«Бесы»
Марина Тимашева: Практически одновременно два московских театра выпустили спектакли по роману Достоевского «Бесы». Один из театров называется «Современник», второй — «Школа современной пьесы». «Бесов» как современную пьесу представили люди очень разные: в «Современнике» — знаменитейший польский режиссер, весьма немолодой Анджей Вайда, в театре Иосифа Райхельгауза — российская телезвезда Александр Гордон.
Анджей Вайда «Бесов» ставил многократно, в театральных и киноверсиях, в разных странах. Конечно, это не есть хорошо, и сколько бы режиссеры не твердили, что их новая постановка принципиально отличается от предыдущей, не верьте им — от самого себя не убежишь. К тому же, люди, видевшие польский спектакль, говорят, что все примерно то же самое, но с другими актерами и несколько дополненным текстом. То же самое — это сценография супруги режиссера Кристины Захватович, основными образными элементами которой становятся имитирующее грязь покрытие пола да зловещее серое небо-задник.
Анджей Вайда: Многие говорили мне в Польше, что ехать с Достоевским в Москву, что в Тулу со своим самоваром. Но мы предлагаем свой взгляд на Достоевского — как на пророка. По крайней мере, то, что он написал, мы в ХХ веке пережили. В своей постановке мы исходим из того, что хочет видеть зритель. Достоевский — мастер исследования человеческой души и психологии. Часть зрителей хочет видеть в спектакле именно это, а других больше интересуют политический, и социальный аспект романа. У нас и это есть, и многое другое, что содержится в романе Достоевского.
Марина Тимашева: Несмотря на то, что Анджей Вайда оставляет в спектакле рассуждения Петруши Верховенского и все, что касается повязанных кровью убитого Шатова пятерок, политическая, социальная проблематика романа главной не становится. Самая сильна сторона этого спектакля — жизнь людей, от политики далеких. Превосходна, например, Хромоножка в исполнении Елена Яковлевой.
Отрывок из спектакля — Господи, боже мой, всего ожидала от врагов, а вон оно что. Что с ним? Где мой князь? Что вы с ним сделали? Убили вы его? — За кого ты меня принимаешь? — А кто тебя знает, кто ты есть и откуда ты выскочил!? Это только мой князь сокол и есть , а ты — сыч, купчишка. Это только мой князь, если захочет, то и Богу поклонится, а если не захочет, то и нет.
Марина Тимашева: Очень хорош также мятый, траченный молью Лебядкин — его играет Сергей Гармаш — не только маленький, но еще и низкий человек Достоевского.
Отрывок из спектакля — Жил на свете таракан, таракан от детства. И потом попал в стакан, полный мухоедства. — Господи, ну что это такое? — Ну, это когда летом в стакан налезут мухи, происходит мухоедство. Это же всякий дурак поймет. Не перебивайте! Не перебивайте!
Марина Тимашева: Изумительны хороши старшие Верховенский и Ставрогина в исполнении Игоря Кваши и Тамары Дегтяревой. Эти вечно ссорящиеся и вот уже сколько лет влюбленные друг в друг люди: она — властная и сентиментальная барыня, он — нерешительный мямля и стареющий краснобай. Степан Трофимович вообще становится самым узнаваемым героем спектакля.
Отрывок из спектакля
— Начинать надо с самого насущного. А самое насущное — это чтобы все эти книги, театры, салоны — все потом…
— Нет, нет, нет, другой мой, я не могу с вами согласиться. Я не могу с вами согласиться! Объявляю: Шекспир и Рафаэль выше освобождения крестьян, выше народности, выше социализма, выше юного поколения, выше почти всего человечества, ибо они плод, настоящий плод всего человечества.
Высший плод, который только может быть. Форма красоты, уже достигнутая, без достижения которой я, может быть, и жить-то не соглашусь.
Марина Тимашева: В старшем Верховенском Игоря Кваши вы признаете других персонажей русской литературы — от тугеневских «отцов» до чеховского Гаева. А то, как сочно и живописно сыграны дуэтные сцены Степана Тимофеевича и Варвары Петровны, внезапно наведет вас на мысль о родстве Достоевского с Островским.
Отрывок из спектакля — Я была уверена, годы уже уверена, что вы именно на то только и живете, чтобы под конец опозорить меня. Вы и можете умереть только лишь для того, чтобы очернить мой дом. — А вы… Вы всегда презирали меня. Но я останусь рыцарем, верным моей даме. От этой минуты не принимаю ничего, но чту бескорыстно. — Как это глупо!
Марина Тимашева: Однако, главное лицо спектакля, с точки зрения Анджея Вайды, это Ставрогин.
Именно его монологом начинается действие.
Отрывок из спектакля — А часа через три мы все без сюртуков сидели в номерах и играли в старые карты. Я был бодр, весел, не хандрил и умно говорил. Впрочем, нет, нет… Вот тогда, тогда, сидя за чаем, я строго сформулировал про себя в первый раз в жизни, что я не знаю и не чувствую зла и добра. Что не только потерял ощущение, а что и нет зла и добра, один только предрассудок. Что я могу быть свободен от любого предрассудка. Потому что если я достигну той свободы, я… я погиб. А что сам сделал, когда прибежала дворникова девочка, хозяйки с Гороховой, с известием о том, что Матрешка повесилась? Мне было скучно. Скучно жить, до одури. У меня есть другие старые воспоминания, может быть, получше этого. Но мне невыносим один вот этот образ, и именно на пороге, вот с этим грозящим мне кулачонком, вот тогдашний ее вид, именно тогдашняя минута, вот это вот кивание головой!..
Марина Тимашева: А заканчивается спектакль внезапно распахнутыми дверями, в проеме которых — болтающийся в петле Ставрогин.
Жаль, что Александр Гордон репетировал параллельно с Вайдой. Иначе, возможно, он сумел бы избежать ошибки. Спектакль Александр Гордона называется «Одержимый», но по сути дела это те же «Бесы» Федора Михайловича Достоевского. Сама идея Гордона дорогого стоила, но осуществить ее вполне не удалось.
Александр Гордон: Первоначальная идея была — создать телевизионное шоу для театра. Однако часть этого шоу — всякий раз разная, импровизационная, которая была бы заострена на тему, которая может быть интересна аудитории сегодня, — должна была бы транслироваться еще и по телевидению.
Со временем стало ясно, что это невозможно по двум причинам: сложно — по технической, невозможно — по политической. Должны были быть прямые эфиры с участием аудитории и с той, и с другой стороны — и театральной аудитории, и телевизионной или радийной. И, естественно, с приглашенными вип-персонами, которые становятся персонажами этого действия. Два или три опыта, которые мы провели, показали, что они в конце этого действия очень успешно отождествляют себя как раз с персонажами Достоевского, сами это осознавая. «Ну, попали так попали», — говорят они.
К середине действия прием перестает работать, и актеры начинают существовать по закона психологического театра, но не слишком уверенно. Лучше всех чувствует себя Ольга Гусилетова в роли Хромоножки: сумасшедшая, она и в студии сумасшедшая, притворяться не может. Первым на сцене появляется сам Гордон с радиомикрофоном и объясняет, в чем суть телерасследования.
Отрывок из спектакля Александр Гордон: Главным событием, на которое я хочу обратить сейчас ваше внимание, является приезд в этот городок, родной для него, очень странного человека — аристократа, красавца. Зовут его (вернее, звали) Николай Всеволодович Ставрогин. Он был важен настолько Федору Михайловичу Достоевскому, что после года работы над романом он взял и сжег все к чертовой матери по одной простой причине: в этом романе, в первоначальном наброске, Ставрогина не было. Тут он появляется, вместе с ним появляется роман, начинается его действие.
А заканчивается действие тем, что блестящий аристократ, гражданин кантона Кули, что в Швейцарии, Николай Всеволодович Ставрогин найден повешенным в своем доме, на чердаке. Рядом с ним нашли записку карандашом: «Никого не винить. Я сам». Тут же лежал запасной гвоздь, молоток. Шелковый шнурок, на котором он повесился, был густо намылен, что лишний раз доказывало, что он был в твердом уме и здравой памяти вплоть до того, как это произошло.
Наша сегодняшняя задача. Кроме того, что мы ответим сегодня на два главных вопроса российской действительности — «кто виноват?» и «что делать?», — мы должны понять, отчего Николай Всеволодович Ставрогин совершил этот поступок. Все, что вы увидите сейчас, происходит за 24 часа до самоубийства. Сейчас перед вами появятся герои романа, и мы будем задавать вопросы им. И первым появится воспитатель Николая Всеволодовича, первый учитель. Внимание на экран!
Степан Трофимович представлен в романе как воспитатель Николая Ставрогина. Либерал-идеалист, он постепенно опускается до карт, шампанского и клубного бездельничанья.Марина Тимашева: Степана Верховенского весьма карикатурно играет Альберт Филозов. На голову его напялен белобрысый длинноволосый парик, говорит он с выраженным среднерусским говором.
Отрывок из спектакля — Да никогда Россия, даже в самые карикатурные эпохи своей бестолковщины, не доходила до такого позора. Помилуйте, что мне сказал наш губернатор: «Пусть правительство делает что хочет, хоть республику, лишь бы усилило губернаторскую власть. А мы, губернаторы, поглотим и республику, и все, что хочешь, поглотим».
Александр Гордон: Есть актеры очень талантливые, к разряду которых относится Альберт Филозов, которым маска необходима, — и тогда они охотнее говорят от первого лица, прикрывшись маской.
Я бросил неосторожную фразу, сравнивая персонажей с реалиями сегодняшнего дня: поскольку это либерал и демократ первой волны, поскольку он что-то начал, но все происходит так, что от него ничего не зависит, я сравнил его с Горбачевым. И Альберт Леонидович за это уцепился. А поскольку у него существовал свой образ, он видел своего персонажа в образе такого престарелого Тургенева, то тут возник и парик. И получился такой странный гибрид.
Мне кажется, что в этой клоунаде есть очень верный выход на неожиданность финала, когда главные слова, которые он произносит: «Я виноват. Все виноваты. Прощайте! Я всю жизнь лгал. Должно быть, я и сейчас лгу…», — это ведь, по сути дела, тоже (ну, одержимый, понятно) такой вариант Ставрогина без таланта, без возможности увлечь и повести. Это человек, который может только себя отдать, и больше ничего. Который свой народ знает, все на пальцах, и, тем не менее, который виноват по уши в той бесовщине, которая вокруг него.
Марина Тимашева: Бесовщину Гордон видит не в Петруше Верховенском. В отличие от Вайды, он изымает из романа историю русского террора.
Александр Гордон: Потому что, мне кажется, это слишком поверхностное сравнение того, что происходит сегодня, с тем, что имел в виду Федор Михайлович. Вообще избегаю темы главного «беса» романа — Петруши, потому что мне кажется, что этот персонаж как раз остался в прошлом. Меня гораздо больше интересуют в сегодняшнем раскладе другие персонажи — это «мелкие бесы». Взяв в качестве названия обратный перевод с французского, то есть, по сути дела, вариант Камю «Одержимый», я как раз и пытался анализировать не самих «бесов», а тех людей, которые одержимы ими. Мне кажется, эта задача у Достоевского была в первую очередь. Потому что политическая сатира — да, роман-предупреждение — да, но большевики состоялись и прошли, они оказались не самым грозным «бесом» нашей действительности.
А вот темы, которые касаются русского либерализма, — очень остро стоящие сегодня темы, на которые Федор Михайлович много рассуждал устами того или иного персонажа. Тема административного восторга. Тема безумного сплава язычества и христианства в том виде, в котором подает его Лебядкина. Тема русского Бога, русского избранничества и русского народа в изложении Шатова. Тема богоборчества, доходящая до абсурда, до прихода к Богу с другой стороны, — Кириллова. Вот это, мне кажется, сегодня гораздо интереснее, чем терроризм, который никакого отношения к русскому терроризму конца XIX века — начала XX века не имеет как раз.
Отрывок из спектакля
— А помните выражение ваше: «Атеист не может быть русским, атеист тотчас перестает быть русским»?
— Это я сказал?
— Вы спрашиваете? Вы забыли? Не могли вы это забыть!
— А к чему ведет весь этот злобный экзамен?
— Я хочу, чтобы вы поверили вновь в то, во что верили прежде?
— Во что же?
— В народ! Всякий народ до тех пор только и народ, пока имеет своего Бога, особого, а всех остальных на свете богов исключает без всякого примирения.
Пока верует, что своим Богом победит и изгонит из мира всех остальных богов. Истина одна, а, стало быть, только один из народов и может иметь Бога истинного. Единый народ-богоносец — это русский народ!
— Ну, хорошо…
Марина Тимашева: Замечу, что рассуждения Шатова о народе-богоносце выбросил из спектакля Анджей Вайда: они несколько попортили бы в глазах современного зрителя образ нежного человека и безвинной жертвы. Гордона телячьи нежности не волнуют. У него как раз нет любовно-склочных сцен Степана Трофимовича и Варвары Петровны, его волнует другое.
Александр Гордон: На самом деле, я против учения что ли о сверхзадаче, потому что мне кажется, что это обедняет и сам процесс, во время которого она может измениться. А кроме того, она очень сильно пахнет идеологией или моралью. И то, и другое в искусстве, конечно, вещь необходимая и часто делает искусство искусством, но мне кажется, что здесь можно быть чуть-чуть потоньше и похитрее.
Другое дело, что при недостатке навыка, в данном случае — театрального, эта тонкость может превращаться в недостаток, что называется, перетончил, когда совершенно непонятно, о чем, собственно, речь идет.
Для меня политические события романа и то, что он является романом-предупреждением до сих пор, то, что бесовщина сконцентрирована сегодня главным образом в средствах массовой информации, в основном на телевидении, делает его злободневным, — это фон, на котором развиваются события. А события — это жизнь и смерть Николая Ставрогина. Собственно для меня главной была попытка разобраться, как он жил и отчего умер. Все остальное — антураж. Что касается ответа на этот вопрос, то тут есть некая невнятица, которую я должен списать а) на себя, как на режиссера, б) на Федора Михайловича, как на автора, потому что, мне кажется, он сам, поставив для себя этот вопрос, так на него и не ответил.
Марина Тимашева: При всей разности спектаклей Гордона и Вайды в них есть нечто общее, а именно — выбор главным героем Ставрогина.
Выбор, на мой взгляд, для театра губительный. Ставрогин — очень умозрительная фигура, нечто инфернально-байроническое. Вам не дано разобраться ни в причинах его смертной скуки, ни в мотивациях его жуткого поведения, ни в том, отчего все персонажи романа с такой легкостью подпадают под его влияние. В отличие от случая Свидригайлова, вам не представлен образ в развитии, а оттого актерам нечего играть. Слоняться по сцене импозантным демоном — право же скучно. Видимо, обнаружив это, Гордон в какой-то момент актера со сцены убрал, — то есть вы видите не живого Дмитрия Писаренко, а его крупный план на экране.
Александр Гордон: Ну, экран со Ставрогиным очень важен для меня, потому что, в общем-то, это перекликается с мыслями ряда исследователей романа, от Бердяева и дальше, о том, что Ставрогина нет, что это некое виртуальное существо, что он растворен во всех, кто его окружает. И найти адекватный образ в театре очень трудно. И вот когда я помещаю его на плоский экран, а живые более-менее люди кидаются на этот экран без возможности прорваться туда, мне кажется, как бы условия для возникновения образа появляются.
Отрывок из спектакля Диктор: Великие идеи вышли из него, пробили и других людей, в других людей перешли. Все живут тем, что было некогда внутренней жизнью Ставрогина.
Марина Тимашева: Возможно, в концепции Гордона можно было играть Ставрогина большой телевизионной звездой, которой, как идолу, поклоняются толпы. Играть его человеком, умеющим манипулировать другими, превратившим аморальные эксперименты над людьми в свое ремесло. Тогда круг бы замкнулся: телевидение как опиум для народа и глава наркокартеля Ставрогин. Тогда Ставрогин должен был стать ведущим действия. Но в этом случае надо было выбрасывать историю самоубийства: такие люди счетов со своей жизнью не сводят, только с чужой. На вопрос, отчего по его версии повесился Ставрогин, Гордон отвечает…
Александр Гордон: У меня нет твердого ответа, который я мог бы сформулировать в словах.
Я мог бы порассуждать на эту тему. Да, мне кажется, что самоубийства Ставрогина могло бы не быть, если бы хотя бы один из персонажей романа, большей частью созданный именно им, полюбил бы его как человека, а не как идею. А все идеологические его создания — они переросли его, поскольку раз брошенное им семя было им забыто, а в них заросло буйными кущами и изменилось до неузнаваемости, — они его греть не могут никак.
Единственная попытка зацепиться за реального человека, за реальную любовь, за женщину, которую он сделал несчастной и, по сути дела, свел с ума, она оборачивается для него… то есть это последний толчок, который заставляет его посмотреть на то, кому он нужен и стоит ли продолжать существование. Потому что Хромоножка, в отличие от остальных, видит в нем абсолютно изменившуюся сущность, она видит в нем человека уже мертвого, уже погасшего, уже «лже». Его попытка изменить жизнь, перенеся место действия в глухой каньон в Швейцарии вместе с обиженной Хромоножкой, она, конечно, настолько наивная, что даже Хромоножка разражается хохотом по этому поводу: «Нет, ни за что не поеду.
Невозможно! И сиди с ним на горе… Ишь, подъехал… Не может быть того, чтобы сокол филином стал».
По сути дела здесь возникает достаточно простая, банальная мысль, которую не хотелось бы выдавать за ответ на вопрос, а именно: человек отвечает всю свою жизнь за каждое сказанное им слово. А слова эти, по мнению Федора Михайловича, имеют обыкновение материализовываться. И вот материализованное слово в конечном итоге убивает того, кто его бросил.
Марина Тимашева: Вот это неверно. Мы судим как светские люди. Достоевский был, мягко говоря, убежденно-православным. С точки зрения православной церкви самоубийство не связано с представлениями о совести или покаянии. Оно есть упорство во грехе, которому нечего уже противопоставить силе Божьей, кроме крайней формы богоборчества, а именно — самоубийства. Но и этого актер сыграть не может, потому что это идея, а актеры играют людей.
Говорят, что снимается еще и фильм «Бесы».
И что снова главным героем назначен Николай Ставрогин. Господа кинематографисты, пока еще есть время, одумайтесь. Иначе вашему произведению сужено остаться красивой идеей или распасться на хорошо сыгранные, но не сведенные воедино эпизоды, как это уже получилось в двух московских спектаклях.
Несостоятельность Ставрогина в романе «Идиот» (Идиот Достоевский)
В разговоре Ставрогина с Лизой Тушиной после их несчастного ночного свидания глубинный психологический смысл имеют внешние детали, соотношение между различными, прямо между собой не связанными признаниями героев. И тревожное состояние, в котором Лиза накануне вступила в дом Ставрогина, решившись на отчаянный шаг, и сам характер свидания, и его горькая неудача, и предчувствие новой катастрофы — все выражено в гениально-коротком и емком описании того, как на рассвете Лиза стояла у окна и «пристально глядела на потухавшее зарево»: «Она была одна в комнате. Платье было на ней вчерашнее, праздничное, в котором она явилась на чтении,— светло-зеленое, пышное, все в кружевах, но уже измятое, надетое наскоро и небрежно.
Заметив вдруг неплотно застегнутую грудь, она покраснела, торопливо оправила платье, схватила с кресел еще вчера брошенный ею при входе красный платок и накинула на шею. Пышные волосы в разбившихся локонах выбились из-под платка на правое плечо. Лицо ее было усталое, озабоченное, но глаза горели из-под нахмуренных бровей»
Несостоятельность Ставрогина, стыд и одновременно прилив неясности к Лизе выражены не столько в прямых словах, сколько в характере его поведения. Неожиданно появляются совсем как бы не идущие к Ставрогину застенчивость и робость: «устыдившись, поспешил прибавить», «И замолчал окончательно, досадуя на новую сказанную пошлость», «сел рядом с нею и тихо, почти боязливо взял ее за руку», «Наконец, медленная, задумчивая усмешка показалась на его губах. Он тихо сел, положил локти па колени и закрыл руками лицо», «вскричал он с глубоким страданием», «Сон и бред! — вскричал Николай Всеволодович, ломая руки и шагая по комнате» (308—401). Впервые перед читателем является сломленный Ставрогин.
Вместе с тем неудавшаяся попытка сближения приносит Ставрогину новое ощущение душевной близости с Лизой, ей же, напротив— чувство отчуждения от него. Все это выражено в одной важной детали. Ставрогин, раньше обращавшийся к Лизе на «вы», теперь говорит ей «ты», она же упорно, как и прежде, продолжает говорить ему «вы».
Но раскрывая отношения между Ставрогиным и Лизой на еще большей глубине, автор показывает, что Лиза, несмотря ни на что, продолжает безумно любить Ставрогина. Сначала она гордо заявляет: «Мне всегда казалось, что вы заведете меня в какое-нибудь место, где живет огромный злой паук в человеческий рост, и мы там всю жизнь будем на него глядеть и его бояться. В том и пройдет наша взаимная любовь. Обратитесь к Дашеньке; та с вами пойдет куда хотите. Бедная собачка!» (402). Но потрясенная известием об убийстве Лебядкиных, она кричит: «Николай Всеволодович, скажите как пред богом, виноваты вы или нет, а я, клянусь, вашему слову поверю, как божьему, и на край света за вами пойду, о, пойду! Пойду, как собачка.
..» (407),— т. е., как Дашенька.
В предсмертном письме Ставрогина Дарье Шатовой, отчасти заменившем его исповедь, хотя и сокращенном сравнительно с подготовительными записями (см. 11, 303—305), есть много глубоких признаний, но нет главного—мысли о том, что письмо — предсмертное. Напротив, в нем с большой настойчивостью утверждается: «Никогда, никогда я не могу застрелиться!», «Я боюсь самоубийства, ибо боюсь показать великодушие» (10, 514). Убежденность и искренность слов Ставрогина сомнений не вызывают. Тем не менее поехавшая сразу же по зову Ставрогина Даша не застает его в живых. В последних строках романа отмечены все детали приготовления к самоубийству, совершенному преднамеренно и в твердой памяти. Кроме записки: «Никого не винить, я сам», «на столике лежал и молоток, кусок мыла и большой гвоздь, очевидно, припасенный про запас. Крепкий шелковый шнурок, очевидно заранее припасенный и выбранный, на котором повесился Николай Всеволодович, был жирно намылен» (10, 516). Два последние факта судьбы Ставрогина, предельно сближенные в реальном и повествовательном времени, при сопоставлении их психологического смысла дают возможность увидеть, говоря словами Достоевского, «неисследимые глубины души».
Почему люди убивают себя?
Самоубийство у Достоевского
БесыПоиск объяснения самоубийства становится необходимым, когда вопрос ставится не как общий вопрос, а как насущный вопрос: почему Джон или Джейн, которых я любил, покончили с собой? Способ лучше понять самоубийство можно найти в творчестве Федора Достоевского, особенно в жизни Николая Ставрогина, антигероя «Бесов».
Одержимые : сложная хронология, реконструированная
Подробности жизни Николая Ставрогина до того, как происходит действие романа, немногочисленны. После лицея он поступил в армию и попал в полк в Петербурге. Он был понижен в звании, а затем восстановлен в чине офицера, но вскоре оставил армию и остался жить в Петербурге. Путь Ставрогина всегда окутывает завеса тайны, но полного отсутствия информации никогда не бывает: слухи о его проступках доходят далеко, но лишь окутанные двусмысленностью.
В какой-то момент тех петербургских лет матери Ставрогина удается убедить его вернуться в родной город, где он остается на полгода.
Затем он начинает демонстрировать ужасно невоспитанное поведение, и, хотя объясняется, что в те дни он был в бреду, он производил впечатление полностью владеющего своими чувствами. Затем он начинает четырехлетнее путешествие по всей Европе. Ближе к концу этого периода он, кажется, установил интимную связь с Лизаветой Николаевной. Однако некоторые любовные заигрывания Ставрогина с другими девушками расшатывают связь. Именно после этого четырехлетнего периода Ставрогин возвращается в родной город и происходит настоящее действие романа.
На протяжении всей книги мы воспринимаем душу Николая под оттенком порочности, которая в некоторых местах как бы светлеет, но чаще всего лишь подтверждается его действиями и реакциями. В жизни Ставрогина есть случай, играющий центральную роль в романе и, кажется, определивший его окончательное решение. Однако инцидент объясняется в главе, не вошедшей в оригинальное издание романа. Как известно, Достоевский намеревался опубликовать главу, в которой Ставрогин исповедуется в гнусном грехе.
Эта глава, озаглавленная «У Тихона», стала известна как «Исповедь Ставрогина». Редактор решил не включать его, несмотря на настойчивость Достоевского и несмотря на его попытки изменить текст, чтобы сделать его приемлемым.
Глава, состоящая из трех разделов, в конце концов была опубликована намного позже и переведена на английский язык Вирджинией Вульф и Самуэлем Соломоновичем Котелянским в 1922 году, через пятьдесят лет после первоначального появления романа. Есть и другой перевод на английский язык Авраама Ярмолинского, который появился в журнале Веник в октябре, ноябре и декабре 1922 года. которому он вручает какие-то печатные листы, написанные от первого лица, в которых Ставрогин повествует о своих петербургских годах. Из чтения Тихона мы узнаем — казалось бы, автор брошюры не набрался смелости прочитать ее сам, — что Николай снял в городе комнату, примыкающую к той, где жили хозяева с одиннадцатилетней дочерью. дочь Матреша. Происходят случаи, свидетельствующие о склонности Ставрогина смаковать чужие страдания: у него пропадает нож, и мать девочки винит в исчезновении ребенка.
Когда женщина собиралась наказать дочь физически, Ставрогин находит предмет, но скрывает его, чтобы она была наказана, как он сам признает.
Ключевым инцидентом стало издевательство над одиннадцатилетней девочкой, но не через насилие, а в результате подхода Николая к Матреше: сел рядом, взял за руку и тихонько поцеловал, глядя ей в глаза , посадив ее к себе на колени. Все это произвело самую удивительную реакцию со стороны девушки: она обняла Ставрогина за шею и стала страстно целовать его. На этом изложение фактов заканчивается. О случившемся мы догадываемся только по тому, как Ставрогин описывает последующее состояние девушки: она была парализована смятением и ужасом.
Через пару дней девушка была одна в своей комнате в лихорадочном состоянии. Хотя Ставрогин сделал вид, что не видел ее, она вдруг укоризненно покачала головой и угрожающе подняла на него кулак. Увидев, как девушка вошла в крохотную комнату, он прождал тридцать пять минут, пока Матреша не вышла. Наконец, заглянув в щель комнатки, Ставрогин, как он сам рассказывает, увидел то, что хотел.
Затем он вышел из квартиры.
Позже до Ставрогина дошло сообщение, что девушка покончила жизнь самоубийством, повесившись. Событие вызывает в сердце Ставрогина гнев, материализующийся в мысли застрелиться. Однако снова, по его собственным словам, «предстояло нечто лучшее». Он решает жениться на Марье Тимофеевне, калеке и психически неуравновешенной женщине. Причины его решения отвратительны: пари, сделанное после некоего обеда, но и то, что мысль жениться на калеке взволновала нервы Ставрогина. Он женится на бедной женщине, но впоследствии оставляет ее и возвращается один в свой родной город. Таким образом, по рассказу Николая о своих действиях (в его исповеди) читатель может понять положение, в котором он прибыл в свой город после четырехлетнего отсутствия, о котором мы упоминали выше.
После признания Ставрогина роман продолжается повествованием о различных событиях, во многих из которых Ставрогин не принимает участия в качестве главного героя. В самом конце романа рассказчику еще предстоит «рассказать одну очень мрачную историю».
Читатель давно ничего не слышал о Николае. Были случаи: в одной части города был поджог, в ту же ночь были убиты Марья (жена Ставрогина) и ее брат. На следующее утро Ставрогин встречается с Лизаевнетой и заявляет, что хотя он и не убивал Марью и ее брата, но знал, что их собираются убить, и не остановил убийц. Позже он пишет Дарье Павловне, протеже своей матери, и предлагает ей бежать с ним в Швейцарию. Тем не менее он говорит, что страна — очень унылое и мрачное место, и ей лучше с ним не ехать.
Когда Дарья и мать Ставрогина, прочитав его письмо, решают согласиться поехать со Ставрогиным в Швейцарию, до них доходит известие, что Николай неожиданно приехал в Скворешники. Они направляются к этому дому, но Ставрогина нигде нет. Наконец, в сопровождении нескольких слуг, две женщины поднимаются на чердак. Там наверху они находят Ставрогина мертвым, висящим за дверью, с письменным признанием в самоубийстве.
Причина самоубийства Ставрогина и нравы Бесы
Самоубийство играет важную роль в книге: помимо трех самоубийств, которые действительно имеют место, этот вопрос рассматривается во многих диалогах.
Тогда возникает вопрос, почему люди совершают самоубийство. По мнению одного из персонажей (Кирилова), проблема не в том, почему люди убивают себя; скорее он пытается понять, почему люди не убивают себя. По его мнению, страх боли и вера в существование потустороннего мира являются единственными причинами, которые мешают людям свести счеты с жизнью и, таким образом, быть по-настоящему свободными. Истинная свобода подразумевает, что человек не должен предпочитать жизнь смерти. Благодаря этому отстранению от стремления к выживанию человек становится полным собственником самого себя, потому что он побеждает предельный ужас и превосходит окончательные страдания.
В противоположность кириловскому пониманию самоубийства как философской и даже богословской цели (не требующей основания) мы находим в рассуждениях Петра Степановича иной взгляд: для него самоубийство имеет смысл только как средство для другой цели. По сюжету он опирается на обещанное Кириловым самоубийство как на способ скрыть убийство и разжечь революцию.
Но почему главный герой Ставогрин кончает жизнь самоубийством? Разделяет ли он мнение Кирилова? Готов ли он показать миру, что ничего не боится; что никто не стоит выше самого себя? Или он идет по пути Петра и видит в его самоубийственном поступке единственный путь к достижению цели для другого дела?
Как уже было сказано, двусмысленность всегда присутствует, когда мы рассматриваем решения и действия Ставогрина. Дважды читатель имеет возможность проникнуть в душу Николая: через его письмо к Дарье в конце романа и, что еще важнее, через его исповедь Тихону с последующим диалогом.
После того, как Тихон заканчивает читать печатные листы, он делает очень интересные замечания о намерении Ставрогина опубликовать свою исповедь. Хотя обнародование этих злых действий может показать склонность искать прощения, монах обнаруживает, что Ставрогин боится раскаяния и что он описал свои преступления таким образом, чтобы вызвать больше отторжения, чем прощения. Цель Ставрогина, видимо, состоит в том, чтобы вызвать ненависть у тех, кто будет читать его исповедь, как будто он не выносит сострадания и прощения.
Тихон пытается вызвать у Ставрогина истинное раскаяние, требующее способности принимать чужое сострадание или, если таковое имело место, их презрение. Тем не менее монах видит, что Николаю не хватает силы духа, необходимой для достижения истинного покаяния. Трепетная надежда загорается, когда Ставрогин настаивает на том, что он стремится простить себя через страдание. Тихон реагирует на это явно искреннее заявление тем, что считает, что если такая цель действительно существовала у Ставрогина, то в нем есть какая-то вера. Монах даже спрашивает его: «Почему же ты сказал, что не веришь в Бога?» Но свет скоро гаснет, потому что Ставрогин сначала молчит, а через мгновение криво улыбается и принимает тон иронии, смешанный с гневом и страхом. Этими чувствами он заканчивает свой диалог с Тихоном.
Таким образом, мы подходим к основному вопросу, который на самом деле является комбинацией различных вопросов. Казалось бы, способность признавать сострадание и прощение других людей тесно связана с возможностью прощать себя.
В то же время такие диспозиции требуют подразумеваемой способности выдерживать критику и смех. Таким образом, прощение – это путь, вымощенный смирением и обращенный к Богу. Только через боль, страдание и склонность к унижению человек может соединиться с Богом.
Самоубийство (или, по крайней мере, некоторые случаи самоубийства) связаны с состоянием ума, при котором все эти склонности — смирение, принятие внутреннего и внешнего сострадания и прощения, вера в Бога — отсутствуют или сильно снижены. Вместо этого иногда (как в случае, который мы комментируем) есть тяжкий прошлый грех и непреодолимое чувство вины или, скорее, стыда. Кирилов хорошо выражает часть этой мысли, хотя и с противоположной точки зрения: «Я не могу понять, как мог атеист знать, что Бога нет, и не убить себя на месте».
В случае Николая Ставрогина самоубийство — единственный возможный конец, раз он закрыл дверь на путь смирения и прощения. Для него, как когда-то для Иуды, единственный выход — убить себя и избежать чужого насмешки за свои злодеяния.
В последней фразе романа особое внимание уделяется обстоятельству самоубийства Ставрогина: «На следствии наши врачи совершенно и решительно отвергли всякую мысль о безумии». На протяжении всей книги вопрос о том, сошел ли Ставрогин с ума, витает, как одна из многих загадок, окружающих его личность. И все же его самоубийство надо рассматривать как совершенно сознательный поступок, о котором Тихон догадывался во время диалога с ним: «Никогда ты, бедная, потерянная юность, не была так близка к другому и еще большему преступлению… [День, день] час, может быть, великий шаг, ты бросишься на новое преступление, как на выход». В ответе Ставрогина на эти слова, в его гневной и испуганной фразе: «Ты проклятый психолог!» мы можем найти уверенность в том, что интуиция Тихона была точным восприятием решения Николая пойти на самоубийственный конец.
Часто, когда кто-то совершает самоубийство, люди спрашивают: «У него была депрессия?» Или они даже имеют тенденцию прямо подтверждать или признавать существование этого изнурительного обстоятельства.
Случай с Николаем Ставрогиным, как и множество самоубийств в реальной жизни, доказывает, что депрессия иногда не критична (и, конечно, всегда остается вопрос: «Почему у этого человека депрессия?», когда это происходит). В его истории есть мощная мораль: он лишает себя жизни, потому что не может вынести своего позора. Искренность, раскаяние, исповедь (все, что он отказался сделать у Тикона) лежат в основе предотвращения и исцеления этого ужасного поступка.
Сантьяго Легарре — профессор права Папского католического университета Аргентины и приглашенный профессор юридического факультета Нотр-Дам. Хуан Хосе Салинас — доктор философии Университета Наварры.
Депрессия Достоевский Ирландский Ровер Ирландский Ровер Нотр-Дам Хуан Салинас Нотр-Дам Сантьяго Легарр Самоубийство Одержимые Анти-Христос Демоны
%PDF-1.7
%
1 0 объект
>
эндообъект
6 0 объект
>
эндообъект
2 0 объект
>
ручей
2018-11-15T19:26:36-08:002018-11-15T19:26:36-08:002018-11-15T19:26:36-08:00Заявитель AppendPDF Pro 5.
5uuid:731d8ede-aa18-11b2-0a00- 782dad000000uuid:731d99be-aa18-11b2-0a00-30cbe98dff7fapplication/pdf
196 646,991 540,0 665,009]
/Подтип /Ссылка
/Тип /Аннот
>>
эндообъект
29 0 объект
>
/Граница [0 0 0]
/Rect [81,0 624,297 123,96 636,309]
/Подтип /Ссылка
/Тип /Аннот
>>
эндообъект
30 0 объект
>
/Граница [0 0 0]
/Rect [81,0 609,891 155,7 621,903]
/Подтип /Ссылка
/Тип /Аннот
>>
эндообъект
31 0 объект
>
/Граница [0 0 0]
/Rect [510,324 617,094 549,0 629,106]
/Подтип /Ссылка
/Тип /Аннот
>>
эндообъект
32 0 объект
>
/Граница [0 0 0]
/Rect [243,264 230,364 436,572 242,376]
/Подтип /Ссылка
/Тип /Аннот
>>
эндообъект
33 0 объект
>
/Граница [0 0 0]
/Прямо [145,74 211,794 341,112 223,806]
/Подтип /Ссылка
/Тип /Аннот
>>
эндообъект
34 0 объект
>
/Граница [0 0 0]
/Rect [81,0 144,1455 198,63 153,1455]
/Подтип /Ссылка
/Тип /Аннот
>>
эндообъект
35 0 объект
>
/Граница [0 0 0]
/прямо [480,438 61,3275 505,53 70,3365]
/Подтип /Ссылка
/Тип /Аннот
>>
эндообъект
36 0 объект
>
/Граница [0 0 0]
/прямо [81,0 50,5275 180,072 59,5365]
/Подтип /Ссылка
/Тип /Аннот
>>
эндообъект
37 0 объект
>
ручей
xZۮ|W3=w`a@:O
5=$vXhW#rR]]Ӥs6~ϿpJ29Go& _~eW?#g6M& |d&[Dp#JʔaO{yOM/0eg52WҔ.