Поэт лермонтов текст: Поэт — Лермонтов. Полный текст стихотворения

Содержание

Читать онлайн «Стихотворения и поэмы», Михаил Лермонтов – Литрес

* * *

Осень

Листья в поле пожелтели,
И кружатся, и летят;
Лишь в бору поникши ели
Зелень мрачную хранят.
Под нависшею скалою
Уж не любит меж цветов
Пахарь отдыхать порою
От полуденных трудов.
Зверь отважный поневоле
Скрыться где-нибудь спешит.
Ночью месяц тускл и поле
Сквозь туман лишь серебрит.

1828

Нищий

У врат обители святой
Стоял просящий подаянья
Бедняк иссохший, чуть живой
От глада, жажды и страданья.
Куска лишь хлеба он просил,
И взор являл живую муку,
И кто-то камень положил
В его протянутую руку.
Так я молил твоей любви
С слезами горькими, с тоскою;
Так чувства лучшие мои
Обмануты навек тобою!

1830

Предсказание

Настанет год, России черный год,
Когда царей корона упадет;
Забудет чернь к ним прежнюю любовь,
И пища многих будет смерть и кровь;
Когда детей, когда невинных жен
Низвергнутый не защитит закон;
Когда чума от смрадных, мертвых тел
Начнет бродить среди печальных сел,
Чтобы платком из хижин вызывать,
И станет глад сей бедный край терзать;
И зарево окрасит волны рек:
В тот день явится мощный человек,
И ты его узнаешь – и поймешь,
Зачем в руке его булатный нож:
И горе для тебя! – твой плач, твой стон
Ему тогда покажется смешон;
И будет все ужасно, мрачно в нем,
Как плащ его с возвышенным челом.

1830

Ангел

По небу полуночи ангел летел,
И тихую песню он пел,
И месяц, и звезды, и тучи толпой
Внимали той песне святой.
Он пел о блаженстве безгрешных духов
Под кущами райских садов,
О Боге великом он пел, и хвала
Его непритворна была.
Он душу младую в объятиях нес
Для мира печали и слез;
И звук его песни в душе молодой
Остался – без слов, но живой.
И долго на свете томилась она,
Желанием чудным полна,
И звуков небес заменить не могли
Ей скучные песни земли.

1831

«Я жить хочу! хочу печали…»

Я жить хочу! хочу печали
Любви и счастию назло;
Они мой ум избаловали
И слишком сгладили чело.
Пора, пора насмешкам света
Прогнать спокойствия туман;
Что без страданий жизнь поэта?
И что без бури океан?
Он хочет жить ценою муки,
Ценой томительных забот.
Он покупает неба звуки,
Он даром славы не берет.

1832

Два великана

В шапке золота литого
Старый русский великан
Поджидал к себе другого
Из далеких чуждых стран.
За горами, за долами
Уж гремел об нем рассказ,
И померяться главами
Захотелось им хоть раз.
И пришел с грозой военной
Трехнедельный удалец, –
И рукою дерзновенной
Хвать за вражеский венец.
Но улыбкой роковою
Русский витязь отвечал:
Посмотрел – тряхнул главою…
Ахнул дерзкий – и упал!
Но упал он в дальнем море
На неведомый гранит,
Там, где буря на просторе
Над пучиною шумит.

1832

Парус

Белеет парус одинокой
В тумане моря голубом!..
Что́ ищет он в стране далекой?
Что́ кинул он в краю родном?..
Играют волны – ветер свищет,
И мачта гнется и скрыпит…
Увы, – он счастия не ищет
И не от счастия бежит!
Под ним струя светлей лазури,
Над ним луч солнца золотой…
А он, мятежный, просит бури.
Как будто в бурях есть покой!

1832

Смерть поэта

Отмщенья, государь, отмщенья!
Паду к ногам твоим:
Будь справедлив и накажи убийцу,
Чтоб казнь его в позднейшие века
Твой правый суд потомству возвестила,
Чтоб видели злодеи в ней пример.

Погиб поэт! – невольник чести –
Пал, оклеветанный молвой,
С свинцом в груди и жаждой мести,
Поникнув гордой головой!..
Не вынесла душа поэта
Позора мелочных обид,
Восстал он против мнений света
Один, как прежде… и убит!
Убит!.. к чему теперь рыданья,
Пустых похвал ненужный хор
И жалкий лепет оправданья?
Судьбы свершился приговор!
Не вы ль сперва так злобно гнали
Его свободный, смелый дар
И для потехи раздували
Чуть затаившийся пожар?
Что ж? веселитесь… – он мучений
Последних вынести не мог:
Угас, как светоч, дивный гений,
Увял торжественный венок.
Его убийца хладнокровно
Навел удар… спасенья нет:
Пустое сердце бьется ровно,
В руке не дрогнул пистолет.
И что за диво?.. издалека,
Подобный сотням беглецов,
На ловлю счастья и чинов
Заброшен к нам по воле рока;
Смеясь, он дерзко презирал
Земли чужой язык и нравы;
Не мог щадить он нашей славы;
Не мог понять в сей миг кровавый,
На что́ он руку поднимал!..
И он убит – и взят могилой,
Как тот певец, неведомый, но милый,
Добыча ревности глухой,
Воспетый им с такою чудной силой,
Сраженный, как и он, безжалостной рукой.
Зачем от мирных нег и дружбы простодушной
Вступил он в этот свет завистливый и душный
Для сердца вольного и пламенных страстей?
Зачем он руку дал клеветникам ничтожным,
Зачем поверил он словам и ласкам ложным,
Он, с юных лет постигнувший людей?..
И прежний сняв венок, – они венец
терновый,
Увитый лаврами, надели на него:
Но иглы тайные сурово
Язвили славное чело;
Отравлены его последние мгновенья
Коварным шепотом насмешливых невежд,
И умер он – с напрасной жаждой
мщенья,
С досадой тайною обманутых надежд.
Замолкли звуки чудных песен,
Не раздаваться им опять:
Приют певца угрюм и тесен,
И на устах его печать.
А вы, надменные потомки
Известной подлостью прославленных отцов,
Пятою рабскою поправшие обломки
Игрою счастия обиженных родов!
Вы, жадною толпой стоящие у трона,
Свободы, Гения и Славы палачи!
Таитесь вы под сению закона,
Пред вами суд и правда – всё молчи!..
Но есть и божий суд, наперсники разврата!
Есть грозный суд: он ждет;
Он не доступен звону злата,
И мысли и дела он знает наперед.
Тогда напрасно вы прибегнете к злословью:
Оно вам не поможет вновь,
И вы не смоете всей вашей черной кровью

Поэта праведную кровь!

1837

«Слова разлуки повторяя…»

Слова разлуки повторяя,
Полна надежд душа твоя;
Ты говоришь: есть жизнь другая,
И смело веришь ей… но я?..
Оставь страдальца! – будь покойна:
Где б ни был этот мир святой,
Двух жизней сердцем ты достойна!
А мне довольно и одной.
Тому ль пускаться в бесконечность,
Кого измучил краткий путь?
Меня раздавит эта вечность,
И страшно мне не отдохнуть!
Я схоронил навек былое,
И нет о будущем забот,
Земля взяла свое земное,
Она назад не отдает!..

1837

«Когда волнуется желтеющая нива…»

Когда волнуется желтеющая нива,
И свежий лес шумит при звуке ветерка,
И прячется в саду малиновая слива
Под тенью сладостной зеленого листка;
Когда росой обрызганный душистой,
Румяным вечером иль утра в час златой,
Из-под куста мне ландыш серебристый
Приветливо качает головой;
Когда студеный ключ играет по оврагу
И, погружая мысль в какой-то смутный сон,
Лепечет мне таинственную сагу
Про мирный край, откуда мчится он, –
Тогда смиряется души моей тревога,
Тогда расходятся морщины на челе, –
И счастье я могу постигнуть на земле,
И в небесах я вижу бога…

1837

Бородино

– Скажи-ка, дядя, ведь недаром
Москва, спаленная пожаром,
Французу отдана?
Ведь были ж схватки боевые,
Да, говорят, еще какие!
Недаром помнит вся Россия
Про день Бородина!
– Да, были люди в наше время,
Не то, что нынешнее племя:
Богатыри – не вы!
Плохая им досталась доля:
Немногие вернулись с поля…
Не будь на то господня воля,
Не отдали б Москвы!
Мы долго молча отступали.
Досадно было, боя ждали,
Ворчали старики:
«Что ж мы? на зимние квартиры?
Не смеют, что ли, командиры
Чужие изорвать мундиры
О русские штыки?»
И вот нашли большое поле:
Есть разгуляться где на воле!
Построили редут.
У наших ушки на макушке!
Чуть утро осветило пушки
И леса синие верхушки –
Французы тут как тут.
Забил заряд я в пушку туго
И думал: угощу я друга!
Постой-ка, брат мусью!
Что тут хитрить, пожалуй к бою;
Уж мы пойдем ломить стеною,
Уж постоим мы головою
За родину свою!
Два дня мы были в перестрелке.
Что толку в этакой безделке?
Мы ждали третий день.
Повсюду стали слышны речи:
«Пора добраться до картечи!»
И вот на поле грозной сечи
Ночная пала тень.
Прилег вздремнуть я у лафета,
И слышно было до рассвета,
Как ликовал француз.
Но тих был наш бивак открытый:
Кто кивер чистил весь избитый,
Кто штык точил, ворча сердито,
Кусая длинный ус.
И только небо засветилось,
Все шумно вдруг зашевелилось,
Сверкнул за строем строй.
Полковник наш рожден был хватом:
Слуга царю, отец солдатам…
Да, жаль его: сражен булатом,
Он спит в земле сырой.
И молвил он, сверкнув очами:
«Ребята! не Москва ль за нами?
Умремте ж под Москвой,
Как наши братья умирали!»
И умереть мы обещали,
И клятву верности сдержали
Мы в Бородинский бой.
Ну ж был денек! Сквозь дым летучий
Французы двинулись, как тучи,
И всё на наш редут.
Уланы с пестрыми значками,
Драгуны с конскими хвостами,
Все промелькнули перед нами,
Все побывали тут.
Вам не видать таких сражений!..
Носились знамена, как тени,
В дыму огонь блестел,
Звучал булат, картечь визжала,
Рука бойцов колоть устала,
И ядрам пролетать мешала
Гора кровавых тел.
Изведал враг в тот день немало,
Что значит русский бой удалый,
Наш рукопашный бой!..
Земля тряслась – как наши груди;
Смешались в кучу кони, люди,
И залпы тысячи орудий
Слились в протяжный вой…
Вот смерклось. Были все готовы
Заутра бой затеять новый
И до конца стоять…
Вот затрещали барабаны –
И отступили бусурманы.
Тогда считать мы стали раны,
Товарищей считать.
Да, были люди в наше время,
Могучее, лихое племя:
Богатыри – не вы.
Плохая им досталась доля:
Немногие вернулись с поля.
Когда б на то не божья воля,
Не отдали б Москвы!

1837

Ветка палестины

Скажи мне, ветка Палестины:
Где ты росла, где ты цвела?
Каких холмов, какой долины
Ты украшением была?
У вод ли чистых Иордана
Востока луч тебя ласкал,
Ночной ли ветр в горах Ливана
Тебя сердито колыхал?
Молитву ль тихую читали,
Иль пели песни старины,
Когда листы твои сплетали
Солима бедные сыны?
И пальма та жива ль поныне?
Все так же ль манит в летний зной
Она прохожего в пустыне
Широколиственной главой?
Или в разлуке безотрадной
Она увяла, как и ты,
И дольний прах ложится жадно
На пожелтевшие листы?. .
Поведай: набожной рукою
Кто в этот край тебя занес?
Грустил он часто над тобою?
Хранишь ты след горючих слез?
Иль, божьей рати лучший воин,
Он был, с безоблачным челом,
Как ты, всегда небес достоин
Перед людьми и божеством?..
Заботой тайною хранима,
Перед иконой золотой
Стоишь ты, ветвь Ерусалима,
Святыни верный часовой!
Прозрачный сумрак, луч лампады,
Кивот и крест, символ святой…
Все полно мира и отрады
Вокруг тебя и над тобой.

1837

Узник

Отворите мне темницу,
Дайте мне сиянье дня,
Черноглазую девицу,
Черногривого коня.
Я красавицу младую
Прежде сладко поцелую,
На коня потом вскочу,
В степь, как ветер, улечу.
Но окно тюрьмы высоко,
Дверь тяжелая с замком;
Черноокая далеко,
В пышном тереме своем;
Добрый конь в зеленом поле
Без узды, один, по воле
Скачет весел и игрив,
Хвост по ветру распустив.
Одинок я – нет отрады:
Стены голые кругом,
Тускло светит луч лампады
Умирающим огнем;
Только слышно: за дверями
Звучно-мерными шагами
Ходит в тишине ночной
Безответный часовой.

1837

Кинжал

Люблю тебя, булатный мой кинжал,
Товарищ светлый и холодный.
Задумчивый грузин на месть тебя ковал,
На грозный бой точил черкес свободный.
Лилейная рука тебя мне поднесла
В знак памяти, в минуту расставанья,
И в первый раз не кровь вдоль по тебе
текла,
Но светлая слеза – жемчужина страданья.
И черные глаза, остановясь на мне,
Исполненны таинственной печали,
Как сталь твоя при трепетном огне,
То вдруг тускнели, то сверкали.
Ты дан мне в спутники, любви залог немой,
И страннику в тебе пример не бесполезный:
Да, я не изменюсь и буду тверд душой,
Как ты, как ты, мой друг железный.

1837

«Она поет – и звуки тают…»

Она поет – и звуки тают,
Как поцелуи на устах,
Глядит – и небеса играют
В ее божественных глазах;
Идет ли – все ее движенья,
Иль молвит слово – все черты
Так полны чувства, выраженья,
Так полны дивной простоты.

1837

«Гляжу на будущность с боязнью…»

Гляжу на будущность с боязнью,
Гляжу на прошлое с тоской
И, как преступник перед казнью,
Ищу кругом души родной;
Придет ли вестник избавленья
Открыть мне жизни назначенье,
Цель упований и страстей,
Поведать – что мне бог готовил,
Зачем так горько прекословил
Надеждам юности моей.
Земле я отдал дань земную
Любви, надежд, добра и зла;
Начать готов я жизнь другую,
Молчу и жду: пора пришла;
Я в мире не оставлю брата,
И тьмой и холодом объята
Душа усталая моя;
Как ранний плод, лишенный сока,
Она увяла в бурях рока
Под знойным солнцем бытия.

1838

«Слышу ли голос твой…»

Слышу ли голос твой
Звонкий и ласковый,
Как птичка в клетке,
Сердце запрыгает;
Встречу ль глаза твои
Лазурно-глубокие,
Душа им навстречу
Из груди просится,
И как-то весело,
И хочется плакать,
И так на шею бы
Тебе я кинулся.

1838

«Как небеса, твой взор блистает…»

Как небеса, твой взор блистает
Эмалью голубой,
Как поцелуй, звучит и тает
Твой голос молодой;
За звук один волшебной речи,
За твой единый взгляд,
Я рад отдать красавца сечи,
Грузинский мой булат;
И он порою сладко блещет,
И сладостней звучит,
При звуке том душа трепещет,
И в сердце кровь кипит.
Но жизнью бранной и мятежной
Не тешусь я с тех пор,
Как услыхал твой голос нежный
И встретил милый взор.

1837–1838

Дума

Печально я гляжу на наше поколенье!
Его грядущее – иль пусто, иль темно,
Меж тем, под бременем познанья и сомненья,
В бездействии состарится оно.
Богаты мы, едва из колыбели,
Ошибками отцов и поздним их умом,
И жизнь уж нас томит, как ровный путь
без цели,
Как пир на празднике чужом.
К добру и злу постыдно равнодушны,
В начале поприща мы вянем без борьбы;
Перед опасностью позорно-малодушны
И перед властию – презренные рабы.
Так тощий плод, до времени созрелый,
Ни вкуса нашего не радуя, ни глаз,
Висит между цветов, пришлец осиротелый,
И час их красоты – его паденья час!
Мы иссушили ум наукою бесплодной,
Тая завистливо от ближних и друзей
Надежды лучшие и голос благородный
Неверием осмеянных страстей.
Едва касались мы до чаши наслажденья,
Но юных сил мы тем не сберегли;
Из каждой радости, бояся пресыщенья,
Мы лучший сок навеки извлекли.
Мечты поэзии, создания искусства
Восторгом сладостным наш ум не шевелят;
Мы жадно бережем в груди остаток
чувства –
Зарытый скупостью и бесполезный клад.
И ненавидим мы, и любим мы случайно,
Ничем не жертвуя ни злобе, ни любви,
И царствует в душе какой-то холод тайный,
Когда огонь кипит в крови.
И предков скучны нам роскошные забавы,
Их добросовестный, ребяческий разврат;
И к гробу мы спешим без счастья
и без славы,
Глядя насмешливо назад.
Толпой угрюмою и скоро позабытой
Над миром мы пройдем без шума и следа,
Не бросивши векам ни мысли плодовитой,
Ни гением начатого труда.
И прах наш, с строгостью судьи
и гражданина,
Потомок оскорбит презрительным стихом,
Насмешкой горькою обманутого сына
Над промотавшимся отцом.

1838

Поэт

Отделкой золотой блистает мой кинжал;
Клинок надежный, без порока;
Булат его хранит таинственный закал –
Наследье бранного востока.
Наезднику в горах служил он много лет.
Не зная платы за услугу;
Не по одной груди провел он страшный след
И не одну прорвал кольчугу.
Забавы он делил послушнее раба,
Звенел в ответ речам обидным.
В те дни была б ему богатая резьба
Нарядом чуждым и постыдным.
Он взят за Тереком отважным казаком
На хладном трупе господина,
И долго он лежал заброшенный потом
В походной лавке армянина.
Теперь родных ножон, избитых на войне,
Лишен героя спутник бедный,
Игрушкой золотой он блещет на стене –
Увы, бесславный и безвредный!
Никто привычною, заботливой рукой
Его не чистит, не ласкает,
И надписи его, молясь перед зарей,
Никто с усердьем не читает…
–
В наш век изнеженный не так ли ты, поэт,
Свое утратил назначенье,
На злато променяв ту власть, которой свет
Внимал в немом благоговенье?
Бывало, мерный звук твоих могучих слов
Воспламенял бойца для битвы,
Он нужен был толпе, как чаша для пиров,
Как фимиам в часы молитвы.
Твой стих, как божий дух, носился
над толпой
И, отзыв мыслей благородных,
Звучал, как колокол на башне вечевой
Во дни торжеств и бед народных.
Но скучен нам простой и гордый твой язык,
Нас тешат блёстки и обманы;
Как ветхая краса, наш ветхий мир привык
Морщины прятать под румяны…
Проснешься ль ты опять, осмеянный пророк!
Иль никогда, на голос мщенья,
Из золотых ножон не вырвешь свой клинок,
Покрытый ржавчиной презренья?..

1838

Беглец (Горская легенда)

Гарун бежал быстрее лани,
Быстрей, чем заяц от орла;
Бежал он в страхе с поля брани,
Где кровь черкесская текла;
Отец и два родные брата
За честь и вольность там легли,
И под пятой у супостата
Лежат их головы в пыли.
Их кровь течет и просит мщенья,
Гарун забыл свой долг и стыд;
Он растерял в пылу сраженья
Винтовку, шашку – и бежит! –
И скрылся день; клубясь, туманы
Одели темные поляны
Широкой белой пеленой;
Пахнуло холодом с востока,
И над пустынею пророка
Встал тихо месяц золотой…
Усталый, жаждою томимый,
С лица стирая кровь и пот,
Гарун меж скал аул родимый
При лунном свете узнает;
Подкрался он никем не зримый…
Кругом молчанье и покой,
С кровавой битвы невредимый
Лишь он один пришел домой.
И к сакле он спешит знакомой,
Там блещет свет, хозяин дома;
Скрепясь душой как только мог,
Гарун ступил через порог;
Селима звал он прежде другом,
Селим пришельца не узнал;
На ложе мучимый недугом, –
Один, – он молча умирал…
«Велик аллах! от злой отравы
Он светлым ангелам своим
Велел беречь тебя для славы!»
«Что нового?» – спросил Селим,
Подняв слабеющие вежды,
И взор блеснул огнем надежды!..
И он привстал, и кровь бойца
Вновь разыгралась в час конца.
«Два дня мы билися в теснине;
Отец мой пал, и братья с ним;
И скрылся я один в пустыне,
Как зверь, преследуем, гоним,
С окровавленными ногами
От острых камней и кустов,
Я шел безвестными тропами
По следу вепрей и волков;
Черкесы гибнут – враг повсюду.
Прими меня, мой старый друг;
И вот пророк! твоих услуг
Я до могилы не забуду!..»
И умирающий в ответ:
«Ступай – достоин ты презренья.
Ни крова, ни благословенья
Здесь у меня для труса нет!. .»
Стыда и тайной муки полный,
Без гнева вытерпев упрек,
Ступил опять Гарун безмолвный
За неприветливый порог,
И саклю новую минуя,
На миг остановился он,
И прежних дней летучий сон.
Вдруг обдал жаром поцелуя
Его холодное чело.
И стало сладко и светло
Его душе; во мраке ночи,
Казалось, пламенные очи
Блеснули ласково пред ним,
И он подумал: я любим,
Она лишь мной живет и дышит…
И хочет он взойти – и слышит,
И слышит песню старины…
И стал Гарун бледней луны:
Месяц плывет
Тих и спокоен,
А юноша воин
На битву идет.
Ружье заряжает джигит,
А дева ему говорит:
Мой милый, смелее
Вверяйся ты року,
Молися востоку,
Будь верен пророку,
Будь славе вернее.
Своим изменивший
Изменой кровавой,
Врага не сразивши,
Погибнет без славы,
Дожди его ран не обмоют,
И звери костей не зароют…
Месяц плывет
И тих и спокоен,
А юноша воин
На битву идет.
Главой поникнув, с быстротою
Гарун свой продолжает путь,
И крупная слеза порою
С ресницы падает на грудь…
Но вот от бури наклоненный
Пред ним родной белеет дом;
Надеждой снова ободренный,
Гарун стучится под окном.
Там, верно, теплые молитвы
Восходят к небу за него,
Старуха мать ждет сына с битвы,
Но ждет его не одного!..
«Мать, отвори! я странник бедный,
Я твой Гарун! твой младший сын;
Сквозь пули русские безвредно
Пришел к тебе!» – «Один?» – «Один!..»
– «А где отец и братья?» – «Пали!
Пророк их смерть благословил,
И ангелы их души взяли».
– «Ты отомстил?» – «Не отомстил…
Но я стрелой пустился в горы,
Оставил меч в чужом краю,
Чтобы твои утешить взоры
И утереть слезу твою…»
– «Молчи, молчи! гяур лукавый,
Ты умереть не мог со славой,
Так удались, живи один.
Твоим стыдом, беглец свободы,
Не омрачу я стары годы,
Ты раб и трус – и мне не сын!..»
Умолкло слово отверженья,
И всё кругом объято сном.
Проклятья, стоны и моленья
Звучали долго под окном;
И наконец удар кинжала
Пресек несчастного позор…
И мать поутру увидала…
И хладно отвернула взор.
И труп, от праведных изгнанный,
Никто к кладбищу не отнес,
И кровь с его глубокой раны
Лизал, рыча, домашний пес;
Ребята малые ругались
Над хладным телом мертвеца,
В преданьях вольности остались
Позор и гибель беглеца.
Душа его от глаз пророка
Со страхом удалилась прочь;
И тень его в горах востока
Поныне бродит в темну ночь,
И под окном поутру рано
Он в сакли просится, стуча,
Но, внемля громкий стих Корана,
Бежит опять под сень тумана,
Как прежде бегал от меча.

1838

«Поэт»(Отделкой золотой блистает мой кинжал…), анализ стихотворения Лермонтова

История создания

Стихотворение «Поэт» Лермонтов написал в 1838 г., оно было напечатано в журнале «Отечественные записки» № 3 за 1839 г.

Через год после смерти Пушкина и создания стихотворения «Смерть поэта» Лермонтов вновь обращается к проблеме предназначения поэта.

Литературное направление и жанр

Поэт в стихотворении – романтический герой. Он имеет предназначение свыше, назван пророком. Даже в гуще толпы он отделён от неё и повелевает ею.

Меняя данную ему богом власть на золото, поэт перестаёт быть героем в глазах поэта-романтика, становится частью толпы, не выполнив своей миссии.

Стихотворение «Поэт» относится к философской лирике.

Тема, основная мысль и композиция

Стихотворение состоит из двух частей, первая из 6 строф, вторая — из 5. Первая часть посвящена кинжалу, а вторая – поэту. Кинжал и поэт сопоставляются в стихотворении. В последней строфе они причудливо соединяются в одном образе.

Тема стихотворения – роль поэта и поэзии. Основная мысль: поэт утрачивает своё предназначенье, когда меняет власть над людьми, которую устанавливают его могучие, богом данные слова, на золото, богатство.

Тропы и образы

В первой строфе описан кинжал лирического героя. У него золотая отделка, надёжный клинок таинственного закала (эпитеты). Кинжал – наследье бранного востока (эпитет от существительного брань, то есть борьба).

Во второй и третьей строфах описан характер кинжала, который предстаёт перед читателем как живое существо (развёрнутое олицетворение). Он служил хозяину, как раб (сравнение): не требовал платы за услуги, делил с хозяином забавы, оставлял страшный след на груди врага (эпитет) и даже по-своему «разговаривал»: звенел, отвечая на обиды, как будто готовясь дать отпор.

Последние две строки третьей строфы противопоставлены остальным шести. Богатая резьба (эпитет) подобна чуждому и постыдному наряду (сравнение, эпитет) в дни службы кинжала. В этом неприятии богатства яркая характеристика кинжала: когда он выполняет своё предназначение, украшения ему мешают.

Следующие две строфы описывают историю кинжала. Его настоящий владелец – наездник в горах, герой, мусульманин. Кинжал снял с мёртвого хозяина отважный казак (эпитет) за Тереком. Так началось путешествие кинжала. Он двигался вместе с походной лавкой армянина. Последнее пристанище кинжала – стена в комнате лирического героя. Кинжал подобен золотой игрушке (сравнение), бесславной и безвредной (эпитет). Повторение приставки без (бес) – тоже художественный приём.

Лермонтов подчёркивает одиночество кинжала, его оторванность от привычной обстановки. Его родные ножны (эпитет) избиты на войне (олицетворение). Сам кинжал называется бедным спутником героя (эпитет и олицетворение). Быть игрушкой на стене – несчастье кинжала и, в сущности, смерть.

Истинный хозяин кинжала в стихотворении уходит в тень. Его образ важен для Лермонтова не сам по себе, а в связи с кинжалом. Рука хозяина заботлива по отношению к кинжалу (эпитет). Слова чистит и ласкает стоят рядом. Кинжал – и орудие, и друг.

Особое место в жизни кинжала занимают надписи на нём. Это не украшения, они имеют прагматическое значение. Эти надписи нужно читать с усердием, обращаясь к Богу. Таким образом, кинжал становится проводником к Богу. В последней строфе дважды повторённое никто не перечёркивает будущность кинжала. Его судьба обрывается в этой строфе, в конце которой стоит многоточие.

Во второй части сопоставляются кинжал и поэт. Образ кинжала конкретен, у него есть жизнь и история. Поэт в стихотворении – абстрактная фигура. Причём Лермонтов соотносит себя не с поэтом, а с толпой, употребляя местоимение мы в предпоследней строфе.

Своё время лирический герой характеризует как век изнеженный, ветхий мир (эпитеты), который морщины прячет под румяна (метафора), сравнивается с ветхой красой.

Воздействие поэзии на общество описано Лермонтовым во всех сферах жизни. Свет внимает ей в немом благоговенье (метонимия и эпитет), поэзия воспламеняет бойца для битвы (синекдоха и метафора), благородные мысли, заложенные в ней, нужны толпе и в бедах, и в радостях.

Поэзия сравнивается с чашей для пиров, фимиамом среди молитвы, божьим духом и колоколом на вечевой башне. Слова поэта некогда воплощали власть, они были могучими (эпитет), их звук мерным (эпитет).

Лермонтов наделяет поэзию божественными возможностями: как дух Божий, носясь над землёй, творил жизнь, так и слово поэта, носясь над толпой, преображает людей, внушая им благородные мысли.

Но всё это в прошлом. Разнообразные функции поэзии исчезли в современном обществе. Лермонтов поднимает важнейшую проблему: поэт-пророк уснул в богатстве и роскоши современного мира, но само общество прежде осмеяло его.

Простой и гордый язык истинного поэта (эпитеты) противопоставлен блёсткам и обманам, которые тешат современников лирического героя (метафора). К толпе современников Лермонтов причисляет и себя, откуда в предпоследней строфе появляется местоимение нам, нас. Последняя строфа – это, прежде всего, обращение к самому себе. В ней кинжал не просто остаётся орудием войны, отзывающимся на голос мщенья.

Он становится метафорой поэзии как инструмента борьбы с несовершенствами общества. Поэтому клинок поэта покрыт ржавчиной презренья к блеску света. В последней строчке Лермонтов рисует романтический идеал поэта, противостоящего общественным порокам и презирающего их.

Размер и рифмовка

В стихотворении шестистопный ямб чередуется с четырёхстопным. Рифмовка перекрёстная, мужская рифма чередуется с женской.

«Родина», анализ стихотворения Лермонтова, сочинение
«Парус», анализ стихотворения Лермонтова
«Пророк», анализ стихотворения Лермонтова
«Тучи», анализ стихотворения Лермонтова
«Герой нашего времени», краткое содержание по главам романа Лермонтова
«Демон», анализ поэмы Лермонтова
«Бородино», анализ стихотворения Лермонтова
«Утес», анализ стихотворения Лермонтова
«Листок», анализ стихотворения Лермонтова
«Дума», анализ стихотворения Лермонтова
«Три пальмы», анализ стихотворения Лермонтова
«Нищий», анализ стихотворения Лермонтова
«Молитва (В минуту трудную…)», анализ стихотворения Лермонтова
«Смерть поэта», анализ стихотворения Лермонтова
«Выхожу один я на дорогу», анализ стихотворения Лермонтова

По произведению: «Поэт(Отделкой золотой блистает мой кинжал…)»

По писателю: Лермонтов Михаил Юрьевич

Чтец поэзии для изучающих русский язык

С помощью поэзии русских авторов девятнадцатого и двадцатого веков, в том числе Пушкина и Ахматовой, Чтец поэзии для изучающих русский язык помогает учащимся старших, средних и продвинутых курсов русского языка усовершенствовать свои языковые навыки . Стихи кодируются по уровню сложности. Текст облегчает учащимся взаимодействие с аутентичными текстами с помощью полного набора средств обучения, включая биографические очерки каждого поэта, знаки ударения, аннотации, упражнения, вопросы для обсуждения и глоссарий.

Двенадцать поэтов: Александр Пушкин, Михаил Лермонтов, Евгений Баратынский, Федор Тютчев, Афанасий Фет, Иннокентий Анненский, Александр Блок, Марина Цветаева, Анна Ахматова, Николай Гумилев, Владимир Маяковский и Сергей Есенин.

Вспомогательный веб-сайт будет содержать аудиофайлы для всех стихотворений. ://www.cdbaby.com/cd/juliatitus22

Эта книга была номинирована на премию AATSEEL (Американский совет преподавателей славянских и восточноевропейских языков) за лучший вклад в языковую педагогику.

Похвалы для чтения стихов для учащихся, изучающих русский язык:

«Как учитель русского языка и литературы, я считаю Пособие для чтения стихов для изучающих русский язык наиболее полезным ресурсом на уроках иностранных языков, позволяющим учащимся знакомиться с аутентичными русскими текстами. на раннем этапе изучения языка. Это одни из самых известных стихотворений на русском языке, полностью снабженные впечатляющими вступлениями и сопровождающими упражнениями, проверяющими как грамматику, так и содержание. Более того, они полностью оцифрованы с сопровождающим их саундтреком, чтобы облегчить учащимся процесс обучения вне класса. Насколько мне известно, таких ридеров сегодня на рынке нет, и эта книга, несомненно, будет полезна учителям, знакомящим своих учеников с русской поэзией.

—Майкл Песенсон, Техасский университет, Остин

«Сборник Юлии Титус лучших произведений русской поэзии в оригинале, продуманно и тщательно дополненный глоссариями, полезными упражнениями по русской грамматике, дискуссионными темами и краткими биографиями поэтов, предлагает учащимся русского языка на разных уровнях языковой компетенции прекрасная возможность лучше понять и более полно оценить тонкости и преемственность русской поэзии, неизбежно теряемые при переводе».

— Надя Л. Петерсон, Hunter College и CUNY Graduate Center

«Как ученый и преподаватель русской поэзии, я считаю, что Poetry Reader for Russian Learners очень полезен и может быть отличным ресурсом в ряде различных курсов. по русской и советской литературе и культуре. Он заполнит лакуну, которая образовалась, когда вышли из печати несколько прекрасных старых антологий. Эта новая книга также будет иметь ценное преимущество перед классическими антологиями прошлого, учитывая онлайн-версию текста с саундтреком».

— Лина Штайнер, Чикагский университет

Произведения Золотого века русской поэзии

Константин Батюшков

Представлено и переведено Питером Франсом

Константин Батюшков был одним из великих поэтов Золотого века русской литературы в начало девятнадцатого века. Его стихи, известные своей музыкальностью, снискали ему восхищение Александра Пушкина и последующих поколений русских поэтов. In Сочинения Золотого века русской поэзии , Питер Франс переплетает жизнь и творчество Батюшкова, представляя мастерски новые переводы его работ с захватывающей историей карьеры Батюшкова как солдата, дипломата и поэта и его трагическим падением в психическое заболевание в возрасте тридцати четырех лет.

Малоизвестный среди нерусских читателей, Батюшков оставил после себя разноплановую литературу, как в стихах, так и в прозе, а также памятные письма друзьям. Во Франции значительная часть его жизнерадостных посланий о любви, дружбе и общественной жизни, его часто трагические элегии и отрывки из его эссе и писем помещены в эпизоды его замечательной жизни, что особенно подходит для поэта, чей девиз был: «Пиши, как живешь». и живи так, как пишешь». В творчестве Батюшкова отразился переход от учтивой общительности Просвещения к бунтарской чувствительности Пушкина и Лермонтова; он охватывает наполеоновские войны и быстрые социальные и литературные перемены от Екатерины Великой до Николая I. Представляя поэзию чувства и остроумия Батюшкова наряду с его беспокойной жизнью, Сочинения Золотого века русской поэзии делает его стихи доступными для англоязычных читателей в необходимом исследовании этого переходного момента для русской литературы.

Об авторе

Константин Батюшков (1787-1855) — выдающийся русский поэт и публицист. Он участвовал в трех кампаниях наполеоновских войн и был отправлен в Неаполь на дипломатическую службу, прежде чем в 1822 году скончался от неизлечимой психической болезни.

О переводчике

Питер Франс — почетный член и почетный профессор Эдинбургского университета. Он переводил французские и русские прозаические тексты, а также произведения многих русских поэтов, совсем недавно Лермонтова, Баратынского, Мандельштама и Айги.

Отзывы

Для поклонников русской поэзии, и особенно для русскоязычных поэтов, Батюшков (1787–1855) является жизненно важной фигурой, написавшей изысканные стихи и положившей начало так называемому Золотому веку русской поэзии. . . . В «Сочинениях Золотого века русской поэзии» поэтические переводы (а также отрывки из прозаических эссе и личных писем) переплетаются с историей и биографией. . . . Поэты и обычные читатели должны оценить эту книгу так же, как учителя и ученые, которые теперь могут цитировать изящные переводы.

Сочинения Золотого века русской поэзии Константина Батюшкова – это далеко не однозначная антология стихов. Это биографический очерк, на который рассредоточено более шестидесяти переводов, полностью или частично. (Русский оригинал не включен.) Читатель приходит к поэзии через прозу. Последние варьируются от информативного повествования Франции до собственных эссе и писем Батюшкова.

[Константин Батюшков] сделал для русского языка то, что Петрарка сделал для итальянского.

Константин Батюшков был одним из великих русских поэтов девятнадцатого века, и Питер Франс проделал превосходную работу, доведя свои произведения до англоязычной аудитории. Сборник заслуживает похвалы за тщательный, но сладкозвучный перевод стихов и за биографию, дающую богатый культурный и исторический контекст.

Книга Питера Франса — это уникальное путешествие в бурную и трагическую жизнь Батюшкова, умело помещенное в контекст не менее бурного русского девятнадцатого века.