Таблицa 9 класс | Общественное движение при Николае I
| Представители | Наиболее цельное выражение консерватизм получил в Теории официальной народности, разработанной министром С. С. Уваровым. Идеологию консерватизма развивали журналисты Ф. В. Булгарин, Н. И. Греч. Профессор истории Московского университета М. И. Погодин. Профессор Петербургского университета О. И. Сенковский | Славянофилы – братья И. В. и П. В. Киреевские, А. С. Хомяков, братья К. С. и И. С. Аксаковы, А. И. Кошелев, Ю. Ф. Самарин. Западники – П. Я. Чаадаев, Т. Н. Грановский, С. М. Соловьёв, К. Д. Кавелин, П. В. Анненков, В. Г. Белинский, В. П. Боткин, И. С. Тургенев, Б. Н. Чичерин | Участники революционных и просветительских кружков. Эти кружки были немноголюдны, их членами были в основном представители слоя разночинцев. Кружок братьев Критских, Московский кружок Н. В. Станкевича; В. Г. Белинский; М. А. Бакунин; члены кружка А. И. Герцена, Н. П. Огарева; Кружок петрашевцев, Ф. М. Достоевский, М. Е. Салтыков-Щедрин; Н. А. Спешнев; В. А. Милютин |
| Взгляды | Согласно этой теории православие рассматривалось как духовная основа народа и нравственный стержень государства. Самодержавие признавалось лучшей и единственно возможной формой правления для России. Крепостное право расценивалось как благо и для народа, и для государства. Под словом «народность» подразумевалось отсутствие социальных противоречий в России, единство народа и царя. На основе этих идей делался вывод о том, что социальные и политические изменения в России не нужны и только нанесут вред основам русской жизни | Славянофилы были уверены в самобытности пути развития России. К самобытным чертам славянофилы относили крестьянскую общину как основу социальной. Земские соборы они оценивали как органы плодотворного сотрудничества народа и царя. Православие славянофилы считали единственно верной религией. Реформы, которые провёл Пётр I, славянофилы воспринимали как крайне негативный опыт насаждения чужеродных порядков, свернувших Россию с «истинного» пути | Считали необходимым кардинальные перемены системы революционным путём. Представителями кружков в основном являлись разночинцы. Кружок братьев Критских (1826-1827 гг.) развивал декабристские идеи и тактики. Вели пропаганду революционных идей офицеров, студентов, чиновников, не исключали возможности цареубийства. Кружок Станкевича (1831-1839 гг.) посвятил свою деятельность изучению работ западных философов. Они осуждали крепостничество, возлагали большие надежды на просвещение. Челны кружка Герцена и Огарева произведения французских просветителей, анализировали революционные события в Европе и изучали теорию утопического социализма. Герцен, будучи в эмиграции, разработал теорию русского социализма (1845-1849 гг.). Они обсуждали проблемы России, критиковали самодержавие и крепостное право |
Общественное движение при Николае I
Консерватизм
Граф Уваров «Теория официальной народности».
Основана на трёх принципах (православие, самодержавие, народность).
Либерализм
Чаадаев, Соловьёв, Тургенев, Белинский, Боткин (врач), Кавелин. 1. Полагали, что развитие России и Западной Европы должно происходить по одному пути. 2. Часто идеализировали европейское общественное устройство. 3. Свобода слова, печати, отмена крепостного права. | Самарин, Хомяков, Аксаковы (братья), Кошелев. 1. Были уверены в самобытности пути развития России. 2. Православие – единственная верная религия. 3. Видели успех в сохранении исконных ценностей. 4. Сила власти – царю, сила мнения – народу. |
Радикальное направление
Сторонники необходимости кардинальных перемен системы революционным путём. Братья Критские, Станкевич, Белинский, Герцен, Огарёв, Достоевский, Салтыков-Щедрин.
Революционное движение при Николае I
1827 г. , Кружок братьев Критских, Москва | Пётр Критский, Михаил Критский, Василий Критский, Николай Попов | Декабристские идеи, пропаганда революционных идей среди офицеров, студентов, чиновников; свержение самодержавия |
| 1831 г., Сунгуровское общество | Н. П. Сунгуров, Я. И. Костенецкий | Создание антиправительственной организации, вооружённый переворот, разработка Конституции |
| 1833-1839 гг., Кружок Станкевича | Н. В. Станкевич, В. Г. Белинский, М. А. Бакунин | Отмена крепостничества, продвижение идей просвещения |
| 1831-1834 гг., Кружок Герцена и Огарёва | А. И. Герцен, Н. П. Огарёв | Теория русского социализма, созидание социализма, равные права людей на землю; крестьянское самоуправление |
| 1844-1849 гг., Кружок Петрашевцев, Петербург, Москва, Киев | Ф. М. Достоевский, М. Е. Салтыков-Щедрин, Н. А. Спешнев, В. А. Милютин | Критика самодержавия и крепостного права. Пропаганда идей утопического социализма |
Общественное движение при Николае I. Историческое сочинение
Данный период характеризуется следующими важными процессами: становление консервативного направления, развитие либеральных направлений, формирование радикальных направлений.
Одним из таких важных общественных движений является консервативное направление, которое, по
сути, было выражено теорией официальной
народности. Причиной разработки
теории служит необходимость идеологического обоснования самодержавия, как
единственно правильной концепции осуществления власти. Особую роль в этом
событии сыграл С.С. Уваров, который разработал теорию «официальной
народности» и ввел три
ее основных принципа — «Православие, Самодержавие, Народность» —
соблюдение которых предопределяет самобытность РИ, отличие ее от Европы,
обеспечивает развитие страны. Теория
Уварова признавала самодержавие как единственную возможную форму правления в
России и, соответственно, способствовала укреплению позиций монарха.
Не менее важным общественным движением являются
д.
Чаадаев написал «Философическое
письмо», опубликованное в 1836 г. в журнале «Телескоп», где раскритиковал эту теорию
официальной народности. Действия Чаадаева
были не понятны правительству РИ и его прозвали сумасшедшим, а журнал закрыли. Таким образом, сформировалось два пути либерального направления, деятельность,
средства и методы которых, во многом, были схожи. Идеи славянофилов и
западников, высказываемые в журналах и в статьях находили горячий отклик у
молодёжи, позволили сформироваться более радикальным направлениям общественной
мысли.Также стоит сказать про общественные
движения радикальной направленности (революционные демократы). Причиной развития радикализма в
общественной мысли служит, во-первых, несогласие с внутренней политикой Николая
I, например, радикалы были не согласны с существованием крепостного права,
теорией Уварова и т.д., во-вторых, влияние западной философии (Ш. Фурье),
революционные действия во Франции.
Таким образом, общественные
движения при Николае I оставили значительный след в отечественной истории. Теории Уварова придерживались многие
государственные деятели, например, К.П. Победоносцев, который продолжал ее
идеи, идеи консервативной идеологии и был автором Манифеста о незыблемости
самодержавия. В большинстве своем идеи радикальных общественных движений
повлияли на создание и развитие революционных организаций в дальнейшем,
например, «Земля и воля», которая в 1879 г. распалась на «Черный
передел» и «Народную волю», представители которых, в свою
очередь, в 1881 г. убили Александра II. Все вышеперечисленные направления
составляли основу общественной мысли, отражали реалии и состояние дел того
времени.
Автор: Ощепков Андрей Игоревич, репетитор по истории и обществознанию
ВК: https://vk.com/oshchepkovandr
Группа ВК: https://vk.com/repetitorachinsk
YouTube: https://www.youtube.com/channel/UCGof7k7FePogUUtJX5WslQg/videos
О русском консерватизме | Центр Рассела Кирка
Русский консерватизм и его критики: исследование политической культуры
Ричарда Пайпса.
Yale University Press (Нью-Хейвен, Коннектикут), 216 стр., ткань за 30 долларов, 2006 г. экономические реформы и политические институты, а также конфликты между крупными деятелями постсоветской эпохи. Борис Ельцин вселил надежду сразу после распада СССР, но алкоголизм и экономические тенденции подорвали его способность руководить событиями. Власть перешла к провинциальным группам и олигархам, контролировавшим ключевые отрасли экономики, а неудавшаяся война в Чечне подорвала авторитет правительства. Преемник Ельцина Владимир Путин поставил приоритетом восстановление государственной власти и укрепление контроля со стороны центрального правительства.
Чтобы понять последние тенденции в России, нужно заглянуть за пределы последних двух десятилетий. Книга Ричарда Пайпса « Русский консерватизм и его критики: исследование политической культуры » представляет собой важный вклад в историческую литературу, который также проливает свет на текущие проблемы. Небольшой том содержит гораздо больше, чем предполагает его название, представляя социальный и институциональный контекст важного аспекта российской политической мысли, а также резюмируя более широкую интерпретацию Пайпсом российской истории. Пайпс исследует теорию и практику самодержавного правления в России, выясняя, почему оно возникло и какие силы поддерживали его в противостоянии либеральным и радикальным вызовам. Хотя Пайпс заканчивает рассказ до кризиса Первой мировой войны и большевистской революции, его обсуждение традиции, которой многие пренебрегают, показывает, как веточка российской политической культуры согнулась в направлении, которое определяет ее рост сегодня.
Пайпс начал работать над русским консерватизмом в начале своей карьеры в 1950-х годах, чтобы ответить на вопрос, почему Россия сохранила автократическую систему после того, как большинство европейских государств отказались от нее. После публикации перевода Николая Карамзина «Воспоминания о древней и новой России », защищавшего самодержавие от реформ начала XIX века, с историческим предисловием, Пайпс обратил внимание на карьеру либерального консерватора Петра Струве, а затем подготовил исчерпывающий труд о Русская революция и большевистский режим. Происхождение Пайпса как еврейского эмигранта из Польши, чьи современники погибли от рук Советов или нацистов, сделало его непримиримым противником тоталитаризма. Если западные академики, сочувствовавшие советскому проекту, критиковали его предвзятое отношение к коммунизму, то архивы, открытые после 1990 подтвердили его взгляды. Крах стабильной демократии в России в 1990-е годы и народное стремление к «сильной руке» вернули Пайпса к его первоначальному исследованию природы российского консерватизма.
Взяв за отправную точку точку зрения Дэвида Юма и других философов о том, что мнения управляют событиями, Пайпс спрашивает, что сделало русское мнение столь благоприятным для автократического правления?
Российская политическая культура на раннем этапе пошла по пути, отличному от большей части Европы. Пайпс со вкусом резюмирует старую историю, утверждая, что синтез классического, христианского и германского влияний повлиял на ограниченную власть в постримской Европе и сделал акцент на согласии управляемых. Развились множественные источники власти и чувство безличного закона, а феодализм включал договорные отношения, которые возлагали обязанности на правителей, а также на их подданных. Правители признавали свободы дворян, горожан и крестьян. Хотя правила и обычаи различались в зависимости от страны, Европа отличалась общей закономерностью. Частная собственность создала право, защищенное от произвольного захвата или налогообложения государством, как признавал Жан Боден, французский теоретик суверенитета XVI века.
Средневековый период истории Европы вовсе не был темным веком, он заложил основы западной свободы.
География и культура создали совершенно иной контекст в России, у которой не было оборонительных рубежей для ее обширных территорий. Спрос на хорошую землю побуждал крестьян расширять поселения по схеме миграции, которая стимулировала российскую экспансию по Евразии. Монескье утверждал в Духе законов , что
Большая империя предполагает деспотическую власть того, кто правит. Быстрота решений должна компенсировать удаленность мест, куда они направляются; страх должен предотвратить небрежность далекого губернатора или магистрата; закон должен быть в одном лице; и оно должно постоянно меняться, подобно случайностям, которые всегда увеличиваются пропорционально размеру государства. (Книга 8, глава 19)
Эта общая теория XVIII века заключала в себе российскую действительность начиная с XII века, и сформированные ею институты не оставляли места для независимых социальных порядков, уравновешивающих царскую власть в Европе.
Поскольку все поместья находились в обмен на службу, в России также отсутствовала частная собственность на землю. Власть монголов искоренила существовавшие аспекты феодализма, заменив их восточной деспотией, ставшей образцом для московских князей, впоследствии свергнувших татарское иго.
Пайпс описывает Московскую Россию как «родовую монархию», излагая теорию русской истории, которую он подробно разработал в Россия при старом режиме . Не существовало различия между государственной властью правителя и частной собственностью; он считал царство владением, ничем не отличающимся от других земель или движимого имущества. Соответственно, правители распоряжались своими княжествами по своему желанию, безотносительно публичного права или общества. Патримониализм включал предположения об отношениях суверена с народом, а также с королевством. Термин «государь», употреблявшийся русскими правителями с 1470-х по 19 вв.17 означало власть свободного человека над рабом, и Пайпс использует этот и другие термины, чтобы осветить допущения русского абсолютизма.
Абсолютистские суверены во Франции и других странах Европы никогда не применяли эту концепцию слишком широко. Проще говоря, абсолютизм в России не оставлял барьера закона, прав или статуса между сувереном и отдельными подданными. Правитель и управляемый ознаменовали фундаментальное разделение в России, и там, где правители претендовали на права, их подданные несли только обязанности.
Создание Российского государства в конце 14-го и 15-го веков положило начало тому, что Пайпс называет консервативной идеологией для оправдания абсолютизма. Он возник как ответ на напряженность в отношениях между церковью и государством, и неспособность Православной церкви установить власть над короной устранила единственное препятствие для патримониализма. Петр Великий, возможно, стремился вестернизировать Россию, но он преследовал свои цели абсолютистскими средствами. Последующие усилия по реформированию при Екатерине Великой и Александре I зашли в тупик, столкнувшись с противоречиями, порожденными абсолютизмом, а его политическая культура обеспечила контекст для особенно русской формы консерватизма.
Русский консерватизм резко отличается от других направлений консервативной мысли своей защитой абсолютизма и центральной власти. Пайпс описывает консерватизм в целом как защитный ответ на внешние вызовы, и во многих обществах вызов исходил от центрального государства или столичных интеллектуальных движений. Большинство органических штаммов консерватизма, начиная с Юстуса Мозера и Жозефа де Местра и далее, усиливают определенную степень партикуляризма, если не децентрализованный политический порядок, основанный на субсидиарности. Консерваторы, которые считали себя верными церкви и короне, защищали моральный и политический порядок, согласно которому социальные порядки работали в партнерстве с короной. Испанские карлисты яростно защищали fueros или Исторические свободы провинций. Английские тори при первых двух ганноверцах действовали, по выражению Линды Колли, вопреки олигархии, установленной вигами, включая сэра Роберта Уолпола. Джон Рэндольф и Джон К. Калхун разработали сложную консервативную политическую теорию, защищающую права местных жителей и меньшинств от тирании большинства.
Некоторые более поздние консервативные популисты, такие как Пьер Пужад во Франции, бросили вызов власти государства, чтобы защитить местные интересы, а американский консерватизм 20-го века отразил негативную реакцию на централизацию. Ни одно из предположений, лежащих в основе этих тенденций, не имеет аналогов в мире, который излагает Пайпс.
Российские консерваторы считали, что их страна стоит перед жестким выбором между автократией и хаосом. Литературовед XIX века Виссарион Белинский сокрушался, что массы населения России путают свободу с вседозволенностью, говоря корреспонденту, что «освобожденный русский народ не пойдет в парламент, а побежит в кабаки пить водку, бить стаканы и вешать дворян». которые бреют бороды и носят сюртук вместо зипуна». Страх перед массами восходит к восстанию Емельяна Пугачева в 18 веке, и де Местр прозорливо предупредил, что революцию в России, в отличие от Франции, возглавит Пугачев, привлеченный из интеллигенции. То, что Пайпс назвал «либерально-консервативным противоречием», касалось напряженности между порядком и либеральными реформами.
Такие русские консерваторы, как Никита Панин и Михаил Щербатов во времена правления Екатерины Великой, действовали в рамках аристократического этоса, и оба безуспешно пытались создать партнерство между самодержавием и дворянством. Позже Михаил Сперанский попытался развить либеральные тенденции Александра I посредством правовых реформ, которые структурировали управление и обеспечили предсказуемость, наделив подданных правами, но даже самые реформаторские цари отказывались идти на компромисс с самодержавием. Консерваторы, такие как Николай Карамзин, предлагали исторические оправдания самодержавия, подчеркивая исключительность России, в то время как другие, включая Александра Пушкина, искали улучшения в моральной реформе, а не в политике.
Великие реформы Александра II, особенно освобождение крепостных, преобразили Россию, но опять-таки самодержавие стало средством перемен, которых нельзя было коснуться. Даже царь-освободитель отказался делить власть с подданными, и Пайпс цитирует диалог между Николаем II и британским дипломатом, где последний Романов отвечает на вопрос о восстановлении общественного доверия, спрашивая, означало ли это, что он должен был восстановить доверие своего народа. Несмотря на свою краткость и сосредоточенность на истории идей, книга Пайпса обобщает темы, развивавшиеся на протяжении всей его работы. Критики могли бы обвинить его в том, что он придерживается эссенциалистского взгляда на российское общество и навязывает своему субъекту модель культурного градиента, идущего с Запада на Восток, что низводит Россию до отсталости. Действительно, русские ученые, которые признают эрудицию и проницательность Пайпса, часто жалуются, что ему не хватает справедливости в суждениях о России, и он никогда не ставит их страну в презумпцию сомнения. Помимо этих вопросов, Pipes предлагает хорошо написанный обзор предмета, который заслуживает внимания. Хотя его работа заканчивается убийством Столыпина в 1911, Пайпс неявно поднимает вопрос о том, как бремя российской истории влияет на нынешние перспективы демократизации. Уильям Энтони Хэй, историк из Университета штата Миссисипи, автор книги Возрождение вигов, 1808-1830 (2005). Дурновский меморандум предусматривал консервативную альтернативу пожару, охватившему Европу. В этом году, когда мы отмечаем 100-летие Первой мировой войны, стоит вспомнить тех, кто предупреждал о ее грядущей катастрофе, чтобы мы могли отпраздновать их мудрость и использовать ее для продвижения дела мира в наше время. Даже на расстоянии ста лет мы можем учиться у тех, кто видел то, что большинство отказывалось видеть. Возможно, самыми известными пророками катастрофы перед Первой мировой войной являются Иван Блох, автор книги «Война будущего» (1898 г.), и Норман Энджелл, автор книги «Великая иллюзия » (1909 г.), оба из которых утверждали, что война между великими державами была бы долгой, дорогостоящей и бесполезной. Но, вероятно, самым прозорливым из них был бывший министр внутренних дел России Петр Николаевич Дурново, который сто лет назад в этом месяце написал меморандум царю Николаю II, предупреждая об ужасных последствиях, которые могут возникнуть, если Россия продолжит союз с Францией против Германии и вступил в войну с последним. Меморандум Дурново (PDF), как его обычно называют, является одним из самых замечательных консервативных антивоенных документов, когда-либо написанных, и заслуживает как полного прочтения, так и глубокого анализа. Хотя Дурново не все понял правильно и многое из того, что он написал, относится именно к тому периоду времени, когда он писал, его предсказания были необычайно точными, а философия, лежащая в основе его аргументов, сохраняет свою актуальность. Дурново начал свой меморандум с того, что сообщил царю, что центральным фактом европейской политики является борьба между Германией и Англией. Это, по его словам, в конечном итоге должно привести к войне, которая не будет ограничена этими двумя народами. «Основные группировки в будущей войне очевидны», — писал Дурново. «Россия, Франция и Англия, с одной стороны, с Германией, Австрией и Турцией, с другой». Италия, продолжал он, с большей вероятностью присоединится к первой группе, чем ко второй, как Сербия и Черногория, а Болгария присоединится к Центральным державам. Основная тяжесть войны, сказал Дурново, ляжет на Россию, так как Англия вряд ли способна принять значительное участие в континентальной войне, а Франция, бедная людскими ресурсами, вероятно, будет придерживаться строго оборонительной тактики, ввиду огромных потерь, которые несет война при нынешних условиях военной техники. Часть тарана, пробившего брешь в самой гуще немецкой обороны, будет за нами. Однако Россия не была готова к войне. Поражение было вероятным, а результатом была бы революция. Как выразился Дурново: Проблемы начнутся с обвинения правительства во всех бедствиях. В законодательных учреждениях начнется ожесточенная кампания против правительства, за которой последуют революционные агитации по всей стране с социалистическими лозунгами, способными поднять и сплотить массы, начиная с раздела земли и заканчивая разделом всех ценностей и имущества. Именно это и произошло. В основе этих предсказаний лежало глубоко пессимистическое и консервативное мировоззрение, которое рассматривало автократию как единственный оплот против хаоса. «Все считают меня закоренелым монархистом, реакционным защитником самодержавия, неисправимым мракобесом… и не понимают, что я самый убежденный республиканец», — сетовал Дурново, добавляя: может иметь во главе администрации в качестве президента избранного ими самого достойного гражданина. Для некоторых стран такой идеал… становится возможным. Но этого никак нельзя сказать о нашей необъятной и очень разнообразной Российской Империи, где из чисто практических соображений аппарат управления и единство Империи требуют существования имперского знамени, сотканного историей. Дурново родился в 1847 г. В 1862 г. получил офицерское звание и 10 лет провел на флоте. По словам историка Доминика Ливена, его «видение идеальной русской общины было отчетливо военным, духовно объединенным общим патриотическим делом и с потенциально своенравными низшими слоями общества, которых их социальное и профессиональное начальство держало под строгой дисциплиной». Покинув флот, он начал карьеру в полицейском управлении и 19 октября стал министром внутренних дел.05, точно так же, как Россия была охвачена беспорядками после поражения в войне с Японией. Как министр внутренних дел он безжалостно расправлялся с революционерами. «Управление государством — жестокое дело, — говорил он, — царь должен быть грозным, но милостивым, прежде всего грозным, а потом милостивым». Дурново не любил франко-русский союз. Республиканская Франция и царская Россия не имели ничего общего. Меморандум Дурново появился не на пустом месте. Он сделал это сразу после увольнения Владимира Николаевича Коковцова с поста премьер-министра в феврале 1914 года в рамках согласованных усилий консервативно настроенных чиновников по переориентации как внешней, так и внутренней политики России. Дурново и его коллеги стремились восстановить монархический принцип, который был ослаблен в октябре 1905 года, когда царь издал Манифест, ведущий к созданию первого в России избранного парламента — Думы. Попытка не удалась. Союз с Францией имел мощную поддержку среди бюрократии и среди приближенных к царю как по серьезным стратегическим и финансовым причинам (Россия зависела от французских инвестиций), так и по сентиментальным причинам. Несмотря на немецкое происхождение многих русских аристократов и бюрократов, а может быть, и благодаря ему, многие русские относились к Германии и немцам с явным подозрением. Напротив, было большое восхищение французской культурой. Великий князь Николай Николаевич, ставший Верховным главнокомандующим Русской Армией 19 июля.14, ненавидел кайзера, которого он пренебрежительно называл «Василий», но обожал Францию, страну, на языке которой он свободно говорил и где часто отдыхал в юности. Во время войны его верховный штаб носил не русский флаг, а французский, подаренный ему генералом Жоффром в 1912 году. На фоне такого рода франкофильских настроений обращение Дурново к монархическому принципу имело мало шансов на успех. Дурново был гораздо точнее в своих предсказаниях, чем другие, именно потому, что не хотел подчинять интерес чувству. Реализм часто называют аморальным, как будто грубое преследование национальных интересов неизбежно приводит к плохим результатам. Но, как указали Анатолий Ливен и Джон Халсман в своей книге 2006 года «Этический реализм », внешняя политика, основанная на рациональном расчете интересов, скорее всего, смягчит необдуманные авантюры и приведет к более желательным с этической точки зрения результатам, чем политика, основанная на морализаторстве. Кроме того, Дурново, несомненно, был прав, рассматривая внутренние последствия войны как жизненно важную часть расчета того, стоит ли сражаться. В настоящее время нам не нужно беспокоиться о революции, но это не значит, что наши войны не имеют внутренних последствий. Наконец, что действительно делало Дурново таким прозорливым, так это его пессимизм. «Мы в тупике, — сказал он в 1912 году. — Боюсь, что всем нам вместе с царем не удастся выбраться». Это, как оказалось, было оправданным опасением. Не случайно оппозицию Первой мировой войне в России исходили от консерваторов вроде Дурново, а не от либералов. Что отличало либералов, как и современных либеральных интервентов, так это их беззаботный оптимизм в отношении того, что война закончится хорошо и все наладится. Ярким примером в имперской России был министр сельского хозяйства Александр Васильевич Кривошеин, который был, вероятно, самым видным ястребом в российском правительстве. Если Дурново сомневался, что русский народ поддержит свое правительство во время войны, то у Кривошеина таких забот не было. Апелляция Дурново к монархическому началу конечно устарела. Его реакционные политические взгляды делают его несимпатичной фигурой в современных глазах. Но его попытка сделать рациональный расчет интересов, его акцент на негативных внутренних последствиях войны и его отказ склониться перед самоуверенностью, которая так часто вызывает войну, выделяются. Поскольку по обе стороны Атлантики разгораются споры о происхождении Первой мировой войны, ее наследии и справедливости или несправедливости различных причин — аргументы, которые помогут сформировать не только то, как мы относимся к этой войне, но и то, как мы относимся к войнам будущего — меморандум Дурново заслуживает второго взгляда.
предметы или они должны были восстановить его уверенность. Славянофильское движение внесло национализм в русскую политическую мысль и порвало с космополитическими представлениями аристократии, обратившись к обществу в целом. Самодержавие стало национализированным после 1860-х годов, о чем свидетельствуют крайне негативные взгляды Константина Победоносева, который вызвал негативную реакцию на реформы Александра II. Победоносцев понимал опасность ослабления общества реформами в то время, когда так много людей было отчуждено от режима, но никаких решений предложить не смог. Карьера Петра Струве как влиятельного публициста, хотя и политического аутсайдера, иллюстрировала путь от радикальной оппозиции к либеральному консерватизму, направленному на построение гражданского общества как фундамента режима. Сергей Витте и Петр Столыпин пытались провести эпоху консервативных реформ в последние десятилетия правления Романовых, а попытка Столыпина построить нацию крестьян-собственников означала ставку на сильных, которые могли бы спасти старый режим.
Его убийство оставило Николая II без конструктивных государственных деятелей, а неудачное руководство сыграло центральную роль в потрясениях, разрушивших Россию во время Первой мировой войны.0007
В эпоху Ельцина 1990-х годов произошло ослабление государственной власти, которое Путин стремился компенсировать. Заимствование Россией голлистской конституции французского образца предусматривает квазимонархическое президентство с сильной властью. Создание стабильного гражданского общества предлагает путь через крайности автократии и беспорядка, и Россия, похоже, продолжила то, что Столыпин оставил после своей смерти. Перспективы сегодня кажутся более радужными, чем столетие назад, и взгляд в долгосрочной перспективе позволяет взглянуть на ситуацию иначе, чем мрачные взгляды прессы. Но история предлагает поучительную историю, которую не мешало бы запомнить как реформаторам, так и наблюдателям. Как Россия могла остановить Первую мировую войну
Румыния сидела в стороне и ждала, кто победит. Это был точный прогноз.
. Побежденная армия, потерявшая самых надежных людей и унесенная волной первобытного крестьянского стремления к земле, окажется слишком деморализованной, чтобы служить оплотом закона и порядка. Законодательные учреждения и интеллигентские оппозиционные партии, не имея реального авторитета в глазах народа, будут бессильны остановить народный прилив, ими же вызванный, и Россия будет ввергнута в безнадежную анархию.
Если это произойдет, Россия распадется. Таков непреложный закон природы в политическом устройстве России.
Консервативная Германская империя, напротив, была гораздо более естественным союзником. «Жизненные интересы России и Германии не противоречат друг другу», — писал Дурново в своем меморандуме царю. Две страны не претендовали ни на одну из территорий друг друга, и их торговые интересы совпадали. Напротив, «Тройственное согласие — это искусственная комбинация, не имеющая под собой реальной основы». Внешняя политика, основанная на интересах, а не на чувствах, объединила бы Россию с Германией и таким образом предотвратила бы войну, которая, вполне возможно, уничтожила бы обе страны.
Сторонников франко-русского союза раздражало то, что они считали немецкими унижениями России, и они видели войну, разразившуюся летом 1914 как шанс восстановить величие России. Дурново гораздо более материально смотрел на национальные интересы, подсчитал и обнаружил, что война просто не имеет смысла.
Они подрывают наши политические и социальные порядки, увеличивая долги, поощряя посягательства государства на гражданские свободы и так далее. Эти последствия часто более важны в долгосрочной перспективе для общества в целом, чем непосредственные затраты в виде жизней и материальных ценностей.
Правительству нужно было «больше верить в русский народ и его извечную любовь к Родине, которая была выше любых случайных приготовлений к войне», — утверждал он. В июле 1914 года именно либерал Кривошеин больше, чем кто-либо другой, убедил Совет министров России мобилизовать свою армию и тем самым втянул Россию и остальную Европу в катастрофическую войну.