Софисты и софистика кратко: Софисты и софистика Древней Греции: VIKENT.RU

Содержание

Софисты и софистика Древней Греции: VIKENT.RU

««Софист» — термин сам по себе позитивный — означает мудрый, искушённый, эксперт знания». Его стали употреблять как негативный в особенности в контексте полемики Платона и Аристотеля. Некоторые, как Сократ, полагали знания софистов поверхностными и неэффективными, ибо у них отсутствовала бескорыстная цель поиска истины как таковой, взамен которой обозначилась цель наживы.

Платон подчёркивал особенную опасность идей софистов с моральной точки зрения, помимо их теоретической несостоятельности. На протяжении длительного времени историки философии безоговорочно принимали оценку Платона и Аристотеля, критикуя в целом движение софистов, определяя его как упадок греческой мысли. Лишь наше время сделало возможной переоценку исторической роли софистов на основе систематического пересмотра всех предубеждении, и можно согласиться с В. Иегером, что «софисты — это феномен столь же необходимый, как Сократ и Платон, последние без первых немыслимы».

В самом деле, софисты совершили подлинную революцию, сместив философскую рефлексию с проблематики физиса и космоса на проблему человека и его жизни как члена общества.

Доминантные темы софистики — этика, политика, риторика, искусство, язык, религия, воспитание, т.е. всё то, что ныне зовётся культурой. Именно поэтому с точностью можно утверждать, что софисты — зачинатели гуманистического периода в античной философии.

Этот поворот в философии может быть объяснён причинами двух порядков. С одной стороны, как мы видели, философия физиса в своём развитии исчерпала себя, все пути её были освоены мыслью, достигнув своих пределов. С другой стороны, в V века до н. э. появились социальные, экономические и культурные ферменты, способствовавшие росту софистики, в свою очередь последняя стимулировала развитие первых.

Вспомним также, что медленный, но неуклонный кризис аристократии сопровождался усилением власти демоса; массированный наплыв в города, в частности в Афины, метеков, занимавшихся торговлей, ломал установившиеся границы; благодаря контактам, путешествиям города становились частью мира все более обширного через новый опыт неизбежно сопоставлялись обычаи, привычки, законы эллинов с традициями и законами, во всем от них отличными. Кризис аристократии привёл к кризису arete, античной добродетели, традиционных ценностей, составлявших главное достоинство аристократии. Возрастающее влияние демоса и расширяющиеся возможности достижения власти подрывали веру в то, что добродетель связана с рождением, что доблестными рождаются, а не становятся, и на первый план выступает проблема достижения политического влияния.

Размывание узкого круга полиса и понимание противоречивости обычаев, традиций и законов предвосхитили релятивизм, породив убеждение, что нечто, считавшееся вечно ценным, в других обстоятельствах и в иной среде лишено такой ценности. Софисты замечательным образом сумели собрать всё типичное для своего времени, придав ему форму и голос. И это объясняет тот огромный успех, который они имели, особенно у молодёжи: ведь они отвечали на реальные потребности времени, обращались с новым словом и идеями, витавшими в воздухе, к молодым, которых уже не удовлетворяли традиционные ценности старшего поколения.

Всё это позволяет лучше понять некоторые аспекты софистики, получившие ранее негативную оценку.

1. Верно, что софисты, помимо поиска знания как такового, преследовали цели чисто практические, и для них существенно было искать учеников (чего не было у первых философов физиса). Равным образом верно, что практическая ориентация имела в высшей степени позитивный характер, поскольку именно софисты выдвинули на первый план проблему воспитания, и педагогическая деятельность, что приобрела новое значение.

Они провозгласили идею о том, что добродетель не даётся от рождения и не зависит от благородства крови, но основывается только на знании. Понятно поэтому, что для софистов исследование истины было равнозначно её распространению. Западная модель воспитания, основанная на принципе диффузии знания, но во многом обязана им.

2. Верно, что софисты взимали плату за преподавание. Это невероятно возмущало древних по той причине, что знание понималось как продукт бескорыстного духовного общения, занятия богатых и благородных людей, решивших уже свои жизненные проблемы: пространство времени для занятий истиной должно было быть свободным от насущных потребностей. Напротив, софисты занимались знанием как ремеслом и потому должны были требовать платы, чтобы жить, чтобы путешествовать и пропагандировать знание. Без сомнения, некоторые из них заслуживают порицания, но лишь за злоупотребления, а не за изначальный принцип, который стал много позже общераспространенной практикой. Софисты, таким образом, разрушили старую социальную схему, которая делала доступной культуру лишь для избранных слоев, открыв возможности культурного проникновения и в другие пласты общества.

3. Софистов укоряли в бродяжничестве, в неуважении к родному городу, привязанность к которому была для греков до этого времени своего рода этической догмой. Однако с противоположной точки зрения это же обстоятельство имело и позитивный результат: софисты сознавали узость границ полиса; раздвигая их, они стали носителями панэллинистического начала и, более, чем гражданами своего города, чувствовали себя гражданами Эллады. В этом смысле они смотрели даже дальше Платона и Аристотеля, идеальное государство которых было парадигмой города-государства.

4. Софисты провозгласили свободу духа в противовес традиции, нормам и кодификациям, продемонстрировав тем самым неограниченную веру в разум. По этой причине они заслужили именование греческих «просветителей».

5. Софистика не представляла собой единого круга мыслителей. Она представляет собой комплекс независимых друг от друга усилий, удовлетворяющих идентичным запросам соответствующими средствами. Каковы были эти запросы, об этом уже сказано. Что же касается независимых усилий, то необходимо выделить три группы софистов:

1) крупные известные мастера первого поколения, совсем не лишённые моральных ограничений;

2) так называемые «эристы», т.е. спорщики, настаивавшие на формальном аспекте метода, чем они и возбуждали негодование, ибо, теряя интерес к содержанию понятий, они утрачивали неизбежно и моральный контекст;

3) наконец, «софисты-политики», утилизовавшие софистические идеи, по современному выражению, в идеологический комплекс, а потому впадавшие в эксцессы различного рода, что нередко заканчивалось прямой теоретизацией имморализма».

Дарио Антисери, Джованни Реале, Западная философия от истоков до наших дней. Античность. Средневековье, СПб, «Пневма», 2003 г., с.80-83.

Философия софистов — Русская историческая библиотека

Во второй половине V века во всей внутренней жизни греческого народа совершается замечательный перелом: свободное исследование всего, что волнует человека, отречение от всякого авторитета проявляется с необыкновенною силою в теории и вместе с тем стремится, и не без успеха, подчинить себе и практическую жизнь. Идейным воплощение этой тенденции стала философия софистов. Такой быстрый переход от теории к практике характерен для Греции; объясняется он, с одной стороны, прирожденною грекам склонностью к новизне, с другой – отсутствием религиозных догматов и, наконец, раздроблением Греции на массу самостоятельных государств: мыслитель, не имевший успеха или навлекший на себя преследование в одном городе, мог в другом месте искать себе убежища, а своим идеям распространения.

Условия возникновения и смысл философии софистов

Свободное исследование и его практические применения проводились главным образом под флагом двух новых наук риторики и софистики. Философия софистов была временным явлением и исчезла; первая существует еще и поныне. Название риторики не нуждается в пояснении; под софистикой разумеют особое философское направление, господствовавшее в V веке и преследовавшее преимущественно практические цели. Вначале у обеих наук было много общего. Риторы и софисты утверждали, что теоретическое обучение может делать человека пригодным к практической жизни и притом лучше, чем простой практический навык. Это допускаем и мы, люди нового времени, но в другом смысле: мы имеем тут в виду изучение специальности. Напротив, риторы и последователи философии софистов полагали, что главное дело – известные общие правила, к которым можно потом пристегнуть частности. Зерно истины заключается в красивых словах и основывается на разумных мыслях. У народа эти идеи имели большой успех, так как внушали ему уверенность, что изучение этих правил может сделать всякого человека пригодным для всякого практического дела.

Народ к этому стремился и, естественно, ценил людей, в этом ему помогавших. Всего грубее выразил это философ-софист Гиппий, утверждавший, что он умеет не только управлять государствами, но и быть полезным самому себе во всяком положении. В доказательство этого он уверял в Олимпии, будто сам сделал все, что на нем было: платье, обувь, украшения. Новую истину он, следовательно, возвещал как шарлатан, но основная идея и у него не была лишена известного величия; это была мысль, что для человека нет ничего недоступного, и не только для человечества вообще, но и для каждого лица в особенности, – если только хорошим обучением вызвать наружу таящиеся в каждом силы.

Философия софистов рисовала, таким образом, в перспективе торжество личности, и это конечно должно было привлекать к ней публику. Нужно было только слушать и учиться, чтобы приобрести способность ко всему. Обществом овладела образовательная горячка. В наше время популярных книг и лекций нам не трудно понять, что это значило.

Из вождей движения те, которые называли себя риторами, обещали научить красноречию, а называвшие себя софистами – мудрости. В обоих случаях имелась в виду пригодность к практической жизни; а различие между ними было более теоретическое, чем практическое. В конце концов, одни и те же люди назывались то риторами, то софистами, смотря по тому, на что больше обращалось внимания: на форму или на содержание изучаемого. Для тех и других главным делом было искусство: для риторов – в речи, для софистов – в доказательстве. Знание дела играло у тех и других второстепенную роль. От этого не только риторика, стала стремиться более к видимости, чем к сути дела, – это было бы и само по себе понятно, – но и философия софистов, – собственно учение о мудрости, – приобрела репутацию науки, дающей возможность не то чтобы убеждать, а скорее ослеплять или оглушать доказательствами. Первоначально имена софиста и философа употреблялись одно вместо другого, и дурное значение слова «софист» явилось только следствием справедливой войны, веденной против софистики Сократом и его школой.

Но с самого начала риторика и софистика имели в виду не одну видимость, а практический успех, правда покупавшийся часто ценою обманчивой внешности. И риторы, и софисты нередко оказывали полезное влияние; особенно заметно это на деятельности Продика Кейского, притча которого о Геракле на перепутье могла влиять только благодетельно.

Предшественники софистики – элейская школа, Гераклит, Эпихарм

Одною из главных опор риторики и философии софистов служила диалектика. Изобретателем её у древних считался Зенон, философ элейской школы, знаменитый особенно тем, что он старался подтвердить учение своих предшественников о неизменности всего существующего при помощи силлогизмов, доказывавших неверность наших представлений о множестве, делимости, движении. Знаменит был его «Ахиллес», – доказательство того, что быстроногий герой никогда не может догнать двигающуюся перед ним черепаху. Эти и подобные доказательства Зенона замечательны тем, что имеют целью доказать отсутствие вещи, самой по себе очевидной, – движения.

Раз можно упразднить движение, не остается больше вещи, которой нельзя было бы поколебать при помощи диалектики. Все становится сомнительным, кроме таланта мыслителя, прославление которого и было как раз одною из целей софистики. С другой стороны, философия софистов воспользовалась и противоположным элейскому учением Гераклита, утверждавшая: «Все течет, ничто не остается без изменения». Ловкому ритору или софисту это давало научное основание представлять вещи, как ему угодно, не рискуя быть опровергнутым. В самом деле, всякое его утверждение было с этой точки зрения так же ненадежно и условно, как утверждение противоположное. Исходя из этого положения, один из самых выдающихся представителей философии софистов, Протагор Абдерский, выработал свою знаменитую теорию: «Человек мера всех вещей», т. е. все существует так, как оно представляется каждому отдельному человеку. Из этого можно было вывести заключение, что нет никаких прочных норм добра и зла, права и несправедливости. Протагор жил в Афинах, но афиняне изгнали его, – впрочем, не за то, что он был ритором или софистом, а за атеистическое содержание его философских теорий.

Происходя из восточных областей Греции, из Фракии, давшей так много выдающихся людей, софист Протагор жил больше на западе, на родине нового искусства (поскольку его форма была создана риторикой) – на Сицилии. Жившим на ней грекам была свойственна особенная острота ума, да притом же в начале V века там соединилось много условий, благоприятствовавших созданию риторики как особого искусства или науки. Любимым видом поэзии была там в то время комедия

Эпихарма, сильно пропитанная философскими идеями. У Эпихарма впервые является силлогизм, представляющий собою пародию применяемой в философии софистов аргументации. Первым учителем красноречия был сиракузянин Корак, – особенно прославившийся по изгнании тиранов и восстановлении свободы, так как в запутанных условиях переходной эпохи ему особенно часто представлялись случаи выказывать свое искусство в публичных речах по вопросами о праве и собственности. Корак первый решился сообщить тайну своего успеха всем желавшим ее узнать.

Тут применен был впервые и способ обучения новой философии софистов с ручательством за успех выучки. Главным учеником Корака был Тисий, с которым он вел знаменитый процесс о гонораре. Тисий обещал заплатить за обучение, если действительно изучит искусство, т. е. если его речи будут иметь успех. По окончании курса он отказался платить и довел дело до тяжбы по жалобе учителя. Перед судом он утверждал, что не обязать платить ни в каком случае: если он проиграет процесс, то окажется, что Корак не научил его искусству, а если выиграет, то от платы его освободит приговор. Этот рассказ указывает на характер новой науки, стремившейся прежде всего к успеху и не брезговавшей софизмами. Как нельзя лучше эта наука подходит к эпохе, когда элеат Зенон отрицал существование движения.

Эмпедокл и Горгий

Вторым отцом риторики называют акрагантца Эмпедокла, который был еще более знаменит как философ. Кроме того он был крупным политическим деятелем и человеком во всех отношениях почтенным, но его манера выступать перед публикою показывает, что и он был заражен страстью тогдашних ученых, стоявших близко к риторике и софистике, – стремлением производить эффект.

Эмпедокл разъезжал по стране в великолепном поезде, возбуждая как чудодей всеобщее изумление. При этом Эмпедокл оказывал людям всяческую помощь, как инженер и врач; и – что отличало его от обыкновенных софистов, – он, по-видимому, не брал за свою помощь денег. Противники новых искусств и философии софистов особенно упрекали их представителей в том, что они со своих слушателей берут деньги. Правда, они не могли обойтись без платы, если не были богаты и желали жить странствующими учителями, но все так и представлялось странным, что они заставляли оплачивать теоретическое обучение. Высокую плату брал один из главных представителей нового искусства леонтинец Горгий, называвший, впрочем, себя только ритором, а не софистом, так как он полагал или считал нужным утверждать, что выучиться можно красноречию, но не мудрости. Это – одна из самых выдающихся личностей V века. По своему таланту он мог стать великим критическим философом, но он не захотел посвятить свою жизнь философии, так как не признавал за её теориями никакого значения и стремился к изучению практической жизни.

Не чувствуя, по всему своему умственному складу, склонности к естествознанию или технике, как Эмпедокл, Горгий мог выступить только учителем красноречия. Поэтому он и хотел быть только ритором. Риторику он понимал, быть может, лучше, чем кто-либо из его преемников. Он остроумно определил цель и сущность речи и дал превосходные практические правила для составления речей. Ареной деятельности Горгия была не только Сицилия, но и собственная Греция, в различных областях которой он пользовался большим уважением. У греков и у усвоивших себе греческое образование римлян созданная Горгием риторика приобрела такое огромное значение, которого она, к счастью, уже не имеет у нас. Грек слишком любил рассматривать все со стороны формы – это во многом и обусловило успех философии софистов. Но, с тех пор как речи приобрели изящную форму, государственные дела стали идти не всегда удачно. По общему мнению, Горгий писал на аттическом языке; его сочинения, быть может, первый пример применения этого наречия вне Аттики, первый шаг в его победном шествии.

И конечно писать по-аттически побудило Горгия не только политическое значение Афин: не могли же они приобрести на Сицилии такое преобладающее влияние. Он, должно быть, предпочел аттическое наречие еще и потому, что считал его особенно пригодным для построения периодов по своему вкусу. Наконец, быть может, этому содействовала отчасти и мысль о том, что дух афинского народа представлял некоторые характерные особенности, всего лучше отвечавшие представлению Горгия о сущности риторики. В самом деле, главный приют риторика и философия софистов нашли себе в Афинах, и самый беглый взгляд на характер афинян должен показать, что почва для нового искусства была там отлично подготовлена.

Благоприятность условий для распространения философии софистов в Афинах

Афинянам в еще большей степени, чем другим грекам, свойственна была быстрота понимания, подобная той, какою отличались сицилийцы. Это обнаруживалось в театре, где публика схватывала на лету тонкие намеки и даже простые особенности произношения. У них было чрезвычайно развито чутье смешного, что это тоже соответствовало приёмам и методам софистической философии. Афинянин был проницательными критиком, быстро подмечал странности и охотно их осмеивал, но точно также он способен был увлекаться величием: он охотно признавал величие подвига и высоко ценил добродетель. Всего лучше доказывается это тем почитанием, какое выпало на долю Аристида под конец его жизни. Но с тою же быстротою, с какою афинянин выражал свою признательность, он переходил и в другую крайность. Он так же легко начинал преследовать своих великих людей, как раньше выражал им свое одобрение. Со свойственным ему остроумием он скоро находил их слабые стороны и стыдился, если они обнаруживались в общественной жизни. Этим объясняется необыкновенный успех комедии в Афинах. Другой характерной особенностью афинян была их сильная любовь к искусству, и не только любовь к нему, но и их изящный и тонкий вкус. Совершенство архитектуры и пластики в Афинах объяснимы только особенно тонким вкусом всего народа. Но вместе с тем афиняне проявляют особенность, далеко не всегда обращавшую на себя достаточное внимание, привязанность к старой вере, к её содержанию и, – что для греков было в религии главным, – к её форме. Этой привязанности не мешал живой характер афинян; это легко понятно, так как религия греков требовала не веры в догматы, а только уверенности в силе известных обрядов.

В общем итоге афинянин V и даже первой половины IV века представляется явлением очень характерным. Иные из указанных свойств, – дар быстрого понимания, страсть к насмешке, способность увлекаться и всегда поощрявшуюся софистами наклонность скоро сбрасывать своих идолов с их пьедесталов, – он разделяет с жителями современных столиц. В характере берлинцев и парижан есть много сходных черт, хотя и нельзя утверждать, что они обладают тонкостью и остротою понимания в такой степени, какая была свойственна афинянам эпохи развития философии софистов. Особенно две последние из указанных нами черт, – чрезвычайно развитый вкус к искусству и решительная религиозность, – свойственны жителям наших столиц далеко не в такой степени, как афинянам, да и вообще едва ли можно еще найти во всемирной истории другой народ, который в одно и то же время был бы таким остроумным, живым, непостоянным, художественным и религиозным, как афиняне. Высказываемое теперь иными мнение[1], будто умственный уровень древних афинян был в среднем не выше уровня современных рабочих, нельзя считать верным. Правда, они не приобретали даже таких положительных познаний, какие доставляет теперь детям народная школа, но в других отношениях условия жизни афинян в эпоху утверждения и расцвета софистики были гораздо благоприятнее. Существование рабского класса освобождало граждан от многих работ, удручающих современного человека. То, что теперь всего сильнее ослабляет дух, постоянная механическая работа на фабриках, – тогда тяготело только над рабами. В худшем случае, бедный гражданин мог быть ремесленником, а такое занятие, как известно, никогда не ослабляло духа. Многие, правда, добровольно предпочитали самостоятельному труду – возможность кормиться на счет государства; но и в иных современных государствах низшие чиновники делают не больше, чем получавший жалованье гражданин в Афинах. Наконец в умственном отношении не существовало тех различий, какие разделяют теперь классы нашего общества: средства к образованию были тогда для всех доступнее, чем теперь. Поэтому средний гражданин Афин стоял в умственном отношении выше жителя современной столицы.

Таким образом, Афины представляли очень удобную почву для новых искусств и наук – для философии софистов. Риторика и софистика удовлетворяли остроумию, живости ума и художественному вкусу афинян; они никогда не приходили в столкновение с религией, что так легко могло случаться и действительно случалось с точными науками и со всеми стремлениями, дорожившими не столько формой, сколько содержанием. Кроме того, для афинского политика риторика и софистика были тем полезнее, чем более основой государства становилась сила свободного слова. Утверждению философии софистов в Афинах содействовало затем еще и то, что они принимали главное участие в основании колонии Турий и некоторое время сохраняли тесные связи с этим городом. В Турии приходили многие сицилийцы, близко стоявшие к новому образованию, и некоторые вожди софистов.

Отношение к софистике Перикла и Фукидида

К ученикам Горгия причисляли также и Перикла с Фукидидом. По хронологическим соображениям, нельзя понимать это указание в буквальном смысле. Да и вообще красноречие Перикла, судя по рассказам древних, носило настолько деловой характер, что не могло извлечь для себя особенной пользы из правил, выработанных хотя бы Горгием. Однако можно предполагать, что Перикл, как и Фукидид, воспользовался новым софистическим искусством в том отношении, что оно усилило в нем стремление придавать особенное значение красоте формы и гармонии частей речи; относительно Перикла это доказывается уже тем, что он никогда не говорил без подготовки. Возможность таких обдуманных речей объясняется, впрочем, из особенностей положения афинского оратора сравнительно с современным. Пока оратор говорил, он отправлял религиозную обязанность. Поэтому его нельзя было прерывать так, как это обычно в современных парламентах, и находчивость была не так необходима, как теперь[2]. На речах, сообщаемых Фукидидом, – между прочим, на речах Перикла, – ясно заметны следы отделки. Особенно можно объяснять влиянием риторики частое употребление противоположений.

Фукидид

Сам Фукидид несомненно был учеником если не Горгия, то Антифонта, афинского политика и оратора, которому приписывают дошедшие до нас речи, тоже богатые антитезами и, по-видимому, написанные по правилам Горгия. Теория последнего могла быть известна в Афинах, хотя сам ритор и софист Горгий еще не появлялся в столице. Для характеристики воззрений Фукидида важны доводы, которыми он во введении доказывает большую важность описываемой им пелопоннесской войны сравнительно с самою крупною из прежних, персидскою. Последняя окончилась скоро, первая продолжалась очень долго, и Эллада пострадала в течение её сильнее, чем когда-либо прежде за такой же промежуток от бедствия военных и естественных. Автор, стало быть, не понимает значения персидских войн и при сравнении их с пелопоннесскою цепляется – в духе философии софистов – за внешние признаки. Да и тут он не гонится за точностью, а действует как софист, для которого важно только произвести эффект. Однако, целью своего изложения Фукидид, в противоположность духу философии софистов, выставляет не привлекательный рассказ, а сообщение таких фактов, знание которых может быть полезно и для позднейших поколений, так как подобные отношения легко могут повториться опять.

Более тонким образом сказывается влияние риторики на Фукидида как в том, что он вводит речи действующих лиц в свою историю, так и в чрезвычайно художественном построении первой книги. Здесь замечательны две стороны: вплетение истории прошлого в рассказ о настоящем, – прием, свойственный древнему эпосу и Геродоту, – и чередование рассказа о прошлом и настоящем, под влиянием риторического принципа равновесия.

К тому же времени, когда писал Фукидид, относится и неправильно приписываемый Ксенофонту памфлет об афинской демократии. Автор рассматривает политическую систему Перикла не с нравственной точки зрения, а с чисто практической, с той именно, которая так сильно сказывается во взглядах политиков эпохи пелопоннесской войны, как это доказывают речи, приводимые Фукидидом. Автор, закоренелый олигарх, говорит только о целесообразности демократических учреждений Афин. На стиле трактата не заметно никакого влияния риторики: это – спокойная беседа человека из хорошего общества, в которой совсем отсутствует стремление поучать и высказывать общие положения, так сильно бросающееся в глаза в речах Фукидида. По отношению к содержанию, решительное устранение всякого идеализма доказывает, что разлагающая критика рационализма, проповедуемого философией софистов, овладела вполне кругами афинских аристократов: и они во всем преследуют только пользу.

Влияние софистической философии на Еврипида

Рационализм философии софистов повлиял также сильно и на поэзию, особенно на трагедию, в которой представителем его является Еврипид. В афинском народе он не пользовался такою популярностью, как Софокл. Объясняется это тем, что он не пренебрегал философией, не всегда симпатичной для народа. Еврипид вел очень замкнутую жизнь, совсем не занимался политикой и искал вдохновения в книгах и беседах с философами. Он учился у Анаксагора, был дружен с Сократом, а народ в Афинах к ним обоим относился очень подозрительно. Зато высоко ценили Еврипида более глубокие умы в Афинах и образованные люди за границей. Под конец жизни он из Афин удалился в Македонию.

Еврипид отбросил привычку, усвоенную его предшественниками в трагедии, – изображать на сцене возвышенных героев, и вернулся к гомеровскому пониманию искусства. Его герои ни в чем не отличаются от обыкновенных людей; разница между воззрениями Гомера и Еврипида заключается только в том, что представление наивное у первого является у последнего результатом размышления и потому не производит такого впечатления непосредственности. Но не это вооружало против него народ, а постоянно вводимые им рассуждения, в которых нередко выражались мысли, казалось, подрывавшие основы государства. Например, замечание «Ипполита»: «язык дал клятву, а не дух», считали за оправдание ложной присяги. Поучать Еврипид хотел косвенно, вызывая на размышление и стараясь изображать жизнь такою, как она есть. Так создал он новый вид драмы, стоящий посредине между трагедией и комедией. Он не остановился на идеях предшественников о значении судьбы и самомнения в жизни человека. Темами для его трагедий служат все оттенки и крайности, до которых доводят человека его пороки или недостатки. У страсти тоже есть своя софистика. Таким образом, Еврипид со своей обработкой героических характеров явился как раз вовремя. Высказываемые им софистические воззрения вызывали в народе двойственное чувство интереса и негодования. Теперь уже не хор, а действующие лица драмы разбирают в своих речах все вопросы, занимающие народ. По большей части это – вопросы нравственности и праведной жизни. В своих воззрениях поэт здесь не расходится с тем, что издавна говорили греки. Таким образом, до Еврипида трагедия старалась поучать народ, внушая ему уважение к великому и высокому, а теперь она, в соответствии с духом философии софистов, хотела показать, как следует жить согласно разуму. Это было применение в широких размерах методы Продика. Наконец, следует отметить у Еврипида еще его постоянное стремление прославлять Афины.

Еврипид

Афиняне симпатизировали новому софистическому образованию, потому что оно доставляло широкое удовлетворение их стремление к новизне и их критическому остроумию; но очень многим из них оно было ненавистно, так как расшатывало древнее благочестие. К противникам философии софистов принадлежали прежде всего люди, близко стоявшие к культу по своему общественному положение или занятиям. А так как должности жрецов по большей части замещались по выбору народа и давались только на время, то большинство лиц, заинтересованных в древней религии, состояло не из настоящих жрецов, а из бывших, которые из любви к искусству посвящали себя занятиям, состоявшим в связи с религией, напр., искусству узнавать и толковать волю богов. Особенно враждебно относились эти люди к ионийской философии природы, и потому целью их нападок стал Анаксагор – один из представителей этой философии. Но они не любили также и риторики с софистикой, учивших искусству подо все подкапываться. Еврипид при случае нередко указывал на бесполезность прорицаний. Партия староверов должна была поставить ему это в счет. Что касается софистики, то справедливость заставляет признать, что не только фанатики и ограниченные умы имели основание ее ненавидеть. Чувство это могли разделять и вполне беспристрастные люди. Кто мог сказать, не подорвет ли философия софистов вместе с религией и все основы общественной жизни? Достаточно было вспомнить один частный вопрос: на чем именно основывалась прочность общественного порядка в отдельных государствах, а также мир и дружба государств между собою, если не на святости клятвы? Между тем философия софистов подрывала и ее, выставляя личную выгоду мотивом всех действий. Поддержание религии было главной заботой афинского государства; в интересах религии подвергались обвинению Анаксагор, Протагор, Фидий; как противница религии, находилась в подозрении и софистика вообще.

Борьба Аристофана против софистики

Борьба против нового софистического образования велась не только посредством обвинений пред судом. Борьба шла и в литературе; писатели, нападавшие на новшества в образовании, нападали вместе с тем и на новшества в политике. Главным противником тех и других новшеств явился главный представитель нового вида поэзии, комедия. Для политической истории Аристофан важен тем, что он выступил глашатаем оппозиции против господствующей системы и правящих лиц. Та роль, которую теперь играют газеты и карикатуры, принадлежала тогда комедии. Горячо враждебный философии софистов Аристофан служил органом для всех недовольных существующим: а существующий порядок характеризовался тогда двумя чертами: с одной стороны, крайней демократией, а с другой, новым образованием в его двух направлениях, – реальном, естественно-историческом, ионийском, – и формальном, риторико-софистическом, фрако-сицилийском. Спрашивается, во имя чего же вооружалась эта оппозиция против демократии и софистики? Если принять во внимание, что Аристофан боролся против того, что заключало в себе здоровое зерно, против философии Сократа и трагедии Еврипида, что он был невысокого мнения о величии своей родины, что в мире он видел только возможность отдаваться самым грубым наслаждениям, что он осмеивал всех, кроме своих друзей аристократов и Алкивиада, то придется заключить, что речи его насчет простоты доброго старого времени, которые постоянно ставят ему в похвалу, представляются только поэтическими украшениями, а сам он был только великим мастером формы, великим сатириком без собственного идеала. Несомненно, тогдашние Афины, увлекшись философией софистов, во многом шли по ложному пути; но Аристофан не указал им лучших путей, да и не понимал, чем болело его время. Рядом с Алкивиадом, только в другом направлении, Аристофан представляется типом тогдашнего афинянина, преимущественно в слабостях, свойственных этому талантливому народу. Он прославляет искусство, остроумие, благочестие в старом духе и веселую жизнь, и осмеивает науку, свободное исследование и одностороннее увлечение политикой, какое отличало, например, Клеона.

Софистическая философия и Сократ

Сократ
Автор фото — Eric Gaba

Более верный путь для борьбы с софистикой выбрал Сократ. Чтобы понять его деятельность, необходимо помнить основные положения философии софистов. Всему можно выучить и научиться, если ловко взяться за это; поэтому при помощи софистического обучения можно стать дельным практиком и политиком. Высших и общих идей не существует; истина есть только субъективный взгляд личности на вещи. Отсюда вытекала легкость обмана других: согласно философии софистов, умный человек может делать вид, что одобряет идеи других, но на деле приписывать этим идеям другой смысл, а затем, при случае, порицать их, утверждая при этом, что он не изменил своего первоначального мнения. Поступать так было у греков в обычае уже и прежде. Задолго до появления софистов они старались обманывать друг друга даже при помощи клятв. Но влияние философии софистов было тем опаснее, что она шла навстречу дурным наклонностям народа. Наконец, за свое преподавание, преимущественно в форме тщательно обработанных лекций, софисты брали деньги, и по большей части очень большие. Против всего этого восставал Сократ. Он утверждал прежде всего, что сам он ничего не знает, что невозможно внушить другим что-нибудь такое, что уже не таилось бы в них, что истина не есть нечто субъективное, зависящее от обстоятельств и выгоды отдельных лиц, а есть выражение реальных отношений, которые можно постигнуть, сосредоточивая мысль на отдельном предмете. Сам не зная ничего, он не вел преподавания путем связных речей; он извлекал истину из беседы; он не брал никаких денег. Он не стремился прививать кому бы то ни было способности к практической жизни; он хотел только показать, как можно приобрести способность действовать правильно и целесообразно, познакомившись с сутью вещей. Добродетели он принимал как нечто данное в том виде, как их представляют себе по общему согласию люди. Философия софистов утверждала, что человеку нужно быть умеренным, благодарным, справедливым и т. д. лишь настолько, насколько это согласно в каждый момент с его выгодой, а Сократ старался внушать, что уже по общему признанию быть добродетельным всего полезнее для человека, если брать жизнь, как и следует, в целом и не иметь в виду только отдельных случаев. А так как человек может действовать правильно, только когда он действует обдуманно, то путь к добродетели идет чрез размышление. Добродетель не результат понуждения, которому человек вынужден следовать; она – следствие ясности ума. Так под конец возвращает себе, в более глубоком смысле, свои права то самое знание, которое Сократ в начале своего учения должен был отрицать в том смысле, как его понимали софисты.

Значение Сократа состоит в том, что он указал исполненному высокомерия и упивавшемуся фразами миру на то, что лучше образумиться и в совокупной работе, в беседе, где один исправляет ошибки другого, исследовать, каков собственно смысл красивых слов, употребляемых всеми; а затем устроить разумно жизнь, спокойно оценив настоящее значение мыслей и желаний.

Положение Сократа в Афинах было незавидное. Он поступал совсем иначе, чем люди, имевшие влияние на народ. Эти люди льстили ему или бранили его, желая прямо воздействовать на массу. Сократ не стремился к достижению pопределенной отдельной цели; его далее не интересовал вопрос, будет ли он иметь успех или нет. Он только делал то, что считал правильным и обязательным для себя; и хотя он и говорил, что надо стремиться к пользе, но для него принесло мало пользы его собственное поведение.

Поэтому афинянам он представлялся чудаком, и чем дальше, тем более докучливым. Он очень мало интересовался политикой, которую афиняне принимали так близко к сердцу; он даже колебал основы существующего строя, высказывая мысль, что в политике, как и во всякой другой специальной деятельности, должно руководиться знанием и ясным пониманием, и что поэтому управлять должны люди, обладающие необходимой для того подготовкой. По его мнению, законом, конечно, не должно было служить желание случайного большинства; поэтому часть демократов считала его своим противником. Но это было несправедливо, потому что Сократ также мало расположен был отдавать власть богачам или тирану. Он не интересовался ближе этими вопросами; он не был политиком; он хотел только указать своим согражданам на то, что для правильной деятельности и счастья необходимо мыслить. Он стоял поэтому, в отличие от софистов, почти одиноко, окруженный несколькими преданными учениками, вызывая в массе недоумение и оставаясь для неё непонятным.

Сократ был противником философии софистов, но не риторики. Влияние последней в Греции все более усиливалось и принесло величайший вред. Но и зерно софистики сохранилось в Греции. Образованные греки очень поздней эпохи, оставаясь язычниками, слишком часто оказывались риторами, а переходя в христианство, к несчастию нередко софистами. На новом образовании лежит, до некоторой степени, вина за поражение Афин в борьбе V века до Р. X. Настаивая на духовных правах личности, которой все должно быть доступно, – это направление возбуждало во всех гражданах стремление к переустройству общественных отношений на новых началах. Философия софистов производила разлагающее действие, и это было вдвойне опасно при демократическом строе. Разлагающая критика среди ожесточенной борьбы добралась и до свято чтимого предания. Остроумные люди, слишком многому научившиеся у софиста Горгия и немногому у Сократа, содействовали падению Афин в такой же степени, как Никий, грешивший избытком благочестия.

По материалам «Греческой истории» Хольма

[1] Так думает Белох, обрушивающийся при этом на Грота и его школу

[2] Политические речи древности отличаются от современных так же, как драма той и другой эпохи: и в речах, и в драмах древность не обращала такого внимания на народную массу, как обращаем мы. В трагедии древних несколько лиц ведут замысловатые речи; на политической трибуне сам Клеон готовится к речам и сообщает заранее их содержание своим друзьям.

3. Философские взгляды софистов и Сократ

3. Философские взгляды софистов и Сократ

Появление софистов на философском горизонте сопровождалось четкой постановкой вопроса о роли субъекта (человека) в процессе познания. Тем самым софисты впервые выдвинули гносеологическую проблему достоверности человеческих знаний и возможности объективных истин. Нельзя сказать, чтобы эта проблема была вовсе чужда предшествующим мыслителям, скажем, Гераклиту, Пармениду или Демокриту. Хотя Гераклит и Парменид подчеркивали принципиальное отличие «истины» от «мнения», а Демокрит — «светлого» знания от «темного», тем не менее ни один из них не сомневался в том, что человеку доступно объективное знание, достоверная истина. Софисты же впервые подвергли решительной критике распространенное убеждение в возможности достоверного знания и выдвинули идеи о субъективном характере человеческих представлений и оценок, идею, согласно которой истина (добро, прекрасное и т. п.) существует лишь для нас, людей. С этой точки зрения, нет и не может быть ничего истинного, справедливого или прекрасного вне и независимо от человека и общества. Но так как у разных людей, народов и групп общества — разные представления об истинном, справедливом и прекрасном, то отсюда следует, что сколько людей, столько истин, столько оценок и мнений о справедливом и прекрасном.

Эта схема мысли характерна и для Протагора. В своих рассуждениях он исходит из тезиса гераклитовца Кратила, утверждавшего, что о вещах, вовлеченных во всеобщий процесс движения и изменения, нельзя сказать ничего определенного. И если мы тем не менее утверждаем нечто о вещах, то из этого факта еще не следует, что наши суждения обладают объективной ценностью и не являются субъективными: необходимо помнить, что свойства и качества вещей суть отношения и возникают они в результате взаимодействия вещей, их движения и изменения. Поэтому нельзя говорить о существовании свойств вещей самих по себе. Это значит также, что сами ощущения, появляющиеся вследствие взаимодействия воспринимаемого предмета и воспринимающего органа чувства, существуют до тех пор, пока имеется названное взаимодействие. И потому если нет одновременного взаимодействия объекта и субъекта, то нет и самого предмета и его чувственно воспринимаемых свойств (Платон. Теэтет. 157 a —d). Субъективный характер наших знаний о вещах и мире обусловливается также психологической организацией воспринимающего субъекта, его состоянием и его отношением к окружающей среде.

Из сказанного следует, что никаких объективных знаний нет, есть только «мнения». Всякое мнение в равной мере истинно и ложно: о каждой вещи можно высказать одновременно разные и, более того, противоречащие одно другому суждения, причем они будут одинаково убедительны. Ибо «каким каждый человек ощущает нечто, таким, скорее всего, оно и будет для каждого (152 с), то есть все, что кому как кажется, так оно и есть. Отсюда принцип: «Мера всех вещей — человек…» (152 а). То есть мир вещей таков, каким он представляется в наших ощущениях; знание о мире не выходит за пределы ощущений и переживаний субъекта. Конечный вывод — объективная истина, в строгом смысле слова, невозможна.

Но если объективной истины нет, и человек является мерой (критерием) всех вещей в своем представлении, то он является мерой всех норм и в своем поведении. И если для каждого истинным (нравственным, законным и т. д.) является то, что ему кажется таковым, то мы не гарантированы от вытекающего отсюда вывода, что каждому, говоря словами Ф. М. Достоевского, «все позволено».

Далее, если истины нет, а есть лишь мнения в качестве описаний психологических переживаний субъекта, то как отличить просвещенного человека от невежественного и умного от глупого? И как быть с общеобязательными суждениями, если таковые имеются, а также с правовыми и нравственными нормами, принятыми в том или ином государстве? Учитывая возможность такого рода вопросов, Протагор устанавливал различие в ценности тех или иных мнений: «истинны» те мнения, которые полезны людям. Например, медицина истинна, так как полезна людям. То же самое можно сказать относительно земледелия и любого полезного ремесла. Задача софиста, как учителя, заключается, по Протагору, в том, чтобы помочь ученику сделать правильный выбор, избрать мнение, приносящее пользу, и избегнуть мнения вредного. В области же общеобязательных правовых и нравственных норм Протагор, избегая крайностей индивидуализма и утилитаризма, попытался ограничить свой релятивизм: субъективные суждения отдельных людей он заменил коллективным субъективным мнением большинства людей по принципу демократического голосования. Иначе говоря, Протагор предложил рассматривать в качестве критерия «истинности» мнения то мнение (суждение), которое в данное время разделяется большинством граждан (Платон. Теэтет. 167 с).

Но в этом случае со всей определенностью вставал вопрос о богах, об их объективном существовании. Из рассуждений Протагора следовало, что «боги существуют не по природе, а вследствие искусства и в силу некоторых законов» (Платон. Законы. X. 889 с).

На вопрос о том, существуют ли боги сами по себе («по природе») и независимо от согласованного «мнения» большинства людей, Протагор давал несколько уклончивый ответ: не решаясь на открытый атеизм, он выдвигал скептический тезис: «О богах я не умею сказать, существуют ли они или нет, и каковы они по виду. Ведь много препятствий для знания — неясность дела и краткость человеческой жизни» (80, В 4 ДК). Известно, что скептицизм Протагора в отношении объективного бытия богов был квалифицирован общественным мнением Афин как «нечестивость». Более того, философ подвергся судебному преследованию; он был осужден на смертную казнь, но спасся, бежав из Афин. Его книга «О богах» была публично сожжена.

Отправляясь от идеи об условном (договорном) характере правовых и нравственных норм, а также религиозных представлений, софист Критий пришел к выводу о религии как выдумке умного законодателя (88, В 25 ДК). Согласно Критию, религия была введена в качестве дополнительной меры к законам. Так как закон в силах воспрепятствовать лишь совершению явных несправедливостей, мудрый законодатель заменяет истину полезной ложью и убеждает людей в бытии всевидящего и всеслышащего существа, карающего за несправедливые поступки и деяния; внушив страх перед божеством, мудрый законодатель помещает выдуманное существо бога на небо, где сверкание молнии, удары грома, дождь, звезды, восход и заход солнца пленяют воображение людей и вселяют в их сердца постоянный трепет.

Хотя теория познания Протагора страдала односторонностью (не выходила за рамки психологии и психологизма, то есть ограничивалась описанием ощущений и восприятии субъекта, его переживанием), тем не менее, она была значительным завоеванием теоретической мысли. Тезис Протагора о человеке как «мере» вещей представлял собой открытие человеческого индивида, конкретной и неделимой индивидуальности (личности). Не будет чрезмерным преувеличением, если мы скажем, что, подобно тому как Левкипп и Демокрит в области космогонии провозгласили атомы теми далее неделимыми частицами, из которых состоят все вещи, Протагор в области антропологии признал отдельных индивидов теми «атомами», из совокупности которых образуется общество, человеческий коллектив. [2]

Внимание Протагора и софистов было направлено на отдельных индивидов и на многообразие форм общественной жизни — на пестрое разнообразие обычаев, нравов и укладов жизни людей, на подвижный и изменчивый характер общественных явлений. Все неизменное и постоянное было объявлено фикцией. Они объявили фиктивными и всякие общие определения и понятия. С этой точки зрения нельзя говорить, например, о сущности человека вообще. Поиски «человека вообще» («универсального» человека философов) были признаны бесполезным занятием. Таким же занятием они провозгласили поиски «истины вообще», «справедливости вообще» и чего бы то ни было «вообще». По логике рассуждений Протагора и его последователей, бессмысленно предполагать существование отвлеченной истины, истины как таковой, как абстракции (т. е. безотносительно к живому человеку и конкретным народам, независимо от их стремлений, интересов, нужд в данное время и в данных обстоятельствах). В терминах же современной философии сказанное означает: абстрактной истины нет, истина всегда конкретна. Высказанное относительно истины полностью применимо и к представлениям (оценкам) людей о справедливом, прекрасном и тому подобном.

Софисты довольно убедительно обосновали свой релятивизм и субъективизм в поразительном расхождении моральных (эстетических и т. п.) оценок и правовых норм разных обществ, стран и народов, утверждая, что бессмысленно говорить о добре и зле, справедливости и несправедливости, о похвальном и позорном и т. п. безотносительно к людям, народам и государствам. Тем самым ставилась под сомнение правомерность поисков какого бы то ни было морального (правового, эстетического и т. п.) определения, объявлялась тщетность любого разграничения противоположностей (истины и лжи, добра и зла и т. д.).

Очевидно, что логика рассуждений Протагора и софистов вела их к полному релятивизму во всех областях знания и культуры, ибо их индивидуалистическая установка в понимании общества и общественной жизни дробила общество на отдельные «атомы», выдвигала на первый план индивидуальное, специфическое и особенное, при этом забывалось общее (всеобщее), объявляемое фикцией.

Против индивидуализма, субъективизма и релятивизма софистов со всей решительностью выступил Сократ, но с позиций, существенно отличающихся от позиций широкого круга его сограждан. Глубокая пропасть, разделявшая софистов и Сократа, казалось бы, исключала наличие элементов общего в их воззрениях. Однако это не совсем так. Достаточно сказать, что и для софистов, и для Сократа фундаментальной проблемой философии стала не космологическая, как у их предшественников, а антропологическая проблема, не мир и миропорядок, а человек и его жизнь. Все натурфилософские (космологические и онтологические) проблемы были объявлены ими второстепенными и мало значащими. «Чему можно научиться у деревьев?» — спрашивает Сократ (Платон. Федр. 230 с). Софисты и Сократ не разделяли представления своих предшественников о человеке лишь как о части космоса; они провозглашали человека центром мироздания. Можно сказать, что тезис Протагора о человеке как «мере» всех вещей в известном смысле разделяется Сократом. В конечном счете, общим для софистов и Сократа является то, что они ориентировали философию на постановку вопроса о сущности человека, его месте и назначении в мире. Этим они как бы «гуманизировали» философию, поставили перед ней гуманистические цели и задачи. Но за этой общностью понимания главных целей и задач философии кроются принципиальные разногласия. Прежде всего, они касаются трактовки понятия «человек». Ясно, что заслуга софистов в истории философской мысли состоит в открытии ими роли субъекта и субъективного момента в познании. Однако приоритет, отдаваемый ими субъекту перед объектом (и связанная с этим абсолютизация субъективного момента), приводил их к отрицанию возможности какого бы то ни было объективного знания, более или менее единого понимания объективно данного, реально существующего.

Софисты, имея в виду отдельного индивида, указывали на различия между людьми. Софист Горгий заходил в этом отношении столь далеко, что говорил о невозможности единого понимания какого-либо предмета разными лицами, находящимися в различных условиях. Он считал, что выраженный данным термином единый предмет, составляющий единое содержание мысли, в процессе его восприятия людьми распадается на множество содержаний мысли и теряет свое единство. С этой точки зрения предмет не будет тождествен себе и для одного и того же человека, ибо в разное время и в разных условиях его возможности и способности восприятия будут разными.

В отличие от софистов Сократ был убежден, что при всем многообразии людей, при всем различии их образа жизни, поведения и переживаний всегда имеется нечто, что объединяет их и может быть выражено единым понятием или идеей. Стало быть, разные лица могут иметь единое понимание чего-либо. Так, если, скажем, речь идет о добродетели и множестве ее проявлений, то вполне возможно говорить о единой добродетели самой по себе, безотносительно к ее частям (проявлениям). В диалоге Платона «Протагор» (329 d и сл.) Сократ говорит, что существование добродетели как единого целого аналогично существованию человеческого лица, которое связывает в единое целое свои части: рот, нос, глаза и уши. Как бы ни различались по виду и функциям части лица и как бы они в чем-то ни были сходны, взятые в отдельности, они не составят всего лица. Лицо есть нечто общее, единое и цельное; оно неразделимо на части, хотя и состоит из частей. Оно объединяет части, охватывает их все и образует из них целое.

По мнению Сократа, аналогичное можно сказать и о добродетели. Она имеет множество проявлений: мужество, справедливость, благочестие, сдержанность и т. д. Но это еще не дает права расчленять единую добродетель на множество кусочков (на множество ее проявлений) и отрицать существование добродетели как целостности или структуры, говоря современным языком. Единство добродетели как целостности и составляет единое содержание мысли, тождественное содержанию понятия в процессе рассуждений разных лиц в разных условиях о добродетели. Сказанное может быть отнесено и к таким понятиям, как истина, прекрасное, справедливое и т. д.

Существенными были также различия в отношении Сократа и софистов к мифу, к мифологическим образам и преданиям. Софисты стремились к аллегорическому истолкованию мифов, пытались найти в мифических представлениях разумный смысл. Так, согласно Продику, религиозно-мифологические образы богов возникли в результате обожествления всего того, что полезно человеку: древние люди обожествляли солнце, луну, реки, источники и вообще все, что поддерживает жизнь человека; по этой причине богиней земледелия была Деметра, богом вина — Дионис, воды — Посейдон, огонь отождествлялся с Гефестом.

Считая попытки интерпретировать мифы о богах и героях бесполезным занятием, Сократ призывал обратиться к исследованию самих себя с тем, чтобы выяснить, каковы люди по своей природе и назначению, каков человек по своей сути и чего вообще он стоит (Платон. Федр. 230 а). Этот вопрос Сократ считал единственно важным и серьезным, таким, по сравнению с которым все остальные теряют свою ценность. Метод, предложенный Сократом для решения этой фундаментальной проблемы, есть метод самопознания. Так понимал и истолковывал один из важных моментов учения Сократа его гениальный ученик — Платон.

ПРИМЕЧАНИЯ
2. Разумеется, простая совокупность «атомов» не составляет еще целостности в природе или обществе, но, с другой стороны, и никакая целостность невозможна без совокупности составляющих элементов. назад

Античная философия софистов кратко

Философия софистов появляется в очень интересный период в истории Греции. Это эпоха господства так называемой античной демократии, когда судьбы городов-государств часто решались на площадях. Древнегреческие полисы – специфические республики со своим автономным управлением – включали в себя жителей главного города и близлежащей сельской местности. Во время решения важных для государства проблем жители приходили на народные собрания. Огромную роль играли суды, где нужно было отстаивать свою точку зрения. Умение красиво и убедительно говорить, а также вести за собой других людей, сделалось очень важным и насущным. Именно в подобных условиях и появляются учителя жизни и мудрости.

Софисты, философия (кратко) и происхождение термина

Само это название традиционно для греческого дискурса того времени. Недаром термин «философия» означает любовь к мудрости. Но что характерно именно для этой школы? Само название не ново. В древнегреческом языке словом «софистес» определяли людей, досконально знающих и умеющих что-либо делать. Так могли назвать и художника, и хорошего мастера, и мудреца. Одним словом, знатока. Но с пятого века до нашей эры этот термин сделался одной из основных характеристик явления, известного нам как античная философия. Софисты были знатоками риторики.

Смысл обучения

Умение говорить убедительно — это одно из главных искусств античной демократии, жизненно важных для того, чтобы сделать общественную карьеру. Развитие навыка логически и правильно излагать свои мысли становится основой образования, особенно для будущих политиков. А на первый план выходит красноречие, которое стало считаться царицей искусств. Ведь то, в какую оболочку вы облекаете свои слова, часто служит причиной вашего успеха. Таким образом, софисты стали учителями тех, кто желал правильно мыслить, говорить и делать. Они искали состоятельных юношей, желавших далеко пойти в политическом смысле или сделать иную сногсшибательную гражданскую карьеру.

Характеристика

Поскольку риторика и красноречие были очень востребованы в обществе, то эти новомодные мудрецы стали брать плату за свои услуги, что отражено в исторических источниках. Их оригинальность состоит также в том, что философия софистов практически отказалась от религиозных обоснований своих положений. Да и к чему они им были? Ведь софисты – это практики, обучающие политиков. Кроме того, они заложили определенные основы современной культуры. Например, следя за правильностью красноречия, они разработали нормы литературного греческого языка. Эти мудрецы по-новому поставили вопросы, которыми издавна задавалась античная философия. Софисты также иначе взглянули на многие проблемы, которых раньше не замечали. Что такое человек, общество, знание вообще? Насколько абсолютны наши представления о мире и природе, да и возможно ли это вообще?

Старшие

Софистов, как явление в истории мысли, принято делить на две группы. Первая — это так называемые «старшие». Именно к ним относятся все основные достижения, приписываемые данному философскому направлению. «Старшие» были современниками многих других великих мудрецов. Они жили во времена пифагорейца Филолая, представителей Элеатской школы Зенона и Мелисса, натурфилософов Эмпедокла, Анаксагора и Левкиппа. Они представляли собой скорее набор методик, а не какую-то единую школу или же течение. Если попытаться охарактеризовать их в целом, то можно увидеть, что они являются наследниками натуралистов, поскольку пытаются объяснить все существующее рациональными причинами, указать на относительность всех вещей, понятий и феноменов, а также поставить под вопрос основы современной им морали. Философия софистов старшего поколения разрабатывалась Протагором, Горгием, Гиппием, Продиком, Антифонтом и Ксениадом. О самом интересном мы попробуем рассказать подробнее.

Протагор

Об этом философе известно больше всего. Мы даже знаем годы его жизни. По некоторым сведениям, он родился в 481 году до нашей эры, а умер в 411. Он родился в торговом городе Абдеры и был учеником знаменитого Демокрита. Мышление последнего оказало значительное влияние на Протагора. Учение об атомах и пустоте, а также множественности миров, постоянно гибнущих и возникающих вновь, он развил в идею об относительности вещей. Философия софистов с тех пор стала символом релятивизма. Материя преходяща и постоянно изменяется, и если что-то гибнет, то иное приходит на его место. Таков наш мир, утверждал Протагор. Так и со знанием. Всякому понятию можно дать противоположное толкование. Известно также, что Протагор был автором атеистического сочинения «О богах». Оно было сожжено, а сам философ обречен на изгнание.

«Младшие»

Этих мудрецов очень не любила классическая античная философия. Софисты представали в изображении ее мэтров хитрыми лжецами. «Учителя мнимой мудрости», — отзывался о них Аристотель. Среди этих философов можно назвать такие имена, как Алкидам, Трасимах, Критий, Калликл. Они исповедовали крайний релятивизм и пришли к выводу о том, что понятия добра и зла практически не отличаются друг от друга. То, что может быть хорошим для одного человека, плохо для другого. Кроме того, людские установления очень сильно отличаются от природных законов. Если последние незыблемы, то первые сильно разнятся, в зависимости от этноса и культуры, и являются чем-то вроде соглашения. Поэтому наши представления о справедливости часто проявляются в господстве права сильного. Мы делаем людей рабами, но ведь все люди рождаются свободными. История оценила по достоинству их учение. Например, Гегель заявил, что эти мудрецы много сделали для рождения диалектики.

О человеке

Еще Протагор объявил, что люди являются мерилом всего. Того, что существует, и того, чего нет. Потому что все, что мы говорим об истине – это всего лишь чье-то мнение. Проблема человека в философии софистов предстала именно как открытие субъективности. Похожие тезисы развивал и Горгий. Этот мудрец был учеником Эмпедокла. По данным античного автора Секста Эмпирика, Горгий выдвинул три положения. Первое из них было посвящено тому, что ничего не существует на самом деле. Второе гласило, что если что-то и есть в реальности, то познать его невозможно. А третье было итогом первых двух. Если мы смогли доказать, что нечто существует, и его можно познать, то передать наше представление о нем в точности совсем нельзя. «Учителя мудрости» объявили себя космополитами, поскольку считали, что родина человека там, где ему лучше всего. Поэтому их часто обвиняли в отсутствии местечкового полисного патриотизма.

О религии

Софисты были известны насмешками над верой в богов и критическим отношением к ним. Протагор, как уже было сказано выше, не знал, действительно ли существуют высшие силы. «Вопрос этот для меня неясен, — писал он, — а человеческой жизни не хватит, чтобы его до конца исследовать». А представитель «младшего» поколения софистов Критий получил прозвище безбожника. В своем труде «Сизиф» он объявляет всякую религию выдумкой, которой пользуются хитрецы, чтобы навязать глупцам свои законы. Мораль вовсе не установлена богами, а фиксируется людьми. Если человек знает, что за ним никто не следит, он с легкостью нарушает все установленные нормы. Философия софистов и Сократа, который тоже критиковал общественные нравы и религию, часто воспринималась не очень образованной публикой как одно и то же. Недаром Аристофан написал комедию, в которой высмеивал учителя Платона, приписывая ему несвойственные взгляды.

Античная философия, софисты и Сократ

Эти мудрецы сделались объектом насмешек и критики со стороны современников. Одним из самых резких противников софистов был Сократ. Он расходился с ними в вопросах о вере в Бога и добродетелях. Он полагал, что дискуссия существует для поисков истины, а не для того, чтобы продемонстрировать красоту аргументов, что термины должны определять сущность вещей, а не просто быть красивыми словами, значащими то одно, то другое. Кроме того, Сократ был сторонниками абсолютности добра и зла. Последнее, по его мнению, происходит исключительно от незнания. Философия софистов и Сократа имеет, таким образом, и схожие черты, и различия. Они были противниками, но в чем-то и союзниками. Если Гегель считал, что «учителя мудрости» сделали многое для основания диалектики, то Сократ признается ее «отцом». Софисты обратили внимание на субъективность истины. Сократ же счел, что последняя рождается в спорах.

Во что превратились софисты

Можно сказать, что все эти разнородные течения создали предпосылки для развития многих последующих феноменов в человеческом мировоззрении. Например, из вышеописанных размышлений о субъективности и влиянии мнения личности на восприятие истины родилась антропологическая философия. Софисты и Сократ стояли у ее истоков. Собственно говоря, даже общественное неприятие, ударившее по ним, имело одну природу. Афинская публика того времени была не очень хорошо настроена по отношению к интеллектуалам и пыталась все уравнивать на вкус толпы. Однако постепенно из учения софистов стала исчезать собственно мудрость. Они все больше упражнялись не в философии, а в умении одинаково хорошо аргументировать разные точки зрения. Их школы сделались литературными кружками, где оттачивали свое красноречие литераторы, а не политики. Софизм как явление угас окончательно после эпохи Аристотеля, хотя в истории были попытки возродить его, в том числе и в древнем Риме. Но эти потуги превращались в чисто интеллектуальные игры богатых людей и не имели ни популярности, ни будущего. Наше современное понимание слова «софизм» исходит именно из этого позднего явления, которое было фактически выхолощено и утратило привлекательность, свойственную его основателям.

Вопрос 9 (Софисты и сократ)

Софист — (греч.) знаток, мастер, мудрец. Для них был важен не поиск истины, а разработка теории красноречия и спора. Платон писал, что в судах истину не ищут, необходима только убедительность.
Софисты не представляли собой единой группы ни по социально-политической ориентации (например, Протагор тяготел к рабовладельческой демократии, а Критий был врагом демократии), ни по отношению к предшествующей древнегреческой философии (Протагор опирался на идеи Гераклита, Горгий и Антифонт — на идеи элейской школы и т.п.), ни по их собственным философским идеям. Можно выделить некоторые общие черты философии С. — перемещение философских интересов из сферы натурфилософии в область этики, политики, теории познания.
Протагор (ок. 480 — 410 до н.э). Ему принадлежит: “Человек есть мера всех вещей: существующих, что они существуют, и несуществующих, что они не существуют”. Он говорил об относительности всякого знания, доказывая, что каждому утверждению найдется противоречащее ему утверждение
Горгий (ок. 483-375 до н.э) в своем труде “О природе” доказывает три положения: что ничего не существует, а если что-нибудь и существует, то оно невыразимо и неизъяснимо. В результате он пришел к выводу, что ни о чем нельзя сказать достоверно
Аристотель писал: “Горгий правильно говорил, что серьезность противников следует убивать шуткой, шутку же – серьезностью”.
Продик (род. 470 до н.э.) проявлял исключительный интерес к языку с точки зрения идентификации совпадающих по смыслу слов, правильному употреблению слов. Он составлял этимологические гроздья родственных по значению слов. Большое внимание уделял правилам спора, приближаясь к анализу проблемы приемов опровержения.
Философия Сократа.
Неоценимая заслуга Сократа состоит в том, что в его практике диалог стал основным методом нахождения истины. Его антидогматизм выражался в отказе от претензий на обладание достоверными знанием. Сократ отрицал и ту хаотичную субъективность софистов, которая превращала человека в нечто случайное, единичное, необязательное даже для самого себя. Он ко всему подходил с иронией. Сократ применял так называемое повивальное искусство, именуемое майевтикой – искусство определить понятия при посредстве наведения. С помощью искусно задаваемых вопросов он выделял ложные определения и находил правильные. Сократ впервые начал использовать индуктивные доказательства и давать общие определения понятий. Сократ прославился как один из родоначальников диалектики в смысле нахождения истины при помощи бесед и споров. Метод диалектических споров Сократа заключается в обнаружении противоречий в рассуждениях собеседника и приведения его к истине посредствам вопросов и ответов. Ядром его философии является человек, его сущность, внутренние противоречия его души. Благодаря этому познание переходит от философского сомнения “я знаю, что я ничего не знаю” к рождению истины посредством самопознания. Сократ возвел свой философский принцип изречение дельфийского оракула “Познай самого себя!”, т.к. увидел что человек “не пуст”. Софисты пренебрегали истиной, а Сократ сделал ее своей возлюбленной.
Рассматривая феномен души, Сократ исходил из признания ее бессмертия, что увязывалось с его верой в Бога.

Протагор и софисты. История философии. Античная и средневековая философия

Протагор и софисты

В V в. в Афинах появилась новая философия, которая полностью отличалась от философии природы того времени. Ее ориентация была гуманистической, а принципиальные позиции релятивистскими. Представителями ее выступали софисты, среди них наиболее оригинальным мыслителем был Протагор.

Софисты, которые первыми выразили в философии но вое направление, не создали философской школы и в целом не были изначально философами. Они были учителями и воспитателями, готовящими к публичной жизни, и этот род деятельности давал возможность объединить между собой достаточно разнородную группу людей. Эти учителя еще во времена Солона практиковали в Афинах, но выдающуюся роль в общественной жизни стали играть лишь тогда, когда в воспитании стали делать акцент на образовании, а не на духовном и физическом совершенствовании, как было до сих пор. В результате потребность в образовании стала повсеместной, а участие в интеллектуальной и публичной жизни общества стало считаться делом чести. Софистам приходилось учить не только молодежь, но и взрослых. Они не только учили их говорить и действовать, но и сами выступали как ораторы и общественные деятели. Софисты выполняли общественные функции, которые в настоящее время поделили между собой публицистика и общедоступные университеты. Софист был «наполовину летописцем, наполовину учителем». Положение обязывало их быть современными людьми и учить в соответствии с духом времени, — отсюда берет начало репрезентативность их взглядов.

Не все они были философами, однако среди них было несколько выдающихся мыслителей, таких как Протагор, Горгий, близкие к элеатам Гиппарх и Продик; большинство же были менее известны; были и те, «кто знал историю и пренебрегал наукой, любители парадоксов и тривиальное тей, консерваторы и радикалы, серьезные философы и случайные люди».

Период деятельности софистов был достаточно долгим и продолжался почти целое столетие. Протагор и Горгий были старше Сократа, и еще во времена Аристотеля деятельность софистов не прекратилась. Временем расцвета софистики было ее начало, время Протагора и Горгия. В то же время им повезло: даже в консервативной и отвергающей образование Спарте Продик и Гиппарх получили признание. Софисты составили интеллектуальную элиту Греции. Великие греческие политики, поэты, ораторы и ученые — Еврипид и Софокл, Исократ и Фукидид — учились у них и искали их расположения и дружбы.

Однако вскоре благосклонное отношение греков к софистам радикально изменилось. Причин было несколько. Аристократическое общество обвинило их в том, что они учат за деньги. В глазах греков это было унижением умственного труда. Консерваторы, в свою очередь, выступили с обвинениями в том, что, обучая, софисты нарушают веру и традиции. Это обвинение софисты могли бы разделить, за малым исключением, со всеми, кто в Греции занимался философией. И, наконец, как с принятой обществом точкм зрения, так и с личных позиций выступил против Платон и боролся с ними, как говорится, не выбирая средств. Он, по видимому, больше всех сделал для того, чтобы принизить роль софистов в памяти потомков: работы софистов не сохранились, нет достаточных свидетельств их деятельности, потомки черпали сведения о них из произведений Платона и смотрели на них его глазами.

Само слово «софист» вначале имело другой смысл: оно обозначало «ученого», затем «псевдоученого»; соответственно термины «софизм» и «софистический» также получили уничижительное значение. Софистика стала синонимом эристики, то есть системы приемов, которые ложному утверждению придавали истинное значение. Образцы такого рода начинаний мы имеем в пародиях Платона и Аристотеля. Правда, что софисты злоупотребляли диалектикой, но этим грешили в то время все: как ученики Сократа, так и сам Пла тон. Однако начало этому злоупотреблению положили Несофисты, а элеаты: они считали, что все можно доказать, создали правила доказательства положений, которые казались наименее правдоподобными. Кроме того, это «антилогическое направление», существовавшее в то время, еще больше дискредитировало себя, поскольку, как правило, доказанное таким образом обвинение в безбожии было направлено против невыгодных, неудобных философов. Софисты если и заслужили это обвинение, то не все, а лишь поздние — эпигоны, которые были ничтожными людьми, память о которых погибла, а это обвинение относили, как правило, к тем, кто был известен и значителен. Только в XIX в. стало понятно это положение вещей, и была предпринята реабилитация софистов. Первым это сделал Георг Грот в своей «Истории Греции».

Протагор обладал наиболее ярко выраженным философским мышлением среди софистов. Он сформулировал философские принципы, во имя которых выступали софисты. Протагор жил приблизительно в 481–411 гг., и если эти даты истинны, то он старше Демокрита и Сократа. Протагор родился в Абдере. Он был первым философом нового стиля: менее исследователем, а более учителем, оратором, популяризатором. Он был законодателем одной из колоний в Великой Греции. В зрелые годы он побывал в Афинах и входил в круг друзей Перикла. Главной его работой была «Полемика об истине и бытии». Кроме того, он написал ряд работ по грамматике, этике и технике. Работа «О богах», которую он прочел в доме Еврипида, была сожжена и вызвала процесс против автора. Желая избежать суда, Протагор покинул Афины и отправился на Сицилию. При переезде он утонул.

Взгляды. I. Новое отношение к науке. Научные изыскания, которые проводили софисты, были иного типа, как по выбору предмета исследования и методу его осуществления, так и с точки зрения целей, которые они перед собой ставили.

1. Выбор предмета исследований. До настоящего времени философы ограничивались лишь исследованиями природы, теперь же наступил радикальный поворот к гуманистическим исследованиям. Гиппарх, историк этого периода, ученый, поэт, политик, техник, занимался также математикой и астрономией, но особенно этнологией, теорией искусства, хронологией, мнемотехникой. Главными предметами исследований софистов в качестве учителей публичной жизни становятся диалектика, риторика, политика и этика. Они исследовали также язык и в этой области имели значительные заслуги: Протагор классифицировал суждения и высказывания (слова), Продик собирал синонимы. В целом можно сказать, что сферой их научных интересов было то, что сами они называли «обычаями» и что мы в настоящее время называем «культурой».

2. Задачи, которые ставились перед наукой. Первые ученые считали их чисто теоретическими, искали знания ради знания, софисты же подчиняли исследовательскую деятельность практическим целям. Они приблизили науку к практическим потребностям и видели ее задачи в удовлетворении этих последних. Протагор — по Платону — определял науку как «практичность в управлении домом и государством, а также наивозможнейшую добротность в действии и слове». Отсюда исходила изначальная слабость позиции софистов, — речь шла не о том, что истинно, а о том, что эффективно, действенно.

3. Выбор метода исследований. На первом этапе развития философии большое значение имел дедуктивный метод; софисты же придерживались положений диалектики, однако она была для них не методом исследования, а методом ведения споров. Если они и проводили исследования, то, как правило, эмпирического характера. Протагор занимал позицию, которую через много веков назвали «позитивистской»: он стремился придерживаться фактов и избегать теоретических построений в науке. От него, повидимому, берет начало древнее понимание научного опыта, трактуемого как: а) наблюдение того, как явления связаны между собой; б) предположение, исходящее из того, что знание одного явления должно нам дать знание о другом. Согласно этой концепции, наука ограничивается лишь подтверждением фактов и связей между ними, а также предсказанием на их основе будущих явлений.

II. Минималистская теория познания. Кроме этих методологических новаций софисты высказывали новые, типичные для своей эпохи взгляды на природу познания. Новым было уже следующее принципиальное положение: в первый период античности философы выступали с максимальными требованиями в сфере познания, добивались от него всеобщности, объективности, истинности, и, вместе с тем, они считали, что человеческое знание этим требованиям соответствует. Сейчас же позиция философов изменилась: теория софистов выражала недоверие к знанию, их мнение о познавательных способностях человека было отрицательным, поскольку они считали, что знание едва ли может выполнить минимальные требования.

Софисты пришли к взгляду на познание, состоящему из следующих четырех пунктов. Вопервых, они утверждали, что мы познаем истину только при помощи чувств, — этим они выражали свой сенсуализм. Затем они говорили, что нет всеобщей истины, поскольку истина для каждого своя, — в этом выражался их релятивизм. Истина одного человека выше истины другого, и только потому, что имеет большую практическую ценность, — в этом выражался их практицизм. Они считали, что истина есть результат договора и что отдельные истины принимаются обязательно всеобщими, — в этом заключался их конвенционализм. Инициатором этой «минималистской» теории познания был Протагор. Состояние источников не позволяет, в любом случае, точно подтвердить, что он делал сам, а что принадлежит его ученикам.

III. Сенсуализм и релятивизм. Вопреки преобладающей рационалистической тенденции, среди греческих философов Протагор был сенсуалистом. Сенсуализм привел его к релятивизму: наше познание относительно, поскольку основывается на восприятии, но восприятие одной и той же вещи у разных людей бывает иным. В чем причина относительности восприятия? Имеет ли она субъективную или объективную природу?

Иначе говоря, содержится ли она в мышлении воспринимающих людей или находится в воспринимаемой действительности? В разуме усматривал ее современник Протагора Демокрит. В то же время Протагор остался верен греческому убеждению в том, что любое познание пассивно и что разум может включать в себя только отражения внешних предметов. А если это так, то причина относительности восприятий должна лежать в воспринимаемой реальности; восприятия являются отражением реальности, и если они относительны, то относительной должна быть и сама реальность.

Такая позиция привела к парадоксальной концепции реальности. «Все, — говорил Протагор, — что есть явление для людей, то существует». Явления разнообразны и относительны, поскольку разнообразна и относительна реальность. Так обстоит дело благодаря тому, что материя, которая является основанием явлений, может принимать различные виды, имеет не единую природу, а множество разных и противоречивых природ; в результате же является всем тем, чем кому-либо объявится. Возможны самые противоречивые суждения о реальности, и все они одинаково истинны: поскольку, как это следовало из позиций Протагора, реальность имеет разнообразные и даже вполне противоречивые характеристики. Протагор был последователен и понимал реальность как не соответствующую принципу противоречивости. Это был единственно возможный результат для мыслителя, который хотел связать крайний сенсуализм с реалистической трактовкой познания. Относительность чувственного познания была перенесена на объекты познания, и релятивизм из эпистемологического превратился также в космологический.

Релятивизм, обоснованный Протагором, имел антропологическую окраску. Его лозунг был: «Человек есть мера всех вещей». Так звучит единственное выражение, дошедшее до нас из его главного философского труда. Это означает, что в каждом отдельном случае ответ правилен и зависит от того человека, который его дает. Поэтому вполне можно допустить, что мы получим высказывания об объекте, противоречащие друг другу. Протагор собрал в специальную работу такие «антилогии». Эта работа погибла, но ее хотя бы частично возместила другая работа «Двойственные утверждения», которая была написана неизвестным софистом, продемонстрировавшим в стиле Протагора относительность взглядов на то, что является добром и злом, истинным и ложным. Например, болезнь является одновременно благом и злом; она зло для больного и благо для врача.

IV. Практицизм. В соответствии с убеждением софистов в том, что противоположные мнения могут быть одинаково истинными, было вполне естественно, что они отдавали предпочтение истинам, которые были жизненно удобны. При признании или отрицании мнения мерой истинности была для них практическая точка зрения. Применял ее для достижения истины, как нам кажется, сам Протагор.

Здоровому человеку еда кажется сладкой, а больному — горькой; поэтому здоровый не умней больного и не имеет более положительного отношения к еде, но он находится в более выигрышном положении, поскольку ему еда более приятна. Неосознанно, говорит Протагор, называя некоторые утверждения истинными, он называет одни лучшими, чем другие, ноне более истинными. Утверждения равно истинны, но поскольку одно из них лучшее, то необходимо придерживаться лучшего. А кто подчиняется худшим утверждениям, тот должен таким образом управлять разумом, чтобы поменять их на лучшие. Мудрыми являются те, кто достигает этого перехода: лекарь добивается этого при помощи лекарства, а софисты — при помощи понимания. На самом деле, то, что кому-то удается лучше, — есть лучшее для него, но мудрец может сделать так, что это утверждение не будет досадным и станет приятным.

V. Конвенционализм был дальнейшим следствием релятивизма. То обстоятельство, что среди относительных истин некоторые признаются людьми обязательными, может быть только результатом договора. В частности, софисты были склонны признать конвенционально обязательными взгляды на язык, право, мораль, религию. Это их наиболее типичный взгляд.

В эпоху, когда начали специально заниматься человеческими делами, сразу заметили, что не все из них соответствуют «природе», что многие из этих дел имеют своим источником решения и «договоры» между людьми. Издавна поэт Пиндар и историк Геродот, видя несоответствие во взглядах греков, утверждали, что «договор властвует над всеми людьми»; Архелай, ученик Анаксагора, противопоставлял природу и договор, и с этой точки зрения писал о прекрасном, справедливости и праве. Но, по большому счету, противопоставление природы и договора появилось у типичных представителей эпохи — софистов.

Происхождение условности человеческих действий они понимали достаточно разнообразно: одни считали конвенциональными взгляды, господствующие среди людей, как созданные и навязанные сильными для использования слабых, другие же усматривали в них хитрый умысел слабых для защиты от сильных. Обе концепции связал Критий, прославленный политик, воспитанник софистов, который говорил, что закон обязательно является результатом деятельности большинства слабых, религия же — выдумкой сильного властителя для того, чтобы властвовать над толпой.

Софисты не отрицали, что существуют также и «законы природы», однако понимали их достаточно своеобразно. А именно, под «законом природы» они понимали, как правило, право сильного. Среди софистов были и такие, которые, кроме условности культурных норм, провозглашали лозунг возвращения к природе или к власти силы. Тразимах, чей карикатурный образ создал Платон в «Государстве», отбрасывал как чисто условные моральные и религиозные нормы, а Каликлес, герой платоновского «Горгия», отрицал такое понятие, как «мораль толпы», и признавал лишь природное право сильного, принципами которого являются сила воли и избавленная от ограничений энергия, а целью — власть и полнота жизни.

Однако существовало среди софистов также и другое направление. Его сторонники считали человеческую культуру условной. Ликофрон, ученик Горгия, считал государство результатом договора, заключенного для гарантии взаимной безопасности граждан, на основе которого индивидуумы отказываются от части своих личных прав в пользу государства. Подобным же образом Алкидам, другой ученик Горгия, также полагал, что закон и обычаи являются результатом конвенции. Но эти софисты отвергали договоры, которые служат чьимто интересам и привилегиям, ценили же лишь такие, которые могут предстать перед судом разума. С этих позиций Ликофрон выступал против преимуществ знатных граждан, а Алкидам — против рабства. Эта группа софистов признавала и первенство договорных отношений над естественными отношениями, поскольку благодаря им вместо силы может возобладать общественная справедливость.

Не только эти софисты-политики, но и софист-философ, каким был Протагор, значительную часть своего жизненного и писательского труда посвятили тому, чтобы в различных областях жизни, где преобладает и должен властвовать договор, этот договор соответствовал устремлениям разума. Протагор стремился изменить обязательное право таким образом, чтобы оно было рациональным, чтобы наказание не было местью за преступление, но предостерегало от дальнейших преступлений, чтобы было рациональным общественное устройство, чтобы оно не мешало, а помогало людям в борьбе за жизнь; у Протагора также шла речь о рационализации я з ык а, чтобы он функционировал на единой основе, а не в соответствии с двумя основаниями: по смыслу и по форме.

VI. Начала эстетики. Софисты также были первыми среди тех, кто в значительной мере больше, чем другие, занимался эстетикой или, точнее говоря, теорией искусства. В этой области знания пионером был не Протагор, а Горгий. Теория искусства софистов еще не имела столь широкой сферы, как эстетика Нового времени: понимание искусств греками было более узким, они еще не выработали таких понятий, которые объединили бы в себе как поэзию, так и скульптуру, архитектуру. Греки считали их такими же ремеслами, как ткачество или строительство судов: их общей особенностью было то, что они создают реальные объекты. Поэзия же имеет другой характер, она ничего не создает, кроме слов, и, скорее, похожа на пророчество, чем на ремесло; то же относится и к музыке, которую греки также связывали с поэзией и объясняли ее как одно из пророчеств.

В силу этого эстетика, созданная софистами, была только теорией поэзии, поскольку она была инспирирована сценической поэзией. Она оперировала тремя понятиями: подражанием, иллюзией и очищением. Эстетика софистов имела три главных положения: 1) поэзия не создает реальных предметов, а лишь их словесные подобия, «подражания»; 2) поэзия возбуждает в разуме слушателей при помощи какихто чар иллюзии; слушатели, слыша со сцены о страдании, испытывают такие ощущения, как если бы они на самом деле страдали, как Эдип или Электра; 3) наконец, поэзия вызывает у слушателей быструю реакцию, воспитывает их чувства, и это воспитание, очищение доставляют им наслаждение и радость. Последнее положение напоминает религиозные идеи пифагорейцев и, возможно, у них и заимствовано; остальные положения первой эстетики были уже собственным творчеством софистов, прежде всего Горгия. Со временем из этой эстетики софистов вышли три великие эстетические теории: одна из них основывалась на подражании, вторая — на иллюзии, а третья — на воспитании чувств. Последнюю частично принял Аристотель, применив ее для объяснения природы трагедии. Вторая теория эстетического иллюзионизма развивалась только в период Нового времени. Между тем, теория подражания была воспринята Платоном и Аристотелем и на многие столетия стала ведущей эстетической теорией.

Философское значение Протагора и софистов. Протагор и софисты были теми, кто впервые в центр философских исследований поставил человека, его деятельность и результаты этой деятельности. Протагор создал самостоятельную философскую теорию. После максималистских требований, касающихся познания, которые увлекали греческих философов до него, он первым выступил с теорией познавательного минимализма и заложил основы сенсуализма, релятивизма и практицизма, равно как и конвенционализма. Он был первым греческим философом-релятивистом, и этим определяется его историческое место.

Протагор был уже философом нового типа, поскольку его философия имела иную сферу приложения, чем философия ранних греческих мыслителей. Он уже не занимался созданием системы природы, не занимался и теологией, хотя и написал работу «О богах». Первым предложением в этой работе было: «О богах нельзя знать с уверенностью ни что они есть, ни что их нет; многие обстоятельства мешают мне это знать: неясность самого предмета и краткость человеческой жизни».

Последователи. Протагор оставил значительное количество учеников. Из них Ксениад из Коринфа и Евтидем с Хиоса сделали радикальные выводы из его теоретических положений, вплоть до отрицания возможности познания. Влияние Протагора испытали математик Теодор из Кирены, поэты Еврипид и Софокл, а также лирический поэт Диагор с острова Мелос. Его взглядами воспользовались даже ученики его противника Сократа — Антисфен и особенно Аристипп. В оппозиции к релятивистам находился Сократ, боролся с ними Платон; несмотря на это, позиция Протагора не перестала существовать в Греции: дальнейшее развитие основанного им направления продолжили скептики.

В XIX и XX вв. ряд философов, принадлежавших к позитивистскому и прагматическому направлениям, особенно Лаас в Германии и Шиллер в Англии, опирались на Протагора, почитая его не меньше, чем Платона и Аристотеля. Они называли его действительным основоположником современной философии.

Софисты — античные гуманисты и релятивисты или антропологи и парадоксологи

Кучковский Павел Валерьевич
Омский государственный педагогический университет
аспирант кафедры философии

Kuchkovsky Pavel Valerеvich
Omsk state pedagogical university
postgraduate student department of philosophy

Библиографическая ссылка на статью:
Кучковский П.В. Софисты — античные гуманисты и релятивисты или антропологи и парадоксологи // Гуманитарные научные исследования. 2016. № 2 [Электронный ресурс]. URL: https://human.snauka.ru/2016/02/14270 (дата обращения: 24. 01.2022).

Особой актуальностью в наше время пользуются исследования связанные с философией языка. Мы полагаем, что как раз софисты и были первыми, кто стал заниматься этой важной и интересной темой. В связи с этой нашей догадкой видится необходимым проведение анализа и синтеза их просветительской деятельности охватывающей проблемы действительности и мышления.

Сначала нам необходимо для себя и других четко понять и определить: что же означало слово «софист»? Прекрасный ответ на этот вопрос дает М. А. Дынник: “Само выражение «софист» — «софистес» — значит мудрец, и в Греции выражения «софос» — мудрый и «софистес» — мудрец употреблялись одно вместо другого. Вот почему нужно подойти исторически к самому выражению «софист»: представителей этого направления первоначально называли софистами, имея в виду именно это значение слова. Они были известны как учителя мудрости, и в этом смысле их называли софистами” [1, с. 160]. Результат на удивление прост: «софист» означало «учитель мудрости».

Теперь кратко посмотрим причины способствовавшие появлению наших героев. Пьер Адо описывает Афины времен софистов в качестве центра просветительской активности: “Люди пытливого ума, ученые и учители, отовсюду стекаются в этот город, принося с собой почти неизвестные афинянам прежде способы мышления, которые те далеко не всегда охотно приемлют” [2, с. 27]. И добавляет: “Знаменитые «софисты» V века тоже зачастую люди пришлые” [2, с. 27—28]. Авторы справочного пособия по философии объясняют это так: “Базу софистического мышления составляют общее расширение сферы познанного (например, добытого в общении с другими народами) и плюрализм уже сложившихся философских учений” [3, с. 35]. Эдуард Целлер: “Чем выше и быстрее росло общее образование во всей Элладе и прежде всего в Афинах — средоточии ее духовной и политической жизни, тем сильнее чувствовали те, которые хотели выделиться, потребность в специальной подготовке к политической деятельности. И тем ценнее и неизбежнее должно было казаться преподавание, с помощью которого можно было стать оратором и народным вождем. Навстречу этой потребности явились люди, которых их современники называли мудрецами или софистами (sofoi, sofistai) и которые сами объявили себя таковыми” [4, с. 85—86]. Карл Форлендер в своей «Общедоступной истории философии» писал о софистах и о царившей в их время атмосфере так: “Кто хотел при этом демократическом государственном строе достигнуть власти и влияния, тому надлежало быть подкованным на все ноги, а, главным образом, овладеть искусством речи. СЛОВОМ убеждения и увещания можно было добиться успеха в народном собрании, в совете, перед народным судьей. Этой потребности навстречу пошли СОФИСТЫ” [5, с. 31]. Далее Д. В. Джохадзе указывает на новое по сравнению с предшествующими мыслителями в их философской деятельности: “Однако у софистов вопрос уже стоит не просто об истине, а о формальных способностях человеческого мышления, о его возможностях в деле познания истины и о критериях последней” [6, с. 71]. И как отмечает Б. С. Чернышев: “Самый факт их существования производил впечатление скандала” [7, с. 36]. Получается, что вся Эллада сама ожидала их выхода на историческую сцену! Другими словами, софисты оказались в нужное время в нужном месте, да еще и с нужными способностями! Любопытно для нас, что они явились именно выразителями нового парадоксального или софистического типа мышления. Можно сказать, что эти блестящие учителя мудрости облекли в словесную форму то мыслимое содержание, которое и так уже носилось в воздухе. Также характерно, что их привело в город Богини Истины искаженно воспринятое современниками жгучее желание послужить ЕЙ путем подчинения мысли слову и делу. Софистов интересовала уже не чистая мысль сама по себе, а те возможности воздействия на людей которые дает искусное слово, направленное на достойное дело. Именно преподавание давало им возможность осуществить это. В итоге софисты в корне изменили само понимание истины, существовавшее до них в сторону его усложнения, и поставили вопрос о ее возможности и критериях. Их появление было востребованным, но шокирующим в силу парадоксальности.

Сравним три понимания софистики, высказанные французскими авторами. Андре Конт—Спонвиль в своем «Философском словаре» дает следующее определение: “СОФИСТИКА (SOPHISTIQUE). Образ мышления, отталкивающийся не от истины, а от чего—нибудь другого, либо пытающийся свести истину к чему—либо помимо самой истины. Софистика означает попытку рассматривать истину как одну из многих ценностей, в силу этого зависимую от точки зрения, оценочного суждения либо чьего—либо желания. Слово «софистика» в этом значении принадлежит техническому лексикону и не носит уничижительного оттенка” [8, с. 572—573]. Постмодернистский вариант. Софистка — это техника обоснования правильного, т. е. моего взгляда. Истины в классическом смысле теперь нет, и мнения полностью совпадают с истинами.

Пьер Адо в своей знаменитой работе «Что такое античная философия?» пишет о софистах так: “Духовное движение, которое они представляют, — это одновременно и продолжение традиции, и разрыв с прошлым. Продолжение традиции в той мере, в какой метод аргументации Парменида, Зенона из Элей или Мелисса обнаруживается в софистических парадоксах; продолжение традиции постольку, поскольку софисты стремятся свести воедино все научное, или историческое, знание, накопленное предшествующими мыслителями” [2, с. 28]. Выходит, что софисты одновременно хранители и разрушители наследия. Это само по себе парадокс!

Самое странное определение софистике, пожалуй, дает Барбара Кассен: “Софистика — это то движение мысли, которое на рассветном небосклоне досократовской философии соблазнило и повергло в смущение всю Грецию” [9, с. 5]. Там же: “О нем принято говорить во все более положительных тонах как о релятивистском, прогрессистском, гуманистическом. Красивый антик для знатоков — еще один греко—побочный кусочек, который тем легче включить в традицию, удобную нам” [9, с. 6]. В итоге, предлагает свой подход: “Необходимо взглянуть на софистику как на уклонение от метафизики и заданную со времени досократиков альтернативу классическому направлению в философии” [9, с. 9]. “Оказывается, можно было быть досократиком и думать по—иному” [9, с. 10].Получается, что софистика — свое иное для метафизики.

Таким образом, мы обнаруживаем здесь три различных позиции: (1) софистика — техника обоснования мнения (2) софистика — антиномистика в просвещении (3) софистика — эвристика инвариантная к самой философии

Мы же свою точку зрения раскроем в конце статьи, а пока лишь отметим, что все эти подходы указывают на ее противоречивость (парадоксальность).

Начнем с самого простого — просветительского понимания софистики.

Эдуард Целлер описывает предпосылки появления релятивизма наших философов следующим образом: “Чем больше расширялся кругозор греческого народа, чем больше греки знакомились с чужими странами и с собственным прошлым, с многообразием и изменчивостью законов, государственных устройств, нравов и религий, тем труднее было уклониться от вопроса, что же есть устойчивого в этом изменении, и почему только то, что существует в данное время и в родной стране, должно считаться правомерным. Так называемые софисты являются, таким образом, выдающимися глашатаями и посредниками греческого просвещения V века и разделяют все преимущества и слабости этого положения” [4, с. 87]. Подчеркивается его противоречивость.

Это удивительным образом перекликается и дополняется тем, что сообщает нам о софистах С. Н. Трубецкой: “Первоначально софистом называли всякого человека, посвящающего себя умственное деятельности, или искусного в какой—либо премудрости и учености. Теперь в связи с развивающейся потребностью в общем образовании является новая, особая профессия наемных преподавателей мудрости. Теперь понадобились профессора — преподаватели языка и словесности, философии и риторики, популяризаторы научных знаний, которые делаются проповедниками философского просвещения” [10, с. 237]. И делает вывод, что на всем культурном развитии тогдашней Эллады сказывается “влияние руководящих идей рассудочного просвещения” [10, с. 240]. Прогресс!

А. Ф. Лосев также прекрасно пишет об этом: “О софистах можно сказать даже больше. Они весьма близки сердцу западноевропейских просветителей различного толка, потому что сама греческая софистика, несомненно, есть греческое Просвещение. Если вся досократовская философия есть греческое Возрождение (понимая древнюю мифологию, как греческую архаику и средневековье) с переходом в антитезу рационализма и эмпиризма (в переводе на греческий стиль — это антитеза элеатства и гераклитизма), то софисты — это как раз типичнейшие просветители, то есть скептики, рационалисты, индивидуалисты и анархисты” [11, c. 11]. Здесь просвещение понимается весьма расширительно!

М. А. Дынник в своей монографии «Очерк истории философии классической Греции» дает в целом положительную оценку деятельности софистов качестве просветителей. Посмотрим: “Софисты являются ярчайшими представителями того культурного движения V в. до н. э., которое условно можно назвать древнегреческим «просвещением». Они выступают критически против старых взглядов, старой идеологии, причем особое внимание они обращают не столько на то или иное понимание природы, сколько на понимание общественных отношений” [1, с. 160]. Здесь у него понятие греческие «просветители» практически равнозначно понятию французские «энциклопедисты», не так ли? На наш взгляд такое сопоставление правомерно.

Присмотримся повнимательнее. Вернемся к характеристике софистов: “Они выступали как учителя красноречия, как античные «энциклопедисты» и «просветители». Демократические софисты распространяли новые взгляды особенно в области общественных отношений. Они выдвигают положение о возникновении культуры на основе удовлетворения потребностей; они говорят, что необходимо всю сумму знаний, которые получены в результате культурного развития, распространить в широких массах; они выдвигают мысль, что все люди — сограждане; говорят об условности, историчности социальных отношений, об историчности и условности законов. Более того, у софистов мы встречаем попытку обосновать учение, которое можно назвать античной формой общественного договора. Закону придается человеческий смысл” [1, с. 163]. Еще Б. С. Чернышев интересно характеризует эру софистов: “Мы можем смело ее назвать эпохой греческого просвещения” [7, с. 49]. Также он определяет характерные черты греческого просвещения: (1) рационализм (2) индивидуализм (3) прагматизм (4) релятивизм (5) гуманизм Так мы получаем внушающий уважение образ софистического просвещения! Обратим внимание читателя на поразительную схожесть реконструируемых в этих цитатах установок софистов, с одной стороны, и представителей постмодернистско—деконструктивистско—постструктуралистского направления, с другой, но это — предмет особого исследования, выходящий за рамки статьи.

Далее, по словам С. Н. Трубецкого: “Прежде всего, нужно отметить, что софисты — это новая социальная прослойка, которая выявилась в рабовладельческой Греции V веке до н. э. Софистов можно назвать условно «античной интеллигенцией», причем их целью было распространение и пропаганда передовых философских учений: в этом смысле софисты — «учителя мудрости»” [10, с. 161]. Эти фразы очень напоминают монографию Б. С. Чернышева «Софисты». Можно даже сравнить. Итак: “Вместе с софистикой выдвигается на сцену мировой истории новая социальная группа. Впервые в ясной и отчетливой форме нарождается интеллигенция. Под интеллигенцией мы понимаем особый общественный слой, живущий доходом от умственного труда” [7, с. 32]. И к ним примыкает Г. В. Ф. Гегель: “Имея своей целью это образование и распространяя его, софисты составляли как бы особое сословие” [12, с. 9—10]. Он не использует понятие «интеллигенция» т. к. в то время еще не придумали использовать его применительно к людям. В целом все сходится!

Теперь обратимся к более подробной характеристике специфики того всеобщего или народного образования, которое предлагали греческие софисты.

Начнем с Г. В. Ф. Гегеля. По его мнению, в качестве представителей образования античные «учителя мудрости» сильно отличались от современных преподавателей и ученых. Читаем: “Софисты представляют собой прямую противоположность нашим ученым, которые стремятся лишь к знаниям и исследуют то, что есть и было. Наши ученые профессора постольку куда невиннее софистов, однако, за эту невинность философия не даст ни гроша” [12, с. 8]. С. Н. Трубецкой продолжает про софистов, что это были “новые профессора, сделавшие себе ремесло из мудрости” [10, с. 238]. Это пересекается с тем, что писал Б. С. Чернышев: “Софист похож и не похож на современного профессора” [7, с. 32]. Карл Форлендер сообщает нам: “Слово «софист» означало первоначально — учитель в какой—нибудь области искусства, особенно в знании, приблизительно тоже, что означает современное слово «ученый»” [5, с. 31]. Читаем у Бертрана Рассела: “Слово «софист» не имело вначале отрицательного значения. По смыслу оно было равнозначно слову «преподаватель»” [13, c. 104]. Выходит, что софисты в древнегреческой системе образования занимали то место, которое сегодня принадлежит преподавателям «высшей школы». Однако понятно, что условия были иными.

Попробуем все—таки выяснить, в чем же заключалось это самое различие.

Зададимся таким вопросом: Почему же их образование было платным? Карл Форлендер излагает так: “В этот период «софистами» называли преимущественно тех людей, которые за определенную плату произносили речи в общественных местах и для частных лиц (граждане Греции очень любили слушать речи)” [5, с. 31—32]. Пьер Адо: “Они предлагают, за соответствующее вознаграждение, различные учебные курсы” [2, с. 29]. С. Н. Трубецкой пишет так: “Софисты стремились, прежде всего, привлекать учеников, так как они жили гонораром” [10, с. 238]. Также можно привести цитаты Бертрана Рассела из его знаменитой «Истории западной философии», в которых он показывает наших философов в качестве античных просветителей. “Софистом был человек, который добывал средства к существованию, передавая молодым людям определенные знания, которые, как тогда думали, могли быть им полезны в практической жизни. Так как общество не обеспечивало подобного образования за общественный счет, то софисты учили только тех, кто имел собственные средства или у кого родители располагали такими средствами” [13, c. 104]. Г. В. Ф. Гегель: “Софисты занимались преподаванием как промыслом, должностью и заменяли собою школы” [12, с. 9—10]. Ситуация начинает проясняться. В Греции того периода отсутствовала та социальная система, которую мы называем теперь «высшим образованием». Это означает, что государство поддерживало лишь обычные схолы и гимнасии, а более глубокие знания добывались индивидуально философами и учеными. Так, софисты посягнули на существовавшую элитарность знания, заменив ее становящейся элитарностью образования. Произошла демократизация знания.

Следующий интересующий нас пункт: Что они собственно преподавали? Как пишет Г. В. Ф. Гегель: “Софисты давали уроки мудрости, преподавали вообще науки: музыку, математику и т.д., и это даже было их первой задачей” [12, с. 10]. Пьер Адо: “Они преподают вообще все, что помогает человеку обрести широту кругозора, которая всегда покоряет аудиторию, или, иными словами, общую культуру: сюда входят как естествоведение, геометрия, астрономия, так и история, обществознание, теория права” [2, 29]. Карл Форлендер сообщает нам, что софисты выступали с публичными лекциями и дополняет: “Они в этих речах распространяли элементарные знания”[5, с. 32]. С. Н. Трубецкой: “Софисты учили решительно всему на свете: физике, астрономии, математике, красноречию, археологии, поэтике — всем искусствам и наукам” [10, с. 240—241]. Они — энциклопедисты и просветители! Сейчас это кажется поразительным, но тогда в этом была потребность времени.

Также важный для нас момент: С какой же целью они все странствовали?

Г. В. Ф. Гегель: “Они странствовали по городам Греции и давали образование ее молодежи” [12, с. 10]. С. Н. Трубецкой: “С этой целью они странствовали, читали публичные лекции” [10, с. 238]. Карл Форлендер: “Софисты странствовали из города в город и занимались обучением образованной молодежи (по—теперешнему, студентов)” [5, с. 32]. Опять же, существо дела заключалось в отсутствии высших учебных заведений и наличии потребности в высшем образовании. Кроме того, им нравились путешествия.

Очередной показательный фактор: Зачем им было привлекать внимание?

Пьер Адо: “А чтобы привлечь слушателей, делают себе рекламу, выступая с публичными лекциями, демонстрирующими их познания и способности” [2, с. 29]. С. Н. Трубецкой: “Софисты давали риторские представления, выставляли напоказ свое умение, свое красноречие и познания. Они стремились к внешнему успеху и для достижения его нередко прибегали к внешним средствам — главным образом к риторике и к рекламам, иногда не брезгуя и грубыми приемами, например, пурпурное облачение” [10, с. 238]. Б. С. Чернышев: “Софисты прибегали к рекламе. Нас не шокируют развешенные всюду на стенах афиши. Софисты пускали в ход другие средства. Во времена Исократа за ничтожную сумму — несколько драхм — они обещали сделать из своих учеников мастеров на все руки. Учителя красноречия старались поразить не только слух, но и зрение. По примеру своих предшественников рапсодов одевались в пурпурные одежды. По условиям тогдашнего времени, рекламирование с их стороны, было делом вполне понятным и позволительным” [7, с. 39]. С одной стороны, они продолжали традицию рапсодов, а с другой, никто ведь не обеспечивал им аудиторию. Кроме того, это же считалось нормой и грекам очень нравились такие спектакли демонстрации.

Дальнейший этап рассмотрения: Чем они вызывали интерес у молодежи?

Т. Ф. Брентано: “Никогда поколение философов и ораторов не имело представителей более блестящих, слушателей с более гибким умом, судей более тонких и разборчивых. Энтузиазм, возбуждавшийся ими, не имел границ: им воздвигали статуи, их осыпали богатствами; они явились вдруг как бы царями мысли и именно в городе Минервы, который были самыми многочисленными учениками, они играли первостепенную роль и имели величайшее влияние” [14, с. 23—24]. С. Н. Трубецкой отмечает, что софистам сопутствовали “громадный успех и популярность” [10, с. 238]. Это выражалось в том, что, по его словам: “Афинские юноши, литераторы, политические деятели способны проводить целые дни в беседах и словопрениях, слушая проезжих софистов. На улицах, в гимназиях за ними ходят толпы, и к множеству празднеств, развлечений, состязаний и зрелищ, которыми наполнялась афинская жизнь того века, присоединяются словесные представления виртуозов речи — новый агон, или состязание атлетов слова или диалектики” [10, с. 240]. Далее идут не менее любопытные замечания Бертрана Рассела: “Именно богатые главным образом и воплощали в себе то, что известно нам как эллинская культура; они имели в своём распоряжении образование и досуг, путешествия же в значительной мере сгладили их традиционные предрассудки, а время, которое они проводили в спорах, отточило их ум” [13, c. 105]. Получается, что софисты были популярны именно у молодежи как наиболее прогрессивной части общества. Привлекали их оригинальность, свежесть идей, широта охвата тем для бесед, знание тонкостей словесного выражения мыслей, способность разобраться в любом запутанном деле, яркость произносимых речей, смелость высказываемого против традиции. Они саму агональность греческой культуры перевели на словесный уровень!

И итоговая точка исследования: Какова же сущность этого образования?

Г. В. Ф. Гегель: “Люди, как полагали тогда, должны быть образованными в своих представлениях, определяться к действию в своих отношениях уже не только оракулом или нравами, страстью, минутными чувствами, а мышлением, — как и вообще Целью государства является всеобщее, под которое подводится особенное” [12, с. 9]. Про образование он писал следующим образом: “Образование предполагает, что мы знакомы с всеобщими точками зрения, связанными с каким—либо действием, происшествием и т.д., предполагает, что мы формулируем точки зрения и, следовательно, суть дела в общем виде, чтобы осознавать то, о чём идёт речь” [12, с. 11]. “И в самом деле, в образованном человеке или народе раньше всего бросается в глаза уменье хорошо говорить или, рассматривая предметы, брать их с многих сторон” [12, с. 12]. “Уменье, которое должно было быть достигнуто с помощью софистов, заключалось также в том, что человек научался иметь в виду многообразные точки зрения и непосредственно вызывать в уме эти богатства категорий, чтобы рассматривать согласно им какой—нибудь предмет” [12, с. 12]. Согласно трактовке Г. В. Ф. Гегеля, образование — это способность всеобщее подводить под особенное!

Пьер Адо: “До сих пор молодых людей учили доблести, arete, и основным средством воспитания была synousia, т.е. частое пребывание их в кругу взрослых, не предусматривающее какого—либо специального обучения. Софисты же переходят к воспитанию в искусственной среде, которое станет характерной чертой нашей цивилизации” [2, с. 28]. “Таким образом, arete, понимаемая теперь уже как компетентность, позволяющая играть некоторую роль в жизни полиса, может быть предметом обучения, если ученик обладает природными способностями и достаточно прилежен в упражнениях” [2, с. 29]. Пьер Адо считает, что софисты явились прародителями современного образования, в котором способность к познанию ученика развивается через раскрытие всего комплекса взаимосвязанных фактов о каком—либо предмете.

Т. Ф. Брентано: “Трогательное зрелище, напоминающее древнюю трагедию, представляет этот роковой ход мышления; в горячей жажде истины, оно истощает одну за другой лучшие свои способности, обращает свое оружие против самого себя и, от изнеможения и отчаяния, оканчивает самоубийством” [14, с. 13]. “Софисты получили в наследство самую трудную задачу, какая только была завещана когда—нибудь поколению мыслителей, — разъяснить самые противоречивые и незаконченные учения” [14, с. 41]. Теодор Франц Брентано полагает, что их образование было связано с трагической миссией разъяснения и донесения до простых людей самых сложных и запутанных философских концепций. Трагизм здесь заключается в том, что они великолепно справились с этим заданием, но людям не понравился результат этого титанического исследования и они обвинили софистов в распространении якобы собственных разрушительных идей. Иначе говоря, комментаторы вместо благодарности, получили осуждение, которое причиталось настоящим авторам. Мы считаем, что на самом деле софисты были—таки, по—настоящему услышаны: в древности — киниками, киренаиками и мегариками, а в современности — деконструктивистами, постструктуралистами и постмодернистами. Вот так—то!

Тут же уместно процитировать будет С. Н. Трубецкого: “Потребность в высшем образовании, вызвавшая появление софистов как новых «учителей мудрости», отчасти определяла собою и общую цель, и содержание их преподавания. Общее образование есть, прежде всего, литературное, словесное. Далее, общее образование предполагает, прежде всего, формальное развитие ума: образованный человек должен, прежде всего, уметь мыслить и выражать свою мысль. И как ни различны были особенности преподавания отдельных софистов, все они учили своих питомцев «мыслить и говорить». Основной принцип «классического образования» — как формального развития мысли посредством формального изучения языка и изучения словесности — выдвинулся сам собой” [10, с. 241]. С. Н. Трубецкой видит сущность софистического образования, которое он именует «классическим» или «формальным» в овладении приемами формального изучения мысли и слова.

Все это прекрасно описано и дает достаточно определенную картинку! Теперь возьмем иную задачу — осмыслить противоречивость их просвещения. Т. Ф. Брентано говорит нам о том, что софисты прекрасно осознавали двойственность и противоречивость своего положения в современном им обществе и при этом были настоящими героями, стремившимися показать поверхностность и ограниченность принятых среди граждан полиса установок: “Порицание не смущает их, опасность не останавливает. Усвоенное начало должно быть доказано во всей своей силе, противоположные мнения уничтожены в самом источнике своем. Их наивность иногда смешна, их усилия всегда поразительны даже в тех случаях, когда они прибегают к самым детским средствам с целью отстоять правоту своего дела” [14, с. 12]. И далее же пишет: “В учении софистов мы встретим странные утверждения, неосмысленные суждения, бесчисленные ошибки в понимании, игру слов, принимаемую за умственный закон. Но увидим также, что дивное могущество человеческой мысли просвечивает даже в этих крайностях” [14, с. 12]. У них встречаются в результате языкового эксперимента и парадоксы, и паралогизмы и софизмы. Сами эти их методы работы с народом (этносом) и словом (логосом) были противоречивыми (парадоксальными) в виду отсутствия четкости у этих норм.

Также для усвоения сути нашего исследования является принципиально важным то обстоятельство, что софизмы и парадоксы создаются с целью избавить наше сознание от штампов мышления и ввиду этого данные противоречивые суждения обыкновенно выступают в качестве тонких, острых, насмешливых, а также сознательно идущих вразрез с рассудочным пониманием и видением. Парадокс здесь заключается в том, что в ответ на попытки софистов продемонстрировать своим согражданам узость и упрощенность их представлений об окружающем мире, те обвинили в этом же их самих. Абсурдно, но так. Т. Ф. Брентано отмечает, что “в самый блестящий момент истории греческого народа являются софисты” [14, с. 23]. Однако как указывает Б.С.Чернышев при этом “это обстоятельство не исключает внутренней антиномичности в природе самой софистики” [7, c. 34]. Мы это истолковываем в том смысле, что появившись в момент наивысшего культурного подъема Греции, они все же носили внутри себя глубинное противоречие, о котором сказано выше. Странно все—таки, что обожаемые молодежью софисты были презираемы зрелыми. В итоге Б. С. Чернышев формулирует парадокс софистического просвещения: “История любит парадоксы. Только демократия могла породить софистику. И вместе с тем софистика вправе была ей сказать: «Mors tua, vita mea est» (твоя смерть является моей жизнью)! Риторика и софистика подрывали один из столпов, на которых зиждилась демократия — именно принцип равенства” [7, с. 43]. Софистическое обучение развивало во всех обучающихся лишь их природные задатки, а значит дело в том, что люди от природы своей неравны и еще это говорит нам об искусственности самой идеи демократии как таковой.

Следующая же версия интерпретации софистики условно «техническая». Андре Конт—Спонвиль настаивает на ее чисто техническом истолковании, в качестве мастерства в обосновании любого мнения в виду их равнозначности. Такое восприятие софистики характерно только для ситуации постмодернизма. Собственно это возможно, но слишком уж сужает для нас поле исследования.

И последняя разбираемая трактовка софистики. Барбара Кассен пишет: “Уникальность софистики заключается в том, что как исторический факт она уже есть эффект структуры: реальная практика тех, кого называли или кто сам называл себя «софистами», становятся в философии средством обозначения одного из типов иного, нефилософского поведения” [9, с. 6]. “Факт истории, эффект структуры: точка спайки, в которой возникает объект «софистика», есть платонический артефакт, продукт диалога. Сущность этого артефакта состоит всего—навсего в том, чтобы сделать из софиста негативное alter ego философа: его дурное «другое»” [9, с. 7]. “Если софист — это «другое» философа, то, что философия из раза в раз силится изгнать со своей нивы, столь же очевидно, что и философ определяет себя (только и исключительно) как «другое» софиста, то «другое», которое под натиском софистики постоянно вынужденно отступать даже внутри собственной линии обороны” [9, с. 7]. Сравним с тем, что Т. Ф. Брентано выводит: “Софист доводит учение философа до последних крайностей; но развивает его во всех направлениях и всюду, где находит достаточные данные, освещает его новым светом” [14, с. 14]. Разница сразу заметна: у нее путаным образом платоновское диалектическое видение пересекается с гегелевским, а у него определенно преобладает гегелевское. Первый случай описывает нам обозначенное Платоном раздвоение личности у философа, которое представил еще Зенон Китийский — основатель стоицизма. Эта оценка схватывает родство этих явлений, но странно его истолковывает. Второй случай показывает софиста в качестве критика—испытателя философа. И здесь улавливается их близость, но софист изображается лишь просветителем. Дадим слово восторженной женщине: “Софист всегда преувеличивает: он всегда ставит чрезмерные вопросы, всегда выводит философию из себя, заставляет любовь к мудрости преступать границы, которые она себе предписала, и совершать поступки, считающиеся чуждыми ее духу, — она вынуждает ее покидать свои позиции с белым флагом в руках. Софистика есть не что иное, как оператор определения границ философии” [9, с. 8]. “Эту философско—софистическую перцепцию, пожалуй, способно вобрать именно понятие эффекта. Мы говорим об эффекте, с одной стороны, потому что софистика есть артефакт, т. е. эффект философии. Но мы говорим об эффекте и потому, что софистика, будучи только фикцией философии, тем, не менее, то и дело повергает ее в смятение и тем самым, в свою очередь, производит на философию эффект” [9, с. 8]. Сопоставим с грустным мужским: “Он преувеличивает силу доказательств, привязывается к значению слов, анализирует, исследует, утончает естественные формы рассуждения, оспаривает противоположные мнения, ищет ответа на всевозможные возражения; разности, им находимые, становятся неуловимыми, доказательства в пользу защищаемого мнения бесконечными; непосредственное сознание истины в нем затемняется, чувство действительности утрачивается” [14, с. 12]. Софистика есть эффект фикция ограничитель философии? Маловато будет. Или же колоссальный и введший в иллюзию опыт по проверке человеческих способностей охватить все возможные формы и направления мысли. Значит, у нее софистика — это игровая провокация, а у него — декаданс духа. Однако оговоримся, что это совсем не подразумевает оценки женского взгляда как поверхностного, а мужского как глубокого. С нашей позиции, эти приведенные точки рассмотрения софистики, по сути, взаимосвязаны и взаимодополнительны. Все же мы не разделяем такое понимание софистики. По стопам Г. В. Ф. Гегеля, принимаем диалектическую связь, но наша идея идет к тому, что софистика и метафизика (философия) соотносятся как парадоксия и ортодоксия. И только! Интересно, что сейчас можно рассмотреть антитезу философ — софист как создающего новое и повторяющего уже известное и усиливающего его до предела. Или философа и историка философии, лишь копающегося в деталях.

Нами уже достаточно было продемонстрировано представление о софистах как о парадоксологах, осталось рассмотреть их еще как антропологов.

Г. В. Ф. Гегель в своих «Лекциях по истории философии» писал: “Именно софисты стали теперь вообще применять простое понятие как мысль к мирским предметам и пропитали ею все человеческие отношения, так как она теперь осознала себя абсолютной и единственной сущностью и ревниво пользовались по отношению ко всему другому своей силой и властью, карая ею это другое за то, что оно хочет получать признание в качестве чего—то определенного, не представляющего собою мысль” [12, с. 9]. Говоря простыми словами, софисты обратили могущество мысли на человека и его место среди других объектов.

Интересно и оригинально пишет о софистах А.Ф. Лосев, который отмечал положительную роль софистики в истории философской мысли. Приведём несколько его фраз: “Уже теперь становится ясным то обстоятельство, что здесь мы находим не столько голый субъективизм, сколько необычайную жажду человеческого сознания испытывать и переживать все новые и новые ощущения, исследовать жизнь во всей пестроте составляющих ее явлений, упиваться настоящим, зарываться в прошлое и с необычайной остротой ощущений стремиться к будущему. Тайна этого релятивизма заключается в слишком острой жажде жизненных ощущений. Изучая греческих софистов, мы на каждом шагу убеждаемся, что схемы предыдущего космологического периода философии действительно перестали удовлетворять новое и слишком тонкое, слишком беспокойное сознание. Однако софистическая философия и эстетика, как мы сейчас доказали, заключается отнюдь не просто в отмене этих космологических схем. Правильней будет сказать, что эти схемы не столько отменяются здесь, сколько заполняются очень пестрым и капризным материалом. При такой пестроте всего мироощущения действительно рукой подать до полного субъективизма. Однако полная значимость протагоровского принципа — «человек есть мера всех вещей» — заключается отнюдь не просто в субъективизме, но в свободе от слишком неподвижных схем в области мышления и ощущений, а это значит и в дальнейшем углублении уже пройденного этапа чересчур неподвижного космологизма, который теперь уже не продвигал вперед мысль, а, скорее, ее сковывал” [11, с. 26]. Великолепное описание! Антропологическое обнаруживается у софистов в желании прочувствовать все богатство красок и многообразность жизненных впечатлений доступных человеческому духу. Здесь ощущается присутствие восприятия жизни как вечного праздника бесконечного представления. Это сквозное чувство полноты и радости бытия, переливающееся через край, толкало софистов на преодоление всех условностей и схем, сдерживающих поток жизни. Скандальность антропологического кредо софистов — «человек есть мера всех вещей» — завоевывает ума и сердца людей, ведя постепенно к подлинной свободе. «Итак, греческие софисты — это первая ступень самосознания духа, переходившего от объективного космологизма к субъективному антропологизму, причем базой для необходимого здесь индивидуалистического развития служила афинская демократия конца V в. Именно для нее, для ее политически—экономической экспансии и послужила орудием дифференцированная, свободно—инициативная личность, окончательно порвавшая с общинно—родовыми авторитетами” [11, c. 50]. Прекрасно! Субъективный антропологизм (а разве может быть другой?) дает личности возможность цельного развития индивидуальности!

Приведём не менее показательные размышления из уникального справочного пособия по философии, выпушенного в Германии, но имеющего мировое признание: “Тезис «homo mensura» — ядро софистического мышления. Человек всегда живёт в сети слов и мнений. Он — именно «мера всех вещей»” [3, с. 35]. Это показывает нам, что софисты явились первыми антропологами в истории западной культуры.

У трех авторов (Дубко Е. Л., Зубец О. П., Шклярик Е. А.) в статье «Человек в системе природных координат у Демокрита и софистов» просматривается интересная для нас тенденция к рассмотрению софистов в качестве античных антропологов. Читаем: “Неоценим вклад древнегреческой культуры в открытие человека как разумного элемента гармоничного мира, способного делать правильный выбор” [15, с. 99]. Общее положение. По их словам софистический антропологизм “подготовил своеобразный взрыв анархизма, демократизации сознания” [15, с. 101]. Именно софисты “разрушали монолитность полисного сознания и обращали внимание философов именно на человека как элемента универсума” [15, с. 101]. Они выделили антропоса из полиса. Далее: “Софисты были первыми, кто обратился непосредственно к внутреннему миру человека, его психологии, к многообразным проявлениям личности, уже сознающей самоценность, стремящейся действовать, творить, познавать” [15, с. 101]. Выходит, что именно они открыли человека как носителя личностных характеристик, рассмотрели в нем важную психологическую составляющую, включающую мотивы желания мечтания, а также сознающую себя, в качестве начала стремящегося изучать и изменять мир создавать новое. Также: “Приблизив философию к человеку, выделив антропологическую проблематику из натурфилософской, софисты обосновано выдвинули на передний план вопрос о соотношении естественных, природных законов («фюзис») и законов, установленных людьми («номос»)” [15, с. 101]. Совершив антропологический переворот в сознании своих сограждан, они поставили вопрос об искусственности самой жизни в обществе и естественном человеке. Подводят итог: “Через самоуглубление, самопознание и изучение микрокосмоса мудрец достигает слияния с миром, постижения истинного бытия, истинной ценности” [15, с. 102]. Софисты сделали человека предметом философии, т. е. вывели его рассуждения о своей жизни, а точнее ее возникновении, ценности, направленности на уровень философской рефлексии! Теперь же мы ясно видим наших учителей мудрости как первых антропологов!

В заключении рискнем составить совокупную характеристику софистов.

Барбара Кассен: “Они избрали удел профессиональных воспитателей, странствующих чужаков, торгующих своей мудростью, культурой, умениями, как гетеры торгуют своими чарами. В то же время это влиятельные люди, которые умеют убедить судей, переубедить собрание, преуспеть в посольстве, дать законы новому городу, облечь любое дело в демократические формы, — короче говоря, они владеют политическим ремеслом” [9, с. 5—6]. Противоречие! Софисты одновременно были подчинены слушателям и подчиняли их же себе.

У трех выше упоминавшихся авторов четко обрисовывается еще одно противоречие присущее человеку, живущему в обществе, описанное ими: “Основной круг обсуждавшихся софистами вопросов касается причин возникновения нравственности, культуры, политики; и все они рассматриваются через диалектику понятий «номос» и «фюзис»” [15, с. 101]. Далее: “Софисты впервые затронули проблему положительной и негативной нравственной ценности, полагая нравственным следование природным законам, велениям природы как необходимым, самовозникающим врожденным началам, и связывая зло с произвольностью и искусственностью законов общества” [15, с. 101]. Замечательно! Они открыли и нравственную относительность ценностей. Продолжают: “Они фиксируют противоположность «фюзис» и «номос», где природа рассматривается как анархия, т. е. состояние без подчинения, а закон подразумевает насилие” [15, с. 101]. Речь о том, что люди подчиняются законам общества против своего желания. Формулируют проблему: “Двойственность в положении человека обусловлена, по мнению софистов, его принадлежностью, с одной стороны, к полису, где находит выражение общественная, социальная суть человека, а с другой стороны, — к природе, где человек выступает в естественном обличье; и часто подобная раздвоенность лишает человека свободы и полноценного счастья” [15, с. 102]. Фиксируют дуалистичность самой сущности человека. И указывают решение: “Поэтому софисты пытаются примирить, согласовать «фюзис» и «номос»” [15, с. 102]. Они считают, что законы заложены в самом человеке. Это похоже на неустранимое противоречие.

Как пишет Д. В. Джохадзе в своей монографии «Основные этапы развития античной философии»: “Софисты придавали большое значение ораторскому мастерству как способу убеждать и выходить из затруднительного положения при столкновении разных точек зрения. Софисты интересовались тем, как развивать способность быстрого нахождения противоположных мнений для всякого рода утверждений. Этим они достигли высокого уровня в искусстве мышления и речи. Коль скоро софисты обратили серьезное внимание на гибкость отдельных слов, словосочетаний и понятий, то они не только имели прямое отношение к диалектике, но и в определенном смысле сознательно пользовались ею” [6, с. 70]. Эти цитаты показывают нам, что софисты были античными парадоксологами, риториками, эристиками, логиками и диалектиками. Пьер Адо: “Софисты за плату снабжают своих учеников рецептами, как убеждать слушателей и умело выставлять доводы «за» и «против» (искусство словопрения)” [2, с. 28]. Они действительно обучали эристике как необходимому умению для граждан. И тут уже Карл Форлендер добавляет, что обучали наши просветители “главным же образом, правильному мышлению, ораторскому искусству и успешной деятельности в общественной и личной жизни” [5, с. 32]. В Греции того периода успех в любой деятельности был связан с умением грамотно мыслить и говорить. Т. Ф. Брентано: “Это — ум гибкий, проницательный, способный проследить самые возвышенные отвлеченности и мельчайшие наблюдения, самые широкие обобщения и самые тонкие мысли; открытый для всяческих знаний, неутомимый в работе, всегда осторожный, часто скромный он свободно располагает своими способностями и своим словом” [14, с. 14]. Софисты были самыми лучшими из всех возможных наставников в обучении умениям, связанным с использованием слова и мысли.

Из источника коллектива немецких авторов: “Значение софистов: — вразрез с традицией греческой натурфилософии человек становится средоточием философских интересов; — само мышление становится темой философствования; — с этим тесно связана проблема языка, играющая у софистов огромную роль; — критика традиционных моральных ценностей открывает мышлению совершенно новые горизонты и подготавливает развитие автономной, строящейся на авторитете разума, этики. И, наконец, следующий период классической греческой философии немыслим без софистической подготовки” [3, с. 35]. Это все говорит о роли софистов в духе Гегеля как могучей критической силе расчистившей путь для создания подлинного обобщения философии, избавив ее от тупиковых и отживших уже свое идей.

Значит, софисты оказываются: (1) просветителями (2) энциклопедистами (3) интеллигентами (4) преподавателями (5) воспитателями (6) учеными (7) послами (8) законодателями (9) эристиками (10) диалектиками (11) логиками (12) антропологами (13) парадоксологами

В завершении мы хотим сказать, что софисты всегда будут волновать всех изучающих философию тем, что они пошли в разрез с устоявшимися представлениями и их смелость вдохновила на поиски странного в привычном. Их деятельность расширила границы философии и пробудила свободный искренний честный исследовательский дух, идущий к сути через любые преграды. Такой анархизм делает человека и раскованным и рискованным.

Библиографический список

Дынник М. А. Очерк истории философии классической Греции / М. А. Дынник. — М.: СОЦЭКГИЗ, 1936. — 272 с.
Адо П. Что такое античная философия? / Пер. с фр. В. П. Гайдамака. — М.: Издательство гуманитарной литературы, 1999. — 320 с.
Кунцман П., Буркард Ф.—П., Видман Ф. Философия: dtv—Atlas: Пер. с 9—го нем.изд./Худож. Аксель Вайс; Науч. ред. пер. В.В. Миронов. — М.: Рыбари, 2002. — 268с.: ил.
Целлер Э. Очерк истории греческой философии / Пер. с нем. С. Л. Франка, примечания М. А. Солоповой. – М. : Изд—во «Канон+» РООИ «Реабилитация», 2012. — 352 с. — (История философии в памятниках).
Форлендер К. Общедоступная история философии / К. Форлендер. Пер. с нем. П. Виноградской, предисл. Е. Преображенского. — М.: Изд—во «Московский рабочий», 1922. — 316 с.
Джохадзе, Д.В. Основные этапы развития античной философии / Д.В. Джохадзе. — М.: Изд—во «Наука», 1977. — 296 с.
Чернышев Б. С. Софисты. / Б.С. Чернышев. Изд.3—е. — М.: КомКнига, 2010. — 176 с.
Конт—Спонвиль А. Философский словарь / Пер. с фр. Е.В. Головиной. — М.: Этерна, 2012. — 752 с.
Кассен Б. Эффект софистики / Б. Кассен. Пер. с франц. А. А. Россиуса. — М.: Изд—во «Университетская книга», 2000. — 238 с. — (Моск. филос. фонд).
Трубецкой С. Н. Курс истории древней философии / С. Н. Трубецкой. — М.: Гуманит. изд. центр ВЛАДОС; Русский двор, 1997. — 576 с., илл.
Лосев А. Ф. История античной эстетики. Софисты. Сократ. Платон / Худож.—оформитель Б.Ф. Бублик. — М.: ООО «Издательство ACT»; Харьков: Фолио, 2000. — 846 с.
Гегель Г. В. Ф. Лекции по истории философии. Кн.2. 1816-1826. / Г.В. Ф. Гегель. — СПб.: Наука, 1994. — 423 с.
Рассел Б. История западной философии / Б. Рассел — М.: Академический проект, 2009. — 1008 с.
Брентано Т. Ф. Древние и современные софисты: монография / Т. Ф. Брентано — М.: Книга по Требованию, 2013. — 256 с.
Дубко Е. Л., Зубец О. П., Шклярик Е. А. Человек в системе природных координат у Демокрита и софистов // Мораль, общество, личность. — М.: Изд—во Моск. ун—та, 1980. — С. 99—102

Количество просмотров публикации: Please wait

Все статьи автора «antevasin-om»

История и примеры софистики | Кем были софисты? — Видео и стенограмма урока

Софистика: историческая справка

Софистика — понятие, зародившееся в Древней Греции. Они критиковали многих своих современников, а у других философов были серьезные проблемы с их логикой.

Кем были софисты?

Протагор (справа) был выдающимся софистом. Здесь он спорит с другим учителем, Демокритом.

Софист был учителем в Древней Греции, который преподавал за деньги. Известные софисты включают Протагора и Горгия. Софисты считались экспертами и пользовались большим уважением в греческом обществе. В то же время, однако, некоторые общественные деятели считали, что новые идеи и убедительный характер софистов опасны для общества. Например, одна из главных претензий, выдвинутых против Сократа на суде, заключалась в том, что он был софистом, развратившим афинскую молодежь своими новыми идеями.Однако он приложил большие усилия, чтобы отличить себя от софистов.

Основными темами, на которых софисты зацикливались в своих рассуждениях, были различие между естественными действиями индивидов и практиками, которые они переняли через традиции, и вера в то, что истина и этика относительны. Они также сосредоточились на силе языка в дискурсе. Согласно Платону, они утверждали, что человеческая речь является самым мощным инструментом, который может использовать любой человек, и что использование языка может сильно изменить реальность.

Платон и Аристотель, среди других древнегреческих философов, критиковали софистов. Они заявили, что софисты не являются законными философами, поскольку их аргументы несостоятельны. Они дали логике софистов название «софистики» и сказали, что она ниже философии.

Платон был одним из самых сильных противников софистов. Он утверждал, что они были неэтичными и использовали чрезмерную риторику.

Платон утверждал, что софисты притворялись, что знают новые истины, не исследуя полностью допущения, на которых они основывали свои учения.Они слишком много использовали риторику в своих аргументах. Один современный философ, Марина Маккой, заявила, что главная причина неприязни Платона к софистам заключалась в том, что он считал их неэтичными.

Аристотель — философ, отметивший три основные тактики софистов, упомянутые выше. Он утверждал, что софисты настолько придавали силе своей риторики, что недооценивали эффект, который их действия произвели бы на их слушателей. По его словам, они считали, что их знания абсолютны, а значит, они должны быть в состоянии убедить любого из своих слушателей силой своих аргументов.

Резюме урока

Софистика использует ложную логику, обычно преднамеренно, чтобы представить заключение к аргументу. Другими словами, софизм — это ложное утверждение, которое кажется истинным. И термин, и идея софистики происходят из Древней Греции. Софисты были учителями в Древней Греции, которые преподавали за деньги. Основными фокусами их учений были разница между естественными действиями людей и обычаями, которым они следовали из традиции, относительность истины и этики, а также способность языка формировать реальность.

Различают три основных вида софистики:

софистика по случайности
Пример: «Порезать человека острым предметом — преступление. Это делают врачи. Поэтому врачи совершают преступления».
софистика не относящегося к делу вывода
- Пример: «Питер не может выиграть этот футбольный матч. Он недружелюбен и сварлив».
софистика многих вопросов в одном
- Пример: «Как вы можете продолжать уклоняться от уплаты стольких налогов?»

Основными противниками софистов были Платон и Аристотель .Оба они утверждали, что софисты действовали неэтично и использовали слишком много риторики в своих аргументах.

The Sophists — Classics — Oxford Bibliographies

Большинство работ о софистах содержат главы об отдельных софистах и о темах, касающихся софистов в целом, в некоторых работах особое внимание уделяется первым (Kerferd and Flashar 1998), другим — вторым (Bonazzi 2010, Guthrie 1969). , Керферд, 1981 г. и де Ромилли, 1988 г.). Стандартно рассматриваемые софисты включают Протагора, Горгия, Гиппия, Продика, Фрасимаха, Антифонта, Крития и Евтидема.Алкидам, Ликофрон и Ксениад и другие фигуры упоминаются реже либо потому, что их репутация софистов слаба, либо потому, что информация о них слишком скудна. Другие книги (включая большинство работ в разделе «Сборники исходных материалов») состоят в основном из текстов на языках оригинала (греческом или латинском) и / или переводов соответствующих текстов и предлагают краткие отчеты об отдельных софистах. Более короткие общие трактовки, обычно встречающиеся в общей истории философии (Kerferd 1997) и в сериях «путеводителей» или «компаньонов» (Barney 2006 и Gibert 2002), как правило, обсуждают лишь несколько тем.

Барни, Р. 2006. Софистическое движение. В Спутник древней философии . Под редакцией М. Л. Гилла и П. Пеллегрина, 77–97. Оксфорд: Оксфордский ун-т. Нажмите.

DOI: 10.1111/b.9780631210610.2006.00010.x

После краткого введения в историю интерпретаций софистов и связанных с ними проблем Барни сосредоточился на двух вопросах: (1) В какой степени софисты были вовлечены в предложение того, что позднее называть доктринами или теориями? (2) Был ли у софистов общий интеллектуальный проект?

Бонацци, М.2010. Я Софисти . Рим: Кароччи.

(Софисты). Эта важная, но труднодоступная книга, которая пересматривается и переводится на английский язык, дает разумное и новаторское рассмотрение основных вопросов, касающихся софистов: существование и истина, человек и реальность, речь, грамматика, риторика, политика, поэзия и философия, справедливость. и законы, обучающие добродетели, религии и богам.

Гиберт, Дж. 2002. Софисты. В Справочник Блэквелла по древней философии .Под редакцией К. Шилдса, 27–50. Оксфорд: Блэквелл.

DOI: 10.1111/b.9780631222156.2002.00005.x

В этом обзоре рассматриваются четыре вопроса. «Предыстория и источники» обсуждает ограниченность нашей информации о софистах и вопрос о том, кто такие софисты. «Язык и риторика» фокусируется на Горгии после краткого рассмотрения антилогики и диалектики. «Справедливость и нравственность» поднимает темы Протагора и Антифона, а «Релятивизм» исследует интерпретации релятивизма Протагора.

Гатри, В. К. К. 1969. Мир софистов. В г. История греческой философии г. . Том. 3, Просвещение пятого века . У. К. К. Гатри, 3–319. Кембридж, Великобритания: Кембриджский унив. Нажмите.

Полное и всестороннее рассмотрение интеллектуального контекста софистов, тем, которые они рассматривали, и отдельных софистов, это стандартный англоязычный справочник с момента его публикации. Несмотря на то, что он в какой-то степени вытеснен более поздними работами, он остается прекрасным источником информации и разумных интерпретаций.Переиздан в 1971 году в одном томе, The Sophists (Кембридж, Великобритания: Cambridge Univ. Press).

Керферд Г. Б. 1981. Софистическое движение . Кембридж, Великобритания: Кембриджский унив. Нажмите.

В этой революционной книге, чье влияние проявляется во многих недавних дискуссиях о софистах, Керферд представляет исторически обоснованную и философски обоснованную интерпретацию софистов, демонстрируя их важность в свое время и подтверждая их важность как подлинных философов, занимающихся вопросами, относящимися к современная философия.

Керферд, Г. Б. 1997. Софисты. В г. Рутледж история философии г. . Том. 1, От начала до Платона . Под редакцией К. Тейлора, стр. 244–270. Лондон: Рутледж.

Керферд представляет краткое изложение своих последних мыслей по основным темам полемики. Большая часть этой статьи следует за Kerferd 1981, но многие из его взглядов изменились. Обсуждение Антифона в свете фрагмента, впервые опубликованного в 1984 г., особенно интересно.

Керферд Г. Б. и Х. Флашар. 1998. Умри Софистик. В Grundriss der Geschichte der Philosophie . Античная философия . Том. 2.1, Софистик, Сократ, Сократик, Математик, Медицина . Под редакцией Ф. Убервега и Х. Флашара, 1–137. Базель, Швейцария: Швабе.

(Софистический). Обсуждение происхождения и сущности софистики и наиболее важных тем, рассматриваемых софистами, с последующими краткими, но полезными трактовками отдельных софистов (в том числе «малых софистов») и анонимных текстов, связанных с софистическими темами.Содержит обширную библиографию.

Ромилли, Дж. де. 1988. Les grands sophistes dans l’Athènes de Périklès. Париж: Фаллуа.

Эта книга помещает софистов в их социальный, политический, литературный и интеллектуальный контекст и обсуждает их фундаментальный вклад в греческое образование, мысль и культуру. Де Ромилли утверждает, что софисты внесли жизненно важный вклад в преобразование афинской культуры и заслуживают места среди самых важных мыслителей древности.Английский перевод: Великие софисты в Афинах Перикла (Оксфорд: Oxford Univ. Press, 1992.

Что такое софизм? | Неологикон

Афины пятого века, известные как Золотой век Афин, наблюдали расцвет классической греческой философии, в которой доминировал дуэт учитель-ученик Платон и Сократ, два человека, посвятившие себя поиску мудрости, которые неустанно искали объективное знание, кто хотел раскрыть правду, кто посеял семена знаний, которые повлияют на грядущие века.Также в этот период появилось новое поколение искателей, которых Платон презирал и которых мы сегодня называем отрицательными: софистов. В наше время назвать кого-то софистом или сказать, что аргумент софистичен, значит назвать его лживым, бойким и мошенником. Однако, несмотря на то, что эта фигура погребена под клеймом истории, есть еще одна история об этом неоднозначном любителе мудрости.

До того, как слово «софист» приобрело отрицательное значение, оно первоначально произошло от греческого слова «мудрость» σοφός и использовалось для обозначения мудреца или мудреца, такого как Фалес, которого называли одним из семи мудрецов. Мужчины Греции или даже просто ремесленник или ремесленник, который был очень искусным в своем ремесле.Поэтому называться софистом было честью ( σοφιστής ), поэтому учителя быстро приняли это имя, гордясь тем, что несут его славу, распространяя свои знания по землям. Софисты были странствующими учителями. У них не было места, которое они называли бы своим домом, и они переходили из города-государства в город-государство в поисках учеников, останавливаясь на каждом публичном празднике, где они могли собрать толпу и поразить ее своей впечатляющей риторикой, где они могли произносить речи, задуманные привлечь клиентов и сделать их имя известным.Гомперцу софист напомнил ему «наполовину профессора, наполовину журналиста», потому что он, не теряя времени, хватался за новые возможности, искал новую работу, нового студента, в которого он мог бы вложить свои знания.[1] Софиста в начале своей карьеры считали истинным мудрецом, он был удостоен больших почестей и уважаем своими сверстниками за свои обширные области знаний. Публично софист говорил эпидейксисом ( ἐπιδεικτικός ), формой речи, в которой говорящий может продемонстрировать свои способности или похвалить какую-то конкретную вещь; а в частном кабинете софист преподавал посредством диалектики ( διαλεκτική ), той же техники вопросов и ответов, прославленной Сократом.Очевидно, что Софист был легко приспосабливающимся, и, поскольку он всегда был в движении, он смог привлечь большое количество последователей и завоевать такую же репутацию. Однако софисты учили только устами, а не пером, и ни одно из их сочинений не было написано, так как они были созданы с намерением исполняться публично, перед аудиторией, а не наедине, для удовольствия читателя. Тот факт, что ни один из них не основал школу, также способствует отсутствию первоисточников относительно идей софистов.Кроме того, поскольку школ не было и потому что их ученики не были постоянными, не существует записей об учениках. Другие философы, такие как Сократ и Эпиктет, несмотря на то, что они не писали то, чему учили, сохранили сочинения, потому что их ученики, Платон и Арриан, записали их; у софистов, напротив, не было для этого учеников. К счастью для софиста, он смог преуспеть в процветающем интеллектуальном климате, поскольку Афины в то время были центром философской мысли, и они испытали огромный всплеск интеллектуальных поисков, вызванных руководством Перикла.Таким образом, основное внимание уделялось образованию, что идеально подходило для софистов.

Целевая аудитория софистов была избранной: их основными клиентами были молодые, стремящиеся к учебе афиняне, которых было предостаточно. Центральное место в софистической программе занимала политическая добродетель, или areté ( αρετέ ). Как выразился Джагер, «Целью образовательного движения… было не просвещение людей, а просвещение лидеров народа». будущие лидеры, поэтому софисты в афинском образовании рекламировали свое обучение как способ обучения своих будущих лидеров.Перикл был образцом демократического лидерства, поэтому было важно научить молодежь подражать тому, как он правил. Софисты считали, что лучший способ вести за собой людей — это риторика, искусство хорошо говорить ( ευ λεγειν ), убеждение, использование языка в меру своих возможностей. Интересно, что слово «политик» в Древней Греции использовалось взаимозаменяемо со словом «ритор»; они были совершенно синонимами. Поэтому было важно, чтобы хороший лидер учился риторике, особенно когда он молод.Они были настолько преданы своему ремеслу, что софисты считали их учение techné ( τέχνη ), искусством. Для софистов говорить о подготовленных ремесленниках, а преподавание — это ремесло, значит подтверждать, что образование, школа, впервые получили свое значение в Древних Афинах, и этим мы обязаны софистам. Мы находим в Афинах представление о том, что преподавание — это тонкое ремесло, требующее совершенствования и являющееся неотъемлемой частью существования культуры. Помимо риторики, софисты пытались учить как практическим, так и теоретическим вещам, первым — повседневным потребностям, вторым — свободным искусствам.Их познания были так широки, что они учили всему, от естествознания до метафизики, от грамматики до поэзии. По большей части софисты принимали досократовское мышление, но отвергали элейское. Таким образом, космология была популярным предметом, и студентов обучали основам, от Фалеса до Анаксагора. Поскольку преподавались грамматика и риторика, необходимо было преподавать и логику, а это означает, что софисты были изобретателями первоначального тривиума, включающего грамматику, логику и риторику.На их уроках, например, были представлены всевозможные логические задачи и правила, а также они рассказывали о различных ошибках и о том, как их избежать в рассуждениях. Теоретического знания, которому учили софисты, было два типа: фактическое и формальное знание. Фактическое знание, как это и звучит, состояло из общих, обширных фактов, энциклопедических по объему; формальное знание было специфичным, и его целью было не столько обучение, сколько обучение, особенно тому, как использовать знание для критического и практического мышления.Согласно софистам, которые рассматривали преподавание как ремесло, добродетели можно научить. Политической добродетели, areté, а также таким добродетелям, как умеренность и мужество, можно было научить, а не приобретать специально. Обращение к природе обычно ассоциируется с софистами, аргументом, что все естественное — хорошо, все неестественное — плохо. Хотя это не относится к каждому софисту, оно улавливает суть их противоречивых взглядов на природу. Разногласие было между конвенцией ( νομος ) и самой природой ( φύση ), рукотворным законом и законом естественным.Фрасимах считал личный интерес морально правильным и что более сильный лучше, чем слабый; Калликл считал, что наше самосознание — это то, что правильно; а Ямвлих выбрал конвенцию, заявив, что мы должны делать все, что говорят нам законы штата.

После пятого века софизм почти вымер, но он снова возродился в Риме во время Второго софистического периода, который колеблется примерно в 60-230 годах нашей эры. Странствующий учитель был возвращен, и он стал сенсацией в римском -влиял на Грецию, где философия была сильна.Однако важность была перенесена с философии на риторику, и, как пишет Уилл Дюран, «она [философия] была поглощена океаном риторики и перестала думать, когда научилась говорить». философия, основанная на систематическом мышлении и искусстве жить; ее заменила риторика, и речь ценилась выше действия, что знаменовало начало упадка философии в западном мире. Однако не все было так плохо, и кое-что хорошее вышло из Второго Софистика; отсюда, как и ценность образования, возможно, первая защита индивидуализма.Именно в это время мы видели людей, не имеющих настоящих домов, не имеющих ничего, что можно было бы показать за свою работу, путешествующих из страны в страну, живущих за счет того, в чем они были хороши, обучающих тех, кто мог им заплатить; мы видим настоящий индивидуализм — независимые личности пробиваются делать то, что они любят, как если бы это была какая-то древняя американская мечта. Философы-досократы философствовали о природе, космосе и создавали теории о том, что было для них внешним; софисты, с другой стороны, обратились внутрь себя, философствуя о своих ближних.Следовательно, произошел переход от теоретического к практическому, от космологического к гуманистическому, от природы к человеку. Софисты были «эмпирико-индуктивными» в своих методах, исследуя то, что было перед ними, и производя свои теории оттуда, глядя не на звезды, а на общество, которое их окружало, — человечество.[4]

Пока что Софист кажется респектабельной фигурой, ответственной за начало высшего образования, гуманизма и риторики; однако есть и другая сторона истории, которая рисует их в другом, более зловещем свете.Вероятно, самой отличительной чертой софистов было то, как они зарабатывали деньги. Будучи почти бездомным, странствующим учителем, Софист должен был зарабатывать легкие деньги, поэтому он взимал плату за свои уроки. В то время как некоторые софисты были справедливы в своих ценах, большинство из них не были таковыми, оценивая свои уроки до 10 000 драхм, что эквивалентно примерно 10 000 долларов в сегодняшних деньгах. Поскольку цены были такими высокими, только богатые афиняне могли позволить себе уроки, что было невыгодно для бедных и обездоленных. Эти условия усугублялись тем, что Афины были городом-государством с наибольшим количеством судебных исков, а поскольку только богатые люди могли получить уроки логики и риторики, это означало, что они могли легко выиграть.Это не говоря уже о том, что в Древней Греции считалось бесчестным, неблагородным платить за чужие знания. Многие также считали профессионализм скучным и высмеивали софистов за соответствующее проведение своих уроков, упрекая их за частные уроки, проводимые в уединении дома. Сказать, что чьи-то доводы софистичны, — это оскорбление, ибо это означает, что они использовали хитрое, лживое, окольное и благовидное рассуждение. В этом есть смысл, потому что некоторые софисты умели манипулировать логикой, легко побеждая любую из сторон в споре.Обычно, чтобы хвастаться, софисты, а позже и скептики предлагали одну сторону аргумента, представляли свою позицию, а затем немедленно переключались на другую сторону и представляли столь же сбалансированный аргумент. По этой причине проблема судебных процессов была еще хуже, поскольку тяжущихся можно было научить несправедливым логическим приемам, чтобы победить своих противников.

Из критиков софистов Платон является худшим, о чем свидетельствуют многочисленные его диалоги, высмеивающие софистов и выискивающие дыры в их рассуждениях.Одна вещь, которую Платон не одобрял, заключалась в том, что софисты не принимали во внимание объективное знание, вместо этого ища относительное знание, поскольку, согласно софистам, возможно только относительное знание. То, что верно для одного человека, может не быть правдой для другого. Точно так же он издевался над ними за их феноменализм. Платон верил в высшую сферу, мир Форм, в котором существуют все совершенные сущности, в котором пребывает предметное знание; для софистов утверждение, что феноменальный или естественный мир был единственной существующей вещью, было, по мнению Платона, неприятным и достойным презрения.Думать, что этот несовершенный мир был единственной реальностью, считал Платон, безумием и оскорблением объективности. Что касается платы за урок, Платон пошутил, что если плата слишком низкая, это означает, что урок так же бесполезен; и если они были слишком высоки, это означало, что это было возмутительно дорого. Одна из причин, по которой софисты отвергли Платона, заключалась в том, что они очернили Сократа. Сократа считали софистом в его положительном смысле, и он правильно использовал диалектику в поисках истины; но сравнивать его с софистами эпохи Платона было все равно что сравнивать Бога с сатаной — немыслимо, прямое оскорбление.Платон отчасти обвинил софистов в смерти Сократа, поскольку они оставили ему дурную славу, навсегда запятнав его репутацию. Платон называл софистов «антилогичными» и эристичными, так как они искали не фактического знания, а аргументации. Как учитель, так и ученик, Аристотель тоже, следуя по стопам Платона, обратил свое перо против софистов. Он писал, что софисты практиковали «мудрость, которая существует только в видимости» и «то, что кажется философией, но таковой не является». из кажущейся, но нереальной мудрости.”[6] Долгое время Аристотель вел философскую войну против мегарской школы (известной также как эристика), печально известной своими парадоксами и логическими проблемами, в какой-то момент назвав их «софистами», тем самым создав первое официальное использование слово как отрицательное. С этого момента, даже во времена империи, философы стали обвинять друг друга в том, что они «софисты».

Софист — поляризующая фигура, с одной стороны воспитательный герой, с другой — антилогический мошенник.Является ли он тем или иным, история не может решить, так как всегда есть две стороны. В конце концов, хотя мы можем осуждать их, смеяться над их профессиональными манерами, разоблачая их обманчивую логику, мы также должны быть благодарны им за все, что они сделали, за то, что они сделали образование столь же важным, каким оно является сегодня в нашей культуре, за создание trivium, которому мы посвящаем себя на английском языке, за воплощение истинной американской мечты и, прежде всего, за то, что разозлили Платона и Сократа.

[1] Гомперц, Греческие мыслители , Vol.1, с. 414
[2] Jaeger, Paideia , Vol. 1, с. 290
[3] Durant, The Story of Civilization , Vol. 3, с. 489
[4] Copleston, A History of Philosophy , Vol. 1, с. 83
[5] Аристотель, Метафизика , 1004b20-27
[6] Аристотель, Софистические опровержения , 165a22-24

Для дальнейшего чтения:
The Oxford Companion to Classic Civilization Саймона Хорнблауэра (1998 г.)
История древней западной философии Джозефа Оуэнса (1959 г.)7 Пола Эдвардса (1967)
История философии Vol. 1 Фредерика Коплстона (1993)
Краткая история философии Роберта К. Соломона (1996)
Греческие мыслители Том 1. Теодора Гомперца (1964)
История цивилизации Том. 2 Уилла Дюранта (1966)
История цивилизации Том. 3 Уилла Дюранта (1972)
Paideia Vol. 1 Вернера Ягера (1945)

Нравится:

Нравится Загрузка…

Связанные

Специальный выпуск: Древнегреческая софистика и ее наследие

Уважаемые коллеги,

Пишу, чтобы пригласить вас рассмотреть вопрос о подаче оригинального, неопубликованного эссе для специального выпуска Humanities , посвященного теме древнегреческой софистики и ее наследия.

При всем своем почитании логоса и убедительной речи древние греки также испытывали страх перед речью и ее силой воздействовать на душу и мир.Эта логофобия , как называет ее Мишель Фуко, ассоциировалась прежде всего с фигурой софиста, отчасти благодаря полемическим усилиям Аристофана, Платона и Аристотеля изгнать софистов из порядка разумного, этического дискурса. В Облаках , например, Аристофан очищает софистов в горниле своей комической сатиры, чтобы сохранить традиционные афинские благочестия («Сожгите дотла мысли! Выкурите шарлатанов! Испепелите фальшивки!»), а в Горгий Платон посвящает война между философией и софистикой (« polemon » — ее первое слово) с нападением на софистическое мышление, имеющим отголоски и сегодня: искусство софистики ( sophistike ) есть лесть, обман, косметика, придирчивое рассуждение, призрачная мудрость , пустое словоблудие, кулинария в душе и демагогия.В некотором смысле Платон и Аристотель создают философскую дисциплину, отрицая софистику, вызывая в воображении фигуру софиста как своего беллетризованного Другого или «противосущность» ( Gegenwesen (Мартин Хайдеггер)). «Мы нашли философа, — восклицает Теэтет, — пока искали софиста» (Платон, , Софист ). Это зловещий образ софиста как демонического двойника философа, не говоря уже о волке, маге, гоплите, гидре, шарлатане, шуте, придире, кулачном торговце, самозванце, кондитере, всезнайке, сценографе. , хоплогик, скептик, нигилист, атеист, тиран, «отвратительный выдумщик» (Аристофан) и др.— которая сохранилась в европейской философии, литературе и культуре от Древней Греции до наших дней.

В свете этой обличительной речи против софистики одной из самых замечательных тенденций в гуманитарных науках в последние годы стало возрождение научного интереса к древнегреческим софистам и их Nachleben в западной культуре. Хотя слишком много говорить вместе со Стэнли Фишем, что современность — это «старый софизм, написанный аналитически» ( Doing What Comes Naturally ), современность действительно стала свидетелем реактивации софистической мысли, которая бросает вызов ортодоксальным представлениям о софистическом движении и его значении. .Георг Вильгельм Фридрих Гегель, писавший вслед за кантианским разрушением метафизики, был одним из первых, кто признал сверхъестественное присутствие древнегреческой софистики в современной континентальной философии: «Софистика не так уж далека от нас, как мы думаем» (). Лекции по истории философии ). Фридрих Ницше, филолог, внимательно следящий за несвоевременными аспектами древнегреческой мысли, также отмечает родство между современностью и древностью («эпоха софистов — наша эпоха») и утверждает, что «каждый прогресс в моральном и эпистемологическом знании восстанавливал [ restituirt ] софисты»( Nachlass ).Совсем недавно новые методы текстовой и исторической интерпретации — от феминизма и семиотики до психоанализа и Нового историзма — активизировали изучение софистов, продвигая новые прочтения софистических текстов и историю их восприятия. В то же время новые подходы к риторической теории расширили поле софистической практики, охватив все, от софистической логики, действующей в сновидениях и бессознательном желании (Зигмунд Фрейд, Жак Лакан), до софистических компонентов злонамеренных систем искусственного интеллекта и машин лжи. Мика Кларк, Фредерико Пистоно).

Учитывая это возрождение интереса к софистике в современной и современной мысли, в этом специальном выпуске журнала «Гуманитарные науки» делается попытка переоценить феномен древнегреческой софистики и ее наследие, как историческую реальность (софистическое учение и практика), так и литературную и философская фантастика (софист как personnage conceptuel (Жиль Делёз)). Чтобы уловить сложную, многогранную природу софистов, софистики и софистики, я приветствую эссе объемом 6000–7000 слов, в которых выдвигаются новые аргументы о любом аспекте древнегреческой софистики и ее загробной жизни в любой дисциплине, историческом периоде или области социальной практики.Потенциальные темы могут включать, но не ограничиваться следующим:

чтения древнегреческих софистов (Протагора, Горгия, Антифонта, Продика и др.)
софистика и история философии от «досократиков» до наших дней
софистика и драматургия (комедия, трагедия, история и др.)
софистика и литература (эпос, роман, романс, сатира и др.)
софистика и право, политика и историография
прочтений греко-латинских софистов (Элия Аристида, Филострата и др.)
имперская софистика и Вторая софистика
софистика и декламация
софистика и искусство, эстетика и искусствоведение
наследие софистов Средневековья и Возрождения
софистика и неоплатонизм (Марсилио Фичино, Пико делла Мирандола и др.)
софистика и магия, колдовство и колдовство
сравнительная или межкультурная софистика
софистика и психоанализ
софистика и деконструкция
софистика, гендер и феминизм
новые способы софистической практики
софистика и маркетинг
цифровая софистика (троллинг, флейм, доксинг, фейковые новости и т.д.)

Все подходящие эссе пройдут двойное слепое рецензирование. Информацию о подаче см. ниже. По всем вопросам о Humanities и модели публикации MDPI обращайтесь на веб-сайт журнала (https://www.mdpi.com/journal/humanities) или веб-сайт MDPI (https://www.mdpi.com).

Доктор Майкл Макдональд
Приглашенный редактор

Информация о подаче рукописей

Рукописи должны быть представлены онлайн на сайте www.mdpi.com, зарегистрировавшись и войдя на этот сайт. После регистрации нажмите здесь, чтобы перейти к форме отправки. Рукописи можно подавать до указанного срока. Все статьи будут рецензироваться. Принятые статьи будут постоянно публиковаться в журнале (как только они будут приняты) и будут перечислены вместе на веб-сайте специального выпуска. Приглашаются исследовательские статьи, обзорные статьи, а также короткие сообщения. Для планируемых статей в редакцию можно отправить название и краткую аннотацию (около 100 слов) для размещения на сайте.

Представленные рукописи не должны быть опубликованы ранее или находиться на рассмотрении для публикации в другом месте (за исключением материалов конференции). Все рукописи тщательно рецензируются в процессе двойного слепого рецензирования. Руководство для авторов и другая необходимая информация для подачи рукописей доступны на странице Инструкции для авторов. Humanities — международный рецензируемый журнал с открытым доступом, выходящий раз в полгода, издаваемый MDPI.

Перед отправкой рукописи посетите страницу Инструкции для авторов.Плата за обработку статьи (APC) для публикации в этом журнале с открытым доступом составляет 1400 швейцарских франков (швейцарских франков). Представленные документы должны быть хорошо отформатированы и на хорошем английском языке. Авторы могут использовать MDPI Услуги редактирования на английском языке перед публикацией или во время авторских правок.

Этот специальный выпуск открыт для публикации.

Флит: Информационный бюллетень по философии и литературе: Софисты: 2019-7 B

28 июля 2019 г. 1. Егерь о Древней Греции:
Софисты

Софисты были учителями-фрилансерами во времена Перикла и Сократа (ок.450 г. до н.э.). Они учили тех, кто им платил; их учениками часто были состоятельные молодые люди, рассчитывавшие сыграть видную роль в новом демократическом полисе, а софисты часто преподавали такие политические предметы, как природа справедливости или искусство ораторского искусства. «Софист» можно перевести как «ученый человек» или «всезнайка» в зависимости от того, восхищаемся мы софистами или презираем их. Егер обычно положительно относится к софистам, в то время как Сократ и Платон часто спорят с ними. Мы не должны обвинять всех софистов в софистике, хотя некоторые, возможно, и были виновны в софистике, а слово «софистика» происходит от «софист».”

Софисты не продвигали новую религию, новую мораль или новую экономическую теорию. Они не были фанатиками или «истинно верующими». Если в чем они и были фанатичны, так это в знании вообще, в культуре вообще. Они были симптомом чего-то большего, симптомом открытия интеллекта, открытия разума; как говорит Йегер, «пятый век [до н.э.] имел почти безграничную веру в силы разума»1. Софисты первыми осознали культуру как идеал.

Слово «пайдея» первоначально означало «воспитание детей», затем оно стало обозначать процесс образования и, наконец, стало обозначать содержание образования. Наше слово «культура» эволюционировало аналогичным образом. «Культура» связана с «земледелием», вероятно, потому, что софисты сравнивали образование с земледелием.

Успешное сельское хозяйство требует, во-первых, хорошей почвы, затем опытного фермера и, наконец, хороших семян. В образовании почва — это человеческая природа, учитель соответствует земледельцу, а семя — это наставление и совет, переданные устным словом.2

Эта метафора была популяризирована эссе Плутарха «О воспитании детей». Эссе Плутарха «имело фундаментальное значение для гуманизма эпохи Возрождения: его публиковали снова и снова». Метафора земледелия привела к латинской фразе culture animi (возделывание разума) и, наконец, к английскому слову «культура». А метафора сельского хозяйства иллюстрирует мнение софистов о том, что успешное образование — это сочетание природы ( physis ), обучения ( mathesis ) и практики ( askesis ).3

Учение софистов можно разделить на формы познания и содержание познания. Формальное знание — это грамматика, риторика и диалектика, которые позже стали известны как Тривиум. Йегер говорит, что эти три дисциплины были неслыханны до софистов; «Значит, они должны были их изобрести». Грамматика — это форма языка, риторика — форма ораторского искусства, а диалектика — форма мысли. Открытие Тривиума, по словам Ягера, «одно из величайших открытий, когда-либо сделанных человеческим разумом», оно позволило разуму понять «скрытый закон его собственной структуры.4

Софисты также преподавали содержание знаний — арифметику, геометрию, музыку и астрономию. Эти четыре поля стали известны как Квадривиум. Trivium и Quadrivium вместе составляют семь свободных искусств. Хотя софисты не формализовали семь свободных искусств, они были пионерами в преподавании этих предметов и тем самым заложили основы западного образования.

На изображении ниже показана философия в окружении семи гуманитарных наук.Из Философии исходят семь потоков, три ведут к Тривиуму, четыре — к Квадривиуму (вспоминается старая поговорка, что Философия — это искусство искусств и наука о науках). Философия увенчана тремя головами, представляющими три ветви философии — этику, логику и физику. Изображение взято из иллюстрированной энциклопедии Hortus Deliciarum ( Garden of Deliciarum ), созданной примерно в 1185 году нашей эры.

«Под кругом сидят за письменными столами четверо мужчин, поэты или маги, вне пределов досягаемости и вне влияния философии.Согласно тексту, ими руководят и обучают нечистые духи, и они производят только сказки или басни, легкомысленную поэзию или магические заклинания. Обратите внимание на говорящих с ними черных птиц (антоним белого голубя, символа Святого Духа)».

В предыдущих выпусках я упоминал мнение Ягера о том, что греки верили в справедливость во вселенной, в божественном управлении миром, в правовой системе полиса. Я сказал, что нам трудно разделять эту веру в справедливость; невинные люди часто страдают, а виновные часто процветают.Мы видим, что преступник иногда наказывается нечистой совестью, неспокойной душой, но тем не менее нам трудно разделять греческую веру в справедливость. Мы видим лишь частичную и несовершенную справедливость в мире, мы не видим такой высокой степени справедливости, как видели греки.

Однако когда Йегер обсуждает софистов, он говорит, что они разделяли наши современные сомнения в справедливости. Они сомневались в справедливости вселенной, справедливости богов, справедливости полиса. «Вселенная теперь мыслилась как случайный продукт принуждения и высшей силы в механическом взаимодействии сил.7 В «Республике» Платона «» «право сильного поддерживается софистом и ритором Фрасимахом». подавляйте своих естественных хозяев, сильных, и заставляйте их исполнять свою волю»9. Калликл выступает против морали слабых, противится тому, что Ницше называл моралью рабов; Калликл выступает за ницшеанскую мораль господ.

Взгляды Калликла, по-видимому, были популярны среди афинских аристократов, и группа аристократов совершила в 403 г. до н. э. государственный переворот; по словам Джагера, переворот был «вдохновлен духом Калликла.Даже афинский средний класс терял уважение к правовой системе, поскольку каждая смена политической власти приносила новый свод законов. Как мог обычный гражданин уважать законы, когда они постоянно менялись? Аристотель утверждал, что «для государства лучше иметь в течение длительного времени второстепенные законы, чем законы, которые постоянно меняются, даже если они хорошие»10. Если законы постоянно меняются, правовая система теряет свой моральный авторитет.

Платон выражает взгляды Калликла с такой «легкостью и сочувствием», что можно заподозрить, что он разделяет эти взгляды или, по крайней мере, разделял их в молодости.Вымышленный Калликл может быть основан на Критии, олигархе, который был связан с Платоном. Партия Крития считала Платона «весьма подходящим товарищем и сторонником… [Платон] какое-то время симпатизировал их политике»11. прежде чем в конечном итоге остановиться на традиционной морали и религии.

Конечная позиция Достоевского заключалась в том, что без веры в Бога не может быть нравственности.Греки считали, что правовая система полиса была «высшим стандартом для человеческой жизни и совпадала с божественным управлением вселенной», поэтому, если грек становился скептически настроенным по отношению к правовой системе, нравственность в целом подрывалась, «основы его жизнь растворилась». Греки не могли спасти нравственность, взывая к Богу и совести; «чисто частный моральный кодекс, не относящийся к государству, был немыслим для греков». Единственным выходом было найти какую-то мораль в «вечном порядке природы»…. закон космоса». Одним из первых софистов, искавших нравственный порядок в космосе, был Гиппий.

Разные софисты придерживались разных взглядов, поэтому опасно обобщать взгляды софистов. Некоторые софисты соглашались с Калликлом в том, что демократическое равенство есть нарушение природы, что люди от природы неравны. Другие софисты соглашались с Гиппием в том, что демократического равенства недостаточно, что оно ограничивается свободными гражданами одного полиса, но должно распространяться на всех людей во всех странах.Ягер говорит, что Гиппий был близок к «космополитизму эллинистических времен»12. Гиппий и его школа противопоставили закон и природу, nomos и physis , и решили, что мы должны уважать природу, а не закон13.

Подобно другим софистам, Гиппий утверждал, что обладает обширными знаниями. Он даже хотел научиться столярному делу, шитью одежды, кораблестроению и т. д. «[Гипий] имел амбиции стать мастером всех ремесел, а также всех видов знаний… [Гипий] не носил ни одежды, ни украшений, которые у него были. сам не сделал.14 Один софист, Горгий, выступал на таких праздниках, как Олимпиада, предлагая ответить на любой вопрос, который ему зададут.

Один из ключевых моральных вопросов: следуете ли вы моральным правилам, когда никто не смотрит? Или вы следуете моральным правилам только в присутствии людей, потому что боитесь повредить своей репутации или боитесь наказания? Когда софисты стали уважать закон природы, а не закон полиса, они сказали, что закон полиса соблюдается только в присутствии свидетелей, он не имеет морального авторитета.

В Республике Платон говорил о кольце, которое делало людей невидимыми; устраняя свидетелей, это кольцо могло отделить тех, кто действительно был справедлив, от тех, кто хотел, чтобы их считали справедливыми. Демокрит говорил о aidos (стыд) не перед обществом, а перед самим собой; это, кажется, ранняя форма совести. Если у вас есть такой айдос , вы будете поступать нравственно, даже если вы носите кольцо Гигеса.15

После персидских войн Афины стали имперской державой, и о людях судили не по нравственным качествам, а по интеллектуальным качествам, по тем качествам, которые привели к политическим и экономическим успехам.Софисты возникли, чтобы утолить жажду интеллектуальных отличий и карьерного роста. Платон и Аристотель «нападали на всю систему софистической культуры», потому что она не стремилась к истине или добродетели, а стремилась к почету и успеху16.

Софисты не подходили к последним вопросам, они довольствовались нравственным релятивизмом и религиозным агностицизмом. «Протагор сказал о Боге, что он не может утверждать ни того, что Он существует, ни того, что Его не существует»17. Софисты не размышляли о сущности физической вселенной, как это делали досократические философы.Можно сказать, что софисты были скорее прагматичны, чем глубоки.

Йегер говорит, что Платон резко выступал против морального релятивизма софистов, что Платон был «яростным и пожизненным противником софистов» из-за их релятивизма18. Но Ницше встал на сторону софистов против Платона; Ницше опасался моральных абсолютов Платона, так же как Платон опасался морального релятивизма софистов. Ницше обвинил Платона в декадансе, обвинение, которое поддерживает моя теория истории.

Иногда говорят, что софисты заявляли, что учат добродетели, тогда как Сократ сомневался, можно ли научить добродетели. Йегер говорит, что софисты не отождествляли 90 168 и 90 169 с добродетелью; они считали aret «политическим aret », то есть «интеллектуальной силой и ораторскими способностями».19 Итак, софисты не претендовали на то, чтобы учить добродетели, их концепция aret отличалась от сократовской; «Сократ и софисты действительно думали о разных вещах.20

Древнегреческие аристократы были озабочены благородной кровью, происходившей от бога. Но демократы эпохи Перикла разработали концепцию человеческой природы, концепцию, впервые возникшую в области медицины. Концепция человеческой природы первоначально означала тело, а позже «стала означать всего человека, состоящего из тела и души вместе». в исследовании человеческой природы.

Софисты составляют важную главу в греческой интеллектуальной истории. Если мы узнаем о софистах, мы сможем лучше понять Сократа и Платона. Сочинения Йегера о софистах кажутся особенно ценными, поскольку мы не можем изучать софистов напрямую — их сочинения не сохранились.

2. Разное

A. Красная Армия — отличный хоккейный документальный фильм. Выпущенный в 2014 году, он описывает советскую хоккейную программу с упором на защитника Славу Фетисова.Когда Советский Союз рушится, Фетисов переезжает в НХЛ.

Б. Я видел фильм Безумно богатых азиатов (2018). Вначале это кажется вакханалией пошлости и материализма, но постепенно понимаешь, что пошлость — это фольга для честности. Хорошее кино.

C. Одним из центральных фактов современности является глобализация — общества, которые были изолированы 200 лет назад, стали частью глобального обмена товарами, идеями, жизнью в целом.Еще одним центральным фактом современности является падение аристократии. Пруст и другие романисты изобразили упадок аристократии, упадок, который был особенно заметен между 1890 и 1920 годами. Один из способов проиллюстрировать упадок аристократии — взглянуть на социальное происхождение современных лидеров.

Лидер	Год рождения	Фон
Сталин	1878	отец сапожник
Муссолини	1883	отец кузнец, мать учитель
Гитлер	1889	отец таможенник; отец и мать оба из крестьянских семей
Мао	1893	его отец был ребенком крестьян, его мать была ребенком сапожника

Когда аристократия пришла в упадок, к власти пришли низшие классы.

D. Я посетил Хауленд Хаус в Плимуте, штат Массачусетс, который утверждает, что это единственный дом в Плимуте, где жил один из первых пилигримов. Джон Хауленд прибыл на «Мейфлауэр» в 1620 году и умер в 1673 году. Мне сказали, что в США 2,5 миллиона потомков Хоуленда. Может быть 25 миллионов американцев, которые могут проследить свою родословную до «Мейфлауэр». Семьи Хауленд и Олден соревнуются за честь иметь наибольшее количество потомков. Среди потомков Хауленда семья Бушей, Хамфри Богарт и Уинстон Черчилль, мать которого была американкой.

© L. James Hammond 2019
обратная связь
посетить домашнюю страницу Phlit
стать меценатом через Patreon
сделать пожертвование через PayPal

Сноски
1.	Werner Jaeger, Paideia , Том 1, Книга 2, Гл. 3, с. 287. Ученики софистов, как правило, были молодыми, состоятельными, честолюбивыми и талантливыми. «Цель просветительского движения, руководимого софистами, состояла не в просвещении народа, а в воспитании вождей народа.(с. 290) Важнейшим качеством для вождя было красноречие. «В классическом греческом языке политика называют просто rhetor , оратором» (стр. 291). Самые одаренные государственные деятели, такие как Фемистокл, обладают качествами, которым нельзя научить, качествами, которые являются врожденными. Но ораторское мастерство можно развить. задняя
2.	Гл. 3, с. 312. Йегер приписывает софистам развитие «первого гуманизма, который видел мир», и он говорит: «Они были первыми, кто постиг сознательный идеал культуры.(стр. 302, 303) Но их гуманизм не был «законченным и зрелым… он нуждался в более глубоком основании, в философии и религии». Можем ли мы сделать это сейчас? Можем ли мы построить зрелый гуманизм с прочным фундаментом в философии, психологии и науке? задняя
3.	Гл. 3, стр. 312, 313. Таким образом, наше слово «математика» связано с греческим словом, означающим разное фактическое знание, а наше слово «аскет» связано с греческим словом, означающим «практика». Джагер говорит, что «метафора земледелия» — это больше, чем просто метафора, что между сельским хозяйством и культурой существует родство, что и то, и другое использует волю и разум для формирования природы, что и то, и другое — ступеньки на лестнице цивилизации.задняя
4.	Гл. 3, с. 314. Софисты часто ориентировались на форму, технику, мастерство. Для практики они произносили «двойные речи» — «атакуя, а затем защищая один и тот же тезис» (с. 315) назад
5.	Помимо формального обучения Trivium и «содержательного обучения» Квадривиума существовал третий тип образования, «воспитание души», целью которого было «развитие всех сил души…… он в основном использовал поэзию и музыку для формирования души» (стр. 293). Этот третий тип подчеркивал Протагор, ведущий софист. Если я сравню софистскую школу с моим собственным подходом, то этот третий тип обучения будет соответствовать моему акценту на восточных практиках (медитация, йога и т. д.) и западной психологии (Юнг и т. д.). Мой подход напоминает софистский подход, поскольку я защищаю культуру в широком смысле, а не проповедую конкретное религиозное, моральное или экономическое мировоззрение.Я защищаю культуру разных времен и мест, даже первобытную культуру, точно так же, как софисты «рассматривали все искусство и философию ранней Греции как часть своего культурного идеала, как его необходимое содержание» (стр. 303). Мой подход напоминает гуманизм софиста Протагора, который сказал: «Человек есть мера всех вещей». Мой подход отличается от подхода Платона, который сказал: «Бог есть мера всех вещей» (стр. 301). Софисты придерживались утилитарного подхода к поэзии.Джагер говорит о «софистической вере в то, что поэзия должна наставлять. Софисты считали Гомера энциклопедией всех человеческих знаний, от строительства фургонов до стратегии, и кладезем благоразумной мудрости для ведения жизни» (стр. 296). изображение изображает семь предметов как подчиненных (подчиненных) философии (отсюда ли происхождение термина «предметы»?). Щелкните здесь, чтобы получить полное описание изображения. задняя часть
7.	Гл. 3, с. 323 задняя часть
8.	Гл. 3, с. 324. Ранние софисты, вроде Протагора, вероятно, придерживались более консервативных взглядов. Протагор считал, что правовая система направлена на образование. Он также считал, что целью наказания является воспитание. «[Протагор] отвергает старую греческую причинную теорию наказания, как возмездия, которое должно быть выплачено за то, что человек согрешил, и выдвигает явно новую окончательную теорию о том, что наказание носит смягчающий и устрашающий характер — оно исправляет злодея и устрашает других.(стр. 309) По мере развития теории наказания развивалась и теория правовой аргументации. «В эпоху софистов греческие адвокаты [т. е. юристы] постепенно отказывались от старых методов доказывания свидетельскими показаниями, пытками и присягами в пользу новых риторических приемов доказывания логическими доводами» (с. 316) назад
9.	Гл. 3, с. 325. Это цитата Ягера, а не Платона. Йегер описывает позицию Калликла ницшеанской фразой: «переоценка всех ценностей.назад
10.	Гл. 3, с. 329. Это цитата Аристотеля, а не Егеря. задняя
11.	Гл. 3, с. 324, 325. Ягер цитирует седьмое письмо Платона. Очевидно, Платон писал не только диалоги, но и письма. задняя
12.	Гл. 3, с. 326. Другой пример разногласия среди софистов: Протагор, может быть, лучший из софистов, пытался учить широкой культуре и говорил, что другие софисты «губят юношей», уча «чисто фактическим наставлениям.(стр. 300) назад
13.	В своих Медитациях Марк Аврелий выступает за то, чтобы жить «согласно природе». Возможно, на него повлияли космополиты-стоики, мало уважавшие nomos и весьма уважавшие physis . Когда Маркус сказал «жить в соответствии с природой», он, вероятно, не имел в виду «следуй своим импульсам, слушай свое бессознательное, будь спонтанным». Вероятно, он имел в виду «жить по законам/принципам природы».Но неясно, каковы принципы природы; одни говорят, что принцип природы таков: «Сильный делает право», в то время как другие говорят, что принцип природы таков: «Все, что становится слишком большим, будет сокращено до размера». задняя
14.	Гл. 3, сноска 87, с. 478 и с. 297. Йегер говорит о «гордости софистов своими умственными способностями… Платон никогда не устает пародировать и высмеивать ее во всех ее многочисленных формах, от преувеличенно застенчивого достоинства до подлого и тривиального тщеславия.(стр. 296) назад
15.	Гл. 3, с. 330 задняя часть
16.	Гл. 3, с. 293. Ягер говорит, что Фукидид «с проницательностью гения» заметил изменение афинских ценностей. По словам Ягера, «теперь более, чем когда-либо прежде, конец жизни был достижением, успехом… На первый план вышла интеллектуальная сторона человека и тем самым была создана воспитательная миссия, которую пытались выполнить софисты» (с. 292) Но если судить о софистах по их ведущим представителям, становится ясно, что они глубоко разбирались в культуре, в гуманизме и оказали влияние даже на таких ведущих интеллектуалов, как Фукидид.Ягер говорит, что Фукидид «явно находился под влиянием формального искусства софистов, в самых деталях его ораторской техники, его структуры предложений и даже его грамматического использования слов» (стр. 316). Возможно, некоторые софисты сосредоточились на стиле, а не на истине, на риторике, а не на философии. Йегер говорит о «великом культурном конфликте, который бушевал в последующие века, — конфликте между философией и риторикой» (стр. 298). Может быть, греки слишком любили риторику, может быть, они любили риторику «не разумно, но слишком хорошо».Йегер говорит, что «риторика была основной формой культурного образования в поздней классической античности. Это настолько соответствовало греческой страсти к форме, что фактически погубило нацию, зарастив все остальное, как ползучее растение» (стр. 316). Ранее мы говорили, что миссией государства, по мнению греков, было образование, формирование характера. В эпоху софистов возник новый идеал: власть. Фукидид утверждал, что «новое государство по самой своей природе было вынуждено стремиться к власти .(стр. 321) Возможно, Фукидид имел в виду два вида власти: власть над гражданами и власть над другими государствами. Ягер говорит: «Афинская империя… стремилась управлять всей Грецией» (с. 320). Он критикует эту цель и говорит о пресловутой и пагубной идеологии афинской империалистической политики власти… беспринципной власти. -политика, к которой государство с каждым годом все больше и больше склонялось (с. 334). Возможно, из этого можно сделать вывод, что Ягер обвиняет Афины в развязывании Пелопоннесской войны и тем самым в их собственном разрушении.Была ли афинская гордыня причиной падения Афин, как персидская гордыня была причиной падения Персии? задняя
17.	Гл. 3, с. 301 задняя часть
18.	Гл. 3, с. 301 задняя часть
19.	Гл. 3, с. 291. Греческие поэты обсуждали некоторые из тех же тем, что и софисты. «Симонид, Феогнис и Пиндар уже использовали поэзию, чтобы обсудить, можно ли научить или …. Поэзия стала площадкой для дискуссий теоретиков образования. Симонид, например, был типичным софистом в основе своей… Тот факт, что педагогическая теория была теперь перенесена из поэзии в прозу, является признаком того, что она наконец была основательно рационализирована» (стр. 296). Софисты путешествовали из города в город. город, останавливаясь в домах богатых и влиятельных, как это делали поэты. (с. 297) назад
20.	Гл. 3, с. 292 задняя часть
21.	Гл.3, с. 306. Согласно Йегеру, «было параллельное развитие научного мышления в семнадцатом и восемнадцатом веках, сосредоточенное вокруг концепции человеческой природы» (гл. 3, сноска 57). назад

Древняя софистика и продавец автомобилей

Джейкоб Белл, автор статей, Classical Wisdom

Мое недавнее путешествие в мир продаж автомобилей заставило меня осознать, что софистика в ее самом постыдном обличье все еще жива и здравствует сегодня.Я говорю о софистике, которая пытается обмануть, чтобы нажиться… либо в торговле, либо в политике.

Во второй половине V века до н. э. софистика стала приобретать известность как средство риторического убеждения. Он использовался и до сих пор используется в политике и обращается к эмоциям, часто исключая логику из разговора. Платон и Аристотель относились к софистике с отвращением, потому что для них этот термин означал «преднамеренное использование ошибочных рассуждений, интеллектуального шарлатанства и моральной беспринципности.”

Gorgias) — диалог Сократа, написанный Платоном около 380 г. до н. э. Диалог изображает разговор между Сократом и небольшой группой софистов за обедом.

Это начинает походить на твоего последнего продавца автомобилей?

Хотя термин «софист» происходит от слова «софия», означающего «мудрость», слово «софия» часто использовалось задолго до появления софистов для описания «неискренней хитрости». Справедливости ради следует отметить, что в других кругах софисты были известны своими поэтическими способностями, и им платили за то, чтобы они учили молодежь говорить авторитетно и убедительно.Различие между софистикой и философией было не таким четким, как можно было бы себе представить, и в пьесе Аристофана под названием «Облака» Сократ изображен как софист. Среди выдающихся софистов Древней Греции были Протагор, Горгий, Антифон, Гиппий, Продик и Фрасимах.

Философ Сократ с софистом Горгием

Какие бы противоречия ни возникали в то время по поводу софистики, сегодня меня интересует тот тип софистики, который стремится подтолкнуть и подтолкнуть ваши эмоции, чтобы убедить вас принять решение, которое логика может не допустить… как лживые, шарлатанские и аморальные…Из тех, что избирают политиков и продают автомобили.

Как отмечалось выше, софисты были платными учителями риторики. Они научат кого-то, как говорить с эмоциями и как извлечь пользу из этой убедительной речи. Короче говоря, это то же самое обучение риторике, которое я получил с тех пор, как стал продавцом автомобилей. Эти учителя риторики не глупы, но и не умны в формальном смысле. У них есть понимание человеческой природы. Они понимают силу эмоций и знают, как вызывать страсти.Это и впечатляет, и пугает одновременно.

Философская мозаика, вилла в Торре Аннунциата недалеко от Помпеи

Явно оппонируя Платону, софисты утверждали, что истина относительна, и, похоже, не слишком интересовались защитой этого утверждения. Они были больше заинтересованы в победе в споре или дебатах, не обращая особого внимания на истину вопроса. В платоновском диалоге под названием Евтидем Евтидем и его брат Дионисиодор «умышленно используют вопиюще ложные аргументы с целью противоречия и победы над своим оппонентом.”

Это был лживый метод аргументации, используемый многими софистами, при котором они заставляли своих противников отказываться от своей позиции или принимать обе позиции, приводя противоречащие аргументы. Это сбивающее с толку искусство лживой речи. Да, в некотором смысле это искусство. Требуется практика, умение и немного естественной способности владеть словами, которые не только разрушают логику, но и заставляют человека отказаться от логики в пользу эмоций.

Урожай Алкивиада, которому учит Сократ, Марчелло Баччарелли ок.1776

Я видел, как такой софист в одиночку обезоруживает обороняющегося потребителя такими словами. Я был свидетелем того, как логика уходила из разговора настолько глубоко, что ничего не подозревающий клиент подписывался на покупку автомобиля, даже не зная окончательной цены! Это современные софисты с многолетней практикой в искусстве лживой речи, и многие из нас столкнутся с ними в какой-то момент своей жизни.

Я мог бы предложить некоторые приготовления, если вы окажетесь в такой ситуации… и для краткости я обобщу.Запишите свои вопросы, положения и требования, а затем запишите ответы и ответы в соответствующем месте. Не принимайте расплывчатых ответов, требуйте конкретики. Следуйте этим рекомендациям, и вы сможете пережить натиск грязной речи Софиста.

Знать, как разговаривать с продавцом автомобилей/софиста…

Апеллировать к эмоциям, убрать логику из разговора и извлечь выгоду из риторики… разве это плохо? Я так не думаю. Как и любой инструмент, его можно использовать во благо или во зло.Наши эмоции и страсти являются неотъемлемой частью жизни. Они помогают нам ориентироваться в мире и помогают нам принимать решения. Если мы можем научиться чему-то положительному у софистов, так это тому, что иногда мы должны обращаться к эмоциям, чтобы добиться успеха в разговоре. Но мы должны делать это, руководствуясь руководящим моральным принципом, иначе мы можем обманывать своих ближних ради личной выгоды.

Софист Платона

К середине книги вот что я действительно хотел увидеть:
—

НЕЗНАКОМЕЦ: Есть некоторые, кто подражает, зная, что они подражают, и
некоторые, которые не знают.И какая линия различия может быть больше, чем та, которая отделяет невежество от знания?

ТЕЭТЕТ: Не может быть большего.

НЕЗНАКОМЕЦ: Не было ли то подражание, о котором мы только что говорили,
подражанием знающим? Ибо тот, кто будет подражать вам, наверняка узнает вас и вашу фигуру?

ТЕЭТЕТ: Естественно.

НЕЗНАКОМЫЙ

К середине книги вот что я действительно хотел увидеть:
—

НЕЗНАКОМЫЙ: Есть некоторые, кто подражает, зная, что они подражают, и
некоторые, кто не знает.И какая линия различия может быть больше, чем та, которая отделяет невежество от знания?

ТЕЭТЕТ: Не может быть большего.

ТЕЭТЕТ: Естественно.

НЕЗНАКОМЕЦ: А что бы вы сказали о фигуре или форме справедливости или о
добродетели вообще? Разве мы не знаем, что многие,
не зная ни того, ни другого, а лишь своего рода мнение, изо всех сил стараются показать, что это мнение действительно ими принято, выражая его, насколько они могут, на словах? а дело?

*УДАР*

НЕЗНАКОМЕЦ: Ой!

НЕЗНАКОМЫЙ: …

НЕЗНАКОМЕЦ: Ты только что ударил меня по лицу?

ТЕЭТЕТ: Да, в нос.

НЕЗНАКОМЕЦ: ОЧЕНЬ больно!

ТЕЭТЕТ: Извините, но у меня было обоснованное убеждение, что если я ударю вас по лицу, это, наконец, сделает это интересным. Я говорю «да» и «совершенно верно» уже больше часа, а вы не сообщили ничего ценного для проверки. Вы приняли определение знания и, похоже, считаете, что с помощью дедукции вы можете прийти к абсолютной истине, которая каким-то образом разрешит все дальнейшие исследования.Вы не выдвинули ни одной гипотезы, которую я или любой другой слушатель мог бы когда-либо оценить, проверить или хотя бы попытаться опровергнуть.

НЕЗНАКОМЕЦ: Ох, у меня кровь из носа…

ТЕЭТЕТ: Ты прав, это было неуместно. Пожалуйста, продолжайте использовать софистику, чтобы объяснить мне, почему софизм это плохо.

—

Но этого не произошло.

Вот забава, отфильтруй все, что говорит Теэтет, вот так,
…
ТЕЭТЕТ: Да.
ТЕЭТЕТ: Верно.
ТЕЭТЕТ: Конечно.
ТЕЭТЕТ: Верно.
ТЕЭТЕТ: Что ты имеешь в виду и как ты их различаешь?
ТЕЭТЕТ: Совершенно верно.
ТЕЭТЕТ: Верно.
ТЕЭТЕТ: Да.
ТЕЭТЕТ: Да, его часто так называют.
ТЕЭТЕТ: Во что бы то ни стало.
ТЕЭТЕТ: Верно.
ТЕЭТЕТ: Верно.
ТЕЭТЕТ: Совершенно верно.
ТЕЭТЕТ: Конечно.
ТЕЭТЕТ: Конечно.
ТЕЭТЕТ: Верно.
ТЕЭТЕТ: Согласен.
ТЕЭТЕТ: Совершенно верно
ТЕЭТЕТ: Конечно, есть два вида, которые вы описываете.
ТЕЭТЕТ: Очень хорошо.
ТЕЭТЕТ: Во что бы то ни стало.
ТЕЭТЕТ: Несомненно.
…
И так на весь диалог.

Возможно, от скуки, а может быть, пытаясь отвлечься от надежды, что незнакомец получит по лицу, я подумал, можно ли каждое «Правда» и «Совершенно верно» расшифровать как какой-то код или загадку — может быть, есть скрытое сообщение, закодированное в повторяющихся утверждениях. Или, может быть, я просто отчаянно ищу что-то ценное в этом тексте.

Софисты и софистика Древней Греции: VIKENT.RU

Философия софистов — Русская историческая библиотека

Условия возникновения и смысл философии софистов

Предшественники софистики – элейская школа, Гераклит, Эпихарм

Эмпедокл и Горгий

Благоприятность условий для распространения философии софистов в Афинах

Отношение к софистике Перикла и Фукидида

Влияние софистической философии на Еврипида

Борьба Аристофана против софистики

Софистическая философия и Сократ

3. Философские взгляды софистов и Сократ

Античная философия софистов кратко

Софисты, философия (кратко) и происхождение термина

Смысл обучения

Характеристика

Старшие

Протагор

«Младшие»

О человеке

О религии

Античная философия, софисты и Сократ

Во что превратились софисты

Вопрос 9 (Софисты и сократ)

Протагор и софисты. История философии. Античная и средневековая философия

Софисты — античные гуманисты и релятивисты или антропологи и парадоксологи

История и примеры софистики | Кем были софисты? — Видео и стенограмма урока

Софистика: историческая справка

Кем были софисты?

Резюме урока

The Sophists — Classics — Oxford Bibliographies

Что такое софизм? | Неологикон

Нравится:

Специальный выпуск: Древнегреческая софистика и ее наследие

Флит: Информационный бюллетень по философии и литературе: Софисты: 2019-7 B

Древняя софистика и продавец автомобилей

Софист Платона

Добавить комментарий Отменить ответ