на всех занимаемых им должностях, диктовались одним и тем же чувством протеста против русской самодержавной действительности и той же целью — служить всем своим творческим, интеллектуальным , нравственные силы в деле духовного просвещения и социального оздоровления общества. Эти порывы и обеспечили нерушимое единство «художника» и «чиновника» в личности писателя. Это отразилось даже в звании «прокурора русской реальной жизни», которым Салтыкова-Щедрина удостаивали современники, ведь в непростой роли «прокурора» Михаил Евграфович выступал не только в писательской, но и в служебной и социальные сферы его деятельности.

И все же душа писателя, разделившего большую часть своей жизни между служебными обязанностями и художественным творчеством, принадлежала литературе. Об этом свидетельствует его собственное признание: «Литературе я обязан лучшими моментами своей жизни».

Михаил Евграфович Салтыков родился в зажиточной помещичьей семье. Детские годы его, прошедшие в родовом имении отца, были омрачены тяжелыми впечатлениями от

будничных картин крепостного права. На этой почве в сознании писателя развилось резкое неприятие феодального строя, ставшее впоследствии одним из основных направлений сатирически-обличительной критики в его произведениях.

Салтыков получил образование в лучших учебных заведениях: Московском дворянском институте и знаменитом Царскосельском лицее. Со времен пушкинского номера в лицее повелось находить в каждом новом студенческом курсе «преемника» великого русского поэта. На тринадцатом году Михаил удостоился такой чести. Первый пятнадцатилетний лицей был посвящен памяти Г. Р. Державина и А. С. Пушкина. Среди его любимых авторов были и романтики – Байрон, Гейне, Лермонтов. Однако решающее влияние на его творческое развитие оказал Гоголь. Впоследствии Салтыков-Щедрин стал самым ярким продолжателем гоголевской традиции в русской литературе XIX века.

По окончании лицея Михаил Евграфович был назначен на должность Военного министерства, где сразу почувствовал недостатки российской бюрократической системы. «Везде долг, везде принуждение, везде скука и ложь…» — такова была его оценка министерской атмосферы, исключавшей возможности реализации способностей юноши, искренне стремившегося служить на благо отечества. Поиски альтернативных возможностей привели Салтыкова в кружок демократически настроенной молодежи, возглавляемый М. В. Петрашевским. Члены этой организации были противниками крепостничества и сторонниками идеи будущего общества, построенного на принципах равенства, справедливости и всеобщего благополучия. Их идеи, непосредственно связанные с верой в нравственный и социальный прогресс, были в целом близки Салтыкову, но его писательский взгляд был прикован к огромному разрыву между идеалом, который проповедовала передовая интеллигенция, и русской действительностью, запутавшейся в вековой цепи самодержавно-крепостнического строя. С точки зрения этого разрыва он показал современную жизнь в своих ранних новеллах – «Противоречия» и «Запутанное дело». В последней из них писатель изобразил героя, который, изрядно шурша по столичной канцелярии, увидел во сне гигантскую пирамиду, состоящую из людей и давившую на него вниз — «человечка» внизу. На фоне революционных волнений, прокатившихся по Европе в 1848 году, эта история была воспринята правительством как крамольная карикатура, подвергшая недопустимой критике государственные устои. За «

Свое семилетнее пребывание там Салтыков назвал «Вятским пленом». После блеска столицы с ее культурной средой жизнь в затхлом провинциальном городке казалась ему прозябанием в трясине бездушия и скуки. Однако писатель не сдавался. Будучи энергичным и деятельным человеком, он быстро продвинулся по служебной лестнице и занял место чиновника особых поручений в губернском управлении. Эти инструкции требовали постоянных поездок, что позволило Михаилу Евграфовичу глубже познакомиться с бытом и мышлением чиновничества, купечества, крестьянства. Так что «Вятское пленение» оказалось для него большой школой жизни. Хотя литературная деятельность Салтыкова в вятский период фактически прекратилась, приобретенный жизненный опыт вооружил его богатым материалом для новых книг, а главное — доскональным знанием русской действительности.

В 1855 году, после смерти Николая I, писателю было позволено «жить, где ему вздумается». Воспользовавшись возвращенной свободой, он переехал в Петербург, где возобновил активную литературную деятельность. Вскоре увидел свет его сатирический сборник «Губернские зарисовки», изданный от имени вымышленного «отставного надворного советника» Н. Щедрина. Коллекция привлекла внимание публики. Украинский поэт Т. Г. Шевченко записал в своем дневнике: «Как хороши провинциальные зарисовки»… Я преклоняюсь перед Салтыковым: О, Гоголь, наш бессмертный Гоголь! Как радостно возликовала бы ваша благородная душа, видя вокруг себя таких блестящих учеников. Друзья мои, мои искренние! Пишите, голосуйте за этого бедного, грязного, опасного негра! За этот презренный, бессловесный смерд! “.

Сборник прозы, подготовленный Салтыковым-Щедриным в 1960-е годы, продолжил традицию «Провинциальных зарисовок»: «Невинные рассказы», ​​«Сатиры в прозе», «Письма о провинции». Интенсивная творческая работа писателя совмещалась со служебными обязанностями. Считая, что правительство может и должно проводить прогрессивные реформы, он стремился лично способствовать их приближению эффективной службой на должностях чиновника особых поручений МВД, вице-губернатора в Рязани и Твери, председателя гос. камеры в Пензе, Туле и Рязани. Из-за своей бескомпромиссности Салтыков-Щедрин постоянно вступал в конфликты с начальством, вынуждая его менять места службы до тех пор, пока царь, доносивший о нем как о чиновнике, «проникнутый идеями,

Освободившись от бремени служебных обязанностей, Салтыков-Щедрин вплотную занялся литературной деятельностью. В течение последующих шестнадцати лет он развивал ее двумя путями: собственным творчеством и редактированием журнала «Отечественные записки», сыгравшего важную роль в культурной и общественной жизни России.

Творческая деятельность писателя в этот период достигла своего пика. Наряду с новыми сатирическими циклами Салтыков-Щедрин создал два крупных произведения — повесть «Повесть об одном городе» и роман «Владыка Головлев», вставшие в один ряд с наиболее значительными достижениями русской прозы XIX века.

В первом из этих произведений автор, скрываясь под видом издателя, публикующего якобы найденные в архивах летописи XVIII века, воссоздал сатирическую панораму истории и современности России, аллегорически изображенную в образе города с произносимым названием «Дураки». В рамках этой панорамы высмеивались и русские правители, представленные в одновременно комичных и жутких образах «градоправителей», и люди, пассивно переживающие безумие и подлость своего начальства. Обобщенный портрет России, написанный Салтыковым-Щедриным, казался точной иллюстрацией диагноза, поставленного самодержавным крепостником России, критиком Белинским: «…это страшное зрелище страны, где люди торгуют людьми… странами». где люди называют себя не именами, а страной,

В отличие от повести «Повесть об одном городе», в которой предстал фантастически-гротескный мир, второе великое произведение Салтыкова-Щедрина «Властелин Головлев» написано в реалистическом ключе. В ней на примере истории семьи Головлевых писатель рассмотрел процесс нравственного вырождения русских помещиков под влиянием двух социальных факторов — крепостничества, развращавшего их души вседозволенностью, и капиталистической жажды накопления, засорявшей их. их умы с ложными ценностями. Последний представитель представленного в романе рода, Иуда, в котором всеобщее духовное вырождение дошло до того, что теряются последние признаки живой души, на пороге смерти переживает нечто вроде прозрения: глядя на отчий дом , хищнически доставшегося ему в наследство вместе с большим состоянием, он вдруг думает: «Вот, в этом самом Головлеве, когда-то было целое человеческое гнездо — как же так случилось, что от этого гнезда не осталось пера?». Роман о духовно и физически угасшей семье читался современниками как хроника исторического разорения «дворянских гнезд». А его главный герой – «кровопийца» Иуда – пополнил собой сокровищницу «вечных образов» мировой литературы, заняв свое место в галерее знаменитых «скряг», рядом с Шейлоком Шекспира, Мольеровской Подлостью, Бальзаковским Кубком, Гоголевским Плюшкин. Его имя стало общим знаменателем человека, изуродованного жаждой собственности, готового ради корыстных целей грабить и губить своих близких, опустошая все вокруг себя и умирая посреди созданной его усилиями пустыни. Здесь, в этом самом Головлеве, когда-то было целое человеческое гнездо — как же так случилось, что от этого гнезда не осталось пера? «Роман о духовно и физически угасшей семье читался современниками как хроника исторического разорения «дворянских гнезд». его главный герой — «кровопийца» Иуда — пополнил собой сокровищницу «вечных образов» мировой литературы, заняв свое место в галерее знаменитого «скряги», рядом с Шейлоком Шекспира, Мольеровской Подлостью, Бальзаковским Кубком, Гоголевский Плюшкин. признак человека, изуродованного жаждой собственности, готового ради корыстных целей грабить и губить своих близких, опустошая все вокруг себя и погибая посреди созданной его усилиями пустыни. Здесь, в этом самом Головлеве, когда-то было целое человеческое гнездо — как же так случилось, что от этого гнезда не осталось пера? «Роман о духовно и физически угасшей семье читался современниками как хроника исторического разорения «дворянских гнезд». его главный герой — «кровопийца» Иуда — пополнил собой сокровищницу «вечных образов» мировой литературы, заняв свое место в галерее знаменитого «скряги», рядом с Шейлоком Шекспира, Мольеровской Подлостью, Бальзаковским Кубком, Гоголевский Плюшкин. признак человека, изуродованного жаждой собственности, готового ради корыстных целей грабить и губить своих близких, опустошая все вокруг себя и погибая посреди созданной его усилиями пустыни. было когда-то целое человеческое гнездо — как же так получилось, что от этого гнезда не осталось пера? «Роман о духовно и физически угасшей семье читался современниками как хроника исторического разорения «дворянских гнезд». «И главный его герой — «кровопийца» Иуда — пополнил копилку «вечных образов» мировой литературы, заняв место в галерее знаменитых «скряг», рядом с шекспировским Шейлоком, Мольеровской Подлостью, Бальзаковским Кубком, Гоголевским Плюшкиным. . жаждущего имущества, готового ради корыстных целей срывать и уничтожать своих близких, опустошая все вокруг себя и умирая посреди созданной его усилиями пустыни. было когда-то целое человеческое гнездо — как же так получилось, что от этого гнезда не осталось пера? «Роман о духовно и физически угасшей семье читался современниками как хроника исторического разорения «дворянских гнезд». «И главный его герой — «кровопийца» Иуда — пополнил копилку «вечных образов» мировой литературы, заняв место в галерее знаменитых «скряг», рядом с шекспировским Шейлоком, Мольеровской Подлостью, Бальзаковским Кубком, Гоголевским Плюшкиным. . жаждущего имущества, готового ради корыстных целей срывать и уничтожать своих близких, опустошая все вокруг себя и умирая посреди созданной его усилиями пустыни. что ручка не осталась из этого гнезда? «Роман о духовно и физически угасшей семье читался современниками как хроника исторического разорения «дворянских гнезд». «И его главный герой — «кровопийца» Иуда — пополнил собой сокровищницу «вечных образов» мировой литературы, место в галерее знаменитого «скряги», рядом с шекспировским Шейлоком, Мольеровским Скупым, Бальзаковским Кубком, Гоголевским Плюшкин. Его имя стало общим знаменателем человека, изуродованного жаждой собственности, готового ради корыстных целей обернуться и погубить своих близких, опустошив все вокруг себя и погибнув посреди созданной его усилиями пустыни. что ручка не осталась из этого гнезда? «Роман о духовно и физически угасшей семье читался современниками как хроника исторического разорения «дворянских гнезд». «И его главный герой — «кровопийца» Иуда — пополнил собой сокровищницу «вечных образов» мировой литературы, место в галерее знаменитого «скряги», рядом с шекспировским Шейлоком, Мольеровским Скупым, Бальзаковским Кубком, Гоголевским Плюшкин. Его имя стало общим знаменателем человека, изуродованного жаждой собственности, готового ради корыстных целей обернуться и погубить своих близких, опустошив все вокруг себя и погибнув посреди созданной его усилиями пустыни. А его главный герой – «кровопийца» Иуда – пополнил собой сокровищницу «вечных образов» мировой литературы, заняв свое место в галерее знаменитых «скряг», рядом с Шейлоком Шекспира, Мольеровской Подлостью, Бальзаковским Кубком, Гоголевским Плюшкин. Его имя стало общим знаменателем человека, изуродованного жаждой собственности, готового ради корыстных целей грабить и губить своих близких, опустошая все вокруг себя и умирая посреди созданной его усилиями пустыни. А его главный герой – «кровопийца» Иуда – пополнил собой сокровищницу «вечных образов» мировой литературы, заняв свое место в галерее знаменитых «скряг», рядом с Шейлоком Шекспира, Мольеровской Подлостью, Бальзаковским Кубком, Гоголевским Плюшкин. Его имя стало общим знаменателем человека, изуродованного жаждой собственности, готового ради корыстных целей грабить и губить своих близких, опустошая все вокруг себя и умирая посреди созданной его усилиями пустыни.

В период с 1868 по 1884 год, как уже отмечалось, Салтыков-Щедрин редактировал журнал «Отечественные записки». Сначала писатель исполнял это произведение вместе с поэтом Некрасовым, а затем, после смерти его напарника, взял на себя управление изданием. В 1884 году царское правительство, встревоженное очередным подъемом революционных настроений, закрыло журнал. Михаил Евграфович пережил это событие как тяжелую утрату, лишившую его «языка» и разлучившую его с «единственно любимым существом» — читателем. Известный критик Н. К. Михайловский говорил: «Психическое состояние Салтыкова после прекращения «Отечественных записок» было крайне болезненным, как бы ни было ему трудно с журналом, однако он роптал на бремя, которое становилось действительно неудобным, как бы ему ни хотелось скинуть его и уйти, — но когда мне пришлось сделать это неохотно, он еще больше дразнил. Потерялся дорогой, любимый ребенок, в которого он вложил всю свою душу. Были подняты трудные, трудные вопросы даже для шестидесятилетнего больного: что теперь делать? куда идти? Путеводная нить жизни оборвалась.

Тем не менее, Салтыков-Щедрин не бросил свою ручку. За оставшиеся пять лет жизни написал книги «Маленькие хитрости жизни» и «Пошехонская старина», закончил работу над сборником своих сказок. За несколько дней до смерти Михаил Евграфович взялся за написание книги, в которой намеревался напомнить читателям о таких «забытых словах», как «совесть, отечество, человечество». В этом плане стремление приблизить русскую действительность к эталону жизни — достойной, нравственно цивилизованной и гуманной — отразилось на всем творчестве писателя. Для каждого своего произведения, которое, как кривое зеркало, превращало социальные и нравственные пороки в гротескные чудовища, вызывавшие у читателей смесь смеха и страха, Салтыков-Щедрин утверждал потребность в идеалах и в деятельности, направленной на их осуществление. «Не зацикливайтесь на деталях настоящего… — призывал он современников, — а взращивайте в себе идеалы будущего, ибо оно есть род солнечных лучей, без окостеневающего действия которых земной шар превратился бы в камень». ». Не позволяйте и вашим сердцам окаменеть. устойчиво в светящихся точках, мерцающих в перспективах будущего. Вера в эти идеалы образует незримое светлое измерение, над вроде бы не щадящей никого и ничего «сатирической хроникой».

Головлевы М.Е. Салтыкова-Щедрина – Блестящие новые книги

Перевод И.П. Foote

Рецензия Карен Лэнгли

Еще в СНБ №13 я рецензировала «Историю одного города» Салтыкова-Щедрина, одного из великих русских сатириков XIX века. Эта книга считается главным произведением той эпохи; а теперь издательство «Аполлон» Дома Зевса (выпустившее «Историю…») последовало за релизом прекрасным новым изданием самого известного произведения автора «Головлевы».

Изданная лет на десять позже «Истории…», «Головлевы» — длинное произведение, опять-таки достаточно узконаправленное. В то время как в более ранней книге рассматривалась ложная история провинциального города, в более поздней работе изучается семья сельского дворянства и их постепенный, но неизбежный упадок. Речь идет, конечно же, о Головлевых, и по ходу книги их число действительно уменьшается. Семейное состояние было создано матриархом Алиной Петровной, которая, игнорируя мужа на протяжении большей части их совместной жизни, постепенно собирала поместья и души (крепостных), на которых основан семейный комфорт. Злая, холодная женщина, ее дети вышли столь же эмоционально уродливыми; в частности, ее сын Порфирий, также известный как Иуда и Кровопийца, который является связующей нитью, проходящей через всю историю.

Некоторые из детей Алины пытались сбежать из унылой сельской местности и жить в городах. Однако все попытки уйти кажутся проклятыми, и в начале книги ее старший сын Степка с позором возвращается в имение Головлево, проиграв все деньги и имущество, предоставленные ему матерью. Это точно не будет возвращение блудного сына, и Салтыков-Щедрин в суровых выражениях описывает ужас возвращения в семью.

«Он вспоминает свою прежнюю жизнь в Головлево и такое чувство, что перед ним открываются двери сырого подвала и что, как только он переступит порог, двери тотчас захлопнутся — и все будет кончено. ”

Само собой разумеется, возвращение Степки не проходит гладко. В каждой из следующих шести длинных глав другой член семьи борется с энтропией, связанной с семьей и ее загородным убежищем, — и терпит поражение. Дочь Алины уже умерла, а ее дочери-двойняшки – подопечные бабушки. Третий сын Алины, Павел, в некотором роде отшельник и не может сравниться со своим более хитрым братом и сестрой.

Ах да, Порфирий Кровосос… Иуда, как его так часто называют на протяжении всей книги, должен быть одним из самых чудовищных, но жалких персонажей, созданных в художественной литературе. Холодный и отстраненный, он извивается, вертится, плетет уловки и интриги, в конце концов всех отталкивая. Из-за этого жизнь его сыновей превратилась в страдание, и в конечном итоге их также преследует разрушение, а поздняя связь приносит не больше счастья, чем в начале истории. Он подлый, трусливый, и его нравственная испорченность не знает границ (в какой-то момент он даже испытывает довольно отвратительное влечение к своей юной племяннице). Даже его собственная мать не доверяет ему, хотя к концу ее истории они достигают некоторого взаимопонимания.

Если это звучит как мрачное и непрекращающееся чтение — что ж, в некотором смысле так оно и есть, но от этого оно не становится менее убедительным и его легче отложить. Язвительно-сатирический взгляд Салтыкова-Щедрина на провинциальную смерть, разложение и отчаяние сочетается с большим пафосом, и хотя большинство персонажей ущербны и отвратительны, ну, в этом суть! Юмор черный, фокусирующийся на пустоте жизней и умов Головлевых, примером чего является, например, постоянный поток бессмысленной болтовни между Иудой и его матерью, в которой они ничего не говорят, а просто используют бесконечную болтовню, чтобы заполнить пустоту в их жизни.

«Порфирий Владимирыч лежит в постели, но не может заснуть. Он чувствует, что приезд его сына предвещает что-то из ряда вон выходящее, и уже сейчас в его уме рождаются всякие бессодержательные проповеди. Эти проповеди имеют то достоинство, что они могут служить для любого случая и не содержат последовательного хода мыслей. Они накапливаются в его уме в виде бессвязных афоризмов и доносятся до мира, как только слетают с его губ. Несмотря на это, стоит только возникнуть какой-нибудь необычной ситуации, чтобы его голова закружилась от потока афоризмов, который не может успокоить даже сон».

И есть *некоторые* персонажи, которых вы хотели бы вытянуть получше. Внучки-близнецы Алины, Анна и Любовь, пытаются бежать из страны в поисках более гламурной жизни, но просто становятся второстепенными актрисами в провинциальных городках, которых считают немногим лучше проституток. Перефразируя старую поговорку, можно вывезти девушку из провинции, но нельзя вывезти провинцию из девушки; и это относится не только к внучкам, но и ко всем членам семьи, которые пытаются вырваться из цепких, надоедливых уз дома.

«Головлево — это была сама смерть, злобная, бессердечная; это была смерть, вечно высматривающая новую жертву».

«Головлевы» — захватывающая, захватывающая и очень читабельная книга. Салтыков-Щедрин хорошо знал об изменениях, происшедших в России после освобождения крепостных, и во многом упадок титульной семьи можно было проследить до этого. Окончание такого рода рабства также повлияло на раннюю книгу Салтыкова-Щедрина, но, возможно, в более фарсовой форме; здесь нет выхода из непрекращающегося мрака и ощущения того, что, как сказал однажды мой старый друг: «Жизнь — сука, а потом ты умрешь».

«Короче говоря, как ни крути, все счеты с жизнью сведены. Жизнь была мукой и ненужной; самой большой потребностью было умереть; беда в том, что смерть не придет. Было что-то предательски низкое в этой бессмысленной задержке процесса умирания, когда вся душа вопияла о смерти и только и делала, что манила и дразнила…»

Так стоит ли читать эту довольно мрачную книгу? Да; потому что, несмотря на мрачность, она никогда не бывает скучной, персонажи живые и сошли со страниц, сеттинг чудесно создан, сценарий превосходен, а история Головлевых — убедительное исследование того, как людей можно исказить, обидеть и испортить.