В случае, если б она сломала ногу

Мы ответили на самые популярные вопросы — проверьте, может быть, ответили и на ваш?

• Подписался на пуш-уведомления, но предложение появляется каждый день
• Хочу первым узнавать о новых материалах и проектах портала «Культура.РФ»
• Мы — учреждение культуры и хотим провести трансляцию на портале «Культура.РФ». Куда нам обратиться?
• Нашего музея (учреждения) нет на портале. Как его добавить?
• Как предложить событие в «Афишу» портала?
• Нашел ошибку в публикации на портале. Как рассказать редакции?

Подписался на пуш-уведомления, но предложение появляется каждый день

Мы используем на портале файлы cookie, чтобы помнить о ваших посещениях. Если файлы cookie удалены, предложение о подписке всплывает повторно. Откройте настройки браузера и убедитесь, что в пункте «Удаление файлов cookie» нет отметки «Удалять при каждом выходе из браузера».

Хочу первым узнавать о новых материалах и проектах портала «Культура.РФ»

Подпишитесь на нашу рассылку и каждую неделю получайте обзор самых интересных материалов, специальные проекты портала, культурную афишу на выходные, ответы на вопросы о культуре и искусстве и многое другое. Пуш-уведомления оперативно оповестят о новых публикациях на портале, чтобы вы могли прочитать их первыми.

Мы — учреждение культуры и хотим провести трансляцию на портале «Культура.РФ». Куда нам обратиться?

Если вы планируете провести прямую трансляцию экскурсии, лекции или мастер-класса, заполните заявку по нашим рекомендациям. Мы включим ваше мероприятие в афишу раздела «Культурный стриминг», оповестим подписчиков и аудиторию в социальных сетях. Для того чтобы организовать качественную трансляцию, ознакомьтесь с нашими методическими рекомендациями. Подробнее о проекте «Культурный стриминг» можно прочитать в специальном разделе.

Электронная почта проекта: [email protected]

Нашего музея (учреждения) нет на портале. Как его добавить?

Вы можете добавить учреждение на портал с помощью системы «Единое информационное пространство в сфере культуры»: all.culture.ru. Присоединяйтесь к ней и добавляйте ваши места и мероприятия в соответствии с рекомендациями по оформлению. После проверки модератором информация об учреждении появится на портале «Культура.РФ».

Как предложить событие в «Афишу» портала?

В разделе «Афиша» новые события автоматически выгружаются из системы «Единое информационное пространство в сфере культуры»: all.culture.ru. Присоединяйтесь к ней и добавляйте ваши мероприятия в соответствии с рекомендациями по оформлению. После подтверждения модераторами анонс события появится в разделе «Афиша» на портале «Культура.РФ».

Нашел ошибку в публикации на портале. Как рассказать редакции?

Если вы нашли ошибку в публикации, выделите ее и воспользуйтесь комбинацией клавиш Ctrl+Enter. Также сообщить о неточности можно с помощью формы обратной связи в нижней части каждой страницы. Мы разберемся в ситуации, все исправим и ответим вам письмом.

Если вопросы остались — напишите нам.

Идет наш Царь принять корону… / / Независимая газета

Федор Достоевский как поэт-одописец, поэт-обэриут и поэт-революционер

Краса красот сломала член?.. Константин Сомов. Заснувшая на траве молодая женщина. 1913

«Жил на свете таракан…» Стихи Ф.М. Достоевского и его персонажей. «Витязь горестной фигуры…» Достоевский в стихах современников / Сост. подг. текста, прим., посл. Б.Н. Тихомирова. – М.: Бослен, 2017. – 240 с.

Составитель книги доктор филологических наук, заместитель директора по научной работе Литературно-мемориального музея Ф.М. Достоевского в Санкт-Петербурге, президент Российского общества Достоевского Борис Тихомиров, конечно, немного лукавит. Как все ученые. Книга состоит не из двух, а из трех частей. Третья – подробная статья составителя – «Достоевский стихотворный». Но у ученых так принято. Главный герой, дескать, Достоевский, а у меня лишь послесловие и примечания. Хотя они и занимают не менее половины книги.

В принципе, наверное, он прав.

Серьезно интересующиеся прочтут книжку целиком. Просто интересующиеся начнут именно со стихов Федора Михайловича. Прочтут что-то вроде такого:

Эпоха новая пред нами.

Надежды сладостной заря

Восходит ярко пред очами…

Благослови, Господь, Царя!

Идет наш Царь на подвиг

трудный,

Стезей тернистой и крутой;

На труд упорный, отдых 

скудный,

На подвиг доблести святой…

И взволнованно спросят сами себя: как? неужели? Федор Михайлович? не может быть!..

А там далее:

Идет наш Царь принять 

корону…

Молитву чистую творя,

Взывают Русских миллионы:

Благослови, Господь, Царя!

(…)

Созижди в Нем дух бодр и ясен,

Духовной силой в Нем живи,

Созижди труд Его прекрасен

И в путь святой благослови!

Ну и так далее, в том же духе и в том же разрезе. Серьезно интересующиеся, конечно, оды Достоевского, написанные им в Семипалатинске, где он после четырех лет Омского острога служил солдатом в Сибирском линейном 7-м батальоне, и так уже читали. А  просто интересующиеся полезут в примечания и в послесловие. Вот и хорошо.

Либерал и демократ ФМ. Константин Трутовский. Портрет Ф.М. Достоевского. 1847. Государственный литературный музей

А Федор Михайлович действительно, как и Солженицын, как и маркиз де Сад, не только сидел, но и в армии служил. Правда, те двое сначала служили (кстати, не просто служили, а еще и воевали), а потом сели. И сели надолго. Но я не том. Я о том, что Достоевский писал свои оды во многом как Ахматова. Только Анна Андреевна ненавидела Сталина, но, спасая сына, писала Сталину оды. А вот Достоевский, похоже, именно что «перековался». Хотя цель тоже была не поэтическая и не художественная: печататься хотел Федор Михайлович, в столицу рвался, в журналы. Тогда его оды не опубликовали, но, как мы знаем, своего он добился. И, что с одной стороны печально, а с другой – напротив, служит ему оправданием, не кривил он душой. И впрямь из либерала и демократа стал государственником и охранителем. Правда, не зашкварился. Но я опять о другом. Достоевский писал после отсидки стихи. Не самые хорошие, скажем честно. Отдающие пародией, говоря проще. Но, как выяснилось, и не самые плохие. Возможно, как раз из-за того, что отдавали пародией.

Он, конечно, писал и «стихи на случай», и откровенную сатиру («Борьба нигилизма с честностью»), и «классические» эпиграммы («Красуйтесь, радуйтесь, торгуйте/ И украшайте Люблино./ Но как вы нынче не ликуйте,/ Вы оба все-таки (слово на букву «Г». – «НГ-EL»))», и пародии.

Но в русскую поэзию вошел не сам Достоевский. А его персонажи.

Первый среди них – капитан Игнат Картузов. Главный герой так и не написанной повести. Игнат сочинял такие стихи:

Любви пылающей граната

В груди растреснулась Игната,

И вновь пошел с ужасной мукой

По Севастополю безрукий.

Или, не менее знаменитое:

Краса красот сломала член

И интересней втрое стала,

И втрое сделался влюблен

Влюбленный и прежде немало.

(…)

Исчезло все! Похоронен

Один из членов молодых,

Другим не меньше я пленен,

И даже хотя б и вовсе 

не было их…

К вышеприведенной строчке есть «авторский» комментарий: «То есть если б даже она сломала и другую ногу». Уверен, стихи вам знакомы. Только помните вы их как стихи из все-таки написанной и опубликованной Достоевским вещи – романа «Бесы». Сочинял их  тоже Игнат и тоже капитан, но Лебядкин. Картузов был положительным героем, но скверным стихотворцем (по мнению Достоевского). Лебядкин был дрянью. Стихи соответственно, по мнению Федора Михайловича, тоже писал дрянные. Они мало отличаются от картузовских. Сейчас трудно сказать, что хотел, редактируя, сделать с ними автор «Бесов»: улучшить, ухудшить? Скорее ухудшить, усмешнить, сделать более пародийными. У Лебядкина про гранату было так:

Любви пылающей граната

Лопнула в груди Игната.

И вновь заплакал горькой мукой

По Севастополю безрукий.

Хотя разница, согласитесь, очевидна скорее исследователям, чем чистым потребителям высокого и прекрасного. 

В любом случае самое известное стихотворение русского поэта Федора Достоевского сочинил не Игнат Картузов, а Игнат Лебядкин:

Жил на свете таракан,

Таракан от детства,

Таракан попал в стакан

Полный мухоедства…

Плюс несколько других замечательных произведений: «И порхает звезда на коне/ В хороводе других амазонок;/ Улыбается с лошади мне/ Ари-сто-кратический ребенок», «Здравствуй, здравствуй, гувернантка!/ Веселись и торжествуй./ Ретроградка иль Жорж-Зандка, / Все равно теперь ликуй…»

Государственник и охранитель ФМ. Лев Дмитриев-Кавказский. Портрет Ф.М. Достоевского. 1880. Музей-квартира Ф.М. Достоевского, Москва

Лебядкина – уже в советское время – подняли на щит поэты-обэриуты. Его любил Заболоцкий, а Николай Олейников вообще если и не считал прямым учителем, то писал так, как будто он сам, красный казак Олейников, и есть Игнат Лебядкин. И дело не только в стихотворении «Таракан» (уже Олейникова). Олейников – весь такой.

Я, когда впервые прочел Олейникова, сразу влюбился в его стиль и манеру. Тогда, правда, не соотнес его с Лебядкиным. А когда прочел уже про Олейникова, пришлось вернуться и к «Бесам». А потом (ох!) я прочитал Ивана Прыжова (удивительный русский писатель, но – да, стал одним из персонажей Достоевского). И снова пришлось вернуться к «Бесам»…

Короче, Достоевский – настолько мощная фигура, что даже для русской поэзии (несколькими пародийными вещами своих персонажей) сделал намного больше, чем сотни знаменитейших отечественных стихотворцев.

Напоследок хочу сказать еще об одном стихотворении Федора Михайловича. Еще один персонаж его, Верховенский, сочинил пародию на стихи Огарева («Он родился в бедной доле,/ Он учился в бедной школе,/ Но в живом труде науки,/ Юных лет он вынес муки (…) И гонимый местью царской/ И боязнию боярской,/ Он пустился на скитанье,/ На народное воззванье…»). Звучала пародия так:

Он незнатной был породы,

Он возрос среди народа,

Но гонимый местью царской,

Злобной завистью боярской,

Он обрек себя страданью,

Казням, пыткам, истязанью,

И пошел вещать народу

Братство, равенство, 

свободу…

Текст Огарева, как вы понимаете, подпольно ходил среди революционеров. Потом стал ходить уже текст «Верховенского». При всем уважении к Огареву стихи Достоевского – лучше. 

Сам не понимал Федор Михайлович порою, что пишет.

«Гений, чо», как говорят в «интернетах».

Комментарии для элемента не найдены.

Достоевский Михаил Андреевич — Федор Михайлович Достоевский. Антология жизни и творчества

[около 8 (19) ноября 1788, с. Войтовцы Подольской губ. — 6 (18) июня 1839, с. Даровое, Тульской губ.]

Отец писателя. Происходил из многодетной семьи униатского священника Андрея села Войтовцы Подольской губернии. 11 декабря 1802 г. был определен в духовную семинарию при Шаргородском Николаевском монастыре. 15 октября 1809 г. уже из Подольской семинарии, к которой к тому времени была присоединена Шаргородская семинария, отправлен, по окончании класса риторики, через Подольскую врачебную управу в московское отделение Медико-хирургической академии на казенное содержание. В августе 1812 г. Михаил Андреевич был командирован в военный госпиталь, с 1813 г. служил в Бородинском пехотном полку, в 1816 г. был удостоен звания штаб-лекаря, в 1819 г. переведен ординатором в Московский военный госпиталь, в январе 1821 г. после увольнения в декабре 1820 г. из военной службы, определен в Московскую больницу для бедных на должность «лекаря при отделении приходящих больных женск<ого> пола». 14 января 1820 г. Михаил Андреевич женился на дочери купца III гильдии Марии Федоровне Нечаевой. 30 октября (11 ноября) 1821 г. у них родился сын Федор Михайлович Достоевский. (Подробнее о биографии Михаила Андреевича до рождения Достоевского см.:

Федоров Г. А. «Помещик. Отца убили…», или История одной судьбы // Новый мир. 1988. № 10. С. 220–223). 7 апреля 1827 г. Михаил Андреевич награжден чином коллежского асессора, 18 апреля 1837 г. произведен в коллежские советники со старшинством и 1 июля 1837 г. уволен со службы. В 1831 г. Михаил Андреевич купил в Каширском уезде Тульской губернии имение, состоящее из села Даровое и деревни Черемошна.

Большая семья московского лекаря больницы для бедных (в семье детей — четыре брата и три сестры) была совсем не богата, а лишь очень скромно обеспечена самым необходимым и никогда не позволяла себе никаких роскошеств и излишеств. Михаил Андреевич, строгий и требовательный к себе, был еще строже и требовательнее к другим, и прежде всего к своим детям. Его можно назвать добрым, прекрасным семьянином, гуманным и просвещенным человеком, о чем и рассказывает, например, в своих «Воспоминаниях» его сын А. М. Достоевский.

Михаил Андреевич очень любил своих детей и умел их воспитывать. Своим восторженным идеализмом и стремлением к прекрасному писатель больше всего обязан отцу и домашнему воспитанию. И когда его старший брат М. М. Достоевский писал уже юношей отцу: «Пусть у меня возьмут все, оставят нагим меня, но дадут мне Шиллера, и я позабуду весь мир!» — он знал, конечно, что отец поймет его, так как и он был не чужд идеализма. Но ведь эти слова мог бы написать отцу и Федор Достоевский, вместе со старшим братом бредивший в юности И.Ф. Шиллером, мечтавший обо всем возвышенном и прекрасном.

Эту характеристику можно перенести и на всю семью Достоевских. Отец не только никогда не применял к детям телесного наказания, хотя главным средством воспитания в его время были розги, но и не ставил детей на колени в угол и при своих ограниченных средствах все же не отдавал никого в гимназию только по той причине, что там пороли.

Жизнь семьи Достоевских была полная, с нежной, любящей и любимой материю, с заботливым и требовательным (иногда и излишне требовательным) отцом, с любящей няней Аленой Фроловной Крюковой. И все же гораздо важнее не фактическая обстановка в Мариинской больнице, точно воспроизведенная в «Воспоминаниях» А. М. Достоевского, а восприятие этой обстановки писателем и память о ней в его творчестве.

Вторая жена Достоевского А. Г. Достоевская говорила, что ее муж любил вспоминать о своем «счастливом и безмятежном детстве», и, действительно, все его высказывания свидетельствуют об этом. Вот как, например, Достоевский впоследствии в разговорах с младшим братом, Андреем Михайловичем, отзывался о своих родителях: «Да знаешь ли, брат, ведь это были люди передовые… и в настоящую минуту они были бы передовыми!.. А уж такими семьянинами, такими отцами, нам с тобою не быть, брат!..» В «Дневнике писателя» за 1873 г. Достоевский отмечал: «Я происходил из семейства русского и благочестивого. С тех пор, как я себя помню, я помню любовь ко мне родителей. Мы в семействе нашем знали Евангелие чуть не с первого детства. Мне было всего лишь десять лет, когда я уже знал почти все главные эпизоды русской истории из Карамзина, которого вслух по вечерам читал нам отец. Каждый раз посещение Кремля и соборов московских было для меня чем-то торжественным».

Отец заставлял детей читать не только Н. М. Карамзина, но и В. А. Жуковского, и молодого поэта А. С. Пушкина. И если Достоевский в 16 лет пережил смерть поэта как великое русское горе, то кому он этим обязан, как не своей семье, и прежде всего отцу, рано привившему ему любовь к литературе. Именно в детстве следует искать истоки того поразительного преклонения перед гением А. С. Пушкина, которое Достоевский пронес через всю жизнь. И вдохновенное, пророческое слово о нем, сказанное Достоевским за полгода до смерти, в июне 1880 г., на открытии памятника А. С. Пушкину в Москве, корнями уходит в детство писателя, и связано с именем его отца.

Достоевский на всю жизнь сохранил светлую память о своем детстве, однако еще важнее, как эти воспоминания отразились в его творчестве. За три года до смерти, начав создавать свой последний гениальный роман «Братья Карамазовы», Достоевский вложил в биографию героя романа, старца Зосимы, отголоски собственных детских впечатлений: «Из дома родительского вынес я лишь драгоценные воспоминания, ибо нет драгоценнее воспоминаний у человека, как от первого детства его в доме родительском, и это почти всегда так, если даже в семействе хоть только чуть-чуть любовь да союз. Да и от самого дурного семейства могут сохраниться воспоминания драгоценные, если только сама душа твоя способна искать драгоценное. К воспоминаниям же домашним причитаю и воспоминания о священной истории, которую в доме родительском, хотя и ребенком, я очень любопытствовал узнать. Была у меня тогда книга, священная история, с прекрасными картинками под названием «Сто четыре священные истории Ветхого и Нового завета», и по ней я и читать учился. И теперь она у меня здесь на полке лежит, как драгоценную память сохраняю».

Эта черта подлинно автобиографическая. Достоевский действительно учился, как свидетельствует в своих «Воспоминаниях» А. М. Достоевский, читать по этой книге, и когда лет за десять до смерти писатель достал точно такое же издание, то очень обрадовался и сохранил его как реликвию.

«Братья Карамазовы» кончаются речью Алеши Карамазова, обращенной к его товарищам — школьникам, у камня после похорон мальчика Илюшечки: «Знайте же, что ничего нет выше, и сильнее, и здоровее, и полезнее впредь для жизни, как хорошее какое-нибудь воспоминание, и особенно вынесенное еще из детства, из родительского дома. Вам много говорили про воспитание ваше, а вот какое-нибудь этакое прекрасное, святое воспоминание, сохраненное с детства, может быть, самое лучшее воспитание и есть. Если много набрать таких воспоминаний с собою в жизнь, то спасен человек на всю жизнь. И даже если и одно только хорошее воспоминание при нас останется в нашем сердце, то и то может послужить когда-нибудь нам во спасение» (Воспоминания о безмятежном детстве помогли Достоевскому впоследствии перенести эшафот и каторгу).

Родители давно задумывались о будущем старших сыновей, знали о литературных увлечениях Федора и Михаила и всемерно поощряли их. После учебы у Л. И. Чермака — в одном из лучших пансионов Москвы, славившимся «литературным уклоном», — Михаил и Федор Достоевские должны были поступить в Московский университет, однако смерть матери и материальная нужда изменили эти планы.

После смерти от чахотки тридцатисемилетней М. Ф. Достоевской на руках мужа осталось семеро детей. Смерть жены потрясла и сломила Михаила Андреевича, страстно, до безумия любившего жену. Еще не старый, сорокавосьмилетний, ссылаясь на трясение правой руки и ухудшавшееся зрение, он отказался от предложенного ему, наконец, повышения по службе со значительным окладом. Вынужден был подать в отставку, не выслужив двадцатипятилетия, и оставить квартиру при больнице (своего дома в Москве у них не было). Тогда же, как-то вдруг, осознается материальный кризис семьи; дело не просто в бедности — предвидится разорение. Одно их небольшое имение, более ценное, заложено и перезаложено, теперь та же судьба ждет и другое имение — совсем ничтожное.

Московский университет давал образование, но не положение. Для сыновей бедного дворянина был выбран иной путь. Михаил Андреевич решил определить Михаила и Федора в Главное инженерное училище в Петербурге и в середине мая 1837 г. отец отвозит братьев в Петербург.

С отцом Достоевский больше не увидится. Через два года придет письмо отца о близящемся разорении, а за письмом — известие о его безвременной кончине. Достоевский напишет брату Михаилу 16 августа 1839 г.: «…Теперь состоянье наше еще ужаснее <…> есть ли в мире несчастнее наших бедных братьев и сестер?»

В образе отца Вареньки Доброселовой в первом произведении Достоевского «Бедные люди» видятся черты Михаила Андреевича, да и стилистика писем Макара Девушкина родственна манере писем отца писателя». «Мне жаль бедного отца, — писал Достоевский из Петербурга в Ревель старшему брату Михаилу. — Странный характер! Ах, сколько несчастий перенес он. Горько до слез, что нечем его утешить».

Замкнутости и уединенности Достоевского в Инженерном училище способствовало не только ранее предчувствие своего писательского предназначения, но и страшное известие, полученное им летом 1839 г.: крепостные крестьяне имения в Даровом убили в поле 6 июня 1839 г. Михаила Андреевича за жестокое с ними обращение. Это известие потрясло юношу. Ведь совсем недавно умерла его мать. Он вспомнил, как она любила отца настоящей, горячей и глубокой любовью, вспомнил, как бесконечно любил ее отец, вспомнил свое безмятежное детство, отца, привившего ему любовь к литературе, ко всему высокому и прекрасному (А. М. Достоевский пишет, что отец их был «в семействе всегда радушным, а подчас и веселым»). Нет, в насильственную смерть отца он так и не мог поверить до конца своих дней, никогда не мог примириться с этой мыслью, ибо известие о расправе над отцом — жестоким крепостником — противоречило тому образу отца — гуманного и просвещенного человека, который Достоевский навсегда сохранил в своем сердце. Вот почему 10 марта 1876 г. в письме к брату Андрею Достоевский так высоко отозвался о своих родителях: «…Заметь себе и проникнись тем, брат Андрей Михайлович, что идея непременного и высшего стремления в лучшие люди (в буквальном, самом высшем смысле слова) была основною идеей и отца и матери наших, несмотря на все их уклонения…», а мужу сестры Варвары П. А. Карепину Достоевский писал 19 сентября 1844 г.: «…Будьте уверены, что я чту память моих родителей не хуже, чем Вы Ваших…»

18 июня 1975 г. в «Литературной газете» появилась статья Г. А. Федорова «Домыслы и логика фактов», в которой он показал на основе найденных архивных документов, что Михаил Андреевич Достоевский не был убит крестьянами, а умер в поле около Дарового своей смертью от «апоплексического удара».

Архивные документы о смерти Михаила Андреевича свидетельствуют о том, что естественный характер смерти был зафиксирован двумя врачами независимо друг от друга — И. М. Шенроком из Зарайска, Рязанской губернии, и Шенкнехтом из Каширы, Тульской губернии. Под давлением соседнего помещика П. П. Хотяинцева, выразившего сомнение в факте естественной смерти Михаила Андреевича, через некоторое время к властям обратился отставной ротмистр А. И. Лейбрехт. Но и дополнительное следствие подтвердило первоначальное заключение врачей и кончилось «внушением» А. И. Лейбрехту. Тогда появилась версия о взятках, «замазавших» дело, причем подкупать надо было много разных инстанций. А. М. Достоевский считает невозможным, чтобы нищие крестьяне или беспомощные наследники могли повлиять на ход дела. Остался единственный аргумент в пользу сокрытия убийства: приговор повлек бы ссылку мужиков в Сибирь, что отрицательно сказалось бы на бедном хозяйстве Достоевских, поэтому наследники и замяли дело. Однако и это неверно. Никто дела не заминал, оно проходило все инстанции. Слухи же о расправе крестьян распространил П. П. Хотяинцев, с которым у отца Достоевского была земельная тяжба. Он решил запугать мужиков, чтобы они были ему покорны, так как некоторые дворы крестьян П. П. Хотяинцева помещались в самом Даровом. Он шантажировал бабку писателя (по матери), приезжавшую узнать о причинах случившегося. А. М. Достоевский указывает в своих «Воспоминаниях», что П. П. Хотяинцев и его жена «не советовали возбуждать об этом дела». Вероятно, отсюда и пошел слух в семействе Достоевских о том, что со смертью Михаила Андреевича не все обстояло чисто.

Невероятное предположение дочери писателя Л. Ф. Достоевской о том, что «Достоевский, создавая тип Федора Карамазова, вероятно, вспомнил скупость своего отца, которая причинила его юным сыновьям такие страдания и так возмущала их, и его пьянство, а также и то физическое отвращение, которое оно внушало его детям. Когда он писал, что Алеша Карамазов не чувствовал этого отвращения, а жалел своего отца, ему, возможно, вспоминались те мгновения сострадания, которое боролось с отвращением в душе юноши Достоевского», — дало толчок появлению целого ряда фрейдистских работ, ложно и тенденциозно обыгрывающих этот факт мнимого сходства отца писателя и старика Карамазова; см., напр.: Нейфельд И. Достоевский: Психологический очерк. Л., 1925), вышедшую, кстати, под редакцией знаменитого психиатра и, наконец, сенсационно абсурдную статью «Dostojewski un die Vatertotung» в книге «Die Urgestalt der Bruder Karamazoff» (Munchen, 1928) самого Зигмунда Фрейда, доказывающего, что Достоевский сам желал смерти своего отца (!).

Критик В. В. Вейдле справедливо замечает по этому поводу: «Фрейд сказал ясно: «У нас нет другого способа побороть наши инстинкты, кроме нашего рассудка», какое же место остается тут для такой противорассудочной вещи, как преображение? Однако без преображения искусства нет, и его не создать одними инстинктами или рассудком. Потемки инстинкта и рассудочное «просвещение», только это видел и Толстой, когда писал «Власть тьмы», но художественный его гений подсказал ему всё же под конец неразумное, хотя и не инстинктивное покаяние Никиты. Искусство живет в мире совести, скорее, чем сознание; этот мир для психоанализа закрыт. Психоанализ только и знает, что охотиться за инстинктами, нащупывать во тьме подсознания все тот же универсальный механизм <…>. В одной из недавних своих работ Фрейд не только приписал Достоевскому желание отцеубийства, осуществленное через посредство Смердякова и Ивана Карамазова, но и земной поклон старца Зосимы <…> объяснил, как бессознательный обман, как злобу, прикинувшуюся смирением. Из этих двух «разоблачений» первое, во всяком случае, не объясняет ничего в замыслах Достоевского, как художника, второе обличает полное непонимание поступка и всего образа старца Зосимы. Психоанализ бессилен против «Братьев Карамазовых»» (Вейдле В. В. Умирание искусства: Размышления о судьбе литературного и художественного творчества. Париж, 1937. С. 52–53).

К этому абсолютно верному замечанию В. В. Вейдле можно лишь добавить, что психоанализ бессилен вообще против христианского духа, против христианского искусства, каким является все искусство Достоевского. А. М. Достоевский записал в своем дневнике: «Отец похоронен в церковной ограде [в Моногарове], рядом с Даровым. На могиле его лежит камень без всякой подписи и могила окружена деревянною решеткою, довольно ветхою». В настоящее время могила не сохранилась и церковь разрушена (см.: Белов С. В. Пять путешествий по местам Достоевского // Аврора. 1989. № 6. С. 142). Есть предположение, что характер отца Вареньки в «Бедных людях» напоминает характер Михаила Андреевича, а антагонизм между отцом Вареньки и Анной Федоровной воспроизводит реальные отношения между Михаилом Андреевичем и сестрой его жены А. Ф. Куманиной.

Известны 8 писем Достоевского к отцу, написанных совместно с братьями (из них 3 — рукою Достоевского, остальные написаны М. М. Достоевским) и 6 писем к нему самого Достоевского за 1832–1839 гг., а также два письма Михаила Андреевича к Достоевскому за 1837 и 1839 гг. — одно к обоим старшим сыновьям, другое отдельно к Достоевскому.

Литературно-мемориальный музей Ф.М. Достоевского

Мне очень хотелось посетить этот музей — хотя бы потому, что это одна из работ музейного художника Тараса Полякова со товарищи. Посетила.
Ожидания оправдались, учитывая, что нас сопровождала экскурсовод, которая не просто озвучила текст экскурсии (явно продуманный и прописанный, с цитатами из писем и произведений ФМ). Это давно уже часть ее личного восприятия ситуации, так что — вышла симпатичная молодая женщина и рассказала историю о своих знакомых, хороших людях. Молодая красивая вдова, талантливый литератор, прошедший каторгу и солдатчину. И учитель из
глубокой провинции, человек молодой, мало видавший, но явно добрый и честный… И так уж получилось, что молодую красивую вдову любят и солдат, и учитель, и она никак не может разобраться в своих чувствах, а ситуацию усложняет бедность вдовы, необходимость растить сына, начинающаяся чахотка. А еще… Понимаете, она была красавица, отличница, умница, жизнь пообещала ей очень много и вместо светлого будущего показала жестокую гримасу в виде первого мужа-алкоголика, глухой провинции (в Сибири после Астрахани-то!), нищеты и чахотки…
В музее подлинного — только сам дом, Достоевский жил тут недолго, а Мария Дмитриевна — давно и небогато, на съемной квартире… Есть копии фотографий и документов из архивов, диорама старого Кузнецка, типичные предметы того времени (мебель, предметы интерьера) и очень интересные художественно-образные инсталляции. Но можно ли сделать отличный музей на интересной истории и копиях? Можно!
Образно-художественный метод — это сильная сторона экспозиции. Проходишь 4 комнаты и один коридорчик на едином дыхании. Волнуешься, переживаешь, радуешься и снова — горечь и боль. Начинается музей с инсценировки расстрела, каторги, образа смерти — и смертью и заканчивается. Поскольку последний экспонат — картина с последнего портрета Марии Дмитриевны Достоевской — ей нет и сорока, но она измучена чахоткой и разочарованием настолько, что сама похожа на смерть.
Интересно, что художники обычно придают Марии Дмитриевне черты роковой женщины. А она ею не была. в экспозиции есть оба сохранившихся портрета этой женщины. Молодой, еще не сломленной болезнью и тот, о котором я уже упоминала… Лицо у нее тонкое и мягкое.
В общем, рекомендую всем, кто интересуется жизнью людей в 19 веке, (не только великого писателя, но и провинциальной публики середины 19 столетия), творчеством Достоевского, необычными музеями. И не боится тяжелых тем.
Обязательно брать экскурсию!

Достоевский: его биография, творчество и личная жизнь

Достоевский Фёдор Михайлович — русский писатель и поэт.

Достоевский родился 30 октября (по старому стилю) 1821 года в Москве. Был дважды женат. Умер 28 января 1881 в Санкт-Петербурге от лёгочного кровотечения.

Он был современником Л. Н. Толстого и большим кумиром А. С. Пушкина. Его называли «новым Гоголем».

Норвежский книжный клуб вместе с Норвежским институтом имени Нобеля включил 4 произведения Достоевского в список «100 лучших книг всех времён».

В.Г. Перов «Портрет Ф.М. Достоевского» (1821–1881), 1872 г.

Основные произведения Достоевского

Первым произведением писателя был роман «Бедные люди» (1845). Последним — роман «Братья Карамазовы» (1879–1880).

Между ними Достоевский создал:

• «Униженные и оскорблённые» (1861)
• «Преступление и наказание» (1866)
• «Игрок» (1866)
• «Идиот» (1868)
• «Бесы» (1871–1872)

В список «100 лучших книг всех времён» вошли романы: «Братья Карамазовы», «Преступление и наказание», «Идиот», «Бесы».

Биография Достоевского

Интересные факты: Фёдор Михайлович был страстным игроком в азартные игры, поэтому постоянно был в долгах. Достоевский был болен эпилепсией. Любил работать по ночам. 8 месяцев своей жизни он провёл в тюрьме за распространение преступных идей.

Семья и детство писателя

Отец Достоевского, Михаил Андреевич, был человеком с тяжёлым нравом, вспыльчивым и подозрительным. Он работал главным врачом в московской больнице.

Его мать Мария Фёдоровна происходила из купеческого рода Нечаевых.

Семья Достоевских была большой — 6 детей. Фёдор был третьим по счёту. Лето семья проводила в своём имении под Тулой. Детям старались дать хорошее образование, приглашали учителей. Только латынь отец преподавал детям сам.

Достоевский с детства любил читать. Особенно он любил А. С. Пушкина.

По официальным данным отец Достоевского умер от инсульта в 1839 году. Писателю в то время было 18 лет. В семейных историях есть другая версия смерти: Достоевский-старший был убит своими же крепостными за деспотическое отношение к ним.

В 1837 году мать писателя умирает от чахотки. Фёдора и его брата Михаила отправляют на учёбу в Санкт-Петербург.

Учёба и первое произведение

С 1838 по 1843 годы Достоевский учился в Инженерном училище в Санкт-Петербурге. Его брата Михаила не приняли по здоровью, поэтому писатель провёл эти годы без компании близкого человека.

Учёба давалась ему нелегко. Его ум занимает только литература и поэзия.

После училища Достоевского отправляют служить. Спустя год он увольняется, решив заниматься только литературой.

«Служба надоела, как картофель».

Из письма Фёдора Достоевского брату Михаилу. Мочульский К. «Достоевский. Жизнь и творчество»

В 1844 году Достоевский берётся за перевод «Евгении Гранде» Оноре де Бальзака. Однако настоящая известность приходит к нему после его первого романа «Бедные люди» (1846).

Литературное сообщество с восторгом принимает первый роман новоиспечённого писателя. Некрасов и Белинский выражают ему своё восхищение.

Арест и каторга писателя

В 1847 году Достоевский вступает в общество петрашевцев. Так называли членов кружков в Санкт-Петербурге, созданных революционным деятелем М. В. Петрашевским.

Петрашевцы проводили собрания, на которых критиковали общественно-политический строй России (в то время Российской империи) и выдвигали идеи утопического социализма.

В 1849 году полиция арестовывает петрашевцев. Достоевский проводит 8 месяцев в тюрьме — в Петропаловской крепости, пока идёт следствие.

Членов собраний приговаривают к расстрелу. Достоевского — за чтение на собраниях письма Белинского к Гоголю. В то время оно было под запретом за преступные идеи, противоречащие установленной религии и правительству.

Вскоре Николай I заменяет наказание на менее суровое. Писателя отправляют на каторгу в Сибирь (Омск), где он проводит 4 года. Затем — служить рядовым в армию. Лишь в 1856 году с приходом Александра II на престол Достоевский получает амнистию.

В 1859 году Достоевский переезжает с семьёй в Петербург. В 1861 году писатель публикует повесть «Записки из мёртвого дома», в которой отразил пережитое и увиденное в ссылке.

Ф.М. Достоевский, фотография М.Б. Тулинова 1861 г.

Жены и дети писателя

Достоевский был женат дважды. У него было 4 детей (во втором браке), но двое из них скончались в детском возрасте.

Первой женой писателя была вдова чиновника Мария Дмитриевна Исаева. Она долго не давала своё согласие на брак. Возможно, это сыграло свою роль — счастья в браке не было.

Достоевский уехал путешествовать в Европу. Там у него случился роман с другой женщиной (эти отношения он описал в романе «Игрок»).

Пока писатель был за границей, его жена Мария умирает от чахотки (1864).

Второй раз Достоевский женится на своей стенографистке Анне Григорьевне Сниткиной. Брак был счастливым.

Смерть писателя

Ночью у Достоевского открылось лёгочное кровотечение. Через два дня — 28 января (по старому стилю) 1881 года — он умер.

До сих пор точно неизвестна причина кровотечения. У Достоевского на тот момент было множество заболеваний, включая хроническое заболевание лёгких и туберкулёз.

Писатель был похоронен с почестями в Александро-Невской лавре в Санкт-Петербурге.

Достоевский как поэт

Период стихотворчества Достоевского пришёлся на годы его ссылки в Сибири. Ему было запрещено возвращаться в Центральную Россию и печататься в изданиях.

Поэтому он решает писать стихи. Они носили патриотический характер. Ведь Достоевский писал их для того, чтобы затем отдавать начальству. Он надеялся, что стихи дойдут до императора и последует амнистия.

«Своею жизнию и кровью
Царю заслужим своему;
Исполни ж светом и любовью
Россию, верную ему!».

Стихи не печатались при жизни писателя. Даже сам Достоевский признавал их не особо удачными.

Читайте также про Некрасова, Чехова, Пушкина, Лермонтова и Толстого.

Достоевский о немцах: бесы или идиоты? | Культура и стиль жизни в Германии и Европе | DW

11 ноября исполняется 200 лет со дня рождения Федора Михайловича Достоевского (1821-1881). По случаю юбилея во Франкфурте-на-Майне была переиздана книга «Достоевский в Германии» («Dostojewski in Deutschland») известного немецкого биографа писателя Карлы Хильшер (Karla Hielscher).

Отношение Достоевского к Германии и к немцам было двойственным. Он часто приезжал в Германию, с удовольствием ходил в Дрезденскую галерею, шедеврами которой восхищался.

В Дрездене Достоевский прожил, в общей сложности, два с половиной года. Здесь в сентябре 1869 года родилась его дочь Люба. Какое-то время писатель жил также в Хомбурге, Баден-Бадене, Висбадене, Бад-Эмсе, но сюда его приводила, главным образом, пагубная страсть к игре. И не случайно в романе «Игрок» Достоевский дал немецкому городку, в котором происходит действие, многозначительное название Рулетенбург. Это собирательный образ — и весьма отрицательный. Впрочем, приходя из казино, Федор Михайлович садился за очередной роман: нужны были деньги.

Даже к Дрездену, где казино не было и Достоевскому неплохо работалось (здесь писался роман «Бесы»), он относился без особого восторга. Хотя воздух здесь «удивительный», но в целом «довольно жутковато», — жаловался он в одном из писем из саксонской столицы. «Скучно», «скука», — эти слова часто встречаются в его письмах. 

Ставки сделаны!

Такое состояние во многом объясняется тем, что среди немцев у Достоевского практически не было знакомых. Он читал почти исключительно русские газеты и журналы, плохо знал немецкий язык, мало интересовался немецкой литературой и культурой. Скажем, Ницше (Friedrich Nietzsche), к идеям которого писатель часто обращался в своих книгах и с которыми полемизировал, жил всего в часе езды от Дрездена, но Достоевский об этом и знать не хотел. А между тем, Ницше относился к Достоевскому с огромным уважением и считал его великим знатоком человеческой психологии, «единственным психологом, у которого можно было чему-либо научиться».

Культура вчерашнего дня

Немецкую (или даже шире — западноевропейскую) культуру писатель воспринимал как культуру вчерашнего дня, ушедшую в прошлое. Современная ему Германия, как и остальная Европа, виделась Достоевскому сплошь меркантильной, мелочной, эгоистичной, потерявшей веру в бога и высокие идеалы, пошлой и посредственной, грозящей гибелью «мировой духовности». Такой предстает она в его письмах, романах, «Дневнике писателя».

Разумеется, тут играли роль не только отчужденность и одиночество, бывшие непременными спутниками писателя во время его пребывания в Германии, но и его, как правило, весьма скудный быт. В Висбадене, например, работая над первой главой «Преступления и наказания», Достоевский, проигравшийся до копейки, в какие-то дни сидел только на чае и хлебе. Бедность заставляла унижаться, и писатель очень болезненно реагировал на презрительное отношение окружающих, принимая его за презрение к бедности вообще.

Улица Достоевского в Грайфсвальде

В книге «Достоевский в Германии» Карла Хильшер, подчеркивая, что «постоянные раздраженные жалобы Достоевского на то, что немцы никогда его не понимают, были связаны с его весьма слабым немецким», пишет о своеобразной «мести» Федора Михайловича.

Такими же «непонимающими», ломающими язык, как ему самому приходилось ломать его в Германии, предстают немцы в романах Достоевского. Примеров можно привести великое множество. Ломаная речь, искаженная до карикатурности, — типичный прием изображения немцев и в «Крокодиле», и в «Преступлении и наказании», и во многих других книгах.

«Ганц фортепьян ломаль…»

С каким удовольствием вкладывает, например, Достоевский в уста Катерины Ивановны в «Преступлении и наказании» такие слова: «Заметили ли вы, Родион Романович, раз навсегда, что все эти петербургские иностранцы, то есть главное — немцы, которые к нам откудатова-то приезжают, все глупее нас!»

Этой тираде предшествует очень колоритный монолог хозяйки борделя Луизы Ивановны, «очень полной и багрово-красной,.. очень пышно одетой, с брошкой на груди величиной с чайное блюдечко».  Она тараторит, как пишет Достоевский, «точно горох просыпали, с крепким немецким акцентом»: «…Никакой, никакой шкандаль… Они совсем пришоль пьян и потом опять три путилки спросил, а потом один поднял ноги и стал ногом фортепьян играль, и это совсем нехорошо в благородный дом, и он ганц фортепьян ломаль…Фуй-фуй-фуй!» И так далее, и тому подобное.

Гротескность всех этих мягких «л» (шкандаль, пришоль), неверное употребление падежей, рода и числа, то и дело выскакивающие немецкие слова («ганц», а позже в этом слишком длинном для цитирования монологе — «зейн рок изорваль», «манн мусс штраф платиль») говорят сами за себя. Немцев можно и нужно высмеивать, — считал Достоевский и мастерски использовал для этого чудовищный псевдонемецкий волапюк.

Впрочем, Луиза Ивановна — еще весьма безобидный образ. Много хуже немецкие филистеры в «Игроке», «Униженных и оскорбленных», чиновник Блюм в «Бесах»… Да и в «Преступлении и наказании» отрицательных персонажей такого рода хватает. Скажем, некий Иван Иванович Клопшток не заплатил Сонечке за шитье «полдюжины голландских рубах».

Но неужели мы не найдем в творчестве великого писателя ни одного более или менее симпатичного немца? Найдем. Сразу в нескольких его романах появляются немецкие врачи — добрые, любезные, всегда готовые помочь, бескорыстные, благородные и честные.

Этот тип русского немца, описанный с ироничной теплотой, мы находим в «Идиоте», «Братьях Карамазовых», «Дневнике писателя». Он явно списан с натуры: домашним врачом Достоевского на протяжении многих лет был немец Яков фон Бретцель. Это был, пожалуй, единственный немец, с которым Достоевский был близко знаком и достаточно тесно общался. Может быть, дело именно в том, что других он не знал?..

Смотрите также: 

• Немецкие книги, которые должен прочитать каждый

  «Будденброки. История гибели одного семейства»

  Роман Томаса Манна (Thomas Mann) 1901 года повествует о жизни и упадке богатой семьи торговцев из Любека. За эту книгу писатель был удостоен Нобелевской премии по литературе. На снимке — кадр из экранизации 2008 года. Оригинальное название романа — «Buddenbrooks: Verfall einer Familie».

• Немецкие книги, которые должен прочитать каждый

  «Берлин, Александерплац»

  Жизнь Берлина конца 1920-х предстает перед читателем во всем многообразии. Роман Альфреда Дёблина (Alfred Döblin) 1929 года лег в основу культового фильма Райнера Вернера Фасбиндера. На фото — режиссер (в центре) с исполнителями главных ролей. Оригинальное название романа — «Berlin Alexanderplatz».

• Немецкие книги, которые должен прочитать каждый

  «Мефистофель. История одной карьеры»

  Роман, написанный сыном Томаса Манна Клаусом Манном (Klaus Mann) в 1936 году, повествует о жизни Хендрика Хёфгена — актера и режиссера, предающего свой талант ради карьеры. Хёфген становится соучастником преступлений нацистов. На фото — репетиции «Мефистофеля» в венском «Бургтеатре» (2018 г.) Оригинальное название романа — «Mephisto».

• Немецкие книги, которые должен прочитать каждый

  «Каждый умирает в одиночку»

  Роман Ганса Фаллады (Hans Fallada) 1947 года считается первой книгой, написанной о Сопротивлении писателем, не эмигрировавшим из нацистской Германии. На фото — съемочная группа фильма «Одни в Берлине» в 2016 году. Вторая справа — Эмма Томпсон. Оригинальное название романа — «Jeder stirbt für sich allein».

• Немецкие книги, которые должен прочитать каждый

  «Смерть в Риме»

  Роман Вольфганга Кёппена (Wolfgang Koeppen), написанный в 1954 году, критики прозвали «кривым зеркалом» послевоенной западногерманской действительности. Кёппен критиковал в нем остатки идеологии и поведения, которые привели Германию к нацизму и войне. На фото — рабочий стол в музее писателя в Грайфсвальде. Оригинальное название романа — «Der Tod in Rom».

• Немецкие книги, которые должен прочитать каждый

  «Расколотое небо»

  Кристу Вольф (Christa Wolf) принято считать самой значимой писательницей ГДР. В ее романе «Расколотое небо» («Der geteilte Himmel») 1963 года речь идет о проблематике разделенной Германии. На фото — репетиция спектакля «Расколотое небо» в берлинском театре «Шаубюне» (2015 г.)

• Немецкие книги, которые должен прочитать каждый

  «Потерянная честь Катарины Блюм»

  В этом романе лауреата Нобелевской премии по литературе Генриха Бёлля (Heinrich Böll), написанном в 1974 году, молодая немка по имени Катарина Блюм влюбляется в террориста, они проводят вместе ночь, а утром девушку арестовывают. Роман («Die verlorene Ehre der Katharina Blum») был экранизован в 1975 году (на фото).

• Немецкие книги, которые должен прочитать каждый

  «Открытие медлительности»

  Мораль Стена Надольного (Sten Nadolny) такова: хорош тот, кто не торопится во имя успеха, а держит время в своих руках. Герой вышедшей в 1983 году книги «Открытие медлительности» («Die Entdeckung der Langsamkeit») — сэр Джон Франклин, английский мореплаватель, исследователь Арктики. На фото — Стен Надольный.

• Немецкие книги, которые должен прочитать каждый

  «Animal Triste»

  «После соития всякая тварь тоскует», — словами из этого латинского изречения названа книга Моники Марон (на фото), изданная в 1996 году. Сюжет таков: женщина-палеонтолог, работающая в берлинском музее, страстно влюбляется в своего коллегу. Моника Марон (Monika Maron) исследует эту страсть, наслаждаясь каждой деталью. «Animal Triste» — оригинальное название книги.

• Немецкие книги, которые должен прочитать каждый

  «Чернильное сердце»

  Самый известный роман гранд-дамы немецкого фэнтези Корнелии Функе (Cornelia Funke) был впервые издан в 2003 году. По словам Функе, писать для детей — самая замечательная профессия на свете: «Я знаю, каково это — быть маленьким, быть другим». Оригинальное название книги — «Tintenherz».

• Немецкие книги, которые должен прочитать каждый

  «Гуд бай, Берлин!»

  Двое подростков отправляются путешествовать на старой «Ниве» по берлинским окрестностям. И выясняется, что люди вовсе не так плохи, как о них говорят! Из «романа воспитания» Вольфганга Херрндорфа (Wolfgang Herrndorf) 2010 года получился симпатичный роуд-муви «Гуд бай, Берлин!», который снял в 2016 году Фатих Акин (на фото — исполнители главных ролей). Оригинальное название книги — «Tschick».

• Немецкие книги, которые должен прочитать каждый

  «Дни убывающего света»

  Личные истории, соединенные автором, наглядно иллюстрируют жизнь в ГДР. Дебютный роман «In Zeiten des abnehmenden Lichts» Ойгена Руге (Eugen Ruge), изданный в 2011 году, был удостоен Немецкой книжной премии как лучший роман 2011 года на немецком языке. Спектакль по роману «Дни убывающего света» поставили в 2013 году в берлинском Немецком театре (на фото — репетиция).

  Автор: Дарья Брянцева

Достоевский Федор Михайлович, русский писатель, мыслитель, философ и публицист

Детство и юность Ф. М. Достоевского

Величайший русский писатель, классик отечественной литературы, философ, публицист и мыслитель, Федор Михайлович Достоевский родился 30 октября 1821 года. Детство Достоевского прошло в большой дворянской семье. Федор Михайлович был вторым ребенком из семи детей. Когда Достоевскому было 16 лет, внезапно умирает его мать, и отец был вынужден отправить старших детей в пансион К. Ф. Костомарова. с этого времени Федор Михайлович и его брат Михаил начинают жить в Санкт-Петербурге. В этот же год Достоевский поступает в военно-инженерное училище. Спустя два года погибает отец писателя.

В 1843 году Достоевский начинает работать над переводом и изданием известного произведения Бальзака «Евгения Гранде».

В период обучения Федор Михайлович много читал. Он интересовался творчеством как зарубежных авторов, таких как Бальзак, Гомер, Шиллер, Гюго, Гете, Байрон, Шекспир, Гофман, Корнель, так и отечественных – Гоголя, Пушкина, Лермонтова, Державина.

Начало творческой деятельности

Началом творческой деятельности Достоевского считается 1844 год, когда появляется первое произведение писателя «Бедные люди». Сразу же после выхода это произведение приносит автору известность, роман был хорошо принят читателями и высоко оценен Н. Некрасовым и В. Белинским.

Затем выходит следующее произведение Достоевского «Двойник». Несмотря на то, что роман «Бедные люди» был хорошо принят публикой, новое произведение столкнулось с непониманием читателей. Повесть не вызвала совершенно никаких эмоций и в основном подвергалась критике.

В 1846 году Достоевский посещает литературный салон Н. А. Майкова, где знакомится с Иваном Гончаровым.

22 декабря 1849 года Достоевский был привлечен к суду по «делу Петрашевского» и приговорен к смертной казни. Эта дата стала переломной в жизни молодого писателя. Однако в самый последний момент смертный приговор сменили на каторжные работы. Ощущения и переживания этого момента Федор Михайлович пытается выразить в монологе князя Мышкина в своем романе «Идиот».

Готовые работы на аналогичную тему

В период с 185 по 1854 годы в творчестве Достоевского наблюдается затишье ввиду того, что он находится в ссылке в Омске. После отбытия срока ссылки писателя отправляют рядовым солдатом в линейный сибирский батальон. В этот период он знакомится с женой бывшего чиновника по особым поручениям М. Д. Исаевой, с которой у писателя начинается роман. После смерти супруга Исаевой Достоевский на ней женится.

В тот период времени, когда Достоевский отбывает наказание на каторге, а затем в период военной службы, мировоззрение писателя коренным образом меняется. Если раннее творчество писателя не подвергалось каким-либо ярко выраженным идеалам и догмам, то после событий этих лет у писателя появляется жизненный идеал в лице Христа. Достоевский становится чрезвычайно набожным.

В 1859 году вместе со своей семьей Достоевский переезжает из места службы в Петербург, где за ним ведется неофициальное наблюдение.

В Петербурге Достоевский вместе с братом Михаилом сотрудничает с журналом «Время», а затем с журналом «Эпоха». И в это же время выходят следующие произведения Достоевского:

• «Записки из подполья»,
• «Записки из мертвого дома»,
• «Зимние заметки о летних впечатлениях».
• «Униженные и оскорблённые».

В 1864 году Достоевский теряет жену и брата. Начинает играть в рулетку, часто проигрывает и накапливает множество долгов. Достоевский переживает очень тяжелый период и в душевном плане, и в финансовом.

В этот период Федор Михайлович начинает работать над романом «Преступление и наказание», который пишет по одной главе и отправляет в журнал. Для того, чтобы не потерять авторские права на свои произведения, Достоевскому приходится написать роман «Игрок». Однако сил написать роман у писателя не хватает, и ему приходится нанять стенографистку. Анна Григорьевна Сниткина, стенографистка, помогавшая писателю при работе над романом, вскоре становится его женой. Чтобы не потерять все вырученные за «Преступление и наказание» средства Достоевский с женой отправляется за границу. Сниткина помогает писателю обустроить быт, занимается всеми экономическими и хозяйственными вопросами, ведет дневник об их путешествии.

Последние годы жизни Достоевского

Последние годы жизни писателя являются чрезвычайно плодотворными в плане его творческой деятельности. В 1873-1874 году Достоевский вместе с супругой поселяются в Старой Русе Новгородской губернии. Тогда же выходит роман Достоевского «Бесы», затем «Дневник писателя», роман «Подросток», а в 1876 – рассказ «Кроткая».

В 1878 году Достоевский получает приглашение от императора Александра II, который знакомит его со своей семьей.

За два последних года своей жизни Достоевский пишет одно из самых главных своих произведений, которое считается самым лучшим в творчестве писателя – роман «Братья Карамазовы».

9 февраля 1881 года из-за резкого обострения эмфиземы Достоевский умирает.

Биография Достоевского, насыщенная событиями, говорит о том, что еще при жизни писатель получил признание своих читателей. Однако особенный успех произведения Достоевского получили уже после его смерти. Фридрих Ницше писал, что Федор Михайлович Достоевский был единственным писателем-психологом, который отчасти стал его учителем. В Санкт-Петербурге открыт музей Достоевского.

Многие критики проводили анализ произведений Михаила Федоровича. Достоевский признан одним из выдающихся отечественных писателей-философов, который в своих произведениях затрагивает наиболее острые вопросы, стоящие перед обществом.

Замечание 1

Произведения Достоевского «Идиот», «Преступление и наказание», «Бесы», «Братья Карамазовы», «Подросток» называют «великим пятикнижием».

Все эти произведения, за исключением «Подростка», входят в число 100 лучших произведений всех времен по версии Норвежского института имени Нобеля. А роман «Братья Карамазовы», ставший последним произведением великого писателя, назвали «житие великого грешника».

Как поэт-убийца вдохновил один из шедевров Достоевского

Правда о Федоре Достоевском оказалась такой же загадочной и неисчерпаемой, как и загадочные фигуры, о которых он писал, и привлёк внимание романистов (Леонид Цыпкин, Дж. М. Кутзи) и любого числа биографов. (Джозеф Франк, Леонид Гроссман). В «Влюбленном Достоевском», опубликованном ранее в этом году, Алекс Христофи объединил жанры, выдергивая строки из произведений Достоевского и тренируя их на основе биографических фактов.

Бесконечное переосмысление наводит на мысль о том, что, возможно, ценил сам Достоевский. Как замечает Оливер Риди во введении к своему превосходному переводу «Преступления и наказания», знание фактов — это не то же самое, что знание человека — понятие, которое совпадает с собственными возражениями Достоевского против фиксации на «простых данных».

Итак, Кевин Бирмингем решил предложить что-то более информативное и захватывающее в «Грешнике и святом». Бирмингем является автором «Самой опасной книги» (2014), в которой рассказывается история создания «Улисса» Джеймса Джойса; его новая книга рассказывает историю «Преступления и наказания», еще одного произведения литературного новаторства, публикация которого стала поворотным моментом как для Достоевского, так и для истории романа.

«Он вступал в величайшую фазу своей карьеры, — пишет Бирмингем, — период, который включал в себя« Идиот »,« Демоны »и« Братья Карамазовы ». Он также находил новый способ писать о самосознании и самообмане, создавая не роман идей, а то, что Бирмингем называет «романом о проблеме с идеями», исследуя их огромную силу, но также и их жалкую неадекватность, как самые первозданные концепции опираются на упорную непримиримость мира.

Различие существенное. Как показывает Бирмингем, Достоевский не был тем схематичным рассказчиком, каким его выставляют критики, наметившие некоторые великие идеологии, а затем выявляющие детали. Обычно он начинал с разговора, голоса человека, запоминающегося образа. («Преступление и наказание», которое он первоначально предложил в виде 90-страничного рассказа, на завершение которого ему потребовалось бы всего две недели, вскоре вышло далеко за рамки этого плана.) Частично намерение Бирмингема состоит в том, чтобы отдать должное вдохновению, предоставленному роман о процессе 1835 года над «поэтом-убийцей» Пьером-Франсуа Ласенером, о котором Достоевский узнал в 1861 году, когда он и его брат искали материал для своего нового литературного журнала.

Кевин Бирмингем, автор книги «Грешник и святой: Достоевский и джентльмен-убийца, вдохновивший на создание шедевра». Кредит … Лиз Линдер.

Ласенер представлял собой странное сочетание надменности и распутства — человека, прочитавшего «Общественный договор» Руссо в ожидании посадки одной из своих жертв на посадки в квартире. После ограбления и убийства двух человек в результате двойного убийства, включая старую вдову, лежащую на постели больного, он и его сообщник забрали свои скудные трофеи, чтобы побаловать себя обедом, а затем и комедийным шоу.«Это был великий день для меня», — вспоминал позже Ласенер. «Я снова вздохнул».

Но Раскольников из «Преступления и наказания» не Ласенер. Да, он совершает двойное убийство — убивает ростовщика и ее сводную сестру. Да, он пытается превозносить ужасное преступление на возвышенном языке утилитаризма, настаивая на том, что деньги ростовщика можно использовать альтруистически. Но там, где Ласенер был холодным, невозмутимым и вялым, Раскольников лихорадит, терзается и сбит с толку, разрывается между идеями и порывами, как и предполагает его собственное имя ( раскол, означает раскол или раскол).

Бирмингем умело проводит нас через первые несколько десятилетий удивительной жизни Достоевского, уделяя особое внимание его времени в реформистских кругах Санкт-Петербурга. Внезапный всплеск литературного признания в ответ на его первый роман «Бедные люди» в январе 1846 года быстро сменился критическими насмешками, когда месяц спустя был опубликован «Двойник». В 1849 году он был арестован за политические преступления против государства и предстал перед расстрельной командой, прежде чем ему дали театральную отсрочку в последнюю минуту.Затем его отправили в Сибирь, где он познакомился с некоторыми из настоящих бедняков, о которых раньше только писал. Он тоже разговаривал с убийцами и был очарован не только их историями, но и тем, как они рассказывали им — то, как они хвастались своей огромной силой воли в один момент и протестовали, насколько они были совершенно бессильны в следующий.

Это были колебания, хорошо известные Достоевскому. Перед изгнанием он занимал деньги, яростно писал, чтобы выплатить долги, а затем снова занимал, чтобы выиграть время, чтобы написать еще.Он также любил азартные игры — хотя, говоря таким образом, это означает, что это было больше увлекательным трепетом, чем отчаянным принуждением, когда для него это было ощутимо и тем, и другим. Через десять лет он вернулся в Санкт-Петербург, и «Преступление и наказание» было написано в условиях крайнего финансового давления. Тем не менее, по словам Бирмингема, как бы он ни нуждался в деньгах — его финансовые затруднения означали, что он, по сути, повышал ставки, добиваясь полного разорения — Достоевский оставался приверженным цельности истории, следуя за ней, куда бы она ни пошла.

Несмотря на всю эту суматоху, главы Бирмингема о Ласенере начинают казаться вторжением, несмотря на яркий портрет. Поэт-убийца был пугающе непоколебим — преклонив колени перед гильотиной, он повернул туловище так, чтобы увидеть, как лезвие падает. Но рядом с богатым, подробным рассказом Бирмингема о жизни Достоевского, со всеми ее парадоксами и мучительной двойственностью, крайнее самоуважение Ласенера быстро становится предсказуемым, даже немного утомительным. Его злодейство похоже на горгулью — инертно и совершенно гротескно.

«Грешница и святой» заканчивается сразу после того, как Достоевский женится на Анне Григорьевне Сниткиной, стенографистке, которая помогла ему закончить «Преступление и наказание» и тем самым спасла его от немедленной катастрофы. Но, как показывает недавняя биография Сниткиной Эндрю Кауфмана, она в конечном итоге не смогла спасти своего мужа от его паранойи, его женоненавистничества, его антисемитизма — тех уродливых порывов, которые существовали вместе с его щедрым воображением.

До того, как у Достоевского появились собственные дети, он потчевал своих племянниц и племянников рассказами о привидениях, но писатель, заглянувший в бездну собственного «я», показал, что такие призраки не были самыми страшными существами из всех.Его юные слушатели «должны войти в пустую комнату, сказал он, посмотреть в зеркало и в течение пяти минут смотреть себе в глаза», — пишет Бирмингем. «Это ужасно, — сказал он детям, — и почти невозможно».

Достоевский и торжество поэзии над идеологией

Достоевский обратил внимание на драматические условности агиографии: библейская притча научит людей большему, чем любая картезианская медитация. Высказывания отцов-пустынников — неотъемлемая часть литературного творчества Достоевского.Вот как отец Зосима представлен в книге: как старейшина, окруженный учениками, слабыми и сильными, которые слишком жаждут выслушать его знаменитые изречения. Зосима оживил «правило веры» ( kanon tēs pisteōs ) в Иисусе. Поэтический подход Достоевского поистине очищающий. Готовых ответов нигде не найти. У Алеши и Зосимы, как и у Антония Великого в знаменитой апофтегмате , обнаруживается важность ограничения высокомерия всезнающих представителей европейской интеллигенции.Часто, думал Достоевский, общественные интеллектуалы неспособны постичь горизонты разборчивости, открывающие Божественное Слово.

Поэтика Достоевского напоминает нам, что человек не может постичь высшую рациональность Божественного Существа. Наряду с древнегреческими поэтами Достоевский признает трагическую битву, возникшую в результате конфликта между человеческой свободой и космической необходимостью. И все же свобода преобладает. Именно Адам, а не Бог, избрал смерть жизни. Зло — это искажение изначального блага, так же как болезнь — это полное отсутствие здоровья.Достоевский рассматривает противопоставление человеческой деятельности и демонических сил соответственно. Он считает, что человеку нужно исцеление, а не просто отстраненный интеллектуальный диагноз. Достоевский основывает свои аргументы на самих текстах христианского богословия, и все же он оставляет место для мистического опыта божественного безмолвия. Русский писатель обращается к теодицеи, восстанавливая значение притч Иисуса, сохраняя при этом особое понимание неизвестного.

Христос — совершенный образ божественной красоты, в котором Достоевский видит обещание ответа на всеобщую драму страдания.Видению этой космической фигуры Христа противопоставляется фигура Великого инквизитора (подробно описанная Иваном Карамазовым). Кардинал Севильи не хочет признавать безграничную силу откровения Христа: «Вы не имеете права добавлять что-либо к тому, что вы уже сказали однажды». Это утверждение является радикальным опровержением ортодоксальной христологии, которая рассматривает личность Иисуса как человека и божественность. Великий инквизитор придерживается законнического, тоталитарного подхода, пытаясь дать нашему падшему человечеству очень упрощенную формулу счастья.Осуждая сведение живого христианства к институту, одержимому злоупотреблением властью, Достоевский удовлетворил озабоченность Ницше.

Вопреки видению религии Великим инквизитором Алеша выдвигает другую точку зрения, которой придерживался его «отец Серафик», а именно Зосима. Как известно, Достоевский сформировал литературный облик этого русского монаха по образу и подобию отца Амвросия, который в то время был настоятелем Оптинского монастыря. Как однажды заметили П. Трэвис Крукер и Брюс Уорд: «Хотя свобода и равенство в христианском понимании Зосимы могут найти свое первоначальное воплощение в монашеской общине, Достоевский не рассматривает эту общину как духовную элиту, отделенную от безнадежно коррумпированного мира; монашество должно действовать, скорее, как заквасочная сила в мире, работающая над его преобразованием.”

Достоевский | Издательство Принстонского университета

«Монументальное достижение … Это не литературная биография в обычном понимании этого слова … Это, скорее, исчерпывающая история сознания Достоевского, энциклопедический отчет об авторе как крупном романисте и мыслителе, эссеисте. и редактор, журналист и полемист … Созданный с неутомимой любовью и безграничной изобретательностью, он … [является] многогранной данью уважения от эрудированного и проницательного культурного критика одному из великих мастеров художественной литературы 19 века.» — Майкл Скаммелл, New York Times Book Review

«Это, несомненно, наиболее полное, детализированное и беспристрастное — не говоря уже о самом информативном — описании предмета на любом языке, и оно значительно изменило наше понимание как этого человека, так и его работы». —Donald Fanger, Los Angeles Times Book Review

«В своем стремлении разъяснить обстановку, в которой писал Достоевский, — личную, с одной стороны, социальную, историческую, культурную, литературную и философскую — с другой, — Франк победил.» — Дж. М. Кутзи, New York Review of Books

« Достоевский: писатель своего времени , таким образом, немедленно становится важным однотомным комментарием к интеллектуальной динамике и артистизму страстной, движимой идеей беллетристики этого великого романиста … Чтобы понять часто дикая сатира Достоевского или кошмарные видения или … просто разговоры между братьями Карамазовыми, нужно понимать не только текст, но и идеологический контекст.Для обоих из них нет лучшего проводника, чем Джозеф Франк ». — Майкл Дирда, Wall Street Journal

«Великолепно … Очень увлекательный рассказ». — Джеймс Вуд, Новая Республика

«Идеальная однотомная биография Достоевского могла быть получена только на основе получившей признание пятитомной биографии (1976–2002 гг.) Джозефа Франка. Сжатая его более длинную работу, редактор Мэри Петрусевич усиливает строгость повествования. уже отошел от традиционной биографии, сосредоточившись главным образом на идеях, с которыми так сильно боролся русский автор, предоставив подробности своей личной жизни лишь в качестве случайного фона.Так, например, хотя читатели действительно узнают о формирующих инцидентах за четыре года пребывания Достоевского в царском лагере, наиболее ясно они видят то, как тюремный опыт укрепил веру автора в Бога и ослабил его рвение к политическим реформам. Подобным образом Фрэнк Лимнс лишь вкратце описывает жизненный опыт, связанный с написанием основных романов — Преступление и наказание , Демоны и Братья Карамазовы — уделяя внимание в основном тому, как Достоевский развивает идеологическую напряженность в каждом произведении. .Читатели, следовательно, видят, например, как наполеоновские иллюзии оправдывают кровавые преступления Раскольникова, как Поклонение человеку обрекает Кириллова на самоубийство и как глубокая христианская вера позволяет Алеше противостоять разъедающему рационализму Ивана. Тем не менее, исследуя темы Достоевского, Фрэнк также исследует артистизм, который дает им образную жизнь, выделяя, например, перспективные техники, которые предвосхищают методы Вульфа и Джойса. Мастерское сокращение ». — Брайс Кристенсен, Список книг

«Франк демонстрирует блестящее владение героическим подвигом Достоевского, и его биография легко читается, особенно для такого научного труда.Это хорошо сочетается с многотомной биографией Генри Джеймса Леона Эделя. Настоятельно рекомендуется «. — Роберт Келли, Библиотечный журнал

«Это замечательно ясно написано и чудесный портрет человека, стоящего за книгами». — Надин Гордимер, Independent

«Эта необычная биография преуспела в том, чтобы сделать иронию и великие идеи полностью живыми, немедленно доступными для нас. Это великая работа, как в науке, так и в искусстве.» — А. С. Байатт, » Санди таймс «

«Повествование столь убедительной точности, основательности и проницательности, что дает читателю ощущение не просто знакомства, но и полного отождествления с Достоевским, взгляда его глазами и понимания его разумом». — Хелен Мучник, Boston Globe

«Одно из лучших достижений американской литературной науки». —Рене Веллек, Вашингтон Пост Книжный мир

« Достоевский: писатель своего времени , наконец, предлагает неспециализированным читателям доступ к окончательной биографии важной фигуры в истории романа.. . . Терпеливый, осторожный, критический, но не осуждающий, используя ясный язык и хронологически упорядоченную структуру повествования, Фрэнк нейтрализует ненадежные и истерические самоконструирования, на которые был способен его объект. Результат похож на наблюдение художника, создающего сложную крупномасштабную картину вокруг одной фигуры. . . . Великое понимание Франка состоит в том, что, как ни один аспект сложной личности Достоевского нельзя отделить от других, никакая часть его сочинения — эстетическая, моральная, религиозная или политическая — не может быть изолирована от других.Биография Фрэнка чтит полифонию романистического воображения Достоевского: даже в усеченном виде это редкий триумф ». — Джеорди Уильямсон, Австралийский

«Монументальное пятитомное исследование Достоевского Фрэнка заслуживает того, чтобы его прочитали, хотя бы как вдохновляющий урок о том, насколько более захватывающим может быть сосредоточение на идеях, чем одержимость стандартной биографии связью между творчеством и личной жизнью субъекта. Сериал был сжат с проницательной осторожностью и уважением, давая тем, у кого ограниченное время (и бюджет), возможность познакомиться с откровенным видением непреходящего величия русского писателя.» — Билл Маркс, PRI» Мир «

«Это Достоевский, с которым мы встречаемся в превосходной книге Джозефа Франка Достоевский: писатель в свое время , однотомной 984-страничной сжатой пятитомной биографии автора Франка, написанной в течение долгого и выдающегося карьера … Немногие биографы смогли собрать разум и воображение, необходимые для того, чтобы запечатлеть все это в одном томе. Мы должны быть благодарны Джозефу Франку ». —Питер Саводник, Комментарий

«С публикацией в начале этого года книги Достоевский: писатель своего времени , огромного сокращения в пять томов, написанных за три десятилетия, Фрэнк раз и навсегда порывает с неестественными категориями своего раннего критика в изображении человеческого субъекта.Его новаторский метод биографии, находящийся под сильным влиянием литературной критики, начинается с художественного выражения и движется назад, стремясь тщательно поместить свой предмет в идеологический контекст. . . . Без сомнения, гениальность формы Фрэнка состоит в том, что при создании своего повествования он сочетает три способа: литературную критику, социальную и интеллектуальную историю и биографию ». — Аарон Стувланд, Политика и культура

«Важная пятитомная биография Достоевского Иосифом Франком — одно из образцовых достижений нашей эпохи — бесценно опубликована в сокращенном однотомном издании. — Джефф Саймон, Buffalo News

«Глубина достижения Франка заключается в том, чтобы поместить писателя и его работы в социальный, политический, идеологический и исторический контекст». — Джефф Бейкер, Орегония

«Большинство из нас проводят большую часть своей жизни, пытаясь понять лишь горстку людей, которых мы знаем и любим, за промежуток времени, обычно охватывающий всего три поколения (от наших родителей до наших детей). Представьте себе, что вы посвящаете свою жизнь пытаясь разобраться в одном давно умершем человеке, которого вы обязательно никогда не встречали, с которым у вас может быть ничего общего, и чьи времена и труды всегда должны казаться неуловимыми, закодированными и разочаровывающими для вас.В поисках такого рода Леон Эдель проделал пять томов о Генри Джеймсе, Роберт Каро работает над своей четвертой частью биографии Линдона Джонсона, а Эдмунд Моррис завершает работу над своей третьей книгой о Тедди Рузвельте. Однако Джозеф Франк превосходит их всех. Написав биографию Федора Достоевского в пяти томах, Фрэнк и талантливый редактор (Мэри Петрусевич) теперь превратили это масштабное, нескончаемое усилие в сокращенное, доступное однотомное издание ». — Марк Томас, Canberra Times

«Джозеф Франк, заслуженный профессор славянской и сравнительной литературы в Стэнфордском и Принстонском университетах, полностью осознал давление политических и религиозных проблем, кипящих внутри и вокруг дальновидного автора, которому он посвятил свою карьеру.Ему потребовалось пять высоко оцененных томов и 26 лет (1976–2002), чтобы полностью описать жизнь, творчество и времена Достоевского; это новое крупное сжатие было сделано в сотрудничестве с редактором и русским ученым Мэри Петрусевич при условии, что первоначальные пять томов останутся в печати и будут доступны для всех, «желающих расширить кругозор». . . . Магистерское почтение Фрэнка заслуживает не меньшего признания ». — Джудит Армстронг, Эпоха

«Пятитомную биографию Фрэнка называют« авторитетной »и монументальной, а также« тонкой »,« ясной »и« проницательной ».«То же самое можно сказать и об этой более короткой версии». — Мэрилин МакЭнтайр, Christian Century

«Вклад Франка в понимание Достоевского не меньше, чем дар самого Достоевского миру литературы». —Сартак Шанкар, Организатор

«Перемежаясь с другими, мне потребовалось время, чтобы прочитать эту в целом величественную книгу — но я так рад, что прочитал. Его могила более чем освещает жизнь Достоевского огромным множеством блестящих писаний.« — Дэвид Маркс, Дэвид Маркс

«Одна из величайших литературных биографий из когда-либо написанных, пятитомный отчет Фрэнка подробно описывает почти непостижимую жизнь и литературную карьеру писателя, пережившего эпилепсию и изгнание». —Jonathon Sturgeon, Flavorwire

«Хотя темп ускорился, безмятежная и величественная настойчивость, которую Джозеф Франк привнес в свои пять томов, полностью находит отклик в этой чистой истории.Если (как говорит нам Фрэнк) Достоевский «чувствовал идеи», то Фрэнк «чувствовал биографию» в любом масштабе с совершенным чувством меры », — Кэрил Эмерсон, Принстонский университет, автор книги The Cambridge Introduction to Russian Literature

«[Эта книга] обеспечивает Фрэнку статус окончательного литературного биографа одного из лучших писателей-фантастов» — Дэвид Фостер Уоллес

«Редактирование и глубокая задумка, вложенные в это великолепное однотомное сжатие великого опуса Фрэнка, вызывают большое восхищение.Это лучшая биография Достоевского, лучшее чтение некоторых крупных романов, лучшая история культуры России XIX века. Только самое лучшее ». — Робин Фойер Миллер, Университет Брандейса, автор книги« Незаконченное путешествие Достоевского »

Когда Достоевский попал в петербургскую литературную сцену ‹Литературный центр

Я не думаю, что моя слава когда-либо будет больше. Везде меня охватывает страстное любопытство. Все считают меня вундеркиндом.Белинский любить меня больше не мог. На днях вернулся из Парижа поэт Иван Тургенев и сразу привязался ко мне с такой преданностью, что Белинский считает, что влюбился в меня. Я сама практически влюбилась в него. Поэт, талант, аристократ, красивый, богатый, умный, образованный, двадцати пяти лет.

На голову выше Федора Достоевского с небесно-голубыми глазами и свободно говорил по-французски и по-немецки, Тургенев уже имел вид светского человека.Он провел время за границей, учился в Берлинском университете одновременно с Карлом Марксом и встречался с Жоржем Сандом, который был печально известен в литературной России как один из немногих радикальных голосов с континента, ускользнувших от цензуры. Тургенев еще не зарабатывал на жизнь писательством, но у его матери было поместье, насчитывающее 5000 крепостных, так что он мог позволить себе не торопиться. Короче говоря, он был всем, чем хотел быть Федор. (По крайней мере, так думал Федор. На самом деле мать Тургенева была скупа и отказала ему в содержании, поэтому он занимал деньги на оплату пошива одежды и всегда умудрялся оставлять обед до появления счета.)

Вечером Тургенев прочитал мою работу всему нашему кругу, то есть не менее двадцати человек, и это вызвало фурор. Белинский сказал, что полностью верит в меня, потому что я такой разносторонний. У меня большой кладезь идей, но я не могу рассказать ни о какой из них Тургеневу, опасаясь, что завтра об этом узнает весь Петербург. Если бы я стал вам рассказывать обо всех своих успехах, у меня закончилась бы бумага.

Вскоре Федора пригласили в круг еще одного петербургского петербуржца Ивана Панаева.В первую ночь, когда он шел вместе с Некрасовым и Григоровичем, его лицо искажалось в ритусе социальной тревожности, но другие подбадривали его, и он начал выходить из своей скорлупы. Панаев был очень веселым — веселым и по-детски веселым. Кажется, я влюбился в его жену. Она не только умна и красива, но и очень мила и прямолинейна. Авдотья была примерно того же возраста, что и Федор, и спокойно работала над своими рассказами. Он взял ее сразу.Она изо всех сил старалась быть приветливой и доброй к нему, видя, что он так нервничал. Он наблюдал, как она перемещается по салону, как танцовщица, каждое движение синхронизируется с тихой музыкой. Она тоже была красива, с шелковистыми черными волосами, идеально прямым носом и оливковой кожей. Но недостаточно полюбить человек — один должен владеть искусством заставить людей полюбить себя. Федор позже обнаружил из того, что мадам Панаева уже состояла в троих отношениях с Некрасовым.

По мере того, как он становился увереннее, Федор стал более свободно (и громко) говорить на собраниях своего круга. Вскоре он обнаружил, что спорит как по литературным, так и по политическим вопросам, даже с Белинским, чье легкомысленное отношение к христианству глубоко ранило Федора. В то же время Федор упорно трудился, чтобы закончить Двойник , историю о низком государственном служащем по имени Голядкин, которого преследует двойник, такой же человек, как он, но в то же время учтивый, привлекательный, каким-то незаметным образом лучший в жизни. сам.

В решающей сцене перед встречей со своим двойником Голядкин вовлекает себя в вечеринку, где он неловко стоит перед дочерью своего босса, красавицей Кларой, запинаясь, барахтаясь и краснея, прежде чем отступить в угол комнаты и фантазировать о ней. спасая ее от падающей люстры. Голядкин кидается вперед, чтобы схватить Клару за руку для танца, и она визжит; другие гости отрывают его от нее и твердо направляют к лестнице у входа, где он спотыкается и падает с лестницы во двор.Вскоре после этого он сталкивается со своим вторым «я», и самозванец начинает отнимать у него жизнь по частям. Это заканчивается единственно возможным способом: его увозят в приют.

Вскоре Федора пригласили в круг еще одного петербургского петербуржца — Ивана Панаева.

Двойник был опубликован в Записках Отечества в феврале 1846 , всего через несколько недель после того, как Бедный народ был опубликован в Петербургском сборнике Некрасова.Белинский в общих чертах оценил талант Достоевского и его глубину мысли, но при этом вонзил нож: «Очевидно, что автор. . . еще не приобрел такта меры и гармонии, и в результате многие критикуют даже Poor Folk не без причины за многословие, хотя эта критика здесь менее применима, чем к The Double ». Федор был прав, что его слава достигла пика осенью, но он не мог предвидеть, как быстро она его покинет.Это новое развитие событий выявило ужасный парадокс, лежащий в основе паранойи: да, возможно, неразумно полагать, что люди оскорбляют вас за вашей спиной, но это не значит, что это не так. Григорович по причинам, наиболее известным ему самим, стал докладывать Федору, что остальные весело проводят время за его счет. Тургенев и Некрасов передавали около странное стихотворение о бедном рыцаре, фрагмент без начала и конца , , в котором они притворялись Белинским, обращаясь к Федору, « Рыцарь печального лица»:

На носу горит
Ты как прыщик цвести

Они злобно восхищаются каждой моей ошибкой. Они даже дразнили Федора за внезапную болезнь, охватившую его на вечеринке у местного графа Михаила Юрьевича Вильгорского. Там его познакомили с привлекательной молодой блондинкой по имени Сенявина, которая очень хотела с ним познакомиться, но Федор, к сожалению, не смог воспользоваться этой возможностью для флирта, потеряв сознание и упав на пол.

Вскоре Белинский, Некрасов и Панаев отказались от Записки Отечество в пользу конкурирующего журнала The Contemporary .Теперь, откровенно враждебно настроенный по отношению к тому направлению, в котором шла работа Федора, , Белинский писал, что его новый рассказ «Мистер Прохарчин» был «затронут, maniéré и непонятен». Единственным защитником Федора был новый главный критик « Отечественных записок » Валериан Майков, вундеркинд даже по сравнению с Достоевским. На два года моложе Федора, он уже успел зарекомендовать себя грозным критиком и увидел, что, в то время как Гоголь был социальным поэтом, у Достоевского был психологический талант.«В Двойник , — писал он, — он так глубоко проникает в человеческую душу, он так бесстрашно и страстно смотрит на тайные махинации человеческих чувств, мыслей и действий, что впечатление, созданное Двойником , может быть по сравнению только с познанием любознательного человека, проникающего в химический состав материи ».

Это новое развитие событий выявило ужасный парадокс, лежащий в основе паранойи: да, возможно, неразумно полагать, что люди оскорбляют вас за вашей спиной, но это не значит, что это не так.

Два молодых человека быстро стали близкими друзьями, их симпатии инстинктивно совпали. Майков начал готовить длинную статью о впечатляющих произведениях Достоевского: Бедный народ , Двойник, , «Роман в девяти буквах», «Мистер Прохарчин», а теперь «Хозяйка» . Как только Майков закончил, статья реабилитировала Достоевского как одного из самых значительных писателей своего поколения. Майков все еще работал над этим, когда однажды летним днем ​​он ушел в сельскую местность под Санкт-Петербургом, чтобы погулять и искупаться, поймал солнечный удар и умер.

Это не помогло с ипохондрией Федора. Теперь он был болезненно увлечен чтением медицинских учебников, особенно по френологии, психическим заболеваниям и нервной системе, чтением списков симптомов в надежде назвать то, что он чувствовал. Иногда по ночам он не мог уснуть. Он страдал от тонких галлюцинаций; он писал пылко, почти маниакально. Он начал не доверять своим чувствам и однажды ночью убедил себя, что умрет.

По мере того, как становилось темнее, моя комната становилась все больше и больше, как будто стены отступали, и с наступлением сумерек я постепенно начал погружаться в своего рода мистический ужас.Это очень гнетущее, мучительное состояние, которое я не знаю, как определить, что-то неестественное, лишенное всякого понимания, даже если оно обретает форму и предстает передо мной как отвратительный и неоспоримый факт. Мне это кажется чем-то вроде тоски людей, которые боятся мертвых.

Примерно в это время врач Федора, Степан Яновский, столкнулся с ним на Исаакиевской площади, которого подпирал солдат с расстегнутым воротником. Он был в бреду, и все, что он говорил, когда Яновский вел его домой, было: «Я спасен!» Врач пустил кровь, которая вышла черной — тревожный знак.Даже когда пациент успокоился, было ясно, что он встревожен и несчастен. Похоже, у него был какой-то нервный срыв. Когда человек недоволен, когда у него нет средств показать то, что в нем лучшее, чтобы выразить себя полностью (не из тщеславия, а из-за насущной необходимости осознать себя), он сразу же вмешивается. в какой-то совершенно невероятной ситуации; он доходит до бутылки, или становится игроком, или яростным дуэлянтом. Или, добавил он, революционер.

__________________________________

Из «Достоевский в любви: интимная жизнь» Алекса Христофи. Используется с разрешения Bloomsbury Continuum. Авторские права © 2021 Алекс Кристофи.

Достоевский и его бесы | Гэри Сол Морсон

Как рассказать о жизни великого писателя? Пятитомная биография Достоевского Джозефом Франком, теперь дополненная его лекциями о Достоевском , оживила форму, поместив писателя в идеологическую борьбу своего времени.Множество увлекательных первоисточников о жизни Достоевского вдохновили Томаса Марулло на эксперименты с биографией нового типа в его блестящем «Федоре Достоевском : жизнь в письмах, мемуарах и критике». (Третий том еще впереди.) Романист Алекс Христофи был вдохновлен таким же образом, и хотя его новаторская биография « Достоевский в любви » иногда интригует, в конечном итоге она не предлагает ничего нового. Все трое осознают, насколько трудно отличить реальную жизнь Достоевского от легенд о нем.

Особое значение, которое русские традиционно придают литературе, наделяет писателей мифической аурой. Неудивительно, что настоящая и вымышленная жизнь Пушкина, Грибоедова, Достоевского, Толстого, Мандельштама и других побудила многих выдающихся писателей, от Юрия Тынянова до Дж. Как заметил российский теоретик-формалист Борис Томашевский, широко распространенные легенды формируют опыт читателей и, таким образом, сами по себе становятся «литературными фактами». Томашевский утверждал, что ученые должны поэтому исследовать, «как биография поэта действует в сознании читателя.Авторы, стремящиеся вызвать интерес, «создают для себя искусственную легендарную биографию, состоящую из намеренно выбранных реальных и воображаемых событий», что особенно важно в период романтизма.

Поэт-романтик был своим собственным героем. Его жизнь была поэзией…. Читатели кричали: «Автор! Автор! »- а на самом деле звали стройного юношу в плаще, с лирой в руках и загадочным выражением лица.

В России такой подход к писательской жизни продолжался еще долго после романтизма и, по сути, никогда не прекращался.Поскольку поэты и романисты стали национальной совестью или тем, что Солженицын называл «вторым правительством», традиция требовала от них не только создания великих произведений, но и достойной благородной жизни. Когда писатель Михаил Шолохов присоединился к осуждению писателей-диссидентов Андрея Синявского и Юлия Даниэля и пожалел, что их только посадили в тюрьму, а не казнили без судебного разбирательства, редактор и автор Александр Твардовский написал в своем дневнике, что «Шолохов — бывший писатель.

Немногие писатели вызвали больший интерес, чем биографии Достоевского, как следует из рецензируемых томов. Несколько инцидентов в его жизни кажутся отрывками из самых фантастических сказок. Наиболее известна история о том, как Достоевский, заключенный в тюрьму с апреля по декабрь 1849 года за незаконную политическую деятельность, был приговорен к смертной казни, выведен вместе с другими заключенными на расстрел и совершил последние обряды. Вся сцена была поставлена ​​заранее — гробы были разбросаны, чтобы все выглядело более устрашающе — как часть наказания.В последний момент, когда по первой группе осужденных радикалов были нацелены ружья, а по следующей — Достоевскому, казнь была отменена. Один из заключенных сошел с ума и так и не восстановил рассудок; другой написал Преступление и наказание .

Достоевский, приговор которого был сокращен до срока в сибирском лагере для военнопленных с последующей военной службой, максимально использовал этот близкий побег. Князь Мышкин, герой сериала «Идиот », трижды представляет мысли человека, ведущего на казнь.Время ускоряется экспоненциально, поскольку разум пытается втиснуть десятилетия в несколько последних минут; глядя на толпу, заключенный испытывает безмерное одиночество, осознавая, что «ни один из них не казнен, а меня казнят»; его попытки отвлечься терпят неудачу, поскольку все становится символом того, что он хочет забыть. «Возможно, есть человек, которого приговорили к смертной казни, подвергли этим пыткам, а потом сказали:« Можете идти !, вы помилованы », — недоумевает Мышкин. «Возможно, такой человек мог бы рассказать нам», на что похож этот опыт.Как знал каждый читатель и как Достоевский рассчитывал на их знание, такой человек был, и он нам рассказывал.

Идиот также инсценирует еще один хорошо известный факт: эпилепсию Достоевского. В одном захватывающем отрывке Мышкин, незадолго до эпилептического припадка, подробно вспоминает, на что был похож этот опыт. Достаточно примечательно, что это напоминает моменты перед казнью: время ускоряется до бесконечности, пока он не поймет «необычное высказывание [в Книге Откровения] о том, что« времени больше не будет ».Эпилепсия отличается от казни, потому что она заменяет непостижимый ужас осужденного заключенного столь же невообразимым блаженством, которое дает мистическое понимание самой сути существования. Перед тем, как потерять сознание, Мышкин успевает сказать себе: «Да, за это мгновенье можно отдать всю жизнь!» Читатели могут предположить, что такой опыт позволил понять, чего не мог достичь ни один другой писатель.

Почти столь же знаменито было пристрастие Достоевского к азартным играм.Представьте себе сцену: в 1867 году он поспешил за границу со своей невестой, чтобы сбежать из должника. Они закладывают свою одежду, но не собирают достаточно денег, чтобы оплатить счет в отеле или купить еду. Наконец Достоевский получает аванс от своего издателя, но не может устоять перед рулеткой, где проигрывает все. Его повесть Игрок описывает эту зависимость, которая, как казнь и эпилепсия, предлагает головокружительный трепет максимально напряженного момента — в данном случае, потому что следующее мгновение может сделать человека либо миллионером, либо нищим.Когда герой новеллы побеждает, он тратит деньги зря, потому что для него важны острые ощущения.

После смерти Достоевского накапливались новые легенды. Наиболее известна та, что включена в «Достоевский и отцеубийство» Фрейда и разработана более поздними биографами и критиками. Опираясь на документ, в котором упоминается неуказанный трагический случай из жизни Достоевского, Фрейд предположил, что это должно быть наказание со стороны отца-тирана за мастурбацию и последующее начало нервной болезни. Когда крепостные убили отца Достоевского — как сообщила дочь Достоевского Любовь, — Достоевский, который, по мнению Фрейда, должен был желать смерти своего отца, испытал сильнейшее чувство вины.Квазисмерть от эпилепсии наступила как наказание, причиненное самому себе, и поэтому болезнь имела не органическое, а «истерическое» происхождение. Фрейд предположил, что, когда Достоевский был фактически наказан в Сибири, альтернативное наказание в виде эпилепсии должно было быть временно прекращено.

Как показывают Фрэнк и Марулло, все в этой широко распространенной истории неверно. Начнем с того, что комментарий, на котором Фрейд основывал свой анализ, относился не к событию раннего детства, как он предполагал, а к смерти отца Достоевского, когда Достоевскому было семнадцать.Поскольку собственный сын автора Алексей умер от эпилептического припадка в возрасте трех лет, вполне вероятно, что эпилепсия отца была унаследована, причем скорее органической, чем истерической. Конечно, как замечает Франк, этот аргумент не произвел бы впечатление на Фрейда, который, будучи непреконструированным ламаркистом, верил в наследуемость приобретенных характеристик.

Эпилепсия началась у Достоевского, когда он узнал об убийстве своего отца? Прекратилось ли это в Сибири? Как отмечает Марулло, когда в 1839 году умер его отец, Достоевский учился в военно-инженерной академии, и

захват не прошел бы незамеченным для сотни или около того одноклассников, с которыми Достоевский жил в близких отношениях….Если бы у Достоевского случился такой приступ, администрация учреждения немедленно уволила бы его.

Эпилепсия Достоевского не только не прекратилась в Сибири, но и началась там. К тому времени он беспокоился о причине своих различных нервных заболеваний, включая приступы, которые ослабляли его память и вызывали ощущение, что он умирает, и он хотел вернуться в Россию, «чтобы увидеть квалифицированных врачей, чтобы узнать, что у меня за болезнь». . » Он задавался вопросом, может ли это быть предвестником эпилепсии.Если бы он все еще не знал, что у него эпилепсия в это время, он вряд ли мог бы испытать свой первый приступ много лет назад, как утверждал Фрейд.

Вы не поверите, но первая конфискация у Достоевского произошла во время его медового месяца в 1857 году, когда он все еще находился в Сибири. Его первая жена, Мария Дмитриевна Исаева, ничего не знавшая о его прежних недугах, вдруг услышала его неземной крик и стала свидетельницей его судорожных движений, обморока, с пеной изо рта и неконтролируемого мочеиспускания. Кристофи искусно воспроизводит эту сцену, от которой брак так и не восстановился.Он метко цитирует письмо Достоевского своему брату Михаилу об этом событии: «Оно до смерти напугало мою жену, наполнило меня грустью и депрессией. Я умолял [доктора] сказать мне всю правду, клянусь его честью. Он посоветовал мне остерегаться новолуния ».

«Достоевский впервые узнал истинную природу своего недуга», — объясняет Франк в своей биографии. Достоевский объяснил Михаилу, что

доктор (хорошо осведомленный и серьезный) сказал мне, вопреки всему, что говорили ранее врачи, что у меня настоящая эпилепсия , и что я могу ожидать, что в одном из этих припадков задохнусь. из-за спазмов горла.

Он все еще надеялся, что диагноз был ошибочным:

Выйдя замуж, я полностью доверился врачам, которые сказали мне, что [мои симптомы] были всего лишь нервными припадками, которые пройдут с изменением обстоятельств моей жизни. Если бы я знал, что у меня настоящая эпилепсия, я бы не женился.

Итак, первая безошибочная атака произошла именно там, где, согласно Фрейду, нападения не должно было произойти. Более того, стало совершенно ясно, что отец Достоевского, д-р.Михаил Достоевский не был убит. Биография Фрэнка передает драматизм открытия этого факта. В тексте его первого тома убийство признается установленным, но сноска переворачивает это суждение: «По мере того, как настоящий том поступает в печать, — сообщает Фрэнк, — обнаружился некоторый важный новый материал, который ставит серьезные сомнения в отношении того, была ли смерть Доктор Достоевский вообще был убийцей ». Утверждая, что смерть была убийством, дочь Достоевского Любовь опиралась на информацию из третьих рук.Более того, биография ее отца, как известно, ненадежна и содержит легко идентифицируемые ошибки.

История убийства зажила собственной жизнью. Это не только идеально соответствовало теории Фрейда, но и включало в себя всевозможные мрачные подробности. (По одной из версий, крестьяне раздавили доктора гениталии.) Но правда почти так же интересна. Два врача независимо друг от друга установили, что доктор Достоевский, недавно перенесший инсульт, внезапно скончался от другого. Сторонники теории убийства утверждают, что крестьяне, должно быть, давали взятку врачам, но где они могли получить достаточно средств для взятки, так и не объяснили.

По понятным причинам царский режим со всей серьезностью взялся за убийство крепостными своих хозяев, и когда слухи об убийстве дошли до них, власти направили комиссию по расследованию, которая в конечном итоге реабилитировала крестьян. Слух, созданный комиссией, был намеренно распространен одним из соседей доктора Достоевского по финансовым причинам. Если бы обвинение было принято, крестьяне были бы сосланы в Сибирь, а это означало бы, что землю доктора Достоевского можно было бы купить значительно дешевле.Сегодня мало сомнений в том, что эта версия верна.

Два новых тома Марулло дополняют и ставят под сомнение выводы Фрэнка по этому и другим вопросам. Совершенствуя технику, которую он впервые применил в своем трехтомном исследовании романиста Ивана Бунина, Марулло создает повествование, объединяя различные поясняющие документы — Достоевского, его родственников, его друзей, его первого биографа, критиков, комментирующих его творчество, других писателей. кто его знал, Николай I, и комиссия по расследованию доктораСмерть Достоевского. Письма, написанные в то время, как разворачивались события, появляются рядом с мемуарами, некоторые из которых были задумчивыми, а другие лживыми, написанными десятилетиями позже. Марулло включает «все, что они говорили о Достоевском — правду и ложь; хорошее, плохое и уродливое; даже смехотворное и нелепое ». Собирая захватывающие факты и легенды о Достоевском, Марулло изобрел новый жанр биографии — «портрет писателя в новом и оригинальном стиле». Читатели могут не только составить собственное мнение о спорных событиях, но и проследить истоки различных легенд.Документы отражают туман слухов, правдоподобных ошибок, хитрых догадок и мстительных фальсификаций, которые сформировали репутацию Достоевского при его жизни, а также выводы, сделанные биографами и критиками с тех пор.

В своих введениях и обширных заметках Марулло исправляет искажения и спорит с другими учеными, включая Фрэнка. Хотя Франк правильно опровергал большую часть фрейдистского мифа, утверждает Марулло, он все же полагал, что доктор Достоевский был тираном и садистом, виновным в «отвратительном обращении с крестьянами».В результате Франк пришел к выводу, что даже если бы доктор Достоевский не был убит и даже если бы его дети никогда не верили, что он убит, Достоевский, возможно, все еще испытывал сильную вину за жестокость своего отца по отношению к крепостным. Такая реакция могла бы объяснить, почему Достоевский стал одержим пороками крепостного права и присоединился к революционной организации, решение, которое привело к его тюремному заключению.

Против этой точки зрения Марулло приводит доказательства — впечатляющие, если не убедительные, — что доктор Достоевский был «образцовым» отцом, что он хорошо относился к крестьянам и что нет никаких оснований предполагать, что Достоевский чувствовал какую-либо вину за смерть своего отца. .Будущим биографам нужно будет взвесить конкурирующие аргументы Фрэнка и Марулло в свете любых имеющихся у них свидетельств.

Марулло также добавляет к рассказу Франка о событиях, приведших к тому моменту, который Достоевский назвал своим самым счастливым. После окончания военно-инженерного училища, где, по словам друга, «не было ученика менее способного к военной выправке, чем Ф. Достоевский »- недолгое время работал в проектном отделе Петербургского инженерного корпуса.Мечтая стать писателем, разгадывающим загадки души, Достоевский работал невнимательно и однажды представил проект крепости без ворот. Когда царь Николай I случайно увидел рисунок, он спросил: «Какой идиот это нарисовал?» Будущему автору « Идиот » разрешили уйти в отставку.

Достоевский жил у друга по инженерной академии, писателя Дмитрия Григоровича, у которого сложились хорошие связи с литературным Петербургом. Однажды ночью, когда Достоевского не было, Григорович позаимствовал рукопись первого романа Достоевского « Бедные люди », чтобы показать поэту Николаю Некрасову.«Мы сможем сказать по первым десяти страницам», насколько это хорошо, — согласились они и, прежде чем осознали это, закончили всю работу. «Они оба сразу решили меня повидать, — вспоминал Достоевский. «Какая разница, спит ли он, — сказали они, — , этот важнее, чем сон!» ». Вернувшись домой, когда они прибыли в 4 AM , Достоевский был потрясен, как два друга,« торопливо разговаривая с восклицания », — рассказали ему о своем решении поделиться рукописью с самым влиятельным критиком того времени, Виссарионом Белинским.«Появился новый Гоголь!» Некрасов сказал Белинскому, который ответил: «Вы видите, что Гоголи вскакивают, как грибы».

Когда на следующий вечер Некрасов зашел к Белинскому, он уже прочитал Бедные люди и потребовал встречи с Достоевским, который был уверен, что суровый критик разорвет его роман. Но Белинский был полон энтузиазма. «Вы сами понимаете, что написали?» он продолжал повторять. «Ты сам осознал всю ужасную правду, которую показал нам?» Чтобы объяснить отсутствие у него энтузиазма по поводу некоторых из последующих работ Достоевского, критики ошибочно утверждали, что Белинский, которого Советы считали предшественником эстетики социалистического реализма, неверно истолковал Бедные люди как социальную критику, а не психологию.Но Белинский понял, что Достоевский показал, что экономические лишения — это только начало бедствий бедности. Еще хуже психологический вред потери самоуважения. Белинский особенно хвалил отрывки, в которых, как он сказал Достоевскому, «этот ваш несчастный писарь… по смирению… даже не осмеливается признать свою убогость… или претендовать даже на право на собственное несчастье».

«Берегите свой дар, оставайтесь верным ему и будьте великим писателем!» — посоветовал Белинский.Это был момент, который Достоевский считал самым счастливым. Но это длилось недолго. Необычайный успех « Бедных людей », объясняет Марулло, «настолько раздул писателя, что он потерял связь… с реальностью», — суждение, с которым Достоевский, вспоминая этот период своей жизни, в значительной степени согласился. «Два года… я болел странной болезнью, моральной», — объяснил он. «Я впала в ипохондрию. Было даже время, когда я потерял рассудок. Я был чрезвычайно раздражителен, впечатлительн … и способен искажать самые обычные факты.

Другие писатели и критики отреагировали на вновь обретенное самомнение Достоевского с шокирующей жестокостью. Тургенев, который на всю жизнь стал врагом Достоевского, сознательно провоцировал раздражительного молодого человека на нелепости, а затем распространял их. «Ну, ты один, чтобы поговорить!» Белинский упрекнул Тургенева. «Вы придираетесь к больному человеку, вы подстрекаете его, как будто вы сами не видите, что он раздражен и не понимает, что он говорит». Тургенев, Некрасов и критик Иван Панаев сочинили историю о том, что Достоевский требовал, чтобы литературная антология поместила Бедный народ в конец, самое яркое место, и окружила его рамкой, указывающей на его высший статус.Их сатирическая поэма «Приветствие Белинского Достоевскому» назвала молодого автора «новым прыщиком на литературном носу» и закончилась восторженными словами «Белинский»: «Окружу тебя рамкой / И поставлю в конец». Марулло включает перевод стихотворения и комментарии к книге « бедняков». Он также предоставляет щедрые отрывки из сатиры Некрасова « Каменное сердце » (также называемой « Как я велик!» ), высмеивающей и Белинского, и Достоевского.

В своей классической биографии Александра Поупа Мейнард Мак взял на себя задачу представить вспыльчивого поэта в наилучшем свете.«Если результаты усилий в моем случае будут отклонены как особые просьбы, пусть будет так», — написал он. «Есть несколько поэтов, которые не могут использовать адвоката». Однако ученые не являются адвокатами; они в первую очередь верны не поэту, а правде. Примечательно, что ни Франк, ни Марулло не обеливают непривлекательные стороны Достоевского. Для тех, кто имеет дело с последними годами жизни Достоевского, решающим испытанием интеллектуальной честности биографа является ужасный антисемитизм, которым он тогда владел. ^*

В этом вопросе Кристофи, как и многие другие, не справляется. Он приуменьшает антисемитские вспышки Достоевского как «своего времени». Как и его возлюбленный Диккенс, он был… слишком готов строить свои здания на стереотипах…. Мы должны помнить, что на протяжении многих лет антисемитизм был официальной политикой в ​​России ». Эти комментарии рисуют совершенно ложную картину. Обличительные речи Достоевского против евреев были чрезмерными даже для его времени и даже по российским меркам, а это о многом говорит. «Что, если бы не евреи в России насчитывали три миллиона человек, а русские; а что, если бы было восемьдесят миллионов евреев? » — спросил Достоевский.

Неужели они [евреи] не превратят их [русских] прямо в рабов? Хуже того … разве они не уничтожат их полностью, не истребят полностью, как они неоднократно поступали с инопланетными народами в былые времена?

Неудивительно, что нацисты и геноцидные русские националисты воспользовались этими комментариями.

Достоевский когда-то выступал за права евреев и всегда призывал к состраданию к пострадавшим, поэтому эти комментарии поразили его поклонников. Большинство исследований игнорируют их и работу, в которой они происходят, его частный журнал A Writer’s Diary , который он ежемесячно публиковал в 1876 и 1877 годах.Как будто он был одержим идеологией, как фанатики в его романе Демоны , он в течение примерно восемнадцати месяцев верил, что открыл ключ к истории, который позволил ему без колебаний предсказать, что произойдет апокалипсис. в течение нескольких месяцев. Апокалиптическая мифология часто представляет антихриста как еврея, который поведет своих приверженцев в последней битве с истинными христианами, и эти идеи, похоже, подпитывают антисемитизм Достоевского. Когда история не подошла к концу, Достоевский приостановил запись Дневник писателя .Его последний роман, Братья Карамазовы , представляет собой попытку переосмысления идей, ведущих к таким колоссальным ошибкам.

Кристофи, писатель, представляет свое нетрадиционное повествование о жизни Достоевского как точное. И все же он делает необычайные вольности. Книга состоит из трех типов утверждений. Прямые цитаты из источников снабжены сносками и точно представлены. Повествовательное изложение опирается на «доверенных ученых», но не указывает источники конкретных фактов.Это третий тип материала, выделенный курсивом и связанный с «художественной лицензией». Христофи включает отрывки из произведений Достоевского, как если бы они были прямым комментарием к событиям из его собственной жизни. Мучительные размышления героев становятся мыслями автора о самом себе.

«Когда авторы придумывают художественную литературу, — объясняет Кристофи, — они часто вырывают воспоминания из своего контекста, чтобы использовать их в качестве строительных блоков своего нового мира. Это своего рода умышленная амнезия источника.Христофи обращает этот процесс вспять, чтобы он мог «заново приписать многие воспоминания и чувственные впечатления, которые засоряют его произведения» и снова применить их к Достоевскому. Но не все процессы обратимы. Яйцо разбивается, но осколки и жидкость не могут быть повторно собраны в яйцо. И даже если отрывки из романов отражают какой-то реальный опыт, почему они должны относиться к автору, а не к другим людям, которых он знал? В таком случае, почему они не могли, как предлагает Фрэнк в своих лекциях, преувеличивать едва различимый факт, чтобы исследовать его значение?

Каким бы сомнительным ни был метод, важен результат.Помогает ли рассказ Христофи нам «понять, как думали люди… и правдиво представить эту мысль, чтобы другие могли лучше узнать себя», как он предлагает? Читатель напрасно будет искать что-либо, кроме поверхностных, даже ошибочных наблюдений. Например, Христофи утверждает, что Достоевский «так много» написал « Идиот », «имея в виду» мощную финальную сцену, но мы знаем из писем и записных книжек Достоевского, что, отчаянно нуждаясь в деньгах, он начал публиковать первые сериализованные части этого произведения. роман без понятия о его общем сюжете.Последняя сцена не приходила ему в голову, пока он не прошел половину третьей из четырех частей, и даже после этого он продолжал рассматривать альтернативные концовки.

В своем предисловии к настоящему сборнику лекций, прочитанных Фрэнком в Стэнфорде после выхода на пенсию из Принстона, Робин Фейер Миллер — давний один из самых тонких интерпретаторов Достоевского — отмечает, что Фрэнк «снова сделал жанр биографии новым, помогая воспламенить нашего генерала. увлечение историей культуры ». В главах о Бедных , Двойнике , Доме мертвых , Записках из подполья , Преступлении и наказании , Идиоте и Братьях Карамазовых , Франк извлекает из своей многотомной биографии провокационные и великолепно аргументированные чтения.В одной из своих лекций он обращается к критике за то, что «уделяя столько же внимания социально-культурному контексту, я сводлю романы [Достоевского] к отражению ограниченного круга проблем и вопросов своего времени». «Есть что сказать в поддержку этой точки зрения», — замечает Фрэнк, но есть также опасность втягивать в них наши собственные социальные и политические проблемы. Когда мы это делаем, романы больше не могут научить нас тому, чего мы еще не знаем.

Также ошибочно читать произведения Достоевского, используя «самые общие психологические и философские категории», такие как «вечный конфликт в западной культуре между любовью и справедливостью», потому что величие романов проистекает из специфики времени и места. это пролило свет на эти вопросы, как никакие обобщения никогда не могли.Наилучший подход, по мнению Франка, — это сначала поместить художественные произведения и идеи Достоевского в круг своих непосредственных интересов, а уже потом переходить с нуля, а не от общих черт, к рассмотрению их более широкого значения.

Эти лекции делают это особенно хорошо. Особенно впечатляет тезис Франка о том, что опыт инсценировки казни оставил Достоевскому совершенно иной взгляд на время и этику, который Франк называет «эсхатологическим [апокалиптическим] предчувствием».Достоевский заключает, говорит он, что «каждое мгновение имеет высшую ценность» и «каждый момент настоящего — это момент, когда необходимо сделать решающий выбор». Вот почему Достоевский предлагает так много блестящих описаний агонии выбора в критические моменты. По его мнению, наиболее важно то, что мы можем сделать для другого человека прямо сейчас. Самым важным, как выражается Фрэнк, «является действие в каждый момент, в этот самый момент, как если бы время вот-вот остановится и миру придет конец.Такой взгляд на вещи, который Альберт Швейцер называл «временной этикой», вызывает особенно острое чувство сострадания, но также, я думаю, влечет за собой опасности, как демонстрирует восприимчивость Достоевского к буквальному апокалипсизму.

Рецензируя вторую работу Достоевского, Двойник , Белинский заметил, что молодой писатель продемонстрировал «способность, так сказать, мигрировать в шкуру другого, существа, совершенно отличного от него самого». Нельзя ожидать, что литературный биограф мигрирует в шкуру автора, как великие романисты со своими персонажами, но можно надеяться понять, если не на самом деле испытать, как писатель смотрел на мир.Фрэнк добивается этого, и Марулло дает нам материал, чтобы сделать это для нас самих.

UW Press -: Бросить вызов барду Достоевскому и Пушкину, исследование литературных отношений Гэри Розеншилд

Бросить вызов барду Достоевский и Пушкин, исследование литературных отношений Гэри Розеншилд Publications of the Whatscons Центр пушкинских исследований Дэвид М. Бетеа, редактор серии «Произведение впечатляющего качества, в деталях показывающее, как широкая тень высшего поэта России бросает на тех, кто приходит после. —Дэвид М. Бетеа, редактор серии Когда встречаются гении, происходит что-то необыкновенное, например, молния, возникающая из встречных облаков, — заметил русский поэт Александр Блок. Возможно, нет литературной коллизии более увлекательной и заслуживающей изучения, чем отношения между Александром Пушкиным (1799–1837), величайшим поэтом России, и Федором Достоевским (1821–81), ее величайшим прозаиком. В двадцатом веке Пушкин, «Русский Шекспир», стал чрезвычайно влиятельным, его литературные преемники повсеместно признали и почитали его достижения.Однако в XIX веке Достоевский больше, чем любой другой русский писатель, боролся с наследием Пушкина как культурной иконы и писателя. Хотя он боготворил Пушкина в последние годы своей жизни, Достоевский-младший демонстрировал гораздо более противоречивые отношения со своим выдающимся предшественником. В фильме « Бросив вызов барду » Гэри Розеншилд обращается к критическим историям этих двух литературных титанов, показывая, как Достоевский отреагировал, бросил вызов, адаптировал и, в конечном итоге, трансформировал творчество своего предшественника Пушкина.Сосредоточившись в первую очередь на произведениях Достоевского до 1866 года, в том числе Бедные люди, Двойник, Г-н Прохарчин, Игрок, и Преступление и наказание , Розеншилд отмечает, что путь молодого писателя к литературному величию лежал не вокруг Пушкина, а через него. Рассматривая каждую литературную фигуру с точки зрения другой, Розеншилд демонстрирует, как Достоевский отклоняется от творчества Пушкина и уважает его. По своей сути, « Бросая вызов барду» предлагает уникальный взгляд на поэзию мастера Пушкина, прозу его преемника Достоевского и природу литературного влияния. Гэри Розеншилд , почетный профессор славянских языков и литературы в Университете Висконсин-Мэдисон, является автором многих книг, в том числе Пушкин и Жанры безумия и Западное право, Русское правосудие , которые были опубликованы University of Wisconsin Press. Похвала: «Устанавливает много провокационных связей и доступен для студентов, что является прекрасным вкладом в эту область». — Славянский и восточноевропейский журнал «Читатели, интересующиеся как Пушкиным, так и Достоевским, могут найти множество вдохновляющих комментариев в книге« Вызов барду ».” — Российский обзор Запросы средств массовой информации и книготорговцев относительно копий обзоров, мероприятий и интервью можно направлять в отдел рекламы по адресу [email protected] или (608) 263-0734. (Если вы хотите изучить книгу на предмет возможного использования в курсе, посетите нашу страницу учебников. Если вы хотите изучить книгу на предмет возможного лицензирования прав, см. Права и разрешения.) Соответствующие интересы: Пушкин и жанры безумия Шедевры 1833 года Гэри Розеншилд «Книга Розеншилда — это золото. кладезь сведений не только о Пушкине, но и о многих его предшественниках, современники, а также критики.»- Виктор Террас

PAPERBACK ORIGINAL Июль 2013 LC: 2012032688 PG 328 с. 6 x 9 «Интересно, эффективно и заставляет задуматься благодаря проницательному анализу и оригинальности Розеншилд». — Сара Дж. Янг, автор книги Достоевского «Идиот» и этические основы повествования: чтение, повествование, написание сценариев

Достоевский Георга Лукача 1949

Достоевский Георга Лукача 1949

Георг Лукач 1949

Достоевский

---

Написано: 1949 г .;
Переводчик: Рене Веллек;
Источник: Марксизм и освобождение человека: очерки истории, культуры и революции Георга Лукача Dell Publishing Co., 1973;
Расшифровано: Харрисон Флэсс для marxists.org, февраль 2008 г.

---

Я иду доказывать свою душу!
— РОБЕРТ БРАУНИНГ

1

Странный, но часто повторяемый факт, что литературное воплощение нового человеческого типа со всеми его проблемами приходит в цивилизованный мир от молодой нации. Так, в восемнадцатом веке Вертер пришел из Германии и преобладал в Англии и Франции; так, во второй половине девятнадцатого века Раскольников прибыл из далекой, неизвестной, почти легендарной России, чтобы говорить от имени всего цивилизованного Запада.

Нет ничего необычного в том, что отсталая страна производит мощные работы. Историческое чутье, развитое в девятнадцатом веке, приучило нас наслаждаться литературой и искусством всего земного шара и всего прошлого. Произведения искусства, повлиявшие на весь мир, возникли в самых отдаленных странах и в самые отдаленные века: от негритянской скульптуры до китайских гравюр на дереве, от «Калевалы » и до Рабиндраната Тагора.

Но дела Вертера и Раскольникова очень разные.Их действие нисколько не тронуто тягой к экзотике, «внезапно» явились из слаборазвитой страны, где проблемы и конфликты современной цивилизации еще не могли быть развернуты в полной мере, работы, которые констатировали — образно — все проблемы человеческой культуры в ее наивысшей точке, всколыхнула высшие глубины и представила тотальность, которую до сих пор никогда не достигали и никогда с тех пор не превосходили, охватывая духовные, моральные и философские вопросы той эпохи.

Слово вопрос должно быть подчеркнуто и должно быть дополнено утверждением, что это поэтический, творческий вопрос, а не вопрос, сформулированный в философских терминах. В этом была и есть миссия поэзии и художественной литературы: задавать вопросы, поднимать проблемы в форме новых людей и новых человеческих судеб. Конкретные ответы, которые, естественно, дают поэтические произведения, часто — если смотреть с такого расстояния — в буржуазной литературе имеют произвольный характер. Они могут даже запутать настоящую поэтическую проблему.Гете очень скоро сам увидел это у Вертера. Всего через несколько лет он заставил Вертера увещевать читателя в стихотворении: «Будь мужчиной и не следуй за мной».

Ибсен вполне сознательно решил поставить под сомнение задачу поэта и принципиально отказался от всякого обязательства отвечать на его вопросы. Чехов окончательно заявил обо всем этом, проведя резкое различие между «решением вопроса и правильной постановкой вопроса». От художника требуется только последнее.В Анна Каренина и Онегин не решен ни один вопрос, но эти работы нас полностью удовлетворяют только потому, что все вопросы в них поставлены правильно ». ^[1]

Это понимание особенно важно для суждения о Достоевском, поскольку многие — даже большинство — его политические и социальные ответы ложны, не имеют ничего общего с сегодняшней реальностью или стремлениями лучших сегодня. Когда они были объявлены, они были устаревшими, даже реакционными.

И все же Достоевский писатель с мировым именем.Ибо он умел во время кризиса своей страны и всего человечества задавать вопросы в творчески решающем смысле. Он создал людей, чья судьба и внутренняя жизнь, чьи конфликты и взаимоотношения с другими персонажами, чье влечение и неприятие людей и идей осветили все самые глубокие вопросы того времени раньше, глубже и шире, чем в самой обычной жизни. Это образное предвкушение духовного и нравственного развития цивилизованного мира обеспечило мощный и продолжительный эффект произведений Достоевского.Со временем эти работы стали еще более актуальными и свежими.

2

Раскольников — это Растиньяк второй половины XIX века. Достоевский восхищался Бальзаком, перевел Eugenie Grandet, и, конечно же, вполне сознательно возобновил тему своего предшественника. Сама природа этой связи показывает его оригинальность: его поэтическое понимание смены времен, людей, их психологии и мировоззрения.

Эмерсон видел причину глубокого и общего воздействия Наполеона на всю интеллектуальную жизнь Европы в том факте, что «люди, которых он обманывает, — маленькие Наполеоны.Он указал на одну сторону этого влияния: Наполеон олицетворял все добродетели и пороки, которыми обладала огромная масса людей в его время, а частично и в более поздние времена. Бальзак и Стендаль перевернули вопрос и внесли необходимые дополнения. Наполеон явился для них прекрасным примером изречения о том, что со времен Французской революции каждый одаренный человек носит маршальский жезл в своем рюкзаке, как великий пример беспрепятственного роста талантов в демократическом обществе. Следовательно, как мера демократического характера общества: возможен ли наполеоновский подъем или нет? Из этого вопроса последовала пессимистическая критика Бальзака и Стендаля: признание и признание того, что героический период буржуазного общества — и подъема людей — закончился и остался в прошлом.

Когда появился Достоевский, героический период еще больше отступил. Буржуазное общество Западной Европы консолидировалось. Против наполеоновских мечтаний были воздвигнуты внутренние и внешние преграды, отличные и более прочные, чем те, что были воздвигнуты во времена Бальзака и Стендаля. Россия Достоевского только начинала социальную трансформацию — вот почему наполеоновские мечты русской молодежи были более жестокими, более страстными, чем мечты их западноевропейских современников.Но трансформация сначала натолкнулась на непреодолимые препятствия в существующем прочном скелете старого общества (каким бы мертвым оно ни казалось с исторической точки зрения). В этот период Россия была современницей Европы после 1848 года с ее разочарованием в идеалах восемнадцатого века и мечтами об обновлении и реформировании буржуазного общества. Эта современность с Европой возникла, однако, в дореволюционный период, когда русский режим ancien еще не сдерживался, а русский 1789 год был еще далеким будущим.

Даже Растиньяк видел в Наполеоне не столько конкретного исторического наследника Французской революции, сколько « professeur d’energie». Очаровательная фигура Наполеона подавала пример не столько своими конечными целями, сколько своим методом, видами и приемами его действий, своим способом преодоления препятствий. Тем не менее, несмотря на все психологические и моральные ослабления и сублимации идеала, специфические цели поколения Растиньяков оставались ясными и социально конкретными.

Положение Раскольникова еще более решительно обратное. Моральная и психологическая проблема была для него почти исключительно конкретной: способность Наполеона переступать через людей ради великих целей — способность, которую Наполеон, например, имеет общее с Мухаммедом.

С такой психологической точки зрения конкретное действие становится случайным — случаем, а не реальной целью или средством. Психологическая и моральная диалектика «за» и «против» действия становится сутью дела: проверкой того, способен ли Раскольников стать Наполеоном.Конкретное действие становится психологическим экспериментом, который, однако, ставит под угрозу все физическое и моральное существование экспериментатора: эксперимент, «случайным случаем» и «случайным субъектом» которого, в конце концов, является другой человек.

В книге Бальзака « Fere Goriot», «» Растиньяк и его друг Бьяншон вкратце обсуждают моральную проблему, имеет ли человек право нажать кнопку, чтобы убить неизвестного китайского мандарина, если за это получат миллион франков. У Бальзака беседы — это эпизоды, остроумная шутка, моральные иллюстрации к конкретным главным проблемам романа.У Достоевского это становится центральным вопросом: великим и осознанным искусством он оказывается в центре внимания. Практическая и конкретная сторона акта отодвигается с равной осторожностью. Например, Раскольников даже не знает, сколько он ограбил у ростовщика, его убийство тщательно спланировано, но он забывает закрыть дверь и так далее. Все эти детали подчеркивают главное: сможет ли Раскольников морально выдержать выход за границы? И главное: какие мотивы работают в нем за преступление и против него? какие моральные силы вступают в игру? какие психологические запреты влияют на его решение до и после преступления? какие психические силы он может мобилизовать для этого решения и для его последующего упорства?

Мысленный эксперимент с самим собой предполагает свой собственный динамизм; он продолжается даже тогда, когда он потерял всякое практическое значение.Таким образом, на следующий день после убийства Раскольников идет в квартиру ломбарда, чтобы снова послушать звук дверного звонка, который так напугал и расстроил его после убийства, и снова испытать его психическое воздействие на

.

сам. Чем чище эксперимент как таковой, тем меньше он может дать конкретного ответа на конкретные вопросы. Основная проблема Раскольникова стала событием в мировой литературе — именно в связи и в отличие от его великого предшественника. Подобно тому, как возникновение и влияние Вертера было бы невозможным без Ричардсона и Руссо, так и Раскольников немыслим без Бальзака.Но постановка центрального вопроса в «Преступление и наказание» так же оригинальна, вдохновляющая и пророческая, как и в Вертер.

3

Эксперимент над собой, выполнение действия не столько ради содержания и последствий действия, сколько для того, чтобы познать себя раз и навсегда, глубоко, до самого дна — одна из главных человеческих проблемы буржуазного и интеллектуального мира ХIХ и ХХ веков.

Гете очень скептически относился к лозунгу «Познай себя», к самопознанию через самоанализ.Для него действие как путь к самопознанию все еще считалось само собой разумеющимся. У него была устойчивая система идеалов, хотя, возможно, она не была четко сформулирована. В стремлении к этим идеалам действия, значимые по своему содержанию, с точки зрения их непосредственного отношения к идеалам, совершались по необходимости. Таким образом, самопознание становится побочным продуктом действий. Человек, действуя в обществе конкретно, учится познавать себя.

Даже когда эти идеалы меняются, даже когда — независимо от того, реализованы они или нет — они теряют свой вес и становятся относительными, новые идеалы заменяют утраченные.У Фауста, Вильгельма Майстера (и, конечно, самого Гете) есть свои проблемы; но они не стали для самих себя проблемами.

То же самое и с великими эгоистами Бальзака. Если посмотреть объективно, поворот внутрь,

субъективное отношение к идеалам индивидуализма представляется весьма сомнительным, когда эгоизм — возвышение личности любой ценой — становится центральным вопросом, как это постоянно происходит у Бальзака. Но эти объективные проблемы очень редко приводят у Бальзака к самоуничтожению субъекта.Индивидуализм очень рано обнаруживает здесь свои трагические (или комические) проблемы; но сам индивид еще не стал проблематичным.

Только когда этот индивидуализм обращается вовнутрь — когда он не может найти архимедову точку ни в текущих социальных целях, ни в спонтанном побуждении эгоистических амбиций, — возникает проблема экспериментов Достоевского. Ставрогин, герой сериала Бесы, , дает краткое изложение этих проблем в своем прощальном письме Даше Шатовой непосредственно перед самоубийством:

Я пробовал свои силы везде.Вы посоветовали мне сделать это, чтобы научиться «познавать себя». … Но к чему приложить силы — это то, чего я никогда не видел и не вижу сейчас. … Я все еще могу желать сделать что-то хорошее, как всегда мог, и это доставляет мне удовольствие. В то же время я хочу творить зло, и это тоже доставляет мне удовольствие. … Мои желания недостаточно сильны, они не могут направить меня. Вы можете перейти реку по бревну, но не по щепке. ^[2]

По общему признанию, случай Ставрогина очень особенный, очень отличается от случая Раскольникова и особенно отличается от этих экспериментов, в которых стремление к самопознанию обращается к душам других людей: как, например, когда герой подпольщик , который живет почти исключительно такими экспериментами, сочувственно разговаривает с проституткой Лизой, чтобы проверить свою власть над ее чувствами; или когда в году Идиот Настасья Филиповна бросает принесенные Рогожиным сто тысяч рублей в огонь, чтобы полностью познать и насладиться подлостью Гани Иволгина, который получил бы деньги, если бы мог вытащить их из огня, и так далее.

Все эти случаи, какими бы разнообразными они ни были, имеют нечто важное общее. Прежде всего, это без исключения действия одиноких людей — людей, которые полностью зависят от самих себя в том, как они понимают жизнь и свое окружение, которые живут так глубоко и интенсивно в себе, что душа других людей остается для них навсегда неизвестной страной. Другой человек для них — лишь странная и грозная сила, которая либо подчиняет их, либо становится им подчиненной. Когда молодой Долгорукий в « A Raw Youth » излагает свою «идею» стать Ротшильдом и описывает эксперименты по реализации его «идеи», которые психологически очень похожи на эксперименты Раскольникова, он определяет их природу как «одиночество» и «власть». .«Изоляция, разлука, одиночество сводит отношения между людьми к борьбе за превосходство или неполноценность. Эксперимент — это сублимированная духовная форма, психологический поворот внутрь обнаженной борьбы за власть.

Но из-за этого одиночества, из-за этого погружения субъекта в себя самость становится бездонной. Возникает либо анархия Ставрогина, либо потеря направления всех инстинктов, либо одержимость Раскольникова «идеей». Чувство, цель, идеал обретает абсолютную власть над душой человека: я, вы, все люди исчезают, превращаются в тени, существую только в рамках «идеи».В низшей форме эта мономания проявляется у Петра Верховенского ( Бесноватые, ), , , который принимает людей такими, какими он хочет их видеть; в высшей форме — у женщин, пострадавших от жизни. Катерина Ивановна ( Братья Карамазовы ) любит только свою добродетель, Настасья Филиповна ( Идиот ) , свое унижение: обе воображают, что найдут в этой любви поддержку и удовлетворение. Наивысший уровень этой психической организации мы находим у таких идейных людей, как Раскольников и Иван Карамазов.Ужасающим, карикатурным контрастом с ними является Смердяков ( Братья Карамазовы, ), идеологический и моральный эффект доктрины о том, что «все дозволено».

Но именно на высшем уровне перенапряженная субъективность наиболее явно превращается в свою противоположность: жесткая мономания «идеи» становится абсолютной пустотой. «Сырая молодежь» Долгорукий очень наглядно описывает психологические последствия своей одержимости «идеей» стать Ротшильдом:

…. имея что-то фиксированное, постоянное и всепоглощающее в своем уме, чем он ужасно поглощен, он как бы удаляется им от всего мира, и все, что происходит (кроме одной великой вещи), ускользает от него. Даже впечатления не складываются правильно. … О, у меня есть «идея», все остальное не имеет значения, — сказал я себе. … «Идея» утешила меня позором и ничтожеством. Но все гадости, которые я делал, укрывались как бы под «идеей». Так сказать, все сгладил, но затуманил глаза. ^[3]

Отсюда полное несоответствие между действием и душой в этих людях. Отсюда их панический страх оказаться смешным, потому что они постоянно осознают это несоответствие. Чем более крайним становится этот индивидуализм, чем больше «я» обращается внутрь себя, тем сильнее оно становится даже внешне и чем больше оно отгораживается от объективной реальности китайской стеной, тем больше оно теряется во внутренней пустоте. «Я», которое погружается в себя, не может найти более твердой почвы; то, что какое-то время казалось твердой почвой, оказывается простой поверхностью; все, что временно появилось с заявлением о направлении, превращается в свою противоположность.Идеал становится полностью субъективным, соблазнительным, но всегда обманчивым fata morgana.

Таким образом, эксперимент — это отчаянная попытка найти твердую почву внутри себя, узнать, кто он есть — отчаянная попытка разрушить китайскую стену между Я и Ты, между собой и миром — отчаянная попытка и всегда тщетная попытка. Трагедия — или трагикомедия — одинокого человека находит самое чистое выражение в эксперименте.

4

Второстепенная фигура Достоевского кратко и многозначительно описывает атмосферу этих романов.Она говорит о его персонажах: «Они все как на вокзале». И это существенный момент.

Во-первых, для этих людей любая ситуация условна. Один стоит на вокзале в ожидании отправления поезда. Вокзал естественно не дома, поезд обязательно переходный. Этот образ выражает всепроникающее ощущение жизни в мире Достоевского. В « Дом мертвых», Достоевский отмечает, что даже заключенные, приговоренные к двадцати годам каторги, считают свою жизнь в тюрьме чем-то преходящим и считают ее временной.В письме к критику Страхову Достоевский сравнивает свой рассказ « Игрок, », который он тогда планировал, с « Дом мертвых». Он хотел добиться эффекта, подобного тому, которого он добился в The House of the Dead. Жизнь игрока (также символическая фигура для Достоевского и его мира) никогда не является собственно жизнью, а скорее всего лишь подготовкой к будущей жизни, к реальной жизни. Эти люди живут не настоящим, а только в постоянном напряженном ожидании решающего поворота в их судьбе.Но даже когда такой поворот происходит — обычно в результате эксперимента — ничего существенного в организации их внутреннего мира не меняется.

Одна мечта пронизана прикосновением реальности: она рушится — и возникает новая мечта о новом повороте за углом. Один поезд ушел со станции, другой ждет следующего по электронной почте, но железнодорожная станция, тем не менее, остается железнодорожной станцией, местом транзита.

Достоевский остро осознает, что адекватное выражение такого мира ставит его в полную противоположность искусству прошлого и настоящего.В конце A Rate Youth он выражает это убеждение в форме критического письма к воспоминаниям героя. Он ясно видит, что в таком мире не могла бы доминировать красота Анны Карениной. Но тогда он оправдывает свою собственную форму, он не делает этого, поднимая вопрос чистой эстетики. Напротив, он думает, что красота романов Толстого (Достоевский не называет их, но намек безошибочен) действительно принадлежит прошлому, а не настоящему, и что эти произведения по своей сути уже стали историческими романами.Социальная критика, скрытая за эстетическим конфликтом, конкретизируется путем описания семьи, судьба которой описана в мемуарах Долгорукого, как не нормальной, а «случайной семьи». По мнению автора письма, контраст красоты и нового реализма связан с изменением структуры общества. С одной стороны, «произвол», ненормальность семьи появляется в умах людей — лучшие люди нынешнего возраста почти все психически больны, — говорится в одном из персонажей этого романа; а с другой стороны, все перекосы в семье являются лишь наиболее ярким выражением глубокого кризиса всего общества.

Увидев и представив это, Достоевский становится первым и величайшим поэтом современного капиталистического мегаполиса. Конечно, были поэтические трактовки городской жизни задолго до Достоевского: еще в восемнадцатом веке произведение Дефо Moll Flanders стало шедевром города. Диккенс, в частности, дал поэтическое выражение особому уединению большого города. (Достоевский с большим энтузиазмом любит и восхваляет Диккенса именно по этой причине.) И Бальзак нарисовал дантовские круги нового, современного ада в своей картине Парижа.

Все это правда, и еще можно добавить. Но Достоевский был первым — и до сих пор непревзойденным — нарисовал ментальные деформации, вызванные социальной необходимостью в жизни современного города. Гений Достоевского как раз и состоит в его способности распознавать и отображать динамику будущей социальной, моральной и психологической эволюции из зародышей чего-то едва начавшегося.

Мы должны добавить, что Достоевский не ограничивается описанием и анализом — простой «морфологией», если использовать модный термин современного агностицизма, — но предлагает также генезис, диалектику и перспективу.

Проблема генезиса является решающей. Достоевский видит исходную точку специфики психологической организации своих персонажей в особой форме городской нищеты. Возьмите великие романы и рассказы зрелого периода Достоевского: Записок из подполья, Оскорбленные и раненые, Преступление и наказание. В каждом из них нам показывают, как проблемы, которые мы обсуждали, с точки зрения их психических последствий, как психическая организация персонажей Достоевского, как деформации их нравственных идеалов вырастают из социальной нищеты современного мегаполиса. .Оскорбление и причинение вреда мужчинам в городе — основа их болезненного индивидуализма, болезненного стремления к власти над собой и своими соседями.

Вообще Достоевский не любит описания внешней реальности: он не paysagiste, как Тургенев и Толстой, каждый по-своему. Но из-за того, что он схватывает с провидческой силой поэта единство внутренней и внешней — социальной и психической — организации здесь, в городской нищете, возникают непревзойденные картины Петербурга, особенно в Преступление и наказание, картин. нового мегаполиса — от обставленной в виде гроба комнаты героя через душную тесноту полицейского участка до центра трущоб, Хеймаркет, ночных улиц и мостов.

Но Достоевский никогда не был специалистом по среде. Его творчество охватывает все общество, от «высшего» до «низшего», от Петербурга до глухой провинциальной деревни. Но «первичный феномен» — и эта художественная черта проливает яркий свет на социальный генезис книги — всегда остается прежним: нищета Петербурга. То, что переживается в Петербурге, Достоевский обобщает как значимое для всего общества. Как в провинциальных трагедиях «Бесы», и «Братья Карамазовы», петербургских персонажей (Ставрогин и Иван) задают тон, так и в изображении всего общества образец задается тем, что выросло «изнутри». »В страдании.

Бальзак распознал и представил глубокий психологический параллелизм между «верхним» и «нижним» и ясно увидел, что формы выражения социально низшего слоя будут иметь большие преимущества перед формами выражения верхнего слоя.

Но Достоевского волнует гораздо больше, чем проблема художественного выражения. Петербургские невзгоды, особенно душевной молодости, являются для него чистейшим классическим симптомом его «первичного феномена»: отчуждения личности от широкого потока народной жизни, что для Достоевского является последней и решающей социальной причиной. несмотря на все психические и моральные деформации, которые мы обрисовали выше.Такие же деформации можно наблюдать и в верхних слоях. Но здесь видны скорее психологические результаты, тогда как в первом социально-психологический процесс их генезиса проявляется гораздо отчетливее. «Там, наверху» можно различить историческую связь этой психической организации с прошлым. Горький очень остро видит в Иване Карамазове экстрасенсорного потомка пассивного дворянина Обломова. «Там внизу», однако, бунтующий элемент берет верх и указывает в будущее.

Этот разрыв между одиноким человеком и жизнью народа — преобладающая тема буржуазной литературы второй половины XIX века. Этот тип доминирует в буржуазной литературе Запада в этот период — независимо от того, принимается ли он или отвергается, лирически идеализирован или сатирически карикатурен. Но даже у величайших писателей, у Флобера и Ибсена, психологические и моральные последствия проявляются более заметно, чем их социальная основа. Только в России, у Толстого и Достоевского, проблема поставлена ​​во всей ее широте и глубине.

Толстой противопоставляет своих героев, потерявших связь с народом — и, следовательно, утративших объективность своих идеалов, своих моральных норм и психологической поддержки, — крестьянскому классу, который тогда явно был совершенно неподвижен, но на самом деле проходил через процесс. полной трансформации. Ее медленный и зачастую противоречивый переход к общественной деятельности стал важным для судьбы демократического обновления России лишь намного позже.

Достоевский исследует тот же процесс распада старой России и зародыши ее возрождения, прежде всего, в городской нищете среди «оскорбленных и обиженных» Петербурга.Их непроизвольное отчуждение от старой народной жизни, которая лишь позже превратилась в идеологию, волю и деятельность, их — временная — неспособность «соединиться» с народным движением, которое все еще нащупывало цель и направление, было «первоочередной задачей Достоевского. социальное явление ».

Только эта точка зрения освещает отчуждение верхних слоев от народа у Достоевского. С другим акцентом, но по сути, как у Толстого, это праздность, жизнь без работы, полная изоляция души, происходящая от праздности, которая может быть трагичной, гротескной или, чаще всего, трагикомической, но всегда уродливой.Будь то Свидригайлов, Ставрогин, Версилов, Лиза Хохлакова, Аглая Епанчина или Настасья Филиповна: для Достоевского их праздная или, самое большее, бесцельно активная жизнь всегда является основой их безнадежного одиночества.

5

Эта плебейская черта резко отличает Достоевского от параллельных западных литературных течений, которые частично возникли одновременно с ним, а частично возникли на более позднем этапе — под его влиянием — из различных течений литературного психологизма.

На Западе это литературное течение — которое во Франции Эдмон де Гонкур помогал подготовить, а Бурже, Гюисманс и другие — реализовывать — было прежде всего реакцией на плебейские тенденции натурализма, которые в любом случае не были особенно сильными. Гонкур считал изменение художественным завоеванием верхних слоев общества, в то время как натурализм касался в основном низших классов. У более поздних представителей этого направления — до Пруста — аристократическая и черта литературного психологизма проявляется еще сильнее.

Культ внутренней жизни выступает как привилегия высших классов общества в отличие от жестоких земных конфликтов низших классов, которые натурализм пытался художественно постичь через наследственность и окружающую среду. Таким образом, культ приобретает двоякий аспект. С одной стороны, это кокетство, тщеславие, в высшей степени застенчивое — даже в тех случаях, когда индивидуально вело к трагической судьбе. С другой стороны, он явно консервативен, потому что большинство западных авторов не могут противостоять ментальной и моральной нестабильности одинокого города

.

индивидуалистов здесь описывают нечто большее, чем старые духовные силы — в первую очередь авторитет Римско-католической церкви, как нечто, что может предоставить убежище заблудшим душам.

Ответы Достоевского в его публицистических произведениях — а также в его романах — параллельны этим тенденциям буржуазной литературы в его обращении к Русской Православной Церкви. Но правильность и глубина его поэтических вопросов выводят его далеко за пределы его узкого кругозора и толкают в резкую оппозицию параллельным явлениям на Западе.

В частности, в мире Достоевского нет ни малейшего следа мирского скептического кокетства, тщеславного самосознания или игры со своим одиночеством и отчаянием.«Мы всегда играем, и кто знает, это мудро», — говорит Артур Шницлер, выражая тем самым резкий контраст с миром персонажей Достоевского. Ибо их отчаяние — не изюминка жизни, которая иначе бывает скучной и праздной, а отчаяние в самом подлинном, самом буквальном смысле. Их отчаяние — это настоящий стук закрытых дверей, ожесточенная, тщетная борьба за смысл жизни, который утрачен или находится в опасности быть утраченным.

Поскольку это отчаяние подлинно, это принцип излишества, опять-таки резко контрастирующий с мирскими полированными формами большинства западных скептиков.Достоевский разрушает все формы — прекрасные и уродливые, настоящие и фальшивые — потому что отчаявшийся человек больше не может считать их адекватным выражением того, что он ищет для своей души. Все преграды, которые социальные условности воздвигли между людьми, разрушены, чтобы ничто иное, как спонтанная искренность, до самых крайних пределов, к полному отсутствию стыда, могло преобладать среди людей. Ужас перед одиночеством людей прорывается здесь с непреодолимой силой именно потому, что все эти безжалостные разрушения все еще не могут уничтожить одиночество.

Журналист Достоевский мог утешительно говорить в консервативном смысле, но человеческое содержание, поэтический темп и поэтический ритм его речи имеют бунтарский тон и поэтому постоянно находятся в противоречии с его высшими политическими и социальными намерениями.

Борьба этих двух тенденций в сознании Достоевского дает очень разные результаты. Иногда, довольно часто, политический журналист побеждает поэта: естественная динамика его персонажей, продиктованная его видением — независимо от его сознательных целей — а не его волей, нарушается и искажается, чтобы соответствовать его политическим взглядам.К таким случаям относится резкая критика Горького, что Достоевский клевещет на своих персонажей.

Но очень часто результат оказывается прямо противоположным. Персонажи раскрепощаются и ведут свою жизнь до самого конца, до самых крайних последствий своей врожденной натуры. Диалектика их эволюции, их идеологическая борьба идет в совершенно ином направлении, чем сознательно предусмотренные цели журналиста Достоевского. Правильно поставленный поэтический вопрос побеждает политические намерения, социальный ответ писателя.

Только здесь полностью утверждаются глубина и правильность допроса Достоевского. Это восстание против той моральной и психической деформации человека, которая вызвана эволюцией капитализма. Герои Достоевского без страха идут к концу социально необходимого самоискажения, и их самороспуск, их самоуничтожение — самый жестокий протест, который мог быть высказан против организации жизни в то время. Таким образом, экспериментирование с персонажем Достоевского предстает в новом свете: это отчаянная попытка прорваться через преграды, которые деформируют душу и калечат, искажают и расчленяют жизнь.Творец Достоевский не знает правильного направления прорыва и не мог знать его. Журналист и философ указали неверное направление. Но то, что эта проблема прорыва возникает с каждым подлинным подъемом разума, указывает на будущее и демонстрирует нерушимую мощь человечества, которое никогда не будет удовлетворено полумерами и ложными решениями.

Каждый настоящий человек в Достоевском преодолевает эту преграду, даже если он погибает при попытке.Роковое влечение Раскольникова и Сони лишь на первый взгляд является одной из крайних противоположностей. Совершенно справедливо Раскольников говорит Соне, что ее безграничным духом самопожертвования, самоотверженной добротой, сделавшей ее проституткой, чтобы спасти свою семью, она сама сломала барьер и перешла границы — точно так же, как он это сделал, убив ломбард. Для Достоевского эта трансцендентность была у Сони более искренней, человечной, непосредственной, более плебейской, чем у Раскольникова.

Здесь свет светит в темноте, а не там, где, как казалось журналисту Достоевскому, он его видел.Современное одиночество — это тьма. «Говорят, — говорит отчаявшийся персонаж Достоевского, — что сытые не могут понять голодных, но я бы добавил, что голодные не всегда понимают голодных». ^[4] свет в этой тьме. То, что Достоевский считал таким лучом, было всего лишь блуждающим огоньком.

Пути, которые Достоевский указывает своим персонажам, непроходимы. Он сам как творец глубоко переживает эти проблемы. Он проповедует веру, но на самом деле — как создатель людей — он сам не верит, что человек его возраста может верить в свои чувства.Это его атеисты обладают подлинной глубиной мысли, неподдельным рвением к поискам.

Он проповедует христианское жертвоприношение. Но его первый положительный герой, князь Мышкин в «Идиот», принципиально нетипичен и патологичен, потому что он не может, во многом из-за болезни, внутренне преодолеть свой эгоизм — даже в любви. Проблема победы над эгоизмом, на которую князь Мышкин должен был найти творческий ответ, не может быть поставлена ​​конкретно, творчески из-за этой патологической основы.Попутно можно сказать, что безграничное сострадание Мышкина причиняет не меньше трагических страданий, чем мрачно индивидуалистический пафос Раскольникова.

Когда в конце своей карьеры Достоевский хотел создать в Алеше Карамазове здоровую позитивную фигуру, он постоянно колебался между двумя крайностями. В дошедшем до нас романе Алеша на самом деле кажется здоровым двойником князя Мышкина, Достоевского святого. Но роман в том виде, в каком мы его знаем — просто с точки зрения главного героя — это только начало, только история его юности.Мы также кое-что знаем о планах Достоевского на продолжение. В письме к поэту Майкову он пишет: «Герой на протяжении своей жизни сначала атеист, потом верующий, потом снова фанатик и сектант, а в конце снова становится атеистом». Это письмо полностью подтверждает то, что Суворин сообщает о разговоре с Достоевским, который на первый взгляд может показаться поразительным. Суворин говорит нам, что «герой должен в нужный момент совершить политическое преступление и должен быть казнен; это человек, жаждущий истины, который в своих поисках вполне естественно стал революционером.«Мы, конечно, не можем знать, насколько Достоевский зашел бы в этом направлении в образе Алеши. Тем не менее, более чем характерно, что внутренняя динамика его любимого героя должна была принять это направление.

Так мир персонажей Достоевского растворяет его политические идеалы в хаосе. Но сам этот хаос велик в Достоевском: его мощный протест против всего лживого и искажающего в современном буржуазном обществе. Неслучайно память о картине Клода Лоррена « Ацис и Галатея, » несколько раз повторяется в его романах.Его герои всегда называют его «Золотым веком» и описывают как самый мощный символ их глубочайшего стремления.

Золотой век: искренние и гармоничные отношения между настоящими и гармоничными мужчинами. Герои Достоевского знают, что это мечта в наше время, но они не могут и не откажутся от мечты. Они не могут отказаться от мечты, даже если большинство их чувств ей резко противоречат. Эта мечта — подлинное ядро, настоящее золото утопий Достоевского; состояние мира, в котором люди могут знать и любить друг друга, в котором культура и цивилизация не будут препятствием для развития людей.

Спонтанный, дикий и слепой бунт героев Достоевского происходит во имя золотого века, каким бы ни было содержание мысленного эксперимента. Это восстание поэтически велико и исторически прогрессивно у Достоевского: здесь действительно светит свет во тьме петербургской нищеты, свет, освещающий дорогу в будущее человечества.

---

1. Письмо А. Суворину от 27 октября 1888 г. (Прим. Переводчика)

2. Бесы. Перевод Констанции Гарнетт, измененный.

3. Сырая молодежь . Перевод Констанции Гарнетт.

4. Старый Ичменев в Оскорбленные и раненые. Перевод Констанции Гарнетт. (Примечание переводчика.)

---

.