Герои Достоевского в зеркале гуманистической психологии(Ноздрина В.)
В предыдущей статье («Библейские образы в творчестве Ф. М. Достоевского») мы коснулись второй части формулы выдающегося исследователя творчества Достоевского Константина Мочульского, назвавшего Достоевского «талантливым психопатологом и великим религиозным мыслителем». Теперь обратимся к первой части.
«Психологическое искусство Достоевского, — пишет Мочульский, — прославлено во всем мире. Задолго до Фрейда и до школы психоаналитиков он погружается в глубины подсознания и исследует душевную жизнь детей и подростков; он изучает психику безумцев, маньяков, фанатиков, преступников, самоубийц. О Достоевском психопатологе и криминалисте существуют специальные исследования. Но анализ его не ограничивается индивидуальной психологией: он проникает в психологию социальную — семейную, общественную, народную. Величайшие его прозрения относятся к душе народа, к метапсихическому»всеединству«человечества».
Безумцы, маньяки, фанатики, преступники, самоубийцы… Действительно, по произведениям Достоевского можно изучать патопсихологию. У многих его персонажей — ярко выраженный апатический или, наоборот, выражающийся в крайней раздражительности астенический синдром; они впадают в агрессию, в том числе направленную против самих себя, становятся жертвами галлюцинаций и навязчивых состояний, страдают от всевозможных неврозов, фобий и нарушений личности, развратничают, предаются садизму, мазохизму и нравственному эксгибиционизму, закатывают истерики, совершают девиантные — антисоциальные — поступки.
Всю эту «достоевщину» можно объяснить богатым на трагические ситуации жизненным опытом автора, вместившим трудное детство рядом с отцом-тираном и кроткой матерью; раннюю кончину матери и предположительно насильственную (от рук своих же крестьян) смерть отца; ранний оглушительный литературный успех, сменившийся чередой провалов и пренебрежением со стороны вчерашних почитателей (в том числе Белинского и Тургенева) — пренебрежением, которое сверхчувствительный молодой писатель воспринял как вражду и гонения. Увлечение утопическим социализмом привело Достоевского сначала в кружок Петрашевского, где собрались социалисты с умеренными взглядами, а затем — в общество заговорщиков-радикалов под руководством Дурова. Последовали арест, смертный приговор, инсценировка его исполнения и — в последний момент — замена казни годами каторги и ссылки. А дальше — женитьба на не отвечавшей ему взаимностью «мечтательнице» — Марии Дмитриевне Исаевой, вскорости умершей от чахотки; неразделенная любовь к авантюристке Сусловой; губительная страсть к азартной игре. Даже счастливый брак с Анной Григорьевной Сниткиной был омрачен смертью двухмесячной первой дочери Сони, от которой писатель долго не мог оправиться. Все это способствовало зарождению у Достоевского эпилепсии, привело к душевной раздвоенности, существованию на грани нервного срыва.
Предпринимались попытки объяснить поведение его персонажей с точки зрения разных психологических школ, в частности социальной психологии, бихевиоризма и психоанализа.
С точки зрения социальной психологии в произведениях Достоевского мы имеем дело с ярко выраженной аномией — отклоняющимся поведением, выражающим собой исторически обусловленный процесс разрушения базовых элементов культуры, прежде всего в аспекте этических норм. При достаточно резкой смене общественных идеалов и морали определенные социальные группы перестают чувствовать свою причастность к данному обществу, происходит их отчуждение, новые социальные нормы и ценности отвергаются членами этих групп, в том числе и социально декларируемые образцы поведения. Вместо общепринятых средств достижения индивидуальных или общественных целей выдвигаются собственные, в частности противоправные. Явления аномии, затрагивая при социальных потрясениях все слои населения, особенно сильно действуют среди молодежи. На групповом уровне аномия представлена в «Бесах», на индивидуальном — в образах Раскольникова (убийство), Кроткой (самоубийство) и других.
Многие персонажи, особенно поздних произведений Достоевского, испытывают трудности в смысле групповой идентификации и социальной адаптации. Так, если Девушкин, несмотря ни на что, естественным образом идентифицировал себя с чиновничеством, то герою романа «Идиот», князю Мышкину, никак не дается полноценное общение с людьми его круга. Однажды он произносит речь, в которой осуждает русское дворянство за западничество, оторванность от народа — и вдруг спохватывается: а ведь я и сам дворянин!
Вместе с тем социальная психология не дает ответа на многие жизненно-важные вопросы, потому что для большинства персонажей (включая героев повести «Бедные люди», которую Белинский назвал первым русским социальным романом, и политического романа «Бесы») главными, определяющими являются МЕЖЛИЧНОСТНЫЕ отношения.
БИХЕВИОРИЗМ (от англ. behaviour — поведение) — психологическое направление, изучающее не субъективный мир человека, а объективно фиксируемые характеристики поведения, вызываемого какими-либо внешними воздействиями. Действительно, внешние воздействия играют важную роль в жизни Макара Девушкина из «Бедных людей», но не они определяют искания и внутренний разлад Версилова из «Подростка» или Ивана Карамазова.
ПСИХОАНАЛИЗ постулирует ведущую роль бессознательных (иррациональных, аффективно-эмоциональных, инстинктивных и интуитивных процессов) в деятельности индивида, в формировании его личности. Но, как правило, психопаты Достоевского прекрасно отдают себе отчет в неадекватности своих реакций и иррациональности поступков, однако почему-то предпочитают вести себя именно так, а не иначе. Чтобы понять, почему это так, обратимся к гуманистической психологии.
ГУМАНИСТИЧЕСКАЯ ПСИХОЛОГИЯ — ряд направлений в современной психологии, ориентированных прежде всего на изучение СМЫСЛОВЫХ СТРУКТУР человека. Основными предметами анализа являются: высшие ценности, самоактуализация личности, творчество, любовь, свобода, ответственность, автономия, психическое здоровье, межличностное общение. В качестве самостоятельного течения гуманистическая психология выделилась в начале 60-х гг. ХХ века, как протест против бихевиоризма и психоанализа, получив название третьей силы. Ее методологические позиции сформулированы в следующих посылках: 1. Человек целостен; 2. Ценны не только общие, но и индивидуальные случаи; 3. Главной психологической реальностью являются переживания человека; 4. Человеческая жизнь — единый процесс; 5. Человек открыт к самореализации; 5. Человек не детерминирован только внешними ситуациями.
Один из основателей гуманистической психологии, американский психолог Абрахам Харольд Маслоу (1908 — 1970) создал иерархическую модель мотивации, в которой выделил пять основных категорий потребностей, определяющих человеческое поведение. При этом вводится предположение о том, что потребности более высокого уровня не могут быть удовлетворены, если предварительно не удовлетворены потребности нижележащих уровней.
Вот список Маслоу:
- физиологические (гомеостатические) потребности;
- потребность в безопасности и стабильности;
- потребность в любви и принадлежности к группе;
- потребность в уважении и признании;
- потребность в самоактуализации.
В дальнейшем к этому списку добавились потребности знать и понимать и группа эстетических потребностей.
Маслоу дал описание личностных особенностей САМОАКТУАЛИЗИРУЮЩИХСЯ ЛЮДЕЙ, среди которых особенно выделил независимость, креативность, философское мировосприятие, демократичность в общении, продуктивность. В дальнейшем он видоизменил свою модель мотивации на основе идеи о качественном различии двух классов потребностей: потребностей нужды и потребностей развития.
Как правило, выделенные Маслоу основные группы потребностей и связанные с ними интересы располагаются у большинства людей и животных именно в такой последовательности: по степени убывания значимости. Вместе с тем, этот порядок не следует воспринимать как догму. Существует немало людей, для которых самовыражение так же важно, как любовь. Встречаются творческие натуры, для которых чрезвычайно важна эстетическая сторона.
Физиологические потребности — общие для всего животного царства. Их цель — удовлетворить биологические нужды, такие как голод, жажда, усталость, секс и многие другие. Более точно эту категорию потребностей выражает недавно введенное в обиход понятие гомеостаза, то есть автоматических попыток тела сохранить себя в нормальном сбалансированном состоянии.
Без сомнения, гомеостатические потребности являются главными. Люди нуждаются в очень многих вещах, но если они по-настоящему голодны или их мучает жажда, они и не подумают о чем-то другом, пока эти потребности не будут удовлетворены — хотя бы частично.
Когда человеку уже не нужно заботиться о жизненно важной потребности в выживании, он больше всего нуждается в безопасности. Если эта потребность не удовлетворена, картина такая же, как при голоде. Дефицит безопасности оказывает сильнейшее влияние на весь комплекс взглядов и ощущений.
После разумного удовлетворения физиологических нужд и потребности в безопасности, следующей фундаментальной потребностью является жажда любви и принадлежности к группе. Для одинокого человека тоска по друзьям, любимым, семье становится манией. Пока человек голодал, угроза висела над самим его существованием, и он не мог думать ни о чем другом, кроме еды и безопасности; зато теперь он больше всего на свете хочет быть нужным, любимым, стремится к добрым отношениям с людьми, ищет свое место в обществе. Ощущение своей отверженности мешает человеку приспособиться к окружающей среде и приводит к жесточайшим неврозам.
Следующей в иерархии фундаментальных потребностей идет потребность в признании и уважении, проявляющаяся в стремлении индивида к престижу, высокому общественному положению и власти. Общественное признание рождает у него чувство своей значимости. Он УТВЕРЖДАЕТ СЕБЯ (в том числе в собственных глазах) за счет реальных достижений в той или иной области либо словесных заявлений.
Высшую ступень в иерархии фундаментальных потребностей занимает потребность в САМОАКТУАЛИЗАЦИИ (самоосуществлении, самореализации). Если воспользоваться формулировкой австрийского психолога Альфреда Адлера, это — РЕАЛИЗАЦИЯ ЖИЗНЕННОЙ ЦЕЛИ, или СМЫСЛА ЖИЗНИ. Последователь Маслоу, австрийский психолог и психиатр Виктор Франкл считал поиски смысла основной движущей силой развития личности. При отсутствии смысла возникает экзистенциальный вакуум, проявляющийся как невроз.
Индивидуальный смысл жизни может быть найден в одной из трех сфер: творчество, переживания и осознанное отношение к обстоятельствам, на которые нельзя повлиять. Одной из основных областей, в которой индивид может получить поддержку в поисках смысла, является религиозная вера. Приверженцы гуманизма черпают силы в вере в человека и человечество.
На микроуровне цель у каждого своя, большая или маленькая. Но есть еще макроуровень, безотчетно ощущаемый каждым из нас. Существует великая цель, от достижения которой в значительной мере зависит наша самооценка. Человек стремится внести свою, пусть крошечную, лепту в осуществление общего грандиозного замысла, будь то строительство царства Божия на земле или развитие человечества.
Американский ученый Дж. С. А. Бойс писал (2): Взаимодействуя с веществами, растениями и животными, человек выделяет и увязывает во времени и пространстве творческую энергию — свою собственную и энергию других людей. Он движется в четырехмерном мире, добровольно соотнося себя со своими предшественниками и последователями. Это соотнесение для него очень важно: благодаря ему человек учится понимать окружающий мир; оно не добавляется механически к изолированному опыту… Это — исключительно человеческая форма природной энергии, действующей в соответствии с законом СВЯЗИ ВРЕМЕН; стоит ее осознать — и происходит развитие, которого не могло произойти раньше.
Такой взгляд на мир и человека предписывает нам этические нормы и обязанности. На этом, сугубо человеческом уровне взаимозависимости связь времен неизбежно ведет к появлению чувства ответственности перед другими людьми и перед будущим
Нормальный человек стремится как можно больше знать об окружающем мире, открывать новое, понимать. Активная любознательность толкает нас на эксперименты, рождает интерес ко всему новому, неизведанному. Забегая вперед, отметим: в произведениях Достоевского жажда знаний и стремление докопаться до причин характерны не только для высокоразвитых личностей типа Ивана Карамазова, но и для прозябающих в нищете и убожестве, таких как бедняк Макар Девушкин, холуй Лебедев в Идиоте или омерзительный Смердяков…
И наконец, на человеческое поведение влияют определенные стремления, которые можно назвать ЭСТЕТИЧЕСКИМИ ПОТРЕБНОСТЯМИ. Очутившись в безобразной обстановке, некоторые буквально заболевают и приходят в себя только после удовлетворения их чувства прекрасного. Страсть к красоте особенно ярко выражена у художников; некоторые из них совершенно не выносят уродства. Маслоу включал в эту же категорию безотчетное желание поправить криво висящую картину. Стремление к порядку и гармонии — основа эстетической потребности. Герои Достоевского глубоко страдают от неблагообразия окружающего мира. Князь Мышкин надеется на то, что красота спасет мир, но эта надежда гибнет при столкновении с действительностью.
Попробуем приложить классификацию Маслоу к герою первой удачной повести Достоевского Бедные люди, Макару Алексеевичу Девушкину.
Для своей повести, — пишет Мочульский, — Достоевский берет самую избитую тему основанной Гоголем «натуральной школы». В повести «Шинель» Гоголь изображает бедного чиновника, Акакия Акакиевича, тупого, забитого и бессловесного. Ценой невероятных лишений он собирает деньги на покупку новой шинели. Но ее у него крадут, и он умирает от отчаяния. Герой «Бедных людей», Макар Девушкин, тоже бедный и жалкий чиновник; он тоже всю жизнь переписывает бумаги, над ним издеваются сослуживцы, его распекает начальство. Даже наружностью, платьем, сапогами он похож на героя «Шинели». Достоевский усваивает все приемы Гоголя, усиливая и усложняя их, но вместе с тем ученик бунтует против учителя. Его возмущает отношение Гоголя к своему несчастному герою. Разве «Шинель» не есть убийственная насмешка над «бедным чиновником»? Разве Акакий Акакиевич — не ходячий автомат, не тупое существо, высший идеал которого теплая шинель? Достоевский, усвоив технику гоголевской школы, взрывает ее изнутри. Он очеловечивает смешного героя… Достоевский сделал простое, но гениальное изменение в композиции Гоголя: вместо вещи («Шинель») поставил живое человеческое лицо (Вареньку), и произошло чудесное превращение. Смешная самоотверженность Акакия Акакиевича ради покупки шинели, его аскетизм, опошленный недостойным объектом, обернулись возвышенной и трогательной привязанностью Макара Алексеевича к своей Вареньке. Из мании Башмачкина Достоевский сделал бескорыстную любовь Девушкина. (Имя Башмачкин — вещное, имя Девушкин — личное)…
Физические страдания Девушкина — жизнь впроголодь, в чадной кухне, хождение на службу в дырявых сапогах, механическое переписывание бумаг — ничто по сравнению с душевными терзаниями, на которые обрекает бедность. Бессилие помочь Вареньке, когда ей трозит голодная смерть, когда она больна и обижена злыми людьми,- вот что доводит смирного и тихого Макара Алексеевича до отчаяния и бунта. Он задолжал хозяйке, продал свое платье, ему стыдно показаться в департаменте; его гонят с квартиры, сослуживцы издеваются и называют крысой. Варенька изнемогает от непосильной работы, и все можно было бы устроить, если бы достать немного денег. К лучшим страницам повести относятся мечты Девушкина о займе, его надежды и планы, посещение ростовщика, неудача, отчаяние и «дебош»…
Девушкин не только переживает бедность как свою личную и человеческую трагедию, но и анализирует ее как особое душевное состояние.
Бедность означает беззащитность, запуганность, униженность; она лишает человека достоинства, превращает его в «ветошку». Бедняк замыкается в своем стыде и гордости, ожесточается сердцем, делается подозрительным и «взыскательным». «Бедные люди капризные,- пишет Девушкин,- он, бедный-то человек, он взыскателен; он и на свет-то Божий иначе смотрит, и на каждого прохожего косо глядит, да вокруг себя смущенным взором поводит, да прислушивается к каждому слову,- дескать, не про него ли там что говорят; что вот, дескать, что же он такой неказистый… Да уж если Вы мне простите, Варенька, грубое слово, так я Вам скажу, что у бедного человека на этот счет тот же самый стыд, как и у Вас, примером сказать, девический».
Смирненький и тихонький Девушкин начинает бунтовать. Ему лезут в голову либеральные мысли: отчего одни счастливы и богаты, а другие бедны и несчастны? Почему такая несправедливость? Отчего это так все случается, — спрашивает он Вареньку, — что вот хороший-то человек в запустении находится? А ведь бывает же так, что счастье-то часто Иванушке-дурачку достается. Ты, дескать, Иванушка-дурачок, ройся в мешках дедовских, пей, ешь, веселись, а ты, такой-сякой, только и облизывайся… Знаю, знаю, матушка, нехорошо это думать, это вольнодумство,.. да тут поневоле грех в душу лезет…
Естественно, бедными людьми движут фундаментальные потребности в физическом выживании и в безопасности. Для Вареньки они являются определяющими: именно они вынуждают ее принять предложение обидчика — богатого старика Быкова. С Девушкиным дела обстоят сложнее. Помимо гомеостатических потребностей и потребности в любви и привязанности, для него много значат признание, уважение и самоуважение. Мочульский называет Девушкина наиболее чистым и благородным из старых любовников Достоевского, возвышающим свою страсть до самоотверженности и бескорыстного служения.
Этот забитый, по выражению Белинского, чиновник дорожит своим человеческим достоинством. В нем сильны потребность знать и понимать и жажда справедливости. Любовь к Вареньке стала смыслом его жизни: благодаря ей он приподнимается над обыденностью; она, эта любовь, дает ему возможность помочь сиротке и тем самым хоть на йоту изменить мир к лучшему.
Девушкин жалок, но он не шут и не сумасшедший; в его стремлениях нет ничего неестественного, напускного. Он открывает собой галерею не слишком удачливых, но привлекательных персонажей, психически здоровых и цельных натур, таких как Авдотья Романовна и Соня Мармеладова в Преступлении и наказании, мать Пселдонимова в Скверном анекдоте, странник Макар Алексеевич Долгорукий в Подростке и другие.
Вместе с тем, Достоевский не был бы Достоевским, если бы его не занимала двойственность человеческой натуры. Почти одновременно с Бедными людьми выходит Двойник — психологическая повесть о раздвоении сознания.
Вот как Мочульский характеризует ее героя:
Титулярный советник Яков Петрович Голядкин -порождение петербургского гнилого тумана, призрак, живущий в призрачном городе. Он вращается в фантастическом мире департаментов, канцелярий, отношений, исходящих бумаг, административных распекании, сложных интриг, чинов и рапортов. Он маленький «штифтик» в государственной машине, ничтожная песчинка, затерявшаяся в толпе чиновников. Бюрократический строй николаевской империи своей грузной массой давит на человеческую личность. Государство знает номер и чин, но не знает лица. Схема человеческих ценностей заменена табелью о рангах. Все чиновники похожи друг на друга, и значение их определяется не внутренне, их достоинством, а внешне, положением, должностью. Отношения между людьми механизированы и сами люди превращены в вещи. В департаменте появляется двойник Голядкина, и ни один чиновник не замечает этого «чуда природы». Никто и не смотрит на лицо человека, разве у вещей есть лица? Вещи взаимно заменимы, и подмена Голядкина его двойником никого не удивляет.
Каким же должен быть человек, раздавленный бюрократической машиной, опустошенный? Что должен испытывать он, ощущая надвигающуюся гибель своей личности? Как ему отстоять себя, доказать, что он — это он, единый и неповторимый; что его нельзя ни заменить, ни подменить? Голядкин пытается спасти свою личность ограждением от других, выделением из безличной массы, уединением. Как затравленная мышь, он прячется в своем подполье. Он первый «человек из подполья» у Достоевского. Ему хочется быть «в стороне», чтобы никто его не трогал, быть, «как все», чтобы не привлечь ничьего внимания. Страх перед жизнью и ее ответственностью порождает малодушное желание «стушеваться», «исчезнуть».
Жажда безопасности у Голядкина вступает в жесточайший конфликт с потребностью в самореализации. На почве страха зарождается мысль о раздвоении. Она растет в бредовом сознании героя и воплощается в образе Голядкина-младшего. Подпольный человек уединяется, но вне социальной действительности его ждет гибель. Убегая от машины, грозящей его перемолоть, он находит в самом себе зияющую пустоту. Спасать нечего; поздно; процесс разложения личности уже завершился. Голядкин еще суетится, мечется, но это — судорожные движения раздавленной мыши. Он кричит, что он человек, что у него свое место, что он не ветошка: Как ветошку себя затирать я не дам… Я не ветошка, я, сударь мой, не ветошка!. Однако эти заклинания не мешают ему чувствовать себя подлой и грязной ветошкой.
Подпольный человек, загнанный и обиженный, живет затаенными чувствами. Самолюбие у него сумасшедшее, мнительность и амбиция непомерные. Неосуществленные желания становятся навязчивыми идеями, порождают манию преследования, разрешаются в безумие. Самореализация подменяется болезненным самоутверждением в форме бегства от действительности.
В следующей (также прохладно встреченной литературной общественностью) повести Достоевского Господин Прохарчин, вновь ставится проблема одиночества человеческой души, замкнутости сознания, бегства в подполье. В то же время бегство в безумие уже не кажется автору неизбежной судьбой подпольного человека. Он видит другие возможности самоутверждения. Отстаивая себя во враждебном и чуждом мире, спасаясь от пустоты своей замкнутости, одиночка может возмечтать о могуществе, бедняк — плениться идеей богатства. Прохарчин — скупец: подобно Акакию Акакиевичу, он живет впроголодь, лишает себя самого необходимого, аскетически служит своей идее Но идея его несравнима с жалкой мечтой о теплой шинели. Его идея величественна. Он — скупой рыцарь.
Историю возникновения образа нищего-богача Прохарчина и связь его со Скупым рыцарем Пушкина Достоевский подробно изложил в фельетоне Петербургские сновидения в стихах и прозе (1861 г.). В нем он рассказывает, что однажды прочел в газетах историю одного скупца. Открылся вдруг новый Гарпагон, умерший в самой ужасной бедности на грудах золота. Старик этот был некто отставной титулярный советник Соловьев. Он нанимал себе угол за ширмой за три рубля,.. не имел никаких занятий, постоянно жаловался на скудость средств и даже, верный характеру своей видимой бедности, за квартиру вовремя не платил, оставшись после смерти должен за целый год. Он отказывал себе в свежей пище даже в последние дни своей жизни. После смерти Соловьева, умершего на лохмотьях, посреди отвратительной и грязной бедности, найдено в его бумагах 169 022 р. с кредитными билетами и наличными деньгами…
«И вот передо мною нарисовался вдруг образ, очень похожий на пушкинского»Скупого рыцаря«… Он ушел от света и удалился от всех соблазнов его к себе за ширмы. Что ему во всем этом пустом блеске, во всей этой нашей роскоши? К чему покой и комфорт? Нет, ничего ему не надо, у него все это есть, там, под подушкой, на которой наволока еще с прошлого года. Он свистнет, и к нему послушно приползет все, что ему надо. Он захочет, и многие лица осчастливят его внимательной улыбкой Он выше всех желаний…»
Человек, отгородившийся от мира, висит в пустоте; замкнутость и есть его опустошенность. Перед страхом небытия он утверждает себя через могущество. Если он богат, у него все есть.
В Прохарчине соединились две фундаментальные потребности: в безопасности и самоутверждении. Впоследствии идея богатства, дающего его обладателю могущество, воплотилась, среди прочих, в образах Гани Иволгина из романа Идиот и подростка Аркадия Долгорукого — (правда, Аркадий в конце концов понял ущербность своей идеи; деятельная любовь к близким подсказала ему путь подлинного, а не мнимого самоутверждения). О власти, которую сулит богатство, мечтает и Раскольников.
Так уже в ранних произведениях Достоевского наметилась проблема неудовлетворенной потребности в самореализации, подменяемой самоутверждением в уродливых, противоестественных формах, прежде всего в форме бегства от действительности: в безумие, раздвоение личности, самозванство, подпольное существование, в мечту…
Мочульский отмечает: новая художественная тема — мечтательство — выросла из идеи «замкнутого сознания», основной идеи всего творчества писателя. Но в пределах поэтики натуральной школы эта тема связалась с образом «бедного чиновника» и снизилась до мрачно-комического гротеска (Голядкин, Прохарчин). Достоевскому нужно было вернуться к романтической традиции, чтобы выявить ее возвышенно-поэтический аспект. В «Петербургской летописи» мы находим блестящие лирические страницы, посвященные мечтательству.
Вот как изображается петербургский мечтатель:
«Знаете ли вы, что такое мечтатель, господа? Это — кошмар петербургский, это — олицетворенный грех, это — трагедия, безмолвная, таинственная, угрюмая, дикая, со всеми неистовыми ужасами, со всеми катастрофами, перипетиями, завязками и развязками, и мы говорим это вовсе не в шутку. Вы иногда встречаете человека рассеянного, с неопределенно-тусклым взглядом, часто с бледным, измятым лицом, всегда как будто занятого чем-то ужасно тягостным, каким-то головоломнейшим делом, иногда измученного, утомленного как будто от тяжелых трудов, но в сущности не производящего ровно ничего; таков бывает мечтатель снаружи. Мечтатель всегда тяжел, потому что неровен до крайности: то слишком весел, то угрюм, то грубиян, то внимателен и нежен, то эгоист, то способен к благороднейшим чувствам… Селятся они большей частью в глубоком уединении, по неприступным углам, как будто таясь в них от людей и от света, и вообще даже что-то мелодраматическое кидается в глаза при первом взгляде на них… Они любят читать… но обыкновенно со второй, третьей страницы бросают чтение, ибо удовлетворились вполне. Фантазия их, подвижная, летучая, легкая, уже возбуждена, впечатление настроено, и целый мечтательный мир, с радостями, с горестями, с адом и раем, с пленительными женщинами, с геройскими подвигами, с благородною деятельностью, всегда с какой-нибудь гигантской борьбою, с преступленьями и всякими ужасами, вдруг овладевает всем бытием мечтателя. Комната исчезает, пространство тоже, время останавливается или летит так быстро, что час идет за минуту. Иногда целые ночи проходят в неописанных наслаждениях. Часто в несколько часов переживается рай любви или целая жизнь, громадная, гигантская, неслыханная, чудная, как сон, грандиозно-прекрасная. По какому-то неведомому произволу ускоряется пульс, брызжут слезы, горят лихорадочным огнем бледные увлажненные щеки… Минуты отрезвления ужасны: несчастный их не выносит и немедленно принимает свой яд в новых увеличенных дозах… На улице он ходит, повесив голову, мало обращая внимания на окружающих, но если заметит что, то самая обыкновенная житейская мелочь принимает в нем колорит фантастический… Воображение настроено: тотчас рождается целая история, повесть, роман… Нередко же действительность производит впечатление тяжелое, враждебное на сердце мечтателя, и он спешит забиться в свой заветный золотой уголок… Неприметно начинает в нем притупляться талант действительной жизни… Наконец, в заблуждении своем он совершенно теряет то нравственное чутье, которым человек способен ощутить всю красоту настоящего, и в апатии лениво складывает руки и не хочет знать, что жизнь человеческая есть беспрерывное самосозерцание в природе и в насущной действительности… И не трагедия такая жизнь! Не грех и не ужас! Не карикатура! И не все ли мы более или менее мечтатели!»
Для самого Достоевского литературные впечатления уже в ранней юности были важнее жизненных. Мочульский сообщает: «Знакомство с В. Скоттом или Шиллером более определили его душевный строй, чем влияние природы или обстановка семейной жизни. Он по натуре своей человек внутренний, отвлеченный. Внутреннее всегда преобладало в нем над внешним. Напряженность душевной жизни грозила нарушением равновесия и подготовляла трагедию мечтателя, тщетно стремящегося к»живой жизни«. Проблема»человека из подполья«восходит к»абстрактной«, книжной юности писателя…»
Герой повести «Белые ночи» — молодой литератор, в чьей судьбе повторились события ранней литературной жизни молодого Достоевского: бурный успех — и череда громких провалов, горькое разочарование. Но в то время, как могучий дар Достоевского превозмог внешние и внутренние трудности, центральный персонаж повести нашел отдушину в мечтательстве.
Рассказчик из «Белых ночей» открывает собой целую галерею мечтателей Достоевского. За ним последуют мечтательница и энтузиастка — мать Неточки Незвановой; оторванный от жизни романтик Вася из «Дядюшкиного сна»; мечтательством спасается от тоски Настасья Филипповна. Мечтателем, живущим в фантастическом мире и утратившим связь с живой жизнью называет Мочульский князя Мышкина. В конце романа резонер Евгений Павлович упрекает князя во лжи: он ВЫДУМАЛ свою любовь к Настасье Филипповне, он ВООБРАЗИЛ, что должен на ней жениться. «Фундамент всего происшедшего,- объясняет Евгений Павлович,- составился из огромной наплывной массы головных убеждений, которые вы принимаете до сих пор за убеждения истинные, природные и непосредственные».
Еще один способ компенсировать неудовлетворенную потребность в самоактуализации — яростное самоутверждение в глазах окружающих за счет тирании или фиглярства.
Марья Александровна из повести-комедии «Дядюшкин сон» находила потребность в непрерывном излиянии своего гнева на Афанасья Матвеича, потому что тирания есть привычка, обращающаяся в потребность. Та же мысль проводится в «Записках из мертвого дома»: «Тиранство есть привычка; оно одарено развитием, оно развивается наконец в болезнь».
Но свое высшее воплощение идея тиранства обрела в образе мужа Кроткой из одноименной повести. Мочульский отмечает: «В характере последнего усилены черты деспотизма и сладострастия власти. Ему необходимо утвердить свое величие, возвратить себе потерянное»благородство«и с этой целью он»воспитывает«молоденькую жену. Как демон, требует он, чтобы она,»падши, поклонилась ему«. Кончается самоубийством молодой женщины и отчаянием тирана».
Здесь представляется уместным сослаться на теорию тирании, изложенную А. Ван Фогтом во вспомогательной брошюре к фантастическому роману «Деспот».
«В 1956 году,- пишет ван Фогт,- когда для меня уже определился в основных чертах тип тирана — властной, агрессивной личности, — я попросил рассказать мне какой-нибудь из ряда вон выходящий случай об отношениях между супругами. Он поведал о муже, который в свое время пытался определить жену в лечебницу для умалишенных…
До замужества эта женщина работала медсестрой и до брака имела две интимных связи с врачами. Когда будущий супруг сделал ей предложение, она рассказала ему об этом. Он чуть с ума не сошел от ревности. На следующий день он явился к ней, имея при себе по всем правилам оформленный документ, и потребовал, чтобы она не читая поставила свою подпись. Он объяснил свое требование ее»виной«и был так расстроен, что женщина и впрямь почувствовала себя виноватой и подписала. Вскоре они поженились.
После свадьбы он пустился во все тяжкие. Разъезжал по стране, появляясь дома когда заблагорассудится, таскал с собой повсюду секретарш и посещал их на дому. Расспросы жены приводили его в бешенство, дело доходило до драки.
»Исходя из многолетних наблюдений за другими представителями этого мужского типа,- сказал психолог,- полагаю, что текст документа содержал признание жены в том, что она шлюха. Женясь на ней, он как бы возвышал ее до себя. Однако в силу своего прежнего статуса падшей женщины она имела только те права, которые он сам ей милостиво даровал«.
Таков, — заключает ван Фогт,- тип властного, агрессивного мужчины, уверенного в своей правоте и считающего себя вправе»карать«за отступления от правил. Его ни за что, ни при каких обстоятельствах не убедить, что правда может быть не на его стороне. Он мнит себя непогрешимым».
Ван Фогт подчеркивает: такое поведение есть выражение доведенного до крайности традиционного отношения мужчины к женщине, результат миллионов лет мужского господства.
Интереснее всего то, что, если «непогрешимого» оставит жена — его «мальчик для битья», — он может серьезно заболеть, спиться или пристраститься к наркотикам. Ибо рушится весь его жизненный уклад, его власть над телом женщины. «Если она уходит либо подает на развод, он приходит в страшное расстройство. Появляются мысли о смерти и сопутствующие им признаки — слезы, отчаянные мольбы: Не покидай меня, я люблю тебя больше жизни! Лишь после бесчисленных и горьких разочарований какой-то процент женщин отказывается принимать это безумие за любовь.
Если она тверда в своем решении, в его воспаленном мозгу наряду с мыслями о самоубийстве начинают возникать мысли об убийстве. Ибо для самоутверждения»непогрешимому«необходимо сохранить контроль над женщиной. Этот тиран просто не может жить без жертвы своей тирании.
Кроме истории мужа и жены, которую Достоевский поведал в»Кроткой«, на память приходят также отношения между»подпольным человеком«и Лизой — несчастной проституткой, в душу которой он вселил надежду на новую, чистую жизнь и над которой жестоко надсмеялся.
»Записки из подполья«начинаются словами:»Я человек больной… Я злой человек. Непривлекательный я человек. Я думаю, у меня болит печень… Я не лечусь и никогда не лечился, хотя медицину и докторов уважаю… Я не хочу лечиться со злости… Я, разумеется, не сумею вам объяснить, кому именно я насолю в этом случае моей злостью: я отлично хорошо знаю, что и докторам я никак не смогу «нагадить» тем, что у них не лечусь; я лучше всякого знаю, что всем этим я единственно себе поврежу, и никому больше… Вы удивляетесь? Так и удивляйтесь, мне этого-то и хотелось. Что ж делать, уж такой я парадоксалист«.
В пылу самоутверждения этот человек старается загрязнить и извратить свое отражение в зеркале: рассказывает о себе мерзости, преувеличивает свое безобразие, цинично высмеивает в себе все высокое и прекрасное. Это — самозащита отчаяния, безысходный круг, по которому мечется больное сознание.
К. Мочульский делает знаменательный вывод:»подпольный человек«не только раздвоен, но и бесхарактерен: он ничем не сумел сделаться:»ни злым, ни добрым, ни подлецом, ни честным, ни героем, ни насекомым!«А все потому, что»человек XIX столетия должен и нравственно обязан быть существом, по преимуществу, бесхарактерным; человек же с характером, деятель — существом, по преимуществу, ограниченным«. Сознание — болезнь, приводящая к инерции, т. е. к»сознательному сложа-руки-сидению«. Так ставится Достоевским проблема современного ГАМЛЕТИЗМА. Сознание убивает чувство, разлагает волю, парализует действие… Всякая первоначальная причина тотчас же тащит за собой другую, еще первоначальнее, и т. д. в бесконечность. Причинная цепь упирается в дурную бесконечность, и в этой перспективе всякая истина — не окончательна, всякое добро относительно. Для нового Гамлета остается одно занятие:»умышленное пересыпание из пустого в порожнее«. От сознания — инерция, от инерции — скука. Не действуя, не живя, человек со скуки начинает»сочинять жизнь«- обиды, приключения, влюбленность. Подпольное существование становится фантастическим; это игра перед зеркалом. Человек страдает, радуется, негодует и как будто вполне искренно; но каждое чувство отражается в зеркале сознания, и в актере сидит зритель, который оценивает его искусство. Подпольный человек благородными речами переворачивает душу проститутки; говорит горячо, искренно, до»горловой спазмы«доходит — и в то же время ни на минуту не забывает, что все это игра. Он дает Лизе свой адрес, но страшно боится, что она к нему придет. Голос зрителя в нем говорит:»И опять, опять надевать эту бесчестную, лживую маску«; голос актера возражает:»Для чего бесчестную? Какую бесчестную? Я говорил вчера искренно. Я помню, во мне тогда было настоящее чувство…«Но такова природа самосознания: все разлагать на»да«и»нет«; какая может быть»непосредственность и искренность«в игре перед зеркалом?
Впоследствии проблема болезненной раздвоенности и порочности самосознания будет поставлена в романе»Подросток« (Версилов объявляет икону святыней — и тут же злобно разбивает).
Кривляние, ёрничество, шутовство, показное самоуничижение как способы самоутверждения свойственны не только»подпольному человеку«, но и, скажем, Фоме Опискину из»Села Степанчикова«, и опустившемуся генералу Иволгину из»Идиота«. Последний частенько отдает дань псевдологии — патологической склонности к сообщению ложной информации, к сочинению фантастических историй — о том, например, как он носил маленького князя Мышкина на руках. Мотив все тот же: любой ценой обратить на себя внимание, доказать свою значимость.
Как ни странно, в тот же ряд попадает и такой прожженный циник и записной сладострастник, как Федор Павлович Карамазов. Этот негодяй, никогда не испытывающий угрызений совести, начисто лишенный каких-либо комплексов, все-таки нуждается в признании и привязанности сына Алеши, поэтому и ломает комедию при общем сборе семьи в келье старца Зосимы:
»- Учитель! — повергся он вдруг на колени. — Что мне делать, чтобы наследовать жизнь вечную?
Трудно было и теперь решить, шутит он или в самом деле в таком умилении«.
Еще один распространенный способ обратить на себя внимание — истерика, надрыв. В»Братьях Карамазовых«даже некоторые главы именуются»надрывами«:»Надрыв в гостиной«,»Надрыв в избе«,»…И на чистом воздухе«. Причем, если кривляются у Достоевского, как правило, мужчины, то надрыв — прерогатива женщин, независимо от их личных качеств и социального положения. Надрыв Катерины Ивановны Мармеладовой ничем не отличается от надрыва Настасьи Филипповны или другой Катерины Ивановны — невесты Дмитрия в Братьях Карамазовых.
Мы уже говорили о порядке выхода той или иной потребности на первый план и о том, что эта последовательность иногда нарушается. Так вот, для многих персонажей Достоевского исключение становится правилом. Их потребность в самоутверждении сильнее инстинкта самосохранения (гордость Нелли из»Униженных и оскорбленных«не позволяет ей обратиться за помощью к законному отцу, князю Валковскому), не говоря уже о любви.
Любовь — исключительно сложное чувство, связанное не с одной, а с целым комплексом потребностей: в сексе, признании, эстетической потребности, а зачастую и потребности в самореализации, прорыве к смыслу, выходу из тупика. Почему, по выражению Дмитрия Карамазова,»барышни любят подлецов?«Почему умная, гордая, богатая Катя, отдав свое сердце якобы благополучному Ивану, всеми силами цепляется за беспутного, к тому же влюбленного в Грушеньку Дмитрия? Да потому что с ним можно почувствовать себя богом.
»- Я уже решилась: если даже он и женится на той… твари, — начала она торжественно,.. — то я все-таки не оставлю его! От этих пор я уже никогда, никогда не оставлю его! — произнесла она с каким-то надрывом какого-то бледного, вымученного восторга. — То есть не то чтоб я таскалась за ним, попадалась ему поминутно на глаза, мучила его — о нет, я уеду в другой город, куда хотите, но я всю жизнь, всю жизнь мою буду следить за ним не уставая. Когда же он станет с тою несчастен… то пусть придет ко мне, и он встретит друга, сестру… Я добьюсь того, я настою на том, что, наконец, он узнает меня и будет передавать мне всё, не стыдясь! — воскликнула она как бы в исступлении. — Я буду богом его, которому он станет молиться… Я обернусь в машину для его счастия…«
В этой позиции и этой тираде, тем более произнесенной перед Алешей и Иваном Карамазовыми, причудливо переплелись две потребности: в самоутверждении (Я буду богом!) и в самореализации (стремление внести свою лепту). Катя обманывает себя, принимая эту комбинацию за любовь. То же происходит в романе»Идиот«с обеими женщинами, соперничающими из-за князя Мышкина: Настасья Филипповна любит в нем надежду на свое спасение, а Аглая — возможность приобщения к высшим ценностям, причастности к пока еще неясному для нее»делу«.
Даже настоящая, не головная любовь тем сильнее и неодолимее, чем больше в ней дополнительных компонентов, особенно имеющих отношение к СМЫСЛУ и РАЗВИТИЮ. Вот почему Алеша Валковский в»Униженных и оскорбленных«отдает предпочтение Кате: тут и чувство новизны, и возможность собственного роста, тогда как отношения с Наташей все больше напоминают топтание на месте.
Точно так же роковая страсть Свидригайлова к Дуне и одержимость Рогожина Настасьей Филипповной связаны для обоих с надеждой на перемены в жизни и в собственной душе, надеждой вырваться из той клоаки, в которой они существуют. Случай с Рогожиным особенно тяжел потому, что Настасья Филипповна не понимает, не хочет ничего понимать, толкает его обратно, вниз… и убийство становится неизбежным.
Парадокс, обрекающий некоторых героев Достоевского на недостижение внутренней гармонии, заключается в том, что, занимаясь почти исключительно самопознанием, они на удивление плохо знают себя и поэтому оказываются в плену у квазипотребности. Мы уже говорили о самообмане Кати в Братьях Карамазовых. Другой яркий пример — Раскольников. Как проницательно подметил Мочульский, он стремится к богатству, будучи совершенно бескорыстным; мечтает о практическом деле, будучи теоретиком (добавим: добивается власти, не имея в своем характере ничего общего с тиранами). В неблагоприятных социальных условиях в его воспаленном мозгу зародилась мысль о преступлении, но мог ли такой человек совершить пошлое убийство и спокойно воспользоваться его плодами?
Раскольников очутился в тупике, а из всех положений, в которых может оказаться сильная личность, это — самое невыносимое.
Мы уже говорили о том, что, согласно одному из постулатов гуманистической психологии, потребности более высокого уровня не могут быть удовлетворены, если предварительно не удовлетворены потребности нижележащих уровней. Но если так, то сложные самоактуализирующиеся личности, такие как Раскольников, Версилов или Иван Карамазов, по определению не могут достичь счастья и внутренней гармонии: ведь первого гнетет нужда, а двое других несчастливы в любви. Кроме того, всех троих глубоко ранит»неблагообразие«окружающего мира.
Автор приводит их к Богу, но, в отличие, скажем, от старца Зосимы, нашедшего в вере в Христа ответ на все свои вопросы, эти трое попросту ломаются.
Превращение самого Достоевского из убежденного атеиста и социалиста-радикала в верующего было долгим и мучительным, а, как известно, нет больших фанатиков, чем новообращенные.
Автор»Преступления и наказания«, — утверждает Мочульский, — на своем личном опыте пережил трагическую эпоху КРУШЕНИЯ ГУМАНИЗМА. На его глазах гуманизм отрывался от своих христианских корней и превращался в богоборчество. Начав с освобождения человека от»теологии«и»метафизики«, он кончил порабощением его»законами природы«и»необходимости«. Человек был признан природным существом, подчиненным началам выгоды и разумного эгоизма: у него была отнята его метафизическая глубина, четвертое измерение — образ Божий. Гуманизм хотел возвеличить человека и постыдно его унизил. Достоевский сам был гуманистом, прошел через его соблазны и был отравлен его ядом. Романтик-идеалист эпохи»Бедных людей«увлекается утопическим социализмом и проходит весь диалектический путь его развития: он»страстно принимает«атеистическую веру Белинского и вступает в тайное революционное общество Дурова. Исходя из христианского гуманизма, он приходит к безбожному коммунизму. В 1849 году, приговоренный к смертной казни, писатель стоит на эшафоте. В эти страшные минуты»старый человек«в нем умирает. На каторге рождается»новый человек«, начинается жестокий суд над собой и»перерождение убеждений«. В Сибири в жизни ссыльного писателя происходят два события, определяющие всю его дальнейшую судьбу: встреча с Христом и знакомство с русским народом. В нечеловеческих страданиях, в борьбе с сомнением и отрицанием завоевывается вера в Бога.
И дальше: Достоевский делает величайшее духовное открытие: свободная личность человека раскрывается только во Христе, любовь к человечеству может быть только во Христе. Поэтому бунтарь-богоборец Иван Карамазов не заслуживает счастья. Кто знает, как сложилась бы его судьба, если бы Катя дала волю своим настоящим чувствам. Возможно, личное счастье уравновесило бы муки творчества (ибо для самоактуализирующихся людей мышление и есть творчество) и он бы занялся нормальной научной, литературной или какой-либо иной деятельностью. Однако по замыслу автора ему предстояло стать носителем одной из программных идей:»если нет Бога, значит все позволено!«Достоевского не смущает ни тот исторический факт, что крестовые походы были не менее кровавыми, чем насильственные социальные перевороты, ни им же самим рассказанная в»Идиоте«история о крестьянине, который зарезал своего приятеля со словами:»Господи, прости ради Христа«. Возможно, он даже готов посочувствовать душегубцу — и в то же время не испытывает ни капли сочувствия по отношению к философу-гуманисту, каким был Карамазов. Иван Федорович вынужден, наравне с преступником Ставрогиным из»Бесов«, расплачиваться за жестокое разочарование Достоевского не только в революционной деятельности, но и в идеях гуманизма. Вне религии Достоевский больше не мыслит себе не только свободы, но и деятельности вообще. В его книгах»блаженны«лишь посвятившие себя служению Христу и строительству»царства Божия«на земле: старец Зосима, Алеша Карамазов, Макар Иванович Долгорукий из»Подростка«.
Н. Михайловский озаглавил свою статью, посвященную Достоевскому,»Жестокий и больной талант«. Жестокость Достоевского по отношению к героям его книг заключается в том, что он»не дал«им никакой другой, кроме служения Христу, целенаправленной, плодотворной деятельности. В этом его отличие от другого гиганта мировой литературы — Льва Толстого, чьи самоактуализирующиеся герои (Андрей Болконский, Пьер Безухов, Константин Левин) ищут и находят сферу приложения своих сил. Вспомним блестящих военных отца и сына Болконских, помещика Константина Левина, новоявленного масона Пьера Безухова или даже Алексея Вронского, который, после своей вынужденной отставки, нашел себя в земской деятельности (чего не захотела заметить и оценить Анна Каренина; это-то, на мой взгляд, и послужило причиной ее трагедии). Герои Толстого имеют опору в виде ПОПРИЩА; Достоевский отказал своим героям в такой опоре.
Только считанные единицы у Достоевского занимаются творчеством: это неудачливый литератор Иван Петрович из романа»Униженные и оскорбленные«и бесталанный музыкант Ефимов из»Неточки Незвановой«. Естественно, герои его философских романов (в первую очередь Иван Карамазов и Андрей Версилов) склонны к философии, т. е. выработке осознанного отношения к обстоятельствам, на которые нельзя повлиять, но и их, как всех прочих, захлестывает стихия переживаний, бесконечного выяснения отношений. Переживания — чуть ли не единственное поприще, предоставленное Достоевским своим литературным героям.
Разные исследователи, в частности М. Бахтин, отмечали, что персонажи Достоевского чрезвычайно ярко выписаны и зачастую существуют в восприятии читателя отдельно от автора. Силой своего таланта великий русский писатель создал их ЖИВЫМИ — и в то же время отказал в праве жить, т. е. ДЕЙСТВОВАТЬ.
Все они — даже умирающий Ипполит — жаждут деятельности, которую не заменит никакая проповедь. Эта неутоленная жажда накладывает отпечаток на их чувства, даже на женскую любовь. Человек САМОУТВЕРЖДАЕТСЯ в отношениях, САМОАКТУАЛИЗИРУЕТСЯ же только через деятельность.
Перед Раскольниковым стоит вопрос:»Или отказаться от жизни совсем, послушно принять судьбу, как она есть, раз навсегда, и задушить в себе все, отказавшись от всякого ПРАВА ДЕЙСТВОВАТЬ, ЖИТЬ И ЛЮБИТЬ?«Христианская мораль проповедует смирение и жертву, но для сильной личности они равносильны гибели. Что ж, принимать эту гибель?
Вот признание другого злодея, героя»Бесов«Николая Ставрогина, сделанное им в предсмертном письме:»Я пробовал везде мою силу… На пробах для себя и для показу… она оказывалась беспредельною… Но к чему приложить эту силу — вот чего никогда не видел, не вижу и теперь… Я все так же, как и всегда прежде, могу пожелать сделать доброе дело и ощущаю от этого удовольствие: рядом желаю и злого, и тоже чувствую удовольствие… Из меня вылилось одно отрицание, без всякого великодушия и без всякой силы…«
В прошлом Ставрогин совершил преступление: изнасиловал девочку Матрешу. С точки зрения Мочульского, его трагедия есть агония сверхчеловека. Ставрогину были даны великие дары, суждено высокое призвание, но он совершил некогда предательство своей святыни и отрекся от Бога. Отступника постигла духовная смерть при жизни. Он знает, что страшная кара уже началась и что душа его разлагается Смрад духовного гниения заставляет его делать судорожные усилия, чтоб спастись Он возлагает на себя»бремена неудобоносимые«, ищет подвига, жаждет всенародного покаяния и казни. Приезжает он в губернский город с новой мыслью, с решением опубликовать свой брак с хромоножкой, но, неожиданно встретив свою жену у матери, торжественно отрекается от нее, чтобы не оттолкнуть от себя Лизу Тушину. Великодушное чувство к Марье Тимофеевне борется со сладострастной мечтой о Лизе; все двоится, и зло столь же привлекательно, как и добро. Шатов мстит герою за измену и дает пощечину. Гордый человек сносит оскорбление — это первый его подвиг, но и он — двусмыслен, своим поступком Ставрогин показывает раскаяние, а новое самовозношение. Он идет к Шатову и предупреждает его об опасности; но и это доброе дело — бесплодно, так как вызвано холодной надменностью, а не любовью.»Мне жаль, что я не могу вас любить, Шатов«,- говорит он ему. И, зная о плане Петра Верховенского, он не мешает ему убить Шатова. Добро снова оборачивается злом: нравственная ответственность за смерть преданного ученика падает на учителя. Второй подвиг — намерение объявить о браке с хромоножкой — приводит к ее убийству. Марья Тимофеевна проклинает предателя, Ставрогин знает о замысле Федьки-каторжного и двусмысленно его поощряет (дает деньги). Третий подвиг — выстрел в воздух на дуэли с Гагановым — обращается в новое и еще более жестокое оскорбление противника. Четвертый — намерение опубликовать исповедь — изобличается Тихоном как демонический соблазн и приводит к окончательному отпадению от Бога… Нет покаяния для демонического сверхчеловека, не способен он на смиренную веру, не призван для религиозного подвига. Спасти его может только чудо. Не веря в чудо, он хватается за него; но после ночи, проведенной с Лизой в Скворешниках, раскрывается последняя ложь»самозванца«. Любовь давно иссякла в его мертвом сердце. Сладострастный порыв не спасает его и губит несчастную девушку. Последняя попытка спасения обращается в новое, страшное преступление.
Для Мочульского Ставрогин — человек нового зона, человекобог, по сравнению с которым сверхчеловек Ницше кажется только тенью. Это грядущий Антихрист, князь мира сего, грозное пророчество о надвигающейся на человечество космической катастрофе.
В 1839 году восемнадцатилетний юноша Достоевский писал брату:»Человек есть тайна, ежели будешь ее разгадывать всю жизнь, то не говори, что потерял время».
Эта статья — крохотный шажок в том же направлении.
К тайне человека.
Ноздрина В.,
См. также
5 литературных альтер-эго Федора Достоевского — Российская газета
9 февраля 1881 года от внезапного обострения тяжелой болезни скончался классик русской и мировой литературы Федор Михайлович Достоевский. Глубокий психологизм его произведений и тонкое знание человеческой природы и по сей день не могут оставить равнодушным никого из читателей.
«Материалом» для творчества писателя нередко служили собственные переживания и драмы, коих в жизни Достоевского было немало. Сегодня «РГ» вспоминает наиболее известных персонажей, ставших в своем роде альтер-эго писателя, повторявших его путь и озвучивавших его мысли.
1. Василий Ордынов («Хозяйка», 1847)
Повесть «Хозяйка» стала первым произведением Достоевского, в котором появился автобиографический герой. После бурного успеха первого романа писателя «Бедные люди» последовал ряд неудач: его сатирические рассказы и повести преимущественно на «чиновничьи» темы были встречены критиками более чем прохладно.
К счастью, это не заставило Достоевского впасть в уныние, а лишь подвигло к совершенствованию собственных писательских методов и поиску принципиально нового героя. Именно таким героем становится для него Василий Ордынов, несколько экзальтированный молодой интеллигент-мечтатель, находящийся в поиске смысла и содержания истинной религиозности.
Замкнутость и одиночество, а также сознание собственной избранности роднят этого героя с молодым Достоевским. Ордынов борется со своим антагонистом — зловещим стариком Муриным, то ли колдуном, то ли провидцем, — за душу красавицы Катерины, и в этой борьбе понимает, насколько хрупки были все его умственные построения о природе религии.
В результате единственное, что ему остается, — «испросить исцеления у бога».
2. Каторжанин Горянчиков («Записки из Мертвого дома», 1860)
В 1849 году за участие в вольнодумческом кружке Петрашевского Федор Михайлович Достоевский был приговорен к казни. Однако в самый последний момент, когда осужденные, включая писателя, уже вполне приготовились к смерти, было объявлено о смягчении приговора и замене казни на каторжные работы. Этот эпизод, кстати, позднее был описан в «Идиоте».
Годы каторги наложили серьезный отпечаток на мировоззрение писателя, а также снабдили его богатейшим опытом и материалом для работы. В 1860 году была завершена его повесть «Записки из Мертвого дома», в которой Достоевский описывает быт и судьбы каторжан в Сибири второй половины XIX века.
В уста Горянчикова Достоевский вкладывает и множество личных признаний и размышлений, впечатлений о пережитом.
Повесть, в сущности, представляет собой полудокументальные записки и собрание историй, лишенных единого четкого сюжета. При этом Александр Горянчиков — герой, от лица которого ведется повествование, — осужден за убийство своей жены.
Тем не менее, позднее автор не особенно с этим считается, выстраивая повествование о судьбе скорее не уголовного, а политического преступника, каким был он сам. В уста Горянчикова вкладывается и множество личных признаний и размышлений, впечатлений о пережитом. Приводятся и истории из жизни других каторжан, встреченных когда-то самим Достоевским.
3. Писатель Иван Петрович («Униженные и оскорбленные», 1861)
Роман «Униженные и оскорбленные» стал первым большим произведением Достоевского, написанным после ссылки и каторги.
Собственный горький опыт помог достоверно описать и те обиды, которые испытывает герой «Униженных и оскорбленных», когда всеобщее признание и восторг сменяются пренебрежением.
Написан он также от первого лица, и главный герой — Иван Петрович не только носит определенные черты сходства с автором в своем характере, но и во многом повторяет его творческую биографию. Так, первый роман Ивана Петровича по своему содержанию близок к «Бедным людям» Достоевского. При этом подробно описывается процесс работы над романом.
Автор весьма реалистично описывает и успех этой книги. А отзыв «критика Б.» из текста «Униженных и оскорбленных» почти точно воспроизводит соответствующую рецензию Виссариона Белинского на «Бедных людей».
Позднее также собственный горький опыт помог ему достоверно описать и те обиды, которые испытывает литератор, когда всеобщее признание и восторг сменяются пренебрежением.
4. Алексей Иванович («Игрок», 1866)
В 1863 году Федор Достоевский приехал на отдых в Висбаден. Сопровождала его в этой поездке не супруга — Мария Дмитриевна была уже очень больна — а юная подруга Аполлинария Суслова, впоследствии ставшая прототипом многих героинь Достоевского, включая не только Полину из «Игрока», но и, например, Настасью Филипповну из «Идиота» и Грушеньку из «Братьев Карамазовых».
Всего за несколько дней в Висбадене писатель так увлекся азартными играми, что проиграл не только все собственные деньги, но и все деньги Сусловой. Масштаб долгов писателя вскоре приобрел настолько угрожающие масштабы, что он мог потерять права на собственные издания на девять лет. Пытаясь выбраться из долговой ямы, он подписал невозможный контракт, согласно которому обязался написать роман в самые короткие сроки.
И ему удалось это сделать: роман «Игрок», где Достоевский в подробностях описывает чувства человека, для которого азарт становится единственно возможным смыслом и содержанием жизни, был написан за 26 дней! В работе ему помогла молодая стенографистка Анна Сниткина, которая позднее и стала его второй супругой (первая умерла к этому времени).
Интересно, что во время их свадебного путешествия в Баден-Бадене история с огромным проигрышем повторилась полностью. После этого писатель поклялся жене никогда не играть — и сдержал свое слово.
5. Князь Лев Мышкин («Идиот», 1869)
Князя Льва Мышкина нельзя, пожалуй, назвать в полной мере альтер-эго писателя. Скорее это некий идеализированный образ — тот человек, которым писатель, видимо, хотел бы быть, более чистый и лишенный духовных несовершенств. В его уста автор вкладывает собственные размышления о смысле жизни, о страдании и сострадании, о боге и человеке.
Помимо внутренних убеждений, героя и автора роднит еще и физическая болезнь — «падучая». Достоевский, как и князь Мышкин, страдал эпилепсией.
При этом главная разница между Мышкиным и Достоевским заключается в том, что автор пришел к этим выводам и заключениям через множество ошибок и проступков, повлекших за собой раскаяние и переосмысление собственных ценностей. Лев Мышкин — человек чистый и светлый изначально, и те же самые убеждения для него естественны и составляют основу его натуры.
Кстати, помимо внутренних убеждений, героя и автора роднит еще и физическая болезнь — «падучая». Напомним, Достоевский, как и его персонаж, страдал эпилепсией.
Где и за что любят Достоевского
Ученые Института русской литературы РАН в год 200-летия Федора Михайловича Достоевского опросили лидеров мнений в 15 странах об их отношении к русскому классику. На конференции, которая прошла 12‒13 июля в онлайн-формате на ютьюб-канале Института русской литературы РАН (Пушкинского дома), этот срез сопоставили с результатами работы исследователей творчества Достоевского из России, Италии, Польши, Китая, Венгрии, Словении, Аргентины, Бразилии
Деятелям культуры разных стран ученые Института русской литературы (ИРЛИ) РАН предложили ответить на вопросы анкеты о творчестве Федора Михайловича Достоевского, предусмотрев и свободный вариант ответов. «Если нет желания ответить на вопросы анкеты, мы писали, что можно прислать свое сегодняшнее мнение о Достоевском», — пояснил «Стимулу» научный руководитель ИРЛИ, литературовед-испанист, переводчик, член-корреспондент РАН Всеволод Багно. «Мы выбирали не наших коллег, не ученых, не русистов, не литературоведов, не филологов, которым материал хорошо известен. Мы пытались сделать срез деятелей культуры — режиссеров, философов, актеров, художников, музыкантов. Получилось больше писателей, ничего не поделать. Думали, что будет другая пропорция», — рассказал ученый. Важно было получить ответы от современников, авторитетных в своих странах, которые формируют мнение завтрашнего дня.
Анкетирование, по словам Багно, оказалось «очень тяжелым делом». Отчасти потому, что интервьюируемые пытались понять, в какой контекст они попадают. Например, исследователи отметили тенденцию ухода от ответов, чтобы избежать параллелей между миром героев Достоевского и сегодняшней российской действительностью. В итоге удалось собрать мнения представителей 15 стран из Европы и Азии, Северной и Южной Америки, ближнего и дальнего зарубежья.
Всеволод Евгеньевич Багно, научный руководитель ИРЛИ РАН (Пушкинский Дом), литературовед-испанист, переводчик, член-корреспондент РАН
ИРЛИ РАН
Ни одного совпадения по героям
Отвечая на вопрос «Какой из героев Достоевского наиболее близок нашему времени?», участники исследования называли совершенно разных персонажей писателя. «Нет ни одного совпадения. Представьте себе», — комментирует Всеволод Багно. Этот факт позволил исследователям сделать вывод, что «с одной стороны, благодаря именно Достоевскому мы знаем, насколько многолик человек, а с другой — что природа человека не меняется, как бы нам ни хотелось в это верить».
На юбилейной конференции Всеволод Багно привел наиболее яркие высказывания о героях Достоевского.
Итальянский писатель Джанрико Карофильо, всемирно известный мастер триллера и детектива, полагает, что герой, способный лучше всего рассказать нам сегодня о сложностях и неразрешимых противоречиях человеческой души, — это Дмитрий, старший из братьев Карамазовых.
Итальянский писатель Джанрико Карофильо, всемирно известный мастер триллера и детектива, полагает, что герой, способный лучше всего рассказать нам сегодня о сложностях и неразрешимых противоречиях человеческой души, — это Дмитрий, старший из братьев Карамазовых
Самый близкий нашему времени персонаж Достоевского, по мнению аргентинского актера и драматурга Альфредо Мартина, — это Федор Павлович Карамазов, «средоточие власти и пороков без этических ограничений. Его безнравственные безнаказанные деяния лишают его роли отца, остановить его может только смерть — в данном случае убийство (отцеубийство). Такое произвольное поведение, бесконтрольная тяга к наслаждению, такое извращение семейных отношений как нельзя более характерны для нашего времени».
Швейцарская писательница Ильма Ракуза полагает, что «к нашему времени больше подходят другие герои Достоевского: рвущийся к власти Ставрогин или Аркадий Долгорукий, который мечтал стать Ротшильдом. Не говоря уже об Иване Карамазове и его «Легенде о Великом инквизиторе», в которой дан глубочайший анализ механизмов тоталитаризма и которая по сей день остается необычайно актуальной».
Больше всего исследователей удивил взгляд испанского писателя и филолога Хименеса Лосано: «Книгой, которая меня действительно потрясла, оказались “Бесы”, а самый близкий нам и нашей эпохе персонаж романа — Степан Трофимович, отец одного из “бесов” романа, который блестяще персонифицирует крах, с одной стороны, либеральных чаяний, а с другой — многочисленных грядущих “бесовских”».
Ф.М. Достоевский. «Идиот». Перевод на испанский
originalbook.ru
Правда о человеке
Ответы деятелей культуры убеждают в том, что для мира романы Достоевского — это не столько способ понять Россию и загадочную русскую душу, сколько путь самопознания, которым идут люди, вне зависимости от места и времени, где они родились и живут. И если турецкий композитор, музыкант, кинорежиссер и авторитетный общественный деятель Зюльфю Ливанели убежден в том, что «нужно стараться понять, не будучи русскими, природу тех общественных взрывов и потрясений, которые и определили место русского романа девятнадцатого века в мировой литературе», то Карофильо категоричен: романы Достоевского не о России и не о русском национальном характере, а о сложности человеческой души и о трагедии бытия.
Известный китайский поэт и художник Цзиди Мацзя напоминает о важнейшем предостережении Достоевского на все времена: «В поступках, начавшихся с добрых намерений, но закончившихся злом, проявился во всей полноте трагизм человечества: результатом добра может стать зло. Раскрывая тайну, что зло, по сути, порождено добром, писателю пришлось докопать своей мотыгой до глубочайшей и чернейшей части человеческой души». По мнению Цзиди Мацзя, «Достоевский важен тем, что он раскрыл нам необщепринятую истину, а именно: зло является составляющей частью человеческой личности, вечно сопровождающей человечество; демон может проснуться в любой момент в душе человека».
Ильма Ракуза отмечает, что у Достоевского «нет одной единственной истины или правды, есть только истина, правда во множественном числе». А перуанский поэт Альфредо Перес Аленкар считает, что «бессмертие Достоевского в том, что сегодня любой беззащитный, затравленный и несчастный человек, где бы он ни жил, найдет и узнает себя на страницах романов Достоевского и всю жизнь будет ему за это благодарен». По его мнению, «русский писатель является нашим современником точно так же, как он сам сумел, покорив нас своим князем Мышкиным, перенести в романе “Идиот” в девятнадцатый век Христа и Дон Кихота Сервантеса». И это приводит исследователей к мысли, что, давно согласившись с тем, что Достоевский — писатель не для всех, нужно согласиться и с тем, что он писатель навсегда.
«Книгой, которая меня действительно потрясла, оказались “Бесы”, а самый близкий нам и нашей эпохе персонаж романа — Степан Трофимович, отец одного из “бесов” романа, который блестяще персонифицирует крах, с одной стороны, либеральных чаяний, а с другой — многочисленных грядущих “бесовских”
Популярный южнокорейский композитор, автор песен и эссеист Бобби Чон сравнил скитания Раскольникова в своих моральных правилах с блужданием наших современников по Всемирной паутине: «Научный прогресс, изобретение интернета и мобильной техники дали людям почти безграничную свободу и анонимность в виртуальной реальности. К примеру, как говорит один автор, о человеке можно узнать не по его речи, а по его поисковым запросам. Как Раскольников из “Преступления и наказания” продолжал нервозно блуждать в своих моральных правилах, так и сейчас мораль каждого из нас проходит проверку в нашей повседневной жизни. Даже сейчас раскольниковы двадцать первого века с вредоносными кодами могут скитаться в даркнете».
Популярный современный македонский писатель Венко Андоновский утверждает: «Мы ищем точный диагноз болезни, от которой человечество страдает в новейшее время, но он у нас уже есть. Его поставил Достоевский, точнее и смелее кого-либо другого».
Одно из самых полюбившихся исследователям мнений принадлежит Дато Маградзе, одному из самых известных современных поэтов Грузии, номинированного на Нобелевскую премию по литературе, пишет: «Достоевский — словно папарацци движений души, и каждый нюанс душевных вибраций не остается для него незаметным. Писатель на “ты” с истоком любого греха, но его бескрайняя любовь обращена к Христу. По моему мнению, так и получается: когда цивилизация упорно ищет в человеке преступника, культура, в данном случае Достоевский, ищет в преступнике человека».
Ф.М. Достоевский. «Идиот». Перевод на китайский
book-cover.ru
Отдельный язык
В ответах Дато Маградзе звучит и вывод: романы Достоевского, прочитанные в переводе на любой из языков мира, являются языком межнационального общения. «Достоевский будет актуален в каждую эпоху, поскольку вечность переводится на язык любой из них. Думаю, международным языком гораздо в большей степени является язык вечности, чем английский», — говорит он.
«Когда цивилизация упорно ищет в человеке преступника, культура, в данном случае Достоевский, ищет в преступнике человека»
Этот тезис, озвученный на юбилейной конференции Всеволодом Багно, нашел заинтересованный отклик у ее участников. Кандидат филологических наук, профессор Университета Хайфы (Израиль) Владимир Паперный назвал «очень плодотворной» идею о том, что «Достоевский задает некий язык». «Тексты Достоевского — это ответы на те вопросы, которые ему задавало его время и он сам себе задавал, а читатели отвечают на вопросы, которые сами себе задают», — пояснил он механизм функционирования языка Достоевского. Чтение в этом случае, по мнению эксперта, «является самовыражением». При этом он признает, что есть и «некоторая загадка»: «Некоторые тексты оказываются способными отвечать на совсем другие вопросы. Это надо бы специально изучать, как и почему это происходит». «Достоевский — это язык, который всем понятен», — заключил эксперт. И он, по его мнению, служит средством межнационального общения.
Владимир Матвеевич Паперный, кандидат филологических наук, профессор университета Хайфы (Израиль)
ИРЛИ РАН
Где язык, там и словарь
Доктор филологических наук, профессор Санкт-Петербургского государственного экономического университета Сергей Фокин сделал на юбилейной конференции доклад, посвященный выходу в свет во Франции в марте 2021 года словаря «Достоевский», который подготовил французский славист Мишель Никё. В 118 статьях обстоятельно представлено актуальное состояние исследований по Достоевскому во Франции, охватывая как классические работы, к примеру Жака Мадоля и Пьера Паскаля, так и новейшие публикации молодых французских славистов. Помимо трудов французских литературоведов были активно задействованы исследования российских, американских, итальянских и немецких ученых, включая новейшие публикации в серийных изданиях: «Достоевский: материалы и исследования» (издается с 1974 г.), Dostoevsky Studies (с 1980 г.), и Deutsche Dostojewskij-Gesellschaft (с 1992 г.) Словарь представляет собой актуальную сумму новейшего достоевсковедения.
Во французском словаре «Достоевский», возможно помимо воли автора, воспроизводится характерная для французской литературной традиции альтернативная лексикографическая тенденция, которая, например, сказалась в свое время в «Критическом словаре» Жоржа Батая или в «Кратком словаре сюрреализма» Андре Бретона и Поля Элюара
Издание включает в себя материал, полезный как для молодого французского универсанта, стоящего на пороге мира Ф. М. Достоевского, так и для опытного литературоведа, способного оценить труд профессора Никё. Так, 20 статей посвящено наиболее значительным сочинениям русского писателя, от «Бедных людей» до «Братьев Карамазовых». Приблизительно столько же статей отведено писателям, с которыми Достоевский связывал свое литературное воспитание (Бальзак, Гоголь, Гюго, Жорж Санд, Пушкин, Фурье и др.), а также авторам, которые сами включали русского писателя в свой персональный пантеон. Такой же объем в издании отведен критическим очеркам о классических понятиях поэтики, эстетики и этики Ф. М. Достоевского, к которым примыкают статьи о ближайшем окружении писателя.
По мнению Фокина, сама форма словаря несет в себе своего рода интеллектуальный вызов. В словаре, возможно помимо воли автора, воспроизводится характерная для французской литературной традиции альтернативная лексикографическая тенденция, которая, например, сказалась в свое время в «Критическом словаре» Жоржа Батая или в «Кратком словаре сюрреализма» Андре Бретона и Поля Элюара. Сергей Фокин считает, что для заинтересованного читателя в словаре найдется множество курьезных сюрпризов, а также вполне весомых поводов взглянуть на привычные истины в иной перспективе. Отвечая на вопрос одного из участников конференции, выступавший отметил, что словарь лишен оговорок и грубых неточностей и, несмотря на скромный объем, содержит иллюстративный материал из коллекции Дома-музея Ф. М. Достоевского в Санкт-Петербурге.
Сергей Леонидович Фокин, доктор филологических наук, профессор Санкт-Петербургского государственного экономического университета
ИРЛИ РАН
Проникновение в китайский и испаноязычный мир
Пути проникновения произведений Ф. М. Достоевского в испаноязычный мир осветил в своем докладе на научной онлайн-конференции «Достоевский в мировой культуре: история и современность» Алехандро Ариэль Гонсалес, выпускник Университета Буэнос-Айреса, лауреат премии «Читай Россию / Read Russia». Он известен как переводчик русскоязычной классики, в том числе Ф. М. Достоевского, на испанский язык.
Алехандро Гонсалес выделил основные хронологические периоды, на протяжении которых переводы русской художественной литературы на испанский язык имели свои особенности. На конкретных отрывках он показал, насколько отличаются разные по времени переводы произведений Ф. М. Достоевского.
В 1840‒1910-х годах русскоязычные произведения в переводе на испанский были продуктами косвенного перевода, поскольку за основу брались тексты на немецком, французском, английском языках. Из Испании они распространялись уже по всей Латинской Америке. Нередко это были не столько переводы, сколько адаптации — менялись не просто названия произведений, но и сами тексты подвергались переработке, сокращались и изменялись. Зачастую этих корректировок требовали издатели. Считалось, что произведения зарубежных авторов должны не только по формату отвечать запросам широкого испаноязычного читателя, но и в целом соответствовать местной литературной традиции.
В 1920‒1930-е годы переводы на испанский осуществлялись уже напрямую с русского, появлялись первые собрания сочинений. Вместе с тем авторский стиль подчас терялся ввиду непрофессионализма переводчиков. Алехандро Гонсалес привел также интересные примеры по-разному адаптированных названий «Записок из мертвого дома» Достоевского. Так, El sepulcro de los vivos — это «Могила живых», Recuerdos de la casa de los muertos — «Записки из дома мертвых», а La casa de los muertos — «Дом мертвых».
«Стимул» опросил студентов разных вузов. работавших на юбилейной конференции в роли научных журналистов. Большинство согласилось с тем, что Достоевский «один из самых любимых» и «один из самых читаемых» писателей в студенческой среде, однако на этот вопрос были и отрицательные ответы
В 1960‒1980-е годы появилась первая школа русско-испанского перевода. В это время проблема неполных текстов уже не стояла так остро, но авторский стиль писателя по-прежнему терялся. Сегодня большинство проблем русско-испанского перевода решены, отметил Гонсалес.
Научный сотрудник Института иностранной литературы Китайской академии общественных наук Лю Вэньфэй рассказал, что знакомство китайской публики с Достоевским произошло позднее, нежели с другими классиками русской литературы. Так, «Капитанская дочка» Пушкина была переведена на китайский язык в 1903 году, «Воскресение» Льва Толстого — в 1907-м, тогда как перевод «Бедных людей» Достоевского отдельной книгой увидел свет лишь в 1926 году. Хотя отдельные рассказы и повести писателя печатались в периодической печати — например, рассказ «Честный вор» был опубликован в шанхайской газете «Республика» 26 мая 1920 года. Первое же многотомное собрание сочинений Федора Михайловича появилось на китайском языке в 1953 году.
Важный шаг, как отметил Лю Вэньфэй, был сделан в 1980-е, когда два крупнейших китайских издательства зарубежной литературы — «Перевод» (Шанхай) и «Народная литература» (Пекин) — «подарили» китайской общественности многотомные собрания сочинений Ф. М. Достоевского. Эти два собрания включали в себя художественные произведения писателя: романы, повести и рассказы, что послужило основой для полного восприятия Достоевского в Китае.
В 2010 году вышло в свет собрание сочинений в 22 томах, одним из редакторов-составителей выступил и Лю Вэньфэй. Ученый заметил, что интерес к Достоевскому в Китае многогранен. Достоевский для литературного Китая сегодня один из самых читаемых писателей: не только русских, но и вообще зарубежных. «Мы получаем драгоценный опыт в своей научной работе и осознаем, что полное познание Достоевского зависит от соединения текстового анализа и культурологической интерпретации, соединения эстетического восприятия и социальной критики, религиозного познания и теологического подхода. И наконец, зависит от соединения российского и западного достоевсковедения. Процесс восприятия Достоевского является и процессом обогащения и укрупнения китайской русистики», — уверен ученый.
Лю Веньфэй — Научный сотрудник Института иностранной литературы Китайской академии общественных наук
ИРЛИ РАН
Любим студентами
Всеволод Багно высказал уверенность, что Достоевский — один из самых читаемых и самых любимых писателей студенчества. «Стимул» опросил студентов разных вузов. работавших на юбилейной конференции в роли научных журналистов. Большинство согласилось с тем, что Достоевский «один из самых любимых» и «один из самых читаемых» писателей в студенческой среде, однако на этот вопрос были и отрицательные ответы.
По мнению студента четвертого курса Санкт-Петербургского государственного университета Рауфа Шумякова, творчество писателя «созвучно потребности студентов в самопознании, поиске собственных корней». Второкурсник того же вуза Эрнест Февральский продолжил эту мысль: «Достоевский писал о чувствах, которые все мы испытываем, но о которых боимся сказать». Студентка СПбГУ София Дидковская полагает, что «популярность Достоевского среди студентов объясняется в целом актуальностью ситуаций, описываемых автором, — но именно не конкретных ситуаций, а их образов, идей».
А вот первокурсница Шадринского государственного педагогического университета Елизавета Братцева сказала о причинах непопулярности Достоевского в студенческой среде: «Он представляется многим студентам безысходным, тяжелым для восприятия писателем, герои которого склонны к излишнему самокопанию».
Петербург Достоевского
Петербург — город молодости Достоевского, его рождения как писателя, его головокружительных успехов, трагических переживаний и утрат. Он всегда необходим был ему для творчества, город присутствует во многих его произведениях. Иногда как фон, чаще как действующее лицо. С большей или меньшей приблизительностью можно найти места, связанные с каждым петербургским произведением. Петербург – лучшая иллюстрация к его романам. У Достоевского в Петербурге есть любимые места, любимое время, любимый сезон. Больше всего в Петербурге он не любил лето. Это всегда пыль, вонь, духота. Хорошее время – весна, пробуждение природы. Но «самое интересное во всех отношениях время – осень, особенно если не очень ненастна. Осенью закипает новая жизнь на весь год, начинаются новые предприятия, приезжают новые люди, являются новые литературные произведения…»
Героям Достоевского был ближе больной и холодный вид Петербурга. Раскольников, например, любил, «как поют под шарманку, в холодный, темный и сырой вечер, непременно сырой, когда у всех похожих бледно-зеленые, больные лица; или еще лучше, когда снег мокрый падает совсем прямо, без ветру… а сквозь него фонари с газом блистают…». Слякоть, грязь, туман, морось – обычные состояния петербургской природы – придают городу соответственное настроение, Достоевский «разгадывает» его, пытается понять, всматриваясь в город, как в случайного прохожего. Его город живет человеческой жизнью: просыпается, хмурится, улыбается, злится, мерзнет, болеет… «Было сырое туманное утро. Петербург встал злой и сердитый, как раздраженная светская дева, пожелтевшая со злости на вчерашний бал».
В Петербурге Достоевского происходят фантастические в своей прозаичности события многих его произведений, зреют безумные идеи, совершаются преступления . Особенно таинственны набережные Петербурга – Екатерининский канал, Фонтанка, Нева… Водная стихия Петербурга как бы усиливает его мрачный колорит, доводя ситуацию порой до абсурда. Рисуя свои картины взаимодействия человека и города, Достоевский описывает все в мельчайших подробностях, следя за тончайшими изменениями в их «общении». В показе города и его влияния на человека он похож на режиссера с камерой в руках: он любит крупные планы, любит смену этих планов, часто представляет нам героя с разных сторон и в различных ракурсах.
Чувство Петербурга у Достоевского многогранно и довольно противоречиво. Наверно, это заложено в самом городе – двоящемся и растворяющемся в тумане. В его описаниях редко мы встретим обычные для Петербурга красоты – Невский проспект, дворцы, роскошные здания: «Необъяснимым холодом веяло на него всегда от этой великолепной панорамы; духом немым и глухим полна была для него эта пышная картина…»
Если соединить высказывания самого Достоевского и его героев о Петербурге, можно представить себе монолог Федора Михайловича о нашем городе:
«Редко где найдется столько мрачных, резких и странных влияний на душу человека, как в Петербурге… Вы замечали, что в Петербурге улицы все угрюмые? Это самый отвлеченный и умышленный город в мире…»
«Я всегда был фантазером и мистиком, и, признаюсь вам, Петербург, не знаю почему, для меня всегда казался какою-то тайною. Я ходил по улицам, присматривался к иным, совсем незнакомым прохожим, изучал их лица и угадывал, кто они, как живут, чем занимаются и что особенно их в эту минуту интересует… И многие лица мне казались какими-то странными… Это город полусумасшедших.., и это действительно так!»
«Этот фантастический город весь насыщен существующими и вымышленными историями. Он как-то неожиданно, почти мгновенно возник. Но так же внезапно ведь может и исчезнуть? Искуриться паром к темно-синему небу…»
«Мне так грустно смотреть иногда на его сырые, огромные стены, на его мраморы, барельефы, статуи, колонны, которые тоже едва сводят зуб об зуб от сырости, на обнаженный мокрый гранит тротуаров, как будто со зла растрескавшийся под ногами прохожих… Черный купол петербургского неба почти всегда залит тушью, весь горизонт петербургский смотрит так кисло, так кисло… К тому же адский туман, и видно кругом лишь на сажень.»
«Сто раз мне среди этого тумана задавалась странная, но навязчивая греза: «А что, как разлетится этот туман и уйдет кверху, не уйдет ли с ним вместе и весь этот гнилой, склизлый город, подымется с туманом и исчезнет как дым, и останется прежнее финское болото, а посреди его, пожалуй, для красы, бронзовый всадник на жарко дышащем, загнанном коне?»
«Петербуржцы так рассеяны, у них столько удовольствий, дел, службы, сплетен и разных других развлечений и, кроме того, столько грязи, что вряд ли есть время осмотреться кругом, вглядеться в Петербург внимательнее, изучить его физиономию и прочесть историю города и всей нашей эпохи в этой массе камней, в этих великолепных зданиях, дворцах, монументах… Да и вряд ли кому придет в голову убить дорогое время на такое вполне невинное и не приносящее дохода занятие…»
«Есть такие петербургские жители, которые не выходили из своего квартала лет по десяти и более, и знают хорошо только одну дорогу в свое служебное ведомство. Есть такие, которые не были ни в Эрмитаже, ни в Ботаническом саду, ни в музее, ни на одной выставке…»
А, между прочим, изучение города, право, не бесполезная вещь!
Жизнь Петербурга так эфемерна… А ну как он и вправду исчезнет?
| / Сочинения / Достоевский Ф.М. / Разное / Типичные черты героев Ф.М. Достоевского в современном обществе Ф.М. Достоевский в своих произведениях исследует социальную среду и человеческую личность, проникает в тайники человеческой души. Писатель убедительно связывает психологию героев и их социальным положением, со средой, их породившей.
/ Сочинения / Достоевский Ф.М. / Разное / Типичные черты героев Ф.М. Достоевского в современном обществе | Смотрите также по разным произведениям Достоевского: |
Типичные черты героев Ф. М. Достоевского в современном обществе 👍
Ф. М. Достоевский в своих произведениях исследует социальную среду и человеческую личность, проникает в тайники человеческой души. Писатель убедительно связывает психологию героев и их социальным положением, со средой, их породившей.
В романе “Преступление и наказание” Достоевский создает социальный портрет капиталистического города, социальное лицо Петербурга. Писатель рисует убогие жилища, необыкновенную скученность людей в них при полной духовной разобщенности. Достоевский изображает беспросветную бедность и нищету, которые
Достоевский – самый жестокий художник 19 века, потому что он обнажает жестокую правду, которую трудно даже представить. Мир писателя населен людьми, доведенными до крайности, до предела человеческих страстей – от извращенного порока и преступления до высочайшей добродетели и нравственной чистоты. В поле его зрения попадают и те, и другие, потому что писателя интересуют и истоки порока, и нравственная высота добродетели.
Живя в 21 веке, мы видим, как точно, ярко, детально Достоевский описывал жизнь своего времени. Характеры его героев, атмосферу его произведений мы очень часто встречаем и в современной действительности. К примеру, рассмотрим черты характера Родиона Раскольникова.
Этот герой долго и трудно, через страдания и ошибки, шел к постижению истины. Раскольников – человек, по христианским законам, глубоко грешный. Имеется в виду даже не грех убийства, а гордыня, теория героя о том, что все – “твари дрожащие”, а он, возможно, “право имеющий”, избранный.
Грех убийства же, по Достоевскому, вторичен.
На мой взгляд, в настоящее время мало кто из преступников, нарушающих закон, задумывается, что он совершает, в первую очередь, преступление перед Богом. Кроме того, множество людей сейчас заражены вирусом “гордыни”. Они мнят себя избранными, наполеонами, которым просто наплевать на жизни и страдания других людей.
Таких “персонажей” много во власти, но таких людей, что самое страшное, много и в обычной жизни.
Достоевский жестоко наказывает своего героя. “В душевных муках – самое тяжкое и страшное наказание “преступившего закон”, – писал автор романа. Он, веря в искупительную силу страдания, в каждом своем произведении, вместе со своими героями, страдает, достигая изумительной достоверности в раскрытии природы человеческой души.
Современный человек, несмотря на все его недостатки, также способен страдать. Гордыня и тщеславие – черты нашего времени. Но, тем не менее, стремление к познанию себя, к самосовершенствованию – тоже наша отличительная черта.
Именно поэтому современные люди не совсем очерствели душой, они способны чувствовать, страдать, а, значит, оставаться людьми.
Раскольникову повезло, что на его пути встретилась Соня Мармеладова. Эта героиня несет в себе ту истину, к которой в результате мучительных исканий должен прийти и Раскольников, – к Богу. И помогает ему в этом Соня.
Силой любви, способностью претерпеть любые муки она возвышает Раскольникова, помогает ему превозмочь самого себя и воскреснуть.
Соня – “блудница”, но она была вынуждена продавать себя, чтобы спасти от голодной смерти братьев и сестер. Даже в своем ужасном положении Соня сумела остаться человеком, пьянство и разврат не затронули ее души. А ведь перед ней был пример полностью опустившегося, раздавленного нищетой и собственным бессилием, отца. Конечно, терпение Сони и ее сила во многом происходят от ее веры.
Героиня верит в Бога, в его справедливость всем своим сердцем, верит слепо и безрассудно.
Мне кажется, что в нашем обществе таких людей, как Соня Мармеладова, остается все меньше и меньше. Если бы нас окружали люди с чистой душой, бескорыстные, сопереживающие друг другу, то жизнь многих шла бы по правильному пути. Но, к сожалению, слишком часто в наше время встречаются те, кто живет ради достижения своих целей, кто переступает через судьбы других людей, предавая и используя их.
В современном обществе часто встречаются такие противоположные характеры, как Семен Захарович Мармеладов и его жена, Катерина Ивановна. Мармеладов предстает перед нами как завсегдатай распивочной, грязный, утративший достоинство чиновник, обворовывавший собственную жену и просящий у дочери деньги на похмелье. Однако, вслушиваясь в его монологи, мы проникаемся к нему сочувствием.
Мармеладов раскаивается в своей “слабости”, ему тяжело видеть голодных детей и умирающую жену. От этого зрелища герой еще больше начинает пить. Но Семен Захарович – человек с тонкой душой, топящий свое горе в вине.
Сколько таких людей всегда было на Руси и сколько встречается и в наше время!
Совсем другой человек Катерина Ивановна. Она человек благородного происхождения, из разорившейся дворянской семьи. Это страстная, дерзкая и бунтарская натура.
Катерине Ивановне ее жизнь кажется настоящим адом. Она не умеет терпеть и молчать, как Соня. В ней сильно развито чувство справедливости, которое побуждает эту героиню к решительным действиям, которые часто не понимают окружающие.
Но изменить Катерина Ивановна ничего не может. От этого она еще больше мучается, постепенно умирает.
Герои Достоевского – это, прежде всего, люди, человеческие характеры, с их психологическими особенностями, индивидуальностью. Писатель рисует как бы “типы людей”, которые остаются неизменными во все времена. Именно поэтому типажи Достоевского часты в наше время, будут они жить и в будущем.
По моему мнению, можно с уверенностью сказать, что герои Достоевского вечны.
Герои Достоевского ожили на рисунках художника
26 февраля в Государственном музее А. С. Пушкина открывается выставка «Пушкин и Достоевский», на которой представлены иллюстрации Бориса Непомнящего к роману «Братья Карамазовы».
Накануне открытия выставки мы отправились в музей, чтобы первыми оценить экспозицию и насладиться чудесными рисунками известного мастера: народный художник России, член-корреспондент Российской академии художеств Борис Непомнящий известен как иллюстратор Николая Гоголя и Федора Достоевского и автор множества изумительных офортов.
В зале, как водится перед открытием, суетливо: экспозиция собирается на наших глазах. Рассматривать работы можно до бесконечности, тщетно пытаясь разгадать загадку мастерства художника: как может соединение карандашных линий создавать абсолютно живой взгляд…
Выбор места для экспозиции очевиден. Всю жизнь находившийся под влиянием Пушкина, Федор Достоевский предельно точно сформулировал его значение для потомков и страны в знаменитой речи, произнесенной на открытии памятника поэту — последней своей публичной речи, воспринимаемой как некое духовное завещание. В момент гибели поэта он был еще подростком, и эта утрата была прочувствована им со всей остротой юношества. Он обращался к Пушкину всю жизнь, и, приехав в Петербург, первой своей задачей Федор Михайлович поставил посещение квартиры поэта на Мойке и места дуэли на Черной речке.
Вот и мы постигаем мир Пушкина уже не первый век, равно как и продолжаем открывать для себя Достоевского.
Каждый шаг на этом пути — это и открытие самих себя, своего понимания не только литературы, но и собственного места в мире. В год 200-летия Достоевского задуматься об этом — самое время.
Рисунки Непомнящего удивительны по легкости и глубине «паутинного» изображения, создающего впечатление объема и продолженного движения: изображенные мастером герои не статичны, они замерли лишь на миг, их глаза полны чувств — отчаяния и лукавства, размышлений о судьбах мира и предназначении, как, скажем, у Алеши Карамазова — одного из сложнейших героев Достоевского, истинной роли которого он так и не открыл, не успев написать второй том романа. После знакомства с офортами Бориса Львовича Непомнящего зрители невольно приближаются к пониманию замысла гения Достоевского.
ПРЯМАЯ РЕЧЬ
Борис Непомнящий, член-корреспондент Российской академии художеств:
— Достоевским я «заболел» еще в 1978 году, когда читал «Братьев Карамазовых» и «Архипелаг ГУЛАГ» и понял для себя, что Солженицын все же эссеист, а Достоевский — гениальный писатель. Работа над циклом не завершена: будет еще 40 рисунков. Сейчас тружусь над рисунками к повести «Село Степанчиково и его обитатели», планирую в этом году сдать работы к «Запискам из Мертвого дома» и «Петербургским повестям» Николая Гоголя.
Читайте также: Музей Победы предложил москвичам поучаствовать в конкурсе селфи
Поделиться в FBПоделиться в VKПоделиться в TWПоделиться в OKПоделиться в TG
Достоевский и характер героя
Достоевский и характер героя
Это исследование исследует изменчивую природу героя в трех русских произведениях: «Преступление и наказание» Федора Достоевского, «Капитанская дочка» Александра Пушкина и «Герой нашего времени» Михаила Лермонтова. Исследование будет основано на точке зрения, что «герой» этих трех произведений — не герой в традиционном понимании, а скорее антигерой, человек, который в одном случае (Гринёв в Пушкине) — слабый человек. которого разносят обстоятельства, и в двух других случаях он гораздо более ущербен, чем такие традиционные, классические герои, и гораздо более ущербен, чем основная масса читателей.То, что делает антигероя этих историй тем, кем он является, заключается в том, что он призван вызвать не восхищение читателя, а скорее раздражение в лучшем случае и отвращение в худшем. Читатель вынужден переживать мысли и чувства антигероя и ужасные последствия его действий (в случае с героями Достоевского и Лермонтова), приводящие сначала к отталкиванию, а затем, возможно, к состраданию (как с Лермонтова), или даже в мудрости и чувстве искупления (как у главного героя Достоевского).Возможно, читателя просят идентифицировать себя с антигероем именно для этих целей, не для того, чтобы смотреть на героя снизу вверх, а для того, чтобы смотреть на антигероя свысока, чтобы быть более человечным, более сострадательным и мудрым, более восприимчивым к нему. «антигероическое» измерение человеческого существования, как в самом читателе, так и в главном герое. Основное отличие антигероя Пушкина от двух других состоит в том, что роман Пушкина в первую очередь исторический и придает большее значение происходящим политическим и социальным изменениям, чем изменениям в личности одного человека.Пушкинский «Гринёв» через замешательство иллюстрирует общее состояние исследуемой автором эпохи. Таким образом, Гринёв — гораздо больше сбитый с толку персонаж, чем герой или антигерой. Однако в этом контексте он скорее антигерой, чем герой.
Подробнее о Достоевском и характере героя …
Загрузка…
APA ГНД ЧикагоДостоевский и характер героя. (1969, 31 декабря). На LotsofEssays.com. Получено 01:09, 31 октября 2021 г., с https://www.lotsofessays.com/viewpaper/1707132.html.
Много очерков. «Достоевский и характер героя». LotsofEssays.com.LotsofEssays.com, (31 декабря 1969 г.). Интернет. 31 октября 2021 г.
Множество очерков «Достоевский и природа героя», LotsofEssays.com, https://www.lotsofessays.com/viewpaper/1707132.html (по состоянию на 31 октября 2021 г.)
ликов героя: чтения | Яннис Далианис читает «Кроткое создание» Федора Достоевского
Часть первая:
Если с плеером возникла проблема, обновите страницу.Если проблема не исчезнет, вы можете прочитать здесь.
Вторая часть:
Если с плеером возникла проблема, обновите страницу. Если проблема не исчезнет, вы можете прочитать здесь.
Запись останется на сайте SNFCC.
Второй раунд Чтений , онлайн-аудиосериал Культурного центра Фонда Ставроса Ниархоса (SNFCC) , посвящен знаковым произведениям мировой литературной сцены последних двух веков, рассказывающим истории из жизни «повседневных героев». » из прошлого.Выдающиеся греческие актеры приглашают онлайн-аудиторию SNFCC присоединиться к ним в путешествии по важным версиям человеческих приключений, отличающихся литературной ценностью и художественной глубиной, под руководством Ио Вулгараки .
Вслед за Уильямом Фолкнером и розой для Эмили, представленной в ноябре, в декабре вводится Томас Манн и его новелла Маленький герр Фридеман , прочитанная Марией Кечагиоглу (09/12) и A Gentle Creature по Федор Достоевский , прочтет Яннис Далианис (30/12) .
Достоевский Федор, Существо нежное
В изумительной новелле Федора Достоевского « Кроткое существо» (1876) отчаявшийся человек пытается посредством безжалостного монолога от первого лица распутать нить своих воспоминаний. Его жена только что покончила с собой. В сознании сорокалетнего мужчины мысли лихорадочно сменяют друг друга. В голове у него возникает мучительный вопрос: «Почему?». Логика и эмоции переплетаются, и он пытается понять, что пошло не так с его первоначальным планом: он женился на шестнадцатилетней девушке, простой, тихой и вежливой, с намерением превратить ее в идеальную жену, чтобы разделить с ней свое будущее. .Однако через некоторое время план рушится, и брак распадается. Когда уже поздно, мужчина задается вопросом: «Два часа ночи. Ее туфельки стоят у кровати, как будто ее ждут … Нет, серьезно, когда ее заберут завтра, что будет со мной?» «.
Преступление и наказание, Братья Карамазовы, Идиот, Демоны и Игрок — это лишь пять из самых известных названий классической литературы, подписанных Федором Михайловичем Достоевским (1821–1881), одним из величайших романистов всех времен. оказавшие значительное влияние на ведущих авторов XIX и XX веков (Гессен, Кафка, Ницше, Джойс, Толстой, Хемингуэй, Вульф), а также на движения гиперреализма и экзистенциализма, а также считающиеся предшественниками русского символизма и экспрессионизм.В своих произведениях Достоевский анализирует современное общество с пугающей точностью, подчеркивая в своих реалистичных — часто циничных — рассказах несчастные жизни и повседневную борьбу бедных и обездоленных. Сам Достоевский, по сути, претерпел унизительные пытки, когда был осужден и заключен в тюрьму царским режимом как заговорщик и защитник либеральных взглядов в поддержку утопического социализма.
«Мягкое существо» представлено в переводе Лефтериса Вогиатциса и Эйрини Левиди, который был заказан для постановки «Неа Скини» в «Театре на Кикладской улице» — ставшей уже исторической.Спектакль поставлен в 2007 году, постановщик и постановщик — Лефтерис Вогиатзис.
Мы хотели бы поблагодарить Эйрини Левиди за ее любезное разрешение выполнить это чтение текста.
Директор: Ио Вулгараки
Чтение Янниса Далианиса
Звукозапись — Сведение — Мастеринг: Джордж Мантас
Музыкальная партитура: Никос Галенианос
Мы хотели бы поблагодарить Алексиса Караискакиса-Настоса, который играл на виолончели при записи партитуры.
Ио Вулгараки
Ио Вулгараки родилась в Афинах в 1985 году. Она изучала драматическое искусство в Драматической школе Национального театра Греции и греческую филологию на философском факультете Афинского университета. Продолжила учебу в Российском институте театрального искусства (ГИТИС) в Москве, который окончила с отличием. С 2013 года она работала со всеми крупными театральными организациями Греции: Национальным театром, Национальным театром Северной Греции, Культурным центром Онассиса Стеги, Фестивалем Афин и Эпидавра и Греческой национальной оперой.За пределами Греции она сотрудничала с Российским академическим молодежным театром (Москва) и Институтом Гротовского (Вроцлав). Она является одним из основателей театральной труппы PYR, действующей на греческой театральной сцене с 2013 года. С 2015 года преподает актерское мастерство на факультете драмы Афинской консерватории.
Первая часть: среда, 30 декабря, 19.00
Вторая часть: 01.06, среда, 19.00
Программирование тематических мероприятий «Лики героя» осуществляется благодаря эксклюзивному гранту Фонда Ставроса Ниархоса (SNF).
Героев Достоевского
Героев Достоевского
Достоевский Федор написал более 30 произведений; Санкт-Петербург фигурирует в 20 из них. В одних произведениях город — не более чем декорации, в других он играет активную роль.
Санкт-Петербург — город нереальный, город миражей и иллюзий — лучшая иллюстрация к романам русских писателей. Все места, где его герои живут, страдают и умирают, настоящие и узнаваемые.Все времена года и пейзажи аутентичны. Достоевский выбирал для своих героев маршруты по городу; он рассчитывал расстояния, находил выразительные здания и очень подробно все описывал: улицы, набережные, лестницы и подъезды.
Герои Достоевского бродят по городу, но не могут найти покоя. Взять, к примеру, героя «Бедных» Макара Девушкина. Он пытается отвлечься прогулками: «Я пошел погулять по Фонтанке, чтобы освежиться. Вечер был такой темный и сырой… Так однообразно гулять по Фонтанке! Мокрый гранит под ногами, высокие здания по обеим сторонам, черные и закопченные; туман под ногами и туман над головой ».
Родион Раскольников, герой «Преступления и наказания», уходит из дома преимущественно вечером. Действие романа происходит недалеко от гостиницы «Ренессанс Санкт-Петербург Балтик»: «В начале июля, в период исключительно жаркой погоды, ближе к вечеру на улицу из маленькой комнатки спустился какой-то молодой человек. снял… В переулок S и медленно, почти нерешительно двинулся в сторону моста Кн ». Где происходит действие? Прямо здесь! S-переулок — это Столярный переулок (ныне улица Пржевальского), а К-н, или Кокушкин, мост пересекает Екатерининский канал в районе Вознесенского проспекта.
Столярный переулок и окрестности, где живет Раскольников, — самое «пьяное» место в Санкт-Петербурге. В конце девятнадцатого века по соседству было 18 питейных заведений. Рядом, на Вознесенском проспекте, их всего 50! Другой герой романа, Свидригайлов, проводит время в одном из трактиров на Вознесенском проспекте. Оттуда он идет на Конногвардейский бульвар, всего в паре шагов от Почтамтской улицы, где сейчас расположена гостиница.Его судьбоносная встреча с Соней Мармеладовой происходит на скамейке на этом бульваре. Соня живет на Екатерининском канале. «Это было трехэтажное здание, старое и зеленое». Это будет дом № 63 или 73 на канале. Типичные петербургские многоквартирные дома. Теперь они окрашены в желтый цвет, но у них обоих есть «закругленный угол», который описал Достоевский.
Вас может заинтересовать:
Аудио русского произношения.
После Исаакиевской площади выходим на Среднюю Подьяческую улицу.Здесь, в доме № 15, жила Алена Ивановна, убитого ростовщиком Раскольниковым. Недалеко отсюда, во дворе дома на Вознесенском проспекте, 3, в начале ХХ века еще можно было найти скалу, под которой Раскольников прятал украденные у старухи вещи.
Отель «Ренессанс Санкт-Петербург Балтик» находится всего в 15-20 минутах неспешной прогулки от Старо — Никольского моста, места встречи мечтателя и Настеньки, героев белых ночей. Даже сегодня тихими белыми ночами мы видим с моста один и тот же городской пейзаж: пять мостов через Крюков и Екатерининский каналы; пассаж Никольского рынка по одну сторону Садовой улицы; а с другой стороны — величественный, но изящный шпиль Никольского собора над кронами деревьев.
Пройдя несколько сотен метров, выйдем на Гороховую улицу, 33, дом Парфена Рогожина из «Идиота». Если присмотреться, то можно увидеть героев других романов и рассказов Достоевского, выходящих из своих домов, квартир и углов, чтобы гулять по Санкт-Петербургу. Где бы вы ни находились — на Фонтанке или на Гороховой, на Васильевском острове или в самом центре города — вы увидите их тени и услышите их шаги. Город-мечта и одновременно город-призрак; Город-подменыш, замкнутый и высокомерный, «злой и гневный», Петербург живет своей жизнью.Но это дом героев Достоевского, как заурядных, так и экстравагантных. Именно здесь они зарождаются в своих безумных идеях, и здесь они совершают свои преступления … или достигают своих духовных высот.
Книги:
Преступление и наказание
Маленький герой Федора Достоевского
………………………… ………………………………………….. …………….…………………………… ………………………………………………………
«Маленький герой» Федора Достоевского.
…………………………………………. ………………………………………..
.. ………………………………………….. ……………………………………..
Примерно одиннадцатилетний мальчик на рубеже детства и роста, в пограничном богатом обществе, в доме, заполненном гостями, находящемся на расстоянии проезда или проезда в экипаже от Москвы, нас дразнила красивая молодая замужняя женщина и смущала ее красивая, молчаливая, несчастная кузина не меньше, чем насчет его собственная стадия развития.
Одно из красивейших произведений автора.
…………………………………………. ………………………………………..
» Свежие гости подъезжали каждую минуту. Москва была рядом, в поле зрения, так что уезжающие уступали место другим, и вечный праздник продолжался. Праздники сменяли друг друга, и конца не было. В окрестностях устраивались вечеринки на лошадях; экскурсии в лес или на реку; пикники, обеды на открытом воздухе; ужины на большой террасе дома, окаймленной тремя рядами великолепных цветов, наполнявших своим ароматом всю свежего ночного воздуха и озарил яркими огнями, которые делали наших дам, которые почти все были хорошенькими во все времена, казались еще более очаровательными: их лица были взволнованы впечатлениями дня, их блестящие глаза, их обмен мнениями оживленной беседы, их раскаты звенящего смеха; танцы, музыка, пение; если бы небо было Расставлялись живые картины, шарады, пословицы, ставились частные спектакли.Были хорошие болтуны, сказочники, сообразительные ».
………………………………. ………………………………………….. ………
«… В глазах этих очаровательных дам я все еще был маленьким бесформенным существом, которого они сразу любили гладить и с которым они могли играть, как с куклой. . В частности, одна из них, очаровательная, белокурая женщина с очень густыми пышными волосами, каких я никогда раньше не видел и, вероятно, никогда больше не увижу, казалось, дала обет никогда не оставлять меня в покое.Я был сбит с толку, в то время как ее забавлял смех, который она постоянно вызывала у всех вокруг нас своими дикими головокружительными шалостями со мной, и это, очевидно, доставляло ей огромное удовольствие. … «
» … Ее большие открытые глаза, казалось, вспыхивали искрами; они сверкали, как бриллианты, и я бы никогда не променял бы такие голубые сверкающие глаза на черные, будь они чернее любого андалузского шара. И действительно, моя блондинка полностью соответствовала знаменитой брюнетке, которой восхвалял великий и известный поэт, который в великолепном стихотворении поклялся всем Кастилией, что он готов сломать себе кости, чтобы ему было дозволено только прикоснуться к мантии его божества кончиком пальца.Добавьте к этому, что моя очаровательная была самой веселой на свете, самой дикой хихикающей, игривой, как ребенок, хотя последние пять лет она была замужем. На ее губах продолжался смех, свежий, как утренняя роза, которая с первым лучом солнца раскрывает свой ароматный малиновый бутон, на котором все еще тяжело свисают прохладные капли росы. … «
……………………………………… ………………………………………….. .
«… Мадам. М. был не совсем счастлив; они сказали, что ее муж ревновал, как араб, не из любви, а из тщеславия.Прежде всего он был европейцем, современным человеком, который пробовал новые идеи и гордился ими. С виду это был высокий темноволосый, особенно коренастый мужчина, с европейскими бакенбардами, с самодовольным красным лицом, с белыми, как сахар, зубами и с безукоризненно джентльменским поведением. Его называли умным человеком. Так называют в определенных кругах особый вид человечества, который толстеет за счет других, абсолютно ничего не делает и не желает ничего делать, и чье сердце превратилось в комок жира из-за вечной лени и праздности.Вы постоянно слышите от таких людей, что они ничего не могут сделать из-за некоторых очень сложных и враждебных обстоятельств, которые «мешают их гению», и что «грустно видеть растрату их талантов». Это их прекрасная фраза, их mot d’ordre, их лозунг, фраза, которую эти сытые, толстые друзья произносят каждую минуту, так что она давно утомила нас как отъявленный тартуфизм, пустой форма слов. Однако некоторые из этих забавных существ, которым не удается найти что-нибудь, чем заняться — хотя они и не ищут этого, — пытаются заставить всех поверить в то, что у них нет ни куска жира на сердце, а, наоборот, что-то очень глубокое, хотя вряд ли величайший хирург решился бы решить — из вежливости, конечно.Эти джентльмены пробиваются в этом мире благодаря тому, что все их инстинкты направлены на грубую насмешку, недальновидное осуждение и безмерное самомнение. Поскольку им больше нечего делать, кроме как отмечать и подчеркивать ошибки и слабости других, и поскольку они обладают такими же хорошими чувствами, как устрицы, им нетрудно с такими способностями к самосохранению справедливо ладить с людьми. успешно. Они чрезвычайно гордятся этим. Они, например, настолько хорошо убеждены, что почти весь мир им что-то должен; что это их, как устрица, которую они держат в запасе; что все глупцы, кроме самих себя; что каждый подобен апельсину или губке, которые они выжимают, как только захотят сока; что они повсюду хозяева, и что все это приемлемое положение дел происходит исключительно из-за того факта, что они люди с таким большим интеллектом и характером.В своем безмерном тщеславии они не признают в себе никаких недостатков, они подобны этому виду практических негодяев, прирожденных тартюфов и фальстафов, которые такие отъявленные мошенники, что наконец пришли к убеждению, что так и должно быть, т. Е. , что они должны провести свою жизнь в мошенничестве; они так часто уверяли каждого, что они честные люди, что они пришли к убеждению, что они честные люди, и что их мошенничество — это честность. Они никогда не способны к внутреннему суждению перед своей совестью, к щедрой самокритике; для некоторых вещей они слишком толстые.Их собственная бесценная личность, их Ваал и Молох, их великолепное эго всегда на переднем плане везде. Вся природа, весь мир для них — не более чем великолепное зеркало, созданное для маленького бога, чтобы постоянно восхищаться собой в нем и не видеть никого и ничего за собой; поэтому неудивительно, что он видит все в мире в таком ужасном свете. У него есть готовая ко всему фраза и — пик изобретательности с его стороны — самая модная фраза. Действительно, именно эти люди помогают создавать моду, провозглашая на каждом перекрестке идею, в которой они чуют успех.Прекрасный нос — это то, что у них есть для того, чтобы понюхать модную фразу и сделать ее своей, прежде чем другие люди овладеют ею, так что кажется, что она родилась от них. У них есть особый запас фраз для провозглашения их глубокого сочувствия человечеству, для определения того, что является наиболее правильной и рациональной формой благотворительности, и для непрерывной атаки на романтизм, другими словами, на все прекрасное и истинное, каждый атом которого дороже, чем все их племя моллюсков. Но они слишком грубы, чтобы признать истину в косвенной, окольной и незаконченной форме, и они отвергают все незрелое, все еще бродящее и нестабильное.»
………………………………………… …………………………………………
«… Та самая старая дева, которая познакомила меня с белокурой красавицей, сразу же была осаждена мольбами всех молодых людей остаться дома и позволить мне занять свое место. Она была вынуждена согласиться со своей сильной досадой, улыбнувшись и украдкой шипя от гнева. Ее покровительница, которая была ее обычным убежищем, мой бывший враг и новый друг, кричала ей, когда она скакала на своем энергичном коне, смеясь, как ребенок, что она завидовала ей и сама была бы рада остаться дома, потому что это собирался дождь, и мы все промокнем.
«И она была права в предсказании дождя. В течение часа начался регулярный ливень, и экспедиция закончилась для …»
………………. ………………………………………….. ………………………
«Я взглянул на бедную женщину, которая одна была как один мертвый среди всей этой радостной жизни; двое большие слезы неподвижно висели на ее ресницах, вырванные из ее сердца горьким горем. В моих силах было облегчить и утешить это бедное, падающее в обморок сердце, только я не знала, как подойти к этой теме, как сделать первый шаг.Я был в агонии. Сотню раз я собирался подойти к ней, но каждый раз мое лицо пылало огнем.
«Внезапно меня осенила яркая идея. Я нашел способ сделать это, я возродился.
» «Хочешь, я выберу тебе букет цветов?» — сказал я таким радостным голосом, что мадам М. немедленно подняла голову и пристально посмотрела на меня.
«» Да, давай, «сказала она наконец слабым голосом, со слабой улыбкой, сразу же снова опустив глаза на книгу.
» «Или скоро они тут косят траву, а там будет нет цветов », — воскликнул я, нетерпеливо принявшись за работу.
«Вскоре я выбрал свой букет, бедный, простой, мне было бы стыдно носить его в помещении; но как легко было у меня на сердце, когда я собирал цветы и связывал их! Шиповник и дикий жасмин Я подобрал поближе к сиденью, я знал, что недалеко есть ржаное поле, еще не созревшее. Я побежал туда за васильками; я смешал их с высокими колосьями ржи, выбирая самые лучшие и самые золотые. наткнулся на идеальное гнездо незабудок, и мой букет был почти готов.Дальше на лугу росли темно-синие колокольчики и дикие гвоздики, и я побежал к самому берегу реки за желтыми кувшинками. Наконец, возвращаясь и зайдя на мгновение в лес за яркими зелеными веерообразными листьями клена, чтобы обернуть их вокруг букета, я случайно наткнулся на целое семейство анютиных глазок, близко к которым, к счастью, для меня ароматный запах фиалок выдавал маленький цветок, прячущийся в густой пышной траве и все еще блестящий от капель росы.Букет был готов. Я обвязал его тонкой длинной травой, которая скручивалась в веревку, и аккуратно кладу письмо в центр, прикрывая его цветами, но так, чтобы его можно было очень легко заметить, если бы хоть малейшее внимание было уделено моему. букет цветов.
«Я отнес его мадам М.»
…………………………………………. ………………………………………..
» «Натали! Натали! где ты », — снова услышали мы, на этот раз довольно близко.
«» Идет «, — сказала мадам М. своим мягким, серебристым голосом, который был так подавлен, дрожал от слез и так подавлен, что никто, кроме меня, не мог услышать это:» Идем! » в мгновение ока мое сердце наконец предало меня и, казалось, хлынуло мне на лицо всей моей кровью. В это мгновение мне губы обжег быстрый, обжигающий поцелуй. Я издал слабый крик. Я открыл глаза, но тут же на них упал тот же марлевый платок, как будто она хотела прикрыть меня от солнца. Мгновение спустя она ушла.Я ничего не слышал, кроме звука быстро удаляющихся шагов. Я был один …. «
………………………………….. ………………………………………….. …..
«Я почувствовал себя более непринужденно и дышал более свободно, но вся моя душа была полна немой сладкой тоски, как будто с моих глаз свалилась пелена, словно в предвкушении чего-то. Мое испуганное сердце, слегка трепещущее от ожидания, робко и радостно нащупывало какую-то догадку … и вдруг моя грудь вздрогнула, заболела, как будто ее что-то пронзило, и слезы, сладкие слезы хлынули из моих глаз.Я закрыл лицо руками и, дрожа, как травинка, предался первому сознанию и откровению своего сердца, первому смутному взгляду на мою природу. С этого момента мое детство закончилось.
«* * * * *
» Когда через два часа я вернулся домой, я не нашел мадам. М. По какой-то неожиданной случайности она с мужем вернулась в Москву. Больше я ее никогда не видел «.
…………………………………… ………………………………………………
……………………………….. ………………………………………….. ……..
…………………………………. ……..
………………………………….. …….
12 июля 2021 — 13 июля 2021.
…………………………. ……………..
………………………….. …………….
………………………….. ………………………………………….. …………..
………………………………………………. …………………………………..
Злодеи в книгах: подпольщик Достоевского | Федор Достоевский
Безымянный рассказчик Федора Достоевского «Записки из подполья» (1864), часто известный как подпольщик, начинает свои бессвязные воспоминания с заявления: «Я больной … Я злой человек. Я непривлекательный человек ». Сорокалетний он сидит и тушится в своей крошечной петербургской квартирке, отказываясь лечить больную печень, оставив госслужбу после получения наследства.
Что делает Подземного Человека мошенником или антигероем, так это то, что он достиг точки скуки, которая заставляет его действовать в первую очередь назло. На протяжении всей своей жизни он накапливал гадость, гнев и депрессию, потому что неспособен к своему удовлетворению отомстить за причиненные ему зло. В дальнейшем, подвергаясь нападкам вопросов и сомнений, он удерживает себя в этом положении, воображая пренебрежения и усваивая гнев, который они вызывают.
Помимо того, что «Записки из подполья» называют первым экзистенциальным романом, некоторые критики, в том числе Леонид Гроссман, приписывают Достоевскому взгляды «подпольного человека».Безусловно, автор прочно отождествлялся со своим главным героем, называя его «настоящим мужчиной русского большинства». Достоевский отвергал идею о том, что люди действуют в соответствии с разумом или своими интересами, и утверждал, что им необходимо иметь возможность вести себя так, как они хотят, не вписываясь в идеи Просвещения о «прогрессе». В частности, он написал реакцию на роман Николая Чернышевского «Что делать?» (1863), который выступал за реорганизацию средств производства в соответствии с идеалами кооперации.
Главный герой Достоевского, однако, не сработается ни с кем. В главе 1 «Подполье» он напрямую обращается к читателям, пытаясь склонить их к своей точке зрения. Он знает «самых высоких и лучших», но признает, что не входит в их число и что установленные ими стандарты недостижимы, даже несмотря на то, что он был единственным государственным служащим, который, как он знал, не брал взяток. В ответ он предпочел бы, чтобы его сочли злобным, оскорбляющим чувства людей по своему желанию, но он говорит, что правда в том, что: «Я ничего не мог сделать из себя… ни мерзавцем, ни честным человеком, ни героем, ни насекомым». .
Возможно, как писал У. Б. Йейтс, лучшие из них лишены всякой убежденности, а худшие полны страстной силы. И то, и другое справедливо в отношении подпольного человека: он резко выступает против ценностей России 19-го века, прежде чем заявить, что не верит ни единому слову своего (невероятно убедительного) вступительного монолога. Он называет себя «неэффективным, раздражающим болтуном», но он предпочел бы быть этим, чем человеком дела: эти люди могут устанавливать термины для «хорошего» и «плохого» характера, но они глупы и ограничены, «принимают немедленные меры. , но вторичные, причины для первичных, и поэтому их быстрее и легче убедить, чем других людей, что они нашли неоспоримые основания для своих действий ».
Подземный человек заявляет, что ему было «стыдно» перед второй, главной главой книги, озаглавленной «История падающего снега». Здесь он демонстрирует озлобленность и инертность, о которых он говорил, когда пишет о своем 24-летнем я, который считал, что «каждый порядочный человек в этом возрасте является и должен быть трусом и рабом». Первый анекдот — самый смешной, он показывает, сколько усилий он должен приложить, чтобы совершить малейший акт восстания в мире, в котором наиболее «цивилизованные» проливают больше всего крови.
Он решает сразиться с кем бы то ни было в таверне, но затем стоит и ничего не может сделать.
Войдя в таверну, он решает сразиться с кем бы то ни было, но затем останавливается и ничего не может сделать. Офицер молча хватает его за плечи и убирает с дороги. Разъяренный этим незначительным унижением, подпольщик начинает преследовать военного, который, как выясняется, часто ходит по многолюдному Невскому проспекту в Петербурге, отталкивая со своего пути всех, кого считает низшим.Подземный человек становится одержимым конфронтацией, в которой он не уступит. После долгих раздумий он в конце концов примирился с офицером. Их плечи сталкиваются: офицер идет. Его последующие попытки убедить себя в том, что его жест произвел какое-либо воздействие, трагикомичны: «Он даже не оглянулся и сделал вид, что не заметил; но я уверен, что он только притворился.
Его следующая встреча будет более продолжительной, с некоторыми старыми одноклассниками, которых он полностью презирает за их «тривиальность» и «глупость».Особенно ненавидит Зверкова: «Не любил его даже в младших классах именно за то, что он был красив и подвижен. Он одинаково плохо учился на уроках … но успешно сдал выпускные экзамены, потому что у него были влиятельные друзья ». Когда он врезается в группу и узнает, что Зверков уезжает из Петербурга, подпольщик вносит свой подарок и идет на обед, несмотря на их попытки отговорить его.
Подземный человек никогда не просит сочувствия, но часто ищет сочувствия.С офицером легко разделить его негодование по поводу такого властного символа власти; за едой все гораздо менее ясно, наши суждения омрачены нашим погружением в его гнев. Он отказывается тосты за Зверкова, а затем произносит пассивно-агрессивную речь о том, как он ненавидит людей, которые используют пустые фразы или рассказывают грязные истории, и как он ценит «правду, искренность и честность».
Но разве он? В заключительных сценах он разговаривает с 20-летней «проституткой» Лизой, пытаясь «мучить ее душу и сокрушать ее сердце», поучая ее о постыдности ее профессии, просто чтобы иметь власть над кем-то.Она говорит ему, что его назойливый монолог «звучит как книга», и его попытка представить себя героем, который «спасет» ее, терпит крах. В конце концов, подпольщик должен признать, что он не знает, где живет «настоящая жизнь», но он, по крайней мере, кажется уверен, что, отказавшись от общества, которое вознаграждает офицера или Зверкова, он не злодей. . В этот момент раздается голос редакции, который сообщает нам, что «Заметки» продолжаются — почти наверняка никуда не денутся — но это кажется хорошим местом, чтобы остановиться.
Гегелевская пародия Достоевского в «Преступлении и наказании»
Этот проект исследует роль левой гегелевской философской школы в книге «Преступление и наказание » Федора Достоевского. Особое внимание уделяется разделу Георга Гегеля «Мировые исторические личности» из «Философия истории » и философии Родиона Раскольникова из «Преступление и наказание» . В тексте утверждается, что Раскольников в значительной степени является представителем левого гегельянства, созданного Достоевским для иллюстрации философии, против которой выступал автор.Эта философия, левое гегельянство, считала, что в конечном итоге вся реальность подлежит рациональной категоризации, идея, которая переросла в движение, частично ответственное за безудержный атеизм, анархизм и терроризм в России XIX века. Хотя ученые исследовали многие темы в «Преступление и наказание» , почти все упустили из виду гегельянство как главный источник вдохновения для Достоевского. Это исследование важно, потому что один из основных источников вдохновения для невероятно влиятельного автора по большей части отсутствует в аналитических текстах.Этот проект освещает одну в значительной степени неизведанную область мысли из основного источника нашей современной культуры.
В книге « Преступление и наказание » Федор Достоевский рассказывает историю Родиона Раскольникова, человека, который убил ростовщика в Санкт-Петербурге, и душевные муки, которые мучают Раскольникова, когда он примиряется со своим преступлением. Ученые продемонстрировали заметное разнообразие в категоризации книги, иногда классифицируя ее прагматически как «триллер» или более философски как «комедию ошибочной идентичности».Тем не менее, независимо от классификации, сложный рассказ вызывает мистику тайны убийства: хотя читатель знает личность убийцы с самого начала, Раскольников пытается раскрыть его истинную мотивацию, а Достоевский раскрывает ключевые моменты психики и истории Раскольникова как сюжет разворачивается. Как и большинство произведений Достоевского, этот роман включает в себя основной моральный посыл и раскрывает грани психики и истории автора. В данной статье исследуется один из этих аспектов: влияние Георга Гегеля на мысли Достоевского.
Достоевский первым начал изучать гегельянство в связи с его сильным интересом к немецкому романтизму. После публикации своего короткого романа « Бедные люди » в 1846 году, получившего одобрение критиков, Достоевский был приглашен на многочисленные встречи «левых гегельянцев», тех, кто интерпретировал философию Гегеля как пропаганду атеизма и либеральной демократии в политике. Вскоре после этого, в 1849 году, российское правительство ужесточило свою позицию в отношении потенциальных террористических групп, и Достоевский был сослан в сибирскую тюрьму.В конце концов, в результате ассоциации с этими группами и своего опыта как во время заключения, так и непосредственно после него, Достоевский стал меньше сочувствовать левому прогрессивизму и больше полагаться на христианскую моральную основу. Преступление и наказание был ответом Достоевского на гегелевские настроения 1840-х годов и предупреждением радикалов 1860-х годов о возможном негативном влиянии их этики. Раскольников — в значительной степени агент левого гегельянства, созданного специально из раздела Гегеля «Мировые исторические индивиды» из «Философия истории », использованного Достоевским для иллюстрации философии, против которой выступал автор.Эта статья начнется с исторического контекста работы Достоевского в связи с гегелевской философией, чтобы можно было более полно понять причину критики Достоевского. Он будет продолжен сопоставлением философии Гегеля и ключевых разделов «Преступление и наказание» , параллельных гегельянству, чтобы читатель мог ясно увидеть корреляции. Наконец, она закончится рассмотрением тех взглядов, которые опровергают идею о том, что «Преступление и наказание» представляет собой реакцию на гегельянство, предлагая аргумент в пользу того, почему эти взгляды, хотя и понятны, являются неточными.
Встречи Достоевского с гегелевскими социальными группами в начале его карьеры позволили ему исследовать его увлечение немецким романтизмом, но позже он нашел христианство более привлекательным после своего заключения в Сибири . Одним из первых и наиболее влиятельных философских лидеров, с которыми работал Достоевский, был Виссарион Белинский, известный в то время критик русской литературы. До того, как Достоевский присоединился к кругу общения Белинского в 1846 году, автор проявлял острый интерес к немецкому романтизму и «[проявлял] ужасающее увлечение темой кощунственного стремления человека свергнуть Бога и заменить себя на его место.Так Белинский дал Достоевскому возможность исследовать те идеи, которые заинтриговали и сбили с толку автора. Однако в это время Белинский стремительно усваивал те самые ценности немецкого романтизма, которые беспокоили Достоевского: левое гегельянство.
Хотя Достоевский писал, что рассматривает Белинского как страстного философского проводника, который эффективно внушал ему новую социалистическую мысль, автор вскоре обнаружил, что этика Белинского вызывает беспокойство. В то время как социализм потенциально совместим с христианской моралью, левое гегельянство поощряло антихристианские настроения, против которых выступал Достоевский.В самом деле, известный ученый, занимающийся Достоевским, Иосиф Франк писал, что «Достоевский был глубоко встревожен — даже чуть ли не до слез, — когда во время разговора в 1847 году Белинский атаковал и очернил Христа новыми левогегельянскими аргументами». Стоит отметить, что Белинский исследовал множество различных философских идей на протяжении всей своей жизни, но наибольшее влияние на автора оказала восторженная левогегелевская стадия Белинского. Достоевскому не нравилась философия Белинского; однако ему еще больше не нравилась форма левогегельянского атеизма Михаила Петрашевского.
Белинский произвел впечатление на Достоевского, который рассматривал негативные вспышки критики как искреннюю заботу о русском народе, но холодный сарказм и презрение Петрашевского способствовали дальнейшему отходу Достоевского от идеологий, таких как гегельянство, к агрессивно-христианскому моральному кодексу. Первоначально Достоевский имел несколько причин для перехода из круга общения Белинского в круг общения Петрашевского. Удушающий эгоизм из окружения Белинского, отсутствие поддержки Белинским работ Достоевского после Бедные люди и стремление Достоевского к группе с более открытым обменом идеями вдохновили Достоевского на решение дистанцироваться от Белинского в 1847 году.
Ни кружок Петрашевского, ни сам Петрашевский не удовлетворили интеллектуальных или этических аппетитов Достоевского. Один историк сообщил, что после того, как Достоевский разоблачил близость группы Белинского, автор осудил встречи Петрашевского как «случайную конгломерацию», а автор, по общему мнению, «[приписывал] их популярность как бесплатным напиткам, так и желанию« поиграть ». при либерализме ». Более того, лидер, Михаил Петрашевский, был набожным левогегельянским атеистом, который «считал религию не только ошибкой, но и вредной.За это время Достоевский ближе познакомился с аргументами левого гегельянства, но «свидетельств нет. . . что он когда-либо полностью поддавался [чувствам] ». Более того, издевательская непочтительность Петрашевского к религии и презрение к литературе приводили Достоевского в еще большее замешательство, чем периодические антихристианские выпады Белинского. Но опыт Достоевского с кругом Петрашевского в конечном итоге облегчил его решение выступить против русского прогрессизма, особенно в связи с левогегельянством, по другой причине.Связь с группой Петрашевского привела к его сибирскому тюремному заключению два года спустя, после того, как правительство осуществило рейд против радикальных групп в 1849 году. Именно во времена Достоевского в Сибири, с 1849 по 1854 год, автор омолодился и наделил себя христианством.
Достоевский укрепил свою христианскую веру, находясь в заключении в Сибири, и вскоре после освобождения автор начал систематически исследовать философские тексты. Многие из переживаний Достоевского в Сибири можно почерпнуть из Дом мертвых , но можно также узнать, как Сибирь повлияла на Достоевского из других его книг.Из-за обстановки и событий в тюрьме отношение Достоевского к христианству сильно изменилось. По сути, он пришел к выводу, что христианская совесть служит необходимым «внутренним барьером против а. . . умерщвление нравственной чувствительности ». Джозеф Франк утверждал, что до Сибири Достоевский рассматривал Христа как носителя общего канона социальных изменений, но позже Христос стал глубоко взаимосвязанным агентом, который успокаивал интеллектуальные и этические страхи автора. Достоевский стал врагом радикалов 1860-х годов, потому что опасался, что их этика разрушит эту идею защиты.Укрепив свое христианское начало в сибирской тюрьме, Достоевский начал философское исследование, находясь в городе под названием Омск.
В начале 1850-х Достоевский предпринял интеллектуальное путешествие, чтобы исследовать некоторые конкретные более ранние философские движения, особенно гегельянство. Достоевский связался со своим братом по поводу приобретения некоторых философских текстов. Что касается типа философии, Джозеф Франк отметил, что Достоевский, казалось, «очень хотел очень серьезно и систематически окунуться в прошлое.. . [Достоевский писал:] «Обязательно вставьте Гегеля, особенно« Историю философии »Гегеля. Все мое будущее связано с этим ». Хотя автор явно запросил текст Гегеля, чтобы пересмотреть доктрину философа, исторические источники не смогли показать, действительно ли Достоевский закрепил за собой History of Philosophy . Напротив, Малкольм Джонс, бывший президент Международного общества Достоевского, утверждал, что недостаток доказательств обратного указывает на то, что Достоевский не достиг полного понимания гегельянства только во время общения с младогегельянскими группами 1840-х годов.Однако отголоски Гегеля в отрицательных героях Достоевского можно почерпнуть из более поздних произведений, таких как Родион Раскольников из «Преступление и наказание », которые автор не мог бы построить без глубокого знания гегельянства. Таким образом, Достоевский должен был изучать гегельянство позже в своей жизни, и исторические документы показывают, что наиболее вероятным временем для исследования было бы непосредственно после его заключения, поскольку он сознательно запросил тексты Георга Гегеля, живя в Омске.
Опыт Достоевского с гегельянством 1850-х годов подтвердил существенный параллелизм между видением его отрицательных героев и левогегельянскими взглядами. По этому поводу Франк заметил, что «если у Достоевского не было эффективного ответа Белинскому в 1845 году, он в значительной степени компенсировал это позже созданием своих отрицательных героев». Эти субъекты «участвуют в невозможной и саморазрушительной попытке превзойти человеческие условия и заключить в тюрьму левогегелевскую мечту о замене Богочеловека Богочеловеческим богом. Преступление и наказание пролили свет на проблемы, которые Достоевский видел в левом гегельянстве. Раскольников пытается превзойти человечество, основываясь на своей теории выдающихся личностей и утверждая, что эти боги или сверхчеловеки среди обычных граждан были способны праведно совершать негативные поступки. Введенный в заблуждение своим восприятием праведности, Раскольников убивает закладного, ведя его по пути саморазрушения, который длится всего несколько дней до его завершения. Следя за опытом Достоевского, Раскольников позже находит искупление в страданиях и христианстве в заключении, согласно собственному этосу Достоевского.Вторя гегелевским настроениям таких людей, как Белинский, Раскольников — эффективный отрицательный герой, но не Герой в гегелевском смысле.
Георг Гегель писал в книге « Философия истории », что Герои — великие люди, которые естественным образом продвигают телеологический или прогрессивный мир, внося идею, которая одновременно является уникальной их собственной и лучшей для их времени. Он назвал этих фигур и Героями, и «Мировыми Историческими Лицами» и включил в их ряды таких людей, как Юлий Цезарь, Наполеон Бонапарт и Александр Великий.Определяя этих людей, Гегель классифицировал и классифицировал две группы исторических агентов с разными ролями. По сути, есть известные случаи с героями, и есть ничем не примечательные случаи обыденных людей, всех остальных в обществе.
Гегель писал о нескольких отличиях Героев от обычных людей. Обычная группа людей стремится создать и обезопасить сообщество для достижения своих собственных целей, что обычно включает в себя акцент на комфорте. Более того, эти люди работают над построением гармонии, установлением постоянства и в целом соблюдением правил, данных им их предшественниками.Это не роль Героев. Согласно Гегелю, Герои вдохновляют и осуществляют радикальные изменения в обществе в период, с которым они связаны. Часто не подозревая о своем влиянии на общество, они действуют в собственных интересах, как обычные люди, но с разными целями. Герои — страстные агенты, которые черпают свое призвание в себе и собирают достаточно сил, чтобы формировать мир в соответствии с их собственными интересами. В конечном итоге эти люди создают значительные, меняющиеся условия, которые отражают их личные интересы.Согласно Гегелю, это вдумчивые люди, чьи предприятия подсознательно берут начало в абстрактном источнике требований их возраста, что прямо соответствует личным интересам Героя. Как только они усвоят эту характеристику, все дальнейшие цели не направлены ни на что другое. Это один из центральных пунктов аргументации Гегеля, потому что он содержит как причину, по которой герои достигают величия, так и уникальное свойство, благодаря которому они добиваются успеха.
Хотя Герои заинтересованы в личной выгоде, они получают свой больший успех из бессознательного импульса, который Гегель назвал geist , или Духом.К сожалению, эта центральная характеристика аргументации Гегеля также довольно неуловима. Можно определить geist как Идею или исторический носитель, переданный посредством Природы Духу внутри Героя, который интерпретирует сообщение. По сути, Дух — это термин, используемый для описания импульса исторических событий. Но чтобы понять, как эта идея соотносится с «Преступление и наказание» , необходимо понять взаимосвязь между терминами Гегеля: идея, природа и дух.Чэньси Тан, исследователь немецкого романтизма, объяснил эту взаимосвязь, сформулировав, что процесс «рассматривается в первую очередь как структура мысли». Эта структура мысли и есть Идея, или исторический носитель, проистекающий из абстрактной силы. Исторический медиум, писал Тан, «информирует природу и реализует себя через природу». Природа для Гегеля была неизбежным или телеологическим переходом от одной стадии существования к другой.
В историческом контексте конечной целью Природы является развитие Духа, которое приводит к цивилизации, законам и современности.Но природа не развивается естественным путем; оно продвигается через основу Идеи и, в конце концов, «[выходит] на первый план в субъективном сознании». Согласно романтизму, это сознание может принимать несколько форм, но Гегель, в частности, утверждал, что Герои подсознательно реализуют Идею через посредника внутри себя: Духа. По сути, именно в этом Герои черпают свою главную страсть, которая ведет их к воле и совершает великие дела. Дух означает связь между Героями и волей исторической среды.Используя Дух, Гегель оправдал то, как Герои могут совершать чудовищные поступки, такие как массовые убийства. В книге «Преступление и наказание » Раскольников полностью перекликается с этой теорией «Мировых исторических личностей».
В книге Преступление и наказание Раскольников пишет эссе, в котором описывает положение обычных и неординарных людей в мире. Мировой судья Порфирий Петрович — первый персонаж романа, который раскрыл эту теорию, хотя и снисходительно, заявив, что: «Обычные люди должны жить в подчинении, не имеют права нарушать закон, потому что, вы понимаете, они обычные.Но выдающиеся люди имеют право совершить любое преступление и нарушить закон любым способом только потому, что они выдающиеся ». Порфирий Петрович тут же доводит теорию до крайности, на что Раскольников поправляет его, отвечая, что «необычные люди не всегда обязаны нарушать мораль». Раскольников утверждает, что незаурядный человек имеет право на совершение определенных преступлений, основанных на «собственной совести», когда реализует свою идею, теорию или, как назвал бы Гегель, Дух.Он продолжает эту мысль, заявив: «Ньютон имел бы право, действительно был бы связан своим долгом. . . уничтожить дюжину или сотню человек ради того, чтобы сделать свои открытия известными всему человечеству ». Он развивает это рассуждение аналогично Гегелю, комментируя, что Ньютон не имел бы права убивать людей, когда и если бы он хотел, или регулярно воровать; только ради исполнения своего Духа Ньютон имел право. Раскольников также принимает на себя роль гегелевского агента тем, как он иллюстрирует свой пример Наполеона.
Раскольников комментирует, что неординарные люди могут справедливо совершать преступные деяния. Он начинает с того, что комментирует, что все мировые лидеры являются преступниками, потому что они отменяют старые, иногда священные законы для своих новых, а в некоторых случаях даже совершают кровопролитие. Раскольников утверждает, что такие герои, как Наполеон, «по самой своей природе должны быть преступниками. . . иначе им сложно выбраться из общей колеи; и оставаться в общей колее — вот чему они не могут подчиниться. . . и, на мой взгляд, они действительно не должны ему подчиняться.Параллельно с аргументом Гегеля Раскольников отстаивает позицию индивидов, выходящих за рамки обычных моральных действий, основанную на более высоком качестве их действий, к которой Гегель обратился в книге «Философия истории ».
Гегель утверждал с позиции доброй воли, согласно которой преступные действия могут быть, а могут и не быть оправданными. Гегель писал, что ничто не может сообщить человеку о том, что правильно, кроме его собственной совести. Ответственность за исследование совести и определение того, что правильно, а что хорошо, — это ответственность человека.Следовательно, убийство ради убийства, ради личной выгоды или ради садистского удовольствия — это неправильные действия, потому что они не предназначены для того, чтобы быть хорошими. Но убийство с целью облегчения или предотвращения страданий или спасения невинной жизни может быть хорошим, если совесть считает, что это так. Стивен Ульгейт в своей книге о Гегеле просто заявил: «Что в конечном итоге делает меня нравственным человеком для Гегеля, так это осознание того, что я не могу ошибиться, пока хочу то, что моя совесть говорит мне хорошо.«Эта позиция позволяет таким героям, как Наполеон, убивать свободно и открыто. Поскольку они Герои, ими движет Дух, и поэтому их действия оправдываются совестью, которая считает эти действия добрыми и неприкосновенными. Именно эта теория послужила прочной базой, на которой был создан персонаж Раскольникова из «Преступление и наказание» . Однако Раскольников утверждает, что преступление по-прежнему подлежит наказанию независимо от того, какой класс лиц совершил деяние.
Раскольников утверждает, что лицо, совершившее преступление, подлежит наказанию.Он раскрывает эту позицию во время первоначального разговора о своей теории. Раскольников говорит, что страдают все, кто совершает преступные действия, даже те, кто имеет на это право. Он утверждает, что, если они обычные люди, то «они бичевают себя, потому что они очень добросовестны. . . Они будут навязывать себе различные публичные акты покаяния с прекрасным и назидательным эффектом ». Однако, даже если это человек экстраординарный, Раскольников уверен в своих страданиях.Он комментирует, что «боль и страдания всегда неизбежны для большого ума и глубокого сердца. Я думаю, что действительно великие люди должны иметь на земле большую печаль ». В конечном итоге, независимо от того, было ли действие справедливым или нет, совершение преступления приведет к страданиям. Эта теория очень хорошо говорит о душевном состоянии Раскольникова на обоих этапах, приведших к убийству, и о его болезни и гневе после этого акта. Но идея преступника, требующего своего собственного наказания, не является уникальной идеей; Гегель привел тот же аргумент в «Философия права ».
Гегель написал очень сильную параллель с позицией Раскольникова в «Преступление и наказание ». Он утверждал:
«Требование Беккаррии о том, что люди должны дать свое согласие на наказание, является достаточно правильным, но преступник дает свое согласие уже самим своим действием. Характер преступления, равно как и личная воля преступника, требует, чтобы причиненный вред преступником должен быть аннулирован «.
Согласно Гегелю, как и Раскольникову, преступному деянию присуще свойство, побуждающее виновного добиваться наказания.Это могло быть частью причины, по которой Гегель утверждал, что для героев неестественно быть счастливыми. Гегель писал, что «[Герои] не достигли спокойного наслаждения; вся их жизнь была трудом и беспокойством; вся их природа была ничем иным, как их главной страстью ». Руководимые невидимой силой Духа, люди стремятся обрести свою страсть, даже если она заставляет их действовать чудовищно. Это беспокойство приводит к еще одному состоянию, в котором Раскольников пострадал в «Преступление и наказание» .
Раскольников чувствует себя несчастным и встревоженным, поскольку его тронуло то, что он воспринимает как невидимую силу, убивающую ростовщика.Приближаясь к убийству, он чувствует, что желание было сильнее его и каким-то естественным. Но состояние одновременно было напряженным и наполняло Раскольникова отчаянием, словно приближаясь к своей гибели. В это время Раскольников переживает те же испытания и негативный жизненный опыт, что и Герои из «Истории философии » Гегеля. Кроме того, сила, которую, по мнению Раскольникова, подтолкнула его к совершению преступления, напоминает то чувство духа, которое, как утверждал Гегель, побуждает людей действовать.
Наконец, Раскольников признает, что категории, используемые для разделения людей на обычных и экстраординарных, довольно условны.Он утверждает, что важная структура состоит в том, что они основаны на «законах природы», которые либо наделяют человека «даром или талантом произносить новое слово», либо нет. Он завершает свое описание упоминанием о том, что Герои могли найти в своей совести наказание за «переход через кровь», если это означало выполнение их миссии. Эссе Раскольникова — самый ясный гегелевский аргумент из «Преступление и наказание» , но не единственный в тексте.
Ближе к началу «Преступление и наказание» Раскольников слышит, как два господина обсуждают моральные свойства убийства ростовщика, которого позже убивает Раскольников.Студент и офицер обсуждают несколько характеристик ростовщика, особенно его отрицательные качества, в том числе то, как холодно он относится к просроченным платежам, проценты, которые она взимает, и жестокое обращение со своей сестрой. Студент без всякой провокации упоминает, что мог убить ростовщика и уйти с ее деньгами «без малейшего угрызения совести». Офицер смеется, но студент продолжает, описывая ростовщика как старую злобную женщину, которая по сути выбрасывает деньги вместо того, чтобы помогать бедным и больным.По мере того, как студент становится более возбужденным, офицер прерывает его, спрашивая, действительно ли студент может убить ростовщика. Студент поправляется, отвечая, что он спорил о том, справедливо ли это действие или нет, но что он не может убить ее. Этим заявлением он освещает ту грань гегелевской философии, которая исследует ценность обычно аморальных действий, таких как убийство, для моральных намерений, используя руководство совести. Совесть студента сигнализирует о том, что это не справедливый поступок, поэтому он ответил, что не будет совершать убийство.В этом разговоре также упоминаются этические проблемы Раскольникова, возникшие позднее после убийства. Из этих примеров довольно ясны параллели между Гегелем и Достоевским. Но некоторые ученые утверждали, что между двумя авторами не может быть никакой особой связи.
Малькольм Джонс кратко резюмировал возражения многочисленных критиков, когда он написал статью «Некоторые отголоски Гегеля у Достоевского», в которой утверждается, что гегелевская философия не фигурирует в творчестве Достоевского. Он считал, что многие современники Достоевского до тюремного заключения автора были очарованы гегелевской этикой, но что нет никаких письменных свидетельств того, что Достоевский когда-либо читал Гегеля в течение 1840-х годов.Кроме того, Джонс утверждал, что, хотя Достоевский запросил Гегеля История философии во время своего пребывания в Омске, нет никаких исторических свидетельств того, что Достоевский читал эту книгу. Кроме того, Джонс утверждал, что многие из тех примеров в «Преступление и наказание» , приведенных как гегелевские идеи, были достаточно разными, чтобы не обосновать это утверждение.
Более глубокое прочтение книги Гегеля «История философии » и Достоевского «Преступление и наказание» показывает, что утверждения Джонса не только не опровергают эту связь, но и действительно помогают аргументам его оппонентов.Джонс приводит три конкретных различия между двумя текстами, включая роль и идеи Героев. Во-первых, Джонс утверждает, что мировые исторические деятели Гегеля воплощают и собирают лучшие дела и слова своего времени, подразумевая, что идеи исходят не от Героя. В отличие от этого, Раскольников специально утверждает, что неординарный человек несет новую идею. Однако после своего первоначального введения «Героев» Гегель продолжил описание, написав, что «они черпают импульс жизни из самих себя.. . [Мировые исторические деятели] знают этот зарождающийся принцип ». Гегель ясно заявил, что Герои заимствовали идеи у себя. Если это зарождающийся принцип, то это принцип, возникший от Героя, а не просто лучшие собранные изображения времени Героя.
Вторая критика Джонса сравнивает перспективу Раскольникова Достоевского и гегелевскую идею. Джонс утверждает, что «Раскольников не видит себя. . . как участие в развертывании Идеи ». Однако позиция Джонса фактически подрывает его собственный аргумент.Согласно Гегелю, Герои не знают своего положения. Они действуют в соответствии со своими собственными импульсами и движением Духа, но не знают своего общего исторического положения. Раскольников в работе «Преступление и наказание » не использует аргументацию Гегеля, а Достоевский использует; Раскольников — агент, через который Достоевский изображает гегелевскую идею. Следовательно, если Раскольников не считает себя участником Идеи, то он изображается еще более сильной гегелевской фигурой, сконструированной Достоевским.
Джонс утверждает, что Раскольников в конечном итоге не становится Героем, и что эпилог «Преступление и наказание» не изображает Раскольникова в рамках гегелевской философии. Это утверждение полностью верно, но поднятые вопросы являются центральными для всего аргумента Достоевского. Джонс писал: «История Раскольникова — это не история сверхчеловека, всемирно-исторического человека». Раскольников был человеком, который пытался стать сверхчеловеком, но не смог ни достичь, ни, возможно, даже полностью определить свои цели.Но Достоевский не был согласен с гегелевской этикой; он разработал Раскольникова как изображение гегелевской идеи, которая терпит неудачу — и быстро, учитывая, что преступление Раскольникова и самонаказание происходят в течение примерно двух недель. Исследователь Достоевского Филипп Рахв писал, что, создавая Раскольникова, Достоевский преобразовал теорию Гегеля о «людях как субъектах и объектах истории» в «теорию человеческой природы». Поступая таким образом, Достоевский намеренно изобрел пародию на «Мировые исторические личности» Гегеля, которые в краткие ясные моменты даже насмехаются над самой теорией, которую Достоевский извлек из «Философия истории ».
Хотя Раскольников разыгрывает свое, а следовательно, и гегелевское изображение Героя, Раскольников терпит неудачу, потому что в конечном итоге, согласно Достоевскому, теория ошибочна. В эпилоге после неудачи Раскольникова он осознает безмятежность исключительно через принятие христианства и признание своего преступления путем страданий в Сибири для искупления. Достоевский сконструировал Раскольникова явно, чтобы проиллюстрировать, как он воспринимал гегельянство, действующее за пределами абстрактной области, в которой Гегель построил свою теорию.Раскольников терпит неудачу в изображенной обстановке Санкт-Петербурга, потому что, по мнению Достоевского, гегельянство потерпит неудачу в реальном применении. После того, как внутреннее смятение Раскольникова сломало его, морально-религиозный кодекс Достоевского восстанавливает его. Эта реставрация знаменует завершение гегелевской пародии Достоевского и воплощенного в ней послания.
Наконец, Малкольм Джонс считает, что недостаточно контекстуальных данных, чтобы предположить, что «Преступление и наказание» находилось под влиянием преимущественно Гегеля, в отличие от более общей, популярной философии, существовавшей в то время.Однако другие эксперты доказали, что философия Гегеля была уникальным видением. Раскольников не был агентом всеобщего романтизма; он был в значительной степени уникальной гегелевской конструкцией, и есть несколько примечательных способов, которыми Гегель отделил себя от современных мыслителей. Чэньси Тан писал, что Гегель вышел за рамки «романтического спинозизма, который объясняет природу и дух с точки зрения монистической метафизики. Он не дает натуралистического объяснения духа в том смысле, что дух возникает из развития природы.«В отличие от других романтиков, Гегель утверждал, что Природа не может напрямую общаться с человеческой сферой; социальное общение через Духа было единственным способом, которым Природа могла соединиться с людьми. Более того, Гегель утверждал, что «географические условия среды обитания конкретного народа помогают определить роль, которую он играет в мировой истории». В то время популярный романтизм не связывал природные силы и отдельные идеи таким же образом, как Гегель, особенно через его теорию «Мировые исторические индивиды».Именно эти различия между Гегелем и романтизмом помогают определить позицию и философию Раскольникова в «Преступление и наказание» , потому что они иллюстрируют, что романтизм в целом не вдохновлял Достоевского на создание Раскольникова. Раскольников был уникальным гегелевским понятием.
Используя Преступление и наказание для иллюстрации потенциально вредного воздействия левогегелевской этики, Федор Достоевский стремился предостеречь радикалов от прогрессивных идей, которые могут закончиться катастрофой.Хотя Достоевский лично испытал на себе негативные последствия революционной социалистической мысли, он не пытался очернить левогегелевскую личность, чтобы осуществить некую месть против гегелевских групп. Достоевский считал необходимым, чтобы он информировал любопытную публику о возможных опасностях их запросов, чтобы помочь им. В книге The Miraculous Years Иосиф Франк эффективно определил амбиции Достоевского:
«В » Преступление и наказание « [Достоевский] время от времени задавал вопросы таким обнищавшим представителям образованной молодежи, отчаянно пытающимся удержать голову над водой среди имперского великолепия Петербурга, и возводил их до уровня трагедии. противостояние между стремлением человека изменить мир к лучшему и вековыми моральными императивами христианской веры.«
Достоевский чувствовал огромную потребность российской молодежи в критическом анализе своих либеральных действий и идей, и он написал «Преступление и наказание» в основном как инструмент для продолжения своей консервативной кампании по сдерживанию их прогрессивных взглядов. Чтобы поддержать свои идеи, Достоевский использовал гегелевскую философию, чтобы создать персонажа, который терпит неудачу так, как Достоевский опасался, что российские радикалы могут потерпеть неудачу. Кроме того, Раскольников иллюстрирует страх Достоевского перед людьми, чьи амбиции не уравновешивались моральными основами христианства.Раскольников — агент Достоевского левого гегельянства, созданный, чтобы показать, как человек с сильной моральной целью может принимать неправильные решения без правильной этической структуры. Достоевский использовал философию Георга Гегеля по историческим и контекстуальным причинам, что было ясным решением из-за истории Достоевского и ясно определенным в контексте Преступление и наказание .
1.) Рахв, Филипп, «Достоевский в Преступлении и наказании, » в Достоевском: сборник сочинений, изд.Рене Веллек (Englewood Cliffs: Prentice-Hall, Inc., 1962), 34.
2.) Франк, Джозеф, Достоевский: семена восстания (Принстон: Princeton University Press, 1995), стр. 103.
3.) Франк, Джозеф, Достоевский: годы испытаний (Принстон: Princeton University Press, 1987), стр. 161.
4.) Франк, «Семена», 246.
5.) Там же, 242.
6.) Франк, «Годы», 117.
7.) Франк, «Годы», 150.
8.) Там же.
9.) Там же, 169.
10.) Джонс, Малькольм, «Некоторые отголоски Гегеля в Достоевском», Slavonic & East European Review 49, вып. 117 (1971): 504.
11.) Франк, «Семена», 198.
12.) Там же.
13.) Гегель, Георг, Введение в философию истории (Скоттс Вэлли: IAP, 2009), стр. 42.
14.) Там же.
15.) Там же, 43.
16.) Там же.
17.) Стилман, Питер, Философия духа Гегеля (Олбани: State University of New York Press, 1987), стр. 13.
18.) Tang, Chenxi, Географическое воображение современности: география, литература и философия в немецком романтизме (Stanford: Stanford University Press, 2008), стр. 237.
19.) Там же.
20.) Там же.
21.) Гегель, 44.
22.) Достоевский, Федор, Преступление и наказание (Нью-Йорк: Harper & Brothers Publishers, 1951), стр. 263.
23.) Там же, 264.
24.) Там же.
25.) Там же.
26.) Houlgate, Stephen, Введение в Hegel (Oxford: Blackwell Publishing, 2005), стр. 193.
27.) Там же, 194.
28.) Там же.
29.) Достоевского, 266.
30.) Там же, 268-269.
31.) Джонс, 516.
32.) Гегель, 44.
33.) Достоевского, 267.
34.) Там же, 68.
35.) Там же, 69.
36.) Джонс, 504.
37.) Джонс, 515.
38.) Гегель, 43.
39.) Джонс, 515.
40.) Гегель, 43.
41.) Джонс, 514.
42.) Рахв, 34.
43.) Тан, 238.
44.) Там же.
45.) Франк, Джозеф, Достоевский: чудесные годы (Принстон: Princeton University Press, 1996), стр. 79.
Первый антигерой? | Журнал Америка
Записки из подполья Федора Достоевского, пер. Ричард Пивир и Лариса Волохонская Библиотека Эвермана.116p $ 17.00Невыносимый анонимный рассказчик из Записок из подполья (1864) — это первый великий пример гения Достоевского в создании парадоксальных свидетелей христианства, искривленных, говорящих правду неверующих, таких как Свидригайлов в Преступление и наказание , Ипполит в Ипполит в , Шатов в Бесы и Великий инквизитор в Братья Карамазовы . В отличие от назидательных или даже святых персонажей Достоевского (князь Мышкин, Алеша Карамазов и другие), обреченные фигуры олицетворяют не апологии веры, а обвинения безбожной современности.Слишком честные и дальновидные, чтобы смириться с неотражающим эгоизмом окружающего их мира, слишком гордые или извращенные, чтобы исповедовать свои грехи и принять спасение, они терпят беду (часто из-за самоубийства), но не раньше, чем предоставят блестящие, непроизвольные свидетельства государства в пользу этого. Дело прокурора Достоевского против зла его / нашего времени.
Рассказчик Записок из подполья — это разрушительная бригада из одного человека, взявшая на себя рационализм Просвещения, утопический социализм и бесчеловечный материализм.(Его аргументы не ослаблены нашим постфактумным знанием ужасов, сотворенных Сталиным, Мао Цзэдуном, Пол Потом и другими безумными идеологами.) Уловка, конечно же, в том, что мудрость рассказчика бесполезна, потому что он морально парализован. , сбитый с толку своим неумолимым самосознанием. (Опять же, Достоевский предлагает ортодоксальную христианскую точку зрения: предоставленные самим себе, мы безвозвратно потеряны.) У этого ужасно одинокого изолятора, своего рода прото-пруфровского шута, не хватает смелости преодолеть свой абсурд, осмелившись любить.Когда любовь буквально стучится в его дверь в образе Лизы (блудница с золотым клише, которую Достоевский всегда обожал, а иногда и превзошел), подпольщик жестоко оскорбляет ее и бросается обратно в свою безрадостную мышиную нору. Неспособный ни взять на себя бескорыстные обязательства, ни замолчать, он продолжает лепетать, пока его редактор не теряет терпение и не отключает его.
У антигероя Достоевского один из самых незабываемых голосов в современной литературе (я больной, злой человек; неприлично дожить до сорока; разум составляет, наверное, одну двадцатую жизни).Его тирады о жестокости истории (с ударом по Гражданской войне в США), о страдании как источнике сознания, о предполагаемом эвдемонистическом императиве 19-го века — ценить одну каплю собственного жира выше жизней 100000 других людей, и другие связывают его с современными писателями, столь же отличными от него, как Флобер и Ницше, а также с его преемниками, такими как Кафка, Беккет, Сартр, Камю и даже Ральф Эллисон. Подземный человек незаменим.
К сожалению, этого нового перевода знаменитой команды Роберта Пивера и Ларисы Волохонской нет.Плоский, неуклюжий, неизменно унидиоматичный, он вполне может быть наименее привлекательной версией на рынке. Подпольщик должен ошеломить нас своим едким, рычащим, остроумным тоном. Вместо этого переводчики заставляют его доставлять душевный, d.o.a. строки вроде: «Возможно, мне одному во всем офисе постоянно казалось, что я трус»; В этом есть что-то особенное; Любовь означала тиранию и моральное превосходство, и так далее. Пивеар и Волохонский часто переводят русские фразы буквально, что приводит к таким клинкерам, что они лгут, как лошадь, к такой исключительной доброте, грамотности, домкрату (для van’ka — извозчик), желаниям (для хотения желания или желания , как и в наших желаниях, по большей части ошибочны в соответствии с ошибочным представлением о нашей прибыли).О чем думали П. и В.? Поскольку они имеют дело с виртуозным монологом, разве они никогда не пробовали читать свои работы вслух? Что ж, по крайней мере, в книге есть достойное введение и примечания. И надо признать, что Notes From Underground — трудный для перевода текст.
Незабываемо мерзко-эксцентричный рассказчик умудряется быть одновременно раздражающим и странно увлекательным, грубым и очень грамотным, слезливым и кисло-смешным, инфантильным и поразительно проницательным, невозможным обсессивно-компульсивным типом, более чем немного напоминающим кого-то еще — Федю Достоевского.
До сих пор ни одному английскому переводчику, ни храброй пионере Констанции Гарнетт, ни Ральфу Мэтлоу, ни Эндрю МакЭндрю, ни Джесси Коулсон, ни кому-либо из остальных, не удалось передать своеобразный акцент и колорит Подземного человека. Тем не менее, даже среди этой толпы преданных, но несовершенных конкурентов, Пивеар и Волохонский следует рассматривать как замыкающие позиции. Судя по огромному объему переводов, которые они штампуют (не только Достоевского, но и Гоголя, Толстого, Чехова и др.), Похоже, что им следует сделать перерыв или хотя бы притормозить.В любом случае, с ними или без них, этот странный парень, бормочущий в подвале, никуда не денется.