5. Слово учителя

Говоря о литературных памятниках Древней Руси, нельзя не упомянуть о берестяных грамотах. Самое загадочное явление русской истории. Они открывают почти безграничные возможности познания прошлого в тех отделах исторической науки, где поиски новых видов источников признавались безнадёжными. Поэтому предоставляем слово нашим археологам.

6. Сообщение “археологов”

<Cлайды № 14–20>

Первая новгородская берестяная грамота была найдена 26 июля 1951 года на археологических раскопках в квартале на Дмитровской улице. В средние века эта улица называлась Холопьей.

Грамота была найдена прямо на мостовой XIV века, в щели между двумя плахами настила.

Берестяные грамоты очень разнообразны по содержанию. Ведь они писались людьми разных социальных уровней и занятий, разных наклонностей, охваченных разными заботами и разным настроением. Порой рукой писавшего водил гнев, порой – страх. Береста сохраняет всё – от первых робких шагов в овладении грамотой до духовного завещания и извещения о смерти.

Очень малочисленны грамоты, связанные с дальней торговлей Новгорода и купечеством, как особым сословием.

Главная тема, которой посвящено подавляющее большинство берестяных текстов XII века, – это деньги.

Много еще хотелось бы рассказать о новгородских грамотах.

Каждая грамота по-своему интересна. Сколько еще грамот будет найдено? О каких неизвестных страницах прошлого расскажут они нам.

7. Работа с учебником

Закончить рассказ о находках берестяных грамот лучше всего текстом из учебника на с.65
Прочитайте рубрику “Выскажи своё предположение” на с.61 учебника.

Итог урока

<Cлайд № 22>

Из каких источников мы узнаём о далёкой минувшей истории страны, в которой мы живём?
Почему нам нравиться читать исторические книги, смотреть кинофильмы на исторические сюжеты?
Для чего человеку понадобилось обучаться грамоте?
Можете ли вы представить современную жизнь без образования, воспитания и культурных ценностей?

6.

Домашнее задание

Выполни задание 10-11 на с.8, напиши письмо другу и расскажи о своей жизни в современной России.

Рефлексия

<Cлайд № 23>

Закончите одну из фраз: “Сегодня я узнал, что…”
“Сегодня я понял, что…”

Какую историю ты хочешь рассказать? | Взгляды на историю

Перспективы ежедневно

Обучение повествовательному повествованию с помощью подкастинга

Хейли Р. Боуман | 8 июля 2021 г.

Примечание редактора: это первая статья в колонке, состоящей из двух частей. Вторая колонка доступна здесь.

Это было 13 страниц рукописи, красиво — иногда досадно — составленных, со странным синтаксисом и длинными предложениями с фонетической орфографией. Эта рукопись, озаглавленная «В которой я объявляю, что случилось с душой королевы Изабеллы де Бурбон», вырвала меня из тумана транскрипции. Сидя в холодном и тихом читальном зале Эскориала, монастыря-дворца, построенного испанским королем Филиппом II в 16 веке, я начал читать захватывающий отчет. Я не был уверен, как именно она впишется в мой диссертационный проект, но я сразу понял, что в этой рукописи рассказывается замечательная история.

Рассказав в подкасте историю испанской аббатисы Сор Марии де Хесус, Хейли Р. Боуман узнала, как включить повествование в свою диссертацию. Hayley R. Bowman

В этом документе рассказывается о чудесном видении Чистилища, которое пережила францисканская настоятельница по имени Сор Мария де Хесус. В деревне Агреда на северо-западе Испании монахиня увидела пол под своей трещиной и частью, открывая подземную пропасть, наполненную страдающими душами и лижущим пламя Чистилища. Душа Изабель де Бурбон, королевы Испании monarquía , появился, чтобы поговорить с Сор Марией. Этот яркий рассказ находится в центре моего эпизода Reverb Effect , подкаста факультета истории Мичиганского университета.

Когда меня выбрали в качестве продюсера и ведущего нового сезона для Эффект реверберации, я испытал смесь эмоций. С одной стороны, я был в восторге. Миссия подкаста — исследовать, «как прошлое отражается в настоящем» для широкой аудитории, отражает глубокую приверженность публичному участию и повествовательному повествованию, которое лежит в основе того, что я считаю нашим долгом как историков: учить и критически взаимодействовать с другими. С другой стороны, я чувствовал неуверенность. Концерт требовал, чтобы я не только наблюдал за сезоном эпизодов моих коллег, но и писал и продюсировал свои 9 эпизодов.0009 собственный эпизод , вытекающий из моей диссертации. Закралось сомнение: как я мог сделать испанскую монахиню 1630-х годов актуальной для слушателя подкаста сегодня? Кого это волнует?

Тем не менее, я быстро понял, что так чувствовал почти каждый историк, который работал со мной над эпизодом. Я задавал неправильные вопросы. Правильный вопрос, мой рефрен каждому продюсеру эпизода, пока мы работаем над сценариями, оказался таким: какую историю вы хотите рассказать?

Как только мое мышление изменилось с «кого это волнует?» на «что за история?» эпизод — и его повествовательные возможности — начали разворачиваться. Вместо того, чтобы оказывать давление на мои исследования до быть актуальным и кажутся интересными, Я сосредоточился на любопытстве и на том, что в первую очередь привлекло меня к этому проекту. Как я могу объяснить свои выводы и предположения другу, члену семьи, студенту бакалавриата или даже на первом свидании? Ответ: Я рассказывал историю о том, как женщины в другое время понимали мир и загробную жизнь, и как они делились и развивали эти знания.

Как я мог сделать испанскую монахиню 1630-х годов актуальной для слушателя подкаста сегодня? Кого это волнует?

Актуально и интересно. И история, которую стоит рассказать.

Трудная задача представить широкой публике историю рукописных страниц Сор Марии не отступила полностью. Составление убедительного повествования из более крупного исследовательского проекта сопряжено с рядом проблем, в том числе с поиском баланса между историческим контекстом и увлекательным повествовательным содержанием, рассмотрением того, как создать знакомые точки соприкосновения для аудитории, не являющейся экспертом, и определение части проекта, которая является оптимальной для цель.

Сначала я обратился к выявлению элементов повествования в существующем проекте прямо у меня под носом. Увлекательные истории имеют повествовательную арку, такую ​​как идентифицируемое начало, середина и конец; управляемый «состав персонажей» или исторических действующих лиц; и своего рода «якорь», центральный обрамляющий элемент истории.

Возможно, проще всего начать с «якоря», поскольку по определению он удерживает и соединяет эти другие элементы. В сторителлинге «якорем» может быть человек, место, тема или идея. Эффективные нарративы привязаны к своим якорям, подкрепленные доказательствами и примерами, связанными с этой центральной точкой. Привлеченный чудесным видением Изабель де Бурбон Сор Марией, я привязался к месту-идее: католическому христианскому чистилищу. Чистилище принесло повествовательный потенциал, привлекательность для аудитории, и взаимодействие Сор Марии с ним казалось подходящим размером для эпизода подкаста. Сосредоточение внимания на Сор Марии, чудесных видениях в целом или на одном из произведений монахини целиком не раскрыло бы ту историю, которую я хотел рассказать. Чистилище кричало.

Эффективные нарративы привязаны к своим якорям, подкрепленные доказательствами и примерами, связанными с этой центральной точкой.

Таким образом, проблемы повествовательной дуги и состава исторических действующих лиц стали более решаемыми. Связывая каждую часть моей разворачивающейся истории с Чистилищем, я избегал включения постороннего исторического контекста, отталкивающего или подавляющего незнакомую аудиторию, и создавая гораздо больше, чем то, что эффективно разыгралось бы в 30-минутном эпизоде.

Поиск якоря был только первой частью процесса. Я по-прежнему сталкивался с проблемой осмысленного изложения своей истории. Это потребовало некоторого творческого осмысления возможностей и ограничений устной повествовательной среды. Поскольку в подкасте аудитория должна слушать, установка сцены с помощью слуховых сигналов и представление исходных данных таким образом, чтобы слушатели могли быстро их понять, становится критически важным. Я начал с реконструкции, воплотив в жизнь видение Сор Марии и разговор с душой Изабель де Бурбон с помощью актеров озвучивания и звуковых эффектов. Рукопись Сор Марии превратилась в разговор, так же как слова из ее пера превратились в диалог, интонацию, звук. Прошлое стало немедленным, осязаемым и могущественным, и мой эпизод был в пути.

Повествовательное размышление о моей диссертации привело к большему, чем выпуск подкаста. Это изменило мое отношение к проекту в целом. Осознание того, как я хочу рассказывать исторические истории, сформировало мой писательский процесс, создав динамическую интеграцию исходных материалов и окружающего контекста, которые поддерживают и соединяют повествовательные дуги, а не исключительно методологические или хронологические. Я более осторожно отношусь к историям, найденным в архивах, различая и уважая их уникальную способность продвигать дугу вперед и вовлекать аудиторию. И когда я чувствую, что застрял, когда уверенность ускользает от меня, я возвращаюсь к жизненно важному вопросу: какую историю я хочу рассказать?

Хейли Р. Боуман — кандидат исторических наук в Мичиганском университете. Ее диссертация исследует испанский мир раннего Нового времени глазами Сор Марии де Хесус де Агреда. В 2020–2021 годах Хейли вела подкаст своего отдела Reverb Effect. Она пишет в Твиттере @hayleyrbowman.

Теги: Перспективы ежедневно Перспективы Летние колонки Исследовать Цифровая история Европа

Эта работа находится под лицензией Creative Commons Attribution-NonCommercial-NoDerivatives 4.0 International License. Атрибуция должна содержать имя автора, название статьи, Взгляды на историю , дату публикации и ссылку на эту страницу. Эта лицензия распространяется только на статью, а не на текст или изображения, используемые здесь с разрешения.

Американская историческая ассоциация приветствует комментарии в области обсуждения ниже, в сообществах AHA и в письмах редактору. Пожалуйста, ознакомьтесь с нашей политикой комментариев и писем перед отправкой.

Перед отправкой ознакомьтесь с нашей политикой в ​​отношении комментариев и писем.

Сопутствующее содержимое

• Эффект реверберации

  Даниэла Шейнин | 5 ноября 2020 г.

• История загрузки: подкастинг прошлого

  Сэди Берген | 29 февраля 2016 г.

• Уроки истории в кино

  Натали Бартон | 30 июня 2021 г.

Правильное изложение истории

Первым шагом в ликвидации народа является стирание его памяти. Уничтожить его книги, его культуру, его историю. Затем попросите кого-нибудь написать новые книги, создать новую культуру, изобрести новую историю. Вскоре нация начнет забывать, что она есть и чем она была.
— Милан Кундера, Книга смеха и забвения

Кто контролирует прошлое, тот контролирует будущее: кто контролирует настоящее, тот контролирует прошлое.
— Джордж Оруэлл, 1984

Имеет ли значение история?

Казалось бы, да. Просто подумайте. . .

Незабываемым было сияющее мальчишеское лицо миниатюрного начальника НКВД Николая Ежова. Сфотографированные стоя у канала имени Москвы и рядом со своим учителем Иосифом Сталиным, нельзя было сказать, что они жили в самые мрачные дни Великой чистки в Советском Союзе. Фотография, на которую возложены аресты, заключение и убийство сотен тысяч подозревающих (или ничего не подозревающих) российских граждан, олицетворяет доверие Сталина к Ежову. «Конечно, — почти можно прочитать в дерзкой ухмылке Ежова, — я более чем в безопасности». Вскоре после этого Ежов будет арестован и расстрелян по приказу Сталина. Официальная картина была бы классно «подправлена», чтобы полностью стереть не только близость Ежова к Сталину, но и существование Ежова. Ежов навсегда останется известен как «Исчезающий комиссар».

В произведении Джорджа Оруэлла « 1984 » Уинстон Смит служил Министерству правды, «перерабатывая» старые новости, чтобы они соответствовали новым реалиям. Неудобные факты или неловкие ситуации, которые могут подорвать доверие людей к непоколебимому авторитету Большого Брата, можно было бы должным образом отретушировать и переиздать, и читатели ничего бы не узнали. В конце концов, все свидетельства оригинальной статьи будут сброшены в испепеляющую «дыру памяти».

10 мая 19 г.33 мая раскаленные добела огни в Германии осветили самую черную ночь. Студенты университетов из десятков немецких студенческих городков сожгли тысячи книг по лихорадочному наущению министра народного просвещения и пропаганды Германии Йозефа Геббельса. Вечные книги по истории и философии, литературе и культуре были поглощены пламенем ярости. Многие вспомнили пророческие слова немецкого еврейского поэта Генриха Гейне, сказанные более века назад: «Это была только прелюдия; там, где сжигают книги, в конечном итоге сжигают и людей».

В своей работе Об идеальном ораторе , Марк Туллий Цицерон настаивал: «Не знать того, что произошло до твоего рождения, значит всегда оставаться ребенком. Ибо чего стоит человеческая жизнь, если она не вплетена в жизнь наших предков историческими записями?» Президент Гарри Трумэн, в основном самоучка и ненасытный студент-историк, признавал, что «единственное новое в мире — это история, которую вы не знаете». А неугомонный Уинстон Черчилль ехидно уверял: «История будет ко мне благосклонна, ибо я намерен ее написать».

Имеет ли значение история?

Да. И именно поэтому правильное изложение истории имеет значение.

История важна, потому что она рассказывает историю человечества. Католическая писательница Фланнери О’Коннор объяснила: «История — это способ сказать что-то, что нельзя сказать иначе. . . . Вы рассказываете историю, потому что заявление было бы неадекватным». История повествует о каждом мужчине и женщине в их славе и сломленности как о «плохом игроке, который расхаживает и беспокоится на сцене, а затем его больше не слышно». Это дает нам живой контекст, в котором мы можем стать свидетелями раскрытия нашей теологии, философии и смысла жизни во плоти и крови. История советует нам причину и следствие, успех и неудачу, вдохновение и предостережение. Как однажды заметил Джордж Сантаяна, «прогресс не только не состоит в изменении, но и зависит от сохранения. . . . Те, кто не может вспомнить прошлое, обречены на его повторение». И если не больше, история — это восхитительная пряжа — волнующая поездка через человеческий опыт, затронутый волнующим, если не сводящим с ума, человеческим состоянием.

Беда в том, что современный (или, скорее, постмодернистский) мир делает жалкую работу по рассказыванию истории и, таким образом, подрывает историю, какой мы ее знаем. Постмодернизм, отстаиваемый философами Жаком Деррида и Майклом Фуко, лишил историю не только чувства истины, но и признания реальности. В смутном, головокружительном тумане «деконструкции», «фиктивных» натур и гнусных «властных структур» нам велено подвергать сомнению все до абсурда и навсегда считать великие фигуры темными, злобными существами, тонущими в собственной неисправимости. Этот неумолимый скептицизм, смешанный с изрядной дозой тщеславия, компрометирует истину не меньше, чем льстивые агиографии. Замечание мадам де Севинье о том, что «ни один человек не является героем по отношению к своему камердинеру», доведено до крайности, когда историк или биограф (как заметила бы Вирджиния Вульф) «перестал быть летописцем; он стал художником».

Естественным следствием радикального скептицизма исторических деятелей и самовозвеличивания историка является отмена культуры. Если каждый известный факт подвергается сомнению, каждое деяние считается темным, а историк считает себя верховным арбитром этих соображений, то не должно быть терпимости к защите истории исторической личности, не говоря уже о ее рассказе. Как современные историки решают эту проблему? Есть две основные стратегии. Во-первых, уничтожьте историческую фигуру, сделав чрезмерный акцент на историях о ее или ее сломленности. Высмеивайте искупительные ценности и проветривайте грязное белье. Немецкий историк Джеффри Элтон не терпел этой «патографии», которая так же искажает перспективу, как и агиография. Принимая во внимание необходимость того, чтобы историки обладали фундаментальной честностью в своей работе, он сказал:0003

Когда я встречаю историка, который не может думать, что были великие люди, причем великие люди в политике, я чувствую себя в присутствии плохого историка; и бывают времена, когда я склонен судить всех историков по их мнению об Уинстоне Черчилле — могут ли они видеть, что, независимо от того, насколько лучше становятся известны подробности, часто вредные, о человеке и карьере, он все равно остается, попросту говоря, Великий человек.

Во-вторых, если современный историк не может запятнать тему к своему удовлетворению, их последнее прибежище — убить историю — просто изменить тему и лишить ее дневного света. Пусть фигура поглотится стирающим туманом неописуемой истории. Если позаимствовать злобную проницательность Иосифа Сталина: «Смерть решает все проблемы. Нет человека, нет проблемы».

Покойный Чарльз Хилл, опытный дипломат и профессор Йельского университета «Большая стратегия», предупреждал, что в то время как историки становятся изгоями, студенты остаются совершенно необразованными: «Мы изменили наше образование за последние тридцать или сорок лет, так что студентов действительно не учат история — их не учат тому, что досталось нам ее е. История уступила место обучению «вопросам», а «вопросы» — это нечто абстрактное. Они просто там. Их почему-то всего появляется . Это основная причина, по которой мы имеем такое кажущееся забвение или невежество в отношении того, как нужно управлять миром, чтобы все остальное работало хорошо. Если мы этого не знаем, то все развалится».

В серии «Возвращение в Брайдсхед», Эвелин Во высмеивает (но с суровой скрытой серьезностью) Хупера, нелюбопытного получеловека без воображения, служащего под военным командованием Чарльза Райдера.

Хупер не был романтиком. В детстве он не ездил верхом на лошади Руперта и не сидел у костров на стороне Ксанфа; в том возрасте, когда мои глаза были сухими ко всему, кроме поэзии — той стоической краснокожей интермедии, которую наши школы вводят между быстро текущими слезами ребенка и мужчины, — Хупер часто плакал, но никогда из-за речи Генри на соборе Святого Криспина. День, ни эпитафии в Фермопилах. В истории, которой его учили, почти не было сражений, зато было множество подробностей о гуманном законодательстве и недавних промышленных изменениях. Галлиполи, Балаклава, Квебек, Лепанто, Бэннокберн, Ронсевалес и Марафон — все это, а также битва на Западе, где пал Артур, и сотни таких имен, чьи звуки труб, даже сейчас, в моем тяжелом и беззаконном состоянии, непреодолимо звали меня. за прошедшие годы со всей ясностью и силой детства, напрасно звучало для Хупера. Он редко жаловался.

История, сделанная правильно, соответствует тому, что Тацит описывает как свою высшую функцию: «Не допускать, чтобы ни одно достойное деяние не осталось незамеченным, и внушать осуждение потомству как ужас для злых слов и дел».