сочинение по литературе на Сочиняшка.Ру
Повесть Н.В. Гоголя «Портрет» – замечательное произведение русской литературы. В повести поднимаются актуальные во все времена проблемы, великий писатель выражает свое отношение к определенным явлениям.
Особый интерес представляет композиция повести. Первая часть представляет собой историю жизни Чарткова, которая является одной из многих историй, связанных с портретом ростовщика. Во второй части говорится о личности самого ростовщика, который и при жизни обладал «дьявольской силой», и о создании портрета ростовщика. Получается, что в первой части держится интрига, читатель не знает, что из себя представляет портрет, купленный Чартковым.
Фантастические элементы привлекают внимание. С помощью образа портрета ростовщика в повести ощущается присутствует дьявола. Однако фантастика служит для раскрытия основной идеи повести, ее нельзя рассматривать как центральный компонент, поскольку главное в повести – не фантастическое, а реальное.
Важен в повести образ создателя портрета ростовщика. Оказавшись под дьявольскими чарами созданного портрета, герой смог отказаться от этого влияния. Осознав ответственность за собственное творение, которое обессмертило жестокого ростовщика, художник отправился очищать свою душу.
Используя прием антитезы, Н.В. Гоголь раскрывает важные идеи. Демонстрируя кардинальные изменения, происходящие внутри Чарткова, автор показывает, насколько сильно способен измениться человек, сам этого не понимая. Противопоставляя Чарткова и создателя портрета, Чарткова и его «прежнего товарища», который создал настоящее произведение искусства, Чарткова
Понравилось сочинение? А вот еще:
Петербургские повести краткое содержание. — Гоголь Н.В.
НОС
1
Цирюльник Иван Яковлевич проснулся рано и услышал запах горячего хлеба. Супруга бросила ему на стол хлеб — и он принялся есть. Вдруг на его лице отобразился ужас, когда, разломив хлеб, он вытащил оттуда нос. Иван Яковлевич был ни жив ни мертв, он узнал, что нос принадлежит коллежскому асессору, которого он брил каждую среду и воскресенье.
Иван Яковлевич выбежал из дома с целью избавиться от носа. Он швырнул его с моста в воду, но это заметил квартальный и попросил рассказать цирюльника, что он сейчас делал.
2
Коллежский асессор Ковалев проснулся рано, приказал подать себе зеркало, чтобы взглянуть на прыщик, который вчера вскочил у него на носу, но, к величайшему изумлению, увидел, что у него вместо носа совершенно гладкое место.
Ковалев велел тотчас подать себе одеться и полетел прямо к обер-полицмейстеру.
Майор Ковалев имел обыкновение каждый день прогуливаться по Невскому проспекту.
Майор Ковалев был непрочь и жениться, только в таком случае, если за невестой случится двести тысяч капитала.
Когда Ковалев шел к обер-полицмейстеру, перед подъездом одного дома остановилась карета, из которой выпрыгнул, согнувшись, господин в мундире и побежал вверх по лестнице. Каков же был ужас и вместе изумление Ковалева, когда он узнал, что это был собственный его нос. Нос вернулся, сел в карету и поехал. Ковалев побежал за ним. Карета остановилась около собора, куда и вошел нос. Ковалев увидел его. Нос спрятал лицо свое в стоячий воротничок и набожно молился. Ковалев сказал ему: «Вы мой собственный нос!» На что нос ответил: «Вы ошибаетесь, милостивый государь. Я сам по себе».
Ковалев решил ехать прямо в газету и напечатать публикацию с обстоятельным описанием всех качеств, чтобы всякий, встретивший его нос, мог узнать его и дать знать Ковалеву.
Но с объявлением ничего не получилось, печатать отказались, так как дело очень странное.
Тогда Ковалев отправился к частному приставу, но из этого тоже ничего не вышло, так как он пришел не вовремя (пристав собирался вздремнуть два часа после еды).
Ковалев стал думать, куда делся нос и не смог придумать ничего лучше, чем то, что на него штаб-офицерша Подточина навела порчу через колдовок-баб.
Она хотела, чтобы Ковалев женился на ее дочери, и прямо сказала ему об этом. Ковалев после этого перестал бывать у них дома.
Неожиданно вошел полицейский чиновник и вернул Ковалеву пропажу. Ковалев тотчас принялся приставлять нос на место, но он не держался. Пришлось позвать доктора, но и доктор ничем не смог помочь. Тогда Ковалев написал письмо Подточиной, в котором пригрозил, что если сегодня же носа не будет на месте, то он обратится к закону. Пришел ответ от Подточиной, но он был полон недоумения, и Ковалев решил, что она не виновата.
3
Проснувшись на следующее утро, майор Ковалев обнаружил, что нос его на месте.
ПОРТРЕТ
Часть 1
Художник Чартков купил в картинной лавочке старый портрет, который он нашел среди хлама, продававшегося по дешевке. Купил его на последние деньги, которые были у него. Портрет, казалось, был не окончен, но сила кисти была разительна. Необыкновеннее всего были глаза: они просто глядели, глядели даже из самого портрета, как будто разрушая его гармонию своею странною живостью.
Молодой Чартков был художник с талантом, пророчившим многое.
Придя домой, Чартков узнал, что приходил хозяин квартиры и требовал уплаты. Чартков повесил портрет, и глаза вновь поразили его. Лунный свет так падал на картину, что лицо на портрете казалось лицом мертвеца. Чартков не мог заснуть, встал и замотал портрет простыней. Когда он вновь посмотрел на портрет, простыни уже не было, старик на картине пошевельнулся и сошел с нее. Он сел у самых ног Чарткова. Чартков хотел кричать от страха, но не мог. Старик вынул из-под одежды мешок, в котором оказались столбики золотых червонцев, один откатился в сторону, Чартков схватил его и спрятал, боясь, чтобы старик ничего не заметил.
Чартков проснулся, обливаясь холодным потом, это был сон, но в руке осталось ощущение, что она что-то сжимала.
Утром пришел хозяин квартиры и привел с собой квартального, стал требовать денег за квартиру. Чартков сказал, что у него ничего нет. Тогда квартальный предложил хозяину взять вместо денег картины. Подошел к портрету старика, сильно надавил на раму, из нее выпал сверток, на котором было написано 1000 червонных. Чартков так быстро схватил его, что никто не заметил, что это. Сказав хозяину, что заплатит ему сегодня, выпроводил гостей.
Радость переполняла Чарткова, он был обеспечен на три года. Первая мысль, которая пришла ему в голову, это закрыться в комнате и работать, чтобы стать известным художником. Но изнутри раздавался другой голос, звонче и громче: одеться с иголочки, нанять шикарную квартиру. Он так и сделал. После всего зашел в газету и дал объявление о том, что он рисует портреты.
Первыми пришли мать с дочерью. Чартков принялся рисовать девушку, но она скоро устала, а он только вошел во вкус.
Пришлось прерваться. На следующий день они пришли вновь, Чартков продолжил работу, но матери на понравилось, что он рисует девушку такой, какая она есть на самом деле. Художнику пришлось приукрасить, убрать какие-то недостатки, что очень понравилось дамам. Они рассказали друзьям. К Чарткову пошли клиенты. Постепенно рука его стала привыкать к стандартным формам, он перестал серьезно относиться к своим работам. Стал модным художником, накопил состояние, завел множество знакомых. Знавшие Чарткова прежде, не могли понять, как мог исчезнуть его талант.
Одно событие потрясло его. Усовершенствовавшийся художник приехал из Италии, и Чарткова пригласили оценить его творчество. Оказалось, что Чартков когда-то был знаком с ним. Придя на выставку, Чартков увидел удивительно талантливые работы. Хотел он сказать, что нельзя не заметить таланта художника, что в картинах есть что-то. Но речь умерла на его устах, слезы и рыдания вырвались в ответ, и он как безумный выбежал из залы. Прибежал домой, схватил кисть и краски, но ничего не получалось.
Чартков начал скупать все лучшее, что только производило художество, приносил домой и уничтожал. Через некоторое время заболел чахоткой и умер.
Часть 2
Аукцион был в самом разгаре. Шел ожесточенный спор за картину, на которой был изображен старик с бронзовым лицом и страшными живыми глазами. Один из присутствовавших произнес, что он больше всех имеет прав на этот портрет, и стал рассказывать историю. Жил на свете один ростовщик, который мог одолжить кому угодно любую сумму, начиная от бедных старушек и заканчивая расточительным придворным вельможей. Но все, кому он одалживал деньги, заканчивали жизнь несчастным образом. Поэтому его боялись и не спешили к нему обращаться, предпочитая умирать с голоду.
Отец рассказчика был художником. Однажды ему надо было нарисовать картину, на которой помимо прочего должен был быть изображен дух тьмы. Долго думал он над тем, какой придать ему облик, ему хотелось осуществить в лице его все тяжелое, гнетущее человека. При таких мыслях проносился в его голове образ таинственного ростовщика.
Однажды ростовщик сам пришел к художнику и попросил нарисовать его портрет. Он сказал: «Я, может быть, скоро умру, детей у меня нет, но я не хочу умереть совершенно, я хочу жить. Можешь ли ты нарисовать такой портрет, чтобы был совершенно как живой?» Художник принялся за работу, но с каждым днем ему становилось все страшнее и страшнее от тех глаз, которые смотрели с портрета. Художник отказался заканчивать портрет. Старик упал ему в ноги и умолял продолжить работу, но художник выбежал из комнаты.
На следующий день женщина принесла портрет художнику, сказав, что хозяин не хочет его брать. К вечеру ростовщик умер.
В художнике произошла разительная перемена, он стал завистливым. Узнав, что его ученику поручили написать картину для церкви, он добился того, чтобы другие художники тоже принимали в этом участие. Сам он нарисовал картину и даже не сомневался, что будет вне всякой конкуренции. Действительно, все одобрили картину, она поражала мастерством, но обратили внимание на глаза святых и отказали художнику (у всех святых глаза были как у ростовщика).
Художник в бешенстве прибежал домой, хотел уничтожить портрет, но его остановил друг, который и забрал картину. Друг не выдержал долго и отдал картину своему племяннику, так она и пропала. «Ну и состряпал ты черта!» — заявил друг.
Художник постригся в монахи, долгое время жил уединенно, изнурял свое тело. И только после нескольких лет такой жизни ему стало удаваться писать картины снова.
Однажды он призвал сына, рассказал ему всю историю и попросил уничтожить портрет.
Все оглянулись на картину, ее не было. Пока все были увлечены историей, ее кто-то украл.
ШИНЕЛЬ
В одном департаменте служил один чиновник; нельзя сказать чтобы очень замечательный, низенького роста, несколько рябоват, несколько рыжеват, несколько даже на вид подслеповат, с небольшой лысиной на лбу, с морщинами по обеим сторонам щёк и цветом лица, что называется, геммороидальным… Звали его Акакий Акакиевич Башмачкин.
В департаменте не оказывалось к нему никакого уважения.
Сторожа не только не вставали с мест, когда он проходил, но даже не глядели на него. Начальники поступали с ним как-то холодно — деспотически. Какой-нибудь помощник столоначальника прямо совал ему под нос бумаги, не сказав даже: «Перепишите». И он брал, посмотрев только на бумагу, не глядя, кто ему подложил и имел ли на то право. Молодые чиновники подсмеивались и острили над ним. Он не обращал внимания. Только когда сильно докучали, говорил: «Оставьте меня, зачем вы меня обижаете?»
Башмачкину было абсолютно все равно, что переписывать. У него были свои буквы-фавориты, до которых если он добирался, то был сам не свой: и подсмеивался, и подмигивал, и помогал губами, так что в лице его, казалось, можно было прочесть всякую букву, которую выводило перо его. Он наслаждался переписыванием, брал работу домой, ложился спать с мыслями о том, что ему придется переписывать завтра.
Он не обращал внимания на то, что творилось вокруг него, на свой внешний вид, вицмундир у него был не зелёным, а какого-то рыжевато-мутного цвета.
Однажды Башмачкин ощутил нестерпимый холод. Оказалось, что его шинель совершенно истерлась. Башмачкин понес ее Петровичу, который был портным и занимался починкой платья. Петрович сказал, что наложить заплаты можно, но они не будут держаться, так как ткань совершенно истерлась. Надо шить новую. Это повергло Акакия в ужас, где он возьмет деньги на новую.
С этого дня Башмачкин решил на всем экономить и откладывать деньги. Сначала ему было несколько трудно привыкать ко всяким ограничениям, но потом как-то привыклось и пошло на лад; даже он совершенно приучился голодать по вечерам, но зато он питался духовно, нося в мыслях своих «вечную идею будущей шинели».
Через некоторое время накопились нужные деньги, Петрович сшил шинель. Довольный и счастливый, Акакий отправился на службу. Сослуживцы поздравили его с обновкой и стали требовать от него, чтобы он задал им вечер, чтобы обмыть шинель. Башмачкин растерялся, но тут один из чиновников сказал, что даст вечер за Акакия, тем более, что у него день рождения.
Башмачкин возвращался после званного вечера уже поздно, и так как он был недостаточно знаком с городом, то заблудился. На пустынной площади какие-то два хулигана сняли с него шинель. Акакий Акакиевич хотел было уже закричать «караул», как ему приставили к самому рту кулак, промолвив: «А вот только крикни!» Акакий Акакиевич чувствовал только, как сняли с него шинель, дали ему пинка коленом, и он упал навзничь в снег и ничего уже больше не чувствовал. Через несколько минут он опомнился и поднялся на ноги, но уже никого не было. Башмачкин был в отчаянии. На следующий день он отправился по инстанциям, но так ничего и не добился. Башмачкин пришел не вовремя. У значительного лица, которое занималось такими делами, был гость, он решил показать свою значительность: распек Башмачкина за то, что тот неправильно подает прошение. Это повергло Акакия Акакиевича в недоумение. С потерянным видом он вышел на улицу, на морозе подхватил ангину, слег в постель и вскоре умер. Акакия Акакиевича похоронили. И Петербург остался без Акакия Акакиевича, как будто в нём его никогда и не было.
По городу поползли слухи, что ночью в городе стал появляться мертвец в виде чиновника, ищущего какой-то шинели, и под видом стащенной шинели сдирающий со всех плеч, не разбирая чина и звания, всякие шинели. Так же пострадало и значительное лицо, распекшее Башмачкина. Он почувствовал, что его ухватил кто-то весьма крепко за воротник. Обернувшись, он заметил человека небольшого роста, в старом, поношенном вицмундире — и не без ужаса узнал в нём Акакия Акакиевича. Лицо чиновника было бледно, как снег, и глядело «совершенным мертвецом». Значительное лицо осталось без шинели. Этот случай произвёл на него такое сильное впечатление, что теперь на службе он вёл себя гораздо осмотрительнее. С того времени совершенно прекратились появления чиновника-мертвеца.
«Автопортрет в зеленом» Мари НДиай (обзор) – список чтения Тони
Сегодняшняя остановка в нашем туре « женщины в переводе, месяц » приведет нас во Францию на встречу со старым другом и замечательным издателем.
Некоторое время назад я читала (и наслаждалась) Marie NDiaye Three Strong Women , а за последний год или около того попробовала пару книг от небольшого американского издательства Two Lines Press . Таким образом, с двумя в тандеме у меня были большие надежды на сегодняшний выбор — посмотрим, оправдались ли они 🙂
*****
Автопортрет в зеленом (переведено Джорданом Стампом , рецензия предоставлена издателем) — причудливая новелла, блуждающая история, рассказанная женщиной-рассказчиком. Перемещаясь назад и вперед во времени, она рассказывает о небольших событиях из своей жизни, коротких встречах или отношениях со старыми друзьями. Что объединяет все эти анекдоты, так это группа женщин, которым нравится носить одежду определенного цвета.
Первая часть книги, действие которой происходит во французских провинциях, начинается с надвигающегося наводнения, но вскоре мы возвращаемся к солнечному весеннему дню, когда рассказчик замечает женщину, стоящую у бананового дерева (человек, которого дети в ее машину не видно).
Только когда она возвращается позже, она обнаруживает, что женщина действительно существует, и знакомится с одетой в зеленое Катей Депетитевиль. Завязывается беседа за чашкой кофе за кухонным столом, но:
«Когда позже, в деревне или поджидая возле школы, я заговорю о женщине в зеленом, люди ошеломленно ответят: Катя Депетитевиль умерла уже десять или более лет назад. И я не удивлюсь, почувствовав это заранее».
(Two Lines Press, 2014)
Это лишь первая из многих необычных встреч с женщинами, одетыми только в зеленое… образом, призванным держать читателя в напряжении. Путанице не помогает известность рассказчика, который отдает часть себя, но этого недостаточно, чтобы читатель полностью отождествлял себя с ней или сочувствовал ей. Все, что мы получаем, — это краткие проблески ее жизни, когда она пытается осмыслить встречи с теми, кто ей близок (или с теми, кто был раньше).
Что особенно выделяется, так это встречи с таинственными женщинами в зеленом, людьми, которые то появляются, то исчезают из ее жизни, не оставляя особого следа.
Например, Катя и жена старого партнера друга — мы даже узнаем, что у матери рассказчика есть свой особый оттенок зеленого. Все они женщины с определенным je ne sais quoi , люди привлекательные, но которых следует избегать. Будь то в Аквитании, Париже или Буркина-Фасо, рассказчик сталкивается с постоянной борьбой за то, чтобы понять, чего он хочет.
Значит, женщины — это метафора? Возможно — но для чего? Одно предположение состоит в том, что они действуют как предупреждения и указатели. Это, безусловно, случай с подругой рассказчика Дженни и ее сожалениями о прошлом:
«Как бороться с этим, перед лицом такой меланхолии? Против меланхолии, против сожаления здравый смысл и цинизм ничего не могут сделать. Она жалеет не о том, что было, а о том, что должно было быть, могло бы быть, если бы она тогда сделала какой-то другой выбор, и жалеет о своем выборе, о пути скорби».
Счастье женщины в зеленом, занимающей место, которое могло бы принадлежать ей, усугубляет печаль того, что могло бы быть для Дженни, женщины, чья жизнь медленно катилась под откос.
Однако этих женщин также можно рассматривать как людей для подражания, примеров женщин, которые знают, чего хотят от жизни. Все они излучают спокойную уверенность, не оставляя рассказчику никаких сомнений в их удовлетворенности, даже когда их материальные обстоятельства оставляют желать лучшего. На самом деле, сила жизни в них настолько сильна, что даже смерть не может заставить их цвета поблекнуть… Однако одно можно сказать наверняка — книга NDiaye — очень женская работа.
Как и в случае с Three Strong Women , надпись в Автопортрет в зеленом превосходна. NDiaye обладает талантом описания, вовлекая читателя в свой рассказ ароматами сирени и жимолости и зарисовками живых, дышащих людей:
«Все девушки в шортах и босоножках. Подошвы сандалий шлепают каблуками с каким-то решительным весельем. Что делает это чувственным? Это слегка провисший ремешок, из-за которого нога скользит туда-сюда, а каблуки шлепают по подошве? Или это видение обнаженных ног? Что делает его чувственным, и должны ли ноги быть красивыми, блестящими, гладкими и длинными? Или красота ног, коленей и лодыжек не нужна для расцветающего на главной улице этого сонного города эротизма, еще ослабленного зимой?»
В то время как этот взгляд на детали очевиден повсюду, NDiaye использует его лучше всего, позволяя своему рассказчику удивляться уверенности и чувственности, демонстрируемой зелеными женщинами.
Временами это больше, чем просто намек на зависть — возможно, она не случайно видит этих женщин в зеленом…
Если вам нравится, чтобы история следовала четкой повествовательной линии, это может быть не для вас. Отсутствие ясности со стороны рассказчика, частая смена сцен и перепады настроения в некоторых разделах иногда затрудняют понимание того, куда именно писатель движется с историей. Это не та книга, в которой вы расшифруете секреты за один присест (мне, безусловно, нужно будет вернуться к ней в какой-то момент, чтобы посмотреть, смогу ли я понять ее во второй раз). Тем не менее, если вы можете мириться с некоторой двусмысленностью (даже если вы никогда не поймете ее полностью), Автопортрет в зеленом — книга, которая вам наверняка понравится. Предупреждение – прочитав это, вы больше никогда не увидите зеленую одежду в том же свете 😉
Нравится:
Нравится Загрузка…
В обзоре: «Автопортрет в зеленом» Мари НДиайе
Поговорим о селфи.
Ты еще не раздражен? Я обещаю, что это не скупые размышления о миллениалах; и это не список, написанный на , как сказали миллениалы в защиту селфи. (Возможно, Нарцисс наслаждался своим отражением в древности, но он не был настоящим, а водоемы никогда не бывают такими гладкими). Идея здесь — объективность. Стабильный вам что вы видите.
Даже без гаджетов (зеркал, стеклянных прудов, камер и прочего) — я не думаю, что селфи — это набег на солипсизм. Скорее наоборот: то, как было сконструировано «я-себя», является результатом перечисления самостей, окружающих его. Мы приспосабливаемся к подобию, даже когда утверждаем нашу индивидуальную самость. Каждое селфи (можно ли теперь сказать «автопортрет»? Извините!) существует как алгоритмический продукт окружающих его «я», которые посредством преломления и искажения сообщают о том, что «я» изображено на портрете. Это правда даже без Instagram.
Это, по крайней мере, моя гипотеза после прочтения публикации Two Lines Press 2014 года Автопортрет в зеленом, , написанной французской писательницей Мари НДиай и тщательно переведенной Джорданом Стампом.
Если этот роман и автопортрет, то это автопортрет другого человека. Или ряд других. Шквал других женщин, определяемых цветом и одетых в зеленый, хотя бы по метонимии, в сопровождении любого багажа, который импортирует интуитивный зеленый цвет. Например, женщина в зеленом вешается. Другая женщина в зеленом — лучшая подруга рассказчика, пока она не выходит замуж за отца рассказчика. Женщина в зеленом прячется за зеленым деревом или у нее зеленые глаза. Сама рассказчица опасается, что она тоже станет женщиной в зеленом, через коварные и откровенно злобные пересечения себя и зеленого.
Близкие, а иногда довольно косые, кривые, колючие встречи рассказчика с зелеными женщинами удивительны тем, что не все они одинаковы.