Жетон Россия царизм империя эмаль погоны форма Поручик Штабс Капитан (а.ВЛ64) — покупайте на Auction.ru по выгодной цене. Лот из
✖
с вашего последнего визита выставлено 89123 новых лотов
Корзина пуста
Россия до 1917 г.
Подписаться- Auction
- Коллекционирование
- Медали, жетоны, знаки, значки
- Платежные жетоны
- Россия до 1917 г.
7
Количество: 1
Задать вопрос продавцуСделать предложение
- 20 ч. до конца ( 14 Ноя Пн, 23:28:02)
- Местоположение лота: — Другие страны -, Саяногорск
- Стоимость доставки оплачивает: Покупатель
О продавце
skorrpionn
3568
Все лоты
Обо мне
7
Отзывы о продавце (100% положительных)
-
kcc04(95) 20. 09.2022 23:13
Сделка прошла успешно. Рекомендую!
-
client_9ab0aa46a6(167) 30.08.2022 03:58
Сделка прошла успешно. Рекомендую!
-
Serega37526707(87) 18.07.2022 07:57
Сделка прошла успешно. Рекомендую!
-
souznic(135) 12. 07.2022 13:44
Сделка прошла успешно. Рекомендую!
client_10c239f8b0(97) 06.07.2022 21:46
Сделка прошла успешно. Рекомендую! Спасибо за подарок!
-
DenGum(412) 14.05.2022 19:15
Сделка прошла успешно. Рекомендую!
-
DenGum(412) 14.
05.2022 19:14Сделка прошла успешно. Рекомендую!
-
Роман Б.(4) 27.04.2022 19:56
Сделка прошла успешно, отправлено оперативно, упаковка надёжная, никаких претензий, продавца рекомендую!
-
Sasha-tmb(778) 28.04.2022 16:01
Сделка прошла успешно. Рекомендую!
-
slivkca(316) 19. 04.2022 14:58
Сделка прошла успешно. Своевременная отправка лота. Хорошая упаковка. Лот полностью соответствует описанию (фотографии). Рекомендую!
ID лота 209412322897725 | Сообщить о нарушении в лоте
- Описание
- Оплата и доставка
Цена за фото.
Лот также выставлен на других торговых площадках ,перед оплатой
уточните наличие.
Удачных торгов !
Тип сделки:
Предоплата
Способы оплаты:
По договоренности
Доставка:
Другие способы/по договоренности
просмотры : 10
Читать онлайн «Золотые погоны империи», Валерий Геннадьевич Климов – ЛитРес
. …. Душа – Богу, сердце – женщине,
долг – Отечеству, честь – никому…..
«Кодекс чести русского офицера»
в Русской императорской армии
Пролог
В жизни каждого человека, порой, случаются судьбоносные встречи, которые коренным образом меняют всю его последующую жизнь.
Такая встреча, в своё время, произошла и у меня. Она состоялась в один из самых холодных дней января уже весьма далёкого от нас одна тысяча девятьсот шестнадцатого года.
Человеком, чьей «железной» волей решилась, в тот давний день, вся моя дальнейшая судьба был старинный друг моего отца – генерал-майор Батюшин Николай Степанович – один из самых влиятельных руководителей военной контрразведки Русской императорской армии, уже около полутора лет, к тому моменту, ведущей кровопролитные бои на огромном, растянутом от Чёрного до Балтийского моря, театре боевых действий со своими извечными врагами – Германией и её союзниками.
Ожидая, тогда, аудиенции у него в приёмной, я мысленно перебрал все возможные и невозможные причины своего внезапного отзыва в Петроград из действующей армии, но ни одна из них не показалась мне достаточно убедительной.
Ничего не дал мне и беглый визуальный осмотр служебного помещения, в котором я, тогда, вынужденно находился: недавно прошедшие рождественские праздники, видимо, не сильно коснулись строгой атмосферы этой приёмной, а холодный стеклянный взгляд сидящего за столом генеральского адъютанта «на корню рубил» любую попытку, с моей стороны, завести с ним непринуждённый разговор.
Наконец, дверь в кабинет Батюшина открылась, и из него вышел какой-то офицер с чёрной папкой. Он быстрым шагом прошёл приёмную и, даже не взглянув на меня, вышел в коридор.
– Штабс-капитан Правосудов Николай Васильевич! Прошу Вас пожаловать в кабинет генерал-майора! – чеканя каждое своё слово при персональном обращении ко мне, громко произнёс преисполненный важности генеральский адъютант.
– Благодарю, – сухо ответил ему я и решительно прошёл в кабинет Батюшина.
Николай Степанович сидел за большим письменным столом и что-то очень быстро писал.
Коротким взмахом левой руки он прервал мой формальный доклад о своём прибытии и одновременно указал на открытую мной дверь.
Я тут же замолчал и, плотно закрыв за собой дверь, остался стоять вдали от него. К счастью, ждать долго не пришлось.
Закончив писать, Батюшин резко поднялся и быстро вышел из-за своего стола.
– Ну, здравствуй, тёзка! – устало улыбнувшись, негромко обратился ко мне Николай Степанович. – Подходи, не бойся!
– Здравствуйте, Николай Степанович! – сделав несколько коротких шагов навстречу и стараясь избежать излишней фамильярности в отношениях с человеком, знавшим меня с детства, вежливо поздоровался я.
– Ну, ну… Николай… Коля… расслабься, – по-отечески приобнял меня за плечи Батюшин. – Присаживайся, вот, сюда – на диван, так как разговор у нас с тобой будет весьма долгим и не простым.
Я, невольно заинтригованный таким неожиданным и многообещающим началом, молча присел на краешек кожаного дивана у окна.
Батюшин сел рядом и, немного помассировав пальцами свои виски (видимо, у него сильно болела голова), начал разговор с общих вопросов.
– Скажи-ка мне, Коля, сколько тебе сейчас полных лет?
– Двадцать пять исполнилось в декабре.
– А чин штабс-капитана когда был присвоен?
– Через неделю после моего двадцатипятилетия.
– А какое военное училище ты оканчивал? Ах, да… не отвечай. Сейчас сам вспомню… Константиновское?
– Так точно, Николай Степанович – Константиновское!
– Женат?
– Никак нет – холост!
– А, что, так, Коля? Ты, вон, какой красавец вымахал… орёл, да, и только!
– Да, как-то, не встретил ещё свою единственную, а тут, ещё, война… Не до этого сейчас.
– И, то верно, – задумчиво согласился со мной Батюшин.
Я заметил, что во время всего разговора он неотрывно думал о чём-то своём и лишь слегка прислушивался к моим ответам, чтобы не потерять нить нашей беседы.
– Давно своих не видел? – вновь вернулся он к своим вопросам.
– Благодаря Вашему отзыву с фронта, сегодняшнюю ночь я провёл дома. Так что, успел повидать их всех.
– Как они себя чувствуют? Как отец? Я с ним уже, поди, два года не виделся.
– Благодарю, Николай Степанович, все чувствуют себя хорошо. Отец, читая газеты, без конца вспоминает свою военную молодость и, стряхивая пыль с золотых погон висящего на вешалке полковничьего мундира, ругает свою, плохо слушающуюся после ранения, ногу. Матушка хандрит понемногу. А сестра уже год, как преподаёт в женской гимназии. Вот, только, в личной жизни у неё ничего, пока, не складывается… а, ведь, ей уже двадцать три…
– Ну, ничего. Двадцать три – не сорок три. Найдёт она ещё своего суженого. А скажи мне, Николай: как у тебя обстоит дело с французским языком?
– Владею свободно.
– Отлично, Николай… отлично… А как – с немецким?
– С немецким – похуже, но пленного, если потребуется, допросить смогу.
– Ну, и славненько… Ну, и ладненько, – похвалил меня Батюшин, продолжая думать о чём-то своём.
– Николай Степанович! – не выдержал я. – Вы же вызвали меня не для расспросов о моей жизни.
– Да, Николай, не то время сейчас, чтобы разговорами про личную жизнь заниматься. Не буду скрывать. Вызвал я тебя по очень серьёзному делу. Я сейчас немного пооткровенничаю, а, ты, послушай меня внимательно. Это тебе пригодится в будущем.
– Я – весь внимания, – произнёс я, слегка напрягшись.
– Ну, тогда, слушай. В настоящее время на Французско-Германском фронте сложилась очень тяжёлая ситуация для наших союзников. Их людские ресурсы для пополнения собственных воинских контингентов оказались на исходе. Вот, такой парадокс… оружие есть, а солдат – не хватает! Поэтому Франция прошедшей осенью одна тысяча девятьсот пятнадцатого года направила в нашу столицу своего представителя Поля Думера с поручением получить согласие русского правительства на отправку к ним во Францию трёхсот тысяч русских солдат.
– Не предлагая ничего взамен?
– Предлагая… в обмен на вооружение, в котором очень нуждается наша Русская армия. Думеру, в конечном счёте, удаётся добиться частичного согласия на это нашего Государя. И, вот, в результате, прямо сейчас, быстрыми темпами, идёт формирование Первой Особой пехотной бригады – костяка будущего Русского Экспедиционного Корпуса за рубежом. Отбор – как в гвардию: от солдат-кандидатов требуется уметь читать, писать и быть физически крепкими. При этом, все они обязательно должны быть православными.
– Да, уж, действительно, серьёзный отбор!
– Это – ещё не всё. при зачислении в неё нижних чинов, от рядового до фельдфебеля, учитываются и чисто внешние данные: первый полк должен состоять из шатенов с серыми глазами, а второй полк – из блондинов с голубыми глазами. Руководство, словом, горит желанием поразить французов внешним видом наших солдат. Но, при этом, никто не позаботился об обеспечении бригады инженерными и артиллерийскими частями. Зато снабдили её собственным духовым оркестром. Большая часть нижних чинов, отобранных в данное соединение, никогда не держала винтовку в руках; их взяли прямо из резерва без какого-либо первоначального обучения. В общем, всё типично по-русски – вся надежда, как всегда, только, на русское «авось»!
– Виноват, Николай Степанович! А какое отношение ко всему этому имею я? – не удержался я от мучившего меня вопроса.
– Да, самое прямое, Коля… Дело в том, что мне нужен в данной бригаде свой человек – человек, которому я бы полностью доверял.
– Николай Степанович! Вы, что… предлагаете мне стать соглядатаем? – я, аж, вскочил от возмущения, забыв про субординацию.
– Успокойся, Коля! Успокойся и сядь! Никто тебя не вербует в соглядатаи и не заставляет доносить на своих товарищей.
– Тогда, как понимать Ваше предложение? – спросил я у него с плохо скрытым раздражением, игнорируя его предложение присесть.
– Штабс-капитан Правосудов! Извольте сесть, когда Вам приказывает старший по чину! – неожиданно резко скомандовал Батюшин и, дождавшись исполнения мной его приказа, продолжил, как ни в чём не бывало. – Мне от надёжных источников поступила информация о том, что в Первую Особую пехотную бригаду зачислен один из лучших немецких агентов, до сей поры глубоко законспирированный. При этом, не исключается, что в бригаде будет работать на врага не только он… Главная цель немецкой агентуры – дискредитация Русского Экспедиционного Корпуса в глазах Франции и её союзников, а, при возможности – и обеспечение максимального количества потерь среди наших солдат и офицеров на боевых позициях. К сожалению, более подробными сведениями об этом агенте мы не обладаем.
– Почему же Вы не направляете в бригаду кого-либо из своих контрразведчиков?
– К моему большому сожалению, Верховный Главнокомандующий не принял всерьёз мою информацию о нём и не разрешил мне направить в бригаду кого-либо из своих контрразведчиков, да, и мало их у меня, честно говоря; на нашем-то фронте дел для них – непочатый край. Вот, тогда, я и вспомнил про тебя, Николай. Вспомнил, как ты, ещё в юности, до военного училища, грамотно «раскрутил дело» о краже драгоценностей у ваших соседей! А доблестная полиция, с помощью твоего «расклада», поймала опытного вора – «лжежениха» соседской горничной; тогда, ещё, их лучший сыщик в сверх восторженных тонах отметил твой природный сыскной талант.
– А, потом, за этот талант, отец, в наказание, чтобы я не лез не в своё дело, на две недели лишил меня прогулок, – невольно рассмеялся я.
– Пойми меня правильно, Коля. Я просто хочу быть спокоен за бригаду. Ты можешь служить, там, в обычном порядке, но, если вдруг… Повторяю – если вдруг у тебя возникнут подозрения, что в бригаде гнездится измена, раскрывать её придется тебе, и просто потому, что больше будет некому. Да, и надеяться, там, тебе придётся только на самого себя. О твоих особых полномочиях, на этот счёт, будет знать только командир Первой Особой пехотной бригады генерал-майор Лохвицкий Николай Александрович.
– Я должен буду служить в штабе бригады?
– По возможности, ты будешь переведён из строевой части в штаб бригады, но это произойдёт не сразу. Да, обращаю твоё внимание на крайнюю опасность твоего будущего противника. Он ходит в любимчиках у «Вальтера» – нынешнего руководителя германских спецслужб, и о нём хорошо наслышан шеф австро-венгерской спецслужбы Макс Ронге.
– У меня будет какая-нибудь связь с Вами?
– Для связи со мной, правда, весьма, затруднительной и долгой по времени, можешь использовать лишь один канал. В конце нашей беседы я отдам тебе записку с адресом нашего «связного» в Париже. По прочтении и запоминании, данную записку уничтожишь. Подчёркиваю, Николай, от тебя не требуется никаких доносов. Ты – хозяин последнего рубежа по защите своих будущих сослуживцев от шпионажа и предательства. Ну, что… по рукам?
– Николай Степанович! Я же – боевой артиллерийский офицер! Какой из меня контрразведчик? – с сомнением в голосе спросил я у Батюшина.
– Отличный из тебя выйдет контрразведчик, тёзка, – убеждённо произнёс Николай Степанович. – Я, ведь, тоже им не родился. Между прочим, окончив в шестнадцать лет реальное училище в Астрахани, я даже представить себе не мог своё нынешнее положение… что когда-нибудь стану генерал-майором и руководителем контрразведки одного из фронтов Русской армии… Так что, Николай, прочь сомнения! Через три дня прибудешь в бригаду на пункт её формирования и предъявишь подписанное мной лично направление старшему адъютанту штаба бригады капитану Регину Михаилу Петровичу. Дальше всё пойдёт своим чередом.
Батюшин на несколько секунд прервал свой монолог и аккуратно достал из кармана какой-то маленький листок бумаги.
– А это – обещанная мной записка с адресом нашего проверенного «связного» в Париже, – передал он мне вынутый им листочек. – На него можешь положиться как на самого себя. С остальными будь осторожен! А о своей особой миссии не заикайся, пока что, ни с кем. Всегда помни, что в «тайной войне» тебе, в любой момент, могут выстрелить в спину. Есть вопросы?
– Никак нет, Николай Степанович! – я вскочил и выпрямился в струнку, понимая, что разговор подошёл к концу.
– Ну, и славненько! – повторил Батюшин свою любимую фразу. – Удачи тебе, штабс-капитан! И не забудь передать от меня поклон твоим родителям!
– Благодарю, обязательно передам. Разрешите идти, Николай Степанович? – спросил я у генерала, отдавая ему честь и помещая, в то же время, другой рукой записку с адресом «связного» к себе в карман.
– Идите, штабс-капитан, идите… и… Да, хранит Вас Бог! – Батюшин медленно встал с дивана и, как и в начале нашего разговора, по-отечески приобняв за плечи, проводил меня до дверей кабинета.
Выйдя в приёмную, я не сразу заметил протянутую мне руку генеральского адъютанта, в которой находилось моё направление в 1-ю Особую пехотную бригаду Русского Экспедиционного Корпуса.
Увидев же, машинально взял его в руки и в глубоком раздумье молча покинул аскетически обставленное помещение генеральской приёмной, не попрощавшись со строгим адъютантом Батюшина.
Несмотря на хаос, творившийся у меня в голове, я отчётливо понимал, что с этой самой минуты я перешёл некий исторический «рубикон» в своей судьбе.
Никакого страха, при этом, конечно, не было. Вероятность погибнуть на полях сражений во Франции была абсолютно равна вероятности погибнуть на здешнем Российско-Германском фронте, но, тем не менее, сам не знаю почему, в моё сердце, «тихой сапой», тут же закралась какая-то непонятная тревога, мучившая меня, практически, до самого отъезда…
Часть 1. Легион чести
Глава 1. Особая бригада
Двадцать пятого января одна тысяча девятьсот шестнадцатого года наша сформированная в Москве 1-я Особая пехотная бригада была, там же, посажена в несколько воинских эшелонов и отправлена по Сибирской железной дороге в город Дайрен (Дальний) на Дальнем Востоке, чтобы, оттуда, пароходами, преодолев девятнадцать тысяч морских миль, прибыть на юго-восточное побережье Франции.
Такой длинный маршрут был выбран из-за активных боевых действий и плохих навигационных условий на Балтийском и Белом морях. По крайней мере, так нам, перед нашей отправкой, объяснили данный выбор представители Генерального штаба.
В результате данного решения Генштаба мы почти целый месяц утомительно тряслись в воинских эшелонах, пересекая «черепашьим ходом» с запада на восток всю нашу необъятную Россию.
И единственным сколь-нибудь запоминающимся событием в этой железнодорожной эпопее стала безрассудная покупка двумя нашими молодыми поручиками Моремановым и Орнаутовым на одной из малых сибирских станций небольшого медвежонка, которого они, не долго думая, там же нарекли «Мишкой».
Далее последовало ещё более утомительное пятидесятишестидневное плавание на пароходах с нашего Дальнего Востока до французского Марселя через Жёлтое и Южно-Китайское моря, Индийский океан, Суэцкий канал и Средиземное море, которое, как уже думалось многим из нас, больше никогда не окончится, и мы будем вечно бороздить эти бескрайние морские просторы. Но всё плохое, как впрочем, и хорошее, как известно, рано или поздно кончается. Закончились и наши мучения…
Марсель показался на горизонте ранним утром двадцатого апреля одна тысяча девятьсот шестнадцатого года, именно тогда, когда, казалось, он уже не появится никогда.
Вот, она – Франция – страна великих королей и бесстрашных мушкетёров, галантных кавалеров и прекрасных дам, страна, подарившая миру Робеспьера и Наполеона, Эйфелеву башню и собор Парижской Богоматери, страна, на части территории которой, ныне, снова гремят пушки и льётся кровь военнослужащих армий Антанты и кайзеровской Германии, и где, теперь, возможно, многим из нас – солдат и офицеров нашего Русского Экспедиционного Корпуса – будет суждено остаться навсегда…
Всё, что я знал, до сих пор, о Марселе, так это то, что он – самый старый город во Франции, основанный греками ещё за шестьсот лет до нашей эры и называвшийся, в своё время – «Массалия» – то есть, «Врата Востока».
На протяжении многих веков в нём находили пристанище выходцы из самых разных стран, и, при этом, каждое новое поколение иммигрантов привносило свой колорит в архитектурную палитру этого многонационального города-порта и его уникальную культуру, вследствие чего возник очень своеобразный марсельский говор, в котором смешались самые различные слова и выражения итальянского, корсиканского, арабского, греческого, провансальского и креольского происхождения.
Рейд Марселя, как я и читал раньше в книгах, был надёжно ограждён четырьмя небольшими островами, самым малым из которых оказался знаменитый остров Иф, в чьей крепости, согласно известному роману Александра Дюма, длительное время томился будущий «граф Монте-Кристо», совершивший, впоследствии, один из самых дерзких побегов «литературных героев» всех времён и народов.
Пока я рассматривал этот остров и предавался историческим размышлениям, наш пароход мягко пришвартовался у портового причала. Несмотря на утреннее время, на причале толпилось, на удивление, много людей, которые кричали нам восторженные приветствия и подбрасывали высоко вверх свои головные уборы.
– Похоже, нам, действительно, рады, – слегка улыбнувшись, констатировал сей факт всегда сдержанный на эмоции штабс-капитан Разумовский – человек с большим жизненным и военным опытом, с которым я установил наиболее хорошие отношения за время нашего длительного путешествия.
Потомственный военный, он был настоящим образцом русского офицерства. Казалось, что, кроме службы Отечеству, его больше ничего не тревожит и не волнует в этом мире. Поэтому, я даже слегка удивился, когда узнал, что у него есть жена и двое маленьких детишек, которые проживали вместе с его старыми родителями в Киеве, откуда он сам был родом, и где восемь лет назад он окончил Киевское военное училище.
– Похоже, что так, – согласился я с ним. – Послушай, Мишель (Вообще-то, Разумовского звали Михаилом, но мы с ним, ещё в самом начале плавания, перешли на «ты» и на произношение наших имён на французский манер, как, впрочем, сделали это и многие другие из кадровых офицеров бригады, сдружившихся в период нашей долгой передислокации)! Нам, по моему, пора готовиться к высадке. Я не думаю, что с этим, здесь, будут затягивать.
– Ты прав, Николя! Пошли готовиться, – сказал Разумовский и, широко вдохнув морской воздух, вместе со мной спустился в нашу каюту.
Встреча в Марселе нашей Особой бригады, действительно, оказалась невероятно тёплой. В местный порт прибыли многочисленные представители французского военного ведомства, местные городские власти, сотрудники российского посольства и имевший чин генерала военный атташе России во Франции граф Игнатьев.
В связи с этим, по личному приказу Лохвицкого колонна наших войск, прямо из порта, двинулась церемониальным маршем через весь Марсель.
Это было, поистине, незабываемое зрелище: со стороны порта на широкую улицу Ла Канабьер, как из рукава фокусника, вытягивалась бесконечная многоцветная лента, при ближайшем рассмотрении оказывавшаяся идущей стройными рядами русской пехотой.
Впереди каждого из двух наших полков два рослых солдата несли один грандиозный букет цветов. Такие же букеты, только поменьше, несли также перед каждым батальоном и даже перед каждой ротой. Ко всему прочему, на груди каждого русского офицера красовался ещё и небольшой букетик гвоздик.
На протяжении нашего пути все городские тротуары Марселя были до предела заполнены огромным количеством ликующих французов, а балконы и окна его каменных домов – украшены тысячами гирлянд из разноцветных флажков союзных Франции стран, причём большая их часть несомненно состояла именно из русских и французских флажков.
Было такое впечатление, что, если бы не натянутые вдоль тротуаров оградительные канаты, переполненные восторгом люди непременно рванулись бы обнимать русских солдат.
Всё продвижение нашей колонны сопровождалось непрекращающимися восторженными криками экспансивных южан. А их прекрасные смугловатые брюнетки, не зная, как лучше выразить свои чувства к светловолосым богатырям, прибывшим из далёкой заснеженной России ради спасения их любимой Франции, посылали нам свои бесчисленные воздушные поцелуи и бросали в наши руки целые гроздья весенних цветов.
Большой восторг у встречающей нас публики вызвало также исполнение марширующими русскими шеренгами нашей любимой строевой песни, сложенной на слова пушкинской «Песни о вещем Олеге», два куплета и припев из которой были заранее, ещё в России, переведены и заучены на французском языке.
Сначала «завели песню» запевалы возглавлявшей шествие роты:
Как ныне сбирается вещий Олег
Отмстить неразумным хазарам.
Их сёла и нивы за буйный набег
Обрёк он мечам и пожарам.
Потом мощно прогремел подхваченный всеми, без исключения, шеренгами задорный припев:
Так, громче, музыка, играй победу!
Мы победили, и враг бежит, бежит, бежит…
Так, за Царя, за Русь, за нашу Веру,
Мы грянем громкое: «Ура! Ура! Ура!»
Особенно пронзительно, при этом, звенели строки про грядущее:
Скажи мне, кудесник, любимец богов,
Что сбудется в жизни со мною?
И скоро ль на радость соседей-врагов
Могильной засыплюсь землёю?
Но дальше опять следовал жизнеутверждающий припев:
Так, громче, музыка, играй победу!
Мы победили, и враг бежит, бежит, бежит…
Так, за Царя, за Русь, за нашу Веру,
Мы грянем громкое: «Ура! Ура! Ура!»
И на лицах марширующих солдат и офицеров вновь появлялись торжествующие улыбки, которые моментально, как в зеркале, отражались на лицах радостных марсельцев.
Огромный фурор среди французов произвёл, конечно, и сопровождавший одну из рот нашего батальона сибирский медвежонок «Мишка», передвигавшийся под контролем его добровольных поводырей рядовых Васьки Пыркова и Сёмки Сорокина. Он вызвал у них невероятный восторг и, естественно, в одночасье, стал неким персональным символом нашего Русского Экспедиционного Корпуса.
Впрочем, при проведении этого незапланированного парада русских войск чуть было не произошёл и небольшой конфуз: из-за несогласованности действий портовиков при нашей высадке с транспортных судов часть офицеров невольно отстала от своих подразделений, и те направились в город в составе общей колонны без командиров впереди своего строя.
Казалось, что в такой ситуации небольшой неловкости – никак не избежать…
Однако, помогла простая русская смекалка: одним и тем же младшим офицерам было оперативно поручено возглавлять, по очереди, помимо своих, ещё и эти «чужие» им роты до подхода их настоящих командиров.
Больше всех, при этом, «повезло» прапорщику Рохлинскому, который, по очереди, возглавлял, таким образом, аж, целых три «чужие» ему роты.
Для этого ему пришлось периодически оббегать с тыльной стороны дома, стоящие вдоль тротуара, чтобы вовремя стать во главе очередной оставшейся без офицера роты, проходящей маршем мимо восторженной толпы.
В результате, когда он проходил впереди солдатской шеренги, мимо одной и той же группы зевак, в третий раз, то ясно услышал сказанную одним из них, по-французски, замечательную фразу в его адрес: «Как же все русские офицеры похожи друг на друга!»…
Наш долгий церемониальный марш закончился лишь во временном лагере вблизи Марселя, отведённом нам властями этого города на краткосрочный постой.
По прибытии туда все нижние чины наших пехотных полков были немедленно оставлены, там, на попечение подпрапорщиков и фельдфебелей, а офицерский корпус почти тут же, в полном составе, направился обратно в город отметить своё прибытие на французскую землю.
Как, впоследствии, выяснилось: мы напрасно понадеялись на наших младших помощников в своих подразделениях. Один чересчур старательный подпрапорщик решил установить «собственную» очередь подхода всех рот к одному котлу, вопреки французскому плану раздачи ужина одновременно из нескольких котлов, в результате чего образовалась огромная очередь голодных солдат. И только приезд графа Игнатьева помог исправить ситуацию: к полуночи все нижние чины были, наконец, накормлены и отправлены спать.
Когда я, по возвращении в лагерь, узнал об этом, то мне стало невероятно стыдно за себя и других офицеров, праздновавших в Марселе во время вынужденной «голодовки» наших солдат. Я сразу же вспомнил ночной кутёж нашей большой офицерской компании в одном из кабаков «старого квартала» города. Шум от нашего веселья был такой, что все жители этого городского района повыскакивали на улицу.
Шампанское и деньги лились рекой, и всё это сопровождалось пьяными выкриками, типа: «Французы должны знать, как умеют гулять русские офицеры!»…
Меня немного утешало лишь то, что лично я тоже, так толком, и не перекусил в этот прошедший сверх суматошный день, так как, по прибытии из лагеря в город, я сначала потратил весь остаток светового дня на осмотр достопримечательностей Марселя и лишь только потом присоединился к своим празднующим товарищам.
Кстати, наибольшее впечатление, в моей одиночной экскурсии по этому древнему средиземноморскому городу, на меня произвели собор Нотр-Дам де ля Гард, находящийся на самом высоком городском холме (с которого открывалась захватывающая дух панорама Марсельского залива и всего города, расположенного многочисленными ярусами на прибрежных холмах, как бы отделяющих его от остальной территории страны), и самая оживлённая городская магистраль Ла Канабьер, которая, визуально, словно опускалась своей нижней частью в прибрежную гладь Средиземного моря, воплощая, тем самым, наяву древний миф о Марселе, как о «Вратах Востока». Остальные же местные достопримечательности, как, впрочем, и вечер в здешнем кабаке – меня, честно говоря, особо не изумили, хотя и впечатление, в целом, не испортили.
Жаль только, что это хорошее, в принципе, настроение от удачно прошедшего дня оказалось сильно «смазанным» инцидентом с задержкой питания наших нижних чинов…
Но, впрочем, все мои радостные и не очень переживания закончились довольно быстро. Уже на следующий день нас стали, эшелонами, отправлять в провинцию Шампань в специально подготовленный учебный лагерь «Мальи», расположенный недалеко от Парижа, и новые хлопоты, связанные с этим переездом, постепенно затмили собой воспоминания о первом дне нашего пребывания во Франции.
НАПЛЕЧНЫЕ РЕМНИ — АРМИЯ — Ira Green
ПЛЕЧНЫЕ РЕМНИ — ARMY — Ira GreenМагазин не будет работать корректно в случае, если куки отключены.
Похоже, в вашем браузере отключен JavaScript. Для наилучшего взаимодействия с нашим сайтом обязательно включите Javascript в своем браузере.
Переключить навигацию
Поиск
- сравнить продукты
Меню
Счет
Сортировать по Должность наименование товара Цена Производитель Вложение Занятие Навык Внутренний шов Установить нисходящее направление
Показывать
25 50 75 100
на страницу
Посмотреть как Сетка Список
Товары 1-25 из 347
Сортировать по Должность наименование товара Цена Производитель Вложение Занятие Навык Внутренний шов Установить нисходящее направление
Показывать
25 50 75 100
на страницу
Посмотреть как Сетка Список
Товары 1–25 из 347
В магазине
Варианты покупок
Цена
Выберите опцию . .. $50.00 — $590,99 $60.00 — $69.99 $70,00 — $79,99
Назначение
Размер
Выберите опцию … 55 см
Рукав
Ремешок/ручка
Формат
Пол
Выберите опцию … Мужчины
Посетите другие наши сайты:
© 2022 Ira Green, Inc. Все права защищены.
Армия США — погоны
Последнее обновление: пт, 03 июня 2022 г. | Плечевые ремни
Кнопки регулировки. Верхний край, слева направо: генералы и офицеры штаба, США и CS; второй ряд, инженеры, США и CS; третий ряд, общее обслуживание, США и CS; четвертый ряд, Артиллерийский корпус США, Корпус морской пехоты США; нижний ряд, ВМС США, ВМС CS. (Авторская коллекция)
Имея под ружьем два миллиона человек, армия США, которая в довоенные дни зависела от незначительного количества технических войск, теперь нуждалась практически в одной только армии специалистов. Полноправных генералов в армии военного времени было больше, чем инженеров всех рангов в довоенной армии. Для боевых действий были наняты специальные снайперы; люди, чьи раны в прошлом привели бы к увольнению, теперь охраняли важные посты в ветеранском резервном корпусе; и большое количество гражданских лиц оказались в форме членов телеграфного или госпитального корпуса.
Генералы и штабные офицеры
В общей сложности 583 человека достигли полного звания генерала в армии США во время Гражданской войны. Из них 47 либо погибли в бою, либо умерли от ран, полученных в бою.
Генералы должны были носить двубортные сюртуки длиной от двух третей до трех четвертей длины от бедра до сгиба колен, с темно-синими бархатными стоячими воротниками и отворотами. У генерал-майоров было девять передних пуговиц, расположенных по три в каждом из двух рядов, а у бригадных генералов было восемь пуговиц в каждом ряду, расположенных попарно. В парадных случаях на каждом плече носили золотые эполеты с двумя серебряными звездами для генерал-майора и одной для бригадного генерала. Для других обязанностей на каждом плече носили черную ленту с золотым шитьем и такими же звездами. Это пальто носили с белой рубашкой, черным галстуком и, как правило, с темно-синим жилетом с девятью пуговицами в один ряд и воротником-стойкой.
Генералы также должны были носить простые темно-синие брюки. Их черные фетровые шляпы были 6J дюймов. высотой с полями 3I дюймов. широкая, заколотая с правой стороны
Кнопки регулировки. Верхний край, слева направо: генералы и офицеры штаба, США и CS; второй ряд, инженеры, США и CS; третий ряд, общее обслуживание, США и CS; четвертый ряд, Артиллерийский корпус США, Корпус морской пехоты США; нижний ряд, ВМС США, ВМС CS. (Коллекция автора)
под вышитым золотым значком орла, с тремя черными страусиными перьями слева, цельнозолотым нагрудным шнуром и, как у всех штабных офицеров, серебряными вышитыми староанглийскими буквами «US» внутри золотой вышитой венок на шапке спереди. Если они предпочитали, генералы и штабные офицеры могли носить шапку во французском стиле для парадных мероприятий вместо шляпы. Фуражку во французском стиле можно было носить для выполнения утомительных работ. На талии у них был пояс из желтовато-коричневого шелка, завязывавшийся за левым бедром, под русской кожаной портупеей с тремя полосами золотого шитья.
Генеральское пальто было темно-синего цвета с четырьмя шелковыми «лягушками» спереди, закрывающими его, и плащом, который
Генерал-майор. Натаниэль П. Бэнкс в парадной форме генерал-майора. Его шляпа — chapeau-de-bras с диагональным ремешком из золотого шнурка, орлом и пуговицей с другой стороны. Его пояс темно-желтый, а его пояс украшен золотым шитьем на лице. Бэнкс, назначенный по политическим мотивам, оказался плохим полевым командиром. (Авторский сборник)
дошли до манжет. Ранг обозначался пятью шелковыми косами, образующими двойной узел на каждой манжете.
В полевых условиях, однако, многие генералы предпочитали носить тёмно-синюю версию гражданского пальто-мешка, однобортное или двубортное. Бригадный генерал Гораций Портер, один из офицеров стойла Гранта, вспоминал, как видел генерал-майора Уоррена во время кампании в дикой местности: «Он был верхом на красивой белой лошади, был опрятно одет и носил желтый [так в оригинале] пояс генерала. Он был одним из немногих офицеров, которые носили пояс в походе или уделяли много внимания своей одежде.
Штабные офицеры из отдела генерал-адъютанта, отдела генерального инспектора, квартирмейстерского отдела, отделов жизнеобеспечения и жалованья и офиса судьи-адвоката носили одинаковую базовую униформу, за исключением того, что обшлага и воротники были простыми темно-синими; у полевых штабных офицеров спереди было два ряда по семь пуговиц в каждом, а у ротных офицеров — один ряд из девяти пуговиц. Их погоны были отмечены знаками различия их корпусов и знаками звания. Знаки того же звания носились на темно-синих погонах. Полковнику давали серебряного орла; два серебряных дубовых листа (по одному с каждого конца) для подполковника; два золотых дубовых листа для мажора; два золотых слитка на каждом конце для капитана; золотой слиток на каждом конце для младшего лейтенанта; и простые границы вокруг темно-синего для старшего лейтенанта. На их брюках был |-in. золотой шнур по внешним швам; их парадные шляпы были украшены переплетенными черными и золотыми шнурами; их пояса были малиновыми; а количество галунных полос на голенищах их шинелей варьировалось в зависимости от звания: от пяти у полковника до одной у старшего лейтенанта и ни одной у подпоручика.
2500 армейских капелланов в основном были штабными офицерами. Из этого числа 11 были убиты в бою, а один — Милтон Хейни из 55-го пехотного полка Иллинойса — получил Почетную медаль, сражаясь на линии фронта за пределами Атланты 22 июля 1864 года. В 1862 году еврейские раввины также были допущены в ряды капелланов. Согласно приказу от 25 ноября 1861 г., капелланы должны были носить «простой черный сюртук со стоячим воротником и одним рядом из девяти черных пуговиц; простые черные брюки; черная фетровая шапка, или армейская фуражка, без орнамента. По случаю церемонии можно надеть простую шапку бюстгальтера». 25 августа 1864 г. униформу сменил 9-й полк.0003
дополнение «елочкой» из черного галуна вокруг пуговиц и петлиц, а также кокарда на генеральскую и штаб-офицерскую фуражку.
Однако многие капелланы носили униформу собственного дизайна. Так как они получали жалованье капитана кавалерии, многие носили капитанские погоны. Один из ветеранов 127-го Пенсильванского добровольческого пехотного полка вспоминал: «Капеллан Грегг, облаченный в новую форму с выступающими погонами, в уставной шляпе с золотым венком и золотым шнуром, с кушаком, поясом и шпорами, с мечом, свисающим из-под стороны, был замечен приближающимся к штабу, но был тогда для них чужим. Подполковник сказал: «Что это за дурак?»
Не являясь штатным сотрудником, на каждом посту находился военный кладовщик. Его функция заключалась в том, чтобы отвечать за магазины на этом посту. Ему был разрешен «гражданин сюртук синего сукна, с пуговицами ведомства, к которому они пришиты; круглая черная шляпа; панталоны и жилет однотонные, белые или темно-синие; галстук или запас, черный.
Медицинское отделение
Медицинское отделение возглавлял главный хирург, которого сопровождал помощник главного хирурга. В состав персонала входили генеральный медицинский инспектор и 16 медицинских инспекторов. В армии за четыре года войны насчитывалось 170 хирургов и ассистентов хирургов; 547 добровольцев-хирургов и ассистентов хирургов; 2109полковые хирурги, 3882 полковых ассистента хирурга; 85 действующих штатных хирургов; и 5 532 исполняющих обязанности ассистента хирурга.
Хирурги носили форму майора, помощники хирурга носили форму капитана. Их темно-синие брюки должны были иметь ¿-in. золотой шнур на каждой ноге, и они тоже носили «США» на передней части шляпы. Однако их пояса были из среднего или изумрудно-зеленого шелка; а на их эполетах были серебряные буквы «MS» на староанглийском языке в золотом венке.
В дополнение к нанятым хирургам, Армия, стремясь получить достаточное количество врачей для огромного числа завербованных ею мужчин, наняла несколько хирургов по контракту. Эти люди носили гражданскую одежду и работали, как правило, в крупных базовых больницах по контракту, который сохранял их гражданский статус. 9Золотая полоса шириной в дюйм, расположенная посередине зеленого шерстяного ремешка 3I дюймов. длинный на ij ins. широкий. Их брюки должны были иметь полоску из желтой ткани вместо золотого шнура на каждой ноге.
В каждом полку также был старший не-
бригадный генерал. А. А. Хамфрис в лагере для воздушных шаров во время кампании на полуострове, 9 июня 1862 года. До войны он был офицером Корпуса инженеров-топографов, во время этой кампании он был главным инженером-топографом Потомакской армии; позже он командовал дивизией и корпусом. Он носит униформу рядового, но имеет генеральскую портупею и легкую саблю генерала и штабного офицера. {Институт военной истории армии США)
Бригадный генерал Джордж Сайкс, сидящий вторым справа, носит стандартную форму для своего ранга. Сайкс командовал дивизией, в основном состоящей из войск регулярной армии, когда его сфотографировали здесь во время кампании на полуострове. Трое его помощников носят офицерскую форму роты: у того, что слева, полоски званий приколоты прямо к плечам, у того, что справа, нашивка на фуражке пехотного офицера и брюки рядового. Мечи выглядят как легкие кавалерийские сабли. (Институт военной истории армии США)
Бригадный генерал Джордж Сайкс, сидящий вторым справа, носит стандартную форму для своего ранга. Сайкс командовал дивизией, в основном состоящей из войск регулярной армии, когда его сфотографировали здесь во время кампании на полуострове. Трое его помощников носят офицерскую форму роты: у того, что слева, полоски званий приколоты прямо к плечам, у того, что справа, нашивка на фуражке пехотного офицера и брюки рядового. Мечи выглядят как легкие кавалерийские сабли. (Институт военной истории армии США)
Офицер вызвал стюарда госпиталя, который должен был помочь хирургу. На нем был парадный сюртук со стоячим воротником и девятью пуговицами спереди, отороченный по воротнику и манжетам малиновым. В парадных случаях он должен был носить на каждом плече медные чешуйки штатного унтер-офицера. На каждом рукаве, выше локтя, была «половина шеврона» следующего описания, а именно: изумрудно-зеленого сукна шириной в один и три четверти дюйма, идущая наискось вниз от наружного к внутреннему шву рукава и на угол около тридцати градусов с горизонталью, параллельной и отстоящей на одну восьмую дюйма от верхнего и нижнего края, вышивкой из желтого шелка шириной в одну восьмую дюйма и в центре «кадуцеум» двух дюймов в длину, тоже расшитый желтым шелком, изнанкой к внешнему шву рукава». Небесно-голубые брюки управляющего госпиталем (темно-синие до декабря 1861 г.) должны были иметь малиновую полоску на брюках. широко вниз по каждой ноге. Его парадная шляпа была украшена коричневым и зеленым смешанным шнуром и медным венком вокруг белых металлических латинских букв «США» спереди. Его пояс был из красной камвольной ткани.
Изначально вывоз раненых с поля боя был случайным делом. Музыканты получили эту обязанность, но не были специально обучены для этого. Каждый полк должен был выделить десять человек для несения носилок, но часто использовал возможность избавиться от своих худших людей: результатом был хаос. Поэтому
2 августа 1862 года Генеральным приказом был создан корпус скорой помощи для Потомакской армии, первый в армии США. Каждому пехотному полку было придано по три машины скорой помощи под командованием сержанта. Каждую машину скорой помощи обслуживали два частных носилочника и водитель. Младший лейтенант командовал машинами скорой помощи бригады. 2 января 1864 года Камберлендская армия создала корпус скорой помощи, в котором старший лейтенант командовал дивизионными машинами скорой помощи, одновременно выполняя функции интенданта поезда. Ему помогали кузнец и шорник. Капитан командовал корпусными машинами скорой помощи, которым были назначены две дополнительные машины. В 1864 году был создан общеармейский корпус скорой помощи.0003
В соответствии с приказом об учреждении Потомакской армии скорой помощи: «Униформа для этого корпуса: для рядовых зеленая повязка шириной 2 дюйма вокруг фуражки, зеленый полушеврон шириной 2 дюйма на каждой руке выше локоть, и быть вооруженным револьверами; унтер-офицеров по номеру
- Лоренцо Томас, генерал-адъютант армии США, носит парадную форму полевого штабного офицера. Выпускник Военной академии США 1823 г., Томас стал бригадным генералом в августе 1861 г. (Сборник автора)
носить такую же ленту вокруг фуражки, как у рядового, шевроны шириной 2 дюйма зеленого цвета, острием к плечу, на каждой руке выше локтя». В августе 1863 г. оркестр был сокращен до инсов. широкий. Армия Камберленда приняла ту же систему знаков различия. XVIII корпус, находясь в Южном департаменте 30 декабря 1862 г. , приказал, чтобы «униформой или отличительным знаком этого корпуса для рядовых и унтер-офицеров была широкая красная полоса вокруг фуражки с узлом на правой стороне. и красная повязка шириной в один дюйм над локтями каждой руки».
Разные команды отмечали солдат, служивших в госпиталях, разными полевыми знаками. Пте. Людовик
Кокарды на фуражку: верхнюю, генеральскую или штаб-офицерскую кокарду на фуражку, меньше, чем на парадную фуражку; внизу — кокарда на фуражке рядового инженерного корпуса. (Коллекция автора)
Кокарды: наверху, кокарда генеральская или штаб-офицерская на фуражку, меньше, чем на парадную фуражку; внизу — кокарда на фуражке рядового инженерного корпуса. (Авторская коллекция)
Какуске из gth Висконсинского пехотного полка, санитар в марте 1864 года, отметил, что он носил «белую повязку, которую каждый санитар должен носить на левом рукаве». Пте. Роберт Стронг, 105-й пехотный полк Иллинойса, вспоминал в 1864 году: «Наши музыканты были добросердечными, веселыми мальчиками, которые во время боя носили на руках желтую ленту, чтобы показать, что они некомбатанты, занятые только переноской раненых. вне поля.
Гражданские лица были наняты в госпитальный корпус для дальнейшего оказания медицинской помощи. По приказу от 5 июня 1862 г. они должны были носить рядовые мундиры с зеленым полушевроном на левом предплечье.
Этот офицер из Уилмингтона, Делавэр, носит фрак и фуражку штабного офицера роты. Его оружие — офицерская легкая кавалерийская сабля. (Авторский сборник)
Инженерный корпус
На момент начала войны Инженерный корпус имел штатную численность на 3 августа 1861 г.: полковник, два подполковника, четыре майора, 12 капитанов, 15 старших лейтенантов, 15 младших лейтенантов, 40 сержантов, 40 капралов, 8 музыкантов, 256 мастеров и 256 рядовых. В состав инженеров-топографов были включены 42 офицера различных рангов. Инженерный батальон регулярной армии сражался как пехота на Малверн-Хилл, традиционная миссия инженеров заключалась в том, чтобы сражаться, а не только строить. Были и инженеры-добровольцы, в том числе 15-й и 50-й Нью-Йоркские инженерные полки, 1-й Мичиганский инженерно-механический полк и независимая инженерная рота из Филадельфии. Подразделение Мичигана показало пример доблести, когда 391 из их солдат и офицеров отразил неоднократные атаки более чем 3000 южных войск в Лаверне, штат Теннесси, 30 декабря 1864 года.
Офицеры-саперы были одеты в стандартную офицерскую форму, с черным, как род войск, цветом, отображаемым на их погонах. . У их брюк была золотая тесьма на каждой штанине. Офицеры инженерного корпуса носили замок с серебряной башенкой в венке вместо значка на шляпе, а офицеры инженеров-топографов (которые отвечали за создание карт) носили в венке золотой щит. Их пуговицы также различались: у офицеров инженеров-топографов был щит над староанглийскими буквами «TE», а у офицеров инженерных войск был изображен орел со свитком, читающим Эссейон, летящий над бастионом на воде перед восходящим солнцем. Пояса были малиновыми. Зимой 1863 года инженеры-топографы и инженерный корпус были объединены, хотя многие офицеры, служившие в ТЕ, продолжали носить свои старые знаки различия и из гордости называли себя инженерами-топографами. 9-в. желтые полоски вдоль каждой штанины, а у капралов полоски шириной в 1 дюйм. Унтер-офицеры носили вместо одежды красные камвольные кушаки.
Кроме того, в соответствии с уставом рядовые инженеры должны были получить белые брезентовые комбинезоны: «одна одежда
для покрытия всего тела ниже пояса, груди, плеч и рук; рукава свободные, чтобы обеспечить свободу рук, с узким браслетом, застегивающимся на одну пуговицу; комбинезон застегиваться у шеи сзади на две пуговицы, а у талии сзади на пряжку и язычок».
Корпус связи
Корпус связи был создан 3 марта 1863 года и состоял из 100 солдат и офицеров. Старший офицер связи носил форму майора Генерального штаба.
По приказу от 22 августа 1864 г. кокарда офицерская на фуражке состояла из скрещенных вышитых флажков войск связи | квадрат в дюйме с буквами «US» над крестом внутри венка. Мужчины, по словам ветерана Корпуса, были одеты в «кавалерийские куртки», «штаны для верховой езды» и «револьверы Кольта». Это были простые темно-синие куртки с нарукавным значком, состоящим из скрещенных сигнальных флажков на древках длиной 3 дюйма, каждый квадрат размером в дюйм. Знак носился под углом сержантских шевронов.
Корпус связи также отвечал за воздушные шары, использовавшиеся для разведки во время Полуостровной кампании. Офицеры и солдаты, назначенные для выполнения этой обязанности, не имели какой-либо специальной униформы, но время от времени носили на своих шляпах буквы «AD» для аэронавтического отдела или BC для воздухоплавательного корпуса.
Был также гражданский Телеграфный Корпус под контролем Корпуса Связи. Эти мужчины обычно носили гражданскую одежду, хотя приказ департамента Камберленд от 26 марта 1864 г. предписывал им носить темно-синюю блузку с пуговицами штабных офицеров; темно-синие штаны с серебряным шнурком на каждой штанине; желтовато-коричневый, белый или синий жилет; и простая офицерская фуражка. Эту форму также носили, согласно приказу от 5 июля 1864 г., в департаменте Теннесси с добавлением небольшого серебряного шнура вокруг околыша шляпы.
Снайперы США
Были сформированы два полка Снайперов США, люди набраны из большинства северных штатов. Каждый человек должен был быть опытным стрелком. Эти полки участвовали во всех сражениях Потомакской армии, обычно по мере необходимости распределяясь по ротам в разные команды. В качестве застрельщиков они были особенно эффективны. Всего в 1-м полку служило 1392 солдата и офицера, а во 2-м полку — 1178 человек. В общей сложности 1008 офицеров и солдат американских стрелков из обоих полков были убиты или ранены в бою. Осенью 1864 г. 1-й полк был объединен во 2-й полк, а в феврале 1865 г. этот полк был расформирован.0003
Изначально мужчины приносили свои винтовки. Они были заменены револьверными винтовками Кольта, а в мае-июне 1862 г. — винтовками Шарпса. Это превосходное казнозарядное оружие было тем, о чем мечтали с самого начала.
Штабной офицер из Филадельфии носит шинель офицера. Его звание старшего лейтенанта определяется по кружевному узлу на каждой манжете: для каждого более высокого звания добавлялась дополнительная полоса кружева. На передней части фуражки он носит кокарду штаб-офицера. (Авторская коллекция)
Штабной офицер из Филадельфии носит шинель офицера. Его звание старшего лейтенанта определяется по кружевному узлу на каждой манжете: для каждого более высокого звания добавлялась дополнительная полоса кружева. На передней части фуражки он носит кокарду штаб-офицера. (Коллекция автора)
Первоначальная униформа двух полков была описана капитаном К. А. Стивенсом как изготовленная из тонкого материала Лофа, состоящая из темно-зеленого пальто и кепки с черным плюмажем, голубых брюк (впоследствии замененных на зеленые) и кожаных леггинсов. , представляя собой разительный контраст с пехотой. Рюкзак был из телячьей кожи, обтянутой шерстью, с прикрепленным кухонным набором, который считался лучшим в использовании, так как он был самым красивым, самым прочным и полным. . . .
«Некоторое время мы носили, главным образом на аванпостах или в плохую погоду, то, что называлось «хейвлокс», серую круглую шляпу с широким черным козырьком, достаточно удобную для передвижения по Вашингтону далеко в пределах линии, но после нашего появления перед весной следующего года они были отброшены как опасные для огня с тыла. От некоторых серых войлочных бесшовных пальто также отказались, хотя они хорошо защищали от дождя, только когда намокали, становились жесткими, как доска».
Капитан Рипли также описал форму в 1862 году: «Униформа полка состояла из пальто, блуз, штанов и фуражек из зеленого сукна; и кожаные рейтузы с пряжками до колен носили
Капелланы IX корпуса США, сфотографированы под Петербургом в 1864 году. Большинство из них одеты в простую черную гражданскую одежду, но некоторые из них придали своим шляпам военные нотки, а один, сидящий крайним слева, носит серебряные латинские кресты на воротнике. (Библиотека Конгресса)
солдат и офицеров. Рюкзаки были того типа, который в то время использовался прусской армией; они были из кожи, дубленой шерстью 011, и, хотя они были тяжелее обычного рюкзака, хорошо сидели на спине, были вместительны и высоко ценились мужчинами. У каждого снаружи был приторочен небольшой кухонный набор, который оказался компактным и полезным». Мужские кафтаны были оторочены темно-зеленым, на манер портянок, светло-зеленым. 0003
Офицер швейцарского происхождения, служивший в Стрелках, Хайнц Меир вспоминал: «Офицерская форма, хотя и сшитая с большей тщательностью и из более тонкой ткани, мало чем отличалась от солдатской». пара вышитых золотом рифов, скрещенных, с буквами «US» над крестом и «SS» под ним, в вышитом золотом венке
Однако один полевой сезон убедил войска избавиться от модных шляп и пальто, и Меир вспоминал, что «для утомительной носки, или так называемого меньшего тенуэ, у нас была синяя фланелевая куртка, которую носили в полевых условиях даже офицеры». Как правило, в полевых условиях носили стандартную утомительную форму армии США, за исключением зеленых фуражек, которые солдаты сохраняли вместе с прусскими ранцами.Унтер-офицеры носили зеленые шевроны и брючные полосы на своей синей форме.
Ветеранский резервный корпус
Мужчины, заболевшие или получившие ранения на службе и уже не способные к активной полевой кампании, но все еще способные нести легкую службу, с 28 апреля 1863 г. были приписаны к ветеранскому резервному корпусу. (Первоначально он назывался Корпусом инвалидов, но (его имя было крайне непопулярным, и оно было изменено на 011 18 марта 1864 года). боевую службу, также были призваны в корпус. Всего с момента его основания до 30 сентября 1865 г. в корпусе служило 1036 офицеров и 60 508 рядовых. Мужчины, умевшие обращаться с оружием, были приписаны к первым батальонам, где они получили мушкеты, а те без руки пошли во вторые батальоны и были вооружены унтер-офицерскими шашками.0003
Несмотря на то, что мужчины должны были служить только в качестве охранников в больницах, на почте и в тюрьмах, или помогать в больницах, было много случаев их видения. Во время рейда Конфедерации на Вашингтон в июне 1864 года в 6-м полку были ранены офицер и четыре человека за пределами Форт-де-Русси; в то время как 9-й полк атаковал южных стрелков в Форт-Стивенс, потеряв пять человек убитыми и семеро тяжело ранеными. 18-й полк принял участие в успешной обороне Белого дома 20 июня 1864 года. Командира полка несколько раз во время боя спрашивали: «Выдержат ли ваши инвалиды?»
«Скажите генералу, — был ответ, — что мои люди калеки и не могут бежать». Они этого не сделали.
Бойцы носили фуражки темно-синего цвета, часто однотонные, но в некоторых частях украшенные пехотным рожком, номером полка и литерой роты. Брюки были небесно-голубого цвета, как и куртка с темно-синей отделкой и длинным вырезом в талии. Офицеры носили небесно-голубой сюртук с воротником, обшлагами и погонами из темно-синего бархата и небесно-голубые брюки с двойной полосой темно-синего цвета по внешнему шву, причем полосы были шириной в 1 дюйм и | в. отдельно Цвет не был популярен, так как офицеры и солдаты не любили выделяться отличительной одеждой. Особенно жаловались офицеры, говоря, что небесно-голубой слишком легко пачкается, и им в конце концов разрешили носить темно-синие пальто. Мужчины также носили обычные темно-синие повседневные блузки по мере необходимости.
У каждого крупного поста или больницы был оркестр. Специальной униформы для группы VRC не заказывалось, поэтому каждая группа отличалась. Пте. Альфред Беллард, 1-й VRC, писал: «Наша группа прекрасно ладила и была красиво одета в синие куртки с черной отделкой и тремя рядами медных пуговиц, шляпу-кивер с плюмажем и медным орнаментом в виде орла, эполеты и черные брюки с синей отделкой. , черный и жаберный
Доктор Александр Мотт, хирург из Нью-Йорка, носит уставную одежду хирурга, по званию равного майору. (Коллекция Дэвида Шейнмана)
Доктор Александр Мотт, хирург из Нью-Йорка, носит уставную одежду хирурга, по званию равного майору. (Коллекция Дэвида Шейнмана)
Этот sccnc, названный фотографом из Геттисберга «ампутацией», хотя и позирован, показывает типичные боевые условия. Все врачи — ассистенты хирурга. На операционный стол наброшено солдатское пончо или резиновое одеяло. Деревянное ведро внизу справа ждет приема ампутированных конечностей. (Институт военной истории армии США)
полоска по шву. Они выглядели очень весело, но фонду компании пришлось попотеть, чтобы их оснастить.