Гораций — биография, фото, поэзия, личная жизнь, причина смерти
Биография
Гораций (Квинт Гораций Флакк) – древнеримский поэт-лирик «золотого века» античной литературы времен правления Октавиана Августа, чье творчество находилось на грани между независимостью и придворным рабством. Его перу принадлежит ода «Памятник», увековеченная в переложениях и переводах великих русских писателей. Автор первой в мире автобиографии, в своих трудах рассказавший о себе, своем характере, привычках и образе жизни.
Детство и юность
Квинт Гораций Флакк родился 8 декабря 65 года до н. э. в итальянском городе Веноза, лежащем на торговом пути между Апулией и Луканией. Область, в которой рос будущий поэт, была населена эмигрантами, говорившими на разных диалектах, что способствовало развитию у Горация чувства языка.
Портрет ГорацияОтец лирика часть жизни провел в рабстве, он был человеком выдающихся способностей, позволивших ему обрести свободу и наладить материальную и социальную жизнь семьи. О матери Горация ничего не известно, но в его трудах есть упоминания о няне Пулии. Родитель потратил небольшое состояние на образование сына, он переехал в Рим, чтобы следить за школьными успехами и нравственным развитием будущего лирика.
Предположительно, после смерти отца, в 19-летнем возрасте, Гораций покинул Рим и продолжил обучение в Афинах, где в то время находилась Академия, основанная Платоном. Юноша влился в студенческую элиту, свел знакомство с сыном Цицерона, проникся традициями классической греческой литературы и философии.
Бюст ГорацияПосле убийства Юлия Цезаря в Афины приехал Брут. В поисках сторонников республиканского дела он посещал лекции в платоновской Академии и вербовал студентов. Гораций в числе прочих молодых людей поступил на службу в офицерском чине военного трибуна, должности, которую обычно занимали потомки всадников или сенаторов.
После поражения армии Брута в битве при Филиппах осенью 42 года до н. э. будущий поэт вместе с другими солдатами и офицерами покинул позиции подразделения. Он пересмотрел свои политические взгляды и принял досрочную амнистию, предложенную сторонникам Брута правителем Октавианом.
Средневековое изображение ГорацияВернувшись в Италию, Гораций обнаружил, что имение отца в Венузии конфисковано в пользу ветеранов Цезаря. Молодой человек был доведен до нищеты и обратился к поэзии, которая могла дать перспективы на будущее через знакомство с литераторами и их богатыми покровителями. Он поступил на должность писца в квестуре при казначействе и занялся стихосложением в 39-38 году до н. э.
Поэзия
К первому этапу литературного творчества Горация относятся «Эподы» и «Сатиры», написанные на латинском языке. Стихотворения первого сборника, форма которых была заимствована у древнегреческого сатирика Архилоха, принадлежат ямбической поэзии, отличающейся оскорбительной лексикой и порицающей социальные чувства сограждан.
Гораций читает свои стихи перед публикой«Сатиры» были написаны в уникальной для латинской литературы форме свободного диалога. Философские мысли, написанные гекзаметром, излагались в процессе беседы с аудиторией и сопровождались анекдотами, шутками, живыми примерами. В отличие от своего предшественника Луцилия Гораций писал сатирические произведения разговорным языком образованного гражданина. Игнорируя острые политические темы, автор, подчеркивая собственную индивидуальность, обращался к социальным и этическим проблемам древнего Рима и его жителей.
После выхода первых сборников в 39-38 годах до н. э. Горацием заинтересовались сторонники Октавиана. В высшее римское общество молодого поэта ввел Вергилий посредством личного друга правителя, Гая Цильния Мецената, поклонника изящных искусств.
Гай Цильний МеценатГораций сблизился со своим покровителем и в 37 году до н. э. сопровождал его в путешествии в Бриндизи, описанном в произведениях поэта как серия забавных инцидентов и милых встреч в пути. На самом деле поездка носила политический характер, который молодой литератор искусно скрыл от читателя. По мнению исследователей, Гораций был с Меценатом в одной из морских экспедиций Октавиана, а также в сражении при Акциуме, завершившем период римских гражданских войн 2 сентября 31 года до н. э.
После публикации первой книги «Сатир» в середине 30-х годов до н. э. поэт получил от своих покровителей сабинскую виллу, находившуюся недалеко от итальянского города Личенца. Кроме поместья, Горацию достался доход от 5 арендаторов, что позволило ему завершить карьеру в казначействе и полностью посвятить себя творчеству.
Книга Горация «Оды»Следующим этапом творческой биографии Горация стали «Оды», которые первоначально назывались «Песнями». Поэт адаптировал их формы и темы из греческой лирики VII – VI веков до н. э. Оды были разработаны как сознательное подражание короткой лирической поэзии греческих оригиналов – Пиндару, Сапфо и Алкею. Гений Горация проявился в применении старых форм к современной действительности.
«Оды» демонстрировали близость к режиму и чувствительность к его развивающейся идеологии. Тексты затрагивали государственные дела, не забывая подчеркивать важность частной жизни. Они охватывали широкий круг тем: любовь, дружба, вино, религия, мораль, патриотизм.
Портрет ГорацияВ одах Гораций восхвалял Октавиана в гиперболах, которые повторяют выразительные средства эллинистической придворной поэзии. В период 27-24 годов до н. э. политические аллюзии в произведениях поэта концентрировались на иностранных войнах в Великобритании, Аравии, Испании и Парфии. Гораций приветствовал Августа по возвращении в Рим в 24 году до н. э. как любимого правителя, от крепкого здоровья которого зависело его счастье.
«Оды» поэта не снискали популярности в обществе при жизни автора. Однако в заключительном стихотворении 3-й книги «Exegi monumentum aere perennius» («Памятник» или «К Мельпомене») Гораций предсказал себе несокрушимую славу первого и величайшего из лирических поэтов Рима. Это произведение пережило создателя и вдохновило многих русских стихотворцев. Всему миру известны переводы и переложения 30-й оды 3-й книги Горация, выполненные Михаилом Ломоносовым, Гавриилом Державиным, Афанасием Фетом.
Книга стихотворений ГорацияВ 21-20 годах до н. э. поэт охладел к одическому жанру и написал книгу «Посланий», адресованную друзьям и знакомым. Вежливый стиль стихов этого сборника отражал новый социальный статус поэта, произведенного в рыцари. Автор заявлял о том, что он больше интересуется моральной философией, чем литературой. Однако склонность с стоицизму не отражала мыслей по поводу этики.
Во время написания первой книги «Посланий» Гораций, демонстрируя собственную независимость, отстранился от сильных мира сего. Он отклонял приглашения Мецената посетить своего покровителя. Тему 2-го сборника поэту подсказал император Август. Он заказал послание в стихах, адресованное самому себе. Правитель предложил поэту должность личного секретаря, но Гораций отверг эту идею, согласившись написать литературное письмо.
Документальный фильм о Горации«Послание Августу» опубликовали в 11 году до н. э. Оно было посвящено литературной теории и критике, содержало упоминания о военных подвигах пасынков императора Тиберия и Друза. Более подробному их описанию поэт посвятил оду под названием «Юбилейный гимн», написанную для светских игр в храме Аполлона и исполненную хором из юношей и девушек в 17 году до н. э.
Личная жизнь
Гораций любил одиночество, у него не было ни жены, ни детей. Он окружал себя жрицами любви – гетерами. Мужчина посвятил много стихотворений капризам своих возлюбленных, предпочитавших молодых красавцев поэту. Современники считали, что это неудивительно, они так описывали его портрет: «невысокий ростом, пузатый, лысый».
Портрет ГорацияЕго музами были фракийка Хлоя, «искусная в пении и игре на цитаре», обворожительная Барина, отличавшаяся красотой и коварством, изменница Неэра и Филлида, которую поэт назвал последней любовью.
Плотским утехам Гораций предавался в сабинском поместье. По словам биографов, стены его спальни были оклеены зеркалами и непристойными фотографиями, чтобы поэт мог везде видеть эротику, занимавшую не последнее место в его личной жизни. Для официальных встреч и приема высокопоставленных гостей литератор приобрел 2-е поместье в богатом районе Рима.
Смерть
Гораций скончался 27 ноября 8 года до н. э. Незадолго до смерти поэт в одном из стихотворений предсказал, что не переживет своего друга и покровителя Мецената. Предчувствие сбылось.
Памятник ГорациюТочная причина смерти лирика не установлена. Известно, что незадолго до дня рождения его настигла внезапная болезнь. По завещанию его имущество стало собственностью императора Августа, который увековечил память поэта, приказав изучать его творения в школах и академиях.
Горация похоронили в Риме на Эсквилинском холме, неподалеку от могилы Мецената.
Цитаты
Всех ожидает одна и та же ночь, всем придется когда-нибудь вступить на смертную тропу.
Если не бегаешь, пока здоров, придется побегать, когда заболеешь.
И то, что скрыто под землей, время покажет при свете дня.
Насмешка часто разрешает важные задачи лучше и сильнее, чем строго обличительная речь.
Библиография
- 35 г. до н.э. – «Sermonum liber primus, Сатиры I»
- 30 г. до н.э. – «Epodes, Эподы»
- 30 г. до н.э. – «Sermonum liber secundus, Сатиры II»
- 23 г. до н.э. – «Carminum liber primus, Оды I»
- 23 г. до н.э. – «Carminum liber secundus, Оды II»
- 23 г. до н.э. – «Carminum liber tertius, Оды III»
- 20 г. до н.э. – «Epistularum liber primus, Послания I”
- 24 или 10 г. до н.э. – «Ars Poetica, Послание Пизонам»
- 17 г. до н.э. – «Carmen Saeculare, Вековой Гимн»
- 14 г. до н.э. – «Epistularum liber secundus, Послания II»
- 13 г. до н.э. – «Carminum liber quartus, Оды IV»
XPOHOCВВЕДЕНИЕ В ПРОЕКТФОРУМ ХРОНОСАНОВОСТИ ХРОНОСАБИБЛИОТЕКА ХРОНОСАИСТОРИЧЕСКИЕ ИСТОЧНИКИБИОГРАФИЧЕСКИЙ УКАЗАТЕЛЬПРЕДМЕТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬГЕНЕАЛОГИЧЕСКИЕ ТАБЛИЦЫСТРАНЫ И ГОСУДАРСТВАЭТНОНИМЫ
СТАТЬИ НА ИСТОРИЧЕСКИЕ ТЕМЫМЕТОДИКА ПРЕПОДАВАНИЯКАРТА САЙТААВТОРЫ ХРОНОСАРодственные проекты:РУМЯНЦЕВСКИЙ МУЗЕЙДОКУМЕНТЫ XX ВЕКАИСТОРИЧЕСКАЯ ГЕОГРАФИЯПРАВИТЕЛИ МИРАВОЙНА 1812 ГОДАПЕРВАЯ МИРОВАЯСЛАВЯНСТВОЭТНОЦИКЛОПЕДИЯАПСУАРАРУССКОЕ ПОЛЕ | Гораций Флакк КвинтГораций Флакк Квинт (лат. Horatius, 65–8 гг. до н. э.) — римский поэт, был дружен с Вергилием, а также с Меценатом, покровителем поэтов. Август предложил ему стать его личным секретарем, но тот отказался. Наибольшую известность получили «Оды», короткие стихотворения на разнообразные темы. Его произведения: «Carmĭna» — песни, знаменитое послание «Ars poetĭcs» («Искусство поэзии»). Точность и искусство слова, глубина и образность стихов сделали его образцом лирических творений в Европе. Произведения Горания были переведены на языки всех народов мира. Грейдина Н.Л., Мельничук А.А. Античность от А до Я. Словарь-справочник. М., 2007. Гораций Флакк Квинт (65—8 до н. э.). Римский поэт. Сын вольноотпущенника, родился в Апулии, получил разностороннее образование в Риме и Афинах. Сражался на стороне республиканцев в битве при Филиппах и вернулся с войны без гроша в кармане. Начал писать стихи, сблизился с кругом Вергилия и перешел под покровительство Мецената. До нас дошли все известные произведения Горация — «Послания», «Беседы», «Искусство поэзии», «Эподы». Они представляют Горация как весьма привлекательного человека своей эпохи — терпимого, наблюдательного, обладающего тонким чувством юмора и ценящего блага жизни. В то же время как никакой другой римский поэт Гораций понимает суть дионисийского экстаза (см. «Оды» 2.19; 3.25). Гораций мастерски сочетает латинские и греческие стихотворные размеры — особенно в «Одах», тщательно подбирает слова и всегда иронизирует над самим собой: все это составляет его так называемую «скрупулезную плодовитость», которая сделала его классиком литературы уже век спустя после смерти. Кто есть кто в античном мире. Справочник. Древнегреческая и древнеримская классика. Мифология. История. Искусство. Политика. Философия. Составитель Бетти Редис. Перевод с английского Михаила Умнова. М., 1993, с. 82. Гораций, Гораций Флакк, Квинт (Quintus Horatius Flaccus) (65-8 до н. э.) — римский поэт. Родился в семье вольноотпущенника, служил в армии Брута, был близок к Меценату и Августу. Творчество Горация разнообразно по жанрам и темам. В «Эподах» («Epodi») Гораций призывает к гражданскому миру, прославляет победу Августа над Антонием. В «Сатирах» («Sermones») ставит проблему индивидуального счастья; в них много автобиографического, метких зарисовок быта и типов современников. В «Одах» («Carmina»), помимо любовных и дружеских застольных мотивов, философско-эпикурейских раздумий, содержится восхваление политики принципата. В так называемых «Римских одах» (III, 1-6) почитание Августа возводится в культ. 1-я книга «Посланий» («Epistolae») посвящена философским размышлениям на этические темы, во 2-й («Послание к Пизонам» — «Epistolae ad Pisones») Гораций разрабатывает теоретико-литературные вопросы. Значение наследия Горация не только в художественном мастерстве, но и в отражении нравов и идейной борьбы в Риме конца 1 века до н. э. А. Ч. Козаржевский. Москва. Советская историческая энциклопедия. В 16 томах. — М.: Советская энциклопедия. 1973—1982. Том 4. ГААГА — ДВИН. 1963. Квинт Флакк Гораций (65—8 гг до н.э.), родившийся в семье вольноотпущенника, сборщика налогов, в Риме и Афинах, получил блестящее образование. В гражданской войне выступал на стороне республиканцев; в битве при Филиппах сражался в армии Брута и Кассия. Имение его было конфисковано; пришлось зарабатывать на жизнь в качестве писаря на государственной службе. Начав сочинять стихи, он попал в круг Вергилия, под покровительство Мецената, в дар от которого получил поместье и возможность безбедно существовать. Если первые его сочинения были преимущественно печальны, пессимистичны, то затем последовали философские диалоги, сатиры, торжественные оды, стихи о любви, дружбе, радостях деревенской жизни. Видя процветание страны в правление Августа Октавиана, поэт стал сторонником империи. Основные произведения Горация. «Беседы», «Сатуры» («Сатиры»), «Эподы» («Припевы»), «Оды», «Послания», «Искусство поэзии» В подражание его «Памятнику» Пушкин написал известное стихотворение «Я памятник себе воздвиг нерукотворный…»). Из сочинений Горация: «Решись стать разумным, начни! Кто медлит упорядочить свою жизнь, подобен тому простаку, который дожидается у реки, когда она пронесет свои воды; а она течет и будет течь веки вечные». «Если сосуд недостаточно чист, скиснет все, что бы ты в него ни влил». Кратко скажи, что хочешь сказать короткие речи Легче уловит душа и в памяти крепче удержит Легкою шуткой решается важное дело Лучше подчас и верней, чем речью суровой и резкой. Одним из крупнейших поэтов античности был Публий Овидий Назон (43 г. до н.э. — 18 г. н.э.). Он принадлежал к старинному знатному роду, учился ораторскому искусству и философии в Риме. Однако написал: Мне уже с детства служить небожителям больше хотелось. Тайно меня за собой муза упорно влекла. Часто твердил мне отец. «За пустое ты дело берешься. Даже Гомер по себе много ль оставил богатств?» Богатство и власть не прельщали юного стихотворца. Он получил важную должность в судебной коллегии. «Был впереди и сенат», по его словам. Но Овидий сблизился с поэтами, стал сочинять любовные элегии. К своим творениям относился строго: Много тогда я писал; но то, что считал неудачным, Для исправленья в огонь собственноручно бросал. Написал он «Песни любви», «Искусство любви», «Лекарство от любви», а вершиной творчества стали «Метаморфозы» («превращения»). В них рассказано о волшебных превращениях, воспетых в мифах. Но его ждала не слава. По не вполне выясненным причинам, возможно, из-за близких отношений с дочерью императора Августа, Овидия сослали на побережье Черного моря (современная Констанца в Румынии), где он прожил несколько лет, писал печальные стихи. Там и умер. Вот несколько его строк: …Изменяется всё, но не гибнет ничто и, блуждая, Входит туда и сюда; тела занимает любые Дух, из животных он тел переходит в людские, из наших Снова в животных, а сам — во веки веков не исчезнет. Я ненавижу порок, но сам ненавистного жажду. Ах, как нести тяжело то, что желал бы свалить! Колоритной фигурой времен начала упадка великой Римской империи был Арбитр Гай Петроний (I век н.э.) — писатель, поэт, государственный деятель, происходивший из аристократической богатой семьи. Он отличался утонченным чувством прекрасного, признавался «Арбитром изящества» и был любимцем Нерона, живя в роскоши. Как человек умный и наблюдательный, в душе он горько посмеивался над ничтожными, хотя и внешне великолепными приемами, пиршествами, а свои мысли и чувства выразил в крупном романе «Сатирикон» (из 20 его книг сохранилась лишь десятая часть). В нем речь идет о приключениях трех бродяг; римское общество представлено как гнездо порока, беспросветного разврата и пустого прожигания жизни. Например, описано фантасмагорическое застолье в доме разбогатевшего вольноотпущенника. Его философия проста: надо делать деньги; сколько их имеешь, столько ты стоишь. О себе он говорит: «Был лягушкой, стал царем. Раздуваясь от тщеславия, богатей вызывает тайные насмешки у одних и зависть у других. (По «Сатирикону» итальянский режиссер Ф. Феллини снял фильм.) Жизнь Петрония завершилась трагически. Его обвинили как участника заговора против Нерона, и он был вынужден кончить жизнь самоубийством. Прославился остроумием Марк Валерий Марциал (ок. 40 — ок. 103), который приобрел известность благодаря своим эпиграммам, а также стихам, восхвалявшим «сильных мира сего». Получая материальную поддержку от покровителей (императоров Нерона и Доминциана), он приобрел дом и виллу, а также вошел в сословие всадников. Эпиграммы Марциала до сих пор вызывают улыбку: Был недавно Диавл врачом, стал могильщиком ныне: То, что могильщик творит, то же и врач совершал. Ты мне пеняешь, Велокс, что длинны мои эпиграммы. Ты ничего не писал; вещи короче твои. Жизнь легко презирать, когда очень трудно живется; Мужествен тот, кто сумел бодрым в несчастии быть. Если боишься разбить ты хрусталь — разобьешь его: плохо Брать и небрежной рукой, брать и со страхом сосуд. А вот некоторые его высказывания: «Уметь наслаждаться прожитой жизнью означает жить дважды». «Не бойся последнего дня и не желай его». «Есть в моей книге хорошее. Кое-что слабо. Немало есть и плохого. Других книг не бывает». Баландин Р.К. Сто великих гениев / Р.К. Баландин. — М.: Вече, 2012. Не менее популярен был поэт Гораций; сходные мотивы звучали и в его творчестве, хотя и не так последовательно, как у Вергилия. Он писал сравнительно небольшие произведения — сатиры, лирические стихотворения, называвшиеся одами, послания. Его стихи разнообразны и изящны. Как до него Катулл, он пользовался новыми, заимствованными у греческих поэтов размерами, которые мастерски применял к латинскому языку. И он восхвалял принесённый Августом мир и радости сельской жизни, и он воспел акцийскую победу, но нередко в его произведениях проскальзывали другие черты. Он упоминает, что земледельцу опостылела земля, которую он возделывает, что рабыни, несмотря на то, что им обещана свобода за рождение троих детей, не хотят давать жизни будущим рабам; он пишет о богатых, скупых, невежественных выскочках, о жажде наживы и погоне за наследствами. Пользуясь много лет покровительством Мецената, подарившего ему небольшое имение, он иногда намекает на тяжёлое положение поэта, ставшего клиентом вельможи и утратившего свободу. Большое место в его творчестве занимали любовные мотивы, дружба, призывы наслаждаться радостями жизни. С особым мастерством рисует он отдельные сцены и картинки римской и деревенской жизни. Сточки зрения историко-литературной очень важно его большое стихотворение о поэзии — одна из древнейших поэтик. Гораций исключительно высоко оценивал миссию поэта, который обязан, по его мнению, воспитывать своих современников и стремиться к наивысшему мастерству в своём искусстве. В одном из стихотворений Гораций пишет, что своими стихами он воздвиг себе памятник «долговечнее меди» и «выше пирамид» и память о нём не исчезнет, пока стоит Капитолий. Цитируется по изд.: Всемирная история. Том II. М., 1956, с. 615. Далее читайте:Все римляне (биографический указатель в алфавитном порядке). Рим от основания до гибели (краткое описание). Сочинения:Opera. Tertium recognovit P. Klingner, Lipsiae, 1959; в рус. пер. — Гораций Флакк Квинт. Полн. собр. соч., пер. под ред. Ф. А. Петровского, М.-Л., 1936. Литература:Wili W., Horaz und die Augusteische Kultur, Basel, 1948.
|
1. БИОГРАФИЯ И ПРОИЗВЕДЕНИЯ ГОРАЦИЯ
Квинт Гораций Флакк (Q. Horatius Flaccus) родился в 65 г. до и. э. в Венусии, небольшом городке, лежащем в южной части Самния, которая вклинивается между Апулией и Луканией. По свидетельству самого Горация, жители этого городка не принадлежали к коренному населению области, а были поселены здесь после изгнания самнитов, и на обязанности их лежала защита границ.
С тем, чтоб на случай войны апулийцев ли или луканцев
Не был врагу путь до Рима открыт через земли пустые [1].
(«Сатиры», II, 38—39)
Горацию было безразлично, сочтут ли его «апулийцем или луканцем», так как «венусийцы пашут в обоих пределах». Отец Горация, вольноотпущенник, владел небольшим имением около Венусии. Обладая некоторыми средствами, его отец в 52-50 гг. переехал с сыном в Рим, где Гораций стал учиться у известного в то время грамматика Орбилия, отличавшегося суровостью, а потом даже нашел возможность отправить сына в Афины (45 г.) для завершения образования. О своем отце Гораций упоминает не раз, всегда с похвалой отзываясь о нем как о друге и воспитателе.
Не будучи связан староримскими традициями, Гораций с раннего возраста испытывал влияние греческой образованности и стал «эллинофилом», каким оставался и всю жизнь. По его собственному признанию, он начал раньше писать стихи по-гречески, чем по-латыни.
Я ведь и сам, хоть рожден но сю сторону моря, однако
Тоже, случалось, писал по—гречески прежде стишонки.
Но однажды, средь ночи, когда сновиденья правдивы,
Вдруг мне явился Квирин и с угрозой сказал мне: «Безумец!
В Греции много поэтов. Толпу их умножить собою —
То же, что в рощу дров наносить, ничуть не умнее!..»
(«Сатиры», I, 10, 30—35)
Характерно, что и здесь Гораций не называет себя ни римлянином, ни италийцем, а только «рожденным по сю сторону моря» (natus mare citra).
После убийства Юлия Цезаря Афины стали центром консервативно-республиканских кругов, группировавшихся вокруг Брута и готовившихся к последней схватке с цезарианцами. Так как римская молодежь получавшая образование в Афинах, большей частью принадлежала именно к этим кругам, то и Гораций был втянут в это движение. Свидетельством слабости армии заговорщиков и пестроты ее состава служит то, что он, сын вольноотпущенника, без всякой военной подготовки, вскоре получил звание военного трибуна, до которого обычно надо было дослужиться. В 42 г. Гораций, по собственному признанию, бежал с поля битвы при Филиппах[2], а после объявления амнистии вернулся в Рим, где ему удалось получить незначительную должность квесторского писца. Через много лет в послании к Флору, оправдываясь в своей лени и нежелании писать стихи и письма, Гораций несколько юмористически вспоминает об этом раннем периоде своей жизни:
Дали развития мне еще больше благие Афины…
Но оторвали от мест меня милых годины лихие:
К брани хотя и негодный, гражданской войною и смутой
Был вовлечен я в борьбу непосильную с Августа дланью.
Вскоре от службы военной свободу мне дали Филиппы:
Крылья подрезаны, дух приуныл; ни отцовского дома
Нет, ни земли — вот тогда, побуждаемый бедностью дерзкой,
Начал стихи я писать. Но когда я имею достаток
Полный, какие могли б исцелить меня зелия, если б
Лучшим не счел я дремать, чем стихов продолжать сочиненье [3].
Здесь Гораций намеренно принижает себя как поэта; к писанию стихов его побудила не только «дерзкая бедность» (paupertas andax), а подлинная любовь к литературе; по, несомненно, честолюбие и желание подняться выше должности писца тоже сыграли свою роль и придали первым произведениям Горация тот желчный иронический «архилоховский» тон, который был им впоследствии совершенно утрачен, когда он достиг, по его выражению, «полного достатка».
Его первыми произведениями были сатиры и эподы; точный хронологический порядок их едва ли удастся когда-либо установить. Важно то, что уже в 38 г. какие-то из его стихотворений обратили на себя внимание Вергилия и Вария и побудили их представить Горация их общему покровителю Меценату, который заинтересовался новооткрытым талантом. В следующем году Меценат пригласил Горация сопровождать его в Брундисий, где состоялось соглашение между Октавианом и Антонием, отсрочившее окончательное столкновение между ними на семь лет. С этих пор Гораций был, по-видимому, материально обеспечен, особенно после того, как в 33 г. получил от Мецената в подарок небольшое имение в сабинских горах, к востоку от Тибура, в 40-45 километрах от Рима. Это имение обслуживалось восемью рабами, и при нем имелось пять ферм, сданных арендаторам. Таким образом, Гораций, с нашей точки зрения, несколько преуменьшает свой достаток, постоянно твердя о своем «скромном жилище», «деревенском столе» и т. п., но по сравнению с огромными богатствами людей того общества, в котором он вращался, он действительно был небогат.
Все двадцать пять лет после получения Горацием имения, проведенные им то в имении, то в Риме, не отмечены никакими выдающимися событиями в его личной жизни, кроме того, что однажды Октавиан, ставший уже Августом, предложил ему быть его личным секретарем, от чего Гораций имел мужество отказаться.
Крупным событием для литературной деятельности Горация было то, что в 17 г. Август поручил ему сочинить торжественный гимн для государственных празднеств, повторявшихся раз в 110 лет, так называемый юбилейный гимн (Carmen Saeculare), что считалось большой честью. Вообще Гораций в течение последнего периода своей жизни занял положение придворного поэта, в особенности укрепившееся за ним после смерти Вергилия в 19 г. до н. э. Гораций платил своим покровителям — и самому Августу, и Меценату, и другим своим высокопоставленным друзьям благодарностью, а часто и лестью, то упоминая о них в своих стихотворениях, то обращаясь прямо к ним. Однако свое право на известную самостоятельность он все же упорно отстаивал; так, он не раз подчеркивал свою неспособность к созданию эпических поэм о подвигах Августа и его сподвижников и свое влечение к малым формам. Последние произведения его затрагивают почти исключительно круг вопросов теории литературы и литературной критики.
С Меценатом Горация связывала искренняя дружба, порой, однако, его все же тяготившая. Стареющему поэту все меньше хотелось принимать участие в кипучей жизни Рима, и в своих посланиях он искусно увертывается от требований то Мецената, то Августа посещать их почаще или, по крайней мере, не забывать их в своих стихах, ценность которых они оба хорошо понимали. Во фрагментах биографии Горация, дошедших до нас от Светония4[4], приведены отрывки из шутливых писем Августа к Горацию, стихи Мецената к нему же и сентиментальный рассказ о том, как Меценат перед смертью просил Августа «помнить о Горации Флакке, как о нем самом». Там же сообщаются некоторые сведения о наружности Горация и о легкомыслии его нравов.
Гораций умер в 8 г. до н. э., 57 лет от роду, только на два месяца пережив Мецената, и был похоронен рядом с ним на Эсквилинском холме.
Произведения Горация дошли до нас почти полностью; они были изданы при его жизни и собраны в сборники им самим с той чрезвычайной тщательностью, с которой Гораций относился к своим трудам («публикуй их на девятый год» — «Наука поэзии», ст. 388). Можно предполагать, что все, что он не желал выпускать в свет, было им самим уничтожено. От него осталось следующее:
1. Две книги сатир: I книга содержит 10 сатир, II книга — 8 сатир. Все сатиры написаны гексаметром.
2. Книга эподов: 17 стихотворений, написанных разными размерами.
3. Четыре книги од (в I книге содержится 38 од; во II книге — 20 од; и III книге — 30 од; в IV книге, вышедшей отдельно, через 10 лет после появления первых трех, — 15 од. Всего 103 оды: все оды написаны самыми разнообразными лирическими размерами).
4. «Юбилейный гимн» (Carmen Saeculare).
5. Две книги посланий (в I книге — 20 посланий, во II книге -2 послания, а если причислить к ней особняком стоящее «Послание к Пизонам», обычно называемое «Наука поэзии» (Ars poetica), то 3 послания. Все послания написаны гексаметром. Послания I книги по размерам невелики, послания же II книги являются длинными стихотворными трактатами на литературные темы).
Время написания отдельных произведений внутри сборников установить невозможно, кроме тех случаев, когда имеются ясные указания на современные Горацию события, как, например, цикл од после победы при Акции (во II книге) или оды на победы Друза (IV книга). Последние произведения Горация (IV книга од) выпущены им в 13 г. до н. э. За последние 5 лет своей жизни он не написал ничего.
[1] Цитаты из сатир Горация даны в переводах М. Дмитриева, местами переработанных («Римская сатира». М., Гослитиздат, 1957).
[2] В 7–й оде II книги, обращенной к одному из его друзей, Гораций вспоминает о своем бегстве.
С тобой Филиппы, бегство поспешное
Я вынес, кинув щит не по–ратному.
(ст. 9–10)
Вольное переложение этой оды дал Пушкин.
Кто из богов мне возвратил
Того, с кем первые походы И браней ужас я делил?..
Ты помнишь час ужасной битвы,
Когда я, трепетный квирит,
Бежал, нечестно брося щит,
Творя обеты и молитвы?
[3] Цитаты из посланий Горация даны в переводах Н. Гинцбурга (Гораций. Полное собрание сочинений. М. —Л., Academia, 1936).
[4] Suetoni Tranquilli guae supersunt omnia. Deperditorum librorum reliquiae. Teubner, 1886, p. 297–298.
Гораций. Произведения. Наука поэзии
Если бы женскую голову к шее коня живописец
Вздумал приставить и, разные члены собрав отовсюду,
Перьями их распестрил, чтоб прекрасная женщина сверху
Кончилась снизу уродливой рыбой, — смотря на такую
Выставку, други, могли ли бы вы удержаться от смеха?
Верьте, Пизоны! На эту картину должна быть похожа
Книга, в которой все мысли, как бред у больного горячкой.
Где голова, где нога — без согласия с целым составом!
Знаю: все смеют поэт с живописцем — и все им возможно,
10 Что захотят. Мы и сами не прочь от подобной свободы,
И другому готовы дозволить ее; но с условьем,
Чтобы дикие звери не были вместе с ручными,
Змеи в сообществе птиц, и с ягнятами лютые тигры!
К пышному, много собой обещавшему громко началу
Часто блистающий издали лоскут пришит пурпуровый,
Или описан Дианин алтарь, или резвый источник,
Вьющийся между цветущих лугов, или Рейн величавый,
Или цветистая радуга на небе мутно-дождливом.
Но у места ль она? Ты, быть может, умеешь прекрасно
20 Кипарис написать? Но к чему, где заказан разбитый
Бурей корабль с безнадежным пловцом? Ты работал амфору
И вертел ты, вертел колесо, — а сработалась кружка!
Знай же, художник, что нужны во всем простота и единство.
Большею частью, Пизоны, отец и достойные дети!
Мы, стихотворцы, бываем наружным обмануты блеском.
Кратким ли быть я хочу — выражаюсь темно, захочу ли
Нежным быть — слабым кажусь; быть высоким
впадаю в надутость!
Этот робеет и, бури страшась, пресмыкается долу;
Этот, любя чудеса, представляет в лесу нам дельфина,
30 Вепря плывущим в волнах! — И поверьте, не зная искусства,
Избежавши ошибки одной, подвергаешься большей!
Близко от школы Эмилия был же художник, умевший
Ногти и мягкие волосы в бронзе ваять превосходно.
В целом он был неудачен, обнять не умея единства.
Ежели я что пишу, не хотел бы ему быть подобным;
Так же как я не хочу с безобразным быть носом, имея
Черные очи или прекрасные черные кудри.
Всякий писатель предмет выбирай, соответственный силе;
Долго рассматривай, пробуй, как ношу, поднимут ли плечи.
40 Если кто выбрал предмет по себе, ни порядок ни ясность
Не оставят его: выражение будет свободно.
Сила и прелесть порядка, я думаю, в том, чтоб писатель
Знал, что где именно должно сказать, а все прочее — после,
Где что идет; чтоб поэмы творец знал, что взять, что откинуть,
Также чтоб был он не щедр на слова, но и скуп, и разборчив.
Если известное слово, искусным с другим сочетаньем,
Сделаешь новым — прекрасно! Но если и новым реченьем
Нужно, дотоль неизвестное нечто, назвать, — то придется
Слово такое найти, чтоб неслыхано было Цетегам.
50 Эту свободу, когда осторожен ты в выборе будешь,
Можно дозволить себе: выражение новое верно
Принято будет, когда источник его благозвучный
Греков прекрасный язык. Что римлянин Плавту дозволил,
Или Цецилию, — как запретить вам, Вергилий и Варий?..
Что ж упрекают меня, если вновь нахожу выраженья?
Энний с Катоном ведь новых вещей именами богато
Предков язык наделили; всегда дозволялось, и ныне
Тоже дозволили нам, и всегда дозволяемо будет
Новое слово ввести, современным клеймом обозначив.
60 Как листы на ветвях изменяются вместе с годами,
Прежние ж все облетят, — так слова в языке. Те, состарясь,
Гибнут, а новые, вновь народясь, расцветут и окрепнут.
Мы и все наше — дань смерти! Море ли, сжатое в пристань
(Подвиг достойный царя!), корабли охраняет от бури,
Или болото бесплодное, некогда годное веслам,
Грады соседние кормит, взрытое тяжкой сохою,
Или река переменит свой бег на удобный и лучший,
Прежде опасный для жатв: все, что смертно, то должно погибнуть!
Что ж, неужели честь слов и приятность их — вечно живущим?
70 Многие падшие вновь возродятся; другие же, ныне
Пользуясь честью, падут, лишь потребует властный обычай,
В воле которого все — и законы и правила речи!
Всем нам Гомер показал, какою описывать мерой
Грозные битвы, деянья царей и вождей знаменитых.
Прежде в неравных стихах заключалась лишь жалоба сердца,
После же чувства восторг и свершение сладких желаний!
Кто изобрел род элегий, в том спорят ученые люди,
Но и доныне их тяжба осталась еще нерешенной.
Яростный ямб изобрел Архилох, — и низкие сокки,
80 Вместе с высоким котурном, усвоили новую стопу.
К разговору способна, громка, как будто родилась
К действию жизни она, к одоленью народного шума.
Звонким же лиры струнам даровала бессмертная Муза
Славить богов и сынов их, борцов, увенчанных победой,
Бранных коней, и веселье вина, и заботы младые!
Если в поэме я не могу наблюсти все оттенки,
Все ее краски, за что же меня называть и поэтом?
Разве не стыдно незнание? стыдно только учиться?
Комик находит трагический стих неприличным предмету;
90 Ужин Фиеста — равно недостойно рассказывать просто
Разговорным стихом, языком для комедии годным.
Каждой вещи прилично природой ей данное место!
Но иногда и комедия голос свой возвышает.
Так раздраженный Хремет порицает безумного сына
Речью, исполненной силы; нередко и трагик печальный
Жалобы стон издает языком и простым и смиренным.
Так и Тел_е_ф и Пелей в изгнаньи и бедности оба,
Бросивши пышные речи, трогают жалобой сердце!
Нет! не довольно стихам красоты; но чтоб дух услаждали
100 И повсюду, куда ни захочет поэт, увлекали!
Лица людские смеются с смеющимся, с плачущим плачут.
Если ты хочешь, чтоб плакал и я, то сам будь растроган:
Только тогда и Телеф и Пелей, и несчастье их рода
Тронут меня; а иначе или засну я от скуки,
Или же стану смеяться. Печальные речи приличны
Лику печальному, грозному — гнев, а веселому — шутки;
Важные речи идут и к наружности важной и строгой:
Ибо так внутренне нас наперед устрояет природа
К переменам судьбы, чтоб мы все на лице выражали
110 Радует что, иль гневит, иль к земле нас печалию клонит,
Сердце ль щемит, иль душа свой восторг изливает словами!
Если ж с судьбою лица у поэта язык несогласен,
В Риме и всадник и пеший народ осмеют беспощадно!
В этом есть разница: Дав говорит, иль герой знаменитый,
Старец, иль муж, или юноша, жизнью цветущей кипящий,
Знатная родом матрона, или кормилица; также
Ассириец, колхидянин, пахарь, или разносчик,
Житель ли греческих Фив, или грек же — питомец Аргоса.
Следуй преданью, поэт, иль выдумывай с истиной сходно!
120 Если герой твой Ахилл, столь прославленный в песнях, — да будет
Пылок, не косен и скор, и во гневе своем непреклонен,
Кроме меча своего признавать не хотящий закона.
Гордой и лютой должна быть Медея; Ино — плачевна;
Ио — скиталица; мрачен — Орест; Иксион — вероломен.
Если вверяешь ты сцене что новое, если ты смеешь
Творческой силой лицо создавать, неизвестное прежде,
То старайся его до конца поддержать таковым же,
Как ты в начале его показал, с собою согласным.
Трудно, однако ж, дать общему личность, верней в Илиаде
130 Действие вновь отыскать, чем представить предмет незнакомый.
Общее будет по праву твоим, как скоро не будешь
Вместе с бездарной толпой ты в круге обычном кружиться,
Если не будешь, идя по следам, подражателем робким,
Слово за словом вести, избежишь тесноты, из которой
Стыд да и самые правила выйти назад запрещают.
Бойся начать как циклический прежних времен стихотворец:
«Участь Приама пою и войну достославную Трои!»
Чем обещанье исполнить, разинувши рот столь широко?
Мучило гору, а что родилось? смешной лишь мышонок!
140 Лучше стократ, кто не хочет начать ничего не по силам:
«Муза! скажи мне о муже, который, разрушивши Трою,
Многих людей города и обычаи в странствиях видел!»
Он не из пламени дыму хотел напустить, но из дыма
Пламень извлечь, чтобы в блеске чудесное взору представить:
Антифата и Сциллу, или с Циклопом Харибду!
Он не начнет Диомедов возврат с Мелеагоровой смерти,
Ни Троянской войны с двух яиц, порождения Леды.
Прямо он к делу спешит; повествуя знакомое, быстро
Мимо он тех происшествий внимающих слух увлекает;
150 Что воспевали другие, того украшать не возьмется;
Истину с басней смешает он так, сочетавши искусно,
Что началу средина, средине конец отвечает!
Слушай, чего я хочу и со мною народ наш желает:
Если ты хочешь, чтоб зритель с минуты паденья завесы
Слушал с вниманием, молча, до слова: «Бейте в ладоши»,
То старайся всех возрастов нравы представить прилично,
Сходно с натурою, как изменяются люди с годами.
Мальчик, который уж знает значение слов и умеет
Твердо ступать по земле, — он ровесников любит и игры;
160 Вдруг он рассердится, вдруг и утихнет, и все ненадолго.
Юноша, коль от надзора наставника он уж свободен,
Любит коней и собак и зеленое Марсово поле;
Мягче он воска к пороку, не слушает добрых советов,
Медлен в полезном и горд, и сорит расточительно деньги;
Пылок в желаньях, но скоро любимую вещь оставляет.
Мужеский возраст с умом, изменившим наклонность с летами,
Ищет богатства, связей; он почестей раб и боится,
Как бы не сделать чего, в чем раскается, может быть, после.
Старец не знает покоя: или, несчастный, в заботах
170 Копит добро, иль боится прожить, что накоплено прежде;
Он хладнокровно и с робостью правит своими делами,
Ждет и надеется долго, не скоро решается, жадно
В будущем ждет исполненья, ничем недоволен, печален,
Хвалит то время, как молод он был, порицая век новый.
Годы летят и приносят многие блага, но много
Их и уносят, как жизнь начинает клониться к закату.
Юноше роль не давай старика, а мальчику — мужа.
Каждого возраста нравы — черты означают иные.
Действие или на сцене, или бывает в рассказе.
180 Что к нам доходит чрез слух, то слабее в нас трогает сердце,
Нежели то, что само представляется верному глазу
И чему сам свидетелем зритель. Однако ж на сцене
Ты берегись представлять, что от взора должно быть сокрыто
Или, что скоро в рассказе живом сообщит очевидец.
Нет, не должна кровь детей проливать пред народом Медея,
Гнусный Атрей перед всеми варить человеков утробы,
Прокна пред всеми же в птицу, а Кадм в змею превратиться:
Я не поверю тебе, и мне зрелище будет противно.
Если ты хочешь, чтоб драму твою, раз увидевши, зритель
190 Видеть потребовал вновь, то пять актов ей должная мера.
Но чтоб боги в нее не вступались; разве твой узел
Требует высшей их силы! Равно — в говорящих — четвертый
Лишний всегда: без него обойтись в разговоре старайся.
Хор есть замена мужского лица; ничего между действий
Петь он не должен, что к цели прямой не ведет и с предметом
Тесно не связано. Пусть ободряет он добрых, советы
Им подает, укрощает пыл гнева и гордость смиряет;
200 Пусть превозносит умеренный стол, справедливость святую,
Мир и закон, и врата городов безопасно отверсты;
Пусть он, поверенный тайн, умоляет богов, чтоб Фортуна
Вновь обратилась к несчастным, от гордых же прочь удалилась.
Флейта была встарину не из многих частей, съединенных
Медью в одно, как теперь, не соперница труб, но простая,
Тихим приятная звуком, ладов имея немного,
Вторить лишь хору могла и быть слышной народу, который
Было легко перечесть: на скамьях он еще не теснился,
Ибо умерен был, нравами строг, и не шумен, и скромен.
После, как тот же народ чрез побуды расширил пределы
Мирных полей, как обнес он свой город обширной стеною,
210 В праздники начал вином утишать надменную силу:
Б_о_льшая вольность вошла тут и в меру и в такт музыкальный.
Ибо как требовать вкуса от грубости жителей сельских,
Праздных невежд, с горожанами смешанных вместе? Тогда-то
Им в угождение флейтщик с простою старинной игрою
Пляску и пышность стал сочетать и ходить по помосту
В длинной одежде; и самая лира умножила звуки.
Выговор скорый тогда превратился в высокий и важный,
Стали вводить в разговор изреченья, потом прорицанья,
Так что поэт наконец говорил, как Дельфийский оракул.
220 Прежде трагический скромный поэт за козла состязался.
Вскоре во всей наготе стал лесных выставлять он Сатиров,
Вскоре попробовал с важностью вместе и резкую шутку,
С тем чтобы новым занять чем-нибудь, чем-нибудь да приятным,
Зрителей, после жертв приношенья всегда подгулявших.
Пусть же выводят на сцену насмешливых дерзких Сатиров,
Пусть обращают в смешное предметы и важные даже;
Только совет мой: когда бог какой представляется тут же
Или герой, перед тем появившийся в пурпуре, в злате,
То неприлично, чтоб он говорил, как в харчевне, но также,
230 Чтобы он, уклоняясь земли, в облаках затерялся.
Так! недостоин трагедии стих легкомысленной шутки,
Между Сатиров ей стыдно, как важной матроне, которой
Велено вместе с другими участвовать в праздничной пляске.
Будь я писатель сатир, не одни бы простые реченья,
Не одну б я любил безукрашенность речи народной,
Но не хотел бы совсем и трагедии краски оставить:
Так чтоб речь Дава всегда различалась со смелою речью
Питии дерзкой, у Симона хитро талант захватившей,
Или с речами Силена, слуги и пестуна Вакха.
240 Я бы составил мой слог из знакомых для всех выражений,
Так чтобы каждому легким сначала он мог показаться,
Но чтоб над ним попотел подражатель иной. Так приятность
Много зависит от связи идей, от порядка — их сила!
Если бы я был судьею, то Фавн, убежавший из леса,
Остерегся бы в нежных стихах объясняться, как щеголь,
Уличный житель, который едва не на рынке родился,
И не смел бы в стихах повторять непристойные речи,
Ибо сенатор и всадник, все люди с достатком и вкусом,
Верно, в награду венка не присудят за то, чт_о_ похвалит
250 Покупатель орехов лесных иль сухого гороху.
Долгий слог за коротким — в стихах называется ямбом,
Стих ямбический быстр, оттого он и триметром назван,
Даром что в чтении он представляет нам шесть ударений.
Прежде с начала стиха до конца он был весь одинаков;
После, чтоб тише для слуха он был и казался важнее,
Ямб терпеливый отечески с важным и тихим спондеем
Право свое разделил; но с условьем таким неизменным,
Чтобы вторая с четвертой стопа — все за ним оставались.
Редко у Энния здесь, как и в триметрах Акция славных,
260 Встретишь спондеи. На сцене стихи, полновесные ими
Явный поэту укор в небрежности, столь же постыдный,
Что и в поспешности или в незнании правил искусства.
Правда, не всякий в стихе замечает ошибку в паденьи,
В чем уже лишняя вольность дарована римским поэтам!
Но неужели поэтому должен я быть своевольным
И писать наудачу? Неужели, видя ошибки,
Думать спокойно о них, в безопасной надежде прощенья?
Даже и их избежав, похвалы я еще не достоин.
О, день и ночь вы, Пизоны, читайте творения греков!
270 Вот образцы! «Но ведь предки хвалили ж стихи и шутливость
Плавта?» — Хвалили и то и другое! — Дивлюсь их терпенью,
Чуть не сказал я: «Их глупости!», — ежели только мы с вами
В силах умом отличить остроту от шутливости грубой,
Если и ухом и пальцами верность стиха разбираем!
Новый поэзии род, неизвестной трагической музы,
Феспис, как все говорят, изобрел, и возил на телегах
Он лицедеев своих, запачкавших лица дрожжами
И поющих стихи; но личин и одежды приличной
Изобретатель Эсхил, на подмостках театр свой взмостивши,
280 Слову высокому их научил и ходить на котурнах.
Вслед за Эсхилом явилась комедия старая наша;
Ей был немалый в народе успех, но вскоре свобода
Перешла в своевольство, достойное быть укрощенным:
Принят закон — ив ней хор замолчал, и вредить перестала!
Наши поэты, испробовав все, честь за то заслужили,
Что, не по греков следам, прославляли родные деянья,
Частию в важной претексте, великим лишь лицам приличной,
Частию в тоге простой, гражданина всегдашней одежде.
Лациум, сильный оружием, был бы не менее славен
290 Также прекрасным своим языком, когда б стихотворцам
Не было скучно и трудно опиливать чище работу.
Вы, о Помпилия кровь! Не хвалите поэмы, покуда.
Десять раз исправляя ее и долгое время,
Автор до самых ногтей не довел ее совершенства!
Пусть говорит Демокрит, что гений счастливей искусства,
Пусть здравоумных поэтов сгоняет с высот Геликона!
Многие, веря ему, отростили бороду, ногти,
И убегают людей, не ходят даже и в баню!
Как не достигнуть им славы поэтов, когда не вверяют
300 Никогда своей головы брадобрею Лицину,
Неизличимой ничем — даже трех Антикир чемерицей!
О я несмысленный! Стало, напрасно весенней порою
Я очищаюсь от желчи! Если б не это, всех лучше
Я бы писал, но с условьем таким не хочу быть поэтом!
Стану же должность бруска отправлять я: сам он не режет,
Но зато он железо острит. — Сам писать я не буду,
Но открою другим, что творит и питает поэта,
Что прилично, что нет, в чем искусство и в чем заблужденье!
Прежде чем станешь писать, научись же порядочно мыслить!
310 Книги философов могут тебя в том достойно наставить,
А выраженья за мыслью придут уже сами собою.
Ежели знает поэт, чем обязан он родине, дружбе,
В чем родителей, братьев любовь, в чем обязанность к гостю.
В чем долг сенатора, должность судьи и в военное время
Власть предводителя войск, — несомненно тот и в поэме
Каждому может лицу дать приличные званию речи!
Нравы советую я изучать наблюдением жизни,
Из нее почерпать и правдивое их выраженье!
Часто комедия, блеском речений и верностью нравов,
320 Хоть и чуждая вкуса и чуждая силы искусства,
Больше народ забавляет и больше его занимает,
Нежели скудная действием, звучно блестя пустяками!
Грекам Муза дала полнозвучное слово и гений,
Им, ни к чему независтливым, кроме величия славы!
Дети же римлян учатся долго, с трудом, но чему же?
На сто частей научаются асе разделять без ошибки.
«Сын Альбина! скажи мне: если мы, взявши пять унций,
Вычтем одну, что останется?» — Третья часть асса. — «Прекрасно!»
Ну, ты именье свое не растратишь! А если прибавим
330 К прежним пяти мы одну, что будет всего?» — Половина.
Если, как ржавчина, в ум заберется корысть, то возможно ль
С нею стихов ожидать, в кипарисе храниться достойных?
Или полезными быть, иль пленять желают поэты,
Или и то, и другое: полезное вместе с приятным.
Если ты учишь, старайся быть кратким, чтоб разум послушный
Тотчас понял слова и хранил бы их в памяти верно!
Все, что излишне, хранить понятие наше не может.
Если ты что вымышляешь, будь в вымысле к истине близок:
Требовать веры во всем — невозможно; нельзя же живого
340 Вынуть из чрева ребенка, которого Ламия съела.
Старые люди не любят поэмы, когда бесполезна,
Гордые всадники — все поучения прочь отвергают.
Всех голоса съединит, кто мешает приятное с пользой,
И занимая читателя ум, и тогда ж поучая.
Книга такая и Сосиям деньги приносит; и славу,
Долгих лет славу поэту дает, и моря проплывает.
Есть и такие ошибки, в которых поэт невиновен;
И струна не всегда повинуется пальцу и слуху;
Часто звук острый она издает, хотя низкого ждешь ты,
350 Но не всегда ведь из лука стрела долетает до цели!
Если поэма полна красотою обильной и блеском,
То извинительны ей те пятна, которых небрежность
Или бессилье натуры людской не умели избегнуть.
Но как не ст_о_ит прощенья такой переписчик, который
Вечно привык на письме все к одной и все той же ошибке,
Как смешон музыкант, не в ладу все с той же струною,
Так и небрежный поэт мне покажется тотчас Херилом;
Встретя хорошее в нем, и дивлюсь и смеюсь! Но досадно,
Если и добрый наш старец Гомер иногда засыпает!
360 Впрочем, в столь длинном труде иногда не вздремнуть невозможно!
Так же как живость, нас и поэзия, сходная с нею,
Часто пленяют вблизи, иногда же в одном отдаленьи.
Эта картина прекрасна в тени, а другая, которой
Острое зренье судьи не вредит, превосходна при свете.
Эта понравится раз, а другую раз десять посмотрят.
Старший из братьев Пизонов! Хоть верен и вкус твой и разум,
И хоть голос отца для тебя превосходный наставник,
Но не забудь, что тебе я скажу! Есть предметы, в которых
Даже посредственность всеми терпима и может быть сносной.
370 Так юрисконсульт иной, хотя красноречия силой
Не сравнится с Мессалой, ни знаньем с Касцелием Авлом,
Но уважают его. А поэту ни люди, ни боги,
Ни столбы не прощают посредственность: всем нестерпима!
Как за приятным обедом нестройной симфонии звуки,
Запах грубых мастик, мак, смешанный с медом сардинским,
Всем досаждают затем, что обед и без них обошелся б:
Так и поэзия, быв рождена к наслаждению духа,
Чуть с совершенства сойдет, упадает на низкую степень!
Кто не искусен в бою, — уклоняется с Марсова поля,
380 Тот, кто ни в обруч, ни в мяч, ни в диск играть не искусен,
Тот не вступает в игру, чтоб не подняли зрители хохот;
Только несведущий вовсе в стихах их писать не стыдится.
Что же ему не писать! Он свободный, хорошего рода,
Всадничий он капитал объявил и во всем без порока.
Нет! ты не будь таковым! Не пиши без согласья Минервы!
Ты рассудителен: знаю. Когда что напишешь, то прежде
Мекия верному слуху на суд ты должен представить,
Или отцу, или мне, и лет девять хранить без показу!
Втайне свой труд продержавши, покуда он в свет не явился,
390 Много исправишь, а выпустишь слово, назад не воротишь!
Некогда древний Орфей, жрец богов, провозвестник их воли,
Диких людей отучил от убийств и от гнусной их пищи.
Вот отчего говорят, что и львов укротил он и тигров.
Фивские стены воздвиг Амфион: оттого нам преданье
Повествует о нем, что он лирными звуками камни
Двигал с их места, куда ни хотел, сладкогласием лиры.
Древняя мудрость в том вся была, чтоб народное с частным,
Чтоб святыню с мирским различить, дать браку уставы,
Строить грады, на древе вырезывать людям законы.
400 Вот оттого и божественным именем чтили поэтов,
Как и пророчеством звали их песнь! Вслед за ними, позднее,
Славный Гомер и Тиртей вспламеняли своими стихами
Бранные души. Оракулы тоже в стихах возвещались.
Глас Пиэрид и жизни указывал путь, и поэтам
Снискивал милость царей, и, работ годовых с окончаньем,
Песнью веселой народ услаждал. Не стыдитесь отныне
Лиры искусной, и голоса муз, и певца Аполлона!
Что совершенству поэмы способствуют больше: природа
Или искусство? — Странный вопрос! — Я не вижу, к чему бы
410 Наше учение было без дара и дар без науки?
Гений природный с наукой должны быть в согласьи взаимном.
Тот, кто стремится достичь на бегу желаемой м_е_ты,
В юности много трудов перенес; и потел он и зябнул,
Был он воздержан в любви и в вине. Музыкант, на Пифийских
Играх поющий — тоже учился, наставника слушал.
Ныне — довольно сказать: «Я чудесно стихи сочиняю!»
Всякий хочет вперед! Позади оставаться постыдно;
Стыдно признаться, что вовсе не знаешь, чему не учился!
Как публичный крикун скликает толпу на продажу
420 Разных товаров, так и поэт, богатый землями,
Деньги пускающий в рост, собирает льстецов и дарит их.
Но кто большие обеды дает, кто ручается в долге
По бедняге и моте, которому больше не верят,
Или кто плута в суде от хлопот защитит, — сомневаюсь,
Чтобы мог различить он прямого от ложного друга.
Если кого ты дарил иль подарок кому обещаешь,
Слушать свои сочиненья его не зови: будь уверен,
Что он в радости сердца всегда закричит: «Бесподобно!»
Вне себя от восторга, он, верно, то слезы роняет,
430 То с восхищения вскочит, то в землю ударит ногою!
Точно наемные плаксы, обряд похорон исполняя,
Больше вопят и рыдают, чем тот, кто и вправду печален,
Так и насмешник растроган. Не так прямодушный ценитель!
Нам говорят, что цари принуждают пить многие чаши,
Полные цельным вином, как скоро хотят откровенно
Вызнать, достоин ли дружбы кто их. — Так и ты берегися,
Если ты пишешь стихи, льстецов под наружностью лисьей!
Если б Квинтилию ты их читал, он сказал бы открыто:
«Это и это поправь!» На ответ твой, что два иль три раза
440 Пробовал их исправлять, но не сладил, он скажет, что лучше
Их уничтожить совсем, и поэму всю снова под молот.
Если ж ты более любишь отстаивать спором ошибки,
Чем исправлять их, то слов понапрасну он тратить не станет;
Он замолчит, — пусть себя и стихи без соперников любишь!
Честный и сведующий муж откровенно стих слабый заметит,
Жесткий осудит, небрежный, тростник обмакнувши в чернила,
Черным отметит крестом, украшенья пустые отбросит;
Видя неясность в стихе, выраженью принудит дать ясность;
Встретя двусмысленность, тотчас укажет, что должно исправить.
450 Как прямой Аристарх, он не скажет: «Зачем же мне друга
Этой безделицей так огорчать?» А безделицы эти
После к насмешкам ведут, к неприятностям более важным.
Но, как разумные люди боятся прилипчивой сыпи
Или желтухи, а то и лишенных Дианой рассудка,
Бегая дальше от них, — так все прочь от безумца-поэта!
Только мальчишки, гоняясь за ним, неразумные, дразнят.
Между тем как, надувшись, ревет он стихи и глазами
Водит вокруг, как в лесу птицелов, дроздов стерегущий,
Если в то время он в ров упадет иль в колодец, и кличет:
460 «Ай, помогите, граждане!» — никто не спасай стихотворца!
Если ж кто вздумает помощь ему оказать и опустит
Сверху веревку ему, я скажу: «Ты не знаешь: быть может
Он и нарочно упал, и не хочет оттоль!» и прибавлю
Об Эмпедокле рассказ, сицилийской поэте, который,
Богом стать вздумал, он спрыгнул спокойно в горящую Этну.
Что нам поэтов свободы лишать — погибать, как угодно!
Против воли поэта спасти — все равно, что убийство!
С ним же ведь это не в первый уж раз! И поверь: человеком
Все он не будет, все мысль не оставит о славной кончине!
470 Трудно постичь: отчего же стихи беспрестанно он пишет?
Прах ли отца осквернив, он наказан таким беснованьем?
Иль обесчестил он место, где гром разразился? — но только
Он сумасшедший! Лишь станет читать, и простяк и ученый,
Все убегут, как от зверя, свою разломавшего клетку.
Но кого он настигнет, беда! зачитает до смерти!
Точно пиявка: пока не напьется полна, не отстанет!
Перевод М. Дмитриева
Биография
Произведения
Критика
«Гораций» за 10 минут. Краткое содержание трагедии Корнеля
Давние союзники Рим и Альба вступили в войну друг с другом. До сих пор между вражескими армиями происходили лишь мелкие стычки, но теперь, когда войско альбанцев стоит у стен Рима, должно разыграться решающее сражение.
Сердце Сабины, супруги благородного римлянина Горация, исполнено смятения и скорби: ныне в жестокой битве будет разбита либо её родная Альба, либо ставший её второй родиной Рим. Мало того, что мысль о поражении любой из сторон равно печальна для Сабины, по злой воле рока в этой битве должны обнажить друг против друга мечи самые дорогие ей люди — её муж Гораций и три её брата, альбанцы Куриации.
Продолжение после рекламы:
Сестра Горация, Камилла, тоже клянёт злой рок, сведший в смертельной вражде два дружеских города, и не считает своё положение более лёгким, нежели положение Сабины, хотя об этом ей и твердит их с Сабиной подруга-наперсница Юлия. Юлия уверена, что Камилле пристало всей душой болеть за Рим, поскольку только с ним связывают её рождение и родственные узы, клятва же верности, которой Камилла обменялась со своим женихом альбанцем Куриацием, — ничто, когда на другую чашу весов положены честь и процветание родины.
Истомившись волнением о судьбе родного города и жениха, Камилла обратилась к греку-прорицателю, и тот предсказал ей, что спор между Альбою и Римом уже назавтра окончится миром, а она соединится с Куриацием, чтобы больше никогда не разлучаться. Сон, приснившийся Камилле той же ночью, развеял сладостный обман предсказания: во сне ей привиделись жестокая резня и груды мёртвых тел.
Когда вдруг перед Камиллой предстаёт живой невредимый Куриации, девушка решает было, что ради любви к ней благородный альбанец поступился долгом перед родиной, и ни в коей мере не осуждает влюблённого.
Брифли существует благодаря рекламе:
Но оказывается, все не так: когда рати сошлись для сражения, вождь альбанцев обратился к римскому царю Туллу со словами о том, что надо избежать братоубийства, — ведь римляне и альбанцы принадлежат к одному народу и связаны между собой многочисленными родственными узами; он предложил решить спор поединком трёх бойцов от каждого войска с условием, что тот город, чьи воины потерпят поражение, станет подданным города-победителя. Римляне с радостью приняли предложение альбанского вождя.
По выбору римлян за честь родного города предстоит биться трём братьям Горациям. Куриаций и завидует великой участи Горациев — возвеличить родину или сложить за неё головы, — и сожалеет о том, что при любом исходе поединка ему придётся оплакивать либо униженную Альбу, либо погибших друзей. Горацию, воплощению римских добродетелей, непонятно, как можно горевать о том, кто принял кончину во славу родной страны.
За такими речами друзей застаёт альбанский воин, принёсший весть, что Альба избрала своими защитниками троих братьев Куриациев. Куриаций горд, что именно на него и его братьев пал выбор соотечественников, но в то же время в душе ему хотелось бы избежать этого нового удара судьбы — необходимости драться с мужем своей сестры и братом невесты. Гораций, напротив, горячо приветствует выбор альбанцев, предназначивший ему ещё более возвышенный жребий: велика честь биться за отечество, но при этом ещё преодолеть узы крови и человеческих привязанностей — мало кому довелось стяжать столь совершенную славу.
Продолжение после рекламы:
Камилла всеми силами стремится отговорить Куриация вступать в братоубийственный поединок, заклинает его именем их любви и едва не добивается успеха, но благородный альбанец все же находит в себе силы не изменить ради любви долгу.
Сабина, в отличие от родственницы, не думает отговаривать брата и мужа от поединка, но лишь хочет, чтобы поединок этот не стал братоубийственным, — для этого она должна умереть, и со смертью её прервутся родственные узы, связующие Горациев и Куриациев.
Появление старого Горация прекращает разговоры героев с женщинами. Заслуженный патриций повелевает сыну и зятю, положившись на суд богов, поспешить к исполнению высокого долга.
Сабина пытается преобороть душевную скорбь, убеждая себя в том, что, кто бы ни пал в схватке, главное — не кто принёс ему смерть, а во имя чего; она внушает себе, что непременно останется верной сестрой, если брат убьёт её супруга, или любящей женой — если муж поразит брата. Но все тщетно: снова и снова сознаётся Сабина, что в победителе она прежде всего будет видеть убийцу дорогого ей человека.
Брифли существует благодаря рекламе:
Горестные размышления Сабины прерывает Юлия, принёсшая ей известия с поля боя: едва шестеро бойцов вышли навстречу друг другу, по обеим ратям пронёсся ропот: и римляне и альбанцы были возмущены решением своих вождей, обрёкших Горациев с Куриациями на преступный братоубийственный поединок. Царь Тулл внял гласу народа и объявил, что следует принести жертвы, дабы по внутренностям животных узнать, угоден ли богам, или нет, выбор бойцов.
В сердцах Сабины и Камиллы вновь поселяется надежда, но не надолго — старый Гораций сообщает им, что по воле богов их братья вступили в бой между собой. Видя, в какое горе повергло женщин это известие, и желая укрепить их сердца, отец героев заводит речь о величии жребия своих сыновей, вершащих подвиги во славу Рима; римлянки — Камилла по рождению, Сабина в силу брачных уз — обе они в этот момент должны думать лишь о торжестве отчизны…
Снова представ перед подругами, Юлия рассказывает им, что два сына старого Горация пали от мечей альбанцев, третий же, супруг Сабины, спасается бегством; исхода поединка Юлия дожидаться не стала, ибо он очевиден.
Рассказ Юлии поражает старого Горация в самое сердце. Воздав должное двоим славно погибшим защитникам Рима, он клянётся, что третий сын, чья трусость несмываемым позором покрыла честное дотоле имя Горациев, умрёт от его собственой руки. Как ни просят его Сабина с Камиллой умерить гнев, старый патриций неумолим.
К старому Горацию посланцем от царя приходит Валерий, благородный юноша, любовь которого отвергла Камилла. Он заводит речь об оставшемся в живых Горации и, к своему удивлению, слышит от старика ужасные проклятия в адрес того, кто спас Рим от позора. Лишь с трудом прервав горькие излияния патриция, Валерий рассказывает о том, чего, преждевременно покинув городскую стену, не видела Юлия: бегство Горация было не проявлением трусости, но военной уловкой — убегая от израненных и усталых Куриациев, Гораций таким образом разъединял их и бился с каждым по очереди, один на один, пока все трое не пали от его меча.
Старый Гораций торжествует, он преисполнен гордости за своих сыновей — как оставшегося в живых, так и сложивших головы на поле брани. Камиллу, поражённую известием о гибели возлюбленного, отец утешает, взывая к рассудку и силе духа, всегда украшавшим римлянок.
Но Камилла, безутешна. И мало того, что счастье её принесено в жертву величию гордого Рима, этот самый Рим требует от неё скрывать скорбь и вместе со всеми ликовать одержанной ценою преступления победе. Нет, не бывать этому, решает Камилла, и, когда перед ней предстаёт Гораций, ожидая от сестры похвалы своему подвигу, обрушивает на него поток проклятий за убийство жениха. Гораций не мог себе представить, что в час торжества отчизны можно убиваться по кончине её врага; когда же Камилла начинает последними словами поносить Рим и призывать на родной город страшные проклятия, его терпению приходит конец — мечом, которым незадолго до того был убит её жених, он закалывает сестру.
Гораций уверен, что поступил правильно — Камилла перестала быть сестрой ему и дочерью своему отцу в миг, когда прокляла родину. Сабина просит мужа заколоть и её, ибо она тоже, вопреки долгу, скорбит о погибших братьях, завидуя участи Камиллы, которую смерть избавила от безысходной скорби и соединила с любимым. Горацию большого труда стоит не исполнить просьбу супруги.
Старый Гораций не осуждает сына за убийство сестры — душою изменив Риму, она заслужила смерть; но в то же время казнью Камиллы Гораций безвозвратно сгубил свою честь и славу. Сын соглашается с отцом и просит его вынести приговор — каким бы он ни был, Гораций с ним заранее согласен.
Дабы самолично почтить отца героев, в дом Горациев прибывает царь Тулл. Он славит доблесть старого Горация, дух которого не был сломлен смертью троих детей, и с сожалением говорит о злодействе, омрачившем подвиг последнего из оставшихся в живых его сыновей. Однако о том, что злодейство это должно быть наказано, речи не заходит, пока слово не берет Валерий.
Взывая к царскому правосудию, Валерий говорит о невиновности Камиллы, поддавшейся естественному порыву отчаяния и гнева, о том, что Гораций не просто беспричинно убил кровную родственницу, что само по себе ужасно, но и надругался над волей богов, святотатственно осквернив дарованную ими славу.
Гораций и не думает защищаться или оправдываться — он просит у царя дозволения пронзить себя собственным мечом, но не во искупление смерти сестры, ибо та заслужила её, но во имя спасения свой чести и славы спасителя Рима.
Мудрый Тулл выслушивает и Сабину. Она просит казнить её, что будет означать и казнь Горация, поскольку муж и жена — одно; её смерть — которой Сабина ищет, как избавления, не в силах будучи ни беззаветно любить убийцу братьев, ни отвергнуть любимого — утолит гнев богов, супруг же её сможет и дальше приносить славу отечеству.
Когда все, имевшие что-то сказать, высказались, Тулл вынес свой приговор: хотя Гораций и совершил злодеяние, обыкновенно караемое смертью, он — один из тех немногих героев, что в решительные дни служат надёжным оплотом своим государям; герои эти неподвластны общему закону, и потому Гораций будет жить, и далее ревнуя о славе Рима.
Лучшие книги Горация Квинта Флакка: список из 4 шт.
Начиная изучать творчество писателя — уделите внимание произведениям, которые находятся на вершине этого рейтинга. Смело нажимайте на стрелочки — вверх и вниз, если считаете, что какое-то произведение должно находиться выше или ниже в списке. В результате общих усилий, в том числе, на основании ваших оценок мы и получим самый адекватный рейтинг книг Горация Квинта Флакка.
1.
0
поднять опустить «Юбилейный гимн» – великолепное произведение знаменитого поэта «золотого века» римской литературы Квинта Горация Флакка (лат. Quintus Horatius Flaccus, 65 до н. э. – 8 н. э.).*** Это произведение написано по поручению самого императора специально для торжественной церемонии празднования окончания гражданских войн и наступления новой эры процветания Римской империи. В «Юбилейном гимне» поэт взывает к Аполлону с просьбой о покровительстве Риму и императору Октавиану Августу. Мировую славу Квинту Горацию Флакку принесли его произведения «Оды», «Эподы», «Послания». Вклад Горация в мировую литературу сложно переоценить. Ему подражали множество поэтов, его произведениями восхищались Дж. Байрон, А. Пушкин, Ф. Петрарка и многие другие. … Далее2.
0
поднять опустить «Эподы» – собрание стихотворений великого поэта «золотого века» римской литературы Квинта Горация Флакка (лат. Quintus Horatius Flaccus, 65 до н. э. – 8 н. э.).*** «Эподы» принадлежат к раннему периоду творчества Горация. По характеру эти стихи относятся к лирической сатире, в них поэт высмеивает недостатки своих современников. Мировую славу Квинт Гораций Флакк обрел также благодаря своим «Одам», «Посланиям» и «Юбилейному гимну». Вклад Горация в мировую литературу сложно переоценить. Ему подражали множество поэтов, его произведениями восхищались Дж. Байрон, А. Пушкин, Ф. Петрарка и многие другие. … Далее3.
0
поднять опустить «Оды» – собрание лирических стихотворений великого поэта «золотого века» римской литературы Квинта Горация Флакка (лат. Quintus Horatius Flaccus, 65 до н. э. – 8 н. э.).*** «Одам» Горация свойственны возвышенный стиль и тематическое разнообразие. В одних стихах автор подражает произведениям греческих поэтов, в других – выражает собственные мысли и чувства. Оды «К Мельпомене» и «К Манлию Торквату» являются обязательной частью школьной программы. Другими известными произведениями Квинта Горация Флакка являются «Эподы», «Послания» и «Юбилейный гимн». Вклад Горация в мировую литературу сложно переоценить. Ему подражали множество поэтов, его произведениями восхищались Дж. Байрон, А. Пушкин, Ф. Петрарка и многие другие. … Далее4.
0
поднять опустить «Послания» – сборник самых поздних произведений знаменитого поэта «золотого века» римской литературы Квинта Горация Флакка (лат. Quintus Horatius Flaccus, 65 до н. э. – 8 н. э.).*** «Послания» – это письма в стихах, адресованные как друзьям Горация, так и великим деятелям того времени, таким как император Октавиан Август, Меценат и другие. В этих произведениях поэт в форме непринужденной беседы дает мудрые советы, шутит или же описывает собственное времяпровождение. Мировую славу Квинту Горацию Флакку принесли его произведения «Оды», «Эподы», «Юбилейный гимн». Вклад Горация в мировую литературу сложно переоценить. Ему подражали множество поэтов, его произведениями восхищались Дж. Байрон, А. Пушкин, Ф. Петрарка и многие другие. … Далее
Комментарии:
«Гораций для Марины Мнишек»: герои Смутного времени в поэзии Себастьяна Петрици | Эйльбарт
1. Petrycy S. Horatius flaccus w trudach więzienia moskiewskiego / S. Petrycy. — Warszawa, 2006. — 461 s.
2. Sebastian Petrycy. Uczony doby Odrodzenia / red. H. Barycz. — Wrocław-Waszawa, 1957. — 284 s.
3. Буссов К. Московская хроника / К. Буссов // Хроники Смутного времени. — Москва : Фонд Сергея Дубова, 1998. — С. 76-77.
4. Польские мыслители эпохи Возрождения / сост. И. С. Нарский. — Москва : Академия наук СССР, 1960. — 320 с.
5. Эйльбарт Н. В. Лжедмитрий II : происхождение и гибель. Свидетельства польских документов Государственного архива Швеции / Н. В. Эйльбарт // Вестник Забайкальского государственного университета. — 2012. — № 11. — С. 3-10.
6. Эйльбарт Н. В. Лжедмитрий I и политическая элита Речи Посполитой : мифы и факты / Н. В. Эйльбарт // Вестник Забайкальского государственного университета. -2012. — № 12. — С. 19-27.
7. Эйльбарт Н. В. Поход Сигизмунда III и королевича Владислава к Москве в письмах ксендза Якуба Задзика (1612-1613 гг.) / Н. В. Эйльбарт // Вестник Забайкальского государственного университета. — 2013. — № 1. — С. 3-12.
8. Эйльбарт Н. В. Смутное время в польских документах Государственного архива Швеции : комментированный перевод и исторический анализ / Н. В. Эйльбарт. — Новосибирск : Издательство СО РАН, 2015. — 401 с.
9. Эйльбарт Н. В. Семья Марины Мнишек : несостоявшиеся правители России / Н. В. Эйльбарт. — Санкт-Петербург : СПбГУ, 2015 — 232 с.
10. Эйльбарт Н. В. Рукопись «Дневника Мартина Стадницкого» как источник по истории Смутного времени / Н. В. Эйльбарт // Клио. — 2016. — № 11 (119). — С. 59-66.
11. Budzyńska-Daca A. O cudownym rozmnożeniu Dymitrów, czyli retoryka wielkiej mistyfikacji / A. Budzyńska-Daca // Napis, Seria XII. — 2006. — S. 157-169.
12. Łoś J. Ustęp / J. Łoś // Horatins Flaccus w trudach więzienia moskiewskiego / S. Petrycy. — Kraków, 1914. — S. 3-4.
13. Trościński G. „Wiek naprawdę stracony”. Poezja Sebastiana Petrycego jako świadectwo klęski wyprawy moskiewskiej / G. Trościński // Napis. — Seria XII. — 2006. — S. 139-155.
14. Wąsik W. Sebastian Petrycy z Pilzna i epoka : ze studiów nad dziejami filozofii w Polsce i recepcją Arystotelesa / W. Wąsik. — Warszawa, 1923. — Z. 1.
15. Wójcicki J. Wprowadzenie do lektury / J. Wójcicki // Horatius flaccus w trudach więzienia moskiewskiego. — Warszawa, 2006. — S. 5-31.
Горацио Алжир | Американский писатель
Горацио Алджер , также называемый Горацио Алджер младший (родился 13 января 1832 года, Челси, штат Массачусетс, США — умер 18 июля 1899 года, Натик, штат Массачусетс), один из самых известных авторов. популярных американских авторов последних 30 лет 19 века и, возможно, самого влиятельного в обществе американского писателя своего поколения.
Алджер был сыном унитарного священника Горацио Алджера-старшего, который учил его чтению с шести лет. Молодой Алджер проявил интерес к письму, и в Гарвардском университете он отличился по классике и окончил его в 1852 году с отличием Фи Бета Каппа.После ухода из Гарварда Алджер работал школьным учителем и сотрудничал с журналами. В 1857 году он поступил в Гарвардскую школу богословия, в которой получил степень в 1860 году. Затем он совершил семимесячное турне по Европе и вернулся в Соединенные Штаты вскоре после начала Гражданской войны в США. Во время войны был отклонен от службы в армии.
Алджер был рукоположен в 1864 году и принял кафедру церкви в Брюстере, штат Массачусетс, но был вынужден уйти в 1866 году из-за обвинений в сексуальных действиях с местными мальчиками.В том же году он переехал в Нью-Йорк, и с публикацией и сенсационным успехом Ragged Dick; или «Уличная жизнь в Нью-Йорке с сапогами » (сериал 1867 г., опубликован в виде книги в 1868 г.), история бедного чистильщика обуви, который становится богатым, Алджер нашел свою тему всей жизни. В более чем 100 книгах, которые он напишет за 30 лет, Алджер следовал формуле «из грязи в богатство», которую он нашел в своей первой книге.
Успех Ragged Dick побудил Алжира активно поддерживать благотворительные учреждения по уходу за подкидышами и сбежавшими из дома мальчиками.Именно в этой атмосфере Алджер писал рассказы о мальчиках, которые поднялись от бедности к богатству и славе, рассказы, которые должны были сделать его знаменитым и сделать «героем Алжира» на американском языке. В непрерывной череде книг, которые почти одинаковы, за исключением имен их персонажей, он проповедовал, что честность, веселая настойчивость и упорный труд позволят бедному, но добродетельному парню получить свою справедливую награду, хотя награда почти всегда зависит от удача. Романы Алджера пользовались огромной популярностью в то время, когда делались огромные личные состояния и в быстрорастущих промышленных городах Соединенных Штатов существовали, казалось бы, безграничные возможности для продвижения по службе.Самыми популярными книгами Алджера были серии «Рваный член», «Удача и отвага» и «Потрепанный Том». Его книги были проданы тиражом более 20 миллионов экземпляров, даже несмотря на то, что их сюжеты, характеристики и диалоги были неизменно и даже ужасно плохими.
Получите подписку Britannica Premium и получите доступ к эксклюзивному контенту. Подпишитесь сейчасК середине 1890-х его здоровье пошатнулось, и Алджер поселился в Натике, штат Массачусетс, со своей сестрой Олив и ее мужем. Он умер там через несколько лет.
Алжир, ГорациоГорацио Алджер (справа), фотография Эдгара Хейса, 1889 год.
Библиотека Конгресса, Вашингтон, округ КолумбияЖизнь и творчество Горацио Алджера-младшего, Эдвин П. Хойт
Эдвин П. Хойт был плодовитым американским писателем, специализировавшимся на военной истории. Он родился в Портленде, штат Орегон, в семье издателя Эдвина Палмера Хойта (1897–1979) и его жены, бывшей Сесиль Девор (1901–1970). Младший брат, Чарльз Ричард, родился в 1928 году. Хойт учился в Университете Орегона с 1940 по 1943 год.В 1943 году отцом Хойта, в то время редактором и издателем The Oregonian, был
Эдвин П.Хойт был плодовитым американским писателем, специализирующимся на военной истории. Он родился в Портленде, штат Орегон, в семье издателя Эдвина Палмера Хойта (1897–1979) и его жены, бывшей Сесиль Девор (1901–1970). Младший брат, Чарльз Ричард, родился в 1928 году. Хойт учился в Университете штата Орегон с 1940 по 1943 год.В 1943 году отец Хойта, в то время редактор и издатель The Oregonian, был назначен президентом Франклином Рузвельтом директором журнала. Внутреннее отделение Управления военной информации.Младший Хойт служил в Управлении военной информации во время Второй мировой войны, с 1943 по 1945 год. В 1945 и 1946 годах он работал иностранным корреспондентом в газете The Denver Post (редактором и издателем которой в 1946 году стал его отец) и United Пресса, репортажи из Китая, Таиланда, Бирмы, Индии, Ближнего Востока, Европы, Северной Африки и Кореи.
Эдвин Хойт впоследствии работал телеведущим ABC, освещая революцию 1948 года в Чехословакии и арабо-израильский конфликт.С 1949 по 1951 год он был редактором редакционной страницы в The Denver Post. Он был редактором и издателем Colorado Springs Free Press с 1951 по 1955 год и младшим редактором Collier’s Weekly в Нью-Йорке с 1955 по 1956 год. В 1957 году он был телевизионным продюсером и сценаристом-режиссером в CBS, а в 1958 году он был помощником издателя журнала American Heritage в Нью-Йорке.
Начиная с 1958 года, Хойт стал писателем на полную ставку и в течение нескольких лет (с 1976 по 1980 год) работал по совместительству лектором в Гавайском университете.За 40 лет, прошедших с момента его первой публикации в 1960 году, он выпустил около 200 опубликованных работ.
Хотя Хойт написал около 20 романов (многие из которых опубликованы под псевдонимами Кристофер Мартин и Кэбот Л. Форбс), подавляющее большинство его произведений представляют собой биографии и другие формы документальной литературы с упором на военную историю Второй мировой войны.
Хойт умер в Токио, Япония, 29 июля 2005 года после продолжительной болезни. У него остались жена Хироко из Токио и трое детей, Диана, Хельга и Кристофер, все они проживают в США.S.
Горацио В. Паркер (1863-1919) | Библиотека Конгресса
Горацио Уильям Паркер родился в Оберндейле, штат Массачусетс, 15 сентября 1863 года. Он получил свое первое музыкальное образование у своей матери, Изабеллы Дженнингс Паркер, которая обучила его игре на фортепиано, органе и теории музыки. Он продолжал учиться у пианиста Джона Орта, теоретика Стивена Эмери и композитора Джорджа Чедвика, с которыми Паркер поддерживал дружбу на всю жизнь. Хотя он начал сочинять небольшие пьесы в этот ранний период, первые крупные произведения Паркера были написаны под руководством Йозефа Райнбергера, когда он посещал Hochschule für Musik в Мюнхене с 1882 по 1885 год.
С 1885 по 1893 год Паркер работал органистом и хормейстером в нескольких церквях Нью-Йорка: Св. Луки в Бруклине, Св. Андрея в Гарлеме и церкви Святой Троицы на Манхэттене. Его карьера церковной музыки в Нью-Йорке привела к написанию и публикации значительного числа гимнов и других священных произведений. Растущее признание Паркера как выдающегося молодого композитора достигло кульминации в 1893 году, когда он получил премию Национальной консерватории за композицию за свою кантату « Dream-King and His Love », а также комиссию церковного хорового общества Нью-Йорка и исполнение своей оратории « Hora novissima». .
Паркер покинул Нью-Йорк осенью 1893 года, чтобы занять позицию в Бостонской церкви Святой Троицы. Проведя всего один год в Бостоне, он переехал в Нью-Хейвен, штат Коннектикут, чтобы получить звание профессора музыки Бэттелла в Йельском университете. Новое направление карьеры Паркера на должности преподавателя, которую он будет занимать до конца своей жизни, сделало его ведущим педагогом молодых американских композиторов. Среди его учеников в Йельском университете были Чарльз Айвс, Сет Бингхэм, Куинси Портер и Роджер Сешнс. Паркер стал деканом музыкальной школы Йельского университета в 1904 году.
Популярность хоровых произведений Паркера распространилась за пределы США. В 1899 году Паркер дирижировал исполнением Hora novissima на Фестивале трех хоров в Вустере, Англия, став первым американским композитором, принявшим участие в этом престижном мероприятии. В последующие годы произошло новое крупное поручение, Псалом странника , и другие британские фестивальные представления его произведений. 10 июня 1902 года Паркер был удостоен звания почетного доктора музыки Кембриджского университета.
Помимо преподавания и сочинения музыки, Паркер продолжал развивать свою карьеру в качестве хорового и оркестрового дирижера. Он был главным дирижером Симфонического оркестра Нью-Хейвена с 1895 по 1918 год и директором Хорового клуба Дерби с 1904 года до своей смерти в 1919 году. В 1903 году Паркер основал Ораториальное общество Нью-Хейвена, а в 1907 году стал директором Ораториального общества Нью-Хейвена. Мужской хор Клуба Орфея Филадельфии и его родственная группа, Хор Эвридики.
Здоровье Паркера начало серьезно ухудшаться в последние годы его жизни, что привело к резкому сокращению его преподавательского и исполнительского графика.В 1919 году, когда Паркер был на первом этапе запланированного восстановительного плавания в Вест-Индию, он заболел пневмонией. Он умер 18 декабря в доме своей дочери Изабель в Седархерсте, штат Нью-Йорк.
Работает
Хотя Паркер написал много произведений для оркестра, театра, клавишных и сольного голоса, его прежде всего помнят за его обширный вклад в хоровой репертуар. Его раннее обучение в Мюнхене привело к тому, что он написал несколько песен для мужского хора и большое количество светских кантат, в том числе The Dream-King и His Love (1891), King Gorm the Grim (1908) для Норфолка. Фестиваль и Семь греческих пасторальных сцен (1913) для хора Эвридики из Филадельфии.
Самыми впечатляющими достижениями Паркера в хоровом жанре являются его крупномасштабные духовные произведения. Его первая оратория Hora novissima многими считается его шедевром. Оратория, созданная в 1893 году для Церковного хорового общества Нью-Йорка, представляет собой одиннадцать частей средневековой латинской поэзии Бернара де Морле. Голограф находится в фондах Музыкального отдела Библиотеки Конгресса США.
На органе, построенном в 1895 году Млером и Абелем для св.Церковь Иосифа в Нью-Йорке Альберт Альстром исполняет 21 органное произведение Горацио. Паркер, опубликованный как сборник сольных произведений, собранных за все периоды карьеры Паркера как учителя, органиста и композитора в Новой Англии, Нью-Йорк и Нью-Хейвен в Йельском университете. Концертная пьеса, соч. 28, No. 2 Горацио Паркер Как известно, Первая мировая война принесла большие изменения в американскую общество и культура. Викторианская и эдвардианская эпохи благоприятствовали эстетика, собравшая множество удивительно расходящихся стилей, в отличие от оригинальности, и рассматривал классическую музыку как средство создавайте глубокое чувство неизменных ценностей, а не просто для развлечения. Большинство американцев до войны жили в маленьких городках, которые
были организованы вокруг церкви и семьи.Социальный прогресс, такой как
прекращение рабства, принятие законов о детском труде, избирательное право женщин,
чистые законы о пищевых продуктах и лекарствах, а также контроль над промышленными монополиями были
свежи в воздухе, и все считали, что дальнейший прогресс был
неизбежный. Эдвард Беллами в его чрезвычайно популярном и влиятельном
роман «Оглядываясь назад» (1888), ожидавший, как и многие другие, совершенного
общества к 2000 г. А. Д. Самая известная работа Паркера — оратория Гора Новиссирна, постановка для солистов, хора и оркестра текстов средневековья монах Бернар де Морле из монастыря в Клюни.Хотя в первую очередь диатриба о пороках человеческого существования, первая часть «De Contempt» u Mundi «- экстатическое описание вечной жизни в небесном мире. город. После его перевода на английский язык в конце девятнадцатого века, этот текст стал очень популярным в Америке, которая считала со времен пуритан, чтобы быть Новым Иерусалимом, Формируется Город Бога в Новом Свете. Hora Novissima состоялась премьера 1893 г. с большим успехом получил представление в Англии в 1899 г. Фестиваль трех хоров в Вустере и продолжался дольше всех произведений Паркера в общем репертуаре.Для этой работы Паркер получил почетную докторскую степень в Кембриджском университете в 1902 году. Органная музыка Паркера отражает его опыт работы в качестве уважаемого концерта. органист. Хотя он никогда не хотел заниматься сольным концертом, он все же дал множество высоко оцененных сольных концертов и был хорошо известен своими импровизационные способности. Органные произведения Паркера включают большое количество довольно коротких произведений, описывающих определенное настроение или тему, как а также длинную сонату для органа и концерт для органа и оркестр.Сольные пьесы (сборник из 21 оригинальной композиции для the Organ) представляет собой антологию этих более коротких произведений, опубликованных в 1915 году. представляет красочное разнообразие произведений из всех периодов жизни Паркера, в том числе Аллегретто из сонаты для органа ми-бемоль минор, и ясно демонстрирует воображение и уверенное мастерство Паркера. Музыка Горацио Паркера, несколько забытая в недавнем прошлом.
в очередной раз вызывает значительный интерес. В 1995 году Уэйн Леупольд
Editions анонсировали новое издание работ Паркера.В его музыке
Паркер отражает жизнерадостный энтузиазм Америки, наполненной
регтайм, первые полеты Китти Хок и множество других чудес. Как
ведущий композитор своего времени, Паркер дает нам очень удовлетворительное представление о
веселая музыка, которую слушала Америка на пороге двадцатого века.
век. Орган Миллера и Абеля 1895 года, Церковь Св. Иосифа, Нью-Йорк Органные произведения Рузвельта в Нью-Йорке, Филадельфии и Балтиморе завоевала лидирующую репутацию среди многих американских органостроителей из конец 1870-х — начало 90-х, создание инструментов для большинства престижных церквей по всей стране, даже бросая вызов доминирование региональных органостроителей в Новой Англии. Оскар Мллер (1852-?) И Джордж Абель (1847-?), Оба немецкие иммигранты, работали на важнейших производственных позициях фирмы Рузвельта, начиная с начало 1880-х гг.Когда Франк Рузвельт закрыл фирму на пике ее развития, популярность в 1893 году, ей удалось по крайней мере три значительных фирмы. Патентные права и многие сотрудники перешли в собственность компании Farrand & Votey Co. Детройт. (Восстановленный орган Фарранда и Голосе слышен на Raven OAR-330 Guilmant в Америке.) Заведующий заводом Рузвельта в Нью-Йорке. Йорк и Балтимор, Адам Штайн основал фирму в Балтиморе. (Некоторые из его органов сохранились, в том числе три слышны на Органе. OHS-91 Исторического общества Исторические органы Балтимора.} Точно так же Млер и Абель основали свою фабрику в Нью-Йорке, построено 62 органа 1893-1903 гг. Прежде чем работать на Рузвельта, Оскар Мюллера наняла компания Barckhoff Organ Co. из Салема, штат Огайо, для два года. Джордж Абель работал в Людвигсбурге, Германия, в E. F. Walcker Co., затем некоторое время работал краснодеревщиком, когда приехал в США до присоединения к фирме Рузвельта. Немногие оставшиеся Органы Mller & Abel обладают более классической тональной характеристикой, чем органы Рузвельта, на основе которых они созданы, но сохраняют многие прекрасные Рузвельта, включая дизайн консоли и использование отличительного шрифт, созданный для фирмы Roosevelt Джорджем Эшдауном Одсли. В одном важном смысле органы Mller & Abel различаются
по существу: конструкция ветрового механизма была полностью
оригинальный, чтобы быть быстрым и отзывчивым, чтобы ветер мог проникать в трубы
мягче, чем на менее сложных конструкциях, и, к сожалению,
сложно восстановить. Тем не менее орган в церкви Святого Иосифа сохранился.
практически нетронутый, хотя его оригинальная консоль была удалена много лет назад
назад, по-видимому, одновременно с тем, что трубчато-пневматическое действие
стал электропневматическим.Во время реставрации 1994 года органостроитель Джон
Рэндольф предоставил новое консольное оборудование и оригинальную консоль
контролирует давно утерянную консольную номенклатуру на основе названий остановок, отмеченных на
различные трубы или части внутри органа. В отличие от повсеместного
в основном закрытые Великие подразделения других ок. 1890 Мллер и Абель,
Рузвельт, Фарранд и. Органы голосования, Великий из Мюллеров
& Авель в соборе Святого Иосифа всегда был незамкнутым. 1895 Орган Mller & Abel, восстановленный в 1994 году Джоном Л.Randolph Pipe Organs Альберт Альстром Д-р Альстром — музыкальный директор католической церкви Святого Духа,
Атланта, где состоялась премьера Реквиема и Семи последних слов
Христос. Доктор Альстром был на факультете Куинс-колледжа
Городского университета Нью-Йорка и является членом факультета Священного
Spirit College, Атланта, преподает историю религиозной музыки с
особый упор на песнопения и литературу эпохи Возрождения.Он раньше был
музыкальный директор Римско-католической церкви Св. Иосифа в Нью-Йорке
Город, где была сделана эта запись и резиденция композитора в г.
Центр компьютерной музыки в Бруклинском колледже Городского университета
Нью-Йорк. Исполняя музыку для органа, синтезаторов и электроники, он
часто концертировал с покойным Дональдом Джойсом. Его учителя включают
Джон Гиллок, Герре Хэнкок. Гай Бове, Леонард Рэйвер, Уильям Хейс и
Дерек Хили.Он имеет докторскую степень в Джульярдской музыкальной школе. |
Горацио | Департамент компьютерных наук
Система Horatio позволяет подключать портативный компьютер к сети UTCS и получать доступ к службам департамента, а также к Интернету.Во избежание злоупотреблений доступ ограничен преподавателями, сотрудниками, студентами и гостями UT. У вас должна быть учетная запись CS Unix для входа в систему.
Horatio использует настраиваемый брандмауэр для предотвращения доступа к сети до тех пор, пока вы не укажете имя пользователя и действующий пароль; когда это будет сделано, брандмауэр будет перенастроен, чтобы разрешить вам доступ. После выхода из системы или выхода из системы брандмауэр снова перенастраивается для предотвращения доступа.
Как использовать Горацио
Чтобы использовать Horatio, у вас должен быть портативный компьютер, настроенный для использования DHCP (протокол динамической конфигурации хоста) для получения IP-адреса и соответствующей информации.
Шаги:
- Подключите компьютер к сети Horatio. Публичные порты horatio находятся в GDC 3.302. Восстановление сети может занять до двух минут после подключения, поэтому проявите терпение. Имейте в виду, что время ожидания некоторых клиентов DHCP истекает менее чем через две минуты. Общественные порты Ethernet четко обозначены знаком с логотипом Horatio и основной информацией по использованию Horatio.
- Не пытайтесь использовать любой другой порт, кроме того, который отмечен как общедоступный порт Ethernet.
- Не отключайте другие машины. Любое из этих действий может привести к потере вашей учетной записи. Это стандартные порты Ethernet с разъемом RJ-45, обеспечивающие соединения 10 и 100 Мбит / с.
- Ваш компьютер должен отправить DHCP-запрос, на который DHCP-сервер ответит с необходимым адресом, шлюзом, сервером имен и другой информацией, необходимой для настройки вашего сетевого интерфейса.
- Запустите веб-браузер и откройте URL-адрес
https: // horatio.cs.utexas.edu/
, если ваш браузер поддерживает зашифрованные соединения SSL (протокол https: URL). Если ваш браузер не поддерживает SSL, используйте URL-адресhttp://horatio.cs.utexas.edu/
. - Перейдите по ссылке Log in и введите имя пользователя и пароль Unix отдела CS.
Если ваше имя пользователя и пароль приняты, вы вошли в систему, а брандмауэр настроен так, чтобы разрешить вам доступ к сети отдела CS и глобальному Интернету.
Когда вы хотите выйти, откройте URL-адрес https://horatio.cs.utexas.edu/
, если ваш браузер поддерживает зашифрованные SSL-соединения с протоколом https: URL. В противном случае используйте URL-адрес http://horatio.cs.utexas.edu/
. Затем перейдите по ссылке Выйти . После выхода из системы отключите компьютер.
Как работает Горацио
Сеть UTCS разбита на несколько виртуальных локальных сетей, одна из которых (Horatio VLAN) используется для портов Ethernet Horatio в GDC.Эти VLAN разделяют трафик, который может использовать одно и то же физическое сетевое оборудование, на логически отдельные виртуальные сети, которые не могут обмениваться трафиком без прохождения через внешний маршрутизатор (в данном случае межсетевой экран Horatio).
Перед подключением портативного компьютера или другого мобильного компьютера к одному из портов Ethernet необходимо настроить брандмауэр horatio.cs.utexas.edu.
- Чтобы защитить себя, и
- Для предотвращения доступа к остальной части сети.
На этом аппарате также работает DHCP-сервер и настраиваемый HTTP-сервер.
Когда вы подключаете портативный компьютер к одному из портов Ethernet или инициализируете адаптер беспроводной сети Ethernet, ваш компьютер отправляет широковещательную рассылку DHCP с запросом адреса. Сервер DHCP, работающий на брандмауэре, отвечает на этот запрос, предоставляя вашему компьютеру адрес.
Когда вы входите в horatio.cs.utexas.edu через веб-браузер, настраиваемый веб-сервер перенастраивает брандмауэр, добавляя правила, которые разрешают передачу пакетов с вашего компьютера в сеть UTCS и извне обратно на ваш компьютер.
Периодически Горацио пытается связаться со всеми машинами, которые были на нем зарегистрированы, отправляя сообщения эхо-запроса ICMP (другими словами, отправляя им эхо-запрос). Если он не может связаться с вашим компьютером, Horatio удаляет правила брандмауэра, добавленные при входе в систему, перенастраивая брандмауэр для предотвращения доступа к остальной части сети.
Горацио основан на ШПИНАНЕ в Стэнфордском университете.
Части Горацио
Оборудование
- Отдел CS использует коммутаторы Ethernet Cisco.
- Аппаратное обеспечение беспроводной сети Ethernet — это технология Lucent Technologies WaveLAN (IEEE 802.11).
- Межсетевой экран — это компьютер Intel Pentium III с двумя картами Ethernet, работающий под управлением Linux.
Программное обеспечение
Дополнительная информация
Для получения информации об использовании принтеров отдела из Windows и MacOS при входе в систему с помощью Horatio см. Раздел «Печать LPR на принтеры CS». Имейте в виду, что доступ к принтерам отдела из сети, отличной от сетей cs или csres, не разрешен.
Биографий: Жизни Горацио Алджера младшего
Самый сложный аспект изучения жизни Горацио Алджера состоит в том, что большинство его ранних биографий в худшем случае представляют собой полную выдумку, а в лучшем случае — относительно невинные заимствования из худшего. Трудности, с которыми сталкиваются биографы, очевидны, и таким авторам можно посочувствовать; поскольку после смерти Алджера в 1899 году его сестра Августа, согласно его завещанию, уничтожила дневник Алджера и всю личную переписку.Несмотря на нехватку первичной информации, несколько авторов за столетие, прошедшее после его смерти, пытались написать авторитетную биографию Алджера, полагаясь на фальсификацию вместо исчерпывающих исследований. Таким образом, настоящая жизнь Алджера так и осталась загадкой. Фактически, история биографии Алджера почти превосходит самого человека.Первым виновником этого столетия искажения фактов является Герберт Мэйс, с которым в 1927 году был заключен контракт на написание первой полной биографии автора.После нескольких дней исследований, в которых отсутствие доказательств и многие молчаливые современники Элджера приводили Мэйса в замешательство, он решил вместо этого написать пародию на Алджера, которая напоминала бы откровенные скандальные биографии того времени. Как позже признался сам Мэйс:
«Это был проект, с которым, как мне казалось, я смог справиться в течение нескольких месяцев или даже недель, с небольшими проблемами. Все, что мне нужно было сделать, это придумать сказку … все было легко, особенно когда я решил процитировать обильно из дневника Алджера.Если Алджер когда-либо вел дневник, я ничего об этом не знал »(комментарий Мэйса взят из« Спустя полвека », введения к переизданию его биографии, Алджер: Биография без героя ).Конечный результат работы Мэйса был почти полной выдумкой; почти не осталось никакой правды, кроме имени Алджера и написанных им книг. Несмотря на его намерения добиться того, чтобы книга была четко признана как юмор, Мэйс был весьма удивлен, обнаружив, что его аудитория восприняла ее как надежную работу:
«Любой, кто читал мою книгу, знает, что я представил Алджера жалким, довольно нелепым персонажем.Я обеспечил ему любовниц. Я усыновил его и привязал к маленькому китайскому мальчику, а затем убил мальчика сбежавшая лошадь … Я вспомнил персонажа, которого создал, иллюзию, что когда-нибудь он может стать президентом Соединенных Штатов. «Лишь в конце 1970-х Мэйс публично объявил, что его работа была мистификацией, и к этому моменту многие авторы уже написали свои столь же сфабрикованные опровержения и исправления его работы. Только в 1985 году была написана настоящая биография Алджера: книга Шарнхорста и Бейла «Потерянная жизнь Горацио Алджера-младшего».Текст , основанный только на существующих документальных свидетельствах, является первым, предлагающим научно-исторический подход к биографии Алджера.
Почему на поиск истинной истории Алжира потребовалось так много времени? В самом деле, реальная история определенно не так увлекательна, как выдумки более ранних биографов. По иронии судьбы, история Алджера, кажется, частично рассказана романами и стихами, которые он опубликовал. Алджер — автор, который написал то, что знал, и, следовательно, наиболее ясное представление об Алджере и его мотивах, как следует, может быть составлено из этих текстов.Настоящая история гораздо более драматична и человечна, чем мог представить любой из фабрикантов. Один из самых полезных документов, реконструирующих его жизнь, — это стихотворение, которое он написал в начале своей юношеской карьеры. «Грех брата Ансельмо», который, кажется, основан на автобиографических обстоятельствах, включает в себя строки: «Смелее, Ансельмо, хотя твой грех велик, / Бог дарует тебе жизнь, чтобы ты мог искупить». Почти каждый роман для молодых взрослых, который Алджер написал за свою карьеру, был действительно попыткой искупить ошибку, сделанную священником Первой унитарной церкви и общества Брюстера, штат Массачусетс.Чтобы полностью понять Алджера и его работы, нужно обратиться к его детству; там будет видно, что молодой Алджер жил в обстоятельствах, подобных тем, которые были у его более поздних героев.
Горацио Алджер-младший родился 13 января 1832 года, в пятницу. Его отец был унитарным министром в Челси, штат Массачусетс, городе, упомянутом в современной поговорке: «Дверной гвоздь мертв, как Челси». Хотя его отец был очень хорошим служителем, ему никогда не платили хорошо, и его семья часто страдала в финансовом отношении.Чтобы подзаработать, старший Горацио работал первым почтмейстером города и содержал небольшую ферму; он также иногда преподавал в гимназии. Несмотря на его попытки, семья Алджеров никогда не чувствовала себя комфортно, и в конце концов отец был вынужден уйти в отставку и покинуть город в 1844 году, в то время как его оставшееся имущество было передано кредитору, который, как полагают, был источником скряги в более поздних произведениях Горацио. работает. Во время этого финансового разорения мальчик сам оказался в невыгодном положении для семьи, страдая близорукостью и астмой.Несмотря на отсутствие физических способностей, Горацио был мальчиком немалых академических способностей: после того, как его отец начал учить его в шесть лет, Горацио быстро научился читать и писать; к восьми годам он начал изучать латынь и алгебру. После отъезда из Челси семья переехала в Мальборо, штат Массачусетс, где старший Горацио возобновил свои министерские обязанности. В Мальборо младший Горацио поступил в подготовительную школу. Горацио преуспел в учебе и дополнительно развил свои латинские способности, одновременно изучая греческий язык.К шестнадцати годам в 1848 году юношу приняли на первый курс Гарвардского университета.
О своей учебе в бакалавриате Алджер позже писал: «Ни один период моей жизни не был таким безграничным, как четыре года, проведенные в стенах колледжа» (23). Он быстро и навсегда подружился со многими учениками своего класса и учился у многих известных личностей, наиболее значимым для молодого Алджера был Генри Уодсворт Лонгфелло. В Гарварде он начал свою писательскую карьеру, его произведения включали не только стихи и короткие зарисовки, но и академические эссе о средневековом рыцарстве и Сервантесе.Его называли «Классным поэтом», и на встречах, которые происходили намного позже, он произносил оды тем годам, которые ему так нравились.
После окончания учебы Алджер был полон решимости зарабатывать на жизнь своим писательством, но учился довольно плохо. Крупные газеты и журналы того времени отказались от многих его работ, а те работы, которые были приняты такими изданиями, как « Христианский регистр », вероятно, принесли ему небольшую плату, если таковой вообще был. За это время Алджер, похоже, согласился с тем, что его литературная карьера может быть не такой выдающейся, как он надеялся.Он придумал несколько псевдонимов, в том числе «Карл Кантаб» и «Чарльз Ф. Престон», которые он использовал для публикации тех произведений, которые он считал второсортными. Однако, поскольку он не зарабатывал достаточно, чтобы содержать себя, в конце концов он занял ряд временных должностей школьного учителя; работа не отнимала у него много времени, и он продолжал писать для ежемесячных публикаций. На предзнаменование его дальнейших жизненных проблем намекает большинство опубликованных работ, которые в основном представляли собой короткие комедийные зарисовки для взрослых.Произведения включают в себя сюжеты сексуальных уловок, в которых холостяка обманом вынуждают жениться на неподходящей старой или некрасивой женщине. В другой работе холостяка обманывают письмом, которое, как он думает, от поклонницы, которое на самом деле принадлежит шутнику-мужчине. В серьезном стихотворении, опубликованном в 1854 году, Алджер взял голос брошенной женщины, которая проклинает своего любовника за то, что он разбил ей сердце; именно в это время Алджер покинул Кембридж и стал преподавателем в Род-Айленде.
Три года спустя Алджер, похоже, устал преподавать, и он вернулся в Кембридж, чтобы поступить в богословскую школу, где и провел следующие три года.После окончания учебы Алджер отправился в тур по Европе, который длился десять месяцев; Алджер любил проводить время за границей и написал много писем для публикации в ежемесячные журналы, для которых он писал раньше. Он взял на себя роль богатого путешественника и наблюдателя. Многие из его переживаний также были использованы в его более поздних детских работах.
Алджер вернулся из Европы, стремясь поддержать себя своими произведениями, и оказался в Бостоне в начале гражданской войны. Несмотря на то, что его призвали в армию, из-за его слабого здоровья и небольшого роста (во взрослом возрасте Алжеру было 5 футов 2 дюйма), он был направлен в тыл на время войны.Однако он поддерживал интимную переписку с шестнадцатилетним солдатом по имени Джозеф Дин; сохранившиеся письма показывают, что эти двое мужчин были очень близкими друзьями и что Алджер очень беспокоился о благополучии Дина.
После войны Алджер предпринял свою первую попытку создания юношеских работ, опубликовав «Кампанию Фрэнка », рассказ о мальчике, который организовал младшую армию, в то время как его отец сражается в гражданской войне. Книга была хорошо принята как критиками, так и коммерчески.Вскоре после этого Алджер принял призыв служить в Первой унитарной церкви и обществе Брюстера, штат Массачусетс. Он выполнял свои обязанности весьма умело, и его способности были оценены собранием. К сожалению, после того, как он прослужил чуть больше года, тревожные слухи начали угрожать вновь обретенной безопасности Алджера. В 1866 году член собрания Соломон Фриман писал:
В субботу после службы [мальчик] зашел в комнату [Алджера], чтобы оставить книгу… [Алджер] запер дверь на засов, а затем, а затем, совершил это противоестественное преступление … Из этого единственного обстоятельства вы легко можете сделать вывод о глубине разврата, до которой он дошел »(66).После расследования были найдены два мальчика, которые показали, что Алджер приставал к ним. В ответ на вызов Алджер признал, что был «неосмотрительным», и решил немедленно покинуть город. Хотя община была готова публично обвинить Алджера, Американская унитарная ассоциация в конце концов убедила их принять отставку Алджера и заверения в том, что он больше никогда не будет работать священником.Алджер снова оказался без постоянной работы и снова занялся писательской деятельностью. Одной из первых его работ того времени является «Грех брата Ансельмо», который, кажется, диктует его метод искупления: чтобы искупить свое преступление против этих молодых людей, Горацио решил написать серию романов для мальчиков, содержащих наставления и назидания. . Именно здесь писательская карьера Алджера действительно становится заметной.
В тридцать четыре года Алджер переехал в Нью-Йорк и начал изучать привычки молодых бездомных мальчиков города, которых в то время называли «уличными арабами».«Алджер активно работал над продвижением систем общественной поддержки бездомных детей Нью-Йорка и стал свидетелем создания больших пансионатов, иногда называемых« Домами для ночлега газетчика », которые предлагали детскую кроватку и обед за пять центов или что-то еще для мальчика. мог позволить себе заплатить. Сам Алджер взял несколько мальчиков, каждого из которых он использовал в качестве вдохновения для персонажей в своих произведениях. Благодаря своим трудам в то время Алджер был мотивирован написать одну из своих самых популярных работ, Ragged Dick .Хотя первоначально эта работа была издана как сериал, она была настолько популярна, что ему было поручено издать ее в виде книги. Критики повсеместно высоко оценили роман. Наконец, почувствовав, что он нашел свой талант, Алджер всего за шесть лет написал еще восемнадцать романов. К сожалению, по сравнению с довольно возбуждающим стилем Ragged Dick , многие из его следующих работ были раскритикованы как безвкусное воссоздание той же истории. Но, несмотря на замечания критика, все книги хорошо продавались, и Алджер пользовался неизменной популярностью.
Также в это время Алджеру была предложена возможность жить с сыновьями Джозефа Селигмана, бывшего одноклассника Гарварда, и учить их; это была работа, на которую он с готовностью согласился. Вскоре он стал любимцем своих учеников и оставался на этой должности семь лет.
В 1873 году Алджер взял перерыв в своей литературной и педагогической профессии, чтобы отправиться во второе турне по Европе. Хотя он считал поездку более бесцельной, чем предыдущая, тем не менее он получал удовольствие; к сожалению, он вернулся, чтобы столкнуться с крахом фондового рынка 1874 года.Шарнхорст иронично комментирует в своей биографии: «Алджеру едва исполнилось сорок лет, но он так и не вернулся в Европу. Возможно, он чувствовал, что должен избавить страну от еще одного отсутствия» (104).
По возвращении он начал проводить большую часть своего времени вдали от Нью-Йорка в Новой Англии, чтобы защитить свои легкие от копоти и дыма, распространенных в городе. После переезда из города он также совершил поездку по западным Соединенным Штатам. Хотя он продолжал изумительно писать, ему не хватало новых идей.Чтобы разрешить это затруднительное положение, он изменил сеттинг своих произведений и начал серию романов, действие которых происходило за пределами города и его окрестностей. Only an Irish Boy , Bound to Rise и его продолжение, Risen from the Ranks , все были произведениями в этом направлении. Хотя его работы по-прежнему продавались достаточно хорошо, Алджер в конце концов оказался на наводненном рынке детской литературы, и его продажи начали падать. В то же время Алджер начал приукрашивать свои работы с ростом преступности и насилия, как и в других мрачных приключенческих сказках, таких как « Дедвуд Дик на палубе » Эдварда С.Эллис. К несчастью, Алджер подошел к этой тактике в тот момент, когда газеты, школы и организации по всей стране поднялись, чтобы протестовать против этой грани пустяковых романов. Как отмечает Boston Herald : «Мальчики, которые неопытны в чтении [и хотят] сражений, убийств и захватывающих приключений … выбирают книги« Оливера Оптика »и Горацио Алджера».
Алджер ответил на эти нападки переключением жанра; вместо художественной литературы он писал детальные биографии американских героев. Его критики не могли подать жалобу на эти произведения, не показавшись непатриотичными.В то же время Горацио стал участвовать в либеральной политической деятельности республиканцев того времени. Хотя он публично критиковал беспощадные методы ведения бизнеса, его работы начали осуждать богатых инвесторов, которые искусственно раздували акции железных дорог; в нескольких романах фигурировали злодеи, которые несправедливо обманывали других его персонажей.
К сожалению, его переход на научную литературу не увеличил его продажи. К середине 1880-х годов карьера Алджера подошла к закату. Алджер больше не работал у Селигманов и жил в пансионатах; он также страдал от одиночества и депрессии.Даже когда-то богатая компания многих из его молодых подопечных начала беспокоить его. Его произведения того времени отражают эти проблемы: он, кажется, критикует своего бывшего работодателя за своих скупцов-евреев и ростовщиков, а действие многих его романов происходит в сельском городке, как и в романе его детства. Похоже, что Алджер устал не только от своего места в мире, но и от самого мира.
К середине 1890-х годов он, похоже, отказался от помощи многим своим молодым друзьям. В письме к близкому другу в 1896 году он писал: «Я отказался от своей комнаты на 34-й улице.потому что у меня было слишком много молодых людей, которые были нежелательными … По этой причине, пожалуйста, не говорите им, где я »(137). Позже в том же году, страдая от острого бронхита, Алджер навсегда уехал из Нью-Йорка, чтобы жить со своим сестра Августа в Натике, штат Массачусетс. Хотя он намеревался сделать это просто передышкой в своей работе, он обнаружил, что даже два года спустя не может завершить какие-либо новые работы из-за проблем со здоровьем. В частности, у Алджера была неполная рукопись книги. роман под названием « Out for Business », который он отчаянно хотел завершить.Не имея возможности сделать это сам, Алджер выбрал редактора, с которым он работал в прошлом, Эдварда Стратегемейера, чтобы он написал оставшуюся часть романа. Стратегейер согласился закончить работу, и хотя он закончил ее к декабрю 1898 года, Алджер не смог прочитать ее из-за проблем со зрением. 18 июля 1899 года Алджер умер в доме своей сестры от сердечного приступа, оставив сестре инструкции сделать похороны как можно более конфиденциальными, указав как можно меньше личных данных; его истинный возраст не был сообщен на мероприятии, и его останки были кремированы перед захоронением.Августа уничтожила все его личные письма и переписку. Его воля оставила почти все семье и друзьям. Как заключает Шарнхорст, «Алджер ушел и, если не считать его книг, по большей части забыт».
Q&A: Старший вице-президент Горацио по электронной коммерции и операциям — Рита Сауд
Рита работает в сфере обслуживания клиентов более 15 лет, имея большой опыт управления глобальными командами и международными клиентами. Она присоединилась к Горацио в качестве коммерческого директора в 2019 году, наткнувшись на профиль компании в Instagram и заметив, что ее бывший коллега Хосе был одним из соучредителей компании.Ее жизненный опыт сформировал международное мировоззрение, которое она привносит в эту работу. Она родилась и выросла в Ливане, переехала во Францию, чтобы учиться в колледже, и, наконец, поселилась в Доминиканской Республике. Она также свободно говорит на четырех языках: арабском, английском, французском и испанском. Помимо работы в Горацио, Рита — жена, мать четверых детей и двух собак, и она любит готовить!
По утрам
Мое утро обычно начинается до 5 утра. Три разных будильника гарантируют, что это так.Проснувшись, я пью утренний кофе и готовлюсь к работе. Дресс-код Горацио довольно мягкий, а это значит, что мне не нужно тратить много времени на размышления о том, что надеть! Это может показаться тривиальным, но, учитывая все решения, которые мне приходится принимать в течение дня, я ценю отсутствие необходимости решать, что надеть. Обычно я выхожу из дома к 6:30 утра и в офисе к 7:30 утра. Придя в офис, я проверяю Slack и приступаю к определению своих приоритетов на день. Большую часть дня я провожу между встречами с клиентами и внутренними встречами команды с нашим руководством и партнерами.
Сохранение рассудка при ненормальном графике
Может быть сложно найти баланс между работой на полную ставку и женой и матерью четверых детей. На работе иногда бывает очень много встреч и срочных дел, требующих моего немедленного внимания, и с 4 детьми это становится очень сложно, но работа матери заставляет вас хорошо определять то, что срочно, а не то, что не нужно, — то, что требует вашего немедленного внимание и что можно отложить.Мы с мужем работаем как одна команда, и мы всегда стараемся проводить время с детьми и поддерживать карьеру друг друга.
О влиянии кризиса Covid-19
Горацио в этом году значительно вырос. В настоящее время наша команда состоит из более 160 сотрудников и более 13 руководителей команд, которые несут ответственность за повседневное управление нашими отношениями с клиентами. Когда я впервые присоединился к Горацио, я внимательно следил за руководителями команд. Но по мере того, как мои обязанности продолжали расти, делегирование полномочий, которое мне не дается естественным образом, стало важным.
Мы также стали ближе как семья и определенно воспользовались преимуществами технологий для чрезмерного общения. В конце концов, устроить коктейльный час в Zoom проще, чем при личной встрече. Компания также остро осознала свою способность действовать как агент общего блага. Сейчас Горацио работает с местными благотворительными организациями в Доминиканской Республике, и мы также учредили фонды для помощи тем, кто напрямую пострадал от Covid-19.
О новом определении обслуживания клиентов как источника дохода
Индустрия обслуживания клиентов — это постоянно растущая отрасль.Инновации играют ключевую роль в этой отрасли, но, к сожалению, когда дело доходит до обслуживания клиентов, предприятия не спешат внедрять инновации. Обращались ли вы недавно в отдел обслуживания клиентов какой-либо компании? Недавно я это сделал и провел более двух часов по телефону (компания не предлагала никаких других альтернатив, которые позволили бы мне получить немедленную помощь, например в чате), пытаясь связаться с представителем службы поддержки клиентов. К сожалению, многие компании относятся к обслуживанию клиентов как к чему-то второстепенному, а вместо этого отдают приоритет тем направлениям бизнеса, которые напрямую влияют на их финансовую прибыль, и инвестируют в них.Но думать об обслуживании клиентов отдельно от роста доходов — ошибка. На высококонкурентном рынке обслуживание клиентов часто определяет, совершит ли клиент покупку и вернется ли он или она за дополнительной. Пандемия только усилила этот факт, поскольку выбор расходов осуществляется в рамках более жестких бюджетов. За последние пару месяцев мы потратили много времени на то, чтобы у всех наших клиентов была надежная омниканальная стратегия, позволяющая удовлетворять потребности своих клиентов и продолжать получать прибыль.
О том, чем я люблю заниматься в свободное время
Я люблю читать! Художественные книги, такие как «Гарри Поттер», «Волшебник из страны Оз» и «Хроники Нарнии», — это книги, которые я прочитал несколько раз на разных языках. Эти книги — лучшая возможность провести время с моими детьми, поскольку они тоже любят их читать. «Искусство войны» — это книга, к которой я возвращаюсь все время, и в настоящее время я читаю именно ее.
Я из Ливана, страны, известной своей едой, и моя семья любит готовить! Мой любимый рецепт — табуле, традиционный ливанский салат, который содержит петрушку, лук, помидоры и молотую пшеницу.
Информация о Горацио:
Horatio — ведущий поставщик услуг безупречного обслуживания клиентов и многоканальной поддержки. В Горацио мы любим говорить: «Делай то, что у тебя получается лучше всего, а остальное нанимай Горацио». Горацио сотрудничает с быстрорастущими и инновационными компаниями для разработки своей стратегии поддержки клиентов и предоставляет специально подобранную команду для реализации. Горацио уделяет особое внимание обеспечению поддержки клиентов, ориентированной на бренд. Наша команда оснащена новейшими технологиями и опытом, чтобы каждый раз обеспечивать высокое качество обслуживания клиентов.
Чтобы узнать больше о Горацио, напишите по адресу [email protected] или посетите сайт www.hirehoratio.com
.