Повесть о походе Игоревом, Игоре, сына Святославова, внука Олегова
«Слово о полку Игореве» — известнейший памятник древней русской литературы — описывает неудачный поход на половцев новгород — северского князя Игоря Святославича в союзе с Всеволодом, Владимиром и Святославом Ольговичем (1185 г.). По времени написания «Слово» относят к 1187-1188 году.
Не прилично ли было бы нам, братья, начать старинными словами тяжелое повествование о походе Игоревом, Игоря Святославича?
Пусть же начнется эта песнь согласно с действительными событиями этого времени, а не по замышлению Боянову. Ведь Боян вещий, если желай кому сочинить песнь, то разбегался мыслью по дереву, серым волком по земле, сизым орлом под облаками.
Ибо он помнил, по его словам, прежних времен усобицы: тогда пускал десять соколов на стадо лебедей [и который из них] догонял какую, та первая [и] пела песнь старому Ярославу, храброму Мстиславу, который зарезал Редедю перед полками Касожскйми, прекрасному Роману Святославичу, Боян же, братья, не десять соколов пускал на стадо лебедей, но свои вещие персты возлагал на живые струны; а те сами пели рокотом славу князьям.
Начнем же, братья, эту повесть от старинного Владимира до нынешнего Игоря, который возбудил ум крепостью своею и изострил (ero) мужеством своего сердца; исполнившись воинственного духа, навел свои храбрые полки на землю Половецкую за землю Русскую.
Тогда Игорь взглянул на светлое солнце и увидел [что] все его воины покрыты от него тьмою. И сказал Игорь своей дружине: «Братья н дружина! лучше ведь быть зарубленным, чем плененным; так, сядем, братья, на своих борзых коней, чтобы поглядеть на синий Дон. Склонился у князя ум к [страстному] желанию, и охота попробовать великого Дона заступила ему знамение: «Хочу я, сказал [он], сломать копье на границе степи Половецкой, с вами, сыны Русские, хочу [или] сложить свою голову, или напиться шлемом из Дона»…
Тогда ступил Игорь князь в золотое стремя и поехал по чистому полю. Солнце ему тьмою путь заграждало; ночь, стоня ему грозою, пробудила птиц; свист звериный поднялся; див кричит на вершине дерева, велит прислушаться земле неведомой, Волге, и Поморшо, и Посулию, и Сурожу, и Корсуню, и тебе, Тьмутороканский идол.
А Половцы непроторенными дорогами бежали к Дону великому; кричат телеги [их] в полночь, скажешь—лебеди распуганные. Игорь к Дону воинов ведет.
Уже, ведь, лесная птица предостерегает его от беды, волки [воем] возбуждают ужас по оврагам; орлы клекотом на трупы зверей зовут, лисицы лают на красные щиты. О, Русская земля! уже ты за холмом.
Долго ночь темнеет, заря зажгла свет; мгла поля покрыла; щекот соловьиный уснул, говор галок пробудился. Русские [сыны] великие поля красными щитами перегородили, ища себе чести, а князю—славы.
Спозаранок в пятницу растоптали [они] поганые полки Половецкие и рассыпались, как стрелы по полю, помчали прекрасных девиц Половецких, а с ними золото, шелковые ткани и дорогие атласы; ортмами, япончицами и кожухами стали мосты мостить по болотам и топким грязным местам и всякими нарядами Половецкими. Красный стяг [с] белой хоругвию, красная челка [на] серебряном древке—[достались] храброму Святославичу…
На другой день очень рано кровавые зори свет возвещают; черные тучи с моря идут, хотят прикрыть четыре солнца, а в них трепещут синие молнии: быть грому великому, итти дождю стрелами с Дона великого: тут копьям побиться о шеломы Половецкие, на Каяле-реке, у Дона великого.
О, Русская земля! уже ты за холмом…
Были века Трояновы, прошли лета Ярославовы, были походы Оле-говы, Олега Святославича. Тот ведь Олег мечом крамолу ковал и стрелы по земле сеял. Ступает [он] в золотое стремя в городе Тьму-торокане, а этот [уже] звон услышал давнишний великий- Ярослав, а сын Всеволодов Владимир каждое утро уши [себе] затыкал в Чернигове; Бориса же Вячеславича слава на суд привела и на зеленую траву[?] покрывало постлала за обиду Олегову, храброго и молодого князя.
С той же Каялы Святополк укачал отца своего между Венгерскими иноходцами ко Святой Софии к Киеву. Тогда, при Олеге Гори-славиче, сеялось и росло усобицами, погибало достояние Даждьбожьего внука, в княжеских крамолах веки людям сократились. Тогда по русской земле редко пахари покрикивали, но часто вороны граяли, деля себе трупы, а галки свою речь говорила, хотят они полететь на кормлю.
То было в те рати и в те походы; а такой рати не слыхано: спозаранок до вечера, с вечера до рассвета летят стрелы закаленные, гремят сабли о шлемы, трещат копья булатные в поле неведомом, посреди земли Половецкой.
Черная земля под копытами костями была посеяна, а кровью полита; горем взошли они по Русской земле.
Что [это] мне шумит, что мне звенит давеча рано перед зорями ? Игорь полки оборачивает, потому что жалко ему милого брата, Всеволода. Бились день, бились другой; на третий день к полудню пали стяги Игоревы. Тут [оба] брата разлучились на берегу быстрой Каялы. Тут кровавого вина не достало; тут пир окончили храбрые сыны русские: сватов напоили, и сами полегли за землю Русскую…
И застонал, братья, Киев от горя, а Чернигов от напастей; тоска разлилась по Русской земле; печаль обильная пошла посреди земли Русской. Князья же сами на себя крамолу ковали, а поганые сами с победами делая набеги на Русскую землю, брали дань по белке с . [ каждого ] двора.
Ведь те два храбрых Святославича, Игорь и Всеволод, уже ложь пробудили раздором, а ее усыпил было отец их, Святослав грозный, великий киевский, грозою прибил своими сильными полками и булатными мечами; наступил на землю Половецкую, притоптал холмы и овраги, замутил реки и озера, иссушил потоки и болота; а поганого Кобяка от залива морского, из железных великих полков Половецких, исторг, как вихрь; и упал Кобяк в городе Киеве в гриднице Святославовой.
Тут Немцы и Венециане, тут Греки и Мораване поют славу Святославову, корят князя Игоря, который погрузил обилие на дно Каялы реки Половецкой, русского золота насыпали туда. Игорь князь высадился из седла золотого да в седло рабское. Уныли ведь у городов стены, и веселье поникло.
А Святослав смутный сон видел в Киеве на горах этой ночью; «С вечера одевали меня, сказал [он], черным покрывалом на кровати тисовой; черпали мне синее вино, с горем смешанное; сыпали мне пустыми колчанами поганых Толковин великий жемчуг на грудь и нежат меня; уже доски без князька в моем тереме златоверхом; всю ночь с вечера бесовы вороны граячи у Плесенска в предградье, были лесные змеи и понеслись к синему морю. И сказали бояре князю: «Уже, князь, горе ум полонило: ведь вот два сокола слетели с отцова престола золотого, чтобы добыть город Тмутаракань, или попить шлемом из Дона. Уже соколам крыльца подсекли саблями поганых, а самих, опутали железными путами…
Тогда великий Святослав обронил золотое слово, со слезами смешанное; он сказал: «О, мои братья, Игорь, и Всеволод! рано начали вы.
Досаждать мечами земле Половецкой, а себе искать славы. Но без славы [для себя] вы одолели, без славы ведь кровь поганую пролили. Храбрые сердца у вас из крепкого булата выкованы, а в смелости» калены. И что сотворили [вы] моей серебряной седине…
Но вы сказали: «Помужаемся сами, будущую славу сами похитим, и бывшею сами поделимся». А разве удивительно [и] старому помолодеть? Когда сокол [весною] перья меняет, высоко [он] птиц взбивает, не даст гнезда своего в обиду. Но вот мне беда, между князьями нет помощи; времена на худшее повернулись. Вот уже Рим кричит под Половецкими, а Владимир [князь] под ударами: горе и тоска Глебову.
Великий князь Всеволод (неужели] и мыслью тебе нельзя перелететь издалека, отцов золотой престол посторожить?—Ведь ты можешь Волгу расплескать веслами, а Дон вычерпать шлемами. Если бы ты был, то была бы невольница по нагате, а раб—по резане. Ведь ты можешь посуху метать живыми копьями удалыми сыновьями Глебовыми.
Ты, буйный Рюрик, и Давид, не у вас ли золоченые шлемы в крови плавали? Не у вас ли храбрая дружина рыкает, как туры, раненые саблями, закаленными на поле неведомом! Ступите, господа, в золотое стремя за обиду настоящего времени, за землю Русскую, за раны Иго-ревы, буйного Святославича, Галицкий Осмомысл Ярослав, высоко сидишь ты на своем злато-кованном престоле.
Подпер ты горы Венгерские своими железными полками, загородив Королю путь, затворив Дунаю ворота, переметывая тяжести через облака, наводя суд до Дуная. Грозы твои идут по землям; ты отворяешь Киеву ворота; стреляешь с отцова золотого престола салтанов за странами. Стреляй же, господин, Кончака, поганого раба, за землю Русскую, за раны Игоревы, буйного Святославича…
О [пришлось] стонать Русской земле, вспомним прежнее время и прежних князей! Того старинного Владимира нельзя было пригвоздить к горам Киевским: его ведь стяги стали теперь Рюриковы, а другие—Давидовы, но у них врознь развеваются знамена.
Копья поют на Дунае.
Слышен голос Ярославны, кукушкою в безвестье рано [она] кукует:, «Полечу,—сказала,—кукушкою по Дунаю, омочу бобровый рукав в Каяле-реке, оботру у князя кровавые его раны на крепком его теле».
Ярославна рано плачет в Путивле на стене, говоря:
«О ветер, вихорь! Зачем ты, господин, бурно веешь, зачем мчишь половецкие стрелки на своих легких крыльях на воинов моего милого? Разве мало тебе было в вышине под облаками веять, качая корабли .
на синем море? Зачем, господин, развеял ты по ковылю мое веселье?»
Ярославна рано плачет в Путивле-городе на стене, говоря:
«О, Днепр Словутич! Ты пробил каменные горы через землю Половецкую; ты качал на себе Святославовы лодки до полка Кобякова: прилелей, господин, моего милого ко мне, чтобы не слала я к нему слез на море рано».
Ярославна рано плачет в Путивле на стене, говоря:
«Светлое и пресветлое солнце! Для всех ты тепло и прекрасно: зачем, владыка, послало ты свои горячие лучи на воинов милого? в поле безводном жаждою им луки согнуло, горем им колчаны заткнуло?»
Заплескало море в полночь; идут смерчи туманами: Игорю-князю бог путь кажет из земли Половецкой в землю Русскую к отцову, золотому престолу. Погасли вечером зори. Игорь спит [и] не спит, Игорь мыслью размеряет поля от великого Дона до малого Донца.
В полночь Овлур свистнул коня за рекою, велит князю понимать; [но], князю Игорю [понять] не пришлось; [тогда Овлур] крикнул: стукнула земля, зашумели травы, двинулись [кочевые] шатры Половецкие.
А Игорь-князь поскакал горностаем к тростнику и белым гоголем [пал] на воду; побежал по лугу Донца и полетел соколом под туманами, избивая гусей и лебедей к завтраку, обеду и ужину.
Когда Игорь соколом полетел, тогда Овлур волком побежал, стряхивая собою студеную росу: [оба] ведь надорвали своих борзых коней…
А не сороки застрекотали, по следу Игореву едут Гзак с Кончаком.
Тогда вороны не граяли, галки примолкли, сороки не стрекотали, лишь по ветвям [деревьев] дятлы ползали—стуком кажут они путь к реке; соловьи веселыми песнями возвещают рассвет. Говорит Гзак Дончаку: «Если сокол к гнезду летит, расстреляем соколенка своими золочеными стрелами». Говорит Кончак Гзе: «Если сокол к гнезду летит, а мы соколенка опутаем прекрасною девицею». И сказал Гзак Кончаку: «Если опутаем его прекрасной девицею, не будет у нас ни соколенка, ни прекрасной девицы, и станут бить нас птицы [даже] в степи Половецкой».
Сказал Боян: «Тяжко тебе голова, без плеч, беда тебе телу, без головы», [так и] Русской земле без Игоря.
[Как] солнце светит на небе, так Игорь-князь в Русской земле. Девицы поют на Дунае, вьются [их] голоса через море до Киева. Игорь едет [уже] по Боричеву к святой Богородице Пирогощей. Страны рады, города веселы.
Певши песни старым князьям, потом и молодым [надо] петь: слава Игорю Святославичу, буйному туру Всеволоду Владимиру Игоревичу! [Будьте] здоровы, князья и дружина, борясь за христиан против поганых полков! Слава князьям и дружине! Аминь.
[sign author=»ageiron.ru» source=»Хрестоматия по истории СССР. Т. I / Сост. В. Лебедев и др. М., 1940, сс.93 -97″]
- Древняя Русь
Также вас может заинтересовать:
«Повесть временных лет» и «Слово о полку Игореве» (Повесть временных лет Другой автор)
Повесть временных лет
Другой автор
Краткое изложение
Сочинения
21 сочинение
Сочинение
1. «Слово о полку Игореве».
2. Содержание «Повести временных лет».
3. Связь «Повести временных лет» и «Слова».
«Слово о полку Игореве «является одним из самых известных и выдающихся памятников древнерусской литературы. Исследователям неизвестна не только точная дата создания «Слова», но и автор великого произведения. Большинство ученых сходятся во мнении, что «Слово о полку Игореве» было написано между 1185 и 1200 годами. Единственный вариант «Слова» был найден в конце XVIII века в составе сборника — конволюта, который объединил части, написанные в XVI и XVII веках. Этот сборник, ставший революционным открытием в русской литературе, впоследствии был приобретен графом А. И. Мусиным-Пушкиным у архимандрита Спасо-Ярославского монастыря Иоиля Быковского. Первое издание памятника древнерусской литературы было подготовлено в 1800 году, над ним трудился не только Мусин-Пушкин, но и его друзья-соратники Н. Н. Бантыш-Каменский и А. Ф. Малиновский. Первое издание называлось «Ироическая песнь о походе на половцев удельнаго князя Новгорода-Северскаго Игоря Святославича, писанная старинным русским языком в исходе XII столетия с переложением на употребляемое ныне наречие».
К сожалению, сборник этот погиб во время московского пожара в 1812 году.
И все же «Слово о полку Игореве» дошло до нас — людей совершенно иной эпохи, отделенной почти десятью столетиями от времени, когда создавалось «Слово».
О чем же рассказывает оно? «Слово» повествует о военном походе князя Игоря Святославовича против половцев.
Первое столкновение с половцами принесло русским победу и богатые трофеи, а во второй битве, что произошла на берегу реки Каялы, половцы наголову разгромили войско Игоря Святославича. Согласно рукописи, это страшное поражение русским войскам предвещало многое: и вещий сон Святослава, и солнечные затмения, и тревожное поведение животных. Но ничто не останавливает Игоря, не желает он прислушаться к самой земле-матушке, за которую и идет воевать. Игорь оказывается в плену и горько сожалеет о том, что дружина его сломлена. В этом князь видит проявление божьей воли.
С помощью половчанина Оврула ему удается бежать из плена. Игорь вброд переходит реку, садится на коня и мчится на родину.
Конь его, сильный и храбрый, все же не смог перенести трудной дороги и погиб в пути. Одиннадцать дней и ночей шел Игорь пешком к Донцу, и, наконец, добрался до Новгород-Северского.
Данные события, описанные в летописи, и стали основой для «Слова о полку Игореве». Основная мысль этого произведения, проста и одновременно исполнена глубокого смысла и мудрости. Неизвестный нам автор говорит о том, что вся великая Русь должна объединиться перед лицом сильного врага, забыв распри и междоусобицы. Художественная структура произведения, его сюжет и композиция проникнуты этой идеей. Под русской землей автор «Слова» понимает и весь русский народ, ведь в земле — вся его жизнь.
Ярко и образно описывает он, как сама природа реагирует на княжеские междоусобицы: свет солнца меркнет, ночь разражается страшной грозой, земля гудит, испуганные деревья гнутся к земле, а вода в реках становиться мутной. «Трудно назвать другое какое-либо произведение, в котором события жизни людей и изменения в природе были бы так тесно слиты.
И это слияние, единство людей и природы, усиливает значительность происходящего, усиливает драматизм. Все события русской истории получают резонанс в русской природе и тем самым оказываются удесятеренными в силе своего звучания», — говорит известный исследователь Д. С. Лихачев.
Любовь к родине; глубокий, искренний патриотизм, идущий из самого сердца — вот чем пронизано «Слово». Оно учит людей, что, когда появляется враг, нужно объединяться и вставать на защиту свей родины, забыв обо всех обидах. Ведь не может жить человек без родины. Именно она, словно мать, вскармливает нас, отдавая частичку себя.
Другой великий памятник древнерусской литературы — «Повесть временных лет» — был создан в первые десятилетия XII века. «Повесть» включает в себя несколько летописных сводов. Она рассказывает нам о том, как возникло и развивалось древнерусское государство, как формировались политические отношения и расцветало искусство, как начинался и шел процесс феодального дробления Руси.
«Повесть временных лет» — это не только кладезь информации о развитии нашего государства, это еще глубокий, полноводный источник человеческой мудрости.
Первая фиксированная дата в «Повести» — 852 год. Теперь информация становиться более полной, достоверной, точной. Летописцы рассказывали обо всем, что имело значение для Руси. Благодаря «Повести временных лет» мы знаем, когда и как появилась славянская азбука, о том, как призвали княжить варягов, как правил Олег, как настигла его давно предсказанная волхвом смерть. Из «Повести» мы узнаем, как правил Игорь и как он воевал с Византией.
Исторические события тесно переплетены с фольклором, с различными его элементами. Ведь «Повесть» — это не учебник истории. Это отображение самой жизни Древней Руси во всех ее проявлениях, со своими тонкостями и особенностями. Это своеобразная машина времени. Она переносит нас в прошлое, и мы лучше начинаем понимать свою историю, корни, давшие нам жизнь, и тот мир, в котором мы живем. Ведь чтобы лучше понять настоящее, необходимо оглянуться назад, заглянуть в страницы истории.
Как и «Слово о полку Игореве», «Повесть временных лет» проникнута идеями патриотизма, объединения русских земель против внешних врагов.
«Повесть» также осуждает братоубийственные междоусобицы и призывает к миру.
«Повесть временных лет» объединяет в себе многие жанры — здесь и тексты документов, пересказы фольклорных преданий и новеллы. Это уникальное произведение включает в себя также выдержки из памятников переводной литературы, житийные рассказы, исторические повести, поучения, похвальные слова…
Что же объединяет «Слово о полку Игореве» и «Повесть временных лет»? Не только тот факт, что эти произведения относятся к древнерусской литературе. Оба они наполнены глубоким смыслом, пропагандируют простые истины и ценности, значимые и по сей день. И в современном мире, спустя многие столетия, все так же ценятся любовь к родине и ближнему своему, доброта, ум, способность прощать и сострадать…
Другие сочинения по этому произведению
Смерть Олега от своего коняКультура Древней РусиПовесть временных лет летопись – художественный анализЛетопись как жанр исторического повествованияО чем рассказала летопись «Повесть временных лет»«Повесть временных лет».
Летопись как жанр исторического повествованияСочинение на историческую темуПовесть временных летХудожественное сознание в русской литературе: «Повесть временных лет»Образ иноплеменников по «Повести временных лет» (1060-1110)Что такое «Повесть временных лет»Летопись «Повесть временных лет»«Повесть временных лет» в контексте культуры Древней РусиО «Повести временных лет»Летопись фактов всемирной истории – «Повесть временных лет»Сказание о походе князя Олега на Царьград«Повесть временных лет» древнейшая летопись нашего народаОбъединение летописных сводов «Повесть временных лет»Жизнь наших далеких предков из «Повести временных лет»«Повесть временных лет». Универсальных характер произведения
Project MUSE — Сказка о Игореве: Богемская рапсодия?
Эдвард Л. Кинан, Йозеф Добровский и происхождение «Слова о Игореве» . xxiii + 541 стр. Кембридж, Массачусетс: издательство Гарвардского университета, 2003. ISBN 0916458962. $ 49,95.
«Слово о полку Игореве» (Слово о полку Игореве, также переводится как «Слово о полку Игореве» , «Слово о полку Игореве» и т.
большой шум. Ни одно допушкинское произведение не вызвало сравнимой массы научных и субнаучных публикаций (не говоря уже о не менее фонтанирующем потоке любительских, а зачастую и откровенно сумасбродных излияний и размышлений). Действительно, если бы можно было рассчитать соотношение страниц вторичной литературы на слово исходного текста, то IT может составить конкуренцию даже самому Александру Сергеевичу. Теперь известный «москвич» Эдвард Л. Кинан добавил к этой стопке еще 500 с лишним страниц, чтобы представить и обосновать новую гипотезу о происхождении и авторе IT .
Рассуждения о происхождении и авторстве IT’ s сами по себе, конечно, не новы. Работа не подписана и не датирована, и как таковая вызывает спекуляции с тех пор, как была впервые опубликована в 1800 году. Для большинства она была и остается анонимным средневековым (конец 12 или начало 13 века) шедевром: местами неясный, возможно, нет. сохранившийся в первозданном виде, но тем не менее решающий — решающий — свидетельство домонгольской светской литературной культуры, которая может гордиться своими эквивалентами в Западной Европе.
Других не устраивает анонимность, и они пытаются найти средневекового автора. Среди кандидатов: книжник по имени Тимофей; бард по имени Митуса; другой бард по имени Ходына; Черниговский воевода Ольстин Олексич; киевский боярин и летописец Петр Бориславич; сам князь Игорь Святославич; и князь Святослав Всеволодович Киевский. 1 [End Page 833]
Другие считают, что все это предприятие ошибочно: не только потому, что ни одна из этих атрибуций не может быть подкреплена серьезными доказательствами, но и потому, что ученые, которые их предлагают, искали не в том месте. , совершенно не в ту эпоху. Кинан твердо ставит себя на сторону «скептиков», для которых IT — продукт не средневековья, а постпросвещенческого предромантизма, не XII века, а XVIII века. Авторами, предложенными «скептиками», являются: архимандрит Спасского монастыря в Ярославле Иоил Быковский; Николай Бантыш-Каменский, соредактор издания 1800 г.; 2 Граф Алексей Мусин-Пушкин, якобы бывший владелец впоследствии утраченной оригинальной рукописи; 3 и даже жена Мусина-Пушкина.
4 Кандидатом Кинана, как следует из названия его книги, является блестящий чешский ученый Йозеф Добровский (1753–1829). Для предыдущих ученых «скептиков» (главным образом Андре Мазон и Александр Зимин, но в некоторой степени и Джон Феннелл) главным было продемонстрировать позднее происхождение текста. Точная идентификация автора была второстепенным вопросом. Напротив, в книге Кинана идентификация Добровского как автора является жизненно важной частью его аргументов в пользу датировки текста 18 веком.
Прежде чем мы рассмотрим его аргументы, давайте начнем с конца, с описательного изложения его основных выводов.
Кинан реконструирует ход событий примерно так. С августа 1792 года Йозеф Добровский провел несколько месяцев в России, занимаясь интенсивным изучением ранних рукописей. В этот период он «сочинил некоторые поэтические фрагменты в стиле средневековых славянских сказаний, которые читал в рукописных сборниках» (418). Нет никаких предположений, что он намеревался кого-то обмануть, или выдать свои отрывки за подлинно древние, или даже вообще опубликовать их.
Это было просто упражнение в эрудированном мимикрии, а не заговор с целью распространения подделки. Он послал части — или некоторые из них — писателю и придворному Ивану Елагину. Затем Елагин процитировал начальный фрагмент в дополнении…
Сказка о полку Игореве
литература, Без рубрики Стивен Стофка
Вот интересное. В погоне за средневековым эпосом я наткнулся на одну-две смутные ссылки на русскую поэму того периода, который назывался по-разному: «Слово о полку Игореве» или «Слово о полку Игореве» (Набоков использует слово «песня», поэтому я, естественно, использую слово «песня»). «сказка»).
Средневековые эпосы с ранних лет вызывали во мне любопытство и интерес, но я только недавно дошел до чтения ни одного из них без названия Беовульф. (Серьезно, посмотрите перевод Шеймуса Хини — он великолепен.) Так что с некоторым интересом я нашел некоторые ссылки на это стихотворение, которое считается одним из первых в русской литературе.
Как и большинство средневековых эпосов, это легендарная трактовка реальных событий:
Это краткое чтение — всего около 860 (очень коротких!) строк у Набокова и около 15 страниц в издании Университета Индианы — и его можно прочитать менее чем за час. Тем не менее, его краткость противоречит глубокому звуковому резонансу, который даже такой вредитель, как Володечка, не может вычеркнуть со своих страниц, ощущение скорострельности, которое держит читателя приклеенным к экрану (или странице) в начале рейда.
Это действительно похоже на скандинавскую сагу, только с русскими именами вместо германских.
Я изо всех сил пытаюсь найти, что сказать об этом, кроме того, что это довольно типичный текст в своем жанре… и это . Большая часть анализа «Слова о полку Игореве» исторически была сосредоточена на его подлинности, с аргументами в пользу того, что это была подделка, а-ля Песни Оссиана, , сделанные чешским ученым Юзефом Добровским на рубеже 19-го века. . (Добровский также связан с другой «средневековой» подделкой — Рукописью Краледворского, — хотя здесь как ученый сомневается в ее подлинности.
Эти аргументы также утверждают, что Повесть является сознательно националистической, чего не могло быть в тот период времени, когда она якобы была написана. Это глупо: сам текст не более и не менее националистичен, чем (явно подлинный) Песнь о Роланде, Песнь о моем Сиде, или Беовульф; утверждения о том, что куманы — мусульмане, кажутся более поздними интерполяциями, которые совершенно не подтверждаются текстом — Мухаммед, например, упоминается (в довольно глупом отрывке) как идол, которому поклонялись сарацины Сарагосы в Песня о Роланде, , но единственное упоминание о религии куманов состоит в том, что они «язычники» (предоставляя читателю возможность дополнить подробности).
Лингвистические данные показывают, однако, что это не так; Повесть использует несколько слов и оборотов речи, которые встречаются только в новгородских берестяных текстах — старейших документах письменного русского языка — и текстах, которые были неизвестны во времена Добровского, и применяет совершенно другую грамматическую систему, чем та, которую он предпочитал.