О чем писал карамзин: Краткая биография Карамзина – творчество поэта и историка Николая Михайловича, самое главное

Содержание

Пой, Карамзин… — Год Литературы

Текст: Арсений Замостьянов *

Коллаж: ГодЛитературы.РФ

Юбилей Николая Михайловича Карамзина не пройдет незамеченным. Его иногда цитируют главы государства. «История государства Российского», после долгого перерыва, переиздается теперь ежегодно. Да и «Бедную Лизу» до сих пор изучают школяры и студенты как памятник русского сентиментализма. А ведь он начинал как поэт… Только ли начинал? И означает ли эта биографическая формулировка, что с годами Карамзин охладел к поэзии, а она — к нему? Его стихи не вошли в канон Золотого века русской литературы, но при этом мало кто из старших современников сильнее повлиял на первых русских романтиков и поэтов пушкинского круга.


Карамзин-историк заслонил Карамзина-поэта, хотя писатель — и даже писатель-сентименталист — ощущается в каждом томе «Истории государства Российского».


Сегодня трудно представить, что молодые литераторы «прогрессивного направления» первых лет нашего пушкинского Золотого века безоговорочно считали Карамзина гением и вождем, открывшим новые миры русской словесности.

В чем же его открытие? Тут уместно вспомнить термин из истории литературы: сентиментализм. То есть углубленное внимание к собственной личности, к интимным переживаниям. Причем без натурализма, а под туманной дымкой легкой меланхолии. Вот из лучшего карамзинского:

Веют осенние ветры

В мрачной дубраве;

С шумом на землю валятся

Желтые листья.

Пришла осень. Смена времен года напоминает нам о быстротечности жизни. И это важнее любых политических поворотов. Пётр Вяземский восхищался:


«Тут все верно: краски, точность выражения и музыкальный ритм. В философических стихотворениях Карамзин также заговорил новым и образцовым языком. В них свободно выражается мысль».

Карамзин не только писал, осваивая разнообразные жанры. Он показал себя изобретательным издателем, законодателем моды, открывателем направления. Словом, властителем дум. Не первым и не последним, но цепким. Прежде поэзия считалась чуть ли не государственной службой.

Во имя просвещения державы, во имя утверждения истины поэты водились с царями и вельможами, воспевали воинские победы, излагали в стихах мечты о политических преобразованиях. Карамзин отрицал патетику. Излюбленный жанр — дружеское послание. Непринужденный разговор о том о сем. И о высоком, и о низком. Заметки и наблюдения — о временах года, о старении всего и вся. Легкая грусть без претензии на глобальную трагедию. Нас не удивляет, что осенний пейзаж он переносит в собственную душу. А тогда это воспринималось как открытие:

Смертный, ах! вянет навеки!

Старец весною

Чувствует хладную зиму

Ветхия жизни.

Вздох в финале. За это его и ценили. Больше того, любили. «С ним родилась у нас поэзия чувства, любви к природе, нежных отливов мысли и впечатлений, словом сказать, поэзия внутренняя, задушевная… Если в Карамзине можно заметить некоторый недостаток в блестящих свойствах счастливого стихотворца, то


он имел чувство и сознание новых поэтических форм», —

никто точнее Вяземского об этом не поведал. Он нашел в Карамзине целый мир.

Конечно, тут речь не только о стихах, но и о бедной Лизе и ее литературных сродниках. Но первые открытия Карамзин совершал все-таки в поэзии, главное — это, конечно, «желтые листья»: «Тихая нега, свежее благоухание, те же умеренные краски в картинах. Поэзия утратила свой резкий и ослепительный блеск: в ней есть что-то более успокоивающее и чарующее глаза миловидными и разнообразными оттенками. Одним словом, меланхолия была до Карамзина чужда русской поэзии. А что ни говори новейшие реалисты и как ни блистательны некоторые их попытки, меланхолия есть одна из принадлежностей поэзии, потому что она одна из природных принадлежностей души человеческой».

Конечно, и до Карамзина на русском языке появлялись стихи о частной жизни «лирического героя». Среди них и шедевры найдутся. Распевал любовные песни Сумароков, острил Василий Майков. Разнообразно проявлялся своенравный дух Державина — поэта, который не боялся предстать перед читателем и в домашнем халате.

Но


Карамзин первым демонстративно углубился во внутренний мир, в собственные тихие думы и частные эмоции. Это и называли «новой чувствительностью».


Даже рифма казалась ему чем-то помпезным — и он приучил соратников к белым стихам. Лишь бы сохранить право на камерное высказывание, на вздохи и слезы. Всего этого не хватало в прежней поэзии, гремевшей громами. Он не уставал теоретизировать, комментировать собственные открытия: «Все люди имеют душу, имеют сердце: следственно, все могут наслаждаться плодами искусства и науки, и кто наслаждается ими, тот делается лучшим человеком и спокойнейшим гражданином». Временами Карамзин ставил искусство выше жизни. И уж, конечно, выше чинов и орденов. Сборник своих произведений он назвал программно: «Мои безделки». А друг и последователь Карамзина Иван Дмитриев «развил тему», назвав свою книгу «И мои безделки». Поклонники восхищались тем, как изящно Карамзин закрылся от государственной жизни с ее навязчивым регламентом.

А он все-таки писал и о маневрах большой политики. Но — в подчеркнуто миролюбивом духе.

Новое слово сентименталиста в поэзии — субъективная лирика. Даже Илью Муромца он превратил в куртуазного рыцаря. Сам Карамзин со временем распрощался с таким максимализмом. Вообще-то он всегда любил не только созерцать, но и поучать, потому и повернулся в конце концов лицом в сторону государства. Но зерна, которые он посеял, проросли в стихах и в прозе от Жуковского до Набокова. «В Европе сентиментальность сменила феодальную грубость нравов; у нас она должна была сменить остатки грубых нравов допетровской эпохи. Это понятно там, где не только просвещение и литература, но и общительность и любовь были нововведением. Сентиментальность, как раздражительность грубых нервов, расслабленных и утонченных образованием, выразила собою момент «ощущения» (sensation) в русской литературе, которая до того времени носила на себе характер книжности»

, — рассуждал Белинский. Всему свое время. И, чтобы легче было различать веяния времени, мы придумываем терминологию, говорим о стилях и направлениях… Все это — условности. Дистиллированных сентименталистов не бывает.

Почтение к прогрессу в его сознании всегда переплеталось с определенным консерватизмом, который вовсю проявился и в «Записке о древней и новой России», и в «Истории». А Державин благословил Карамзина еще в 1791 году, в финале «Прогулки в Сарском селе»:

И ты, сидя при розе,

Так, дней весенних сын,

Пой, Карамзин! — И в прозе

Глас слышен соловьин.
***

Соловьи соловьями, но иногда он в стихах все-таки выходил и «на государственный уровень». Этого ждали от молодого певца старшие собратья — такие, как Державин. На коронацию нового императора Павла Петровича Карамзин разразился неожиданно пространной одой, в которой в споре с воображаемым оппонентом перечислил все возможные доводы в пользу сына Екатерины, все надежды, связанные с новым правителем.


Оказалось, что и он способен к политическим декларациям в стихах:


Итак, на троне Павел Первый? Венец российския Минервы

Давно назначен был ему. ..

Я в храм со всеми поспешаю,

Подъемлю руку, восклицаю:

«Хвала творцу, хвала тому,

Кто правит вышними судьбами!

Клянуся сердцем и устами,

Усердьем пламенным горя,

Любить российского царя!»

Разочарование в Павле быстро охватило Карамзина — тогда еще далекого от придворной жизни. Он написал стихи, которые получили дополнительный смысл много лет спустя, когда появилась «История государства Российского»:

Тацит велик; но Рим, описанный Тацитом,

Достоин ли пера его?

В сем Риме, некогда геройством знаменитом,

Кроме убийц и жертв не вижу ничего.

Жалеть об нем не должно:

Он стоил лютых бед несчастья своего,

Терпя, чего терпеть без подлости не можно!

Это написано в 1797-м, за несколько лет до того, как Карамзин стал историографом. Нашим новым летописцем стал отпетый моралист. Эти строки не забылись даже, когда Карамзина заслонили поэты пушкинского поколения. «Какой смысл этого стиха? На нем основываясь, заключаешь, что есть же мера долготерпению народному», — пояснял Вяземский.


Пожалуй, это самое бунтарское стихотворение Карамзина. И, возможно, самое запоминающееся.


Надежды рассыпались быстро. И Карамзин очень скоро убедился: «что сделали якобинцы в отношении к республикам, то Павел сделал в отношении к самодержавию; заставил ненавидеть злоупотребления оного».

Да, он успел разочароваться и в революции, и в самовластье. Искал идеала в просвещенном самодержавии… Когда Павел погиб, нового императора, Александра, Карамзин приветствовал еще усерднее, чем его несчастного отца:

Как ангел божий ты сияешь

И благостью и красотой

И с первым словом обещаешь

Екатеринин век златой…

Молодой император, в отличие от бабушки, был равнодушен к поэзии, да и вообще к словесности. Но к похвалам Карамзина отнесся благосклонно. Недавний автор «Безделок» все реже писал стихи, но на победы 1812—1814-го отозвался непривычно помпезной конструкцией «Освобождение Европы и слава Александра».

Лежат храбрейшие рядами;

Поля усеяны костями;

Всё пламенем истреблено.

Не грады, только честь спасаем!..

О славное Бородино!

Тебя потомству оставляем

На память, что России сын

Стоит против двоих один!

(1814)

Прославляя победы, он никогда не забывал о жертвах. Это и в «Истории» проявится. Другие певцы побед звучали яростнее. А Карамзин превращался в мудреца.


Можно ли сегодня получать удовольствие от карамзинских стихов? С годами многое превратилось в банальность. Другие поэты перепели его мотивы многократно, добавили своих специй. Многие из них писали куда сильнее Карамзина и превзошли того, кто открыл в русской поэзии очарование безделок.


Но, как это ни банально, стихи не умирают. Под слоями вековой архивной пыли они остаются равными себе. Можно ощутить и даже измерить импульс Карамзина, силу его открытий.


Ведь все проще некуда: деревья облетают, годы уходят, печаль сопровождает уединение. Это и есть поэт Карамзин. Соловьиная песня и желтые листья. Сентиментально? Еще бы.

* Арсений Замостьянов — поэт, заместитель главного редактора журнала «Историк», редактор-составитель 10-томного собрания сочинений Г. Р. Державина.

Ссылки по теме:

Убийство. Карамзинская неделя (Часть 5)

Историк. Карамзинская неделя (Часть 1), 11.12.2016

А был ли другой Карамзин? Карамзинская неделя (Часть 2), 12.12.2016

Советник Трона? Карамзинская неделя (Часть 3), 13.12.2016

Закладки Шмидта. Карамзинская неделя (Часть 4), 14.12.2016

Все статьи проекта «Актуальный Карамзин»

Карамзин научил уважать Историю, 24.08.2016

Письмо Николая Карамзина десятилетнему сыну, 16.08.2016

Влюбиться в Карамзина, 14.03.2016

Автограф. Рукопись Карамзина «История государства Российского», 21.06.2015

Трое в кибитке Петербург — Москва, 05.10.2016

Русские европейцы, 19.09.2016

Как не хватает нам сегодня Карамзина! — Российская газета

В разговоре приняли участие филолог и историк литературы, ведущий специалист по творчеству Н. В. Гоголя Игорь Золотусский, сценарист и писатель Юрий Арабов, писатель, лауреат премии Александра Солженицына этого года Алексей Варламов. Теперь мы предоставляем слово историкам.

Сергей Некрасов,
директор всероссийского музея А.С. Пушкина, доктор культурологи, профессор, заслуженный деятель искусств России:

— Новая книга А.Ф. Смирнова посвящена Николаю Михайловичу Карамзину, предмету давнего и пристального внимания исследователя. Еще в 1980-е годы, на заре перестройки, Анатолий Смирнов одним из первых опубликовал после долгого перерыва текст записки «О древней и новой России», а затем и полный текст «Истории государства Российского», сопроводив его предисловием и собственным комментарием.

В советские времена Карамзин был у нас хрестоматийно почитаем и ограниченно читаем. В самом деле: как писателя-сентименталиста его «проходили» в школах и вузах, разумеется, его вспоминали как историка, не забывая строк приписываемой Пушкину эпиграммы о «необходимости самовластья и прелестях кнута». Но многое из его наследия тонуло в изданиях, давно уже ставших библиографической редкостью (та же записка «О древней и новой России», например, читанная Карамзиным императору Александру I в 1811 году в Твери в великокняжеском дворце). Записка, в которой Карамзин столь резко и недвусмысленно высказался против либерализма.

Путешествуя по Европе в период революционных потрясений, с удивлением и грустью подвел он неутешительные итоги эпохи Просвещения. И вовсе не скрывал этого от своего венценосного собеседника, когда все чаще и чаще они стали встречаться с момента переселения Карамзина из Москвы в Санкт-Петербург для издания «Истории государства Российского». Так при активном участии Александра I начались в Царском Селе «Карамзинские сезоны».

Карамзин был последним, с кем беседовал Александр I, покидая столицу в 1825 году. И бог весть о чем говорили император с историком, неторопливо шагая вдоль любимого ими Царскосельского парка? Видимо, разговор был важный и серьезный, раз государь не торопился садиться в неспешно двигавшийся поодаль царский экипаж, которым правил верный кучер Илья Байков.

Тайна этой их последней царскосельской беседы навсегда останется для нас тайной…

Книга А.Ф. Смирнова имеет подзаголовок:

«Штрихи к портрету.

Как создавалась «История государства Российского».

Память сердца».

Пожалуй, необычный жанр — «память сердца». Невольно приходят на ум поэтические строки:

«О память сердца, / Ты сильней рассудка / Памяти печальной».

Что нам хочет этим сказать автор? Быть может, еще раз подчеркнуть, что Карамзин для нас не только историк, но и провидец, умевший говорить истину царям, да так, что к голосу его невольно прислушивались?

Не раб и не льстец, а Божий избранник, явившийся в трудные, переломные времена?

Как не хватает нам сегодня Карамзина!

И самого «исторического писателя», как выражались в его эпоху, и человека, который подобно историографу мог бы в наше непростое время свободно и открыто говорить нелицеприятные истины первым лицам государства, опираясь на нравственный потенциал прошлого.

Трудно найти того, кто мог бы пророчествовать и убеждать. Быть может, не менее трудно побудить «властителей и судей» слушать. Как когда-то писал Г.Р. Державин:

«Не внемлют! / Слышат — и не знают. / Покрыты мздою очеса!»

Историк и поэт позапрошлых веков становится все более актуальным сегодня.

И в этом еще и еще раз убеждаешься, читая книгу А.Ф. Смирнова, — умную, серьезную, увлекательную и своевременную.

Сергей Харламов,
народный художник России:

— Книга Анатолия Филипповича Смирнова о Николае Михайловиче Карамзине — это явление в общественной и государственной жизни нашей страны. В этой работе о великом историографе раскрывается то значение, которое имел для России выход его «Истории государства Российского», и та роль, которую сыграла она в формировании общественного сознания того времени. В своем труде Н.М. Карамзин раскрывает смысл русской истории, говоря о роли России в мире, о необходимости единения церкви и государства, бога и государя. Когда церковь освящала законы, принятые государственными мужами, тогда все работало для общего блага, и такое единение спасало Россию. Когда мы в единстве, то с честью выходим из всех испытаний, будь то на Куликовом поле, в Смутное время, когда одолели Самозванца и интервентов, выкинув их из Москвы и Кремля, и в грозу 1812-го года, во время Бородинской битвы. Автор книги о Карамзине убедительно показывает, как Николай Михайлович создавал том за томом в напряженный период нашей истории, когда народ мобилизовал свои силы для победы над Наполеоном. Стойкость народа вдохновляла Карамзина. Великий Пушкин был преданным почитателем историографа. Пушкин принял историческую концепцию Карамзина, опирался на нее при создании своих бессмертных творений, защищая историка от хулителей и недобросовестных критиков.

Книга хорошо издана. Автор удачно подобрал иллюстрации к тексту: мы видим Карамзина в кругу близких и друзей, места, где он жил, видим его как общественного деятеля и деятеля литературы и культуры того времени. Книга написана хорошим русским языком и является образцом русской художественной прозы.

Юрий Медведев,
писатель, историк:

— Очень важно, где зарождается и как развивается та или иная идея. У истоков книги Смирнова лежит такая ситуация. В конце 80-х годов я занимал пост заведующего отделом прозы журнала «Москва». В ту пору уже корабль империи били мощные айсберги, и уже слегка потеплело. Однажды я предложил главному редактору Михаилу Николаевичу Алексееву: давайте поднимем тираж, во-первых, а во вторых, образуем Россию. Давайте возьмем любую «Историю» — Костомарова или Ключевского, а лучше всего — Карамзина, лучше всего по многим причинам, прежде всего исходя из судьбоносного влияния Карамзина на молодого Пушкина, на весь золотой фонд нашей словесности. Алексеев, прочитав Карамзина, говорит: «Вот это проза!» Текст располагался как раз на будущие два года, но без одобрения ЦК КПСС этого сделать было по существу невозможно в ту пору.

Однако А.Н. Яковлев, верховный партийный куратор идеологии, заявил М. Н. Алексееву, что разрешения на издание Карамзина дать не может, сославшись на специальное постановление. (Его, к счастью, не оказалось.) И необоснованный запрет удалось преодолеть, но позиция «архитектора перестройки», получившая огласку, создавала немалые трудности. М.Н. Алексеев не без резона сказал, что нужно заручиться поддержкой крупных историков, что нужен научный редактор, автор развернутого предисловия, без чего публикация просто не состоится.

Я стал обращаться к тем, кого знал лично. Приехал в Питер к одному ныне уже покойному академику. Тот сказал: «Какое счастье, что молодые люди из литературы проявляют интерес к Карамзину». Но он по положению и по прямому входу в Кремль не может быть титульным редактором. Обратился я еще к одному крупному ученому, тогда членкору, сейчас уже академику, он говорит: «Это все очень далеко от моих интересов, и меня не поймут коллеги». И вот я уже в полном отчаянии обратился к Анатолию Филипповичу Смирнову. И он не только стал титульным редактором Карамзина, не только скрупулезно вычитал текст, но еще и своими статьями, предисловиями к томам, а позже десятками своих эссе разъяснил народу и бессмертие, и современность Карамзина, что историограф пишет и о нас, бедных, а не только о тех, что лежат сейчас под крестами.

Так впервые в советское время миллионы людей прочитали — впервые в жизни! — бессмертную нашу эпопею. Именно миллионы, ибо подписной тираж журнала подскочил аж к восьмистам тысячам!

Анатолий Филиппович Смирнов для меня — лучший историк ХХ века.

Александр Манько,
доктор исторических наук, профессор, государственный институт русского языка имени А.С. Пушкина:

— Прежде всего следует отметить инициативу редакции «Российская газета», обратившей внимание общественности на издание монографического исследования проф. А.Ф. Смирнова в связи с 240-летием со дня рождения патриарха отечественной историографии Н.М. Карамзина. В современной исторической литературе до конца еще не преодолены застарелые агитпроповские обвинения Карамзина в защите самовластья и крепостничества.

Монография А.Ф. Смирнова вызывает повышенный интерес обширнейшей базой использованных первоисточников, новациями автора, нестандартным суждением, строго научным подходом при анализе исторических материалов, изящным языком изложения событий. Представляется, что главным достоинством книги является то, что А.Ф. Смирнов впервые в современной российской историографии скрупулезно проанализировал работу Н.М. Карамзина над каждым томом, раскрыл его творческую лабораторию. Автор рассматривает проблемы прошлого России в тесной связи с проблемами сегодняшнего дня, которые побуждают к размышлениям о судьбах Отечества, о задачах государственности, о власти, об историческом сознании граждан.

Владимир Максименко,
кандидат исторических наук, генеральный директор Фонда стратегической культуры:

— «Карамзин принадлежит России», — уверенно заявил Пушкин, не предполагая, что Карамзина как исследователя и философа русской истории еще придется России возвращать. Этим возвращением во многом мы обязаны историку Анатолию Филипповичу Смирнову, еще в 2002 году подготовившему и издавшему научную редакцию текста одного из величайших памятников русской национальной культуры — 12-томной «Истории государства Российского» Н. М. Карамзина.

«Н.М. Карамзин был и остается по сей день одним из самых крупных, ярких исследователей русской православной цивилизации… Он отец-основатель православной русской историографии», — пишет А.Ф. Смирнов в своей новой книге «Николай Михайлович Карамзин». Напоминание об этом российскому гражданину XXI века и есть главный смысл «возвращения Карамзина».

Монументальный исторический труд Карамзина держался непоколебимым убеждением его автора в том, что народы и цари водимы Промыслом. «Будущее принадлежит одному Богу», — писал Карамзин, адресуя эти слова императору Александру Павловичу. Из этого центрального для всей карамзинской историософии пункта вытекали некие следствия, важные для понимания историком прошлой и современной ему российской жизни, но также существенные для нас.

Следствие первое: «безумство либеральной свободы» должно быть отвергнуто; «либералисты» с их революционными проектами будущего, им никак не принадлежащего, — это младенцы разумом, «злые дети», самовластно посягающие на богоустановленный порядок.

Следствие второе: очищению от богопротивного самовластья подлежит само российское самодержавие. По Карамзину, «мудрое самодержавие» для России спасительно, только оно «может производить в сей махине единство действия». Но самодержавие теряет свои исторические права и санкцию на управление людьми, если руководствуется предписаниями «иных законов, кроме Божиих и совести».

Карамзин-историк и философичен, и практичен. История для Николая Михайловича — не только «священная книга народов», но и путеводитель, необходимый правящим и управляемым. Первых история учит, «как искони мятежные страсти волновали гражданское общество и какими способами благотворная власть ума обуздывала их бурное стремление»; вторых история «мирит… с несовершенством видимого порядка вещей».

У Смирнова есть важный вывод (выведенный из сопоставления Карамзина и Костомарова, с одной стороны, Ключевского — с другой) о споре двух тенденций в отечественной историографии — православной и рационалистической (доктринерской). Автор «Карамзина» не только обнажает конфликт этих мировоззренческих традиций, но и продолжает первую из них, наследуя в этом своему герою. «Ведущая роль православия в создании единой Руси закрепилась в памяти народа, в его языке, — пишет Смирнов. — Крест — это центр крестьянского мира, это земля вокруг села с храмом, это суть окрестности. Так и в душе православной. Христианство создает добронравие народа, определяет отношения между членами общества, образ жизни, систему власти, всю духовную жизнь (культуру)».

В заключение книги приведено письмо И.В. Киреевского М.П. Погодину с замечаниями на погодинское «Историческое похвальное слово Карамзину». Комментируя текст письма, А.Ф. Смирнов пишет: «Верна и важна мысль Киреевского, что Карамзин ринулся в бездну истории, увидев то, что иные не понимали». Карамзин увидел необходимость преодоления интеллигентской идеологии «просвещения разумом», по вине которой, с горечью писал Николай Михайлович, «мы стали гражданами мира, но перестали быть, в некоторых случаях, гражданами России».

Медленно идет в российской историографии процесс возврата к идеалам единственно неподдельного просвещения — просвещения светом Истины Христовой, сделавшего славянские племена русским народом и определившего коренные начала русской жизни.

А.Ф. Смирнов, отметивший в минувшем году свои 80 лет, готовит к печати новый труд о Карамзине — исследование «Спор историографа с царями и либералистами о былом и днесь России».

Русские летописцы и Карамзин о Казанском ханстве — Реальное время

История Казанского ханства в русских летописях XV—XVI веков и в «Истории государства Российского» Николая Карамзина

Фото: Елена Сунгатова / art16.ru (Фиринат Халиков. Осада Казани)

В эти дни 466 лет назад (в 1552 году) под натиском войск Ивана Грозного пала Казань. Это событие нашло отражение во многих летописях. Не мог обойти этот вопрос и выдающийся русский историограф Николай Карамзин. Историк Булат Хамидуллин в колонке «Реального времени» рассматривает, как Казанское ханство и его завоевание описывалось в средневековых источниках и в знаменитой «Истории государства Российского».

Казанское ханство (1438/1445—1552/1556) имело богатую историю. Однако письменные источники по истории этого государства очень ограничены, а их сведения предельно отрывочны. Наиболее полное отражение история ханства получила в русских летописях XV—XVI веков, что привело к их максимально активному использованию практически во всех исследованиях этнополитической и социально-экономической истории этого татарского «царства». И начиная с конца XIX века, указанное нами активное использование летописей неоднократно критиковалось в отечественной и зарубежной историографии.

Так, директор гарвардского Русского исследовательского центра Эдвард Кинан, исследуя взаимоотношения Москвы и Казани в XV—XVI веках, в своей диссертации «Московия и Казань. 1445—1552 гг.: исследование степной политики» (защищена в 1965 году), а также во многих своих научных статьях неоднократно отмечал, что доверие русским летописям при реконструкции взаимоотношений Московского государства и татарских ханств во многом ошибочно. Позднее его мнение поддержали и некоторые другие исследователи, показавшие свое глубокое знание средневековых русских письменных источников.

В то же время большинство коллег Э. Кинана, в их числе авторитетные ученые И. Шевченко и Я. Пеленски, в своих работах активно опирались на сведения русских летописей XV—XVI веков, отмечая при этом, что тезис Э. Кинана в отношении этих источников слишком радикален. Многие современные историки солидарны с мнением И. Шевченко и Я. Пеленски и продолжают в своих исследованиях опираться именно на русские летописи XV—XVI веков. Таким образом, в отечественной и зарубежной историографии так и не сложилось однозначное отношение к русским летописным источникам.

Казанская летопись русского анонима

Летопись летописи рознь

Для предыстории и ранней истории Казанского ханства наибольший интерес представляют великокняжеские своды и летописи первой половины XV века. В первой трети XV века появилась новая редакция т. н. «Свода 1408 года» / Троицкой летописи (по мнению Н. М. Карамзина, части какого-то более раннего произведения — «Летописца великого Русского»), непосредственно отразившаяся в Рогожском летописце, Никоновской и Симеоновской летописях, а также в цитатах, достаточно часто используемых Н.М. Карамзиным при написании «Истории государства Российского». Следующим за Троицкой летописью памятником общерусского летописания был т.н. Новгородско-Софийский свод 1430-х годов, отразившийся в Новгородской IV, близкой к ней Новгородской Карамзинской (единственный ее список принадлежал Н.М. Карамзину) и Софийской I летописях.

Софийская I летопись послужила основным источником московского великокняжеского летописания, отразившегося в разных редакциях в Никаноровской и Вологодско-Пермской летописях, московских сводах конца XV и XVI веков. Большинство указанных летописей отличаются крайней промосковской позицией, тенденциозно представляющей историю московско-казанских отношений. В них есть информация о нюансах взаимоотношений Василия II с ханом Улуг-Мухаммедом как до свержения последнего с золотоордынского престола в 1437 году, так и в период становления независимого от Сарая Казанского ханства (1438—1445), очень подробно рассмотрены события войны Ивана III с Казанским ханством в 1467—1469 годах (т. н. «Первая Казань» / «Первая казанская война»), в 1487 году и т. д.

Независимое общерусское летописание XV века представлено Ермолинской и сходными с нею летописями. Автор Ермолинской летописи, в отличие от летописей, восходящих к Софийской I, немного иначе описал события 1467—1469 и 1487 годов и взаимоотношения Москвы и Казани в конце XV — первой трети XVI века. Ермолинская летопись явилась основой для свода, ставшего протографом для Софийской II и Львовской летописей. Сам текст Львовской летописи доведен до 1560 года и во второй своей части (1518—1560 годы) отражает свод 1560 года, близкий к «Летописцу начала царства». Эти летописные своды вызывают особый интерес, поскольку они сохранили независимые от официального историописания свидетельства об обстоятельствах тех или иных событий, о политической борьбе и взаимоотношениях Москвы с татарскими ханствами. К концу XV века независимое летописание исчезает или приобретает локальный характер. Вразрез с позицией официального летописания идут лишь авторы нескольких провинциальных летописей, в частности — автор Устюжского свода, подробно и уникально описавший события войны 1467—1469 годов, конфликт 1478 года и войну 1487 года и почти проигнорировавшего военные события 1505—1506 годов.

Официальное русское летописание XVI века в свете нашей темы интересно двумя объемными летописями — Никоновской (ее оригинальная часть заканчивается сообщением 1520 года после информации о воцарении в Казани в 1519 году хана Шах-Али) и Воскресенской (завершается рассказом о вторжении войск казанского хана Сафа-Гирея в 1541 году). Основными источниками Никоновского свода, по мнению Б.М. Клосса, были Симеоновская, особая редакция Новгородской V (т. н. Новгородская хронографическая) и близкие по времени к Никоновской Иоасафовская летописи, Владимирский летописец, Устюжский свод и Русский хронограф.

Никоновская летопись

Никоновская летопись представляет собой наиболее полный свод сведений по средневековой русской истории, причем часть из них уникальна. Однако использование большого числа источников, многие из которых неизвестны, заставляет с особой осторожностью относиться к информации, почерпнутой из Никоновского свода. В первую очередь это касается «избыточных» сведений. Так, уже доказано, что целый ряд подобных сведений, касающихся Волжской Булгарии и ее населения, являются вставками ее сводчика/редактора. Тем не менее Никоновская летопись — один из важнейших источников по истории Казанского ханства.

Новым явлением XVI века стало активное использование историописания в создании государственной идеологии. Никоновская летопись послужила материалом для «Книги Степенной царского родословия», в которой последовательно проводилась мысль о богоизбранности Руси—России. В отличие от других летописей, Степенная книга, излагающая события русской истории от призвания варягов по 1563 год, была разбита на 17 глав — степеней, соответствующих 17 поколениям русских великих князей: от Владимира Святославича до Ивана IV. В символическом же понимании «степени» — это ступени, ведущие к Богу, поэтому в центре каждой степени находится биография великого князя, рядом с которой помещены жизнеописания митрополитов и святых, живших в то время. Книга была написана в начале 1560-х годов протопопом московского Благовещенского собора Андреем, который участвовал в походе на Казань в 1552 году. Именно поэтому из всех сюжетов московско-казанских отношений наибольшее внимание автор уделил лишь взятию Казани.

Среди важнейших для изучения истории Казанского ханства следует назвать также «Летописец начала царства царя и великого князя Ивана Васильевича всея Руси», составленный при непосредственном участии А.Ф. Адашева. Текст летописи охватывает сравнительно небольшой период времени — с 1533 по 1556 годы и освещает преимущественно 2 темы — укрепление самодержавия Ивана IV и «присоединение» Казани. Здесь содержится самое раннее описание московско-казанской войны 1545—1552 гг., особо подробно повествуется об осаде и взятии Казани в октябре 1552 года.

Особо необходимо выделить историко-публицистическую повесть XVI века под названием «Казанская история» («История о Казанском царстве», «Казанский летописец»), насквозь пронизанную идеей православного мессианизма и имперской концепцией, оправдывающими завоевание Казани и вообще всех нехристианских государств и народов. Она была написана около 1565 года (Э. Кинан считал, что она написана в середине XVII века) анонимным русским автором, ранее занимавшим какую-то должность в ханской канцелярии и ставшим непосредственным очевидцем последних 20 лет самостоятельного существования Казанского ханства. Не исключено, однако, что авторство некоего «очевидца» — просто литературный прием, который должен был придать историко-публицистической повести видимость достоверности и объективности. Источниками сведений для ее автора были легенды и рассказы очевидцев, официальные документы, русские летописи и литературные труды, наиболее актуальные в эпоху Ивана IV. Основу повествования составляет предыстория и история Казанского ханства, к сожалению — без четкой датировки и хронологической последовательности изложения. Ради своей концепции автор тенденциозно описывает реальные события, создает вымышленные эпизоды, вводит новые факты, а саму историю Казани переосмысливает и делает формой выражения своей монархической идеи. Именно поэтому «Казанская история» — очень специфический источник для изучения Казанского ханства, довольно оригинальный, содержащий множество сведений по истории этого государства, но требующий очень внимательного и критичного отношения к себе.

Николай Михайлович Карамзин был одним из первых исследователей, кто обратился к сюжетам истории Казанского ханства не как летописец, а как профессиональный историк

Карамзин как историк, а не летописец

Профессиональный научный интерес к истории Казанского ханства проявился уже в XVIII веке, в период формирования просветительства и становления дворянской историографии в России. Оригинальной спецификой дворянской историографии того времени было ограничение круга ее интересов исключительно вопросами политической истории. Поэтому многие социально-экономические и этнокультурные аспекты развития общества изучались слабо, а в центре внимания находились лишь такие события, как дипломатия и войны (аналогичная ситуация наблюдалась в XIX веке и в зарождающейся татарской исторической науке). Ограничивала творческую активность историка и его исследовательские возможности также зависимость от формы изложения материала в источниках и сам способ его критического анализа. Летописная форма долгое время была превалирующей в изложении средневековой истории России, а факты, отраженные в летописях, практически не подвергались сомнению. Эта зависимость заметна в трудах ранних российских историков, таких как А.И. Лызлов, В.Н. Татищев, М.В. Ломоносов, М.М. Щербатов, И.Н. Болтин и др. Да и С.М. Соловьев не отошел полностью от этой формы. Неудивительно, что и первые исследования, посвященные непосредственно Казанскому ханству, создавались по этим «летописным» лекалам, следуя в рамках общей российской традиции, заложенной авторитетными концептуальными работами В.Н. Татищева и Н.М. Карамзина.

Николай Михайлович Карамзин (1766—1826) был одним из первых исследователей, кто обратился к сюжетам истории Казанского ханства не как летописец, а как профессиональный историк, в частности критически воспринимавший некоторые известия летописей. В своем изложении истории России Н.М. Карамзин продолжил просветительскую концепцию ее прогрессивного развития в едином контексте с другими европейскими странами. В то же время он рассматривал историю России и как особый объект исторического изучения, обладающий национальными особенностями. Его «История государства Российского» стала первым научным трудом, творчески обобщившим в начале XIX века разные исследовательские направления предшествующего столетия, прежде всего западные просветительские и российские «просвещенного абсолютизма».

Н.М. Карамзин, используя обширный летописный материал, среди которого были впервые введенные им в научный оборот источники, привел в «Истории государства Российского» ряд новых данных, относящихся к истории возникновения, политического развития и завоевания Казанского ханства. Информацию об этом татарском ханстве Н.М. Карамзин черпал главным образом из русских летописей, в особенности из «Казанской истории», сведениям которой он в целом доверял и которую часто цитировал. Как известно, «История государства Российского» в целом носит описательный характер, позиция автора в отношении интересующей нас темы предельно ясна.

В изложении Н.М. Карамзина взаимоотношения Руси с восточными народами вписаны в рамки борьбы русских государей с кочевниками: сначала с «завоевателями» хазарами и «варварами» печенегами, потом с торками, затем с «неутомимыми злодеями» половцами. «Татарские орды» исследователь также считал априори враждебной силой, объектом справедливой борьбы православного русского народа.

Информацию об этом татарском ханстве Н.М. Карамзин черпал главным образом из русских летописей, в особенности из «Казанской истории». Фото Максима Платонова

Изучение тюрко-мусульманских государств на территории будущей Российской империи не входило в задачу Н.М. Карамзина. Между тем, не занимаясь специально татарскими странами, он свое отношение к раннесредневековым кочевникам, как к силе, препятствующей развитию Русского государства, перенес и на Золотую Орду, и на Казанское ханство. Исследователь, опираясь на мнение большинства русских летописцев, искренне верил, что т. н. «татарское иго» отбросило Россию на несколько столетий назад в своем развитии. Однако именно ему принадлежит знаменитая фраза, и поныне отражающая мировоззрение определенной части исторического сообщества, что «Москва обязана своим величием ханам», и мысль, что именно благодаря татарам русские княжества избежали оккупации католическими странами и имело место государственное возрождение Руси и становление самодержавия.

Как и многие летописцы, Н.М. Карамзин оставил очень мало информации по истории собственно Казанского ханства, основной упор повествования сделав на московско-казанские политические взаимоотношения и на взятие Казани в октябре 1552 года, чему посвящены многие страницы VIII тома «Истории государства Российского». Николай Михайлович писал, что Казанское ханство — «одно из знаменитых Царств, основанных в пределах нынешней России», которое, «возникнув на развалинах [Волжско-Камской] Болгарии и поглотив ее бедные остатки», «имело хищный, воинственный дух Моголов, и торговый, заимствованный ею от древних жителей сей страны». При этом автор «Истории государства Российского» особо отмечал, что «земли Болгарские» не были «в древнем достоянии России», как о том писали казанский летописец и автор «Скифской истории» Андрей Лызлов, и что «Болгарская земля никогда не принадлежала России».

До прихода в Казань («древний Саинов Юрт») золотоордынского хана Улуг-Мухаммеда («Махмета») этот город, «в 1399 году опустошенный Россиянами», «около сорока лет состоял единственно из развалин и хижин, где укрывались несколько бедных семейств». «Махмет, выбрав новое лучшее место, близ старой крепости построил новую, деревянную, и представил оную в убежище Болгарам, Черемисам, Моголам, которые жили там в непрестанной тревоге, ужасаемые частыми набегами Россиян. В несколько месяцев Казань наполнилась людьми. Из самой Золотой Орды, Астрахани, Азова и Тавриды стекались туда жители, признав Махмета Царем и защитником. Таким образом, сей изгнанник Капчакский сделался возобновителем или истинным первоначальником Царства Казанского, основанного на развалинах древней Болгарии, государства образованного и торгового» (далее Николай Михайлович называет Улуг-Мухаммеда «Царем Казанским Улу-Махметом»).

Н.М. Карамзин писал, что постепенно «Моголы» смешались с «Болгарами» и «составили один народ, коего остатки именуются ныне Татарами Казанскими, и коего имя около ста лет приводило в трепет соседственные области Российские», и что «доныне Казанские Татары потомки [государств] Золотой Орды и Болгаров». Также исследователь отмечал, со ссылкой на информацию князя Андрея Курбского, что в Казанском государстве проживали еще «пять народов: Мордва, Чуваши, Вотяки (в Арской области), Черемисы и Башкирцы (вверх по Каме)». «Около 115 лет Казанцы нам и мы им неутомимо враждовали, от первого их Царя, Махмета [Улуг-Мухаммеда], у коего прадед Иоаннов [Василий II] был пленником, до Едигера [Ядыгар-Мухаммада], взятого в плен Иоанном [IV], которого дед [Иван III] уже именовался Государем Болгарским, уже считал Казань нашею областью, но при конце жизни своей видел ее страшный бунт и не мог отмстить за кровь Россиян, там пролиянную. Новые мирные договоры служили поводом к новым изменам, и всякая была ужасом для Восточной России, где на всей длинной черте от Нижняго Новагорода до Перми люди вечно береглися как на отводной страже. Самая месть стоила нам дорого, и самые счастливые походы иногда заключались истреблением войска и коней от болезней, от трудностей пути в местах диких, населенных народами свирепыми».

Само же взятие Казани 2 октября 1552 года описано Н.М. Карамзиным со ссылкой на мнение многих летописцев. Фото Максима Платонова

Все эти мысли подводили Н.М. Карамзина к выводу о необходимости завоевания Казани Иваном IV Грозным, т. к. «вопрос «надлежало ли покорить Казань?» соединялся с другим: «Надлежало ли безопасностию и спокойствием утвердить бытие России?». Само же взятие Казани 2 октября 1552 года описано Н.М. Карамзиным со ссылкой на мнение многих летописцев в легко читаемом литературно-пафосном тоне: «Так пало к ногам Иоанновым одно из знаменитых Царств… Чувство государственного блага, усиленное ревностью Веры, производило в победителях общий, живейший восторг… Небо благоприятствовало торжеству победы; …Россияне, осаждав Казань в мрачную, дождливую осень, вступили в нее как бы весною». То есть «осень» Казани, «обновляемой во имя Христа Спасителя, осеняемой хоругвями, украшаемой церквами Православия, оживленной (после ужасов кровопролития, после безмолвия смерти) присутствием многочисленного, радостного войска, среди свежих трофеев», безусловно, приравнивалась к «весне», возрождению России.

В целом взгляды выдающегося ученого Н.М. Карамзина на историю Казанского ханства и этногенез казанских татар (государство возникло на землях Волжской Булгарии в пределах нынешней России в результате распри в Золотой Орде; первый хан, «возобновитель» или «истинный первоначальник» государства — Чингизид Улуг-Мухаммед; ханство имело воинственный дух монголов (= татар) и торговый дух волжских булгар; казанские татары — этнополитические преемники и Волжской Булгарии, и Золотой Орды; население ханства было полиэтничным, здесь также проживали мордва, чуваши, вотяки (удмурты), черемисы (марийцы) и башкиры; около 115 лет Казань и Москва неутомимо враждовали, что привело к завоеванию Казани осенью 1552 года) послужили источником формирования научного мировоззрения нескольких поколений отечественных (в том числе татарских) историков и подспудно оказали и оказывают серьезное влияние на современные представления исследователей истории средневекового Поволжья…


Текст из казанской летописи ананомного автора, глава 87, «Вшествіе въ Казань царя и великого князя и моленіе его, и благодареніе Богу»:

И егда исчистиша градъ, тогда самъ благоверны царь и великіи князь во фторникъ въехавъ въ столныи градъ Казань, въ 3 часъ дни, со всею своею силою, предидущимъ предъ нимъ хоругови его, образу Спасову и того рожши пречистои Богородицы, и честному кресту, и пріехавъ на велію площадь къ цареву двору и ту соиде съ коня своего, дивяся во уме своемъ, и чюдяся; и павъ на землю благодаряше Бога, зря на образъ его, еже на хоругови, и на пречистую Богородицу, и на честны крестъ Спасовъ, слезы точа о неначаемыхъ избывшихся ему. И воставъ отъ земля и радости и жалости наполнився и рече: «о колико народъ люди паде единемъ малымъ часемъ и единого ради града сего! И не безъ ума положиша славы своя Казанцы до смерти, яко велика бо слава и красота царства сего». И поиде въ царевъ дворъ, таже и на сени, и въ полаты, въ златоверхія теремы, и походи въ нихъ, красуяся, веселяся, разруши бо ся красота ихъ и охуде ото многого біенія пушечнаго; и озре цареву казну свою очима своима самъ и повеле переписати ю и печатію своею запечати, да не угинетъ отъ нея ничто же. Приставленъ бо бе къ неи воевода, да стрелцы огненными брещи ея отъ разхищенія вои. И повеле молебная благодаренія прозвитеромъ своимъ и дьякономъ и всемъ людемъ Богу воздати о всехъ отъ Бога дарованныхъ ему, желаніе его, и воду святить, и со кресты и съ литеею окрестъ всего града ходити свещенникамъ и всемъ воемъ повеле, и въ себе ходя за кресты слезя глаголаше: «благодарю тя, Христе Боже мои, яко не предалъ мя еси въ руце врагъ моихъ до конца въ посмехъ и укоръ, и не презрилъ еси моленія моего, и даровалъ ми еси юному сія вся ныне збывшееся видети очима моима, еже на жреби мои и на часть и на славу мне отъ прародителеи моихъ убреглъ еси, еже они многа лета подвизашася о Казани и долеть еи не возмогоша; и ничемъ же охуженъ есмъ отъ нихъ». И вси людіе: «Господи помилуи!» взываху, и вси вопіяху: десница твоя, Господи, въ крепости прославися и десная ти рука, Господи, сокруши враги наша, и множествомъ славы твоея стерлъ еси сопротивныхъ, и паки: день, иже сотвори Господь, возрадуемся и возвеселимся вонь. И много воспевающи, и много благодарственнныя гласы воспевающи, и, яко велицыи громи, до небесъ слышахуся гласъ ихъ. Свещенницы же святую воду святивше, зъ животворящiхъ крестовъ и святыхъ иконъ и чюдотворныхъ мощеи святыхъ, и все христолюбивое воинство, и кони ихъ, и по всему граду, по улицамъ и по домомъ и по храминамъ, и всюде ходяше, доволно кропиша. И тако святымъ обновленіемъ обновиша Казань градъ. И разрушенная места и паки повеле царь князь великіи поровняти, и воставити, крепце заздати и боле стараго прибавити града, и место разширити на зданіе каменного града и поча на весне того же лета строити каменны градъ и церкви въ немъ болшіе, утверженіе царству.

Булат Хамидуллин

Справка

Булат Лиронович Хамидуллин — историк, писатель, переводчик.

  • Член правления Союза писателей РТ, кандидат исторических наук, руководитель Центра изучения татарской диаспоры Института татарской энциклопедии и регионоведения АН РТ (ИТЭР), выпускающий редактор журнала «Поволжская археология».
  • Автор идеи иллюстрированных книжных серий «История татар» и «История татар в лицах», книг «Из глубины столетий», «Народы Казанского ханства», «Хазары и их вассалы глазами современников» и др.
  • Автор более 200 публицистических и научных статей, в т. ч. для Большой российской энциклопедии.
  • Лауреат международной премии им. Кул Гали, заслуженный работник культуры РТ, лауреат Государственной премии РТ в области науки и техники.
ОбществоИстория Татарстан

Выставка «…Он спас Россию от нашествия забвения…»

В читальном зале Научной библиотеки РГГУ открыта книжная выставка: «…Он спас Россию от нашествия забвения…», посвященная 250-летию со дня рождения выдающегося историка, литератора Николая Михайловича Карамзина.  

 

Творческий путь Карамзина начался после возвращения из заграничной поездки по Европе в 1789-1790 гг. За время путешествия он встречался с европейскими «властителями умов»: И. Кантом, И. К. Лафатером, Ж. Ф. Мармонтелем и др. В результате этой поездки Карамзин написал знаменитые «Письма русского путешественника», публикация которых сразу же сделала его известным литератором.
 

            


В русской литературе еще не было книги, которая живо и содержательно рассказывала о быте и нравах европейских народов, о западной культуре. Карамзин описывает свои знакомства и  встречи с выдающимися деятелями европейской науки и литературы, рассказывает, о посещении крупнейших европейских музеев.В 1791-1792 г.


Карамзин издавал первый русский литературный журнал «Московский журнал», где опубликовал повесть «Бедная Лиза», упрочившую его славу писателя.


В 1794-1795 гг. Карамзин издавал литературный альманах «Аглая», который состоял преимущественно из сочинений самого издателя.
 


В 1802-1803 гг. Карамзин редактировал журнал «Вестник Европы».
 


В середине 1790-х годов возрастает интерес Карамзина к истории России, он знакомится с историческими сочинениями, основными опубликованными источниками. В 1801 г.после восшествия на престол Александра I, Карамзин пишет «Историческое похвальное слово Екатерине Второй» (М., 1802), представляющеесобой наказ новому царю, в котором автор формулирует монархическую программу и высказывается в пользу самодержавия.

28 сентября 1803 года Карамзин обращается в  Министерство народного просвещения к попечителю Московского учебного округа М.Н. Муравьеву с просьбой об официальном назначении его историографом. Уже в октябре Александр I назначает писателя официальным историографом. Перед Карамзиным ставится задача написать историю Российского государства.


Начиная с 1804 г. Карамзин прекратил всякую литературную работу и как о нем говорили «постригся в историки». В 1811 г. по просьбе великой княгини Екатерины Павловны Карамзин написал записку «О древней и новой России в ее политическом и гражданском отношениях», в которой изложил свои представления об идеальном устройстве Российского государства и подверг критике политику Александра I и его ближайших предшественников.


Этот документ был холодно воспринят императором, однако впоследствии он учел основные положения. Впервые записка была опубликована спустя 50 лет в Берлине, а в России была напечатана в 1870 г. в «Русском архиве», но из журнала ее вырезали и большую часть уничтожили. Полностью «Записку о древней и новой России» напечатали только в 1914 г.

До последних дней жизни Карамзин был занят написанием «Истории государства Российского», оказавшей большое влияние на русскую историческую науку. Начав с древнейших времен и первых упоминаний о славянах, Карамзин успел довести «Историю» до Смутного времени. Первые восемь томов поступили в продажу в феврале 1818 г. За 25 дней был продан весь тираж — три тысячи экземпляров, «пример единственный в нашей земле» писали современники. В этом же году вышло 2-е издание «Истории…». Как вспоминал А.С. Пушкин: «Все, даже светские женщины, бросились читать историю своего отечества, дотоле им неизвестную. Она была для них новым открытием. Древняя Россия, казалось, найдена Карамзиным, как Америка — Колумбом. Несколько времени ни о чем ином не говорили». После знакомства с работой Карамзина Ф.И. Толстой воскликнул: «Оказывается, у меня есть Отечество!». Этнограф и археолог И.П. Сахаров после прочтения Карамзина написал: «Долго и много читал я Н.М. Карамзина. Здесь-то [в Истории Карамзина] узнал я Родину и научился любить Русскую землю и уважать Русских людей».


В 1821 и 1824 гг. вышло еще три тома. Вскоре «Историю государства российского» перевели на несколько европейских языков, а 12-й, заключительный том увидел свет уже после смерти автора в 1829 г. За первые 10 лет с момента выхода первых томов «Истории…» было опубликовано более 150 статей, в которых обсуждалось творение Карамзина. Полемика между первыми читателями продолжалась около 20 лет. Эта книга была знакома каждому образованному человеку XIXв. Такого внимания не знал ни один российский историк. Вплоть до 1917 г. «История…» переиздавалась более 10 раз. В советское время «История государства Российского» выходила лишь отдельными главами. К переизданию этого произведения вернулись только в конце 1980-х.


О творчестве Карамзина начали писать еще при жизни придворного историографа. Писатель и почитатель Карамзина Н.Д. Иванчин-Писарев подготовил книгу «Дух Карамзина или избранные мысли и чувствования сего писателя» (М., 1827). В первом томе собраны высказывания Карамзина – писателя и патриота, во втором – характеристики некоторых исторических персон. 


Журналист и издатель А.В. Старчевский подготовил и опубликовал в 1849 г. одну из первых биографий:«Николай Михайлович Карамзин» (СПб., 1849). В предисловии автор писал: «Нет сомнений, что у нас будут историки, которые прольют свет на древнюю Русь, дадут новый вид и колорит фактам, извлекут новые философские выводы, доставят новое наслаждение уму, но только Карамзин, один Карамзин заставил биться русское сердце при чтении его повествования о прошедшей судьбе отечества».


Журналист и издатель А.В. Старчевский подготовил и опубликовал в 1849 г. одну из первых биографий:«Николай Михайлович Карамзин» (СПб., 1849). В предисловии автор писал: «Нет сомнений, что у нас будут историки, которые прольют свет на древнюю Русь, дадут новый вид и колорит фактам, извлекут новые философские выводы, доставят новое наслаждение уму, но только Карамзин, один Карамзин заставил биться русское сердце при чтении его повествования о прошедшей судьбе отечества».


В середине XIXв. становится традицией празднование памятных дат в истории страны. 100-летний юбилей Н.М. Карамзина, отмечавшийся в 1866 г., стал поводом к изданию новых книг и документов о нем. Историк и коллекционер М.П. Погодин подготовил двухтомник«Николай Михайлович Карамзин, по его сочинениям, письмам и отзывам современников» (М., 1866).В этом фундаментальном труде автор представил канонический образ Карамзина как первого русского национального историографа. В том же 1866 г. Императорской Академией Наук были изданы «Письма Н.М. Карамзина к И.И. Дмитриеву» (СПб., 1866). В нее вошла переписка, которую историк и баснописец вели на протяжении почти 40 лет, с 1787 по 1826 гг. К изданию приложены выдержки из писем жены и детей Карамзина к Дмитриеву после смерти историографа. Филологом и библиографом С.И. Пономаревым были изданы «Материалы для библиографии литературы о Н.М. Карамзине» (СПб., 1883), приуроченные к столетию литературной деятельности историка. Автор сожалеет о том, что «мы до сих пор не имеем ни полного собрания сочинений, ни достойной его биографии» и выражает уверенность, что его работа поможет в подготовке книг, недостающих для полного раскрытия таланта Карамзина.

            

 

 


В 1911 г., к 100-летию написания «Записки о древней и новой России», графом С. Д. Шереметевым в усадьбе Остафьево был открыт памятник Н. М. Карамзину. Один из выступающих на этом мероприятии, историк В.С. Иконников в последствии опубликовал книгу «Карамзин – историк» (СПб., 1912), в основу которой легла его речь, произнесенная по случаю открытия памятника.  

 

 

      

 

Пушкинская и гоголевская оценка Карамзина: сходства и различия

Сапченко Л. А. (Ульяновск), д.ф.н., профессор Ульяновского государственного университета / 2004

В 1891 г. В. В. Розанов, опровергая мнение о «равноценности» Пушкина и Гоголя, писал: «… прежде всего — они разнородны. Их даже невозможно сравнивать, и, обобщая в одном понятии „красоты“, „искусства“, мы совершенно упускаем из виду их внутреннее отношение, которое позднее развивалось и в жизни, и в литературе, раз они привзошли в нее как факт. Разнообразный, всесторонний Пушкин составляет антитезу к Гоголю, который движется только в двух направлениях: напряженной и беспредельной лирики, уходящей ввысь, и иронии, обращенной ко всему, что лежит внизу. Но сверх этой противоположности в форме, во внешних очертаниях, их творчество имеет противоположность и в самом существе своем»1.

Что же касается пушкинских и гоголевских отзывов о Карамзине, то здесь можно отметить принципиально общую черту: высокая, порой высочайшая, оценка Карамзина, его заслуг перед российской историей и словесностью, хотя критерии оценки были во многом различны. Для Пушкина особое значение приобрела соотнесенность «великого писателя» и «честного человека», исторический дискурс (постижение связи времен), проблема жизнестроительства, в плане же решения литературно-эстетических задач — создание русской прозы. Для Гоголя в образе Карамзина слились понятия «писатель», «живая душа» и служение правде и России, обеспечивающие независимость автора в обществе.

В статье «Пушкин и Карамзин» С. О. Шмидт отметил, что такая тема предполагает разные аспекты. «Это — и взаимоотношения Пушкина и

Карамзина. И — написанное, сказанное Пушкиным о Карамзине. И — Карамзин в творчестве, в сознании, в жизни Пушкина…»2.

Опираясь на пушкинские высказывания, на историю взаимоотношений Карамзина и Пушкина, можно наметить в творчестве, в сознании и в жизни Пушкина три грани восприятия Карамзина: Карамзин для России, Карамзин для русской литературы (прозы) и Карамзин для Пушкина.

Пушкин определил значение Карамзина («великого писателя во всем смысле этого слова»3) для всей русской истории и культуры: «Чистая, высокая слава Карамзина принадлежит России, и ни один писатель с истинным талантом, ни один истинно ученый человек, даже из бывших ему противниками, не отказал ему дани уважения глубокого и благодарности» (12, 72), подчеркнул также благородство души автора российской истории: «„История государства Российского“ есть не только произведение великого писателя, но и подвиг честного человека» (11, 57). Как известно, своего «Бориса Годунова», Пушкин «с благоговением и благодарностию» посвятил «драгоценной для россиян памяти Николая Михайловича Карамзина» (14, 118) и впоследствии называл его «Историю…» «бессмертной книгой» (12, 136).

Что касается решения литературно-эстетических задач, то Пушкин видел в Карамзине союзника в деле создания русской прозы.

Считая прозу Карамзина «лучшей в нашей литературе» и определяя эту похвалу как еще «не большую» (11, 19), Пушкин тем не менее писал 6 февраля 1823 г. из Кишинева П. А. Вяземскому в Москву: «… ради Христа прозу-то не забывай; ты да Карамзин одни владеют ею» (13, 57).

«Карамзин освободил язык от чуждого ига и возвратил ему свободу, обратив его к живым источникам народного слова», — утверждал Пушкин (11, 249). В своей заметке «О прозе» Пушкин размышляет о тех писателях, которые почитают «за низость изъяснить просто вещи самые обыкновенные» и «думают оживить детскую прозу дополнениями и вялыми метафорами», которые никогда не скажут дружба, не прибавя: сие священное чувство, коего благородный пламень и пр.«, не скажут: «рано поутру», а напишут: «Едва первые лучи восходящего солнца озарили восточные края лазурного неба». «Ах, как это все ново и свежо» (11, 19), — иронически добавляет автор.

Но то, что обычно считается преодолением карамзинских традиций, было на самом деле их продолжением. Совершенно так же, как сочиненные Пушкиным примеры, строится фраза и у Карамзина в «Рыцаре нашего времени»: «… природа, подобно любезной кокетке, сидящей за туалетом, убиралась, наряжалась в лучшее свое весеннее платье; белилась, румянилась… весенними цветами; смотрелась в зеркало … вод прозрачных, и завивала себе кудри… на вершинах древесных — то есть в мае месяце…»4.

В отзывах Пушкина оценка прозы Карамзина остается неизменно высокой, но и его поэтическое творчество5, его позиция как историка, его жизненная философия и само его жизненное поведение во многом служили Пушкину ориентиром. 30 ноября 1825 г. из Михайловского в Петербург А. А. Бестужеву: «… Изучение новейших языков должно в наше время заменить латинский и греческий — таков дух века и его требования. Ты — да, кажется, Вяземский — одни из наших литераторов — учатся; все прочие разучаются. Жаль!

Высокий пример Карамзина должен был их образумить» (13, 234). Эти строки соотносятся с пушкинским фрагментом «Карамзин»: «Ноты „Русской истории“ свидетельствуют обширную ученость Карамзина, приобретенную им уже в тех летах, когда для обыкновенных людей круг образования и познаний давно окончен и хлопоты по службе заменяют усилия к просвещению» (11, 57 и 12, 306).

Что касается эпиграмм Пушкина против Карамзина, то поэт берет на себя ответственность лишь за одну из них и называет ее «острой и ничуть не обидной» (13, 286). По-видимому, речь идет об эпиграмме: «В его истории изящность, простота…». С. О. Шмидт считает «очень убедительными и изящными соображения В. Э. Вацуро, соотнесшего … содержание эпиграммы с конкретным эпизодом в труде Карамзина из истории „государствования“ особо почитаемого им Ивана III, когда тот трем высокопоставленным лицам заменил смертную казнь торговою, т. е. наказание кнутом»6. Тогда эпиграмма, утверждает С. О. Шмидт, «теряет усматриваемый в ней столь широко обличительный смысл», и, как определил сам Пушкин в цитированном письме к Вяземскому «остра и ничуть не обидна» »7.

После смерти Карамзина, в письме к П. А. Вяземскому от 10 июля 1826 г. из Михайловского в Петербург Пушкин требует: «Напиши нам его жизнь, это будет 13-й том „Русской истории“; Карамзин принадлежит истории» (13, 286).

В оценках Пушкина Карамзин предстает не только как Колумб российской истории, но и как первооткрыватель во многих других областях культуры. В письме к А. Х. Бенкендорфу от 19 июля — 10 августа 1830 г. Пушкин отметил еще одну грань деятельности Карамзина: «Человек, имевший важное влияние на русское просвещение, посвятивший жизнь единственно на ученые труды, Карамзин первый показал гений торговых оборотов в литературе. Он и тут (как и во всем) был исключением из всего, что мы привыкли видеть у себя» (14, 253).

П. А. Вяземский считал, что «Пушкин едва ли не более всех других писателей родственно примыкает к Карамзину и является прямым и законным наследником его»8.

Как бы вступая в диалог с кн. Вяземским и размышляя о жизнестроительстве Карамзина и Пушкина, современный исследователь пишет: «Пушкин, действительно, во многом ориентировался на Карамзина, но не слишком удачно… Пушкину не удалось добиться доверия властей (а он стремился к этому), в то время как оппозиционеры упрекали его в конформизме. Он не сумел урегулировать своих денежных проблем, и, тяготясь зависимостью, вынужден был снова и снова просить деньги у двора. Его периодические издания и исторические труды не вызывали читательского отклика — штабеля нераспроданной „Истории Пугачевского бунта“ зрелищно оттеняют ненасытный спрос читателей на „Историю… “ Карамзина. Что до семейных невзгод, то они кончились гибелью поэта»9. А. Л. Зорин полагает, что жизнестроительный опыт Карамзина уникален для русской истории, но, по мнению А. С. Немзера, духовная победа Пушкина носила иной характер10. Действительно, Пушкину удалось в совершенной художественной форме, в величайших творениях воплотить то, что лишь было намечено и «недовоплощено» у Карамзина.

В творчестве Карамзина обозначилась включенность человека «своего времени» во время историческое и вселенское. В способности улавливать связь времен и отвечать им своей жизнью видел Карамзин высшую человеческую мудрость. Как продолжение этого через все творчество Пушкина проходит слово-образ «пора», выражающий специфическое соответствие внутреннего самоощущения человека его возрасту, его эпохе, космическим ритмам. Преемственность в сфере духа между Карамзиным и Пушкиным обнаруживается не только в представлениях о времени, но и о пространстве. Известные пушкинские слова о том, что «деревня наш кабинет», восходят, по-видимому, к фразе из статьи Карамзина «Отчего в России мало авторских талантов?»: «… надобно заглядывать в общество — непременно, по крайней мере в некоторые лета, но жить — в кабинете»11. С этой точки зрения Пушкин снова выступает прямым карамзинским наследником. Лирико-философское рассуждение Карамзина «О счастливейшем времени жизни» во многом предваряет пушкинскую жизненную философию.

Диалог с Карамзиным не был монотонным, порой возникал спор, и спор принципиальный, касавшийся и социальных, и политических, и эстетических сфер (так, например, «Деревня» Пушкина во всех этих смыслах звучит полемично по отношению к «Деревне» Карамзина), но в то же время вновь и вновь обнаруживается родство двух гениев русской литературы в сфере политического и нравственного идеала, в эстетических и философских исканиях. Развиваются и трансформируются карамзинские принципы в языке и стиле Пушкина, с Карамзиным связана типология характеров в пушкинском творчестве, представление о сложной противоречивости нравственной природы человека (о «странностях любви»12), сама концепция Истории13.

«Пушкин всегда любил и не мог не любить Карамзина. Всякий благородный русский должен любить Карамзина. Но Пушкин был более мудр, чем он…»14, — отмечал В. В. Розанов.

* * *

Испытав влияние Карамзина еще в детстве (отец писателя в Васильевке «пытался воплотить сентиментальный идеал жизни, воспетый Карамзиным»15), Гоголь впервые познакомился с его творениями в Нежинской гимназии высших наук, а в Петербурге «оказался в тесных дружеских отношениях не только с ближайшим окружением писателя, но и с его семьей»16.

На протяжении ряда лет Гоголь неоднократно обращался к «Истории государства Российского» и делал многочисленные выписки, сосредоточиваясь на процессе объединения русских земель.

В гоголевских «Выбранных местах…», там, где речь идет о должном устройстве российской жизни, о государе и помещиках, об «умении обходиться с людьми»17 прозвучали основные идеи Карамзина, высказанные им в «Письме сельского жителя» и в «Записке о древней и новой России». По словам Ю. М. Лотмана, Карамзин противопоставил бюрократии «наивную мысль о семейной, патриархальной природе управления в России. Утопизм этого представления очевиден. Однако оно сыграло в истории русской общественной мысли слишком серьезную роль, чтобы можно было ограничиться такой оценкой. Идея «непосредственной» отеческой власти противостояла европеизированному бюрократическому деспотизму — прямому потомку петровского «регулярного государства». Наиболее близкими продолжателями Карамзина были Гоголь и Л. Толстой»18.

Аналогии между «Письмом сельского жителя» Карамзина и письмом «Русский помещик» из «Выбранных мест…» поразительны, хотя у Гоголя, напротив, — письмо к сельскому жителю. «Завязка» во всех случаях одна и та же. «Главное то, что ты уже приехал в деревню и положил себе непременно быть помещиком; прочее все придет само собою»19, — пишет Гоголь, как бы прямо ориентируясь на Карамзина. Начало и конец «Русского помещика» соединены опять же восходящей к «Письму сельского жителя» и предваряющей толстовское «Утро помещика», мыслью: быть помещиком над своими крестьянами повелел тебе Бог, и он взыщет с тебя, если б ты променял свое званье на другое. «… Не служа доселе ревностно ни на каком поприще, сослужишь такую службу государю в званье помещика, какой не сослужит иной великочиновный человек. Что ни говори, но поставить 800 подданных, которые все, как один, и могут быть примером всем окружающим своей истинно примерною жизнью, — это дело не бездельное и служба истинно законная и великая» (VIII, 328). Однако в гоголевском тексте помещик более уподобляется проповеднику, который открывает пред паствой текст Святого Писания и объявляет им (мужикам) «всю правду», чтобы они, исправившись, могли, в свою очередь, и других учить «хорошему житию». Как бы взяв за образец обычаи, заведенные карамзинским «сельским жителем», Гоголь настаивает на непосредственное участии помещика во всех хозяйственных работах, проведении общих праздников трижды в год и т. д. (VIII, 324). Предваряя Л. Н. Толстого, Гоголь советует: «Возьми сам в руки топор или косу» (VIII, 325).

Заходит речь и о сельской школе. Подобно Карамзину, Гоголь отметает «вздорные» представления «европейских человеколюбцев» (у Карамзина — « иностранных филантропов«) и большие надежды возлагает на правила морали. Аналогичным образом появляется фигура деревенского священника как ближайшего помощника и собеседника. Но у Карамзина он обладает всевозможными познаниями в теологии, морали, физике, ботанике и медицине, у Гоголя же священник должен быть образован и воспитан самим помещиком, да и читают они лишь духовные книги. Автор «Выбранных мест…» важную роль отводит роли проповеди и подготовке к ней, которую нельзя просто так доверить священнику.

Должно вместе с ним читать Златоуста и отмечать нужные места для произнесения их перед народом. Большое значение придается исповеди.

Гоголевский дискурс, как и карамзинский, завершается процветанием и помещика, и крестьян, духовным родством между ними, чувством честно исполняемого долга.

«В духе Карамзина Гоголь оценивал самодержавие как «палладиум» России»20. Оба считали, что сердца государей в руках Провидения. Оба задумывались о чувстве страха как о силе, более всего способной управлять людьми. Размышляя о природе гоголевской религиозности, М. О. Гершензон писал, что С Богом Гоголя связывал только страх, а все сокровища его души принадлежали «не Богу, а народному благу»21, отечеству, России.

В наиболее существенных моментах художественная антропология Гоголя, по словам С. А. Гончарова, соотносится с религиозно-учительной темой «долга», «служения», «поприща»22. В гоголевской системе оппозиций («мертвые души» — «живые души») признак живой души — верность святому долгу, посвящение себя высокому служению. Так, деревня для писателя — не «храм уединенного размышления», но поприще деятельности для практического и нравственного благоустройства жизни.

Карамзин использовал усадебное уединение (в том же Остафьеве) для своих писательских трудов, имевших влияние на всю Россию. В жизни и деятельности обоих писателей произошло «переосмысление масштабов, основ, природы и роли самого искусства, поиск нового творчества, нового универсума сознания»23.

В статье «В чем же наконец существо русской поэзии и в чем ее особенность» Гоголь точно назвал причину известного неприятия Карамзина как литератора рядом последующих русских писателей: наследие отделилось от личности и было растащено подражателями, которые «послужили жалкой карикатурой на него самого и довели как слог, так и мысли до сахарной приторности» (VIII, 385). В то же время сам Гоголь, преобразуя традиции сентиментализма, воспринял многие грани карамзинского нравственно-эстетического идеала.

Имя Карамзина постоянно встречается в гоголевской переписке. Он внимательно следил за историей создания и открытия памятника Карамзину в Симбирске. «Похвальное слово Карамзину…», произнесенное при открытии памятника М. П. Погодиным, вызвало одобрение Гоголя. Соглашаясь с ним (в письме к Н. М. Языкову от 23 апреля 1846 г.), Гоголь писал: «Карамзин представляет, точно, явление необыкновенное»24. Именно здесь дана характеристика Карамзина, позднее использованная Гоголем в статье «Карамзин» («Выбранные места из переписки с друзьями»). Эта характеристика не в меньшей степени, чем Карамзина, раскрывает самого Гоголя и выявляет то, что их объединяло: представление о высокой миссии писателя, о его достоинстве и независимости, но в первую очередь о любви ко благу как о наивысшем свойстве человеческой души.

В «Выбранных местах из переписки с друзьями» обращает на себя внимание, что среди названий глав встречаются имена собственные. Их только три. Первым расположен Жуковский как автор перевода «Одиссеи». Третьим — Иванов как «исторический живописец», и только одно имя дано без всяких уточнений и комментариев, без определений — Карамзин. Такое название главы — единственное во всей гоголевской книге. По всей видимости, глава «Карамзин» имеет ключевое значение в «Выбранных местах из переписки с друзьями». Карамзин, осуществлявший свое «доброе влияние» на всю Россию, в полной мере свершил, по мнению Гоголя, свой христианский и гражданский долг.

Приоритет нравственности перед литературой определяет гоголевское восприятие Карамзина, прежде всего как человека, живой души. Даже в погодинском «Похвальном слове…» он ценит прежде всего то, что в нем Карамзин «становится как живой перед глазами читателя» (VIII, 266).

В соответствии со своей системой ценностей, Гоголь видит в Карамзине учителя, дающего урок всем российским писателям, и карамзинская мысль, что «творец всегда изображается в творении и часто — против воли своей»25, у Гоголя преобразуется в идею о том, что автору с душой неопрятной, невоспитавшейся не дано сказать правды, ибо, опять же, по словам Карамзина, «дурной человек не может быть хорошим автором»26. Если для Гоголя, «роль художника как творца красоты и степень его свободы находятся в прямой зависимости от степени его нравственной и душевной чистоты»27, то в этом его убеждении первая роль принадлежит Карамзину.

В «Авторской исповеди» Гоголь, говоря о своем несходстве с Карамзиным, в то же время берет его в союзники, когда объясняет причины «выставления своей внутренней клети»: «Я поступил в этом случае так, как все те писатели, которые говорили, что было на душе. Если

бы и с Карамзиным случилась эта внутренняя история во время его писательства, он бы ее также выразил. Но Карамзин воспитался в юношестве. Он образовался уже как человек и гражданин, прежде чем выступил на поприще писателя. Со мной случилось иначе» (VIII, 444).

В духовном завещании, в предсмертных записках Гоголь призывает своих соотечественников: «Будьте не мертвые, а живые души»28.

Комментируя эти слова, исследователи, как правило, не упоминают Н. М. Карамзина. Между тем, путь к пониманию духовного завещания Гоголя не может проходить без уяснения гоголевского восприятия жизни и творчества Карамзина, живой души русской литературы.

В Карамзине Гоголь видел такого человека и писателя, который помог ему, Гоголю, «вырасти выше духом» (VIII, 219). Именно на него призывал Гоголь быть похожими своих духовных наследников. Такой памяти хотел Гоголь и для себя после смерти.

Таким образом, пушкинские оценки Карамзина более многогранны, многосторонни: «великий писатель» и «честный человек», «первый историк», «последний летописец», «гений торговых оборотов в литературе» и т. д. Гоголевская дана преимущественно с точки зрения выполнения Карамзиным его долга как писателя.

С этих же позиций Гоголь оценивает и Пушкина («Зачем, к чему была его поэзия? Какое новое направление мысленному миру дал Пушкин? Что сказал он нужное своему веку? Подействовал ли на него, если не спасительно, то разрушительно? … Зачем он был дан миру и что доказал собою?») и определяет его миссию: «Пушкин был дан миру на то, чтобы доказать собою, что такое сам поэт, и ничего больше…» (VIII, 381).

Но оба сходятся в утверждении единства «великого писателя» и «честного человека», оба видят в Карамзине первооткрывателя.

Соглашаясь с В. В. Розановым, можно сказать: «Точки зрения Гоголя и Пушкина на все обстоятельства русские, на русского человека и характер его, можно, кажется, признать окончательно проверенными у всех умных русских людей»29.

Примечания

1. Розанов В. В. О Пушкине. Эссе и фрагменты. М., 2000. С. 134-135.

2. Шмидт С. О. Пушкин и Карамзин // Н. М. Карамзин. Юбилей 1991 года. Сб. научных трудов. М., 1992. С. 73.

3. Пушкин А. С. Полн. собр. соч.: В 17 т. Репринтное воспроизведение издания 1935-59 гг. М., 1994-1997. Т. 12. С. 215. Все дальнейшие ссылки на тексты А. С. Пушкина даются по этому изданию с указанием тома и страницы в скобках.

4. Карамзин Н. М. Соч.: В 2 т. Л., 1984. Т. 1. С. 585.

5. «Одним из сознательно избранных прототипов стилистики Пушкина в „Памятнике“ являлась также поэзия Карамзина…», — пишет М. П. Алексеев (Алексеев М. П. Стихотворение Пушкина «Я памятник себе воздвиг…» // Алексеев М. П. Пушкин и мировая литература. Л., 1987. С. 218).

6. Шмидт С. О. Пушкин и Карамзин // Н. М. Карамзин. Юбилей 1991 года. Сб. научных трудов. С. 76.

7. Там же.

8. Вяземский П. А. Эстетика и литературная критика. М., 1984. С. 320.

9. Зорин А., Немзер А., Проскурин О. Человек, который пережил конец света // Венок Карамзину. М., 1992. С. 50.

10. Там же.

11. Карамзин Н. М. Соч.: В 2 т. Т. 2. С. 125.

12. «Странность любви, или Бессонница» — название стихотворения Карамзина 1793 г.

13. См.: Коровин В. И. Пушкин и Карамзин (К истолкованию трагедии «Борис Годунов) // Коровин В. И. Статьи о русской литературе. М., 2002. С. 43-148. Сапченко Л. А. Н. М. Карамзин: судьба наследия (Век XIX). М., Ульяновск, 2003. С. 336-373.

14. Розанов В. В. О Пушкине. Эссе и фрагменты. С. 269-270.

15. Моторин А. В. Карамзин и Гоголь // Н. М. Карамзин: Проблемы изучения и преподавания на современном этапе. Тезисы докладов на 1 Карамзинских чтениях 18-21 ноября 1991 г. Ульяновск, 1991. С. 33.

16. Жаркевич Н. М. Н. В. Гоголь о Н. М. Карамзине // Н. М. Карамзин: Проблемы изучения и преподавания на современном этапе. С. 31.

17. Карамзин Н. М. О древней и новой России в ее политическом и гражданском отношениях // Николай Карамзин: Сборник. М., 1998. С. 325.

18. Лотман Ю. М. «О древней и новой России в ее политическом и гражданском отношениях» Карамзина — памятник русской публицистики начала XIX века // Лотман Ю. М. Карамзин. Сотворение Карамзина. Статьи и исследования 1957-1990. Заметки и рецензии. СПб., 1997. С. 594.

19. Гоголь Н. В. Полн. собр. соч. в 14 т. М., Л., 1940-1952. Т. VIII. С. 321. Все дальнейшие ссылки на текст Гоголя, за исключением особо оговоренных случаев, даются по этому изданию с указанием тома и страницы в скобках.

20. Марголис Ю. Д. Книга Н. В. Гоголя «Выбранные места из переписки с друзьями». Основные вехи истории восприятия. СПб., 1998. С. 54.

21. Гершензон М. О. Избранное. Т. 3. М., 2000. С. 479.

22. Гончаров С. А. Творчество Н. В. Гоголя и традиции религиозно-учительной культуры. Автореф. дис. … доктора филол. наук. СПб., 1998. С. 21.

23. Захарова Т. В., Лисичный А. «Выбранные места из переписки с друзьями» Н. В. Гоголя в историко-литературной перспективе // Традиции и новаторство в русской классической литературе. СПб., 1992. С. 71.

24. «Карамзин представляет, точно, явление необыкновенное. Он показ<ал> первый, <что> звание писателя стоит того, чтоб для него пожертвовать всем, что в России писатель может быть вполне независим, и если уж он весь исполнился любви к благу, первенствующей во всем его организ<ме> и во всех его поступках, то ему можно все сказать. Цензуры для него не существует, и нет вещи, о которой бы он не мог сказать. Какой урок и поученье нам всем! И как смешон после этого иной наш брат литератор, который кричит, что в россии нельзя сказать правды или что правда глаза колет! Сам же не сумеет сказать правды, выразится как-нибудь аляповато, дерзко, так что уколет не столько правдой, сколько теми словами, которыми выразит свою правду, словами, знаменующими внутреннюю неопрятность невоспитавшейся своей души, и сам же потом дивится, что от него не принимают правды. Нет, имей такую стройную и прекрасную душу, какую имел Карамзин, такое чистое стремление и такую любовь к людям — и тогда смело произноси правду. Все в государстве, от царя до послед<него> подданного, выслушает от тебя правду…». (Переписка Н. В. Гоголя: В 2 т. Т. 2. М., 1988. С. 428).

25. Карамзин Н. М. Соч.: В 2 т. Т. 2. С. 60.

26. Там же. С. 62.

27. Птиченко М. В. Религиозные искания Н. В. Гоголя. Автореф. дис. … канд. филол. наук. СПб., 1994. С. 6.

28. Гоголь Н. В. Выбранные места из переписки с друзьями. М., 1990. С. 380.

29. Розанов В. В. О Пушкине. Эссе и фрагменты. С. 269.

К списку научных работ

Слово редактора | Известия высших учебных заведений Серия «Гуманитарные науки»

Н.М. Карамзин:
«всё, что есть для сердца
высокого, милого,
добродетельного»

В юбилейный год – 250-летие со дня рождения и 110-я годовщина смерти – мы посчитали невозможным пройти мимо этих памятных дат и решили подробно исследовать, на основе современных языковых подходов, язык Н.М. Карамзина, его литературную деятельность в контексте не только его эпохи, но и современности.

Н.М. Карамзин – выдающийся представитель русской интеллигенции конца XVIII — начала XIX века, человек сотворивший себя сам. По общему признанию своих современников, он был одним из самых образованных людей своего времени. Мемуарная литература свидетельствует о том огромном  влиянии, которое он оказал на духовное развитие русского общества своего времени, на плеяду русских писателей и поэтов,  о том, какое важное место имела его «История» в осмыслении событий Отечественной войны 1812 г. и восстания декабристов.  Для современников Карамзин был не только выдающимся писателем, издателем, историком, а Гражданином, Личностью, Патриотом Отечества. Как писал В.А. Жуковский, «в этом имени было и будет всё, что есть для сердца высокого, милого, добродетельного».

Карамзин ярко проявил себя на различных поприщах и  навсегда вошел в российскую историю – не только как писатель и историк, но и как патриот, просветитель, политик. Его мысли об истоках государственности, о проблемах российского образования, о русской литературе и истории  до сих пор звучат актуально. Главным делом его жизни стало написание «Истории государства российского» – грандиозного 12-томного труда, охватившего российскую историю с древнейших времен и до Смутного времени – «творение   таланта великого, труда добросовестного и бескорыстного» (В.Г. Белинский). Кажется, сама Клио (муза Истории) назначила Н.М. Карамзина историком государства Российского: он жил в эпоху одной императрицы и трех императоров, помнил пугачевский бунт, был во Франции во время революции, стал свидетелем возвышения и падения Наполеона, трагически  воспринял восстание декабристов в 1825 году…

Н.М. Карамзин не получил систематического высшего образования, не имел материальной возможности учиться ни в российских, ни в зарубежных университетах. Но он был выдающимся автодидактом: самостоятельно изучил западноевропейскую философию и литературу, знал церковнославянский, древнегреческий и латинский языки, в совершенстве – немецкий и французский, самостоятельно изучил английский и стал первым переводчиком трагедии Шекспира «Юлий Цезарь» с английского языка.

Вся деятельность Н.М. Карамзина – беллетриста, критика, редактора и издателя, переводчика, историографа связана со Словом. Всю свою жизнь он боролся за Русское Слово, за новый  литературный язык – легкий, «живой», выразительный. Н.В. Гоголь писал: «Карамзин представляет явление необыкновенное.

Вот о ком из наших писателей можно сказать, что он весь исполнил долг, ничего не зарыл в землю и на данные ему пять талантов истинно принес другие пять».

В настоящем номере журнала публикуются материалы научного семинара «Н.М. Карамзин. Личность и творчество. Современное прочтение». В нем представлены статьи, в которых в разных ракурсах рассматривается языковая личность самого Н.М. Карамзина (статьи Т.В. Морозкиной, Н.К. Ивановой и Н.Е. Меркуловой) и теоретические основы формирования его лингвистических взглядов (статья И.В. Лобановой), особенности его литературного языка и стиля (статьи Ю.Н. Здориковой, В.В. Ганиной). Анализу перевода Карамзиным (по сравнению с вариантом М. Зенкевича) трагедии У. Шекспира «Ю. Цезарь» посвящена статья Р.В. Кузьминой.

Н.М. Карамзин – яркий представитель в России литературного течения сентиментализм; его повесть «Бедная Лиза», написанная в этом жанре, до сих пор  входит в программу изучения литературы в российских школах. Анализу особенностей русского сентиментализма – на примере произведений Н.М. Карамзина  и его современников – посвящена статья С.Г. Шишкиной, а истокам и развитию европейского сентиментализма – статья А.Н. Таганова.

Важнейшим этапом в жизни и творчестве Н.М. Карамзина стало его полуторогодовое путешествие по Европе. «Письма русского путешественника» принесли ему всероссийскую славу: жадный до знаний и открытый всему новому путешественник подробно описал своим соотечественникам, что находится за «окном в Европу, прорубленным Петром I» (А. Балдин).

Статья Н.М.Губиной демонстрирует возможность изучения российских сословий, на необходимость которого указывал Н.М.Карамзин, на местном, краеведческом материале.

Нас отделяют от этих писем не просто годы, а столетия! Но как интересно они читаются, сколько сведений о культуре  Германии, Франции, Швейцарии и Британии можно почерпнуть из них и сегодня! Задолго до появления самих понятий Карамзин представил своим читателем образ другого мира, рассказал об особенностях межкультурной коммуникации с представителями других языков и культур (статья И.В. Куражовой). В статье Ю.Л. Малковой рассматривается возможность трактовки «Писем» как  исторического источника и обосновывается важная роль этого труда Н.М. Карамзина в воспитании и образовании современных студентов. Этому произведению Карамзина был посвящен и «круглый стол» в программе научной студенческой конференции ИГХТУ. В настоящем номере нашего журнала публикуется статья студентки Т.Н. Агеевой (совместно с научным руководителем К.А. Врыгановой) о рецепции русским путешественником творчества и личности У. Шекспира (сам Карамзин, как считается в отечественном шекспироведении, стоял у истоков шекспиризма в русской классической литературе и внес важный вклад в освоение творческого наследия великого Барда в иной культуре). В статье студентов Е.С. Ерофеевой, О.В. Исаковой и их научного руководителя И.В. Лобановой анализируется маршрут Н.М. Карамзина по Германии и его встречи с известными учеными и писателями из этой страны.

Ю.М. Лотман, написавший в 1988 г. очень глубокое исследование о жизни Н.М. Карамзина («Сотворение Карамзина»), отмечал, что это один из немногих русских писателей XIX века, о котором очень мало известно. Однако с тех пор о Карамзине было опубликовано много научной литературы, и в ней получили освещение те факты его биографии, которые обходились молчанием в советское время. Однако нельзя не согласиться с А. Балдиным, автором новой книги о Карамзине («Новый Буквоскоп, или запредельное странствие Николая Карамзина». М., 2016), что наше Отечество до сих пор не воздало ему по заслугам. Нет фильмов о Карамзине, нет его имени в топонимике Москвы, города который он так любил, нет  литературных премий его имени , конкурсов…  Наши публикации и работа с текстами Н.М. Карамзина в студенческой аудитории – вклад в изучение его творчества и личности: Патриота, реформатора русского языка, Колумба истории российской.

Н.К. Иванова

Карамзин как русский путешественник. К 250-летию классика

Александр Генис: Сегодня “АЧ” — вместе со всеми любителями русской литературы — отметит грандизоный юбилей: 250-летие Карамзина. Увы, сейчас, у него больше почитателей, чем читателей. И все же одна его повесть «Бедная Лиза» – благо там всего семнадцать страниц и все про любовь – все же живет в сознании современного читателя.

Бедная крестьянская девушка Лиза встречает молодого дворянина Эраста. Уставший от ветреного света, он влюбляется в непосредственную, невинную девушку любовью брата. Однако вскоре платоническая любовь переходит в чувственную. Лиза последовательно теряет непосредственность, невинность и самого Эраста – он уходит на войну. «Нет, он в самом деле был в армии, но вместо того, чтобы сражаться с неприятелем, играл в карты и проиграл почти все свое имение». Чтобы поправить дела, Эраст женится на пожилой богатой вдове. Узнав об этом, Лиза топится в пруду.

Больше всего это похоже на либретто балета. Но результаты этого опыта были грандиозными. «Бедная Лиза» – эмбрион, из которого выросла наша литература. Ее можно изучать как наглядное пособие по русской классической словесности.

Опереточная крестьянка Лиза с ее добродетельной матушкой породила бесконечную череду литературных крестьян. Уже у Карамзина лозунг «правда живет не в дворцах, а хижинах» звал к тому, чтобы учиться у народа здоровому нравственному чувству.

Есть у Карамзина и конфликт города и деревни, который веками питал русскую музу. Город – средоточие разврата. Деревня – заповедник нравственной чистоты. Обращаясь тут к идеалу «естественного человека» Руссо, Карамзин вводит в традицию деревенский литературный пейзаж, традицию, которая расцветала у Тургенева, и с тех пор служит лучшим источником диктантов: «На другой стороне реки видна дубовая роща, подле которой пасутся многочисленные стада, там молодые пастухи, сидя под тению дерев, поют простые, унылые песни».

С одной стороны – буколические пастухи, с другой – Эраст, который «вел рассеянную жизнь, думал только о своих удовольствиях, искал их в светских забавах, но часто не находил: скучал и жаловался на судьбу свою».

Конечно же, Эраст мог бы быть отцом Евгения Онегина. Тут Карамзин, открывая галерею «лишних людей», стоит у истока еще одной мощной традиции – изображения умных бездельников, которым праздность помогает сохранить дистанцию между собой и государством.

Но главная заслуга Карамзина была в том, что, рассказывая историю бедной Лизы, он открыл прозу. Он первый стал писать гладко. В его сочинениях слова сплетались таким правильным, ритмическим образом, что у читателя оставалось впечатление риторической музыки. Гладкое плетение словес оказывает гипнотическое воздействие. Это своего рода колея, попав в которую уже не следует слишком заботиться о смысле: разумная грамматическая и стилевая необходимость сама его создаст. Гладкость в прозе – то же, что метр и рифма в поэзии. Значение слов, оказавшихся в жесткой схеме прозаического ритма, играет меньшую роль, чем сама эта схема.

Вслушайтесь: «В цветущей Андалузии – там, где шумят гордые пальмы, где благоухают миртовые рощи, где величественный Гвадалквивир катит медленно свои воды, где возвышается розмарином увенчанная Сиерра Морена,– там увидел я прекрасную».

В тени такой прозы жили многие поколения писателей.

Карамзин был одним из первых русских писателей, которому поставили памятник. Но, конечно, не за «Бедную Лизу», а за 12-томную «Историю Государства Российского». Хоть Карамзин был не единственным историком России, именно он первый перевел историю на язык художественной литературы, написал интересную, художественную историю, историю для читателей. Открытый им прозаический ритм был настолько универсален, что сумел оживить даже многотомный монумент. А ведь история существует у любого народа только тогда, когда о ней написано увлекательно. Карамзин сделал для русской культуры то же, что античные историки для своих народов. Когда его труд вышел в свет, Федор Толстой воскликнул: «Оказывается, у меня есть отечество!»

(Музыка)

Александр Генис: Отмечая юбилей Кармзина, Борис Миахйлович Парамонов в рамках своей авторской рубрики “История чтения” выбрал для юбилейного славословия мою любимую книгу Карамзина.

Первое издание

Борис Парамонов: Дело в том, Александр Александрович, что «Письма русского путешественника», пожалуй, единственная книга Карамзина, которую может читать нынешний читатель. Она не утратила интереса. «Бедная Лиза» или «Остров Борнгольм», при всей их тогдашней сенсационности, сегодня воспринимаются как курьез, что ли. Вспоминается не столько Карамзин, сколько гоголевский Хлестаков, говорящий городничихе: “И Карамзин сказал: законы осуждают”. Это как раз из «Острова Борнгольм» стихи: “Законы осуждают Предмет моей любви. Но кто, о сердце, может, Противиться тебе?”

Вообще это удивительно: как мог писатель, обладавший такими бесспорными достоинствами, такой высокой культурой, такой поистине европейской просвещенностью, так быстро сойти на нет? Появился Пушкин — и Карамзин исчез.

Памятник Карамзину в Ульяновске

Александр Генис: Ну это совсем не так. Ведь как раз при жизни Пушкина, еще молодого, в 1818 году появились первые тома карамзинской Истории Государства Российского — и стали бестселлером. Это ведь сам Пушкин сказал: Карамзин открыл Россию, как Колумб Америку. Карамзину первому из писателей поставили памятник.

Борис Парамонов: Да, но надолго ли это удержалось? Стала ли История Карамзина, что называется, домашним чтением?

Александр Генис: Стала, ловлю вас на слове, Борис Михайлович! Как раз такое свидетельство у нас есть: Достоевский вспоминает, как в его детстве отец читал вслух в семье Историю Карамзина.

Борис Парамонов: Я знаю это свидетельство. Но давайте вспомним подробности: что значит детство Достоевского? Он родился в 1821 году, и если ему было лет десять, скажем, то это самое начало тридцатых годов. В истории русской литературы это так называемый золотой ее век, но золотой запас состоит из двух имен: Пушкин и Гоголь. Ну Лермонтова добавим, мелькнувшего метеором и сгоревшего в плотных слоях атмосферы. Как это ни странно, как ни парадоксально, но большая русская литература, та самая, которая известна всему миру, начинается после Пушкина, не говоря после Карамзина. Мировое значение приобрела русская литература в реалистическом своем изводе.

Александр Генис: А Гоголь? Или вы следом за Чернышевским тоже будете говорить о реализме Гоголя, о Гоголе как об отце пресловутой натуральной школы? Гоголь ведь не реалист, а фантаст, мастер литературного сюра.

Борис Парамонов: Конечно, Гоголь известен на Западе, как и Пушкин, кстати, но они на Западе маргинальны. Их знают академики, а не читатели широкие. Для читателей русская литература это Толстой, Достоевский и Чехов.

Александр Генис: И Тургенев, которого первым стали широко переводить на Западе.

Борис Парамонов: К некоторому моему удивлению, сказать откровенно. Он с этой троицей, а лучше сказать, двоицей рядом не стоял. Сам же Тургенев говорил о Толстом: я не достоин развязать ремня его обуви.

Александр Генис: Так ли Чехов выше Тургенева?

Борис Парамонов: Он не выше, а лучше. Попробуйте читать Тургенева после Чехова: вам всё время захочется выкинуть у него лишние слова и фразы. Но вернемся к Карамзину.

Александр Генис: Давно пора.

Борис Парамонов: Я хочу сказать о том же парадоксе Карамзина. Считается, что он произвел глубокую реформу русского литературного языка, что Пушкин уже пишет карамзинским языком. Он книжный язык сблизил с разговорным, причем не простонародным, а с языком культурного класса, светского салона. Известная история: Карамзин, мол, побил и посрамил старовера адмирала Шишкова. Но ведь тут тоже не совсем всё ясно. Вот Тынянов считал, что это не Карамзин Шишкова победил, а Шишков — Карамзина, что в поэзии Пушкина и особенно у Грибоедова очень силен и ощущаем архаический пласт языка. В этом пафос главной книги Тынянова «Архаисты и новаторы». В общем, как ни считай, а Пушкин прошел как бы и мимо Карамзина.

Александр Генис: Минуточку, а «Борис Годунов» откуда у него взялся, как не из Истории Карамзина?

Борис Парамонов: Да, сюжет заимствован, но не стиль, не язык. И вообще как образец Годунова Пушкину преподносился Шекспир.

Александр Генис: Да, это действительно так. Пушкину послужил моделью «Генрих IV», его вторая менее популярная часть, описывающего умного и дельного монарха-узурпатора, раздавленного муками совести. Не в силах уснуть, король произносит слова, ставшие пословицей: «Uneasy lies the head that wears a crown». У Пастернака это место звучит так:

«Счастливый сторож дремлет на крыльце,

Но нет покоя голове в венце».

Задолго до него, однако, Пушкин переплавил шекспировские слова в строку, глубоко застрявшую в сознании народа:

Ох, тяжела ты, шапка Мономаха!

Обычно, так говорят о мучительном бремени власти, забывая, что у обоих поэтов эту фразу произносят те цари, что незаконно завладели короной. Своя ноша не тянет, чужая – не дает жить. Муки совести парализуют волю. Узурпатор оказывается заложником толпы. Расплата за первородный грех присвоенной власти — угроза бунта. Страшась его, обессиленная виной власть становится игрушкой молвы и толпы.

Это шекспировский ход мысли, но весь материал сугубо русский. И без Карамзина не было бы у нас этой гениальной трагедии.

(Музыка)

Александр Генис: А теперь вернемся к “Письмам русского путешественника”, как я уже признавался, я тоже люблю эту книгу больше всего остального Карамзина.

Борис Парамонов: “Письма русского путешественника” — действительно очень хорошая книга, поэтому и читать ее можно даже сегодня. Но берет она не поэтическими красотами, не языком, а материалом. Шутка сказать, описана самая настоящая Европа, Европа-А, как сказал бы Остап Бендер: Германия, Швейцария, Франция, Англия. Причем Франция в самом значительном ее историческом времени: во время Великой революции. Карамзин встречался чуть ли не со всеми тогдашними европейскими знаменитостями, например с Кантом.

Александр Генис: С Гете не встретился.

Борис Парамонов: Хотел, но когда к нему утром пошел, выяснилось, что Гете уехал в Йену. Он видел его накануне вечером в окне. Написал: важное греческое лицо.

Александр Генис: Как на известном портрете старого Гете, где он похож на Зевеса. А как вы, Борис Михайлович, нашли его встречу и разговор с Кантом?

Борис Парамонов: А вот давайте процитируем соответствующее место из Писем: Карамзин передает речь Канта:

«Я утешаюсь тем, что мне уже шестьдесят лет и что скоро придет конец жизни моей, ибо надеюсь вступить в другую, лучшую. Помышляя о тех услаждениях, которые имел я в жизни, не чувствую теперь удовольствия, но, представляя себе те случаи, где действовал сообразно с законом нравственным, начертанным у меня в сердце, радуюсь. Говорю о нравственном законе: назовем его совестию, чувством добра и зла — но они есть. Я солгал, никто не знает лжи моей, но мне стыдно. — Вероятность не есть очевидность, когда мы говорим о будущей жизни; но, сообразив все, рассудок велит нам верить ей. Да и что бы с нами было, когда бы мы, так сказать, глазами увидели ее? Если бы она нам очень полюбилась, мы бы не могли уже заниматься нынешнею жизнью и были в беспрестанном томлении; а в противном случае не имели бы утешения сказать себе в горестях здешней жизни: авось там будет лучше!

— Почтенный муж! Прости, если в сих строках обезобразил я мысли твои!»

Александр Генис: Ну и как, обезобразил он мысли Канта, по-вашему?

Борис Парамонов: Не очень. Карамзин в этой записи пытается зафиксировать мысли Канта, касающиеся второй критики, Критики практического разума. Практический разум у Канта значит нравственное сознание. В нем не может быть бесспорных суждений, доказать тут ничего нельзя, но у нравственного сознания существуют не бесспорные истины, а постулаты, только при наличии которых оно вообще мыслимо. Таких постулатов три: Бог, свобода и бессмертие души. Это основание того, что Кант называет нравственным миропорядком. Глазами тут ничего не увидеть, говорит Кант у Карамзина, но веровать в будущую жизнь, реализующую в вечности нравственный миропорядок, должно. Кстати, Кант подарил Карамзину две свои книги, относящиеся именно к этой тематике: Критику практического разума и Метафизику нравов.

Александр Генис: А еще Кант мягко предупредил Карамзина относительно Лафатера: не нужно, мол, ему особенно верить.

Борис Парамонов: Да, это была тогдашняя всеистребляющая мода, вроде психоанализа в двадцатом веке: физиогномика Лафатера, гипотеза определения характера по строению черепа. Вот отсюда и пошли все эти шишки мудрости, надолго удержавшиеся в языке. О Лафатере Карамзин написал много больше, чем о других: он у него жил шестнадцать дней.

Ну и еще я бы одного немца отметил в карамзинских Письмах: поэта Виланда. Это очень смешно, как Виланд не хотел его принимать и, стоя на крыльце, давал от ворот поворот, А Карамзин настаивал на встрече — и настоял. И вечером они встретились, и немец размяк от любознательного и любезного русского.

Александр Генис: Виланд — дивный, но полузабытый писатель. Между тем, его эротические сказки служат мостом между просветительской сатирой и романтизмом Гофмана. По нему хорошо бы поставить фильм, но не пускать на него детей до 16-ти.

(Музыка)

Александр Генис: АЧ продолжает очередной выпуск авторской рубрики Бориса Парамонова “История чтения”. Сегодня мы отмечаем 250-летие Карамзина.

Борис Парамонов: Подробно и весьма занимательно Карамзин пишет о Швейцарии. Это была важная тема: Швейцария — действующая и весьма преуспевающая республика среди тогдашних европейских монархий. Карамзин ясно видел неоднородность этой страны, довольно резкие отличия французской и немецкой Швейцарии. Он не преминул отметить пуританский характер Цириха, как он называет нынешний Цюрих, демонстративную протестантскую скромность немецких швейцарцев, швейцаров, как тогда говорили. Они, например, живя в достаточно холодном горном климате, не носят мехов, не употребляют вина, считающегося непозволительной роскошью, — только лишь для медицинских целей; впрочем, Карамзин в это не особенно верит. Очень смешной случай с ним произошел: он присутствовал на учениях швейцарской милиции, народной армии, и один человек поинтересовался его впечатлениями. А Карамзин был накануне у знаменитого Рейнского водопада, перед величественным зрелищем которого готов был пасть на колени, и полный этими пейзажными впечатлениями, рассыпался в комплиментах. Когда же выяснилось, что его спрашивают об учениях народного войска, произошел некоторый конфуз.

Александр Генис: Эти восторги Карамзина перед зрелищем швейцарской природы стали, так сказать, хрестоматийными. Их потом начали пародировать, например Достоевский в своих замечательных «Зимних заметках о летних впечатлениях».

Борис Парамонов: Да, и вот тут я бы еще раз поставил вопрос о Карамзине-писателе. В значительной своей части он уже звучит пародийно, он не живой писатель и сейчас, и даже в середине девятнадцатого века вызывал скорее юмористическое к себе отношение.

Я вот какой вопрос хочу поставить: почему в историях литературы, говоря о карамзинском сентиментализме и законно противопоставляя оный нормативному классицизму, стараются связать Карамзина со Стерном? Ведь ничего общего нет. Стерн — залежи юмора, ирония как метод построения текста, несравненное веселье — и никаких слез. А ведь Карамзин весь на слезе. Его рассказчик, то есть автор вот этих Писем, то и дело плачет, расчувствовавшись. Я понимаю, что это литературный прием, а не характеристика самого Карамзина Николая Михайловича. Но при чем тут Стерн — Лаврентий Стерн, как его Карамзин называет.

Ну вот возьмем для примера такой отрывок:

“Итак, ваш друг уже в Саксонии! В тот же вечер стало мне так грустно, что я не знал, куда деваться. Бродил по городу, нахлучив себе на глаза шляпу, и тростью своею считал на мостовой камни; но грусть в сердце моем не утихала. Прошел в зверинец, переходил из аллеи в аллею, но мне все было грустно. «Что же делать?» —спросил я сам у себя, остановясь в конце длинной липовой аллеи, приподняв шляпу и взглянув на солнце, которое в тихом великолепии сияло на западе. Mинуты две искал я ответа на лазоревом небе и в душе своей; в третью нашел его — сказал: «Поедем далее!» — и тростью своею провел на песке длинную змейку, подобную той, которую в «Тристраме Шанди» начертил капрал Трим (vol. VI., chap. XXIV), говоря о приятностях свободы. Чувства наши были, конечно, сходны.

Явно читал человек Стерна, причем в оригинале — но ведь ничего общего.

Александр Генис: Стерн был международным бестселлером 18-го века. Его следы можно найти повсюду. Я например нашел бесспорную аллюзию из “Сентиментального путешествия” Стерна (а точнее просто заимствованный прием оборванной фразы в конце главы) у Радищева в его “Путешествии”. Но Стерна не понимали аж до Шкловского и принимиали его иронию за искреннюю чувствительность, ту самую сакраментальную сентиментальность.

Борис Парамонов: Но дело, конечно, не в стилистике Карамзина, вообще не в истории литературы. “Письма русского путешественника” — книга чрезвычайно ценная тем, что она впервые в русской литературе, в русской образованности, как сказали бы в старину, явила образ русского европейца. Даже не западника, а именно европейца. Карамзин не посрамил имени русского, общаясь с китами европейской культуры. Пушкин говорил: мы, русские, ленивы и нелюбопытны. Вот уж о Карамзине этого не скажешь. Этим и приятен, я бы сказал пленителен образ автора Писем русского путешественника.

Всё осмотрел, всё описал и оценил: и здания исторические, и знаменитые пейзажи, и людей знаменитых. В Париже побывал на заседании Французской академии, где у него состоялся знаменательный разговор с академиком Левеком, специалистом по русской истории, который произнес следующие слова:

«Все народное ничто перед человеческим. Главное дело быть людьми, а не славянами. Что хорошо для людей, то не может быть дурно для русских, и что англичане или немцы изобрели для пользы, выгоды человека, то мое, ибо я человек!».

Александр Генис: Борис Михайлович, мы не должны забывать, что Карамзин посетил Францию в чрезвычайно важное для нее время: лето 1790 года — это уже вовсю разворачивающаяся Великая французская революция с ее универсальным пафосом.

Борис Парамонов: Хороше еще, что революция еще не до конца развернулась, еще впереди был октябрь 1792 года, якобинской террор, казнь короля. Но то немногое, что описал Карамзин, дает ощущение начавшегося надлома, нестроения, хаоса. По дворцу Тюильри бродят какие-то посторонние дурно одетые люди, в Страсбурге проезжего прелата заставили пить за здоровье нации, там же французский скульптор жаловался Карамзину, что ему некогда работать: замучили дежурствами в Национальной гвардии. Еще мелочи, но уже характерные. Это как бы лето семнадцатого года в России. Приведем вот такой текст:

«Париж ныне не то, что он был. Грозная туча носится над его башнями и помрачает блеск сего некогда пышного города. Ужасы революции выгнали из Парижа самых богатейших жителей; знатнейшее дворянство удалилось в чужие земли, а те, которые здесь остались, живут по большей части в тесном круге своих друзей а родственников.

«Здесь, — сказал мне аббат Н*, — по воскресеньям у маркизы Д* съезжались самые модные парижские дамы, знатные люди, славнейшие остроумцы; — тут по четвергам у графини А* собирались глубокомысленные политики обоего пола, сравнивали Мабли с Жан-Жаком и сочиняли планы для новой Утопии,— там по субботам у баронессы Ф* читал М* примечания свои на «Книгу бытия», изъясняя любопытным женщинам свойство древнего хаоса».

Александр Генис: : Уже не древний, а новый хаос стоял на пороге Франции.

Борис Парамонов: Знаете, Александр Александрович, в издании карамзинских Писем в серии Литературные Памятники есть большое послесловие, написанное Лотманом и Успенским. Там выдвигается интересная гипотеза: о том, чего не написал Карамзин о Франции. Авторы считают, что он сдвинул время своего пребывания во Франции, что он там был месяца на два раньше, чем указано в Письмах, и, соответственно, видел много больше, например присутствовал на собрании Национального конвента, когда там шел знаменитый диспут Мирабо и роялиста Мори. Вообще Карамзин всячески осторожничал: он ведь считался масоном, и у властей могло быть подозрение, что он поехал за границу как раз по масонским делам. А масонов Екатерина Вторая невзлюбила именно в связи с французскими событиями. Но, конечно, Николай Михайлович Карамзин был человеком умеренным, здравомыслящим и осмотрительным, и вот такие его слова из Писем могут считаться вполне адекватными для его отношения к этим грозным событиям:

«Утопия» будет всегда мечтою доброго сердца или может исполниться неприметным действием времени, посредством медленных, но верных, безопасных успехов разума, просвещения, воспитания, добрых нравов. Когда люди уверятся, что для собственного их счастия добродетель необходима, тогда настанет век златой, и во всяком правлении человек насладится мирным благополучием жизни. Всякие же насильственные потрясения гибельны, и каждый бунтовщик готовит себе эшафот.

Новые республиканцы с порочными сердцами! Разверните Плутарха, и вы услышите от древнего величайшего, добродетельного республиканца Катона, что безначалие хуже всякой власти!

Александр Генис: Но ведь Карамзин еще после Франции и в Англии побывал, которая ему весьма понравилась. Он стал первым в длинном ряду русских англоманов.

Борис Парамонов: О его пребывании в Англии лучше всего скажет такая краткая запись:

«Что, ежели бы я прямо из России приехал в Англию, не видав ни эльбских, ни реинских, ни сенских берегов; не быв ни в Германии, ни в Швейцарии, ни во Франции? — Думаю, что картина Англии еще более поразила б мои чувства; она была бы для меня новее. Какое многолюдство! Какая деятельность! И притом какой порядок! Все представляет вид довольства, хотя не роскоши, но изобилия. Ни один предмет от Дувра до Лондона не напомнил мне о бедности человеческой».

Но я бы хотел, несмотря на то, что наговорил о старомодности и комичности карамзинского слога, привести в пример вот такое очаровательное по-своему суждение (Карамзин еще в Париже):

“Голова моя закружилась — мы вышли из галереи и сели отдыхать в каштановой аллее. Тут царствовали тишина и сумрак. Аркады изливали свет свой на зеленые ветьви, но он терялся в их тенях. Из другой аллеи неслись тихие, сладостные звуки нежной музыки; прохладный ветерок шевелил листочки на деревьях. — Нимфы радости подходили к нам одна за другою, бросали в нас цветами, вздыхали, смеялись, звали в свои гроты, обещали тьму удовольствий и скрывались, как призраки лунной ночи. Все казалось мне очарованием, Калипсиным островом, Армидиным замком. Я погрузился в приятную задумчивость…”

Александр Генис: А я, Борис Михайлович, будучи не меньше вашего поклонником этой книги Карамзина хочу привести в конце нашего юбилейного разгвора циатату-наставление.

Путешествуй, ипохондрик, чтобы исцелиться от своей ипохондрии! Путешествуй, мизантроп, чтобы полюбить человечество! Путешествуй, кто только может!

Глядя в обе стороны

Что за феномен Эдвард Радзинский. Его новая биография царя Александра II была в списке летнего чтения Джорджа Буша в этом году; автор предположил в интервью, что президент США мог видеть параллель между сегодняшней войной с террором и битвой Александра против первых террористов России. Ранние биографии Радзинского, посвященные Распутину, Николаю II и Сталину, пользовались успехом как в России, так и за рубежом. Как драматург, он когда-то давал в Москве сразу девять спектаклей; телезрители знают его как отмеченного наградами сериала Первого канала «Загадки истории».В недавнем эссе для The Wall Street Journal Радзинский написал о лекции, которую он прочитал об Александре в почти распроданном Концертном зале Чайковского в 2003 году: «Вечер был записан и воспроизведен по телевидению в течение трех дней. Восторженный оператор неоднократно резал лица прекрасным молодым женщинам в зале, которые в течение более трех часов в восхищенном молчании слушали рассказ об истории своего Отечества ».

Такой успех вполне мог вызвать зависть у других историков. Возможность Радзинского косвенно признает, обсуждая историка Николая Карамзина в «Александр II: Последний великий царь.«Карамзин был блестящим писателем, — пишет Радзинский, — который предал свою музу художественной литературы … и стал историком». Поскольку творчество Карамзина было чрезвычайно популярным, оно стало «источником вдохновения для будущих русских писателей и, естественно, объект безжалостной критики со стороны профессиональных историков. «Будучи представителем последних, я постараюсь избежать этого смертельного греха зависти и оставаться как можно более объективным».

Для начала, Радзинский, в переводе Антонины В. Буис, написал очень читаемую работу.Его драматический дар делает его одним из наиболее доступных исторических биографов, и он снова выбрал предмет, достойный его внимания, — царь, который руководил Великой реформой, отменившей крепостное право, перестроив судебную систему, установив земскую систему выборных округов. сборки и модернизированные Армии; завоевал репутацию «королевского Дон Жуана»; и был убит после многочисленных предыдущих покушений террористической группой «Воля народа» в 1881 году. Почти четверть книги посвящена исторической справке и Александру как царевичу, и еще больше места отведено последним трем годам его жизни и террористам, которые его преследовали.На протяжении всей биографии читателей ждут красочные и точные изображения персонажей и окружения.

Но у драматического дара Радзинского есть и обратная сторона. Любящий драму, он ищет сенсации и склонен видеть заговоры, свидетельства которых в лучшем случае невелики. «В Зимнем дворце был Яго», — пишет он, выдвигая теорию о том, как министр двора Александр Адлерберг и другие реакционеры, в том числе высокопоставленные чиновники полиции безопасности, сознательно позволили Народной воле начать заговор против, и в конечном итоге убей, царя.«Идея сосредоточить волю народа на убийстве царя устроила бы их», — пишет он. «Не поэтому ли полиция была такой бесполезной и почему террористы жили так свободно?» Радзинский не оставляет сомнений в собственном мнении. Другие историки, однако, обычно связывают неудачи полиции с дезорганизацией и неэффективностью.

Хотя название книги может предполагать иное, правитель, которого изображает Радзинский, обычно не выглядит «великим». Автор сообщает нам, что одной из главных черт характера царя была нерешительность; Александр был «двуликим Янусом, одна голова смотрела вперед, а другая с тоской смотрела назад.«Эта оценка кажется верной с учетом стремления Александра модернизировать Россию при сохранении отсталого самодержавия. Я бы только добавил, что двуликая черта Януса была в некоторой степени характерна и для преемников Александра II, Александра III и Николая II, которые совершили тот же трудный подвиг. Их трагедия и трагедия России заключалась в том, что модернизация раздражала их традиционализм, вызывая многочисленные противоречия и конфликты. самая известная жертва.

Радзинский предполагает, что величие, проявленное Александром II, было наиболее очевидным в период его ранних реформ, с середины 1850-х до середины 1860-х годов, и в последний год его жизни, когда он «снова был великолепен» и начал «смотреть только вперед». Но мало внимания уделяется историческим факторам, которые побудили Александра действовать более решительно в таких вопросах, как освобождение крепостных. И другие важные реформы Александра рассматриваются очень кратко.Нет объяснения, например, работе земств или тому факту, что военная реформа сильно сократила действительную военную службу. Нам говорят, что судебная реформа 1864 года создала «равенство всех граждан перед законом», но, как давно заметил историк Джером Блюм, это равенство распространяется «на всех, кроме крестьян», которые, конечно, составляли большинство Население.

Что касается последнего года жизни Александра, Радзинский считает, что поддержка царем реформ министра внутренних дел Михаила Лорис-Меликова свидетельствует об обновлении силы и мощи.Он утверждает, но не доказывает, что Александр решил ограничить самодержавие. Однако план Лорис-Меликова, который царь поддержал незадолго до своей смерти, просто предусматривал создание нескольких комиссий, которые давали бы законодательные рекомендации в области финансов и управления Государственному консультативному совету царя. Правда, некоторые делегаты комиссий будут избраны, как и другие в Государственный совет, но создание консультативных групп не ограничивает автократию. Десятилетия назад историк Петр Зайончковский, которого нет в библиографии Радзинского, отмечал, что «проект Лорис-Меликова не нарушал принципов самодержавия», но что он мог бы обозначить начало такого процесса, если бы некоторые последующие шаги были было принято.Действительно, большое «если». Тем не менее, замечание Радзинского о том, что Александр «снова велик», заслуживает внимания.

Как и в своих предыдущих работах, Радзинский хорошо использует архивные материалы и другие первоисточники, такие как дневники и воспоминания. Однако настоящая биография раскрывает меньше новой информации о своем предмете, чем книги автора о Распутине, Николае II и Сталине. В отличие от других его переведенных работ, в библиографии не указаны англоязычные (или нерусские) источники.Такие книги, как двухтомник Ричарда Вортмана «Сценарии власти: мифы и церемонии в русской монархии», различные западные отчеты о русских террористах и ​​«Катя: жена перед Богом» Александра Тарсаидзе — все это ценные ресурсы. В книгу Тарсаидзе вошли многие письма царя к любовнице. Если Радзинскому известны конкретные буквы, содержащиеся в произведении Тарсаидзе, то в его книге это не очевидно.

Хотя «Александр II» в целом точен, есть некоторые ошибки. Например, первая жена Федора Достоевского Мария Исаева ранее не была «женой надзирателя» лагеря, где писатель проработал четыре года.В 1849 году мятежник Михаил Бакунин был приговорен к смертной казни саксонским правительством, а не правительством Пруссии, и он не принимал «участия в польском восстании против Николая I», хотя и пытался помочь полякам в 1863 году. Хотя Радзинский иногда сообщает нам, откуда он получил свою информацию, но часто не сообщает (нет сносок или концевых сносок), что затрудняет оценку ее достоверности.

Несмотря на эти оговорки, нельзя отрицать, что Радзинский в очередной раз написал биографию, которая значительно повысит осведомленность о предмете и послужит стимулом для дискуссий.Любой, кто может заставить публику слушать «более трех часов … в восторженном молчании рассказ об истории своего Отечества», заслуживает признательности историков во всем мире. История намного увлекательнее, чем ее часто изображает наша скучная проза, и Радзинский напоминает нам, что люди будут читать и слушать, если мы оживим прошлое.

Уолтер Г. Мосс преподает историю в Университете Восточного Мичигана и является автором книг «История России» и «Россия в эпоху Александра II, Толстого и Достоевского.»

Воссоздание эпохи письменного стола Александра Пушкина

Стол, за которым радикальный русский писатель мог бы сидеть, чтобы работать, с первыми изданиями его книг, выставленными на нашей распродаже ценных книг и рукописей, и современными работами с аукциона «Русское искусство».

Александр Пушкин (1799–1837), которого многие считают величайшим поэтом так называемого «золотого века» России, был отмечен на специальной выставке в штаб-квартире Christie’s в Лондоне перед серией продаж, посвященных русской культуре.

Широкий выбор ценных книг радикального поэта, драматурга и писателя предлагается на распродаже Valuable Books & Manuscripts на Christie’s в Лондоне 1 декабря. Среди основных моментов — Борис Годунов , написанная в то время, когда Пушкин был сослан в его имение, и является первой русской трагедией на политическую тему.

Это самое редкое из первых изданий Пухскина — это собрание пушкинца Сергея Гессена, автора книги «Александр Пушкин».К экземпляру, выставленному на продажу, прилагается полузаголовок и посвящение Пушкина Карамзину, «чей гений вдохновил это произведение».

В рамках предпродажной выставки русского искусства 30 ноября мы воссоздали письменный стол эпохи Пушкина, где эти литературные произведения были показаны вместе с портретом Великого князя Николая, впоследствии императора Николая I (1825 г.) -55), верхом на лошади работы британского художника Джорджа Доу (1781-1829).

Джордж Доу (1781-1829), Портрет великого князя Николая, впоследствии императора Николая I (1825-55), верхом на лошади , 1822.Масло на холсте. 48¼ x 38 5/8 дюйма (122,5 x 98,1 см). Предположительно: 100 000–150 000 фунтов стерлингов. Это произведение выставлено на торгах русского искусства на Christie’s в Лондоне 30 ноября

.

Доу отправился в Санкт-Петербург после того, как привлек внимание императора Александра I, который поручил ему расписать Военную галерею 1812 года в Зимнем дворце. Доу имел беспрецедентный успех в России, и среди его поклонников был Александр Пушкин, написавший стихотворение под названием « To Dawe Esq ».

Произведения пушкинской эпохи были отобраны на торгах «Русское искусство», в том числе фарфоровые фигурки из «Русский народ» серии , изготовленные Императорским фарфоровым заводом, а работы русских серебряников — это стакан и презентация ковш .

Карамзинского направления в литературе. Биография Карамзина кратко самое главное

Николай Михайлович Карамзин — известный русский писатель и историк, прославившийся реформами русского языка. Он создал многотомную «Историю государства Российского» и написал рассказ «Бедная Лиза». Николай Карамзин родился под Симбирском 12 декабря 1766 года. Отец в то время был на пенсии.Мужчина принадлежал к дворянскому роду, которое, в свою очередь, происходило из древней татарской династии Кара-Мурза.

Николай Михайлович начал обучение в частном пансионе, но в 1778 году родители отправили мальчика в правление профессора Московского университета И.М.Шадена. У Карамзина было желание учиться и развиваться, поэтому почти 2 года Николай Михайлович посещал лекцию И.Г. Шварца в учебном заведении Москвы. Отец хотел, чтобы Карамзин пошел по его стопам. Писатель согласился с родительской волей и поступил на службу в Преображенский гвардейский полк.


Долгое время Николай был военным, вскоре ушел в отставку, но кое-что положительное из этого периода было сделано — появились первые литературные произведения. После отставки выбирает новое место жительства — Симбирск. Карамзин в это время становится членом масонской ложи «Золотая корона». Долго в Симбирске Николай Михайлович не задержался — вернулся в Москву. Четыре года состоял в «Доброжелательном ученом».

Литература

На заре литературной карьеры Николай Карамзин уехал в Европу.Писатель познакомился с, посмотрел на Великую французскую революцию. Результатом путешествия стали «письма русского путешественника». Эта книга принесла Карамзину известность. Подобных произведений Николаю Михайловичу еще не было написано, поэтому философы считают Творца Создателем современной русской литературы.


Вернувшись в Москву, Карамзин начинает активную творческую жизнь. Он не только пишет рассказы и рассказы, но и ведет «Московский журнал». В издании опубликованы произведения молодых и известных авторов, в том числе самого Николая Михайловича.В этот период из-под пера Карамзина выходят «мой окунь», «Аглая», «Пантеон зарубежной литературы» и «Аониды».

Проза и стихи чередовались с рецензиями, инструкциями к театральным постановкам и критическими статьями, которые можно было прочитать в «Московском журнале». Первая рецензия, созданная Карамзиным, появилась в издании в 1792 году. Писатель поделился своими впечатлениями от ироокомической поэмы Николая Осипова «Виргилиев Энеид, наставляемый наизнанку». В этот период Создатель пишет повесть «Наталья, Боярская дочка.»


Карамзин добился успехов в поэтическом искусстве. Поэт использовал европейский сентиментализм, не укладывающийся в традиционную поэзию того времени. Никто, со стороны Николая Михайловича, не начал новый этап в развитии поэтического мира в России.

Карамзин восхвалял духовный мир человека, оставляя без внимания физическую оболочку. «Язык сердца» использовал Создатель. Логичные и простые формы, скудные рифмы и почти полное отсутствие следа — вот чем была поэзия Николая Михайловича.


В 1803 году Николай Михайлович Карамзин официально стал историком. Соответствующий указ подписал император. Писатель стал первой и последней историограммой страны. Вторая половина жизни Николая Михайловича посвящена изучению истории. Карамзина государственные должности не интересовали.

Первый исторический труд Николая Михайловича стал «запиской древней и новой Руси в ее политических и гражданских отношениях». Карамзин представил консервативные слои общества, высказал свое мнение относительно либеральных реформ императора.Писатель попытался творчески доказать, что России не нужны преобразования. Эта работа представляет собой план крупномасштабной работы.


Только в 1818 году Карамзин издал свое главное творение — «История государства Российского». Он состоял из 8 томов. Позже Николай Михайлович выпустил еще 3 книги. Эта работа способствовала сближению Карамзина с царским двором, в том числе царским.

Отныне историк проживает в королевской деревне, где государю выделено отдельное жилище.Постепенно Николай Михайлович перешел на сторону абсолютной монархии. Не завершен последний, 12-й том истории государства Российского. В таком виде книга вышла после смерти писателя. Карамзин не был основоположником описаний истории России. По мнению исследователей, Николай Михайлович первым достоверно описал жизнь страны.

«Все, даже светские женщины, бросились читать историю своего отечества, неизвестного Дотоле.Она была для них новым открытием. Казалось, что древняя Русь была найдена Карамзином, как и Америка », — сказал

Популярность книг по истории объясняется тем, что Карамзин сделал больше писателей, чем историков. Он заметил красоту языка, но не предложил читатели личные оценки заработанных событий. В специальных рукописях к Томаму Николай Михайлович дал пояснения и оставил комментарии.

Карамзин известен в России как писатель, поэт, историк и критик, но мало информации осталось о переводческой деятельности Николай Михайлович.В этом направлении он работал недолго.


Среди произведений — перевод оригинальной трагедии «Написано». Эта книга, переведенная на русский язык, не прошла цензуру, поэтому ее сожгли. К каждой работе Карамзин прилагал предисловия, в которых оценивалась работа. Два года Николай Михайлович работал над переводом индийской драмы «Сакунтала» авторства Калидаса.

Русский литературный язык изменился под влиянием творчества Карамзина.Писатель специально игнорировал церковнославянскую лексику и грамматику, придавая произведению жизненную силу. За основу Николай Михайлович взял синтаксис и грамматику французского языка.


Благодаря Карамзину русская литература пополнилась новыми словами, в том числе появились «ориентир», «благотворительность», «промышленность», «любовь». Варвармс тоже нашёл себе место. Впервые Николай Михайлович ввел в язык букву «Е».

Карамзин как реформатор вызвал множество споров в литературной среде.В ВИДЕ. Шишков с Державиновым создали сообщество «Разговор любителей русского слова», участники которого старались сохранить «старый» язык. Они любили членов общины критиковать Николая Михайловича и других новаторов. Соперничество Карамзина с Шишковым закончилось сближением двух писателей. Именно Чишков способствовал избранию Николая Михайловича членом Российской и Императорской Академии наук.

Личная жизнь

В 1801 году Николай Михайлович Карамзин впервые сочетался законным браком.Женой писателя стала Елизавета Ивановна Протасова. Молодая женщина была давним любимым историком. По словам Карамзина, он любил Елизавету 13 лет. Жена Николая Михайловича заслушана гражданином.


При необходимости помогала супруге. Единственное, что беспокоило Елизавету Ивановну, — это здоровье. В марте 1802 года родилась Софья Николаевна Карамзина, дочь писателя. Протасова страдала от послеродового горячего состояния, которое было смертельно опасным. По мнению исследователей, работа «Бедная Лиза» была посвящена первой жене Николая Михайловича.Дочь Софии служила Фрейлану, дружила с Пушкиным и.

Вдовец Карамзин познакомился с Екатериной Андреевной Колывановой. Девушка считалась внебрачной дочерью князя Вяземского. В этом браке родилось 9 детей. Трое потомков умерли в молодом возрасте, в том числе две дочери Наталья и сын Андрей. В 16 лет наследник Николая скончался. В 1806 году в семье Карамзиных произошло пополнение — родилась Екатерина. В 22 года девушка вышла замуж за подполковника в отставке князя Петра Мещерского.Сын супругов Владимир стал публицистом.


В 1814 году родился Андрей. Молодой человек учился в университете Дерпты, но уехал за границу из-за проблем со здоровьем. Андрей Николаевич подал в отставку. Он женился на Авроре Карловне Демидовой, но в браке детей не появилось. Однако внебрачных наследников от сына Карамзина не было.

Через 5 лет в семье Карамзиных произошло пополнение. Сын Владимир стал гордостью отца. Остроумный, находчивый карьерист описал наследника Николаю Михайловичу.Он был остроумен, находчив, достиг серьезных высот в карьере. Владимир работал по согласованию с министром юстиции, сенатором. В собственности имения Ивне. Женой стала Александра Ильинична Дука — дочь знаменитого генерала.


Фрайлан стала дочерью Елизаветы. Даже пенсионерка получала за кармзин женщину. После смерти матери Елизавета переехала к старшей сестре Софии, которая в то время жила в доме княгини Екатерины Мещерской.

Судьба сложилась непросто, но девушку знали как добродушную и отзывчивую, интеллигентную личность.Даже считал Елизавету «примером самоотверженности». В те годы фото было редкостью, поэтому портреты членов семьи писали специальные художники.

Смерть

Весть о смерти Николая Михайловича Карамзина облетела Россию 22 мая 1826 года. Трагедия произошла в Санкт-Петербурге. В официальной биографии писателя сказано, что причиной смерти стал свидетель.


Историк заболел после посещения Сенатской площади 14 декабря 1825 года.Похороны Николая Карамзина прошли на Тихвинском кладбище Александро-Невской лавры.

Библиография

  • 1791-1792 — «Письма русского путешественника»
  • 1792 — «Бедная Лиза»
  • 1792 — «Наталья, Боярская дочка»
  • 1792 — «Прекрасная царевна и счастливый Карл»
  • 1793 — Сьерра-Морани
  • 1793 — «Остров Боргонольм»
  • 1796 — «Юлия»
  • 1802 — «Марфа-Посалман, или покорение НОВАГОРОДА»
  • 1802 — «Моя исповедь»
  • 1803 — «Чуткая и холодная»
  • 1803 — «Витязь нашего времени»
  • 1816-1829 — «История государства Российского»
  • 1826 — «О дружбе»

Николай Михайлович Карамзин — известный русский писатель, историк, крупнейший представитель эпохи сентиментализма, реформатор русского языка, издатель.С его подачей словарный запас пополнился большим количеством новых слов-калек.

Знаменитый писатель родился 12 декабря (1 декабря по ст.) 1766 года в усадьбе, расположенной в Симбирском районе. Отец-дворянин позаботился о домашнем обучении сына, после чего Николай продолжил обучение сначала в Симбирском дворянском доме, а затем с 1778 г. — в Доме профессора Шадена (Москва). На 1781-1782 гг. Карамзин посещал университетские лекции.

Отец хотел, чтобы Николай после пансиона поступил на военную службу, — сын исполнил его желание, в 1781 году находясь в Санкт-Петербурге.Петербургский гвардейский полк. Именно в эти годы Карамзин впервые попробовал себя на литературном поприще, в 1783 году, сделав перевод с немецкого. В 1784 году, после смерти отца, уйдя в отставку в чине поручика, окончательно расстался с военной службой. Живя в Симбирске, приобщился к масонской жизни.

С 1785 года биография Карамзина связана с Москвой. В этом городе он встречается с Н.И. Новиков и другие писатели, вступив в «Дружеское общество», поселились в принадлежащем ему доме, в дальнейшем сотрудничают с членами кружка в различных изданиях, в частности, принимает участие в выпуске журнала «Детское чтение для сердца». и Reason », ставший первым российским детским журналом.

В течение года (1789-1790) Карамзин путешествовал по странам Западной Европы, где встречался не только с видными деятелями масонского движения, но и с великими мыслителями, в частности, с Кантом, И. Г. Г. Мермонтелем. Впечатления от поездок легли в основу будущих знаменитых «писем русского путешественника». Этот рассказ (1791-1792) появился в Московском журнале, который Н.М.Карамзин начал публиковать по приезду на родину, и принес автору большую известность.Ряд филологов считают, что современная русская литература ведет обратный отсчет «буквами».

Повесть «Бедная Лиза» (1792) укрепила литературный авторитет Карамзина. Выпущенные впоследствии сборники и альманахи «Аглая», «Аониды», «Мои козырьки», «Пантеон иностранной литературы» открыли эпоху сентиментализма в русской литературе, во главе которой стоял Н.М. Карамзин; Под влиянием его произведений В.А. писал Жуковский, К. Батюшков, а также А.С.Пушкин в начале творческого пути.

Новый период в биографии Карамзина как человека и писателя связан с вступлением на престол Александра I. В октябре 1803 г. император назначает писателя официальным историком и ставит задачу запечатлеть историю государства. Российское государство стоит напротив Карамзина. О его неподдельном интересе к истории, приоритете этой темы над всеми остальными свидетельствовал характер публикаций «Вестника Европы» (это первый общественно-политический и литературно-художественный журнал Карамзина, выходивший в 1802–1803 годах).

В 1804 году литературно-художественное творчество было полностью сведено к минимуму, и писатель приступил к работе над «Историей государства Российского» (1816-1824), которая стала главной трудностью в его жизни и явлением в русской истории и литературе в целом. . Первые восемь томов увидели свет в феврале 1818 года. За месяц было продано три тысячи экземпляров — таких активных продаж не было. Следующие три тома, изданные в последующие годы, были быстро переведены на несколько европейских языков, а 12-й, последний, Том увидел свет уже после смерти автора.

Николай Михайлович был приверженцем консервативных взглядов, абсолютной монархией. Смерть Александра I и восстание декабристов, свидетелем которых он был, стали тяжелым ударом для него, лишенного писателя-историка последней жизненной силы. Третьего июня (23 мая (22 мая по ст.) 1826 г. Карамзин скончался, находясь в Санкт-Петербурге; Похоронен в Александро-Невской Лавре, на Тихвинском кладбище.

Биография из Википедии

Николай Михайлович Карамзин (1 декабря 1766 г., Знаменское, Симбирийская губерния, Российская Империя — 22 мая 1826 г., г.Петербург, Российская Империя) — историк, крупнейший русский писатель эпохи сентиментализма по прозвищу «Русский Штерн». Создатель «Истории государства Российского» (Том 1–12, 1803–1826) является одним из первых обобщающих произведений по истории России. Редактор Московского журнала (1791-1792) и «Европейского вестника» (1802-1803).

Карамзин вошел в историю как реформатор русского языка. Его слог легок для галльской манеры, но вместо прямого заимствования Карамзин обогатил язык такими патронными словами, как «впечатление» и «влияние», «непереносимость», «трогательный» и «развлекательный».Именно он ввел в обиход слова «индустрия», «фокус», «мораль», «эстетика», «эпоха», «сцена», «гармония», «катастрофа», «будущее».

Николай Михайлович Карамзин родился 1 (12) декабря 1766 года под Симбирском. Поднялся в имении Отца — отставного капитана Михаила Егоровича Карамзина (1724-1783), среднего симбирского дворянина из рода Карамзинов, происходящего из татарского Кара-Мурза. Первоначальное образование получил в частном пансионе в г. Симбирске. В 1778 году он был отправлен в Москву в Дом профессора Московского университета И.М. Шаден. Одновременно посещал лекции И. Г. Шварца в университете в 1781-1782 гг.

В 1783 году по настоянию отца поступил на службу в Преображенский гвардейский полк, но вскоре ушел в отставку. К моменту прохождения военной службы относятся первые литературные опыты. После отставки некоторое время жил в Симбирске, потом в Москве. Во время своего пребывания в Симбирске Масонская петля «Золотая Корона» присоединилась к масонской петле, а после приезда в Москву на четыре года (1785-1789) был членом «общества дружелюбных ученых».

В Москве Карамзин познакомился с писателями и писателями: Н. И. Новиковым, А. М. Кутузовым, А. А. Петровым, участвовал в издании первого в России журнала для детей — «Детское чтение для сердца и разума».

В 1789-1790 годах он совершил поездку по Европе, во время которой меня посетил Иммануил Кант в Кенигсберге, был в Париже во время Великой французской революции. В результате этой поездки были написаны знаменитые «письма русского путешественника», публикация которых сразу же сделала Карамзина известным писателем.Некоторые филологи считают, что именно по этой книге ведет отсчет современная русская литература. Как бы то ни было, в литературе о русских «путешествиях» Карамзин действительно стал первооткрывателем — быстро нашел как подражателей (В. В. Измайлов, П. И. Сумароков, П. И. Шаликов), так и достойных преемников (А. А. Бестужев, Н. А. Бестужев, Ф. Н. Глинка, А. С. Грибоедов. ). С тех пор Карамзин считается одним из главных литературных деятелей России.

Н.М. Карамзин на памятнике «1000-летие России» в Великом Новгороде

Вернувшись из поездки в Европу, Карамзин поселился в Москве и начал свою деятельность как профессиональный писатель и журналист, положив начало выпуску Московского журнала 1791- 1792 г. (первый русский литературный журнал, в котором среди других произведений Карамзина был фактор его фанатичного рассказа «Бедная Лиза»), затем выпущен ряд сборников и альманахов: «Аглая», «Аониды», «Пантеон». зарубежной литературы »,« Мои козырьки », сделавшего сентиментализм главным литературным течением в России, и Карамзина — его признанным лидером.

Помимо прозы и стихов, в «Московском журнале» систематически публиковались обзоры, критические статьи и театральные анализы. В мае 1792 г. в журнале была напечатана рецензия Карамзина на Ироокомическую поэму Николая Петровича Осипова « Виргилиева Энеида, Кормящая наизнанку»

Императором Александром I зарегистрированным указом от 31 октября 1803 г. присвоено звание исторически Николая Михайловича Карамзина; В звание При этом прибавилось 2 тыс. руб. Годовая заработная плата.Звание историографа в России после смерти Карамзина не было возобновлено. С начала 19 века Карамзин постепенно отходил от художественной литературы, а с 1804 года, назначив Александра I на должность историографа, он прекратил всякую литературную деятельность, «забегая на историков». В связи с этим он отказался от предложенных ему государственных должностей, в частности от должности тверского губернатора. Почетный член Московского университета (1806).

В 1811 году Карамзин написал «записку о древней и новой России в ее политических и гражданских отношениях», в которой отразились взгляды консервативных слоев общества, недовольных либеральными реформами императора.Он доказал свою задачу, что никаких преобразований в стране не требуется. «Познание древней и новой Руси в ее политических и гражданских отношениях» также сыграло роль зарисовок к последующему огромному произведению Николая Михайловича по русской истории.

В феврале 1818 года Карамзин выпустил первые восемь томов «Истории государства Российского», трехлетний тираж которых был разделен в течение месяца. В последующие годы вышло еще три языка «Истории», ряд ее переводов появился на важнейших европейских языках.Освещение русского исторического процесса приблизило Карамзина с двором и царя, поселившего его у себя в царской деревне. Политические взгляды Карамзина складывались постепенно, и к концу жизни он был убежденным сторонником абсолютной монархии. Неоконченный 12-й Том был выпущен после его смерти.

Карамзин скончался 22 мая (3 июня) 1826 года в Петербурге. По легенде, его смерть стала следствием простуды 14 декабря 1825 года, когда Карамзин наблюдал за кулисами Сенатской площади.Похоронен на Тихвинском кладбище Александро-Невской лавры.

Карамзин — писатель

Собрание сочинений Н. М. Карамзина по 11 тт. В 1803-1815 гг. Напечатан в типографии Московского книжного издательства Селивановского.

«Влияние последней На литературу можно сравнить с влиянием Екатерины на общество: он сделал литературу гуманной , Я писал А.И. Герцену.

Сентиментализм

Издание Карамзина« Письма русского путешественника »(1791 г.) -1792) и повесть «Бедная Лиза» (1792; отдельное издание 1796 г.) открыла в России эпоху сентиментализма.

Лиза удивилась, осмелилась взглянуть на молодого человека, — еще больше промелькнула и, уперев глаза в землю, сказала ему, что не возьмет рубль.
— Для чего?
— Я не лишний.
«Я считаю, что красивые лилии, вырванные руками красивой девушки, — это рубль. Когда не берешь, вот пять копеек. Хочу всегда покупать у тебя цветы, хочу, чтобы ты только их торопил. для меня.

Доминирующий «человеческий характер» сентиментализм провозгласил чувство, а не ум, отличавшее его от классицизма.Сентиментализм Идеалом человеческой деятельности было не «разумное» переустройство мира, а высвобождение и улучшение «естественных» чувств. Его герой более индивидуализирован, его внутренний мир обогащен способностью сопереживать, разумно реагировать на происходящее вокруг.

Публикация этих произведений имела большой успех у читателей того времени, «Бедная Лиза» вызвала множество подражаний. Сентиментализм Карамзина оказал большое влияние на развитие русской литературы: его оттолкнули, в том числе, романтизм Жуковского, творчество Пушкина.

Поэзия Карамзина

Поэзия Карамзина, развитая в русле европейского сентиментализма, коренным образом отличалась от традиционной поэзии его времени, воспитанной на Ломоносове и Державине. Наиболее существенными были следующие отличия:

Карамзина не интересует внешний, физический мир, а внутренний, духовный мир человека. В его стихах написано «на языке головы», а не разум. Объект поэзии Карамзина — «простая жизнь», и для ее описания он использует простые поэтические формы — убогие рифмы, избегает обилия метафор и других путей, столь популярных в стихах его предшественников.

«Кто твоя возлюбленная?»
Мне стыдно; Мне, правда, обидно
Странное чувство у меня открыто
И предмет для приколов быть.
Сердце в выборе не свободное! ..
Что сказать? Она Она.
Ой! Нимало не важно
И талантов на себя
Не имеет;

Продолжительность любви, или бессонница (1793)

Еще одно отличие поэтики Карамзина состоит в том, что мир ему принципиально не известен, поэт признает наличие разных точек зрения на одну и ту же тему:

Один голос
В могиле страшно, холодно и темно!
Здесь ветры лечат, гробы трясутся,
Белые кости стучат.
Другой голос
Тихий в могиле, мягкий, покойный.
Ветры здесь; Спит прохладно;
Трава, цветы растут.
Кладбище (1792)

Проза Карамзина

  • Евгений и Юлия, Сказка (1789)
  • «Письма русского путешественника» (1791-1792)
  • «Бедная Лиза», Сказка (1792)
  • Наталья, Боярская дочка », Сказка (1792)
  • « Прекрасная принцесса и счастливый Карл »(1792)
  • Сьерра-Морани, Сказка (1793)
  • « Остров Борнгольм »(1793)
  • « Юлия »(1796)
  • «Марфа-Посалман, или покорение НОВАГОРОДА», Сказка (1802 г.)
  • «Исповедь моя», письмо издателю журнала (1802 г.)
  • «Чувствительная и холодная» (1803 г.)
  • «Витязь из наше время »(1803 г.)
  • « Осень »
  • Перевод-пересказ« Слова о полку Игореве »
  • « О дружбе »(1826 г.) Писатель А.С. Пушкин.

Реформа языка Карамзина

Проза и поэзия Карамзина оказали решающее влияние на развитие русского литературного языка. Карамзину намеренно отказали в использовании церковнославянской лексики и грамматики, приведя язык своих произведений к повседневному языку своей эпохи и взяв за образец грамматику и синтаксис французского языка.

Карамзин ввел в русский язык набор новых слов — неологизмов («милосердие», «беспощадность», «свобода», «Достопримечательность», «Ответственность», «Честность», «Трудолюбие», «Подозрительность», » Класс »,« Человек ») И варваризмы (« Тротуар »,« Кучер »).Он также был одним из первых, кто использовал букву E.

Изменения в языке, предложенные Карамзиным, вызвали бурную полемику в 1810-х годах. Писатель А.С. Шишков при содействии Державина основал в 1811 году общество «Разговора любителей русского слова», целью которого была пропаганда «старого» языка, а также критика Карамзина, Жуковский и их последователи. В ответ в 1815 году было образовано Литературное общество «Арзамас», которое иронизировало авторов «бесед» и пародировало их произведения.Многие поэты нового поколения стали членами общества, в том числе Батюшков, Вяземский, Давыдов, Жуковский, Пушкин. Литературная победа «Арзамас» над «разговором» укрепила победу внесенных Карамзином языковых изменений.

Несмотря на это, позже произошло сближение Карамзина с Шишковым, и благодаря продвижению последнего Карамзин был избран действительным членом Российской академии в 1818 году. В том же году он стал действительным членом Императорской академии. наук.

Карамзин-историк

Интерес к истории возник у Карамзина с середины 1790-х годов. Написал рассказ на историческую тему — «Марфа-Посалман, или покорение Ноовагоды» (опубликован в 1803 г.). В том же году Указом Александра I он был назначен на должность историографа и до конца жизни занимался написанием «истории государства Российского», практически прекратил деятельность журналиста и писателя.

«История государства Российского» Карамзина не была первым описанием истории России, до него были произведения В.Н. Татищев и М. М. Щербатова. Но именно Карамзин открыл историю России широкой образованной публике. По словам А.С. Пушкина, «все, даже светские женщины, бросились читать историю своего отечества, неизвестного Дотоле. Она была для них новым открытием. Древняя Русь казалась Карамзиным как Америка — Колумб». Это тоже произведение. вызвал волну подражания и противодействия (например, «История русского народа» Н.А. Полевого)

В своем творчестве Карамзин выступал больше как писатель, чем историк — описывая исторические факты, он заботился о красоте языка, меньше всех пытается делать какие-либо выводы из описываемых им событий.Тем не менее, высокую научную ценность представляют его комментарии, содержащие множество встреч из рукописей, в основном опубликованных Карамзиным. Некоторые из этих рукописей сейчас не существуют.

В своей «Истории» изящество, простота доказывают нам без малейшего запаха потребность в самости и прелести кнута.

Карамзин выступил с инициативой организации мемориалов и установления памятников выдающимся деятелям отечественной истории, в частности, К.М. Сухорукову (минина) и князю Д.М. Пожарский на Красной площади (1818 г.).

Н.М. Карамзин открыл «Хождение по трем морям» Афанасия Никитина в рукописи XVI века и опубликовал его в 1821 году. Он писал:

«Восхищенные географы не знали, что честь одного из древнейших, европейских путешествий в России. Индия принадлежит России Иоанна Века … Это (путешествие) доказывает, что в России в XV веке были свои таверны и шарены, менее просвещенные, но столь же смелые и предприимчивые; что индийцы слышали об этом раньше, чем Португалия, Голландия, Англия. .В то время как Васко Да Гама только думал о возможности найти путь из Африки в Индустан, наш твеянин уже помиловал на побережье Малабары … »

Карамзин — переводчик

В 1787 году Карамзин был увлечен творчеством Шекспира , Карамзин опубликовал свой перевод оригинального текста трагедии «Юлия Цезарь». О своей оценке творчества и собственного труда, как переводчик, Карамзин писал в предисловии:

«Трагедия, я перевел, есть одна из превосходных его творений… Если чтение перевода даст русским литераторам достаточное представление об участниках; Если это доставит им удовольствие, переводчик будет награжден за свою работу. Однако он подготовился и гадко. «

В начале 1790-х годов это издание, одно из первых произведений Шекспира на русском языке, было включено в цензуру среди книг на изъятие и сожжение.

В 1792-1793 годах Н.М. Карамзин перевел памятник индийской литературы (с английского) — Драма «Сакунтала», автором которой является Калидас.В предисловии к переводу он написал:

«Творческий дух не живет в одной Европе; Он гражданин Вселенной. Везде человек — человек; Везде у него чуткое сердце, и в зеркале воображения. его неба и земли. Везде Натура — его наставник и главный источник его удовольствий.

Я почувствовал очень яркую, читающую Сутаинал, драму, найденную на индийском языке, в течение 1900 лет перед СИМ, азиатским поэтом Калидасом, а недавно переведено на английский Уильям Джонс, бенгальский судья… »

Семья

Карамзин Н.М. был дважды женат, имел 10 детей:

  • Первая жена (с апреля 1801 г.) — Протасова Елизавета Ивановна (1767–1802), сестры А.И. Плещеева и А.И. Протасова. , Отец А. А. Вайек и М. А. Мойер. По Карамзиной Елизавете он «Тринадцать знал и любил» . Она была женщиной, очень образованной и активной помощницей мужа. Имея слабое здоровье, в марте 1802 года родила дочь, и в апреле умерла от горячей послеродовой.Некоторые исследователи считают, что именно в ее честь названа героиня «Бедной Лизы».
    • Софья Николаевна (03.03.1802-4.07.1856), с 1821 г., Фрейлин, близкий друг Пушкина и его друг Лермонтов.
  • Вторая жена (с 01.08.1804) — Екатерина Андреевна Колыванова (1780-1851), внебрачная дочь князя А. И. Вяземского и графини Елизаветы Карловны Сиверса, единственной сестры поэта П. А. Вяземского.
    • Наталья. (30.10.1804-05.05.1810)
    • Екатерина Николаевна (1806-1867), петербургский фамильяр Пушкин; С 27 апреля 1828 года он был женат на отставном подполковнике гвардии князем Петром Ивановичем Мещерском (1802-1876), женат на ней вторым браком. Их сын писатель и публицист Владимир Мещерский (1839-1914)
    • Андрей (20.10.1807-13.05.1813)
    • Наталья. (06.05.1812-06.10.1815)
    • Андрей Николаевич (1814-1854) после окончания Дерптского университета вынужден был оздоровиться за границей, позже — полковник в отставке.Был женат на Авроре Карловне Демидовой. От внебрачной связи с Эдочи у Петровны Сушковой родились дети.
    • Александр Николаевич (1815–1888), после окончания Дерптского университета служил в конной артиллерии, в молодости был прекрасным танцором и весельчак, на последнем году жизни был близок к семье Пушкиных. Женился на княжне Наталье Васильевне Оболенской (1827-1892), детей не было.
    • Николай (03.08.1817-21.04.1833)
    • Владимир Николаевич (05.06.1819 — 7.08.1879), член совета министра юстиции, сенатор, владелец имения Ивне. Отличается остроумием и находчивостью. Был женат на баронессе Александре Ильиничной Дука (1820-1871), дочери генерала И. М. Дука. Потомство не осталось.
    • Елизавета Николаевна (1821-1891), с 1839 года Фрейлюс не состоял в браке. Имея состояние, он жил на пенсии, которую получил как дочь Карамзина. После смерти матери жила вместе со старшей сестрой Софией, в семье сестры княгини Екатерины Мещерской.Он отличался умом и бесконечной добротой, принимая близко к сердцу всех чужих скорбей и радостей. Писатель Л.Н. Толстой

      Публичная библиотека имени Карамзина в Симбирске, созданная в честь известного земляка, открылась для читателей 18 апреля 1848 года.

      В Филатели

      Почтовая марка СССР, 1991 г., 10 копеек (GF 6378, Scott 6053 )

      Почтовая марка Россия, 2016

      Адреса

      • Санкт-Петербург
        • Весна 1816 года — Е.Ф. Муравьева — набережная реки Фонтанки, 25;
        • весна 1816-1822 — Царское село, Садовая улица, 12;
        • 1818 — Осень 1823 — Муравьева Е. Ф. — Набережная реки Фонтанки, 25;
        • осень 1823-1826 гг. — Доходный дом Моджуева — ул. Моховая, 41;
        • Источник
        • — 22.05.1826 — Таврический дворец — Воскресенская улица, 47.
      • Москва
        • Усадьба Вяземских-Долгоруковых — дом его второй жены.
        • Дом на углу Тверского и Брюсовского переулка, где написал «бедную лизу» — не сохранился

Карамзин Николай Михайлович — известный российский историк, а также писатель. В то же время он занимался издательством, реформированием русского языка и был ярчайшим представителем эпохи сентиментализма.

Поскольку писатель родился в дворянской семье, он получил прекрасное начальное домашнее образование.Позже он поступил в дворянский пансион, где продолжил собственное обучение. Также в период с 1781 по 1782 год Николай Михайлович слушал важные университетские лекции.

В 1781 году Карамзин пошел служить в Петербургский гвардейский полк, где и началась его работа. После смерти собственного отца писатель бросил военную службу.

С 1785 года Карамзин вплотную начинает развивать свои творческие способности. Он переезжает в Москву, где вступает в «дружеское научное сообщество».«После этого знаменательного события Карамзин участвует в выпуске журнала, а также сотрудничает с различными издательствами.

Несколько лет писатель путешествовал по Европе, где знакомился с разными выдающимися людьми. Именно это послужило дальнейшему развитию его творчества. Написано такое произведение как «Письма русского путешественника».

Подробнее

Будущий историк Николай Михайлович Карамзин родился в городе Симбирске 12 декабря 1766 года в семье потомственных дворян.Свои самые первые начальные основы образования Николай получил дома. Получив начальное образование, отец отдал в дворянский пансион, который находился в Шестибмске. А в 1778 году перевез Сына в Московский пансионат. Помимо основного образования, юный Карамзин очень любил и иностранные языки и при этом посещал лекции.

Окончив образование, в 1781 году Николай по совету отца пошел на военную службу, в элитное время, в Преображенский полк.Дебют Карамзина как писателя состоялся в 1783 году произведением «Деревянная нога». В 1784 году Карамзин решил завершить военную карьеру и поэтому подал в отставку, вызвав лейтенанта.

В 1785 году, после окончания военной карьеры, Карамзин принимает волевое решение переехать из Симбрмрска, в котором он родился и прожил почти всю свою жизнь, в Москву. Там писатель познакомился с Новиковым и Плещеевым. Также, находясь в Москве, его увлекло масонство и по этой причине он вступил в масонский кружок, там у него переключается общение с Гамалеем и Кутузовым.Помимо своего увлечения, он также занимается выпуском своего первого детского журнала.

Помимо написания собственных произведений, Карамзин также занимается переводами различных произведений. Так в 1787 году он переводит трагедию Шекспира — «Юлий Цезарь». Через год он переводит «Эмилию Галотти», написанную лессингом. Первое целое и полностью написанное Карамзиным произведение было опубликовано в 1789 году и называлось «Евгений и Юлия», оно было опубликовано в журнале «Детское чтение»

.

В 1789-1790 годах Карамзин решает разнообразить свою жизнь и поэтому отправляется в путешествие по Европе.Писатель посетил такие крупные страны, как Германия, Англия, Франция, Швейцария. Во время своего путешествия Карамзина созвали со многими известными историческими личностями того времени, например Гердером и Бонном. Ему даже удавалось прессовать речи самого Робеспьера. Во время поездки ему было непросто полюбоваться красотами Европы, но он также вдумчиво ее описал, после чего назвал это произведение «Письма русского путешественника».

Подробная биография

Николай Михайлович Карамзин — величайший русский писатель и историк, основоположник сентиментализма.

Николай Михайлович Карамзин родился 12 декабря 1766 года в Симбирской губернии. Его отец был небезызвестным дворянином и имел собственное поместье. Как и большинство представителей высшего общества, Николай получил домашнее образование. В подростковом возрасте он покидает родной дом и поступает в Московский университет Иоганна Шадена. Он делает успехи в изучении иностранных языков. Параллельно с основной программой парень посещает лекции известных просветителей и философов. Также начинается его литературная деятельность.

В 1783 году Карамзин становится солдатом Преображенского полка, где служит до смерти отца. Узнав о его смерти, будущий писатель уезжает на родину, где остается жить. Там он знакомится с поэтом Иваном Тургеневым, состоящим в масонском ложе. Это Иван Сергеевич предлагает эту организацию Николай. Пополнив ряды масонов, молодой поэт увлекается литературой Руссо и Шекспира. Его мировоззрение постепенно начинает меняться. В результате, увлеченный европейской культурой, он разрывает все связи с ложью и отправляется в путешествие.Посещая ведущие страны того периода, Карамзин совершает революцию во Франции и приобретает новые знакомства, самым известным из которых был популярный философ того времени Иммануил Кант.

Вышеупомянутые события были очень вдохновлены Николаем. Находясь под впечатлением, он создает документальную прозу «Письма русского путешественника», в которой полностью раскрываются его чувства и отношение ко всему, что происходит на Западе. Читателям понравился сентиментальный стиль. Заметив это, Николай начинает работу над справочником этого жанра, известным как «Бедная Лиза».В нем раскрываются мысли и переживания разных героев. Это произведение было положительно воспринято в обществе, оно фактически вытеснило классицизм в нижнем плане.

В 1791 году Карамзин занимается журналистикой, работает в московской журнальной газете. В нем он публикует собственные альманахи и другие произведения. Кроме того, поэт работает над рецензиями на театральные постановки. Вплоть до 1802 года Николай занимается журналистикой. В этот период Николай сближается с царским двором, активно общается с императором Александром I, их часто замечали гуляющими в садах и парках, публицист заслуживает доверия правителя, фактически сближается.Год спустя он меняет свой вектор на исторические записки. Идея создания книги, рассказывающей об истории России, накрыла писателя. Получив звание исторического, он пишет свое ценнейшее произведение «История государства Российского». Было выпущено 12 томов, последний из которых был завершен к 1826 году в королевской деревне. Здесь Николай Михайлович и прожил последние годы жизни, 22 мая 1826 года скончался от простуды.

Николай Михайлович Карамзин — известный русский писатель, историк, крупнейший представитель эпохи сентиментализма, реформатор русского языка, издатель.С его подачей словарный запас пополнился большим количеством новых слов-калек.

Знаменитый писатель родился 12 декабря (1 декабря по ст.) 1766 года в усадьбе, расположенной в Симбирском районе. Отец-дворянин позаботился о домашнем обучении сына, после чего Николай продолжил обучение сначала в Симбирском дворянском доме, а затем с 1778 г. — в Доме профессора Шадена (Москва). На 1781-1782 гг. Карамзин посещал университетские лекции.

Отец хотел, чтобы Николай после пансиона поступил на военную службу, — сын исполнил его желание, в 1781 году находясь в Санкт-Петербурге.Петербургский гвардейский полк. Именно в эти годы Карамзин впервые попробовал себя на литературном поприще, в 1783 году, сделав перевод с немецкого. В 1784 году, после смерти отца, уйдя в отставку в чине поручика, окончательно расстался с военной службой. Живя в Симбирске, приобщился к масонской жизни.

С 1785 года биография Карамзина связана с Москвой. В этом городе он встречается с Н.И. Новиков и другие писатели, вступив в «Дружеское общество», поселились в принадлежащем ему доме, в дальнейшем сотрудничают с членами кружка в различных изданиях, в частности, принимает участие в выпуске журнала «Детское чтение для сердца». и Reason », ставший первым российским детским журналом.

В течение года (1789-1790) Карамзин путешествовал по странам Западной Европы, где встречался не только с видными деятелями масонского движения, но и с великими мыслителями, в частности, с Кантом, И.Г. Гердер, Дж. Ф. Мармонтель. Впечатления от поездок легли в основу будущих знаменитых «писем русского путешественника». Этот рассказ (1791-1792) появился в Московском журнале, который Н.М.Карамзин начал публиковать по приезду на родину, и принес автору большую известность.Ряд филологов считают, что современная русская литература ведет обратный отсчет «буквами».

Повесть «Бедная Лиза» (1792) укрепила литературный авторитет Карамзина. Выпущенные впоследствии сборники и альманахи «Аглая», «Аониды», «Мои козырьки», «Пантеон иностранной литературы» открыли эпоху сентиментализма в русской литературе, во главе которой стоял Н.М. Карамзин; Под влиянием его произведений В.А. писал Жуковский, К. Батюшков, а также А.С.Пушкин в начале творческого пути.

Новый период в биографии Карамзина как человека и писателя связан с вступлением на престол Александра I. В октябре 1803 г. император назначает писателя официальным историком и ставит задачу запечатлеть историю государства. Российское государство стоит напротив Карамзина. О его неподдельном интересе к истории, приоритете этой темы над всеми остальными свидетельствовал характер публикаций «Вестника Европы» (это первый общественно-политический и литературно-художественный журнал Карамзина, выходивший в 1802–1803 годах).

В 1804 году литературно-художественное творчество было полностью сведено к минимуму, и писатель приступил к работе над «Историей государства Российского» (1816-1824), которая стала главной трудностью в его жизни и явлением в русской истории и литературе в целом. . Первые восемь томов увидели свет в феврале 1818 года. За месяц было продано три тысячи экземпляров — таких активных продаж не было. Следующие три тома, изданные в последующие годы, были быстро переведены на несколько европейских языков, а 12-й, последний, Том увидел свет уже после смерти автора.

Николай Михайлович был приверженцем консервативных взглядов, абсолютной монархией. Смерть Александра I и восстание декабристов, свидетелем которых он был, стали тяжелым ударом для него, лишенного писателя-историка последней жизненной силы. Третьего июня (23 мая (22 мая по ст.) 1826 г. Карамзин скончался, находясь в Петербурге; похоронен в Александро-Невской Лавре, на Тихвинском кладбище.

N Иколай Михайлович Карамзин — великий русский писатель, крупнейший писатель эпохи сентиментализма.Писал художественную прозу, тексты песен, пьесы, статьи. Реформатор русского литературного языка. Создатель «Истории государства Российского» — один из первых фундаментальных трудов по истории России.

«Любил грустить, не зная чего …»

Карамзин родился 1 (12) ДЕКАБРЯ 1766 года в селе Михайловка Бузулукского уезда Симбирийской губернии. Поднялся в деревне Отец, потомственный дворянин. Интересно, что Карамзин имеет тюркские корни и происходит от татарского Кара-Мурза (дворянского сословия).

О детстве писатель знает немного. В 12 лет его отправляют в Москву в Дом профессора Московского университета Иоганна Шадена, где молодой человек получает первое образование, изучает немецкий и французский языки. Спустя три года он начинает посещать лекции известного профессора эстетики, просветителя Ивана Шварца в Московском университете.

В 1783 году Карамзин по настоянию отца поступает на службу в Преображенский гвардейский полк, но вскоре уходит в отставку и уезжает в родной Симбирск.В Симбирске происходит важное событие для юного Карамзина — он входит в масонский шлейф «Золотая корона». Это решение сыграет чуть позже, когда Карамзин вернется в Москву и спустится со старым знакомым домом — масоном Иваном Тургеневым, а также писателями и писателями Николаем Новиковым, Алексеем Кутузовым, Александром Петровым. Тогда же начинаются первые попытки Карамзина в литературе — он участвует в издании первого в России журнала для детей — «Детское чтение для сердца и разума.«Четыре года, проведенные в обществе московских масонов, оказали серьезное влияние на его творческое развитие. В это время Карамзин много читает в народе Руссо, Штерна, Гердера, Шекспира, пробует переводить.

« Становление Карамзин, не только автор, но и моральный »начинал в кругу Новикова.

Писатель И.И. Дмитриев

Человек пера и мысли

В 1789 году разрыв с масонами, и Карамзин отправляется путешествовать по Европе.Он путешествовал по Германии, Швейцарии, Франции и Англии, останавливаясь в основном в крупных городах, европейских центрах просвещения. Карамзин навещает Иммануила Канта в Кенигсберге, становится свидетелем Великой французской революции в Париже.

По результатам этой поездки он пишет знаменитые «письма русского путешественника». Эти очерки в жанре документальной прозы быстро завоевали популярность у читателя и сделали Карамзина известными и модными писателями. В то же время в Москве из-под пера писателя выходит повесть «Бедная Лиза» — признанный образец русской сентиментальной литературы.Многие литературоведы считают, что с этих первых книг начинается современная русская литература.

«В начальный период своей литературной деятельности Карамзин отличался широким и политически достаточно неопределенным« культурным оптимизмом », верой в спасительное влияние культурного успеха на человека и общество. Карамзин опирался на прогресс наук, миролюбие. Он верил в безболезненное осуществление идеалов братства и человечности, которые пронизывали всю литературу XVIII века в целом.»

Ю.М. Лотман.

В противоположность классицизму с его культом разума, по стопам французских писателей Карамзин утверждает культ чувств, чуткости, сострадания в русской литературе. Новым «сентиментальным» персонажам важно прежде всего умение любить, подчиняться. «О! Обожаю те вещи, которые трогают мое сердце и заставляют проливать слезы нежной скорби!» («Бедная Лиза»).

«Бедная Лиза» лишена морали, дидактизма, задается вопросом, автор не говорит, но пытается призвать читателя сопереживать героям, что отличает сказку от прежних традиций классицизма.

«Бедная Лиза» — это потому, что он был принят русской публикой с таким восторгом, что в этом произведении Карамзин первым выразил «новое слово», которое немцы сказали Гете в его «вертье».

Филолог, литературовед В.В. Сиповский

Николай Карамзин на памятнике «Тысячелетие России» в Великом Новгороде. Скульпторы Михаил Микешин, Иван Шредер. Архитектор Виктор Гартман. 1862.

Джованни Баттиста Дамон-Ортолани.Портрет Н.М.Карамзина. 1805. ГМИИ им. В ВИДЕ. Пушкин

Памятник Николаю Карамзину в Ульяновске. Скульптор Сэмюэл Гальберг. 1845.

Одновременно начинается реформа литературного языка — Карамзин отказывает старшим, населявшим письменность, высшее государство Ломоносова, от использования церковнославянской лексики и грамматики. Это сделало «бедную Лизу» легким и приятным для чтения рассказом. Именно сентиментализм Карамзина стал основой для развития дальнейшей русской литературы: был отвергнут романтизм Жуковского и раннего Пушкина.

«Карамзин сделал литературу гуманной».

А.И. Herzmen

Одна из важнейших заслуг Карамзина — обогащение литературного языка новыми словами: «Благотворительность», «Любовь», «Свобода», «Достопримечательность», «Ответственность», «Множественность», «утонченность», «первая». -класс »,« человеческий »,« тротуарный »,« кучер »,« впечатляющий »и« влияющий »,« трогательный »и« развлекательный ». Именно он ввел слова «индустрия», «фокус», «мораль», «эстетика», «эпоха», «сцена», «гармония», «катастрофа», «будущее» и другие.

«Профессиональный писатель, один из первых в России, кто осмелился сделать литературное произведение источником существования, прежде всего независимость от собственного мнения».

Ю.М. Лотман.

В 1791 году начинается деятельность Карамзина-журналиста. Это становится важной вехой в истории русской литературы — Карамзин основан на первом русском литературном журнале, основатель нынешних «толстых» журналов — «Московский журнал». На его страницах есть ряд сборников и альманахов: «Аглая», «Аониды», «Пантеон иностранной литературы», «Мои грузовики.«Эти публикации сделали сентиментализм главным литературным течением в России конца XIX века, а Карамзин — его признанным лидером.

Но вскоре следует глубокое разочарование Карамзина в прежних ценностях. Через год после ареста Новикова журнал стал закрыто, после смелой Карамзинской О.Д. «На милость» милости «сильного мира», сам Карамзин лишен пощады, почти не попав в следствие.

«Гражданин Доччи скончался, без страха может заснуть, и все, что вам нужно для высоко мыслящей жизни, — иметь; … Doccies каждый дает свободу и свет, а не тьму в умах; Докторантура поверенного к народу видна во всех ваших делах: Дотоле будет святым благородным … Спокойствие вашей власти не может быть нарушено. «

Н.М. Карамзин.» На благодать «

Большую часть 1793-1795 годов Карамзин проводит в селе и собирает коллекции: «Аглая», «Аониды» (1796 г.). Он недоумевает опубликовать что-нибудь в зародыше иностранной литературы «Пантеон иностранной литературы», но с большим трудом пробивается сквозь запреты цензуры, не позволяя печатать даже демосфена и цицерона…

Разочарование во французской революции Карамзин плещется в стихах:

Но время, опыт разрушен
Воздушный замок молодых лет …
… И я вижу ясно, что с Платоном
Республик нет установить нас …

В эти годы Карамзин все больше переходит от лирики и прозы к журналистике и развитию философских идей. Даже «историческое похвальное слово императрицы Екатерины II», составленное Карамзиным в конце престола императора Александра I — в основном публицистика.В 1801–1802 годах Карамзин ведет журнал «Журнал Европы», где пишет в основном статьи. На практике его страсть к просвещению и философии выражается в написании работ на исторические темы, которые все больше и больше делают известного писателя авторитетом историка.

Первый и последний исторический

Указом от 31 октября 1803 года император Александр I присвоил Николаю Карамзину звание историка. Интересно, что звание историографа в России после смерти Карамзина не было возобновлено.

С этого момента Карамзин прекращает всякое литературное произведение и в течение 22 лет занимается исключительно подготовкой исторического труда, известного нам как «история государства Российского».

Алексей Венециан. Портрет Н.М.Карамзина. 1828. ГМИИ им. В ВИДЕ. Пушкин

Карамзин ставит задачу сделать рассказ для широкой образованной публики, не быть исследователем, а «Выбирать, связывать, раскрашивать» все «Привлекательное, сильное, порядочное» Из истории России.Важный момент — работа должна быть рассчитана на иностранного читателя, открывающего Россию и Европу.

В творчестве Карамзина пользовались материалами Московского управления иностранных дел (особенно духовными и договорными грамотами князей и актов о дипломатических сношениях), синодальным хранилищем, библиотеками Волоколамского монастыря и Троице-Сергие лавры, частными собраниями Мусиной. -Рукописи Пушкина, Румянцева и А.И. Тургенева, составившего собрание документов Папского архива, а также многих других источников.Важной частью работы было изучение древних летописей. В частности, Карамзин открыл ранее неизвестную науку в летописи под названием Ипатьевский.

В годы работы над «Повести …» Карамзин жил в Москве, откуда я выезжал только в Твери и Нижний Новгород, во время московских занятий французами в 1812 году. Летом жил в Остафьеве, имение князя Андрея Ивановича Вяземского. В 1804 году Карамзин женился на дочери князя Екатерине Андреевне, которая родила писателю девять детей.Она стала второй женой писателя. Впервые писатель женился в 35 лет, в 1801 году на Елизавете Ивановне Протасовой, скончавшейся через год после свадьбы от послеродового тепла. От первого брака Карамзина осталась дочерью Софьи, будущего знакомого Пушкина и Лермонтова.

Главным общественным событием жизни писателя в эти годы стала «Записка древней и новой Руси в ее политических и гражданских отношениях», написанная в 1811 году. В записке… »отразил взгляды консервативных слоев общества, недовольных либеральными реформами императора.« Обладающий … »был передан императору. В нем, некогда либеральном и« западном », как теперь сказали бы, Карамзин выступает как консерватор и пытается доказать, что никаких кардинальных преобразований в стране не нужно.

А в феврале 1818 года Карамзин выпускает в продажу первые восемь томов своей «Истории государства Российского». Тираж 3000 экземпляры (огромные для того времени) продаются в течение месяца.

A.S. Пушкин

«История государства Российского» была первым трудом, ориентированным на самого широкого читателя, благодаря высоким литературным достоинствам и научной скрупулезности автора. Исследователи сходятся во мнении, что эта работа — одна из первых, способствующих формированию национального самосознания в России. Книга переведена на несколько европейских языков.

Несмотря на огромную многолетнюю работу, Карамзин не успел добавить «рассказ …» до своего времени — начала XIX века.После первого издания вышло еще три языка «Истории …». Последним стал 12-й том, описывающий события смутного времени в главе «Intermoper 1611-1612». Книга вышла после смерти Карамзина.

Карамзин был цельной личностью своей эпохи. Утверждение монархических взглядов к концу жизни сблизило писателя с семьей Александра I, последние годы он провел рядом с ними, проживая в царской деревне. Смерть Александра I в ноябре 1825 года и последующие события восстания на Сенатской площади стали настоящим ударом для писателя.Николай Карамзин скончался 22 мая (3 июня) 1826 года в Санкт-Петербурге, похоронен на Тихвинском кладбище Александро-Невской лавры.

Московский суд вручает тюремные сроки и отсрочку приговоров молодым активистам «Нового величия»

МОСКВА — Семь участников так называемого движения «Новое величие» приговорили к приговорам от 7 лет лишения свободы до 4 лет условно.

Люблинский районный суд Москвы 6 августа признал виновными всех семерых обвиняемых по обвинению в «организации экстремистской группы с целью совершения преступлений экстремистского характера.«

Судья Александр Маслов приговорил 27-летнего Вячеслава Костыленкова к 7 годам лишения свободы, 34-летнего Петра Карамзина к 6,5 годам лишения свободы и 22-летнего Вячеслава Крюкова к 6 годам лишения свободы.

Остальные подсудимые — Максим Рощин, Дмитрий Полетаев, Мария Дубовик и Анна Павликова — приговорены к условным срокам от 4 до 6 с половиной лет.

Все подсудимые не признали себя виновными.

Ранее, 6 августа, десятки людей собрались перед зданием суда, чтобы выразить поддержку обвиняемым.

Полиция задержала трех активистов в форме милиции во время проведения акции протеста перед зданием суда,

В своем протесте активисты перерезали горло манекену ножом, выпустив брызги фальшивой крови, в то время как один из протестующих скандировал: «Здесь происходит жертвоприношение!»

14 июля прокурор просил суд приговорить 27-летнего Костыленкова к 7,5 годам лишения свободы; Карамзин, 34 года, до 6,5 лет; 22-летний Крюков — до шести лет.

Прокурор также потребовал, чтобы четверо других обвиняемых были приговорены к условным срокам от четырех до шести с половиной лет.

Все обвиняемые были арестованы в 2018 году и обвинены в создании экстремистской группировки с целью свержения правительства президента России Владимира Путина.

Критики утверждают, что дело против них сфабриковано спецслужбами России.

Правозащитная группа «Мемориал» описывает семерых как политических заключенных.

Павликовой на момент задержания было 17 лет. Несколько месяцев она провела под домашним арестом, что вызвало протесты в Москве и других городах.

Обвиняемые заявляют, что по предложению одного из членов группы они превратили свою онлайн-чат-группу, которая критиковала правительство России, в политическое движение под названием «Новое величие».

Позже выяснилось, что человек, который предложил идею, написал устав движения и арендовал помещение для собраний, был спецагентом Федеральной службы безопасности (ФСБ) России.

В апреле 2019 года еще один участник группы, Павел Ребровский, был приговорен к 29 месяцам лишения свободы.

Ранее член группы Рустам Рустамов был приговорен к 18 месяцам лишения свободы условно.

Оба признали себя виновными и заключили сделки со следователями.

Другой член группы, Сергей Гаврилов, бежал в Украину в октябре 2019 года. Он попросил политического убежища в Украине.

Самый продаваемый русский писатель перешел от преступления к истории

Софья Кишковская,
20 марта 2013 г. 16:08 Антон Голубев / Reuters Григорий Чхартишвили, пишущий под именем Борис Акунин, в прошлом году в Москве.

МОСКВА — Григорий Чхартишвили, самый продаваемый российский писатель, известный своими детективными романами о царской России (написанными под именем Борис Акунин), а также своим набегом на оппозиционную политику, направленную против Владимира Путина, объявил, что отныне он будет посвятил себя написанию многотомной истории России.

«Некоторые писатели мечтают стать новым Толстым, другие — новым Чеховым», — написал он в своем блоге в среду.»Пришло время признать, что Я всегда мечтал стать новым Карамзиным », — сказал он, имея в виду Николая Карамзина, написавшего в начале 19 века 12-томную« Историю государства Российского ». «Я больше не писатель-криминалист », — заявил он.

56-летний г-н Чхартишвили, первоначально литературовед, специализирующийся на Японии, сказал, что он уже написал свой первый том по истории о периоде, предшествовавшем нашествию монголов в XII веке.По его словам, работы будут сопровождаться историческими романами, параллельными их хронологии, которые прослеживают историю семьи на протяжении тысячелетия. Он сказал, что стремится к массовому читателю, знакомому с историей, и что Карамзин является образцом потому что у него также был опыт писателя-беллетриста, который не хотел утомлять читателей.

История становится все более напряженной темой в России.Президент Путин недавно приказал выпускать для школ новые идеологически одобренные учебники истории. Г-н Чхартишвили написал в своем блоге, что россияне очень мало знают о своей собственной истории, и его работа будет явно «неидеологической» в отличие от «нынешних официальных усилий по созданию новой« правильной »истории».

Версия этой статьи появится в печати 21.03.2013 на странице C3 NewYork edition с заголовок: Бестселлеры в истории России.

Письмо из России — The Washington Post

В начале этого века великий русский вопрос был: «Что делать?» (название книги Ленина, изданной в 1902 году). Ответы Ленина и его товарищей в конечном итоге создали советскую систему, обломки которой сейчас разбросаны по этой земле.Теперь великий русский вопрос: «Кто мы?»

Хорошего ответа не найдено. Самоопределение сложно для людей, которым не нравится то, что они видят вокруг себя и в себе.

Возможно, самый обсуждаемый кошмар — это повсеместная коррупция, от постоянных требований мелких бюрократов о взятках до высокопоставленных государственных чиновников, выполняющих приказы нескольких богатых людей. На это жалуются все — студентка, чей институт продает и поступление, и выпускной, школьница, учителя которой ставят высокие оценки детям друг друга, даже Евгений П.Велихов, директор известного Курчатовского института ядерной физики.

Велихов, у которого раньше брали интервью на такие темы, как космическое оружие и контроль над вооружениями, однажды утром выступил против дорожной полиции. «Это просто прибыльный бизнес, они даже не пытаются сделать движение транспорта более эффективным», — посетовал он.

То, что один из самых выдающихся ученых России остановится на дорожной полиции, говорит о степени гнева и унижения по поводу коррупции.Его вездесущий характер заставил россиян задаться вопросом: действительно ли это мы?

Филолог лет пятидесяти подумала, что ответ может быть утвердительным. Она вспомнила шутку 200-летней давности писателя и историка Николая Карамзина. Во время визита в Европу кто-то спросил Карамзина: «Что происходит в России?»

«Воруют», — ответил Карамзин.

И они все еще есть.

Общая ностальгия

Один ответ на вопрос «Кто мы?» Что находит отклик у многих россиян старше 35 лет, это «бывшие граждане Советского Союза».«Те, кто больше всего пострадал в новой России, романтизируют советское прошлое как время спокойствия и изобилия. Другие помнят его как время лжи и произвола власти. Оба лагеря, и многие промежуточные, разделяют ностальгию по сползанию мира.

Одна из попыток сохранить некоторые из них — это магазин иронии под названием «Клуб Петрович», подвальный ресторан недалеко от старого центра Москвы.Петрович — мультипликационный персонаж, который ежедневно появляется в «Коммерсанте», одной из лучших газет здесь.Он своего рода обыватель, который принес свою советскую чувствительность в дебри новой России.

Создатель Петровича Андрей Бильжо также создал и спроектировал клуб, который открылся в прошлом году. Он украшен советским китчем, от старинных радиоприемников до портретов Леонида Брежнева, правившего почти 20 лет до 1982 года, и Юрия Гагарина, первого человека в космосе.

Меню «Петровича» представлено старомодной советской папкой, двумя кусками картона, связанными шнурком.Все блюда напоминают о советском прошлом. В салате «Дружба народов» используется сыр из бывшей республики Грузия, ныне независимого государства. Другой салат называется «Он только траву ел и насекомых не трогал» — цитата из любимой детской книги 1950-х годов Николая Носова. «Суп из коммунальной квартиры» представляет собой смесь ингредиентов, отсылку к некогда обычным (и до сих пор сохранившимся) жилым помещениям, в которых несколько семей делили квартиру и кухню.

Клуб Петрович напоминает своим членам (в членских карточках которых все отчества указаны как Петрович, или «сын Петра»), откуда они прибыли, а также о том, куда они приехали.Когда предметы на стенах были новыми, такого ресторана не было, то есть в коммунистической Москве не было ресторана с хорошей едой и музыкой, вежливыми официантками и дружелюбной атмосферой. Кажется, что клуб говорит: мы такие, какими были, но сейчас мы намного больше.

Другая версия того же послания содержится в спектакле «Марат / Саде» Питера Вайса, блестяще поставленного в Театре на Таганке его 82-летним директором-основателем Юрием Любимовым, который вернулся в Москву после многих лет в изгнании.Любимов вставил много ссылок на русское настоящее в пьесу Вайса, действие которой происходит в послереволюционной Франции. В одном из них актер играет под названием «Архипелаг ГУЛАГ» Александра Солженицына — именем, которое он дал череде сталинских лагерей для военнопленных, которыми был разбросан старый Советский Союз. «ГУЛАГ» было аббревиатурой от администрации лагеря.

В спектакле актер говорит о «Архипелаге Гуляк». Это означает, грубо говоря, архипелаг бездельников или бездельников — еще один ответ на вопрос «Кто мы?»

Новый взгляд на Ленина

Образ и миф о Ленине витали над бывшим Советским Союзом, как постоянный облачный покров.Один ответ на вопрос «Кто мы?» в советское время были «дети Ленина». Студентов учили, что Ленин был самым добрым, прекрасным и величайшим человеком, который когда-либо ступал на землю. Так, недавно московская газета отправила репортера в обычную начальную школу, чтобы спросить у 10-11-летних, кто такой Владимир Ильич Ленин.

«До недавнего времени его уважали, — писал Миша Л., — но теперь люди хотят убрать его [из мавзолея на Красной площади, где на почетном месте лежит мумифицированный Ленин], потому что люди поняли, что он был на самом деле плохой человек.«

» Он был коммунистом. Он мог казнить любого, кто сказал о нем что-то плохое, неправильно написал его имя и т. Д. », — писал Олег О.

« Он был лысым. И вроде как умный. Он все еще лежит в мавзолее. Короче говоря, он был настоящим монстром. Но больше я о нем ничего не знаю », — ответил Дима П.

9 мая в Москве прозвучал еще один ответ на вопрос« Кто мы? », Особенно драматично в гигантском новом Парке Победы, который празднует победу России над Россией. Германия во Второй мировой войне — «великая отечественная война» в России.

В этом месяце исполнилась 54-я годовщина этой победы, и десятки тысяч человек собрались в парках Москвы, чтобы увидеть салют, чтобы отметить это событие. «Единственный праздник, о котором у нас нет никаких аргументов», — сказал 21-летний Сергей Рогов. старший преподаватель МГУ. Движение вокруг Парка Победы было остановлено на много миль до и после фейерверка.

Атмосфера той ночи была радостной и немного пьяной. Предприниматели с баллонами с гелием продавали шары за 35 рублей.40). Парк был одним из десятков мест, где зажигались фейерверки, и их всех можно было увидеть с вершины холма, на всем протяжении бескрайнего горизонта Москвы. Фейерверк длился всего 10 минут, но толпа безумно ценила каждую ракету. Вы могли слышать, как в толпе семьи обсуждают войну. Полмили фонтанов, ярко освещенных красными прожекторами, напомнили о русской крови, которая текла с 1941 по 1945 год.

Беседы с русскими разного происхождения и возраста позволяют предположить, что гордость за победу 1945 года сегодня так же сильна, как и 30 лет назад. назад, когда коммунистическая пропаганда сделала войну почти такой же важной, как Ленин в пантеоне официальных мифов.

В День Победы 21-летняя артистка балета Варвара Баранская решительно заявила, что люди, управляющие Россией сегодня, — дураки, но не менее решительно добавила: «Я патриот. Мне не нравится, что все остальные смотрят. на нас в России «.

НАЗВАНИЕ: Карикатура в газете «Коммерсантъ». Перевод: «Это вам импичмент, Петрович!» «И ты будешь следующим».

Карамзин Николай

Карамзин Николай (1766–1826) — русский историк, писатель, переводчик, издатель.

Учился в пансионе профессора Московского университета И. М. Шадена. В 1781-1784 годах К. служил в лейб-гвардии Преображенского полка. В 1789-1790 годах он путешествовал по Европе и случайно побывал во Франции во время Французской революции, начавшейся в 1789 году. Его путевые заметки легли в основу его «Письма русского путешественника» — первого текста такого рода в России. Вернувшись в Россию, К. издал «Московский журнал» («Московский журнал»), где разместил как свои, так и другие сочинения, сформировав литературный стиль сентиментализма в русской литературе.В 1803 году он был официально назначен историографом и почти перестал писать художественные тексты. Политические взгляды К. изменились в течение его жизни, в XIX веке он стал сторонником идеи просвещенной монархии. В 1811 году он опубликовал «Записку о старой и новой России в ее политическом и гражданском аспектах», где сформулировал позицию консервативных кругов. С момента назначения историографом до последних дней он работал над «Историей государства Россия» — одним из первых общих трудов по истории России.В 1824 году он получил чин Действующего тайного совета (второй по величине чин Империи). В силу своего политического положения он не поддерживал идеи декабристов, но пытался защитить их перед императором Николаем I.

В «Истории государства Россия» К. сравнивал славянский и древнегреческий пантеоны богов, но, в отличие от М. В. Ломоносова, подчеркивал их различия, прежде всего: «У греков как будто было желание любить своих кумиров, представляя их как образцы человеческой стройности, а у славян был только страх; первые обожали красоту и причинность, а вторые — силу; и не удовлетворившись уродливым изображением своих идолов, они окружили их отвратительными изображениями ядовитых существ: змей, жаб, ящериц и т. д.’. Он считал, что религия древних славян основана на почитании «единственного и высочайшего» Белого Бога (Белобога) — для него не строили храмов, а мировое зло приписывалось Черному Богу (Чернобогу), изображенному в виде льва. Он пытался установить круг богов, упомянутых в русских летописях: Перун, Хорс, Даждьбог, Стрибог, Семаргл, Мокошь, Волос.

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *