Секст Проперций. Элегии. Перевод А.И. Любжина
Liber secundus Книга вторая
Отрывок
12
Quicumque ille fuit, puerum qui pinxit Amorem,
nonne putas miras hunc habuisse manus? is primum vidit sine sensu vivere amantis
et levibus curis magna perire bona. idem non frustra ventosas addidit alas,
fecit et humano corde volare deum: scilicet alterna quoniam iactamur in unda
nostraque non ullis permanet aura locis. et merito hamatis manus est armata sagittis
et pharetra ex umero Cnosia utroque iacet: ante ferit quoniam tuti quam cernimus hostem,
nec quisquam ex illo vulnere sanus abit. in me tela manent, manet et puerilis imago:
sed certe pennas perdidit ille suas; evolat heu nostro quoniam de pectore nusquam,
assiduusque meo sanguine bella gerit. quid tibi iucundum est siccis habitare medullis?
si pudor est, alio traice tela tua! intactos isto satius temptare veneno:
non ego, sed tenuis vapulat umbra mea. quam si perdideris, quis erit qui talia cantet,
et canat ut soleant molliter ire pedes?
12
Кто бы ни был тот художник, изобразивший мальчика-Амура,
посмотри-ка, разве труд его рук — не чудо?
Он первым понял, как безрассудно живут влюблённые —
как теряют великие блага из-за ничтожных причин.
Он же не напрасно придал мальчику ветреные крылья
и показал его полёт в человеческом сердце:
ведь бурная волна то вздымает нас, то низвергает,
и носящий нас ветер никогда не знает покоя.
Не без причины руки его вооружены зазубренными стрелами,
а с плеч свисает Кносский колчан:
он бьёт раньше, чем мы в беспечности почуем врага,
и нет никого, кто ушёл бы целым, получив от него рану.
Во мне засели его стрелы, засел и сам мальчишка:
зато крылья свои он потерял
и, увы, никогда не улетит из нашей груди,
Что за радость для тебя жить в иссохшем сердце?
Если у тебя есть совесть, балуйся в другом месте со своими стрелами!
Лучше дай отведать этого яда тем, кому он ещё не знаком!
Твоя мишень — не я, а моя жалкая тень.
Ну погуби её: кто тогда будет воспевать твои подвиги
(ведь моя легкомысленная Муза — большая часть твоей славы),
кто расскажет, какое у девушки лицо, какие пальцы, какие чёрные глаза,
кто опишет в стихах её плавную походку?
СОДЕРЖАНИЕ
Русскому читателю Проперция
SEXTI PROPERTI. ELEGIARUM LIBRI QUATTUOR
СЕКСТ ПРОПЕРЦИЙ. ЭЛЕГИИ В ЧЕТЫРЁХ КНИГАХ
Liber primus. Monobiblos Книга первая. Единокнижие
Liber secundus Книга вторая
Liber tertius Книга третья
Liber quartus Книга четвёртая
ПриложениеПримечания
Указатель имён и географических названий
Квитанция на оплату:
Проперций, Секст — Русская историческая библиотека
Биография Секста Проперция (50 – ок. 15 гг. до н. э.) во многом напоминала жизнь его современника, другого крупнейшего представителя римской поэтической элегии – Тибулла. Проперций родился в Умбрии. Отец его лишился состояния во время проскрипций и, вероятно, был убит в Перузинской войне. Проперций с ранней молодости поселился в Риме, посвятил себя исключительно поэзии, умер в молодых летах. Он был хорошо принят у Мессалы, Мецената, быть может, и у самого Августа, был дружен с Вергилием, Галлом, Овидием.
Элегии Проперция
Судьба его была решена знакомством с прелестною и даровитою гетерою Гостией. Страстная любовь к ней сделала Секста Проперция эротическим поэтом. Элегии о Кинфии (Цинтии), как называет он Гостию в своих стихах, рассказывают всю историю любви Проперция к ней: восхищение девушкой, одаренною всеми совершенствами красоты, образованною, талантливою; наслаждение любовью; самоотверженная преданность влюбленного, обидная измена девушки, гнев отвергнутого, ревность, примирение – эти чувства образуют содержание элегий Проперция, написанных с юношескою пламенностью страстной природы и чувственной фантазии, но с гордым мужеством римлянина. Далеко уступая Тибуллу грациозностью и нежностью, Секст Проперций далеко превосходит его силою пламенной страсти.
Проперций и Кинфия. Картина О. Ж. Б. Веншона
Проперций написал четыре книги элегий. Его героиня, красавица Кинфия, жестока и капризна. Страстный тон элегий Проперция связан с острыми любовными переживаниями: сначала поэт говорит о своей счастливой любви, которой он упивается, а затем, изливая красавице свой гнев по поводу ее измен, говорит о муках ревности к счастливому сопернику, и наконец, поэт прощается с неверной возлюбленной, желая ей тяжелой и одинокой старости. В четвертой книге имя Кинфии встречается только в двух элегиях (7 и 8) в виде воспоминаний о ней.
Тибулл с грустною нежностью жалуется на неверность любимой женщины; Проперций в своих элегиях выражает свое негодование словами пылкого гнева, доходит до презрения ко всем женщинам. Пять лет длилась его любовь к Кинфии, и элегии Проперция в эти годы выражали все оттенки любовных отношений от упоения чувственным наслаждением до холодного отречения от девушки, оскорбившей влюбленного в нее; все волнения чувства переданы у него полными, чистыми тонами, одинаково искренними и сильными; в гневе у него звучит горькая насмешка. Когда он, обедневший, совершенно разочарованный, отрекся от изменившей ему гетеры, хотел посвятить себя ученым занятиям, его сила была уже сломлена. Кинфия умерла вскоре после его разрыва с нею; он написал элегию в память её (IV, 7) и скоро сам последовал за нею в могилу.
Талант Секста Проперция развился в области любви. Элегии о Кинфии, составляющие первую книгу его стихотворений, собраны, кажется, им самим. Следующие три книги состоят из стихотворений разного содержания; в числе их есть пьесы, написанные в честь Августа и Мецената; эти элегии собраны после смерти Проперция и расположены без всякого порядка. Если б он прожил дольше, то вероятно стал бы писать эпическую поэму, заняться которой советовал ему Меценат. Некоторые из пьес двух последних книг могут считаться опытами обработки эпического материала.
Проперций ориентируется на александрийскую поэзию, считая себя последователем эллинистических элегиков Каллимаха и Филета:
«Ты, Каллимахова тень, ты, Филета Косского призрак,
О разрешите, молю, в вашу мне рощу войти.
Первым жрецом прихожу, чтоб с источника чистого ныне
Греческий хор привести в круг италийских торжеств»
(кн. III, элегия 1, стихи 1–4; пер. Л. Остроумова).
Следуя александрийским поэтам, Проперций стремится и к присущей им «учености» – часто вводит малоизвестный мифологический материал. Пользуется поэт и римской тематикой о боге Вертумне (кн. IV, элегия 2), о Геркулесе и Каке (кн. IV, элегия 9), о любви весталки Тарпеи к сабинскому царю Тацию (кн. IV, элегия 4). Поэт противопоставляет свое элегическое творчество эпосу, он стремится воспевать только любовь:
«Знать вы хотите, зачем про любовь пишу я так много
И почему так легко вслух мою книгу читать.
Ни Каллиопа, ни бог Аполлон мне стихов не внушают,
Нет, вдохновляет меня милая только моя»
(кн. II, элегия 1, стихи 1–4; пер. Л. Остроумова).
С течением времени в творчестве Секста Проперция мотивы любви занимают все меньший удельный вес, а все большее место отводится мифологическим сюжетам, к которым поэт был всегда склонен. Проперций много пишет о происхождении религиозных культов и обычаев. Претерпевает изменения и любовная тема: в последних элегиях Проперция встречаются мотивы супружеской любви и верности (кн. IV, элегия 3, стих 11). Постепенно Проперций преодолевает субъективизм любовной элегии и переходит к созданию обобщающих женских образов. В стихах Проперция начинают появляться упоминания об Августе, а в шестой элегии книги IV поэт воспевает битву при Акции и Августа:
«Августа были суда ведомы Юпитера знаком, –
Их значки уж не раз родине славу несли»
(кн. IV, элегия 6, стихи 24–25; пер. Л. Остроумова).
В древности Секст Проперций не пользовался такою широкою популярностью, как Тибулл. Любовь по примеру Каллимаха и Филета вставлять в свои элегии то длинные эпизоды из малоизвестных мифов, то краткие намеки на них придавала элегиям Проперция вид щегольства ученостью и заглушала в них поэтическое пламя. Только там, где он забывает о своих греческих образцах, следует исключительно внушению собственного чувства, стих его становится полнозвучен, согрет сильным одушевлением, увлекателен. – Другие элегии Проперция производят такое впечатление, как будто между наслаждением и пересказывающим его стихотворением лежит долгий промежуток тяжелой обработки, как будто автор уже не чувствует наслаждения, а только любуется на свои воспоминания о нем.
В творчестве Секста Проперция жанр римской элегии обогатился новыми темами, перерастая рамки любовной элегии. Язык и стиль Проперция трудны: обилие мифологических деталей, намеков, умышленная «темнота» выражений, беспереходная смена мыслей. Современники Проперция ценили в его стихах ораторские приемы.
2. ЭЛЕГИИ ПРОПЕРЦИЯ | Симпосий Συμπόσιον
От Проперция до нас дошли четыре книги стихов, написанных элегическим размером в период между 28 и 16 гг. до н. э.
Первая книга обращена к другу Проперция Туллу; она состоит из 22 элегий и написана не позже 28 г. до н. э. Эта книга, самая лирическая из всех книг поэта, почти целиком посвящена его возлюбленной Цинтии.
Здесь и в следующих двух книгах Процерций рассказывает о том, как после кратковременного увлечения служанкой Лицинной (III, 16, 6 и 43) он встретился с красивой и богато одаренной Цинтией. Она отличалась хорошим образованием (Проперций часто применяет к ней эпитет docta I, 7, 11), умела прекрасно декламировать, писала стихи, пела и танцевала (I, 2, 27; 3, 12; II, 3, 17; III, 20, 7). Кто была Цинтия — точно не известно. Установлено на основании свидетельства Апулея («Апология», 10), что это имя служило псевдонимом некоей Гостии. Так как поэт в своих элегиях неоднократно упоминал о ее славном предке, то некоторые исследователи предполагают, что она была родственницей (внучкой) поэта Гостия. Однако считать, что она принадлежала к знатному роду или была римской матроной, нет оснований. Вернее всего она была одной из тех вольноотпущенниц, о которых Овидий так красноречиво повествует в своей знаменитой поэме «Искусство любви», поучая, как они должны себя держать и какими качествами должны обладать, чтобы пользоваться успехом у римской светской молодежи. В пользу этих соображений говорит и то, что Проперций, несмотря на свои пылкие чувства к Цинтии, не хотел жениться на ней, да, вероятно, и не мог, учитывая строгости августовского законодательства о браке и семье. Мы знаем лишь, что в 7-й элегии II книги поэт вместе с Цинтией радуется непринятию проекта закона о браке (lex Julia de marltandis ordinibus), по которому он должен был бы жениться на женщине, более подходившей для него по общественному положению, чем любимая им Цинтия. О ней известно также, что она была старше Проперция, обладала ревнивым характером и умерла еще при жизни поэта.
Любовь к Цинтии целиком захватила поэта. Цинтии посвящались все его стихи, лишь ей одной поэт отдал свое сердце.»Цинтия была началом, Цинция будет и концом» (I, 12, 20), «Буду ее я живой, буду и мертвый ее» (II, 15, 36), — говорит поэт в своих элегиях. Проперцию пришлось пережить и немало горьких минут и тяжелых переживаний из-за легкомыслия и непостоянства красавицы. Окруженная поклонниками, любившая роскошь, она доставляла бедному поэту много поводов к ревности. То она собиралась уехать в Иллирию с богатым претором (I, 8) и лишь настойчивые мольбы поэта удержали ее от этого путешествия, то она уезжала на модный «курорт» в Байи, и это было для Проперция новым поводом для упреков в измене (I, 11). Цинтия была ревнива, а Проперций, по-видимому, давал ей основания для ревности, хотя везде постоянно уверял ее в своей вечной и неизменной любви. Он беспокоился о ней во время ее болезни и бурно радовался ее выздоровлению. Проперцию были свойственны сильные переживания: он не признавал спокойной любви и считал ревность неизбежной спутницей настоящего большого чувства.
Одной из лучших элегий I книги можно считать 3-ю элегию, где поэт описывает свое возвращение к Цинтии после веселой пирушки. Придя домой и застав Цпптию спящей, Проперций любуется ею и, не рискуя будить ее, пытается осторожно поцеловать. Поэт сравнивает свою возлюбленную с героинями мифологических сказаний Андромедой и Ариадной и в восторженных выражениях восхищается ее красотой.
Кроме элегий, прямо относящихся к Цинтии или связанных с ней косвенным образом, встречаются элегии, написанные на сюжеты, общие всем элегическим поэтам. Например, в элегии 16 дверь дома, где живет модная красавица, жалуется на то, что ей надоели бесконечные визиты шумных поклонников, проникающих в дом к ее госпоже. Это является переделкой одного из излюбленных в элегии мотивов — обращения влюбленного к жестокой двери, не пускающей его к любимой, несмотря на все его мольбы. Такая своеобразная серенада (paraclausithyron) встречается и в греческой поэзии, и у многих римских авторов — у Плавта («Куркулион», 147 сл.), Горация («Оды», III, 10), Овидия («Любовные элегии», I, 16), Тибулла (I, 2, 7-14) и др. К таким же «общим местам» элегической поэзии у Проперция можно отнести его жалобы на Цинтию, отвергнувшую его любовь, или те строки элегии, где несчастный влюбленный пишет на коре деревьев заветное имя (элегия 18), или рассуждения о том, что ради любви следует отказаться от войны и славы (элегия 6), и ряд подобных мест.
В I книгу входит также несколько стихотворений, написанных к друзьям. В элегии к поэту Понтику Проперций доказывает преимущество элегической поэзии перед другими видами литературы и, ссылаясь на свой собственный пример, рассказывает, что только его поэзия сумела отклонить Цинтию от поездки в Иллирию с богатым претором. В элегии, обращенной к Галлу, пытавшемуся отбить у него Цинтию, Проперций, не высказывая большого негодования по этому поводу, предупреждает своего друга, что любовь к Цинтии доставит ему много огорчений и страданий.
Две последних элегии I книги интересны и по содержанию и по внешней форме. Одна из них — эпитафия, посвященная Галлу, родственнику Проперция, погибшему в Перусинской войне на стороне противников Августа. Другая, написанная в форме краткой эпиграммы, адресована Туллу. В ней Проперций рассказывает о месте своего рождения на земле, смежной с умбрийскими нивами.
Кто я, откуда мой род и где мои Тулл и пенаты,
Ради ты дружбы меня все вопрошаешь о том.
Если знаешь могилы Перусии ты, погребенной
Родины, во времена злые Италии всей…
Тут соседняя с пей на низменных Умбрия нивах
Породила меня, сильная туком, земля.
(Элегия, 22)
Первая книга стихов, посвященная Цинтии, доставила славу и поэту и вдохновившей его подруге, что видно из дошедшей до нас эпиграммы Марциала (XIV, 189).
Вторая книга, написанная между 28 и 25 гг. до н. э., состоит из 34 элегий, в основном также связанных с Цинтией.
По мере развития связи с Цинцией переживания Проперция становятся все более разнообразными и сложными. Легкомысленное поведение Цинтии, ославившей себя на весь Рим, заставляет глубоко страдать Проперция и, упрекая свою любовницу в действительных и предполагаемых изменах, поэт грозит отомстить ей за ее поведение. В его элегиях появляется тема женской безнравственности, поэт скорбит о падении нравов. Эта тема, не новая в элегической поэзии, вполне соответствовала политике Августа, который для укрепления нравственности своих испорченных современников предпринял весьма радикальные меры, а именно в 18 г. до н. э. издал закон против роскоши, проект закона против безбрачия и др.
Несмотря на то, что Проперций скорбит о падении нравов, он сам в элегии 7 радуется отмене указа, налагающего запрет на внебрачные связи. Он рассказывает, как они вместе с Цинтией горько плакали, боясь, что их могут разлучить и заставить Проперция жениться на другой женщине.
В большинстве элегий II книги (11, 13, 15, 17, 18, 19, 24 и др.) изображение личных переживаний поэта связывается с мифологическими сюжетами или с теми или иными героями древности. Иногда Проперций включает в свои стихи и мотивы общеэлегического характера. Так, например, когда опять появляется иллирийский претор, поэт разражается упреками по поводу корыстолюбия женщин. Здесь на совершенно конкретном примере Проперций развивает одну из любимых тем элегии — о женской развращенности и жадности и о том, что каждый может купить любовь за деньги. Надо сказать, однако, что Проперций сам не очень строг в отношении морали, и советует Цинтии обобрать глупого влюбленного соперника, а затем отправить его одного в Иллирию. Из элегий, посвященных божеству любви, интересна 29 элегия, в которой Проперций рассказывает, как толпа Амуров ночью поймала его и отвела к ожидавшей его Цинтии.
В первой и заключительной элегиях II книги Проперций упорно отстаивает свою склонность к элегической поэзии, заявляя, что у него нет таланта эпического поэта, предоставляя Вергилию и другим воспевать победы Цезаря и иные возвышенные темы. Поэтами, достойными подражания, он считает знаменитых александрийцев — Филета и Каллимаха и советует своему другу Линцею подражать именно им, если он хочет иметь успех у женщин.
Но несмотря на подобного рода рассуждения, Проперций начинает склоняться к иной тематике, прямо заявляя в элегии 10 о том, что уже иная муза учит его петь.
Элегия 10 по своему характеру больше похожа на торжественную оду. Проперций пытается перейти к более высоким сюжетам и, обращаясь к Августу, восхваляет его военные подвиги. Смиренно признаваясь в своем бессилии достойно воспеть столь великого героя, Проперций подчеркивает свое искреннее желание стать певцом деяний Августа.
Третья книга, законченная около 22 г., содержит 25 стихотворений; она включает в себя уже новые темы и носит иной характер, чем две первые книги. Правда, в отдельных элегиях еще встречаются упоминания о Цинтии, и поэт все еще продолжает отстаивать свою приверженность к элегической поэзии, но лирическое содержание явно отходит на второй план, уступая место мифологическим сюжетам.
Первая элегия начинается с обращения к теням Филета и Каллимаха, которым Проперций стремится подражать. Здесь, как и в следующей элегии, высказывается мысль, подобная той, которая была изложена в «Памятнике» Горация, что Проперций первый познакомил италийских слушателей с греческой поэзией и что слава его благодаря элегической музе никогда не угаснет. О том же говорится и в 9-й элегии, посвященной Меценату. Проперций вновь здесь заявляет, что «его челноку не подходят большие паруса» и что «непосильная тяжесть сюжета сможет его раздавить».
В III книге есть несколько элегий, связанных с жизнью Рима, отдельные лестные упоминания о могуществе Августа (элегия 11) и прославление битвы при Акции, написанное в явно александрийском духе с множеством примеров из мифологии. В этой же книге мы находим образцы так называемого «эпикедейона» (элегий, написанных по случаю смерти каких-либо лиц): в элегии 7 Проперций утешает мать молодого Пета, погибшего во время путешествия на торговом судне, и развивает мысль о людской корысти, ведущей к гибели. Эта элегия проникнута более теплым чувством, чем эпикедейон на смерть Марцелла, племянника Августа, имеющий явно официальный характер (III, 18).
Как новый сюжет в элегической поэзии следует отметить элегию 12 — о молодой римлянке Галле и о ее любви к мужу Постуму, отправляющемуся на войну. Элегия, восхваляющая супружескую любовь, была необычной для римских элегиков и до некоторой степени может рассматриваться как отклик на проводимую Августом реформу нравов.
Роман с Цинтией пришел к концу. Разочаровавшись в любимой женщине, поэт стремится уехать в Афины, где предполагает заняться изучением философии и литературы.
Книга заканчивается прощанием с Цинтией и пожеланием неверной красавице тяжелой и одинокой старости.
Последняя, IV книга, написанная не раньше 16 г. до н. э., состоит из одиннадцати элегий. На неоднократные призывы Мецената Проперций отозвался в этой книге не настоящим эпосом, а так называемыми этиологическими элегиями. Здесь уже ясно разделяются как бы две основные линии в содержании элегий: одна — это «ученые» элегии, где Проперций стремится осуществить свои мечты стать «римским Каллимахом», другая — элегии, где он по-прежнему разрабатывает любовные сюжеты. Элегии с эротическим содержанием, хотя и отступают на второй план, удаются Проперцию значительно лучше, чем «ученые». Элегия 1, самая большая из всех элегий Проперция, посвящена истории Рима, в ней рассматриваются легенды, связанные с происхождением Рима, с его храмами, памятниками и местными праздниками. Поэт заявляет, что свой слабый талант он отдает на служение родине.
Написанные в духе эпической поэзии элегии 2 и 4 рассказывают об этрусском происхождении бога Вертумна и о весталке Тарпее, предавшей Рим из-за любви к сабинскому царю. В элегии 9 повествуется о борьбе Геркулеса с великаном Каком, угнавшим священных быков Юпитера. Здесь же объясняется происхождение римского Forum Boarium (Коровьего рынка) с его священным жертвенником — Ara maxima — в честь Геркулеса. Элегия 10 стремится выяснить «причины» основания одного из древнейших храмов Рима и объясняет происхождение имени Юпитера Феретрия, которому победители посвящали доспехи, снятые с убитого на войне неприятельского полководца [1]. Такими героями-победителями были прославленные римские герои Ромул, Авл Косс и Марцелл. Как уже указывалось, в элегии 6 в восторженных выражениях восхваляется победа Августа при Акции. Проперций не скупится на хвалебные эпитеты, приравнивает Августа к богам и одновременно рассказывает о празднестве открытия нового храма в честь Аполлона, руководившего сражением и помогавшего Августу.
Новая элегическая тема, затронутая Проперцием в элегии о Галле и Постуме, — тема супружеской любви и преданности — более подробно развита в двух элегиях IV книги — в 3-й и в последней из всех его элегий — 11-й. В 3-й элегии дается психологически верный образ любящей и нежной жены Аретусы. Наиболее высокую оценку супружеская любовь получает в духе официальной идеологии в 11-й, траурной элегии, посвященной Корнелии, дочери Скрибонии, падчерице Августа, бывшей замужем за цензором Павлом Лепидом. Корнелия после своей смерти, выступая в загробном суде, произносит речь и трогательно просит овдовевшего мужа заботиться об осиротевших детях, а им внушает относиться с любовью к мачехе, которая сможет занять ее место. Это одна из самых поэтических элегий; она называлась позднейшими исследователями «царицей элегии» [2] и пользовалась большим вниманием в последующие времена.
Две элегии, относящиеся к Цинтии, даны поэтом в виде воспоминаний; одна из них дана как пародия на стиль ученых «причин» (этиологий). В ней раскрывается «причина» одной ссоры, происшедшей у поэта с Цинтией, когда случайно, вернувшись не во время домой, Цинтия застала его кутящим в обществе легкомысленных женщин и сурово расправилась с изменившим ей возлюбленным (элегия 8). В другой элегии поэт рассказывает, что он во сне видел умершую Цинтию, пенявшую ему за измены при ее жизни, за отсутствие на ее похоронах и за невнимание к пей (элегия 7). Эта элегия, хотя и не лишена мифологической учености, полна бытовых деталей и искренней грусти поэта по умершей, некогда горячо любимой подруге.
[1] Тит Ливий в «Римской истории» (I, 10) рассказывает, что Ромул, сняв доспехи с убитого вражеского вождя, вступил в Капитолий и положил их у дуба, чтимого пастухами. Принесши дары, он назначил место для храма Юпитера и дал богу новое прозвище — Юпитер Феретрийский (Податель добычи, Несущий добычу).
[2] М. М. Покровский. История римской литературы, стр. 238.
Читать «Любовные элегии» — Проперций Секст — Страница 1
Проперций Секст
Любовные элегии Третья книга
О поэте
Поэт верит в свое бессмертие. Жизнь стихов продолжается за крайней чертой. Это – его слова. Поэт присматривается к собственной смерти, ощупывает ее, как отрез ткани. Он возводит себе надгробье, горит на погребальном костре, шепчет имя возлюбленной. Он знает, что она придет проведать его и украсит могильный камень венками из свежесорванных цветов. Он сам выбирает место для погребения – не на большаке, но подальше от людской толпы, где-нибудь под сенью дубравы или у песчаной дюны (как и полагается поэту, провозгласившему себя римским Каллимахом (4.1.64), этим александрийским ученым пересмешником, который сказал однажды: скучно дорогой / той мне идти, где снует в разные стороны люд1). Для него нет существенной разницы между любовным ложем и погребальным одром (Commager 20)2. Ему, пожалуй, хотелось бы, чтобы подруга прыгнула в последний костер, чтобы обгорающими губами прижалась к его губам… Он устраивает пристрастную инвентаризацию собственной кончины, дабы потом, на выдохе, крикнуть смерти: ты изжита! Вслед за Горацием, за его non omnis moriar (весь я не умру), наш поэт проговаривает в маршевом ритме пентаметра: ingenio stat sine morte decus (3.2.26, блеск гения обречен на бессмертие), а чуть позже, в своей последней книге, длит бессмертие в гекзаметрической строке sunt aliquid Manes: letum non omnia finit (4.7.1, духи мертвых кое-что значат, не все кончается смертью).
* * *
Нам неизвестна точная дата рождения Секста Проперция; скорее всего, поэт родился в начале 40-х годов до н. э. (Hubbard vii). Зато не вызывает сомнения место рождения поэта. Это умбрийский город Ассизи (рожден в древней Умбрии у славных пенатов – 4.121, ср. 4.125), тот самый Ассизи, в окрестностях которого святой Франциск благовествовал перед птицами. Род Проперциев, крупных землевладельцев, был одним из наиболее влиятельных в округе. В одном только Ассизи сохранилось 16 надписей с именами Проперциев (Cairns 10). Ряд родственников поэта перебрались в Рим и дослужились до степеней известных: один из Проперциев, Гай Проперций Постум (вероятный адресат элегии 3.12), высоко поднялся по служебной лестнице, исполнял должности претора и проконсула (Cairns 16). Ранняя смерть отца совпала с Перузинской войной (41 до н. э.), в ходе которой умбрийская и этрусская3 знать выступила против Октавиана (будущего императора Августа) на стороне Луция Антония, брата триумвира Марка Антония (Cambridge Ancient History 28–29). После победы Октавиана часть имения Проперциев была отторгнута в пользу ветеранов; некоторые родичи поэта (мы не знаем, каково их число) погибли под мечами легионеров (1.22.6– 8). Вскоре после отторжения земель семья поэта поселилась в Риме. Проперций получил прекрасное образование, изучал риторику и юриспруденцию (Cairns 26). Первые три книги элегий вышли в 20-х годах I столетия до н. э. (становление принципата Октавиана Августа), последняя – в 16-м году. После выхода первой книги, Единокнижия, Проперцию начинает покровительствовать Меценат, один из ближайших сподвижников Августа. Среди поэтов, пользовавшихся поддержкой Мецената, – Публий Вергилий Марон (Буколики, Георгики, Энеида) и Квинт Гораций Флакк (Сатиры, Эподы, Оды, Послания).
Проперций – автор любовных элегий, поводом для которых послужила связь поэта с Цинтией (или Кинфией). По словам Апулея, подлинное имя Цинтии – Гостия (Апология 10), однако мы не можем с точностью сказать, кто скрывается под этим именем: ветреная матрона или куртизанка высшего пошиба. На первый взгляд, элегии Проперция легко привести к общему знаменателю, обобщить происходящее: поэт безоглядно влюблен в Цинтию, он – послушный раб своей подруги, Цинтия же – требовательная госпожа. Проперций страдает и одновременно наслаждается страданием. Его возлюбленная известна своим непостоянством, и это лишь усугубляет любовные муки. Поэт с восхищением пересказывает, как Цинтия пыталась выцарапать ему глаза, как запустила в него винным кубком (3.8.4, 6). Для него ожерелье из кровоподтеков на истерзанной шее – все равно что для других римлян роскошный банкет или колесничные бега.
Вышеприведенные обобщения, при всей своей видимой неоспоримости, лишь отчасти отражают внутреннюю жизнь элегий. Для Проперция любые жанровые императивы – в лучшем случае условны. Никаких постоянных законов, никаких долгодействующих правил наш поэт не признаёт. По Проперцию, законы жанра существуют лишь для того, чтобы их нарушать.
Проперций часто иронизирует над своей влюбленностью. По мягкости, по деликатности иронии мы легко отличим Проперция от Тибулла и Овидия, его собратьев по элегическому цеху. Наш поэт с улыбкой смотрит на себя со стороны, как будто он – персонаж из комедии Теренция. Его ирония легка и вездесуща. Именно эта способность улыбаться самому себе позволяет поэту дистанцироваться от подруги и говорить о любви несерьезно. Более того, на наших глазах Проперций потворствует этому превращению: Цинтия-подруга становится Цинтией-книгой, разговор о любви переходит в разговор о поэзии вообще. Когда в конце Третьей книги поэт, обращаясь к Цинтии, пишет пять прослужил тебе лет, остается только догадываться, о какой службе идет речь: о любовном рабстве (servitium amoris), о сочинении стихов или о том и другом? Кому же, собственно, служит Проперций: Цинтии или своей музе?
Многие элегии выстроены по законам античной риторики: стихотворение начинается с посыла (утверждения), который (которое) подкрепляется цепочкой доказательств (примеров). Поэт, действительно, риторичен, подчас даже излишне риторичен, но его риторические приемы зачастую автопародийны. Давая волю иронии, Проперций доводит мысль до абсурда, или же цепь логических построений неожиданно обрывается – и стихотворение резко меняет сюжетный вектор. Так, например, обстоит дело в элегии 3.11. Проперций начинает словами женщина помыкает мной как ей заблагорассудится. За почином следует перечень античных героев, «порабощенных» женщинами, но вдруг этот реестр прерывается: Проперций ставит читателю подножку, и тот валится на землю, успевая заметить, как поэт вводит в стихотворение новый сюжет – противостояние Александрии (Клеопатры) и Рима (Октавиана). Вот еще один пример риторических сатурналий: в элегии 3.14 Проперций убеждает римлян перенять законы спартанского воспитания девушек – ради того чтобы влюбленным соотечественникам было вольготней добиваться благосклонности подруг.
Часто говорят о нонконформизме Проперция. Да, поэт не желает поступать на государственную службу и заявляет об этом во всеуслышанье. Согласно Д. Бонаменте, он отвергает ценности, значимые для римского общества: богатство, военную славу, даже семейную жизнь как таковую (Бонаменте 9). В стихотворении, где Октавиан Август назван богом (что это – запредельная лесть или все та же вездесущая ирония?), во время предполагаемого триумфа над парфянами Проперций собирается стоять в стороне, обнимая подругу (3.4.15), а следующее стихотворение (3.5), по мнению М. Хаббард, начинается, в пику военным приготовлениям Августа, словами Амур – бог мира; мы, любовники, поклоняемся миру (Hubbard 81). Проперций иногда нахваливает Августа, но и в похвалах прячет шпильки; в 25 году до н. э. (год выхода Второй книги элегий) Август вряд ли симпатизировал поэту, напоминавшему о кровопролитных гражданских войнах, в которых принимал участие будущий император: о Мутине и Филиппах или о Перузинской войне (2.1.27–29). Чуть позже, говоря о победе при Акции и о спасении Рима Октавианом (3.11.49–50), поэт не удерживается от восклицания: город, владеющий всем миром, испугался угроз Марса в юбке (3.11.57–58). Безусловно и то, что, входя в круг Мецената, Проперций последовательно отстаивает право на собственный голос, право поэта писать не под диктовку нового режима.
ПРОПЕРЦИЙ, СЕКСТ (лат. Sextus Propertius)
Римский поэт.
Рано потерял отца, часть наследственного имения подверглась конфискации в пользу ветеранов Октавиана. Получил риторическое образование в Риме, но вскоре отказался от адвокатской карьеры и увлекся поэзией. В 28 г. до н.э. он опубликовал первую книгу своих элегий, которая привлекла внимание Мецената и ввела Проперция в круг поэтов, собиравшихся вокруг него. Проперций, однако, сохраняет политическую независимость в своих элегиях связывает себя с теми, кто проиграл Октавиану под Перузией в 41 г. до н.э. и иногда позволяет себе выпады в адрес существующего режима.
Проперцию принадлежат 4 книги элегий. I книга была издана при жизни поэта, она содержит любовные элегии, посвященные Кинфии (настоящее имя Гостия). В них описывается развитие любви и отдельные ее эпизоды: ссоры и примирения, расставания и возвращения. Остальные три книги были изданы посмертно. Во II книге содержатся элегии, так же посвященные Кинфии; там же Проперций сообщает о своем отказе от предложения Мецената написать поэтический эпос о римской истории. В III книге всего три элегии к Кинфии, кроме того, там содержатся стихи на смерть друга поэта Пета и племянника Августа Марцелла. В IV книге Кинфии посвящены 2 элегии; похоже, что Проперций согласился частично исполнить пожелание Мецената и восславить прошлое римлян в этиологических элегиях, где объясняются происхождение названий, обычаев, памятников и т.п. Эти элегии рассказывают о Тарпейской скале, о Бычьем форуме, алтаре Геркулеса, храме Аполлона на Палатине, построенном Августом и пр.
В произведениях Проперция практически нет сельских мотивов, его стиль прост, хотя иногда и перенасыщен эрудицией.
Сочинения:
Properce. Élégies / Ed. S. Viarre. Paris, 2005;
Валерий Катулл. Альбий Тибулл. Секст Проперций / Ред. Ф. А. Петровского. М., 1963;
Секст Проперций. Элегии / Пер. А. И. Любжина. М., 2004.
Смежные статьи Литература- Sullivan J. P. Propertius. A critical introduction. Cambridge, 1976
- Papanghelis T. D. Propertius. A Hellenistic Poet on Love and Death. Cambridge, 1987
- Cairns F. Sextus Propertius. The Augustan Elegist. Cambridge 2006
- Brill’s companion to Propertius / Ed. by Günther. Leiden; Boston, 2006
- Latin Elegy and Hellenistic Epigram: A Tale of Two Genres at Rome / Ed. by Keith A. Newcastle, 2011
- A companion to Roman love elegy / Ed. by B. K. Gold. Oxford, 2012
- Дуров В. С. История римской литературы. СПб., 2000
- Альбрехт М. История римской литературы. Т. 2. М., 2004
|
(перевод С. Шервинского) (1) ╠ предыдущая следующая ╣ (5)
Там, где блаженствуешь ты, прохлаждаешься, Цинтия,— в Байах,— (1) ╠ предыдущая следующая ╣ (5)
Публикуется по материалам: Античная лирика. Библиотека всемирной литературы. Серия первая. т. 4, –М.: Художественная литература, 1968. На страницу автора: Проперций (Propertius) Секст; К списку авторов: «П»; Авторы по годам рождения: до нашей эры — 700; Авторы по странам (языку): древнеримские
Авторы по алфавиту: Авторы по годам рождения, Авторы по странам (языку), Комментарии |
Поделиться в: |
Белофонные лекифы: «Ночь отпускает пленные тени»
Из легких рисунков на белофонных лекифах Британского музея мне запали в душу не только работы Мастера Ахилла. В музее есть еще несколько дивных ваз. Они созданы разными мастерами, но изображения на сосудах представляют один и тот же тип композиции. В центре ее – надгробная стела. На постаменте сидит женщина. Краска облетела, время совлекло с нее одежды. Она прекрасна, спокойна и …вечно молода, поскольку перед нами та, к чьей могиле с двух сторон подходят люди:На лекифе Лондонского мастера D 72 к стеле подходят женщина и юноша. Как тут не вспомнить элегию Секста Проперция, хоть и написана она не в Афинах, а в Риме, и несколькими столетиями позже, чем нанесен на тулово сосуда этот рисунок:
Маны — не совсем ничто, и не всё кончается со смертью;
бледная тень ускользает от поверженного костра.
Недавно мне явилась Кинфия: она лежала, облокотившись на ложе, —
Кинфия, недавно погребённая в самом конце шумной улицы;
тогда я забылся сном, похоронив свою любовь,
и жаловался на холод, царящий в моей постели.
У неё были такие же волосы, как тогда, когда её выносили,
такие же глаза; костёр прожёг на боку её одежду;
его огонь испортил берилл, который она всегда носила на пальце;
краешки её губ уже посинели от Летейской влаги.
Секст Проперций. Элегии в четырех книгах. Перевод и примечания А.И.Любжина. М., 2004, с. 203.
Живые рядом с призраком ведут себя по-разному. Кто-то изумленно всматривается в дорогую тень, а кто-то занят совершением обряда и ее не видит. Женщин на этом лекифе разделяет невидимая, но непроходимая грань.
А вот лекиф работы Мастера женщин. Здесь рисунок нанесен не коричневым, а черным тоном. Женщина с рассыпанными по плечам кудрями словно тает у нас на глазах. И опять вспоминается Седьмая элегия Проперция:
Она глубоко вздохнула и стала говорить,
и хрустнули пальцы на её хрупких руках <…>.
«Ведь за мрачным потоком — два поприща нам на жребий,
и не один и тот же путь ведёт мёртвых по воде.
Первый несёт блудливую Клитемнестру и Критянку,
которая обманула быка с помощью деревянной коровы.
А другие плывут на увенчанной ладье туда,
где ветерок ласкает розы на блаженных полях Элизиума, где поёт
мелодичная струна, где рокочут медные бубны Кибелы, где звучат
Лидийские плектры для хороводов дев, облачённых в митры.
/с. 203-205/
И здесь к гробнице подходят живые. Вот женщина с лекифом в руках:
Он словно тень того реального лекифа, что мы видим:
Третий лекиф, где живые встречаются с умершей, создан немного позже первых двух. Его относят к произведениям Группы R и датируют самым концом V века до н.э.
У могильной плиты сидит мощная дама, словно не расставшаяся с земными страстями. И здесь уместно вспомнить последние строки элегии:
Ночью мы носимся на свободе, ночь отпускает пленные тени,
и сам Цербер где-то блуждает, когда откинут засов.
Закон велит нам с рассветом возвращаться к Летейским водам;
кормщик везёт нас обратно и пересчитывает груз своей ладьи.
Пусть сейчас ты во власти других женщин — скоро будешь только моим;
ты будешь со мной, и твои кости соприкоснутся с моими».
И вот, закончив свою горькую жалобу,
тень растаяла и исчезла прямо из моих объятий.
/с. 207/
Белофонные лекифы. Мастер Ахилла: http://cicerone2007.livejournal.com/69122.html
Примеры и определение элегии как поэтического средства
Определение элегии
Элегия — это форма поэзии, которая обычно размышляет о смерти или утрате. Традиционно элегическое стихотворение обращается к темам скорби, печали и скорби; однако в таких стихах также говорится об искуплении и утешении. В целом художественный язык поэзии позволяет выразить и сформулировать такие чувства в форме элегии.
Например, элегия Уолта Уитмена «О капитан! Мой капитан! » увековечили память президента Авраама Линкольна вскоре после его убийства:
Выражение Уитменом благоговения, горя и скорби представлено в этой строфе элегии. Помимо оплакивания потери Линкольна, стихотворение оплакивает состояние союза после гражданской войны.О капитан! мой капитан! наше ужасное путешествие завершено,
Корабль выдержал все стойки, приз, который мы искали, выигран,
Порт близок, я слышу колокола, все ликуют,
Пока следите за глазами, устойчивый киль, сосуд мрачный и дерзкий;
Но сердце! сердце! сердце!
О кровоточащие красные капли,
Где на палубе лежит мой капитан,
Падшие холодные и мертвые.
История и структура элегии
Древние греки установили традицию «элегии», которая относится к поэтическим куплетам на такие темы, как смерть, потеря, любовь и битва. Эту традицию переняли римские завоеватели, которые сформулировали элегии на латыни и затронули те же темы, что и греческие элегии, но добавили эротические и мифологические темы.
Эпоха Возрождения принесла возрождение поэм-элегий и их введение в английскую литературу. Английские поэты сосредоточили свои элегические стихи прежде всего на смерти и потере любимого человека.
Классическая элегическая поэзия, как правило, строилась на двустишие. Начиная с восемнадцатого века, строфы в стихах-элегиях обычно содержат четверостишие, написанные ямбическим пентаметром со схемой рифм ABAB . Однако эта структура лишь наводит на размышления, так как многие поэты сочиняют элегии с разным размером и схемой рифм.Фактически, большинство современных элегий вообще не имеют какой-либо определенной или формальной структуры.
Общие примеры тем в элегии
Как литературный прием и поэтическая форма элегия традиционно охватывает темы, которые представляют собой глубокие и значимые личные размышления поэта. В известном стихотворении Томаса Грея «Элегия, написанном во дворе сельской церкви», опубликованном в середине восемнадцатого века, стихи-элегии закреплены как философские выражения скорби и скорби. Некоторые называют этот тип поэзии поэзией «кладбища» или «кладбища», предназначенной для выражения утраты, печали и боли.Кроме того, большая часть кладбищенской поэзии обращается к физическому феномену смерти и мимолетной природе жизни.
Однако элегическая поэзия может затрагивать многие темы, помимо потери жизни и горя. Вот несколько общих примеров темы в элегии:
- смерть и ее неизбежность и / или универсальность
- личная утрата
- человечество и природа
- память и / или прошлое
- ностальгия по молодежи
- изоляция
- преданность
- общество
- потеря любви
- смерть влиятельного лидера, писателя или других общественных деятелей / героев
Известные примеры элегии, написанные одним автором для другого
Существует устоявшаяся традиция авторов сочинять элегии, вдохновленные и уважать своих собратьев-литературных коллег.Эти стихотворения часто отражают чувство оплакивания смерти автора, восхваление его литературного труда и его влияния, а также форму утешения для других скорбящих, которые могут быть лишены силы элегического выражения.
Вот несколько известных примеров элегии, написанной одним автором для другого:
- «Элегия, написанная на деревенском погосте» Томаса Грея, вдохновленная смертью поэта Ричарда Уэста
- «Памяти В. Йейтса »У. Оден — в честь кончины ирландского поэта Уильяма Батлера Йейтса
- «Адонаис: элегия о смерти Джона Китса» Перси Биши Шелли — мемориальная поэма для поэта Джона Китса
- «Тирсис» Мэтью Арнольда — ознаменование смерти поэт Артур Хью Клаф
- «Самая чистая дочь Блейка» Брайана Паттена — элегия поэта Стиви Смита
Различие между элегией, панихидами и хвалебным голосом
Элегия, панихида и панегирик служат аналогичным целям в отношении траура и похорон сервисов, но они отличаются друг от друга.Элегия — это стихотворение, которое размышляет о предмете или человеке через печаль или меланхолию. Элегии — это, как правило, стихи о человеке, который умер. Панихида — это короткий гимн или песня, в которой выражается горе или горе, и обычно ее сочиняют для исполнения на похоронах. В лирической поэзии панихида обычно короче и менее задумчива или медитативна, чем элегия. Панегирик — это речь, произносимая во время панихиды, которая написана как дань уважения и похвалы кому-то, кто недавно умер.
Примеры элегии в литературе
Как поэтический прием, художественный язык элегии позволяет писателям выражать честь, почтение, скорбь и даже утешение.Поэты используют элегию, чтобы вспомнить и увековечить память о смерти важных исторических личностей или их собственных личных потерях. Независимо от темы, эта поэтическая форма расширяет опыт и понимание для читателей на глубоко эмоциональном уровне.
Вот несколько примеров элегии в литературе:
Пример 1:
Когда сирень последняя во дворе расцвела (Уолт Уитмен)5
Над грудью весны, на земле, среди Города,
Среди переулков и через старый лес, где в последнее время из-под земли выглядывали фиалки, видя серые обломки,
Среди травы в полях по обе стороны переулков, мимо бескрайней травы,
пшеница желто-копья, каждое зернышко из савана в темно-коричневых полях восстало,
Проходя яблони под ударами белого и розового в садах,
Неся труп туда, где он должен покоиться в могиле,
Ночные и дневные путешествия гроб.6
Гроб, который проходит по переулкам и улицам,
Днем и ночью с огромным облаком, затемняющим землю,С пышностью замкнутых флагов с городами, задрапированными черным,
С демонстрацией Сами государства, как стоящие женщины в креповых вуалях,
С длинными и извилистыми шествиями и ночным фламбе,
С горящими бесчисленными факелами, с безмолвным морем лиц и беззащитными головами,
С Склад ожидания, прибывающий гроб и мрачные лица,
С панихидами в ночи, с тысячами голосов, поднимающихся сильными и торжественными,Со всеми скорбными голосами панихиды, льющимися вокруг гроба,
Тусклый свет церкви и дрожащие органы — куда среди них вы путешествуете,
С непрекращающимся звоном колоколов,
Вот, гроб, который медленно проходит,
Я даю вам свою веточку сирени.
Полное стихотворение Уитмена — это элегия, вдохновленная Авраамом Линкольном и чувствами утраты в Америке после Гражданской войны. Поэма Уитмена считается пасторальной элегией, элементы которой широко представлены в разделе 5. Пасторальная поэзия раскрывает темы красоты природы, идеализированной сельской местности и гармонии в деревне. В элегии Уитмена пасторальная эстетика, описанная в стихотворении, также является политической аллегорией Гражданской войны. Например, поэт использует такие фразы, как «серый мусор» и «желтая пшеница», которые вызывают образы войны, переплетенные с стойкостью и возрождением природы.В разделе 6 дана «веточка сирени» поэта как пастырский символ его поэтической элегии Линкольну.
Пример 2:
Панихида без музыки (Эдна Сент-Винсент Миллей)Я не смирился с тем, что любящие сердца закрываются на твердой почве.Так есть, и так будет, ибо так было, время не в уме:
Они уходят во тьму, мудрые и прекрасные. Коронованные лилиями и лавром они идут; но я не смирился.Любители и мыслители, с вами в землю.
Будь единым с тупой, беспорядочной пылью.
Фрагмент того, что вы чувствовали, того, что вы знали,
Формула, фраза остается, но лучшее теряется.Ответы быстрые и острые, честный взгляд, смех, любовь, —
Их больше нет. Они ушли кормить розы. Элегантный и завитый
Это цветение. Ароматен цветок. Я знаю. Но я не одобряю.
Свет в твоих глазах был драгоценнее всех роз в мире.
Вниз, вниз, вниз, во тьму могилы
Медленно уходят прекрасные, нежные, добрые;
Тихо идут, умные, остроумные, храбрые.
Я знаю. Но я не одобряю. И я не смирился.
Поэма Святого Винсента Миллея интересна тем, что является почти анти-элегией. Вместо того чтобы оплакивать боль смерти и утраты, поэт отвергает эти чувства и стандартные идеализации, представленные в большинстве стихотворений-элегий.Напротив, поэт не «одобряет» смерть и не «смиряется» с ней. Это не означает, что поэт чувствует себя бессмертным, но это скорее обвинение традиционных элегий, которые, кажется, романтизируют и принимают смерть, а также увековечивают память тех, кто умер.
Пример 3:
Панихида (Кристина Россетти)Почему вы родились, когда шел снег?
Вы должны были прийти на зов кукушки,
Или, когда виноград зеленый в грозди,
Или, по крайней мере, когда собираются гибкие ласточки
Для своего далекого полета
От летней смерти.
Почему ты умер, когда паслись ягнята?Ты должен был умереть при падении яблок,
Когда кузнечик попадает в беду,
И пшеничные поля размокли,
И все ветры вздыхают
За сладкое умирает.
Россетти называет свое стихотворение «Панихида», хотя это элегическое произведение. Эта элегия интересна тем, что переворачивает черты пастырской традиции. Вместо того, чтобы романтизировать или идеализировать связь между природой и смертью, поэт подразумевает, что смерть и рождение часто не пересекаются с «правильными» временами года, которые представляют такие события.
Например, во второй строфе поэт, по сути, спрашивает умершего человека, почему его смерть произошла весной, в сезон, который обычно представляет собой рождение и новую жизнь. То же самое относится и к первой строфе о рождении зимой, время года, обычно связанное со смертью. В результате элегия поэта обращается к неизбежности смерти, одновременно разрушая пастырскую связь времен года.
Элегия | поэтическая форма | Britannica
Elegy , медитативная лирическая поэма, оплакивающая смерть общественного деятеля, друга или любимого человека; в более широком смысле, любая рефлексивная лирика на более широкую тему человеческой смертности.В классической литературе элегия — это просто любое стихотворение, написанное в элегическом метре (чередование строк дактильного гексаметра и пентаметра) и не ограниченного по предмету. Хотя некоторые классические элегии были жалобами, многие другие были любовными стихами. В некоторых современных произведениях, например в немецкой, где классический элегический метр был адаптирован к языку, термин элегия относится к этому метру, а не к содержанию стихотворения. Таким образом, знаменитая работа Райнера Марии Рильке Duineser Elegien ( Duino Elegies ) не является плачем; они касаются поиска поэтом духовных ценностей в чужой вселенной.Но в английской литературе с XVI века элегия стала обозначать стихотворение скорби. Это может быть написано в любом метре по выбору поэта.
Отдельным видом элегии является пастырская элегия, которая заимствует классическую конвенцию о представлении своего предмета в виде идеализированного пастыря на идеализированном пастырском фоне и следует довольно формальному образцу. Он начинается с выражения горя и обращения к Музе с просьбой помочь поэту выразить свои страдания. Обычно он содержит похоронную процессию, описание сочувственного траура по всей природе и размышления о жестокости смерти.Он заканчивается принятием, часто очень убедительным оправданием, закона природы. Ярким примером английской пастырской элегии является «Лицида» Джона Мильтона (1638 г.), написанная после смерти Эдварда Кинга, друга по колледжу. Другие известные пасторальные элегии — это «Адонайс» Перси Биши Шелли (1821 г.) о смерти поэта Джона Китса и «Тирсида» Мэтью Арнольда (1867 г.) о смерти поэта Артура Хью Клафа.
Подробнее по этой теме
Латинская литература: Элегия
Элегический куплет гекзаметра и пентаметра (пятифутовая линия стиха) был передан Катуллу, который нарушил традицию заполнением…
В других элегиях нет установленных шаблонов или условностей. В 18 веке английская «кладбищенская школа» поэтов писала обобщенные размышления о смерти и бессмертии, сочетая мрачные, иногда омерзительные образы человеческого непостоянства с философскими рассуждениями.
Репрезентативные произведения — « Ночные мысли » (1742–45) Эдварда Янга и «Могила » Роберта Блэра (1743), но самое известное из этих стихотворений — более со вкусом сдержанное произведение Томаса Грея «Элегия, написанная во дворе сельской церкви». (1751 г.), который отдает дань уважения поколениям скромных и неизвестных крестьян, похороненных на церковном кладбище.В Соединенных Штатах аналог кладбищенского режима можно найти в «Танатопсисе» Уильяма Каллена Брайанта (1817 г.). Совершенно новая трактовка общепринятого патетического заблуждения приписывания горя природе достигается в книге Уолта Уитмена «Когда цветет сирень на заднем дворе» (1865–66).
Получите подписку Britannica Premium и получите доступ к эксклюзивному контенту. Подпишитесь сейчасВ современной поэзии элегия остается частым и важным поэтическим высказыванием. Его диапазон и вариативность можно увидеть в таких стихах, как А.Э. Хаусман «Спортсмену, умирающему молодым», W.H. Одена «Памяти У.Б. Йейтса, «Мой отец прошел через обреченность любви» Э. Э. Каммингса, «Часы» Джона Пила Бишопа (по Ф. Скотту Фицджеральду) и Роберта Лоуэлла «Кладбище квакеров в Нантакете».
Элегия | Жанры и формы | Литература | Глоссарий
Элегия — это стихотворение, которое в первую очередь определяется его тоном и тематическим содержанием. В частности, его тон серьезный, а тематическое содержание темное, обычно затрагивая тему смерти или мертвых.С технической точки зрения элегию можно определить по ее специфическому поэтическому метру. Однако сегодня это техническое значение больше не используется. Элегия, по сути, просто относится к грустному и серьезному стихотворению.
Значение
Элегии, традиционно сочиняемые как скорбная реакция на смерть человека, являются популярными похоронными песнями. Иногда элегия может относиться к особенно мрачному музыкальному произведению. Популярные элегии включают вокальные песни, фортепианные сочинения и пьесы для всего оркестра.
Происходящие в Древней Греции элегии похожи на панегирики, эпитафии и оды, но отличаются друг от друга: панегирики обычно представляют собой структурированные речи, написанные формальной прозой; эпитафии намного короче, всего в несколько строк; а оды выражают просто обожание.
Элегии задумчивы и задумчивы, выражают эмоции и ностальгию по ушедшему человеку. Обычно они интимные и личные, написанные кем-то, кто был близок с человеком, который прошел. Глубокие и задумчивые, они богаты эмоциональными переживаниями.
Создание элегии
Традиционные элегии часто проходят в три этапа. Первый шаг — это причитания. На этом этапе говорящий выражает свое горе и сожаление по поводу ухода за предметом. Это шанс говорящего рассказать о своей боли и меланхолии. Затем оратор хвалит достижения и качества человека, почти идеализируя их. Наконец, оратор выражает соболезнования и утешение другим скорбящим. Эти три шага можно узнать в этом знатоке из элегии Памяти В.Б. Йейтс, W.H. Оден:
«С земледелием стиха
Сделайте виноградник проклятия,
Пой человеческую неудачу
В восторге от горя;
В пустынях сердца
Да начнется исцеляющий фонтан,
В тюрьме своих дней
Научи свободного хвалить ».
Однако не каждая элегия должна выражать печаль по поводу смерти человека. Другие могут описать непреодолимое чувство утраты или печали.Например, начало поэмы Райнера Марии Рильке «Дуинские элегии» гласит:
«Если бы я закричал
Кто меня там услышит
Среди ангельских орденов?
И предположим, что один вдруг
Принял меня к своему сердцу
Я бы съежился ».
Истоки элегии
Как уже упоминалось, элегии написаны элегическим куплетом. Эта поэтическая форма использовалась поэтами из Древней Греции, а затем стала популярной в Риме, где они привыкли к элегическому двустишию на латыни.Каждый куплет в элегии состоит из стиха-гекзаметра, за которым следует стих-пентаметр.
Термин «элегия» происходит от греческого слова elegeia, означающего «плач». Первоначально это слово относилось к любым стихам, написанным элегическими куплетами. Они могли быть о чем угодно; любовь, горе, война, потеря и т. д. В древнеримской литературе элегии обычно содержали элементы мифологии и эротики. Благодаря своей структуре стиль отлично подходит для риторики, поэтому его использовали поэты Рима и Греции для выражения сатирических или юмористических сюжетов.
В современной английской литературе это обычно сводится к оплакиванию потерянного любимого человека или ужасному событию. Однако до семнадцатого века этот стих все еще был популярным и использовался в более широком контексте. Древнеанглийская Эксетерская книга, написанная около 1000 года, очень задумчива и задумчива. Он содержит такие известные стихотворения, как «Плач жены» и «Странник». В этих произведениях говорящий использует термин «я», чтобы олицетворять свой траур и личную боль. Стиль этих элегий делает их более понятными для широкого круга слушателей.Поэт Сэмюэл Тейлор Кольридж описал элегии как своего рода медитативную поэму:
«Элегия — это форма стихов, естественная для рефлексивного ума.
Он может лечить любой предмет, но не должен лечить ни один предмет.
для себя; но всегда и исключительно применительно к
поэт. Поскольку он будет сожалеть о прошлом или желать будущего ».
определение и примеры из Crossref-it.info
Определение
Элегия — это стихотворение, в котором оплакивают смерть кого-то, часто близкого друга или члена семьи, а иногда и общественного деятеля, который недавно умер.Поэтому элегии имеют тенденцию принимать меланхолический тон и часто устанавливаются на кладбищах или в других местах, подходящих для мрачного самоанализа.
Смерть друга часто является только отправной точкой для стихотворения. Многие элегии перерастают в размышления о:
• Возможная смерть самого рассказчика
• Мир, в котором они живут,
• Христианские темы, касающиеся смерти и неба.
Большая часть поэзии Graveyard находится в элегической форме.
Форма и стиль
Термин элегия происходит от греческого языка, где он конкретно относится к метру и другим формальным свойствам стихотворения.Тем не менее, прилагательное elegiac теперь обычно используется для обозначения грустного стихотворения, в котором выражается сожаление о тяжелой утрате.
Элегия не принимает какой-либо конкретной формы и может широко варьироваться. Однако в некоторых элегиях используется элегическая строфа, четверостишие ямбических пентаметров, которые рифмуются с абабом. Эта форма происходит от Элегии Грея (см. Ниже).
Примеры
- J ohn Milton элегия Lycidas (1637) знаменует начало этого современного построения элегии как оплакивания любимого человека.Ликида — пастырская элегия], в которой мир природы присоединяется к рассказчику в оплакивании умершего друга. Это называется жалким заблуждением. Поэма Перси Биши Шелли «Адонайс» (1821 г.) также относится к этой традиции.
- Самый известный пример термина Томас Грей Элегия, написанная в сельском погосте (1751). Это необычная элегия, поскольку Грей оплакивает не одного человека, а всех людей, похороненных на кладбище, «немого бесславного Мильтона» и «деревенского Хэмпдена», имя и творчество которых никогда не будут известны
- Еще одна известная элегия — это длинное стихотворение Альфреда, лорда Теннисона In Memoriam A.H.H. (1850), в котором поэт оплакивает своего друга Артура Генри Халлама, умершего от инсульта в возрасте двадцати двух лет. В « In Memoriam » Теннисон размышляет не только о короткой жизни своего друга, но и о мимолетной и трагической природе мира.
Тон голоса, в котором что-либо должно быть прочитано: например, лирический, драматический, созерцательный.
Имя, данное ученикам Иисуса со стороны посторонних, постепенно принятое Ранней церковью.
Во многих религиях это место, где обитает Бог и к которому верующие стремятся после своей смерти.Иногда известен как рай.
стихи, действие которых происходит на кладбище и размышляет о смерти
Скорбные, меланхоличные, жалобные.
Конкретный размер стихотворной строки, определяемый сочетанием ударных и безударных слогов (в некоторых языках сочетанием длинных и коротких слогов). Это размеренная основа ритма.
Техническое название стиха или регулярной повторяющейся единицы из такого количества строк в стихотворении. Поэзия может быть строфовой или не-строфовой.
Катрен — это четырехстрочная строфа, обычно рифмованная.
Строка, состоящая из пяти метрических футов, каждая из которых состоит из одного ударного и одного безударного слога.
1. Связано с духовной заботой 2. Литературное произведение, изображающее пастухов или сельскую жизнь.
обращение с неодушевленными предметами, такими как деревья и дома, как если бы они имели или понимали человеческие чувства, мысли или ощущения
Элегия, которая продолжается | Вестник округа Бакс
Кэтрин Финеган Кларк
Тодд Стоун сделал то, что великие художники делали на протяжении веков — просто выглянул из окна на город и нарисовал то, что видели.
То, что он недавно увидел, — это возрождение района, однажды превращенного террористами в пепел. Он запечатлел эту драматическую трансформацию на своей новейшей персональной выставке, рассчитанной на месяц «Renewal», которая пройдет до 30 сентября в New York Culture Club в Oculus, фантастическом новом транспортном узле и торговом центре в новом Всемирном торговом центре.
Коллекция из более чем 30 работ в масляной, акварельной и цифровой технике, изображающих 20-летнюю реконструкцию центра города, выставка является кульминацией документального фильма, созданного Тоддом, когда он проследил движение города от разрушения к устойчивости к восстановлению и обновлению.
То, что Тодд увидел с крыши своей студии в Нижнем Манхэттене 11 сентября 2001 года, было смертью и опустошением. Он превратил этот ужасный душераздирающий опыт в серию картин, которые назвал «Свидетель».
Затем последовала другая серия, когда ему было предоставлено место для рисования постепенного возрождения города из того, что он назвал своей «студией в небе», с последовательно более высоких площадок в новых зданиях Всемирного торгового центра. Оттуда он нарисовал сам город, исцеляющийся.
Для Тодда этот путь возник в тот ужасный день, когда террористы сровняли с землей Всемирный торговый центр, похитив 2996 жизней из того, что он теперь называет «священным местом», и навсегда изменив жизни тысяч других.
Уроженец Манхэттена, Тодд любит город и рисовал свои городские пейзажи с 1980 года. Именно это он делал в 2001 году из своей студии в Трибеке, когда он увидел атаку самолетов, поднялся на свою крышу, увидел, как падают тела, видел, как здания превратились в руины.
После этого он потратил год на серию картин, которые он назвал «Свидетель», фактически втирая в них пепел, который плыл через его окна.
«Сначала я просто пытался остановить боль», — сказал он. «Я чувствовал это огромное бремя, чтобы выпустить эти изображения.
Из этого первого ужасного и продолжительного приступа печали его произведение превратилось в то, что он считал «элегией», поэмой оплакивания умерших. Затем, в 10-ю годовщину 11 сентября, он представил еще одну серию: «Восход города: исследования устойчивости».
Теперь его настроение улучшилось, поскольку сам город пережил второе рождение. На этой персональной выставке он фокусируется на постоянно меняющемся горизонте от Манхэттена до Бруклина, до Нью-Джерси и гавани Нью-Йорка.
В течение двух десятилетий он продолжал рисовать город из нового Всемирного торгового центра в том виде, в каком он был построен, запечатлевая сложность и красоту города сверху, что мало кто когда-либо видел.
Застройщики нового центра Silverstein Properties предложили ему использовать пустующие этажи по мере продолжения строительства. Сначала Тодд рисовал из того, что он назвал «моя студия в небе», на 48-м этаже 7 Всемирного торгового центра, затем на 67-м этаже дома № 4 и, наконец, на 71-м этаже дома № 4.3.
Картины Renewal, по его словам, «изображают панорамный вид на Национальный мемориал 9/11, реконструкцию места и город за его пределами. Картины способствуют диалогу о том, как внешний облик горизонта города отражает общую внутреннюю жизнь его жителей ».
Я знаю Тодда и писал о его работах в течение многих лет, и я наблюдал, как его искусство менялось от абстрактного к пейзажам и городским пейзажам. Сосед, он часто проводит выходные в своем доме в городке Нокэмиксон на другой стороне нашего Честнат-Хилл.
Столь же страстный к природе, как и к городу, он продолжал рисовать, несмотря на потерю зрения на один глаз.
Перед 11 сентября он нарисовал несколько прекрасных пейзажей, запечатлев красоту холма, который мы разделяем, и магию реки Делавэр и Виселичего пути, ручья, спускающегося с нашего холма к реке.
Активист, а также художник, Тодд основал Ассоциацию водоразделов «Виселица бега», некоммерческую организацию, занимающуюся охраной окружающей среды, устойчивым управлением земельными ресурсами и сохранением сельского характера водораздела.
Саркер Протик
[2016 — продолжается]С 2016 года Саркер исследует и фотографирует заброшенные феодальные поместья и ветхие здания, ранее принадлежавшие индуистам , джаминдарам или домовладельцам. Изменяющиеся отношения между землей, ее правителями и подданными, отраженные в этих регионах, также являются историей Бенгалии: с 1500-х годов Империя Великих Моголов установила систему распределения участков земли для целей сбора доходов с мусульманами. власти получали налоговые данники от покоренных индуистских раджей.Когда британские колонизаторы захватили Бенгалию в конце 1700-х годов, они укрепили эту феодальную структуру с помощью Постоянного поселения, системы, предназначенной для извлечения больших долей дохода для Ост-Индской компании, создавая при этом небольшой класс местных аристократов-землевладельцев, лояльных британцам. Однако это привело к лишению прав сельских арендаторов, расколу между мусульманскими сельскими жителями и домовладельцами из числа индуистских меньшинств, а также к непреднамеренной спекуляции землей.
После раздела Индии в 1947 году Бенгалия была разделена: преимущественно индуистская Западная Бенгалия отошла к Индии, а преимущественно мусульманская Восточная Бенгалия отошла к Пакистану.Восточная Бенгалия, переименованная в Восточный Пакистан, должна была стать независимой страной Бангладеш после Освободительной войны 1971 года. В хаосе деколонизации и новой государственности происходили огромные миграции: индусы покидали Восточную Бенгалию в Индию, и точно так же, Мусульмане покинули Западную Бенгалию. Те, кто были самыми богатыми и имеющими самые широкие связи, включая землевладельцев и владельцев крупного бизнеса, первыми ушли, потеряв политическую и социальную власть. В то же время ряд противоречивых законов 1948 года, кульминацией которых стал Закон о владении недвижимостью 1974 года, разрешил конфискацию собственности у любых групп, объявленных «врагами государства».Это привело к присвоению многих феодальных владений и сельскохозяйственных земель, которые принадлежали одной семье на протяжении поколений, что еще больше спровоцировало отъезд джаминдаров . Серия Exodus Саркера фокусируется на том, что осталось от этих заброшенных ландшафтов и мало задокументированных зданий, многие из которых были захвачены природой и постепенно вошли в повседневную жизнь окрестных деревень.
Хотя работа контекстуализирована событиями в регионе, работа отражает более широкие философские идеи о масштабе, направленности и универсальности времени.В разделе под названием Disintegration представлены здания и сооружения, разбитые на части и окутанные тропической листвой. Несмотря на незавершенность форм, классическая симметрия архитектуры заставляет глаз естественным образом прослеживать линии там, где когда-то были единым целым арки, колонны и стены. Гибридные по своему дизайну и обстановке, они визуализируют определенные пути, которыми история колониализма и независимости отметила страну, отражая, как подъем и падение доминионов могут быть прочитаны в трансформации физических структур.
Раздел под названием Элегия Империи изображает портреты и виньетки из сельской жизни с серией триптихов и диптихов, расположенных в сетке, с полями обзора, которые перемещаются между широкими видами земли и неба, для близких крупных планов мельчайшие детали и текстура. Казалось бы, различные аспекты и обитатели этих ландшафтов объединены сходством формы, формы и жестов, создавая визуальный ритм в пространстве, объединяющий региональную специфику. Наклонная линия дерева находит отклик в потрескавшейся стене, поза женщины напоминает свернувшуюся раковину, а небольшая стопка книг 150-летней давности дремлет, как земля под мхом.
Подход Саркера к работе представлял собой комбинацию длинных выдержек, которыми он известен, и методичного пересмотра и фотографирования в очень определенное время дня и года. Это вводит другой вид восприятия времени, отличный от исторического времени, который принадлежит циклам естественного мира и включает суточное движение дня к ночи и смену времен года, когда они связаны с сельским хозяйством. Такие представления о циклическом времени разделяются и мифологизируются во многих культурах и предполагают как неумолимую потерю времени, так и возможности, представленные своего рода временем, которое начинает заканчиваться и кончается началом.
Текст Сэм — Ишан.
Project MUSE — Кровавые элегии Данте
«Tragice, sive comice, sive elegiace sint canenda» (рассматривает [поэтические предметы] в трагическом, комическом или элегическом стиле) пишет Данте в середине карьеры в книге De vulgari eloquentia 2.4 .5–6 (около 1303–4). 1 Поэма довольно явно бросает вызов представлениям читателей о стилистических / жанровых категориях, поскольку Данте дважды называл свою стилистически новаторскую работу «комедией» ( Inferno 16.128; Инф . 21.2) в явном контрасте с «альта. . . трагедия »( Инф . 20.113) из Энеиды Элегия Вергилия, напротив, никогда не упоминается в Комедии . Означает ли это заметное упущение осуждение стиля? Утверждение о его несоответствии проекту? Или элегия — это просто слишком широкая категория, чтобы ее можно было использовать в тексте, где вездесущи скорби души о смерти и утрате? Читатели интуитивно (и я считаю, правильно) описали некоторые из наиболее сентиментально привлекательных речей мертвых как «элегические», особенно там, где сладость воспоминаний обостряет горечь нынешнего наказания. 2 Одна из задач этого эссе состоит в том, чтобы внимательно изучить определения и теории элегии, которые послужили основой для позднего вовлечения Данте в стиль Commedia . Значительное количество ученых уже проследило влияние классических и средневековых концепций элегии — особенно той, которая оплакивает эротическое разочарование — на раннюю лирику Данте, а также на его металитературные соображения в De vulgari eloquentia и Convivio . 3 Я предлагаю ему вернуться к эротической элегии в эпизоде Франчески в сериале Inferno 5.В речи Франчески, иллюстрирующей моральные опасности куртуазного романа и стильной лирики, присутствуют некоторые формальные и тематические признаки эротической элегии, что также подразумевает осуждение Данте этого жанра. Но в то время как его критика эротической элегии восходит к Vita nova , в Commedia он использует более широкую концепцию элегии, которая не ограничивается [End Page 107] потерянной любовью. Я буду утверждать, что это более тщательное и детальное осуждение элегии — одна из целей Данте, представляя Пьер делла Винья пародией на Боэция, известного элегиста времен Данте.
Завораживающие элегические проходы Франчески и Пьера соединены filo rosso ярко-красной и выразительной крови. Франческа рассказывает, как ее пролитая кровь окрасила мир, в то время как Пьер говорит через сломанные и кровоточащие ветви. В этом смысле их риторика, кажется, отражает то, как Боэций изображал элегических муз как истерзанных и окровавленных; Елена Тодорович недавно утверждала, что Данте понимал этот отрывок в Consolatio Philosophiae (подробно обсуждается ниже) как сигнал кризиса отчаяния, присущего жанру элегии. 4 Следовательно, второй задачей этого эссе будет исследование посредничества Данте в элегии через эстетические и символические свойства крови в Commedia . Хотя полный портрет богатой и разнообразной символики крови у Данте, находящей отклик в богословских, генеалогических, политических, юридических, литературных и научных дискурсах 5 , превосходит все, что можно здесь сделать, мое обсуждение металитературных функций крови, естественно, затронет их. смежные поля. 6 В конечном итоге я буду утверждать, что Данте использует многовалентную жизненную силу крови, чтобы подчеркнуть фатальные последствия увлечения любой из двух традиций элегии, драматизированных в Inferno 5 и 13. Наконец, я завершу двумя примерами из миров. из сохраненных, предлагающих поправки к стилистическим и злободневным тупикам элегии. Во-первых, души в Purgatorio 5 (вертикально выровненные с эпизодом Франчески) отвергают эстетику и цели элегии, когда они рассказывают о своих кровавых смертях; Якопо дель Кассеро, в частности, показывает, как созерцание текущей крови должно приводить к обращению.Кровавая инвектива Святого Петра в Paradiso 27 восстанавливает некоторые формальные признаки элегии, но смещает ее фокус с повторного переживания боли личной утраты на вмешательство в борьбу с универсальными угрозами христианскому миру. Кровь в этих отрывках оказывается наполненной символическими и моральными императивами, на которые элегическая традиция не может адекватно ответить; Спасенные души предлагают эстетическую и теологическую альтернативу.