Война мышей и лягушек — Жуковский. Полный текст стихотворения — Война мышей и лягушек

Слушайте: я расскажу вам, друзья, про мышей и лягушек.
Сказка ложь, а песня быль, говорят нам; но в этой
Сказке моей найдется и правда. Милости ж просим
Тех, кто охотник в досужный часок пошутить, посмеяться,
Сказки послушать; а тех, кто любит смотреть исподлобья,
Всякую шутку считая за грех, мы просим покорно
К нам не ходить и дома сидеть да высиживать скуку.

Было прекрасное майское утро. Квакун двадесятый,
Царь знаменитой породы, властитель ближней трясины,
Вышел из мокрой столицы своей, окруженный блестящей
Свитой придворных. Вприпрыжку они взобрались на пригорок,
Сочной травою покрытый, и там, на кочке усевшись,
Царь приказал из толпы его окружавших почетных
Стражей вызвать бойцов, чтоб его, царя, забавляли
Боем кулачным. Вышли бойцы; началося; уж много
Было лягушечьих морд царю в угожденье разбито;
Царь хохотал; от смеха придворная квакала свита
Вслед за его величеством; солнце взошло уж на полдень.
Вдруг из кустов молодец в прекрасной беленькой шубке,
С тоненьким хвостиком, острым, как стрелка, на тоненьких ножках
Выскочил; следом за ним четыре таких же, но в шубах
Дымного цвета. Рысцой они подбежали к болоту.
Белая шубка, носик в болото уткнув и поднявши
Правую ножку, начал воду тянуть, и, казалось,
Был для него тот напиток приятнее меда; головку
Часто он вверх подымал, и вода с усастого рыльца
Мелким бисером падала; вдоволь напившись и лапкой
Рыльце обтерши, сказал он: «Какое раздолье студеной
Выпить воды, утомившись от зноя! Теперь понимаю
То, что чувствовал Дарий, когда он, в бегстве из мутной
Лужи напившись, сказал: я не знаю вкуснее напитка!»
Эти слова одна из лягушек подслушала; тотчас
Скачет она с донесеньем к царю: из леса-де вышли
Пять каких-то зверков, с усами турецкими, уши
Длинные, хвостики острые, лапки как руки; в осоку
Все они побежали и царскую воду в болоте
Пьют. А кто и откуда они, неизвестно. С десятком
Стражей Квакун посылает хорунжего Пышку проведать,
Кто незваные гости; когда неприятели — взять их,
Если дадутся; когда же соседи, пришедшие с миром, —
Дружески их пригласить к царю на беседу. Сошедши
Пышка с холма и увидя гостей, в минуту узнал их:
«Это мыши, неважное дело! Но мне не случалось
Белых меж ними видать, и это мне чудно. Смотрите ж, —
Спутникам тут он сказал, — никого не обидеть. Я с ними
Сам на словах объяснюся. Увидим, что скажет мне белый».
Белый меж тем с удивленьем великим смотрел, приподнявши
Уши, на скачущих прямо к нему с пригорка лягушек;
Слуги его хотели бежать, но он удержал их,
Выступил бодро вперед и ждал скакунов; и как скоро
Пышка с своими к болоту приблизился: «Здравствуй, почтенный
Воин, — сказал он ему, — прошу не взыскать, что без спросу
Вашей воды напился я; мы все от охоты устали;
В это же время здесь никого не нашлось; благодарны
Очень мы вам за прекрасный напиток; и сами готовы
Равным добром за ваше добро заплатить; благодарность
Есть добродетель возвышенных душ». Удивленный такою
Умною речью, ответствовал Пышка: «Милости просим
К нам, благородные гости; наш царь, о прибытии вашем
Сведав, весьма любопытен узнать: откуда вы родом,
Кто вы и как вас зовут. Я послан сюда пригласить вас
С ним на беседу. Рады мы очень, что вам показалась
Наша по вкусу вода; а платы не требуем: воду
Создал господь для всех на потребу, как воздух и солнце».
Белая шубка учтиво ответствовал: «Царская воля
Будет исполнена; рад я к его величеству с вами
Вместе пойти, но только сухим путем, не водою;
Плавать я не умею; я царский сын и наследник
Царства мышиного». В это мгновенье, спустившись с пригорка,
Царь Квакун со свитой своей приближался. Царевич
Белая шубка, увидя царя с такою толпою,
Несколько струсил, ибо не ведал, доброе ль, злое ль
Было у них на уме. Квакун отличался зеленым
Платьем, глаза навыкат сверкали, как звезды, и пузом
Громко он, прядая, шлепал. Царевич Белая шубка,
Вспомнивши, кто он, робость свою победил. Величаво
Он поклонился царю Квакуну. А царь, благосклонно
Лапку подавши ему, сказал: «Любезному гостю
Очень мы рады; садись, отдохни; ты из дальнего, верно,
Края, ибо до сих пор тебя нам видать не случалось».
Белая шубка, царю поклоняся опять, на зеленой
Травке уселся с ним рядом; а царь продолжал: «Расскажи нам,
Кто ты? кто твой отец? кто мать? и откуда пришел к нам?
Здесь мы тебя угостим дружелюбно, когда, не таяся,
Правду всю скажешь: я царь и много имею богатства;
Будет нам сладко почтить дорогого гостя дарами».
«Нет никакой мне причины, — ответствовал Белая шубка, —
Царь-государь, утаивать истину. Сам я породы
Царской, весьма на земле знаменитой; отец мой из дома
Древних воинственных Бубликов, царь Долгохвост Иринарий
Третий; владеет пятью чердаками, наследием славных
Предков, но область свою он сам расширил войнами:
Три подполья, один амбар и две трети ветчинни
Он покорил, победивши соседних царей; а в супруги
Взявши царевну Прасковью-Пискунью белую шкурку,
Целый овин получил он за нею в приданое. В свете
Нет подобного царства. Я сын царя Долгохвоста,
Петр Долгохвост, по прозванию Хват. Был я воспитан
В нашем столичном подполье премудрым Онуфрием-крысой.
Мастер я рыться в муке, таскать орехи; вскребаюсь
В сыр и множество книг уж изгрыз, любя просвещенье.
Хватом же прозван я вот за какое смелое дело:
Раз случилось, что множество нас, молодых мышеняток,
Бегало по полю взапуски; я как шальной, раззадорясь,
Вспрыгнул с разбегу на льва, отдыхавшего в поле, и в пышной
Гриве запутался; лев проснулся и лапой огромной
Стиснул меня; я подумал, что буду раздавлен, как мошка.
С духом собравшись, я высунул нос из-под лапы;
«Лев-государь, — ему я сказал, — мне и в мысль не входило
Милость твою оскорбить; пощади, не губи; не ровен час,
Сам я тебе пригожуся». Лев улыбнулся (конечно,
Он уж покушать успел) и сказал мне: «Ты, вижу, забавник.
Льву услужить ты задумал. Добро, мы посмотрим, какую
Милость окажешь ты нам? Ступай». Тогда он раздвинул
Лапу; а я давай бог ноги; по вот что отучилось:
Дня не прошло, как все мы испуганы были в подпольях
Наших львиным рыканьем: смутилась, как будто от бури
Вся сторона; я не струсил; выбежал в поле и что же
В поле увидел? Царь Лев, запутавшись в крепких тенетах,
Мечется, бьется как бешеный; кровью глаза налилися,
Лапами рвет он веревки, зубами грызет их, и было
Все то напрасно; лишь боле себя он запутывал. «Видишь,
Лев-государь, — сказал я ему, — что и я пригодился.
Будь спокоен: в минуту тебя мы избавим». И тотчас
Созвал я дюжину ловких мышат; принялись мы работать
Зубом; узлы перегрызли тенет, и Лев распутлялся.
Важно кивнув головою косматой и нас допустивши
К царской лапе своей, он гриву расправил, ударил
Сильным хвостом по бедрам и в три прыжка очутился
В ближнем лесу, где вмиг и пропал. По этому делу
прозван я Хватом, и славу свою поддержать я стараюсь;
Страшного нет для меня ничего; я знаю, что смелым
Бог владеет. Но должно, однако, признаться, что всюду
Здесь мы встречаем опасность; так бог уж землю устроил:
Все здесь воюет: с травою Овца, с Овцою голодный
Волк, Собака с Волком, с Собакой Медведь, а с Медведем
Лев; Человек же и Льва, и Медведя, и всех побеждает.
Так и у нас, отважных Мышей, есть много опасных,
Сильных гонителей: Совы, Ласточки, Кошки, а всех их
Злее козни людские. И тяжко подчас нам приходит.
Я, однако, спокоен; я помню, что мне мой наставник
Мудрый, крыса Онуфрий, твердил: беды нас смиренью
Учат. С верой такою ничто не беда. Я доволен
Тем, что имею: счастию рад, а в несчастье не хмурюсь».
Царь Квакун со вниманием слушал Петра Долгохвоста.
«Гость дорогой, — сказал он ему, — признаюсь откровенно:
Столь разумные речи меня в изумленье приводят.
Мудрость такая в такие цветущие лета! Мне сладко
Слушать тебя: и приятность и польза! Теперь опиши мне
То, что случалось когда с мышиным вашим народом,
Что от врагов вы терпели и с кем когда воевали».
«Должен я прежде о том рассказать, какие нам козни
Строит наш хитрый двуногий злодей, Человек. Он ужасно
Жаден; он хочет всю землю заграбить один и с Мышами
В вечной вражде. Не исчислить всех выдумок хитрых, какими
Наше он племя избыть замышляет. Вот, например, он
Домик затеял построить: два входа, широкий и узкий;
Узкий заделан решеткой, широкий с подъемною дверью.
Домик он этот поставил у самого входа в подполье.
Нам же сдуру на мысли взбрело, что, поладить
С нами желая, для нас учредил он гостиницу. Жирный
Кус ветчины там висел и манил нас; вот целый десяток
Смелых охотников вызвались в домик забраться, без платы
В нем отобедать и верные вести принесть нам.
Входят они, но только что начали дружно висячий
Кус ветчины тормошить, как подъемная дверь с превеликим
Стуком упала и всех их захлопнула. Тут поразило
Страшное зрелище нас: увидели мы, как злодеи
Наших героев таскали за хвост и в воду бросали.
Все они пали жертвой любви к ветчине и к отчизне.
Было нечто и хуже. Двуногий злодей наготовил
Множество вкусных для нас пирожков и расклал их,
Словно как добрый, по всем закоулкам; народ наш
Очень доверчив и ветрен; мы лакомки; бросилась жадно
Вся молодежь на добычу. Но что же случилось? Об этом
Вспомнить — мороз подирает по коже! Открылся в подполье
Мор: отравой злодей угостил нас. Как будто шальные
С пиру пришли удальцы: глаза навыкат, разинув
Рты, умирая от жажды, взад и вперед по подполью
Бегали с писком они, родных, друзей и знакомых
Боле не зная в лицо; наконец, утомясь, обессилев,
Все попадали мертвые лапками вверх; запустела
Целая область от этой беды; от ужасного смрада
Трупов ушли мы в другое подполье, и край наш роимый
Надолго был обезмышен. Но главное бедствие наше
Ныне в том, что губитель двуногий крепко сдружился,
Нам ко вреду, с сибирским котом, Федотом Мурлыкой.
Кошачий род давно враждует с мышиным. Но этот
Хитрый котище Федот Мурлыка для нас наказанье
Божие. Вот как я с ним познакомился. Глупым мышонком
Был я еще и не знал ничего. И мне захотелось
Высунуть нос из подполья. Но мать-царица Прасковья
С крысой Онуфрием крепко-накрепко мне запретили
Норку мою покидать; но я не послушался, в щелку
Выглянул: вижу камнем выстланный двор; освещало
Солнце его, и окна огромного дома светились;
Птицы летали и пели. Глаза у меня разбежались.
Выйти не смея, смотрю я из щелки и вижу, на дальнем
Крае двора зверок усастый, сизая шкурка,
Розовый нос, зеленые глазки, пушистые уши,
Тихо сидит и за птичками смотрит; а хвостик, как змейка,
Так и виляет. Потом он своею бархатной лапкой
Начал усастое рыльце себе умывать. Облилося
Радостью сердце мое, и я уж сбирался покинуть
Щелку, чтоб с милым зверком познакомиться. Вдруг зашумело
Что-то вблизи; оглянувшись, так я и обмер. Какой-то
Страшный урод ко мне подходил; широко шагая,
Черные ноги свои подымал он, и когти кривые
С острыми шпорами были на них; на уродливой шее
Длинные косы висели змеями; нос крючковатый;
Под носом трясся какой-то мохнатый мешок, и как будто
Красный с зубчатой верхушкой колпак, с головы перегнувшись,
По носу бился, а сзади какие-то длинные крючья,
Разного цвета, торчали снопом. Не успел я от страха
В память прийти, как с обоих боков поднялись у урода
Словно как парусы, начали хлопать, и он, раздвоивши
Острый нос свой, так заорал, что меня как дубиной
Треснуло. Как прибежал я назад в подполье, не помню.
Крыса Онуфрий, услышав о том, что случилось со мною,
Так и ахнул. «Тебя помиловал бог, — он сказал мне, —
Свечку ты должен поставить уроду, который так кстати
Криком своим тебя испугал; ведь это наш добрый
Сторож петух; он горлан и с своими большой забияка;
Нам же, мышам, он приносит и пользу: когда закричит он,
Знаем мы все, что проснулися наши враги; а приятель,
Так обольстивший тебя своей лицемерною харей,
Был не иной кто, как наш злодей записной, объедало
Мурлыка; хорош бы ты был, когда бы с знакомством
К этому плуту подъехал: тебя б он порядком погладил
Бархатной лапкой своею; будь же вперед осторожен».
Долго рассказывать мне об этом проклятом Мурлыке;
Каждый день от него у нас недочет. Расскажу я
Только то, что случилось недавно. Разнесся в подполье
Слух, что Мурлыку повесили. Наши лазутчики сами
Видели это глазами своими. Вскружилось подполье;
Шум, беготня, пискотня, скаканье, кувырканье, пляска, —
Словом, мы все одурели, и сам мой Онуфрий премудрый
С радости так напился, что подрался с царицей и в драке
Хвост у нее откусил, за что был и высечен больно.
Что же случилось потом? Не разведавши дела порядком,
Вздумали мы кота погребать, и надгробное слово
Тотчас поспело. Его сочинил поэт наш подпольный
Клим, по прозванию Бешеный Хвост; такое прозванье
Дали ему за то, что, стихи читая, всегда он
В меру вилял хвостом, и хвост, как маятник, стукал,
Все изготовив, отправились мы на поминки к Мурлыке;
Вылезло множество нас из подполья; глядим мы, и вправду
Кот Мурлыка в ветчинне висит на бревне, и повешен
За ноги, мордою вниз; оскалены зубы; как палка,
Вытянут весь; и спина, и хвост, и передние лапы
Словно как мерзлые; оба глаза глядят не моргая.
Все запищали мы хором: «Повешен Мурлыка, повешен
Кот окаянный; довольно ты, кот, погулял; погуляем
Нынче и мы». И шесть смельчаков тотчас взобралися
Вверх по бревну, чтоб Мурлыкины лапы распутать, но лапы
Сами держались, когтями вцепившись в бревно; а веревки
Не было там никакой, и лишь только к ним прикоснулись
Наши ребята, как вдруг распустилися когти, и на пол
Хлопнулся кот, как мешок. Мы все по углам разбежались
В страхе и смотрим, что будет. Мурлыка лежит и не дышит,
Ус не тронется, глаз не моргнет; мертвец, да и только.
Вот, ободрясь, из углов мы к нему подступать понемногу
Начали; кто посмелее, тот дернет за хвост, да и тягу
Даст от него; тот лапкой ему погрозит; тот подразнит
Сзади его языком; а кто еще посмелее,
Тот, подкравшись, хвостом в носу у него пощекочет.
Кот ни с места, как пень. «Берегитесь, — тогда нам сказала
Старая мышь Степанида, которой Мурлыкины когти
Были знакомы (у ней он весь зад ободрал, и насилу
Как-то она от него уплела), — берегитесь: Мурлыка
Старый мошенник; ведь он висел без веревки, а это
Знак недобрый; и шкурка цела у него». То услыша,
Громко мы все засмеялись. «Смейтесь, чтоб после не плакать, —
Мышь Степанида сказала опять, — а я не товарищ
Вам». И поспешно, созвав мышеняток своих, убралася
С ними в подполье она. А мы принялись как шальные
Прыгать, скакать и кота тормошить. Наконец, поуставши,
Все мы уселись в кружок перед мордой его, и поэт наш
Клим по прозванию Бешеный Хвост, на Мурлыкино пузо
Взлезши, начал оттуда читать нам надгробное слово,
Мы же при каждом стихе хохотали. И вот что прочел он:
«Жил Мурлыка; был Мурлыка кот сибирский,
Рост богатырский, сизая шкурка, усы как у турка;
Был он бешен, на краже помешан, за то и повешен,
Радуйся, наше подполье!..» Но только успел проповедник
Это слово промолвить, как вдруг наш покойник очнулся.
Мы бежать… Куда ты! Пошла ужасная травля.
Двадцать из нас осталось на месте; а раненых втрое
Более было. Тот воротился с ободранным пузом,
Тот без уха, другой с отъеденной мордой; иному
Хвост был оторван; у многих так страшно искусаны были
Спины, что шкурки мотались, как тряпки; царицу Прасковью
Чуть успели в нору уволочь за задние лапки;
Царь Иринарий спасся с рубцом на носу; но премудрый
Крыса Онуфрий с Климом-поэтом достались Мурлыке
Прежде других на обед. Так кончился пир наш бедою».

Война мышей и лягушек: Батрахомиомахия

Издание представляет знаменитый древнегреческий эпос — комическую поэму «Батрахомиомахия». Ее громоздкое название, которое в первый раз все без исключения читают по слогам, переводится как «Война мышей и лягушек». И это не «животный эпос», как в свое время считал Якоб Гримм. Поэма является первой в мире литературной пародией на «Илиаду» Гомера. Достоверно автор поэмы неизвестен. Древние греки приписывали ее самому Гомеру. Как и у великого эллина, здесь повествуется о войне. Но это не схватка между троянцами и ахейцами. В «Илиаде» сражаются народы, в «Батрахиомахии» мелкие твари — мыши и лягушки. В гомеровской поэме проявляют доблесть и отвагу Ахилл, Диомед, Аякс, Гектор и другие герои, здесь же воюют Творогоед, Грязевик, Норолаз. Поэма написана, как и полагается, гекзаметром по всем жанровым законам эпоса — с использованием высокопарных эпитетов и громоздких гипербол.

…Имя мое — Крохобор, я горжусь быть достойным потомком
Храброго духом отца Хлебогрыза и матери милой,

Ситолизуньи, любезнейшей дочки царя Мясоеда.

Эта античная поэма настолько знаменита, что ее название чуть ли не со времени своего написания (5 век до н.э.) стало крылатым выражением, обозначающим мелкую склоку, никчемную возню. Приятно иметь дело с такими нескучными древними греками, которые были жизнерадостны, остроумны и, используя слова В.Жуковского, «охотники в досужий часок пошутить, посмеяться».

Итак, книга, во-первых, представляет в классическом переводе М.С.Альтмана (1936 г.) забавную древнегреческую историю о вражде мышей и лягушек. Во-вторых, читатель имеет возможность обогатить свою память сразу двумя древнегреческими поэмами: в книге приводятся параллельно близкие по сюжету фрагменты из «Илиады» и из «Батрахомиомахии». В-третьих, он (читатель) узнает о существовании множества литературных источников разных времен и народов, в которых действуют лягушки и мыши — это мифы, легенды, басни, поэмы, пьесы, в том числе упоминаются и научные работы А.Брэма. В-четвертых, в книге помещена статья М.Альтмана, где он представляет поэму в русских переводах, приведен отрывок из сказки В.А.Жуковского и поэма в переводе 1886 года И.Христофорова. В-пятых, читателю предстоит раскрыть чудо гекзаметра, то, как преображается античный стих при переводе на русский язык, и, наконец, получить эстетическое удовольствие от оформления книги. Текст в ней сопровождают изящные черно-белые рисунки А.Порет и фрагменты древнегреческой вазописи.

Ольга Мургина

БАТРАХОМИОМАХИЯ — информация на портале Энциклопедия Всемирная история

«Война мышей и лягушек». / Ориг.: Βατραχομυομαχία

«БАТРАХОМИОМАХИЯ» («Война мышей и лягушек»; др.-греч. Βατραχομυομαχία) — древнегреческая пародийная поэма о войне мышей и лягушек.

Эта поэма – своеобразное сочетание басни о животных и пародии на героический эпос, в ней много юмора, но совсем нет сатиры.

Действие начинается с того, что царь лягушек Щекодов (Φυσίγναθος; пер. В.Г. Боруховича) предлагает перевезти на своей спине мышонка Крохобора (Ψιχάρπαξ), тоже из знатного рода. Посреди переправы лягушку напугала водяная змея, она нырнула вглубь, а мышь захлебнулась. Это послужило причиной войны между ними, причем, как и у Гомера, за битвой внимательно наблюдают с Олимпа боги. Мыши оделевают лягушек, но Зевс, не желая их погибели, метнул перун, а когда это не помогло, наслал на мышей полчище «чудовищ панцирноспинных, задом идущих и ножниц две пары у пасти несущих, черных, костистых и широколапых, без признаков шеи» – раков.

По образцу «Илиады» описывается вооружение и снаряжение героев, их построение, ход битвы и отдельные схватки; все это производит крайне комический эффект. «Батрахомиомахия» была очень популярна в античности и в средние века, под ее влиянием начали создавать эпос о животных и героико-комический эпос.

Возможно, что эта пародия была сочинена галикарнасцем Пигретом.

Переводы:

Война мышей и лягушек. (Батрахомиомахия) / Пер., ст. и комм. М. С. Альтмана. М.-Л., 1936.

Батрахомиомахия (Война мышей и лягушек) / Пер. В.Г. Боруховича // Античный мир и археология. Вып. 1. Саратов, 1972.

Литература

• История греческой литературы / Под ред. С.И. Соболевского и др. т. 1. М., 1946.

Война мышей и лягушек (Батрахомиомахия) – краткое содержание

Греки позднейшего времени до такой степени привыкли считать Гомера отцом всей эпической поэзии, что долго приписывали ему даже «Батрахомиомахию» («Войну мышей с лягушками»), пародию на Илиаду. В этой комической эпопее, написанной, вероятно, в VI веке до Р. Х., в Ионии, война мышей с лягушками воспевается тем же размером и тоном, как Троянская война в Илиаде.

В начале «Батрахомиомахии» повествуется, как один мышонок, ускользнув от когтей кошки, утолял жажду у пруда. Царь лягушек, подпрыгнул к нему и, расспросив нового знакомца о происхождении, пригласил его полюбоваться на свой дворец, в котором было не меньше драгоценного и прекрасного, чем у мышонка, описавшего свои сокровища. Мышонок сел на спину царя лягушек, который поплыл с гостем. Мышонок сначала восхищался поездкою, но скоро стал трусить. Вдруг поднялась из воды гидра; царь лягушек так перепугался, что забыв о мышонке, сидящем у него на спине, нырнул в воду. Мышонок долго боролся со смертью, наконец утонул, угрожая царю лягушек мщением войска мышей.

Другая мышь, увидев, что тело погибшего плавает по пруду, принесла печальное известие народу мышей. «Батрахомиомахия» продолжается сценой, где в народном собрании мышей отец утонувшего говорит с плачем о своем горе. Он лишился последнего сына: старший сын его был растерзан кошкою, второй погиб, лишившись в ловушку; вот погиб и третий от измены царя лягушек. Отец возбуждает народ к войне с лягушками для отмщения. Войско мышей собралось. Шлемы у них – скорлупы орехов; латы сделаны из шелухи бобовых стручков. Герольд мышей идет к пруду, объявляет войну лягушкам. Они тоже вооружаются, решившись мужественно защищаться. Они делают себе шлемы из раковин улиток, даты из листьев растений, копья у них – остроконечные тростинки.

Когда храбрые войска идут на «батрахомиомахию», Зевс спрашивает свою дочь, Афину Палладу, не будет ли она помогать мышам, так часто посещавшим её храмы. Она с досадою отвечает, что не станет помогать этим несчастным воинам, которые грызли её венки и прогрызли даже одежду; но не станет помогать она и лягушкам, потому что недавно они помешали ей спать, когда она вернулась домой с битвы, и ей необходим был отдых: они всю ночь не давали ей уснуть, и она встала утром с головною болью. Она советует богам и богиням не вмешиваться в эту войну, только смотреть с неба, что выйдет. Её совет был принят. Начинается битва по сигналу, данному писком комаров. Свирепствует смертельный бой; много лягушек много и мышей падают, пораженный, и затуманиваются взоры умирающих. Они сражались с таким мужеством, что мало кто уцелел бы из обоих войск; но Зевс вступился в дело: он послал на помощь теснимым лягушкам храбрых союзников, раков; против соединенных сил их и лягушек мыши не могли устоять и под вечер бежали с поля битвы, проиграв войну.

Кроме «Батрахомиомахии» Гомеру приписывали и комическую поэму «Маргит» (Margites), рассказ о простаке, делающем глупость за глупостью; содержание этой поэмы, очевидно, взято из народного рассказа; греки полагали, что она юношеское произведение Гомера.

 

Война мышей и лягушек — это… Что такое Война мышей и лягушек?

Война мышей и лягушек

        «Батрахомиомахия», древнегреческая поэма — пародия (конец 6 или начало 5 вв. до н. э.) на героический гомеровский эпос. Приписывалась Пигрету. Поэма связана с начатой греческими философами критикой религиозно-мифологической системы.

         Изд. в рус. пер.: Война мышей и лягушек (Батрахомиомахия), М. — Л., 1936.

         Лит.: Тронский И. М., История античной литературы, Л., 1957, с. 74—75.

Большая советская энциклопедия. — М.: Советская энциклопедия. 1969—1978.

• Война за независимость испанских колоний в Америке 1810-26
• Война на море

Смотреть что такое «Война мышей и лягушек» в других словарях:

• Война мышей и лягушек — «Война мышей и лягушек», «Batrachomyomachia», греческая героико комическая поэма VI или V вв. до н. э. Шуточная эпическая поэма (в 303 гекзаметрах) представляет собой пародию на героический эпос типа Илиады. Торжественная форма (язык и стих… …   Античные писатели

• ВОЙНА\ МЫШЕЙ\ И\ ЛЯГУШЕК — Война мышей и лягушек, «Batrachomyomachia», греческая героико комическая поэма VI или V вв. до н. э. Шуточная эпическая поэма (в 303 гекзаметрах) представляет собой пародию на героический эпос типа Илиады. Торжественная форма (язык и стих… …   Cловарь-справочник по Древней Греции и Риму, по мифологии

• ВОЙНА МЫШЕЙ И ЛЯГУШЕК — Война мышей и лягушек, «Batrachomyomachia», греческая героико комическая поэма VI или V вв. до н. э. Шуточная эпическая поэма (в 303 гекзаметрах) представляет собой пародию на героический эпос типа Илиады. Торжественная форма (язык и стих… …   Список древнегреческих имен

• «ВОЙНА МЫШЕЙ И ЛЯГУШЕК» — «ВОЙНА МЫШЕЙ И ЛЯГУШЕК», «Батрахомиомахия», древнегреческая поэма — пародия (конца VI или начала V вв. до н. э.) на героический гомеровский эпос. Приписывалась Пигрету. Поэма связана с начатой греческими философами критикой религиозно… …   Литературный энциклопедический словарь

• Война мышей и лягушек — «Батрахомиомахия» (др. греч. βάτραχος, лягушка, др. греч. μῦς, мышь, др. греч. μάχη, борьба)  написанная гекзаметром древнегреческая пародийная поэма о войне мышей и лягушек …   Википедия

• Batr. — Война мышей и лягушек, «Batrachomyomachia», греческая героико комическая поэма VI или V вв. до н. э. Шуточная эпическая поэма (в 303 гекзаметрах) представляет собой пародию на героический эпос типа Илиады. Торжественная форма (язык и стих… …   Cловарь-справочник по Древней Греции и Риму, по мифологии

• Batr. — Война мышей и лягушек, «Batrachomyomachia», греческая героико комическая поэма VI или V вв. до н. э. Шуточная эпическая поэма (в 303 гекзаметрах) представляет собой пародию на героический эпос типа Илиады. Торжественная форма (язык и стих… …   Список древнегреческих имен

• Батрахомиомахия — («Война мышей и лягушек»)    небольшая поэма, написанная гексаметром, единст. уцелевший образец др. гр. пародийного эпоса. В Б. осн. конфликт «Илиады» противоборство греков и троянцев перенесен в обл. столкновения между мышами и лягушками, к рое… …   Античный мир. Словарь-справочник.

• Батрахомиомахия — «Батрахомиомахия» (др. греч. βάτραχος, лягушка, др. греч. μῦς, мышь, др. греч. μάχη, борьба)  написанная гекзаметром древнегреческая пародийная поэма о войне мышей и лягушек …   Википедия

• Порет, Алиса Ивановна — Алла (Алиса) Порет Имя при рождении: Алиса Ивановна Порет Дата рождения: 15 апреля 1902(1902 04 15) Место рождения: Санкт Петербург …   Википедия

«Батрахомиомахия» за 3 минуты. Краткое содержание поэмы

В жаркий летний полдень мышиный царевич Крохобор пил воду из болотца и встретил там лягушиного царя Вздуломорда. Тот обратился к нему, как у Гомера обращались к Одиссею: «Странник, ты кто? из какого ты рода? и прибыл откуда?» Слово за слово, они познакомились, лягушка посадила мышь себе на спину и повезла показывать чудеса земноводного царства. Плыли мирно, как вдруг лягушонок увидел впереди водяную змею, испугался и нырнул в воду из-под товарища. Несчастный мышонок утонул, но успел произнести страшное проклятие: «…Грозного не избежишь ты возмездья от рати мышиной!»

Продолжение после рекламы:

И действительно, мыши, узнав о смерти своего царевича, взволновались. Царь Хлебогрыз произнёс трогательную речь: «Несчастный я отец, троих я лишился сыновей: старший погиб от кошки, средний от мышеловки, а младший, любимый, погибает от лягушки! Так ополчимся, друзья, и грянем в поход на лягушек!..» Мыши вооружаются по всем эпическим правилам, только вместо лат у них стручья, вместо копий иголки, вместо шлемов половинки ореха. Лягушки тоже: вместо щитов — капустные листья, вместо копий тростинки, вместо шлемов улиточьи раковины. «Вышли на бой всеоружно, и каждый был полон отваги…»

Зевс, как в «Илиаде», созывает богов и предлагает им помогать, кто кому хочет. Но боги осторожны. «Не люблю я ни мышей, ни лягушек, — говорит Афина, — мыши грызут мои ткани и вводят в расход на починку, а лягушки кваканьем спать не дают…» А на берегу болота уже начинается битва и уже гибнут (в безукоризненно гомеровских выражениях) первые герои:

Первым Квакун Сластолиза копьём поражает в утробу —
С грохотом страшным он пал, и взгремели на павшем доспехи.
Недругу мстя, Норолаз ударяет копьём Грязевого
Прямо в могучую грудь: отлетела от мёртвого тела
Живо душа, и упавшего чёрная смерть осенила.
Соне Болотному смерть причинил Блюдолиз безупречный,
Дрот устремивши, и тьма ему взоры навеки покрыла…

Брифли существует благодаря рекламе:

Мыши одолевают. Особенно среди них отличается «славный герой Блюдоцап, знаменитого сын Хлебоскреба». Сам Зевс, глядя на его подвиги, говорит, «головой сокрушённо качая»:

Боги! великое диво я вижу своими глазами —
Скоро, пожалуй, побьёт и меня самого сей разбойник!

Зевс бросает с небес молнию — мыши и лягушки содрогаются, но не перестают воевать. Приходится применить другое средство — против воюющих выходят раки. «Криво клешневые, выгнутоспинные, кожа — как кости», они начинают нещадно хватать и мышей и лягушек; те и другие в ужасе разбегаются, а тем временем садится солнце — «И однодневной войне волей Зевса конец наступает».

Батрахомиомахия (война мышей и лягушек) Текст научной статьи по специальности «Языкознание и литературоведение»

ПРИЛОЖЕНИЕ

БЛТРЛХОМИОМЛХИЯ (ВОЙНА МЫШЬИ И ЛЯГУШЕК)

Перевод В. Г. Боруховича

1. К вам, Пиерийские Музы, живущим в горах Геликона,

2. Ныне с мольбой обращаюсь, слагая новую песнь!

3. Вот уж лежит на коленях, на воском покрытых дощечках,

4. Песнь об ужаснейшей битве, неистовом деле Ареса.

5. Смертному роду людскому я в ней обещаю поведать.

6. Как воевали с лягушками мыши, как в подвигах бранных

7. Равными стали гигантам, Землею рожденным (об этом

8. Люди твердят повсеместно). Начало же было такое.

9. Некий мышонок, от ласки сбежав, замученный жаждой,

10. Остреньким рыльцем ‘припал к воде в близлежащем бо-

лоте,

11. Радуясь влаге медвяной. Заметил его тут болтливый

12. Луж обитатель, со словом крылатым к нему обратился:

13. «Кто ты, чужак? От кого происходишь? Из стран ли да-

леких

14. Прибыл сюда? Расскажи мне всю истину, все без утайки!

15. Если в тебе отыщу я достойного друга, то в дом свой

16. Тотчас тебя поведу — и с дарами богатыми будешь.

17. Я же зовусь Щекодувом, великим царем нарекаюсь:

18. Чтят лягушата всей лужи во мне скиптроносного мужа.

19. Сам Грязевик мне родитель, который с царицею Водной

20. В пылкой любви сочетался на топких брегах Эридана.

21. Видно, и ты не простой, а прекрасной и знатной породы:

22. Не от царей разве ты скиптроносных и в подвигах слав-

ных

23. Род свой ведешь? Так скорей расскажи нам и точно по-

ведай!»-

24. Так, отвечая, сказал Крохобор ему, глядя надменно:

25. «Разве мой род неизвестен тебе? Ведь он славен меж все-

ми!

1 Перевод выполнен с издания: Hymni homerici accedentibus epigrain-matis et Batrachomyomacliia, ex rec. Aug. Baumeister, Lipsiae, 1888.

26. Знают его олимпийцы и люди, и птиц поднебесье,

27. Кличут меня Крохобором, и род свой высокий веду я

28. От Хлебогрыза отца, душою отважного. Мать же — ’29. Дщерь Мясоеда Великого, имя ей — Ситолизунья.

30. Ею в норе порожден, был я вкусными крохами вскормлен,

31. Смоквою, сладким орехом не раз меня мать услаждала…

32. Как же ты другом мне станешь? Со мною ты вовсе не

сходен!

33. Жизнь твоя — в водной стихии, мое же свойство иное:

34. Все потихоньку грызу, что в домах человеческих скрыто—

35. Хлеб из тончайшей муки, из прекрасноокруглой корзины,

36. Сыр из сезама, завернутый в пеплос широкий и гладкий,

37. Окорок жирный и печень, покрытую белою пленкой,

38. Свежий творог, молоко для которого лучшее взято,

39. Сладкую ем я лепешку, которой отведать и боги

40. Не отказались бы — все, словом, что ни сделает повар,

41. Людям готовящий пир, над горшками колдующий хитро.

42. (Также в бою я бранного поля мз трусости подлой

43. Не покидал, но бесстрашно средь витязей первых сра-

жался.

44. Мощь человека огромна — но я и его не боялся:

45. Смело поднявшись на ложе, отважно лизал ему пятку,

46. Или за лалец хватал (просыпаться же тот и не думал,

47. Сон ему веки глубокий смежил, он укусов не слышал).

48. Только двоих опасаюсь существ я, на свете живущих:

49. Ласки и’филина. Тягостный страх они мне внушают.

50. Также ловушки губительной я опасаюсь. Но пуще

51. Все ж опасаюсь я ласки, которая дерзко и ловко

52. Мышек хватает, м даже в норе отыскать нас грозится.]

53. Редьки зато не грызу я, капусты и тыквы округлой,

54. Также не ем я зеленого лука, пахучей петрушки —

55. Пища ведь эта для вас, живущих по влажным болотам…»

56. Тут усмехнувшись, такое сказал Щекодув Крохобору:

57. «Слишком, чужак, расхвалился ты брюхом… И мы что-

то значим:

58. Разные чудные вещи в земле и в болотах творятся.

59. Жизнь двойную назначил лягушкам Кронид Олимпиец,

60. В водной стихии, а также на суше мы все обитаем,

61. Прыгаем резво по брегу, глубоко ныряем в пучине.

62. Хочешь ее испытать ты? Легко помогу тебе в этом!

63. На спину можешь взобраться ко мне и, крепко схватив-

шись,

64. Быстро и весело в дом мой .прибудешь ты гостем желан-

ным».

65. Так он сказал и спину подставил. Мышонок проворно

66. Сел на нее и лапками крепко обнял лягушонка.

67. Весело плыть показалось мышонку вначале. Лягушка

68. Быстро неслася, вод встречных потоки легко рассекая.

69. Только тогда, как порфирной волною его окатило,

70. Лапки под брюхо поджал он, и полон смятенья и страха

71. Клочьями шерсть на себе выдирать стал в отчаяньи ди-

ком.

72. Сердцем оп всем пожелал в этот миг па земле очутиться.

73. Громко стеная, от страха кровавого весь побледнел он,

74. Хвост как весло по воде опустил; и слабо вильнув им,

75. С жаркой молитвою о возвращенья к богам обратился.

76. Волны меж тем его вновь окатили чредою холодной.

77. Дико тут взвизгнул мышонок и речью такой разразился:

78. «Верно, не так груз любовный Зевес, в быка

обратившись,

79. Вез на широкой спине, когда к Криту умчал он Европу,

80. Как меня тащит лягушка на скользкой опине своей, в

дальний

81. Дом направляясь, холодной водою меня обдавая!».

82. Зрелище тут вдруг ужасное взгляду обоих явилось:

83. Змей из воды показался. И шея, как палка, торчала

84. Ввысь из воды, изгибаясь. В испуге нырнул лягушонок,

85. И не подумав, что друга такого в беде оставляет.

86. Быстро на дно он спустился, от смерти спасаяся верной.

87. Друг же покинутый, царь Крохобор, забарахтался жалко,

88. Лапки вздымая, всем телом в испуге смертельном

затрясся:

89. Вынырнул раз, и другой, но тут же опять опустился

90. Вниз на глубокое дно. Нельзя было смерти избегнуть:

91. Влажная шерсть его тяжестью страшной в пучину тянула.

92. Дух испуская, он речи такие вещал напоследок:

93. «Нет, не пройдет это даром тебе, Щекодув! Вероломно

94. Ты поступил! Как отважный моряк, гибну, сброшенный с

судна!

95. Ты, негодяй, на земле не посмел бы со мной состязаться

96. В (беге, кулачном бою и борьбе. Только в водной стихии

97. Смог ты меня победить. Но глаза олимпийцев не дремлют:

98. Дорого гибель мою оплатите вы, лягушата!»

99. Так он сказал, и душа его в хладный Аид отлетела…

100. Гибель его царь узрел Блюдолиз, стоявший на бреге.

101. Громко тут он завопил и мышам о несчастьн поведал.

102. Те же, о смерти собрата узнав, гневом вспыхнули

жарким,

103. Вестникам сразу приказ передали — звать всех на

собранье.

104. Местом собранья был избран дворец царя Хлебогрыза:

105. Сыном ему Крохобор приходился, которого тело

■ 106. Хладное стыло в далеком от верного берега море — 107. В луже на самой средине. Когда ж розоперстая Эос i 108. Встала из мрака, собралися мыши. И с речыо такою

109. Царь Хлебогрыз, полон скорби о сыне, ко всем обратился:

110. « Други! Хотя и один от лягушек столь тяжкое горе

111. Я претерпел — испытание всем нам они учинили.

112. О, сколь я жалок, отец, сыновей трех цветущих

лишившись!

113. Первого ласка сожрала, схвативши его прямо с поля,

t 114. Миг улучив, как из норки он дерзостно высунул рыльце.

115. Злобные люди сгубили второго, его умертвивши

116. С помощью хитрой машины из дерева. Люди ей дали

117. Имя ловушки — но лучше погибелью ей называться!

118. Третий всех более дорог был мне и матери милой,

119. Но и его погубил Щекодув, опрокинув в пучину.

120. Так поскорее же, мыши, на подлых лягушек походом

121. Двинемся, тело украсив оружием острым и грозным!».

122. Так убедил Хлебогрыз всех мышей изготовиться к бою.

I 123. В битву мышей сам Apec снарядил, зажигатель сражений.

124. В поножи мощные ноги одели, стручки разделивши

125. Ровно на две половины. Златой желтизною сияли I 126. Эти стручки, что в течение ночи они понагрызли.

К 127. Панцири сделали мыши, искусно тростник изгибая, I 128. Шкурою ласки покрыли затем, от болезни издохшей. I 129. Крышки светильника щит заменили, а копьями стали I 130. Длинные иглы — из меди тяжелой Ареса изделье. 131. Шлемом блестящим покрылись — стручком полевого

гороха.

? 132. Так приготовились мыши к войне. Лягушки, об этом [ 133. Сведав, дружно на сушу попрыгали, воды покинув.

134. Дол.го они совещалися тут, быть войне или миру.

135. Только они рассмотрели причины вражды, вдруг

возникшей —

136. Вестник тут прибыл, торжественно жезл пред собою

несущий.

I 137. Звали его Горшколазом; великого Творогоеда

138. Сыном он был. Суровую весть возвестил он лягушкам;

139. «Ныне внимайте, лягушки, угрозе, которую шлет вам

140. Племя мое. Надлежит вам готовиться к бранному делу

141. Тело царя Крохобора в пучине недавно открыли

142. Мыши, его ж погубил Щекодув. Теперь собирайтесь,

143. Ежели есть среди вас, кто витязем хочет назваться».

144. Так он сказал. Безупречная речь его в сердце запала,

145. Дух возмутила лягушек, воителей племя надменных,

146. Грозно они зашумели. Но встав, Щекодув провещал им:

147. «Други! Отнюдь не губил я мышонка, и даже не видел,

148. Как он погиб. Утонул же он сам, резвясь на болоте,

149. Плавать как мы вознамерившись. Ныне же подлые мыши

150. Смеют шуметь и меня обвинять. Так давайте же сами

151. Крепко помыслим, как подлое племя мышей уничтожить!

152. Вот что скажу вам, и мысль эта кажется мне наилучшей:

153. Тело оружием грозным украсив, давайте восстанем

154. На супостата в том месте, где кручею горы нисходят.

155. Войско мышей мы здесь подождем, как на нас

устремится.

156. Тут похватаем за шлемы, кто ближе из них подвернется,

157. И покидаем в пучину тела их вместе с доспехом.

158. Плавать они не умеют и живо в воде захлебнутся,

159. Мы (ж без труда водрузим над мышами трофей наш

победный».

160. Так убедил Щекодув приготовиться к бою лягушек.

161. Листьями мальвы лягушки колени себе обернули,

162. Панцири сшили из листьев свеклы желтовато-зеленой,

163. Листья капусты огромной щиты заменили прекрасно,

164. Острый и длинный тростник ям на копья пошел. Из

ракушек

165. Шлемов себе понаделали прочных, покрыв ими главы.

166. Тело свое защитивши, по брегу крутому лягушки

167. Встали, копьем потрясая, Аресова духа наполнясь.

168. Зевс между тем олимпийцев созвал на звездное небо.

169. Ярость войны предвещая и силу мужей-ратоборцев

170. Им показав, копья мощные грозно вперед устремивших,

171. Войску кентавров подстать иль гигантов чудовищных

сонму,

172. Так, усмехаясь, спросил: «Кто же выступит в помощь

лягушкам

173. Или мышам? «А к Афине со словом таким обратился:

174. «Дочь моя! Верно, мышам помогать всею силой ты

станешь.

175. Ведь обитают они у тебе посвященного храма,

176. Туком сладчайшим и жертвенным мясом себя услаждая».

177. Так Кронид провещал, и ему отвечала Афина:

178. Нет, мой отец, я мышей не спасу, пусть плохо им будет.

179. Многих и тяжких несчастий они мне причиною стали.

180. Съели венок из оливы, а также светильник, чтоб масло

181. Выпить оттуда, изгрызли. Все это мне в душу запало.

182. Пеплос погрызли затем, над которым я долго трудилась,

183. Мягкую ткань создавая, на тонкой я ткала основе.

184. Весь в решето превратили! Починщик, на грех, тут явился,

185. Просит проценты с меня, что бессмертных всегда

удручает

186. (Шерсть-то я в долг набрала и, отдать чем не зная,

страшуся).

187. Но и за племя лягушек в поход выступать я не стану:

188. Кваканье их мне постыло. Недавно, вернувшися с битвы,

189. В сече изрядно устав, отдохнуть всей душой пожелала —

190. Нет же, не дали уснуть мне, проклятое племя! От шума

191. Веки сомкнуть не смогла и без сна так всю ночь

пролежала

192. С тяжкою болью, главу до самих петухов не склонила!

193. Боги! Не будем мешаться в их сечу! Пусть сами дерутся,

194. Чтоб ни один не был ранен из нас стрелой изощренной.

195. Дерзостна сила их, даже с бессмертными может

(поспорить.

196. Так насладимся же зрелищем, сверху взирая на битву!»

197. Так провещала Афина, Олимп ей ответил согласьем.

198. Купно собралися все в одно место, богини и боги,

199. В трубы меж тем комары стали дуть, побуждая к

сраженью;

200. Страшно потряс все воинственный гул. Сам Зевс

Громовержец

201. Молнию с неба метнул. Началася великая сеча.

202. Первым Квакун Лизуна поразил, стоявшего насмерть

203. Всех впереди. Пронзило копье ему печень навылет,

204. Грянулся в прах он и мягкая шерстка покрылася пылью.

205. Бросил в Грязнулю свой дрот Норолаз. Глубоко

вонзившись

206. В грудь, закачалось тяжелое древко, и навзничь упал он,

207. Смерть ему очи затмила, душа отлетела к Аиду.

208. В самое сердце попав, поразил Свекловик Горшколаза,

209. А Хлебоед Громоквака убил, распоров ему брюхо —

210. Навзничь упал он, душа его прочь отлетела к Аиду.

211. Царь Блаторад, как увидел погибшего так Громоквака,

212. В шею метнул Норолазу копье………..

213. Тут Траволюб, шолон скорби, тростник изощренный

приподнял,

214. Сильно метнул — и не смог уже вновь его вытащить боле.

215. Дерзкий Лизун, в Траволюба копье изощренное бросив,

216. Не промахнулся. Пробило копье тому печень навылет.

217. Но увидав Корнееда бегущего, в заводь свалился:

218. Неукротимый, и тут устремился он на супостата,

219. Вынырнуть все же не смог. Пурпурною кровью окрасив

220. Лужу, простерся у брега, в глубинах заводи черной,

221. В пах и жирный животик смертельно ужаленный витязь.

222. Творогоед в этом месте великий доопехов лишился

224. Царь Мятлевик, Салогрыза узнав, устрашен его видом,

225. Бросил свой щит и в испуге к родному болоту помчался.

226. Листообъеда в бою проколол Горшколаз 2 безупречный,

227. А Салогрыза убил, метнув в него камнем тяжелым,

228. Царь Водорад. Не выдержал череп, и мозг тут же вытек

229. Из носу. Брызнувшей кровью трава широко обагрилась.

230. Царь Смрадолюб, близ болота живущий, попал в

Блюдолиза

231. Длинным копьем, и смерть тому ясные очи затмила. 23’2. Мертвого за ноги взявши, связав ему сухожилья,»

233. К луже повлек его прочь Луковик и в пучину низвергнул.

234. Но Крохобор отомстил за друзей, погибших в сраженьи:

235. В луже погиб Луковик, пораженный стрелой Крохобора,

236. Навзничь упал он, душа его прочь отлетела к Аиду.

237. Это увидев, Капустник метнул в Крохобора могучей

238. Лапою пригоршню грязи, едва не лишив его зренья.

239. Тот осерчал чрезвычайно, и так же лапкой схвативши

240. Камень огромный, что высился бременем тяжким на

пашне,

241. Сильно метнул и рассек сухожилье Капустнику правой

242. Голени. Пал он на землю и смерть ему очи затмила.

243. Местью пылая, Хрипун устремился вперед. Крохобора

244. Сильно ударив, пробил ему брюхо, туда погрузивши

245. Древко копья целиком, и кишки из распоротой раны

246. Вытащил, мощно схватившись за древко могучею лапой.

2 Вторичное появление Горшколаза на поле бранн после того, как была описана в ст. 208 его гибель, иногда объясняют тем, что автор поэмы пародирует «Илиаду», в которой встречаются подобные промахи.

247. Видом сего потрясен, Норолаз, стоявший на бреге,

248. Быстро умчался, хромая, из мужеубийственной битвы:

249. В яме запрятался витязь, от смерти спасаяся верной.

250. Царь Хлебогрыз поразил Щекодува в бедро, и последний

251. Тяжко от боли стеная, умчался к окраине лужи…

252. Царь Луковик, как увидел упавшего, полуживого,

253. Вырвался быстро вперед, тростникам изощренным

ударил

254. В щит, но не смог проломить его, лишь острие там

оставил.

255. В шлем безупречный ему (в нем четыре горшка

умещалось)

256. Травник свой дротик метнул, одному лишь Аресу

подобный

257. (В подвигах бранных он доблестью более всех

отличался),

258. И сокрушил супостата: не выдержав гнева героя,

259. Прочь побежал он, в пучину глубоко на дно погрузился.

260. Витязь один средь мышей был — воинственный сын

Круподува:

261. Звали его Кускохватом, и был он воитель могучий.

262. Отчий наказ выполняя, вмешался он в грозную сечу:

263. Встав подле лужи и силою громко своей похваляясь,

264. Стал угрожать он, что всех до одной уничтожит лягушек.

265. Тело ж свое Кускохват защитил, на две половинки

266. Крепкий орех расколов и покрыв скорлупой свои плечи.

267. Страхом объяты, помчались к родному болоту лягушки:

268. Всех мог сгубить Кускохват — была в нем великая сила,

269. Если б Кронид, породивший богов и людей, не вмешался.

270. Видя лягушек, во множестве гибнущих, их пожалел он,

271. И головой сокрушенно качая, такое промолвил:

272. «Боги! Великое чудо творится у нас пред глазами,

273. Ужас наводит на всех Кускохват, который у лужи

274. Племя лягушек терзает, совсем уничтожить грозится.

275. Быстро пусть двинется в помощь Афина им, славная в

битвах,

276. Или Apec, чтоб его укротить — хоть и грозен воитель».

277. Так Кронид провещал, но услышал тут отповедь Геры:

278. «Нет, не достанет Афине Палладе, ни богу Аресу

279. Силы, чтоб черную смерть отвратить от жалких лягушек,

280. Ежели все мы на помощь не двинемся, или оружье

281. В ход ты не пустишь, которым чудовищных силой титанов

282. Некогда ты сокрушил беспощадно, а также смирил им

283. Племя гигантов, богам ненавистное, и Энкелада

284. И Капанея, великого мужа… Им только возможно

285. Мощь сокрушить Кускохвата, внушившего ужас

бессмертным».

286. Так провещала богиня, и с нею Кронид согласился.

287. Страшно вверху прогремев, потряс он высоты Олимпа,

288. Грозный перун приподнял, покружил высоко над главою,

289. Кинул его. Полетел далеко он из царственной длани,

290. Прямо в мышей угодил. Устрашилися мыши вначале,

291. Все ж не смирил их перун, и яростью пуще зажглися,

292. Веря, что род истребить копьеносных лягушек сумеют.

293. Глядя на это с Олимпа, в заботе о тех же лягушках,

294. Помощь им выслал Кронид, спасая от гибели верной.

295. Воинство вдруг появилось чудовищ паицирноспинных,

296. Задом идущих и ножниц две пары у пасти несущих,

297. Черных, костистых и широколапых, без признаков шеи,

298. Длинные руки, глядят изподлобья, а плечи лоснятся,

299. Ног целых восемь, и нравом упорны; зовут же их люди

300. Раками. Ринувшись в бой, за хвосты мышей похватали,

301. Стали откусывать их, заодно уж откусывать лапки…

302. Копья погнулись мышей. Испугались они чрезвычайно,

303. В бегство пустились позорное. Солнце меж тем

опустилось,

304. И однодневной войне волей Зевса конец совершился.

Битва между лягушками и мышами: крошечный гомеровский эпос: 9781589881426: Столлингс, А. Э., Сильверштейн, Грант: Книги

«Куплеты [Stallings] … имеют живую, подвижную музыку, которая должна пленить уши современного человека … Придавая миссу Столлингс землистый гобой, облигато — это иллюстрации Гранта Сильверстайна, заштрихованные зарисовки, которые умножаются друг на друга. мышей на странице … Битва , в которой бобы с удовольствием носят, а не едят, по-прежнему может радовать.- Wall Street Journal

«Чтобы пародировать мастера настолько тонко, что результат будет ошибочно принят за поэзию самого играющего мастера, требуется настоящее поэтическое мастерство. А теперь, в переводе книги Batrachomyomachia А. Э. Столлингса, мы имеем то, что кажется сравнительно амбициозным и убедительным воссозданием той древней игры. Столлингс является одновременно образованным классиком и известным английским поэтом. И особенно ее ценят за ее, казалось бы, естественное владение размером и рифмой — приказ, который необычен в нашу эпоху.Ее рифмованные двустишия — продукт врожденного чуткого уха. . . В основном разделе поэма переплетается на каждой странице с карандашными рисунками Сильверстайна — лягушек, мышей, ласок, ястребов, змей и богов с человеческими лицами. Сначала я подумал, что иллюстрация может быть чем-то похожа на средневековую иллюминацию. Но по мере чтения я понял, что дело вовсе не в этом. В визуальной пунктуации рисунков слишком много драматизма. Вместо этого я начал ценить их большую роль как визуальных гармоник — своего рода замену лиры, сопровождающую объединенные голоса барда и переводчика.Они являются неотъемлемой частью успеха этого небольшого тома, который я очень рад прочитать ». — Los Angeles Review of Books

« С двумя вступлениями — одно под именем Столлингса, а другое — А. Нони Маус »- плюс глоссарий драматических персонажей, приложение и заметки эрудированного классициста, это игривая, но серьезная научная работа в миниатюре. Поэт не должен быть таким уж редким, чтобы быть серьезным и одновременно искриться, но Столлингс — один из немногих.»- Лондонское обозрение книг

» Каким же забавным было, должно быть, для А.Э. Столлингса обнаружить Битва между лягушками и мышами , когда он впервые появился в библиотеке Геннадия в Афинах. История представляет собой классическую притчу «на хорошем гомеровском греческом», подчеркивающую тщетность войны, но изобилующую глупыми именами и действиями, которыми такой автор, как Столлингс, может играть в рифмованных двустишиях, давая свободу воображению и остроумию. Она могла использовать научный подход; вместо этого книга представляет собой шумную, быстро развивающуюся возню, которую легко читать сидя.»- The Hudson Review

» Битва начинается в эзопианском стиле с лягушки, заманивающей мышь на смерть. (Было ли это намеренно? Решаете вы.) Последующий протест приводит к тотальной войне, хотя и крошечной. Те, кто знаком с Iliad , будут в восторге от его миниатюризации. Имена героев (король Фуражка начинает сюжет, а усатый Морселнатчер — его самый жестокий боец), доспехи и вооружение (снаряды из нута для шлемов и стручки фасоли для защиты голени, копья из тростника) и неизбежное вмешательство все боги присутствуют и очаровательно параллельны ожиданиям.Он даже заканчивается на ракообразных из машины , которого вы не ожидаете. . . Конечно, поскольку это «Стэллингс», перевод выполнен в виде жестко рифмованных стихов, которые уравновешивают как величие эпоса, так и особые качества воинов. . . Иллюстрации Гранта Сильверстайна поддерживают этот баланс, серьезно относясь к противникам (или так серьезно, как можно воспринимать тощие лапы стоящей лягушки, держащей свекольный лист вместо щита) и передавая интенсивность битвы »- Light Poetry Журнал

«Восхитительный сюрприз.. . Умная игра слов и игра слов подчеркивают перевод и введение. . . Есть что-то кэрролловское в пристрастии Столлингса к каламбурам и в легкости ее перевода в целом. . . Изящные офорты Гранта Сильверстайна с изображениями животных и богов напоминают хорошо известные рисунки художников эпохи Возрождения, таких как Микеланджело и Леонардо да Винчи, и представляют собой живую визуальную копию повествования »- Bryn Mawr Classical Review

« Уникальный и восхитительный занимательное чтение.»- Midwest Book Review

» Виртуозный, остроумный, очаровательный перевод величайшего эпоса, когда-либо написанного о мышах, с прекрасными иллюстрациями Гранта Сильверстайна. Элегантные рифмующиеся куплеты Столлингса — идеальный выбор, чтобы почтить память мышей-музы «. — Эмили Уилсон, профессор классических наук, Пенсильванский университет

» Перевод этой древней эпопеи, сделанный Столлингсом, вызывает восторг: очаровательный, остроумный и живой , с жизнерадостными рифмами и яркими иллюстрациями.Я подозреваю, что это станет любимым дополнением многих домашних библиотек ». — Мэдлин Миллер, автор бестселлеров Circe

« Персонажи этой ослепительной эпической весны к жизни (и смерти!) В тщательно проработанных рисунках Гранта Сильверстайна. ” — Энн Темкин, главный хранитель отдела живописи и скульптуры, Музей современного искусства

«Восхитительный перевод незамеченной жемчужины древнегреческой сатиры». — А. М. Юстер

А.Э. Столлингс — американская поэтесса, которая с 1999 года живет в Афинах, Греция. Она изучала классику в Университете Джорджии, а затем в Оксфордском университете. Она опубликовала четыре сборника стихов: «Архаическая улыбка» (получившая в 1999 г. премию Ричарда Уилбура), «Хапакс» (лауреат премии поэтов), «Оливки» (финалист Национальной премии кружка книжных критиков) и «Лайк». Ее перевод Лукреция (рифмующий четырнадцать), «Природа вещей», Питер Стотхард назвал в TLS «одним из самых необычных классических переводов последнего времени.Сталлингс получил грант на перевод от Национального фонда искусств (США), стипендии от Фонда Гуггенхайма и художников США, а также «грант для гения» от Фонда Макартура. Она также является членом Американской академии искусств и наук. Ее произведения широко антологизированы и были включены в Лучшую американскую поэзию в 1994, 2000 и 2015 годах, а также в Лучшую из лучших американских поэзий (редактор Роберт Пинский). Ее стихи появляются в The Atlantic Monthly, The Beloit Poetry Review, The Dark Horse, The New Yorker, Poetry, Poetry Magazine (Чикаго), Poetry Review и TLS и других.Она также публикует эссе и обзоры для American Scholar, Parnassus, Poetry Magazine, Poetry Review, TLS и Yale Review. Столлингс женат на журналисте Джоне Псаропулосе и имеет двоих детей, Джейсона и Аталанту.

Грант Сильверстайн — американский художник, специализирующийся на офортах. Он живет в Пенсильвании.

О «Битве между лягушками и мышами»

1. Что это такое

Гомери Батрахомахия.

Perlege Maeonio cantatas carmine ranas
Et frontem nugis resolre Disce Meis.

Гомер «Битва лягушек и мышей»

Прочтите лягушек, воспеваемых в стихах Гомера, и выучите
Размораживать брови от моей ерунды.

Martial, Книга XIV (Apophoreta), 183

Оксфордский классический словарь представляет собой краткое введение в произведение, для которого стихотворение Марсьяля служит «подарочным ярлыком».

« Batrachomyomachia» , «Битва лягушек и мышей», представляет собой псевдэпическую поэму, состоящую из чуть более 300 дактилических стихов с гекзаметром, в целом имитирующих язык и стиль Гомера.Поэма была широко прочитана как школьный текст в византийский период. […] Работа была датирована по-разному, но более вероятно, что это работа позднего эллинистического периода, чем ранней классической эпохи, поскольку она содержит то, что кажется намеком на Europa Мосха и Aetia Каллимаха, и его язык показывает влияние латыни.

Плутарх приписал авторство «Батрахомиомахии » г. поэту V века до н.э. Пигре из Галикарнаса.Но ссылки современников Плутарха Марциала и Статиуса, живших в первом веке нашей эры, предполагают, что по крайней мере некоторые римские литераторы считали произведение подлинным примером пародирования Гомера самого себя, и это во многом объясняет стойкость этого насмешливого мышонка. размерный эпос.

В отличие от часто покрытого шерстью nugis Martial, требующего снисхождения, Batrachomyomachia вряд ли вызовет какие-либо критические брови. Ему удается пародировать без насмешек и высмеивать без шрамов.И он представляет динамику и трагедии войны через объектив, который, хотя и ясен, защищает зрителя определенным шармом. Повествование (в переводе Столлингса) начинается с того, что кажется вариацией басни Эзопа:

Однажды жаждущая мышь подошла к краю
Из озера и окунул морду, чтобы напиться.
Никакая вода не могла быть более желанной или оживленной.
Он только что избежал смерти на мгновение —
Этот проклятие, Ласка!

Мышь по кличке Ловец крошек — внук Мышиного короля.На берегу озера его встречает Пуховик, правитель лягушек, который сообщает мышке:

Пелей, лорд Мадворт был моим отцом.
Моя мать была принцессой болота
А я вырос на берегу реки […]

Эти двое продолжают болтать о разных продуктах, которые они едят, и о разных мирах, в которых они процветают. Далее следует подробный рассказ о хитростях мышей и вкусных закусках, но в свое время Фуражник отвечает, приглашая Crumbcatcher совершить экскурсию по окрестностям лягушек:

Вы слишком хвастаетесь своим животом.
У нас тоже есть много чудес, которые стоит изучить
И в пруду, и на заболоченном берегу.

Таким образом, предприимчивая мышь соглашается, запрыгивая на спину гостеприимной лягушки. Но Ловец крошек не умеет плавать, и мы замечаем его беспокойство и сомнения, когда они продвигаются дальше в воду: «Он вытащил свою шерсть и крепко сжал свои маленькие лапки / У него на груди сердце дрогнуло от его тяжелого положения».

Достаточно скоро эти предчувствия сливаются, когда водяная змея вырывается на поверхность и угрожает поглотить мореплавателей.Pufferthroat инстинктивно ныряет за сохранность дна озера. Что касается Crumbcatcher:

Но брошенная мышь упала в волну,
И пищала от ужаса перед водянистой могилой.
И много раз падал в отчаянии.
И много раз он боролся за воздух,
Но в конце концов он не смог убежать от своей судьбы —

Утопая, он кричит:
О лягушка! Вы будете наказаны за свое преступление —
[…] И моя бойня
Не останутся незамеченными — вы заплатите цену.
Тебе не уйти от армии мышей.

И вот начинается эпическая война, включающая сцены и язык, напоминающие как Iliad , так и Odyssey . Мыши посылают вестника с требованием возмещения ущерба, но Pufferthroat надменно отрицает какие-либо воспоминания об этом эпизоде. Мыши вооружаются иглами для копий и доспехами из стручков гороха. Они посылают вестника, объявляют войну и атакуют. Лягушки сопротивляются, боги вмешиваются, чемпионы поднимаются и падают. Так же, как мыши, кажется, готовы победить, Зевс воодушевляет лягушек; но затем он устает от кровавой бойни и посылает финито-удар молнии: «Пока на западе заходило солнце / Объявлено всем, война Одного Дня была окончена.

2. Но почему мы все еще читаем эти старые вещи?

Не особенно, я думаю, для этой истории, какой бы забавной она ни была. Возможно, мы просто заимствуем наши реплики из поздней античности и средневековых византийцев, которые использовали « Batrachomyomachia » в качестве учебного текста; они, должно быть, видели в нем или . Или, возможно, мы помним Пигреса как любопытного человека, который якобы создал не только этот уникальный псевдоним, но и новаторскую адаптацию Илиады , которая, как говорят, значительно переработала текст, переделав гекзаметры Гомера в чередующуюся схему гексаметр-пентаметр.Эта работа больше не сохранилась, но она была достаточно примечательной, чтобы попасть в византийскую энциклопедию.

Оба достижения Пигреса кратко отмечены в историческом романе Гора Видаля « Сотворение », в котором поэт называет себя потомком Гомера и заявляет: «Его музыка течет сквозь меня». Главный герой Видаля характеризует переработку Пигреса Илиады как «сводящую с ума», но продолжает:

Он также написал необычайно умный рассказ о битве между лягушками и мышами, которую он скромно приписал Гомеру.Однажды летним днем ​​он спел мне это произведение совершенно приятным голосом, [и] я искренне ему аплодировал. «Это изумительная работа».

«Так и должно быть», — сказал он, запрокидывая голову и притворяясь слепым. «Это написал Гомер. Я просто пою. Я только его голос ».

Требуется настоящее поэтическое мастерство, чтобы пародировать мастера настолько тонко, что результат ошибочно принимается за поэзию самого мастера в игре. А теперь, в переводе А. Э. Столлингса книги Batrachomyomachia , мы имеем то, что кажется сравнительно амбициозным и убедительным воссозданием той древней игры.Столлингс является одновременно образованным классиком и известным английским поэтом. И особенно ее ценят за ее, казалось бы, естественное владение размером и рифмой — приказ, который необычен в нашу эпоху. Ее рифмованные двустишия — продукт врожденного чуткого уха.

Разница между чувствительным ухом и техникой пустоты прекрасно описана Стивеном Добинсом в детективном романе « Саратога Гексаметр » о поэтах:

«У [У] не было абсолютно никакого уха, у него его никогда не было, потому что факт.Я помню, как он однажды утверждал, что ритм — это результат метрического контроля, что было глупо. Измеритель — это только один из элементов ритма, но когда у вас нет уха, то метр — это то, что вам нужно больше всего ».

«Почему?» — спросил Чарли.

«Кто угодно умеет считать, но не все умеют танцевать…»

Вальсирующая легкость стиха Столлингса должна быть очевидна в уже процитированных отрывках. В своем предисловии она объясняет, что использовала рифмованные двустишия как «намек» на перевод Гомера, сделанный Джорджем Чепменом 17-го века, и в «надежде […], что рифмы» «увеличат очарование […] и подорвут некоторые из них. высокопарный (пародийный?) эпический язык.Мое совершенно неосведомленное предположение состоит в том, что ее двустишия просочились первыми, а оправдания пришли после факта.

Но ее выбор рифмовать, а не подражать, не рифмованный размер греческого оригинала или просто использовать свободный или пустой стих, поднимает теоретический вопрос. Насколько далеко, вводя рифму, она переходит от перевода к адаптации или даже к присвоению? Обычно о таких вещах, как Batrachomyomachia , не беспокоятся, но это также почтенная «чудесная работа».И этот живой перевод — на чудесные английские стихи — заслуживает небольшого обсуждения.

Сама Столлингс косвенно формулирует этот вопрос в интервью Literary Hub (курсив мой):

Рифма, я бы сказал, это своего рода метафора — сходство между антипатиями — и в ней есть та же таинственная сила. Это движущая сила композиции, а не украшение (если все сделано правильно) — рифмованное стихотворение должно в определенном смысле быть «рифмованным».

Или, как выразился Рильке в письме 1921 года Рольфу фон Унгерн-Штернбергу, рифма «является божеством очень тайных и очень древних совпадений, [и] ее нельзя ни предвидеть, ни вызывать ее.

С этой точки зрения рифма становится механизмом, который вытесняет первоначальное намерение поэта с до сих пор неустановленным намерением стихотворения. Это нормально и желать лучшего. Но возможен ли «рифмованный» перевод без излишних изменений переведенного текста? Рифмовано ли исходное стихотворение или нет, не имеет отношения к вопросу о том, создает ли рифма на целевом языке новый оригинал, движимый собственными уникальными причинами. Перевод поэзии в поэзию — это написание стихов, и мутации неизбежно являются частью этого.Но насколько настоящий «рифмованный» перевод рискует пересмотреть определение оригинала? Я думаю, что на этот вопрос можно ответить только в частном, а не в общем.

3. Свиньи текут сквозь меня

Тем не менее, мы начнем с общего. Начиная с эпохи Возрождения, переводчики «писали» классические стихи в схемах рифм, которых нет в оригинале. Цель заключалась не в том, чтобы предоставить доступ к оригиналу. (По крайней мере, латынь оставалась частью основной учебной программы образованных англичан.Скорее, перевод был средством, с помощью которого поэты обогатили свой родной язык. Рифмованные двустишия Голдинга Metamorphoses не имели ничего общего с плавными латинскими ритмами Овидия, но имели прямое отношение к великолепным цветам Шекспира. Знаменитый Гомер Чепмена был представлен в рифмованных двустишиях, как и Гомер Папы.

Конечно, следует помнить, что на протяжении 16, 17, 18 и большей части 19 века английская поэзия должна была рифмоваться, поэтому можно сказать, что эти великие переводы были в той же степени обусловлены культурой, как и рифмы. .Сегодня их читают те, кто хочет читать или изучать английскую литературу того периода, а не как первые шаги Гомера, Горация или Вергилия.

Со времен модерна свободный стих в значительной степени стал нашей нормой перевода, с акцентом на передачу «аутентичных» поэтических образов. Например, мелодичный Гомер 1960-х годов Роберта Фицджеральда стилизован как относительно прозрачное окно в оригинал, попытка перенести читателя в культуру произведения, а не наоборот.Почти все переводы Гомера после 1950-х годов отдают предпочтение различным метрам, но для обычного читателя я думаю, что их успех основан на иллюзии прозрачности, стиле, который не мешает повествованию и образам. Мы живем в неформальную эпоху. Большинство читателей не считают биты, а тем более ожидают рифмы.

И все же больше чем половина очарования лягушек и мышей Столлингса передается мелодической рифмованной схемой, которая кажется настолько подходящей для материала, что вызывает ассоциации с Pigres Гора Видаля, поющих произведение.(Для целей этого обсуждения давайте просто отдадим должное Пигресу хотя бы какой-то версии работы, с которой навсегда связано его имя.) Насколько сильно Сталлингс расходится с эстетикой Пигреса? Стоит взглянуть на отрывок с особенно богатым изображением.

В качестве основы, вот перевод прозы Леба 1914 года Х. Г. Эвелин-Уайт. Он начинается с «Похитителя крошек», описывающего раннее вскармливание его матери:

[S] он принес меня в мышиную нору и накормил едой, инжиром, орехами и всякими лакомствами.Но как ты сделаешь меня своим другом, который совсем другой по натуре? Потому что вы живете в воде, но я привык к каждой такой пище, как и мужчины: я никогда не пропускаю трижды замесенный хлеб в его аккуратной круглой корзине, или торт в тонкой упаковке, полный кунжута и сыра, или кусок ветчины, или печень, обмазанную белым жиром, или сыр, только что свернувшийся из сладкого молока, или восхитительный медовый пирог, которого жаждут даже благословенные боги, или любой из тех блюд, которые готовят повара для пира смертных людей, насыщая их кастрюли и сковороды со всеми видами специй.

Даже в прозе создается впечатление, что основная работа ярко лирична, тем не менее, нам повезло, что в Интернете также есть легкодоступная версия стихов из издания Knight’s Quarterly 1824 года, написанного псевдонимом Уильяма Магинна. Для меня это пример перевода, в котором схема рифм вполне может противоречить оригиналу. Древний, голодный, игривый голос был заменен чем-то манерным и эгоцентричным — крохотная мышка вместе с едой приобрела голос английского джентльмена.

«Она выкармливала меня нежной материнской заботой,
И в мягкой роскоши воспитывалась моя юность;
Пытался я лакомствами богатыми и редкими,
На инжир, орехи и каты, восхитительно накормленные:
Но как мы можем, Физигнатус, ступивший на
? Такие разные пути встречаются в социальном согласии;
Ты там, где озера раскинулись стеклянными особняками
Живите посреди воды, пока для меня это сладко
Чтобы жить с господином, а я ем то, что он ест.

«Мне неизвестен ни один лакомый кусочек»,
Хлеб невыпеченный на круглом блюде выложен —
Нераспространенный торт с кунжутом бестроун —
Не богатая белоснежным жиром печень —
Не отрезок окорока, отрезанный острым лезвием-
Не пудинг, еда для бессмертных богов —
Сыр новопрессованный молочный вкусный приготовлен,
Не готовят и мудрецы-повара, чьё учёное остроумие
Выстилает вместительный горшок множеством вкусных кусочков.”

А теперь вот и стойла, в 2019 году:

Она кормила меня там инжиром и грецким орехом
И накормил меня всевозможными лакомствами.
Я так не похож на тебя, как мы можем быть друзьями?
Наши натуры рассчитаны на разные цели —
Вы живете на воде, как можете,
А я привык есть с мужского стола —
Никогда не скучаю по свежему хлебу, замесенному трижды,
Заправленный в аккуратную корзину, или ломтик
Из мраморной ветчины или теста, фаршированного сыром
И кунжут, как хотите, слоеный,
Или печень, покрытая жиром, как тонкий белый шелк,
Или творог из сладкого молока,
Или божественный небесный пирог
Одно дуновение заставляет сосать даже бессмертных.
Все блюда готовят повара, с добавлением каждой специи
Для банкетов человечества подходят мышки.

Если мы (хотя и произвольно) постулируем версию Леба более или менее дословно, отрывок Столлингса действительно немного отклоняется, особенно в последних строках, которые объединяют небо и землю, смертных и мышей, и придем к выводу, который вполне может быть рифмованным. Даже в этом случае голодный голос мыши размером с ребенка, кажется, целиком переходит от слов Пигреса к переводу Столлинга.В результате получился гармоничный дуэт, почитающий обоих поэтов.

«Пигрес» Гора Видаля даже притворяется слепотой, чтобы продвигать свой гомеровский образ, но он настаивает: «Я настоящий бард, потомок Гомера […] Его музыка течет сквозь меня». Я бы предложил, чтобы Столлингс продолжил новаторскую традицию подражателя: Пигрес течет через нее. Если бы она переводила Гомера, рифмованные двустишия, какими бы умелыми они ни были, могли бы трудно избежать их странности в наше время. Но она переводит Пигреса, передающего ченнелинг Гомера, и почему-то ее двустишия — это то, что нужно.

4. Лира, сопровождающая песню

Как переводчик, который пишет о переводах, я с болью осознаю слишком частые обзоры переведенной художественной литературы и поэзии, которые после долгого обсуждения основной работы добавляют лишь «Как умело переведено». Так что я чувствую себя виноватым, ожидая конца этой статьи, чтобы упомянуть интегрированные иллюстрации Гранта Сильверстайна, а также довольно уникальную организацию книги.

Это издание кажется многоцелевым, вернее, многоцелевым.Наряду с иллюстрированным основным текстом, в нем есть предисловие Столлингса, которое, хотя и шутливо, может, тем не менее, послужить классным введением в предысторию работы. Есть также приложение, в котором ее перевод снова представлен пронумерованными строками, чтобы соответствовать оригиналу, вместе с поучительными, но непедантичными сносками. Не хватает только греческого оригинала.

Но, что более важно, основной раздел представляет собой стихотворение, переплетенное на каждой странице карандашными рисунками Сильверстайна — лягушек, мышей, ласок, ястребов, змей и богов с человеческими лицами.Сначала я подумал, что иллюстрация может быть чем-то похожа на средневековую иллюминацию. Но по мере чтения я понял, что дело вовсе не в этом. В визуальной пунктуации рисунков слишком много драматизма. Вместо этого я начал ценить их большую роль как визуальных гармоник — своего рода замену лиры, сопровождающую объединенные голоса барда и переводчика. Они являются неотъемлемой частью успеха этого небольшого тома, который я очень рад прочитать.

¤

Арт Бек — поэт, эссеист и переводчик с рядом университетских и небольших журналов печати, а также томами как оригинальных стихов, так и переводов с конца 1970-х годов.Его Opera Omnia или дуэт для ситара и тромбона — версии североафриканского римского поэта VI века н.э. Луксориуса, опубликованные Otis Books, — выиграл Книжную премию Северной Калифорнии за перевод стихов в 2013 году. Mea Roma , 130-летняя поэма, «медитативная выборка» эпиграмм Мартиала, была опубликована Shearsman Books в 2018 году. Его этюдов, рассказ Рильке готовятся к изданию Shanti Arts Publishing.

Обзор «Битва между лягушками и мышами»: светлая сторона Гомера

«Возможно, лучший и самый старый бурлеск в мире»: так Сэмюэл Уэсли в посвящении своего перевода 1726 года дал оценку «Батрахомиомахии», или «Битве лягушек и мышей.Под «бурлеском» он имел в виду не то, что существа снимали с себя одежду (хотя надевание одежды или, скорее, доспехов дает два основных момента в тексте), а то, что это была пародия на героический обман: по его словам, «Илиада в двух словах». Его метр — дактильный гекзаметр Гомера, самым известным английским примером которого является «Евангелина» Лонгфелло: «Это первобытный лес. / Шепчущие сосны и болиголовы. . . »

В своем восхищении поэмой Уэсли был далеко не одинок.Приписываемая с поздней античности самому Гомеру, «Битва» сохранилась, с различными искажениями, в более чем 150 греческих рукописях, отчасти потому, что византийские педагоги установили ее как школьный текст: пруд, в котором молодые люди могут поиграть пальцами ног, прежде чем нырнуть в воду. винно-темное море самих гомеровских эпосов. В 1474 году она стала первой книгой, полностью напечатанной на греческом языке. Впоследствии он часто входил в редакции сочинений Гомера, как на греческом, так и в переводе. Джордж Чепмен, чьи версии Гомера 17-го века, как известно, очаровали Китса, исполнил произведение героическими куплетами — рифмованными парами строк ямбическим пентаметром.То же самое и с Томасом Парнеллом, версия которого была добавлена ​​к переводам Поупа Гомера. По крайней мере пять других английских переводов появились в 18 веке, когда поэма была так же хорошо известна образованным людям, как «Илиада», «Одиссея» и многие другие в 19-м веке.

Наш собственный век был менее радушным. Партийная ученость перенесла рождение стихотворения в пределы столетия, плюс-минус Иисуса, примерно на 700 лет после Гомера (или «Гомера» для сторонников более расплывчатой, в основном устной традиции).И хотя викторианцы считали эту работу подходящей как для библиотеки, так и для детской, наши собственные светильники находят ее слишком слабой для взрослых и слишком кровожадной для детей. Перевод Джорджа Уитни Мартина 1962 года с прекрасными рисунками Фреда Гвинна, более известного как Герман Мюнстер, был объявлен детской фантастикой, но оправдал кровопролитие, представив стихотворение как антивоенный трактат, что кажется натяжкой.

Если лягушки и мыши сами погрузились в безвестность, их потомство продолжит процветать.Как в прозе, так и в стихах, притворно-героическая линия преемственности продолжается: «Дон Кихот», «Худибры» Сэмюэля Батлера, «Мак Флекно» Драйдена, «Похищение Локка» и «Дунсиада» Стерна, «Тристрам Шенди», «Дон Жуан» Байрона, даже большие отрывки из Гилберта и Салливана. Этот режим, вероятно, можно найти у современных авторов, таких как Джойс, Набоков и Джон Барт. Хотя звери (например, овца Сервантеса или собака и медведь Батлера) в значительной степени выпали из этой смеси, ученые считают лягушек и мышей прародителями этого жанра.Используя высокую дикцию для описания низких вещей, форма представляет собой обоюдоострый меч, который может наносить удары вверх или вниз. (В этом смысле чтение «Битвы» как критики героической пышности и кровожадности не так уж надумано.) Поскольку «низкие» вещи, описываемые в жанре, могут быть как обычными, так и низкими, его сила колеблется от мягких ребер до пронзительных. со смертельным умыслом. В 1944 году канадский поэт А. Кляйн опубликовал свою «Гитлериаду», несколько грубоватую пародийную эпопею, в основном состоящую из героических двустиший. В последние годы мы видели как минимум два псевдоэпика под названием «Trumpiad», один из которых был написан Мартином Роу в романе Байрона ottava rima , а другой был исполнен мной в форме строфы, которая могла быть плодом дикой ночи, которую разделили Эмили Дикинсон и Эдвард Лир.

Сама «Битва», кажется, вызывает новый всплеск интереса: помимо этой новой версии А. Сюжет поэмы, в которой пара басен Эзопа служит трамплином для кувшинок, начинается с злополучной встречи между Физигнатосом («Фугу»), королем лягушек, который, как сказал бы Дикинсон, рассказывает свое назовите этот долгий июнь восхищенным Болотом и Психарпаксом («Похититель крошек»), благородным отпрыском мышей, который так же тщеславно надувается и чье случайное утопление обеспечивает casus belli .Боги замечают, что каждая сторона собирается на совет, собирает и вооружается. Они думают встать на чью-то сторону, но, явно более запуганные этими игрушечными солдатиками, чем полномасштабными троянцами и ахейцами, вместо этого предпочитают наблюдать за ними с небес.

Крошечный гомеровский эпос по книге А.Э. Столлингса и Гранта Сильверстайна

«Куплеты [Stallings] … имеют живую, подвижную музыку, которая должна пленить уши современного человека … Придавая миссу Столлингс землистый гобой, облигато — это иллюстрации Гранта Сильверстайна, заштрихованные зарисовки, которые умножаются друг на друга. мыши на странице.. . Битва , в которой бобы с удовольствием носят, а не едят, по-прежнему может радовать »- Wall Street Journal

« Чтобы пародировать мастера настолько тонко, что результат становится очевидным, требуется настоящее поэтическое мастерство. ошибочно принимают за стихи самого играющего мастера. А теперь, в переводе книги Batrachomyomachia А. Э. Столлингса, мы имеем то, что кажется сравнительно амбициозным и убедительным воссозданием той древней игры. Столлингс является одновременно образованным классиком и известным английским поэтом.И особенно ее ценят за ее, казалось бы, естественное владение размером и рифмой — командой, которая необычна в нашу эпоху. Ее рифмованные двустишия — продукт врожденного чуткого уха. . . Основной раздел представляет собой стихотворение, переплетенное на каждой странице карандашными рисунками Сильверстайна — лягушек, мышей, ласок, ястребов, змей и богов с человеческими лицами. Сначала я подумал, что иллюстрация может быть чем-то похожа на средневековую иллюминацию. Но по мере чтения я понял, что дело вовсе не в этом.В визуальной пунктуации рисунков слишком много драматизма. Вместо этого я начал ценить их большую роль как визуальных гармоник — своего рода замену лиры, сопровождающую объединенные голоса барда и переводчика. Они являются неотъемлемой частью успеха этого небольшого тома, который я очень рад прочитать ». — Los Angeles Review of Books

« Какое же удовольствие, должно быть, было для А.Е. Столлингса, когда он обнаружил . Битва между лягушками и мышами , когда он впервые появился в библиотеке Геннадия в Афинах.История представляет собой классическую притчу «на хорошем гомеровском греческом», подчеркивающую тщетность войны, но изобилующую глупыми именами и действиями, которыми такой автор, как Столлингс, может играть в рифмованных двустишиях, давая свободу воображению и остроумию. Она могла использовать научный подход; вместо этого книга представляет собой веселую, быстро развивающуюся игру, которую легко читать сидя «. — The Hudson Review

» Уникальное и восхитительно интересное чтение. «- Midwest Book Review

«Виртуозный, остроумный, очаровательный перевод величайшего эпоса, когда-либо написанного о мышах, с прекрасными иллюстрациями Гранта Сильверстайна.Элегантные рифмующиеся куплеты Столлингса — идеальный выбор, чтобы отдать дань уважения мышиной Музе ». — Эмили Уилсон, профессор классических наук, Пенсильванский университет

« Перевод этой древней эпопеи, сделанный Столлингсом, вызывает восторг: очаровательный, остроумный и яркий. живые, с жизнерадостными рифмами и яркими иллюстрациями. Я подозреваю, что это станет любимым дополнением во многих домашних библиотеках. «- Мэдлин Миллер, автор бестселлеров Circe

» Персонажи этой ослепительной эпической весны к жизни (и смерти!) В изысканно детализированных рисунках Гранта Сильверстайна .»- Энн Темкин, главный хранитель отдела живописи и скульптуры, Музей современного искусства

» Восхитительный перевод незамеченной жемчужины древнегреческой сатиры. «- AM Juster

PRAISE FOR AE СТОЛЛЛЗС:

«Один из самых сильных талантов, проявившихся в последние годы» — Поэзия

«Благодаря своей технической ловкости и изящному слиянию содержания и формы, Сталлингс раскрывает вечность поэтического экспрессия и актуальность древности на сегодняшний день.»- Фонд Макартура

» Стэллингс демонстрирует огромную уверенность в своих технических навыках, исследуя фиксированные формы, возясь с традициями и создавая свои собственные комбинации размера и рифмы. Она тоже рискует »- Harvard Review на Hapax

« A. Э. Столлингс — не идеальный поэт, а поэт совершенства, обладающий терпением и мужеством, чтобы привнести в свои стихи то, что американская поэзия так редко умеет давать, а американские читатели вряд ли осмеливаются принять; лапидарная отделка формы и чтения.»- The Yale Review

» Самый одаренный формалист своего поколения. «- The Hudson Review

» Поэт А.Э. Столлингс заняла для себя нишу, смешав современные темы с изображениями и история древней литературы. Житель Афин, Греция, последние два десятилетия, Сталлингс каждый день становится свидетелем сопоставления древнего и современного. . . она сочетает в себе завораживающую красоту греческих мифов с повседневными занятиями современной жизни.Читатель уходит с более глубоким пониманием того факта, что люди давно ушедших эпох были в важных отношениях такими же, как и мы ». — The Objective Standard

Аудиокнига недоступна | Audible.com

• Evvie Drake: начало более

• Роман
• К: Линда Холмс
• Рассказывает: Джулия Уилан, Линда Холмс
• Продолжительность: 9 часов 6 минут
• Несокращенный

В сонном приморском городке в штате Мэн недавно овдовевшая Эвелет «Эвви» Дрейк редко покидает свой большой, мучительно пустой дом почти через год после гибели ее мужа в автокатастрофе.Все в городе, даже ее лучший друг Энди, думают, что горе держит ее взаперти, а Эвви не поправляет их. Тем временем в Нью-Йорке Дин Тенни, бывший питчер Высшей лиги и лучший друг детства Энди, борется с тем, что несчастные спортсмены, живущие в своих худших кошмарах, называют «ура»: он больше не может бросать прямо, и, что еще хуже, он не может понять почему.

• 3 из 5 звезд

• Что-то заставляло меня слушать….

• К Каролина Девушка на 10-12-19

Битва лягушек и мышей

Гомерика: Битва лягушек и мышей Священные тексты Классика Гомер

---

Гомерика: Битва лягушек и мышей

переведено Хью Г.Эвелин-Уайт

[1914]

(ll. 1-8) Здесь я начинаю: и сначала я молюсь хору муз спуститься с Геликона в мое сердце, чтобы помочь лежанию, которое я недавно написали в табличках у меня на коленях. Фаин, я бы сказал в ушах всех людей эта ужасная борьба, этот шумный подвиг войны, и расскажи, как Мыши доказали свою доблесть на Лягушках и соперничал с подвигами Гигантов, тех земных людей, как сказку рассказывали среди смертных. Так началась война.

(ll.9-12) Однажды измученная жаждой Мышь, сбежавшая от хорька, опасный противник, приставил свою мягкую морду к берегу озера и упивались сладкой водой. Там пруд-жаворонок громкий шпионил за ним: и произнес такие слова, как эти.

(ll. 13-23) `Незнакомец, кто ты? Откуда вы пришли к этому берег, а кто он тебя родил? Скажи мне все это правдиво и позволь мне не найти тебя лжецом. Если я найду тебя достойным быть моим друг, я отведу тебя в свой дом и подарю тебе много благородных подарков такие как мужчины дарят своим гостям.Я король Пафф-челюсть, и я Почитаемый во всем пруду, постоянный правитель Лягушек. Отец, который воспитал меня, был грязным человеком, который повязался с Waterlady на берегу Эридана. Я действительно вижу, что ты красивого и крепкого, чем обыкновенный, царь в скипетрах и воин в бою; но, давай, поспеши и скажи мне свой спуск.’

(лл. 24-55) Тогда крошка ответил ему и сказал: вы спрашиваете мою расу, которая известна всем, как мужчинам, так и боги и птицы небесные? Меня зовут похитителем крошек, и я Я сын Хлебоеда — он был отцом моим отважным — а моей матерью была Кверн-Ликер, дочь Хэм-грызуна. король: она меня в мышиной норе и накормила, инжир, орехи и всевозможные лакомства.Но как сделать я, твой друг, кто совсем другой по натуре? Для тебя зарабатывай себе на жизнь в воде, но я привык к каждой такой еде, как у мужчин: я никогда не пропускаю трехкратный замес хлеба в его аккуратной круглой корзина, или торт в тонкой упаковке, полный кунжута и сыра, или ломтик ветчины, или печень с белым жиром, или просто сыр простокваши из сладкого молока или вкусный медовый пирог, который даже благословенные боги жаждут, или любой из тех блюд, которые повара готовят для пиршества смертных людей, наполняя их горшки и сковороды специи всех видов.В бою я ни разу не дрогнул от жестокое нападение, но бросился прямо в бой и сражался между в первую очередь. Я не боюсь человека, хотя у него большое тело, но беги вдоль кровати, кусая кончик пальца ноги и покусывая пятку; и мужчина не чувствует боли, и его сладкий сон не нарушается моими кусаться. Но есть две вещи, которых я боюсь больше всего на свете во всем мире ястреб и хорек — они приносят великие горе на мне — и жалкая ловушка, в которой предательская смерть.

Больше всего я боюсь хорька более проницательного, который следует вы все еще, даже когда ныряете в свою нору.(1) В грызть нет редисом, капустой и тыквой, не питайтесь зеленым луком-пореем и петрушка; ибо это пища для вас, живущих в озере ».

(лл. 56-64) Тогда Пуховик ответил ему с улыбкой: «Незнакомец. вы слишком хвастаетесь брюзгой: у нас тоже есть много чудес, чтобы можно увидеть как в озере, так и на берегу. Для Сына Хронос дал нам Лягушкам силу вести двойную жизнь, жилище по желанию в двух отдельных элементах; и поэтому мы оба прыгаем приземлиться и погрузиться под воду.Если бы вы узнали обо всем это легко сделать: просто садись мне на спину и держи меня крепко, чтобы ты не заблудился, и поэтому ты пришел, радуясь моему дом.’

(лл. 65-81) Так он сказал и предложил свою спину. И Мышь тотчас же вскочил, положив лапы на гладкую шею другого и ловко прыгает. Теперь сначала, пока он еще видел землю рядом мимо, он был доволен, и был в восторге от плавания Puff-jaw; но когда на него накатали темные волны, он громко заплакал и винил его неудачную передумку: он порвал мех и заправил лапы ему в живот, в то время как внутри его сердце трепетало от Причина странности: а он очень хотел приземлиться, стонал ужасно через стресс леденящего страха.Он потушил хвостом по воде и работал им, как рулевое весло, и молился на небеса, чтобы он мог попасть на землю. Но когда темные волны омывшись, он громко закричал и сказал: бык медведь на спине любимую ношу, когда принесут Европа через море на Крит, пока эта Лягушка переносит меня через воды в свой дом, приподняв свою желтую спину в бледной воде ».

(лл. 82-92) Затем внезапно появилась водяная змея, жуткое зрелище. для обоих одинаково, и держал свою шею вертикально над водой.А также когда он увидел это, Пуховик сразу нырнул и никогда не подумал, как беспомощный друг, которого он оставит погибающим; но вплоть до он пошел на дно озера и избежал черной смерти. Но Мышь, такая безлюдная, тут же упала на спину в воду. Он заламывал лапы и пищал в агонии смерти: много раз тонул под водой и много раз он снова поднимался, пинаясь. Но он не мог избежать своей гибели, потому что его мокрый мех давил на него сильно. Затем, в конце концов, когда он умирал, он произнес эти слова.

(ll. 93-98) «Ах, Пафф-челюсть, ты не останешься безнаказанным за это. предательство! Ты сбросил меня, потерпевшего кораблекрушение, с тела, как с рок. Подлый трус! На суше тебе было бы не лучше мужчина, бокс, борьба или бег; но теперь ты обманул меня и бросил в воду. Небеса мстительны, и несомненно, хозяин Мышей накажет вас и не даст вам сбежать ».

(ll. 99-109) С этими словами он выдохнул свою душу на воды. Но Лик-тарелка, когда он сидел на мягком берегу, видел, как он умер и, подняв ужасный крик, побежал и рассказал Мышам.И когда они слышали о его судьбе, все Мыши были схвачены жестоким гнев, и приказал своим вестникам созвать народ на собрание к рассвету в доме Хлебоеда, отца несчастных Похититель крошек, который лежал на воде лицом вверх, безжизненный труп, и уже не возле берега, бедняга, но плавающий посреди бездны. И когда вошли Мыши В спешке на рассвете Хлебоед встал первым, разъяренный сыном смерть, и так он говорил.

(ll. 110-121) `Друзья, даже если бы я один пострадал из лягушек, несомненно, это первое сочинение о вреде для вы все.А теперь я жалок, потому что потерял трех сыновей. Сначала ненавистный хорек схватил и убил одного из них, поймав его вне ямы; затем безжалостные люди потащили другого к себе гибели, когда неслыханным искусством они изобрели деревянную ловушку, разрушитель Мышей, которого они называют ловушкой. Был третий которого я и его дорогая мама очень любили, и он вынесен в глубину и утонул. Тогда приходи и позволь нам вооружимся и выступим против них, когда мы выстроимся мы в богатых руках.’

(ll. 122-131) Такими словами он убедил их всех опоясаться. самих себя. И Арес, отвечающий за войну, вооружил их. Первый они надевали поножи и покрывали голени зеленой фасолью. стручки разбиты на две части, которые они выгрызли, стоя над ними всю ночь. Их нагрудные пластины были натянуты из кожи. на тростнике, искусно сделанном из содранного ими хорька. Для у каждого щита был центральный элемент лампы, а их копья были длинные иглы из бронзы, работа Ареса, и шлемы на висках были из скорлупы арахисового ореха.

(ll. 132-138) Итак, Мыши вооружились. Но когда лягушки знали об этом, они поднялись из воды и подошли вместе в одном месте собрался совет ужасной войны. А также пока они спрашивали, откуда возникла ссора и что за из-за этого гнева приблизился герольд с жезлом в лапы, Горшок-посетитель, сын великодушного Сырорезчика. Он принес мрачное послание войны, говоря так:

(ll. 139-143) `Лягушки, Мыши прислали меня со своими угрозами против вас, и приказывают вам вооружаться для войны и сражения; для они видели в воде похитителя крошек, которого твой король Пафф- челюсть повернулась.Сражайтесь же, как многие из вас, как воины среди Лягушки ».

(ll. 144-146) Этими словами он объяснил суть дела. Так когда эта безупречная речь доходила до их ушей, гордые лягушки были возмутились в их сердцах и стали обвинять Пафф-челюсть. Но он встал и сказал:

(ll. 147-159) `Друзья, я не убивал ни одной мыши, и я не видел ни одной погибаю. Наверняка он утонул, играя у озера и имитируя плавание лягушек, а теперь эти негодяи винят я, который невиновен.Тогда приходи; давайте посоветуемся, как мы можем полностью уничтожить коварных Мышей. Более того, я скажу вам, что я думаю быть лучшим. Давайте все подпоясемся доспехами и возьмем наши стоять на самом берегу озера, где земля обваливается просто: тогда, когда они выйдут и бросятся на нас, пусть каждый схватит у гребня Мышь, которая нападает на него, и бросает их своими шлемы в озеро; ибо так мы утопим эти варочные поверхности (2) в воде, и весело поставил здесь трофей победы над зарезанные Мыши.’

(ll. 160-167) Этой речью он убедил их вооружиться.

Они покрыли голени листьями мальвы и нагрудники из прекрасных зеленых листьев свеклы и капустных листьев, искусно изготовлен для щитов. Каждый был оснащен длинный острый рывок для копья и гладкие раковины улиток, чтобы прикрыть их головы. Затем они встали тесными рядами на высоком банка, размахивая копьями, и каждый из них был наполнен храбрость.

(ll.168-173) Теперь Зевс призвал богов к звездному небу и показал им воинскую толпу и крепких воинов, так много и такие великие, все с длинными копьями; потому что они были хозяином Кентавры и гиганты. Затем он спросил с хитрой улыбкой; «Кто из бессмертных богов поможет лягушкам, а кто — мышам?»

И он сказал Афине;

(ll. 174-176) «Моя дочь, ты пойдешь на помощь Мышам? Для них все постоянно резвятся вокруг твоего храма, наслаждаясь жиром жертвоприношений и во всех видах пищи.’

(ll. 177-196) Так тогда сказал сын Хроноса. Но Афина ответил ему: «Я бы никогда не пошел помогать Мышам, когда они тяжело давили, потому что они причинили мне много вреда, испортили мою гирлянды и мои лампы, чтобы получить масло. И это то, что они причинили мне сильную боль: дыры они съели в моей священной мантии, которую я мучительно ткала, плетя тонкую ткань на тонкая основа и продырявленная. А теперь ростовщик находится у меня и взимает с меня проценты, что горько для бессмертные.Потому что я занимал свое ткачество, и у меня нет ничего с которой нужно погасить. Но даже в этом случае я не буду помогать лягушкам; для они тоже незначительны: однажды, когда я возвращался рано от войны я очень устал, и хотя я хотел спать, они не давал мне даже немного вздремнуть от их крика; и поэтому я лежал без сна с головной болью до крика петуха. Нет, боги, давайте воздержитесь от помощи этим хозяевам, иначе один из нас может получить ранение с острым копьем; потому что они сражаются рука об руку, даже если бог выступает против них.Давайте лучше все развлекаться, наблюдая битва с небес ».

(ll. 197-198) Так сказала Афина. И другие боги согласились с ее, и все пошли в одном теле в одно место.

(лл. 199-201) Тогда комары громкими трубами затрубили ноты войны, и Зевс, сын Кроноса, прогремел с небес, знак тяжелой битвы.

(ll. 202-223) Первый Громкоговоритель ранил Ликмана в живот, прямо через живот. Он упал лицом вниз и испачкался его мягкий мех в пыли: он упал с глухим стуком, и его доспехи спорили из-за него.Следующий Троглодит выстрелил в сына Мудмана, и вонзил сильное копье глубоко в его грудь; так он упал, и черная смерть охватила его, и его дух вырвался из его рот. Тогда Бити ударил Пот-посетителя в самое сердце и убил его, а Хлебоед ударил Громкоговорителя в живот, так что он упал на его лицо, и его дух вылетел из его конечностей. Теперь, когда Понд-жаворонок увидел гибнущего Громкого, он ударил быстро и ранил Троглодита в его мягкую шею камнем, похожим на жернов, так что тьма закрывала его глаза.Thereat Ocimides был охвачен горем, ударил его острой тростью и сделал не притягивал к себе копье снова, но сразил врага там а потом. И Ликман выстрелил в него ярким копьем и ударил ему отель в животе. И как он отметил Капустоеда убегая, он упал на крутой берег, но все же не прекратить борьбу, но ударить другого, так что он упал и не подняться снова; и озеро было окрашено красной кровью, когда он лежал протянулся вдоль берега, проткнул кишки и сияющие бочки.Еще он убил Сыроеда на самом краю …

((ЛАКУНА))

(ll. 224-251) Но Риди обратился в бегство, когда увидел Ham-nibbler, и убежал, нырнув в озеро и отбросив свой щит. Тогда невиновный посетитель Горшка убил Брюэра, а Уотер-жаворонок убил господин Ветчина-Нубблер, ударив его по голове камешком, так что его мозги текли из ноздрей, а земля была залит кровью. Безупречный гадюк набросился на Лик- блюдо и убил его копьем и навел тьму на его глаза: и Лики увидел это и потащил Лизанку за ногу, хотя он был мертв, и душил его в озере.Но Крамб- похититель боролся, чтобы отомстить за своих мертвых товарищей, и ударил Лики прежде, чем он достиг земли; и он упал вперед от удара и его душа сошла в Аид. И увидев это, Капуста- альпинист взял комок грязи и швырнул им в Мышь, оштукатурив весь его лоб и почти ослеплял его. Настоящий похититель крошек пришел в ярость и схватил своей сильной рукой огромный камень, который лежал на земле тяжелым бременем для земли: с этим он ударил лазаниста ниже колена и расколол ему всю правую голень, швырнув его на спину в пыль.Но Croakperson сохранил и, в свою очередь, бросившись на Мышь, ударил его в середину живота и вонзил в него все тростниковое копье, и когда он притянул к себе копье своей сильной рукой, все его враги кишки хлынули на землю. И когда Троглодит увидел поступок, хромая от битвы на берегу реки, он съежился, сильно двинулся и прыгнул в траншею, чтобы убежать чистая смерть. Потом Хлебоед ударил Пуффа по пальцам ног — он вышел последним из озера и очень огорчился….

((ЛАКУНА))

(ll. 252-259) И когда Лики увидел, что он упал вперед, но все же полуживой, он продавил тех, кто сражался впереди, и бросил в него острую трость; но острие копья осталось и не сломал свой щит. Тогда благородный Печальный, как Арес сам поразил своим безупречным головным убором из четырех горшков — он только среди лягушек проявили доблесть в толпе. Но когда он увидел, как другой бросился на него, он не остался, чтобы встретить толстого — Сердечный герой, но нырнул на глубину озера.

(лл. 260-271) Среди мышей был один, Похититель ломтиков, кто превзошел остальных, дорогой сын Гнавера, сына непорочного Хлеборуб. Он пошел к себе домой и пригласил сына принять участие на войне. Этот воин угрожал уничтожить расу лягушек. полностью (3), и разделив шелуху каштана на две части вдоль сустав, положил две полые части в качестве доспехов на его лапы: затем тотчас лягушки испугались, и все бросились к озере, и он похвастался бы, потому что у него были большие силы — не имел Сына Хроноса, Отца людей и боги, поспешили отметить это и пожалели лягушек, когда они были уж.Он покачал головой и произнес это слово:

(ll. 272-276) «Дорогой, дорогой, какой ужасный поступок видят мои глаза! Ловец ломтиков вызывает немалую панику, метаясь взад и вперед среди Лягушки у озера. Тогда давайте поспешим и пошлем воинственные Паллада или даже Ареса, потому что они остановят его бой, сильный хотя он есть.

(ll. 277-284) Так сказал Сын Хроноса; но Гера ответила ему: `Сын Кроноса, ни сила Афины, ни Ареса не могут помочь чтобы спасти лягушек от полного уничтожения.Скорее приходите и давайте все пойдем им на помощь, или отпустите свое оружие, великий и грозный убийца титанов, с которым вы убили Капанея, этот мужественный человек, и великий Энцелад, и дикие племена Гиганты; да, отпусти его, ибо так будет убит самый храбрый ».

(II. 285-293) Так сказала Гера: и Сын Хроноса бросил мрачный молния: сначала он прогремел и заставил содрогнуться Олимп, и бросил молнию, ужасное оружие Зевса, бросив его слегка вперед. Так он всех напугал, лягушек и мышей одинаково, швыряя в них свой болт.Но даже в этом случае армия Мыши не расслаблялись, но еще больше надеялись уничтожить выводок воин Лягушки. Только Сын Хроноса на Олимпе пожалел Лягушки тут же отправили им помощников.

(лл. 294-303) Так внезапно пришли воины с кольчугами на спинах. и кривые когти, кривые звери, которые ходили боком, орех- с трещинной челюстью, прикрытые панцирем: они были костлявыми, с плоской спинкой, с блестящие плечи и кривые ноги и протяжные руки и глаза который смотрел за ними. У них также было восемь ног и две щупальца — стойкие существа, которых называют крабами.Эти откусывали хвосты, лапы и лапы Мышей своими челюсти, а копья только бьют по ним. Из них все были Мыши испугался и больше не сопротивлялся им, но повернулся и убежал. Солнце уже село, и вот пришел конец однодневной войне.

СНОСКИ:

(1) Строки 42-52 навязчивы; список овощей, которые Мышь не может есть, должна следовать сразу после различных блюда, которые он ест.
(2) лит. «не умеющие плавать».
(3) Это может быть пародия на угрозу Ориона в Гесиоде, «Астрономия», фраг. 4.

Битва лягушек и мышей

***** «Это шоу, которое семьи не могут позволить себе пропустить» — Broadway Baby

***** «Спектакли — одни из лучших, которые я припоминаю в какой бы то ни было области … венец драматического искусства!» — Театр49

«Это настолько яркое шоу, что оно может осветить самое темное место на земле» — Primary Times

Трагедия постигла Хлебоеда, короля мышей, и все знают, кто виноват: лягушки.Теперь битва приближается к пруду, и пора выбрать сторону.

Присоединяйтесь к нам в «Битве лягушек и мышей», сказке, первоначально рассказанной как введение в эпическую поэзию для детей Древней Греции. Три рассказчика проведут вас через эту интерактивную адаптацию, что позволит детям познакомиться с традиционным повествованием, импровизированной музыкой и кукольными игрушками. Будете ли вы сражаться за лягушек или мышей?

Helicon Storytelling был основан выпускниками классической школы с любовью к историям как старым, так и новым.Мы создаем живые пересказы историй из греческой мифологии, используя стандартные элементы традиционного классического повествования. Мы играем в диалоге с живыми, импровизированными музыкальными мотивами. Каждое шоу отличается, что позволяет нам представлять истории, которые адаптируются к составу каждой аудитории.

Наша миссия — оживить рассказывание историй Древнего мира и привлечь внимание самых разных аудиторий, многие из которых, возможно, не имели возможности исследовать классический мир раньше.

Скидка для местных жителей: все билеты стоят 5 фунтов стерлингов каждый / 16 фунтов стерлингов для семьи из 4 человек, для жителей Черч-стрит-Уорд, почтовые индексы:
.