Аристотель о движении — Русская историческая библиотека
читайте также статьи Метафизика Аристотеля – кратко, Аристотель – биография и Аристотель – краткая биография
Свое учение о материи и форме, о потенции и энергии Аристотель разработал в связи с проблемой движения – этой основной задачей античной физики. Элеаты рассматривали движение, как нечто ложное, кажущееся, как небытие. Аристотель полагал, что движение, хотя и не обладает полной действительностью, чистым бытием, но не есть небытие. Оно есть переход от возможного к действительному, тот процесс, та деятельность, посредством которой форма воплощается в материальной потенции. Так из понятий потенции и энергии Аристотель объяснил проблему движения: оно есть переход и служит чем-то средним между потенцией, стремящейся к осуществлению, и совершенной действительностью.
Аристотель. Иллюстрированная биография
Движение предполагает нечто движущее и нечто движимое.
Материя не движет сама себя: медь, как говорит Аристотель, не может сама себя сделать статуей. Потенция без энергии не может породить движения: оно имеет свое начало в нематериальном, в противоположном материи. Движение необъяснимо ни из чистой материи, ни из чистой действительности: оно одинаково необходимо предполагает и то, и другое; ибо оно есть переход от первого ко второму.
Форма и материя равно вечны и не имеют происхождения. Следовательно, вечно и взаимоотношение между ними, вечен переход от одной к другой – вечно мировое движение, вечен мир. Но, спрашивается, много ли начал имеет движение, или одно? Аристотель отвечает стихом из Илиады:
Нехорошо многовластье: единый да будет владыка…
И действительно, мы видим, что мировое движение есть цельный процесс, все моменты которого взаимно обусловливают друг друга. Рассматривая Вселенную, мы находим, что все движение на нашей планете находится в соотношении с небесным движением, всеобщим и правильным; и, если движение мира едино, то оно предполагает непременно и единого двигателя.
Далее, исходя из понятия причинности, мы приходим к понятию о первой причине. Здесь мы встречаемся с так называемым космологическим доказательством бытия Божия. Бог есть первая причина движения, начало всех начал. Аристотель рассуждал при этом следующим образом: ряд причин и следствий не может быть безначальным или бесконечным; есть причина, сама себя обусловливающая, ни от чего не зависящая – причина всех причин; ведь если бы мы допустили бесконечный ряд причин, то во всем существующем видели бы ряд одних следствий. Есть, следовательно, одно начало и причина, которая все начала делает началами и причинами; оно-то и есть начало причинности и движения.
Есть «первое движущее», начало всякого движения и изменения; ибо изменения также сводится к движению. Согласно Аристотелю, это начало – непостижимо и неизменно, ибо в нем нет материальной стихии. Оно вечно, как вечно само движение, как вечна природа; оно нематериально, оно есть чистая энергия. Оно, поэтому, есть первый источник всякого бытия и действия.
Но абсолютно бестелесное существо есть только дух; бестелесная энергия есть мысль или мышление. Чистая форма всех форм есть понятие всех понятий, совершенное ведение. В философии Аристотеля Божество довлеет себе, и потому вся его самодеятельность заключается в мышлении, ибо всякая другая деятельность имеет цель вне себя самой. Предметом этого мышления служит оно само, как наиболее достойное мышления; оно непрестанно созерцает свою собственную чистоту и полноту бытия. Энергия этой мысли и есть вечная жизнь.
Это начало, говорит Аристотель, не движет мир внешним образом, рядом механических толчков; оно движет его, как внутренняя цель, не потому, чтобы в нем самом было движение, а как предмет всеобщего стремления, всеобщей любви – явный отголосок учения Платона.
Аристотель полагает, что Божество приводит в движение непосредственно лишь верхнюю сферу – небо неподвижных звезд. Это движение наиболее правильное, ибо ближе всего находится к божеству; затем уже оно обусловливает собою и движение низших сфер (см.
статью Физика Аристотеля). Аристотель, хотя и отрицал всякие телесные определения Бога, но не мог отрешиться от пространственных представлений и помещал божество вне мира, за пределами высшего неба. Бог Аристотеля не есть личный бог; это – лишь конечное условие мирового движения, мирового процесса, а следовательно, и мирового бытия в его целом, – первая причина Вселенной. Правда, у Аристотеля понятие причинности и движения – несравненно глубже понятий предшествовавшей философии. В его первой причине совпадают понятия производящей причины, формы и цели; она есть начало, середина и конец всего сущего и бывающего. Но все же она ограничена в своем действии материальной «причиной», которая противолежит ей. Бог Аристотеля остается философской отвлеченностью, которая не в силах победить античный натурализм. Поэтому наряду с верховным Богом, двигающим небо неподвижных звезд, Аристотель признавал других двигателей, других богов, движущих планеты. Но бог Аристотеля не есть исключительно астрономическая или космологическая гипотеза, как ум Анаксагора.
Его можно рассматривать также как гносеологическую гипотезу, как идеал чистого разума, «понятие всех понятий», хотя и здесь, по своей отвлеченности, он является не творческим источником всех прочих мыслимых форм, которые не существуют отрешенно от вещества, а только как мыслящее начало, не имеющее объекта вне себя самого. Как бы то ни было, бог Аристотеля есть верховное, конечное понятие его метафизики, в котором совпадают начала движущей причины, цели (благо) и чистой формы (чистого мыслящего разума).
3.4.4.2. Физика Аристотеля . История философии. Реконструкция истории европейской философии через призму теории познания
Что касается «второй философии», т. е. физики Аристотеля, то ее предметом являются сущности физические, которые телесны, преходящи, изменчивы и подвижны. Физика рассматривает то, что движется, и то, что телесно. Ее предмет — природа, природные сущности, изучаемые с точки зрения их движения. Стало быть, физика как наука о природе изучает присущие природным сущностям изменение и движение А потому и главной проблемой физики Аристотеля оказывается проблема движения.
Аристотелевская физика как наука о движении природных тел является, по сути своей, наукой качественной, ибо она исследует свойства и начала вещей, поскольку эти же вещи находятся в движении.
Учение о движении образует ядро аристотелевской физики как науки о природе, потому что, по словам Стагирита, «природа есть начало движения и изменения… незнание движения необходимо влечет за собой незнание природы»[311]. Для выяснения сущности движения Аристотель вводит целый ряд научных понятий, среди которых основными являются «непрерывность», «бесконечность», «место», «пустота», «время». Кроме того, он прибегает к фундаментальным понятиям своей метафизики — «возможность» (потенция) и «действительность» (энергия.)
В отличие от Платона, который абстрагировался от предмета движения, т. е. определял движение вообще, Аристотель рассматривал движение как движение чего-то[312], движение «от» — «к».
В результате он определяет движение так: «Движение есть действительность существующего в возможности, поскольку [последнее] таково…»[313] Стало быть, движение присуще сущему, в котором Аристотель различает несколько его родов: сущность, количество, качество, место. В соответствии с ними он выделяет четыре вида движения: в отношении сущности — возникновение и уничтожение, в отношении количества — рост и уменьшение, в отношении качества — качественное изменение и в отношении места — перемещение. Между этими видами движения Аристотель устанавливает некоторую иерархию, первое место в которой он отводит перемещению, опосредующему все остальные виды движения.
В пользу первичности перемещения Стагирит выдвигает два основных довода. Во-первых, перемещение связано с вечно-сущим, первой движущейся сущностью — небом, поскольку движение неба есть условие возможности всякого движения и изменения в природе. Во-вторых, сущностной характеристикой движения является его непрерывность, а непрерывное движение может быть только перемещением как наилучшим из всех типов движения.
Учение о непрерывности Стагирита возникло на основе теоретических достижений греческой математики и размышлений Зенона Элейского, Анаксагора, Демокрита и других ранних греческих мыслителей. Смысл и содержание идеи непрерывности Аристотель раскрывает в применении к пространству, движению и времени. Поскольку, по словам Стагирита, «ничто непрерывное не может состоять из неделимых частей»[314], то и пространство, и время, и движение слагаются из делимых частей. Такая позиция дает Аристотелю возможность избежать тех парадоксальных ситуаций, с которыми столкнулся Зенон в своих рассуждениях о невозможности движения. В них, напомню, пространство, время и движение мыслятся как состоящие из неделимых. Свое возражение против парадоксов Зенона Стагирит формулирует так: «По не имеющему частей [пути]… ничто не может двигаться, а сразу становится продвинувшимся, тогда движение будет состоять не из движений, а из [мгновенных] перемещений и не двигавшееся сразу окажется продвинувшимся, ибо путь был пройден без прохождения.
Таким образом, условиями возможности и мыслимости движения для Аристотеля оказывается непрерывность пути, времени и самого движущегося тела. Последнее тоже имеет величину. Кстати, этим аристотелевская физика, ориентированная на реальные движения природных тел, принципиально отличается от механики Галилея и Ньютона, имеющей дело с движением идеализированных объектов, движением «материальной точки».
Однако, если последовательно до конца проводить идею непрерывности, то она с необходимостью сталкивается со следующей трудностью: поскольку всякое движение происходит во времени, а всякий отрезок времени в силу своей непрерывности делим до бесконечности, то движение никогда не сможет начаться. Аристотель, пытаясь преодолеть эту трудность, формулирует на первый взгляд парадоксальное, но логически необходимое положение: «…ни в том, что изменяется, ни во времени, в течение которого происходит изменение, нет ничего первого»[316].
Итак, Аристотель вынужден допустить отсутствие первого момента — как сначала, так и с конца. Этот принцип «отсутствия первого» находит свое завершение в космологии Стагирита. В соответствии с этим принципом Аристотель не признает ни начала, ни конца мира. Предлагаемая им модель космоса в целом находится в русле сложившейся к этому времени греческой традиции. Поскольку мир не имеет ни начала, ни конца, то Вселенная вечна, а стало быть, и неизменна. Поэтому у Аристотеля нет космогонии. В этом отношении он занимает особое место в греческой науке. Для Аристотеля мир был столь же вечен, как и его причина. Изначально, на протяжении бесконечного времени космос существовал во всем своем совершенстве. Земля — центр Вселенной, она шарообразна и неподвижна. Центральное положение Земли в пределах сферического космоса было для Аристотеля необходимым, так как иного не допускала его концепция движения.
. Космос делится на два мира — мир подлунный, состоящий из четырех природных стихий, и надлунный мир, структурно представленный пятым элементом — эфиром. В надлунном мире царит гармония и совершенство, там нет ни возникновения, ни уничтожения, небесные тела вечны и неизменны, им присуще круговое равномерное движение. Для подлунного же мира характерны изменения: возникновение и уничтожение, качественное изменение, увеличение и уменьшение, перемещение, но неравномерное, дискретное и не по кругу.
В целом можно сказать, что космология Аристотеля представляет собой самое слабое звено в общей цепи его естественно-научных представлений, она ненаучна даже для его времени.
В эпоху Античности космологическое учение Аристотеля не стало общепринятым, а потому его можно было бы рассматривать как одну из возможных картин мира. Но уже в культуре Средневековья в силу непререкаемого авторитета перипатетической философии оно было возведено в догму, что, безусловно, отрицательно сказалось на развитии научной мысли. Не случайно во время первой научной революции — научной революции XVII в. — космология Стагирита оказалась той частью его общей теоретической системы, от которой ново- европейская наука отказалась раньше всего, а позже и от его физики. Впрочем, сегодня интерес к физике Аристотеля значительно возрос. Так, по словам великого физика-теоретика В. Гейзенберга, «понятие возможности, игравшее столь существенную роль в философии Аристотеля, в современной физике вновь выдвинулось на центральное место. Математические законы квантовой теории вполне можно считать количественной формулировкой аристотелевского понятия „дюнамис“ или „потенция 44»[317].
Кроме физики ко «второй философии», изучающей сущее, Аристотель относит математику.
Последнюю роднит с «первой философией», т. е. метафизикой то, что она также исследует неподвижные сущности. Вместе с тем математика принципиально и отличается от метафизики, ибо изучаемые
205 ею сущности не существуют отдельно, а даются в материи, что сближает ее с физикой.
Изучаемые математикой предметы не являются сущностями, поскольку они не имеют самостоятельного существования, но они не существуют и в чувственных вещах, «…математические предметы, — подчеркивает Аристотель, — суть сущности не в большей мере, чем тела… они первее чувственно воспринимаемых вещей не по бытию, а только по определению и… они не могут каким-либо образом существовать отдельно… а так как они… не могут существовать и в чувственно воспринимаемом, то ясно, что либо они вообще не существуют, либо существуют каким-то [особым] образом…»[318]. Стало быть, математические объекты имеют особый онтологический статус: они, по мнению Стагирита, находятся не в себе самом, а в другом.
Благодаря абстрагированию от множества свойств физических тел, математик имеет дело с очень простым объектом, что делает его науку более точной. Например, арифметика, отвлекаясь от величин и имеющая дело только с числом, оказывается более точной, чем геометрия. Геометрия же, предметом которой являются величины и число, но отвлекающаяся от движения, точнее физики. «А математической точности, — отмечает в связи с этим Аристотель, — нужно требовать не для всех предметов, а лишь для нематериальных.
Однако, несмотря на то, что математика — самая точная среди наук, Аристотель ей отводит вторичную роль по отношению к физике, объекты которой обладают самостоятельными сущностями. То есть физические объекты онтологически предшествуют объектам математическим, находящимся в другом. А потому для Аристотеля физика первичнее математики, первая должна быть фундаментом для построения второй. Физике же, изучающей природные сущности с точки зрения их движения, предшествует метафизика (первая философия). Именно последняя должна служить теоретической основой как для физики, так и математики.
Таким образом, Аристотель столь радикально развел физику и математику, что разрушил фундамент, на котором пифагорейцы и Платон задумывали строить математическую физику: физика у них была ориентирована на познание математических отношений, математика же исключала изучение движения.
У Стагирита физика как наука о природе изучает присущие природным сущностям изменение и движение, математика же имеет дело со статическими отношениями. «Некоторые математические науки, — замечает Аристотель, — рассматривают свои предметы как неподвижные и как существующие отдельно»[320] [321]. Безусловно, такое понимание предмета физики и математики принципиально исключало возможность применения математики для исследования природных сущностей. Стало быть, для Аристотеля физика не может быть наукой, построенной на основе математики.
Сам факт того, что Стагирит вынес математику «за скобки» физики оказался решающим в определении характера и сущности последней как физии качественной, каковой она оставалась вплоть до Г. Галилея. Именно великому итальянскому ученому, заложившему основы классической механики, удалось возродить разрушенную Аристотелем пифагорейско- платоновскую парадигму математической физики как физики количественной. Этим, по сути, определяется водораздел в сфере естествознания между платонизмом и аристотелизмом, который был зафиксирован уже в классическую эпоху.
Суть его в лаконичной форме выразил известный французский историк науки XX века Александр Койре: «Если вы отстаиваете высший статус математики, если, более того, вы ей приписываете реальное значение и реальное положение в физике, — вы платоник. Если, наоборот, вы усматриваете в математике абстрактную науку и, следовательно, считаете, что она имеет меньшее значение, чем другие —- физические и метафизические — науки, трактующие о реальном бытии, если, в частности, вы утверждаете, что физика не нуждается ни в какой другой базе, кроме опыта, и должна строиться непосредственно на восприятии и что математика должна довольствоваться второстепенной и вспомогатель- нои ролью простого подсобного средства, вы аристотелик».
3.4.4.3. Учение Аристотеля о душе
Учению о душе Аристотель посвятил свой знаменитый трактат «О душе». Психология как науке о душе является, по Аристотелю, частью физики. К психологии как части физики относится не вся душа, а лишь та ее часть, которая, как и все физические сущности, не может существовать обособленно от материи.
Однако душой обладают не все физические сущности, а только живые существа. Поэтому в своей физической части психология по своему предмету совпадает с биологией. Различие между ними имеется лишь в способе изучения живого: психология изучает живое в аспекте целевой и движущих причин, биология же — в аспекте формальной и материальной причин.
Своей физической частью душа неразрывно связано с телом. Но тело не может быть душой, поскольку тело — это не жизнь, а то, что имеет жизнь. Стало быть, тело есть материя для души, а душа — это форма или акт тела.
Душа, как утверждал Аристотель, относится к телу, как форма к материи. Следовательно, она — реализация тела и в этом смысле она I неотделима от него. Будучи неотъемлемой от тела, душа одновременно является и его формой, принципом движения и его целью. Тело существует для души, и каждьш орган имеет свою цель — обеспечивать ее — активность.
В свете физической части души, Аристотель дает следующее ее определение: «Душа необходимо есть сущность в смысле формы естественного тела, обладающего в возможности жизнью.
Сущность же [как форма] есть энтелехия; стало быть, душа есть энтелехия такого тела»[322]. И далее: «Душа есть… энтелехия естественного тела, обладающего в возможности жизнью»[323]. Итак, резюмирует свои рассуждения о сущности души Стаги- рит: «Душа есть суть бытия и форма (logos)… естественного тела, которое в самом себе имеет начадо движения и покоя»[324].
Из приведенных выше определений следует, что душой обладают не все тела, а только естественные, в которых заложена возможность жизни. Осуществление (энтелехия) этой возможности и есть душа. Иными словами, душой обладают естественные одушевленные существа, отличающиеся от неодушевленных наличием жизни.
А чтобы быть живым достаточно, по Аристотелю обладать одной из следующих способностей: мыслить, ощущать и движения в смысле питания, упадка и роста. В соответствии с ними он выделяет следующие уровни организации живых существ: люди, животные и растения.
Этим трем уровням живого присущи три вида души.
Самая простая, низшая душа — растительная, критерием которой является способность к питанию, росту и упадку. Такой способностью обладают все живые существа: люди, животные и растения. Второй вид души — душа животная, наделенная способностью к осязанию как минимальная способность к ощущению. Она присуща людям и животным. Л, наконец, третий, высший вид души — человеческая, которая кроме функций растительной и животной душ рбладает способностью к рассуждению и размышлению. В силу этого человеческая душа наиболее сложная, она состоит из трех частей: растительной, животной и разумной.
В отличие от первых двух, которые, будучи энтелехией тела, от него неотделимы, разумная душа — не энтелехия тела, а стало быть, ничто ей не мешает быть отделимой от тела. Если способность ощущения невозможна без тела, то «ум же, — по словам Аристотеля, — существует отдельно от него»[325]. Этот ум (разум), будучи не формой тела, а скорее формой души, вполне нематериален, он не смешивается с телом.
Как чистая форма разум прост, он не возникает вместе с телом, а приходит извне, как нечто высшее, Божественное.
Ум проявляет активность двумя способами: рассудочная деятельность в виде практического мышления (практический разум) и собственно разумная деятельность в виде теоретического мышления (теоретический разум, или «созерцающий ум»). Практический разум должен властвовать на животной (аффективной) частью души, которая разумна лишь в той степени, в какой она повинуется разуму. Теоретический же разум не имеет отношения к аффективной части души.
Теоретический разум делится Аристотелем на пассивный, воспринимающий и активный, созидающий ум. Первый присущ человеку, второй — Богу. И если первый испытывает воздействие извне со стороны наших чувственных впечатлений и восприятий, то второй «существует отдельно… Только существуя отдельно, он есть то, что он есть, и только это бессмертно и вечно»[326].
Пассивный, воспринимающий ум как мыслящая часть души есть, по Аристотелю, местонахождение форм, он имеет формы не в действительности, а в возможности.
С этой точки зрения «ум — форма форм»[327], в нем заложена возможность знания общего. Однако эта возможность может стать действительностью, реализоваться только посредством активного разума, который, не имея ни начала, ни конца, заключает в себе универсальное, божественное начало. Этот разум чист, вечен, совершенно независим от тела и не имеет индивидуальности. В силу этого он обнимает все мыслимые формы вещей.
Итак, только деятельный, автономный, присущий Богу ум бессмертен. Пассивный же человеческий ум, вселяющийся в тело, «подвержен воздействиям, преходящ и без деятельного ума ничего не может мыслить»[328].
Своим определением души как формы, энтелехии живого тела Аристотель заложил почву для нового учения, утверждающего единство души и тела. Душа неотделима от тела, она не является телом, но представляет собой нечто, принадлежащее ему, а поэтому пребывает в соответствующем ей теле. Ей не безразлично, в каком теле она пребывает. Душа — для тела, и данное тело — для данной души: поэтому нет переселения душ.
С этой точки зрения Аристотель, по сути, расходится с пифагорейско-платоновским учением о переселении душ, утверждающим их бессмертие. Душа, по Аристотелю не бессмертна, она возникает и умирает вместе с телом. Но всё это относится только к растительной и животной душам.
Что касается разумной души, по крайней мере, ее активного автономного разума, не являющегося энтелехией тела, то такого рода ум существовал еще до рождения тела и является бессмертным. Стало быть, Аристотель не порывает окончательно с античной верой в бессмертие души, утверждая бессмертие активной части ума, а значит и души.
Метафизика Аристотеля
Метафизика Аристотеля Аристотель Метафизика имеет своей центральной темой исследование того, как субстанция может быть определена как категория бытия. Аристотель определяет субстанцию как предельную реальность, в которой субстанция не принадлежит ни к какой другой категории бытия, и в этой субстанции есть категория бытия, на которой основана любая другая категория бытия.
Аристотель также описывает субстанцию как лежащую в основе реальность или как субстрат всех существующих вещей. Он описывает субстанцию как формальную и материальную реальность и обсуждает отношение между потенциальностью и действительностью.
Согласно Аристотелю, бытие любой отдельной вещи определяется прежде всего тем, что она есть, т. е. ее субстанцией. Субстанция является одновременно сущностью (формой) и субстратом (материей) и может сочетать форму и материю. Субстанция конституирует реальность отдельных вещей. Субстанция каждой отдельной вещи есть особая природа этой вещи. Субстанция каждой отдельной вещи есть то, что не принадлежит другим отдельным вещам, а всеобщее (принцип или элемент) отдельной вещи есть то, что принадлежит многим отдельным вещам.
Аристотель различает три вида субстанций в зависимости от того, может ли произойти изменение в их актуальном или потенциальном бытии. Первые два вида субстанций являются физическими (или материальными), подвижными или изменчивыми.
Эти физические субстанции способны изменяться или быть измененными. Они могут быть либо: 1) тленными, либо 2) нетленными (т.е. вечными). Третий вид субстанции — нефизический, нематериальный, вечный, неподвижный и «неизменный». К нематериальным субстанциям могут относиться: 1) математические объекты (например, числа) и 2) идеи.
Элементы вещества могут быть единичными (один) или множественными (много). Простое вещество может состоять только из одного элемента. Композитное вещество может состоять из многих элементов. Одни и те же элементы могут быть общими для множества разных вещей. Однако Аристотель говорит, что вечные субстанции не состоят из элементов, потому что элементы не всегда могут быть одними и теми же в субстанции, и потому что элементы не могут существовать вечно.
Аристотель рассуждает о причинах, принципах и элементах субстанций. По Аристотелю, мудрость есть знание причин и принципов вещей. Мудрость — это наука о первых принципах, а всякое знание основано на универсалиях.
Субстанции — это частные вещи, тогда как универсальные принципы (элементы или атрибуты) являются общими для многих вещей.
Аристотель объясняет, что есть четыре вида причин вещей: 1) субстанция или сущность вещи (формальная причина), 2) материя и субъект вещи (материальная причина), 3) источник «движения». ‘ или изменение вещи (действующая причина) и 4) цель, ради которой вещь существует (конечная причина).
Аристотель утверждает, что знать истинность предложения означает знать, что делает это предложение истинным. Истинность предложения может быть обусловлена истинностью другого предложения. Самым верным суждением может быть суждение, которое всегда истинно. Самым верным предложением может быть также предложение, которое делает другие предложения истинными и которое не зависит от истинности других предложений.
Сделать истинное утверждение — значит сказать о том, что есть, что оно есть, или сказать о том, чего нет, что его нет. Сделать ложное утверждение — значит сказать о том, чего нет, что оно есть, или сказать о том, что есть, что его нет.
Согласно Аристотелю, то, что есть, не может одновременно быть тем, чего нет. Бытие и небытие (или бытие и небытие) не могут быть сказаны об одном и том же субъекте в одно и то же время в одном и том же отношении.
Хотя предложение потенциально может быть либо истинным, либо ложным, оно не может быть одновременно истинным и ложным в одном и том же отношении. Предложение может казаться истинным, а может быть и ложным. Предложение может казаться ложным, но все же может быть истинным.
Если предложение не обязательно ложно, то оно может быть истинным. Если предложение не обязательно истинно, то оно может быть ложным. Суждение, которое обязательно истинно, не может быть ложным. Суждение, которое обязательно ложно, не может быть истинным.
Внешний вид чего-либо может отличаться от истинной реальности этого предмета. Более того, внешний вид чего-либо может быть связан с положением наблюдателя, а может зависеть от мнений и установок наблюдателя.
Вещи могут не казаться одинаковыми для всех и могут иметь противоречивые проявления.
Аристотель утверждает, что причины вещей не бесконечны и что должна быть первопричина или первопринцип всех вещей. Все вещи могут иметь одну и ту же первопричину или могут иметь одни и те же вещи в качестве своих первопричин.
Причины могут быть потенциальными или действительными, необходимыми или случайными. Вещи могут быть классифицированы как предшествующие или последующие по отношению к другим вещам с точки зрения их потенциальности и актуальности.
Согласно Аристотелю, изменение должно произойти в чем-то, чтобы его потенциальность стала действительностью. Потенциальность чего-либо может включать в себя его способность изменяться, или его способность изменяться, или и то, и другое. Потенциальность может быть врожденной или приобретенной, актуальной или неактуальной. Потенциальность чего-либо может также быть способностью действовать или подвергаться действию, быть активным или пассивным.
Потенциальность возникновения причинно-следственной связи между одной вещью и другой вещью может включать в себя возможность возникновения следствия, вызываемого причиной, и возможность причины производить следствие. Различные следствия могут быть вызваны разными причинами, а разные причины могут вызывать разные следствия.
Если нечто обязательно существует, то оно не может быть иным, чем оно есть, а должно существовать так, как оно существует. Вещи, которые существуют необходимо, не просто потенциально существуют, но должны быть реально существующими вещами. Логически необходимое существование некоторых вещей также обеспечивает логическое основание для фактического или потенциального существования других (условных) вещей.
Согласно Аристотелю, актуальность предшествует возможности, в том смысле, что возможность может иметь место только в том случае, если существует какая-то действительно существующая вещь, способная стать другой вещью. Должна существовать актуальная потенциальность для события, если его потенциальность должна стать действительностью.
Аристотель также говорит, что вечные или нетленные вещи предшествуют по своей сущности и бытию тленным вещам, потому что вечные вещи не имеют ни начала, ни конца. Невечные или тленные вещи имеют начало и конец.
Кроме того, существенные причины и принципы предшествуют случайным причинам и принципам. События не могут происходить случайно, если нет существенных причин или принципов, позволяющих им происходить таким образом.
Аристотель объясняет, что в то время как физика (или естествознание) занимается вещами, которые подвижны или изменчивы, метафизика занимается вещами, которые неподвижны или неизменны. Метафизика является первой философией в том смысле, что она занимается определением природы бытия, в то время как другие отрасли науки и философии занимаются определением классов (родов и видов) бытия.
Аристотель. «Метафизика», переведенная В. Д. Россом, в . Основные труды Аристотеля .
Под редакцией Ричарда МакКеона. Нью-Йорк: Рэндом Хаус, 1941.
Форма | философия | Британика
форма
Посмотреть все носители
- Похожие темы:
- философия формальная причина образцовость логическая форма
Просмотреть весь связанный контент →
Резюме
Прочтите краткий обзор этой темы
форма , внешняя форма, внешний вид или конфигурация объекта в отличие от вещества, из которого он состоит; в аристотелевской метафизике — активное, определяющее начало вещи в отличие от материи, потенциальное начало.
Философские концепции
Слово в форме использовалось по-разному на протяжении всей истории философии и эстетики. Оно было рано применено к платоновскому термину eidos , которым он обозначал постоянную реальность, делающую вещь тем, чем она является, в отличие от частностей, которые конечны и подвержены изменению.
Платоническая концепция формы сама была получена из пифагорейской теории о том, что умопостигаемые структуры (которые Пифагор называл числами), а не материальные элементы придают объектам их отличительные черты. Платон развил эту теорию в понятие «вечной формы», под которой он имел в виду неизменную сущность, в которой могут «участвовать» только материальные или чувственные вещи. Платон считал, что вечные формы, хотя и неосязаемые, обладают более высокой реальностью, чем материальные объекты.
Еще из Британники
Платон: Теория форм
Для практических целей Аристотель был первым, кто различал материю ( гипокейменон или хайле ) и форму ( эйдос или морфе ). Он отверг абстрактное платоновское понятие формы и утверждал, что каждый чувственный объект состоит как из материи, так и из формы, ни одно из которых не может существовать без другого. Для Аристотеля материя была недифференцированным первоэлементом; это то, из чего развиваются вещи, а не вещь сама по себе.
Развитие отдельных вещей из этой зародышевой материи состоит в дифференциации, в приобретении частных форм, из которых состоит познаваемая вселенная. Материя есть потенциальный фактор, образующий актуализирующий фактор. (Далее Аристотель постулировал существование перводвигателя или неподвижного двигателя, т. е. чистой формы, отдельной от материи, вечной и неизменной.)
Таким образом, согласно Аристотелю, материя вещи будет состоять из тех ее элементов, которые, когда вещь возникла, можно сказать, стали ею; а форма есть расположение или организация этих элементов, в результате чего они стали тем, что имеют. Таким образом, кирпичи и раствор — это материя, которая при одной форме становится домом, а при другой — стеной. Как материя они потенциально являются чем угодно, чем могут стать; именно форма определяет то, чем они на самом деле становятся. Здесь «материя» является относительным термином, поскольку кирпич в куче, будучи потенциально частью дома, на самом деле уже является кирпичом; т.
е. оно само представляет собой соединение формы и материи, причем глина является материей для кирпича, как кирпич для дома или стены. Материя — это то, что потенциально является данным объектом, но действительно становится этим объектом только тогда, когда ему придается правильная форма.
Представление Аристотеля о форме в сочетании с его телеологической точкой зрения позволяет сделать вывод о том, что формальное развитие имеет направление и может иметь цель и что некоторые вещи более информированы, чем другие. Кирпичи более информативны, чем глина, и дом более информативен, чем кирпичи.
Аристотелевская концепция формы была уникальным образом адаптирована к христианству Фомой Аквинским, чьи работы знаменуют собой высшую точку средневековой схоластической традиции. Фома далее определил понятие формы, включив в него «случайную форму», качество вещи, не определяемое ее сущностью; «чувственная форма», тот элемент формы, который можно отличить от материи посредством чувственного восприятия; и другие подобные отличия.
Другие философы-схоласты, в том числе Джон Дунс Скот и Уильям Оккам, работали с аристотелевской концепцией формы, но ни один из них не добился такого большого эффекта, как Фома Аквинский.
Оформите подписку Britannica Premium и получите доступ к эксклюзивному контенту. Подпишитесь сейчас
Для немецкого философа 18-го века Иммануила Канта форма была свойством разума; он считал, что форма выводится из опыта или, другими словами, что она налагается индивидуумом на материальный объект. В своей работе Kritik der reinen Vernunft (1781, 1787; Critique of Pure Reason ) Кант определил пространство и время как две формы чувственности, рассуждая о том, что, хотя люди не воспринимают пространство и время как таковые, они не могут ничего ощущать. разве что в пространстве и во времени. Далее Кант выделил 12 основных категорий, которые выступают в качестве структурных элементов человеческого понимания.
Литературно-художественные концепции
Понятие формы также необходимо для практики и критики некоторых дисциплин, помимо философии.