Гоголь год написания шинель: История создания повести «Шинель» Н. В. Гоголя

История создания повести «Шинель» Н. В. Гоголя

Главная » Смысл песен

Смысл песен

Автор orfeus На чтение 3 мин Опубликовано Обновлено

Повесть Н. В. Гоголя «Шинель» — одно из самых глубоких и сложных произведений классика русской литературы. «Шинель» увидела свет в третьем томе собрания сочинений, поступившем в продажу в начале 1843 года. Несмотря на идейную сложность и художественное новаторство, повесть не вызвала развёрнутых критических отзывов и при жизни автора больше не переиздавалась. По достоинству «Шинель» оценили уже гораздо позже, выделив её из ряда других популярных в середине XIX века произведений о бедных чиновниках.

Интересна история создания повести. В «Литературных воспоминаниях» известного критика П. В. Анненкова содержится, как можно судить по другим источникам, достоверная информация о происхождении сюжета, положенного в основу «Шинели».

Гоголь услышал анекдот о бедном и обиженном жизнью чиновнике, который долгое время жил мечтой о покупке ружья. Вскоре после того, как он наконец-то смог позволить себе его, он случайно его утопил. Бедолага так расстроился, что заболел и умер. В этом анекдоте смутно угадывается фабула будущей повести Гоголя.

Не будет лишним упомянуть, что писатель уже не первый раз взял за основу своего произведения услышанную от кого-то историю. Сюжет его бессмертной поэмы «Мертвые души» также был подсказан ему А. С. Пушкиным. Великий поэт даже шутил, что он подарил Гоголю сюжет, ведь сначала он сам хотел написать на него рассказ.

Гоголь вынашивал замысел повести в течение нескольких лет. Он услышал анекдот о бедном чиновнике в 1834 году, но приступил к работе над «Шинелью» только в 1839 году. Повесть была написана отнюдь не быстро: автор закончил её только в 1842 году.

Гоголь был не из тех писателей, кто работает быстро и спешит поделиться с публикой тем, что он сотворил. О характере его работы над произведениями свидетельствуют сохранившиеся черновики, испещрённые мелким почерком и многочисленными исправлениями.

Он долго шлифовал тексты, порой значительно изменяя первоначальный вариант. Сохранилась первая редакция, которую автор продиктовал историку и издателю М. П. Погодину.

Она значительно отличается от каноничного текста. Сюжет первой редакции практически не претерпел изменений, однако совершенно иной стала тональность повести. Изначально Гоголь планировал написать юмористический рассказ, но потом комическое отступило на второй план, уступив место сложным идеям и трагическому звучанию. Повесть «Шинель» — это совсем не анекдот, а философская притча о несчастном человеке, поддавшемуся искушению и духовно и физически погибшему вследствие этого.

Во второй редакции изменяется также фамилия Акакия Акакиевича: сначала он носил фамилию Тишкевич, а потом — Башмачкин. Это изменение можно считать по-настоящему удачным, ведь именно такая фамилия отражает не только низкий социальный статус главного героя, но и его внешнюю неказистость. Смешная фамилия ещё больше оттеняет и усложняет образ Акакия Акакиевича, в котором высокое соединяется с низким.

В целом для творчества Гоголя характерно обилие разных «говорящих» и несуразных фамилий (Собакевич, Ляпкин-Тяпкин, Неуважай-Корыто и др.)

Беловая рукопись итогового варианта «Шинели» не сохранилась, поэтому текстологам остаётся только гадать, насколько сильно «Шинель» пострадала от цензурной правки. Судя по тому, что повесть прошла через руки довольно либерального и справедливого цензора А. В. Никитенко, можно предположить, что значительных искажений текста не было. Поэт Н. Я. Прокопович писал, что цензор хоть не был строг по отношению к произведению, но всё равно вычеркнул некоторые любопытные места. К сожалению, мы можем только догадываться, как выглядел беловой автограф повести.

сочинение по литературе на Сочиняшка.Ру


Николай Васильевич Гоголь написал повесть «Шинель», которая вошла в сборник «Петербургские повести». Он писал ее на протяжении трех лет, постоянно возвращаясь к сюжету и меняя его. Изначально это должен был быть юмористический рассказ, но позже повесть приобрела драматический и трагический оттенок, так как автор не хотел смеяться над своим героем, а наоборот, показать истинную жизнь обычных людей.

Главный герой повести – Акакий Акакиевич Башмачкин, который работает на самой низкой должности – титулярным советником, переписывает бумаги. Это обычный очень робкий и непримечательный человек, над которым любят издеваться коллеги, а начальство его и вовсе не замечает. У него нет ни семьи, ни друзей и живет Акакий лишь своей любимой работой. Его зарплата настолько незначительна, что, когда встает проблема с покупкой новой шинели, он не знает, что делать и откуда брать столько денег. Поскольку эта покупка была первой необходимостью Акакий начинает откладывать деньги и отказывать себе во всем, даже в еде. Со временем мысль о новой шинели становится настоящей целью в жизни и даже мечтой, к которой главный герой стремится несколько месяцев.


После того как Башмачкин примеряет обновку, он словно становится другим человек. Даже коллеги на работе его поздравили и предложили отметить эту покупку. Не в силах отказаться, Акакий приходит на званый ужин, но быстро понимает, что такое времяпрепровождение не в его духе и уходит, не сказав никому ни слова. На ночных улицах Петербурга его подкарауливает банда грабителей и крадет его новую шинель. Этот случай стал настоящим шоком для Акакия. Он не знал куда идти за помощью и лишь после того, как коллеги по работе посоветовали обратиться к «значительному лицу», он отправляется в контору к этому чиновнику.

Башмачкин был человеком весьма неудачливым и пришел не вовремя. У чиновника в кабинете был его давний товарищ, перед которым он решил похвастаться своей властью. Когда Башмачкин пытается объяснить свою проблему и попросить помощи, «значительное лицо» нагрубив ему, жестоко выгоняет Акакия из кабинета. Башмачкин был в ужасе и непонятном страхе от всего произошедшего и конечно от того, как поступил с ним высокопоставленны чиновник. Акакий заболевает и вскоре умирает. После его смерти на улицах Петербурга начались частые кражи, и многие говорили, что видели призрак Башмачкина, который ищет свою украденную шинель. В финале повести «значительное лицо» становится одной из жертв этих грабителей и лишается своей шинели.

Идея написать эту повесть пришла к Н.В. Гоголю, когда он услышал анекдот о бедном чиновнике, который очень любил охоту и долгое время копил на ружье, отказывая себе во всем. Когда же он случайно теряет свое долгожданное оружие, то не в силах пережить горе умирает. Этот анекдот очень понравился Гоголю, и он решил написать по его мотивам повесть. Изначально она была смешна и комична, но в итоге стала трагическим описанием отношения «власть имущих» к людям бедного сословия. Он хотел показать читателю драматическую жизнь Акакия, посочувствовать ему, а не высмеивать, именно поэтому повесть «Шинель» приобрела оттенок лирической грусти.



Понравилось сочинение? А вот еще:

  • Образ мухи и ее роль в повести Гоголя «Шинель»
  • Каково авторское отношение к главному герою повести Гоголя «Шинель»?
  • Визит Башмачкина к «значительному лицу» (анализ эпизода повести Гоголя «Шинель»)
  • Бедный человек или бедный чиновник А.А. Башмачкин? (по повести Гоголя «Шинель»)

  • Учебное пособие по пальто | GradeSaver

    Лучшее резюме в формате PDF, темы и цитаты. Больше книг, чем SparkNotes.

    Купить учебное пособие

    Купить учебное пособие

    «Шинель», опубликованная в 1842 году, представляет собой рассказ Николая Гоголя, русского писателя украинского происхождения, драматурга, рассказов и романов. Хотя Гоголя иногда называют писателем-реалистом, «Шинель» содержит сюрреалистические, преувеличенные и сверхъестественные элементы. «Шинель» — пожалуй, самое известное произведение Гоголя и считается самым известным рассказом в русской литературе. Действительно, цитата, которую часто ошибочно приписывают Федору Достоевскому (но которую, как отмечает Симон Карлинский, восходит к французскому критику по имени Мельхиор де Вогуэ [135]), гласит: «Все мы вышли из-под гоголевского пальто».

    В «Шинели» Гоголь берет банальную и решительно патетическую фигуру, титулярного советника и писаря Акакия Акакиевича Башмачкина, и представляет его во всей его нелепости и отчужденности как некоего антигероя. История примечательна своим тоном, ироничным и сатирическим, ставящим своей целью почти все: литературные условности, общественную одержимость рангом и статусом, даже самого Акакия. Сатирические ноты рассказа часто сходятся с его саморефлексивностью, то есть осознанием и привлечением внимания к себе как к произведению искусства. Рассказчик часто упоминает письменность и обычаи писателей, а также то, как писатели часто изображают таких персонажей, как Акакий.

    Купить учебное пособие
    Как цитировать https://www.gradesaver.com/the-overcoat в формате MLA
    Н/Д. «Руководство по изучению пальто». GradeSaver, 5 марта 2017 г. Интернет. Цитировать эту страницу
    Пальто Вопросы и ответы

    Раздел «Вопросы и ответы» для «Шинели» — отличный ресурс, чтобы задавать вопросы, находить ответы и обсуждать роман.

    Как описание плаща развивает тему?

    Великолепие плаща подчеркивает, как объекты могут трансформировать самовосприятие людей.

    Автор вопроса Джамал В #1192766

    Ответил Джилл Д # 170087 Просмотреть все ответы

    Ненадежный рассказчик

    Примеры недостоверности рассказчика:

    «Акакий Акакиевич родился, если мне не изменяет память , ближе к ночи 23 марта.»

    Автор вопроса Тандо #1094172

    Ответил Джилл Д # 170087
    Просмотреть все ответы

    Обсудите, как рассказчик «Шинели» влияет на вашу интерпретацию рассказа?

    История рассказывается с точки зрения неназванного рассказчика от первого лица, который не принимает непосредственного участия в событиях истории, но знает (и в той или иной степени сочувствует) мыслям и эмоциям персонажей. Для многих…

    Автор вопроса Масиха I #1147327

    Ответил Аслан Просмотреть все ответы Задайте свой вопрос

    Николай Гоголь «Шинель» (1842) — История русской литературы

    В рубрике ::: 19век

    Владимир Набоков

    ». . ..некий человек, который был, пожалуй, не очень примечательный: низенький он был и несколько оспинный и несколько морковный, и несколько даже подслеповатый и немного лысый спереди, с симметрично морщинистыми щеками и таким цветом лица, который называется геморроидальный. . .

    «…Его звали Башмачкин. Уже само название ясно показывает, что оно произошло прежде от башмака — башмака. Но когда и в какое время оно появилось из «обуви», это совершенно неизвестно. Все они — и отец, и дед, и даже шурин — абсолютно все Башмачкины — носили сапоги, которые переправляли не чаще трех раз в год».

    Гоголь был странным существом, но гений всегда странен; только ваш здоровый второсортный читатель кажется благодарному читателю мудрым старым другом, прекрасно развивающим его собственные представления о жизни. Великая литература обходит иррациональное. Гамлет — дикая мечта ученого-невротика. «Шинель» Гоголя — гротескно-мрачный кошмар, пробивающий черные дыры в смутном узоре жизни. Поверхностный читатель этого рассказа увидит в нем только тяжелые шалости экстравагантного шута; торжественный читатель примет как должное, что главной целью Гоголя было разоблачение ужасов русской бюрократии. Но ни тот, кто хочет посмеяться, ни тот, кто жаждет книг, «заставляющих задуматься», не поймут, о чем на самом деле «Шинель». Дайте мне творческого читателя; это сказка для него. Стабильный Пушкин, деловитый Толстой, сдержанный Чехов — у всех были свои моменты иррационального озарения, которые одновременно и затуманивали фразу, и раскрывали тайный смысл, стоящий внезапного смещения фокуса. Но у Гоголя это смещение составляет самую основу его искусства, так что всякий раз, когда он пытался писать круглой рукой литературной традиции и логически трактовать рациональные мысли, он терял всякий след таланта. Когда, как в своей бессмертной «Шинели», он по-настоящему раскрепостился и счастливо побрел на краю своей личной бездны А страница из набоковской лекции о «Шинели», он стал величайшим художником, которого когда-либо была Россия, своим рисунком меховой каррик. произведено.

    Внезапный наклон рационального плана жизни, конечно, может быть достигнут многими способами, и у каждого великого писателя есть свой собственный метод. У Гоголя это было сочетание двух движений: рывка и скольжения. Представьте себе люк, открывающийся под вашими ногами с нелепой внезапностью, и лирический порыв, который подметает вас вверх и затем с ухабом падает в следующий люк. Абсурд был любимой музой Гоголя, но когда я говорю «абсурд», я не имею в виду причудливого или комического.

    У абсурда столько же оттенков и степеней, сколько у трагического, и притом у Гоголя оно граничит с последним. Было бы неправильно утверждать, что Гоголь ставил своих героев в нелепые ситуации. Нельзя поставить человека в абсурдное положение, если весь мир, в котором он живет, абсурден; вы не можете этого сделать, если под «абсурдом» понимаете что-то, что вызывает смешок или пожимание плечами. Но если вы имеете в виду патетическое, человеческое состояние, если вы имеете в виду все то, что в менее странных мирах связано с самыми высокими стремлениями, с самыми глубокими страданиями, с самыми сильными страстями, — тогда, конечно, необходимая брешь есть, и жалкое человеческий, затерянный среди гоголевского кошмарного, безответственного мира, был бы «абсурдным» как бы второстепенным контрастом.

    На крышке портновской табакерки был «портрет генерала; Я не знаю, какого генерала, потому что большой палец портного проделал дыру в лице генерала, а над дырой был заклеен квадрат бумаги». Так и с нелепостью Акакия Акакиевича Башмачкина. Мы не ожидали, что среди кружащихся масок одна маска окажется настоящим лицом или хотя бы тем местом, где это лицо должно быть. Сущность человечества иррационально выводится из хаоса подделок, образующих гоголевский мир. Акакий Акакиевич, герой «Шинели», нелеп, потому что он жалок, потому что он человек и потому что он порожден теми самыми силами, которые, кажется, ему так противоположны.

    Он не просто человек и жалок. Он нечто большее, так же как фон не просто бурлеск. Где-то за очевидным контрастом скрывается тонкая генетическая связь. В его существе та же дрожь и мерцание, что и в мире грез, которому он принадлежит. Аллюзии на что-то иное за грубо раскрашенными экранами настолько художественно сочетаются с поверхностной фактурой повествования, что граждански настроенные россияне их совершенно не замечают. Но при творческом прочтении повести Гоголя обнаруживается, что кое-где в самом невинном описательном месте то или иное слово, иногда простое наречие или предлог, например, слово «даже» или «почти» вставляется таким образом. как заставить безобидное предложение взорваться диким кошмарным фейерверком; или же отрывок, начавшийся в бессвязной разговорной манере, вдруг сходит со следа и сворачивает в иррациональное, где ему и место на самом деле; или опять так же внезапно распахивается дверь и врывается могучая волна пенящейся поэзии только для того, чтобы раствориться в батосе, или превратиться в собственную пародию, или быть остановленным обрывом фразы и возвращением к скороговорке фокусника, что скороговорка, такая черта гоголевского стиля. Это дает ощущение чего-то нелепого и в то же время звездного, постоянно таящегося за углом, — и хочется вспомнить, что разница между комической стороной вещей и их космической стороной зависит от одного шипящего.

    Так что же это за странный мир, очертания которого мы то и дело ловим сквозь пробелы безобидных на вид предложений? В каком-то смысле он настоящий, но для нас, привыкших к декорациям, которые его экранируют, он кажется дико абсурдным. Из этих проблесков и складывается главный герой «Шинели», кроткий писарь, так что он воплощает в себе дух того тайного, но реального мира, который прорывается сквозь гоголевский стиль. Он и есть тот кроткий писарь, призрак, гость из каких-то трагических глубин, случайно принявший обличье мелкого чиновника. Русские прогрессивные критики учуяли в нем образ аутсайдера, и вся эта история импонировала им как социальный протест. Но это нечто гораздо большее. Пробелы и черные дыры в фактуре гоголевского стиля означают изъяны в фактуре самой жизни. Что-то очень не так, и все люди — кроткие сумасшедшие, занятые занятиями, которые кажутся им очень важными, в то время как нелепая логическая сила удерживает их на их бесполезной работе — вот настоящий «послание» этой истории. В этом мире полнейшей тщетности, тщетного смирения и тщетного господства высшая степень, которой могут достичь страсть, желание, творческий порыв, — это новый плащ, который и портные, и заказчики обожают, стоя на коленях. Я не говорю о моральном аспекте или моральном уроке. В таком мире не может быть нравственного урока, потому что нет ни учеников, ни учителей: этот мир есть и исключает все, что могло бы его разрушить, так что всякое улучшение, всякая борьба, всякая нравственная цель или стремление столь же совершенно невозможны, как и изменение курса звезды. Это гоголевский мир и как таковой совершенно отличный от толстовского, или пушкинского, или чеховского, или моего собственного. Но после прочтения Гоголя глаза могут гоголизироваться и можно увидеть частички его мира в самых неожиданных местах. Я побывал во многих странах, и нечто вроде шинели Акакия Акакиевича было страстной мечтой того или иного случайного знакомого, никогда не слышавшего о Гоголе.

    Сюжет «Шинели»* очень прост. Бедный маленький клерк принимает важное решение и заказывает новое пальто. Пальто в процессе изготовления становится мечтой всей его жизни. В первую же ночь, когда он его носит, его крадут на темной улице. Он умирает от горя, и его призрак бродит по городу. Это все в плане сюжета, но, конечно, настоящий сюжет (как всегда у Гоголя) заключается в стиле, во внутреннем строении этого трансцендентного анекдота. Чтобы оценить его по достоинству, нужно совершить своего рода мысленный кульбит, чтобы избавиться от общепринятых в литературе ценностей и последовать за автором по грезному пути его сверхчеловеческого воображения. Гоголевский мир несколько родственен таким представлениям современной физики, как «Концертинная вселенная» или «Взрывная вселенная»; он далек от удобно вращающихся часовых миров прошлого века. Кривизна литературного стиля, как кривизна пространства, — но немногие русские читатели готовы с головой окунуться в волшебный хаос Гоголя, без сдержанности и сожаления. Русский, который считает Тургенева великим писателем и основывает свое представление о Пушкине на гнусных либретто Чайковского, будет просто плескаться в нежнейших волнах таинственного гоголевского моря и ограничивать свою реакцию наслаждением тем, что он считает причудливым юмором и красочными остротами. .

    * Шинель (от шенилла) русского названия — меховая каррик с глубоким плащом и широкими рукавами.

    Но ныряльщик, искатель черных жемчужин, человек, предпочитающий чудовищ морских глубин зонтикам на берегу, найдет в «Шинели» тени, связывающие наше состояние бытия с теми другими состояниями и модусами, которые мы смутно постигаем в наши редкие моменты иррационального восприятия. Проза Пушкина трехмерна; по крайней мере, у Гоголя четырехмерное. Его можно сравнить со своим современником, математиком Лобачевским, который раскритиковал Евклида и открыл сто лет назад многие из теорий, которые позже развил Эйнштейн. Если параллельные линии не пересекаются, то это не потому, что они не могут встретиться, а потому, что у них есть другие дела. Искусство Гоголя, раскрытое в «Шинели», предполагает, что параллельные линии могут не только встречаться, но и извиваться и самым экстравагантным образом запутываться, подобно тому как два столба, отражаясь в воде, предаются самым зыбким изгибам, если есть необходимая рябь. Гениальность Гоголя как раз и есть эта рябь — два плюс два пять, если не корень квадратный из пяти, и все это происходит совершенно естественно в гоголевском мире, где ни рациональная математика, ни вообще какие-либо наши псевдофизические договоренности с самими собой нельзя всерьез сказать. .

    Процесс одевания, которым предается Акакий Акакиевич, изготовление и надевание плаща, на самом деле является его раздеванием и постепенным возвращением к полной наготе собственного призрака. С самого начала рассказа он тренируется для своего сверхъестественного прыжка в высоту — и такие безобидные на вид детали, как то, как он ходит по улицам на цыпочках, чтобы пощадить обувь, или то, что он не совсем понимает, находится ли он посреди улицы или в середине части фразы эти подробности постепенно растворяют писаря Акакия Акакиевича, так что к концу рассказа его призрак кажется самой осязаемой, самой реальной частью его существа. Рассказ о его призраке, блуждающем по улицам Санкт-Петербурга в поисках плаща, который у него украли, и, наконец, присвоившем плащ высокопоставленного чиновника, который отказался помочь ему в его несчастье, — этот рассказ, который для неискушенного человека может показаться как обычная история о привидениях, к концу превращается в нечто, для чего я не могу подобрать точного эпитета. Это и апофеоз, и дегринголада. Вот оно:

    «Важная персона чуть не умерла от испуга. В своем кабинете и вообще в присутствии подчиненных он был человеком сильного характера, и кто взглянул на его мужественный вид и фигуру, с некоторым содроганием представлял себе его нрав; в настоящую же минуту он (как бывает со многими людьми необычайно мощной наружности) испытал такой ужас, что недаром даже ожидал какого-нибудь припадка. Он даже скинул с себя шинель, а потом диким голосом уговаривал кучера отвезти его домой и гнать как сумасшедший. Услышав звуки, которые обычно использовались в критические моменты и даже (обратите внимание на повторяющееся употребление этого слова) сопровождались чем-то гораздо более эффектным, кучер счел благоразумным втянуть голову; он хлестнул лошадей, и карета помчалась, как стрела. Минут через шесть или чуть больше [по особым часам Гоголя] Важное Лицо было уже на крыльце своего дома. Бледный, испуганный и без плаща, вместо того чтобы прийти к Каролине Ивановне [женщина, которую он содержал], он таким образом пришел домой; он проковылял в свою спальню и провел чрезвычайно беспокойную ночь, так что наутро, за завтраком, дочь его тотчас же сказала ему: «Ты сегодня совсем бледный, папа», но папа промолчал и [теперь следует пародия на Библию притча!] он ничего не сказал о том, что с ним случилось, ни о том, где он был, ни о том, куда он хотел идти. Все происшествие произвело на него очень сильное впечатление [здесь начинается спуск, тот эффектный батос, который Гоголь употребляет для своих особых нужд]. Гораздо реже он даже обращался к своим подчиненным со словами: «Как вы смеете? — Вы знаете, с кем говорите?» — или, по крайней мере, если он говорил так, то только после того, как сначала выслушал то, что они говорили. рассказать. Но еще замечательнее было то, что с тех пор призрачный приказчик совсем перестал являться: видимо, шинель важного лица шла ему хорошо; по крайней мере, не слышно было больше, чтобы шинели срывали с плеч людей. Однако многие деятельные и бдительные лица не хотели успокаиваться и твердили, что в отдаленных уголках города призрачный приказчик все же показывает себя. И действительно, пригородный полицейский своими глазами видел [скатывание вниз от моралистической ноты к гротескному теперь кувырком], как из-за дома появляется призрак. Но, будучи по натуре несколько слабаком (так что однажды обыкновенный взрослый молодой поросенок, выбежавший из какого-то частного дома, сбил его с ног к великому веселью группы извозчиков, у которых он требовал и добился , в наказание за эту насмешку по десять медяков с каждого на покупку табака), он не решался остановить призрака, а просто шел за ним в темноте, пока призрак вдруг не обернулся, не остановился и не спросил: — Хочешь, ты? — и показал кулак такого размера, какой редко встретишь даже среди живых. — Ничего, — ответил часовой и тотчас пошел обратно. Однако этот призрак был намного выше ростом и имел огромные усы. Он направлялся, по-видимому, к Обуховскому мосту и вскоре совсем исчез во мраке ночи.

    Поток «неуместных» подробностей (таких, как пресное предположение, что «взрослые молодые поросята» частенько встречаются в частных домах) производит такой гипнотический эффект, что почти не понимаешь одной простой вещи (и в этом прелесть последний штрих). Важнейшая информация, главная структурная мысль рассказа здесь умышленно замаскирована Гоголем (ибо вся действительность есть маска). Человек, которого приняли за призрак Акакия Акакиевича без плаща, на самом деле является человеком, укравшим его плащ. Но призрак Акакия Акакиевича существовал только оттого, что у него не было шинели, тогда как теперь полицейский, впадая в причудливейший парадокс рассказа, принимает за этот призрак как раз того самого человека, который был его противоположностью, человека, укравшего шинель. Таким образом, история описывает полный круг: порочный круг, как и все круги, несмотря на то, что они выдают себя за яблоки, планеты или человеческие лица.

    Итак, подведем итог: история идет так: бормотание, бормотание, лирическая волна, бормотание, лирическая волна, бормотание, лирическая волна, бормотание, фантастическая кульминация, бормотание, бормотание и обратно в хаос, из которого все они произошли . На этом сверхвысоком уровне искусства литература, конечно, не озабочена жалостью к неудачнику или проклятием победителя. Он взывает к той тайной глубине человеческой души, где тени иных миров проходят, как тени безымянных и беззвучных кораблей.

    Как уже могли собрать один или два терпеливых читателя, это единственное обращение, которое меня интересует. Я надеюсь, что цель моих заметок о Гоголе стала совершенно ясной. Грубо говоря, это сводится к следующему; если вы рассчитываете узнать что-то о России, если вам не терпится/узнать, почему обожженные немцы сварганили свой блиц, если вас интересуют «идеи», «факты» и «послания», держитесь подальше от Гоголя. Ужасные трудности с изучением русского языка для того, чтобы читать его, не окупятся наличными в вашем роде. Держись подальше, держись подальше. Ему нечего тебе сказать. Держитесь подальше от следов. Высокое напряжение.

    Закрыт на время. Избегать, воздерживаться, не делать. Я хотел бы иметь здесь полный список всех возможных запретов, вето и угроз. Едва ли это необходимо, конечно, как неправильный вид

    Начальная страница набоковской тургеневской тетради. читатель, конечно, никогда не дойдет до этого. Но я приветствую правильных — моих братьев, моих двойников. Мой брат играет на органе. Моя сестра читает. Она моя тетя. Сначала вы выучите алфавит, губные, когтевые, зубные, жужжащие буквы, трутня и шмеля и муху це-це. Одна из гласных заставит вас сказать «Ух!» После первого склонения личных местоимений вы почувствуете ментальную скованность и ушибленность. Однако я не вижу другого способа добраться до Гоголя (или любого другого русского писателя, если уж на то пошло). Его творчество, как и все великие литературные достижения, есть явление языка, а не идеи. «Гав-гол», а не «Го-галл». Конечная «1» — это мягко растворяющаяся «1», которой нет в английском языке. Нельзя надеяться понять автора, если нельзя даже произнести его имя. Мои переводы разных мест — лучшее, что мог дать мой скудный словарный запас, но даже если бы они были столь же совершенны, как те, которые я слышу своим внутренним ухом, не умея передать их интонации, они все же не заменили бы Гоголя. Пытаясь передать свое отношение к его творчеству, я не привел никаких осязаемых доказательств его своеобразного существования. Я могу только положить руку на сердце и заявить, что я не выдумывал Гоголя. Он действительно писал, он действительно жил.

    Гоголь родился 1 апреля 1809 года. По словам его матери (которая, разумеется, сочинила следующий печальный анекдот), стихотворение, написанное им в пятилетнем возрасте, увидел Капнист, известный писатель видов. Капнист обнял торжественного мальчишку и сказал радостным родителям: «Он станет гениальным писателем, если только судьба подарит ему хорошего христианина в учителя и наставника.

    Добавить комментарий

    Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *