Необходимо не откладывая дать оценку распаду СССР и назвать имена причастных к этому. Об этом заявил спикер Госдумы Вячеслав Володин на пленарном заседании нижней палаты.

«Нам необходимо дать оценку, почему распался Советский Союз. Правильно было бы это сделать не откладывая. Кто предал? Фамилии, имена», — цитирует его пресс-служба Госдумы.

Володин также намекнул на то, что бывшая советская элита извлекла экономическую выгоду от развала страны. «Покажите секретарей обкомов, которые бедствуют на пенсии», — сказал он.

По его словам, многие проблемы современной России являются следствием распада СССР. «30 [постсоветских] лет, из которых 10 лет — потерянное время, а остальные [годы] — собирание земель, прекращение конфликтов, выплаты долговых обязательств. Это тоже надо признать — выплачивать начали только в 2004 году. Затем санкции, кризисы», — отметил Володин.

Однако несмотря на негативные последствия распада СССР, Россия сумела перейти к развитию, считает Володин. «Сейчас те компании, которые ушли в частные руки, стали государственными. И недра принадлежат государству. И социальные стандарты зафиксированы в конституции», — отметил он и добавил, что мы прошли «непростой путь становления новой России».

Напомним, ранее спикер Госдумы заявил, что в России есть свой «ген демократии» и все условия для честных выборов, которые отражают волю избирателей. По его словам, «демократия — это не покричать на площади и не побузить на улице, как видится некоторым», а «реализация прав граждан — участвовать в выборах, влиять на решения органов власти, свободно выражать свои взгляды, состоять в любой из зарегистрированных политических партий».

«Советский Союз не распался, его развалили» — Статьи

Общение с Альфредом Рубиксом мы начинаем с обозначения повода – 30-летия распада СССР. Упоминаем, что «ЛГ» уже опубликовала интервью с Леонидом Кравчуком и Станиславом Шушкевичем, отчего в разговоре сразу возникает напряжённость – Альфред Петрович говорит, что не хотел бы оказаться в одной компании с упомянутыми персонами. Только после объяснения, что мы хотим представить широкую палитру суждений, что для нас важны не просто «свидетели эпохи», но и участники событий, Рубикс соглашается продолжить разговор.

– У нас первый вопрос – традиционный. Что вы делали 19 августа 1991 года? Как восприняли новость о создании ГКЧП?

– Хорошо помню этот день. Накануне я был на рыбалке, а когда вернулся в город, услышал по радио о произошедшем в Москве. Я удивился: события развивались не по тому сценарию, который, как мне казалось, мог бы спасти страну. Прежде я отправлял несколько писем Горбачёву, в которых излагал свои варианты спасения Союза от распада.

Я никогда не был сторонником применения силы. Но к ГКЧП я отнёсся как к официальному органу власти. В его состав входили вице-президент СССР, министр обороны, министр внутренних дел, другие высшие руководители СССР. Как я мог не считаться с их действиями?

К тому же отдельных членов ГКЧП я знал лично, например, ещё в 60-е работал вместе с Борисом Пуго на Рижском электромашиностроительном заводе. Я тогда возглавлял заводской комитет комсомола, а Пуго был моим заместителем. Позже наши дороги разошлись, пиком его карьеры стала должность министра внутренних дел СССР… Ещё я поддерживал хорошие отношения с Лукьяновым, который хотя и не был членом ГКЧП, но сыграл значительную роль в тех событиях. Хорошо знал члена Политбюро и секретаря ЦК КПСС Олега Шенина.

В целом я руководствовался главной идеей – не допустить развала Советского Союза. Вот вы сказали, что готовите материалы к 30-летию распада СССР. Это не совсем верно. Он не распался. Его развалили, сдали предатели.

– Почему вы решили поддержать ГКЧП? Не было опасений, что это авантюра? Что это, в конце концов, просто опасно?

– Когда я вступал в партию, то давал клятву быть верным своей стране и делать всё от меня зависящее для её благополучия. Позже, когда меня в 1991 году арестовали и судили, я сказал в одном из выступлений: если бы меня судили за бездействие, я бы понял, но когда меня судят за то, что я остался верен своему долгу, это выглядит несправедливо и чисто политическим преследованием.

Для меня ГКЧП был законным путём в направлении выхода страны из тупика. Я не знал тогда и не знаю сейчас, был ли Горбачёв болен. Но мог ли я не доверять заявлению органа, который сформирован высшим руководством СССР? Позже Шенин мне сказал, что Горбачёв просто притворился больным – такая позиция позволяла ему при любом развитии событий не стать проигравшим. Это вообще фирменный стиль Михаила Сергеевича – ни вашим ни нашим.

– Уже прошло 30 лет с тех времён. Менялось ли ваше отношение к событиям августа 1991 года? Может, что-то переосмыслили?

– У Советского Союза не было объективных причин для развала. Я утверждал это и тридцать лет назад, и когда меня судили, и сейчас повторяю. СССР развалили искусственно. А сделано это в угоду капиталу. Запад получил в результате распада нашей страны рынки, доступ к огромным природным ресурсам и приток грамотной рабочей силы. Серьёзных экономических предпосылок для развала СССР не существовало, а Латвия была на 2-м месте по уровню экономического развития, вслед за Эстонией, среди всех республик Советского Союза.

Моё мнение на этот счёт не менялось, образование и действия ГКЧП я по-прежнему считаю законными.

– Как известно, Прибалтика раньше и громче всех заявляла о желании покинуть СССР, были ли шансы у союзного руководства удержать Прибалтику в своей орбите? Что было сделано не так руководством СССР?

– Не нужно было Горбачёву обещать Америке, что отпустит Прибалтику из состава СССР. А ещё не нужно было Ельцину, рвущемуся к власти, официально признавать суверенитет Эстонии, Латвии и Литвы, что он, по сути, сделал ещё в январе 1991 года в Таллине, а подытожил 24 августа своим указом.

Шансы удержать Прибалтику были, если бы КГБ следил не за тем, кто с кем спит и кто сколько выпил, а занимался бы делом. Ведь во власти сконцентрировалось огромное количество людей, попавших туда из сугубо карьеристских соображений. Особая порода. Те, кто идёт по трупам ради своих корыстных целей, кто умеет льстить начальству и приспосабливаться, кто знает, с кем выпить и поговорить по душам, а кого можно предать. Подобную публику и следовало выявлять КГБ во властных кабинетах всех уровней. Именно такая работа входила в конституционную обязанность этого органа власти.

Конечно, велика и роль личности в истории. И в списке главных виновников развала страны нельзя не упомянуть Б.Н. Ельцина, а ведь он поднимался на высшие посты в государстве с помощью партии. Что-то недосмотрели. Когда мне говорят, что, дескать, прибалты развалили Советский Союз, я отвечаю, что Горбачёв и Ельцин не прибалты, что нас не было в Беловежской Пуще. Почему такое могло произойти при живом действующем президенте СССР Горбачёве и огромной армии кагэбистов?..

– Почему, по-вашему, так быстро пал ГКЧП?

– Мне трудно объективно судить о причинах. Мы, первые секретари союзных республик, ничего заранее не знали. Они нам, наверное, не доверяли. Но если они не доверяли нам, то на кого они опирались? Когда после 19 августа я начал звонить в Москву, то ни один телефон не отвечал. Лишь случайно мне удалось дозвониться до секретаря ЦК КПСС по сельскому хозяйству Егора Строева. Я спросил, какие будут указания, и мне ответили: действовать по обстановке, по своему усмотрению, руководствуясь программой партии. Анекдот! Что это за указания? Они в Москве затеяли нечто грандиозное, а в республиках ничего об этом не знают, а когда ситуация вышла из-под контроля – предлагают действовать сообразно программе партии! Да мы и так всё делали по программе партии!

Не могу не сказать и о кадровом составе ГКЧП. Возьмём министра внутренних дел СССР Б.К. Пуго. Он был осторожным, я бы даже сказал, боязливым человеком. На мой взгляд, на предложенную ему роль Пуго подходил плохо. Он был честным, добросовестным, но по характеру – не для таких серьёзных дел. Его по жизни вела биография отца – участника Октябрьской революции, латышского красного стрелка.

Про Язова доводилось слышать мнение, что он хотя и маршал, но по своему типу человек не военный. Это я не к тому говорю, что следовало применять оружие, я как раз считаю, что не нужно было доводить до стрельбы… Просто на историческую роль спасителя страны он не подходил, впрочем, как и многие другие.

Политбюро сделало много ошибок, решения принимались запоздалые и неверные. Я Горбачёву не раз говорил, что они там в Москве из-за высокой Кремлёвской стены не видят сути происходящих в стране процессов. Например, считалось, что у нас на высоком уровне политпросвещение развито, а оказалось, что именно в идеологической сфере мы оказались особенно уязвимы.

Да что сейчас говорить, время ушло! Прошлого не вернёшь! Надо думать о будущем, молодёжь готовить, объяснять, что к чему.

– Что происходило с вами после падения ГКЧП?

– Когда Горбачёв вернулся из Фороса, он кроме прочего сказал, что его поздравили с возвращением все, кроме Каддафи, Хусейна и Рубикса. Мы в тот момент сидели у меня в кабинете со вторым секретарём компартии Латвии Владимиром Римашевским, и он мне сказал: «Петрович, собирай вещи и уезжай куда-нибудь…»

Уезжать я отказался, но решил, что, пока у меня есть охрана – два человека из КГБ ЛССР, отправлю в их сопровождении жену и детей в Белоруссию, к родителям супруги моего старшего сына.

Ночевал я в комнате отдыха первого секретаря ЦК, которая находилась рядом с моим рабочим кабинетом. Семья успешно добралась к родственникам, и за них я уже не беспокоился.

Помню, что местные газеты к тому времени опубликовали личные адреса тех, кого они считали врагами Латвии. Об этом я пишу в новой книге, там же я планирую опубликовать фотосвидетельства этого позора.

Вплоть до 23 августа 1991 года я каждый день собирал аппарат ЦК партии. В то время я был ещё и народным депутатом Верховных Советов ЛССР и СССР.

Я приказал подчинённым вскрыть специальные конверты, где давались указания, как действовать в чрезвычайных ситуациях. И документы, подлежавшие уничтожению, начали уничтожать. После я приказал сотрудникам забрать личные вещи, а ключи от сейфов и дверей сдать коменданту. Дал поручения, кому из членов ЦК следить за порядком. Для меня было важно, чтобы архив и библиотека остались в сохранности и были переданы новым уполномоченным на то лицам.

Принимал дела у нас заведующий общим отделом Совета министров новой Латвии. Когда-то он был моим сменщиком на посту первого секретаря Рижского горкома комсомола – так судьба распорядилась…

А 23 августа меня арестовали. Наручники мне не надевали, руки за спиной скрестить не требовали.

– Можете рассказать подробнее?

– В этот день утром ко мне пришли депутаты-коллеги из Верховного Совета Латвии. Смотрю, у двоих из пришедших торчат пистолеты в карманах. Я пытался выяснить, чего они хотят. Меня попросили, чтобы я никуда не отлучался. Я спросил, могу ли сходить пообедать. Они сказали, что лучше не стоит. Тогда я понял, что мой арест – дело нескольких часов.

Позже выяснилось: они боялись, что меня придёт освобождать ОМОН, хотя я не хотел никаких вооружённых конфликтов. Я старался их избежать, а вот против нас силовые действия предпринимались.

Ближе к вечеру пришёл заместитель генерального прокурора Латвии Язепс Анцанс, завёл со мной беседу. Чуть позже в кабинете появились незнакомые мне люди в военной (не советской) форме, вооружённые автоматами. Сбили все электрические розетки, отключили телефоны. На мой вопрос «Что вы делаете?» получил краткий ответ: «Это уже не ваше дело». Мне предъявили документ, что я задержан.

Я сказал, что являюсь народным депутатом Верховного Совета СССР и Латвии и обладаю депутатской неприкосновенностью. На что мне ответили, что в революционное время законы не действуют. Спустились мы по винтовой лестнице с 6-го этажа, где был мой рабочий кабинет первого секретаря компартии Латвии. Многие сотрудники вышли на лестничные площадки, некоторые женщины плакали, кто-то махал платочком. В это время уже начали снимать вывески со здания ЦК. Меня посадили в милицейский рафик и увезли.

– Куда вас повезли?

– В камеру предварительного заключения в здании УВД Риги. Позже мне сообщили, что люди, которые меня сопровождали, хотели посадить меня в камеру к какому-нибудь агрессивному уголовнику, чтобы он избил меня. Начальник милиции города Виктор Бугай не дал этого сделать. Я его хорошо знал, он был порядочным человеком.

Потом меня отвезли в новую прокуратуру новой власти. Я сразу сказал, что ни на какие вопросы отвечать не буду, пока согласие на моё задержание не даст Верховный Совет СССР. Больше того, я объявил голодовку. Среди прочих прокурорских работников была женщина, которую я знал. Помню, я сказал ей: как вы можете молча участвовать в этом беззаконии, ведь ваша семья пострадала от фашистов?..

Потом меня долго везли в знаменитый Рижский централ. Привели в кабинет заместителя начальника тюрьмы и оставили ночевать в его кабинете. Когда все ушли, этот человек перешёл на неофициальный тон, он мне сказал, что завтра меня переведут в отдельную комнату рядом со спортивным залом. Он меня уговаривал поесть, и я решил последний раз перед голодовкой поесть. Накормили меня офицерской пайкой.

Охраняли серьёзно – человек шесть, вооружённые автоматами и ручными гранатами. Охранники сказали, что боятся ОМОНа, который может попытаться меня освободить. Попросили никуда не бежать. Сказали, что в случае попытки освобождения меня отдадут омоновцам без боя. А я и не собирался никуда убегать, да и никто не пытался меня освободить.

Позже меня перевели в обычную камеру с четырьмя двухъярусными койками, но соседей у меня не было. В этой камере я просидел четыре года – до вступления в силу приговора. Так начался мой тюремный путь длиной в семь лет. «Весёлое» было время.

Когда приговор вступил в силу, меня отправили в другую тюрьму. Там сидели не только уголовники, но и «хозяйственники». В камере – 32 человека, но в целом условия были значительно лучше, чем раньше.

– Не обижали вас?

– Обращались на «вы» и по-товарищески. Меня хорошо знали. И были удивлены, что у меня хватило сил и мужества не скиснуть и всё это вынести.

Сокамерники меня не обижали, дали мне кличку Дед и прикрепили из своей среды двух охранников, на случай если кто-то меня будет обижать.

– Когда вы узнали о событиях в Беловежской Пуще, что СССР больше нет, как вы к этому отнеслись?

– Конечно, отрицательно. И был возмущён, что этот, по сути, переворот не был подавлен. Там бы одного взвода хватило, чтобы эту компанию арестовать. Все законные основания имелись. Этих людей следовало судить. Так я относился к Беловежскому сговору тогда, так я к нему отношусь и сейчас.

– В интервью нашему изданию и Кравчук, и Шушкевич высказывались в том смысле, что СССР держался на страхе, а когда страха не стало, процесс распада страны стал неизбежен, кроме того, люди, вошедшие в ГКЧП, не имели авторитета среди населения… Вы с этим согласны?

– Это они, наверное, про себя говорят. Я так не считаю. Эта тема – гораздо сложнее поверхностных оценок Кравчука и Шушкевича.

– В чём вы видите глубинные причины распада СССР?

– В СССР было много недостатков, не способствующих укреплению страны. Я уже говорил о проблемах кадровой политики, о том, что люди часто занимали высокую должность не за реальные заслуги, а за другие качества – умение польстить начальству, благодаря приспособленчеству и лицемерию. Тот же Кравчук – яркий пример проблем кадровой политики в Советском Союзе. Да и кумовство было, и реформы в экономике напрашивались…

Но вот сейчас – демократия, «свобода», а на выборы приходит 20–30% избирателей. Сравниваешь и понимаешь, что в СССР, по сути, было больше демократии.

И самое главное, не забывайте: 17 марта 1991 года народы СССР на референдуме сказали, что Союз должен существовать. За это высказалось более 3/4 голосовавших (77%). А в Беловежской Пуще на мнение народа наплевали.

– Вы и сейчас считаете, что для Прибалтики лучше было оставаться в составе СССР?

– Однозначно. Партия, которую я возглавлял на протяжении 17 лет, после выхода из заключения (Социалистическая партия Латвии), голосовала против вступления Латвии в Европейский союз. Латвия была к этому не подготовлена. Я всегда оставался сторонником единого СССР. По моей оценке, вступление Латвии в ЕС было политическим решением, не было обусловлено экономически и жизненно.

– Как вы сегодня оцениваете историческую роль Горбачёва и Ельцина?

– Так же, как и тридцать лет назад, – отрицательно. Что я могу сказать о Ельцине, который трезвым нигде не появлялся? О Горбачёве, который находился «под каблуком у жены» и совершенно не был готов к должности главы великого государства?

Я и на Политбюро много раз задавал вопрос: а что, собственно, мы будем перестраивать? Не я один не понимал. Сам Горбачёв не понимал…

– В годы, которые последовали за распадом СССР, между Россией и Латвией установились непростые отношения. Почему так происходит? Возможно ли их улучшение и что для этого нужно сделать?

– В одном из интервью я сказал: народу обещали, что Европа будет нашим общим домом, что будет расти общее благосостояние, а что получили? Все большие современные заводы продали иностранцам или ликвидировали, сельское хозяйство развалили, латифундисты скупили землю, леса и озёра. Получилось ли у нас стать мостом между Европой и Востоком? Нет, мы стали замочной скважиной, через которую Запад смотрит на Россию. Что здесь делает НАТО? Что здесь Америка потеряла? Им нужны территории, где разместить войска НАТО и защищать свои личные интересы. Им опять нужны новые территории. Хочу напомнить, что в истории был один человек с усиками, который хотел расширять территории, – плохо кончил.

Улучшение возможно при умных и опытных руководителях. И жизнь человечества сегодня зависит от трёх стран: России, США и Китая. Нужен диалог, хочет этого кто-то или нет.

Я поддерживаю многое из того, что происходит в России, и понимаю, как много зависит от России в нынешнем мире, какая на ней ответственность.

– Кто вы сейчас по убеждениям?

– Коммунист.

– Как проходит ваш день, какой образ жизни ведёте?

– Четыре года назад я сложил с себя руководство Социалистической партией Латвии по состоянию здоровья. Умерла моя жена. Сегодня я нахожу в себе силы участвовать в различных встречах, чествованиях ветеранов, памятных мероприятиях. Пишу третью книгу, надеюсь скоро её издать.

Я встаю в семь часов, зимой и летом в одно время, каждое утро, 30–40 минут делаю зарядку, приучился к этому в тюрьме. Я и раньше занимался спортом: ездил на велосипеде, играл в теннис, ходил на лыжах, бегал, был президентом Федерации тенниса Латвии, поэтому и хорошо знал Ельцина, возглавлявшего Федерацию тенниса России.

Прожил пять лет один после смерти супруги и понял, что больше так не могу. Женился во второй раз, помогаю жене ухаживать за огородом. У нас одноэтажный деревянный неотапливаемый садовый домик. Слежу за событиями в мире, езжу на рыбалку.

У меня большая библиотека, около 3000 томов, которую я завещаю своему родному городу Даугавпилсу. Уходить я не тороплюсь, жду гостей на своё 90-летие.

«ЛГ»-ДОСЬЕ

Альфред Рубикс, 86 лет, имеет два высших образования: механический факультет Рижского политехнического института, специальность – «инженер-механик» (1963), и Ленинградская высшая партийная школа (1980). Последний руководитель советской Латвии, член Политбюро ЦК КПСС. В 1991 году поддержал ГКЧП, был не просто осуждён за это, но и отбыл почти весь срок (приговор – 7 лет заключения). Председатель Социалистической партии Латвии с 1999 по 2015 год, депутат Европарламента с 2009 по 2015 год.

как распался СССР — Блоги — Эхо Москвы, 17.09.2021

2021-09-17T10:45:00+03:00

2021-09-17T10:46:43+03:00

https://echo.msk.ru/blog/diletant_ru/2905134-echo/

https://echo.msk.ru/files/3527042.jpg

Радиостанция «Эхо Москвы»

https://echo.msk.ru//i/logo.png

Diletant.media

https://echo.msk.ru/files/2443234.jpg

10:45 , 17 сентября 2021

Великий могучий Советский Союз, казалось, не распадётся никогда – единицы могли представить, что это возможно. Но процесс занял всего пару лет.

Сначала все признали, что что-то не так

В начале 1980-х гг. собиратели анекдотов в СССР зафиксировали очередной сюжет: о человеке, раздающем пустые листовки на оживлённом перекрёстке. Прохожие их берут, тихонько прячут и отходят, чтобы прочесть, а затем с возмущёнными лицами возвращаются: «Тут же ничего не написано, зачем ты раздаёшь пустые листки?!». Ответ: «А зачем что-то писать? Всем всё и так понятно».

Политический анекдот – жанр, очень любопытный для историков. Он хорошо отражает то, что не подвластно статистическому учёту: распространённые настроения, стереотипы и шаблоны восприятия. Сегодня исследователи советской истории называют это отношение общества к партии и государству 1970 – 1980-х гг. («всё и так понятно») кризисом коммунистической идеологии. В 1961 г. Н.С. Хрущёв поставил задачу построить коммунизм в СССР к 1980 году. Позднее опросы показали, что тогда более половины респондентов верили в принципиальную возможность построения коммунизма, а 37% даже считали, что это можно сделать к намеченной дате.

Н. С. Хрущёв, 1961

В период брежневского «застоя» и на скромные 37% рассчитывать уже не приходилось: когда годами нет ощутимых перемен к лучшему, разве стоит мечтать о «рае на земле»… Государство стремилось сохранить веру в «развитый социализм», а сроки достижения коммунизма отодвинулись в неопределённое будущее. Общественное разочарование неумолимо нарастало. Усиливала его неспособность центральной власти наладить работу плановой экономики таким образом, чтобы удовлетворить простейшие бытовые потребности населения. Дефицит на полках магазинов, засилье бюрократии, ложь и замалчивание реальных проблем стали главными причинами пресловутого кризиса идеологии. Так как коммунистическая идея служила фундаментом советского государства, утрата веры в неё в обществе (да и в самой партии) стала первой и главной предпосылкой краха СССР.

Перестройка – фатальная попытка реформировать СССР

Многое было понятно и руководителям Союза. Ключевое во внутренней политике Л.И. Брежнева и Ю.В. Андропова – попытки справиться с экономическими недугами СССР, не касаясь его политического устройства: это и Косыгинская экономическая реформа 1965 г., и всесоюзные съезды колхозников, преобразование колхозов в совхозы, и рост объёмов продажи природных ресурсов за рубеж, и андроповские меры по укреплению трудовой дисциплины и борьба с коррупцией. Однако всё это не давало тех результатов, на которые надеялось партийное руководство.

Генеральный секретарь ЦК КПСС М.С. Горбачёв сначала пошёл по тому же пути. В 1985 году на пленуме ЦК он публично признал, что экономическая система нуждается в модернизации и провозгласил курс на «ускорение». Ничего принципиально нового в этом ещё не было. Программа «Ускорение» предполагала, что надо преодолеть отставание СССР в социально-экономическом развитии от передовых капиталистических стран. Эта идея звучала и прежде – и в начале 1980-х, и во времена Хрущёва, и в период сталинской индустриализации. В том же году Горбачёв впервые сказал, что «всем надо перестраиваться» (однако пока не имел в виду глубоких политических преобразований).

Читать далее

Автор: Константин Котельников

Читайте также:

Тест. Людвиг ван Бетховен: правда или вымысел?

Гимн Российской империи

Взгляд The ​​Guardian на будущее союза: Британии грозит распад | От редакции

Год Covid усилил потенциально смертельные штаммы в британском союзе четырех стран. Когда Борис Джонсон начал осознавать серьезность вспышки болезни, ее последствия для профсоюза, вероятно, находились в самом низком списке его проблем. Но к 2021 году подход Джонсона к Covid стал катализатором возможного распада Соединенного Королевства. Наиболее прочным политическим наследием Ковида на этих островах может быть то, что после него Великобритания больше не будет существовать.

Когда началась пандемия, г-н Джонсон, казалось, полагал, что действует на всей территории Великобритании. Постепенно он обнаружил, что в отношении Ковида это неправда. На практике он был премьер-министром только Англии. Политика в области здравоохранения передавалась в Шотландии с 1919 года и находилась под контролем автономных администраций в Шотландии, Уэльсе и Северной Ирландии со времен Тони Блэра. А поскольку все три децентрализованных государства и большинство английских городов возглавлялись неконсервативными политиками со своими собственными взглядами на то, как бороться с Covid в своих регионах, и в большинстве случаев без любви к политике г-на Джонсона, принятие решений по коронавирусу было нелегким делом. прийти к консенсусу в ущерб общему мнению.

Г-н Джонсон несет за это большую ответственность. Но вторая причина заключалась в том, что националистическое правительство Шотландии, которое хочет разделить Великобританию, блестяще воспользовалось возможностью, чтобы подчеркнуть свой контроль над политикой Covid. 20 марта первый министр Шотландской национальной партии Никола Стерджен начал регулярные брифинги по Covid. С тех пор она сделала более 150 из них. Ее брифинги в основном были образцами фактической точности, разумных советов и осторожности. Контраст с периодическими, а иногда и гиперболическими и полными ошибками брифингами г-на Джонсона во всех отношениях был политическим преимуществом г-жи Стерджен.В прошлом месяце опрос Ipsos Mori показал, что у г-жи Стерджен был чистый рейтинг одобрения среди шотландцев плюс 61 за ее борьбу с пандемией, в то время как у г-на Джонсона был чистый рейтинг минус 43. В Шотландии большинство поддержало отказ от Великобритании в 17 последовательных опросах общественного мнения.

Сочетание высокого статуса г-жи Стерджен и реальности передачи полномочий в области здравоохранения имело последствия для Уэльса и Северной Ирландии, и даже на местном уровне в Англии.Марк Дрейкфорд не пытался повторить ежедневный контроль своего шотландского коллеги над сообщениями СМИ. Но первый министр Уэльса также пошел своим особым путем, приняв несколько радикально отличающихся и более осторожных решений и получив в ходе пандемии более высокий общественный авторитет в Уэльсе и за его пределами, чем его предшественники. Разделение власти в Северной Ирландии означает, что ее первый министр Арлин Фостер из Демократической юнионистской партии должна разделить платформу со своим оппонентом, Мишель О’Нил из Шинн Фейн, и поэтому не может добиться такого же господства.Тем не менее, Северная Ирландия, как Уэльс и Шотландия, временами публично расходилась с английскими мерами. Ленивое либертарианство Джонсона и позорное опоздание с действиями мало отозвалось за пределами Англии.

Covid теперь может стать той соломинкой, которая сломает спину профсоюзу, особенно в Шотландии. Но политика Covid — не главная причина, по которой будущее союза так неопределенно. За этим кризисом стоит множество других факторов. Самым важным является устойчивое господство SNP в Шотландии.Если партия одержит четвертую подряд победу над Холирудом в мае и потребует мандата на новый референдум о независимости, это приведет к тому, что уровень стресса в профсоюзе окажется в критической зоне. Если Шотландия в конце концов отделится, это будет иметь серьезные последствия для Северной Ирландии и для отношений между Уэльсом и Англией.

Brexit сыграл ключевую роль в создании этой нестабильной смеси. Голосование за выход из Европейского союза в 2016 году было голосом англичан и валлийцев. Ни Шотландия, ни Северная Ирландия не проголосовали за выход.Шотландия, в частности, решительно проголосовала за то, чтобы остаться. Тем не менее после 2016 года ни Тереза ​​Мэй, ни Джонсон не уделяли достаточно внимания облегчению страданий Шотландии. Баланс Великобритании на торговых переговорах с ЕС в этом году сделал и без того большой разрыв между Великобританией и Шотландией еще больше. Единство ЕС-27 во время переговоров контрастировало с внутренней разобщенностью Великобритании4. Влияние Brexit на Северную Ирландию также было значительным, что привело к углублению тесных экономических отношений с Ирландской Республикой и, следовательно, к единому рынку ЕС, в то время как г-жа Фостер и г-жа О’Нил движутся в противоположных направлениях из-за связи с Великобританией.

Когда г-н Джонсон стал премьер-министром в 2019 году, он присвоил себе титул «министра профсоюзов». В его отношении к Брекситу не было никаких доказательств того, что он понимает это как принятие более смягчающего подхода. Напротив, профсоюзы Джонсона оказались более централистскими и менее прагматичными, чем профсоюзы двух его предшественников-консерваторов, Дэвида Кэмерона и миссис Мэй. Для г-на Джонсона лозунг Brexit «вернуть контроль» означает проект, направленный на восстановление суверенитета Великобритании, основанный на Вестминстере, а не политику вытеснения большего количества полномочий из Вестминстера в Европу, как защищал на прошлой неделе Кейр Стармер. Страны Великобритании или английские регионы и города.

Подход г-на Джонсона создает ожидаемый крах. Он выразил свои истинные взгляды поразительно ясно, когда он сказал на закрытом заседании парламентариев-консерваторов «голубой стены» в ноябре, что передача полномочий была «катастрофой к северу от границы» и что соглашение 1997 года о передаче полномочий было «самой большой ошибкой» Тони Блэра. Это было за шесть месяцев до таких важных выборов в Холируд, и это было подстрекательством, а также нанесением себе ран для тори и рождественским подарком для SNP.Комментарии г-на Джонсона о катастрофе деволюции нельзя отвергать как идиосинкразическую джонсоновскую аварию. Комментарии выражали то, что он действительно думает.

В первые месяцы 2021 года по-прежнему будет доминировать Covid. Но нельзя упускать из виду надвигающийся экзистенциальный кризис союза. Г-н Джонсон, похоже, уверен, что он сможет успешно отказать в санкционировании повторного референдума, несмотря на требование о проведении референдума со стороны г-жи Стерджен. Но его аппетит к недемократическому упрямству может быть меньше, чем он думает.

Если бы г-н Джонсон был политиком другого типа, он бы послушал, что г-н Стармер сказал на прошлой неделе о возобновлении союза, или что сказал Гордон Браун о восстановлении согласия через собрания граждан с широкими полномочиями по переосмыслению конституционного устройства Великобритании. . Многие политики от всех партий, включая консерваторов, открыты для этого. Большой вопрос в том, открыты ли этому и избиратели Шотландии. Но осталось мало времени. Шанс на реформы, возможно, упал с Brexit.Задача предложить шотландцам альтернативный союз, в который они смогут поверить в мае следующего года, уже решена.

«Чистота» Брексита разрушает союз. Просто спросите жителей Белфаста | Ник Коэн

Brexit — это чума, которая все еще будет заражать Великобританию, когда Covid уйдет. Он распространяется незаметно, потому что ни правительство, ни оппозиция не проявляют ни малейшего интереса к поиску вакцины. Общество не винит их, потому что устало слышать о болезни. Я понимаю почему.Мне надоело об этом писать. Но, учитывая, что лейбористская партия не будет требовать от наших лидеров ответственности, напоминание избирателям о том, что движение Брексита лгало им, остается вопросом демократической уместности.

Кризис Brexit, который принес в Северную Ирландию, также проходит мимо большинства людей. Но возможный распад вашей страны не должен быть мелочью, равно как и опасность того, что он может повлечь за собой насилие.

Перед референдумом 2016 года Арлин Фостер заявила, что со стороны Тони Блэра и Джона Мейджора было «позорно» предупреждать, что Брексит может поставить под угрозу единство Великобритании.Фостер в то время был первым министром Северной Ирландии и лидером Демократической юнионистской партии, которая пользовалась гегемонистским контролем над голосованием юнионистов Ольстера. Этой весной в течение немногим более месяца DUP свергло ее, а затем свергло ее преемника Эдвина Путса и теперь ищет нового лидера и согласованную стратегию, поскольку последствия Брексита разрушают партию и движение профсоюзов.

В 2016 году Кейт Хои, номинально лейбористский и де-факто ультраольстерский профсоюзный политик, суетилась по телестудиям, чтобы объявить, что предупреждение Мейджора и Блэра о распаде страны свидетельствует об их «экономической неграмотности».На прошлой неделе ей пришлось попытаться объяснить разгневанным сторонникам рыночного городка Ньютонардс, графство Даун, как жесткий Брексит, за который она выступила, разделил Великобританию и установил границу в Ирландском море.

«Я отказываюсь винить Бориса», — сказала она, хотя любой, кто не заблудился в самообмане, мог видеть, что «Борис» продал Северную Ирландию, чтобы успокоить английских правых в Укипе и на своей скамейке запасных. Как я уже говорил, вам нужно беспокоиться не о лгунах, а о людях, которым хочется, чтобы им лгали.В их число входит не только большая часть консервативных избирателей, но и предполагаемые твердые мужчины и женщины из ольстерского профсоюзного движения.

Несмотря на то, что они размахивают флагом, они не понимают, что Консервативная партия является профсоюзной партией только номинально. Английские тори устраивают Великобританию до тех пор, пока Шотландия, Уэльс и Северная Ирландия позволяют им добиваться своего. Всякий раз, когда возникает выбор между необходимостью сохранить единство Соединенного Королевства и императивами позерства Брекситера, позерство всегда побеждает.Консерваторы не пойдут на малейшие уступки, чтобы сохранить единство страны.

«Через 50 лет, — сказал мне один политик из Белфаста, — студенты будут писать эссе о том, о чем думали профсоюзы, когда они соглашались с Брекситом». Сейчас нет рационального ответа, и его не будет в 2070-х годах. Брексит сделал объединенную Ирландию возможной, а может, и неизбежной. Это оттолкнуло молодых и ярких избирателей от протестантских традиций от DUP к более умеренной ольстерской юнионистской партии, центристской партии Альянс и, в некоторых случаях, к националистической SDLP.

Johnson может ослабить напряженность в Ирландии и избавить от необходимости проверять 80% товаров, следующих в Северную Ирландию, приняв стандарты безопасности пищевых продуктов и санитарные нормы Европейского Союза. Правительство Ирландии сообщило, что Джо Байден сказал Джонсону на саммите G7, что временное соглашение о пищевых стандартах не станет препятствием для торговой сделки между Великобританией и США.

Джонсон этого не сделает, потому что соглашение с ЕС ослабит доктринальную чистоту Брексита. Консерваторы однажды обвинили левых в том, что они находятся в плену утопических фантазий континентальных философов.Теперь суверенитет стал для тори тем же, чем был марксизм-ленинизм для коммунистов: совершенной теоретической идеей, которая не может быть подвергнута сомнению, какими бы страданиями и ни стоили.

Даже сейчас, когда юнионизм распадается в год 100-летней годовщины создания северного ирландского государства, профсоюзы Ольстера присоединяются к консерваторам, отказываясь идти на компромисс. DUP заявляет, что ненавидит границу в Ирландском море, но не требует, чтобы Джонсон принял стандарты ЕС, чтобы смягчить ее худшие последствия.Компромисс на границе превратился в компромисс в отношении использования ирландского языка в Северной Ирландии, который повлиял на карьеру Пута (который, после 21 дня в качестве лидера DUP, будет удачливым ответом на викторину в пабе. вопрос через 50 лет). DUP хочет полного разрушения границы или ничего, и, как это часто бывает в истории Ольстера, профсоюзы, скорее всего, не закончат ни с чем.

В качестве альтернативы Джонсон мог бы сказать жителям Северной Ирландии правду о том, что они находятся в выгодном положении.Его жесткий Brexit оставил их на едином рынке ЕС. Они могут сказать любой транснациональной компании, что, что является уникальным в Европе, инвестиции в Северную Ирландию предлагают неограниченный доступ как на рынки Великобритании, так и на рынки ЕС.

Джонсон не может говорить правду, и не только потому, что история шарлатанства делает его неспособным говорить прямо. Чтобы угодить своей базе, ему нужно вступить в схватку со старым врагом ЕС и громкими угрозами разорвать подписанные им соглашения и нарушить данные обещания.Что еще он может сделать? Если бы он продал преимущества пребывания на едином рынке одной части Великобритании, остальная часть Великобритании могла бы задаться вопросом, почему он пошел на все, чтобы вывести нас из него.

Последствия все еще грядут, однако широкая общественность скучает по поводу разворачивания Брексита и судьбы Северной Ирландии. На прошлой неделе появились данные о том, что британский экспорт продуктов питания и напитков в ЕС упал на 2 млрд фунтов стерлингов за первые три месяца 2021 года, и еще больше предприятий сообщили, что они не могут работать на полную мощность из-за исчезновения рабочих из ЕС.Между тем, ОЭСР предупредила, что Великобритания может понести больший экономический ущерб, чем другие промышленно развитые страны G7, потому что последствия выхода из ЕС усугубляют разрушения, вызванные пандемией.

Глупость упорно идет, игнорируем мы это или нет, ослабляя способность людей восстанавливать свою жизнь и угрожая целостности страны, которую правые заявляют, что любят и делают так много для разрушения.

Ник Коэн — обозреватель-обозреватель

Мнение | Удивительная доля американцев хочет разбить страну.Вот почему они ошибаются.

Но группа апокалиптических писателей справа, которые считают, что страна зашла слишком далеко, чтобы ее спасти, стала одержима Сецессией 2.0, который отделит красную Америку от синей и позволит первой избежать нарастающей волны проснувшегося безумия. .

Substacker Дэвид Рибой на днях написал сообщение под названием «Развод в стране — дорогое удовольствие, но он стоит каждой копейки», призывающий «Красную Америку подумать об экономической и культурной автономии для себя и о том, что нужно для этого.Член палаты представителей штата Техас Кайл Бидерманн агитировал за так называемый Texit, а Аллен Уэст, бывший председатель Республиканской партии Техаса, а ныне кандидат в губернаторы, говорил об отделении.

Нет сомнений в том, что страна глубоко расколота по политическим, культурным и религиозным линиям, хотя не очевидно, что ядовитые споры нашей эпохи хуже, чем, скажем, 1790-х или 1970-х годов — политический и культурный конфликт является эндемическим для такая большая, шумная, разнообразная демократическая страна, как наша.

Тем не менее, национальному разводу нечего рекомендовать. Практические препятствия очевидны и непреодолимы, и вероятные последствия будут очень нежелательны для его сторонников. Если недостаточный патриотизм — одна из болезней современной Америки, National Divorce пропишет сильную дозу мышьяка в качестве лекарства. Он сожжет Америку, чтобы спасти Америку, или, по крайней мере, те ее части, которые можно было бы спасти.

Пагубные последствия разрыва будут огромными.Дезагрегированные Соединенные Штаты мгновенно стали бы менее могущественными. В самом деле, Россия и Китай были бы рады и, вероятно, поверили бы, что мы заслуживаем того, чтобы испытать эквивалент распада Советского Союза или династии Цин соответственно. Среди катастроф, которые вы желаете противнику, первое место в списке занимают сепаратистские движения, потенциально ведущие к гражданскому конфликту.

Экономические последствия могут быть серьезными. Соединенные Штаты Америки — это обширная континентальная зона свободной торговли, создающая обширный внутренний рынок, который помогает нам всем жить.Замена этого рынка на рынок, балканизированный государством или регионом, будет большой потерей.

Наконец, крах Соединенных Штатов из-за внутренних разногласий нанесет значительный удар по престижу либеральной демократии. Авраам Линкольн беспокоился об этом эффекте в первый раз, а сейчас он может быть еще хуже. Это была бы не молодая демократия, не способная удержать ее вместе, а то, что казалось стабильной республикой с самыми прочными политическими институтами на планете.

Затем возникает вопрос, как именно это должно работать. Линкольн предупреждал о физической невозможности отделения, когда линия Мейсона-Диксона была более или менее готовой демаркационной линией. Как это будет происходить сейчас, когда консерваторы и прогрессисты будут в достаточной мере представлены в каждом штате Союза? Даже на карте результатов президентских выборов в Калифорнии с разбивкой по округам есть полосы красного цвета, и даже в Алабаме есть пятна синего цвета.

Если бы существовали суверенные чисто красные и синие места, это не выглядело бы как относительно аккуратный раскол Соединенных Штатов на две части в 1860-х годах, а скорее как Европа после Вестфальского мира с сотнями различных образований.

Некоторые сторонники национального развода говорят, что не стоит волноваться — все это может быть решено мирным путем, без каких-либо неприятностей, как, например, война, в результате которой погибло около 700000 человек, когда в последний раз регион США пытался отделиться. Но если мы собираемся разделиться, потому что мы непоправимо разделены и даже не можем договориться о политике в отношении туалета или местоимениях, как мы собираемся согласиться разделить нашу территорию и ресурсы — такие вещи, как настоящие войны, ведутся из-за всех время?

Между прочим, имеет значение, кто получит контроль над федеральным правительством, самой могущественной организацией на Земле.У нее под ружьем 1,3 миллиона человек, а ее запасы — 3800 ядерных боеголовок. Приходит ли это, не говоря уже о федеральных землях и других активах, красной или синей Америке, было бы, если недооценить, вопросом значительного торга.

Вдобавок ко всему, отделение красного государства обернулось бы саморазрушением. Допустим, Техас действительно ушел. Это 40 голосов выборщиков за пределами национальной карты республиканцев. В 2020 году без Техаса Трамп мог бы победить в Пенсильвании, Мичигане и Висконсине и все же не набрать большинство голосов выборщиков.Другими словами, Texit передаст контроль над остальной частью страны демократам.

С другой стороны, Техас уже не такой рубиново-красный, как раньше. Он может столкнуться с проблемой отделения, а затем однажды окажется, что им управляют те самые демократы, которые он надеялся оставить позади в остальной части бывших Соединенных Штатов.

Кроме того, действительно ли остальная часть страны захочет наблюдать, как государство с 29 миллионами человек, которое представляет девятую по величине экономику в мире, пойдет своим путем? Просто попрощаться с местом, на которое приходится почти 40 процентов добычи нефти в стране, около 25 процентов добычи природного газа, 10 процентов производства и 20 процентов экспорта — больше, чем в любом другом штате? Попрощайтесь с крупнейшей транспортной сетью страны и 11 глубоководными портами, включая порт Хьюстон, один из крупнейших в мире и самый загруженный в США.S. с точки зрения иностранного водного тоннажа?

Ни одна страна, сохранившая хоть каплю рациональности и самоуважения, не позволила бы ускользнуть такой экономической жемчужине и электростанции.

Между тем, отделение красных штатов создало бы барьер против федерального вторжения, но действительно ли оно остановило бы культурную волну? Неужели профессора колледжей в этих местах проснулись бы меньше? Станут ли редакции более консервативными? Неужели корпорации будут менее склонны следовать модным национальным трендам? Перестанут ли люди в штате использовать социальные сети, больше не будут искать в Google и прекратят ли использовать национальные СМИ?

Вроде сомнительно.

Сецессион, к счастью, еще не близок к тому, чтобы стать мейнстримом. Настоящий толчок к разговорам о разрыве — отчаяние. Это означает отказ — отказ от убеждения наших соотечественников-американцев, отказ от нашего общего национального проекта, отказ от своего права по рождению.

Это импульс, которому нужно сопротивляться. Расставаться трудно, а бросить Америку — непростительно.

Возможный распад Соединенного Королевства

Несмотря на утверждение Бориса Джонсона о том, что страна будет «сильно процветать» даже без торгового соглашения между Великобританией и ЕС, обеспокоенность по поводу этой перспективы усилилась, поскольку возможность выхода без сделки нарастала.Столкнувшись с крайним сроком, который он установил всего четырьмя днями ранее, возможно, поэтому в прошлое воскресенье (13 декабря) премьер-министр снова решил «приложить дополнительные усилия», все еще надеясь найти седан последнего шанса. При наличии соглашения или без него срыв неизбежен по мере того, как переходный период подходит к концу. Но Brexit может оказаться менее разрушительным с политической точки зрения, чем некоторые ожидают. Если — возможно, довольно большое «если» — он сможет выдержать непосредственный вызов, электоральный ущерб для Джонсона может быть относительно небольшим. Если Brexit будет иметь долгосрочные негативные экономические последствия, они будут постепенными.Постепенные потери были бы против гипотетического компаратора, не испытанного напрямую.

Covid-19 нанес огромный социальный и экономический ущерб. Это сильно ударило по популярности премьер-министра. Тем не менее, он может надеяться на хорошие новости о вакцинах. Если массовую вакцинацию удастся провести эффективно, у нее появится перспектива возвращения к общению и восстановления экономики в 2021 году.

Может быть, в среднесрочной перспективе у премьер-министра есть основания для оптимизма в отношении своих личных политических перспектив? Однако даже в лучших сценариях Брексита и Covid-19 Джонсона на его ландшафте есть политическое пятно — не что иное, как возможный распад Соединенного Королевства.

В Шотландии на выборах в парламент Холируд в мае следующего года будет вестись борьба по вопросу независимости. Доля избирателей, удовлетворенных лидерством Никола Стерджена, резко возросла — с 48% до выборов в Великобритании в 2019 году до 72% в ноябре 2020 года. Если популярность Джонсона в целом снизилась, шотландцы относятся к нему особенно смутно: его отношение к деволюции непоследовательно , и его попытки противостоять еще одному референдуму о независимости могут оказаться контрпродуктивными.В целом, кажется, что премьер-министр изо всех сил пытается разобраться в Шотландии.

«Вопреки своему названию Великобритания далека от единства. Его разобщенность показывает, что Царство само по себе является загадкой ».

Между тем, Brexit показал, как мало политики в Вестминстере знают о Северной Ирландии. Конец переходного периода усилит там социальное и политическое давление. В более долгосрочной перспективе модель политической идентичности и демографии продолжит движение против тех, кто наиболее сильно привержен британскому юнионизму.

Неспособность Джонсона читать шотландскую политику и общество — это не просто личная ошибка. Он проходит через политику Консервативной партии и политическую культуру Вестминстера и глубоко укоренился в Уайтхолле. В конечном счете, он отражает основные различия в понимании Великобритании. Является ли Вестминстер суверенным источником политической власти в унитарном национальном государстве? Или Великобритания — добровольный союз наций?

Чтобы управлять эффективно, администрация должна сначала знать общество, в котором она действует.Проще говоря, необходимо понимание того, как все работает. В своей книге «Видя как государство » политический антрополог Джеймс Скотт рассмотрел попытки государств сделать общества «понятными». Он утверждал, что для того, чтобы «читать» общество, все государства стандартизируют и упрощают. Но попытки управлять посредством командования и контроля, основанные на «тонком» упрощении, окажутся контрпродуктивными. Скромные, поддающиеся корректировке договоренности вместе с местными знаниями и практикой остаются неизбежными элементами эффективного управления.

Вестминстер — это собственный мир неявных знаний и встроенных практик. Подобные идеи оживляют классическое описание «деревенской жизни» Уайтхолла. Руководствуясь лозунгом «вернуть контроль» от имени Великобритании в целом, администрация Джонсона решительно отстаивает суверенитет Вестминстера.

Точно так же Brexit и Covid-19 выявили своеобразное сочетание тонкого упрощения и неявного знания, показывающее, что политическое неверное толкование Джонсона не ограничивается многонациональным гибридным государством Великобритании, похожим на Сфинкса.Даже по всей Англии, когда Вестминстер заявляет о своем суверенитете, результат может оказаться контрпродуктивным. Некоторые политологи считают, что Великобритания особенно склонна к политическому фиаско и безрассудству, говорим ли мы о борьбе с Covid-19, введении подушного налога или отмене Совета Большого Лондона.

Сложность чтения Шотландии № 10 в определенном смысле понятна. Британские институты по-прежнему управляют Англией, и в Англии проживает подавляющая часть — более 85% — всего населения и экономики Великобритании.Но в результате, имея дело с территориальным устройством Великобритании, сменявшие друг друга правительства Вестминстера были виновны в пренебрежении, ограниченном воображении и конституционной неудаче.

Как выразился заместитель политического редактора Sky News Сэм Коутс, передача полномочий в Вестминстере и Уайтхолле часто представляет собой беспорядок из «чрезвычайно скучных и сложных» второстепенных проблем. В результате у министров возникает соблазн сбиться с пути, как это делала Великобритания в прошлом, в надежде, что любой немедленный вызов независимости рассеется.И все же эта привычка путаться кажется несколько бесцеремонной, учитывая, что Великобритания сейчас стоит перед экзистенциальной проблемой.

Национальных децентрализованных институтов в Шотландии и Уэльсе заработали на удивление гладко. В отличие от этого, Лондон не принял во внимание, как следует управлять территориями и народами по всей Великобритании. Институциональные механизмы для управления отношениями между правительством Великобритании и правительствами Северной Ирландии, Шотландии и Уэльса неадекватны.

Вопреки своему названию Великобритания далека от единства.Его разобщенность показывает, что Царство само по себе является загадкой. Вопреки стандартным представлениям о нации-государственности, было сделано на удивление мало усилий для создания или поддержания общей общегосударственной идентичности или институтов, которые могли бы ее поддержать. Существует мало свидетельств существования общего «воображаемого сообщества», жизненно важного для любой нации. Напротив, недавнее исследование относительной территориальной идентичности — того, как люди рассматривают свои субгосударственные и общероссийские идентичности — проливает новый свет на характер явно разделяемой британской идентичности.Оказывается, в Британии это работает по-разному. На референдуме по Брекситу те, кто подчеркивал британскую национальную идентичность, с большей вероятностью проголосовали за то, чтобы остаться в Англии, но уехать в Шотландию и Уэльс. Большая склонность преимущественно британских идентификаторов в Уэльсе и Шотландии (хотя и на более низком уровне) показывает сходство с теми, кто подчеркивает английскую идентичность в Англии.

Диаграммы: относительная территориальная идентичность и выбор голосования по Brexit

Между тем, в британских СМИ (что неудивительно) преобладают английские проблемы, особенно лондонские и юго-восточные.Национальные газеты Великобритании публикуют отличительные выпуски в Шотландии и Северной Ирландии, часто с противоречивыми первыми полосами. Брексит предоставил возможность проверить, как ключевые события — например, громкие судебные дела по Брекситу — проходили посредничеством в каждой из стран Великобритании. В результате, похоже, одни и те же события вызвали особые дебаты, посвященные различным проблемам в каждой стране (даже в Уэльсе, где субгосударственные СМИ, как известно, слабы).

Честно говоря, эти аспекты национальной идентичности и средств массовой информации не очень хорошо понимаются всеми академическими исследователями.Тем не менее, за последнее десятилетие ряд событий — жесткая экономия, Brexit и кризис Covid-19 — неоднократно приоткрывали завесу над конституционным провалом и двусмысленностью Великобритании. В оставшейся части этой статьи я исследую этот отчет о неудачах, глядя на то, как правительства обеих политических групп в Лондоне управляли процессом передачи полномочий в Уэльсе, Шотландии и Северной Ирландии, прежде чем прийти к более широким выводам.

Сразу же после того, как Тони Блэр стал премьер-министром в 1997 году, он начал процесс передачи полномочий в Шотландии и Уэльсе.В течение четырех месяцев обе страны провели референдумы и одобрили передачу полномочий. Эти две новые системы передачи полномочий принципиально различались. В Шотландии парламент, основанный на «модели зарезервированных полномочий», был (воссоздан) с первичными законодательными полномочиями, которому соответствовала новая политическая исполнительная власть. Национальная ассамблея Уэльса позаимствовала свой формат у местного правительства. Национальная ассамблея Уэльса, способная принимать второстепенные правила только в областях, явно предоставленных ей Вестминстером, была «корпоративным органом», и отдельное правительство не создавалось.В каждом случае политическая деволюция по существу добавляла демократический элемент к управлению политикой, уже проводимой отдельными территориальными государственными департаментами: шотландским и валлийским офисами.

Деволюшн и Уэльс

В политическом плане деволюция Уэльса имела замечательный успех. Установленная на основе очень узкого большинства, передача полномочий теперь, по-видимому, является неизменной волей народа Уэльса. Возможно, из-за преобладания английских средств массовой информации децентрализованные политики борются за признание имени в Уэльсе.Начиная со 2 марта регулярные телевизионные брифинги Марка Дрейкфорда о COVID-19 повысили его известность, а его средний рейтинг «симпатии» резко вырос. Данные последнего опроса (проведенного 7-11 декабря) показали резкое падение уровня одобрения подхода правительства Уэльса к пандемии Covid. С тех пор уровни инфицирования в Уэльсе выросли, а также в течение определенного периода времени о них серьезно не сообщалось, что может еще больше ослабить поддержку валлийского подхода. Несмотря на это, в Уэльсе опыт пандемии Covid привлек беспрецедентное внимание к механизмам передачи полномочий.

Сменявшие друг друга правительства Лондона неоднократно выдавали ограниченные приращения мощности по трассе M4. С точки зрения Уэльса, подход Вестминстера значительно усложнил управление передачей полномочий. Конституционные и институциональные структуры оказались сломанными. Попытки исправить их доминировали в двадцатилетней истории деволюции. Например, в период с 1998 по 2017 год Вестминстер принял два закона правительства Уэльса и два закона Уэльса , а также отозвал проект закона Уэльса 2015 года.Уэльс перешел от «модели предоставления полномочий» местного самоуправления (принятие вторичного законодательства и финансирование за счет блочного гранта) к зарезервированным полномочиям (полная законодательная система со значительными полномочиями по сбору налогов).

Даже сейчас система еще не устоялась. Независимо от политической децентрализации Шотландия и Северная Ирландия всегда имели разные национально-территориальные правовые системы. Единая правовая юрисдикция охватывает страны Англии и Уэльса. Оксюморонически эта юрисдикция включает два основных законодательных органа — Вестминстерский и Сенедский.В Уэльсе политика отправления правосудия, в том числе в отношении тюрем, имеет неровный край, который пересекает полномочия Кардиффа и Лондона. Комиссия по правосудию в Уэльсе под председательством лорда Томаса (лорд-главный судья Англии и Уэльса в отставке) рекомендовала дальнейшие радикальные изменения в 2019 году.

Постоянный институциональный поток Уэльса неизбежно высасывал энергию из обычных дел правительства. Всегда чинить систему — не значит управлять страной. Более того, на протяжении всей этой истории, как правило, Вестминстер делал медленные и ограниченные уступки в ответ на обдуманные предложения, сделанные из Уэльса.Деволюцию валлийцев лучше всего описать как постепенное и неохотное избавление от Вестминстера.

Шотландия

Напротив, форма передачи полномочий, введенная в Шотландии с 1999 г., была более устоявшейся, по крайней мере, в течение полутора десятилетий. Даже после того, как меньшинство SNP пришло к власти в Холируд в 2007 году, основная институциональная структура Шотландии оставалась относительно стабильной. Однако конституционная политика пошла дальше, особенно после того, как Алекс Салмонд получил первое большинство в правительстве Шотландии в 2011 году.В следующем году Салмонд и Дэвид Кэмерон подписали «Эдинбургское соглашение» на условиях референдума о независимости. Этот референдум был проведен в 2014 году. Трудно представить, чтобы глава любого другого европейского правительства так же расслабился, поддержав процесс, который может привести к распаду государства.

Кампания по референдуму продвинула дело, не в последнюю очередь по мере того, как усилилась поддержка независимости. В начале сентября, менее чем за две недели до голосования, опрос YouGov показал, что лидерами являются сторонники независимости.Помимо широко известной речи Гордона Брауна, зашифрованный ответ включал замечательный совместный ответ лидеров трех крупнейших партий в Вестминстере. Письмо, известное как «Клятва», подписанное премьер-министром, его заместителем премьер-министром и лидером Либеральной партии Ником Клеггом и Эдом Милибэндом, лидером оппозиции лейбористов, было опубликовано в Daily Record .

«Угроза того, что независимость приведет к исключению Шотландии из ЕС, была важной темой для противников независимости в 2014 году.”

После референдума была создана Комиссия Смита, чтобы конкретизировать выполнение этого обета. Это привело к дальнейшей передаче полномочий по налогам, займам и льготам. Был принят Вестминстерский закон, в котором парламент Шотландии был назван постоянным, а также было закреплено соглашение о том, что Вестминстер обычно не принимает законы в переданных областях политики без согласия парламента Шотландии. (В целом аналогичные изменения были внесены и в новое законодательство о передаче полномочий, относящееся к Уэльсу.Возможно, наиболее поразительным было ощущение, что после референдума проигравшая сторона, выступающая за независимость, действовала как победитель. «Better Together» предполагает, что Шотландия может экономически укрыться в рамках инструментального союза, а не попадать в тяжелую глобальную экономику. Казалось, что ему не хватало эмоциональной основы или положительной привлекательности.

Brexit еще больше подчеркнул политические разногласия между Шотландией и Англией. Угроза того, что независимость приведет к исключению Шотландии из ЕС, была важной темой для противников независимости в 2014 году.Быть выведенным из Европы, несмотря на то, что большинство голосов осталось в 2016 году, и, самое большее, при очень тонком соглашении, добавило больше ветра в политические паруса сторонникам независимости. Они описывают Бориса Джонсона как «токсичного» в Шотландии «сержанта-рекрутера» для независимости. Фактически, премьер-министр терпит поражение даже среди сторонников Брексита, защитников Союза Великобритании и потенциальных консервативных избирателей. Даже Дуглас Росс, новый лидер Консервативной партии в Шотландии, похоже, намерен дистанцироваться от своего премьер-министра.

Северная Ирландия

История политического успеха, но конституционного провала, может не относиться таким же образом к Северной Ирландии. Там политический опыт был более сложным и неравномерным — подумайте о приостановке работы Stormont и таких политических провалах, как схема стимулирования возобновляемого тепла. Возможно, однако, что передача полномочий была связана с успешным процессом конституционных изменений, по крайней мере, до референдума о Брексите.

Если де-драматизация конституционного вопроса создала пространство для возникновения новых гражданских идентичностей, возможно, связанных с институтами Белфаста / Соглашения Страстной пятницы, драмы Брексита возродили традиционное разделение сообществ.Брексит также показал, насколько мало понимают Северную Ирландию в SW1 — невежество, проиллюстрированное замечательными комментариями Карен Брэдли в качестве нового госсекретаря. После референдума Brexit привлек беспрецедентное внимание к региону, особенно к «проблеме» границы на острове Ирландия.

Система передачи полномочий?

Очевидно, что передача полномочий сильно различается в разных частях Великобритании.

Термин «асимметричная передача полномочий», хотя и часто используется бойко, отражает глубокую черту британского государства.В некотором смысле это отражает традиционный прагматизм Великобритании, формируя институты в соответствии с конкретными условиями каждой части этих островов. Возможно, имеет смысл создавать практические институты, а не заставлять их соответствовать некоторому теоретическому замыслу. Конечно, избегание сложных абстрактных вопросов позволило деволюции закрепиться и, по крайней мере, в Уэльсе, «развиться».

«Хотя термин« асимметричная передача полномочий »часто используется бойко, он отражает глубокую черту британского государства. В некотором смысле это отражает традиционный прагматизм Великобритании, формируя институты в соответствии с конкретными условиями каждой части этих островов.”

Но с самого начала деволюции не хватало общей конституционной схемы. Даже сегодня это не система. Вместо этого деволюция представляла собой пару двусторонних отношений, включающих центр Великобритании с Шотландией и Уэльсом, вместе с гораздо более сложными трехсторонними договоренностями вокруг Северной Ирландии. Кроме того, роль британского центра в деволюции всегда была ограничена и плохо определена. Все многоуровневые политические системы предполагают сочетание властей. В договоренностях Великобритании гораздо больший упор делается на децентрализованное «самоуправление», чем на полномочия, разделяемые государством в целом.Даже ограниченные и слабые механизмы взаимоотношений между правительствами Великобритании — в основном Объединенными министерскими комитетами — вышли из употребления на долгое время. Эта модель значительно облегчила британскому государству передачу части политической ответственности, продолжая при этом управлять Англией так же, как и раньше. В этом смысл афоризма «передай и забудь».

«Какова цель Великобритании?». Это более глубокий вопрос, который порождает деволюция. Начиная с Блэра, ни один премьер-министр даже не спрашивал об этом всерьез.

В Британии основные общественные службы — в частности, NHS и образование — перешли под децентрализованный демократический контроль в Шотландии и Уэльсе. Эти области — основные аспекты гражданства и «воображаемого сообщества» — стали валлийскими или шотландскими, а не британскими. По всей Великобритании NHS является широко распространенным символом. Когда первое лейбористское правительство Блэра приняло закон о передаче полномочий, не было уделено внимания идее общих рамок, в которых будут осуществляться переданные полномочия Национальной службы здравоохранения. Десять лет спустя, когда Гордон Браун стал премьер-министром, его обеспокоил вопрос Великобритании.Его «конституция» Национальной службы здравоохранения была направлена ​​на «восстановление» некоторых общих позиций в масштабах штата над общественными услугами. Ни это, ни его мучительные размышления о британских ценностях не получили особой поддержки.

Отсутствие каких-либо усилий по обеспечению общего гражданства в масштабе штата еще более поразительно для политики, над которой государство Великобритании сохранило контроль. Здесь требует внимания система блочных грантов для финансирования государственных расходов. Казначейство сохраняло полный контроль над уровнем государственных расходов, и оно не оговаривало каких-либо условий в отношении того, как делегированные органы власти могут тратить свои блочные гранты.Оба аспекта — отсутствие переданной ответственности за привлечение ресурсов и гранты «без каких-либо условий» — весьма различимы на международном уровне. Такой подход защитил Казначейство от налоговой конкуренции между правительствами Великобритании. В принципе, такая система могла бы обеспечить основу для смешанной системы общегосударственной солидарности и децентрализованной автономии. Но был ключевой барьер к представлению блочного гранта как общей финансовой системы, лежащей в основе аналогичного, но переданного пакета государственных услуг.Это связано с тем, что так называемая «формула Барнетта», которая регулирует выдачу блоков, не основана на каких-либо нормативных принципах: ее описывают как «произвольную и несправедливую».

Не пройденные пути всегда нелегко проанализировать. Напомним, что наряду с передачей полномочий правительство Блэра провело серьезные социальные реформы, особенно в системе налоговых льгот. Недавно введенные налоговые льготы были предоставлены на тех же условиях для людей по всей Великобритании. Тем не менее, новые лейбористы не представляли их как форму солидарности или гражданства всей Великобритании.

Желая сохранить свою привлекательность для «средней Англии», лейбористы были счастливы скрыть степень перераспределения своих реформ налоговых кредитов. По иронии судьбы, те, кто извлекает выгоду из новой системы, вряд ли будут доверять правительству, которое стремилось к перераспределению незаметно. Точно так же такой подход не позволил Блэру и Брауну использовать эту политику как символ солидарности или социального гражданства в масштабах всей Великобритании.

Погрузитесь в политический ответ Великобритании на Covid-19, и вы снова увидите особый статус британской системы налогов и расходов.Финансируемая казначейством поддержка, включая схему увольнения, была беспрецедентной по своей щедрости. Хотя личное положение Риши Сунака могло и выиграть, в результате правительство Великобритании не стало популярным. Не имея прямой ответственности за общий уровень государственных расходов, связанных с Covid-19, Никола Стерджен сохраняет стабильно высокие рейтинги в Шотландии. Популярность Дрейкфорда была более нестабильной — это говорит о том, что нам следует с осторожностью делать политические выводы слишком быстро в изменчивом контексте, созданном пандемией.Даже в этом случае, как в Уэльсе, так и в Шотландии, до сих пор автономным правительствам доверяют больше, чем администрации Джонсона.

Сильное подозрение, что политика казначейства (и действительно более широкий подход правительства Великобритании) была продиктована потребностями Лондона и юго-востока, скрывается за его подходом к отпуску. Политика была продлена в последнюю минуту перед повторным введением в ноябре карантина по всей Англии — после того, как Уэльс объявил о своем осеннем «перерыве между огнем» и наряду со многими частями английского Мидлендса и Севера, остающимися под жесткими ограничениями.Затем Борис Джонсон указал, что в будущем будет доступен отпуск, если автономные правительства решат, что им необходимо ввести дополнительную изоляцию для своих территорий.

Загадка Великобритании

Мик Моран применил анализ Джеймса Скотта к британскому государству, сосредоточив внимание на его пристрастии к инновациям в сфере регулирования. С 1980-х годов для Морана современное регулирующее государство было построено на «руинах клубного правительства». Нормативно Моран проследил переход от «олигархического, секретного правления» к «чему-то более открытому и подотчетному».Однако его концепция «гипер-инноваций» также вызывает в воображении образ безжалостности: британское регулирующее государство, преследующее несбыточную мечту, возможно, потому, что общество и экономика, которые оно стремилось регулировать, оказались загадочно неразборчивыми. Последовательные попытки читать и регулировать общество делали его все более непостижимым.

«Конституция Великобритании в очень плохом состоянии. Его система управления не «проводит» систематическую конституционную реформу ».

Вместо радикальной модернизации, возможно, гипер-инновации были вшиты в лоскутную ткань деревенской жизни Уайтхолла.Великобритания не испытывала недостатка в технических знаниях, но правительство оставалось искусством или ремеслом, а не наукой. Крайне важно, что клубное управление оставалось практикой — быть общими с клубами казалось личным качеством, а не формой технической экспертизы. Исторически сложилось так, что клуб в центре частично уравновешивался различными периферийными центрами, а некоторые руководители провинций также имели доступ в политическую деревню Лондона. Конституция понималась как гибкая, адаптируемая к новым обстоятельствам. В этих рамках всеобъемлющая перестройка конституции оставалась анафемой.

В надежде на немедленное ослабление ограничений на свою повседневную деятельность, управляющий центр Великобритании обычно склонен к тому, чтобы уступить место и забыть. Недоверие к местным властям могло проистекать из того же инстинкта. Время от времени уравновешивающие силы могут восприниматься как ограничение управляющей автономии центра. В равной степени, хотя эти ограничения также информируют власть предержащих об обществе, которым они стремятся управлять. Очевидно, ограничивающие структуры могут, как это ни парадоксально, служить ограничивающими факторами.

В качестве альтернативы структурированному территориальному правительству государство покупает услуги, в которых, по мнению администрации, оно нуждается. Умные аналитики и хорошие данные — важные инструменты для правительства. Но центральное правительство, стремящееся управлять через контракты, не может справиться с тонкими упрощениями разнообразных реалий на местах. Такое правительство не может обойтись без менее подробных и детальных знаний, чем то, которое работает через устоявшиеся (хотя часто и политически оспариваемые) институциональные отношения.

Конституция Великобритании находится в крайне запущенном состоянии. Его система управления не «проводит» систематическую конституционную реформу. Поиск администрацией Джонсона автономии и контроля опирается на очень тонкие упрощения сложной реальности. Показав неоспоримое умение читать Англию на выборах, он заблокирован в режиме кампании и, с точки зрения правительства, плохо приспособлен для понимания Великобритании. В поисках лекарства существует тенденция удваивать причины фиаско и конституциональных переломов — и тем самым усугублять разрушение конституции.Столкнувшись с серьезным экзистенциальным вызовом, политическим лидерам Великобритании следовало бы гораздо усерднее поработать над совокупностью отношений между народами — и нациями — этих островов — какую бы конституционную форму эти отношения ни приняли.

Дэниел Винкотт, директор по управлению после Брексита и профессор права и общества Блэквелла в Кардиффском университете.

Распад Британии: Эндрю Марр о состоянии Союза, находящемся под угрозой

Будущее Соединенного Королевства станет основным предметом политического разговора в Великобритании, как только эта пандемия отступит.Два девиза помогают задуматься об этом. Во-первых, в политике нет ничего немыслимого. Конец Союза между Шотландией и Англией, безусловно, может произойти. Многовековой островной эксперимент может исчезнуть, и, возможно, вскоре за ним последует воссоединение Ирландии.

Но второй девиз и необходимая поправка — это то, что в политике нет абсолютно ничего неизбежного. Будущее Великобритании сегодня остается живой борьбой между нестабильным электоратом и несовершенными политическими лидерами, вокруг которой крутятся мириады неразрешенных аргументов.Это еще не конец.

Экзистенциальный аргумент о Великобритании, однако, очень популярен (экзистенциальный — это слишком часто используемый термин, но, поскольку мы говорим о существовании Великобритании, он верен). Лондону потребовалось поразительно много времени, чтобы всерьез задуматься о распаде Британии. У нас уже много лет пальцы в ушах — глаза плотно закрыты — губное «ля-ля-ля…». Если Борис Джонсон и его высокопоставленные министры сейчас срочно охвачены угрозой для Союза, все, что можно сказать, это то, что они проснулись поздно.Первые ответы — давайте создадим новый комитет кабинета министров, проведем встречи соответствующих министров Великобритании в Эдинбурге и проконсульские визиты — несомненно, не завоевали сердца и умы. Быстрый уход двух руководителей «союзных подразделений» всего за несколько недель в рамках глупой борьбы фракций тори не предполагает особой стратегической решимости Даунинг-стрит. Похоже, в Вестминстере был настолько сильный психологический барьер, что он не мог видеть то, что находится у него перед глазами.

Зато страну видно.Опрос YouGov в конце января, опубликованный в Sunday Times , показал, что избиратели во всех четырех странах Великобритании — как в Англии, так и в Шотландии — теперь ожидают независимости Шотландии в течение 10 лет. (В то же время растет поддержка воссоединения Ирландии.) Тот же опрос также показал, что английские избиратели не сильно обеспокоены. Сорок пять процентов не были расстроены: 17 процентов положительно заявили, что были бы довольны, если бы Шотландия уехала, а 28 процентов «не беспокоились». Не беспокоясь, может успокоиться.Конец Великобритании может произвести изменения, которые могут шокировать многих английских избирателей. Смотрите вперед, и сюрпризы могут показаться единственным, на что вы можете рассчитывать. Но одно уже ясно: несмотря на чрезвычайные потрясения в ШНП, этот следующий политический кризис серьезно начнется с парламентских выборов в Шотландии этой весной.

Решетка Британия

Корни кризиса уходят корнями в прошлое — большую часть ХХ века. С концом Империи и исчезновением объединяющей памяти военного времени британство отступило как нечто ощущаемое в пульсе, горячая, неотложная ценность и отступило в официальную абстракцию.Очевидно, что политикам трудно повернуть вспять. Опросы подтверждают то, о чем говорят повседневные разговоры: шотландец, валлийский или даже англичанин с большей вероятностью всколыхнет кровь, чем британец.

Если непосредственной проблемой для Лондона является дрейф заголовков в Шотландии в пользу независимости, то более глубокое беспокойство вызывает то, что сепаратистские взгляды, что поразительно, усиливаются среди энергичной молодежи, и было трудно найти эмоциональный контраргумент. Среди самых молодых избирателей мнение сторонников независимости составляет почти 75 процентов.Для всех возрастов 20 из последних 20 опросов показали убедительное большинство в пользу этого. Нет ничего неизбежного . Но, ребята, это большая волна.

Надо сказать, что предсказания распада Великобритании существуют уже давно. Два десятилетия назад я снял сериал BBC под названием The Day Britain Died . В сопроводительной книге я заметил «это неопределенное, мгновенно узнаваемое ощущение в Шотландии, что страна уходит от лондонского правления.”

И это было еще в те дни, когда лейбористы пользовались там тотальным господством. Левое профсоюзное движение было похоже на грандиозный фасад из песчаника, возвышающийся где-то в Ист-Энде Глазго, с высеченными подоконниками и дорическими колоннами, но без внутренней конструкции или стальных контрфорсов, чтобы удерживать его. В конце концов, он прекратился с внезапным ревом и огромным облаком розовой пыли. Но даже в конце 90-х, вскоре после того, как Джордж Робертсон из лейбористов ошибочно предсказал, что деволюция «убьет камень мертвым национализмом», как говорили мне в частном порядке высокопоставленные лейбористы. что они знали, что Союз не может длиться долго.

К тому времени я переехал в Лондон. Почти все друзья, которых я оставил дома в Шотландии, перешли к движению за независимость, если не к самой SNP. Они скорее пожалели мое самоизгнание в диаспоре. Я их слышал. Размышляя о приближении деволюции, я написал в 1998 году: «В новой конституции будет постоянный скрежет, который будет разрушать и в конечном итоге расколоть Союз, если обе стороны не проявят твердую решимость остановить это. Непонятно, что есть.”

Это не в честь моей волынки: очевидно, учитывая прошедшие 20 с лишним лет существования Союза, это было, по крайней мере, преждевременным прогнозом. Крах шотландской гегемонии лейбористов сопровождался быстрым подъемом SNP в новом парламенте Эдинбурга (а затем и в Вестминстере). Он предоставил версию социал-демократии, которая для многих шотландцев казалась естественным порядком вещей.Все знали, что однажды ШНП захотела независимости, и — да — референдум 2014 года был злым, воинственным и скандальным для юнионистов. Но если бы вы были умеренно патриотичным каледонцем, избирателем за государство всеобщего благосостояния, то годы Алекса Салмонда и Никола Стерджена не казались революционным прорывом в жизни Шотландии.

Кроме того, было обещание «раз в поколение» по поводу первого референдума. Когда гегемония SNP была закреплена на всеобщих выборах 2015 года, вторая перспектива казалась не более неизбежной, чем отделение Корнуолла или Уэльса.У власти в Эдинбурге SNP ловко позиционировала себя как знакомый голос Шотландии, а не как повстанческое движение. В Шотландии, как и везде, где я знаю, респектабельность имеет значение.

Альбион потерпел поражение

Между тем, все это время царила жуткая английская тишина. Прошло совсем немного времени после успешного создания шотландского парламента в 1999 году, и щедрые государственные расходы Шотландии начали раздражать английских избирателей.Он вспыхивал в неожиданные моменты и в неожиданных местах — в 2009 году «английский демократ» Питер Дэвис был избран мэром Донкастера. Оглядываясь назад, можно сказать, что расхождение в показателях лейбористов в Англии и Шотландии в 2010 году было поразительным: Гордон Браун фактически увеличил долю голосов своей партии и удержал все свои огромные шотландские места в своей собственной стране, даже когда лейбористы резко упали в Англии. А затем вспомните явно успешный плакат, который использовал Дэвид Кэмерон на выборах 2015 года, на котором был изображен лидер лейбористов Эд Милибэнд в переднем кармане Салмонда?

Из-за отсутствия движения, которое могло бы соперничать с движением Шотландии или Уэльса, английский национализм был наполовину похоронен.Поэзия Г.К. Честертона, риторика Эноха Пауэлла и, слева, такие разные фигуры, как Оруэлл (старые девы, велосипедисты в тумане) и Тони Бенн (Диггеры, Левеллеры, спикер Лентхолл), настаивали на отчетливо английских традициях. , даже несмотря на то, что они были заморожены британскими учреждениями.

Эти инстинкты никогда не исчезали полностью. На пике британского имперского величия и красно-бело-синего самовосхваления в 1910 году PH Дичфилд написал страстную книгу под названием Vanishing England .Он многозначительно цитировал французских авторов о прибрежной эрозии белых скал, один из которых сравнил страну с «кусочком сахара в воде». Таким образом, очень долгое время отступление от англичанства было культурным, почти частным горем. Но деволюция Шотландии и Уэльса, которая сделала субсидии прозрачными, снова откопала это.

«Бывший премьер-министр Гордон Браун утверждает, что сейчас Британия выбирает между реформированным государством и государством-неудачником»

А последнее время еще больше изменил ситуацию Брексит.Англия проголосовала за выход. Шотландия проголосовала за то, чтобы остаться. Англия была больше. Англия добилась своего. Правительство Шотландии говорит от имени многих своих избирателей, когда оно называет это «материальным изменением», которое возобновило референдум 2014 года. Летом 2016 года, после голосования по Брекситу, когда я вернулся в Шотландию, я неоднократно обнаруживал, что разговариваю с ранее выступавшие против независимости людей, которые изменили свое мнение. Многие из первой волны новообращенных еще в 1990-х были движимы политикой левых и правых, включая отвращение к блэризму.Эта вторая группа была лоялистами юнионистских партий, доведенными до отчаяния голосованием за Брексит, которое рассматривается как первый настоящий успех английского национализма.

Эти люди хотели быть европейцами больше, чем британцами. SNP им по-прежнему не нравился. Они определенно вздрагивали от воинственных англичан, которые кричали на улицах с раскрашенными лицами или спорили в Интернете. Но они переехали — они бы сказали, что их столкнули — в лагерь независимости. И они все еще там.

Что касается Англии и ее национализма, то голосование за Брексит имело гораздо большее значение, чем то, что происходило в результате голосования: мотивы ливеров были сложными и разнообразными, начиная от конституционных аргументов и кончая ксенофобией. Но часть сказки была ушиблена английским национальным чувством. Политика Англии — мало обсуждаемый аспект будущего Союза. Эйлса Хендерсон и Ричард Вин Джонс проводят крупное исследование англичанки на основе опросов, которое обнаруживает, что британство в Англии также ослабевает.

Хендерсон говорит, что это «связано с чувством дислокации и отчуждения в Англии, которого мы просто не видим в Шотландии и Уэльсе.«В Англии тревога (и зависть) по поводу шотландской деволюции, а также враждебность к ЕС связаны. Короче, они приходят к выводу, особенно когда речь идет о деньгах, «электорат в Англии склонен считать, что с ним обращаются несправедливо».

Комиссия невозможна?

Недовольство англичан может проявляться по-разному — это может означать, например, обвинение ЕС, а не английских политиков, которые вели переговоры с ним, в любых разочарованиях по поводу торговой сделки.Это также помогает объяснить предположения о том, что высокопоставленные министры сейчас говорят о новом конституционном урегулировании, предусматривающем более широкие полномочия для английских регионов и крупных мегаполисов: они хотят большего голоса для всей Англии, кроме северного Лондона. В верхах Лейбористской партии идет еще один разговор о новом федерализме. Бывший премьер-министр Гордон Браун утверждает, что выбор для Великобритании сейчас стоит между реформированным государством и государством-банкротом, и призвал Джонсона создать Комиссию по демократии, ведущую к «форуму наций и регионов».”

Это тоже восходит к эдвардианским временам. В 1912 году либеральный премьер-министр Герберт Асквит, охваченный беспорядками в Ирландии, предложил новую федеративную структуру для Великобритании, которую он назвал «самоуправлением повсюду». Он сказал палате общин, что у Британии был перегруженный центр: «Мы начинаем с Союза … который имеет одну особенность: хотя для общих целей все его составные члены могут обсуждать и действовать вместе, никто из них не вправе заниматься теми вопросами, которые являются особенно подходящими и необходимыми для себя без всеобщего согласия.«По крайней мере, для Англии это выглядит
довольно хорошо к 2021 году.

Если бы не первая мировая война, кто знает, что могло бы случиться. С тех пор федерализм был меньшинством, почти эксцентричным политическим интересом. Никогда не говори никогда. Но убедить весь механизм Вестминстера переделать себя — трудная задача, которую ни одно правительство со времен Асквита не сочло хоть сколько-нибудь привлекательной.Также нет никаких свидетельств того, что новые механизмы передачи полномочий в Англии, которые, в конце концов, стали бы главным практическим следствием любого нового федерального урегулирования, ослабили бы энтузиазм многих шотландцев, идущих в одиночку.

Для юнионистов обнадеживает то, что тори и лейбористы впервые обсуждают, хотя и осторожно, одну и ту же повестку дня. «Повышение уровня» теперь является фразой обеих сторон. Но также кажется непонятным, почему более широкие полномочия для английских регионов или изменение Палаты лордов успокоили бы требования о независимости Шотландии в Данди или Пейсли.

Я пойду по шоссе

За независимостью Шотландии всегда стояло нечто большее, чем просто распределение ресурсов. Национальные государства были продуктом раннего Нового времени, и Шотландия (в отличие от Уэльса) пережила несколько сотен лет национального развития со своими религиозными, правовыми и образовательными учреждениями, а также парламентом и монархией.

Это была такая же нация, как и Англия. А после союза 1707 года две страны долгое время существовали параллельно.Общие усилия превзошли национальную самобытность. Глазго был заядлым эксплуататором Империи и таким же центром промышленных инноваций, как Бирмингем или Манчестер. В годы славы британства, от полков до банкиров, от инженеров до миссионеров, Шотландия была полноправным участником.

Вот почему первые лидеры SNP в поисках отличия часто выступали против современных тенденций своего времени. У них был идеал «маленькое — хорошо»: против корпоративизма, централизации и национализации.(И, чтобы мы не забыли, против массовой иммиграции и часто очень подозрительно относятся к католицизму.)

Однако сейчас кажется, что шотландцы и англичане плавно, но явно движутся в разных направлениях. Англия снова и снова выбирает правоцентристские правительства. Шотландия с нарастающим чувством национальной идентичности — нет.Голосование за Брексит было безошибочным индикатором этих разных путей: отказ Англии от социал-демократического европейского консенсуса, с которым многие шотландцы (отнюдь не все) чувствовали себя комфортно. И, конечно же, политики-консерваторы, которые подчеркивали идентичность выше экономических интересов в контексте выхода из ЕС, не имеют возможности читать лекции шотландцам за то, что они делают то же самое сейчас.

Но экономические интересы всегда имеют значение. Серьезные споры вызывает более высокий уровень государственных расходов в Шотландии, который, по словам социологов, английские избиратели рассматривают как неоправданную и провокационную субсидию людям, которые их больше не любят.

Все цифры горячо оспариваются, но по последней оценке шотландского правительства (до кризиса Covid-19) дефицит государственных расходов составлял 8,6% ВВП по сравнению с 2,5% для Великобритании в качестве бюджета. весь. Проще говоря, шотландцы платят налоги на 380 фунтов стерлингов на человека меньше, чем в среднем по Великобритании, и тратят на 1 633 фунтов стерлингов больше, чем в среднем по Великобритании, на общественные услуги. «Социал-демократия в одной стране» может дорого обойтись шотландцам.

Будущее за другой страной

Так куда же ведут нас все эти цифры, как опросные, так и финансовые, когда мы пытаемся представить возможное будущее? Возможно, как мне кажется, к каким-то извращенным результатам — по обе стороны границы.Проницательные политики принимают во внимание резкую реакцию на собственную политику. Что касается будущего Великобритании, то такого мышления крайне не хватает.

Take a Home Окрестности Брекситер, консерватор по инстинктам, ностальгический и патриотичный по темпераменту, который хотел создать в мире страну — сильную, какой она была раньше; возможно, дома немного белее; менее уязвимы для постороннего вмешательства. Я знаю, что это карикатура только на одного из сторонников Брексита, но это не безумно необоснованный портрет.

Итак, что может случиться с надеждами этого человека на будущее? Если Брексит приведет к независимости Шотландии, вполне вероятно, что Северная Ирландия в конечном итоге присоединится к республике — как мгновенный член ЕС экономика работает лучше для Белфаста, чем для Глазго, и, как и в Шотландии, более молодые избиратели более радикальны по этому поводу. Остальная часть Британии резко сокращается как географически, так и с точки зрения власти.

Трудно понять, как Англия плюс Уэльс (при условии, что Уэльс останется, это еще один открытый вопрос) обслуживают атомные подводные лодки, которые сегодня базируются в Фаслейне недалеко от Глазго, и в полной мере демонстрируют военное чванство, являясь постоянным членом Совета Безопасности.Несомненно, такая страна с большей вероятностью попадет под влияние иностранных держав. Он будет окружен странами ЕС на севере, юге, западе и востоке. Кроме того, английская экономика, похоже, нуждается в регулярном вливании иностранной рабочей силы. Если бы эти мигранты больше не приехали с европейского континента, то, вероятно, они прибыли бы из Азии и Африки.

Сложите все это вместе. Менее военная, маленькая, менее напористая страна, более разнообразная и многокультурная. Это то, за что голосовал вице-адмирал сэр Перси Темерайр (Rtd) из Хэмпшира, когда он выбрал Брексит? Для меня это больше похоже на идеальную Англию Джереми Корбина.

«Если в шотландской экономике не произойдет действительно значительного роста, после обретения независимости будет наблюдаться финансовое сжатие»

Это один из возможных неожиданных исходов того, где мы находимся. Но не только. Возьмем независимую Шотландию. Многие из его сторонников с нетерпением ждут страны, которая одновременно находится внутри ЕС и с сильным, щедрым государством всеобщего благосостояния и при этом свободно торгует через открытую границу с Англией, ее крупнейшим рынком.Это оптимистическая независимость отдельной политики, сочетающейся с союзом дружбы, семьи и бизнеса.

Но это также, согласно опросу Хендерсона и Вина Джонса, излишне оптимистично. Они обнаруживают, что английские избиратели хотели бы занять жесткую позицию с независимой Шотландией почти по всем вопросам, кроме поездок без паспортов. Процесс разделения, который, вероятно, будет сварливым, закончится границами и большим количеством взаимных подозрений. Шотландские производители продуктов питания, и без того отчаявшиеся из-за бюрократии Брексита, будут изо всех сил пытаться добраться до рынков в Йоркшире или английском Мидлендсе.Уже разговаривая на этом языке, шотландские компании сочли бы слишком легким переехать в Нортумберленд или Камбрию исключительно на основании доступа к рынку — даже до того, как мы дойдем до возможности повышения налогов. Вряд ли это обещанное освобождение.

И еще есть экономика. Я подозреваю, что в Шотландии у некоторых групп дела обстоят очень хорошо. Независимость была бы замечательной для политиков Глазго и Эдинбурга, государственных служащих, юристов, журналистов и ученых. Было бы захватывающее время быть живым.Возникнет новый глобальный интерес, новые посольства, стимулирующие международные семинары и общий рост интеллектуальной значимости. Шотландия попытается вернуться в ЕС, и из-за проблем с валютой и бюджетным дефицитом это будет нелегко. Но в Брюсселе есть большая добрая воля к Шотландии, и после Брексита многие европейские лидеры будут напрягать себя, чтобы помочь Эдинбургу.

Менее вероятно, что они будут делать, по крайней мере в каком-либо подобном масштабе, так это восполнить недостающие трансграничные субсидии.Как и в случае с Brexit, «проектный страх» следует воспринимать с долей скепсиса: Шотландия, страна, богатая ресурсами и талантами, не станет внезапно экономической пустошью. Могут быть даже определенные положительные стороны: если Шотландия вернется в ЕС, могут ли некоторые предприятия переместить штаб-квартиры на север из города в Эдинбург, принеся с собой рабочие места и налоговые поступления? Возможно. Но если в шотландской экономике не произойдет действительно заметного и до сих пор необъяснимого резкого роста, возникнет финансовый кризис, и шотландскому рабочему классу, живущему за счет рабочих мест, пособий или пенсий в государственном секторе, станет труднее.

Подобно английским избирателям Брексита, надеющимся на более сильную страну, избиратели независимости Шотландии из рабочего класса — две группы, которые до сих пор продвигали перемены — могут найти последствия своего успеха на выборах шоком. После обретения независимости социалистические республиканцы SNP вскоре стали непростыми друзьями с теми, кто предпочел бы уютную финансовую обстановку Эдинбурга, уважаемую монархию и хороший запас эксклюзивных клюшек для гольфа.

SNP будет задавать себе глубокие вопросы о своей цели.Сейчас, конечно, SNP публично разрывается на части. В течение многих лет партии очень повезло, что ее возглавили два выдающихся политика — Алекс Салмонд, а затем Никола Стерджен. Теперь они грызутся друг другу. Это могло положить конец карьере Стерджена и привести к тому, что партия, охваченная фракциями, выздоровеет, потребуются годы. Еще более важным может быть влияние на репутацию руководства Эдинбурга. Салмонд заявляет о коррупции в политическом государстве Шотландии. Он говорит о «злонамеренной и согласованной попытке» вытолкнуть его из общественной жизни, даже заключить в тюрьму.По его словам, это было вызвано «полным разрушением необходимых барьеров, которые должны существовать между правительством, политической партией и даже органами прокуратуры в любой стране, которая соблюдает верховенство закона».

Мердо Фрейзер, шотландский депутат-консерватор, который работает в соответствующем комитете, пишет, что он «устал от лжи, уклонений, обмана, препятствий и запутываний».Меня тошнит от высокопоставленных государственных служащих с огромными зарплатами и позолоченными пенсиями, которые не могут дать однозначных ответов ». Это точка зрения политического врага. Однако ведущий шотландский адвокат по уголовным делам Алистер Боннингтон выдвигает аналогичное обвинение, говоря о прокуратуре Короны: «Я с ужасом смотрю на нынешнее вырождение Короны в то, что кажется слизистой рукой нынешнего правительства SNP». Падение национально-освободительных движений в репрессивные правящие клики вряд ли станет новостью для всего мира.Но простой намек на то, что это могло произойти с SNP до обретения независимости , был бы разрушительным для его морального авторитета.

Ликующим юнионистам следует, однако, быть осторожными. Охват и сила SNP, а также устойчивый энтузиазм по поводу независимости, особенно среди молодых избирателей, означает, что даже этого скандала может быть недостаточно, чтобы в ближайшее время сместить цифры в пользу Великобритании. Глубокие проблемы в лагере националистов сами по себе не делают Лондон более любимым; они не делают Брексит более популярным; они не заставляют звучать «свобода» скучнее.

Сюжет только усиливается, если учесть, что многие из моих аргументов о потенциальных трудностях после конца Великобритании можно перевернуть. Прекращение этих трансграничных субсидий будет выгодно многим избирателям в Англии. Нетрудно представить, скажем, неполноценного политического лидера, поддержавшего Брексит, который готовится к следующей кампании и остановится на «Независимости Англии».

Как мы видели, здесь уже есть основные течения, которые можно использовать.Я полагаю, такой лидер будет утверждать, что с падением добычи нефти в Северном море не было экономических аргументов в пользу того, чтобы Англия оставалась с Союзом; что, хотя потеря ядерного флота могла бы показаться ударом, сэкономленные средства можно было бы использовать для более гибкой формы обороны 21 века. Этот вымышленный лидер будет отмечать предполагаемую границу с ЕС, проходящую через Нортумберленд и Камбрию, и будет призывать к великому возрождению северной Англии, чтобы заменить все потерянное Шотландией.Первым шагом в этой великой кампании будет призыв к референдуму о прекращении Союза не в Шотландии, а в Англии.

Как эта идея отразится в Шотландии? Существует большая разница в эмоциональном ощущении провозглашения независимости от архаичного британского государства и угрозы быть изгнанным из него. Если такая английская кампания за независимость наберет обороты, вряд ли отношения между Лондоном и Эдинбургом станут легче.

Это предположение.Но распад Великобритании был бы своего рода революционным моментом, и такие периоды, как правило, приводят к неожиданным последствиям.

«Нет» ответы

Вернемся в ближайшее будущее. Предположим, несмотря на экстраординарные события ранней весны 2021 года, SNP выздоравливает и выходит победителем в Холируд в мае на платформе, требующей второго референдума о независимости. Почему Джонсон не может просто сказать «нет»?

С юридической точки зрения он почти наверняка сможет, и это усложняет жизнь Стерджен или ее преемнику, чем думают некоторые комментаторы.Она обратится в суд, но, вероятно, проиграет. Она вынесет свое дело на публику — даже на улицу. Там она вполне могла бы победить, но ценой, от которой она достаточно хитро, чтобы вздрогнуть. Она хочет юридического, обязательного референдума — и по очень веским причинам. Без него Шотландия идет по каталонскому маршруту гражданского неповиновения, забастовок и взаимных провокаций.

Помните, что Осетр является лидером по сочетанию темпераментов и взглядов. У нее пылкие души; но у нее также есть много придирчивых, законопослушных, спокойных, хеджирующих сторонников, которые ненавидят жесткую борьбу.И чем жестче будет борьба, тем меньше будет сочувствия и среди английских избирателей; и тем труднее будет впоследствии заключить дружеское, взаимовыгодное соглашение о разводе. Ей есть что терять. Прислушиваясь к ней, я думаю, она это знает.

Но и Лондону непросто. Хотя у Джонсона есть юридическая возможность категорически отказаться от дальнейшего референдума, его политическая позиция гораздо шатче. То, что происходит «раз в поколение», произошло до Брексита, и наступает момент, когда голосование и опросы нельзя игнорировать.Что произойдет, если поддержка независимости вырастет до 70 процентов? До 80 процентов?

Даунинг-стрит можно было использовать различные уловки, например, требование «Да» для шкалы выше 50% (но в таком случае, почему простого большинства было достаточно для выхода в 2016 году?). В то время как Лондон играл с процедурными исправлениями, интерес в Европе и за рубежом к концу Великобритании был бы огромен.Sturgeon уже подписала сделку с китайским бизнесом. Когда улыбающиеся иностранные лидеры направлялись в Эдинбург для переговоров, возможно, предлагая помощь, Уайтхолл извивался. Потом, кто знает, в город приезжает делегация Еврокомиссии. Что тогда? Президент Эммануэль Макрон произносит наполеоновскую речь на Джордж-сквер в Глазго, позади него шотландский зал. Что тогда?

Трудно оценить точное влияние постоянного, плоского, невыразительного «Нет» из Лондона на шотландских тори, которые вели мощную арьергардную атаку.Это не было бы положительно. Джонсон может не испытывать привязанности к Шотландии, но ему нужны шотландские тори.

Таким образом, и британский кабинет, и руководство SNP столкнутся с огромными проблемами в предстоящем году, сложность и масштаб которых еще не дошли до нас. Пострадавшая и в настоящее время лишенная лидера Шотландская лейбористская партия будет опасаться за свою жизнь, если не сможет. перемещаться по скалам впереди. При Рут Дэвидсон тори продемонстрировали, что в Шотландии все еще было больше британских патриотов, чем некоторые предполагали, но, хотя они не ушли, она остается в стороне.Один из самых проницательных наблюдателей в Шотландии предлагает Лондону приветствовать новый референдум, потому что он должен; но затем настаивайте на том, чтобы все самые хитрые вопросы (валюта, государственные расходы, порядок проведения пограничного контроля после членства в ЕС) обсуждались публично, прежде чем будет проведено какое-либо голосование. Он утверждает, что шесть месяцев детальных обсуждений практических вопросов лишат поддержки независимости.

Возможно. Однако чего действительно не хватает, так это сильного эмоционального и убедительного аргумента в пользу самого Союза, основанного не только на краткосрочной экономике.После Брексита мы знаем, как легко зрение может превзойти бухгалтерский учет. У народа Шотландии рано или поздно будет выбор. И даже если многие английские избиратели еще не поняли, это повлияет на них так же сильно — действительно, на всех, кто живет во всех уголках национального государства, которое в настоящее время мы все еще называем Соединенным Королевством.

Заблуждение о расставании: почему в Соединенном Королевстве еще есть жизнь

Andrew Linscott / Stockimo / Alamy Stock Photo

«Заблуждение Англии» Джеймса Хоуза не подтверждает его тезис.Его радикальные заявления («Великобритания получила пулю в голову… когда Борис Джонсон возился домой»; наша политика была «заморожена взрывом», но «наступит оттепель, [Союз] рухнет») недоказуемы и все более маловероятны. «Будущее Союза» — это не распад, определяемый неумолимыми законами постколониальной Британии. Как заметил Эрнест Ренан в 1882 году, нация — это «ежедневный плебисцит»: серия расчетов относительно того, насколько она отвечает различным потребностям — экономическим, социальным, политическим и, что особенно важно, эмоциональным.

Утверждение Хоуза о том, что «скоро англичане, наконец, снова останутся одни», противоречит опросам в Шотландии и Ирландии. Мы наблюдаем снижение поддержки независимости Шотландии после того, как майские выборы вернули к власти правительство ШНП. Самые последние данные показывают, что поддержка независимости, которая в прошлом году недолго составляла 50 лет, сейчас находится в середине 40-х годов. Опрос, проведенный газетой Daily Telegraph в начале августа, показал, что 39% опрошенных заявили, что не поддержали бы независимость, если бы это означало потерю фунта стерлингов.В Северной Ирландии опрос Belfast Telegraph в мае показал, что 44 процента жителей провинции выступают против объединения, 35 процентов — за — и 21 процент не уверены. В республике 67 процентов выступили за объединение — но только в том случае, если бы оно было совершенно бесплатным, чего не было бы, — и решение в любом случае должны принять северные ирландцы.

Большие проблемы есть. Переговоры по новому Североирландскому протоколу сейчас кажутся необходимыми: ЕС потребуется некоторое убеждение, но оно должно прийти к согласию. Даже если причина существования SNP — независимость, но никак не хорошее управление Шотландией — исчезает, ее гиперактивность в разжигании антианглийского негодования оставит значительную группу националистов на долгие годы вперед.Тем не менее, опросы показывают, какой процент англичан желают, чтобы шотландцы покинули Великобританию в подростковом возрасте, по сравнению с примерно половиной, желающих, чтобы она оставалась, при этом 30-40 процентов не имеют никакого мнения, полагая, что по большей части это зависит от шотландцев. (На самом деле, расчленение единого государства должно, , потребовать участия всех — как сейчас поступят канадцы, если Квебек или любой другой канадский штат попытаются отделиться.)

Хоуз настаивает на том, что Великобритания уникально дружелюбна между странами. И все же итальянские Венето и Альто-Адидже имеют сильную независимость или сепаратистские движения; Бельгийская Фландрия и Валлония связаны тончайшими конституционными нитями; Французской Корсикой правят сепаратистские / автономистские партии, которые этим летом увеличили свое большинство; и даже с недавним освобождением из тюрьмы лидеров движений за независимость Каталонии, сепаратисты укрепили свои позиции в парламенте Барселоны.Ни один из них вряд ли будет успешным, а некоторые не хотят быть успешными: SNP утверждает, что это так, но его печальная история управления теперь становится все более очевидной.

«Разве разрыв не очевиден?» тон статьи Хоуза упускает из виду ни один пункт.

Разрушит ли Брексит Соединенное Королевство?

Великобритания вышла из Европейского Союза, чтобы восстановить свой национальный суверенитет. Однако ценой может быть распад самой Великобритании, пишет Майкл Китинг

Унитарное государство?

Выход Великобритании из Европейского Союза имел целью «вернуть контроль» над делами страны и восстановить суверенитет Вестминстерского парламента.Евроскептики долго утверждали, что европейские принципы наднационального права и совместного суверенитета несовместимы с британской традицией парламентского суверенитета.

После референдума парламентский суверенитет быстро уступил место суверенитету народа. «Британский народ» высказался, не допустив апелляции. Независимо от того, выражен ли он как парламентский или народный суверенитет, аргумент основывался на предположении, что Соединенное Королевство является унитарным национальным государством.

… или многонациональный союз?

В моей новой книге, Государство и нация в Соединенном Королевстве: Расколотый союз я утверждаю, что это только одна интерпретация конституции.Соперничающая традиция представляет Великобританию как многонациональный союз. В таком союзе демос (люди), телос (цель союза), этос (национальные ценности) и суверенитет — все это оспаривается и никогда не решается. Передача в Шотландию, Уэльс и Северную Ирландию с 1999 года придала институциональную форму этой традиции.

С этой точки зрения Великобритания и Европейский Союз далеко не несовместимы; скорее, они хорошо подходят. Сам ЕС является многонациональным союзом, в котором демос, телос, этос и суверенитет постоянно обсуждаются и обсуждаются, но никогда не решаются.Идея унитарного государства, подкрепленная абсолютным суверенитетом и верховенством парламента, — это исключительно английская концепция. Это не просто кельтское националистическое самомнение; есть достаточно материала в исторической мысли юнионизма и даже в юридических аргументах , подтверждающих это. В самом деле, неудивительно, что небольшие страны союза развили традиции переговорного порядка и компромисса, столкнувшись с потенциально гегемонистским партнером в Англии.

Как ЕС проложил путь к деволюции

ЕС предоставил внешнюю основу для урегулирования передачи полномочий несколькими способами.Именно внутренний рынок ЕС обеспечил внутренний рынок в самой Великобритании. Это позволило провести обширное соглашение о передаче полномочий, в котором указаны только основные полномочия, зарезервированные за Вестминстером. Урегулирование Северной Ирландии бросает вызов традиционным идеям национального государства. Это потому, что граждане могут свободно принимать любую комбинацию британской и ирландской идентичностей по своему желанию. Как общеирландские, так и ирландско-британские организации являются институциональным выражением этой идентичности.

Согласно урегулированию в Северной Ирландии, граждане могут свободно принимать любую комбинацию британской и ирландской идентичностей по своему желанию

Сочетание мирного урегулирования и внутреннего рынка ЕС позволило эффективно удалить границу между двумя частями Ирландии, оставив при этом юридически неповрежденной.Европейские режимы прав человека, установленные ЕС и Европейской конвенцией по правам человека, применяются непосредственно в переданных вопросах. Это означало, что права не были подарком британского государства и не были связаны с британской идентичностью.

Неравномерное распределение голосов

Решение референдума 2016 года о выходе из ЕС дестабилизировало внутреннее конституционное урегулирование в Великобритании. Это усугубило неравномерное распределение голосов. За выход из Великобритании в целом проголосовали 52%, как и Англия и Уэльс.62% проголосовали за то, чтобы Шотландия осталась. Северная Ирландия проголосовала за то, чтобы остаться, на 56%, но националисты в Северной Ирландии проголосовали за то, чтобы остаться, почти 90%. Две трети профсоюзных активистов, напротив, проголосовали за выход.

После референдума в националистической / католической общине произошло колебаний. . Выход из Великобритании и воссоединение Ирландии — сейчас самый популярный вариант; ранее самая большая группа националистов предпочитала передачу полномочий и разделение власти в соответствии с Соглашением Страстной пятницы.

Большинство сторонников Брексита в Англии будут настаивать на выходе из ЕС, даже если это будет означать отделение Шотландии и Северной Ирландии

В Шотландии некоторые из тех, кто голосовал против независимости на референдуме 2014 года, но остался в ЕС в 2016 году, теперь поддержали независимость. Это повысило поддержку с 45% в 2014 году до примерно половины.

В то время как Уэльс проголосовал за выход из ЕС, среди оставшихся наблюдалось движение в сторону независимости Уэльса, идея, которая до сих пор не имела особой поддержки.

В Англии, с другой стороны, поддержка Brexit сильно связана с чувством англичан, а не с британцами. Большинство сторонников Брексита будут настаивать на выходе из ЕС, даже если это будет означать отделение Шотландии и Северной Ирландии.

Абсолютный суверенитет Бориса Джонсона

Во время переговоров по Брекситу консервативное правительство Бориса Джонсона настаивало на абсолютном суверенитете, даже ценой доступа на рынки ЕС. Внутри он развернул новую, напористую форму профсоюзного движения и рецентрализации.Законодательство о Брексите позволяет правительству Великобритании вернуть переданные полномочия, репатриированные из ЕС, хотя до сих пор этого не произошло.

Закон о внутреннем рынке Великобритании позволяет правительству Великобритании в одностороннем порядке устанавливать принципы внутреннего рынка. К ним относятся недискриминация и взаимное признание, что подрывает регулирующие возможности автономных правительств. Централизованные инструменты заменяют структурные программы ЕС, которые ранее управлялись децентрализованными властями, без роли децентрализованных.Другие полномочия были использованы для решения переданных вопросов.

Правительство Шотландии, управляемое Шотландской национальной партией, требует еще одного референдума о независимости , позволяющего Шотландии снова присоединиться к ЕС. Националисты в обеих частях Ирландии всерьез заговорили о воссоединении впервые за много лет. Профсоюзы Северной Ирландии возмущены Протоколом Северной Ирландии , который сохраняет открытой границу между двумя частями Ирландии, но устанавливает новую нормативную и таможенную границу между Северной Ирландией и Великобританией.

Соглашение о передаче полномочий в Великобритании предвещало «пост-суверенный» порядок подвижной и совместной власти

Это мощные центробежные силы, но Великобритания не развалится точно так же, как и страны, входящие в ее состав. Это просто создало бы новые жесткие границы между Шотландией и Ирландией внутри ЕС и Англией за его пределами. И кто знает, что будет с Уэльсом?

Соглашение о передаче полномочий в Великобритании, входящее в состав Европейского Союза, предвещало «пост-суверенный» порядок подвижной и разделенной власти, , даже если политики в Лондоне так и не осознали эту идею.За пределами ЕС — и, если некоторые консерваторы добьются своего, вне прямого применения Европейской конвенции о правах человека — конкурирующие претензии на суверенитет могут только продолжать конфликтовать.