждения должны влиять социальные факторы. Аналогичным образом Мишель Фуко развил радикально политический взгляд на знания и наука, утверждая, что практика так называемых поиск знаний движется стремлением к власти и социальному господству (1969 [1972], 1975 [1977]).

Споры по этим темам продолжались под заголовком « научные войны ».В основных направлениях как науки, так и философии, однако вышеизложенные взгляды обычно отвергаются как неправдоподобно радикально. Это не означало, что не было извлечено никаких уроков. о статусе социальных факторов в науке и философии. Эти дебаты дали важное понимание роли культурных верований и предубеждения в создании знаний. Однако чем мы будем заниматься в остальная часть этой статьи — это то, как социальная эпистемология создала новая ветвь или сфера господствующей эпистемологии.Согласно этому «Расширение» эпистемологии, социальные факторы могут и делают внести большой вклад в традиционную, ориентированную на истину эпистемологию вводя, расширяя и уточняя новые проблемы, новые методы, и новые методологии. Но такие факторы не подрывают самого представления об истине и лжи, знании и заблуждении.

Резко отходя от разоблачительных тем, обрисованных выше, современные социальная эпистемология готова выдвигать предложения довольно непрерывно с традиционной эпистемологией.Не видит причин думать, что социальные факторы или практика неизбежно мешают или создают угрозу для достижение истины и / или других эпистемических желаний, таких как обоснованное убеждение, рациональное убеждение и т. д. идентифицируемые случаи (которые мы рассмотрим), в которых конкретные типы социальные факторы или социальные взаимодействия представляют угрозу для истины получение. Но, наоборот, правильные виды социальной организации может улучшить перспективы получения истины.

Общий обзор этих различных случаев был представлен в обширная монография Элвина Голдмана: Знаний в социальных Мир (1999).Эта книга возникла на основе нескольких более ранних работ. критика постмодернистских атак на истину и перспективы истины получение. Они включали статьи по аргументации (Goldman 1994), свобода слова (Goldman and Cox 1996) и научные исследования (Goldman 1987). Другие вклады с в целом похожей ориентацией включал C.A.J. Свидетельство Коуди (1992), Эдвард Крейг Знание и состояние природы (1990), и Филип Китчер «Разделение когнитивного труда» (1990) и Развитие науки (1993).Маргарет Монография Гилберта On Social Facts (1989) сделала веские доводы в пользу существования «множественного числа субъектов», важнейший метафизический компонент социальной эпистемологии. Журнал Эпистема: журнал социальной эпистемологии (Голдман, редактор), был начат в 2004 году и сыграл важную роль в положительном развитии поля. (Другой журнал с похожим названием, Social Эпистемология (Стив Фуллер, редактор) началась несколько раньше в 1988 г., но сильно склонялась к опровержению).

3. Основные темы социальной эпистемологии

Изучая социальную эпистемологию, мы исследуем, насколько разные социально-эпистемологические действия или практики влияют на эпистемические исходы рассматриваемых агентов (или групп). Который изменения в социально-эпистемических практиках могут способствовать, усилить, или препятствуют эпистемическим результатам? Чтобы добавить больше мяса к сортам социально-эпистемологические методы и результаты, давайте посмотрим на некоторые основные темы.

3.1 Свидетельские показания

Первый тип социально-эпистемологического сценария очень распространен.An человек стремится определить истинность предложения p запрашивая мнение (а) других. Она могла бы задать свой вопрос одному из ее доверенных лиц или проконсультироваться с тем, что печатается или доступно онлайн. Получив ответы на свои вопросы, она взвешивает что было сказано, чтобы помочь ей оценить истинность предложения в вопрос. Это обычно называют Вера, основанная на свидетельских показаниях. Выбранный информатор все еще может быть отдельным человеком. Но обращение к другому человеку за свидетельство уже помещает пример как в область социальной эпистемология.

Основная дискуссия здесь ведется скорее с точки зрения оправдания. чем знания. Стандартный вопрос: при каких обстоятельствах Слушатель оправданно доверяет утверждению, сделанному незнакомцем, или консультант или спикер любого профиля? Дэвид Хьюм утверждал, что мы обычно имеет право доверять тому, что нам говорят другие; но это право возникает только благодаря тому, что мы ранее узнали от других. Каждый из нас могут вспомнить случаи, когда нам говорили то, что мы могли самостоятельно не проверять (по восприятию, т.е.г.), но позже определено быть правдой. Этот надежный послужной список из прошлого (который мы помните) гарантирует, что мы сделаем вывод (посредством индукции), что свидетельские показания в целом надежно. Как Джеймс Ван Клив формулирует точку зрения:

Свидетельство дает нам обоснованную веру… не потому, что оно сияет свой собственный свет, но поскольку он достаточно часто обнаруживался истинным другие наши огни. (Ван Клив 2006: 69)

Такая точка зрения называется «редукционизмом» (о свидетельские показания), потому что это «уменьшает» оправдание — придание свидетельству силы объединенным силам восприятие, память и индуктивный вывод.Точнее, вид обычно называют глобальным редукционизмом , потому что он утверждает, что Слушатели свидетельских показаний имеют право верить в отдельные случаи свидетельских показаний путем умозаключительной апелляции к генеральному надежность.

Однако глобальный редукционизм подвергся критике. C.A.J. Коуди утверждает, что наблюдательная основа обычного эпистемологического агентов слишком тонкие и ограничены, чтобы позволить индукцию общая достоверность показаний. Он пишет:

[Это] кажется абсурдным утверждать, что индивидуально мы что-то сделали как количество полевых работ, которые требует [редукционизм] … [M] никто из нас никогда не видел рожденного ребенка, и многие из нас не обследовались циркуляция крови или фактическая география мира … Ни огромное количество других наблюдений, которые [редукционизм] Казалось бы, требуется.(Коуди 1992: 82)

Альтернатива глобальному редукционизму — локальный редукционизм. (Э. Фрикер, 1994). Местный редукционизм не требует от слушателей оправдано верить в достоверность показаний , в целом . Требуется только, чтобы слушатели были оправданы в своем доверии к надежности. конкретных ораторов, чьи текущие показания подвергаются сомнению на конкретный предмет. Это требование легче удовлетворить, чем глобальный редукционизм. Местный редукционизм все еще может быть слишком сильным, правда, но по другой причине.Заслуживает ли доверия колонка S для слушающего H только если H имеет положительное свидетельство или оправдание общей надежности S ? Это далеко из ясного. Если я нахожусь в аэропорту или на вокзале и слышу объявление выхода на посадку (или трека), оправдан ли я в верю этому свидетельству только в том случае, если у меня есть предварительные доказательства общая надежность диктора? Обычно у меня нет таких свидетельство для данного диктора публичного адреса. Но, конечно, я оправдано доверие таким объявлениям.

Учитывая эти проблемы для обоих видов редукционизма, некоторые эпистемологи принимают свидетельство антиредукционизма (Coady 1992; Burge 1993; Foley 1994; Lackey 2008). Антиредукционизм держится эти показания сами по себе являются основным источником доказательств или обоснованности. Независимо от того, насколько мало у слушателя есть положительных доказательств надежность и искренность данного оратора или ораторов в в целом, у нее есть дефолт или ордер на prima facie на то, что она полагает что говорит спикер.Так Тайлер Бердж пишет:

[A] человек имеет право принять как истину то, что представлено как истина, и это ему понятно, если только не найдутся более сильные причины не делать этого. (Бердж 1993: 457)

3.2 Несогласие между коллегами

В предыдущем примере молчаливо предполагалось, что слушающий отсутствие предварительного убеждения (так или иначе) по обсуждаемой теме. Его / ее разум был полностью открыт до получения свидетельских показаний динамик.Теперь рассмотрим другой класс примеров. (изменено из приведенного Дэвидом Кристенсеном [2007]). Предположим, что два человека начинают с противоположных взглядов на заданную тему; один из них считает предложение p , а другой не считает — p . К добавить немного цвета, рассмотрим пример, в котором два друга, Гарри и Мэри получили доказательства дорожно-транспортного происшествия. описано в утренней газете. Нет никаких других доказательств об инциденте. Например, ни один из них не имеет каких-либо предварительных знаний. или информацию о лицах, предположительно причастных к инциденту.Однако, прочитав отчет в газете, и Гарри, и Мэри образуют представления об этом. Гарри считает, что Джонс (описанный в газета) несет ответственность за аварию. Мэри считает, что Джонс не был ответственным. Гарри и Мэри теперь сталкиваются друг с другом, узнают что их друг прочитал ту же историю, и обсудить их взгляды об аварии. Чтобы сделать пример еще более интересным, предположим двое друзей так же уважают другого человека суждение (в таких вопросах), как они сами.Это может быть основанный на том факте, что когда они не соглашались друг с другом в В прошлом каждый из них оказался прав примерно в 50% случаев.

В такой ситуации мы будем называть двух людей эпистемическими сверстниками. Эпистемологи приняли ярлык «разногласие коллег» для проблемы, порожденной такими случаями (фактической или гипотетической). В проблема в том, как агенту корректировать свое первоначальное убеждение, если это вообще возможно. об указанном предложении, узнав, что ее сверстник имеет противоположная позиция? Должна ли она (всегда?) Изменить свою веру (или силу веры) в сторону сверстника? Или это иногда эпистемически допустимо придерживаться «стойкого» собственное изначальное убеждение?

«Примиренчество» — это точка зрения, которая (в некоторой степени) всегда требуется модификация, потому что она требует эпистемических агентам в указанном типе ситуации, чтобы оказать какое-то почтение вера своего коллеги, а не игнорирование или отклонение ее полностью.Сторонники примиренчества включают Кристенсен (2007), Ричард Фельдман (2007) и Адам Эльга (2007).

Фельдман (2007) предлагает абстрактный аргумент в пользу примиренчества, основанного на о том, что он называет «тезисом об уникальности». Это вид что для любого предложения p и любой совокупности доказательств E , ровно одно доксастическое отношение — это рациональное отношение к p , где возможные отношения включают веру p , недоверие p, и приостановление судебного решения.Фельдмана аргумент, кажется, состоит в том, что если теория единственности верна, то когда Я верю p , а мой коллега не верит — p , по крайней мере, один из у нас должно быть сложилось иррациональное мнение. Поскольку у меня нет веской причины поверить, что я не заблудший верующий, единственный разумный вариант — отложить решение. Но мало кто принимает уникальность Тезис. Действительно ли эпистемические правила или принципы (всегда) настолько точны? и ограничительный?

Критики примиренчества предлагают ряд причин для его отказа. как систематическое эпистемическое требование.Одна линия критики звучит так: следует. Примиренчество вполне может опровергать самого себя. Поскольку правда примиренчество само по себе является предметом споров, сторонником соглашательство должно стать гораздо менее убежденным в своей истинности, когда он узнает об этом противоречии. Можно переживать, что есть что-то неправильно с принципом, который говорит вам не верить в его собственную истину. (Для дальнейшего обсуждения см. Christensen 2013.)

Томас Келли (2010) предлагает другую причину отказа примиренчестве или, по крайней мере, за отрицание его повсеместного уместность.Он утверждает следующее:

[Если] мы с вами пришли к нашему мнению в ответ на существенный объем доказательств, и ваше мнение является разумным ответ на доказательства, в то время как мои нет, тогда вы не требуются чтобы придать одинаковое значение моему мнению и вашему собственному. Действительно, можно интересно, должны ли вы давать любой вес моему мнение в таких обстоятельствах. (2010: 135)

Он признает, что независимо от того, хорошо это или плохо, можно одинаково уверены в своем выводе в обоих случаях.Однако он утверждает: «Таким образом, мы не должны прийти к выводу, что избавление от хорошего и плохого рассуждения одинаково эпистемический статус »(2010: 141). Скорее, человек, который мотивирует лучше (из тех же доказательств) вполне может иметь больше прав на его / ее вывод, чем тот, кто рассуждает хуже. Это может быть рационально для ей нужно твердо держаться своей первоначальной веры. Такой подход и есть то, что Келли называется «Общий вид доказательств».

3.3 Эпистемология коллективных агентов

Рассмотренные до сих пор случаи сосредоточены на эпистемических агентах, которые частные лица.Мы отнесли эти дела к разделу социальная эпистемология не потому, что сами верующие какой-то социальный персонаж, а потому что есть игроки, которые полагаются на других эпистемических агентов или апеллируют к ним. Однако есть и другие типы случаев, которые естественно рассматриваются как социальная эпистемология для совсем другая причина.

Обычно приписывают действия, намерения и репрезентативные состояний — включая состояния убеждений — к коллекциям или группам люди.Такие коллекции будут включать жюри, комиссии, правительства, собрания, команды и т.д. Можно сказать, что штат Калифорния знает это химическое вещество XYZ является причиной рака. Что нужно для группы верить во что-то? Некоторые принимают то, что называется «суммативным подход »- группа во что-то верит на всякий случай все, или почти все ее члены придерживаются этой веры (см., например, Quinton 1976: 17). Маргарет Гилберт, однако, указала, что в обычном использование языка обычно приписывают какое-либо убеждение группе, не имеющей при условии, что все участники придерживаются данного убеждения.В стремлении объясните, почему это использование приемлемо, она предлагает «Коллективный» отчет о групповых убеждениях. Под этим видом:

Группа G считает, что p тогда и только тогда, когда члены группы G являются совместно взятыми полагать, что p как тело.

Совместные обязательства создают нормативные требования для членов группы: подражать единому верующему на р. По словам Гилберта, обязательство действовать таким образом общеизвестно, и если группа члены не действуют соответствующим образом, их можно удерживать нормативно ответственны за невыполнение своими коллегами (см. Gilbert 1987, 1989, 2004).Фредерик Шмитт (1994a) также предлагает коллективное учет групповых убеждений, основанный на обязательствах.

Некоторые утверждали, что эти взгляды не относятся к групповым убеждениям. потому что они сосредоточены на ответственности перед коллегами, а не на верования-состояния членов группы. Рэй (2001) предполагает, что эти вместо этого следует рассматривать отчеты о признании группы. Позже запись, мы обратимся к некоторым учетным записям, которые принимают индивидуальные убеждения в качестве входных и выходных данных некоего группового убеждения. Будет понятно, как разные, это с точки зрения типа совместного обязательства.

Другой подход использует Александр Берд (2014), который утверждает, что что модель принятия групповых убеждений — лишь одна из многих разные (но законные) модели. Например, он вводит «Распределенная модель» для работы с системами, информационно-емкие задачи, которые не могут быть обработаны одним индивидуальный. Несколько человек должны собрать разные части информации, в то время как другие координируют эту информацию и используют ее для выполнить задачу. Знаменитый пример привел Эдвин Хатчинс. (1995), который описывает большой корабль, на котором разные члены экипажа разные пеленги, чтобы плоттер мог определить положение и курс.Члены такой распределенной системы не будут обычно удовлетворяют условиям взаимной осведомленности и приверженности что требуется Гилберту и Шмитту. Тем не менее, похоже, что это совершенно правдоподобный вид групповых убеждений. В самом деле, Берд утверждает что это довольно стандартный тип групповой модели, встречающейся в наука. Обратите внимание, что для этой модели, опять же, вполне возможно, что не все члены группы придерживаются одного и того же убеждения.

3.4 Агрегация суждений

А как насчет других попыток представить отчет о групповых убеждениях? Кристиан Лист и Филип Петтит (2011) исследуют, как люди могут формируют групповое убеждение посредством «агрегирования суждений».Хотя Лист и Петтит так не говорят, кажется, что агрегирование относится к метафизическим отношениям между убеждениями группы члены и верования групп, которые они составляют. Это относится к способам в который набор убеждений членов группы может привести к убеждениям, которых придерживаются группой. Вот как Лист и Петтит выражают эти метафизические отношения:

То, что делает групповой агент, четко определяется тем, что он делает. члены делают: они не могут возникнуть независимо. В частности, нет группы агент может формировать пропозициональные установки без последнего отношения, так или иначе определяемые определенными вкладов ее членов, и ни один агент группы не может действовать без одного или несколько его членов действуют.(2011: 64)

Предыдущий отрывок накладывает некоторые ограничения на метафизические отношения. между отношениями членов и групповыми отношениями. Это говорит нам что-то о том, когда возникают групповые пропозициональные установки, не подразумевая что-нибудь о том, когда последнее отношение оправдано. Но социальные эпистемологов интересует связь между эпистемологическими статусы убеждений членов и эпистемический статус группы верования. Список и адрес Петтита (что-то вроде) этого вопроса от изучение видов «функций» суждения, т.е.е., правила для агрегации, это может пригодиться.

Проблема, которая возникает здесь, — это «доктринальный парадокс », первоначально сформулированный Корнхаузером и Сагером (1986). в контексте судебных решений. Предположим, что суд, состоящий из три судьи должны вынести решение по делу о нарушении условий контракта. В групповое суждение должно основываться на каждом из трех связанных утверждений, где первые два предложения являются предпосылками, а третье предложение — это заключение. Например:

1. Ответчик был юридически обязан не совершать определенных действий.
2. Ответчик совершил это действие.
3. Ответчик несет ответственность за нарушение договора.

Правовая доктрина предполагает, что обязательство и действие совместно необходимо и достаточно для ответственности. То есть вывод (3) таков истина тогда и только тогда, когда каждая из двух предыдущих посылок (1) и (2) правда. Однако предположим, как показано в таблице ниже, что три судьи формируют указанные убеждения, голосуют соответственно, и функция агрегирования суждений дает заключение, основанное на большинстве правило.В этом случае суд в целом формирует убеждения и голосует. как показано ниже:

	Обязательство?	Действие?	Ответственный?
Судья 1	Истинно	Истинно	Истинно
Судья 2	Истинно	Ложь	Неверно
Судья 3	Ложь	Истинно	Ложь
Группа	Истинно	Истинно	Ложь

В этом примере каждый из трех судей имеет логически непротиворечивый набор убеждений.Более того, агрегирование большинства функция кажется в высшей степени разумной. Тем не менее, в результате приговоры суда противоречивы в совокупности.

Проблема такого рода легко возникает, когда суждение выносится несколькими члены коллективного образования. Это привело Листа и Петтита к тому, чтобы доказать Теорема невозможности, в которой разумно выглядящая комбинация тем не менее, показано, что вместе они не могут быть выполнены в агрегирование судебных решений (List and Pettit 2011: 50). Они начинаются с вводя четыре условия, которые кажутся разумными функция агрегирования должна удовлетворять:

Универсальный домен : функция агрегирования принимает в качестве входных данных любой возможный профиль индивидуального отношения к предложениям на повестке дня, предполагая, что индивидуальные отношения последовательны и полный.

Коллективная рациональность : Функция агрегирования производит как вывести последовательное и полное групповое отношение к предложениям на повестке дня.

Анонимность : Все люди одинаковы. вес в определении группового отношения.

Систематичность : Групповое отношение к каждому предложению зависит от отношения людей к нему, а не от их отношения к другим предложениям, а также закономерность зависимости между индивидуальные и коллективные отношения одинаковы для всех предложения.

Хотя эти четыре условия изначально кажутся правдоподобными, они не могут быть вместе удовлетворенными. Убедившись в этом Листе, Петтит переходит к исследовать «пути выхода» из этой невозможности. Они предложить способы смягчить требования, чтобы голосование большинством за пример, удовлетворяет коллективной рациональности desideratum.

Briggs et al. (2014) предлагают особый выход. Как они утверждают, это может быть слишком сильным, чтобы требовать от сущностей всегда логически последовательные убеждения.Например, у нас может быть много убеждений относительно фактов, а также полагаем, что, вероятно, мы ошибаемся в некоторых их. Вслед за Джойсом (1998) они вводят более слабое понятие согласованность убеждений. Они показывают, что совокупность большинства голосов логически последовательных убеждений всегда будут последовательными, и совокупность последовательных убеждений, как правило, также будет последовательной. В другими словами, если мы требуем меньшего от большинства голосов как средство агрегирование суждений, мы можем это получить.

Размышляя о практических делах вне рассмотрения жюри, мы могли бы спросите, может ли теория агрегирования суждений применяться к все более распространенная проблема того, как сотрудничающие научные авторы должны решить, какие утверждения одобрять.Соломон (2006), для например, утверждает, что голосование может помочь ученым избежать «Групповое мышление», возникающее в результате группового обсуждения. В то время как Wray (2014) считает, что обсуждение имеет решающее значение для создания группы консенсус, Bright et al. (2018) отмечают, что консенсус не всегда необходимо (или возможно) в научной отчетности. В таких случаях они утверждают, что голосование большинством — хороший способ решить, какие утверждения отчет будет одобрять, даже если в группе есть разногласия.

3.5 Групповое обоснование

До этого момента мы смотрели только на то, как может возникнуть групповое убеждение. от убеждений своих членов или определяться ими.У нас еще нет рассмотрел, как — и может ли групповая сущность достичь некоторых значительный уровень эпистемологического «статуса», или «достижение». Верить во что-то истинное — это конечно чего-то стоит, но если правду узнают только по счастливой случайности или авария, что не очень важно. Точно так же, просто имея набор последовательных убеждений не имеет безоговорочного значения, поскольку простая согласованность может возникнуть из чистого воображения в сочетании с избежание несогласованности. Философы давно согласились с тем, что один из Наиболее важные типы эпистемических достижений — это знаний. Но что такое знания? Почти все согласны с тем, что истинное убеждение это не знание. Опять же, иногда могут возникать истинные убеждения к счастью, чисто угадывая или выдавая желаемое за действительное.

Один из популярных способов усилить требования к знаниям — это добавить требование обоснования . Истинная вера не per se квалифицируются как знание, если только вера не оправдано. Обоснование широко принято как один вид, или разновидность эпистемических достижений.Помимо предоставления (возможно) необходимое условие для познания, кажется, достижение или достижение, само по себе, даже если оно не приносит с собой правды. По этой причине, эпистемологи уделили значительное внимание природе оправдание. Конечно, большая часть этого внимания сосредоточена на оправдание человек, верующих. Но, как мы увидим, стоит исследовать возможность того, что групп убеждений могут также оцениваться как оправданное или необоснованное.

Если правительство Соединенных Штатов считает (или должно было поверить) что есть кризис глобального потепления, вероятно, это было бы оправдано верить в это, поскольку подавляющее большинство климатологи в этом отношении. Вероятно, это , а не требуется, однако, чтобы все членов группы верили в данное предложение для обоснования группового убеждения, как Дженнифер Лэки справедливо говорит, критикуя точку зрения Фредерика. Шмитт (1994a: 265).Было бы слишком сложно оправдать группу приходите (Lackey 2016: 249–250). Но как, точнее, следует требование быть уточненным?

Голдман (1979) защищает релайабилизм процесса как учет индивидуальное обоснование. Он предлагает аналогичный подход к групповой обоснование в Goldman (2014). При индивидуальном релайабилизме процесса, человек имеет право верить предложению W только в том случае, если он верит W , используя в целом надежный формирующий убеждение процесс (или последовательности процессов).Кроме того, если человек вера в W была произведена ее предыдущими убеждениями, другие убеждения также должны быть оправданы, чтобы ее вера в W квалифицируются как оправданные.

Как указано, подход Goldman к коллективной оправданности аналогично индивидуальной оправданности. Но как именно это аналогичный? Во-первых, помещения членов, которые способствуют оправдание убеждений группы должно быть оправдано. Еще одно требование для группового обоснования состоит в том, чтобы убеждение группы быть вызвано типом процесса формирования убеждений который принимает данные из убеждений членов в предложении p и выводит групповую веру в p .Ограничение на группу обоснованность — это требование, чтобы такой тип процесса в целом условно надежно. Пример такого типа процесса может быть мажоритарный процесс, в котором убеждения членов (группы) агрегированы в групповое убеждение. Процесс условно надежен только в том случае, если при получении истинных входных убеждений большинство выходные убеждения также верны.

Лаки (2016), критикуя теорию Голдмана, предлагает ряд сложных и проницательных проблем.Их многочисленность и детализация сделать невозможным представление или даже обобщение многих из них. Позволь нам рассмотрим одно из таких возражений.

Goldman продвигает определенный принцип (GJ), который работает следующим образом: если групповое убеждение в p агрегировано на основе профиля отношение членов к p , затем при прочих равных paribus тем больше доля членов, которые обоснованно верят p и тем меньше доля членов, которые обоснованно отклонить p , чем выше уровень группы, или оценка групповой обоснованности веры p (Goldman 2014: 28).Другими словами, оправданность группы возрастает с увеличением процент отдельных членов с обоснованными убеждениями.

Лэки признает, что (GJ) «не только интуитивно правдоподобно, это также легко подкрепляется применением агрегатного рамки для групповой оправданности »(2016: 361). Тем не менее, она продолжает утверждать, что (GJ) следует отклонить. Одна главная тема в ней критика состоит в том, что (GJ) становится жертвой парадокса (от противоречия), который она называет «парадоксом группового оправдания».» Это сомнительно позволяет группе в конечном итоге обоснованно полагать и определенное соответствующее предложение и его отрицание. Лаки спешит признать, что не все противоречия, или несоответствия обязательно фатальны. Например, известный предисловие парадокс — это случай, который порождает противоречивые предложения, но, тем не менее, разумно иметь. Извинения автора в предисловии является эпистемически разумным, учитывая наши основания для считая, что у всех нас есть собственная подверженность ошибкам (2016: 364).Тем не мение, Лэки продолжает, парадокс группового обоснования не допускает такого одобрение. Таким образом, частота таких противоречий равна . представляют собой вызов предлагаемой теории группового обоснования, даже если парадокс предисловия не представляет проблемы.

3.6 Выявление экспертов: пример прикладной социальной эпистемологии

Вернемся теперь к основной форме социальной эпистемологии, в которой отдельные познаватели ищут информацию у других людей. Мы тут не интересуются понятиями обоснования или знания в в общем, но в конкретных приложениях.Это можно было бы назвать применил социальной эпистемологии. Например, как можно идентифицировать других людей как источники точной информации? А характерный тип случая — это когда кто-то ищет информацию у «Эксперт», когда ищущий сам является непрофессионалом. К сожалению, не всегда эксперты соглашаются друг с другом. Если вам предлагают совет два разных (предполагаемых) эксперта, но два советника не согласны, кому вы должны доверять или верить?

Что подразумевается под «экспертом»? Для настоящих целей позвольте нам сосредоточиться на фактических предметах (а не на вопросах вкуса, поскольку пример).Таким образом, под экспертом мы будем иметь в виду того, кто — в указанный домен — имеет большее количество (точных) информации, чем большинство других людей. Непрофессионал, напротив, тот, у кого очень мало информации в указанном домене, и кто не считает себя обладателем такой информации. В Проблема, с которой сталкивается непрофессионал, заключается в том, как выбрать среди несогласных предполагаемые эксперты, тот, который лучше всех (Goldman 2001).

Есть несколько возможных методов, с помощью которых непрофессионал может продолжить.Первый возможный метод — поиск утверждений или аргументов. от конкурирующих (предполагаемых) экспертов, чтобы оценить, какой из них более осведомленными, более информированными и сообразительными (в своей области), поскольку по сравнению со своими соперниками. Проблема здесь в следующем: как непрофессионал дать точную оценку конкурирующих экспертов представление? По определению непрофессионал — это тот, кто плохо осведомлен по этому поводу. Более того, эксперты часто используют язык, который технический, тайный, редкий или эзотерический.

Второй возможный метод для непрофессионала — получить информацию о полномочиях конкурирующих экспертов.Где были конкурирующие эксперты, прошедшие подготовку в рассматриваемой области? Какие были отчеты о выступлениях конкурирующих экспертов во время их образование? Это вопросы, которые непрофессионал может быть не в состоянии определять. И даже если они определены, непрофессионал в положение оценить их значимость?

Третий метод, который может рассмотреть непрофессионал, — это то, сколько другие предполагаемые эксперты соглашаются с указанным целевым экспертом по многим вопросам в целевой области.Если данный эксперт выброса по рассматриваемому вопросу, это может быть причиной избегать его ее. И наоборот, если большое количество (предполагаемых) экспертов согласны с выбранной целью, не придает ли дополнительный вес последнее обещание как надежный советник? Конечно, большое количество совпадающие эксперты должны оказывать сильную поддержку избранным индивидуальный.

Это непростой вопрос. Есть много возможных причин, почему так много люди в поле могут согласиться, и такое согласие не всегда сигнализируют, что все они верны.Одна возможность состоит в том, что все вышеперечисленных предполагаемых экспертов обучали одни и те же «Гуру», который был очень убедительной и убедительной фигурой. (Используя байесовский анализ, становится ясно, что выявление лишних согласный верующий не должен усиливать свои доказательства, поскольку по сравнению с одиноким верующим. См. Goldman (2001: 99–102).)

Четвертый возможный метод для непрофессионала — это проверить его / ее собственное наблюдение, что кандидат в эксперты был правильных в предыдущие случаи, когда он / она высказывали свое мнение по рассматриваемой теме.Проблема здесь в том, способен ли непрофессионал делать такие наблюдения или определения. Это это возможно в выбранном спектр кейсов. Непрофессионал может проконсультироваться с брокером, чтобы решить целесообразны ли определенные вложения. Брокер дает ей добро, основанное на прогнозе роста рассматриваемого рынка в ближайшие три года. Непрофессионал делает вложение, ждет три года и отмечает, что брокер был прав: рынок действительно вырос за эти три года.Непрофессионал не мог сделать это предсказание на основе собственных знаний. Но она способна (после три года), чтобы сделать вывод о том, что предполагаемый эксперт был прав. Повторение подобных случаев усилит поддержку.

4. Формальные подходы к социальной эпистемологии

Теперь мы увидели некоторые проблемы, с которыми сталкиваются те, кто знания в сообществе. В последние годы философы обратились к формальным методам понимания некоторых из этих социальных аспектов веры и формирование знаний.В целом есть два подхода к этому вена. Первый исходит из области формальной эпистемологии, которая в основном использует методы, основанные на доказательствах, для рассмотрения вопросов, которые в основном происходят из эпистемологии, ориентированной на человека. Некоторые работают в этом поле, однако, рассматривает вопросы, связанные, например, с суждением агрегирование и свидетельские показания. Второй подход, который иногда называют «Формальная социальная эпистемология», в значительной степени проистекает из философия науки, в которой исследователи использовали моделирование методы понимания работы эпистемических сообществ.В то время как большая часть этой работы была продиктована желанием понять работы науки, это часто широко применимо к социальным аспектам формирования веры.

Еще одно различие между этими традициями заключается в том, что формальные эпистемологи склонны сосредотачиваться на вопросах, связанных с идеальным убеждением создание, например, то, что составляет рациональность, формальное социальное эпистемологов больше интересовало объяснение реальных человеческих поведение и разработка хороших систем создания знаний.Мы будем сейчас кратко обсудите соответствующую работу формальной эпистемологии, а затем посмотрите по трем темам формальной социальной эпистемологии.

4.1 Формальная эпистемология в социальной сфере

Как уже упоминалось, формальная эпистемология в основном сосредоточена на вопросах, связанных с индивидуальной эпистемологии. При этом значительная часть этой литературы, посвященной центральным вопросам социальных эпистемология. В частности: как группа должна агрегировать свои верования? И: как байесовцы должны обновлять свидетельства другие?

Как мы уже видели, при агрегировании групп пропозициональных суждений людей могут достичь парадоксальных результатов в результате того, что большинство голосование.Однако давайте сменим фокус с пропозициональных убеждений, к более тонкому понятию веры. Формальные эпистемологи подробнее обычно обсуждают степени веры или «веры». Эти числа от 0 до 1, представляющие степень агента уверенность в заявлении. (Например, если я думаю, что 90% вероятность того, что идет дождь, моя уверенность в том, что идет дождь, составляет 0,9.) Это представление меняет вопрос об агрегировании суждений на примерно так: предположим, что группа людей придерживается разных верительные грамоты, каково должно быть групповое доверие?

В формальной эпистемологии это оказывается очень тесно связанным с вопрос о том, как человеку следует обновить свое доверие к узнавать мнение других.Если рациональная группа должна принять какое-то агрегированное убеждение, тогда это также может иметь смысл для человек в группе принять то же убеждение в результате узнать о доверии своих сверстников. Другими словами, проблемы агрегирования суждений, разногласий между коллегами и свидетельских показаний запутался в этой литературе. (Хотя см. Easwaran et al. (2016) для обсуждение различий между этими вопросами). здесь об агрегации убеждений, хотя мы будем комментировать эти другие вопросы.

В принципе, есть много способов агрегировать доверия или объединения мнений (Genest and Zidek 1986). Простой вариант состоит в том, чтобы объединить мнения путем линейного объединения — взяв взвешенный среднее доверие. При таком усреднении учитывались все достоверности. в равной степени или придать дополнительный вес мнению, скажем, признанных эксперты. У этой опции есть несколько хороших свойств, таких как сохранение единодушное согласие и позволяя группам объединяться по разным темы независимо (DeGroot 1974; Lehrer and Wagner 1981). ^[1]

Однако, размышляя об идеальном создании знания, мы можем спросить, как Байесовский должен обновить свои доверительные отношения в свете сверстников несогласие или как группа байесовцев должна агрегировать убеждения. Правило Байеса дает агенту рациональный способ обновления предыдущего вероятностная достоверность в свете доказательств для получения апостериорного доверие. Как правило, если появляются доказательства, то более вероятно, что они A , чем B , байесовский повысит их доверие, что A фактически получает после наблюдения за этим доказательством.(Так что, если у меня есть .9 уверенность в том, что идет дождь и кто-то ходит в шортах а с идеально сухими волосами моя вера в дождь должна уменьшиться потому что мои наблюдения чаще происходят в солнечный день, чем в дождливый.) Почему такой подход рациональный? Человек, который не изменить верительные грамоты в соответствии с правилом Байеса может быть голландским забронированы — предложили серию ставок, которые они примут, но которые гарантированно потеряете деньги.

Байесовец не будет просто усреднять по убеждениям, за исключением частные допущения или особые случаи (Genest and Zidek 1986; Брэдли 2007; Стил 2012; Russell et al.2015). И группа, которая участвует в линейном усреднении такого рода, как правило, может быть голландским забронировано.

Полноценный байесовский подход к агрегированию требует, чтобы окончательная достоверность получена путем байесовского обновления в свете мнения каждого члена группы (Keeney and Raiffa 1993). Уведомление, это также то, что должен делать байесовский человек, чтобы обновлять доверия других. Однако делать это правильно очень сложный. ^[2] Для этого требуются априорные вероятности того, что происходит в мире, поскольку а также вероятности того, насколько вероятно, что каждый член группы разовьется их доверие в свете того, что можно получить в мире.Это не будет быть практичным в реальных случаях.

Вместо этого многие подходы рассматривают функции, которые желательны для рациональное агрегирование, а затем спросите, какие более простые правила агрегирования удовлетворить их. Например, рациональный метод агрегирования. должен делать (чтобы предотвратить голландское бронирование), дает такое же доверие независимо от того, получена ли информация до или после агрегирование. Например, если все мы верим в дождь, а кто-то приходит в шортах, до финала это не имеет значения группа выводит: 1) они вошли, и все мы обновили наши верительные грамоты (байесовским способом), а затем их агрегировали, или 2) мы агрегировали наши верификации, они ввели, и мы обновили агрегированное доверие (в Байесовский способ).Геометрические методы, которые берут среднее геометрическое вероятности более миров , дают это желаемое свойство в во многих случаях (Genest 1984; Dietrich and List 2015). ^[3] Эти методы основываются на умножении (взвешенных) достоверностей по мирам. который мог бы получить, а затем перенормируя их, чтобы сумма была равна 1.

Однако геометрическое усреднение не позволяет Доверие к различным предложениям должно быть полностью объединено независимо друг от друга.(Напомним, что это был список и Pettit рассматривается как нежелательное средство для обобщения суждений.) Например, наши представления о вероятности града могут повлиять на как мы объединим наши представления о вероятности дождя. Вместо этого требуется более целостный подход к агрегированию. Это важный урок для подходов к социальной эпистемологии, которые фокусируются по отдельным темам, представляющим интерес для разрешения разногласий между коллегами и свидетельские показания (Рассел и др., 2015).

Еще одна вещь, которую некоторые считают странной в геометрическом усреднении. в том, что иногда он объединяет идентичные доверия к разным групповое доверие.Например, все мы можем быть уверены, 7 что это идет дождь, но доверие нашей группы может быть 0,9. Easwaran et al. (2016) утверждают, однако, что это часто имеет смысл при обновлении доверия других — их уверенность должна сделать нас более уверенно (см. также Christensen 2009 г.). ^[4]

Этот вопрос о том, может ли совокупное доверие быть более экстремальным, чем отдельные из них перекликаются с гораздо более ранней работой, касающейся вопроса: группы умные? В 1785 году маркиз де Кондорсе написал эссе, доказывающее, что следующий.Предположим, группа людей сформировала независимые убеждения. по теме, и каждый из них с вероятностью более 50% достигнет правильное суждение. Если они наберут большинство голосов, группа станет более скорее всего проголосует правильно, чем больше он станет (в пределах этого вероятность приближается 1). Этот результат, теперь известный как «Теорема Кондорсе присяжных» лежит в основе того, что иногда называется «мудрость толпы»: в правильных условиях объединение знаний многих может быть очень эффективным.

Однако во многих случаях реальные группы подвержены эпистемическим проблемам. когда дело доходит до объединения убеждений.Рассмотрим феномен информационные каскады, впервые выявленные Bikhchandani et al. (1992). Возьмем группу агентов, почти у всех которых есть личная информация, которая Акции Nissan лучше, чем акции GM. Первый агент покупает акции GM на основе их (меньшинства) частной информации. Второй агент информация, что Nissan лучше, но на основании этого заметил действие обновляет их веру в то, что GM, вероятно, лучше. Они тоже купить акции GM. Третий агент теперь видит, что два партнера купили GM и аналогично обновляет их убеждения, чтобы предпочесть акции GM.Это вызывает каскад покупок GM среди наблюдателей, которые, не имея социальной информации, купил бы ниссан. Проблема здесь в отсутствии независимости в «голосовании» — на каждого человека влияет убеждения и действия предыдущих людей таким образом, чтобы скрыть наличие частной информации. В обновлении информации о доверии другие, поэтому нам, возможно, придется принять во внимание то, что они возможно, уже были в курсе доверия других.

4.2 Кредитная экономика

Как уже отмечалось, большая часть работы в формальной социальной эпистемологии проводится философы науки, которые исследуют научные сообщества в специфический.Эту литературу будет полезно разделить на три Категории: модели науки кредитной экономики, сетевая эпистемология модели и подходы к моделированию разнообразия в эпистемических сообщества.

Предположим, вы ученый, выбирающий, над чем работать. Есть два живые варианты. Один более многообещающий, и вы подозреваете, что если продвижение будет сделано, именно по этой проблеме. Другой менее многообещающе, но, как следствие, меньше ученых привлекают Это. Это означает, что если в этой области будет сделано открытие, каждый ученый с большей вероятностью сделает это.

Подполе формальной социальной эпистемологии, возможно, началось с В статье Филипа Китчера 1990 г. «The Division of Cognitive Труд », который использует рациональный подход к вопросу. почему ученые могут эффективно разделять труд, даже если они согласны по каким задачам наиболее многообещающие. Используя рациональный подход, мы имеем в виду, что Китчер представляет ученых как максимизаторов полезности, в примерно так же, как экономисты представляют людей как максимизаторы полезности. Однако ключевое нововведение заключается в том, что ученые предполагается получить полезность из кредита — прокси для признание и апробация своей научной работы, а также все льготы (акции, гранты и т. д.)), которые следуют. В социолог Роберт Мертон одним из первых признал заслугу мотивы ученых (Мертон 1973). Модели, использующие это предположение, являются Часто называют кредитных эконом моделей .

Модель Китчера показывает, что ученые в некотором роде сценария наброски выше будут более эффективно распределять труд, когда они мотивированы доверием, чем когда они чистые искатели истины. Правда Каждый ищущий выберет более многообещающий подход. Для кредитные-максимизаторы, когда слишком много людей работают над проблема, ожидаемый кредит для каждого ученого уменьшается до точки что некоторые люди предпочтут переключиться.Strevens (2003) расширяется Китчера, утверждая, что существующая особенность кредита стимулы, правило приоритета, могут привести к еще лучшему разделению труд. Это правило, установленное Мертоном, которое гласит, что кредит будет предоставлен только ученому, который первым открытие. В модели Стревенса исследователи, мотивированные правило приоритета делит рабочую силу высокоэффективным способом по сравнению с исследователи получают стимул от других схем кредитования.

Не все исследователи так оптимистично оценивают последствия научные кредитные нормы, такие как правило приоритета.Ромеро (2017) баллы например, что преимущества, которые определяют Китчер и Стревенс, исчезают в тех случаях, когда результаты не всегда можно воспроизвести. (Т.е., где, как в реальных научных сообществах, любое конкретное исследование могло дают вводящий в заблуждение результат, и поэтому результаты требуют повторения прежде, чем их можно будет считать «истиной».) В частности, правило приоритета сильно лишает ученых возможности выполнять репликации, потому что кредит так тесно связан с новым, положительные результаты.

Эти дебаты отражают глубокий вопрос, восходящий еще к Дюбуа. (1898 г.), и в основе большей части работы в этом разделе: что такое лучший мотив для эпистемического сообщества? Это поиск кредита или «Чистый» поиск истины? Или какая-то их комбинация?

Такая напряженность по поводу преимуществ и недостатков кредита практика также играет важную роль в дебатах о научных мошенничество.Начиная с Мертона, многие утверждали, что желание заявить приоритет, и, следовательно, кредит, движет мошенничество. ^[5] Эти аргументы, кажется, предполагают, что ученые, игнорирующие доверие, и вместо этого попытка раскрыть истину поможет лучше. Яркий (2017a), однако, использует модель, чтобы указать, что соискатели кредита, которые опасаются, что ответные меры могут опубликовать более точные результаты, чем искатели истины которые убеждены в каком-то факте, несмотря на их экспериментальные результаты, чтобы наоборот. Другими словами, истинно верующий может быть таким же мотивирован на совершение мошенничества, поскольку тот, кто просто ищет одобрения от их сообщество.

Мы снова видим эту дискуссию по поводу эффекта Мэтью, определенного Мертоном. (1968). Как указывает Мертон, выдающиеся ученые часто получают больше кредит за работу, чем получил бы менее известный ученый. Strevens (2006) утверждает, что это соответствует научной норме вознаграждения за кредит. основанный на пользе, которую открытие приносит науке и обществу. Поскольку известным ученым доверяют больше, их открытия делают больше хороший. Стревенс утверждает, что эта норма кредита, таким образом, улучшает открытие в сообществе.Heesen (2017), с другой стороны, использует кредит экономическая модель, чтобы показать, как тот, кто рано получает кредит благодаря удаче может позже получить все больше и больше кредитов из-за эффекта Матфея. Когда случается такое сложное везение, утверждает он, в результате расслоение кредита в научном сообществе не улучшает расследование.

Как мы видели, модели кредитной экономики помогают ответить на такие вопросы, как: какова лучшая кредитная структура для эпистемического сообщества? Как делать мы продвигаем правду? И: какими должны быть кредитные стимулы избежать? ^[6] Как только мы примем, что эпистемологические сообщества — это больше, чем сумма их отдельные части, очень важно исследовать стимул структуры, с которыми члены этих сообществ сталкиваются, размышляя о как лучше их придать форму.Как показывают нам модели кредитной экономики, проектирование создание хороших эпистемических сообществ — отнюдь не тривиальная задача.

4.3 Модели сетевой эпистемологии

Еще одна парадигма, широко используемая философами для исследования социальных аспектов. эпистемологии — это эпистемологическая сеть. Эта модель использует сети для явного представления социальных или информационных связей, в которых верованиями, доказательствами и свидетельствами можно делиться.

Это можно сделать разными способами. В социальных науках в целом самый популярный подход использует «диффузию» или «Заразительный» взгляд на верования.Вера или идея передается от человека к человеку через их сеть соединения могут передаваться так же, как вирус (Rogers 1962). Представьте, что вы живете в фермерском сообществе, где появляются новые виды крупных гусеница начала уничтожать посевы. Предположим, вы поверите что эта гусеница ядовита. Вы сразу скажете ваши друзья и соседи то, что вы узнали, они расскажут друзья и соседи и так далее. На Рисунке 1 это показано. Черные узлы представляют тех, кто «заражен» идеей.Это начинается с сосредоточен на личности и распространяется вирусным путем через сообщество.

Однако в этих моделях распространения / заражения люди не собирать доказательства из мира, делиться доказательствами друг с другом или формировать убеждения любым рациональным способом. По этой причине, философы науки, как правило, использовали сеть каркас эпистемологии . Эта структура была введена экономисты Бала и Гоял (1998), чтобы смоделировать, как люди учатся у соседи.Его привнес в философию Кевин Золлман, который первым использовал его для представления научных сообществ (Zollman 2007, 2010).

Теперь представьте себе тот же пример гусеницы, но где особи вовлеченные формируют основанные на доказательствах убеждения. Возникает подозрение, что гусеница ядовита, и проверяет, правда ли это. Она делится доказательства, которые она собрала (а не только ее вера) с теми, кем она является подключен к. Ее соседи, на основании этого свидетельства, сами подозревать, что гусеница опасна, и проверять на самих себя.Они, в свою очередь, делятся собранными доказательствами со своими соседи. Убеждения все еще могут распространяться по сети, но теперь они распространяются поэтому на основе хотя бы полурационального формирования убеждений механизмы.

Более подробно: модели сетевой эпистемологии начинаются с набора агенты в сети, которые выбирают из некоторого набора опций. Один вариант предпочтительнее остальных, но чтобы узнать, что это, агенты надо действительно попробовать их и посмотреть, какие результаты. Они могут представлять выбор руководящих теорий (например, «гусеницы — это безопасны »и« гусеницы ядовиты »или же «Вакцины безопасны» и «вакцины вызывают аутизм »).В качестве альтернативы они могут представлять исследовательские подходы. дающие разные уровни научного успеха.

Агенты имеют представления о том, какой вариант предпочтительнее, и меняют их. убеждения в свете доказательств, которые они собирают из своих действий. В кроме того, они также обновляют доказательства, собранные соседями в сеть, как правило, с использованием некоторой версии правила Байеса. Он находится в это ощущение, что агенты являются частью эпистемического сообщества. фигура 2 показывает, как это может выглядеть. Цифры рядом с каждым агентом представляют степень их веры в какое-либо предложение, например «Вакцины безопасны».Черные агенты думают, что это больше скорее всего, чем нет. По мере развития этой модели эти агенты собирают данные, что, в свою очередь, увеличивает степень веры их соседей.

Рисунок 2: Агенты в сети модели эпистемологии используют их достоверность для руководства проверкой теории. Их результаты меняют их доверие и доверие их соседей. [An расширенное описание рисунка 2 находится в приложении.]

Сообщества в этой модели могут развить убеждение, что лучшая теория (вакцины безопасны) действительно лучше, иначе они могут превентивно остановитесь на худшей теории (вакцины вызывают аутизм) в результате вводящие в заблуждение доказательства.Как правило, поскольку сети агентов чувствительны собранные доказательства, они с большей вероятностью выяснят «Правда» из которых лучше всего (Zollman 2013; Rosenstock et al. 2017).

Цоллман (2007, 2010) описывает то, что сейчас называют «Эффект Цольмана» в этих моделях; удивительный наблюдение, что общинам иногда хуже общаться подробнее (см. также Grim 2009). В частности, группы с большим количеством сетей соединения, как правило, с меньшей вероятностью дойдут до правильного консенсус.Группе нужно долго развлекать все возможные варианты. достаточно, чтобы собрать убедительные доказательства и выбрать лучшее. В плотно подключенных сетей, широко распространяются вводящие в заблуждение доказательства и могут заставляют сообщество заблаговременно полагаться на плохую теорию.

Mayo-Wilson et al. (2011, 2013) также защищают удивительный тезис, который поддерживает центральные утверждения социальной эпистемологии, поддерживаемые Гольдман (1999). Они используют эпистемические сетевые модели, чтобы поддержать называется «тезисом независимости» — что рациональные группы могут состоять из иррациональных индивидов, а рациональные индивиды могут составлять иррациональные группы.Например, рассмотрим ученика, который проверяет некоторую предпочтительную теорию. В одиночку она может не проверить других успешных теорий, но сообщество, представляющее все разнообразие ожидается, что предпочтительные теории узнают, какая из них лучше.

Мы знаем об учащихся-людях то, что у них есть разные когнитивные и социальные предубеждения, влияющие на то, как они информация от коллег. Одно из них — предвзятость, связанная с конформизмом, или тенденция придерживаться взглядов членов группы, даже если кто-то тайно не согласен с ними (Asch 1951).Уизеролл и О’Коннор (2018, Другое Интернет-ресурсы) показывают, как соответствие может предотвратить принятие успешные убеждения, потому что агенты, которые подчиняются своим соседям, часто не желают передавать достоверную информацию, которая идет вразрез с зерно. Мохсени и Уильямс (2019, Другие интернет-ресурсы) аналогично найти, что соответствие замедляет обучение, также потому что это мешает агентам делиться информации, и потому что члены группы, которые ожидают этого, меньше доверяя своим сверстники. ^[7]

Некоторые авторы использовали варианты эпистемической сетевой модели, чтобы исследовать феномен «поляризации» внутри группы. ^[8] И Олссон (2013), и О’Коннор и Уизеролл (2018) считают версии модели, в которых акторы меньше доверяют свидетельствам (или свидетельство) тех, кто не разделяет их верований. Вакцина скептик, например, мог бы скептически относиться к свидетельствам, которыми поделились врач, но принимая свидетельства другого скептика. Это может привести к стабильным, поляризованным лагерям, каждый из которых игнорирует доказательства и свидетельство, исходящее от другого лагерь. ^[9] Два только что описанных набора результатов помогают ответить на вопрос: в В свете реальных социальных и учебных предубеждений, что может пойти не так? И как можем ли мы сформировать хорошие эпистемологические сети, чтобы противодействовать этим предубеждениям? (Эти вопросы связаны с тем, как мы должны понимать демократию в свете социальной эпистемологии.)

Одно из самых интересных недавних применений сетевой эпистемологии фреймворк включает исследование роли пагубных влиятельных лиц, особенно из индустрии, в эпистемических сообществах. Холман и Брунер (2015) посмотрите на сетевую модель, в которой один агент делится только мошенническими доказательства, предназначенные для поддержки низшей теории. Как они показывают, этот агент может помешать сети достичь успешного консенсуса, запутывая вода с недостоверными данными. Холман и Брунер (2017) и Weatherall et al. al.(готовится к печати) использовать модели сетевой эпистемологии для исследования конкретных стратегии, которые промышленность использовала для влияния на научные исследования. В качестве Холман и Брунер показывают, что промышленность может формировать результативность сообщества через «промышленный отбор» — финансирование только агентов чьи методы склоняют их к желаемым результатам. Weatherall et al. добавить в модель группу «политиков», чтобы показать, как пропагандист может ввести в заблуждение этих государственных агентов, просто поделившись предвзятая выборка реальных результатов, полученных в эпистемической сети.Например, Big Tobacco может собирать реальные независимые исследования. которые случайно не находят связи между курением и раком, и делятся они широко (Oreskes and Conway 2011). Вместе эти два документа дают понимание того, как стратегии, не связанные с мошенничеством, могут формировать научные исследования и вводят общественность в заблуждение.

Одна правда об эпистемических сообществах заключается в том, что отношения имеют значение. Это узы, на которых основываются свидетельства, разногласия и доверие. Эпистемические сетевые модели позволяют философам исследовать процессы влияние в социальных сетях, понимание того, почему социальные связи важны для того, как сообщества формируют убеждения, и думают о том, как создавать лучшие системы знаний.

4.4 Моделирование разнообразия в эпистемических сообществах

Разнообразие возникало несколько раз в нашем обсуждении формальных социальных эпистемология. Кредитные стимулы могут побудить ученых выбрать разнообразие проблем. В сетевых моделях временное разнообразие убеждения необходимы для хорошего исследования. Обратимся теперь к моделям, которые больше бороться с влиянием разнообразия явно. ^[10] Было высказано предположение, что когнитивное разнообразие приносит пользу эпистемологии. сообщества, потому что группа, участники которой начинают с разных предположения, использовать разные методологии или рассуждать по-разному может с большей вероятностью найти истину.

Вайсберг и Малдун (2009) вводят модель, в которой актеры исследуют «эпистемический ландшафт» — сетка, в которой каждый раздел представляет собой научную проблему разной эпистемической важности. На рисунке 3 показан пример такого ландшафта. Ученые случайно разбросаны по ландшафту, и соблюдайте правила поиска, которые к этой важности. Затем следователи могут спросить: насколько хорошо они ученые делают? Обыскали ли они ландшафт полностью? Они нашли пики?

Рисунок 3: Эпистемический пейзаж.Местоположение представляет собой выбор проблемы, а высота представляет собой эпистемологию. значение.

Вайсберг и Малдун используют эту модель, чтобы доказать, что сочетание «Последователи» (ученые, работающие над проблемами, аналогичными другие ученые) и «индивидуалисты» (которые предпочитают исследовать новая местность) лучше, чем каждая группа в одиночку; т.е. существует пользу для познавательного разнообразия. Их выбор моделирования и основной результат подвергались убедительной критике (Alexander et al. 2015; Thoma 2015; Poyhönen 2017; Фернандес Пинто и Фернандес Пинто 2018), но фреймворк был использован другими философами для достижения полезных целей.Thoma (2015) и Poyhönen (2017), например, показывают, что в модифицированные версии модели, когнитивное разнообразие действительно обеспечивает своего рода выгода Вайсберг и Малдун выдвинуть гипотезу. ^[11]

Хонг и Пейдж (2004) используют простую модель, чтобы вывести свои знаменитые Результат «Разнообразие козырей». Агенты сталкиваются с проблемой смоделирован как кольцо с некоторым количеством точек на нем. Каждое место ассоциируется с числом, представляющим его доброту как решение. Агент в модели представлен как конечный набор «Эвристика» или целые числа, например 〈3, 7, 10〉.Такой агент размещается на ринге и может видеть точки 3, 7, и на 10 позиций впереди своего текущего положения. Затем они переходят в в зависимости от того, у кого наибольшее число, пока они не достигнут места, где они больше не могут улучшить свой результат.

Центральным результатом является то, что случайно выбранные групп агентов кто решает задачу вместе, как правило, превосходит группы, созданные из лучших исполнители. Это потому, что у лучших исполнителей похожие эвристики и, таким образом, относительно мало выигрывают от членства в группе, тогда как случайные агенты имеют большее разнообразие эвристик.Этот результат широко цитировался, хотя критика модель либо недостаточна, чтобы показать что-то настолько сложное, как отсутствуют важные репрезентативные особенности, или как неспособность показать, что он утверждает (Thompson 2014; Singer 2019).

К этому моменту мы рассмотрели когнитивное разнообразие. Но мы могли бы также интересоваться разнообразием социальной идентичности в эпистемических сообщества. Социальное разнообразие — важный источник познавательной разнообразия, и по этой причине может принести пользу функционированию эпистемологические группы.Например, разные истории жизни и опыт может привести к тому, что люди будут придерживаться разных предположений и заниматься различными исследовательскими программами (Haraway 1989; Longino 1990; Harding 1991; Хонг и Пейдж 2004). Если да, то мы, возможно, захотим узнать: почему некоторые группы людей часто исключаются из эпистемологической сообщества, подобные академическим? И что мы можем сделать с это?

В недавней работе ученые использовали модели торга для представления академическое сотрудничество. Они показали 1) как возникновение нормы переговоров между группами социальной идентичности могут привести к дискриминация в отношении совместного использования кредита при сотрудничестве (Брунер и О’Коннор, 2017 г .; О’Коннор и Брунер 2019) и 2) почему это может привести к тому, что некоторые группы будут избегать академических кругов, или же объединятся в определенные подполя (Рубин и О’Коннор, 2018).в традиции кредитной экономики, Брайт (2017b) объясняет, почему отмеченный феномен — женщины, как правило, публикуют меньше статей, чем мужчины — могут не указывать на пробел в качестве исследования. Как он указывает , ожидание отказа может привести к тому, что женщины перескочат подготовка документов более высокого качества, чем необходимо для публикации. Этот разрыв способствует недопредставленности женщин в некоторых странах. дисциплины.

Как мы видели в этом разделе, модели могут помочь объяснить, как и когда когнитивное разнообразие может иметь значение для производства знаний сообщество.Они также могут рассказать нам кое-что о том, почему эпистемологические сообщества часто, тем не менее, не могут быть разнообразными в отношении социальная идентичность.

5. Социальная эпистемология и общество

Давайте теперь перейдем к рассмотрению того, как темы социальной эпистемологии пересекаются с важными вопросами о правильном функционировании демократических обществ и вопросы этики социальной знания и обучение.

5.1 Поиск истины в поисках демократии

В нашем изображении социальной эпистемологии до сих пор несколько различных нарисованы мозаики.В некоторых случаях один эпистемический агент ищет эпистемической помощи у другого агента. В остальных случаях коллективный агент ищет ответы на вопросы, используя своих членов в совместном мода. Третий тип случаев, особенно возникший в последнее время. раздел, это то, что мы будем называть «системно-ориентированным» или «Институционально-ориентированное» применение социальных эпистемология.

Под «системой» мы понимаем некую сущность с множеством рабочие «части» и несколько целей, на которые стремится система достигать. Довольно часто возникает вопрос, как лучше всего разработать систему, которая максимизирует достижение или удовлетворение его (наиболее важные) цели с течением времени.Как мы видели, это вопрос, на который философы пытались ответить в отношении структура научных сообществ. Еще один хороший пример такого системы — это политические системы, особенно демократические политические системы. Есть много современных демократических теоретиков, которые акцент на эпистемологических или эпистемологических свойствах демократические институты.

Элизабет Андерсон (2006) фокусируется на вопросе о том, как эпистемологические свойства демократических систем могут быть сконструированы таким образом, чтобы возможная форма демократии.Она предлагает три эпистемические модели демократия: теорема жюри Кондорсе, способность козырей разнообразия результат и экспериментализм Джона Дьюи (см. Landemore 2011). Андерсон поддерживает экспериментальный подход Дьюи. Он подчеркивает важность объединения граждан из разных образа жизни, чтобы определить путем обсуждения основные проблемы они противостоят, и какие решения могут быть наиболее многообещающими. Их различные сферы жизни представляют собой, по сути, ряд экспериментов которые могут помочь им коллективно оценить альтернативные решения, таким образом использование познавательного разнообразия.Андерсон предоставляет убедительная иллюстрация тезиса Дьюи, рассказывая о том, как женщины в южноазиатской деревне смогли лучше управлять своими лесами, когда им была предоставлена ​​возможность более полно использовать свои «Ситуативное знание» (см. Agarwal 2000).

Когда мы размышляем о значении демократии, мы часто имеем в виду (как отправной точкой) правительственная система, которая включает в себя равные право голоса для всех граждан. Небольшое размышление, однако, с готовностью указывает на то, насколько незначительную роль играют простые права голоса.А гражданин может иметь право голосовать за любого из кандидатов на бюллетень. Но это не поможет избирателю добиться положительных результатов. (положительно при ее освещении), если у нее неправильные представления о том, какие именно кандидаты на должность подойдут, если они действительно были избраны, или около какие меры политики будут эффективными (подробнее см. Goldman 1999: 315–348).

Это поднимает вопрос о том, насколько информированные или дезинформированные обычные избиратели и каковы перспективы улучшения настоящего ситуация.Многие политологи показали, что американские избиратели совершенно не осведомлены о фактах из учебников об их правительство. Тем не менее, некоторые лучи света есть. Несколько книг утверждают, что обычные граждане могут понять свой политический мир несмотря на отсутствие подробной информации о политиках и кандидатах (см. Berelson, Lazarsfeld, & McPhee, 1954, и Katz & Lazarsfeld 1955; цитируется в Goldman 1999). Одна полуоптимистическая идея: двухэтапный поток общения от хорошо информированных «Лидеры мнений» для широкой общественности.Этот подход предполагает, что обычные граждане — даже те, кто мало платит внимание к деталям политики — могут узнать, что им нужно знать, как делать правильный выбор, прислушиваясь к мнению экспертов или наркоманов новостей. Подсказки и информационные «ярлыки» доступны, которые могут привести их к тем же ответам, которые более информированы прибывают граждане (ср. Goldman 1999: 318).

Если эта версия верна, это говорит о том, что широкий круг граждан может принимать достаточно «точные» решения при голосовании, если два выполнены условия: (1) есть политические эксперты, чьи знания позволяет им определить, кто был бы хорошим электоральным выбором относительно указанным гражданам; и (2) эти изначально менее информированные граждане способны определить, кто (некоторые из) подлинные эксперты, а кто нет.Способность распознавать подлинный опыт в политические вопросы могут сыграть значительную роль в продвижении описанный выше демократический успех. Однако, как уже отмечалось, это может быть непрофессионалам сложно решить, каким экспертам доверять. И как мы видели в последнем разделе, в нашем обсуждении промышленного влияния на общественное мнение, есть силы, которые работают, чтобы подорвать функционирование демократии, и это часто уводит нас от этого более оптимистичного рисунок. В следующем разделе мы кратко обсудим некоторые связанные вопросы.

5.2 Дезинформация в Интернете

Последний вызов информационному состоянию общества ускоряется распространение дезинформации и дезинформации на Интернет. В Твиттере ложь распространяется дальше и быстрее, чем правда (Темминг 2018а, б). В преддверии президентских выборов в США в 2016 г. выборы, самые популярные фальшивые статьи получили больше репостов в Facebook, реакции и комментариев, чем в главных реальных новостях, согласно Анализ BuzzFeed News.И, как многие задокументировали, в Интернете дезинформация и дезинформация в самых разных формах создали серьезные проблемы по сравнению с общественным мнением и демократическое функционирование.

Пытаясь противодействовать распространению дезинформации, многие в Интернете платформы реализовали алгоритмы. Например, в ответ на «Фейковые новости», программисты создали автоматизированные системы, которые стремятся судить о правдивости онлайн-историй. Исследователи исследуют, какие особенности статьи — самые надежные идентификаторы фейковых новостей (Темминг 2018b: 24).Очевидно, что у такого рода инструментов есть многообещающие как часть предприятия социальной эпистемологии. Но их сила отличать правдивые истории от ложных по-прежнему ограничено надежность. Кроме того, как показали О’Коннор и Уизеролл (2019) указать (опираясь на работу Холмана (2015), который смотрит на оружие гонки между фармацевтическими компаниями и регуляторами) онлайн дезинформация представляет собой своего рода гонку вооружений. Как платформы и программисты и правительства разрабатывают инструменты для борьбы с этим, поставщики дезинформации (Российское государство, различные партизанские отряды, рекламодатели, тролли и т. д.) будут разрабатывать новые методы формирования общественного вера.

Как уже отмечалось, все плохо информированное население может быть не в состоянии эффективно представляют их интересы в демократическом обществе. Для защиты демократическое функционирование, в будущем это будет необходимо для тех бороться с дезинформацией в Интернете, чтобы адаптироваться с помощью лучших инструментов и доступная им теория. Это включает понимание социальных аспекты формирования знаний и убеждений. Другими словами, социальные эпистемология может многое сказать тем, кто столкнулся с трудной задачей защиты демократии от дезинформации.

5.3 Моральная социальная эпистемология

Некоторые недавние авторы стремятся расширить понятие социальной эпистемологии. путем включения моральных или этических элементов. Миранда Фрикер (2007) в Особо внесла значительный вклад в эту литературу. Фрикер вводит понятие «эпистемической несправедливости», который возникает, когда кто-то обижается в качестве знающего. Легко распознаваемая форма такой несправедливости — когда человек или социальная группа несправедливо лишена знаний из-за их отсутствия адекватного доступа к образованию или другим эпистемическим ресурсам.Работа Фрикера также сосредоточена на двух менее очевидных формах эпистемическая несправедливость. Первый — свидетельств о несправедливости , что происходит, когда оратору доверяют меньше, чем ему заслуживает, потому что у слушателя есть предубеждения относительно социальной группы, чтобы которому принадлежит спикер. Второй вид — герменевтических. Кирилл . Это происходит, когда в результате того, что группа социально беспомощные, члены группы не имеют концептуальных ресурсов чтобы понять определенные отличительные социальные переживания.Например, до 1970-х годов жертвы сексуальных домогательств имели проблемы понимание и описание поведения, в котором они жертвы, потому что концепция еще не была сформулирована. Кристофер Hookway (2010) основывается на работе Фрикера и утверждает, что там другие формы эпистемической несправедливости, не связанные со свидетельскими показаниями или концептуальные ресурсы

Эти вопросы имеют отношение к эпистемологии для тех, кто придерживается демократических принципов. общества. Эпистемическая несправедливость может оставить некоторых членов общества плохо подготовлены, чтобы участвовать в дебатах, которые подпитывают хорошо функционирующую демократия.Несправедливость в отношении показаний может предотвратить распространение важных информация и перспективы через сообщество.

Как мы видели в предыдущем разделе, дезинформация может также вызывать эпистемологические угрозы демократическому функционированию. Что касается интернета дезинформации, мы можем спросить: имеем ли мы право на защиту от такая дезинформация? Это приемлемо с моральной точки зрения или даже с моральной точки зрения? обязательно для интернет-платформ или государственных органов для защиты общественное мнение, регулируя и ограничивая дезинформацию? Есть здесь глубокие политические и моральные проблемы, которые мы не можем затронуть в эта запись.Но отметим принципиальное напряжение, которое имеет значение. Свобода слова защищена в большинстве демократических обществ, но часть защита свободы слова такими мыслителями, как Милль (1859 [1966]), заключается в том, что она имеет решающее значение для свободы мысли. Как только мы узнаем этого человека верования глубоко социальны и не всегда следуют Декарту. модель индивидуального, полностью рационального мыслителя, мы можем признать что некоторые виды речи мешают нашей свободе мысли, и в некоторых случаях нам может потребоваться принять решение о защите одного вместо Другие.

Философские новости | Что такое знания?

Изучение знаний — одна из тех постоянных тем, как природа материи в точных науках, которую философия уточняла еще до Платона. Дисциплина, эпистемология , происходит от двух греческих слов эпистема (επιστημη), что означает знание, и логоса (λογος), что означает слово или разум. Эпистемология буквально означает рассуждать о знании. Эпистемологи изучают, что составляет знание, какие вещи мы можем знать, каковы пределы того, что мы можем знать, и даже то, возможно ли вообще что-нибудь знать.

Дать определение знания оказалось непросто, но мы рассмотрим несколько попыток и рассмотрим проблемы, с которыми мы сталкиваемся при этом. Мы посмотрим, как выдающиеся философы боролись с этой темой и как постмодернисты предлагают иную точку зрения на проблему знания. Мы также рассмотрим некоторые современные работы, проводимые в области психологии и философии, которые могут помочь нам понять практические проблемы с ориентированием в огромных объемах информации, которыми мы располагаем, и как мы можем избежать проблем в том, как мы познаем вещи.

Знаем ли мы что-нибудь?

Чтобы ответить на этот вопрос, вы, вероятно, должны иметь некоторое представление о том, что означает термин «знать». Если бы я спросил: «Вы видели флиббертиджиббет сегодня на ярмарке?» Я полагаю, вы не знаете, как ответить. Вы, наверное, начнете с того, что спросите меня, что такое флиббертиджибет. Но большинство взрослых склонны не спрашивать, что такое знания, прежде чем они смогут оценить, есть они у них или нет. Мы просто утверждаем, что знаем кое-что, и я подозреваю, что большинству из нас это довольно удобно.Для этого есть много причин, но, скорее всего, мы подобрали определение с течением времени и получили общее представление о том, что означает этот термин. Многие из нас, вероятно, сказали бы, что знание того, что что-то правда, включает:

1. Уверенность — трудно, если не невозможно отрицать
2. Доказательства — они должны основываться на чем-то
3. Практичность — они должны действительно работать в реальном мире
4. Общее согласие — многие люди должны согласиться, что это правда.

Но если задуматься, у каждого из них есть проблемы.Например, в чем, по вашему утверждению, вы знаете, но в чем вы также уверены? Предположим, что вы не в состоянии алкогольного опьянения, не в состоянии наркотического опьянения или не в каком-то другом состоянии в своем «правильном» уме, и придем к выводу, что вы знаете, что вы читаете статью в Интернете. Вы можете пойти дальше и заявить, что отрицать это было бы безумием. Разве это не возможно, по крайней мере, что вы спите или находитесь в чем-то вроде Матрицы, и все, что вы видите, является иллюзией? Прежде чем вы скажете, что это абсурд, и только те, кто не смог попасть в университетскую футбольную команду, даже задумаются над такими вопросами, можете ли вы быть уверены, что вас не обманывают? В конце концов, если вы находитесь в Матрице, роботы, создавшие Матрицу, заставят вас поверить, что вы не в Матрице и что вы уверены, что нет.

А как насчет критерия «широкого согласия»? Проблема с этим состоит в том, что многие вещи, о которых мы можем заявить, что знаем, не могут быть широко согласованы. Предположим, вы испытываете боль в руке. Боль очень сильная и интенсивная. Вы можете сказать своему врачу, что знаете, что испытываете боль. К сожалению, только вы можете утверждать, что знаете об этом (и в качестве дополнительной проблемы, похоже, у вас нет никаких доказательств этого — вы просто чувствуете боль). Так что, по крайней мере на первый взгляд, кажется, что вы знаете вещи, с которыми другие не согласны.

Эти и многие другие проблемы интригуют философов и затрудняют выработку определения знания. Поскольку трудно дать определение, также трудно ответить на вопрос «что вы знаете?»

Что такое знания?

Как и в случае со многими другими темами философии, трудно прийти к общепринятому определению. Но философы пытались построить его на протяжении веков. С годами в философской литературе сформировалась тенденция, и появилось определение, получившее такое широкое признание, что оно стало известно как «стандартное определение».«Хотя согласие с определением не является универсальным, оно может служить хорошей отправной точкой для изучения знаний.

Определение включает три условия, и философы говорят, что, когда человек соответствует этим трем условиям, он может сказать, что знает, что что-то является правдой. Возьмите констатацию факта: Сиэтлские моряки никогда не выигрывали мировые серии. Согласно стандартному определению, человек знает этот факт, если:

1. Человек считает утверждение истинным
2. Утверждение на самом деле истинным
3. Человек оправдано считает утверждение истинным

Термины, выделенные жирным шрифтом, обозначают три условия, которые должны быть выполнены, и из-за этих условий определение также называют «трехчастным» (трехчастным) определением или для краткости «JTB».По каждому из трех терминов написано много книг, поэтому я могу лишь кратко описать здесь то, что происходит в каждом из них. Сразу скажу, что эпистемологи большую часть времени уделяют третьему условию.

Вера

Во-первых, убеждения — это то, что есть у человек . Убеждения не похожи на камни или гребные лодки, когда вы сталкиваетесь с ними, прогуливаясь по пляжу. Они находятся в вашей голове и обычно рассматриваются как то, каким вы считаете мир (или какой-то его аспект) существующим.Если вы верите, что «Моряки» никогда не выигрывали мировые серии, вы просто соглашаетесь с тем, что — это так же верно, что «Моряки» никогда не выигрывали мировые серии. Обратите внимание, что , принимая , что что-то верно, означает, что то, что вы принимаете , может быть неправильным. Другими словами, это означает, что то, что вы думаете о мире, может не совпадать с тем, как он есть на самом деле. Это означает, что существует различие между верой и истиной. Некоторые философы — особенно постмодернисты и экзистенциалисты — считают, что такое различие невозможно провести, и мы рассмотрим его подробнее ниже.Но в целом философы утверждают, что вера находится в наших головах, а истина — о том, каков мир. На практике вы, как правило, можете выяснить, во что вы или кто-то другой верите, исследуя поведение. Люди обычно будут действовать в соответствии с тем, во что они действительно верят, а не в соответствии с тем, что они говорят, они верят — несмотря на то, что говорит Дилан.

Правда

Что-то правда, если мир действительно такой. Истина не в вашей голове, а «где-то там». Утверждение «Моряки никогда не выигрывало мировую серию» верно, если Моряки никогда не выиграли мировую серию.Первая часть предложения специально заключена в кавычки. Фраза в кавычках означает утверждение, которое мы могли бы сделать о мире, а вторая, не заключенная в кавычки фраза должна описывать то, каков мир на самом деле. Причина, по которой философы пишут утверждения истины таким образом, заключается в том, чтобы придать смысл идее о том, что утверждение о мире может быть неправильным или, точнее, ложным (философы называют часть в кавычках утверждением или предложением ) . Возможно, теперь вы понимаете, почему убеждения отличаются от утверждений истины.Когда вы верите во что-то, вы придерживаетесь этого или принимаете то, что утверждение или предложение истинно. Это может быть ложью, поэтому ваша вера может не «совпадать» с тем, каков мир на самом деле. Подробнее о том, что такое правда, см. В статье Philosophy News «Что такое правда?»

Обоснование

Если семя знания — это вера, что превращает веру в знание? Вот тут-то и появляется оправдание (иногда называемое «ордером»). Человек что-то знает, если у него есть основания полагать, что это правда (и, конечно, это действительно так).Существуют десятки конкурирующих теорий оправдания. Иногда легче описать, когда убеждение не является оправданным, чем когда оно оправдано. В целом философы соглашаются с тем, что человек не оправдан, если его вера:

1. продукт принятия желаемого за действительное (я действительно хочу, чтобы вы любили меня, поэтому я верю, что вы любите меня)
2. продукт страха или вины (вы боятся смерти и поэтому верят в загробную жизнь)
3. сформировано неправильно (вы путешествуете по местности, о которой ничего не знаете, видите белое пятно на расстоянии 500 ярдов и делаете вывод, что это овца)
4. продукт глупая удача или догадки (вы случайным образом формируете убеждение, что у следующего человека, которого вы встретите, будут карие глаза, и оказывается, что у следующего человека, которого вы встретите, карие глаза)

Потому что верования бывают самых разных форм и размеров, и их трудно найти единую теорию оправдания, которая может объяснить все, что мы хотели бы заявить о знании.Вы можете быть правы, полагая, что солнце находится примерно в 93 миллионах миль от Земли, и это сильно отличается от того, что вы были бы правы, полагая, что Бог существует или что у вас небольшая боль в спине. Но даже в этом случае оправдание является критическим элементом любой теории познания и находится в центре внимания многих философских мыслителей.

[Между прочим: хотя JTB обычно считается отправной точкой для определения, это ни в коем случае не последнее слово. Многие философы полностью отвергают формулировку JTB, а другие думают, что, по крайней мере, JTB нужно как-то «исправить».Что касается последней категории, небольшая статья, написанная философом Эдмундом Геттье, действительно вызвала шум, заставивший философов усомниться в том, что JTB достаточно для знания. Статья Геттьера составляла примерно две с половиной страницы (почти неслыханная в философии), но стала настолько важной, что поднимаемые им вопросы известны как проблема Геттье.]

Знания, ориентированные на людей

Вы могли заметить, что описание выше сосредотачивает внимание на человеке.Философы говорят об оправдании отдельных людей, а не об оправдании самих идей или концепций. Это означает, что то, что может считаться знанием для вас, может не считаться знанием для меня. Предположим, вы изучаете экономику и достаточно глубоко изучаете принципы в этой области. Основываясь на том, что вы узнаете, вы приходите к выводу, что психологические установки играют такую ​​же роль в экономическом процветании или депривации, как и политическая среда, которая создает экономическую политику. Предположим также, что я не так много изучал экономику, но я знаю, что хотел бы больше денег в кармане.У нас с вами могут быть очень разные взгляды на экономику, и наши убеждения могут быть оправданы по-разному. То, что вы знаете, может быть не тем, что я знаю, даже если перед нами те же доказательства и аргументы.

Итак, субъективная природа знания частично основана на идее, что убеждения — это вещи, которые есть у людей, и эти убеждения оправданы или не оправданы. Когда вы думаете об этом, это имеет смысл. У вас может быть больше свидетельств или другого опыта, чем у меня, и поэтому вы можете верить тому, чего я не придерживаюсь, или иметь доказательства того, чего у меня нет.Суть в том, что «универсальное знание» — то, что знают все — может быть очень трудно получить. Правда, если она существует, совсем не такая. Истина универсальна. Наш доступ к нему может сильно отличаться.

Рене Декарт и поиск универсального знания

Многим людям не нравится идея, что универсального знания не существует. Философ Рене Декарт (произносится как дневная повозка) был одним из них. Когда он был молодым, его многому научили родители, учителя, священники и другие авторитеты.Повзрослев, он, как и многие из нас, начал обнаруживать, что многое из того, чему его учили, было либо ложным, либо весьма сомнительным. По крайней мере, он обнаружил, что не может быть уверен в том, что было у многих его учителей. В то время как многие из нас понимают это, справляются с этим и двигаются дальше, Декарта это глубоко беспокоило.

Однажды он решил заняться проблемой. Он спрятался в хижине и попытался усомниться во всем, в чем не мог быть уверен. Поскольку было непрактично сомневаться во всех своих убеждениях, Декарт решил, что будет достаточно подвергнуть сомнению основы его системы убеждений, и остальная часть структуры «рухнет сама по себе».«Сначала он рассматривает вещи, в которые он пришел, с помощью пяти чувств. Для большинства из нас это довольно стабильные предметы, но Декарт обнаружил, что довольно легко усомниться в их истинности. Самая большая проблема в том, что иногда чувства могут быть обманчивыми. … И в конце концов, мог ли он быть уверен, что он не сошел с ума или не спал, когда увидел ту книгу или попробовал этот мёд? Так что, хотя они и могут быть достаточно надежными, чувства не дают нам уверенности — именно это и хотел Декарт.

Затем он посмотрел на математику.Если уж точно можно найти, то он должен быть здесь. Он рассуждал, что результаты математических формул и теорем справедливы как во сне, так и в бодрствовании, так что, по крайней мере, они работают лучше, чем чувства. Но он разработал аргумент, от которого не мог избавиться в математике. Предположим, что есть злой гений, думал он, который «в высшей степени могущественен и умен» и был склонен обмануть Декарта и развил математику как средство для осуществления его злых обманов (сейчас на ум приходит The Matrix ).Декарт обнаружил, что невозможно исключить такую ​​возможность. Неважно, маловероятно это или нет. Декарт искал определенности, и если есть хотя бы небольшая вероятность того, что его обманывают, ему пришлось выбросить и математику.

К сожалению, это оставило Декарту некуда обратиться. Он обнаружил, что может относиться ко всему скептически и не может найти определенной основы для своих знаний. Но затем он наткнулся на кое-что, изменившее современную эпистемологию.Он обнаружил, что в одном он не мог сомневаться: в том, что он был мыслящим существом. Чтобы усомниться в этом, ему придется подумать. Он рассудил, что невозможно в чем-то сомневаться, не думая о том, что сомневаетесь. Если он думает, значит, он должен быть мыслящим существом, и поэтому он обнаружил, что невозможно сомневаться в том, что он был мыслящим существом.

Эта, казалось бы, небольшая, но важная истина привела к его самому известному вкладу в западную мысль: cogito ergo sum (я думаю, следовательно, я).Некоторые ошибочно думают, что Декарт подразумевал под этой идеей, что он считает себя существующим. Но его точка зрения была вовсе не в этом. Он заявлял о знании. На самом деле Декарт говорил так: я думаю, следовательно, я знаю, , что я.

История Декарта на этом не заканчивается, но в остальном я отсылаю вас к списку литературы ниже, чтобы копнуть глубже. История Декарта призвана проиллюстрировать глубину проблем эпистемологии и то, насколько трудна и редка определенность, если она возможна — есть множество философов, которые думают, что либо проект Декарта провалился, либо он создал совершенно новый набор идей. проблемы, которые еще более трудноразрешимы, чем та, которую он намеревался решить.

Постмодернизм и знания

Постмодернистская эпистемология — это растущая область изучения и относительно новая на сцене по сравнению с определениями, которые вышли из аналитической традиции в философии. В целом, однако, это означает принятие определенного, скептического, отношения к определенности и субъективного взгляда на веру и знания. Постмодернисты считают истину гораздо более подвижной, чем классические (или модернистские) эпистемологи. Используя термины, которые мы узнали выше, они отвергают идею о том, что мы когда-либо можем быть полностью оправданы, полагая, что наши убеждения совпадают с тем, каков мир на самом деле.Мы не можем знать того, что знаем.

Перспектива в центре

Чтобы иметь уверенность, утверждают постмодернисты, нам нужно иметь возможность «стоять вне» наших собственных убеждений и смотреть на свои убеждения и мир без каких-либо ментальных линз или перспективы . Это похоже на размышление о том, каково было бы наблюдать, как мы встречаем кого-то в первый раз? Мы не можем этого сделать. Мы можем наблюдать за событием встречи на видео, но опыт встречи и встречи доступен только нам.У нас есть этот опыт только «изнутри» нашего разума и тела. Поскольку невозможно оставаться вне нашего разума, все составляющие нашего разума влияют на наше представление о том, что является правдой. Наш интеллектуальный и социальный фон, наши предубеждения, наши настроения, наша генетика, другие убеждения, которые у нас есть, наши симпатии и антипатии, наши страсти (мы можем поместить все это под ярлыком нашей «когнитивной структуры») — все это влияет на то, как мы воспринимаем то, что есть правда о мире. Кроме того, говорят постмодернисты, невозможно отказаться от этих влияний или линз.Мы можем снизить интенсивность здесь и там и прийти к распознаванию предубеждений и наверняка приспособиться к ним. Но невозможно полностью избавиться от всех линз, которые окрашивают наш взгляд на вещи, и поэтому невозможно быть уверенным, что мы добираемся до истины «где-то там».

Многие называют проблему постмодернистского подхода. Обратите внимание: как только постмодернист заявляет об истине и знании, он, кажется, делает заявление об истине! Если все убеждения рассматриваются через призму, как мы узнаем, что убеждения постмодернистов «правильны»? Это хороший вопрос, и постмодернист мог бы ответить, сказав: «У нас нет!» Но тогда зачем в это верить? Из-за этой очевидной проблемы многие постмодернисты пытаются просто жить с постмодернистским «отношением» к эпистемологии и избегать заявлений о том, что они делают заявления, которые вписываются в традиционные категории.Мы должны изменить нашу точку зрения, чтобы понять претензии.

Соглашение о сообществе

Безусловно, постмодернисты, как правило, ведут себя так же, как и все мы, когда дело доходит до взаимодействия с миром. Они водят машины, летают на самолетах, создают компьютерные программы и пишут книги. Но как это возможно, если они так гибко смотрят на знания? Постмодернисты вообще не избегают правды. Они отвергают идею о том, что убеждения любого человека по этому поводу могут быть достоверными. Скорее, они утверждают, что истина возникает в результате согласия сообщества. Предположим, ученые пытаются определить, нагревается ли планета и что причиной этого являются люди. Это сложный вопрос, и постмодернист мог бы сказать, что если большинство ученых согласны с тем, что Земля нагревается и что причиной являются люди, то это правда. Обратите внимание, что критерий «истины» состоит в том, что ученых согласны с . Если использовать приведенную выше таксономию, это было бы «условием обоснования». Таким образом, мы могли бы сказать, что постмодернисты принимают первое и третье условия трехстороннего взгляда, но отвергают второе условие: идею о том, что существует истина, которую убеждения должны согласовывать с истиной вне нашего разума.

Когда вы думаете об этом, многие из того, что мы называем «фактами», определяется именно таким образом. Многие годы ученые верили в вещество под названием «флогистон». Флогистон — это вещество, которое существует в определенных веществах (например, дереве и металле), и когда эти вещества сжигаются, к веществу добавляется еще флогистон. Считалось, что флогистон имеет отрицательный вес, поэтому при горении вещи становились легче. С тех пор эта теория была отвергнута и заменена более изощренными взглядами на кислород и окисление.

Итак, верна ли теория флогистона? Модернист будет утверждать, что это не так, потому что с тех пор было показано, что это ложь. Это ложь сейчас и была ложью тогда, хотя ученые считали, что это правда. Представления о флогистоне не соответствовали реальному миру, так что это было ложью. Но постмодернист мог бы сказать, что теория флогистона верна для ученых, которые в нее верили. Теперь у нас есть и другие верные теории. Но тогда теория флогистона была не менее верна, чем кислородная теория.Кроме того, они могут добавить, откуда мы знаем, что кислородная теория действительно правда ? Теория кислорода тоже может быть вытеснена когда-нибудь, но сегодня это не делает ее менее верной.

Знание и умственная жизнь

Как и следовало ожидать, философы — не единственные, кого интересует, как работают знания. Психологи, социологи, когнитивисты и нейробиологи также интересовались этой темой, и с развитием области искусственного интеллекта даже компьютерные ученые включились в игру.В этом разделе мы рассмотрим, как работа, проводимая в психологии и поведенческой науке, может помочь нам понять, как работает человеческое знание.

До сих пор мы рассматривали структуру знания после формирования убеждений. Многих мыслителей интересует, как само формирование убеждений связано с нашим восприятием того, что, как мы думаем, мы знаем. Другими словами, мы можем сформировать убеждение, что что-то правда, но то, как наш разум сформировал это убеждение, имеет большое влияние на то, почему мы думаем, что знаем это. Наука обнаруживает, что во многих случаях процесс формирования убеждения где-то шел не так, и наш разум на самом деле обманом заставил нас поверить в его истинность.Эти умственные уловки могут быть основаны на хороших эволюционных принципах: они (или, по крайней мере, были в какой-то момент в нашем прошлом) способствуют выживанию. Но мы можем не осознавать эту уловку и быть полностью убежденными в том, что мы сформировали веру правильным образом и, следовательно, обладаем знаниями. Широкий термин, используемый для этого явления, — «когнитивная предвзятость», а ментальные предубеждения оказывают значительное влияние на то, как мы формируем убеждения и наше восприятие формируемых убеждений. ¹

Связано с предвзятостью

Когнитивная предвзятость — это обычно бессознательная «ментальная уловка», которую разыгрывает наш разум, которая заставляет нас формировать убеждения, которые могут быть ложными или направлены на одни факты и не учитывают другие, чтобы эти убеждения совпадали. к другим вещам, в которые мы верим, способствует психической безопасности или дает основания для оправдания приверженности набору целей, которых мы хотим достичь.Проще говоря, ментальные предубеждения заставляют нас формировать ложные представления о себе и мире. Тот факт, что наш разум делает это, не обязательно является преднамеренным или злонамеренным, и во многих случаях результаты этих ложных убеждений могут быть положительными для человека, который их придерживается. Но эпистемологи (и специалисты по этике) утверждают, что цель не всегда оправдывает средства, когда дело доходит до формирования убеждений. Как правило, мы хотим формировать истинные убеждения «правильным» способом.

Эрнест Беккер в своей важной книге, получившей Пулитцеровскую премию « Отрицание смерти », пытается понять психологию, лежащую в основе того, почему мы формируем те убеждения, которые у нас есть.Он также исследует, почему мы можем быть закрыты для альтернативных точек зрения и почему мы склонны становиться апологетами (защитниками) тех точек зрения, которых придерживаемся. Один из его аргументов состоит в том, что мы, люди, строим эго (во фрейдистском смысле; то, что он называет «броней характера») из убеждений, которых мы придерживаемся, и эти убеждения, как правило, придают нам смысл, и они укрепляются, когда все больше людей придерживаются того же мнения. смотровая площадка. В особенно жгучем отрывке он пишет:

Каждый человек думает, что у него есть формула победы над жизненными ограничениями, и он авторитетно знает, что значит быть мужчиной [Н.Б. под словом «мужчина» Беккер означает «человек» и использует местоимения мужского рода, поскольку это было обычной практикой, когда он писал книгу], и он обычно пытается привлечь поклонников для своего особого патента. Сегодня мы знаем, что люди так стараются убедить новообращенных в своей точке зрения, потому что это больше, чем просто взгляд на жизнь: это формула бессмертия. . . в вопросах бессмертия у всех одинаковое самодовольное убеждение. Это кажется извращенным, потому что каждая диаметрально противоположная точка зрения высказывается с одинаковой сводящей с ума уверенностью; и столь же безупречные власти придерживаются противоположных взглядов! (Беккер, Эрнест. Отрицание смерти, с. 255–256. Свободная пресса.)

Другими словами, убежденность в том, что наша точка зрения верна и побеждает обращенных к этой точке зрения, — это то, как мы утверждаем себя как значимые и значимые личности, и эта склонность глубоко укоренилась в нашем психологическом оснащении. Это не только причина того, почему предубеждения так распространены, но и то, что их трудно обнаружить. Мы, как утверждает Беккер и другие, склонны к предвзятости. Джонатан Хайдт соглашается и заявляет, что разум и логика — это не только лекарство, но и основная часть проводников, вызывающих это явление.

Любой, кто ценит истину, должен перестать поклоняться разуму. Нам всем нужно внимательно взглянуть на доказательства и увидеть их обоснование. Французские ученые-когнитивисты Хьюго Мерсье и Дэн Спербер недавно провели обзор обширной исследовательской литературы по мотивированным рассуждениям (в социальной психологии) и о предубеждениях и ошибках рассуждений (в когнитивной психологии). Они пришли к выводу, что большинство странных и удручающих результатов исследований имеют смысл, если вы видите, что рассуждение эволюционировало не для того, чтобы помочь нам найти истину, а для того, чтобы помочь нам участвовать в спорах, убеждении и манипуляциях в контексте дискуссий с другими людьми.(Хайдт, Джонатан. Праведный разум: почему хорошие люди разделяются политикой и религией (стр. 104). Knopf Doubleday Publishing Group.)

Предубеждения и формирование убеждений

Исследования в области социальных наук и психологии открывают множество способов в котором наш разум разыгрывает эти умственные трюки. Например, Даниэль Канеман обсуждает влияние эмоционального прайминга на формирование последующей идеи. В одном исследовании, когда участников спрашивали о счастье в связи с их романтическими переживаниями, те, у кого было много свиданий в прошлом, сообщали, что они счастливы за свою жизнь, в то время как те, у кого свиданий не было, сообщили, что они одиноки, изолированы и отклоненный.Но затем, когда их впоследствии спросили об их счастье в целом, они наложили контекст своего счастья на свиданиях на свое счастье в целом, независимо от того, насколько хорошо или плохо складывалась их оставшаяся жизнь. Если бы человек оценил свое общее счастье как «очень счастливое», когда ему задавали вопросы только об общем счастье, он мог бы оценить свое общее счастье как «несколько счастливое», если бы ему задали вопросы об их романтическом счастье незадолго до этого, а его романтическое счастье было бы большим. отрицательный, чем положительный.

Этот тип прайминга может существенно повлиять на то, как мы воспринимаем истину. Когда нас спрашивают, нужно ли нам больше контролировать оружие или следует ограничивать употребление жирной пищи, это изменится сразу после местной стрельбы или после того, как кто-то испугался сердца. Одна и та же ситуация будет иметь два разных ответа от одного и того же человека в зависимости от того, был ли он настроен или нет. Джонатан Хайдт приводит похожие примеры.

Психологи теперь имеют картотеки, полные находок по «мотивированному рассуждению», демонстрирующих множество уловок, которые люди используют, чтобы прийти к нужным им выводам.Когда испытуемым говорят, что тест интеллекта дал им низкий балл, они предпочитают читать статьи, критикующие (а не поддерживающие) валидность тестов IQ. Когда люди читают (вымышленное) научное исследование, в котором сообщается о связи между потреблением кофеина и раком груди, женщины, которые много пьют кофе, находят в исследовании больше недостатков, чем мужчины и женщины, употребляющие меньше кофеина. (Хайдт, стр. 98)

Есть много других предубеждений, которые влияют на наше мышление. Когда мы задаем вопрос «что такое знание?» это исследование должно быть частью того, как мы отвечаем на вопрос.Предубеждения и их влияние подпадают под широкую категорию условия оправдания, которое мы рассматривали ранее, и исследование должно дать информацию о том, как мы смотрим на то, насколько оправданы убеждения. Обоснование — это не просто применение философской формулы. Когда мы пытаемся оправдать убеждения и превратить их в знания, играет множество психологических и социальных факторов. ² Мы также можем видеть, как это исследование подтверждает философскую позицию постмодернистов.По крайней мере, даже если мы считаем, что можем преодолеть наши предубеждения и стать «ближе к истине», у нас, по крайней мере, есть веские причины быть осторожными с тем, что мы утверждаем как истина, и занять предварительную позицию по отношению к истине. наших убеждений.

В наши дни, когда «фейковые новости» вызывают серьезную озабоченность, а объем информации, за которую мы несем ответственность, растет с каждым днем, то, как мы оправдываем свои убеждения, становится еще более важным делом. Я воспользуюсь последней цитатой Хайдта, чтобы завершить этот раздел:

И теперь, когда у всех нас есть доступ к поисковым системам на наших мобильных телефонах, мы можем вызывать команду поддерживающих ученых для почти любого заключения круглосуточно. .Независимо от того, что вы хотите верить о причинах глобального потепления или о том, может ли плод чувствовать боль, просто погуглите свое мнение. Вы найдете партизанские веб-сайты, на которых резюмируются, а иногда и искажаются соответствующие научные исследования. Наука — это шведский стол, и Google поможет вам выбрать подходящее для вас исследование. (Haidt, pp. 99-100)

Придание знаний практическому применению

Что ж, большинство из нас не похожи на Декарта. У нас на самом деле есть жизни, и мы не хотим тратить время на попытки выяснить, не жестокая ли мы шутка какого-то подпольного сумасшедшего ученого.Но на самом деле нас действительно волнует эта тема, «знаем» мы это или нет. Немного размышлений показывает, насколько на самом деле важно иметь твердое представление о знаниях, и если потратить некоторое время на более глубокие размышления о знаниях, на самом деле это может помочь нам стать лучше в познании.

На самом деле, знания — это корень многих (осмелюсь сказать, большинства) проблем, с которыми мы сталкиваемся в данный день. Как только вы преодолеете основы выживания (хотя даже такие элементарные вещи, как поиск достаточного количества еды и жилья, связаны с проблемами, связанными со знаниями), мы сталкиваемся с проблемами знаний почти на всех фронтах.Вопросы о знаниях варьируются от более крупных и весомых вопросов, таких как выяснение того, кто наши настоящие друзья, что делать с нашей карьерой или как проводить время, за какого политика голосовать, как тратить или инвестировать наши деньги, или должны ли мы быть религиозным или нет, более приземленным, например, какое снаряжение купить для нашего хобби, как решить спор между детьми, куда пойти пообедать или какую книгу почитать в свободное время. Мы принимаем решения, основанные на знаниях, весь день, каждый день, и некоторые из этих решений глубоко влияют на нашу жизнь и жизнь окружающих нас людей.

Итак, все эти решения, которые мы принимаем в отношении факторов, влияющих на наш образ жизни и образ жизни других людей, основаны на нашем взгляде на знания — нашей эпистемологии . К сожалению, немногие тратят достаточно времени на размышления о корнях своих решений, и многие делают выбор знаний, исходя из того, как они выросли (моя мама всегда голосовала за республиканцев, и я буду), что проще всего (если я не верю в Бога, я буду избегают мои друзья и семья), или просто старомодная добрая лень. Но из всех вещей, на которые стоит потратить время, кажется, что размышления о том, как мы узнаем вещи, должны быть в верхней части списка, учитывая центральную роль, которую они играют практически во всем, что мы делаем.

Обновлено в январе 2018 г .: удален устаревший материал и проведена общая очистка; добавлен раздел о когнитивных предубеждениях.
Обновлено в марте 2014 г .: удалена ссылка на датированные события; удален раздел о мысленном эксперименте; добавлен раздел о постмодернизме; незначительные изменения форматирования

---

1. В то время как многие мыслители писали о когнитивных предубеждениях в той или иной форме, Джонатан Хайдт в своей книге «Праведный разум» и Даниэль Канеман в своей книге «Мышление быстро и медленно» проделали плодотворную работу по систематизации и предоставлению достоверных данных. о том, как работает разум, когда дело доходит до формирования убеждений и предубеждений.Конечно, предстоит еще много работы, но эти книги, частично по философии, частично по психологии, частично по социальным наукам, обеспечивают основу для дальнейших исследований в этой области. Область изучения уже обширна и продолжает расти, поэтому я могу лишь вкратце описать влияние нашего разума и других факторов на формирование убеждений. Я отсылаю читателя к исходному материалу по этой теме для дальнейшего изучения (см. Список литературы ниже).

2. Стратегию того, как мы можем приспособиться к этим естественным предубеждениям, которые, кажется, создает наш разум, можно найти в статье Philosophy News «Как спорить с людьми».Я также рекомендую отличную книгу Кэрол Двек « Mindset ».

Для дальнейшего чтения

• Эпистемология: классические проблемы и современные ответы (элементы философии) Лоуренс Бонжур. Одно из лучших введений в теорию познания. Написанная на уровне колледжа, эта книга должна быть доступна для большинства читателей, но при этом иметь под рукой хороший философский словарь.
• Вера, обоснование и знание: Введение в эпистемологию (Основные вопросы Уодсворта в серии философии) Роберта Ауди.Эта книга использовалась в качестве учебника на курсах по эпистемологии в колледжах, поэтому может быть немного за пределами досягаемости для обычного читателя. Тем не менее, он дает хороший обзор многих вопросов теории познания и является прекрасным учебником для всех, кто интересуется этим предметом.
• Теория познания: классические и современные чтения Луи Поймана. По-прежнему одна из лучших книг по первоисточнику. Отредактированные статьи содержат полезные введения, а Пойман охватывает ряд источников, так что читатель получит хороший обзор со многих сторон вопроса.Написано в основном как учебник.
• Материал мысли: язык как окно в человеческую природу Стивена Пинкера. Хотя книга Пинкера не является строго книгой о знаниях как таковых, она интересна, доступна и является хорошим источником обзора некоторых современных работ, выполняемых в основном в области точных наук.
• «Избранные принципы философии» Рене Декарта . Хорошее место, чтобы получить известия от самого Декарта.
• Кости Декарта: Скелетная история конфликта между верой и разумом Рассела Шорто.Эта книга написана как история, так что это не совсем философский фолиант. Тем не менее, он дает обычному читателю некоторое представление о том, с чем имели дело Декарт и его современники, и читается весело.
• На чуши Гарри Франкфурта. Складывается ощущение, что Франкфурт немного насмехался над маленьким, увлекательным трактатом. Это скорее комментарий к социальному аспекту эпистемологии, и его стоит прочитать только по этой причине. Делает отличный подарок!
• На правде Гарри Франкфурт.Вроде На фигня но по правде.
• Свод правил для аргументов Энтони Уэстона. Удобный справочник по построению логических аргументов. Это прекрасная маленькая книжка, которую можно держать на полке, независимо от того, чем вы зарабатываете себе на жизнь.
• Ордер: текущие дебаты Элвина Плантинги. Сейчас, когда ему больше 25 лет, слово «актуальное» в названии может показаться анахронизмом. Тем не менее, многие из проблем, которыми занимается Плантинга, сегодня с нами, и его рассказ, несомненно, просветит и подстегнет нас для дальнейшего изучения.
• «Мыслить быстро и медленно» Даниэль Канеман. Книга для начала исследования когнитивных предубеждений.
• Праведный разум Джонатана Хайдта. Хорошая книга, в которой рассказывается о когнитивных предубеждениях, а также о том, почему люди формируют и придерживаются убеждений, и как начать разговор о них.
• Отрицание смерти Эрнеста Беккера. Нео (или это пост?) Фрейдистский анализ того, почему мы делаем то, что делаем. Важное чтение для лучшего понимания того, почему мы формируем свои убеждения.
• Мышление: новая психология успеха Кэрол С. Двек. Название читается как книга самопомощи, но на самом деле содержание основательно и полезно для разработки подхода к формированию идей и обмену ими.

Знание: примеры и определение | Философские термины

I. Определение

Английское слово knowledge может означать знакомство, способность (ноу-хау), теоретическое знание (knowledge-that) или записанное знание. Он может быть явным, например, в утверждении, неявным, например, в том, что вы знаете, как ходить, или и тем и другим, например, в знании языка.

Знание — одна из величайших идей в религии, философии и науке, близкая к идеям «истина» и «реальность». Платон классно определил знание как «обоснованную истинную веру». Философы согласны с тем, что это определение неполное, но это хорошее место для начала: идея, которая является истинной (которая была оправдана).

В религии или духовности знание может относиться к знанию духа, бога (ов), трансцендентной реальности, сознания или природы.В некоторых религиях этот вид знания исходит из веры словам священного писания или духовенства, в то время как в других он приходит через прямой личный опыт, который известен как «мистицизм». Все основные религии включают как теоретические, так и мистические традиции. Теоретические религиозные знания включают в себя такие вещи, как десять заповедей и историю из Книги Бытия. Мистическое знание является результатом медитации или других практик, изменяющих сознание, таких как христианский гностицизм, еврейская каббала и исламский суфизм.Все основные религии также ценили стипендию в целом, по крайней мере, в некоторых из своих сект или в определенные периоды времени, хотя некоторые пытались ограничить ученых своими собственными религиозными убеждениями (см. Раздел 2)

Философы также разделились между этими двумя виды знаний — теоретические и прямые. Западная философия, из которой родилась наука, всегда была одержима теоретическими знаниями, такими как измерение, язык и логика. На Востоке философия была тесно связана с мистическими духовными практиками.Но многие западные философы также обсуждали прямое знание, мистическое или иное, в то время как восточная философия также произвела обширную литературу, касающуюся логики и теоретического знания. Как узнать что-либо наверняка. всегда было самой фундаментальной проблемой в философии, поскольку это необходимая основа для всей другой философии и науки (см. Раздел 3).

Наука — это, по сути, поиск теоретических знаний, которые на Западе рассматриваются как высшая и надежная форма знания, потому что у нас есть метод проверки ее достоверности (в определенных пределах).Поскольку таким способом можно проверить только измеримые вещи, наука стала привержена идее о том, что «реальность» означает «физическое, наблюдаемое и объективное». Квантовая физика, антропология и когнитивная наука в некоторой степени поставили эти предположения под сомнение, но не способами, которые неизбежно ставят под угрозу научный метод; двадцатый век поставил новые вопросы о природе реальности и знания, но научный метод остается лучшим из известных нам методов получения знаний.

II. История знаний

В зависимости от того, насколько узко или широко вы определяете знание, его история может восходить к началу жизни или просто к Древней Греции. Все живые существа воплощают в себе некоторые ноу-хау в самом широком смысле, а некоторые аспекты жизни на Земле — ДНК, иммунная система и кишечник — кажется, в некотором смысле обладают знаниями о теле, уме, окружающей среде и других аспектах. живые существа, например, бактерии. Обезьяны и некоторые другие животные могут развивать знания в более человеческом смысле, например, когда шимпанзе учатся у своих родителей, как использовать камни и палки для добычи пищи.

Человеческие знания в доисторические времена демонстрируются артефактами, такими как инструменты, здания и предметы искусства, возраст которых насчитывает почти 50 000 лет. Но первым свидетельством истинного осознания знания, вероятно, является изобретение письма в то же время, что и первые города-государства на Ближнем Востоке, 5000 лет назад. Более 2000 лет истории и культуры, последовавшие за этим изобретением, но до Древней Греции, привели к появлению огромного количества письменных работ, но без особого внимания, если таковое вообще было, для того, чтобы отличить знание от веры, воображения, легенды, мифологии или слухов.Они, безусловно, записали много того, что они могли бы считать знаниями, например, астрономию, историю и медицину, но до Древней Греции мало кто делал какие-либо попытки определить истинность своих знаний.

Насколько нам известно, древние греки были первыми, кто теоретизировал о знании как о «истине, подтвержденной свидетельствами», хотя философы на Востоке также делали это примерно в то же время. Даже тогда, хотя некоторые греческие философы считали знание относящимся только к обоснованным фактам о физической реальности, многие все еще верили в врожденное или непосредственное знание духа, природы или морали.Те, кто выражал скептицизм в отношении традиционных религиозных верований, в некоторых случаях и в некоторых местах могли быть осуждены как еретики и приговорены к смертной казни. И Сократа, и Эпикура обвиняли в ереси за пропаганду скептицизма, хотя они оба утверждали, что верят в богов (в отличие от Сократа, Эпикуру это сошло с рук). Греческие философы, такие как Аристотель, Евклид, Пифагор и другие, заложили основы математики и логики для современной науки, в то время как большинство из них утверждали, что верят и в духовное знание.

Во времена Древней Греции и Рима Восток также находился в процессе развития философских знаний, особенно в обширной литературе индуистской и буддийской философии в Индии, Тибете и Китае. Хотя они подчеркивали духовное знание, открытое через созерцание, они также разработали системы логики и философии истины, столь же сложные, как западные, — большая часть которых остается непереведенной.

Тем временем наступили темные века католического господства и серьезно затруднили западную науку на 1000 лет, в то время как научные знания продолжали развиваться, то и дело, в более свободомыслящих исламских, индийских и китайских цивилизациях.Считается, что европейское Возрождение частично вызвано восприятием в Европе научных и философских идей, взятых из исламской Османской империи во время крестовых походов. Многие современные западные науки, такие как химия, астрономия и алгебра, изобилуют арабскими словами, унаследованными от того времени.

В течение 17 и 18 веков рационализм и эмпиризм трансформировали европейское отношение к знанию в то, что мы сегодня считаем научным мировоззрением.Сэр Фрэнсис Бэкон четко определил научный метод, и многие ученые, такие как Исаак Ньютон, использовали этот метод для получения более надежных и всеобъемлющих теоретических знаний о природе, чем когда-либо прежде. По иронии судьбы, это было началом процесса, кульминацией которого стало то, что многие, возможно, большинство современных ученых стали рассматривать мистическое знание как не что иное, как заблуждение и суеверие, хотя некоторые из величайших ученых, такие как Ньютон, сами были мистиками.

В начале 20-го ^{-го и} века произошла еще одна великая революция в знаниях, которые еще предстоит полностью усвоить многими людьми — открытия того, что истинное зависит от того, как что-то наблюдается, в какой системе отсчета и выражено на каком языке.Хотя некоторые могут возразить, что культурная относительность неприменима к знаниям о физическом мире, новые разработки в самой физике доказали, что свойства физического мира частично определяются тем, как вы на него смотрите.

Некоторые философы 19 ^-го века, такие как Ницше, уже подозревали, что не может быть такой вещи, как объективная истина, то есть никакого истинного знания, и эта точка зрения уже получила широкое распространение еще до физики, психологии, антропологии и т. Д. лингвистика и другие области начали его оправдывать в 20 ^-м веках.Это подводит нас к величайшему спору о знании — существует ли оно, и если да, то что мы можем знать наверняка?

III. Споры о знаниях

Существует ли такое понятие, как знание, и в чем мы можем быть уверены?

Вы слышали версию поговорки: «Истинная мудрость — это знание того, что вы ничего не знаете». Вариации этого высказывания приписывались Конфуцию, Сократу и другим великим мудрецам. Конечно, в каком-то смысле эта фраза просто восхваляет смирение, и, возможно, вы никогда не задумывались о более радикальном ее значении — о том, что никто никогда ничего не может знать по-настоящему.Эта идея всегда преследовала философию и науку, цель которых — открытие истины (т.е. знания).

Греческие скептики были одними из первых философов, которые настаивали на том, чтобы подвергать сомнению все истины. Буддизм и даосизм, появившиеся в Китае примерно в то же время, высказали родственную идею — что реальность по своей сути не поддается словам, поэтому никакое словесное утверждение не может представлять знание. Большинство лингвистов, психологов и антропологов согласны с этим, в то время как многие математики и ученые, кажется, полагают, что теоретически возможно при использовании достаточного количества слов или правильной математики для представления подлинного знания.

Однако математика и естествознание доказали, что даже если знание невозможно, оно всегда должно быть неполным. Математик Курт Гёдель доказал, что всегда должны быть истинные утверждения, которые нельзя доказать. Квантовая физика доказала, что свойства субатомных частиц можно определить только в определенных пределах. А лингвисты показали, что язык и логика гораздо менее буквальны, чем кажется, поставив под сомнение объективность многих научных языков.

Подобные идеи всегда разочаровывали людей, которые верят, что абсолютное знание возможно, будь то религиозное или научное. Но искренняя вера в объективное знание может быть только верой. Таким образом, даже ученые и философы с догматическими идеями признают, что открытие знания зависит от некоторой степени скептицизма.

Несколько философов пытались решить вопрос о том, что можно знать наверняка. Как вы, наверное, слышали, Декарт остановился на «Я думаю, следовательно, я существую», однако буддисты утверждают, что если вы будете медитировать дальше, вы поймете, что «я» и «есть» также могут подвергаться сомнению, и единственное, что остается, — это сознание. без «я».Эдмунд Гуссерль попытался создать метод, позволяющий делать только истинные утверждения, названный феноменологической редукцией ; По сути, он учил, что единственное, что каждый может знать наверняка, — это то, что он испытывает то-то и то-то в данный момент. Это стало одной из основополагающих идей экзистенциализма, который рассматривает сиюминутный опыт как самую фундаментальную реальность, а не какую-либо трансцендентальную сферу.

Философия конца двадцатого века переварила осознание того, что все выраженные знания должны интерпретироваться относительно культуры и языка, что побудило многих снова отрицать возможность абсолютного знания.Большинство образованных мыслителей сегодня, кажется, согласны с этой идеей в принципе, но многие игнорируют ее и действуют так, будто математика, наука или мистицизм открывают доступ к реальным знаниям. Это не столько форма невежества, сколько прагматизм; даже если нет совершенных знаний, естественные науки, математика, философия и мистицизм по-прежнему дают нам возможность узнать много нового о реальности.

IV. Цитаты о знаниях

Цитата № 1 :

«Философия… это наука, и как таковая не имеет символов веры; соответственно, в нем нельзя допустить ничего существующего, кроме того, что либо положительно дано эмпирически, либо продемонстрировано посредством несомненных выводов.”- Артур Шопенгауэр, Parerga and Paralipomen

Здесь Шопенгауэр резюмирует научную позицию в отношении знания. Под «позитивным» он подразумевает философию позитивизма, что означает, что только измеримые физические явления считаются наблюдаемым знанием. Под несомненным он имеет в виду «подтверждено здравой логикой». Однако заметьте, что это только критерии того, что может быть « предполагается, что существует». Шопенгауэр не исключает рассмотрения и исследования менее надежных знаний; Фактически, он был одним из первых современных западных философов, интересовавшихся восточной философией.

Цитата № 2:

«Я был и остаюсь ищущим, но я перестал сомневаться в звездах и книгах; Я начал слушать учение, которое шепчет мне моя кровь ».
— Герман Гессе, Демиан. Die Geschichte von Emil Sinclairs Jugend

Эта поэтическая цитата может представлять альтернативу теоретическому знанию — прямое (мистическое) знание реальности. Гессе написал много художественной литературы о мистицизме, такой как его самый любимый роман Siddhartha .Здесь он описывает опыт, знакомый многим начитанным людям, когда он устает от слов и явных знаний и его привлекает бессловесное знание (если это то, что оно есть), доступное через чуткое внутреннее наблюдение.

Цитата № 3 :

«Зажечь свечу — значит отбросить тень…» — Урсула К. Ле Гуин, Волшебник Земного моря

Урсула К. Легуин, автор детских книг книги, художественная литература для взрослых, поэзия и философия делают важный и необычный вывод о знании — знание одного всегда затемняет другое.

V. Типы знаний

Существует множество способов классификации знаний, философских и иных. Вот список, охватывающий наиболее важные различия:

Знание — это или описательное, пропозициональное или явное знание : все эти различные термины описывают одно и то же — знание, которое может быть выражено в утверждениях, составленных из слов и других символов. Это всегда было основным видом знания, интересовавшим философов.Такого рода знания о чем-то заявляют, а не просто являются свидетельством или восприятием. Следовательно, его можно оценить как истинное или ложное, в отличие от неявного знания.

Знание-хау или неявное, неявное или процедурное знание : эти термины не совсем то же самое, но достаточно близки для наших целей. Это способность что-то делать, например, кататься на велосипеде, играть на музыкальном инструменте или говорить на каком-либо языке. Другими словами, это знание нелегко описать словами, если это вообще возможно, и хотя кто-то может делать что-либо из этих вещей хорошо или плохо, неявное знание не может быть истинным или ложным, просто эффективным или неэффективным.Считается, что неявное знание живет в подсознании, которое стало предметом изучения только с 1950-х годов.

Априорное знание : «Априори» означает «до» и включает утверждения, которые могут быть известны как истинные за до , делая какие-либо эмпирические наблюдения, такие как, например, X = X. Учитывая законы дедуктивного вывода, можно открыть априорное знание, которое большинство философов считает несомненным.

Апостериорные знания : «Апостериорные» означает «после» и включают утверждения истины, которые могут быть выведены путем обобщения из наблюдений или индуктивного вывода .Этот вид знания не считается таким надежным, как «априорное» знание, потому что он всегда может быть нарушен более поздними наблюдениями; «Апостериорное знание» обычно верно лишь в определенных пределах.

Феноменологические знания : Это не обычная фраза, но она лучше всего описывает наиболее важный тип знания — непосредственное знание опыта. Хотя это не общий термин, он считается основой современной философии, поскольку единственное, кроме «априорного» знания, в котором нельзя сомневаться, — это то, что вы, кажется, имеете такой-то опыт.

VI. Знание против мудрости

Большинство людей интуитивно чувствуют, что знание отличается от мудрости, но эту разницу трудно определить. Аристотель определял мудрость как практическое знание того, что хорошо или правильно, развиваемое путем применения проницательности к собственному опыту с течением времени. Это определение подразумевает, что мудрость может быть неявной или явной — она ​​может означать «знание-хау» или «знание-то», и речь идет о знании того, что лучше всего делать, а не о том, что является правдой.Кажется, что все культуры уважают и восхищаются мудростью, возможно, потому, что это зависит от опыта и проницательности, тогда как любой дурак может получить некоторые знания, просто прочитав книгу.

VII. Знания в поп-культуре

Пример № 1: Матрица : «Я знаю кунг-фу»

В этой сцене из вечно философской трилогии «Матрица » , у персонажа Киану Ривза, Нео, есть просто получил глубокие знания кунг-фу, загруженные в его мозг.На самом деле, это может никогда не стать возможным, потому что это связано с процедурными знаниями, жестко запрограммированными в мозг через длительное кондиционирование. Но в этой сцене знания обсуждаются по-другому: Морфеус (Лоуренс Фишберн) подталкивает Нео к сомнению в его кажущейся реальности, которая является компьютерной симуляцией, и « освободить свой разум », выбирая « знать », что он может делать, что на самом деле является формой веры. В данном случае, поскольку физическая реальность является иллюзией, а Нео может делать все, во что верит, братья Вачовски перевернули традиционные философские идеи с ног на голову!

Пример 2: Dr.Стрэндж :

https://www.youtube.com/watch?v=S71fSYaXDi4

В этой сцене Бенедикт Камбербэтч в роли доктора Стрэндж впервые встречается и спорит с Тильдой Суинтон, как «Древний». Врач, ведущий нейрохирург в мире, высмеивает идею веры, а затем выражает свою веру в то, что реален только материальный мир. Древний, олицетворяющий мистицизм, отвечает, давая ему непосредственное знание духовного мира. Конечно, врач сразу же указывает на возможность того, что это была галлюцинация, вызванная наркотиками, ссылаясь на научную позицию, согласно которой такие переживания не дают надежных знаний, поскольку мы могли бы видеть сны или иным образом вводить в заблуждение.

Ценность знаний — философия

Введение

Все согласны, что это хорошо. Если вы знаете, что завтра пойдет дождь, вы можете соответствующим образом скорректировать свои планы поездок; если вы знаете, что кризис евро скоро закончится, вы можете заработать состояние на покупке евро; если вы много знаете о философии, вы можете стать уважаемым учителем; и так далее. Знания явно ценны в смысле обеспечения успеха в практической жизни или, по крайней мере, повышения вероятности успеха.Даже философы, которые расходятся во мнениях по многим другим вопросам, обычно не спорят о том, что знание имеет большую практическую ценность. Более того, они обычно не оспаривают утверждение, что знание в некоторых отношениях более ценно, чем другие, меньшие вещи, такие как простая истинная вера. Но на этом соглашение обычно заканчивается. Философы широко расходятся во мнениях относительно того, что делает знание более ценным, чем простая вера. Поэтому вопрос о том, почему знание более ценно, чем просто истинное убеждение, с характерной ясностью поднятый Платоном в диалоге Meno , оказался в центре эпистемологических дебатов.Ценность знаний долгое время не считалась серьезной эпистемологической проблемой, пока в конце 1990-х не стала центральной проблемой новой исследовательской программы, в которой участвовали, в частности, Джонатан Кванвиг, Эрнест Соса, Ричард Суинберн и Линда. Загзебски. За ними последовали и другие авторы, например, Джон Греко, Уэйн Риггс и Дункан Притчард, отмечая то, что в эпистемологии называют «ценностным поворотом». Характерной чертой этого движения является то, что проблема ценностей используется для направления исследования традиционно более обсуждаемого вопроса о природе знания.Таким образом, авторы ценностной традиции склонны думать, что любое разумное определение знания должно удовлетворять условию, что знание является явно ценным. Более того, эти авторы обычно считают, что надежное понимание знания, согласно которому знание составляет надежно произведенное истинное убеждение, не удовлетворяет этому условию из-за так называемой проблемы забивания: если убеждение истинно, то факт, что оно было истинным. надежно приобретенный, похоже, не добавляет ценности.Следовательно, они склонны отвергать релайабилистскую теорию в пользу других определений знания, таких как определение, которое объясняет знание с точки зрения интеллектуальной (эпистемической) добродетели или некоторых вариаций на эту тему.

Общие обзоры и учебники

Не так много книг, посвященных исключительно ценности знаний. Самым известным исследованием длиной в книгу является «Кванвиг 2003». Книга Кванвига сыграла важную роль в определении повестки дня дискуссии о ценностях, и она продолжает оставаться одним из наиболее цитируемых текстов в этой области эпистемологии.Опубликованный в 2003 году, он по-прежнему остается полезным вводным текстом, начиная с классических подходов и заканчивая современными работами. Классические и ранние ответы на проблему ценностей отвергаются в первой главе (по причинам, которые более поздние авторы иногда оспаривали). Его также можно использовать в качестве учебного пособия, если дополнить его статьями, дающими различные взгляды на эту тему, такими как обзоры Olsson 2011, Pritchard 2007 и Pritchard and Turri 2011.

• Кванвиг, Джонатан. Ценность знаний и стремление к пониманию . Кембридж, Великобритания: Cambridge University Press, 2003.

  DOI: 10.1017 / CBO9780511498909

  Кванвиг утверждает, что эпистемология добродетели может решить проблему ценностей, как эту проблему понимал Платон. Но он также думает, что проблема в ее самой общей форме — показывая, почему знание более ценно, чем его концептуальные части — не допускает правдоподобного решения. Вместо этого он утверждает, что отличительную ценность имеет понимание, а не знание.

• Олссон, Эрик Дж. «Ценность знаний». Философский компас 6.12 (2011): 874–883.

  DOI: 10.1111 / j.1747-9991.2011.00425.x

  В этой статье дается обзор местности, начиная с исторических личностей и ранних работ. Рассмотрены современные дискуссии и выделены некоторые недавние события, в том числе недавняя критика эпистемологии добродетели. Акцент делается на классических и релайабилистско-экстерналистских ответах.

• Причард, Дункан Х.«Недавняя работа над эпистемической ценностью». American Philosophical Quarterly 44 (2007): 85–110.

  Сосредоточившись на эпистемологии добродетели, обширный обзор Притчарда охватывает большинство работ о ценности знания, опубликованных до 2007 года. В нем также рассматриваются некоторые нестандартные, хотя и связанные, темы, такие как связь между эпистемологической ценностью и проблемой скептицизма и ценность истинной веры.

• Причард, Дункан Х. и Джон Турри. «Ценность знаний.”В Стэнфордская энциклопедия философии . Отредактировал Эдуард Н. Залта. 2011.

  Это полезный обзор проблемы ценности знаний, охватывающий ряд наиболее значимых и полезных дискуссий и позиций.

Пользователи без подписки не могут видеть полный контент на эта страница. Пожалуйста, подпишитесь или войдите.

Знание, концепция — Философская энциклопедия Рутледж

DOI: 10.4324 / 9780415249126-P031-2
Версия: v2, Опубликовано онлайн: 2021
Получено 14 ноября 2021 г., с https: // www.rep.routledge.com/articles/thematic/knowledge-concept-of/v-2

---

Слово «знать» является исключительным по ряду причин. Это один из десяти наиболее часто используемых глаголов в английском языке, наряду с такими основными глаголами, как «be», «do», «say», «have» и «go». Это также наиболее часто используемый термин в эпистемической оценке: мы говорим о «знании» гораздо чаще, чем о «обосновании», «надежности», «понимании», «мудрости» и других интеллектуальных чертах или эпистемических свойствах. Пожалуй, наиболее поразительно то, что слово «знать» якобы имеет эквивалентное значение в на каждом человеческом языке.В отличие от почти любого другого слова в английском языке, лингвисты определили «знать» как одно из очень небольшого числа слов, которые являются универсальными в культурном отношении (Goddard, 2010). Эти факты говорят о том, что знания очень важны для жизни человека.

Знание также занимало центральное место в эпистемологии. Действительно, слово «эпистемология» происходит от греческого слова epistêmê , которое часто переводится как «знание». Это не означает, что эпистемологов интересуют только знания.Они также исследуют такие эпистемические добродетели, как открытость и интеллектуальное смирение, а также такие свойства убеждений, как рациональность и оправданность (среди прочего). Тем не менее, эпистемология в основном занимается исследованием природы, значения, источников и объема человеческих знаний.

Но что такое знания? Почему мы это ценим? Как это приобретается? А сколько его у нас?

В конце двадцатого века эпистемологи задавали один из центральных вопросов: когда истинное убеждение считается знанием? Было широко распространено мнение, что знание — это форма истинного убеждения плюс некоторые дополнительные требования, такие как обоснование или надежность.Хотя эта точка зрения на природу знания по-прежнему популярна, на рубеже XXI века она подверглась тщательному анализу. Вместо того чтобы думать, что знание необходимо анализировать с точки зрения более основных компонентов, таких как истина, убеждение и обоснование, Тимоти Уильямсон (2000) предложил, чтобы мы приняли знание как базовое и использовали it для понимания убеждений, свидетельств и других вещей.

Этот отказ от традиционного подхода совпал с возрождением интереса к ценности знаний.Проблема объяснения того, почему знания ценны, восходит по крайней мере к Платону Meno , но эпистемологи сейчас систематически исследуют этот вопрос. Ценность знания также связана с одной из самых известных философских проблем: скептицизмом. История эпистемологии по большей части является попыткой ответить на утверждение скептиков о невозможности познания. Но стоит ли нам заботиться о скептицизме, зависит от того, ценны ли знания. Некоторые философы утверждали, что знание не имеет особой ценности (например,грамм.