Диссиденты известные: Главное о диссидентах в 9 вопросах • Arzamas

Содержание

Главное о диссидентах в 9 вопросах • Arzamas

Как появились, что делали и что изменили инакомыслящие в СССР, рассказывает историк Алексей Макаров 

Подготовили Алексей Макаров, Юлия Богатко, Олег Коронный

Когда и как в СССР появились «несогласные» и с чем они были не согласны?

Пока был Сталин, открыто не соглашаться с действием властей почти никто не решался — можно было попасть в лагерь и за более мелкие провинности. Хрущев на XX съезде разоблачает культ личности и освобождает политических заключенных. Общество начинает попытки наладить диалог с властью: сни­маются фильмы, пишутся книги, существование которых при Сталине было бы невозможным. Вырастает поколение, которое верит в то, что действия государ­ства можно редактировать, и позволяет себе все больше свобод. В частности, два писателя — Андрей Синявский и Юлий Даниэль — передали на Запад свои произведения и издали их под псевдонимами. В 1965 году их арестовали и стали судить за «антисоветскую агитацию и пропаганду». К недовольству властей, за писателей вступились известные деятели культуры (Шкловский, Чуковский, Окуджава, Ахмадулина и другие), направив в Президиум Вер­хов­ного Совета «Письмо 62-х» с просьбой об освобождении писателей. Несколько человек организовали на Пушкинской площади «Митинг гласности», а мате­риалы процесса стали собирать и распространять в самиздате.

Примерно тогда же СССР подписывает Международный пакт о гражданских и политических правах своих граждан  Пакт Организации Объединенных Наций, основанный на Всеобщей декларации прав человека. Принят 16 декабря 1966 года., о чем сообщается в советских газетах. Советские граждане с удивлением узнают, что об их правах заботится Комис­сия по правам человека ООН и что туда можно обращаться в случае их не­со­блюдения. Люди не обязательно пострадавшие, но считающие не­об­ходимым указать власти на правонарушения начинают собирать свидетельства.

Протестующие против ввода советских войск в Чехословакию. Прага, август 1968 годаGetty Images

Одновременно похожие процессы происходят в других социалистических странах. Доходит даже до того, что в Чехословакии начинаются либеральные реформы. Советское правительство, боясь потерять контроль над со­циа­ли­сти­ческим миром, вводит в 1968 году в Прагу танки. В знак протеста восемь че­ловек выходят на Красную площадь с плакатами «За вашу и нашу свободу», «Позор оккупантам» и т. д. Естественно, их тут же арестовывают, судят и от­правляют в лагеря или психиатрические лечебницы (ведь только сумасшедший может выступать против СССР, как однажды заметил Хрущев).

Как «несогласные» превратились в диссидентское движение?

Действия «несогласных» главным образом сводились к двум направлениям: первое — составление коллективных писем в советские инстанции, суды, прокуратуру, партийные органы с просьбами обратить внимание на нарушения (например, прав заключенных, инвалидов или нацменьшинств). Второе — это распространение информации о правонарушениях — главным образом через самиздатский бюллетень «Хроника текущих событий» (он выходил с апреля 1968 года).

То, что делало активистов движением, — это два «символа веры»: прин­ци­пи­альное ненасилие и основной инструмент борьбы — буква закона, принятого в стране, а также международные обязательства в сфере прав человека, кото­рые СССР обязался соблюдать.

Сначала они называли себя «правозащитники» или «Демократическое Дви­жение» (оба слова с большой буквы), потом — «инакомыслящие» (впо­след­ствии исследователи уточняли: «инакодействующие» — «мало ли кто был инакомыслящим»). Однажды иностранные корреспонденты, которые за­труднялись одним словом описать явление, которое в целом нельзя было охарактеризовать ни как правое, ни как левое, ни как оппозиционное, употребили тот же термин, каким в XVI–XVII веках называли английских протестантов, — dissidens (от лат. «несогласный»).

Тем не менее организации как таковой не было — каждый диссидент сам определял меру своего участия в общем деле: найти бумагу для самиздата, распространить, хранить его, самому писать воззвания или их подписывать или помогать деньгами политзаключенным.

У диссидентов не было лидера, но были авторитеты: скажем, письма, которые писал Сахаров, или заявления Солженицына весили больше, чем высказывания какого-либо другого человека. Для власти отсутствие иерархии было пробле­мой — если нет главы, невозможно ликвидировать кого-то одного и тем самым разрушить всю организацию.

Чего добивались диссиденты?

Диссиденты не планировали захватить власть в СССР и даже не имели кон­крет­ной программы по его реформированию. Все вместе они хотели, чтобы в стране уважались базовые права человека: свободы передвижения, вероисповедания, слова, собраний, а каждая группа в отдельности добивалась чего-то своего — еврейское движение занималось репатриацией в Израиль, движение крымских татар выступало за то, чтобы вернуться в Крым, откуда татары были де­пор­ти­рованы в 1944 году; христианское движение хотело открыто исповедовать Христа и крестить детей; диссиденты-заключенные го­лодали за то, чтобы соблюдались их права и выполнялись тюремные правила; кришнаиты хотели спокойно заниматься йогой и кормить своих детей вегетарианской пищей, не боясь, что их лишат родительских прав.

Главным образом диссиденты старались, чтобы как можно больше людей в СССР и за рубежом узнало о нарушениях и о том, что власть врет, когда говорит, что в стране соблюдаются права человека и все счастливы. Для этого использовался и самиздат, в частности «Хроника текущих событий», и разные способы передачи информации на Запад — домашние пресс-кон­фе­ренции, пересылка текстов через иностранных подданных и т. д. Но часто пострадав­шие получали и конкретную помощь: деньги или бесплатного адвоката. Скажем, Солженицын передавал все доходы от издания за рубежом «Архипе­лага ГУЛАГ» политзаключенным, а адвокат Софья Каллистратова бесплатно защищала самиздатчиков, крымских татар и евреев-отказников.

Почему диссидентам было так важно обращаться к Западу?

Сначала правозащитники не собирались «выносить сор из избы» и писали о своих открытиях советскому руководству, в крайнем случае — главам ком­партий стран Восточной Европы. Но в январе 1968 года четверых активистов самиздата осудили за то, что они опубликовали материалы по предыдущему громкому процессу — суду над писателями Синявским и Даниэлем 1965 года. Тогда двое других диссидентов написали «Обращение к мировой обществен­ности». В нем они описали процессуальные нарушения и попросили пересмо­тра дела при международных наблюдателях. Обращение было передано по ра­дио BBC на английском и русском языках, за ним по­сле­довала кампания против политических преследований, гораздо более мас­штабная, чем в 1965 году.

Это был первый случай такого официального выступления диссидентов против действий властей. В дальнейшем же они старались сообщить на Запад обо всем незаконном, что попадало в их поле зрения. Власть это раздражало: так слож­нее было делать «хорошую мину». Кроме того, информация, попадавшая на Запад, становилась инструментом экономического давления, своего рода санкций. Например, в 1974 году к закону о торговле США была принята по­правка Джексона — Вэника, согласно которой США ограничивали торговлю со странами, которые препятствуют свободной эмиграции. Из-за этой по­правки СССР, в частности, было трудно закупать компьютеры и приходилось действовать через подставные фирмы.

Другим раздражающим фактором для советского правительства были письма от международных комитетов ученых в поддержку коллег — как, например, в защиту биолога Сергея Ковалева, историка Андрея Амальрика, физиков Юрия Орлова и Андрея Сахарова — на такие обращения невозможно было не реа­ги­ровать: бюрократическая система была устроена так, что по факту каждого обращения нужно было проводить расследование, кого-то наказывать, при­ни­мать какие-то меры.

Генеральный секретарь ЦК КПСС Леонид Брежнев подписывает Заключительный акт Совещания по безопасности и сотрудничеству в Европе. Хельсинки, 1975 год
AFP / Getty Images

В 1975 году СССР подписал Хельсинский акт  «Хельсинский акт» — За­ключительный акт Совещания по без­опас­ности и сотрудниче­ству в Европе, подписанный в 1975 году на встрече в Хельсинки представителями СССР, США, Канады, большинства государств Европы и Турции., то есть подписался под обяза­тельством предоставлять своим гражданам свободу передвижения, контактов, информации, право на труд, право на образование и медицинское обслужи­вание; равноправие и право народов распоряжаться своей судьбой, определять свой внутренний и внешний политический статус. Документ, опубликованный в советских газетах, стал главной картой правозащитников: «Вот, вы же сами подписали, извольте выполнять». На следующий год пра­во­защитники объеди­нились в Хельсинкские группы (сначала в Москве, потом на Украине, в Литве, Грузии и Армении), чтобы отслеживать нарушения этих прав и свобод, о кото­рых, опять же, сообщали остальным странам-под­писан­там.

Вывозить информацию помогали иностранные корреспонденты, которых звали на домашние пресс-конференции. (Интересно, что общение с иностранцами в целом для обычного советского человека выглядело вопиющим диссидент­ским актом — о каждом случае такого общения становилось известно властям.) Распространяя информацию таким образом, диссидентам удавалось, не меняя системы в целом, спасать или смягчать участь отдельных людей.

Сколько всего диссидентов было в СССР?

Точное число неизвестно, и зависит оно от того, кого, собственно, мы считаем диссидентом.

Если считать тех, кто каким-либо образом привлек внимание КГБ (например, дал почитать кому-то самиздат) и был приглашен на так называемые «про­филактические беседы» с сотрудниками Госбезопасности, — это почти полмиллиона человек за 1960–1980-е годы. Если считать подписавшихся под разными письмами (например, под обращениями с просьбой разрешить эми­грировать или открыть храм или под письмом в защиту политзаключен­ных) — то это десятки тысяч людей. Если сократить диссидентское движение до ак­тивных правозащитников, адвокатов или составляющих обращения, то это сотни.

При этом надо учитывать, что многие ничего не подписывали, а тихо хранили дома архив «опасных» документов или перепечатывали на машинке за­пре­щен­ные тексты.

С трудом можно понять, сколько людей слушало запрещенные песни Галича или читало самиздат, но известно, что сигнал западных радиостанций прини­мали многие тысячи людей.

Опасно ли было быть диссидентом?

Официально власть не признавала, что в «счастливом» советском государстве есть какие-то «несогласные»: только уголовники или сумасшедшие могли заниматься антигосударственной деятельностью под маской защиты прав чело­века. Основных статей, по которым можно было расправляться с такими людьми, было четыре: «Антисоветская агитация и пропаганда»; «Рас­простра­нение заведомо ложных измышлений, порочащих советский го­су­дарственный и общественный строй»; «Нарушение закона об отделении церкви от государ­ства» и «Посягательство на жизнь и здоровье граждан под видом исполнения религиозных обрядов» (все осужденные по этим статьям в 1990-х годах были реабилитированы вне зависимости от «фактической обоснованности обвинений»).

Только за «агитацию и пропаганду» можно было попасть в политический лагерь (небольшая, как правило, зона для особо опасных преступников), по остальным — в обычные лагеря к уголовникам. Власти в какой-то момент поняли, что, несмотря на большие сроки, политическим желательнее попадать в лагерь «к своим», поскольку там они пребывали в кругу интеллигентных людей, учились друг у друга — например, юриспруденции и языкам.

Была еще статья «Измена родине» (по которой предусматривалась ответствен­ность вплоть до смертной казни), но после смерти Сталина она использовалась ред­ко  В 1962 году семь человек было расстреляно по делу восстания рабочих Новочеркасского электровозостроительного завода. А послед­ним политическим делом, по ко­то­ро­му был вынесен приговор к расстрелу, можно считать дело о мятеже на «Сторожевом», когда в 1975 году замполит корабля Валерий Саблин захватил управление и выдвинул политические требования властям.. Диссидентов ею скорее пугали.

Если брать статистику арестов, то она не очень высокая: в 1959 году КГБ ввел практику так называемого «профилактирования» — предупредительных бесед сотрудников органов с «инакомыслящими» — и на сто профилакти­ро­ван­ных приходится примерно один арестованный. То есть несколько десятков человек в год в Москве. В регионах — плюс еще несколько человек за все 1970–80-е го­ды. Полтора десятка человек умерли в тюрьмах и лагерях от болезней, спрово-цированных голодовками и избиениями.

Здание КГБ на Лубянской площади. 1989 годРИА «Новости»

Но кроме лишения свободы к диссидентам применялось множество других мер: могли выгнать с работы, из института, установить слежку или про­слуши­вание, отправить на принудительное лечение в психиатрическую больницу. Людей, которые через это прошли, уже были тысячи.

Известен ряд случаев, которые можно назвать политиче­скими убийствами, но доказать это невозможно. Среди самых известных — нападение на перевод-чика Константина Богатырева в 1976 году и происшествие с математиком и организатором Еврейского народного университета Беллой Субботовской, которую в 1982 году при странных обстоятельствах задавил грузовик.

Боялась ли власть диссидентов?

Поскольку у диссидентов не было задачи свергнуть власть, то прямой угрозы они не представляли, но их действия постоянно доставляли неприятности руководству страны в целом и разным администрациям в частности.

Во-первых, неприятно было объясняться с западными компартиями, неудобно было заку­пать высокотехнологичное оборудование через подставные фирмы и быть жертвой санкций; неприятно было маленькому начальнику получать по шапке от вышестоящего за какого-нибудь зэка. Политические заключенные за­брасы­вали тюремное руководство жалобами, которые нужно было про­токо­лировать и с которыми нужно было разбираться, ломая канцелярскую машину.

Во-вторых, диссиденты подавали плохой пример и смущали «правоверных» граждан, распространяя вредную информацию. Кроме того, было непонятно, как бороться с тем, что не имеет организованной структуры: кого сажать?

С другой стороны, КГБ был нужен внутренний враг, которого удобно было связать с внешним — Америкой, чтобы постоянно генерировать ощущение опасности. Это позволяло влиять на политические решения и получать дополнительное финансирование от КПСС.

Чего добились диссиденты?

Важнейший результат — помощь заключенным, прежде всего осужденным по политическим статьям, и их семьям, а также уволенным по политическим причинам. На эту помощь инакомыслящие собирали деньги с середины 1960-х; в 1974 году Андрей Сахаров отдал литературную премию Чино дель Дука на помощь детям политзаключенных; в 1974 году Александр Солженицын создал Фонд помощи политзаключенным и их семьям. Заключенные получали письма, посылки, им оказывалась разнообразная поддержка, одной из задач которой было про­де­мон­стри­ровать, что на воле о них не забыли, и сделать так, чтобы они не чув­ствовали себя отрезанными от происходящего в мире. Дисси­дент и политза­клю­ченный Валерий Абрамкин положил много усилий на то, чтобы в тюрьмах появились общественные наблюдательные комиссии  Общественные наблюдательные комиссии образованы на основании Федерального закона № 76 от 10 июня 2008 года. . Благодаря диссиден­там, организовавшим 30 октября 1974 года в нескольких лагерях коллективную голодовку и День политзаключенного, теперь есть День памяти жертв поли­ти­ческих репрессий, официально признанный государ­ством.

Другой важный результат их деятельности — документирование проис­ходившего в 1960–80-е годы: это та часть истории, о которой бы мы сейчас не имели объективного представления без документов неофициального происхождения. 

Третье, это Конституция РФ  Принятая 12 декабря 1993 года., которая разрабатывалась при участии активных участников диссидентского движения — Кронида Любарского и Сергея Кова­лева, и разработка закона о реабилитации участниками самиздатского сбор­ника «Память». Кроме того, влияние в прошлом или настоящем на реальную политику отдельных людей, вышедших из «ина­комыслящих», таких как Вла­димир Лукин (с 2004 по 2014 год — упол­но­моченный по правам человека) в России, Натан Щаранский в Израиле, многих представителей национальных движений на Украине, в Литве, Грузии или Армении.

Четвертое — это внимание, которое обратили политики и психиатры всего мира на проблему использования психиатрии в политических целях благодаря деятельности Владимира Буковского.

Cбор самиздатских текстов, которые циркулировали в диссидентских кругах, подготовил последующие официальные публикации. Пример, не относящийся к их деятельности напрямую, но важный для культуры в целом: при жизни Высоцкого не было ни одного издания, а, когда появилась возможность пуб­ликоваться, тексты песен были уже собраны активистами Клуба са­мо­дея­тельной песни. Другой пример — переводы «Хроник Нарнии» Натальей Трауберг, которые до конца 1980-х ходили в самиздате и с которых потом делались официальные издания.

Деятельность диссидентов меняла общественный климат страны, де­монстри­руя существование альтернативного взгляда на порядок вещей и утверждая ценность человеческой жизни и гражданских прав. Тем самым диссиденты подготовили интеллектуальную альтернативу советскому строю, а также нынешнюю общественную активность: это преемственность прин­ципов правозащитной деятельности.

Митинг в поддержку Съезда народных депутатов СССР. Москва, Лужники, 21 мая 1989 годаТАСС

Что стало с диссидентским движением?

Движение стало растворяться с выпуском из тюрем политзаключенных в 1987 году (хотя последние выходили до 1992 года). После 1987-го появляется возможность издавать то, что раньше было самиздатом, большими тиражами и безнаказанно, появляется уличная активность — выступления, митинги. Традиционные инструменты устрашения перестают работать.  

Что читать о диссидентах • Arzamas

Самые известные мемуары и интервью с участниками событий

Подготовил Александр Архангельский

Андрей Сахаров. «Воспоминания» 

Великий физик и великий диссидент вспоминает весь свой путь — от рождения до ссылки в Горький. Из книги становится ясно, как человек, награжденный главными советскими награ­дами, обласканный партийной властью (Хрущев всегда, даже при крайней занятости, давал распоряжение соединить его с Саха­ровым, если тот пытался дозвониться, и, не соглашаясь, слушал внимательно), становится ссыльным изгоем. Не в ре­зуль­тате поражения, а в результате побе­ды — над собой, над обстоятельствами, над эпохой.

Александр Солженицын. «Бодался теленок с дубом» 

Книга охватывает промежуток от 1950-х до высылки писателя из СССР в 1974 году. Она прежде всего о литературе как деле свободы, о том, как писа­тель избавляется от внутреннего рабства и превращает творчество в духовное сопротивление. В «Теленке» сильно полемическое начало; Солженицын спорит со многими диссидентами, считая, что они уклонялись во всемирное в ущерб национальному.

Наталья Горбаневская. «Полдень. Дело о демонстрации 25 августа 1968 года на Красной площади» 

Как в тотально контролируемом обществе, в самом охраняемом (разве что после Лубянки) месте в СССР могла пройти демон­страция против вторжения советских войск в Чехословакию? Кто были эти герои? Что делала на демон­страции коляска с малень­ким ребенком? Что произошло с участниками? Об этом — осно­ванная на документах и личных воспоминаниях книга замеча­тельного поэта Натальи Горбаневской.

Людмила Алексеева. «Поколение оттепели» 

Правозащитница Людмила Алексеева была машинисткой самых первых вы­пусков «Хроники текущих событий», помогала семьям заключенных. Ее кни­га — первая попытка привести в систему разрозненные сведения о советских диссидентах оттепельного поколения. Краткие четкие справки, яркие воспоми­нания о друзьях, учителях и оппонентах — Сахарове и Солженицыне, Ларисе Богораз и Натане Щаранском.

Владимир Буковский. «И возвращается ветер…»

Двенадцать лет в тюрьме и лагерях. Осознанная, твердая борьба политика, а не просто мирное духовное сопротивление. При этом — ставка на политику, которая основана на морали и поэтому несокрушима. Атмосфера эпохи. Все это — в лири­ческой автобиографии Владимира Буковского, переведенной на множество языков.

Сесиль Вессье. «За вашу и нашу свободу! Диссидентское движение в России»

История движения, написанная французским академическим историком. Показаны самые разные группы — от западников до националистов; даны подробные биографические справки, библиография. Четко, сжато и по делу.

А также:

Здесь звучат голоса диссидентов, кратко и ясно изложена канва истории дви­жения.

Тридцать пять видеопрограмм, посвященных диссидентскому движению; подробный рассказ об истории и живые разговоры с диссидентами.

Цикл интервью с диссидентами, в том числе и с теми, кто отошел от движения или смотрит на его историю иначе, чем мы привыкли.


И еще:
  • Андрей Амальрик. «Записки диссидента»

  • Вячеслав Бахмин. «Заметки»

  • Лариса Богораз. «Сны памяти»

  • Леонид Бородин. «Без выбора. Автобиографическое повествование»

  • Борис Вайль. «Особо опасный»

  • Илья Габай. «…Горстка книг да дружества…»

  • Петр Григоренко. «В подполье можно встретить только крыс…»

  • Сергей Григорьянц. «Полвека советской перестройки» (главы из книги)

  • Юлий Даниэль. «„Я все сбиваюсь на литературу…“ Письма из заключения. Стихи»

  • Александр Есенин-Вольпин. «Философия. Логика. Поэзия. Защита прав человека. Избранное»

  • Дина Каминская. «Записки адвоката»

  • Анатолий Марченко. «Мои показания»

  • Валерия Новодворская. «По ту сторону отчаяния»

  • Юрий Орлов. «Опасные мысли. Мемуары из русской жизни»

  • Владимир Осипов. «Дубравлаг»

  • Александр Подрабинек. «Диссиденты»

  • Феликс Светов. «Опыт биографии»

  • Лев Тимофеев. «Я особо опасный преступник»

  • Натан Щаранский. «Не убоюсь зла»  

Диссиденты вчера и сегодня

  • Олег Сенцов второй месяц держит в колонии голодовку с требованием освободить украинских политзаключенных. За его судьбой следит российская и мировая общественность.
  • В брежневские времена властям СССР было не все равно, как выглядит страна в глазах Запада: в отдельных случаях диссидентов выпускали из тюрьмы и страны под давлением общественности.
  • У нынешней российской власти после аннексии Крыма нет цели прилично выглядеть в чьих-либо глазах, и она игнорирует мнение общества.
  • Эксперты убеждены: время коллективной ответственности и коллективного протеста прошло, наступила эпоха индивидуального действия.
  • Диссидентство в том виде, в каком оно существовало в 70–80-е годы, сегодня невозможно, но оно служит моральным и информационным ориентиром.

Сергей Медведев: Седьмой день чемпионата мира по футболу, 38-й день голодовки Олега Сенцова, второй год процесса по делу «Седьмой студии». Как примирить все эти вещи в голове? Как человеку, оппозиционно настроенному, реализовать свое право на протесты и на несогласие с существующей системой? Может ли в этом пригодиться опыт диссидентского движения в Советском Союзе? Подробности в сюжете нашего корреспондента.

Корреспондент: На сегодняшний день Олег Сенцов – возможно, самый известный протестующий в мире. За его судьбой пристально следят Джонни Депп и Мерил Стрип, Кшиштоф Занусси и Жак Одиар, Стивен Кинг и Салман Рушди. Акции в поддержку Сенцова проходят по всей планете – от Нью-Йорка до Сиднея. Почти на любой международной встрече с участием Владимира Путина тема украинского режиссера, второй месяц голодающего в российской тюрьме, – одна из главных.

Видеоверсия программы

Голодовка – последняя надежда заключенного на справедливость и последнее оружие в борьбе за нее. Но чаще всего и оно не действует.

Пока история Сенцова напоминает историю советского диссидента Анатолия Марченко. Он тоже голодал не за себя: требовал освободить из тюрем всех политзаключенных СССР. За него также просили во всем мире. Однако через три дня после выхода из безрезультатной голодовки, которую он держал 117 дней, Марченко умер.

Кремль уже заявил, что никакое общественное давление и никакие призывы к милосердию в деле Сенцова на Путина не влияют.

Сергей Медведев: У нас в гостях Антон Долин, главный редактор журнала «Искусство кино», и Павел Полян, историк.

Антон, вы последнее время делали очень много постов и даже маленькую листовку для распечатки по делу Сенцова. Почему именно Сенцов сейчас является такой точкой фокуса протеста?

Антон Долин: Он кинорежиссер. Мы, люди из мира кино, давно его знаем, еще до ареста. Мы с очень большим вниманием следили за его процессом. Многие предполагают, что раз приговорили, значит, что-то там было, иначе такого не могло быть: 20 лет – все-таки очень жесткий срок. А мы видели, что база доказательств невероятно хлипкая, но наказание чрезмерно жестокое, даже несоизмеримо к тому, что инкриминируется Сенцову. И мы прекрасно знаем, что он очень далек от любого рода террора. Поэтому с самого начала мы вступались за него как за своего коллегу.

Это долго было важнейшей осью координат. А сейчас, конечно, разговор уже гораздо более глобальный и широкий. Голодовка Олега Сенцова – это продолжение той принципиальной позиции, которую он занял с самого начала: отказ от сотрудничества со следствием, отказ от того, чтобы признавать свою вину во имя смягчения предполагаемого наказания и совершенно бескомпромиссное теперешнее требование. Понятно, что оно звучит довольно идеалистически: он голодает не за себя, а за всех украинских политзаключенных. Сегодня это кажется в принципе невыполнимым хотя бы потому, что Россия не признает, что есть какие бы то ни было политзаключенные. Надо сначала признать, а дальше разобраться с каждым – действительно ли он политзаключенный. И после этого еще их всех скопом вдруг взять и отпустить? В обмен на что? И пока наша очень неповоротливая бюрократическая машина во всех деталях стала бы с этим разбираться… А она пока еще даже не начала разбираться, но голодовка идет, и человек умирает.

Истории политических голодовок в тюрьмах хорошо известны. Очень многие из них заканчивались летальным исходом. И те из нас, кто знает Олега Сенцова и видел его поведение, могут предположить, что с его стороны это не блеф, не шантаж и не какой-то временный ход.

Сергей Медведев: Павел, насколько эффективным вы считаете инструмент голодовки? Насколько обоснованны сравнения с Марченко?

Павел Полян: Вскоре после его смерти сбылось то, за, что он голодал: политзаключенных отменили как некую корпорацию.

Сергей Медведев: Да, это, говорят, очень сильно повлияло на Горбачева.

Павел Полян: Вряд ли это было решающим фактором в том, что политзаключенных начали отпускать. Но по времени это, безусловно, совпало и сыграло какую-то символическую роль. Я недавно смотрел замечательный фильм об Арсении Рогинском, где он рассуждает об этом как о чуде: человек поставил невыполнимую цель, и эта цель была достигнута, пусть и ценой собственной жизни.

Сергей Медведев: Антон, насколько здесь может быть критично то, что это происходит в дни чемпионата мира по футболу? Ведь, как я понимаю, Сенцов, начиная эту голодовку, имел в виду это событие и какие-то возможные проявления гуманизма в связи с ним.

База доказательств невероятно хлипкая, а наказание несоизмеримо жестокое даже с тем, что инкриминируется Сенцову

Антон Долин: Этот вопрос надо адресовать Кремлю, хотя там делают вид, что они даже не очень в курсе ситуации. Честно говоря, не верю. Дело Сенцова началось четыре года назад, и он уже довольно давно находится в колонии на Крайнем Севере. Понятно, что главный повод – это чемпионат мира, когда внимание всего мира приковано к России, здесь очень много иностранцев, и очень важно не уронить имидж страны, которая достойна быть местом проведения такого важного всемирного события. И Сенцов именно в этот момент привлекает внимание не к своей судьбе, а к тому факту, что в России сидят в тюрьмах граждане другого государства, потому что являются политическими оппонентами правящей власти.

Классический случай с любым политзаключенным в любой стране – власть не признает за ними то, что они политзаключенные: этот террорист, этот украл, этот совершил насилие, этот хулиган и так далее. Насколько это критично для власти? Вывод об этом можно сделать только по реакции власти. Пока власть молчит, а пресс-секретарь президента говорит или «мы не следим», или «мы точно не знаем», или «а почему он не просит о помиловании?».

Но попросить о помиловании означает признать себя виновным. А если человек не признает себя виноватым, за что ему просить прощения и милости? Не за что. И вся идея акции Сенцова – указать на то, что люди страдают без вины. Хорошие они или плохие – это совершенно другой вопрос: кто-то может считать активистов Майдана априори злодеями, а другой – априори героями. Вопрос совершенно не в этом, точно так же, как и с Сенцовым. Вопрос в том, что человеку без малейших доказательств приписали очень тяжелую вину, объявили его виноватым в террористических действиях, при том что ни один человек не пострадал от его действий. Более того, никаких его действий вообще не было зафиксировано! Действия совершали другие люди, которые показали на него, причем один из этих двух людей отказался от показаний, сказал, что дал их под пытками. Более шаткой базы для обвинительного приговора, да еще и с таким невероятным сроком, просто невозможно вообразить!

Сергей Медведев: Это чистый пример несправедливости системы. Павел, для вас важна вот эта украинская составляющая дела?

Павел Полян

Павел Полян: Здесь явная несправедливость. Если база такая хлипкая, если она с каждым взятым назад свидетельством становится все более хлипкой, почему не продолжается юридический процесс? Почему все эти решения не оспариваются заново?

Я понимаю, что это дело политическое, и давление на суд более чем серьезное. От всех наших заявлений в защиту Сенцова толку почти никакого. Когда-то они реагировали, а сейчас все перемешалось, и они поняли, что на это можно не реагировать, и, по-моему, даже ничего не читают.

Сергей Медведев: Антон, нет опасения, что Кремль – это та инстанция, которая принципиально не поддается на давление, и чем больше будет протестовать интеллигенция и кинокорпорация, тем контрпродуктивнее это может оказаться?

Антон Долин: По этой логике надо обратиться к Сенцову: «Слушай, ты их шантажируешь своей голодовкой, делаешь им неприятно. Ты сиди себе спокойно, авось выпустят не через 20, а через 16 лет: может, сменится власть, будет какое-то потепление. А то от голодовки и умереть можешь». Но он идет не по этой логике.

Да, конечно, дело в чемпионате мира, но ведь есть и еще одно обстоятельство. За четыре года его дело никуда не двинулось. Насколько я знаю, были апелляции. Но в этом деле многое засекречено, сотрудники ФСБ говорят, что суду представлены некие секретные доказательства, которые они не могут обнародовать. А суд говорит: «Да, они доказательные». Что может сделать в такой ситуации адвокат или общественный защитник? Как он может проникнуть в это доказательство, которое никому не явлено?

Возникает патовая ситуация. То, что вслух сказано на суде и в прессе, выглядит так: у человека не нашли ничего, его компрометирующего, нет никаких доказательств того, что с двумя людьми, показавшими на него, он делал что-то вместе. Нет ничего, кроме слов.

Сергей Медведев: Ситуацию комментирует правозащитник Сергей Шаров-Делоне.

Сергей Шаров-Делоне: В советское время все-таки было противостояние двух систем. И для людей, которые в Советском Союзе попадали в переплет за политические убеждения, главное было – донести информацию на Запад. В брежневское время Советский Союз все-таки старался выглядеть прилично. И как только намечался какой-нибудь очередной саммит, встреча или чей-то визит, в этот момент можно было оказать давление и сплошь да рядом людей выпускали, высылали из СССР.

Внутри страны я не вижу шансов ни на какой общественный договор, ведь для этого нужны две стороны

Никаких других механизмов, чем раньше, я не вижу. Но сейчас пороги допустимого давным-давно снесены, а у нынешней российской власти, во всяком случае, после Крыма, уже нет цели выглядеть прилично. Ей абсолютно наплевать на мнение общества! Она его игнорирует. Общество для нее не существует. Да и само оппозиционное общество не очень может договориться между собой. Поэтому внутри страны я не вижу шансов ни на какой общественный договор, ведь для того чтобы договориться, нужны две стороны.

Сергей Медведев: Павел, насколько сейчас можно в том же деле Сенцова всерьез апеллировать к Западу? Может ли это иметь влияние на ситуацию?

Павел Полян: В гораздо меньшей степени, чем в брежневское время. Сейчас все глобализировалось, размылось, постмодернизировалось и потеряло критериальную привязку. Дело даже не в том, что власти меньше хочется выглядеть прилично – это тоже фактор, просто стало непонятно, что такое «выглядеть прилично». Все время идут взаимные претензии: «у всех рыльце в пушку, не у нас одних». К тому же есть и основания для такого рода встречных упреков. Была как бы некая политическая, геополитическая биполярность и определенная стратегема правозащитной деятельности в стране, которая в этом сильно нуждалась. Она опиралась, во-первых, на информацию, а во-вторых, на случаи, когда вмешательство западных лидеров могло решить ту или иную проблему. Сейчас это не может ничего решить. Может быть, на уровне Трамп – Путин что-то и могло бы решиться (если Трамп знает о Сенцове, в чем я, впрочем, сомневаюсь).

Сергей Медведев: Европейские лидеры точно знают.

Павел Полян: Они об этом говорят, но никакой реакции мы не видим. И это не так важно. Если бы судьба Олега Сенцова могла быть включена в какую-то более сложную комбинацию (скажем, торг в обмен на смягчение или отмену санкций), тогда это стало бы интересным. А вот саму по себе проблему исправления несправедливости: «ну, ошибся, переборщил» и так далее – это решить не может, этих факторов нет. Это только некий геополитический торг и больше ничего.

Сергей Медведев: А тогда была парадигма «холодной войны», в которую гораздо более четко вписывались и правозащита, и диссидентское движение. Антон, насколько для вас адекватен тот опыт диссидентского противостояния власти? Или это уже некая ушедшая Атлантида, и это никак нельзя отнести к сегодняшним реалиям?

Антон Долин: Боюсь, что так. Мы все, наверное, и Путин в том числе, в ловушке постоянных сопоставлений с СССР. Но мы живем в другом государстве. Оно по-другому называется. У него другие границы, другая Конституция, другой принцип управления, другие законы и даже карательные органы другие, при всей преемственности. Все другое!

Мы говорим – опыт диссидентов. Ну, хорошо. Назовите мне диссидентов в теперешней России – это кто? Многие из тех, кто хотел бы называть себя таковыми, это люди, существующие (страшно сказать) даже на государственных зарплатах, преподающие в каких-то вузах, нормально себя чувствующие. Это что, настоящие диссиденты? Мы в другой ситуации. Государство по-другому обращается с инакомыслящими. Оно по-другому признает своих врагов или союзников, часто называя врагов «партнерами», причем от души! Поэтому любые такого рода аналогии ведут нас на неверную дорогу, когда мы начинаем искать другие аналогии, а они крайне неточны.

Сергей Медведев: Павел, а для вас существует что-то позитивное в практическом плане из того, старого опыта советского диссидентства?

Павел Полян: Некоторые вещи остаются неизменными при всем различии между двумя системами. Была «Хроника текущих событий», то есть фиксация всего, что происходит. Насколько я понимаю, это и есть.

Сергей Медведев: Вот, например, «Медиазона» очень напоминает «Хронику текущих событий».

Антон Долин

Антон Долин: Я кинокритик, журналист. Я все время говорю о разнице между советской с теперешней кинокритикой. В чем советская и вообще, ситуация ХХ века? В том, что вокруг существует некий заговор молчания. И вот какие-то люди решили его прервать. Например, несколько человек вышли на Красную площадь, и в ситуации молчания одна упавшая капля звучит, как «Девятый вал» Айвазовского.

А сейчас другая ситуация – ситуация постоянного информационного шума. На каждый довод находится контраргумент, на каждый набор фактов находится теория заговора, которая выглядит гораздо убедительней, чем факты. Вчера неизвестная мне девушка написала в Фейсбуке: «Ну, Сенцов проплачен». Кем проплачен? Проплачен – чтобы что? Я уверен, она пишет искренне. Она даже не задумывается, просто есть формула. На одну формулу – другая формула. И выяснятся, что в ситуации тишины для того, чтобы сказать слово, требуется мужество и больше ничего. Это очень много! Но сегодня для того, чтобы прозвучала правда там, где все состоит из бесконечного количества маленьких элементов вранья и полуправды, мужества недостаточно.

Сергей Медведев: Вы сказали – информация, «Хроника текущих событий». Что еще?

Павел Полян: Если Кремлю необходимо какое-то судебное решение, оно будет таким, каким нужно. В этой теперешней зашумленной, запостмодернизированной ситуации юридическая плоскость все равно остается последним бастионом, где возможна какая-то соревновательность. Не по всему спектру возможных конфликтов, как гражданских, так и политических, ангажированность судей обеспечивается какими-то звонками или еще чем-то. Конечно, судьи в целом перестали ощущать себя третей властью, но все-таки некоторые из них, может быть, ощущают. Есть некоторое поле, может быть, небольшое, но заведомо большее, чем любые другие поля, где эта соревновательность может быть осуществлена, где есть борьба за справедливость и некоторые промежуточные, а не окончательные, успехи. Случай Юрия Дмитриева – один из таких прецедентов. За этим, конечно же, стоит общественное давление.

Я не хочу сказать, что не надо подписывать никаких апелляций и призывов. Это тоже играет свою роль, просто ничтожно малую. А вот серьезную роль может играть сопротивление в суде. Должны быть грамотные, хорошо подготовленные адвокаты. Власть делает сколько угодно ошибок. Оспаривать можно и процессуальность, и суть. Только в суде можно чего-то добиться. Кое-что меняется.

Сергей Медведев: Может ли работать внутренняя миграция, практика не сотрудничества с государством?

Антон Долин: Мне кажется, сегодня это невозможно. Было бы здорово… В советское время государство было тотальным. Это советская практика, когда государству принадлежит все, и ты делаешь что-то маленькое, совершенно не политическое вне государства и отказываешься диссидентом.

Сегодня не так. Допустим, есть радио «Эхо Москвы» – оно в 75% своего эфира открыто оппозиционно, но по факту принадлежит государственной корпорации. Это значит, что государство пожелало, чтобы они были оппозиционными, чтобы продемонстрировать на их примере, что оппозиция ничего не может? Или государство просто решило не возражать и тогда они правильно все делают? Они играют государству на руку или нет? Это вопрос, ответ на который лежит в области конспирологии.

Я сам – журналист, работающий на государственные медиа, делающий это принципиально и последовательно. Кстати, ни в чем из суженного коридора возможностей, связанных с кино, меня не цензурируют, и часто звучат вещи, которые не звучат на других государственных медиа. Я сотрудничаю и с ВГТРК, и с Первым каналом, и с «Медузой», и с «Искусством кино». С чем это связано? Государство хочет что-то кому-то показать на моем примере? Или оно у нас просто не такое уж и карательное?

Наше оружие – это слово, гласность. Каждый день вывешивать в Фейсбуке: «Олег Сенцов голодает!»

Мне кажется, что сегодня мы находимся в зоне индивидуальной, а не коллективной ответственности. Коллективная ответственность – удобная штука. Все, кто с государством, – плохие вольно или невольно. Все, кто не с государством, – классные вольно или невольно. Сегодня это не так. Государство у нас (сейчас скажу отвратительное слово) гибридное. У нас гибридный режим, гибридная идеология. В нее входит все, все сосуществует со всем. Когда, условно говоря, Дмитрий Медведев дает премии правительства и свои персональные премии за вклад в журналистику порталам «Такие дела» и «Арзамас» и тут же Первому каналу – что это значит? Это значит, что власть хорошая или эти продались? Мне кажется, пора выбросить все эти немножко старомодные представления о корпоративности и принадлежности. Пора каждому человеку, особенно тому, у которого есть право какого-то слова в интернете, в радиоэфире, на страницах газет и журналов, отвечать за свои слова, «фильтровать базар» и биться за те ценности, которые кажутся ему важными, отстаивать их совместно с людьми, их разделяющими. И это единственный путь не к какой-то победе в некой виртуальной гибридной войне, а просто к сохранению своей личности в той ситуации, в которой мы сегодня живем. Я могу быть неправ, но это мой осознанно выбранный путь, по которому я иду довольно давно.

Сергей Медведев: Не раз и не два звучало это слово – «постмодернизм». Я сейчас заканчиваю писать колонку о том, почему Путину комфортно в ситуации постмодерна: потому, что созданы основы разрушения больших нарративов, создана постинституциональная ситуация, в которой эта гибридная ползучая политика…

Антон Долин: Мы все – дети постмодернизма, нравится нам это или нет. Постмодернизм существует с 60-х годов. В этом году мы отмечаем 50-летие 1968 года. Это революция, в которой ни одна власть не была перевернута, ничего не произошло, а революция состоялась. Это уже великий постмодернистский политический сдвиг, политическое событие. Людям 1917 года не объяснишь, почему 1968 год – это революция.

Сергей Медведев: Даже с Сенцовым ситуация абсолютно постмодернистская и гибридная. С одной стороны, в Москве праздник – чемпионат, невозможно пройти мимо ликующих толп на улицах. С другой стороны, ты все равно, так или иначе, думаешь о том, что Чемпионат мира, проходящий в Москве, легитимизирует ту власть, которая держит Олега Сенцова.

Антон Долин: Когда мы заходим в книжный магазин и покупаем свежеизданную книжку, мы легитимизируем то, что происходит с Олегом Сенцовым или нет? Мы делаем все что угодно, кроме того, чтобы заключить себя в клетку и голодать, как делал бы, допустим, Павленский, если бы был в России? Получается, что все остальное – это легитимизация режима. Может быть, даже так и есть – я не знаю.

Павел Полян: Да и Павленский этого не делал бы.

Сергей Медведев: С Павленским сейчас сложно. Он во Франции.

Антон Долин: Но не все помнят, что акция с поджогом дверей – это был прямой политический ответ художника на дело Сенцова и проверка. Сенцова обвинили в том, что он посоветовал кому-то поджечь дверь. Павленский поджег дверь ФСБ в самом центре Москвы, чтобы проверить, получит ли он за это 20 лет.

Сергей Медведев: И он требовал, чтобы ему предъявили обвинение в терроризме. Это была очевидная референция на Сенцова.

А насколько могут быть возможны и востребованы сейчас такие большие пассионарные жесты, как та же «Хартия-77» в Чехословакии в январе 1977 года?

Павел Полян: Мне кажется, сейчас просто никто не договорится о единой редакции текста этой потенциальной хартии, все перессорятся. Кроме того, такого рода обобщенное протестное движение и документация, свободная от юридической плоскости (а здесь ее в принципе не может быть), с прагматической точки зрения бессмысленно. А государство уже тогда научилось с этим бороться. Вот есть «Хартия-77», а есть «Антихартия», где было еще больше подписантов. Было протестное письмо интеллигенции насчет взятия Крыма, а потом тут же возникло письмо в поддержку, пусть и липовое.

Сергей Медведев: Антон, действительно, все закончилось на Координационном совете оппозиции?

Антон Долин: Да, этот довольно анекдотический сюжет должен научить нас всех хотя бы тому, чтобы не наступать на те же грабли. Вот Анна Наринская делала замечательную выставку «200 ударов в минуту», посвященную машинописи. И там было видно, как истончаются вторая, третья копии: уже едва можно прочитать. Папиросная бумага, чтобы побольше поместилось, ценность каждого листочка… А сейчас интернет – пиши, сколько хочешь. Есть даже сайт Change.org: напиши петицию, подпиши. Но вот к тебе присоединились какие-то сотни тысяч «мертвых душ» – и что? Абсолютно ничего.

Сегодня хартии не работают. Хартия – прекрасная вещь: удалось распределить порядочность на какое-то количество людей, чтобы вместе не так тяжело было ее нести. А сегодня сколько порядочности ты возьмешь себе на плечи и вынесешь, столько на тебе и будет.

Наше оружие – это слово, гласность. Слово материально, особенно в русской культуре. Говорить, говорить, говорить, каждый день вывешивать в Фейсбуке: «Олег Сенцов голодает!» Тут же приходит множество народу и пытается поддеть: а почему вы за этого не выступаете, а действительно ли он голодает, а говорят, что он поправился… Но почему их это так тревожит? Эта маленькая фраза пробуждает рудименты совести даже у тех, кому вроде бы все равно.

Сергей Медведев: Может быть, признать, что традиционное диссидентство уже невозможно в эпоху постмодерна и гибридности?

Павел Полян: Традиционное, наверное, невозможно. Но новые формы, в том числе порталы с какими-то информационными вещами, о которых раньше и помыслить нельзя было, стали возможны только сейчас. Все-таки архивы открываются в большей степени, чем закрываются, и работать в них трудно, но можно. Можно бороться и не обязательно проигрывать. Но диссидентство ли это? Может быть, это просто нормальная историческая вещь?

При этом от старого доброго советского диссидентства 70–80-х годов тянется какая-то ниточка традиционности, которая потеряла черты прагматической победительности, но оно остается как моральный и информационный ориентир. Правозащита должна сдвинуться в сторону юридического поля. Вот тут есть потенциал.

10 главных диссидентских книг — Афиша Daily

В России, похоже, возрождается интерес к диссидентскому движению: в «Мемориале» закрылась выставка в честь Варлама Шаламова, вышли «Диссиденты» Глеба Морева, а сейчас готовится переиздание «Полдня» Натальи Горбаневской. «Афиша Daily» собрала необходимые тексты для понимания советского инакомыслия.

«127 писем о любви» Андрея Синявского

В 1965 году литературовед и прозаик Андрей Синявский вместе с писателем Юлием Даниэлем был осужден за антисоветскую пропаганду. Именно этот суд считается отправной точкой диссидентского движения. В трехтомнике «127 писем о любви», как в любой честной хронике мемуарного толка, очень четко прослеживается вся сложная онтология оппозиционной борьбы: связи и взаимоотношения участников, расхождение между целями и методами, дискурс идеалов и их метаморфозы после знаковых событий, психология и интенция поступков. В книге много личного, и это делает материал особенно ценным, ведь политическую борьбу всегда ведет человеческая личность.

Издательство «Аграф», Москва, 2004

«Белая книга» Александра Гинзбурга

По горячим следам процесса Синявского и Даниэля Александр Гинзбург собрал памятник одному из центральных событий советских 1960-х. «Белая книга» дает широкий обзор информационной борьбы и методов пропаганды: документы до начала суда, рецензии иностранных СМИ на произведения писателей, выступления деятелей науки и искусства в их защиту, выдержки из советской прессы, письма, заявления, листовки, а также материалы уголовного дела, репортажи из зала суда, завершающие публикации западной и советской прессы о приговоре и значении всего процесса. В сборник также входят совершенно пронзительные тексты: речь Шолохова против подсудимых, ответное открытое письмо Лидии Чуковской и «Письмо старому другу» Варлама Шаламова. В духе советского безжалостного абсурда за распространение «Белой книги» самого Гинзбурга осудили по той же статье, что и участников процесса.

Издательство «Посев», Франкфурт-на-Майне, 1967

«Диссиденты» Глеба Морева

«Диссиденты» — это двадцать разговоров с инакомыслящими: беседы охватывают события с конца 1950-х и до середины 1980-х годов. Автор сделал яркие, концентрированные интервью с диссидентами, обладающими подчас совершенно полярными политическими взглядами: у каждого собеседника — своя оценка ключевых деятелей и событий движения. Книга глубоко и детально рассказывает о том, как в отсутствие каких-либо гарантий на успех очень разные люди постоянно рисковали своей жизнью и отстаивали правовое будущее России.

Издательство АСТ, Москва, 2017 («Ангедония. Проект Данишевского»)

«Колымские рассказы» Варлама Шаламова

Малая проза Варлама Шаламова — это истории, переворачивающие наши представления о человечности, норме и границах страха в условиях, стирающих личность убогими буднями выживания. Шаламов просидел по ссылкам и лагерям в общей сложности двадцать один год, пребывая в эпицентре чудовищной вселенной сталинских лагерей. Сюжеты и персонажи его рассказов настолько натуралистичны, что создают иллюзию подглядывания в замочную скважину. Памятник эпохе ГУЛАГа — наравне со всеми произведениями другого знаменитого узника, Александра Солженицына.

Издательство «Азбука», Санкт-Петербург, 2011

«На «Свободе» Анатолия Кузнецова

Анатолий Кузнецов был диссидентом с необычной судьбой: танцевал в балете, сжег комсомольский билет, хотел учиться в Литинституте (в итоге отучился), прославился романом о войне «Бабий Яр», который, к слову, прошел цензуру и был издан в СССР, а чтобы получить разрешение на командировку в Лондон (где он и останется), полгода стучал в КГБ на друзей-писателей. В 1972–1979 годах на радио «Свобода» Кузнецов вел передачу «Писатели у микрофона». Часть этих легендарных уже бесед вошла в книгу.

Издательство «Астрель», Corpus, Москва, 2011

Подробности по теме

Что стало с участниками акции на Красной площади в 1968-м: отрывок из «Полдня»

Что стало с участниками акции на Красной площади в 1968-м: отрывок из «Полдня»

«По ту сторону отчаяния» Валерии Новодворской

Новодворская сама себя диссидентом не считала — ее «освободительная» работа всегда была агрессивной и неистовой. Леволиберальный интеллектуал, провокатор и прямолинейный спикер, она сделала карьеру чрезвычайно неудобного общественного деятеля: и в политике, и в культуре, и в правозащитном движении она была совершенно автономна благодаря своей любви к высказанной, противоречивой правде фактов. Культовость Новодворской отчасти объясняется тем, что каждая ее вербальная «правда» подкреплялась бесстрашным поступком.

Издательство «Новости», Москва, 1993

«Поколение оттепели» Людмилы Алексеевой и Пола Голдберга

Людмила Алексеева — автор фундаментального труда «История инакомыслия СССР. Новейший период», один из основателей Московской Хельсинкской группы, бывший член Комиссии по правам человека при Президенте РФ. Человек, заставший всю эпоху целиком: и фатальный 1937 год, и патриотический трепет во время Великой Отечественной войны, и исторический факультет МГУ 1950-х, и партию, и активное издание «Хроники текущих событий», и русскую эмиграцию в США, и «Голос Америки», а также продолжение истории правозащитного движения в постсоветской России. События биографии Людмилы Алексеевой — своеобразная карта, по которой прослеживается путь диссидента — от безупречного советского гражданина до активного борца с тоталитарной системой, не теряющего веру в гуманизм.

Издательство «Захаров», Москва, 2006

«Портреты в колючей раме» Вадима Делоне

Вадим Делоне — внук известного математика, крутившийся в богемных кругах 1960-х, — 25 августа 1968 года вышел на Красную площадь вместе с семью знаменитыми москвичами, неся плакат «За вашу и нашу свободу», и тем самым необратимо изменил ход советской истории, а заодно и течение своей судьбы. «Портреты в колючей раме» — дневник Делоне, который он три года вел в заключении. Правда, идеалы и «веселые» тюремные истории от молодого человека, чья жизнь могла сложиться совершенно безоблачно, если бы не выбор совести.

Издательство «Ад Маргинем», Москва, 2013

«Скажи изюм» Василия Аксенова

Василий Аксенов вел борьбу с советской властью эстетическими методами, бесконечно экспериментируя с языком, стилем и формой. Аксенов-писатель — а также гедонист, бонвиван, любитель джаза — был силен не столько своей философией истории, сколько стилистической оснащенностью. Его знаменитый роман «Скажи изюм» — метафорическое преломление событий, развернувшихся вокруг шумной истории альманаха «Метрополь», сильно повлиявшего на судьбы местной творческой интеллигенции.

Издательство «Эксмо», Москва, 2010

«Факультет ненужных вещей» Юрия Домбровского

Увлекательная и, к сожалению, не известная (в сравнении с другими романами о репрессиях) широкому кругу читателей книга о буднях историка краеведческого музея, для которого совесть оказывается важнее покоя и безопасности. Здесь нет долгих, в отечественной традиции, внутренних монологов, а сюжет крайне динамичен — этот текст уверенно чувствует себя среди шедевров XX века. Многие годы Домбровский провел в лагерях: его то отпускали, то сажали вновь. Писатель умер вскоре после выхода романа на Западе: в 1977-м неизвестные жестоко избили его в фойе ЦДЛ — и через два месяца Домбровский скончался от сильного внутреннего кровотечения.

Издательство «Советский писатель», Москва, 1989

Швейцарский историк Барбара Мартин о советских диссидентах — Реальное время

Диссиденты СССР глазами историка из Швейцарии

Фото: предоставлено Барбарой Мартин

«Опубликованы протоколы заседаний Политбюро по Солженицыну, и тут интересно видеть, как долго обсуждали его дело. Не то чтобы кто-то за него заступался, но просто очень боялись за имидж страны на Западе. Это главный фактор, который влиял на решение по тому или иному диссидентскому делу», — полагает историк, научный сотрудник Базельского университета, автор книги «Диссидентские истории в Советском Союзе. От десталинизации до перестройки» Барбара Мартин. В интервью «Реальному времени» она рассказала, какое впечатление произвели на нее советские диссиденты при личных встречах, насколько серьезно сейчас изучают опыт и историю СССР на Западе и видит ли она сама какие-то положительные стороны в советском изводе социализма.

«Идея социализма сама по себе положительная. Как она была реализована в СССР — другой вопрос»

— Барбара, погрузите нас в ту эпоху, когда Советский Союз еще существовал и был полон сил. Ведь выросло уже второе поколение людей, которые не видели идеологической монополии КПСС, цензуры и прочего. Многим уже сложно представить, что же это было за явление такое — СССР.

— Во-первых, я хотела бы сразу оговориться: я не родилась в СССР и не жила в нем, поэтому мое восприятие совсем иное, чем у тех людей, которые жили при советской власти. Я знаю советскую действительность только через письменные источники и по словам тех, кто в нем жил. Зато у меня нет ностальгии по прошлому и, как мне кажется, довольно непредвзятый взгляд.

Во-вторых, надо подчеркнуть, что СССР при Брежневе, который я исследую, это совсем не то, что СССР при Сталине. Конечно, цензура была и в то время, зато существовал уже и самиздат. Самиздат (скажу я для молодых читателей) — это подпольное распространение и размножение нецензурированных текстов, которые печатали на пишущих машинках. Люди создавали себе пространство свободы — даже в мире несвободы. А политические репрессии, в отличие от сталинского времени, касаются только единиц, и в основном тех, кто занимается правозащитной деятельностью, кто пишет для самиздата или распространяет так называемую «антисоветскую литературу», книги, привезенные с Запада.

При этом КГБ редко сразу арестовывал провинившихся, сначала были так называемые «профилактические беседы», когда инакомыслящих пытались уговорить отказаться от запрещенной деятельности, потом уже увольняли с работы, потом снова беседы, угрозы. А в 1970-х годах многих диссидентов, вместо того чтобы их судить, заставили эмигрировать. А некоторые, как, например, Арсений Рогинский, предпочли тюрьму.

Я говорю это не для того, чтобы как-то приуменьшить масштабы этих репрессий, а для понимания, что есть большая разница между брежневским периодом и сталинским.

Фото youtube.com
В 1970-х годах многих диссидентов, вместо того чтобы их судить, заставили эмигрировать. А некоторые, как, например, Арсений Рогинский, предпочли тюрьму

— А вы видите в том периоде существования СССР какие-то положительные стороны? Чему современным западным странам стоит поучиться у СССР?

— Я бы сказала, что политическая система в теории это одно, а ее реализация — другое. По-моему, идея социализма сама по себе положительна, но насколько она была реализована в СССР это другой вопрос. Такие вещи, как бесплатное образование, бесплатная медицина, отсутствие безработицы, которые были в СССР — это, конечно, хорошо, но без демократии этого недостаточно. В социал-демократических странах, таких как страны Скандинавии и Франция, реализуется хороший компромисс между демократией и социализмом. Но, конечно, нет системы без недостатков.

Насколько серьезно на Западе изучают опыт и историю СССР? Наверное, этим занимаются единицы?

— СССР изучают очень серьезно. Выходит очень много ценных книг на английском, французском, немецком и даже итальянском языках, часть из которых переводится на русский язык. Вот, например, недавно вышла хорошая биография Брежнева, написанная Сузанной Шаттенберг, «Леонид Брежнев. Величие и трагедия человека и страны».

В маленькой Швейцарии, где я живу, есть несколько специалистов по истории СССР. Есть разные проекты по изучению СССР. Например, в Цюрихе есть проект по изучению позднесоветской деревни под руководством Екатерины Емелянцевой-Коллер. И сама я недавно получила финансирование Швейцарского фонда поддержки науки на изучение религиозного возрождения в позднесоветской России. Я сейчас собираю свидетельства тех, кто обратился в православие в это время.

«Солженицын для написания «Архипелага ГУЛАГа» собрал свидетельства 257 бывших узников»

— За что в основном страдали диссиденты в СССР? За «правду», за то, что не поддерживали идеологию КПСС?

— Диссидент — это человек, который выражает свое несогласие с какой-то политикой, даже когда ему за это угрожают репрессии. В СССР было довольно много инакомыслящих, это, например, люди, которые читали самиздат, потому что только в самиздате они могли найти произведения или тексты, которые соответствовали их образу мышления. Но людей, которые решались показать свое несогласие, было гораздо меньше. Был период так называемой «оттепели» при Хрущеве, когда цензура ослабла и стало возможно говорить, например, о сталинских репрессиях, издали новеллу «Один день Ивана Денисовича» Александра Солженицына о жизни в ГУЛАГе. Тогда некоторые люди, в основном из интеллигенции, начали говорить вслух о репрессиях при Сталине, а также в некоторой мере о недостатках советской действительности. Но когда Брежнев пришел к власти, оттепель быстро закончилась, хрущевская десталинизация пошла на убыль и цензура ужесточилась. Сначала были протесты, видные деятели интеллигенции писали петиции, протесты… но к концу 1960-х, после вторжения советских войск в Чехословакии, уже стало опасно критиковать советскую власть или просто говорить вслух то, что многие думали.

Диссиденты — это те, кто, несмотря на ужесточение политики режима, продолжали сопротивляться. И часто они сопротивлялись до конца, до ареста, до высылки, если не до собственной гибели. А причины могли быть самые разные. Кто-то был за демократический социализм, кто-то защищал права человека, кто-то был верующим и хотел свободы вероисповедания, кто-то боролся за независимость своей страны, кто-то просто хотел творческой и интеллектуальной свободы.

Фото ru.rbth.com
Солженицын для написания книги «Архипелаг ГУЛАГ» собрал свидетельства 257 бывших узников ГУЛАГа. И он использовал этот материал для того, чтобы рассказать об опыте заключенных ГУЛАГа

— Многие диссиденты в прошлом обращались к изучению личности Сталина, его окружения. Откуда они брали информацию?

— В основном из устных и письменных свидетельств. Антон Антонов-Овсеенко и Рой Медведев очень много общались со старыми большевиками — ветеранами революции, которые знали очень многих из окружения Сталина и могли о многом рассказать. Конечно, эти устные свидетельства были очень ценными в отсутствие доступа к архивным документам. Также они могли дать ценную информацию, которая в архивах вообще отсутствует, например личностные характеристики Сталина.

Скажем, Солженицын для написания книги «Архипелаг ГУЛАГ» собрал свидетельства 257 бывших узников ГУЛАГа. И он использовал этот материал для того, чтобы рассказать об опыте заключенных ГУЛАГа.

— Есть стереотип, что диссиденты были очень сильными личностями. И все же до конца не верится в то, что человек способен на такое. Как они могли пойти против тоталитарной машины Советского Союза? Откуда брали такую силу?

— Действительно, диссиденты были незаурядными личностями, они сильно отличались от рядового советского гражданина. Только такие личности могли выстоять лишения, гонения, и ставить свою свободу и свободу других выше всего. Такие люди есть при любой власти, они и в демократических системах существуют, но только при авторитарных режимах они показывают, на что действительно способны.

Показательно, что после распада СССР многие диссиденты остались в оппозиции и продолжали свою деятельность. Это, например, Людмила Алексеева, которая была членом Хельсинкской группы в СССР и в 1996 году снова возглавила эту организацию, уже в постсоветской России. Можно вспомнить и Мустафу Джемилева. Для меня было чрезвычайно интересно встретиться с такими людьми. Они сами по себе чрезвычайно интересны, умны и при общении с ними чувствуешь их по-настоящему сильный характер.

«Западные историки и публика были потрясены книгой Роя Медведева»

— Кого из диссидентов вы решили глубоко изучать и почему?

— В своих первых двух книгах я интересовалась диссидентами, которые были подпольными исследователями и опубликовали книги о сталинских репрессиях и других «белых пятнах» советской истории. При Брежневе эти книги, конечно, могли выйти в свет только на Западе, поэтому их авторы вольно или невольно становились диссидентами. Я прежде всего сосредоточилась на четырех фигурах, которых можно в разной степени назвать диссидентами (сами они этот термин, как правило, не очень любили: Александр Солженицын, Рой Медведев — автор истории сталинизма «К суду истории», Антон Антонов-Овсеенко — основатель музея ГУЛАГа в Москве, который в советское время прославился биографией Сталина под названием «Портрет тирана» (он, кстати, сын знаменитого большевика Владимира Антонова-Овсеенко, который брал Зимний дворец во время Октябрьской революции), и Александр Некрич, написавший книгу с критикой роли Сталина в подготовке страны к нападению Германии в 1941 году.

Рой и Жорес Медведевы, 1995 г. Фото Маргариты Медведевой, предоставлено Барбарой Мартин
Могу сказать, что у меня был хороший контакт с братьями Медведевыми, с ними я встречалась неоднократно. Сейчас я как раз пишу их совместную биографию

— С кем из диссидентов вы встречались?

— В рамках подготовки диссертации я встретилась с Роем и Жоресом Медведевыми, с Антоном Антоновым-Овсеенко. У меня в соавторстве с русским историком Антоном Свешниковым вышла книга об историческом сборнике «Память», я брала интервью с бывшими редакторами этого сборника. Могу сказать, что у меня был хороший контакт с братьями Медведевыми, с ними я встречалась неоднократно. Сейчас я как раз пишу их совместную биографию. К сожалению, Жорес Медведев умер год назад, но с его братом Роем Александровичем я надеюсь в скором будущем встретиться. Хотя ему уже 94 года, но у него очень хорошая память и молодой ум. Он может очень интересно рассказывать, ведь он был не только историком, но и политиком. В 1989 году он был избран народным депутатом и членом Верховного Совета СССР, а через год даже стал членом КПСС.

Еще я должна упомянуть Арсения Рогинского. Он был неофициальным главным редактором исторического сборника «Память», самиздатовского издания (который, должна подчеркнуть, не имеет ничего общего с одноименным движением). Я брала у него интервью для сборника, который мы с Антоном Свешниковым тогда готовили к изданию, об истории «Памяти».

Рогинский долго отказывался от интервью, он предпочитал, чтобы другие рассказывали о событиях, которые привели его в тюрьму в 1981 году. Наверное, это было для него слишком больной темой. А кроме того, он был не только историком, но и очень одаренным организатором. Еще во время перестройки он участвовал в учреждении организации «Мемориал» и стал потом председателем его правления. Научно-информационный центр «Мемориала» — это замечательный центр, который занимается изучением истории политических репрессий и при Сталине, и в позднесоветский период.

Итак, мы готовили книгу к печати, а без интервью Рогинского она не могла быть полноценной, поэтому он согласился встретиться со мной, несмотря на большую загруженность. Он был очень очаровательным, умным и интересным собеседником. К сожалению, когда мы обратились к нему, чтобы он подготовил текст интервью к печати, он уже болел и долго не мог этого сделать, но в итоге прислал очень хороший текст. Когда книга вышла, мы организовали презентацию книги и дискуссию в московском «Мемориале», и Рогинский коротко принял участие в дискуссии по «Скайпу». Это, к сожалению, стало его последним публичным выступлением. Для меня, как историка и человека, это было очень важным и, должна сказать, трогательным моментом.

— О Рое Медведеве, кстати, пишут, что после 1971 года и ухода с работы советская власть его не трогала. Как это понимать?

— Это не так. На самом деле он неоднократно подвергался угрозам, в его квартире несколько раз проводились обыски, конфисковывались материалы, в прокуратуре его допрашивали, угрожали ему, пытались прервать его связь с Западом (после 1973 года его брат-близнец Жорес жил в Великобритании после лишения советского гражданства, и он помогал брату издаваться на Западе). Были попытки давить на него через сына, через жену. В 1984 году на 15 месяцев установили круглосуточную охрану его квартиры, запрещали ему встречаться с иностранцами и т. д.

Есть разные факторы, которые объясняют, почему он все-таки не был арестован. Первый — это известность: он был одним из самых знаменитых диссидентов на Западе, и власти знали, что его арест вызовет там большие протесты, как в случае с Солженицыным. Во-вторых, и это очень важно, Рой Медведев вел себя очень осторожно, в отличие от многих диссидентов он не был правозащитником, не подписывал протестов, он просто писал книги. Он хорошо знал, какие «красные линии» лучше не переходить и держался очень осторожно — за это другие диссиденты его часто критиковали. В-третьих, его идеи о социалистической демократии и оппозицию сталинизму разделяли многие люди в партии и даже внутри аппарата КПСС.

Сам Медведев считает, что от репрессий его защищал Юрий Андропов (он в 1967 году стал главой КГБ), который ознакомился с его работой «К суду истории» еще в 1964 году. Возможно, Андропов считал, что Медведев не опасен для режима и что лучше оставить его на свободе. Документы показывают, что в 1983 году, когда Андропов был генсеком, глава КГБ того времени хотел арестовать или выслать Медведева из страны, но Андропов не дал своего согласия.

Рой Медведве, 1973 г. Фото Маргариты Медведевой, предоставлено Барбарой Мартин
Рой Медведев вел себя очень осторожно, в отличие от многих диссидентов он не был правозащитником, не подписывал протестов, он просто писал книги. Он хорошо знал, какие «красные линии» лучше не переходить и держался очень осторожно — за это другие диссиденты его часто критиковали

— Почему книги Роя Медведева «К суду истории» и «Они окружали Сталина» стали бестселлерами в США?

— Книга Медведева была первой книгой о сталинизме, написанной советским исследователем. Кроме того, это фундаментальный труд, основанный на сотнях устных свидетельств. Несмотря на недостатки этой работы (Медведев тогда не имел доступа к зарубежной литературе) и политическую предвзятость автора, западные историки и публика были потрясены этой книгой. Потом Медведев написал десятки других книг о советской истории и политике, многие из них — биографии советских лидеров. Он также сотрудничал со многими газетами, западные издания постоянно брали у него интервью, особенно в 1980-х годах, когда он был последним знаменитым диссидентом, который еще был на свободе.

«Интересно видеть, как долго обсуждали на Политбюро дело Солженицына. Очень боялись за имидж страны»

— Расскажите историю Жореса Медведева — как он был помещен в психбольницу и как за него вступились ученые круги. Получается советская власть не была такой уж несгибаемой и глухой к людям? Или дело тут в другом?

— Жорес Медведев был биологом и стал известен после того, как написал историю лысенковщины. Книга «Подъем и падение Лысенко» очень широко распространялась в самиздате.

После снятия Хрущева Лысенко был развенчан, и некоторые ученые и издательства хотели издать эту книгу в Советском Союзе, но довольно быстро идеологический климат снова стал неблагоприятным для этого. Поэтому Медведев тоже издал свою книгу за границей и, кроме того, начал писать новые исследования — о почтовой цензуре в СССР и о международном сотрудничестве ученых. В 1969 году, когда его книга вышла на Западе, он был уволен с работы. И через несколько месяцев Медведева насильственно поместили в психиатрическую больницу. В то время это было удобным способом избавиться от инакомыслящих: не нужен ордер на арест, суд, можно просто объявить любого здравомыслящего человека сумасшедшим.

Медведев был вполне здоровым человеком, и всем, кто его знал, было понятно, что помещение его в психбольницу — это политическое преследование. Ему повезло, потому что он хорошо знал не только многих известных ученых, но и писателей. За него заступились не только такие известные диссиденты, как Андрей Сахаров и Солженицын, но и ученые Петр Капица, Борис Астауров и главный редактор «Нового мира» Александр Твардовский. Кроме того, у его брата Роя были знакомые в аппарате ЦК КПСС. Например, Александр Бовин, который был в то время спичрайтером Брежнева, решил лично поговорить с генсеком об этом. После разговора Брежнев сразу позвонил Андропову (тогда председателю КГБ), и дело было решено — через 19 дней Жорес Медведев уже был на свободе, что для того времени вообще исключение.

Конечно, советская власть была не глухой, я думаю, что то, что я уже сказала, показывает, насколько советские лидеры были чувствительны к протестам, особенно когда они получали огласку на Западе и освещались в западной прессе. Но это было не забота о людях, а прежде всего забота об имидже режима.

Жорес Медведев, 1987 г. Фото Маргариты Медведевой, предоставлено Барбарой Мартин
Медведев был вполне здоровым человеком, и всем, кто его знал, было понятно, что помещение его в психбольницу — это политическое преследование. Ему повезло, потому что он хорошо знал не только многих известных ученых, но и писателей

— Насколько я знаю, вам особенно запомнилась и история Антонова-Овсеенко?

— Я, конечно, общалась с ним немного, но сложно сказать, что из того, что он рассказывал, достоверно. Я работала с личным архивом Антонова-Овсеенко у него же дома и нашла материал о нем в госархивах. Это были в основном письменные протесты, которые он писал. Он писал очень много протестных писем, особенно в 60-х — 70-х годах. Например, он писал лично Анастасу Микояну, Никите Хрущеву, в ЦК КПСС. Антон Владимирович жаловался, когда выходили публикации, которые реабилитировали Сталина.

Вообще, он пользовался каким-то влиянием. То, что его письма сохранились в архивах — это признак уважения и того, что советская власть считала их важными. Я думаю, что это сыграло большую роль в том, что его книги издавали в СССР. Сначала Антон Владимирович издал первую биографию своего отца Владимира Александровича еще в 1965 году, а в 70-х годах вышло второе, обновленное издание этой книги.

— Карьера Александра Некрича довольно успешно двигалась вверх с 1945-го по 1965 год, он написал кандидатскую диссертацию, потом докторскую, стал старшим научным сотрудником Института истории АН СССР — и потом в одно мгновение потерял все. Что так не понравилось власти в его трудах, книгах?

— На самом деле не в одно мгновение. В 60-х годах он написал книгу «1941, 22 июня». Она была начата еще при Хрущеве, прошла цензуру — не без трудностей, конечно, и была издана в октябре 1965 года уже после прихода Брежнева к власти. Хрущевский курс по отношению к Сталину на тот момент еще не изменился, поэтому книга смогла выйти. Но она не нравилась многим людям, поэтому в Институте марксизма-ленинизма решили устроить дискуссию по этой книге в феврале 1966 года. И до этой дискуссии были уже слухи, что ее хотят публично разгромить. Поэтому Некрич позвал своих коллег, а также диссидентов, старых большевиков, чтобы они его поддержали.

В итоге на этом собрании защитники Александра Моисеевича сделали очень много резких антисталинских выпадов. Так случилось, что один из участников дискуссии Леонид Петровский составил краткую запись дискуссии. Эта запись распространялась самиздатом и имела большой успех в кругах интеллигенции. В итоге она попала за границу и была там издана, сначала в прессе, а потом вместе с книгой Некрича.

Как рассказывал сам Некрич, это привело Брежнева в ярость. Сразу после публикации было решено возбудить на него партийное дело. В итоге его исключили из партии в 1967 году, а его книгу запретили. Но сам Александр Моисеевич не был уволен. Он работал в то время в Институте истории СССР, и его коллеги-академики заступились за него. В итоге его оставили на должности, но он не мог публиковать свои книги. Это вызвало у Некрича некоторую фрустрацию, и в 1976 году он решил эмигрировать в США. Я бы сказала, что это был длительный процесс.

Фото philologist.livejournal.com
Некрича исключили из партии в 1967 году, а его книгу запретили. Но сам Александр Моисеевич не был уволен. Он работал в то время в Институте истории СССР, и его коллеги-академики заступились за него. В итоге его оставили на должности, но он не мог публиковать свои книги

— За кого-то из диссидентов заступались в «верхах» КПСС?

— Вот пример Медведева, о котором я говорила — единственный, о котором я знаю. И то у нас только косвенные данные об этом, потому что архивные документы не опубликованы.

Но опубликованы протоколы заседаний Политбюро по Солженицыну, и тут интересно видеть, как долго обсуждали его дело. Не то чтобы кто-то за него заступился, но просто очень боялись за имидж страны на Западе в контексте разрядки международной напряженности. Это, как мне кажется, главный фактор, который влиял на решение по тому или иному диссидентскому делу. Если человек был известен на Западе, если кто-то мог за него там заступиться, он был уже в меньшей опасности.

Матвей Антропов

Справка

Барбара Мартин — историк, научный сотрудник Базельского университета, Швейцария. Автор книги «Диссидентские истории в Советском Союзе. От десталинизации до перестройки» (на английском языке) и соредактор книги «Исторический сборник «Память». Исследования и материалы» (на русском языке).

ОбществоИстория

Большинство в КГБ были люди циничные | Что читают в Германии | DW

При поддержке немецкого Фонда имени Генриха Бёлля известный российский журналист и литературовед Глеб Морев осуществил очень интересный проект в области устной истории: он провел 20 подробных интервью с участниками правозащитного движения в СССР. Они вошли в книгу «Диссиденты», которая вышла сейчас в московском издательстве АСТ. Глеб Морев встречался с самыми разными людьми. Герои его книги — люди разного возраста, разных профессий, убежденные борцы и всегда равнодушно относившиеся к политике интеллектуалы, бывший депутат Государственной думы, поэт, священник… Но всем им когда-то пришлось столкнуться с советской властью. Точнее, власть столкнулась с ними. Какую роль играли диссиденты в политической жизни СССР? Об этом Ефим Шуман спросил автора.

Глеб Морев: Вопрос об отношении диссидентства и политики — это вопрос дискуссионный. Это один из тех вопросов, которые я задавал почти всем своим собеседникам, и почти все отвечали однозначно:  диссидентское движение, правозащитное движение (можно называть по-разному, был даже такой термин в ходу — Движение) к политике почти никакого отношения не имело. Политических целей, за редким исключением, диссиденты перед собой не ставили. Этими людьми двигали не политические идеалы, а этические. Импульсы к каким-либо действиям, в результате которых люди оказывались в кругу диссидентов, были нравственного характера, прежде всего, как реакция на ту несправедливость, которую люди видели вокруг себя в советской жизни. Государство, в свою очередь, отвечало, как правило, жестко, что только подталкивало большинство к более активным действиям, формировало более активную позицию.

DW: То есть государство своими репрессивными действиями, так сказать, сплачивало диссидентские ряды, делало правозащитников более непримиримыми?

— Именно так. Но опять-таки не политикой они занимались. Это была защита прав, коллективная помощь людям, которые пострадали от несправедливости, стремление раскрыть историческую правду, то есть борьба с  несправедливостями, допущенными советской властью на протяжении десятилетий.

Из видных деятелей диссидентского движения, у которых была предрасположенность к политической деятельности, многие из моих собеседников в один голос называют Владимира Буковского. Другая политическая фигура — это, конечно, академик Сахаров. Потом пришли его друзья и последователи, такие как Сергей Ковалев, посвятившие уже в перестроечное время свою жизнь политике.

— Ну а, что называется, по факту: какую роль сыграли диссиденты объективно в ослаблении советской власти? Расхожее мнение — что нулевую…

— В ослаблении советской власти, в крахе Советского Союза диссиденты действительно сыграли нулевую роль. Потому что причины, которые привели к распаду Советского Союза в августе или формально — в декабре 1991 года, лежали совершенно в другой плоскости. Это экономическая дезинтеграция, неумение и нежелание правящей верхушки договориться…

Другое дело, что для морального климата 1970-1980-х годов само наличие правозащитного движения было чрезвычайно важным. Оно создавало нравственную альтернативу. Здесь можно говорить хотя бы о таких крупнейших фигурах, как Солженицын и Сахаров, влияние которых было достаточно широким. О них знали сотни тысяч людей, десятки тысяч читали их неподцензурные тексты и сотни действительно меняли свою жизнь под влиянием прочитанного. Реально есть много случаев, когда люди, прочитав «Архипелаг ГУЛаг» становились другими, меняли свое отношение к власти, к существующей реальности, к политическим идеалам.

— Существует и такая точка зрения: главной целью правозащитников, правозащитного движения, или — шире — демократического движения, пусть и неосознанной целью, было на самом деле не свержение или ослабление советской власти, а личное нравственное освобождение. И этой цели диссиденты, очень многие из них, достигли.

— Совершенно верно. Многие, оказываясь в рядах диссидентов, чувствовали себя духовно свободнее от советских идеологических реалий, жили, используя определение Солженицына, не по лжи. В таком смысле это было нравственно освобождающее движение.

— Очень многие из ваших собеседников, что понятно, говорят о роли КГБ. Общее мнение: КГБ не был всевидящим оком, рассказы о всесилии чекистов, как и об их непреклонности, — это миф, и большинство составляли «банальные люди», как выразился кто-то из бывших диссидентов, или циники, как сказал другой.

Обложка книги «Диссиденты»

— Действительно, в 1970-1980-е годы большинство сотрудников КГБ составляли люди циничные, состоявшие, что называется, на службе и особого идеологического пыла в борьбу с диссидентами не вкладывавшие. Были случаи — пусть и единичные, — когда чекисты, боровшиеся с диссидентами и попутно знакомившиеся с их деятельностью, с их текстами, сами проникались их идеями. Самый известный из них — капитан Виктор Орехов, который стал помогать диссидентам, предупреждать их о готовящихся против них акциях, предстоящих обысках и арестах.

Вместе с тем, надо сказать, что КГБ в конце концов достиг своих целей: к середине 80-х годов правозащитное движение в СССР было разгромлено. Кого-то посадили, кого-то заставили эмигрировать, были и внесудебные расправы, как, например, убийство при загадочных обстоятельствах переводчика Константина Богатырева… КГБ видел в диссидентском движении реальную опасность. Потому что впервые с 1927 года, когда прошла последняя демонстрация троцкистской оппозиции в Москве, люди открыто, не боясь власти, стали выражать свое несогласие с государством. Для тоталитарного режима — вещь страшная, губительная. Структура этого строя, этого общества не предусматривает проявлений инакомыслия такого рода.

— В интервью с диссидентами идет речь и о стукачах, некоторые ваши собеседники даже называют конкретные имена. Не опасаетесь ли вы таких публичных разоблачений?

— Знаете, таких случаев на самом деле очень мало. Люди как раз чаще всего избегают говорить о сотрудничестве тех или иных своих знакомых с «органами». Это больная тема. Есть разные подходы, разные точки зрения: обнародовать их имена, не обнародовать… Тема деликатная, и вносить здесь окончательное суждение мне как автору представлялось невозможным. Вопрос дискуссионный. Но в рамках такого проекта по устной истории, как «Диссиденты», который я предпринял, нельзя цензурировать ничьи высказывания. Если кто-то считает своим долгом высказать такого рода обвинения в адрес конкретных людей, он имеет на это право.

«Еще больший диссидент, чем при жизни». Сто лет со дня рождения Андрея Сахарова

  • Анастасия Голубева
  • Русская служба Би-би-си

Автор фото, Alexander Chumichev/TASS

21 мая исполняется 100 лет со дня рождения академика Андрея Сахарова — создателя первой советской водородной бомбы, а впоследствии самого известного советского диссидента, лауреата Нобелевской премии мира и первого председателя правозащитного общества «Мемориал» (сейчас признано в России организацией, выполняющей функции иностранного агента). Празднование столетия Сахарова поддержал президент Путин, однако это не помешало мэрии Москвы сорвать выставку его памяти.

Русская служба Би-би-си рассказывает о том, как Сахаров в свой юбилей остается диссидентом и в современной России.

«Идеи инакомыслия»

17 мая на Чистопрудном бульваре в Москве должна была открыться фотовыставка памяти Андрея Сахарова с его цитатами и фотографиями. Стенды на бульваре были забронированы за год, однако за две недели до начала выставки мэрия Москвы не согласовала ее проведение. В официальном ответе мэрии говорится, что контент выставки не прошел согласование, рассказывает директор «Сахаровского центра» (он сейчас внесен в России в реестр НКО, выполняющих функции иностранного агента) Сергей Лукашевский. В неофициальном, устном ответе из мэрии говорится, что стенды на Чистых прудах понадобились для другой выставки, посвященной Великой Отечественной войне, но что это за выставка и когда она будет проходить — непонятно.

«Возможно, какому-то чиновнику цитаты Сахарова о том, что партийная монополия чревата кризисом и диктатурой, показались корреспондирующими с тем, что сейчас происходит. Ну, значит, что сахаровские цитаты, сказанные 30-40 лет, назад попали в точку», — говорит Лукашевский.

В декабре 2020 года Путин поддержал идею отпраздновать столетие Сахарова и пообещал помочь с установкой памятника академику в Москве, на проспекте его имени. Однако после обещания Путина разговоры о памятнике стихли, говорит Лукашевский.

Оргкомитет празднования юбилея Сахарова три раза направлял в мэрию свои предложения о том, где бы мог располагаться памятник академику, но ни одного ответа не получил, рассказал Би-би-си сопредседатель комитета сенатор Владимир Лукин.

Памятник по инициативе Федерального ядерного центра тем не менее поставят в Сарове, где Сахаров работал на секретном объекте в 1960-е годы.Тогда Саров был закрытым городом и назывался Арзамас-16.

В Челябинске в день рождения Сахарова установят мемориальную доску, но по инициативе местных краеведов. Доска в Челябинске уже была установлена в 1993 году на месте в память о выступлении Сахарова на траурном митинге, посвященном тысячам расстрелянных и захороненных на «Золотой горе» в годы сталинского террора. Однако в 2012 году табличка пропала — сначала ее сильно испортила стройка близлежащего бизнес-центра, а затем она и вовсе исчезла.

«Доска была забрызгана раствором, грязью. В какой-то день она исчезла. Я обратилась в управление культуры города, потом в городскую администрацию. Чиновники отвечали, что деньги на восстановление доски — это нецелевые расходы», — рассказала Би-би-си местный археограф Елена Рохацевич. С того времени она добивалась восстановления доски, обращалась к властям, но безрезультатно.

Автор фото, Elena Rohatsevich

К столетию академика Рохацевич решила на собственные деньги восстановить мемориальную доску, на что получила разрешение местных властей. Однако к тому моменту уже вышел указ президента о содействии празднованию столетия Сахарова. Тогда власти из-за обращений археографа наконец надавили на владельца бизнес-центра, чтобы он сделал новую мемориальную доску.

Если бы Рохацевич не обращалась к местным властям, про доску бы и не вспомнили, говорит она. «Но я-то не могла ее забыть, как не могла забыть и Сахарова. Сама была в обществе «Мемориал», у меня дед был репрессирован и расстрелян на Золотой горе», — рассказывает она. В 1989 году Рохацевич видела Сахарова на том самом митинге в Челябинске, в честь которого была установлена эта доска.

Образ Сахарова — сложный для современной российской власти, говорит Сергей Лукашевский. «Он конструктор советской водородной бомбы, а власть ни о чем так сильно не заботится, как о военной силе. С другой стороны — тот же самый человек призывал преодолеть разделение между странами, провозглашал права человека единственной основой для объединения людей. Безусловно, сахаровские идеи находятся в контрапункте с властной риторикой, которая построена на таких словах, как суверенитет и противостояние, и его идеи остаются идеями инакомыслия», — говорит директор «Сахаровского центра».

Несмотря на запрет выставки на Чистопрудном бульваре, 21 мая в Москве и еще нескольких городах России пройдут памятные встречи и конференции, посвященные сахаровскому юбилею. В библиотеках и школах России также проходят мероприятия, посвященные Сахарову; новость о юбилее размещена на сайтах администраций некоторых городов.

То, что власти все-таки содействуют памяти Сахарова, — это «хорошая мина при плохой игре», говорит сотрудник «Мемориала», историк диссидентского движения Александр Даниэль. «Сбросить Сахарова с парохода современности даже у Путина не получается, но присвоить память о Сахарове — тоже довольно сложно. Остается только формально говорить: «Ах, великий человек, чтим его память, давайте отпразднуем его столетие и забудем».

Автор фото, Getty Images

«Идеи Сахарова никогда не умирают, они живы и в России, и во всем мире. Героическое ненасилие: эта стилистика Сахарова никогда не умрет», — сказал в разговоре с Би-би-си сенатор Владимир Лукин, который 10 лет был уполномоченным по правам человека при президенте России. Он отказался отвечать дальнейшие на вопросы Би-би-си о том, как перекликаются идеи академика с современной российской политикой.

«Свобода и ненасилие»

Свои политические идеи академик Сахаров сформулировал в статье 1968 года «Размышления о прогрессе, мирном сосуществовании и интеллектуальной свободе». Изначально он хотел опубликовать ее в советской газете, но текст не прошел цензуру. Тогда Сахаров решил отдать его в самиздат. Текст публиковался во многих странах и передавался в эфире «Радио Свобода» (сейчас признано в России СМИ, выполняющим функции иностранного агента). После публикации брошюры его отстранили от ядерных работ.

«Он понимал, что это будет шаг в новую жизнь, из которой не будет возврата, и когда его отстранили, он воспринял это как то, что должно было произойти», — говорит Лукашевский.

Брошюра была написана на фоне размышлений Сахарова о Карибском кризисе — тогда он осознал свою ответственность за изобретенное оружие и опасался, что мир может стоять на пороге новой войны. «Сахаров стал размышлять о том, как эту возможность предотвратить. Он увидел, что на Западе при всей сложности политического процесса существует свободная дискуссия, благодаря которой ученые могут влиять на действия власти», — рассказывает Лукашевский.

В брошюре Сахаров высказывает две свои основные мысли, на которых строится вся его общественная позиция — идея ненасилия и необходимости свободы. Академика волновала мировая разобщенность, и в брошюре он призывал СССР и США объединиться для решения глобальных проблем: разоружения, бедности и экологии. Также он предостерегал политиков от сужения свободы: «Свобода мысли — единственная гарантия от заражения народа массовыми мифами, которые в руках коварных лицемеров-демагогов легко превращаются в кровавую диктатуру».

Александр Даниэль называет выход этой брошюры «огромным событием» для СССР, но во многом из-за статуса ее автора: «Виднейший представитель советского истеблишмента выступил с диссидентской работой, которая была опубликована за рубежом и пошла в самиздат. Работа такого человека произвела впечатление, но была ли она прочитана достаточно глубоко в советском обществе? Сомневаюсь, что была понятна вся глубина содержания».

Одновременно с выходом брошюры Сахаров стал публиковать колонки в New York Times, в которых осуждал ввод войск в Чехословакию, обличал сталинский террор, призывал СССР и США к диалогу. В 1970 году он стал одним из трех основателей «Комитета прав человека в СССР» — первой международной диссидентской организации.

В 1970-е годы Сахаров активно ездил на судебные процессы по политическим делам, например, на процесс Мустафы Джемилева, защитника крымских татар, а впоследствии — украинского депутата. В 1976 году Джемилева судили в Омске за антисоветскую деятельность, и когда Сахаров, родственники и знакомые Джемилева пришли в суд, оказалось, что судебный зал уже заполнен какими-то людьми и мест нет. Милиция стала отталкивать и выгонять пришедших в суд, и тогда Сахаров ударил одного милиционера. Академика отвели в милицию, где он письменно принес свои извинения. После этого агентство ТАСС выпустило новость о том, что Сахаров и его жена ворвались в зал суда, требовали освободить им место, а когда их призвали к порядку — ударили сотрудников правоохранительных органов.

В 1975 году Андрей Сахаров получил Нобелевскую премию мира.

Через пять лет Сахаров со страниц западных газет протестовал против ввода советских войск в Афганистан, за что его лишили всех правительственных наград и выслали в город Горький (сейчас — Нижний Новгород). Во время ссылки он трижды устраивал голодовку, протестуя против давления на других диссидентов. Михаил Горбачев вернул Сахарова из ссылки в конце 1986 года, что стало важным символом перестройки.

Социологи отмечают, что именно ссылка Сахарова и советская пропаганда, направленная на очернение его образа, сделали его имя действительно известным в СССР и превратили в символ демократической борьбы. До этого, в 1970-е годы, о Сахарове знали в основном слушатели западного радио и читатели самиздата: «Установки, спускаемые сверху, из ЦК КПСС, шли во все главные редакции Союза, начиная от АПН и ТАСС и кончая районной многотиражкой. Злобная травля, шельмование академика и клевета на него резко выделяли его имя в ряду всех прочих, придавая ему особый статус и значение», — говорится в социологическом исследовании Льва Гудкова и Алексея Левинсона от 2011 года.

В 1989 году Андрей Сахаров стал народным депутатом СССР от Академии наук, и на первом заседании Съезда народных депутатов заявил: «По действующей Конституции Председатель Верховного Совета СССР обладает абсолютной, практически ничем не ограниченной личной властью. Сосредоточение такой власти в руках одного человека крайне опасно, даже если этот человек — инициатор перестройки. При этом я отношусь к Михаилу Сергеевичу Горбачеву с величайшим уважением, но это не вопрос личный, это вопрос политический. Когда-нибудь это будет кто-то другой».

Путь Сахарова в политику — редкий путь для советского диссидента, так как большинство из них не мыслили себя политической оппозицией, говорит Александр Даниэль.

Автор фото, TASS/Valery Khristoforov

Выступление Сахарова на съезде депутатов Сергей Лукашевский называет «речью праведника перед властью». На съезде Сахаров предлагает в первую очередь принять декрет о власти, чтобы обеспечить ее легитимность, но академика не поддерживают. Из-за того что Сахаров нарушает регламент, ему выключают микрофон, и он пытается продолжить выступление без звука под смешки в зале.

В декабре 1989 года Сахаров умер от остановки сердца в возрасте 68 лет. Его здоровье было подорвано голодовками в горьковской ссылке.

«Переформулированные идеалы»

В нынешней России имя Сахарова вновь ассоциируется с оппозиционной деятельностью — в первую очередь из-за того,что проспект Сахарова в Москве стал традиционным местом проведения оппозиционных митингов и шествий.

По данным социологических опросов, в 1989-1991 годах более 50% жителей СССР поддерживали идеи Сахарова. Это говорит о том, что у России был шанс последовать заветам академика, но «только шанс, и не более», считает Сергей Лукашевский.

Нужно понимать, что тексты Сахарова — это работы ученого-естественника, «построенные на абсолютном рациональном мышлении», отмечает Александр Даниэль, называя академика «романтиком, идеалистом и рационалистом».

«Его работы — о том, как следовало бы пойти России и миру, если бы выбор пути исходил из рациональных соображений. Боюсь, что проблема в том, что Россия не была готова развиваться, исходя из рациональных соображений. Мне кажется, что все, что мы видим сейчас, — это торжество иррационального начала», — говорит Даниэль.

По его мнению, в 1990-е годы у России была возможность пойти по «рациональному» пути, но сейчас страна ушла в несвободу, «даже глубже чем до перестройки»: «Что печальнее всего, сама идея несвободы поддерживается общественным мнением».

Одна из причин, почему российские власти не поддерживают идеи Сахарова — это как раз советская пропаганда, считает журналист Николай Сванидзе, который в 2020 году задавал Путину вопрос о возможности поставить памятник академику. «Наша власть — это группа под названием «выходцы из Комитета государственной безопасности». Требовать от них любви к Сахарову сложно. Они были воспитаны в 1970-е годы на ненависти к Сахарову, на том, что он предатель или слабак и бесхарактерный человек».

Сванидзе уверен, что если бы Сахаров ожил в современной России, он был бы гоним нынешней властью. «Сейчас он, может быть, еще больший диссидент, чем когда бы то ни было», — согласен Даниэль.

Автор фото, Getty Images

Сергей Лукашевский настроен более оптимистично. Он считает, что пример Сахарова — это вызов для российского общества: «Способно ли они противостоять несправедливости даже в ситуации, когда кажется, что никакого практического успеха добиться невозможно?»

«Сейчас мы находимся в важной точке, когда нам нужны переформулированные идеалы. Может быть, Сахаров — это не просто тексты, которые можно просто перенести в современную реальность, но источник вдохновения для идеалов новой России», — говорит Лукашевский.

Список российских диссидентов Москва обвиняется в нападении на

Инакомыслие систематически подавлялось, оставляя за собой след мертвых деятелей оппозиции, критиков и журналистов на протяжении десятилетий.

Москва известна тем, что использует ужасающую тактику, чтобы заставить замолчать своих критиков: от Льва Троцкого, второго наиболее критичного человека коммунистической большевистской революции 1917 года, до недавних обвинений в адрес Алексея Навального, возможно, самого могущественного лидера оппозиции и врага президента России Владимира Путина.

Как сообщается, враг Путина Навальный стал мишенью нервно-паралитического агента Новичок, смертельного яда. Этот инцидент еще раз показывает, что Россия, возможно, не отказалась от своей тактики холодной войны, направленной на диссидентов.

Новичок, который, по мнению экспертов, может привести к быстрой смерти своих жертв при введении в правильной дозе, был разработан коммунистическим Советским Союзом в 1970-х и 1980-х годах.

Тем не менее, эксперты считают, что даже недостаточная доза может привести к серьезным повреждениям.

«У них начнутся судороги, они перестанут дышать, а затем потеряют зрение, и есть другие проблемы — рвота, все такое. Это ужасная сцена», — объясняет Вил Мирзаянов, химик, который в прошлом работал в Советском Союзе.

Россия является страной, подписавшей Конвенцию о запрещении химического оружия, которая запрещает химическое оружие, такое как Новичок.

После долгих дискуссий и переговоров, вызвавших международный фурор против Москвы, Россия наконец разрешила медицинскую эвакуацию своего гражданина Навального в Германию, где он остается в опасности.

«В 2020 году отравить Навального Новичком — все равно, что оставить автограф на месте преступления», — написал в Твиттере Леонид Волков, начальник штаба Навального, прежде чем удалить его. Под своим твитом он использовал изображение подписи Путина.

Было много противников, в нападении которых обвиняют Москву — от Троцкого, коммунистического диссидента автократического правления тогдашнего президента Советского Союза Иосифа Сталина, до Навального, последнего либерального противника репрессивной политики Путина.

Эстебан Волков, внук Льва Троцкого, рассказывает о своем дедушке в комнате музея, который когда-то был их домом в Мехико 8 июня 2005 года. Волков рассказал о своих отношениях с дедом и о том дне, когда он вернулся из школы и обнаружил он умер от ранения в голову киркой топора в 1940 году. (Эндрю Виннинг / Архив Рейтер)

Отравление или расстрел

В 2006 году Александр Литвиненко, бывший сотрудник Федеральной службы безопасности (ФСБ), которая является главной российской разведывательной организацией, сменив печально известного КГБ, советского предшественника ФСБ, попил чаю. Отель в Лондоне (как это сделал Навальный в прошлом месяце в кафе в аэропорту в Сибири перед вылетом в Москву).

Сразу после этого тяжело заболел Литвиненко — критик Путина, который, по всей видимости, работал на британскую секретную службу, MI6, после бегства в Великобританию из России в 2000 году. Через три недели он умер.

Литвиненко, как сообщается, был отравлен полонием-210, радиоактивным материалом, который содержал очень опасные альфа-частицы. Позже британский отчет о расследовании пришел к выводу, что Путин мог прямо одобрить убийство Литвиненко.

На этой фотографии из архива от 10 мая 2002 года Александр Литвиненко, бывший шпион КГБ, сфотографирован в своем доме в Лондоне.(Архив AP)

Перед отравлением критик Путина работал над несколькими проектами, включая расследование убийства российской журналистки Анны Политковской, убитой в своей квартире всего за месяц до отравления Литвиненко.

Политковская была известным репортером и критиком жестокой войны России в Чечне, которая продолжалась в разные фазы в период с 1994 по 2009 год и привела к десяткам тысяч жертв среди гражданского населения и по меньшей мере 5000 насильственным исчезновениям.

Российская журналистка, которая также критиковала президента России, перед убийством получала угрозы убийством. По мнению российского суда, ее убийцы являются гражданами России чеченского происхождения.

В 2015 году Борис Немцов, бывший заместитель премьер-министра и видный деятель либеральной оппозиции, также был убит недалеко от Кремля в Москве. Российский суд признал подозреваемых чеченского происхождения виновными в убийстве Немцова. Но до сих пор неизвестно, кто их нанял, чтобы убить его.

Перед убийством Немцов выражал опасения по поводу «планов Путина убить его» из-за его противодействия войне на Украине.

Женщина кладет цветы перед портретом убитой российской журналистки Анны Политковской в ​​Москве на этой архивной фотографии от среды, 7 октября 2009 года. (Павел Головкин / AP Archive)

Россия убила чеченских лидеров

С 1990-х годов Россия преднамеренно преследовала чеченских лидеров, выступающих за независимость, убивая нескольких высокопоставленных политических деятелей, в том числе Джохара Дудаева, Зелимхана Яндарбиева, Аслана Масхадова и Абдул-Халима Садулаева, которые совершили убийство. служил президентами непризнанной Чеченской Республики Ичкерия.

Дудаев, бывший генерал советских ВВС, был убит российскими военно-воздушными силами в Чечне в 1996 году. Яндарбиев был убит в Дохе, столице Катара, в 2004 году операторами российской разведки.

В настоящее время Чечню возглавляет пророссийское руководство Чечни, проблемное политическое поведение которого подвергается широкой критике.

Февраль 1996 г., фотография чеченского лидера Джохара Дудаева где-то на востоке Чечни.(Архив AP)

Некоторые выжили.

Несмотря на эффективное преследование диссидентов, некоторые удачливые выжившие были.

В марте 2018 года Сергей Скрипаль, бывший российский шпион, который также работал на МИ-6, также был отравлен тем же агентом Новича, который якобы использовался против Навального в Великобритании. Его дочь Юлия также стала мишенью того же заговора.

Через два месяца отец и дочь были выписаны из больницы, выздоравливая после отравления.

Тогдашний премьер-министр Великобритании Тереза ​​Мэй заявила, что «весьма вероятно», что за отравлением Скрипалей стояла Россия.

Россия отвергла любую связь со Скрипалями, так же как она отказывается иметь какие-либо связи с недавним отравлением Навального.

Виктор Ющенко, бывший президент Украины, который был яростным критиком России, также утверждал, что он был отравлен токсичным химическим веществом диоксином в Москве в 2004 году.

Ющенко жив, но лицо его сильно обезображено.

Источник: TRT World

Диссидентское движение — Семнадцать моментов советской истории

Тексты Изображения Другие ресурсы

Тематическое эссе: Джеймс фон Гельдерн

Диссидентство возникло среди советской интеллигенции в 1960-х и расширилось в начале 1970-х.Оспаривание официальной политики стало возможным, когда Хрущев ослабил государственный контроль, но практика продолжала расти, когда границы допустимого выражения мнений сузились при администрации Брежнева. Он отражал противоречие между все более четко выраженным и мобильным обществом, с одной стороны, и все более склеротическим политическим порядком, с другой. Диссиденты никогда не включали более нескольких тысяч человек, но обладали моральным и даже политическим весом, намного превышающим их численность, и соответствовали самопровозглашенной роли русской интеллигенции XIX века как «совести общества».”

Диссидентство принимало различные формы: публичные протесты и демонстрации, открытые письма советским лидерам, а также изготовление и распространение рукописных копий (самиздат) запрещенных литературных произведений, социальных и политических комментариев. Кроме того, с 1968 до начала 1980-х годов самиздатский журнал «Хроника текущих событий» служил центром сбора информации о нарушениях прав человека в Советском Союзе. К началу 1970-х в диссидентском движении обозначились три основных течения.Примером демократического социализма, сформулированного в терминах «скрупулезного уважения демократических принципов» и «возможности союза между лучшими представителями интеллигенции, поддерживаемыми народом, и наиболее дальновидными людьми в правящем аппарате», является историк Рой. Медведев в своей книге «О социалистической демократии» (первоначально опубликованной в Амстердаме в 1972 году). Политический либерализм и решительная защита свободы выражения мнений и других прав человека были наиболее хорошо сформулированы физиком Андреем Сахаровым в его эссе «Прогресс, сосуществование и интеллектуальная свобода», датированном 1968 годом.Александр Солженицын, писатель и автор книги «Архипелаг ГУЛАГ», олицетворяет третье течение, осуждающее западные идеологии, в том числе марксизм во имя русских православных ценностей. Кроме того, правозащитная деятельность была направлена ​​на защиту религиозных инакомыслящих, советских евреев, которым было отказано в разрешении на эмиграцию («отказников»), и таких национальностей, как крымские татары.

Советские власти пытались подавить эти течения и деятельность с помощью пропаганды, дискредитировавшей диссидентов и их притязаний, конфискации диссидентской литературы, увольнения диссидентов с их работы, судебного преследования и заключения в психиатрические учреждения и тюрьмы, изгнания в провинциальный город или отдаленный регион или насильственная ссылка с лишением советского гражданства.В 1974 году Солженицын был депортирован из Советского Союза. Сеть подпольных групп, созданных после Хельсинкских соглашений 1975 года для наблюдения за соблюдением Советским Союзом положений этого соглашения о правах человека, подвергалась преследованиям и уничтожалась в результате арестов. Сахаров был лишен привилегий члена Академии наук и в 1980 году отправлен в ссылку. Но замечание Роя Медведева о том, что «сейчас очень широко распространено ощущение, что наш образ жизни и работы стал неприемлемым», в конечном итоге будет повторено Михаилом Горбачевым как оправдание своей политики гласности и перестройки.

Как Андрей Сахаров превратился из советского героя в диссидента — и заставил мир обратить внимание на права человека

Андрей Сахаров был одним из самых блестящих ученых ядерной эпохи.

В области теоретической физики он внес непреходящий вклад в наше понимание Вселенной. Он также сыграл ключевую роль в создании первой советской водородной бомбы в 1953 году. Десять лет спустя он помог спровоцировать движение к ограничению этого оружия — Договор о запрещении испытаний в атмосфере.

Несмотря на эти достижения, Сахарова сегодня лучше всего помнят по другой причине: за годы его пребывания в качестве самого известного диссидента и откровенного правозащитника Советского Союза.

Величайшие факторы, изменившие правила игры в международных делах

Отличите своих международных государственных деятелей от нарушителей правил? Новая викторина Saturday Extra проверит ваши знания.

Подробнее

Нет других конкурентов Вклад Сахарова в глобальный правозащитный «бум» 1970-х годов. Когда он начал обсуждать права человека в конце 1960-х, этот термин был настолько эзотерическим, что западные журналисты часто неправильно переводили его как «права человека».

Его идеи о связи между правами человека и международным миром принесли ему Нобелевскую премию мира в 1975 году и помогли сделать права человека центральным вопросом в отношениях между сверхдержавами.

Когда Михаил Горбачев, в то время генеральный секретарь Коммунистической партии, либерализовал советскую систему в конце 1980-х годов, Сахаров стал сначала лидером, а затем символом демократического движения России.

Загрузка

Призыв к защите диссидентов

Превращение Сахарова из столпа советского научного истеблишмента в преследуемого диссидента началось в 1968 году с его эссе «Размышления о прогрессе, мирном сосуществовании и интеллектуальной свободе».

В нем Сахаров утверждал, что мир может избежать ядерного апокалипсиса и экологической катастрофы за счет «конвергенции» социалистической и капиталистической систем, каждая из которых перенимает самые гуманные черты друг друга.

Для осуществления этой исторической трансформации, писал Сахаров, была интеллектуальная свобода и прекращение репрессий, начатых в СССР судебным процессом 1966 года над писателями Андреем Синявским и Юлием Даниэлем.

Два года спустя Сахаров присоединился к правозащитному комитету, созданному диссидентом Валерием Чалидзе.По наущению Чалдизе Сахаров начал присутствовать на политических процессах и сотрудничать с другими представителями московской диссидентской среды. Он также начал давать интервью западным журналистам и встречаться с приезжими западными политиками.

Летом 1973 года советские власти нанесли ответный удар. Они развернули против него пропагандистскую кампанию, которая по своей злобе и масштабам напоминала сталинскую эпоху.

Настаивая на том, чтобы США сделали права человека приоритетом

Не испугавшись усиливающихся преследований, Сахаров бросил вызов Кремлю, направив открытое письмо Конгрессу США в поддержку смелой инициативы в области прав человека.

Согласно условиям предлагаемой поправки к Закону о торговле 1974 года (называемой поправкой Джексона-Вэника), американо-советское торговое соглашение будет обусловлено снятием ограничений на эмиграцию евреев из СССР.

Этому закону, который был отменен только в 2012 году, яростно сопротивлялся тогдашний госсекретарь США Генри Киссинджер, который считал критику советского тоталитаризма угрозой улучшению американо-советских отношений.

В своем письме Сахаров утверждал, что ограничение эмиграции сделало Советский Союз закрытым обществом, представляющим опасность для мира.Это было историческое вмешательство.

Как позже признался Киссинджер, письмо Сахарова «открыло шлюзы». Принятие поправки Конгрессом в 1974 г. стало поворотным моментом во включении прав человека во внешнюю политику США.

Неслучайно Джимми Картер, первый президент, сделавший права человека дипломатическим приоритетом, начал свое пребывание в Белом доме в 1977 году с обмена письмами с Сахаровым.

Сахаров и Хельсинкский процесс

Не менее важным было влияние Сахарова на Хельсинкский процесс, серию конференций Восток-Запад по вопросам безопасности и сотрудничества в Европе.

Запущенный подписанием Хельсинкского Заключительного акта в 1975 году, Хельсинкский процесс был широко воспринят как поражение Запада, поскольку он, казалось, признавал советское господство в Восточной Европе. Однако Сахаров увидел в этом возможность. В своей речи на присуждении Нобелевской премии мира в том году он обратил внимание на тот факт, что соглашение содержит далеко идущие декларации о взаимосвязи между международной безопасностью и соблюдением прав человека.

Андрей Сахаров (слева) с другими диссидентами и интеллектуалами в Москве в 1973 году.Елена Боннер справа внизу. (

Wikimedia Commons

)

Это понимание вдохновило группу диссидентов, в том числе жену Сахарова Елену Боннер, на создание Московской Хельсинкской группы (МХГ), организации, занимающейся мониторингом выполнения советским режимом положений Заключительного соглашения о правах человека. Действовать.

Андрей Сахаров (слева) с другими диссидентами и интеллектуалами в Москве в 1973 году. Елена Боннэр справа внизу. Wikimedia Commons

В течение почти восьми лет MHG отправляла подробные отчеты о советских нарушениях на последующие конференции подписавших государств, но самым убедительным доказательством этого были жестокие репрессии, которым подвергались ее собственные члены.

Благодаря этим диссидентам Хельсинкский процесс стал тем, что один американский дипломат назвал «непрерывным судебным процессом» над СССР и его восточноевропейскими сателлитами.

Большая часть этого состязания была сосредоточена на судьбе самого Сахарова после того, как советский режим наконец заставил его замолчать в 1980 году. За выступление против советского вторжения в Афганистан он был арестован и отправлен в ссылку.

«Наш долг перед именем Сахарова»

Во время своих семилетних мытарств в закрытом городе Горький Сахаров говорил с миром чаще голодовками, чем словами.Его обращение бросило тень на советские отношения как с США, так и с Западной Европой.

В ответ на растущее давление Горбачев удивил мир в 1986 году, лично позвонив Сахарову и попросив его возобновить его «патриотическую работу».

Подробнее: Объяснение мировой политики: русская революция

Два с половиной года спустя Сахаров доминировал в дебатах первого Съезда народных депутатов, первого серьезного парламентского эксперимента Советского Союза.

С настойчивостью, которая приводила в ярость «агрессивно послушное большинство» Конгресса, Сахаров бросил вызов конституционному верховенству Коммунистической партии и призвал своих реформистских коллег встать на путь оппозиции.

Они сделали этот шаг после смерти Сахарова 14 декабря 1989 года. Днем позже будущий президент России Борис Ельцин заявил:

Мы должны завершить путь, начатый Сахаровым. Наш долг перед именем Сахарова, перед преследованием, которое он перенес.

Loading

Как сегодня вспоминают Сахарова

Ежегодно престижная Премия Сахарова Европарламента напоминает правозащитникам всего мира об неустанных усилиях Сахарова по защите прав человека.

Однако в России его наследие оспаривается. В мае этого года режим Путина отметил столетие со дня рождения Сахарова памятной монетой и заявлением, в котором высоко оценивается вклад Сахарова в национальную безопасность, но игнорируются его годы диссидентства.Открытая выставка, призванная привлечь внимание к активности Сахарова, была заблокирована властями Москвы.

Этот обструкционизм — дань непреходящей важности Сахарова для многих антипутинских демократов, таких как дважды отравленный Владимир Кара-Мурза, который почитает Сахарова как воплощение демократических традиций России.

Роберт Хорват — старший преподаватель Университета Ла Троб. Эта статья впервые появилась в The Conversation.

Это первая в серии профилей для Guess the Game Changers, новой викторины, которая проводится в субботу Extra с Джеральдин Дуг на ABC Radio National.Подключайтесь каждую субботу с 7:30 утра.

Умер советский диссидент Сергей Ковалев

Дата выдачи:

Москва (AFP)

Один из самых известных российских правозащитников и бывший советский диссидент Сергей Ковалев скончался в понедельник в возрасте 91 года, сообщили его родственники.

Ковалев был биологом, который стал одним из ведущих участников продемократического движения СССР.За свою активную деятельность он годами содержался в советских трудовых лагерях.

После распада Советского Союза он стал яростным критиком войны Москвы в Чечне и предостерег от отступления от демократии, когда президент Владимир Путин пришел к власти в 2000 году.

Его сын Иван Ковалев заявил в Facebook, что его отец умер »в его сон »ранним утром понедельника.

Российская правозащитная группа «Мемориал», соучредителем которой является Ковалев, заявила, что он «всегда и во всем верен идее прав человека — на войне и в мире, в политике и в повседневной жизни».

Ведущая правозащитная организация, которую российские власти назвали «иностранным агентом» в соответствии с противоречивым законом, заявила, что Ковалев боролся за права человека с 1960-х годов.

— Годы в ГУЛАГе и ссылке —

Будучи студентом-биологом, Ковалев мечтал посвятить себя исключительно науке.

Но передумал после ареста писателей-диссидентов Юлия Даниила и Андрея Синявского.

«Тогда я понял, что нельзя заниматься только наукой», — сказал он.«Это было бы постыдно».

В 1968 году Ковалев был уволен с работы в лаборатории Московского университета за то, что присоединился к Группе действий в защиту прав человека в СССР, которая считалась первой правозащитной группой Советского Союза.

Затем он сблизился с академиком-диссидентом Андреем Сахаровым.

Ковалев входил в группу диссидентов, писавших «Хронику текущих событий», подпольный печатный бюллетень, в котором сообщалось о нарушениях прав человека в СССР.

В нем сообщалось об арестах и ​​психиатрическом интернировании противников советского режима, а также о ситуации в его трудовых лагерях.

Он был арестован в 1974 году по обвинению в распространении «антисоветской пропаганды» и приговорен к семи годам заключения в лагере ГУЛАГ с последующими тремя годами домашнего ареста в ледяном сибирском районе Колымы.

Ему разрешили вернуться в Москву только в 1987 году, благодаря перестроечным реформам, начатым советским лидером Михаилом Горбачевым.

Он помог основать «Мемориал», в котором были записаны свидетельства советских политических репрессий.

Ковалев был одним из немногих советских диссидентов, которые вошли в политику постсоветского пространства.

Он участвовал в написании новой конституции России и дважды был избран депутатом парламента.

В 1994 году он был назначен председателем комиссии президента Бориса Ельцина по правам человека в 1994 году.

Но он был вынужден покинуть этот пост два года спустя за его откровенную критику жестокого вмешательства России в чеченский конфликт.

Ковалев также подверг критике политическую систему, созданную Путиным с начала долгого правления бывшего шпиона КГБ.

«В нашей стране создается управляемая демократия, которая стремится создать проблемы для« врагов как внутри, так и снаружи »», — сказал он в 2001 году, через год после вступления Путина в должность президента.

В 2014 году он призвал западные страны «остановить российскую экспансию» на Украину после того, как Москва аннексировала киевский полуостров Крым.

По словам Ковалева, Запад пошел на «слишком много уступок» России.

Он также критиковал лидеров российской оппозиции, которых обвинял в прагматизме без твердых моральных убеждений.

«Я принадлежу к лагерю идеалистов в политике», — сказал он.

© AFP 2021

Резкая реальность Диссиденты Гонконга видят из тюрьмы

Ранее в этом месяце я стоял в очереди рядом с помощником Там Так-чи, мы оба готовились встретиться с заключенным политическим активистом в тюрьме Гонконга комплекс, где его держат. Пока помощница Тэма ждала своей очереди за припасами, которые она принесла для осмотра, из соседней зоны ожидания подошла женщина, и они обменялись взволнованными приветствиями, а затем обнялись и немного поболтали.Эта женщина была другом человека, которому предъявлены обвинения в соответствии с всеобъемлющим законодательством Гонконга о национальной безопасности, как, например, Тэма. Помощник объяснил мне, что с таким количеством сторонников демократии и участников протестов, находящихся в тюрьме, подобные столкновения не являются редкостью. Посещения иногда превращаются в небольшие встречи, возможность проверить друг друга, обменяться информацией по соответствующим делам и высмеять последние шаги властей по реинжинирингу Гонконга.

В приемном центре Лай Чи Кок с ошибочным названием находится ряд видных защитников демократии.Тэм, которому также предъявлены обвинения в соответствии с законом Гонконга о подстрекательстве к мятежу колониальной эпохи, с сентября содержится там, в основном, в одиночной камере, что делает его своего рода пожилым государственным деятелем. (Попытка закрыть дело в понедельник провалилась.) До своего ареста Тэм в значительной степени воплощал наследие гонконгского дерзкого и неистового протеста: он укомплектовал уличные будки, крича на полицию через мегафон, а однажды переоделся народным освобождением. Солдат армии издевается над высокоскоростной железнодорожной линией, соединяющей Гонконг и материк.Даже после того, как в прошлом году был введен закон о национальной безопасности, он продолжал демонстрации.

В феврале по закону был задержан Тэм и 46 других известных активистов. Некоторые пообещали в суде отказаться от общественной жизни в обмен на залог. Тэм отказался сделать это, и даже за решеткой он, похоже, немного потерял свою браваду. В отличие от многих его сообвиняемых, он продолжает следить за политическими событиями, заставляя своего помощника обновлять его страницу в Facebook после посещений. Он дал интервью нескольким журналистам, в том числе и мне.Он сказал мне, что отказ от права на свободу слова равносилен признанию поражения без боя — то, что ему неинтересно. Сейчас он проводит большую часть своего времени за чтением, часто работы известных активистов, которые сами провели время в тюрьме: Вацлав Гавел, бывший чешский диссидент, впоследствии ставший президентом своей страны; икона гражданских прав Мартин Лютер Кинг-младший; и Лю Сяобо, китайский лауреат Нобелевской премии мира, скончавшийся в заключении после того, как ему с опозданием была оказана медицинская помощь. Их рассказы, по словам Тэма, предоставили ему новые взгляды и идеи о сопротивлении репрессивным режимам.

Прочтите: Искоренение движения за демократию

Когда я пришел, в зале ожидания не хватало мест, и шум был постоянным, поскольку охранники строго отдавали посетителям приказы о процедурах. Грязная краска со стен отслаивалась большими пятнами. Пыльные освежители воздуха придавали застойной комнате запах зловонных имитаций цветов. В углу стояла пустая ловушка для крыс. Один мужчина был одет в черную футболку с надписью «Хороший день» на спине крупным шрифтом в стиле диско 70-х годов, хотя для большинства людей в приемной и почти всех в камерах это, по-видимому, не было.

Два телевизора свисали с промышленного потолка, только один из которых работал. Его трансляция продемонстрировала, насколько сильно изменился Гонконг. Я ждал, чтобы поговорить с человеком, заключенным в тюрьму за то, что он высказал свое мнение, пока в новостях транслировались кадры из первого в городе Дня просвещения по вопросам национальной безопасности, который проходил на улице. Студенты наблюдали за марширующими учениями и полицейскими машинами во время учений по терроризму, напоминающих боевик. В какой-то момент с неба упал вертолет, и офицеры спустились на землю.Люди, сидевшие рядом со мной, поворачивали головы, чтобы посмотреть на происходящее.

Этот день был беззастенчивым праздником агитпропа и новояза, праздником победы, проводившимся, чтобы отметить события, которых хотели немногие в Гонконге: закон о национальной безопасности, за который с момента принятия 10 месяцев назад были брошены десятки человек, и радикальная переработка городской избирательной системы, призванной не допускать любой значимой оппозиции. Миллионы людей демонстрировали в 2019 и 2020 годах обратное. Их проигнорировали.Вместо большей демократии в этом городе ее гораздо меньше. Вместо того чтобы искать компромисс, правительство искореняет инакомыслие. Предстоящие выборы практически не определены. Полиция наделена полномочиями, и теперь она представляет собой непревзойденный аппарат безопасности и политический аппарат. Только одобренные Пекином «патриоты» смогут занимать государственные должности. Кардинальное преобразование города в такой короткий срок — это утомительная работа и, по-видимому, требует празднования.

Ло Хуэйнин, самый высокопоставленный политический чиновник материкового Китая, базирующийся в Гонконге, выступил с пламенной речью на утренней церемонии в начале торжества, осудив попытки иностранных сил использовать Гонконг в качестве «пешки», добавив, что любой, кто пытался использовать город будет встречен «действенными контрмерами».Его речь была боевым кличем и зловещим предупреждением о том, что реконфигурация Гонконга далека от завершения. По его словам, закон о национальной безопасности предоставил властям «меч», а изменения, связанные с выборами, были «щитом». Теперь вооруженные и защищенные, они могли продолжать свою кампанию исправления. (Примечательно, что Луо говорил, как и большинство почетных гостей, на мандаринском, а не на местном языке, кантонском диалекте.)

Большая часть дня была посвящена студентам. С 1997 года, когда Гонконг был возвращен Китаю из Великобритании, китайская идентичность, которую Пекин надеялся на процветание, в значительной степени не прижилась, особенно среди молодежи.Вместо этого возникла особая гонконгская идентичность. В 2014 и 2019 годах студенты играли важную роль в демонстрациях; подростковые активисты, такие как Джошуа Вонг, очаровали СМИ. То, что не укоренилось органически, таким образом, потребует некоторой внешней помощи, поэтому школьникам в возрасте 6 лет в классах показывали карикатуры о важности национальной безопасности и отстаивания китайских ценностей.

Paul Yeung / Bloomberg / Getty

В полицейском колледже Гонконга дети в школьной форме прошли полевой день милитаризованной полиции.Несколько нацеливающихся друг на друга имитаций автоматического оружия. На фотографиях был изображен мальчик в полосатом галстуке и белоснежной рубашке в будке по обезвреживанию бомб, который держал на плече точную копию гранатомета, обхватив пальцем спусковой крючок. Мишки Тедди, одетые в тактическую полицейскую форму, были выставлены на продажу, приятная коммодификация поддерживаемого государством насилия. Игрушки были снабжены крошечными знаками, предупреждающими о надвигающемся слезоточивом газе или о возможном нарушении демонстрантами закона о национальной безопасности, копиями тех, что были у полиции во время протестов 2019 и 2020 годов.Впервые полицейские шагали гусиным шагом через парадные учения, высоко раскачивая и несгибая ноги, в стиле марша, который наиболее тесно связан с подъемом фашизма и милитаризмом во время Второй мировой войны. Неудовлетворенные усилением контроля только над будущим, власти также продолжили выборочный пересмотр истории. В беседе с журналистами комиссар полиции Гонконга заговорщицки заявил, что протесты продемократии были вызваны не законопроектом об экстрадиции, как это было на самом деле, а скорее действиями У.S. агенты.

Что касается Тэма, заключенного активиста, с которым я встречался, ни одно из обвинений против него не связано с насилием, но он, похоже, очень сильно забирает меч. В кабинке для посетителей № 28 он сидел напротив меня и своего ассистента, отделенный от нас стеклом, запотевшим от царапин и рядом серых полос. Он был худее, чем когда я последний раз разговаривал с ним, когда он был свободен, его слегка пухлое лицо теперь значительно сузилось. Его волосы, обычно зачесанные спереди, были длиннее и падали на лоб, когда он взволнованно начал болтать со мной по телефонам, соединяющим нас через барьер.Несмотря на длительный срок содержания под стражей до суда, он был на удивление оптимистичным. Недавно он начал складывать конверты в рамках своей работы в тюрьме, и его жена приехала с новостями о его любимой, но стареющей собаке Креме. (По-прежнему «очень жадный до угощений», — сказал мне его помощник.) Он придумал новую модную фразу для Дня просвещения по вопросам национальной безопасности, которой он был рад поделиться. «На мой взгляд, лозунг должен звучать так:« Поддерживать национальную безопасность, уничтожать свободу слова и свободы в Гонконге », — сказал он с улыбкой.

Прочтите: Постоянная колония

Цифровые часы отсчитали 15 минут, и я изо всех сил пытался угнаться за Тэмом, делая пометки на клочках бумаги размером с учетную карточку, предоставленных тюрьмой. По его словам, радикальные изменения на выборах означают, что лагерю продемократии больше нет места в законодательной власти. Любой потенциальный депутат, который успешно прошел через обременительную новую систему проверки, рискует выступить лишь в роли «вазы для цветов», придавая декоративной оболочке легитимность глубоко испорченному процессу.Закон о национальной безопасности означал, что жители Гонконга должны «готовиться к новым векам, очень темным векам», — сказал он мне. Родители должны будут взять на себя большую ответственность за «противодействие промыванию мозгов», чтобы противодействовать патриотическому воспитанию в классе своего ребенка. Бывший студент-богослов, он также читал сочинения Папы Иоанна Павла II и других религиозных деятелей. Он сказал, что гонконгцам следует «немного верить». «Немного веры может воспитать ваше сердце и разум».

Что касается его собственного будущего, Тэм сказал мне, что он не думал, что будет так уж плохо отбыть от восьми до десяти лет тюрьмы — приговор, который ему грозит.Другие обвиняемые в нарушениях закона о национальной безопасности были старше, и некоторые, как он предполагал, скорее всего, умрут в тюрьме. Но казалось, что он уже вынашивает новые идеи и планы. «У меня много дел, когда я выхожу отсюда», — сказал он.

Вспоминая Людмилу Алексееву, одного из последних советских диссидентов

Людмила Алексеева, одна из последних бывших советских диссидентов, активно участвовавших в российской политике, скончалась в субботу. Ей был девяносто один год.

Жизнь Алексеевой можно разделить на две неравные части: ее советскую жизнь и ее антисоветскую жизнь.Она происходила из коммунистических привилегий и получила университетскую степень по истории, то есть научилась советскому повествованию о мировых событиях. Ей было двадцать восемь лет, она была замужем и матерью двоих детей, когда речь Никиты Хрущева, осуждающая культ личности Сталина — в 1956 году, через три года после смерти тирана, — поставила этот рассказ под сомнение и положила начало бурному периоду, известному как оттепель. В Москве, где жила Алексеева, молодые люди, словно выйдя из глубокого холода, собирались, чтобы обсудить идеи, литературу и историю.В 1964 году Хрущев был свергнут с поста советского лидера, и менее чем через год оттепель закончилась арестом писателей Юлия Даниэля и Андрея Синявского, опубликовавших свои произведения за рубежом.

Суд над Даниилом, другом Алексеевой, и Синявским положил начало одному из важнейших течений диссидентского движения: сопротивлению в суде и против него. В предыдущем поколении политические процессы, проводившиеся тайно и в отсутствие адвокатов, привели к смерти сотни тысяч человек.Теперь Алексеева и, возможно, пара десятков других смельчаков боролись за доступ к судам и распространяли информацию о том, что они видели. В 1968 году небольшая группа запустила информационный бюллетень самиздата под названием Хроника текущих событий , который был посвящен документированию преследований, арестов, судебных процессов и условий содержания в тюрьмах тех, кто осмелился выступить против режима. Те, кто составлял, редактировал, печатал и распространял The Chronicle , также были арестованы — по меньшей мере восемь человек попали в тюрьму за свою роль в публикации за пятнадцать лет ее существования.

Роль Алексеевой в Хрониках была относительно незначительной, что причиняло ей некоторую боль; Однажды она сказала мне, что чувствовала, что организаторы недостаточно ей доверяли, чтобы вовлечь в свой внутренний круг. Но в 1976 году другой диссидент, физик Юрий Орлов, попросил ее сыграть центральную роль в задуманном им проекте: группе, которая попытается привлечь Советский Союз к ответственности в соответствии с Хельсинкскими соглашениями, знаменательным соглашением эпохи. разрядки. В рамках далеко идущего договора Советский Союз взял на себя обязательства по защите прав человека своих граждан.Десять из этих граждан теперь потребуют, чтобы к этим обязательствам отнеслись серьезно; Алексеева и другие диссиденты встретились в Москве с иностранными корреспондентами, чтобы объявить о создании Московской Хельсинкской группы в мае 1976 года.

Орлов был арестован в феврале 1977 года и приговорен к семи годам исправительно-трудовой колонии. затем пятеро во внутренней ссылке. Через несколько дней после ареста Орлова Алексеевой сказали, что она может либо покинуть страну, либо ей самой грозит тюрьма. Как и многие другие диссиденты, столкнувшиеся с этим выбором, Алексеева решила уйти.Она и ее муж, математик, ненадолго переехали в Соединенное Королевство, а затем поселились в Соединенных Штатах, сначала в северной Вирджинии, а затем в северной части штата Нью-Йорк. «Мы живем в доме посреди леса, окна которого прижаты к земле», — писала Алексеева в письме друзьям в середине 80-х годов. «Мы ведем очень деревенский образ жизни. По территории бегают белки, гуляют собаки. В будние дни мы слышим издалека звуки учеников (это школьный городок). До железнодорожного вокзала 30 минут ходьбы.Поездка до центра Нью-Йорка составляет 50 минут. Я хожу туда раз в неделю по радио. [Алексеева вела передачу на Радио Свобода.] Коля раз в месяц ходит в книжные магазины и к своим друзьям. Мы почти не ходим в гости к друзьям. . . . Коля говорит, что я «трудоголик», от слова «работать». Я действительно работаю с утра до ночи ».

Изгнание оказалось трудным. «Я мечтаю увидеть всех вас здесь», — написала она в том же письме. «Не потому, что эмиграция — это такое большое дело. Напротив, это оказалось довольно тяжелым испытанием.Даже некоторые люди, достойно перенесшие суд над лагерями, не выдержали эмиграции. Но я знаю, что все люди, которым адресовано это письмо, смогут это сделать, потому что у каждого из вас есть личная гавань — в этом разница между терпением и непереносимостью ».

Собственная «гавань» Алексеевой была возвращением к изучению истории. Она написала книгу под названием «Советское инакомыслие», которая стала первой попыткой всесторонней истории сопротивления режиму. Опубликованная в 1985 году книга бросила вызов преобладающему в СМИ имиджу советских диссидентов как западных интеллектуалов.Большинство диссидентов происходили из совершенно иных традиций: они боролись за национальное освобождение, права этнических меньшинств и свободу вероисповедания. Алексеева подробно рассказала об этой борьбе. Книга была издана на русском языке через пять лет после того, как Wesleyan University Press выпустила англоязычное издание. (У меня больше нет экземпляра русскоязычного издания; я отправил его Надежде Толоконниковой из протестно-арт-группы Pussy Riot в 2013 году, когда она сидела в тюрьме и изучала историю инакомыслия в России.)

Алексеева вернулась в Россию в начале девяностых годов в качестве организатора работы с A.F.L.-C.I.O. Коммунистическая партия руководила профсоюзами в Советском Союзе, и теперь, как предполагалось, могли возникнуть независимые профсоюзы. В то же время Московская Хельсинкская группа, прекратившая свою деятельность в 1982 году после того, как все, кроме трех членов, были арестованы или вынуждены покинуть страну, была воссоздана. Алексеева стала председателем группы в 1996 году и сохраняла эту должность до своей смерти.Группа стала ведущей правозащитной организацией в стране, а Алексеева стала старшей государственной правозащитницей.

Как Германия завоевала свободу для вдовы самого известного диссидента Китая

ПЕКИН. Они зависали до тех пор, пока не закрылась дверь самолета, который вывез ее на свободу в Германию. Они сопровождали ее в 90-минутной поездке на машине от ее квартиры до аэропорта. Они проводили ее через специальную зону отправления.

В прошлом году мощный аппарат безопасности Китая охранял, наблюдал и контролировал передвижения 57-летней Лю Ся, вдовы самого известного диссидента Китая, лауреата Нобелевской премии мира Лю Сяобо, которая умерла от рака в июле прошлого года под охраной полиции.

Затем на прошлой неделе ей неожиданно позвонил сотрудник службы безопасности и сказал, что она может забрать паспорт и покинуть страну, заявили европейские дипломаты.

Решение правительства Китая освободить г-жу Лю за несколько дней до годовщины смерти ее мужа было вызвано страстным интересом к ее судьбе канцлера Германии Ангелы Меркель, которая потребовала освобождения г-жи Лю во время встречи со своим китайским коллегой. Президент Си Цзиньпин — необычный шаг западного лидера.

Эта просьба совпала с осознанием Китаем того факта, что г-жа Лю, талисман международных правозащитных групп, стала обузой в тот момент, когда имидж Китая подвергся критике в Соединенных Штатах и ​​Европе из-за того, что считается хищнической экономической политикой и все более авторитарным правлением. .

Пекин подсчитал, по словам дипломатов, что мероприятия, запланированные в Германии в пятницу в память о смерти г-на Лю, рискуют обернуться резко негативным образом, если г-жа Лю все еще будет находиться под домашним арестом в Пекине, не может разговаривать ни с кем, кроме нескольких человек, и ей запрещено свободно передвигаться за пределы ее многоквартирного дома.

Год назад, после смерти г-на Лю, Китай почувствовал, что ему не нужно беспокоиться о друзьях, даже о Германии, тяжеловесе Европы, сказал Фолькер Станцель, бывший посол Германии в Китае.

«Это было время, когда Китай чувствовал себя на пике карьеры», — сказал г-н Станцель. «Теперь Китай чувствует встречный ветер».

Освобождение г-жи Лю, сказал г-н Станцель, было «жестом в сторону самого важного партнера в Европе».

Г-жа Лю, поэт и фотограф, была особым случаем для правительства Китая.Она находилась под домашним арестом с момента объявления премии ее мужу в 2010 году. Но она не совершала никакого преступления. Друзья говорили, что она не была движима политикой. Они также сказали, что она страдала неуточненными физическими и психическими расстройствами, включая депрессию.

Ее главной угрозой для правительства была связь с мужем.

По словам дипломатов, это дало возможность правительству отпустить ее, не стремясь при этом проявлять решительную позицию в отношении диссидентов.

Как будто для того, чтобы противостоять любому впечатлению, что освобождение может быть истолковано как изменение в г-наЖесткий подход Си к инакомыслящим, продемократический активист Цинь Юнминь, 64 года, был приговорен к 13 годам тюремного заключения в среду, в день, когда г-жа Лю покинула страну. Цинь был признан виновным в «подрыве государственной власти».

Адвокаты заявили, что это был один из самых суровых приговоров за последние годы по этому обвинению, на два года больше, чем срок, отведенный г-ну Лю, когда он был осужден по аналогичному обвинению в 2009 году.

Г-жа Лю давно хотела покинуть Китай. , но колебалась, пока ее муж находился в заключении.В свои последние дни г-н Лю попросил поехать в Германию или Соединенные Штаты для лечения своего неизлечимого рака печени — в основном, чтобы вывести свою жену, которая будет сопровождать его, из страны, говорят дипломаты.

Правительство отказало в разрешении.

После его смерти началась серьезная кампания по ее освобождению, которую возглавило правительство Германии. Но это также было сделано незаметно, чтобы не раздражать китайское правительство, которое ненавидит огласку о нарушениях прав человека.

В марте, после того как в Китае завершились основные политические события года — ежегодные парламентские сессии и заявление г-на А.Си в качестве президента без ограничения срока полномочий — западные дипломаты надеялись, что г-жа Лю будет освобождена. Ничего не произошло.

Затем, в мае, госпожа Меркель посетила Пекин. Дочь пастора, выросшая в Восточной Германии, канцлер стремилась уравновесить жизненно важные экономические интересы Германии в Китае с критикой ситуации с правами человека в Пекине.

«Права человека для нее — не просто слова, — сказал г-н Станцель. «Это настоящий».

В ходе публичной демонстрации поддержки активистов-правозащитников, многие из которых были заключены в тюрьму в результате общенациональных репрессий, г-жа М.Меркель встретилась с женами двух китайских юристов-правозащитников, мужья которых находились под стражей. Один из адвокатов был среди более чем 200 правозащитников, задержанных или допрошенных в ходе репрессий в июле 2015 года.

«Другие не делают этого», — сказал г-н Станцель, о том, как г-жа Меркель борется за права человека. «Британцы отчаянно нуждаются в торговой сделке; Президент Франции Макрон новичок; Трампу это неинтересно ».

«Жены сказали Меркель, что она единственная, кто встретился с ними», — сказал он. «Это ее удивило.

Когда г-жа Меркель подняла вопрос о ситуации г-жи Лю с г-ном Си и попросила ее освободить, ответом было, что вдову можно освободить, но при условии, что не будет огласки, сказал европейский дипломат, осведомленный о визите.

Пока г-жа Меркель оказывала давление на Пекин, на заднем плане, в Германии, китайский писатель-диссидент Ляо Иу подружился с бывшим президентом Германии Иоахимом Гауком, который когда-то был пастором и известным защитником прав в Восточной Германии.

г.По словам Станцеля, влияние Ляо помогло продвинуть дело г-жи Лю на высших уровнях правительства Германии и стимулировало интерес общественности.

Когда г-жа Лю получила известие, что она может уйти, ее брат Лю Хуэй помог спланировать ее уход. Она все еще не могла покинуть свою квартиру.

Он взял ее паспорт и отнес в посольство Германии для получения первой визы.

Вместо того, чтобы немедленно уйти, г-жа Лю решила, что ей нужно время, чтобы собрать свои вещи. Она выбрала вторник в качестве дня вылета Finn Air в Хельсинки, рейс, который имел наилучшее сообщение с ее пунктом назначения, Берлином.

Ее брат отвез ее в аэропорт под наблюдением китайской службы безопасности. Дипломат посольства Германии был назначен правительством Германии лететь тем же рейсом.

В Вашингтоне Государственный департамент заявил, что приветствует освобождение г-жи Лю «как она давно хотела», но по-прежнему обеспокоен состоянием ее брата. По словам дипломатов, китайские власти отказались отпустить его одновременно с его сестрой и настаивают на том, что ему предъявлены налоговые обвинения.

Когда г-жа Лю прибыла в Хельсинки, она раскинула руки, как орел, готовый к взлету.

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *