Половцы и Половецкая земля к началу XIII в

Главная » Средневековье » Половцы и Половецкая земля к началу XIII в

в Избранноев Избранномиз Избранного 0

Перейдя пограничную р. Ингулец (Ивлю), русские дружинники попадали в половецкую степь и через два-три перехода (примерно 100 км) вплотную подходили к половецким вежам. Как правило, русские брали вежи и стада в луке днепровской и поспешно возвращались с полоном на Русь. Так было зимой в 1190 и 1193 гг. В 1185 г., когда половецкие воины ушли в далекий поход на Византию, русские и берендеи, возглавляемые воеводой Романом Нездиловичем, пограбили и заднепровские вежи, а в 1192 г., в аналогичной ситуации, русские князья Ростислав и Святослав с черными клобуками также намеревались направить свой удар на половецкий берег Днепра, но черные клобуки, подойдя к Днепру, узнали через лазутчиков, что за Днепром стоят вежи их «сватов» и отказались переправляться через реку.

Князья с малой дружиной не решились продолжать поход и вернулись домой.

Большие походы в центральные районы приднепровских половцев обыкновенно тщательно готовились, возглавлялилсь великими князьями и преследовали определенные политические цели. Приднепровские половцы были не только ближайшими и непосредственными соседями Руси, в их руках находился также южный степной кусок важного торгового пути «из варяг в греки». У порогов, близ Хортичева острова, купцы были особенно беспомощны, там-то и грабили их приднепровские половцы. Почти вдоль Днепра тянулся и Солоный путь, а по Днепро-Донецкому водоразделу (по границе между приднепровскими и донскими половцами) проходил Залозный путь. Русские дружины должны были встречать «гречников» — купцов, торгующих с Югом и Византией, у порогов и проводить их из степи на Русь.

Разрушительным был русский поход 1183 г., когда девять князей с дружинами перешли «на ратную сторону» Днепра у Инжиря брода, встали на Орели (на Угле) и 30 июля встретились в бою с половцами. Интересно, что с половецкой стороны тоже участвовало более десяти ханов, причем не только приднепровских, но и лукоморских (в частности, Кобяк с сыновьями). Половцы были разбиты, ханы взяты в плен, а Кобяк казнен. Это была, несомненно, одна из самых крупных побед русского оружия в степи. Недаром ее с гордостью вспоминает автор «Слова о полку Игореве». Однако уже через три года, в 1187 г., великие князья «дуумвирата» — Святослав и Рюрик вновь сочли необходимым, воспользовавшись суровой снежной зимой и падежом скота у половцев, направить свой удар в сердце Приднепровья — на самарские вежи (у «Голубого леса»).

Несмотря на постоянные успешные походы и набеги русских, приднепровские половцы не теряли политической активности. Об этом свидетельствуют, в частности, их походы в Византию в самом конце XII в. Правда, в этот период приднепровцы самостоятельно почти не нападали на русские княжества. Нам представляется, что причина этому заключается в отсутствии у них сильного и дееспособного хана — организатора таких походов. Ни один из ханов орды Бурчевичей, ни Кобан, ни Бегбарс, ни Урусобичи и Кочаевичи, упомянутые в летописи в 1190 г., не были достаточно крупными политическими фигурами, способными возглавить борьбу с Русью. Как правило, они принимали участие в походах и битвах, которыми руководили ханы других объединений — лукоморские Тоглий и Кобяк или знаменитый хан восточных (донских) половцев Кончак.

Лукоморье находилось у Днепра, скорее всего, в его низовьях. Можно проследить лукоморских половцев и по каменным статуям, которые были обнаружены в районе нижнего Днепра. Как правило, относятся они к развитому периоду половецкой скульптуры, т. е. исключительно ко второй половине XII — началу XIII в.. Следовательно, мы можем сделать вывод, что лукоморские половцы как отдельные объединения сформировались примерно в 70-х годах XII в.

Каменные изваяния, обнаруженные в Приднепровье, позволяют считать, что процесс образования там нового союза орд с определенными границами и постоянными зимовищами начался несколько раньше: примерно 15% приднепровских статуй относится к так называемому переходному типу, который, очевидно, можно датировать первой половиной XII в. Приднепровскому объединению XII в. предшествовал на этой же территории существовавший союз Боняка и Тогоркана, распавшийся или во всяком случае потерявший былую силу во второй период половецкой истории. В новое объединение, как и в прежнее (конца XI в.), входило несколько больших орд, кочевавших в приднепровских степях. Расположение этих орд прослеживается, как нам представляется, по скоплениям каменных статуй в разных районах Приднепровья.

Донские половцы занимали бассейн среднего течения Северского Донца.
В то время как приднепровские половцы служили постоянной мишенью для ударов русских и черноклобуцких дружин, донские половцы жили в относительном спокойствии и безопасности. Летописец говорит всего о двух походах на донских половцев, причем оба они кончились неудачно для русских и оба возглавлялись Игорем Святославичем (1185 и 1191 гг.). Первый — поход 1185 г., завершился небывалым разгромом русского войска у речки Каялы.

В настоящее время существует не менее десяти различающихся деталями вариантов этого пути. Обычно споры сосредоточиваются на локализации речек Сальницы и Каялы. Б.А. Рыбаков в 1971 г. предложил новую версию маршрута Игоря Святославича. Он доказывает, что после Сальницы (район устья Оскола) Игорь двинулся в верховья Самары, точнее — в междуречье Самары и ее притока — речки Бык. В конце XII в. участок этот был, очевидно, необитаем, поскольку не зафиксировано в этом районе ни одной каменной статуи, тогда как в каких-нибудь 20—30 км от него находились крупнейшие скопления их как в Приднепровье, так и на Донце. Вот сюда-то, в пустой район и заманили половцы Игоря. Вежи, которые Игорь взял после легкого боя у Сюурлия, были, вероятно, подставными. Опьяненные победой русские полки двинулись дальше в этот своеобразный котел, со всех сторон окруженный болотами или сильными половецкими группировками: с запада — приднепровскими, с востока — Кончака и Гзака. Гибель русского войска была неизбежна.

Только благодаря подробному летописному повествованию о пленении и бегстве Игоря известно, что вежи Кончака находились на Торе.

Игорь, плененный Чилбуком из рода Торголове, был взят на поруки Кончаком и раненый отвезен к нему в вежи. Далее, договариваясь со своим сообщником Лавором о бегстве, Игорь просил его переехать с поводным конем «на ону сторону Тора». Ясно, что вежи стояли на правом берегу этой речки. В бассейне Тора обнаружено огромное количество половецких изваяний XI — начала XIII в. Подавляющее большинство их относится к интересующему нас периоду, т. е. к концу XII в. Некоторые из них необычайны по тщательности отделки и художественному мастерству. Можно сказать, что именно здесь был один из основных центров половецкого каменного искусства.

Кончак, хозяин этого большого района, во второй половине XII в. стал самым «популярным» на Руси половецким ханом. В записи 1201 г. летописец сообщает краткую биографию его семьи. После побед Владимира Мономаха многие половцы оставили места привычных донских кочевий. В их числе был и хан Отрок, ушедший с ордой в Грузию. После смерти Владимира брат Отрока — Сырчан послал к нему послов, которые и уговорили хана вернуться на родину.

Из Грузии Отрок привез жену — царевну Гурандухт и сына от нее, Кончака. Летописец говорит о Кончаке как о могучем богатыре, «иже снесе Сулу, пешь ходя, котел нося на плечеву». В других местах летопись, упоминая о Кончаке, перечисляет массу бранных эпитетов: треклятый, окаянный, безбожный, кощей и пр. Эти-то эпитеты, употреблявшиеся кроме Кончака только в отношении Боняка, и свидетельствуют о его силе и стремлении постоянно грабить и разорять русские княжества.

Русская летопись не дает нам материалов о половецких группировках, жизнь которых не была непосредственно связана с Русью. Поэтому об их существовании можно судить только по археологическим источникам, важнейшим из которых являются каменные изваяния. Картографирование их показало, что наибольшее число статуй сосредоточено в степях вдоль северного берега Таганрогского залива. Совершенно очевидно, что здесь локализовалось сильное и богатое половецкое объединение. В «Слове о полку Игореве» одним из южных рубежей Половецкой земли названо «Поморие».

Возможно, автор «Слова» имел в виду этот крупнейший союз, который мы можем, вероятно, условно именовать «поморским».

В нижнем течении Донца и частично по Дону обитала еще одна группа половцев. Она хорошо очерчивается по материалам каменных статуй. Мы знаем, что на месте Саркела — Белой Вежи вплоть до середины XII в. находилось зимовище половцев — поселок с глинобитными домиками. Вблизи Белой Вежи и на нижнем Дону известны погребения половцев. В летописи об этих половцах говорится дважды. Первый раз под 1116 г.: половцы бились с торками и печенегами у Белой Вежи, победили их и, видимо, частично изгнали на Русь, ставши после этого единоличными хозяевами Подонья, поскольку и русские обитатели Белой Вежи вынуждены были в 1117 г. уйти с Дона. Город из форпоста русских в степи превратился в половецкое зимовище.

Следующая группа половцев, выделяемая по статуям, — предкавказская. Она довольно четко локализуется в Центральном Предкавказье не только по каменным статуям, но и по курганным материалам, датирующимся XII—XIII вв. Русские не сталкивались с северокавказскими половцами, и потому из русских летописей мы ничего не можем получить для восстановления политической истории этого объединения. Некоторые сведения по этому вопросу сохранились в грузинских летописях. Пользуясь этим источником, З.В. Анчабадзе написал работу о половцах на Северном Кавказе, в которой приходит к заключению, что они появились там не позже конца XI в. После походов Владимира Мономаха в донецкие степи и отступления половцев количество их в Предкавказье увеличилось. Ясно что половцы во главе с ханом Отроком хотя и служили Давиду, но кочевали не в Грузии, где не было широких степных просторов, а в северокавказских степях. В Грузии же находилась отборная гвардия царя набранная из половцев.

Половецких статуй совсем не было в Западном Предкавказье, Среднем и Нижнем Прикубанье, на Таманском полуострове. В Тмутаракани, когда ее в начале XII в. покинули русские, очевидно, оставался какой-то небольшой половецкий отряд. Тем не менее она для русских стала к концу XII в. «землей незнаемой». Не было половецких статуй, а значит, и их веж на Керченском полуострове. Однако на основной территории Крыма их известно сравнительно много. Особенно заселенным половцами районом были степи восточного Крыма. О крымчаках упоминает автор «Слова»: вместе с тмутараканским болваном он перечисляет в числе южных рубежей «земли незнаемой» Корсунь (Херсон) и Сурож (Судак). Для крымских половцев это крайние южный и восточный пункты их расселения. Из-за явной недостаточности письменных свидетельств о факте пребывания и постоянного кочевания половцев в Крыму в литературе почти не вспоминают. Между тем даже в середине XIII в., после утверждения в степях власти татар, Сурож — Судак — Солхат назывался «городом кипчаков», а Вильгельм Рубрук в те же годы писал, что на огромной (в пять дневных переходов) крымской равнине, раскинувшейся севернее Керсоны и Солдайи, до прихода татар «жили команы и заставляли вышеупомянутые города… платить дань».

Еще одна половецкая группировка находилась в междуречье Дона и Волги. Волга была восточным рубежом Половецкой земли. Каменные статуи (а значит, и основные места кочевок этой группы) встречаются в бассейне Дона, на Хопре и Медведице, однако были они и на Волге, и даже в Заволжье. Судя по тому, что статуй здесь сравнительно с более западными районами немного, населенность этой территории была незначительной (в XI—XII вв.). Об этом же свидетельствует и курганный материал: по данным Федорова-Давыдова, здесь было обнаружено всего семь половецких погребений XII в., в следующий же период зафиксировано в приволжских степях около сотни.

Тем не менее половцы на Волге, вернее, в междуречье Волги и Дона все же кочевали. Федоров-Давыдов считает возможным называть это объединение «Саксин», основываясь, в частности, на фразе Лаврентьевской летописи о том, что в 1229 г. саксины и половцы «возбегоша из низу к Болгаром перед Татарами».

Очевидно, что летописец очень четко отделяет половцев от саксинов. Последние были жителями города, возникшего, вероятно, на развалинах Итиля, жители его назывались «саксины». Как в любом другом средневековом городе, окруженном кочевой степью, состав его жителей был пестрым: там были и половцы, и гузы, и хазары, и выходцы из множества других народов. Впрочем, вопрос о Саксине, как и вопрос об Итиле, еще ждет своего исследователя. Нам в приведенной летописной фразе интересно только то, что в низовьях Волги, поблизости от Саксина действительно жили половцы. И возможно, на этих половцев ходили в поход в 1205 г. князья рязанские и «взяша вежи их».

Итак, изменения в географии Половецкой земли во второй половине XII в. заключаются в окончательном оформлении крупных половецких союзов — лукоморского, приднепровского, донского. В это же время образовались, вероятно, и другие союзы, о которых не говорится в летописи, а именно поморский, крымский, предкавказский, поволжский. Кроме того, к этому же времени относится и овладение половцами торговыми городами Крыма и Тамани, которые до этого были русскими и византийскими.»

Источник — https://zen.yandex.ru/media/historyrus/polovcy-i-poloveckaia-zemlia-k-nachalu-xiii-v-611b20b3edb815714cd255d0

ТЕРМИН ВЕЖА В ДРЕВНЕРУССКИХ ИСТОЧНИКАХ

Словарный фонд древнерусского языка, особенно в его древнейшей части, изучен еще, к сожалению, далеко не удовлетворительно, отчего и переводы древнерусских памятников не всегда одинаковы и, очевидно, верны.
Это и понятно, поскольку до сих пор по лексике древнерусского языка лучшим пособием остается работа И.И.Срезневского (1), написанная более ста лет назад. Не вполне может заменить этот труд и издающийся сейчас академический «Словарь русского языка XI-XVII вв.». Надо прибавить, что работа историков и лингвистов в области древнерусских памятников не всегда проходит координировано, что также дает известные негативные результаты. Историки, естественно, не могут подменить лингвистов, тогда как лингвисты нередко не учитывают чисто исторические аспекты, в том числе и отражение их в лексике древнерусских памятников (2).
В настоящей статье предпринята попытка исследовать один из любопытных терминов древнерусского языка — вежа (мн. число вежи). Обращение к нему не случайно. Во-первых, его уяснение важно для понимания некоторых аспектов генетических связей древнерусского языка с предшествующими ему языками, существовавшими на территории, где складывался древнерусский этнос. Во-вторых, обращение к данному термину вызвано тем, что он до сих пор удовлетворительно не объяснен. Речь идет и об этимологии слова вежа и о его реальном содержании в языке Древней Руси. Относительно первого можно сослаться на специальный труд, посвященный лексике Повести временных лет (далее: ПВЛ) А.С.Львова. Автор приводит несколько вариантов происхождения, по его мнению, термина вежа — от глагола «везу» (за А.Потебней), в связи с немецкими словами sweige, Schweige. Примечательно, что Львов почему-то отвергает

*Впервые опубликовано: Древнейшие государства на территории СССР. Материалы и исследования. 1987 год. М., 1989.
(1) Срезневский И. И. Материалы для словаря древнерусского языка по письменным памятникам. СПб., 1893-1903. Т. I-III.
(2) В «Слове о полку Игореве» есть фраза «из Кыева дорискаше до куръ Тмуторока-ня», которую переводят «из Киева дорыскивал до петухов Тмутороканя» (Слово о полку Игореве. М., 1981. С. 72, 108). Между тем Тмутаракань некогда была византийской, принадлежала она империи и во второй половине XII в., и здесь речь, скорее всего, идет о греческом ???? — область, край. Кстати, это доказывает, что «Слово о полку Игореве» составлено именно в XII в., так как автор XV в. вряд ли знал такие детали. Любопытно, что греческое ???? в арабский язык в свое время перешло в форме кура.

428

значение вежа как «башня», отмеченное у Срезневского, хотя простое обращение к лексике большинства современных славянских языков даст именно это значение (3).
Если говорить о переводе термина вежа, то сошлюсь на один пример. В русском переводе ПВЛ Д.С.Лихачева и Б.А.Романова 1950 г. вежи в г. Искоростень, упомянутые в связи с местью Ольги древлянам, переводятся как сараи (4), тогда как в указателе к изданию Лаврентьевской летописи в этом случае поясняется, что вежи Искоростеня — башни (5). Именно с последним спорит и Львов, полагая, что в Искоростене башен, да еще во множественном числе, быть не могло (6).
Обратимся к самому предмету исследования и попытаемся уяснить, что же такое вежа — вежи в древнерусском языке. Заметим сразу, что большая часть использования термина вежи (во мн. ч.) в ПВЛ, а также в древних летописях, ее продолжениях, относится к кочевникам, преимущественно половцам, и традиционно переводится как шатры кочевников (7). Лишь в некоторых, редких случаях термин имеет иное значение, о чем речь пойдет ниже.
Сначала, однако, попытаемся уяснить этимологию термина. Думается, нет никаких оснований связывать его с глаголом везу хотя бы потому, что основное значение термина вежа в славянских языках было, несомненно, башня, а по всей вероятности, и жилище. В этом значении слово вежа отмечено в современных украинском, белорусском, польском, чешском, словацком языках (8). Из этого же следует, что термин вежа наличествовал еще в праславянском языке. И уже совсем нет оснований возводить слово вежа к лексике германских языков.
Но откуда же тогда и как попало в праславянский язык это слово? Здесь небесполезно обратиться к лексике иранских языков, бытовавших на юге нашей страны многие столетия до нашей эры и вплоть до периода образования Древнерусского государства. Ныне общепризнано, что восточноевропейские иранцы частично слились со славянами, а еще раньше взаимные контакты привели к отложению в славянском языке еще до его разделения на отдельные ветви значительной, иранской по происхождению лексики (9).
В Авесте — древнейшем письменном памятнике иранцев сохранилось название страны, где обитали иранские племена в древности. Эта страна в указанном памятнике названа айрианем ваеджо. В данном случае неваж-

(3) Львов А.С. Лексика Повести временных лет. М., 1975. С. 122-123.
(4) ПВЛ. Ч. 1.С. 240.
(5) ПСРЛ.Л., 1926.Т. 1.С. 567.
(6) Львов А.С. Лексика. С. 122-123.
(7) См., например: ПСРЛ. Т. 1. С. 25, 228, 249, 279, 284, 289, 332, 339, 397, 399, 414, 418,425,438.
(8) Фасмер М. Этимологический словарь русского языка. М., 1986. Т. 1. С. 285.
(9) Зализняк А.А. Проблемы славяно-иранских языковых отношений древнейшего пе-риода//Вопросы славянского языкознания. М., 1962. №6. С. 28-45; ТрубачевО.Н. Из славяно-иранских лексических отношений // Этимология. 1965. М., 1967. С. 3-81 и др.

429

но, где она помещалась для авторов Авесты, но, несомненно, это древний термин, которым иранцы называли свою прародину (10). Термин ваеджо переводят «простор, распространение» (11). Вероятно, точнее было бы передать его как «территория, местность, где жили арии» (в данном случае иранцы).
Термин, кроме Авесты, нигде не употребляется. Исключение представляют составленные в период Сасанидов (III-VII вв.) в Иране сочинения, где он используется в связи с упоминанием или комментированием частей Авесты. Но форма слова здесь иная, уже присущая не древним иранским, а среднеиранским языкам, к которым относился и среднеперсидский (12). Здесь древняя ваеджо превратилась в ведж. Данное слово, очевидно, и стало предком древнерусского слова вежа. Фонетически обе формы совпадают, и это говорит о том, что заимствование славянами термина вежа произошло не из древних иранских языков, а из среднеиранских. Здесь, правда, мы встречаемся с известным затруднением. Дело в том, что если для иранских языков Средней Азии, Иранского нагорья деление на древние иранские и среднеиранские языки прослеживается четко, то этого нет для иранских языков, существовавших на юге Восточной Европы. Логично было бы скифский язык, синхронный древнеперсидскому и с известными оговорками авестийскому, отнести к древнеиранским, а сарматский, синхронный среднеперсидскому, парфянскому, согдийскому и др., — к среднеиранским. Между тем в новейших трудах лингвистов речь идет о единых скифско-сарматских наречиях, предках осетинского языка (13).
Разумеется, одна из причин в том, что мы крайне мало знаем о сарматском языке, но сама логика изучения тех же иранских языков по указанной выше схеме должна привести к выводу, что скифский язык, известный для VI-IV вв. до н.э., — это древнеиранский язык, тогда как сарматский, бытовавший приблизительно с III в. до н.э. до IV в. н.э. (одним из его видов был аланский), — это язык среднеиранский (14). Тогда форма вежа должна была произойти именно из него, и она могла войти в славянский, скорее всего, в первые века нашей эры, а возможно и позже, но в период существования единого праславянского языка, о распаде которого лингвисты говорят лишь к VIII в. Перейдем к анализу значений термина вежа в древнерусских памятниках. И начинать его лучше всего с названия хазарского города на Дону, который в ПВЛ называется Белая Вежа (15), а в византийских источниках он

(10) Основы иранского языкознания. Древнеиранские языки. М., 1979. СП.
(11) Там же.
(12) Пехлевийско-персидско-армяно-русско-английский словарь. Ереван, 1965. С. 14.
(13) Основы иранского языкознания. С. 272-364.
(14) Форма вежа в среднеперсидском встречается только в составе Эран-веж (страна Иран). Это застывшее выражение, и гораздо чаще употреблялось живое — Эран-шахр (страна Иран). (15) ПВЛ. Ч. 1.С. 47, 244.

430

же именуется Саркел (16). Последнее название, несомненно, хазарское, тогда как первое — его древнерусский перевод. Но нам известен и другой город с таким же названием, уже в Древней Руси. Он упоминается в Поучении Владимира Мономаха (17) в земле северян, юго-восточного славянского племени, которое наряду с полянами следует признать той частью славян, в формировании которых приняли участие древние иранские насельники нашего юга. И здесь речь идет не о переводе чужого названия, а о местном омониме. В обоих же случаях Вежа-крепость. Хазарское Саркел переводится как Белый Дом (иранское гил-дом(18)) или как Белая крепость (cap — тюркское «белый»). От крепости до башни, а это значение в славянских языках повсеместное и почти единственное (есть местные значения шатер, кибитка, балаган (19), сени — навес в сербохорватском (20)), совсем недалеко, хотя самое внимательное изучение памятников древнерусской литературы позволяет, помимо Белой Вежи, выявить там это слово со значением башня один-два раза. В первом случае это упомянутый рассказ об Искоростене. В ПВЛ сказано, что когда по приказу Ольги голуби и воробьи, присланные ей древлянами, были освобождены, то с привязанной и зажженной паклей они полетели в гнезда свои — голуби в голубятни, воробьи же под стрехи: «и тако възгарахуся голубьницы, ово клети, ово веже, ово ли одрины, и не бе двора идеже не горяше» (21).
Именно здесь слово вежи в наших лучших изданиях переводится или комментируется по-разному. Думается, что перевод «сараи» не отражает существа дела, но и переводить просто «башня» неверно. Лучше прокомментировать данное слово. Если учесть, что основное значение вежа в славянских языках — башня, то и здесь, очевидно, речь идет о каких-то укрепленных постройках (возможно, хозяйственных) или городских укреплениях. Больше вряд ли что можно прибавить. Другое употребление термина вежа как башня — в статье ПВЛ под 1097 г. В рассказе об осаде князем Давыдом Берестья (Бреста) летопись пишет, что он подступил к городу и (стал) под вежами (22).
Других упоминаний в этом значении термина вежа в древнерусских памятниках мне не попадалось. Но, как уже сказано, в большинстве современных славянских языков вежа — башня. Нет этого слова в современном литературном русском языке (в наречиях есть — см.: Даль). Но из записок англичанина Флетчера (XVI в.) мы узнаем, что в его время в Москве использовались подвижные крепости — вежи (23).

(16) См., например: Constantine Porphyrogenitus. De administrando imperio. Budapest, 1949.1. P. 65;[КБ. С. 170, 171].
(17) ПСРЛ. Т. 1.С. 248.
(18) Bartholomae Ch. Zur Kermtnis der mitteliranischen Mundarten. III // Sitzungsberichte der Heidelbergen Akademie der Wissenschaften. 1920. Bd. XI. Abh. 2. S. 22.
(19) Даль В.И. Толковый словарь живого великорусского языка. СПб., 1880. Т. 1. С. 175.
(20) Срезневский И.И. Материалы. Т. I. С. 483.
(21) ПВЛ. Ч. 1.С. 43.
(22) Там же. С. 180.
(23) Флетчер Д О государстве русском. СПб., 1911. С. 100.

431

Как уже сказано, наибольшее число упоминаний вежей в древнерусской литературе относится к кочевникам, преимущественно половцам, хотя есть отдельные случаи отнесения термина к другим кочевникам (24), а самое древнее — к венграм-уграм, стоявшим вежами у Киева в 898 г. (25).
Термин обычно употребляется во множественном числе. Посмотрим использование его в Лаврентьевской летописи после отмеченного его употребления в отношении угров, где комментируется, что они стали вежами и ходили как половцы. Вежи упомянуты под 1095 г., когда Свято-полк и Владимир пошли на вежи половецкие, взяли их, полонили скот, верблюдов, челядь (26). В Поучении Мономаха фигурирует Барина вежа (27). В 1103 г. русские во время удачного похода захватили скот, овец, коней, верблюдов и вежи с добытком и челядью, а заодно захватили печенегов и торков с вежами (28). Под 1109 г. упомянуты половецкие вежи на Дону (29)(их взял Дмитр Иворович). Взятие половецких веж отмечено в 1112 г. (30). В 1151 г. пришли берендеи с вежами (31). Захват половецких веж упомянут под 1152 г. (32). В 1186 г. половецкие вежи упоминаются в связи с известным походом Игоря Святославича (33). В 1199 г. половцы с вежами бежали от Всеволода к морю (34). В 1202 г. Роман взял половецкие вежи (35). В 1206 г. то же сделали рязанские князья (36). В 1215 г. половцы разбили русских, а князя Владимира Всеволодовича увели в свои вежи (37).
О чем говорят эти примеры? Мне кажется, половецкие вежи — это не шатры как таковые, тем более у половцев (рядовых) шатров, собственно, не было, а были кибитки. Вежи — это скорее половецкий лагерь, становище кочевников, которое между прочим в известной мере являлось укрепленным местом, так как постоянно существовала опасность нападения врагов. В пользу этого говорят летописные статьи 1186 и 1215 гг., так как уводить пленников в шатры никто бы не стал. А в кочевое становище их уводили. Кстати, и Срезневский как одно из значений веж упоминает именно стан (38). Не исключено, что такое значение было именно в половецком языке, откуда взято русскими.

(24) ПСРЛ.Т. 2. С. 401.
(25) ПВЛ. Ч. 1.С. 21.
(26) ПСРЛ.Т. 1.С. 228.
(27) Там же. С. 249.
(28) Там же. С. 279.
(29) Там же. С. 284.
(30) Там же. С. 289.
(31) Там же. С. 332.
(32) Там же. С. 339.
(33) Там же. С. 397, 399.
(34) Там же. С. 414.
(35) Там же. С. 418.
(36) Там же. С. 425.
(37) Там же. С. 438.
(38) Срезневский И.И, Материалы. Т. I. С. 482-483.

432

Остается уяснить вопрос, как древнее иранское веж — пространство, территория, занятая иранцами, — превратилось в крепость, башню, укрепленный стан (во множественном числе).
На этот вопрос можно попытаться ответить, пользуясь сравнительными материалами. В новоперсидском языке термин шахр, означавший сначала страну, превратился в город. В древнегрузинском языке IX-X вв. слово сопели, ранее означавшее страну, превратилось в селение (39). Очевидно, надо уяснить значение известных терминов для той или иной исторической эпохи. С отмиранием старых родоплеменных связей термины сопели, шахр и т.д. и, очевидно, вежа стали обозначением территории данной территориальной общины или ее центра, т. е. города, селения и т.д. Такие поселения чаще всего были укреплены. Думается, что термин вежа был заимствован славянами у сарматского населения, скорее всего периода Черняховской культуры, после крушения которой под ударами гуннов славяне распространились на ее территорию и, естественно, заимствовали многие термины, в том числе и вежа. Случай не единичный.
Исследователи давно отмечают, что термин ант иранского происхождения и означает «край» (40). В известные по источникам времена анты занимали огромные пространства, и их страну «краем» называть вряд ли правильно. Но в более раннюю пору славяне были для основного иранского населения черняховской культуры жившими на краю, и это название за ними могло закрепиться, сохраняясь и потом, когда анты, двигаясь на восток, ассимилировали местное иранское население. Они среди прочих слов могли заимствовать и термин вежа, которым обозначали укрепленное поселение, способное выдержать осаду кочевников (гуннов, болгар, авар и т.д.).
Анализ термина вежа, его происхождения важен прежде всего для уяснения генетической связи славянства с древними насельниками нашего юга — иранцами (скифо-сарматами).