ОТЕЧЕСТВЕННАЯ ВОЙНА 1812 г., освободительная война против агрессии французского императора Наполеона I.
Рубрика: Политическая история
ОТЕЧЕСТВЕННАЯ ВОЙНА 1812 г., освободительная война против агрессии французского императора Наполеона I. Военные действия российской армии против наполеоновских войск в 1813–1814 и 1815 гг. в Западной Европе в исторической литературе получили название «заграничных походов».
Воинские контингенты германских княжеств, находившихся под властью Наполеона I, а также Пруссии и Австрии, входили в состав вторгнувшейся в Россию наполеоновской армии. Немало немцев находилось и в рядах российской армии. Большей частью это были российские подданные во втором и третьем поколении: немцы прибалтийских губерний, потомки немецких офицеров, приехавших в Россию по приглашению Петра I. Были также уроженцы Германии, покинувшие родину с намерением продолжить борьбу за освобождение своих стран от наполеоновского господства.
В 1811 г. российский посол в Берлине Х.А. Ливен доносил в Санкт-Петербург о желании многих прусских офицеров «поступить на службу в нашу армию в случае войны с Францией». Накануне войны в российскую армию перешел ряд патриотически настроенных офицеров, среди которых находился известный впоследствии военный теоретик К. фон Клаузевиц. По свидетельству немецкого публициста Э.-М. Арндта, «беглецами» были «по большей части пруссаки, люди храбрые и честные». Выходцами из Германии были 40 представителей высшего генералитета российской армии. Успешному привлечению немцев на российскую военную службу способствовали также родственные связи династии Романовых. В чинах генералов российской армии служили 9 августейших особ (принцев и герцогов) из германских царствующих домов. В числе высших офицерских чинов российской армии служили 7 подданных Саксонии, 6 подданных Пруссии, 5 подданных Вюртемберга, 3 – Гессен-Дармштадтского княжества, а также других германских государств. Представители некоторых германских дворянских родов (Мантейфели, Дризены, Витгенштейны, Фоки, Левенштерны, Патоны, Энгельманы), были офицерами российской армии уже во втором поколении.
В самих германских государствах за предвоенный период российскими разведчиками была создана сеть информаторов. Самый большой контингент добровольных агентов находился в Пруссии (руководитель – бывший министр полиции Пруссии Юстас Грунер). Незадолго до начала войны он ушел в отставку, переехал в Австрию и оттуда поддерживал контакты с немецкими патриотами (донесения Грунера писались особыми невидимыми чернилами и переправлялись в Россию через специальный пункт связи на австрийско-русской границе). Только в августе 1812 г. французы установили местонахождение Грунера и добились его ареста. Однако информация в Россию продолжала поступать от других немецких офицеров, не связанных с Грунером.
В кампаниях 1812–1814 гг. в рядах российской армии удельный вес немцев среди офицерского корпуса составлял 7–9%. Среди высшего командного состава и в штабах 129 из 550 боевых генералов (23%) были немецкого происхождения. По данным формулярных списков, в рядах генералитета российской армии в 1812 г. находилось 72 выходца из остзейского дворянства: 46 чел. из Лифляндской губ. (в т. ч. из Дерптского округа, в то время входившего в ее состав), 17 – из Эстляндской и 9 из Курляндской губерний. 17 генералов, носивших немецкие фамилии, в формулярных списках значились происходившими «из дворян», «из военных дворян», «из российских дворян», «из вольноопределяющихся», «из чиновников» (с указанием чина отца) или числились в дворянском сословии определенных губерний, – как правило, это были потомки немецких офицеров, служивших в России со времен Петра I. Офицеры российской армии немецкого происхождения имели, по сравнению с русскими дворянами, более высокий образовательный уровень, они также стремились к продвижению по служебной лестнице, поскольку для большинства из них (включая остзейских дворян) служба была единственным или основным источником существования.
Немцы (как российские подданные, так и иностранцы), занимали многие руководящие посты в армейских структурах. Подготовкой армии к войне руководил генерал М.Б. Барклай де Толли (военный министр в 1810–1812). По его инициативе в 1812 г. русская разведка получила юридический статус, среди штатных сотрудников разведки также было немало немцев: в 1810–1812 гг. поручик П.Х. Граббе вел работу в Баварии, майор В.А. Прендель – в Саксонии, Р.Е. Ренни – в Пруссии. Сотрудниками «Особенной канцелярии военного министра» (главный орган российской разведки) были 
Офицеры немецкого происхождения, геройски сражавшиеся на полях Отечественной войны, вписали яркие страницы в историю России и русской армии. Многие из них получили тяжелые ранения; 11 генералов (почти каждый десятый) были убиты или умерли от ран. Отдельным корпусом, прикрывавшим Санкт-Петербургское направление, командовал генерал 
Под его началом служили Ф.А. Довре и И.И. Дибич, проявившие себя талантливыми штабными сотрудниками. Отдельными корпусами, выполнявшими самостоятельные задачи, командовали генералы Е.И. Меллер-Закомельский, Ф.Ф. Эртель, Ф.Ф. Штейнгель, Ф.В. Остен-Сакен, И.Н. Эссен. Пехотные корпуса возглавляли К.Ф. Багговут, А.И. Остерман-Толстой, И.К. Розен, кавалерийскими корпусами командовали К.К. Сиверс, Ф.К. Корф, братья Петр и Павел Петровичи Палены. В ходе военных действий отличились генералы дивизионного уровня: Е. Вюртембергский, К. Мекленбургский, И.А. Ливен, Б.Б. Фок, Г.М. Берг, Б.М. Берг, Б.Б. Гельфрейх, П.К. Эссен, О.Ф. Кнорринг, И.Ф. Эмме, Ф.Ф. Левиз оф Менар, П.П. Шрейдер и др. Большое количество генералов немецкого происхождения находилось в 1812 г. в числе командного состава российской артиллерии: К.Ф. Левенштерн, И.Х. Сиверс, А.Х. Эйлер, О.И. Бухгольц, П.А. Козен, Е.Е. Штаден, Я.Е. Гине и др., а также инженерного корпуса: К.И. Опперман, Х.И. Труссон, Е.Х. Ферстер, К.
Офицеры немецкого происхождения участвовали в создании Русско-германского легиона (из пленных и добровольцев). В конце кампании 1812 г. «русские немцы» подписали с пруссаками Таурогенскую конвенцию, в результате которой был нейтрализован целый прусский корпус.
Резкий подъем антинаполеоновского движения в Германии после вступления российских войск на территории Западной Европы во многом был вызван деятельностью немецких родственников династии Романовых и «германцев», служивших в российской армии.
Заметную роль немцы играли в системе русской контрпропаганды. По инициативе прибывшего в Россию Г. Штейна (бывший глава прусского правительства) был налажен выпуск (тиражом до 10 тыс. экземпляров) обращений к немецкому народу. Одновременно в России был создан «Немецкий комитет», который занимался организацией немецких патриотических сил, а также всеми видами пропаганды в Германии и среди немецкоязычных контингентов наполеоновской армии. Для написания политических памфлетов в Санкт-Петербург приглашен немецкий поэт и публицист Э.-М. Арндт. «Русский немец» Н.И. Греч с 1812 г. издавал популярный журнал «Сын Отечества». Еще до начала военных действий при Главной квартире российской армии, по инициативе профессоров Дерптского университета Ф.
Э. Рамбаха и А.С. Кайсарова, была создана походная типография, выпускавшая во время войны массовым тиражом листовки на немецком языке, тексты которых составляли немецкие офицеры П.А. Габбе и Э. Пфуль (последний именовался в России Гельсдорфом, по названию родового имения, поскольку настоящая фамилия была схожа с фамилией его непопулярного земляка генерала К. Фуля). Из-под пера Гельсдорфа вышли в свет агитационные документы, имевшие широкое распространение среди немецких войск и населения. В Риге, специально для пропаганды против прусского вспомогательного корпуса, действовавшего на северном участке театра военных действий, издавалась газета на немецком языке. Первоначально ею руководил профессор Рамбах, а затем его сменил немецкий публицист Г. Меркель, прославившийся еще с 1807 г. антинаполеоновскими выступлениями в печати. Статьи и выступления Меркеля пользовались большой популярностью среди прусских солдат и офицеров наполеоновской армии.
Участвовали немцы и в организации партизанской войны.
Командиром действовавшего в районе Смоленска первого армейского партизанского отряда, стал гессенский барон Ф.Ф. Винцингероде. После выступления основных сил противника из Москвы Винцингероде попытался вступить в переговоры с французским маршалом Э.А. Мортье, чтобы предотвратить взрыв Кремля. Отдельными партизанскими отрядами в тылу французской армии успешно командовали подполковники барон Дибич, В.И. Прендель, полковник А.Х. Бенкендорф (впоследствии первый комендант освобожденной от французов Москвы). Человеком-легендой называли современники капитана артиллерии А.С. Фигнера: во время вступления наполеоновской армии в Москву он вместе с семью помощниками организовал серию взрывов складов боеприпасов и доставил ценную информацию о войсках противника. Неоднократно пробираясь в занятую французами Москву, Фигнер предпринял даже попытку проникнуть в Кремль и убить Наполеона I.
Принятие на службу иностранцев (как правило, из государств-союзников Франции, воевавших с Россией) имело особый политический смысл: Россия оставалась одной из немногих стран, которые могли дать прибежище антинаполеоновским элементам, кроме того, российское правительство стремилось привлекать специалистов высокого класса, использовать их знания и опыт в войне с Наполеоном: «.
..отказаться в крайних случаях от совета и участия иностранцев было бы то же, что по внушению патриотизма не давать больному хины, потому что она растет не в России» (Н.И. Греч). В некоторых случаях во время боевых действий на территории России иностранцы, из-за незнания русского языка, использовались только в качестве советников или штабных сотрудников (но таких были единицы). Кроме того, находясь в чужой стране, они были связанны, как правило, лишь с российским императором, поэтому чутко следили за настроениями в армии и среди российского генералитета и могли пресечь негативные для царя тенденции. В 1812 г. эту роль выполняли герцоги А. Вюртембергский и П. Гольштейн-Ольденбургский. В своих спорах российские генералы часто апеллировали к ним как к близким родственникам монарха и, под предлогом нарушения воли и интересов императора, требовали их вмешательства в дела главнокомандующих. В условиях многомесячного отступления под натиском противника наличие в российской армии большого числа иностранцев или лиц с «нерусскими» фамилиями вызвало всплеск антинемецких настроений как в армии, так и в обществе.
Уже на начальном этапе войны в офицерской и генеральской среде российской армии возникла неформальная группировка, т.н. «русская» партия. Поскольку среди служивших в российской армии иностранцев преобладали лица немецкого происхождения, именно немцы стали главной мишенью для критики. Раздражение у армейского генералитета вызывала императорская Главная квартира и конъюнктурное поведение чинов царской свиты: «…Вся главная квартира немцами наполнена так, что русскому невозможно жить и толку никакого нет…» (письмо генерала П.И. Багратиона A.А. Аракчееву от 29 июля 1812). Ропот в армии и распространение слухов об измене несколько сдерживались присутствием в войсках Александра I. Однако император был вынужден под нажимом критиков «немецкого засилья» жертвовать некоторыми фигурами. Первым опале подвергся генерал К. Фуль, автор раскритикованного «Дрисского проекта»: «Армия, – писал в своих мемуарах генерал B.И. Левенштерн, – жестоко обвиняла генерала Пфуля, даже было произнесено слово “измена”».
После отъезда императора в Москву вину за продолжавшееся отступление российской армии стали возлагать на главнокомандующего 1-й Западной армии М.Б. Барклая де Толли и его немецкое окружение. После соединения армий под Смоленском, главнокомандующий 2-й Западной армии П.И. Багратион заявил о своем добровольном подчинении Барклаю де Толли, однако «русская» партия предприняла энергичные действия с целью смещения последнего. Положение особенно усугубилось после сдачи Смоленска: не только в офицерской среде, но и солдаты открыто роптали, называя Барклая де Толли «немцем и изменником». Несмотря на то, что во время пребывания под Смоленском в российской армии произошел всплеск шпиономании (направленный в первую очередь против иностранцев в штабах), массовых гонений против «немцев» не последовало. Из армии были высланы 4 флигель-адъютанта, 40 офицеров-поляков, а также руководитель разведки 2-й армии французский эмигрант подполковник маркиз Мориц де Лезер. Подозрения в шпионской деятельности выдвигались против ряда французов на русской службе, а также против баронов Л.
И. Вольцогена и В.И. Левенштерна.
Борьба мнений в генеральской среде по поводу способа действий перешла из «национальной» сферы и переросла в столкновение личностей и группировок. Еще до оставления Смоленска в Санкт-Петербурге при решении вопроса о назначении единого главнокомандующего выдвигалось шесть кандидатов: П.И. Багратион, Д.С. Дохтуров, А.П. Тормасов, М.И. Голенищев-Кутузов, П.А. Пален, Л.Л. Беннигсен. Двое последних считались «немцами», но это обстоятельство не повлияло на ход обсуждения и принятие решения. После назначения единым главнокомандующим М.И. Кутузова национальный аспект полностью потерял актуальность. Так, например, после Бородинского сражения и отступления российской армии к Москве на военном совете в д. Фили (1 сентября) из десяти участников совета – трое считались «немцами» (М.Б. Барклай де Толли, начальник Главного штаба Л.Л. Беннигсен, генерал-квартирмейстер К.Ф. Толь). Самый молодой из них – 35-летний эстляндский барон Толь, в силу малого чина, не играл заметной роли в совещании.
Зато двое других стали главными действующими лицами и вели основной спор, отстаивая противоположные точки зрения. Главнокомандующий 1-й Западной армии Барклай раскритиковал невыгодную позицию на Воробьевых горах и первым предложил оставить столицу ради сохранения армии. Против его аргументов резко возражал Беннигсен, считавший сдачу древней столицы без боя кощунством, которое будет иметь необратимые политические последствия. М.И. Кутузов, принял доводы «немца» Барклая де Толли, отдав нелегкий приказ об оставлении Москвы.
Во второй период кампании 1812 г. в генеральских спорах раздражающим фактором для Кутузова долгое время оставался лишь начальник Главного штаба Л.Л. Беннигсен, но не из-за «немецкого» происхождения, а потому что он был единственным из высшего командного состава российской армии, кто обжаловал действия главнокомандующего в письмах к императору. Сначала, с помощью ближайшего окружения (П.П. Коновницын, К.Ф. Толь), начальник Главного штаба был лишен возможности управлять войсками, а затем выслан из армии.
После катастрофы, постигшей армию Наполеона I на р. Березина, боевые действия в декабре 1812 г. были перенесены в Восточную Пруссию и Герцогство Варшавское. В феврале 1813 г. к силам коалиции (Великобритания, Россия, Швеция) присоединилась Пруссия, а в конце июля того же года – Австрия.
В начале 1813 г. российские войска, продвигаясь по трем направлениям, переправились через Вислу, а затем, в феврале, через Одер и в марте того же года заняли Берлин. В кампании 1813 г. широко применялась тактика рейдов в тыл противника силами небольших кавалерийских отрядов. Среди командиров партизанских отрядов геройски сражались офицеры российской армии Ф. Тетенборн, И. Тилеман (в 1812 командовал саксонской кирасирской дивизией в армии Наполеона), В. Дернберг, В.А. Прендель, В.И. Левенштерн, Бенкендорф, Фигнер и др.
После смерти 16 (28) апреля 1813 г. в Бунцлау главнокомандующего русско-прусскими войсками Кутузова, его место занял П.Х. Витгенштейн, а позднее, после неудачных сражений под Люценом и Бауценом, – М.
Б. Барклай де Толли. Главнокомандующим Польской армии назначен Беннигсен, крупными корпусами в Богемской, Силезской и Северной армиях союзников командовали А. Вюртембергский, Е. Вюртембергский, П.Х. Витгенштейн, Ф.В. Остен-Сакен, Л. Вальмоден-Гимборн, Ф.Ф. Винцингероде и др. В системе управления войсками важные штабные должности занимали И.И. Дибич и К.Ф. Толь.
После победы в Кульмском сражении [17–18 (29–30)] августа 1813) инициатива перешла в руки союзников. В решающей «битве народов» под Лейпцигом 4–7 (16–19) октября 1813 г. против 350-тысячной армии Наполеона I союзники выставили 555 тыс. чел., из них 225 тыс. составляли русские войска. Из двенадцати генералов российских армий, погибших в этом сражении, пятеро носили немецкие фамилии (И.В. Мантейфель, И.Б. Ребрен, Ф.А. Линдфорс, Я.И. Гине, В.И. Гарпе).
После капитуляции Парижа 19 (31) марта 1814 г. и отречения Наполеона I, комендантом столицы Франции от русской стороны был назначен генерал Ф.В. Остен-Сакен.
Звавич И.С. Как была заключена Таурогенская конвенция, в кн.: Ученые записки МГУ, в. 114, М., 1947, с. 26–41; Листовки Отечественной войны 1812 г., М., 1962, Тартаковский А.Г. Военная публицистика 1812 года, М., 1967; Бессмертная эпопея. К 175-летию Отечественной войны 1812 г. и Освободительной войны 1813 г. в Германии. М., 1988; Безотосный В.М. Русская военная разведка в 1812 г., в кн.: Из истории России XVII – начало XX в., М., 1995; его же, Российский титулованный генералитете 1812–15 гг., в кн.: От Москвы до Парижа (1812–14 гг.), Малоярославец, 1998; Целорунго Д.Г. Военная карьера офицеров русской армии 1812 года – выходцев из различных регионов России и стран зарубежья, в кн.: 185 лет Отечественной войне 1812 г., Самара, 1997. * ВЭ; СИЭ; Отечественная война 1812 г. Энциклопедия, М., 2003; Немцы России: Энциклопедия. Т. 2. С. 737–741.
Автор: Безотосный В.
Основные события Отечественной войны 1812 года
4 июня — в Кенигсберге министр иностранных дел Франции де Бассано подписалa ноту о разрыве дипломатических отношений с Россией.
12 июня — главные силы французов начали переправу через Неман.
16 июня — французы вошли в Вильно.
17 июня — отряд Кульнева отразил атаки войск маршала Удино на местечко Вилькомир.
6 июля — Александр I подписал манифест о «вооружении всего государства».
14 июля — у деревни Салтановки Багратион нанес войскам Даву серьезный удар.
19 июля — Витгенштейн выдержал бой у деревни Клястицы, отбив атаки Удино.
22 июля — 1-я и 2-я русские армии соединились под Смоленском.
27 июля — состоялся бой атамана М. И. Платова при Молевом болоте с французскими войсками Себастиани, которые потерпели поражение.
31 июля — австрийский корпус Шварценберга атаковал русские войска при местечке Городечна. Тормасов отступил к Кобрину.
4 — 6 августа — состоялась битва за Смоленск между войсками Барклая-де-Толли и основными силами Наполеона.
Русские оставили Смоленск.
17 августа — в армию прибыл новый главнокомандующий М. И. Голенищев-Кутузов, который занял удобный оборонительный рубеж при деревне Бородино.
24 августа — состоялся бой войск генерал-лейтенанта М. Д. Горчакова 2-го с основными силами Наполеона за Шевардино.
26 августа (7 сентября по н.с.) — произошло Бородинское сражение. Потери обеих сторон были огромны. Кутузов дал приказ отступать.
27 августа — казаки атамана Платова отбили все попытки Мюрата овладеть Можайском.
1 сентября — на совете в Филях Кутузов принял решение оставить Москву без боя, дабы сохранить армию.
3 сентября — авангард корпуса Мюрата был вынужден выпустить арьергард генерала М. А. Милорадовича из Москвы. В тот же день Мюрат занял Москву, а к вечеру в Кремль прибыл Наполеон.
16 сентября — партизанский отряд полковника Д. В. Давыдова нанес поражение неприятельскому подразделению, прикрывавшему транспорт с фуражом и артиллерийским снаряжением у Вязьмы.
20 сентября — русские войска вступили в Тарутинский лагерь. С этого момента началась партизанская война.
28 сентября — партизаны генерала И. С. Дорохова штурмом взяли Верею.
3 — 5 октября — из Москвы выступили больные и раненые французы под прикрытием дивизии Клапареда и отряда Нансути.
6 октября — Л.Л. Беннигсен напал на изолированные части Мюрата и разбил их. В этот же день началась трехдневная битва за Полоцк между войсками П. X. Витгенштейна и французами Сен-Сира. Полоцк был взят штурмом колоннами генерал-майора Власова, генерал-майора Дибича и полковника Ридигера.
10 октября — последние части наполеоновской армии оставили Москву.
12 октября — состоялся бой за Малоярославец.
17 октября — Наполеон вышел на Смоленскую дорогу.
26 октября — войска Милорадовича взяли Дорогобуж, разбив Нея.
27 октября — Наполеон вступил в Смоленск.
31 октября — Наполеон покинул Смоленск и двинулся к Орше.
1 ноября — французские войска атаковали корпус генерала Алексеева.
4, 5 и 6 ноября — Кутузов разгромил корпуса Даву и Нея при городе Красном.
7 ноября — Наполеон перевел свою армию у Орши по тонкому льду через Днепр.
22 ноября — арьергард Виктора по дороге к городу Молодечно был разбит войсками Платова и Чаплица.
23 ноября — Наполеон бросил остатки своей армии и бежал во Францию.
Наполеон Бонапарт и Отечественная война 1812 года
Интуиция подвела Наполеона Бонапарта в борьбе за южный выход из Москвы во время Отечественной войны 1812 года. очарование военной истории заключается в «Что, если…» Что, если бы Гитлер не приказал Люфтваффе перейти от бомбардировки аэродромов Королевских ВВС к бомбардировке Лондона в 1940 году? Что, если бы Саддам прорвался через Кувейт в северную часть Саудовской Аравии, лишив силы коалиции возможности использовать саудовские аэродромы для контратаки? Многие определяющие события в истории зависят от единственного решения, значение которого не всегда очевидно для участников.
Для Наполеона Grande Armeé , тот роковой день принятия решения был 25 октября 1812 года.
[text_ad]
Вторжение Наполеона в Россию подготовило почву для его падения и уничтожения Grande Armée . Долгий поход на Москву и кровавые Смоленские и Бородинские сражения положили доски в гроб армии; малоизвестное сражение в городке к юго-западу от Москвы под Малоярославцем и роковой военный совет, надвинутый на крышку, с долгим мучительным отступлением, вбивающим гвозди.
Бородинская битва
После кровавой Бородинской битвы Наполеон и его Grande Armée наконец достигли ворот Москвы. Победа была на виду. Наполеон полагал, что, когда его армия овладела российской столицей, то, что Александр потребует мира, и долгая и дорогостоящая кампания, как и все остальные, закончится победой, — это только вопрос времени. Эта кампания не была похожа ни на одну другую, в которой Наполеон сражался: русская стратегия обмена пространством на время подорвала его способность вести их в бой и опасно ослабила его армию, поскольку он был вынужден охранять свою длинную и тонкую линию снабжения обратно во Францию.
Бородинское сражение 7 сентября 1812 года наконец дало Наполеону шанс на решающую битву, которую он искал на долгом пути от реки Неман. Однако битва, как и кампания, оказалась пустым триумфом: Grande Armée закончили день, овладев полем боя, но с ужасной ценой — около 30 000 человек. Что еще более важно, битва пошатнула уверенность Наполеона и его армии. В разгар борьбы, когда в его руках был шанс на решающую победу, вице-король Евгений умолял его использовать гвардию против русского центра. Наполеон колебался. «Я не буду уничтожать свою Гвардию», — ответил он.
Маршалы Луи Бертье и Иоахим Мюрат согласились. Бертье «настоял, чтобы он не вступал в бой с единственным корпусом в армии, который остался нетронутым и должен быть сохранен на будущее». Наполеон и его маршалы осознавали, как далеко они находятся от Франции и как сильно рискуют, искушая судьбу. Великий игрок, всегда веривший в свою судьбу, моргнул — он не хотел рисковать. Семя сомнения, посаженное в Бородино, прорастет на Малоярославецком поле с тяжелыми последствиями.
Варианты отступления Наполеона
Весь сентябрь и весь октябрь Наполеон ждал во дворцах царя жеста переговоров Александра. Он ждал напрасно. Александр не предложил никаких условий и отказался встречаться с посланниками. Он поклялся удалить французов с русской земли и намеревался сдержать это обещание. Как и с самого начала, Александр намеревался позволить просторам самой России утомить французов. В шестистах милях от отправной точки на реке Неман и в 1400 милях от безопасности Франции Наполеон и его армия не собирались зимовать в Москве. Пришло время подумать об отступлении, но каким путем и как далеко?
У Наполеона было три варианта. Сначала был отход на северо-восток в сторону Калинина и Великих Лук. Это позволило бы французам сократить свои пути снабжения, приблизив их к безопасности дружественной Литвы и в то же время угрожая Санкт-Петербургу. Однако перспектива продвижения дальше на север с приближением зимы была сочтена слишком рискованной. Второй вариант заключался в том, чтобы отступить назад по линии своего наступления, по дороге Смоленск — Вязьмь — Москва.
Это было непривлекательно, потому что отступающие русские и наступающие французы очистили его от еды и фуража. Кроме того, этот центральный маршрут будет проходить по 9-й0003 Grande Armée через бойню Бородинского сражения, ужасная перспектива.
Ушел с южной трассы через Калугу через Малоярославец на юго-запад. Этот маршрут позволил бы Grande Armée пройти через земли, еще не разоренные войной, и присоединиться к главной дороге Вильно-Витебск-Смоленск, где Наполеон кропотливо собирал припасы для содержания своей армии.
Южная дорога на Смоленск
Поняв, что ждать больше нельзя, Наполеон приказал готовиться к возвращению через Калужские ворота и южную дорогу на Смоленск. С тех пор как французская армия вошла в Москву, основные силы русской армии расположились лагерем к юго-юго-востоку от города в районе Тарунтина. Таким образом, русские пересекли Старую Калужскую дорогу и оказались на предполагаемом маршруте армии Наполеона. Напротив них сидел корпус Мюрата и маршала Йозефа Понятовского.
С середины сентября на этом фронте действовало непростое, хотя и часто нарушаемое перемирие. План Наполеона состоял в том, чтобы направить корпус вице-короля Евгения на юго-запад по Новой Калужской дороге, в то время как он и основная часть основной армии покинули Москву по Старой Калужской дороге. Он надеялся обмануть русских, заставив их поверить, что он движется, чтобы вступить с ними в бой к юго-востоку от Москвы. Если бы ему удалось избежать крупного сражения и уклониться от русских, Наполеон смог бы разместить свою армию между Смоленском и главной русской армией.
13 октября корпус Евгения вышел из Москвы через Калужские ворота и к 16 октября достиг деревни Горки примерно в 10 милях к юго-юго-западу от Москвы. Однако у русских были свои планы. Александр, понимая состояние французской армии, умолял главнокомандующего русскими войсками фельдмаршала Михаила Кутузова перейти в наступление. После некоторых поспешных приготовлений Кутузов двинул свои силы для атаки вытянутой линии Мюрата у Винково.
Соответственно, в 7 часов утра 18 октября 7-й и 8-й русские корпуса генерала Николая Раевского нанесли удар справа и по центру корпуса Мюрата у Винково. Первоначальный штурм увенчался некоторым успехом. Передовые колонны Раевского под командованием генералов Михаила Милорадовича и Орлова-Денсилова оттеснили французов через Винково и угрожали перерезать Новую Калужскую дорогу.
Но французы быстро поправились. Пока Мюрат собирал разрозненные остатки своего корпуса, маршал Мишель Ней и корпус Понятовского восстановили положение и оттеснили русских к окрестностям Винково. Кризис был предотвращен, Наполеон продолжал продвигать армию на юг. Он и гвардия покинули Москву 19 октября, а Евгений и авангард достигли Фоминской, в 25 милях к югу, 21 октября. Пытаясь воспользоваться последней неудачей русских и в качестве дальнейшего обмана, 20 октября Наполеон отправил в ставку Кутузова генерала Жака Лористона с еще одной просьбой об урегулировании путем переговоров. Он не питал особых надежд на то, что Александр договорится.
Скорее, его намерение состояло в том, чтобы отсрочить любую возможную реакцию России на его передвижения, пока его сообщение было переадресовано и он ждал ответа. 23-го арьергард Наполеона вышел из Москвы по Новой Калужской дороге, а Наполеон начал перебрасывать армию со Старой Калужской дороги на Новую Калужскую, обходя главную русскую армию. К 22-му Кутузов начал чувствовать, что что-то не так, когда его разведчики сообщили ему, что французский авангард под командованием Евгения направляется к Малоярославцу. Кутузов поспешно стал перебрасывать свои силы на их перехват.
Битва за Малоярославец
Город Малоярославец находится в 57 милях к юго-западу от Москвы и в 25 милях к северу от Калуги. Здесь сходятся три основных маршрута: Старая Калужская дорога проходит через центр города, Мулинская дорога идет на запад, а Тульская дорога — на восток. Город расположен на склоне и вершине холма к югу от реки Лужи. Из Москвы в город для кавалерии и артиллерии можно было попасть только по единственному деревянному мосту через овраг и реку Лужа.
К югу от реки местность была столь же зловещей. Южный берег реки Лужа, а также территория к востоку, западу и югу от города густо залесены и обрывисты. Любой десант с севера должен был сначала обезопасить мост через Лужу, сам город и, наконец, высоты за ним.
Вечером 23 октября передовая пехотная дивизия Эжена — 13-я под командованием Алексиса Дельзона — достигла города, опередив генерала Дмитрия Дохтурова, и быстро двинулась, чтобы занять позиции для удержания жизненно важной переправы через реку. Он занял город, но не силой. Вечером того же дня войска Дохтурова подошли к городу и заняли позиции на южной стороне оврага по обеим сторонам трех основных дорог. Дохтуров быстро приказал своим егерям войти в город, чтобы выбить французов, прежде чем они укрепят свои позиции на мосту и его переправе. Их первоначальная атака захватила город, но берега оврага прикрыли войска Дельзона, и русские были остановлены у моста. Рано утром 23-го русские егеря укрепляли свои позиции, но Дохтуров не прислал дополнительных подкреплений.
На следующее утро Дельзонс приказал пехотному полку выдвинуться в поддержку. Их безрассудная атака очистила от русских основание моста и очистила бы и сам город, если бы русская батарея легкой артиллерии не выдвинулась на позицию и не произвела три выстрела картечью по наступающей колонне. Первый остановил колонну, второй колебал ее, а третий рассеял.
Когда Дельзонс пытался перегруппировать свои силы, прибыл Юджин с остатками пехоты и тяжелой артиллерии. Через час перегруппированные силы Дельзона под прикрытием шквального огня спустились по берегу оврага через мост в центр города. Завязалась кровавая рукопашная схватка за центр города, каждая сторона бросала на узкие улочки все новые и новые силы. Сначала импульс французской атаки дал им преимущество. Но войска Дохтурова под прикрытием своих тяжелых орудий оттеснили французов к оврагу. В результате силы остались во владении церкви и нескольких соседних домов, которые контролировали северные подходы к мосту. Делзонс был убит, пытаясь удержать северную окраину города.
Его преемник генерал Гильман возобновил наступление. Принц Эжен призвал части дополнительной дивизии под командованием генерала Бруссье, которым удалось вернуть себе городскую площадь, но они не смогли продвинуться дальше против ужесточившейся обороны русских.
С наступлением утра большая часть Grande Armée начала приближаться к городу. Корпуса Нея и маршала Луи-Николя Даву прибыли первыми, и Эжен начал строительство второго моста через Лужу, чтобы переправить остатки 14-й пехотной дивизии Брусье. Поскольку прибытие дополнительных французских подкреплений угрожало одолеть его перегруженное командование, Дохтуров отправил всадников в отчаянном призыве к подкреплению. Первыми прибыли гренадеры из корпуса Раевского, которые быстро ворвались в город, снова оттеснив французов и угрожая захватить расширяющийся французский плацдарм на южном берегу реки.
Гренадеры отправили французов обратно через центр города к церкви и району к югу от моста. Эжен был вынужден снова перегруппировать свои разбросанные части и ответил на эту новую атаку русских 15-й пехотной дивизией генерала Пино — последней из дивизий Эжена.
Дивизия Пино врезалась в измученных гренадеров на спаде их атаки, оттеснив их от моста через городскую площадь и, наконец, остановившись на окраине города перед лицом русской артиллерии на высотах.
Французы наконец взяли город под полный контроль, но русские по-прежнему удерживали окружающие холмы. Цена была высокой, около 20 000 французских и русских потерь, или около одной трети сил соответствующих корпусов Евгения и Дохтурова. Сам город был почти разрушен; большинство зданий было повреждено, и многие загорелись.
К 15.00 французы собирали силы для штурма высот за городом, но своевременное прибытие остатков корпуса Раевского укрепило положение и лишило французов возможности. Когда день перешел в вечер, обе армии сошлись на поле боя, заняв позиции на своих берегах реки Лужи. Около 19:00 прибыли Наполеон и его штаб. Бонапарт остался доволен усилиями корпуса Эжена и начал подготовку к утреннему штурму высот.
Наполеон послал генерала Жана-Батиста Бесьера, командующего своей старой гвардией и доверенное лицо, вперед, чтобы осмотреть поле и сообщить ему о завтрашнем диспозиции.
Генерал доложил, что позиция русских на дальнем берегу «неприступна». Отвечая на дополнительные вопросы Наполеона, Бессьер заявил, что «трехсот гренадеров было бы достаточно, чтобы остановить армию».
Наполеон созывает военный совет
В очередной раз Кутузов сорвал маневры Наполеона. Как и в Бородино, 9Усилия 0003 Grande Armée оказались напрасными. На следующее утро, 25 октября, когда Наполеон осматривал русские позиции, из близлежащего леса вырвалась группа казаков и атаковала его эскорт, подойдя, как сообщается, на 20 ярдов к самому Наполеону. Его эскорт смог отразить нападение, но инцидент оказал глубокое влияние на Наполеона и предопределил грядущие события. Перед лицом окопавшейся армии на его фронте, а теперь и прямой угрозы его личности, вера Наполеона в свою звезду, в свою судьбу была поколеблена до основания. В тот вечер он сделал беспрецедентный шаг в своей карьере и созвал военный совет, чтобы решить дальнейший курс действий армии.
По словам генерала Армана Коленкура, капитана Наполеона, и генерала Филиппа-Поля Сегюра, Наполеон вызвал Нея, Мюрата, принца Евгения, Бертье, Даву и Бесьера и спросил их, по какому маршруту армия должна пройти, чтобы добраться до Смоленска — продолжать движение на юг к Калуге, сместиться на север и запад к Медыни или отступить на север обратно к Москве и Можайску? Сначала, почувствовав настроение Наполеона, собравшиеся генералы притихли, затем Мюрат сказал: «Вы можете еще раз упрекнуть меня в неосторожности, но на войне все решается обстоятельствами.
Когда нет другого выбора, кроме как атаковать, осмотрительность становится доблестью, а доблесть — осмотрительностью. Остановиться сейчас невозможно, а убегать опасно. Мы должны преследовать! Какое нам дело до угрожающего отношения русских и их непроходимых лесов? Я смеюсь над ними всеми! Только дайте мне остатки кавалерии и старой гвардии, и я пойду в их леса, разобью их батальоны, свергну все и открою дорогу нашей армии на Калугу!» На это Наполеон ответил: «Сыт я по героизму! Мы слишком много сделали для славы. Настало время нам обратить все наши мысли на спасение остатков армии».
Бессьер, вероятно, надеясь избежать подчинения Мюрата, быстро согласился с Императором, сославшись на падение боевого духа гвардейцев и неспособность армии справиться с задачей. Он и другие указали на раненых в вчерашнем бою и заявили, что армия больше не будет платить за эту землю. Даву, надеясь спасти положение, предложил попытаться обойти русские позиции на север и запад, через Медынь. Он утверждал, что это позволит Наполеону по-прежнему использовать южный подход к Смоленску и разместить армию между Смоленском и русскими.
Мюрат, воспользовавшись шансом атаковать соперника, обвинил Даву в том, что он привел армию к катастрофе, мотивируя это тем, что такой маневр оголит русским фланг армии. Вместо этого Мюрат опроверг свое предыдущее заявление и предложил армии отступить на север через Можайск и обратно на Москву. Даву возразил, что вернуться на север означало провести армию через виртуальную пустыню, где она зачахнет и умрет. Когда спор достиг крещендо, Бертье и Бессьер встали между двумя враждующими маршалами. Наконец, удрученный и усталый Наполеон сыт по горло. В разгар своего отчаяния он объявил, что решил, что армия вернется на север, в Москву, через Боворск. Судьба 9.0003 Grande Armée был запечатан.
Кутузов обдумывает следующий ход России
Так совпало, что аналогичная встреча происходила в русском стане. По свидетельству сэра Роберта Уилсона, британского офицера связи, прикомандированного к штабу Кутузова, в 23 часа Кутузов созвал всех офицеров в свою палатку и энергично заявил о своем намерении встать и бороться за переправу через Лужу, заявив, что «он решил довести дело до конца».
вести войну на этом месте — добиться успеха или заставить врага пройти по его телу». Приказы были быстро отданы, и русская армия была развернута для сдерживания французского плацдарма. Через три часа, около 2 часов ночи, Кутузов вновь вызвал своих генералов и объявил, что передумал; он получил известие, что армия в опасности, если останется на позиции над Малоярославцем. Для обеспечения безопасности армии он приказал немедленно отступить за Калугу, чтобы обезопасить коммуникации армии через Оку. Возможно, он боялся, что Наполеон использует корпус Юджина, чтобы сковать свою армию, в то время как другие части 9-го0003 Grande Armée пересекла Лужу в другом месте, зажав его у реки.
Уилсон недоверчиво умолял Кутузова передумать. В аргументе, отражающем аргументы Даву на севере, он утверждал, что если они повернутся спиной к врагу на их фронте, это обречет армию и оставит путь на Калугу и Медынь для французов. Кутузов не внял его совету. Вместо этого он сказал Уилсону, что, если французы надавят на него, он двинет армию дальше на юг через Оку, на 24 мили к юго-востоку.
Как и его французский коллега, с него было достаточно.
Печально известное отступление французской армии
26-го обе армии начали подготовку к отступлению: французская на севере и русская на юго-западе. Эти приготовления были отмечены пикетами каждой армии и должным образом доложены вышестоящему штабу. Это была информация, которую не хотел слышать ни один командир — упорная кампания отняла энергию и уверенность каждого. Французский авангард под командованием Даву свернул с Медынской дороги и двинулся на север, к Фоминской; началось печально известное отступление.
С самого начала дела шли не очень хорошо. Повозки с провизией пришлось сжечь из-за отсутствия лошадей. В первый день, когда французы проходили через Бородинское поле, Сегюр писал в своих мемуарах: «Мы видели поле, вытоптанное, опустошенное, и каждое дерево было срублено на несколько футов над землей. На заднем плане стояло несколько кочек со снесенными вершинами, самая высокая из которых казалась самой бесформенной.
Пятно имело вид сплющенного потухшего вулкана. Повсюду земля была усеяна потрепанными шлемами и нагрудниками, сломанными барабанами, осколками оружия, клочьями мундиров и окровавленными флагами. Среди этого запустения лежало тридцать тысяч полуобглоданных трупов. В сцене господствовало множество скелетов, лежащих на мятом склоне одного из холмов; смерть, казалось, утвердила там свой трон. Это был страшный редут, который был победной могилой Коленкура. По всем нашим позициям пронесся грустный ропот: «Поле Великой битвы». Голодные, деморализованные, с наступлением зимы остатки Grande Armée двинулся дальше.
В ту ночь Наполеон узнал от пленного русского солдата, что русские преследуют французов по Медынской дороге, пути, который отрезал бы их от Смоленска, дороге, которую Даву советовал Наполеону пройти после Малоярославца. Каждый день погода и голод сказывались на французах, поскольку их потери в людях и лошадях росли. Авангард Даву и Эжена и арьергард Нея были единственными неповрежденными частями армии; остальные представляли собой бродячую толпу больше, чем Гранд Арме .
В ночь на 2 ноября русский авангард, двигаясь по Медынской дороге, занял позицию между французами и городом Вязьмой по дороге Москва-Смоленск. По сравнению с предыдущими боями, по числу участников и понесенным потерям, битва под Вязьмой едва ли была значительной. Что было важным, так это состояние Grande Armée и то, как он воевал. Нехватка лошадей затрудняла передвижение артиллерии, а потеря дисциплины и порядка ограничивала части, которые можно было ввести в бой. Пока Даву и Эжен вели неравный бой с русским авангардом под командованием Милорадовича, последние целые части армии приносились в жертву толпе позади. Когда на поле сгустилась ночь, французы не расчистили дорогу. Милорадович вызвал подкрепление, но его просьба не была услышана, и на следующий день французы смогли вытеснить его с дороги, возобновив свой путь на запад.
Кутузов обдумывал свой следующий ход. Он знал, что его армия в состоянии продолжать сражаться с французами. Но вместо этого он решил отдать честь победы морозной погоде и пустынным равнинам России.
К 6-му пошел снег, и казаки начали давать о себе знать. С каждым шагом потери людей и лошадей продолжали расти, и у каждого города или препятствия солдаты отваливались в сторону. Единицы разделились, и сплоченность была потеряна. Через три дня 9 Grande Armée дойдут до Смоленска, потеряв более 50 000 человек смертью и дезертирством. Что еще более важно, армия войдет в Смоленск разбитой силой, недисциплинированной толпой, которая обрушится на тщательно спрятанные французские припасы, как рой саранчи. Из-за того, что их припасы быстро истощились, армия не могла оставаться в Смоленске, поэтому они потерпели крушение. Grande Armée из 600 000 человек, переправившихся через реку Неман в июне, к декабрю будут насчитывать чуть более 100 000 человек.
Мы никогда не узнаем, что было бы, если бы Grande Armée прорвались через Малоярославец в Калугу. Возможно, если бы армия шла по более плодородной земле, она была бы в лучшей форме, когда достигла бы Смоленска и его жизненно важных запасов.
Тогда отступление из Москвы могло быть лишь неудачей в блестящей карьере Наполеона, а не решающим моментом его падения. Задним числом мы знаем, что дорога была открыта, что Кутузов не стал бы препятствовать ее прохождению.
Наполеон всегда рассчитывал, что его звезда поможет ему проникнуть в мысли других. Его вера в собственную судьбу проложила победный путь через равнины Европы. Но его звезда оставила его в холодных открытых степях России на перекрестке Малоярославца.
Участвовали ли казахи в Отечественной войне 1812 года в России? ► E-history.kz
Многонациональное население области помогало российской армии, собирая пожертвования на нужды войск. Это были скот, деньги, одежда, оружие, еда, транспорт и т. д.
Известно, например, что глава казахского племени «жаппас» Байсакал Тилекулы, Байжазык Кушукбаев и некоторые другие путешествовали по аулам («аул» по-казахски означает «село»), собирали скот и продукты для армии, организовал добровольческие отряды.
Отдельных воинских формирований в составе казахов, в отличие от представителей других народов, не создавалось (по историческим договорам казахи не призывались на регулярную военную службу). Поэтому они воевали, находясь в составе иррегулярных войск, то есть Уральского и Оренбургского казачьих полков, а также в рядах полка иностранных наемников. «Полк иностранных наемников» формировался в Оренбуржье из башкир, татар, мещераков, мишарей, мордвы, тептеров, калмыков, нагайбаков, черемисов, чувашей и других малочисленных народов Поволжья.
В Центральном государственном архиве Республики Казахстан хранятся документы, на основании которых можно констатировать, что казахи крестились, приняли православие и стали членами казачьего сословия. На то были самые разные причины. Нередко членами казачьего общества становились те местные казаки, которые с детства жили вблизи русско-казахстанской границы. Они потеряли свои исконные корни, хорошо говорили по-русски и работали в казачьих станицах.
Их было легко расшевелить, они выходили замуж за русских, татар, башкир или калмыков.
Большая часть казаков присоединилась к Оренбургскому казачьему войску. Например, в 1812 году в оренбургские казаки были взяты Карыбай Арсланбаев из казахского племени «кипчак», Темир Бегимов из казахского племени «шекты», Бектемир Кулькин из казахского племени «табын», Нуртай Таймасов. При крещении они брали новые имена и фамилии, такие как: Василий Петров, Алексей Осипов, Егор Леонтьев, Яков и Федор Филипповы, Евграф и Семен Васильевы. Но часто они оставляли свои имена, так попадались казаки Ахмет Сулейменов, Курман Хасенов, Ибрай Исмаилов, Болтай Рахманкулов и другие.
У 43-летней казачки Танатаровой (она сменила фамилию на Татьяну) было шестеро сыновей, служивших в Оренбургском казачьем войске. Все они участвовали в Отечественной войне 1812 года.
Местные казахи переселились на территорию башкирских кантонов, где их стали называть башкирами. Так, в период 1799-1815 гг. башкирами называлось 1226 казахов (863 мужчины и 363 женщины).
Делали они это из-за малоземелья, тяжелого экономического положения, взаимных конфликтов и т. д. Все они были обязаны нести военную службу в частях Башкиро-Мещерякского казачьего полка, поэтому вместе с русскими казаками шли на войну с Французская армия во главе с Наполеоном.
В то же время казахи пошли добровольцами в ополчение. Например, известно, что шестнадцать юношей из казачьего племени «кипчак» просили атамана Оренбургского казачьего войска принять их на службу. Один из добровольцев по имени Жанторе отправился на войну со своей молодой женой. Супруги были вместе во многих сражениях, она показала свое прекрасное конное мастерство и навыки воина. Ей даже была вручена боевая медаль за храбрость. В воспоминаниях, записанных со слов Жанторе в 1847 году, он сказал о своей национальной одежде: «В таком платье я воевал с французской армией в большом городе, называемом Парижем». После войны они с женой жили в лесу на берегу реки Белой. В связи с этим некоторые историки считают, что Жанторе был башкиром по национальности.
Но до сих пор никто точно не знает его происхождения.
В полку иностранных наемников казахским воинам-добровольцам разрешили выбирать себе командира, носить национальную одежду. Кроме традиционного лука и стрел у них было казачье оружие: сабли, пики, ружья. У казахских воинов были свои лошади местной породы. Они были неприхотливы и привыкли к дальним переездам. Воины прошли на своих спинах всю Европу, от Москвы через Варшаву и Берлин до Парижа и берегов Сены.
Вооруженные древним оружием степняки были необычным противником для наполеоновских солдат. «Маленькая стрела, пущенная сильной и умелой рукой казака, башкира или татарского всадника, сразу убивала врага. Они умело стреляли в цель и притом с такой силой, что стрела на расстоянии 2 м могла пронзить не только человека, но и лошадь», — писал военный историк Н.Гарнич.
Французские солдаты осознали опасность, исходящую от воинов-кочевников. Командир 23-го полка легкой кавалерии барон де Марбо говаривал, что «башкиры» (так французы называли всех нерусских воинов), были повсюду, как «рой ос», безостановочно стреляя из луков .
Он вспоминал, что победить их было очень сложно, а сам был легко ранен в ногу «такой смешной пулей». Он писал, что кавалер ордена Почетного легиона, офицер Малин получил пулю в грудь и сразу скончался. Французские солдаты называли воинов-казахов «северными амурами» за их экзотическое оружие, о котором в Европе давно забыли.
Всего из Оренбуржья на войну было отправлено свыше 30 иррегулярных кавалерийских полков: пять Уральских и пять Оренбургских казачьих полков, пятнадцать Башкирских, два Мечерякских, два Калмыцких, два Мишарских и один Тептярский полки. Среди них были казахские воины-добровольцы. Предполагается, что они служили в первом и втором Башкирских полках, в первом Тептярском, первом и втором Оренбургских казачьих полках.
Исследователь истории Оренбуржья П.Матвиевский писал, что участие казахского народа в войнах с Наполеоном представляется совершенно бесспорным и не подлежит сомнению.
В истории есть страницы с именами воинов-казахов, храбро сражавшихся в Отечественной войне 1812 года.
Например, есаул Оренбургского казачьего войска (« есаул» — должность или чин в российских и украинских казачьих частях ), крещеный казак Яков Беляков в 1809-1810 годах участвовал в войне с Турцией, за отвагу и отвагу был награжден командующим русской армией Михаилом Кутузовым. Позже он сражался с французской форсированной армией, возглавляемой Наполеоном. В 1830 году он просил оренбургского военного губернатора Эссена освободить его от службы в армии в связи с плохим здоровьем. В своем письме к нему Яков Беляков писал, что он казак по происхождению, добровольно вступивший в казачье общество и участвовавший в боях с Наполеоном.
Профессор Елток Дильмухаммедов считал, что это был легендарный майор Яков Беляков, который был командиром третьего Оренбургского казачьего полка, воевавшего в составе войск генерала Платова. 19 марта 1814 года полк союзной коалиции вошел в Париж и вернулся домой только в 1820 году. Правда это или нет, судить трудно, так как, по другим данным, Яков Беляков умер в апреле 1816 года.
Понятно, что в третьем Оренбургском казачьем полку был казак Яков Беляков (в крещении казак), которого очень уважали. Его имя упоминается в сборнике песен оренбургских казаков об Отечественной войне 1812 г.
Два казаха из казахского племени «тама»: Амен Байбатыров и Нарынбай Жанжигитов, находясь на службе в одном из башкирских кавалерийских полков, достигли Парижа. Их полк храбро сражался при Веймаре, Ханау, Франкфурте-на-Майне, Кобленце и Мангейме. Байбатыров показал себя настоящим воином в боях за города Лейпциг и Глогау, был награжден Георгиевским крестом и двумя медалями (по другим данным, тремя Георгиевскими крестами). Жанжигитов также был награжден серебряной медалью. Оба после войны жили в своих аулах (по-казахски значит «деревня») в оренбургских степях.
Байбатыров стал акыном («поэт-импровизатор» по-казахски). Он сочинял песни, в которых рассказывал о событиях, происходивших во время русско-французской войны. Он был широко известен в степи среди казахов и царской администрации.
Подружился с поэтом А. Плещеевым, ученым А. Макшеевым и исследователем Аральского моря А. Бутаковым.
Доказательством участия воинов-казахов в войне с Наполеоном являются картины художника-баталиста А. Орловского. Он писал их в «живую» манеру, под впечатлением собственных наблюдений, когда на фронт шли полки иностранных наемников, состоявших из башкир, калмыков, татар, казаков и др.
В каталоге его работ есть картины маслом, посвященные казахским воинам: «Всадник-киргиз» (1807 г.), «Всадник-киргиз с пикой» (1807 г.), «Киргизы» (1808 г.), «Два всадника-киргиза». (1809), «Киргиз» (1810), «Киргиз на коне» (1810).
На эту же тему выполнил 45 рисунков: «Киргизский патруль» (1807 г.), «Голова бородатого киргиза в круглой меховой шапке» (1812 г.), «Киргизский отряд» (1813 г.), «Киргизский табор». (1815), «Разговор киргизов с уральским казаком» (1817) и др.
Вообще среди персонажей его картин и рисунков казаки и киргизы (то есть казаки) встречаются чаще, чем башкиры, калмыки, татары и другие.