Реформы патриарха Никона и история старообрядчества. Часть 1

Раскол – Как Вы оцениваете эту веху в русской истории 17 века?

Если давать общую оценку 17-му веку, то он был переломный. Очень острые оценки историки, мыслители прилагают к этому времени.

Может быть, для начала нам надо вспомнить святейшего патриарха Кирилла, то, что он говорил, будучи еще митрополитом Смоленским и Калининградским, в Архиерейском соборе в 2004 году: «Церковный раскол нанес жесточайший удар по национальному самосознанию. Ломка традиционных церковно-бытовых устоев и духовно-нравственных ценностей разделила некогда единый народ не только в церковном отношении, но и в социальном. Народному телу, которое тогда вполне совпадало с телом церковным, была нанесена рана, губительные последствия которой живут в столетиях. Разделение российского общества, вызванное церковным расколом, стало предвестием дальнейших разломов, приведших к революционной катастрофе». Здесь уместно вспомнить и то, что говорил Александр Исаевич Солженицын: «Не было бы раскола 17-го века, по-видимому, не было бы революции 17-го года».

Произошло нечто катастрофическое, нечто грандиозное, то, что изменило ход дальнейшей русской национальной истории. Попытаться ответить на то, что было в период 17-го века, или хотя бы в кульминационный период раскола, можно начинать издалека, даже не с 17-го века. Есть очень интересные, часто очень тонкие определения, которые дает профессор, протоирей Георгий Флоровский в книге «Пути русского богословия»: «Весь век проходит в крайнем напряжении и в беспокойстве, в разноголосице, пререканиях и спорах». 

А почему? Было все хорошо, была Святая Русь, и вдруг пререкания и споры и разноголосицы. С точки зрения светской истории, то, что происходит в 17-ом веке – это переход российского общества, России, от Позднего Средневековья к Новому времени. Часто современный читатель, не вполне понимает, в чем трагедия такого перехода? Она ведь может проходить и без всякой трагедии. Это происходило постепенно, что-то где-то менялось, менялось сознание, мироощущение. Есть такое понятие «традиционное общество». Это общество построенное на традициях, где существует определенное понятие об укладе в семье, обществе, существуют какие-то устройства этого общества, его управления. Все функционирует на основе каких-то порядков. Известно такое сочинение как «Домострой». Может, кто-то позитивно это видит, кто-то негативно, считает, что это время закостенения. Это время, когда человек мыслил себя и ощущал себя несколько в иной среде, несколько иным образом нежели в позднее время.

Новое время – время рационализма. Его можно называть временем просвещения, временем, когда развиваются науки. Но человек средневекового мышления, он жил в другой системе координат, он жил в другой системе ценностей, им двигали другие какие-то вещи. Это можно понимать на основании того, как вообще со временем меняются ценности, как меняется мышление. Сегодняшний человек очень рационален, очень прагматичен. Для него некоторые материальные вещи стоят почти всегда на первом месте. Потом говорим о каких-то духовных вещах, иногда даже не понимая, что это такое.

Есть такие ценности, которые вообще не понятны современному человеку. Иногда очень трудно разъяснить, что такое семья, очень трудно объяснить человеку, что такое долг, что такое нравственность. А вот человек, который жил в другие времена и был иначе воспитан, у него совсем другая система представления о мире, и мироощущение было иное. Вот это менялось. Менялось устройство общества. Там модель, которая пыталась привиться на Руси, со стороны светской власти прежде всего, это западная модель. 

Реформы патриарха Никона и история старообрядчества. Часть 2

Никон и Аввакум

Иногда считают так, есть такие версии, что это скорее психологический какой-то взрыв от неприятия. Был кружок ревнителей старины, который сложился при патриархе Иосифе.

Мы уже об этом говорили, что при Иосифе был пик книгоиздательства, и совсем это не связано и Иосифом, а это связано как раз с кружком ревнителей старины. Вот они перевозили, редактировали эти книги, в том числе и южно-украинских авторов, для того чтобы здесь, на Руси складывался какой-то богословский свод книг, способных вооружить борцов за чистоту православия. Должна быть какая-то основа для такой, богословской базы, требовало время уже этого. Если раньше можно было обходиться какими-то простыми вещами: молись по уставу, да и все, а вот тут время стало другие требования предъявлять. Так вот в этот круг входили в основном такие энергичные – иногда их называют провинциальными – протопопы: Аввакум, например, целый ряд можно назвать других имен, которые из Костромы, из других городов. По нашему сегодняшнему пониманию это люди, которые имели очень большое влияние, значение. Там почти все места, откуда они происходили, трудно сравнить с сегодняшним благочинием, это скорее кафедры были. Это очень большое влияние на большую территорию. Это протопопы московских соборов, архимандриты некоторых московских монастырей.

Это был довольно большой круг людей, которых очень трудно делить на провинциальных и не провинциальных людей. Собственно говоря, между родиной протопопа Аввакума и родиной Никона, если на карте линию провести, это, наверное, километров 15 будет. Если туда попытаться на машине проехать, может быть, чуть-чуть больше, раза в два, там, 25 километров, может быть, 30 километров. Это совсем рядом, две деревни. Они оба из деревни, ни о каком высоком происхождении – в таком, в социально правильном смысле – говорить нельзя. Деревня Вельдеманово, откуда Никон – это такая, в основном мордовская деревня, да не так важно, они там перемешаны были все, родина Аввакума – это русская деревня, но единственное, чем он отличался, это тем, что он был сыном священника. Просто в то время не было сословности, совсем не обязательно, что он стал бы священником. В то время вообще-то священника выбирали – община выбирала или принимала. Это все изменилось в синодальное время: появились сословия, появились совсем другие социальные представления о том, как нужно жить. 

И духовенство было выделено в особое сословие. Отчасти это было, может быть, в чем-то и оправдано условиями того времени, но до этого времени этого не было. А Никон – вообще мужицкий, так сказать, сын. Да, по тем временам достаточно образованный, потому что мальчишкой он еще отдавался в учение, в том числе в Макарьев монастырь, это на Волге. Вот сам характер-то возникал по-разному. 

Никон – это целая, может быть, такая тема для осмысления, потому что очень по-разному можно подходить. Известна его биография, что рос без отца, с мачехой, то есть с отцом, но без матери, с мачехой. Она его даже – в его биографии описывается – посадила в печь, чтобы помучить ребенка. Вот, кстати, интересно, как по-разному реагируют на это люди. Одни считают: «Вот видите, какие он испытывал с детства потрясения, как формировался характер». А старообрядцы часто любят на этот счет говорить: «Смотрите, какой он был безобразный с детства, если довел мачеху до того, что она его в печку посадила». По-разному это все можно трактовать, но факт в том, что оба были такого, простого происхождения.

И вот оба стали – благодаря своему характеру, необыкновенным способностям, духовным в том числе способностям, – вошли вот в этой самый круг ревнителей благочестия.  

Причем этот круг ревнителей правильнее было бы на самом деле назвать не столько «круг ревнителей благочестия», поскольку «ревнитель» – это как бы слово, которое говорит о консервации: что-то меняется, нужно фиксировать какой-то пласт, на самом деле это тоже имело место, а было бы точнее их называть все-таки «реформаторами», потому что то, что они пытались ввести в русскую церковь, это были вот такие медленные, не революционные, а именно эволюционные реформы. И Никон очень к этому прислушивался. Сначала он был просто архимандритом, потом он был уже митрополитом Новгородским, но еще не порывал связи с кружком, он часто присутствовал на его заседаниях. Это была такое, не очень строго социально разделенное общество. Для нас сейчас иногда и странно, когда люди из очень разных социальных страт находятся вместе. Они обычно разделены. А в то время вот этого не было. Духовную карьеру можно было сделать, абсолютно невзирая на происхождение. Образование имело какую-то роль, но образование такое, доморощенное. Никон не знал языков. Он был достаточно образован по стандартам того времени для Руси. 

И вот мало, опять же, тех, кто понимает вот эту вот вещь, в чем состояла их реформация. Вот я сказал, что они тоже были реформаторами. А как это почувствовать, в чем это проявлялось? Например, они вводили живую проповедь, которой не было до этого. Вот поучение читали за службой, брали Святых Отцов читали, а живой проповеди не было, потому что то, что пережила Русь во время смутного времени, это очень серьезно поколебало разные духовные настроения. Вспомним, что доходило до того, что духовенство… митрополит ведь нашелся, который себя патриархом назвал. Пришлось сыграть свою очень важную роль патриарху Гермогену, чтобы изменить ход событий. Вообще-то говоря, значительная часть епископата лже-Дмитрия приняла, там вообще неизвестно, как бы события развивались. А эффект бы, конечно, потрясающий на самосознание, то есть нужно было какие-то вещи возобновлять, менять. 

Происходило еще очень важное такое явление, которое – там несколько таких явлений было, но вот одно можно было бы конкретно назвать, – является переходом от наонного пения от наречного. Мало кто это понимает. Наонное и наречное пение отличаются как бы и текстами, которые выпеваются, ударениями, по-другому построена сама музыкальная фраза.

Например, нарице Вавилонское, когда сидели на берегах и плакали, то звучало «сиде хомо и пла хомо». Понимаете, так выпевалось? Для нашего звука уже непривычно, то есть сидели и плакали на берегах реки. В наонном пении очень большую роль играет музыкальная фраза, она более совершенна, это мое мнение. Для вот такого перехода к наречному пению – поэтому оно и называется «наречным» – пение становится более похожим на речь, более правильно ставились ударения, так, как это было в разговорной речи. Испытывала некоторое давление музыкальная фраза, может быть, теряла свою какую-то такую законченность, красоту, но зато становилось пропетое более понятно. Это реформа вообще-то говоря, реформа, которую, в сущности, восприняло большинство старообрядческих общин.

Так вот, что происходит дальше?

Вот когда Никон становится патриархом, он удаляется из своего этого общества. Некоторые ученые считают – даже такие, как Соловьев, серьезные историки, – что личные качества людей во многом сыграли, они обиделись на то, что он оставил свое сообщество и стал играть самостоятельную роль. Но думаю, что этим невозможно объяснить весь драматизм всех событий, потому что на самом деле он стал проводить совершенно четко, совершенно однолинейно, упрямо, настойчиво и грубо вот эту самую политику царя. 

Он стал совершать революцию в церкви. Он стал топтать то, что нельзя топтать. Сделать умно, тонко и последовательно то, что от него требовали, это еще можно спорить: нужно ли было что-то менять или не нужно было. Может быть, и нужно было, но ни в коем случае не так. Это значит, не понимать ни психологию своего народа, не понимать вообще, что ты делаешь. 

Почему только 6 лет патриаршества? Да потому что тот же самый характер не позволил. Нужно было обидеться на царя, уйти, принять какую-то там мину, что-то из себя изображать и ждать, что тебе вернут… Само постановление в патриаршество сопровождалось тем, что он вынудил всех поклониться ему в землю. Пока это не сделали, пока не обещали, что будут его во всем слушаться… Вот это было непривычно и непонятно. Патриарх играл другую роль, у него немножко другое было положение в обществе. 

Вот здесь опять важно понять, может быть, сам принцип, который исповедовал в своей повседневной жизни, в практике Никон. Это, скажем, подход к видению самого себя в обществе того времени. Известен спор Никона, его основной тезис, что священство выше царства. Вот я с этим не стану спорить: оно действительно выше, потому что кто благословляет на царство, священник – царя или царь – священника? Разумеется, священник – в данном случае патриарх – благословляет, совершает это, в сущности, миропомазание. Это громадный чин, церковный чин – миропомазывать царя на царство. А кому царь исповедуется? У кого он просит совета и защиты? У своего духовника, которого обязан слушаться. Но священство выше царства не в горизонтальном понимании, а вот именно в вертикальном, в духовном, в устремлении к Богу, к небу: приди и послушайся своего отца, посоветуйся у него. В церкви не у царя, а у патриарха первое место. А вот в мирской жизни это – место царя. А когда получается, что в стране – два великих государя, когда один из этих великих государей другому великому государю говорит, с кем воевать, например, со Швецией, что было крайне неудачно и ничего из этого хорошего не получилось, вот это он уже, простите, лезет совершенно не в свои дела и не в свою сферу. 

А реально это проявлялось очень во многих других вещах. Приезжает, предположим, Теймураз, царевич грузинский, ну, неважно даже кто, приезжает какой-то важный гость в Москву. Царь его принимает. У царя вообще есть какой-то определенный дворец, какое-то количество слуг, какой-то этикет. Но патриарх создает то же самое, еще пышнее: угостить надо лучше, слуг надо побольше, и все должно быть более пышно. 

Ни у кого такого количества таких необыкновенных драгоценных церковных одежд, как у Никона, не было, даже сравнивать не с чем. Это был человек, очень большой самовлюбленности и гордыни необыкновенной. Вот нужно было ему себя подавать, видел он себя, конечно, вселенским папой. Вот такое видение, которое бросалось в глаза. Подойти, поговорить, испросить благословения, посоветоваться с патриархом Иосифом было можно, а чтобы перед очами Никона предстать, это нужно было месяцами, не знаю, в каком положении, жить – это все описано – в Москве и ждать, когда там, может быть, такое случится.

А ведь, простите, масштабы несравнимы с нашей Москвой, это был совсем другой город, и другие были возможности у патриарха, и обязанности были другие, то есть менялась сама структура в отношении с людьми, само его поведение менялось. И в чем обыкновенно по тем временам был такой протестный вызов по отношению к римскому католицизму? Что там процветает папоцезаризм: Папа взял на себя мирские обязанности и мирские почести. И вдруг мы видим здесь то же самое фактически – желание видеть себя не только вселенским патриархом, но и мирским, светским правителем. 

Многих в Никоне как раз и привлекает то, что он вроде бы правильно среагировал на некоторые вещи. Ведь было такое Соборное уложение царя Алексея Михайловича 1649 года. Это, собственно говоря, можно назвать так, его основной контекст – это секуляризация церковных владений, церковного права, то есть уменьшение всех этих возможностей. Ведь столько времени церкви принадлежало такое количество деревень, крестьян – имущества, которое сравнимо было со всем остальным государством. И свой суд монастырский, свои приказы, как у нашего Министерства, которое управляет вот этими церковными делами. 

Никон решал вещи таким образом: он брал для себя всевозможные привилегии. Ему разрешали строить и такой монастырь, и, там, Иверский, и Крестов монастырь, ему давали деревни, ему давали земли. Он решал для себя: «Ага, вот на этот поход я выделю вот такое количество денег, дам такое количество своих солдат, ну, крестьян». А вот как остальные епархии? А остальные все больше погружались в зависимость от государства. Вот вроде бы благими вещами он был привлекаем, а получилось все ровно наоборот: Никон до такой степени испугал – можно так выразиться, наверное, – эту светскую власть в лице царей, что после этого церковь оказалась вообще в положении, мягко говоря, не привычном для православия. Синодальное устройство – это протестантское устройство. Вообще патриарха не стало. И все предыдущие патриархи – они были в большей или меньшей степени подвержены какой-то зависимости от государства, они должны были ему подчиняться. Церковь стала терять свою самостоятельность.

Некоторых Никон этим привлекает: «Вот он – последний, который шел до конца…» Но, милые мои, можно ли идти в этом пути против государства и сравнивать себя с государством? Нужно было найти совсем другую для себя нишу. Нужно было найти для себя совсем другое отношение с государством и с царем, прежде всего, конечно. И это ничем другим не могло закончиться, кроме как подчинением церкви государству. Ведь начиная с петровского времени, церковь потеряла свободу. Как говорят сами старообрядцы, она стала ведомством православного исповедания, это еще одно министерство. Пусть это усиленно, пусть это несколько преувеличено, это никак не остановило жизнь Святого Духа в церкви – это все так, но это поставило ее в известной степени в аномальные условия существования, плоды которого до сих пор мы пожинаем.

Сейчас есть несколько монографий, которые появились буквально в последние год-два, о самосожжении. Это неправильное название – «Самосожжение». У людей не было никакого выбора. Они боялись того, что придут солдаты и их вынудят нарушить все, к чему они привыкли и в чем они видели свое спасение, они потеряют все. Ведь отбирали детей. Само понятие насильного причастия… Сейчас это невозможно себе представить. 

Одни словом, происходили вещи, которые вызывали такой резкий, крайний радикальный протест, но не ровном же поле. Нужно понять еще свой народ, чтобы понять: почему тысячами люди сжигались? 

И часто сжигались – как бы сказать? – обставляя это все, хотя бы формально, такими вещами, чтобы никак нельзя было упрекнуть в самосожжении. Вот собираются в комнату, молятся. Солдаты начинают эту комнату расшатывать, ломать ее. Ставили свечку перед сеном, она падала перед сеном – сено загоралось. Получалось, что не они сами, а вот эти внешние враги их сжигают. Ну, такой, может быть, если угодно, фарисейский подход тут можно увидеть, как хотите. Но на самом деле это трагедия.

Реформы Патриарха Никона и споры о ложках

Патриарх Никон

8 июня на сайте ПЦА было опубликовано «Письмо приходского священника к своей пастве». Это письмо было широко распространено в социальных сетях людьми из разных православных юрисдикций. Оно было написано неназванным священником ПЦА из Южной епархии и обнародовано его епископом, архиепископом Далласским Александром. Некоторые аспекты этого письма касаются исторических вопросов, и именно на них я хотел бы сосредоточиться.

***

Неназванный священник пишет: «Многие люди, особенно в Интернете, теперь в ярости из-за практики чистки или даже замены ложки. Использование ложки для Святого Причастия насчитывает около 1000 лет. Значит, до этого не было лжицы для причастия. Я не буду вдаваться в более древние практики принятия Святого Причастия, скажу только, что делать из лжицы догму неправильно».

Какие «более древние практики» священник не обсуждает? От апостольских времен все верующие причащались так, как до сих пор причащаются священники и диаконы: принимали в руки Тело, а потом припивали Кровь из чаши — общей чаши. Ложка, по-видимому, вытеснила старый метод по чисто практическим причинам — гораздо менее грязно кормить верующих ложкой, чем класть им в руки Тело, из-за которого могут упасть крошки и т. д. быстрее, когда причащаешь большое количество причастников за одной Божественной Литургией. В любом случае, старый метод определенно не является «более гигиеничным», чем ложка, с мирской точки зрения, поскольку он предполагает, что верующие высасывают хлебные крошки из рук и пьют из общей чашки.

***

Затем священник обращается к старообрядческому расколу:

Братья и сестры, существует реальная опасность другого рода старообрядческого раскола, затрагивающего Церковь сегодня, как это произошло в России несколько сотен лет назад, когда люди отказывались принимать изменения в богослужебных книгах и некоторых обычаях верующих даже тогда, когда становилось ясно, что старые пути ошибочны. В то время исправления часто вносились грубо, но это не так в нашей ситуации, когда епископы предусмотрительно и перед лицом серьезного кризиса здоровья внесли временные изменения, изменения, которые никоим образом не затрагивают догматы или учения. нашей Веры.

В 1652 году на престол Московской Патриархии взошел Патриарх Никон. Как пишет митрополит Каллист Уэр в Православной Церкви , «Никон был, вероятно, самым блестящим и одаренным человеком, когда-либо становившимся главой Русской Церкви; но он страдал властным авторитарным характером». Никон обнаружил ряд различий между обычаями Русской и Элладской Церквей и решил «подправить» эти русские обычаи, приказав немедленные, односторонние изменения, распространяющиеся на всю Московскую Патриархию. Самое известное из этих изменений касалось крестного знамения — русские делали его двумя пальцами, а Никон настоял, чтобы они теперь делали его тремя, как греки.

Значительное меньшинство Русской Церкви отвергло реформы Никона. В статье 1957 года Серж Зеньковский объясняет: «Каковы были настоящие причины разногласий по поводу реформ? Патриарх и царь хотели устранить расхождения, вкрадывавшиеся веками; они хотели ввести общий православный обряд. Противники реформы рассматривали московские обычаи как неотъемлемую часть русского православного быта — как, впрочем, и освященного поколениями московских клириков, святителей и мирян».

Это была щекотливая пастырская ситуация, и Патриарх Никон не мог справиться с этой задачей. Митрополит Каллист пишет: «Если бы Никон поступал мягко и тактично, все еще могло бы быть хорошо, но, к сожалению, он был нетактичным человеком». Противники никоновских реформ — «старообрядцы» — подверглись жестоким гонениям. В 1666-67 годах в Москве состоялся Всеправославный Собор под председательством Александрийского и Антиохийского патриархов. Решение Совета было неоднозначным. Митрополит Каллист резюмирует это так: «Собор решил в пользу Никонова реформирует , а против своего человека : изменения Никона в богослужебных книгах и прежде всего его постановление о крестном знамении подтвердились, а сам Никон был низложен и сослан, с поставлением на его место нового Патриарха».

К сожалению, раскол не уврачевался — он сохранился до сих пор, хотя в последнее время часть старообрядцев воссоединилась с Русской Православной Церковью.

***

Так что же нам может сказать старообрядческий раскол о нынешнем споре вокруг ложницы?

Во-первых, важно отметить существенную разницу между реформами Никона и вопросом о ложках: в случае с реформами Никона среди православной иерархии существовал широкий консенсус. С ложкой такого нет. Большинство Православных Церквей  , а не , изменяющих традиционную практику. Московская Патриархия ввела временную меру по «дезинфекции» ложек между причащающимися, и помимо этого, относительно небольшое количество епископов в так называемом «зарубежье» санкционировали некую версию множественных ложек. Все остальные придерживаются общей ложки.

Это резко контрастирует с никонианскими реформами, в ходе которых Никон пытался привести Русскую Церковь в соответствие с обычаями других Православных Церквей. Сопоставимый подход сегодня состоял бы в том, чтобы епископы с «множеством ложек» снова переключились на общую ложку, а не наоборот. Вместо никоновских реформ нынешние перемены, пожалуй, больше сродни «Живой церкви» в коммунистической России 1920-х годов, когда изменения внешних условий жизни общества создали импульс для сторонников перемен внутри Русской Церкви. В дополнение к основным изменениям Живой Церкви, таким как разрешение священнослужителям (в том числе епископам) жениться после рукоположения и сохранять свои чины, эти обновленцы внесли литургические изменения, в том числе перенесли алтарь в центр храма.

Старообрядцы были прежде всего мирянами, восставшими против единой Русской церковной иерархии. Американское православие с его путаницей юрисдикций совсем не похоже на это. Американские православные миряне, которые в настоящее время вопрошают своих епископов, живут бок о бок с другими православными верующими, чьи епископы , а не новаторов.

Кроме того, неназванный священник настаивает на том, что, в отличие от «деспотичного» подхода Никона, архиереи ПЦА (тема письма автора) вносили свои изменения «взвешенно». Это, конечно, вопрос мнения, но любой мандат, переданный сверху, без исключений и без напряженной работы по достижению консенсуса, рискует оказаться «деспотичным» и вызвать непреднамеренные разногласия.

Я уверен, что епископы, которые вводят сегодня литургические изменения, все мягкие и любящие люди, действующие, как они считают, в интересах своей паствы. Я не говорю это в потворствующей манере — я имею в виду это. Именно потому что этого важно, чтобы они рассматривали никонианские реформы как предостережение не только своим расстроенным прихожанам (т. е. не уподобляйтесь старообрядцам), но и самим себе (т.е. Никон). Никон, возможно, был правильно , но его пастырский подход был неверным и имел катастрофические последствия.

***

Наконец, неназванный священник уверяет нас, что проблема ложек не догматична. И, конечно же, в использовании ложки нет ничего «догматического» — в конце концов, ее не использовали в течение первой тысячи или около того лет церковной истории. Но основные вопросы, безусловно, догматичны: Что такое Причастие? Может ли он быть переносчиком болезни? Если я заболел после причастия, что это значит? Ответы на эти вопросы имеют важное догматическое и сотериологическое значение.

Священник говорит, что многие люди «сейчас в ярости» из-за проблем с ложками, и осуждает «кабинетных архиереев без благодати епископата». Из контекста кажется, что священник сосредоточил свою критику на людях, которые проповедуют в Интернете. Справедливо. Но многие правоверные православные священнослужители и миряне искренне обеспокоены изменениями, предписываемыми определенными иерархами, и правильным ответом этим заинтересованным лицам является не стереотипный совет «молиться, платить и повиноваться», который, кажется, лежит в основе этого анонимного письма. Здесь есть настоящие догматические вопросы, и они касаются всего Тела верующих.

Мне кажется, что и расстроенным клирикам, и мирянам и архиереям-нововведениям следует обратить внимание: мы, верующие, не должны уподобляться старообрядцам, но также и иерархи должны стремиться не подражать Патриарху Никону.

Россия, обряд и реформа: литургические реформы Никона в XVII веке

Сейчас: $30.00

(пока отзывов нет) Написать рецензию

Россия, ритуал и реформа: литургические реформы Никона в XVII веке

Рейтинг Требуется Выберите рейтинг1 звезда (худший)2 звезды3 звезды (средний)4 звезды5 звезд (лучший)

Имя Требуется

Электронная почта Требуется

Тема отзыва Требуется

Комментарии

Требуется

Текущий запас: 4

Количество:

Добавление в корзину… Товар добавлен

• Описание

Автор: Пауль Мейендорф

Формат: Мягкая обложка

Историки общепринято интерпретируют реформу богослужебных книг, проведенную в Московской Руси в середине XVII века, как исправление, сделанное на основе древнегреческих и славянских источников .