Оценка деятельности Ивана Грозного. — 10 — История — Каталог статей

В российской истории, пожалуй, нет другой личности, которая вызывала бы больше разногласий среди исследователей, чем личность царя Ивана Васильевича, прозванного современниками Грозным. Большинство крупнейших русских историков XIX — ХХ столетий в своих трудах обращались к той эпохе, анализируя и давая оценку, как личности самого царя, так и времени его правления. Несмотря на то, что ученый-историк в исследовании опираться только на источники (документы), оценки деятельности и личности Ивана Грозного в трудах историков очень разные. Одних исследователей ввергают в ужас страшные проявления его беспощадной деспотичной натуры. Другие отдают предпочтение значимости целей, которые ставил перед собой Грозный царь, и признают его одним из величайших деятелей русской истории. К настоящему времени список исторических исследований по данной теме включает публикации источников (официальных документов и записок очевидцев событий XVI столетия), труды российских и зарубежных ученых-историков и по скромным подсчетам содержит около 80 названий. К нему можно добавить еще более десятка произведений художественной литературы. Дадим слово тем, кто изучал время и личность Ивана IV по документам эпохи. Наиболее известными специалистами по данной проблеме являются историки Н.М.Карамзин, Н.И.Костомаров, С.М.Соловьев, В.О.Ключевский, С.Ф.Платонов, М.И.Покровский, А.А.Зимин, В.Б.Кобрин и Р.Г.Скрынников.   Николай Михайлович Карамзин (1766 — 1826) — крупнейший отечественный историк, публицист, реформатор языка. Главной особенностью творчества Карамзина как историки было стремление совместить в своих исследованиях научный объективный и художественный — субъективный подходы к историческим событиям и личностям. Освещая русскую историю, Карамзин стремился доказать необходимость для России монархии, при этом его идеалом являлся просвещенный абсолютизм, единственно способный, по его мнению, обеспечить величие и могущество России. По мнению историка, ход истории зависит от личности правителей, их моральных, нравственных качеств. Поэтому Карамзин очень подробно рассказывает о становлении личности Ивана Грозного и многие его пороки объясняет отсутствием должного воспитания, неблагоприятной обстановкой при московском дворе во время детства и отрочества. Уже тогда Иван IV приобрел вкус к кровавым расправам, что в полной мере реализовалось в опричнине. Отрывки из «Истории Государства Российского». Детство: «Рожденный с пылкой душою, редким умом, особенною силою воли, он имел бы все качества великого монарха, если бы воспитание усовершенствовало бы в нем дары природы, но рано лишенный отца, матери и преданный в волю буйных вельмож, ослепленных безрассудным личным властолюбием, был на престоле несчастнейшим сиротой державы Российской: ибо не только для себя, но и для миллионов готовил несчастье своими пороками…». «Шуйские старались привязать к себе Иоанна исполнением всех его детских желаний: непрестанно забавляли, тешили во дворце шумными играми, в поле звериною ловлей, питали в нем наклонность к сластолюбию и даже жестокости. Например, любя охоту, он (Иван) любил не только убивать диких животных, но и мучить домашних, бросал их с высокого крыльца на землю, а бояре говорили: «Пусть державный веселится!» Окружив Иоанна толпою молодых людей, смеялись, когда он бесчинно резвился с ними или скакал по улицам, давил жен и старцев, веселился их криком. Тогда бояре хвалили в нем смелость. Они не думали толковать ему святых обязанностей венценосца, ибо не исполняли своих, не пеклись о просвещении юного ума, ибо считали его невежество благоприятным для их властолюбия». Опричные казни: «Опричник, или кромешник — так стали называть их, как бы извергов тьмы кромешной, — мог безопасно теснить, грабить. Чем более государство ненавидело опричных, тем более государь имел к ним доверенности: сия общая ненависть служила ему залогом их верности. Затейливый ум Иоаннов изобрел достойный символ для своих ревностных слуг: они ездили всегда с собачьими головами и с метлами, привязанными к седлам, в ознаменование того, что грызут лиходеев царских и метут Россию». «25 июля среди большой торговой площади в Китае-городе поставили 18 виселиц; разложили многие орудия мук; зажгли костер и над ним повесили огромный чан с водой. Увидев сии грозные приготовления, несчастные жители вообразили, что настал последний день для Москвы, что Иоанн хочет истребить их всех без остатка. В беспамятстве страха они спешили укрыться, где могли. Площадь опустела: в лавках отворенных лежали товары, деньги; не было ни одного человека, кроме толпы опричников у виселиц и костра пылающего. В сей тишине раздался звук бубнов: явился царь на коне с любимым старшим сыном, с боярами и князьями, с легионом кромешников в стройном ополчении. Позади шли осужденные, числом 300 или более, в виде мертвецов, истерзанные, окровавленные, от слабости едва передвигая ноги. Иоанн стал у виселиц, осмотрелся и, не видя народа, велел опричникам искать людей, гнать их отовсюду на площадь; не имев терпения ждать, сам поехал за ними, призывая москвитян быть свидетелями его суда, обещая им безопасность и милость. Жители не смели ослушаться: выходили из ям, из погребов, трепетали, но шли. Вся площадь наполнилась ими: на стене, на кровлях стояли зрители. Тогда Иоанн, возвысив голос, сказал: «Народ! Увидишь муки и гибель, но караю изменников! Ответствуй: прав ли суд мой?» Все ответствовали велегласно: «Да живет многие лета государь великий! Да погибнут изменники!» «Таков был царь; таковы были подданные! Ему ли, им ли должны мы наиболее удивляться? Если он не всех превзошел в мучительстве, то они превзошли всех в терпении, ибо считали власть государеву властью божественною и всякое сопротивление беззаконием: гибли, но спасли для нас могущество России: ибо сила народного повиновения есть сила государственная».  Василий Осипович Ключевский (1841 — 1911) — виднейший русский историк и педагог. Среди событий русской истории он выделял те, которые считал значимыми для изменений социально-экономических отношений. Ключевский являлся профессором четырех учебных заведений, и его лекции пользовались огромной популярностью среди студенческой молодежи. Отрывки из сочинений «Курс русской истории» и «Исторические портреты и этюды»: «Как все люди, слишком рано начавшие борьбу за существование, Иван быстро рос и преждевременно вырос. В 17 — 20 лет, при выходе из детства, он уже поражал окружающих непомерным количеством пережитых впечатлений и передуманных мыслей, до которых его предки не додумывались и в зрелом возрасте….По природе или воспитанию он был лишен устойчивого нравственного равновесия и при малейшем житейском затруднении охотнее склонялся в дурную сторону. От него ежеминутно можно было ожидать грубой выходки: он не умел сладить с малейшим неприятным случаем». «Однако из всех усилий ума и воображения царь вынес только простую, голую идею царской власти без практических выводов, каких требует всякая идея. Теория осталась неразработанной в государственный порядок, в политическую программу. Увлеченный враждой и воображаемыми страхами, он упустил из виду практические задачи и потребности государственной жизни и не умел приладить своей отвлеченной теории к местной исторической действительности. При подозрительном и болезненно возбужденном чувстве власти он считал добрый прямой совет посягательством на свои верховные права, несогласие со своими планами — знаком крамолы, заговора и измены. Удалив от себя добрых советников, он отдался одностороннему направлению своей мнительной политической мысли, везде подозревавшей козни и крамолы, и неосторожно возбудил старый вопрос об отношении государя к боярству — вопрос, которого он не в состоянии был разрешить, и которого потому не следовало возбуждать. Усвоив себе чрезвычайно исключительную и нетерпеливую, чисто отвлеченную идею верховной власти, он решил, что не может править государством, как правили его отец и дед, при содействии бояр, но как иначе он должен править, этого он и сам не мог уяснить себе. Превратив политический вопрос о порядке в ожесточенную вражду с лицами в бесцельную и неразборчивую резню, он своей опричниной внес в общество страшную смуту, а сыноубийством подготовил гибель своей династии». «Положительное значение царя Ивана в истории нашего государства далеко не так велико, как можно было бы думать, судя по его замыслам и начинаниям, по шуму, какой производила его деятельность. Грозный царь больше задумывал, чем сделал, сильнее действовал на воображение и нервы своих современников, чем на современный ему государственный порядок».  Сергей Федорович Платонов (1860 — 1933) — историк и педагог, создатель научной исторической школы. Платонов считал, что государственная власть должна быть твердой и энергичной при проведении необходимых реформ. По его мнению, главной особенностью русской истории, определявшей развитие России на многие столетия вперед, был военный характер Русского государства, постоянно испытывающего внешнюю агрессию, причем одновременно с трех направлений. Этим же обстоятельством определялась и внутренняя политика России — «закрепощение сословий», как составная часть военной организации. Выдержки из работы «Лекции по русской истории»: «Время Ивана Грозного давно привлекает к себе внимание ученых и беллетристов необычным в русской истории драматизмом положений и яркостью характеров. В эпохе Грозного много содержания: бурное детство великого князя; период светлых реформ и счастливых войн на Восток; ссора с советниками и опалы на них; опричнина, которая была, в сущности, глубоким государственным переворотом; сложный общественный кризис, приведший к опустению государственного центра; тяжелая и неудачная борьба за Балтийский берег — вот главнейшие факты, подлежащие нашему вниманию в царствование Ивана Грозного. Но нельзя сказать, чтобы мы хорошо знали эти факты. Материалы для истории Грозного далеко не полны и люди, не имевшие с ним прямого знакомства, могут удивиться, если узнают, что в биографии Грозного есть годы, даже целые ряды лет без малейших сведений о его личной жизни и делах». Годы 1550 — 1564. «Завоевание Казани имело громадное значение для народной жизни. Казань была хронической язвой московской жизни, и потому ее взятие стало народным торжеством, воспетым народной песней. После взятия Казани, в течение всего 20 лет, она была превращена в большой русский город; в разных пунктах инородческого Поволжья были поставлены укрепленные города как опора русской власти и русского поселения. Народная масса потянулась, не медля, на богатые земли Поволжья и в лесные районы среднего Урала. Громадные пространства ценных земель были замирены московской властью и освоены народным трудом. В этом заключалось значение «Казанского взятия», чутко угаданное народным умом. Занятие нижней Волги и Западной Сибири было естественным последствием уничтожения того барьера, которым было для русской колонизации Казанское царство». Опричнина. «Суть опричнины состояла в том, что Грозный применил к территории старых удельных княжеств, где находились вотчин служилых князей-бояр, тот порядок, какой обыкновенно применялся Москвой в завоеванных землях. И отец, и дед Грозного, следуя московской правительственной традиции, при покорении Новгорода, Пскова и иных мест выводили оттуда наиболее видных и для Москвы опасных людей в свои внутренние области, а в завоеванный край посылали поселенцев из коренных московских мест». «Борьба с изменою была целью; опричнина же была средством…. Число опричников росло, потому что росло количество земель, забираемых в опричнину. Грозный на всем пространстве старой удельной Руси, по его собственному выражению, «перебирал людишек», иных «отсылал», а других «принимал». В течение 20 последних лет царствования Грозного опричнина охватила полгосударства и разорила все удельные гнезда, разорвав связь княжеских родов с их удельными территориями и сокрушив княжеское землевладение…. Мало-помалу опричнина разрослась до громадных размеров и разделила государство на две враждебных одна другой половины…. Здесь же заметим, что прямая цель опричнины была достигнута, и всякая оппозиция сломлена. Достигалось это не только системой принудительных переселений ненадежных людей, но и мерами террора. Опалы, ссылки и казни заподозренных лиц, насилия опричников над «изменниками», чрезвычайная распущенность Грозного, жестоко истязавшего своих подданных во время оргий, — все это привело Москву в трепет и робкое смирение перед тираном». Оценка Грозного: «Все характеристики, даже тогда, когда они остроумны, красивы и вероподобны, все-таки произвольны: личный характер Грозного остается загадкой. После оценки, данной Грозному (другими историками), ясно, что мы имеем дело с крупным дельцом, понимавшим политическую обстановку и способным на широкую постановку правительственных задач. Одинаково и тогда, когда с «избранной радой» Грозный вел свои первые войны, и реформы, и тогда, когда позднее, без «рады», он совершал свой государственный переворот в опричнине, брал Ливонию и Полоцк и колонизовал «дикое поле», — он выступает перед нами с широкой программой и значительной энергией. Сам ли он ведет свое правительство или только умеет выбрать вожаков, — все равно: это правительство всегда обладает необходимыми политическими качествами, хотя не всегда имеет успех и удачу. Недаром шведский король Иоанн, в противоположность Грозному называл его преемника (царя Федора Иоанновича) московским словом «durak», отмечая, что со смертью Грозного в Москве не стало умного и сильного государя». Александр Александрович Зимин (1920 — 1980) — доктор исторических наук, профессор. В начале 60-х годов он начинает заниматься проблемами правления Ивана IV. В этот период Россия, по его мнению, представляла собой «витязя на распутье». Внимание историка привлекали социально-политические аспекты этого периода русской истории. Отрывки из книг «Опричнина Ивана Грозного» и «Россия времен Ивана Грозного»: «Основной смысл опричных преобразований сводился к завершающему удару, который был нанесен последним оплотам удельной раздробленности. Ликвидация удела Владимира Старицкого и разгром Новгорода подвели финальную черту под длительной борьбой за объединение Русских земель под эгидой московского правительства в годы опричнины. Вызванная коренными интересами широких кругов господствующего класса феодалов, эта борьба в какой-то мере отвечала потребностям горожан и крестьянства, страдавших от бесконечных междоусобных распрей феодальной аристократии. Вместе с тем опричнина была очень сложным явлением. Новое и старое переплеталось в ней с удивительной причудливостью мозаичных узоров. Утверждая самодержавную власть монарха как непреложный закон государственной жизни, Иван Грозный в то же время передавал всю полноту исполнительной власти в земщине в руки Боярской думы и приказов, фактически усиливая удельный вес феодальной аристократии в политическом строе Русского государства. Варварские средневековые методы борьбы царя Ивана со своими политическими противниками, его безудержный жестокий характер накладывали на все мероприятия опричных лет зловещий отпечаток деспотизма и насилия». «Тяжелое сиротское детство, самоуправство Шуйских наложили отпечаток на всю его жизнь, лишив его доверия, к подданным. Тем не менее, это был проницательный политик, понимавший по-своему правильно сложные внешне- и внутриполитические задачи России. Он много сделал для развития экономических отношений со странами Востока и Запада. Это отвечало насущным интересам; широких кругов феодалов и купечества. На заре самостоятельной деятельности Иван IV умел ценить талантливых и самобытных сподвижников. Но мнительный характер и обостренное чувство собственного величия неизбежно приводили его к разрыву с теми, кто искренно, настойчиво и дальновидно провопил мероприятия, направленные на укрепление самодержавия». «Для России время правления Ивана Грозного осталось одной из самых мрачных полос ее истории. Разгром реформационного движения, бесчинства опричнины, «новгородский поход» — вот некоторые вехи кровавого пути Грозного. Впрочем, будем справедливы. Рядом вехи другого пути — превращение России в огромную державу, включившую земли Казанского и Астраханского ханств, Западной Сибири от Ледовитого океана до Каспийского моря, реформы управления, страной, упрочение международного престижа России, расширение торговых и культурных связей со странами Европы и Азии». Владимир Борисович Кобрин (1930 — 1990) — выдающийся исследователь средневековой Руси, источниковед. Для Кобрина, как историка, было неприемлемо даже косвенное оправдание злодеяний исторических деятелей, он сочувствовал жертвам, а не палачам. Характеризуя опричнину, Кобрин опровергает версию о том, что посредством опричнины Иван Грозный боролся с враждебным его власти боярством. Введение опричнины он объясняет стремление царя любым путем, включая террор, укрепить единоличную власть. Отрывок из книги «Иван Грозный». Падение «Избранной Рады: «В истории средневековой России, пожалуй, не было такого десятилетия, в которое было бы проведено столько реформ, как в годы правления Избранной рады. Тогда шла напряженная, постоянная реформационная деятельность. У Избранной рады, видимо, не было тщательно разработанной программы действий. Идеи рождались у правителей в самом процессе преобразований, они учились у жизни как бы на ходу. Не все удалось осуществить. В 1560 году правительственный кружок Сильвестра и Адашева был устранен от власти, а сами его деятели оказались в опале. Этот разрыв царя с советниками только подвел черту под давними разногласиями и взаимными неудовольствиями. В чем же причины такой резкой смены правительства? Иван Грозный связывает свой разрыв с советниками со смертью первой жены — царицы Анастасии, прямо обвиняя вчерашних временщиков в убийстве. Однако раздоры из-за Анастасии, видимо, стали лишь последней каплей в разладе между царем и советниками. Этот психологический конфликт между царем и Избранной радой был только следствием другого, более существенного конфликта — между разными представлениями о методах централизации страны. Структурные реформы, которые проводило правительство Избранной рады, как и всякие структурные реформы, шли медленно, их плоды созревали не сразу. Нетерпеливому человеку (а царь Иван был нетерпелив) в таких обстоятельствах обычно кажется, что и результатов-то никаких нет, что ничего и не сделано. Ускоренный путь централизации в условиях России XVI века был возможен только при использовании террора. Но этот путь террора, который только и позволял надеяться на быстрые результаты, был неприемлем для деятелей Избранной рады. Отсюда вытекает и сопротивление Сильвестра и Адашева тем или иным начинаниям царя и упорство в проведении в жизнь собственных предначертаний. Так столкнулись две силы, два властолюбия. Увы, властолюбивый подданный не может надеяться на победу в конфликте с властолюбивым монархом. Конфликт разрешился падением Избранной рады». Опричнина. «Так был ли все же какой-то смысл, и если был, то какой, во всей этой вакханалии казней, убийств, во всех этих странных, часто противоречивых извивах правительственной политики, во внезапных возвышениях и столь же внезапных падениях временщиков? Речь, разумеется, не идет о поисках оправданий для опричнины. Каковы бы ни были прогрессивные последствия опричнины (если были), все равно у историка нет морального права прощать убийство десятков тысяч ни в чем не повинных людей, амнистировать зверство. Выбросив из истории моральную оценку, мы окажемся сторонниками давно осужденного, но все еще, увы, живого тезиса: «Цель оправдывает средства». Но такая позиция не только морально уязвима, она антинаучна, ибо, как в физике, измерение подчас меняет свойства объекта, так и в жизни цель меняется под воздействием средств. Нельзя достичь высокой цели грязными средствами. Исследования последних десятилетий показали, что представления о боярстве как о реакционной силе, которая противится централизации, в то время как дворяне выступают за централизацию, не соответствуют действительности. Мысль о том, что боярство было постоянной аристократической оппозицией центральной власти, возникла в нашей исторической науке во многом под влиянием знакомства с историей Западной Европы, где гордые и самоуверенные бароны сопротивлялись королям и даже императору. Но сопоставление это грешит неточностью». Скрынников Руслан Григорьевич — крупнейший современный специалист по истории России XVI — XVII веков, профессор Санкт-Петербургского университета, автор нескольких десятков научных работ. Особое внимание в своих исследованиях уделяет опричнине и ее последствиям. По его мнению, опричнина была изначально направлена против боярско-княжеской знати. Отрывок из книги «Иван Грозный»: «При своем учреждении опричнина имела резко выраженную антикняжескую направленность. Опалы, казни и конфискации, обрушившиеся на знать в первые месяцы опричнины, ослабили политическое влияние аристократии и способствовали укреплению самодержавной монархии. Объективно подобные меры способствовали преодолению остатков феодальной раздробленности, глубочайшей оспиной которых было крупнейшее княжеско-боярское землевладение. Однако опричная политика не была чем-то единым на протяжении семи лет ее существования, она не была подчинена ни субъективно, ни объективно единой цели, принципу или схеме. Следом за короткой полосой компромисса в 1566 году, пришло время массового террора 1567 — 1579 годов. Стержнем политической истории опричнины стал чудовищный процесс над сторонниками двоюродного брата царя князя Владимира Андреевича, завершившийся разгромом Новгорода. Причиной террора явился не столько пресловутый новгородский сепаратизм, сколько стремление правителей, утративших поддержку правящих группировок господствующего класса, любой ценой удержать власть в своих руках. В обстановке массового террора, всеобщего страха и доносов аппарат насилия приобрел совершенно непомерное влияние на политическую структуру руководства. В конце концов, адская машина террора ускользнула из-под контроля ее творцов. Последними жертвами опричнины оказались, они сами. Традиционные представления о масштабах опричного террора нуждаются в пересмотре. Данные о гибели многих десятков тысяч людей крайне преувеличены. По синодику опальных, отразившему подлинные опричные документы, в годы массового террора было уничтожено около 3 — 4 тысяч человек. Из них на долю дворянства приходилось не менее 600 — 700 человек, не считая членов их семей. Опричный террор ослабил влияние боярской аристократии, но нанес также большой ущерб дворянству, церкви, высшей приказной бюрократии, т. е. тем социальным силам, которые служили наиболее прочной опорой монархии. С политической точки зрения террор против этих слоев и группировок был полной бессмыслицей». ЛИТЕРАТУРА • Веселовский, С.Б. Царь Иван Грозный в работах писателей и историков. — М., 1999. • История государства Российского: Свидетельства. Источники. Мнения: XV — XVI века. Кн. 1. — М., 1998. • Хрестоматия по истории России. Т. 1: С древнейших времен до XVII века. — М., 1994.

Как менялся образ Ивана Грозного в оценках историков

Открытие памятника Ивану Грозному в Орле вновь оживило дискуссию о его роли в истории. Вообще, в российской истории Иван IV — одна из самых спорных и неоднозначных фигур. Его то поднимают на знамёна, то сбрасывают с постамента, то говорят о его заслугах в укреплении Русского царства, то вспоминают о проигранной Ливонской войне и опричнине. «Мел» рассказывает о том, как менялся образ Ивана Грозного в трактовках истории — с момента его смерти и до наших дней.

XVI век. Иван Двуликий

В. М. Васнецов. Царь Иван Грозный, 1897 год

За четыре с небольшим столетия, прошедших с момента смерти царя, в российской историографии сложилось три основных подхода к описанию его личности: негативно-обличительный, хвалебный и нейтрально-объективный.

Основа первого подхода была заложена ещё Андреем Курбским, бывшим сподвижником Грозного, сбежавшим в Литву из-за угрозы опалы. Курбский перешёл на сторону литовского князя Сигизмунда. Он также вёл известную переписку с самим царём и оставил его жизнеописание. В нём впервые возникла идея о двойственности Грозного: о том, что Иван Васильевич прошёл эволюцию от доброго и справедливого царя до жестокого тирана и изверга, вырезавшего боярские рода и установившего режим опричнины, который привёл к голоду в России и множеству смертей.

Курбский описывает Ивана как человека зависимого от окружения, в особенности от шуринов, чьи наветы делают его ещё более подозрительным, заставляют прогнать и предать опале верных сподвижников Сильвестра и Адашева. В «Истории о великом князе Московском» Курбский пишет:

«А если восхваляют и возносят тебя как царя великого и непобедимого и храброго, то действительно таким ты был, когда жил в страхе Божьем. Когда же ими был обманут и обольщён, то что получил? Вместо мужества твоего и храбрости стал перед врагом бегуном и трусом. Царь великий христианский перед басурманским войском у нас на глазах на диком поле бегал. А по советам любимых твоих льстецов и по молитвам Чудовского Левкия и прочих лукавых монахов что полезного и похвального и угодного Богу приобрёл? Разве что опустошение земли своей от тебя самого с твоими кромешниками (опричниками) да от вышеназванного басурманского пса, и к тому же злую славу от соседних стран, и проклятье и нарекание слёзное от всего своего народа».

Курбский был сверстником Грозного, он родился на два года позже. Но ему не довелось увидеть смерть преданного им царя: он умер на чужбине на год раньше. Однако созданная им интерпретация жизни и правления монарха сильно пережила его и так или иначе влияет на наше сегодняшнее восприятие личности Грозного.

---

XVII век. Иван Победоносец

С. А. Кириллов. «Иван Грозный». 1990 год

В то же время, еще при жизни монарха развивался позитивный подход к описанию его правления, не обращающий внимания на недостатки и деспотизм и восхваляющий достижения. Сначала он в основном использовался в современных царю исторических летописях, но потом зажил своей жизнью. Русский историк XVII века Андрей Лызлов так писал в своей «Скифской истории» об Иване Грозном и его успехах в войне с Казанским ханством:

«Сице убо светлый победоносец боговенчанный царь и великий князь Иоанн Васильевич всея России самодержец, Богу поспешествующу ему, великий подвиг за врученную ему от Бога паству показа, и достохвалную победу над погаными сотвори…»

Ту же линию продолжил и Василий Татищев, сподвижник Петра I и историк, написавший «Историю российскую». Это была первая основательная работа по российской истории, в которой автор постарался обобщить и соединить разнообразные исторические источники в единое полотно и критически проанализировать изложенные в них факты. Татищев оценивал правление Грозного положительно. Он отмечал, что о доблести Ивана и о значении его дел для русской истории сказано очень мало, и ругался на тех, кто старался видеть в Грозном лишь жестокого тирана. Взгляды Курбского он критиковал, считая его чрезмерно пристрастным и потому необъективным. По тем же причинам Татищев не считал нужным обращать внимания на мемуары иностранцев об Иване Грозном. Татищев писал:

«Мы же по обстоятельствам дел видим, что сей государь к распространению своего государства, к приобретению славы и богатства великую ревность и прилежание имел, как то видимо из его мужественных лифлянской, татарской и польской войн и его по тогдашним обстоятельствам изрядных учреждений экономических.

Видимо нам, что до царства его величества письменных законов по меньшей мере в собрании не было, как издревле и во всех государствах, судили ж по примерам и по совести на словах и большие ссоры поединками решили. В чем его величество видя многие беспорядки, по совету всех знатных людей Судебник, или Уложение, сочинил, которое состояло из 99 статей».

Похожих взглядов на личность самодержца придерживался и Михаил Ломоносов, который, правда, в «Кратком российском летописце» упоминал и о раздвоенности Ивана:

«Сей бодрый, остроумный и храбрый государь был чрезвычайно крутого нраву, который первая его супруга, великая государыня царица Настасья Романовна умела своим разумом и приятностьми удерживать. После ея преставления обычай его совсем переменился, а особливо что многие бояре, желая дочерей своих или сродниц видеть за государем в супружестве, разными смутами так дух его обеспокоили, что наподобие внезапной бури восстала в нем безмерная запальчивость. Неспокойных новогородцев казнил сей государь свирепым наказанием и царевича своего Ивана зашиб в крутом гневе, что после краткой болезни было смерти его причиною».

Во многом, такие исторические взгляды, господствовавшие в первой половине XVII века, были связаны с политическими особенностями того времени. И для Татищева, и для Ломоносова главным событием их эпохи были реформы Петра Первого. Поэтому так важно было прочертить эту историческую линию от Грозного к Петру, сравнить их (пусть не прямо, а косвенно) и показать справедливость и мудрость действий Петра.

---

XVIII век. Иван Европеец

А. Д. Литовченко. Иван Грозный показывает свои сокровища английскому послу Горсею. Холст, масло. 1875 год

Этот подход развивался потом историком Иваном Болтиным, чьи основные работы были написаны ближе к концу второй половины XVIII века. Болтин, сослуживец Григория Потемкина, генерал-майор и член Российской академии наук, живо интересовался историей. Получив хорошее домашнее образование, он в последующие годы серьезно заинтересовался прошлым, изучив множество летописей и много поездив по России.

Несомненно, работы Татищева и Ломоносова сильно повлияли на Болтина, но в то же время он воспринял и идеи французских просветителей — Вольтера, Руссо, Монтескье. Поэтому в своих трудах он подходил к рассказу о Грозном с более отстраненной и более критической точки зрения. В то же время, он не увлекался очернением. Самой важной мыслью для Болтина было то, что Россия жила и развивалась согласно тем же правилам, что и европейские страны, а все различия связаны с географическим местоположением, равно как и с особенностями русской жизни. Он сравнивал борьбу Грозного с боярами с действиями французского монарха Людовика XI — он считается основателем абсолютной монархии во Франции:

«Такое правление (феодальное — прим. авт.) продолжалося в Европе более 500 лет. Во Франции Лудовик XI его вовсе истребил, в Гишпании, в Англии в почти то же время уничтожено. <…> Наши древние удельные князья полным феодальным правом пользовалися и точно таким, каким ныне пользуются германские князья; имели в подданстве своем Князей, Бояр, Дворян; могли иметь друг с другом войну и с Великим Князем, хотя и признавали его за главу государения. Царь Иван Васильевич все их владения разрушил и уничтожил».

Но в целом взгляды Болтина были уже большим прогрессом по сравнению с историческими изысканиями Татищева, во многом превосходя их и в глубине анализа, и в серьезности подхода к историческим событиям. Это не была апология царя, не было его поношение. Болтин пытался встроить образ Ивана Грозного в общеевропейский контекст, придать ему глубину и связать его с эпохой.

---

XIX век. Иван Деспот и Иван Государственник

Неврев Н. В. Опричники

Накопленные за долгие годы знания, различные точки зрения на русскую историю, критический анализ прошлого привел к появлению одного из самых значительных трудов русской историографии — «Истории государства российского» Николая Михайловича Карамзина.

Именно Карамзин первым смог описать историю России так, что она заинтересовала не только ученых, но и широкую публику. Светские дамы и столичные модники, ранее и не помышлявшие о том, что российская история может быть интересной, смели с прилавков весь тираж (а он был немалым по тем временам — 3 тысячи экземпляров). Взгляд Карамзина на историю был очень прогосударственным и монархистским, что даже вызывало критику его более либеральных друзей. Пушкин, например, отреагировал эпиграммой: «В его „Истории“ изящность, простота / Доказывают нам, без всякого пристрастья / Необходимость самовластья / И прелести кнута».

Для Карамзина Грозный был неоднозначной личностью: он отмечал его достижения и успехи в государственном строительстве и объединении государства, но сурово критиковал за деспотизм, тиранизм и жестокость. В чем-то подход Карамзина отсылал к взглядам Курбского — «два разных Ивана». Один — молодой и справедливый царь, другой — злой, жестокий и подозрительный тиран. При этом Карамзин гораздо объективнее большинства хулителей царя. Он положительно отзывается о военных кампаниях Грозного, покорении Казани и колонизации Сибири. В конце концов, он пишет так:

«Между иными тяжкими опытами Судьбы, сверх бедствий Удельной системы, сверх ига Монголов, Россия должна была испытать и грозу самодержца-мучителя: устояла с любовию к самодержавию, ибо верила, что Бог посылает и язву и землетрясение и тиранов; не преломила железного скиптра в руках Иоанновых и двадцать четыре года сносила губителя, вооружаясь единственно молитвою и терпением, чтобы в лучшие времена иметь Петра Великого, Екатерину Вторую <…>

Несмотря на все умозрительные изъяснения, характер Иоанна, Героя добродетели в юности, неистового кровопийцы в летах мужества и старости, есть для ума загадка. <…>

Но отдадим справедливость и тирану: Иоанн в самых крайностях зла является как бы призраком Великого Монарха, ревностный, неутомимый, часто проницательный в государственной деятельности».

Взгляды Карамзина на Ивана Грозного стали практически стандартными для историков 19-го века. Расходясь в оценках тех или иных конкретных действий царя, историки сходились на том, что странности и жестокости в поведении Грозного были связаны с психологическими проблемами: чрезмерной подозрительностью, смертью жены, опасениями за свою жизнь после того как в Москве прошли бунты после пожаров.

Например, Сергей Соловьев, русский историк, написавший «Историю России с древнейших времен» (многотомная книга выходила с 1851 по 1879 год), видел своей задачей развитие отечественной историографии и придание ей нового импульса. Но и он во многом стоял на тех же основаниях, что и Карамзин. Хотя он и старался рассматривать правление Ивана IV как эпоху борьбу «государственников» и «феодалов» — в чем-то эти взгляды перекликались с идеями Болтина. Впрочем, Соловьев вовсе не стремился к упрощению эпохи Грозного, о чем и сам писал:

«В то время как одни, преклоняясь пред его величием, старались оправдать Иоанна в тех поступках, которые назывались и должны называться своими очень нелестными именами, другие хотели отнять у него всякое участие в событиях, которые дают его царствованию беспрекословно важное значение. Эти два противоположных мнения проистекли из обычного стремления дать единство характерам исторических лиц; ум человеческий не любит живого многообразия, ибо трудно ему при этом многообразии уловить и указать единство, да и сердце человеческое не любит находить недостатков в предмете любимом, достоинств в предмете, возбудившем отвращение».

Такой взгляд на Грозного стал практически официальным в Российской империи. Даже Дмитрий Иловайский, историк, по учебникам которого учились поколения русских гимназистов, также отмечал раздвоенность царя, с одной стороны объединителя земель и успешного строителя государства, а с другой властолюбивого, жестокого и мнительного:

«Иоанн имел от природы необыкновенно живые способности и пылкий, впечатлительный характер; к несчастию, никто не позаботился дать ему хорошее воспитание. Бояре обходились с ним грубо, делали его свидетелем позорных сцен, часто оскорбляли самолюбие дитяти и тем ожесточали его сердце. С ранних лет уже Иоанн начал обнаруживать большую жестокость, которая проявлялась и в самых детских его забавах; так, он находил удовольствие мучить животных или, разъезжая иногда с толпою сверстников по улицам Москвы, со смехом давил конями встречавшихся людей и т. п.».

Конечно, и у такого подхода находились свои критики, как со стороны рьяных патриотов, так и тогдашних либералов. Русский правовед и историк Константин Кавелин (учитель истории у наследника престола, будущего императора Александра II) был уверен в положительных результатах деятельности Грозного и писал, что монарх был недооценен современниками и потомками:

«Его многие судили, очень немногие пытались понять, да и те увидели в нем только жалкое орудие придворных партий, чем Иоанн не был. Bce знают, все помнят его казни и жестокости; его великие дела остаются в тени; о них никто не говорит. Добродушно продолжаем мы повторять отзывы современников Иоанновых, не подозревая даже, что они-то всего больше объясняют, почему Иоанн сделался таким, каков был под конец: равнодушие, безучастие, отсутствие всяких духовных интересов — вот что встречал он на каждом шагу».

Даже талантливые шутники из журнала «Сатирикон», выходившего в начале прошлого века, написав свой пародийный учебник по истории, брали за образец набивший оскомину русским школьникам учебник Иловайского:

«Весть о рождении Иоанна Грозного как громом поразила Москву. Птицы и звери попрятались в лесах. Рыба со страху сделалась еще более мокрой и притаилась на дне океана. Люди совсем потеряли головы и были этому очень рады, ибо рассуждали так:

Иоанн Васильевич все равно их отрубит. Лучше уж сами потеряем головы. Когда придут палачи, они останутся в дураках — нечего будет рубить».

---

XX век, Ленин. Иван Экономист

Иван Грозный и Малюта Скуратов. Седов Г. С., 1871 год

После Октябрьской революции взгляды на отечественную историю сильно изменились. В первую очередь это выразилось в разгоне исторических факультетов и прекращении преподавания истории в школах. Подход Карамзина был отвергнут советской властью, так как был сочтен слишком реакционным и монархическим. Он уступил место новому и официально одобренному прочтению событий прошлого — марксистской истории Михаила Покровского.

Покровский был профессиональным историком, правда, еще в конце XIX века он перешел на марксистские, революционные позиции, активно обличая российский режим, Русско-японскую войну и действия Николая II в отношении Государственной думы. Вернувшись в Россию из эмиграции после революции, он вскоре занял пост заместителя наркома просвещения РСФСР. Именно на этом посту Покровский стал одним из лидеров советских историков 1920-х годов.

Покровский рассматривал русскую историю как борьбу классов: самодержавная монархия для него была выражением политических желаний буржуазии и аристократии. Он писал, что русская монархия — это «торговый капитал в шапке Мономаха». Большое значение он придавал народным восстаниям и бунтам, и не считал необходимым рассматривать царей и их приближенных как самостоятельных фигур. Он видел в них лишь инструменты для проведения решений, выгодных купечеству и дворянству.

В действиях Грозного он прежде всего видел экономическую подоплеку — борьбу богатого купечества и помещиков против феодалов. В «Русской истории в самом сжатом очерке» он писал о царе так:

«Господство дворянства и купечества выразилось таким образом в диктатуре, в огромном усилении царской власти. Террор не ограничивался боярством, — он распространился на целый ряд других общественных групп, связанных со старым порядком (церковь, монастыри, остатки новгородского торгового капитала и т. д.), крепко засел в народной памяти и дал повод прозвать царствовавшего тогда Ивана Васильевича — Грозным. Это конечно не значит, что Иван лично был особенно жестоким человеком и что он лично много значил в перевороте. Борьба шла не между отдельными людьми, а между классами. Но любопытно, что Иван Грозный принимал в борьбе значительное участие и принадлежал даже к числу публицистов, которые тогда выступали. В своих писаниях, письмах к бежавшему за границу Курбскому он по-своему пытается оправдать террор и доказать необходимость переворота».

Эта работа Покровского была высоко оценена Лениным, а позиция Покровского имела официальный статус до середины 1930-х. В 1936 году, спустя четыре года после смерти Покровского, его научная школа была подвергнута критике, а в дальнейшем и полному разгрому и объявлена «базой вредителей, шпионов и террористов». Сама концепция была названа антиисторической и антимарксистской, и была предана забвению до 1960-1970-хх годов.

---

XX век, Сталин. Иван Мудрый

Вениг К. Б. Иван Грозный и его мамка

Большая переоценка личности Грозного и возвращение на близкие Татищеву позиции произошла вновь еще в 1920-х годах. Историк Роберт Виппер в начале второго десятилетия нового века написал несколько работ, в которых оценил правление царя положительно. В них он предстал как основатель современного государства, успешный полководец и реформатор. В те годы его теория не снискала популярности, в отличие от подхода Покровского. Но с начала 1930-х, в особенности после разгрома школы Покровского, концепция Виппера получила самую высокую поддержку.

Не в последнюю очередь это было связано со взглядами Иосифа Сталина и на русскую историю в целом, и на Ивана Грозного в частности. Например, в 1947 в беседе с режиссером Сергеем Эйзенштейном о его фильме «Иван Грозный» (первая часть которого очень понравилась Сталину, а вторая разозлила — в ней Эйзенштейн сместил акценты в изображении личности монарха, а ключевой сценой стал угрожающий танец опричников), Сталин сказал следующее:

».Мудрость Ивана Грозного состояла в том, что он стоял на национальной точке зрения и иностранцев в свою страну не пускал, ограждая страну от проникновения иностранного влияния. В показе Ивана Грозного в таком направлении были допущены отклонения и неправильности. Петр I — тоже великий государь, но он слишком либерально относился к иностранцам, слишком раскрыл ворота и допустил иностранное влияние в страну, допустив онемечивание России. Еще больше допустила его Екатерина. И дальше. Разве двор Александра I был русским двором? Разве двор Николая I был русским двором? Нет. Это были немецкие дворы. <…>

Одна из ошибок Ивана Грозного состояла в том, что он не дорезал пять крупных феодальных семейств. Если он эти пять боярских семейств уничтожил бы, то вообще не было бы Смутного времени. А Иван Грозный кого–нибудь казнил и потом долго каялся и молился. Бог ему в этом деле мешал… Нужно было быть еще решительнее».

Это действительно было близко к взглядам Роберта Виппера, весьма скептически относившегося к критикам Ивана Грозного. В этом плане Виппер был близок к двум блестящим русским историкам — Соловьеву и Платонову, которые также старались смотреть на Грозного с более объективной и прогосударственной позиции. Правда, Виппер в своей идеализации монарха шел гораздо дальше:

«Ивану Грозному, современнику Елизаветы английской, Филиппа II испанского и Вильгельма Оранского, вождя Нидерландской революции, приходится решать военные, административные и международные задачи, похожие на цели создателей новоевропейских держав, но в гораздо более трудной обстановке. Талантами дипломата и организатора он, может быть, всех их превосходит. <…>

Русский народ дал совсем иную, глубоко мудрую оценку личности Ивана IV, выразивши ее в прозвище «Грозного». В иностранной исторической литературе смысл этой характеристики совершенно искажен переводами — Iwan der Schreckliche, Jean le Terrible, что означает «страшный», «ужасный», чем и подчеркивается обвинение Ивана IV в жестокости. В XVI в. в великой Московской державе «Грозный» звучало величественно и патриотично. Прозвище это прилагалось уже раньше к Ивану III».

Этот подход стал, по сути, единственным допустимым в сталинские времена. Например, в школьном учебнике для младших классов за авторством Андрея Шестакова (старый большевик, глава Музея революции и значимый советский деятель), который был издан в 1937 году, опричнина описывалась как борьба с предателями и лизоблюдами-придворными, мешающими объединению страны:

«После первых поражений в войне Иван раскрыл измену крупных бояр-вотчинников. Эти изменники переходили на службу к полякам и литовцам. Царь Иван повёл жестокую борьбу с боярами, которые противились объединению страны, укреплению самодержавной власти царя. Многих бояр и их сторонников он казнил, других ссылал в отдалённые части государства. Их земли он отбирал, раздавая мелким помещикам (дворянам). Борьба с боярами нужна была Ивану IV, чтобы окончательно сломить всех этих мелких царьков, какими были бояре, и укрепить единую власть. Для борьбы с ними Иван IV образовал из помещиков особый отряд в несколько тысяч человек и назвал их «опричниками».

Опричники имели свою особую форму. К седлу опричника были привязаны собачья голова и метла. Это были знаки его должности: вынюхивать, выслеживать врагов царя и выметать изменников-бояр. Таким путём Иван Грозный укреплял самодержавную власть в Русском царстве, уничтожая боярское имущество».

---

XX век, после Сталина. Иван Грозный

Лебедев К. В. Царь Иван Грозный просит игумена Кирилла (Кирилло-Белозерского монастыря) благословить его в монахи

Подобные воззрения на правление Ивана Грозного оставались официальными до XX съезда КПСС. Разоблачение сталинизма Хрущевым позволило многим советским историкам, вроде Зимина, Черепнина, Кобрина или Скрынникова (а также работам умерших ранее Полосина и Веселовского), выйти со своими концепциями из подполья. При Сталине они имели мало шансов на публикацию своих работ о Грозном, так как их взгляд сильно отличался от одобренного. Они были более критичны, но и более объективны, старались придавать большее значение негативным последствиям опричнины. При этом многие из них описывали поздние репрессивные действия царя как следствие политической необходимости, а не результат душевной болезни.

Они не отрицали значения реформ Грозного для развития государства, но требовали не забывать и об ужасных последствиях жестокости царя — по их мнению, оправдывать прогресс и развитие человеческими жертвами было нельзя. Руслан Скрынников, ленинградский историк, подытоживал рассказ об опричнине следующим образом: «В XVI в. Россия достигла огромных экономических успехов и пережила великое разорение».

---

XXI век. Иван Разный

Седов Г. С. Царь Иван Грозный любуется на Василису Мелентьеву

Современные историки и вовсе далеки от единства мнений по поводу Грозного. С одной стороны, в наши дни появилось много возможностей для нового анализа и ревизии эпохи времен Грозного, что позволяет занимать более отстраненную и объективную позицию. С другой стороны, в 1990-е и 2000-е появилось немало идеологически ангажированных исследованний — как в сторону негативного описания времен Ивана Грозного, так и в сторону восхваления монарха.

Например, для историка Игоря Фроянова опричнина — это пример успешного опыта борьбы с феодальными князьями, чью независимость нужно было подавить для того, чтобы построить единое государство. Кроме того, для него появление опричнины связано с противостоянием Западным странам. Упомянутый выше Скрынников считает важным достижением той эпохи появление оборонных рубежей на границе и прекращение феодальной междоусобицы. Консервативный историк Перевезенцев считает главным в личности Грозного его следование монашеским идеалам. А вот для Бориса Флори важным все равно остается вопрос о целесообразности человеческих жертв:

«Но даже если такая работа (по оценке роли Ивана Грозного — прим. авт.) в ее полном объеме будет когда-то проделана и ее итогом станет признание социально-политического устройства России второй половины XVI века наиболее оптимальной, обеспечивавшей возможности поступательного развития в данных исторических условиях формой организации общества, то все равно исследователи встанут перед решением вопроса: обязательны ли для достижения такого итога были все те кровавые жертвы, которыми ознаменовалось правление Ивана IV и которые привели в конечном итоге к разорению всей страны, сделав ее неспособной отразить наступление своих противников?».

В общем, вопрос о роли Ивана Грозного в истории остается открытым и обсуждаемым. Большинство профессиональных историков сейчас далеки от безусловного восхваления царя, но также не впадают и в исключительный критицизм. Истина, в любом случае, во многом зависит от точки зрения смотрящего.

«Самые злые мужчины и женщины в истории» Иван Грозный (телесериал, 2001 г.)

6.9/10

11

ВАША ОЦЕНКА

Документальная история

Иван IV, также известный как Иван Грозный, был великим князем Московским с 1533 по 1547 год и был первым правителем России, принявшим этот титул царя. Он также был набожным теистом. Иван IV Русский, также известный как Иван Грозный, был великим князем Московии с 1533 по 1547 год и был первым правителем России, принявшим титул царя. Он также был набожным теистом. Иван IV Русский, также известный как Иван Грозный, был великим князем Московии с 1533 по 1547 год и был первым правителем России, принявшим титул царя. Он также был набожным теистом.

IMDb RATING

6.9/10

11

YOUR RATING

• Stars
  • Nikolai Borisov
  • Lindsey Hughes
  • Frank Kämpfer

• Stars
  • Nikolai Borisov
  • Lindsey Hughes
  • Frank Kämpfer

Смотрите производство, кассовые сборы и информацию о компании

Смотрите больше на IMDbPro

Фото

Лучшие актеры

Николай Борисов

• Self
• (as Professor Nikolai Borisov)

Lindsey Hughes

• Self
• (as Professor Lindsey Hughes)

Frank Kämpfer

• Self
• (as Professor Frank Kämpfer)

Ben Тейлор

• Рассказчик

• Все актеры и съемочная группа
• Производство, кассовые сборы и многое другое на IMDbPro

Сюжетная линия

Отзывы пользователей

Будьте первым, кто оставит отзыв

Лучшее IMDb 2022 года

Лучшее IMDb 2022 года

Узнайте о звездах, которые взлетели до небес в чарте STARmeter IMDb в этом году, и узнайте больше о лучшем 2022 года; включая лучшие трейлеры, плакаты и фотографии.

Подробнее

Детали

Технические характеристики

• 23 минуты

Связанные новости

Внесите свой вклад в эту страницу

Добавить содержание

0002

Подробнее для изучения

Недавно просмотр

Вы не получили недавно просмотренных страниц

Иван Эйзенштейн The Trearip Техаса в Остине. Она является автором многочисленных книг и статей по социальной и культурной истории России, а также редактором веб-сайта по публичной истории Not Even Past и соведущей серии исторических подкастов «15 Minute History». Ее последняя книга —

Эта вещь тьмы: Иван Грозный Эйзенштейна в сталинской России , опубликованный издательством Корнельского университета.

Музыка:

Бесплатно, «Ночная сова», Беснаправленный .

Если вам нравятся эти стенограммы и вы хотите прочитать больше, поддержите их, став покровителем подкаста SRB.

Эта сокращенная версия интервью была отредактирована для ясности.

Название вашей новой книги, Это Существо Тьмы, Иван Грозный Эйзенштейна в сталинской России , взято из шекспировской Бури . Каково значение этого названия, Это Существо Тьмы , для эйзенштейновского Ивана Грозного.

В Эйзенштейне много Шекспира, хотя на самом деле он известен тем, что говорил, что предпочитает Бена Джонсона и некоторых других современников. Но он пишет о Шекспире, шекспировские идеи во всех его фильмах, а Шекспира много в Иван Грозный .

Кроме того, когда я пытался понять, какие истории я хочу рассказать в этой книге, Буря была повсюду. Это был пик постколониальных переосмыслений пьесы, так что люди делали с ней действительно интересные вещи, а я постоянно с ней сталкивался. Я столкнулся с ним на шекспировских фестивалях в маленьких городках, через которые проезжал. Был фильм Хелен Миррен с женщиной Просперо. Я начал слушать потрясающий подкаст о Шекспире Эммы Смит и наткнулся на великолепное эссе Стивена Гринблата о власти у Шекспира. Связи с Шекспиром, но особенно Буря , были везде.

Почему? Потому что Буря просит нас подумать о силе, о потере власти, об использовании магии для сохранения власти и о магии книг, которую Эйзенштейн абсолютно разделял. В «Буря» Просперо был сослан на этот остров после того, как его брат Антонио узурпировал его власть и отправил его в море на маленькой лодке. И когда он добирается туда, он захватывает этот остров и начинает формировать все, что может, по своей воле.

Все это действительно помогло мне задуматься о том, как великие художники, которые не всегда являются самыми красноречивыми политическими теоретиками, думают о власти и представляют ее. В частности, в случае с Эйзенштейном Иван неоднозначно относится к правлению, и особенно он неоднозначно относится к насилию, которое, по его мнению, ему необходимо для управления, к тому, что значит править, особенно править другими.

На острове Просперо пытается воспитать существо, единственного уроженца острова, которого мы видим, так называемого монстра Калибана. Но Калибан действительно неоднозначно относится к образованию. Он не так благодарен, как думает Просперо, и думает, что он правитель острова. Этот остров, который Просперо забрал у него. И поэтому он замышляет с двумя другими мужчинами убить Просперо. Что-то, что всегда представляется как фарс.

Итак, мой заголовок, строка «эта вещь тьмы» — это Просперо, разговаривающий с другими людьми в этом заговоре, господином других людей, после того, как они сорвали заговор с убийством. А он говорит: «Ну, эти двое твои, ты их знаешь, а вот эту тьму я признаю своей». И это немного похоже на одноразовую линию. Знаешь, они твои, а это мои, я понимаю. Но дело в том, что на самом деле он никогда не признает Калибана своей ответственностью и не признает ту роль, которую он сыграл в становлении Калибана тем, кто он есть. Это то, что Иван делает снова и снова, и я думаю, что это лежит в основе портрета Ивана Эйзенштейна.

Это поднимает один из центральных вопросов, над которым Эйзенштейн хочет подумать в «Иване». Когда различные враги Ивана бросают ему вызов, когда они выступают против централизации власти, действуют ли они из чистой жадности? Или из сил голода? Из эгоизма? Из чудовищности? Или Иван действительно их спровоцировал? Несет ли он ответственность за их сопротивление его политике?

Иногда Иван ведет себя так, будто признает свою ответственность за беспорядки и возникающее в результате насилие, но всегда возвращается к своему первоначальному плану. Его миссия состоит в том, чтобы централизовать государство под правлением одного человека, edin о держави е , и централизовать государство за счет традиционных лидеров в церкви, основать современное государство, а противников его планов расправиться с беспощадной жестокостью. Собственная ответственность Ивана — это то, о чем Эйзенштейн хочет, чтобы мы думали, пока смотрим фильм. Так что в этом смысле это название имело смысл.

И еще, в каком-то смысле, Буря предлагает нам подумать о том, что значит быть человеком и что значит быть сверхчеловеком. Эйзенштейн видел кризис Ивана, его внутренние разногласия, его внутренние противоречия, все эти вещи, как то, что мы все разделяем. Он хотел, чтобы мы видели Ивана человеком, с человеческими мыслями и чувствами, а когда он пытается возвысить себя над другими как сверхчеловека, что происходит во второй части, оказывается, что это не решает его проблем и не утоляет жажду. за власть, но создает новые кризисы на каждом шагу.

И в этом смысле «эта тьма», я думаю, — это то, что, по словам Эйзенштейна, является человеческой чертой всех нас. Но, в конце концов, Просперо оставляет позади свои магические силы, а также жажду мести, еще одну важную тему Ивана, и принимает свою человечность. Что-то, на что Иван указывает, но на самом деле не делает. И что отказ от магической силы и принятие простой человеческой силы — это спасение Просперо. Иван остается «предметом тьмы» даже при всех своих триумфах.

901:45 Я думал, что название было также комментарием того, сколько одержимости Эйзенштейн вложил в создание этого фильма. Но также и более широкий контекст советской России, в котором снимается фильм. Вы уже упоминали об этом, ведь это фильм о насилии в контексте страны, которая с начала 20 90 222 го 90 223 века переживает крайнее насилие. Я подумал, что «Вещь тьмы» также является отсылкой к более широкому контексту, в котором снят этот фильм.

Вы абсолютно правы. Принцип работы Эйзенштейна заключается в том, что это фильм, построенный на множестве сетей изображений. «Этот предмет тьмы» — один из таких, и мы можем посмотреть на название, мы можем посмотреть на эту идею с точки зрения самого Ивана.

Но вы совершенно правы в том, что Эйзенштейн говорит обо всем контексте, в котором он работает, и он был свидетелем огромного насилия в своей жизни, и он, конечно же, осознавал, если здесь есть какой-то историографический вопрос, ужас, который вызвал его потерять многочисленных друзей, своего наставника Всеволода Мейерхольда и других. Исаак Бабель, с которым он работал. У него не было иллюзий по поводу сталинизма. И нет никаких сомнений в том, что это также относится ко всему контексту Сталина и сталинизма.

Вы историк и относитесь к этому фильму по большей части как историк. Когда вы начали подходить к этому проекту как историк, что вы обнаружили? Как люди поняли этот фильм и как он был снят? И что вы ему дали, приведя исторический анализ?

Я думаю, что главное, что я сделал, это вернулся в архивы и предоставил чтение существующих документов, чтобы понять, что Эйзенштейн пытался сделать в Иван Грозный .

Критики в целом восприняли фильм по ряду точек зрения, которые изменились за последние 70 лет. Скажу лишь, что Часть первая была выпущена в конце 1944 года и получила Сталинскую премию. Затем часть вторая была закончена через год и ее тут же запретили, и выпустили только в 1958 году. А часть третья так и не была закончена, отчасти потому что Эйзенштейн умер в 1948 году. смотрит этот фильм, или пишет о фильме, пишет о нем, используя анализ текста и анализ фильма. Я тоже так делаю. На самом деле, мой главный аргумент в том, что мы не можем смотреть на это только как на фильм или просто как на часть истории. Эйзенштейн действительно верил, что то, что он делал, было историческим и художественным, и что они были неразделимы. Я действительно стараюсь следовать этому через все это.

Большинство людей за пределами Советского Союза, которые смотрели фильм в 1946 году, восприняли его как прямую пропаганду. Иван Эйзенштейна был монументальным лидером. Фильм оправдывал то, как Иван безжалостно расправлялся со своими врагами. И вообще фильм якобы поддерживал сталинскую власть.

В Советском Союзе никогда не было так просто. Поверхность никого не обманула. Ну, некоторые были, но не настолько, по поверхностному повествованию о монументализме. У нас есть письма от читателей. У нас есть обсуждения цензуры, о которых мы можем поговорить позже. Но по большей части им портрет Ивана показался сложным.

Затем, говоря кинематографическим языком, наблюдатели разделяются другими способами. Некоторые люди считают, что Иван показал Эйзенштейну, что он просто полностью подчинился Сталину, что он снял обычный биографический эпос, что он отказался от великого кинорежиссера, которым он был в 1920-х годах, с его новшествами и экспериментами и так далее. Эти предположения до сих пор можно найти во многих учебниках и многочисленных опросах.

Затем уже в 1960-х и 1970-х годах стали появляться исследования, в которых ценился эстетический эксперимент. Затем понадобилось еще пару десятков лет, в 1990-х и 2000-х годов люди начали переоценивать политическую позицию в фильмах. Но все же есть много людей, которые скептически относятся к тому, что «Иван» Эйзенштейна — антисталинский, даже антисоветский фильм. Одна из моих целей в книге — установить, что сочетание анализа фильма и документальных свидетельств показывает, как политика и артистизм переплетаются в фильме. Но пытаясь обосновать все эти аргументы систематическим изучением архива Эйзенштейна.

Самое удивительное в архиве то, что он огромен. Есть сотни производственных ноутбуков. В этот период он писал дневники. Он переписывался с людьми, с которыми работал. Я действительно стараюсь привнести в свою работу признательность историка за документальные свидетельства.

Как ему удалось снять этот фильм?

Ну, это действительно два вопроса, верно?

Я спрашиваю об этом потому, что в начале книги Эйзенштейн действительно находится в низком периоде своей жизни и творчества. Он предлагал фильмы, и они продолжают получать отказы. Но тут к нему подходит Жданов и говорит: «Эй, у нас вообще-то есть проект, который мы бы хотели, чтобы ты сделал», более или менее. Затем он получает этот заказ от высших эшелонов советской власти и снимает фильм, который является очень сложной психологической эстетикой. Действительно красивый фильм. Так как же ему удалось сделать это так, как он хотел?

Эйзенштейн хорошо понимал природу власти. Я думаю, что это одна из вещей, которая делает фильм великолепным, но это также позволило ему его снять.

Он очень хорошо понимает меценатство и то, как работает киноиндустрия, да и вообще вся культурная продукция в Советском Союзе. работает. О меценатстве в других областях советской жизни писали многие, но в искусстве оно действовало абсолютно, и он это прекрасно понимал. Это было поручение Сталина. Оно исходило от Жданова, но исходило абсолютно прямо от Сталина. Значит, Сталин был покровителем Эйзенштейна, а посредником здесь является Иван Большаков, он же покровитель Эйзенштейна, а Сталин покровитель Ивана. И покровительство работает. Это двустороннее. Художник должен делать то, что от него хотят его покровители, но покровители также должны следить за тем, чтобы этот продукт был сделан. Эйзенштейн понимал эту сложную взаимосвязь и неоднократно обращался к Большакову и к самому Сталину, когда ему становилось все труднее. Это часть ответа на этот вопрос.

Кроме того, он был в эвакуации. Он начал писать фильм сразу же, в январе 1941 года, сразу после того, как получил заказ. Затем в июне вторгаются нацисты. Затем в октябре 1941 года из Москвы были эвакуированы московские киностудии и еще два миллиона человек. Киностудии разместились в Алма-Ате, которая тогда называлась Алма-Ата, в Казахстане. Эйзенштейн понимал, что значит быть далеко от Москвы, и тоже использовал это в своих интересах. Было много-много отсрочек, и он использовал их в своих интересах. Он продолжал читать, писать и по-настоящему думать о том, как ему создать фильм с поверхностным повествованием, которое одобрил бы Сталин, а затем приступить к подрыву этого повествования различными способами или к усложнению этого повествования множеством способов.

Он действительно не торопился, и у него было много неприятностей из-за этого. Даже бухгалтер киностудии пишет ему письмо, в котором говорится: «Ты наглый придурок», по сути. «Как вы смеете думать, что вы настолько важны, что можете продолжать использовать наши ресурсы, чтобы продолжать делать этот фильм, который вы должны сделать сейчас». Но каждый раз, когда случалось что-то подобное, он мог позвать одного из своих покровителей, чтобы тот отозвал другого с его спины. И он действительно не торопился. Так что это еще одна часть этой истории.

Иван Грозный исторический фильм. Это биография. Это изображение очень важного момента русской истории. Как он работает, или как вы относитесь к нему как к историческому фильму?

Это действительно сложный вопрос, потому что в нем много частей. Позвольте мне сказать в целом, что в большинстве трактовок исторических фильмов критики обычно любят указывать на то, что они ошиблись. И читатели находят это очень удовлетворительным. Мы любим изучать свою историю в кинотеатре, но потом все спешим домой в Википедию, чтобы узнать какую-то другую версию.

Но то, что историки находят интересным в исторических фильмах, заключается в другом. Историков интересует выбор, который делают режиссеры, чтобы изобразить историческую личность или период определенным образом. Мы знаем, что фильмы — это не настоящая история, но нам важно смотреть на эти варианты, потому что они рассказывают нам что-то об этом периоде. А затем посмотреть, что они могут сделать с исторической фигурой, чего не можем сделать мы, историки. Это ограничение зависимости от документальных доказательств. Мы не можем понять мотивы персонажей, их психологию или то, что они хорошо чувствовали. Все эти варианты многое говорят нам об Эйзенштейне, о времени создания фильма и о сталинской России.

Вот как я относился к Ивану как к истории. Как Эйзенштейн формирует историю Ивана? Что это говорит нам о том, что он пытался сказать? И что это говорит нам о сталинском Советском Союзе?

К счастью, это еще одна область, где у нас есть огромное количество документов. Эйзенштейн прочитал огромное количество книг, которые мы все считаем основными для изучения Московии XVI века. Он читал всех историков-классиков 19 века, Карамзина, Соловьева, Ключевского. Читал советских историков. Он читал источники 16-го века, такие как письма, которыми Иван обменивался с Андреем Курбским, помощником, который предал его в реальной жизни и в фильме. Он читал Генриха фон Штадена, который написал мемуары, фактически отчет о службе в опричниках наемником. И все это записал.

Он также читал книги по искусству того времени и по оружию. Он отправлял людей в музеи, чтобы сфотографировать предметы 16-го века. Он действительно погрузился в историю и в период. Он много писал об этом, но он также писал о том, что он считал своей работой историка.

Вы упомянули ранее, что Черкасов Иван — это ваш Иван, и Эйзенштейн это знал. В какой-то момент он сказал кому-то: «Я должен сделать это правильно, потому что я собираюсь сделать Ивана, который станет Иваном для всех после выхода этого фильма».

Но у него также было чувство ответственности перед историей. Он действительно хотел сделать это правильно. Но он не считал, что это означает следовать документам так, как историк следует документам. Он знал, что ему приходится изобретать вещи, но он хотел, чтобы это было психологически верным, в частности, даже если это не было исторически точным.

В то же время он понимал, что вся история строится по-разному людьми, живущими в разные эпохи, что-то вроде клише для нас сейчас, и хотел сбалансировать эти вещи. Он хотел иметь возможность создать фильм, который был бы значим для людей в его период времени. Но это означало создание фильма, который был бы структурирован так, как люди думают в его время. Я не знаю, имеет ли это смысл. Но эти две вещи должны были сойтись. И это, между прочим, он тоже получил от Шекспира, от изучения Шекспира, который, по его мнению, делал это превосходно.

А сам Иван. Кто такой Иван Грозный в фильме Иван Грозный ?

Кто такой Иван Эйзенштейна? Главное, что нет простой формулы, объясняющей, кем был Иван. Энн Несбитт однажды написала: «Иван не равен Сталину», и это действительно правда, за исключением того, что иногда он равен.

Как я уже говорил ранее, Эйзенштейн построил фильм с очень сложным набором взаимосвязанных сетей образов и идей, так что все это очень скользко.