Мать Вероника вела монашескую жизнь в Свято-Вознесенском монастыре на Елеонской горе [Элеон] с 1956 года. Приехав сюда маленькой девочкой, она решила остаться здесь до конца своей жизни. Ее арабское сердце хранит не только преданность Христу, но и любовь к русской истории и культуре. Ее годы на Елеонской горе прошли в молитвах, постах и ​​бдениях среди монахинь разных национальностей, а благодать и атмосфера красоты монастыря ощутимы во время монашеских служб, наполненных особым, молитвенным духом.

Монахиня Вероника (Рахеб)

— Матушка Вероника, говорят, что ты попала в этот монастырь маленькой девочкой и по какой-либо причине отказалась уйти, несмотря на слезы и увещевания родных.

Да, я пришла в наш Вознесенский монастырь восьмилетней девочкой. Три молитвы на русском языке я уже знал довольно хорошо: Отец наш , Трисвятое и Господи помилуй . Я выучил их в своем родном городе Вифлееме, откуда ровно 55 лет назад мы с бабушкой Азизой приехали на Элеон. Я помню дату — это было 2 марта 1956 года.

Наш арабский род имел греческие корни, а фамилия Рахеб в переводе с арабского означает «монашеская». Дом моих родителей в Вифлееме был рядом с базиликой Рождества Христова, где меня крестили. Так и получилось, что когда мои родители развелись, моя бабушка воспитывала меня до восьми лет. Одно время она посещала русскую школу для арабских детей в Бейт-Джалле; там мы посещали службы в православных храмах. Моя бабушка с детства любила русский народ и довольно хорошо могла общаться по-русски. Она первая научила меня моим первым русским словам и молитвам.

Русские монахини с Елеонской горы часто останавливались в нашем доме, когда приезжали в Вифлеем по большим праздникам. Навещала монахиня Татьяна, которую мы с братом Ильей называли нашей «русской бабушкой». Илья погиб на фронте в Иордании, когда ему было 23 года. Наш отец был военным, и в 1956 году моей бабушке пришлось поехать к нему в Кувейт, где он в то время служил. Тогда она и привела меня в монастырь, «всего на пару месяцев» и, как оказалось, на всю оставшуюся жизнь.

� Была ли матушка Тамара настоятельницей монастыря в то время?

Да, матушка Тамара, известная в царской России как императорская княгиня, была дочерью великого князя Константина Константиновича и великой княгини Елизаветы Маврикиевны, правнучкой императора Николая I. Урожденная Татьяна Константиновна Романова. Ее помощницей в те дни была арабка монахиня Феоктиста, а в 1948 году она вместе с другими сестрами приехала из Горненского монастыря в Елеону. Тогда там проживало 130 престарелых монахинь, среди них три арабские девушки, ставшие впоследствии монахинями Рафаилой, монахиней Кристиной и монахиней Марией. Матушка Тамара хорошо знала мою бабушку Азизу. В Вифлееме моя семья жила комфортно, будучи владельцами земли и оливковой плантации. Бабушка часто бывала в монастыре на Элеоне и всегда привозила в подарок галлоны оливкового масла для лампад.

Помню, когда мы с бабушкой впервые приехали, мне дали учебник русской грамматики и серую рясу, как самой маленькой девочке. И так прошло два месяца, бабушка вернулась в Вифлеем, а потом приехала в Элеон, чтобы забрать меня. Но я отказался: «Бабушка, что это такое? Я уже монахиня! Я изучаю здесь русский язык. Приходит репетитор-араб. Я ем русский борщ и кашу, мне это нравится… Услышав это, бабушка улыбнулась, но глаза ее наполнились слезами: «Я не могу оставить тебя здесь, ты маленький. Что скажет отец? Я тоже расплакалась и побежала к игумении Тамаре. Матушка уговаривала бабушку: «Оставь ее ненадолго, а там видно будет». Здесь у нее есть все, что ей нужно, она изучает арабский и русский языки�

Помню, еще два раза за мной приезжала моя 80-летняя бабушка. Конечно, текли слезы и спорили, но я не ушла из монастыря. Родственники «охотились» за мной до 25 лет, даже мама приезжала, но все напрасно.

Отец, конечно, тоже приезжал за мной, но матушка Тамара умоляла его: «Елена (так меня звали миряне) уже поет на нашем клиросе, музыку знает, шить научилась»

Послушания у меня были самые разнообразные: пела, свечи лепила, четки вязала, помогала в иконописной мастерской. Матушка Тамара сама научила меня русскому языку и ремеслу шитья, а матушка Феоктиста — вышивке. Мое образование проходило в покоях настоятельницы под ее наблюдением. В течение 25 лет я не отходил от нее — до самой ее смерти.

� Сколько лет вы провели в монастыре до пострига?

– Мне все говорили, что в детстве девочки должны играть в куклы, а не спешить в монахини. Я, конечно, по наивности заставила всех переодеться монахиней, когда мне было всего 9 или 10 лет. Однажды я подошла к матушке Тамаре (вне слышимости мы звали ее «ама», что по-арабски означает «мама»), и я спросил ее, когда я наконец стану монахиней. Она по-матерински погладила меня по голове и сказала: «Тебе еще рано, ты всего лишь девочка». Я чуть не расплакалась от обиды, я так хотела быть взрослой! Потом матушка Тамара подарила мне большую куклу, а я взамен втайне от всех сшила для нее полный монашеский наряд. Я показал ей и умоляюще, но с оттенком лукавства, сказал: «Вот, вот, даже мою куклу Татьяну уже постригли, а я все жду»

«Ама», глядя на одетую в черное куклу, только улыбалась, потом позвала сестру Сусанну, портниху всех монахинь, и попросила ее сшить мне белый монашеский головной убор, именуемый апостольник : «Давайте начни с этого😉

Я с детства полюбил все русское, и даже «божью кашу» и разные борщи. Хоть и араб по национальности, но в сознании всегда чувствовал себя русским. Меня так и называли: «Арабка с русской душой».

Послушницей я стала в праздник Вознесения Господня, а в монахини на Акафист Богородице. Мой полный постриг произошел накануне праздника Усекновения главы Иоанна Предтечи.

Архимандрит Димитрий (Биака) постриг меня в послушницы, архимандрит Антоний (Граббе) постриг меня в монахини. Меня постригли в 33 года, и я помню, что была самой молодой монахиней. Так что мое пребывание на Елеонской горе длилось более полувека. Я провел здесь всю свою жизнь, никуда не уезжая, никогда даже не помышляя скитаться из монастыря в монастырь или переселиться в другой.

� Так вы даже в детстве не учились в арабской школе, а русский выучили сами в монастыре?

– Два раза в неделю к нам приходил арабский учитель. Правда, она жаловалась настоятельнице на меня, что я не хочу учить арабский язык. Мне нравилось изучать русскую грамматику и разговорный русский язык. Конечно, я также выучил английский язык. Но особенно я любил русскую историю и литературу. Вместе со старшими арабскими девочками я изредка учил русский язык, но в начале 19В 60-х годах в наш монастырь прибыла Евгения Клепцова – духовная дочь святителя Иоанна Шанхайского, тогда еще архиепископа Западно-Американского. Позже нашим учителем стала монахиня Иулиания. Она дала нам серьезное образование на русском языке. У нас были трудности с ударными слогами и письменным диалогом. Нам нужны были хорошие учебники, поэтому наша учительница заказала их у своей сестры, которая жила в Москве. Мы получили две книги по почте через пару месяцев. Конечно, эти учебники были пронизаны советским духом и его идеологией: во всех текстах были октябристы, пионеры, Ленин. Все пропагандистские фразы и тревожные пассажи монахиня Иоанна подвергала цензуре, безжалостно зачеркивая их черным карандашом или тушью. Нам, детям, было интересно: что скрывается под этой чернотой, на испорченных страницах? Однажды мы согрешили, подшутив над нашим учителем. Она проходила мимо одного из наших окон, и мы моментально схватили стакан и перо и стали барабанить по нему, декламируя слова «Мы дети октябристы!» Монахиня села в ужасе: как можно говорить такие вещи в монастыре. ?! Конечно, потом мы исповедовались в этой греховной выходке нашему священнику.

� Кто вас учил русской истории в монастыре?

– Закон Божий и историю преподавал архимандрит Димитрий, в то время начальник Русской Духовной Миссии Зарубежной Церкви. Он обладал редким умом и памятью, неисчерпаемой энергией. У него был дар такта; он знал всех сестер по именам и никого не жаловал. Отец Димитрий прекрасно знал ветхозаветные и новозаветные традиции, историю Палестины и был прекрасным учителем в монастыре. Он очень любил Россию, много рассказывал нам из того, что знал, и часто вспоминал о Киево-Печерской Лавре, где принял постриг в монашество.

Я всегда любил изучать историю России, начиная с ее самого раннего периода, династии Рюриковичей. Я так усердно занимался этим предметом, что побеждал в конкурсах среди лучших студентов-историков, которые устраивал отец Димитрий. Из его рук я получала иконку, иногда ткань и нитки для вышивания, или новую рясу или рясу, а однажды он даже подарил мне магнитофон. Когда-то я был специалистом по библейской истории и смог перечислить имена всех фараонов и библейских царей. Но меня тянуло и к классической русской литературе. Особенно мне нравилась религиозная поэзия Пушкина и Лермонтова. Я почти запомнил все Евгений Онегин . Я с трудом [смеется] читал « мертвых душ» Гоголя , но ценил книги Достоевского и «Войну и мир» Толстого.

– Вы, наверное, тоже были знакомы с поэзией «К.Р.»?

– Ну конечно! Матушка Тамара нежно любила своего отца, великого князя Константина Константиновича, писавшего под псевдонимом «К. Р.», хотя о своей жизни в монастыре говорила очень мало. У нее был небольшой сборник стихов отца, и она часто давала мне стихи К.Р. выучить наизусть на Пасху, Вознесение Господне или именины. К Елеону несколько раз приезжала княгиня Вера Константиновна, младшая сестра нашей игуменьи Тамары. Мы ее очень любили, называли ее «щедрая, заботливая, но строгая тетя Вера».

Когда сестры погрузились в свои воспоминания, тогда я по просьбе матушки Тамары читала стихи их отца. Если я колебался во время чтения стихотворения, Вера Константиновна продолжала с того места, где я остановилась. Тогда бы я вспомнил и продолжил сам.

� Как вы помните матушку Тамару?

� Впервые я встретил ее 2 марта 1956 года, когда мы с бабушкой впервые поднялись на Елеонскую гору. В этот день монастырь праздновал «Державную» икону Божией Матери. Был крестный ход с этим изображением в монастыре, по внутренней стороне стен. Руководили ею архимандрит Димитрий и игумения Тамара, которая впоследствии стала моей мамой…матерью.

Матушка Тамара и ее сестра Вера Константиновна

Все мы, сестры, знали, что матушка Тамара была всецело предана монашеству и в трудные послевоенные годы много сделала для устроения нашего монастыря. Она никогда не любила говорить о своей прошлой жизни. Только позже мы узнали, что она стала Багратион-Мухранской от первого брака, потом Короченцовой от второго. А если и говорила о своей семье, то говорила не «мой муж», а скромно «отец моих детей», которым на самом деле был князь Багратион-Мухранский. Она была воплощением аристократизма, любви и смирения. Все, кто знал ее лично, отмечали, что она обладала неподдельной простотой и была самой почитаемой из настоятельниц Элеона. Ее отличительными качествами были доброта, внимательность, терпение и любовь к ближнему. Она была высоко оценена многими на Святой Земле. Она укрепила финансы монастыря и привела новых жителей. Ей удалось завоевать доверие многих местных православных христиан, благодаря чему многие богатые арабские семьи стали отдавать своих девочек на воспитание в монастырь, тем самым подкрепив материально наш монастырь. Матушка Тамара поддерживала в монастыре русский дух и старалась дать арабским девушкам русское воспитание. Она лично преподавала им русский язык, церковнославянский, а также русскую литературу. Она ничем не отличалась от своих монахинь, и ее еда была самой простой — она использовала во время еды только одну ложку.

� В вашем монастыре живут 16 арабских, 13 русских и 7 румынских монахинь, но он остается русским. Можете ли вы рассказать нам о монахинях арабского происхождения?

– Одна из самых известных – это, конечно, наша 89-летняя матушка Феоктиста (Ягнам). С 16 лет подвизалась в Горненском монастыре, а с 1948 года на Елеоне. Она происходила из церковной и очень зажиточной арабской семьи. Всю муку монастыря пожертвовал ее отец Томас. Он был очень церковным человеком и много занимался благотворительностью для монастыря. До 1965 года он снабжал наш монастырь белой мукой высшего качества. Когда он строил церковь в честь Святого Георгия над пещерой в своем имении, он пригласил наших монахинь расписать ее фрески, чтобы их заработок мог помочь монастырю. Матушка Феоктиста была очень хорошо образована, училась в Бирзейтском колледже. Помимо родного арабского, она говорила на английском и русском языках. Ее жизнь была связана с матушкой Тамарой, которой она была очень предана. В 24 года матушка Феоктиста была главной помощницей игуменьи Тамары, а до и после нее – игуменьи Павлы, Феодосии и Параскевы. Может быть, в монастыре этого не очень любили, но великолепное знание нескольких языков, в основном арабского, склоняло ее к этой работе. Ни игуменья Тамара, ни отец Димитрий не владели арабским языком, а официальным языком всех гражданских учреждений в городе Атуре, где находится монастырь. Матушка Феоктиста была настоящей скромной монахиней. Она также была предана монашеству и, когда навещала родителей, все равно не выходила из монастыря более двух дней. Она никогда не говорила о светских вещах, никогда никого не осуждала, а если и говорила с мужчиной, то никогда не смотрела ему в лицо. Несмотря на свои повседневные обязанности, она находила время, чтобы давать уроки вышивки и сама сочинять рисунки. Она тоже была художницей, профессионально занимаясь живописью. Сейчас матушка Феоктиста заболела болезнью Альцгеймера и находится в арабской больнице на Елеонской горе. Она мужественно борется со своей болезнью. Она говорит с нами только о духовных вещах. Вечером отказывается от еды, только глоток чая: «Завтра причащаюсь!» — говорит.

Другие наши арабские монахини приехали на Элеон из Вифлеема, Бейт-Сахура, Рамаллаха, Тайбе, Бейт-Джаллы и даже из Иордании. Это сёстры Афанасия (Оде), Тамара (Хури), Рафаила (Лехл), Аполлинария и её сестра Екатерина, Христина (Дихаб), Мелания (Арихани) из Иордании, Анастасия, Иоанна, приехавшая к нам из Гефсимании, инокиня Вера и Надежда (Абутон), две сестры из Бейт-Джаллы, и моя племянница Матушка Руфина (Бандак), сестра Мастридия Иорданская, руководящая клиросным пением и пишущая иконы.

Все мы пришли в монастырь искать спасения для своих душ. И мы боролись за все русское и русского зарубежья — я говорю о Русской Зарубежной Церкви. Мы приняли в душу все русское и даже не желали знать ничего арабского. Мы пели на клиросе, где монахиня Афанасия была регентом 33 года. Мы могли, но никогда не хотели петь что-нибудь на арабском языке, чтобы не нарушать монашеский устав.

� Теперь ваше послушание – работа в сувенирной лавке, которую каждый день посещает множество паломников. Вероятно, вам придется ответить на многие вопросы.

– О, да! Но и в киоске, как и в своей комнате, я не рву нить молитвы ни днем, ни ночью. Многих интересуют подробности истории нашего монастыря. Вопросы самые разнообразные, на некоторые довольно сложно ответить. Например, однажды паломники с Урала спросили меня, неужели игумен Серафим (Кузнецов, 1873-1819 гг. )59) жил когда-то в нашем монастыре, тот самый, который привез из России через Харбин гробы с мощами наших новых русских святых, преподобномучениц за Христа Елисаветы и инокини Варвары. Всем известно, что заслуга отца Серафима в том, что эти святые мощи были найдены и сохранены.

Покойная матушка Минодора (Чернова) рассказывала мне, что отец Серафим жил в нашем монастыре с 1920-х до 1945 года и даже был какое-то время его духовником. К нему приехало несколько монахинь с Урала. Но иеромонах Серафим не поладил с нашим монастырским руководством и был вынужден переселиться в Малую Галилею, расположенную на Елеонской горе. Не буду вдаваться в причины конфликта. Ближе к концу своей жизни он провел время в монастыре Святых Апостолов в Малой Галилее, резиденции Иерусалимского Патриархата. Отец Серафим скончался в этом монастыре в 19 г.59, там и его могила. Его эпитафия читается как обращение к соотечественникам�

Помню, когда я поступила в монастырь, там были монахини от шестидесяти до девяноста лет, многие из которых приехали с Урала. Я думаю, что отец Антонин (Капустин) тоже был оттуда. Так что молва о нашем монастыре зашла так далеко.

� Вам, наверное, приходилось рассказывать о себе и другим паломникам и посетителям.

– Конечно, в итоге я что-то говорю о себе. Жаль, однако, что многие из них думают, что мы, арабы, пришли в христианство только в монастыре — из ислама. Спрашивают: «Вас крестили в монастыре?» Давно ли это было? – Нет, – отвечаю, – я был крещен младенцем в Вифлееме, в той самой пещере, где родился Господь!

Я даже часто встречал священников, которые не знали или не могли понять, что христианство проповедуется здесь, на арабской земле, со времен апостолов, что Святая Земля является домом для многих арабов-христиан. Единственное, что у них общего с соседями-мусульманами, — это их язык.

Жители арабского городка Атур, где находится наш монастырь, тоже поначалу удивлялись тому, что арабские девушки посещают русский монастырь. Потом они к этому привыкли и поняли, что мы не мусульмане, а христиане. Помню, в молодости я слышала, как священники и паломники спрашивали наше руководство монастыря: почему вы принимаете арабов в свой русский монастырь? Местные греки упрекнули нашего отца Димитрия: «Почему, не посоветовавшись с нами, вы принимаете арабок из наших приходов? Это дети наших прихожан».

Отец Димитрий отвечал: «Но вы не открыли для них православный монастырь, а они к нам приходят очень многие. Некоторые даже ходят в католические монастыри. Кто сохранит православие на Святой Земле?�

Так вот, мы храним Православие на Елеонской горе.

Мои годы на Елеонской горе прошли в молитвах, постах и ​​бдениях среди монахинь разных национальностей, и благодать и атмосфера красоты монастыря ощутимы во время монашеских служб, наполненных особым, молитвенным духом.