Фрэнсис Бэкон — биография английского философа
Фото Все
Видео Все
Фрэнсис Бэкон – известный философ, историк, политик, стоял у истоков зарождения эмпиризма и материализма. Стал первым крупным философом периода Позднего Возрождения и начала Нового времени.
Трудно сказать, кем он был больше, философом или ученым, но то, что Фрэнсис Бэкон стал великим мыслителем эпохи Возрождения Англии, ни у кого не вызывает сомнений. Очень разносторонний, невероятно образованный, он сменил много работ, побывал в нескольких странах, сформулировал множество умных мыслей, не утративших своей актуальности и сегодня. Бэкон обладал невероятными ораторскими способностями, которые в сочетании со стремлением к познанию помогли реформировать философию тех времен. Эмпирист Бэкон был абсолютно уверен, что развитие цивилизации возможно только благодаря научно-техническому прогрессу, а культурные и духовные ценности он ставил на второе место.
Детство
Родился Фрэнсис Бэкон 22 января 1561 года в Лондоне, в особняке его отца Йоркхаус, расположенного на одной из центральных улиц города.
Отца будущего философа звали Николас Бэкон, он занимался политикой, мама – Анна Бэкон (до замужества Кук), приходилась родной дочерью Энтони Куку, гуманисту, который имел непосредственное отношение к воспитанию Эдуарда VI, английского и ирландского короля.
Первым учителем Фрэнсиса стала мама, которая сама владела латынью и древнегреческим языком. Мальчику очень нравилось учиться, он проявил интерес к наукам с нежного возраста. Два года Бэкон учился в Тринити-Колледже при Кембриджском университете, потом на протяжении трех лет входил в свиту посла Англии во Франции сэра Эмиаса Паулета.
Фрэнсис Бэкон в детствеПосле того, как в 1579 году умер его отец, молодой человек остался без материальной поддержки. Именно в это время он начал обучение праву в школе барристеров. Спустя три года, в 1582 году Бэкон уже работал адвокатом, в 1584 году вошел в парламент, в котором прослужил до 1614 года, активно участвуя в работе Палаты общин. Периодически Фрэнсис писал Елизавете I, и в своих письмах поднимал самые актуальные политические вопросы того времени.
По прошествии времени историки сходятся во мнении, что если бы королева прислушалась к философу и сделал так, как он советовал, то нескольких конфликтов, в которые были втянуты парламент и корона, можно было не допустить. В 1591 году Бэкона назначили на должность советника графа Эссекса, ходившего в фаворитах самой королевы. Фрэнсис сразу расставил все приоритеты, он дал понять графу, что предан своей стране, и ни при каких обстоятельствах не изменит ей. Поэтому, когда в 1601 году Эссекс сделал попытку организации дворцового переворота, то Бэкон, как один из адвокатов, участвовал в судебном процессе против него и выступал за признание графа государственным изменником.
У Бэкона было много недоброжелателей среди вышестоящих чинов, которые видели в нем соперника. К тому же, философ часто высказывал письменно свое недовольство политической обстановкой во время правления Елизаветы I, и это не могло не сказаться на ее расположении к нему.
При таком положении вещей, ни о каком продвижении по службе даже речи быть не могло.
В годы правления королевы адвокату не «светили» высокие посты, но после того, как в 1603 году к власти пришел Яков I Стюарт, в биографии философа наступили существенные перемены.
В том же году его пожаловали в рыцари. Спустя пять лет, в 1618 году Бэкон становится бароном Веруламским, а в 1621-м – виконтом Сент-Олбанским. Тогда же его обвинили в том, что он берет взятки. Фрэнсис не скрывал, что получает подарки от тех людей, дела которых ведет в суде. Однако он полностью отрицал тот факт, что получение подарка влияет на его окончательное решение. И все-таки Бэкон был лишен всех должностей и не имел права находиться при дворе.
Философия и учение
Главный литературный труд Фрэнсиса Бэкона – книга под названием «Опыты», которую он писал на протяжении целых 28 лет. Первые десять эссе автор опубликовал в 1597 году, и вплоть до 1625-го собрал 58 текстов, часть из которых вошла в третье, переработанное и дополненное издание, получившее название «Опыты, или Наставления нравственные и политические».
Главная тема этих трудов – человеческая жизнь и те аспекты, из которых она состоит – любовь, дружба, совесть, честолюбие, превратности судьбы. В произведениях было много метафор и ученых примеров, которые пригодятся всем, кто стремится сделать карьеру. В советах, данных философом современникам, преобладает холодный расчет. Бэкон говорит о том, что все, кто хочет подняться высоко, должны будут пройти зигзаги винтовой лестницы, что близкие люди всегда становятся заложниками судьбы, так как мешают свершать великие дела, и неважно какие, добрые или злые.
Несмотря на то, что Фрэнсис много времени отдавал юриспруденции и политике, своим главным занятием он сам считал науку и философию. Дедукцию Аристотеля, которая была на главных позициях в те годы, Бэкон не воспринимал, он считал ее неудовлетворительным способом философствования, он трудился над разработкой совершенно нового инструмента мышления.
В 1620 году философ представил свой великий план восстановления наук, который вышел в качестве предисловия к книге «Новый Орагон, или Истинные указания для истолкования».
Эта работа должна была состоять из шести разделов – современное состояние науки, новый метод получения истинных знаний, эмпирические данные, вопросы, которые нужно в дальнейшем исследовать, свод предварительных решений и собственно, философия.
Фрэнсис успел набросать лишь две первые части. Первую автор назвал «О пользе и успехе знания», на латыни она называлась «О достоинстве и приумножении наук».
Философия Бэкона основана на существовании «идолов», влияющих на познания человека. Поэтому вторую часть своего проекта он посвятил описанию принципов так называемого индуктивного метода, который должен был, по его мнению, победить идолов людского разума. Всех идолов, осаждающих умы человечества, философ разделил на четыре вида:
- К первым он отнес идолов рода, под которыми подразумеваются ошибки и промахи, заложенные в нем самой природой;
- Вторым видом Фрэнсис считал идолов пещеры, т.е, те ошибки, которые человек делает под влиянием предрассудков;
- Третье место Бэкон отвел идолам площади, вызванные неточностями и несовершенством языка;
- И последнее, четвертое место в классификации идолов отводится идолам театра, появление которых провоцируется приверженностью к различного вида системам, авторитетам и доктринам.
В описании предрассудков, мешающих развиваться науке, философ описывал разделение знания на три части, в соответствии с психическими функциями. История у него ассоциировалась с памятью, поэзия отвечала за воображение, а философия (в комплексе с науками), относилась к разуму. Бэкон считал, что научное познание основано на индукции и эксперименте. Индукция в свою очередь, бывает полная и неполная.
Под полной индукцией подразумевалась постоянная повторяемость свойств любого предмета, относящегося к рассматриваемому классу. В этом случае можно обобщить все сходные случаи, и в итоге получается тот же результат. В случае неполной индукции, обобщаются не все примеры, только некоторые, потому что количество этих случаев настолько велико, что их число доходит до бесконечности и теоретически недоказуемо. В этом случае заключение всегда будет вероятностного характера.
Работая над созданием «Истинной индукции», ученый пытался найти не только подтверждающие факты, но опровергающие определенные выводы.
Теория познания Фрэнсиса Бэкона основывалась на мысли, что только чувственный опыт может породить истинное знание. Именно эту позицию философа и назвали эмпирической. Ученый изучал природу человеческого познания и границы каждой категории, подчеркивал самые важные области, которые еще предстоит изучить, и которые до него никого не интересовали. Бэконовская методология базируется на постепенном индуктивном обобщении фактов, которые возникали во время опытов.
Но философ не собирался упрощать понимание обобщений, он настаивал на том, что анализируя факты, нужно опираться на разум. В 1620-м ученый завершил работу над утопией, которую назвал «Новая Атлантида». Она вышла уже после его смерти в 1627-м. Его труд был задуман с таким размахом, чтобы сравниться с «Утопией» Томаса Мора.
Король Яков назвал труд Фрэнсиса новым светильником во мраке философии прошлых лет, и назначил ему достойную пенсию в сумме 1200 фунтов. Незаконченная «Новая Атлантида» знакомила читателя с загадочной страной под названием Бенсалем, во главе которой стоял «Соломонов дом», или как он еще его назвал – «Общество для познания истинной природы всех вещей», в которое входили все мудрецы страны.
Работа Бэкона не походила на социалистические и коммунистические произведения, она имела хорошо выраженный технократический характер. Философ открыл новый метод познания, который основывался на наблюдении, а не на теории. Именно это открытие позволило Бэкону занять свое достойное место среди важнейших представителей научной мысли.
Экспериментальная наука и опытно-эмпирический метод проведения исследований, изложенных в учении Бэкона, стали бесценным вкладом философа в развитии человеческой мысли. Но стоит отметить, что при жизни Фрэнсису не удалось получить более-менее значимых результатов как в теоретической области, так и в эмпирических исследованиях.
Мало того, представители экспериментальной науки категорически отвергли метод индуктивного познания Бэкона.
Могут быть знакомы
Личная жизнь
Известно, что в личной жизни знаменитого философа был только один официальный брак. Он женился на Алисе Бэрнем, отцом которой был лондонский старейшина Бенедикт Бэрнем. Стоит отметить, что жених был в три раза старше своей невесты. На момент бракосочетания, состоявшегося 10 мая 1606 года, Фрэнсису было 45 лет, его невесте всего 14. Этот брак был бездетным.
Смерть
Известного философа не стало 9 апреля 1626 года, ему было всего 66. Причиной его смерти стала нелепая случайность. Бэкону всегда нравилось изучать разнообразные природные явления, и вот один раз, когда он катался в экипаже в сопровождении королевского медика, он решился на эксперимент. Фрэнсиса заинтересовал вопрос влияния холода на длительность процесса гниения, и он решил найти ответ экспериментальным способом.
Памятник Фрэнсису БэконуБэкон не поленился сходить на рынок за тушкой курицы, и собственными руками закопать ее в снег.
Во время этого процесса он сильно простудился, болезнь быстро прогрессировала и закончилась трагически. 9 апреля 1626 года, на пятый день после проведенного опыта, ученого не стало. Местом его упокоения стала территория церкви Святого Михаила в городке Сент-Олбанс, Англия. После смерти известного философа и адвоката на его могиле установлен монумент.
Открытия
Бэкон стал автором двух новых научных методик – индукции и эмпиризма.
Индукция подразумевает собой определенный метод суждений, которые идут от частного к общему. Под экспериментом подразумевается исследование явления в условиях, которыми наблюдатель может управлять. Главное отличие эксперимента и наблюдения в том, что во время проведения эксперимента с изучаемым объектом можно активно взаимодействовать.
Избранные труды
- «Опыты, или наставления нравственные и политические»
- «О достоинстве и приумножении наук»
- «Опыты, или наставления нравственные и политические»
- «Великое восстановление наук, или Новый Органон»
- «Опыты, или наставления нравственные и политические»
- «Новая Атлантида»
Ссылки
- Страница в Википедии
Для нас важна актуальность и достоверность информации.
Если вы обнаружили ошибку или неточность, пожалуйста, сообщите нам. Выделите ошибку и нажмите сочетание клавиш Ctrl+Enter.
Бэкон, Фрэнсис – краткая биография
Фрэнсис Бэкон, сын сэра Николаса Бэкона, хранителя Большой печати, которого называли «второй» – после лорда Берли – «опорой совета королевы Елизаветы», родился в 1561 году, и с ранней молодости выказывал необыкновенный ум, возбуждавший самые высокие ожидания. Елизавета называла его своим молодым хранителем печати. Но, возвратившись по смерти отца (в 1580 году) из Парижа в Англию, он долго не получал сколько-нибудь важных должностей; он полагал, что лорд Берли, хоть и близкий родственник его, мешает его служебной карьере, считая его опасным соперником своему сыну Сесилю. Бэкон занялся юриспруденциею, получил диплом адвоката в Грейской гильдии (Grey’s inn, одной из юридических корпораций). Лорд Берли насмешливо говорил ему, что он принадлежит к теоретикам, углубившимся в ученые фантазии и неспособным к практическому делу.
Через несколько лет он был выбран в парламент и скоро приобрел влияние своим сильным ораторским талантом. Палата общин нередко принимала решения по важным вопросам сообразно его мнению. Так было, например, в 1593 году по вопросу о субсидиях для ведения войны с Испаниею.
«Бэкон повел в политике очень трудную игру. Он хотел стать одновременно и фаворитом двора и любимцем народа», – говорит историк Маколей. – Если бы кто мог преуспеть в таком деле, то именно он, человек таких редких талантов, так рано созревшей рассудительности такого спокойного темперамента, таких приятных манер». Но в этом стремлении Фрэнсис Бэкон утратил репутацию прямодушного человека. Возбудив оппозиционною речью неудовольствие двора, он старался смягчить гнев королевы и придворных униженными извинениями, угодливостью. По неприязни к Сесилям, мешавшим его карьере, он принял сторону их противника, графа Эссекса и приобрел его благосклонность. Впечатлительный Эссекс, умевший ценить таланты, хотел в 1594 году доставить ему должность генерал-прокурора (Attorney general), сделавшуюся вакантной.
Но Елизавета, не забывшая оппозиции Бэкона по делу о субсидиях и восстановляемая против него лордом Берли, назначила генерал-прокурором Эдуарда Кока, первого юриста того времени. Бэкон искал руки Елизаветы Гэттон, внучки Берли, молодой, красивой, богатой вдовы, но Кок оттеснил его и в этом искательстве, женился на ней. Бэкон, не имевший ни состояния, ни должности, был обременен долгами. Ювелир, занимавшийся по тогдашнему обычаю теми делами, которыми ныне занимаются банкиры, велел арестовать его на улице и отвезти в долговую тюрьму за неуплату долга в 300 фунтов. Тем временем сделалась вакантной должность генерал-адвоката (Solicitor General), важнейшая после генерал-прокурорской в юридической администрации. Бэкон искал ее, однако и она была отдана другому.
Портрет Фрэнсиса Бэкона
Бэкон был очень огорчён. Эссекс в утешение ему подарил небольшое именье близ Твикингема. Подарок был сделан самым милым и деликатным образом. Через несколько лет Эссекс утратил милость королевы; причиной были неудачные распоряжения в войне с ирландскими повстанцами.
Говорят, что Бэкон советовал ему не ехать лордом-наместником в Ирландию, сказав: «Военная слава и народная любовь держатся, как крылья Икара, на воске, легко отпадают и тогда падение бывает стремглав». Говорят также, что когда Елизавета рассердилась на Эссекса, Бэкон старался, чтоб он был прощен. Вероятно это правда; но когда оказалось, что королева решительно хочет казнить Эссекса, Бэкон изменил своему благодетелю, унизился до самой черной неблагодарности: он согласился быть обвинителем Эссекса перед судом палаты пэров, вел обвинение с жестокостью, сравнивал Эссекса с Писистратом и Генрихом Гизом, так что пэрам невозможно стало произнести приговор менее суровый, чем смертная казнь. Она возбудила ропот во всей Англии, и особенно опасно было негодование лондонских граждан. Бэкон имел низость написать по желанию Елизаветы оправдание казни; оно называется. «Изложение коварств и измен, замышленных и совершенных Робертом, бывшим графом Эссексом, и его соумышленниками». Эти поступки в отношении к благодетелю налагают такое пятно на Бэкона, которого не могли стереть никакие апологии его защитников.
Он не имеет даже того извинения, что был обязан какой-нибудь благодарностью королеве; все, что получил Фрэнсис Бэкон, он получил от Эссекса. Он действовал исключительно по расчету заслужить благосклонность королевы, получить высокие должности с богатыми доходами. Резкие слова Маколея: «Бэкон был раболепным адвокатом, чтобы стать продажным судьей», – близки к истине; у него не было благородства в душе и сердце было холодное.
После смерти Елизаветы, он стал усердно раболепствовать перед её преемником, Яковом I. Он не постыдился просить ходатайства у графа Саутгемптона, бывшего друга Эссекса, подвергавшегося обвинению вместе с ним и получившего влияние на Якова. Раболепство Бэкона перед Яковом не осталось напрасным. Скоро он стал повышаться по должностям и был сделан наконец членом тайного совета, лордом-хранителем Большой печати, лордом-канцлером. Он достиг цели, к которой стремился с молодости. Он приобрел и богатство, женившись на дочери одного из членов тайного совета (впрочем, брак этот не был счастлив и остался бездетным).
Яков дал ему сан барона (то есть лорда) Верулама, потом графа Сент-Эльбэнса. Он за это усердно защищал интересы короля в парламенте, старался увеличить государственные доходы, говорил о надобности соединить Шотландию с Англией в одно государство, как желал Яков; в борьбе по вопросу о правах парламента и прерогативе короля, защищал прерогативу. Фрэнсис Бэкон поддерживал все денежные требования короля. По его совету Яков, нуждавшийся в деньгах, произвел (в 1614 году) насильственный заем, называвшийся «добровольным пожертвованием». В угождение королю он одобрял преследование пуританских проповедников, в процессе против Эдмонда Пичэма подал голос за смертную казнь и восторжествовал в этом деле над своим соперником Коком.
Бэкон во всем поддерживал Бэкингема, защищал все его поступки своим красноречием. Ненависть народа к Бэкингему распространилась и на Бэкона; он был обвинен палатой общин перед палатой лордов во взяточничестве и признал себя виновным. Будучи тогда болен, он послал лордам, производившим следствие, просьбу, в которой умолял их «иметь сострадание к сломленной тростинке».
Он не пытался защищаться, объявил, что подчиняется решению палаты. Он надеялся, что милость короля избавит его от всяких серьёзных последствий приговора. Король действительно освободил его от тюремного заключения и денежного штрафа, но он уже не возвращался к политической деятельности, и последние годы жизни посвятил научным занятиям. – В том, что, будучи лордом канцлером брал подарки, Бэкон признался сам. Он говорил только, что не решал дел за деньги, не продавал церковных должностей, назначение на которые зависело от канцлера.
Бэкон был человек более слабохарактерный, чем дурной. Он любил роскошь; жил пышно в своем лондонском доме, Йоркхаусе; окружал себя целым придворным штатом, когда жил в загородном доме, в Горгембери; построил себе в Веруламе сельский дворец. Слуги его были одеты в богатые ливреи; он держал много лошадей, великолепных экипажей; поэтому ему было нужно очень много денег, и, при слабости характера, он брал взятки.
Закодированные сообщения в искусстве: «Фигуры в пейзаже» Фрэнсиса Бэкона
Идея «секретного кода» в искусстве вызывает волнение.
Вспомните романы-бестселлеры и остросюжетные сериалы с большими бюджетами — в их сюжетах всегда оказывается, что все вписывается в захватывающее повествование, разгадывая тайну. Это, конечно, совершенно неверно. Радость искусства заключается в том, что никакие два человека не будут испытывать одно и то же, каждый из которых найдет несколько значений и сообщений.
Одна вещь, которую авторы используют в этих сенсационных рассказах, это исходная истина о том, что искусство является средством коммуникации. Это лучший способ невербального повествования — язык тела людей в произведениях искусства, цвет, форма, используемые материалы и местоположение тщательно манипулируют нашими чувствами, чтобы передать сложные повествования.
Что мы наблюдаем в этом коконообразном ландшафте до декриминализации?
Квир-сообщества исторически очень чувствительны к этой форме общения. В ситуациях, когда открытая демонстрация вашей сексуальности/идентичности может привести к физическому ущербу, безработице или неприятию со стороны членов семьи, закодированное общение становится формой безопасности.
Чувства напрягаются, чтобы уловить мельчайшие детали узнавания в другом человеке — долгий взгляд, небольшой момент знакомого языка тела и способ, которым что-то
До 1967 года и частичная декриминализация гомосексуализма в Британии, это еще более усиливается – быть собой было буквально незаконно. Квир-сообщества — это чудесные, буйные, умные и интуитивные коллективы: решения расцветают в истории искусства, если вы ищете эту связь.
Возьмем, к примеру, Фрэнсиса Бэкона и его « Фигуры в пейзаже » (1956–1957). Нарисованный до декриминализации в Великобритании, этот грубый, неудобный и суровый образ кричит нам о боли. Агрессивные мазки прорезают холст в момент почти насилия. Это не очень удобно, и мы настороже, повторяя это напряжение.
Тщательно выложенный фон из линий — возможно, занавес? — дает нам четкий сигнал, что Бэкон может действовать без абстракции в своих произведениях. Это также видно в милых деталях уха центральной фигуры и мускулатуры шеи.
Мы предполагаем, что мужчина? Повторяющийся пол в работах Бэкона.
По мере того, как наши глаза двигаются дальше вниз, детали превращаются в абстракцию, когда мы находим центральную фигуру. Что сразу бросается в глаза, так это поза: искривленная, болезненная, почти горгулья в этом мрачном пейзаже. Фигура бросает вызов пределам гибкости, поскольку голова болезненно изгибается вниз, а лицо намеренно скрыто. Телесные тона усиливают ощущение абстракции по мере того, как мы приближаемся к центру. Что именно происходит? Центральная фигура обнажена? Может быть, это лодка, может быть, кровать?
Форма выпадает из фокуса, когда наше воображение блуждает по смыслу обнаженной формы.
Джон Сани выступает перед картиной Фрэнсиса Бэкона «Фигуры в пейзаже»
Затем мы осознаем название произведения, фигур в пейзаже. Он не один. Сколько людей мы можем увидеть? Почему скрывается пол? Если мы предположим, что пейзаж внутренний домашний, темный и безопасный, а центральная фигура обнаженная, не ассоциируем ли мы автоматически это с чем-то сексуальным? По мере формирования мысли гомоэротизм строится.
Добавьте к этому самого художника. Бэкон был известен выражением своей сексуальной идентичности в своей жизни и отношениях.
Абстракция становится средством обеспечения безопасности. Вы читаете это произведение с точки зрения гомосексуальности? Никто никогда не узнает, закодированные сообщения делают это неявным. Могли ли артиста публично обвинить в этом? Нет, опять абстракция делает его безопасным — «если ты это видел, это твой разум, а не мой». Абстракция позволяет использовать закодированные сообщения в истории искусства — давайте достаточно подсказок, но что бы вы ни делали, не будьте явными.
Джон Слей, специалист по обучению, Коллекция Совета по искусству, Фонд музеев Бирмингема
Ключ к лабиринту: Фрэнсис Бэкон и расшифровка природы
взламывая коды, философ 17-го века готовился к более позднему объединению математики с экспериментальной наукой.
Автор: Peter Pesic
Даже после того, как ученые были проверены и подготовлены, и после того, как они боролись с природой посредством экспериментов, послание, которое они получили, по-прежнему остается загадочным. Послание природы загадочно даже тогда, когда его текст раскрыт. До Фрэнсиса Бэкона другие начали думать о тайнах природы так, как если бы они были спрятаны в коде. Вклад Бэкона заключался в том, что он указал на то, что код может быть разрешимым, в чем его современники сомневались. Он даже изложил метод решения кода, который аналогичен методам взлома кода, использовавшимся в его время в дипломатических целях. Хотя он не предвидел силу символической математики, на примере взлома кодов он подготовился к более позднему союзу математики с экспериментальной наукой.
В средние века мыслители ссылались на «Книгу Природы», имея в виду, что и природа, и Книга Писания несут божественные послания. Однако язык, на котором была написана Книга Природы, было трудно определить. В более ранних источниках казалось, что Книга каким-то образом написана на естественном, человеческом языке, хотя и таинственно выражена, поскольку существа не «читаемы» как слова или знаки. Книга Писания предлагала первого кандидата на роль архетипического языка. Писание было Книгой Книг, и его изучение было пробным камнем для всякого толкования текстов; над его загадками много размышляли, включая знаменитую «надпись на стене» в Книге Даниила, и указывали на возможности тайного письма. На самом деле, в самих еврейских писаниях показано несколько способов маскировки слов путем замены, которые относятся к числу самых ранних известных шифров.
Код и шифры заменяют определенные символы (зашифрованный текст) на обычный текст.
Шифр оперирует буква за буквой, так что «Наука» может быть зашифрована как «Uelgpeg»; коды работают с большими группами символов, поэтому «Наука» может быть закодирована как «Сфинкс». В немногих упоминаниях о секретных коммуникациях в древних источниках используются только самые простые виды кодов или секретного письма; древние писатели считали удивительным, что Цезарь замаскировал свои депеши, заменив, скажем, на на Е, b от F и т. д., простой шифр, используемый сейчас детьми. В средние века грамотность была настолько редкостью, что любая письменность была фактически секретной. Исламско-испанская культура была источником более поздней концепции шифра; арабское слово ṣifr означает ноль, как в: «он всего лишь шифр». В позднесредневековой Франции и Италии была мода на «эмблемы» или «приборы» — иероглифические изображения, способные передать понятие без использования слов. Многие ученые эпохи Возрождения пробовали свои силы в этих эмблемах, изобретая новые иероглифы по образцу древних египтян и размышляя дальше о возможностях кодирования сообщений в символах.
Криптолог 16-го века Блез де Виженер предположил, что звезды или растения зашифровали свое божественное послание на естественном человеческом языке.
Сложная криптография полностью сформировалась в период позднего средневековья и эпохи Возрождения. Ко времени Бэкона дипломатическая корреспонденция обычно шифровалась. Перехваченные депеши иностранных держав вскрывались и, по крайней мере в Италии, Франции и Англии, подвергались попыткам криптоанализа. Это современное слово обозначает разгадку зашифрованного текста посторонними лицами; предполагаемые читатели «расшифровывают» его. Развитие методов криптоанализа произошло довольно поздно. Его первый расцвет, кажется, был в Венеции, в первые годы 16 века, но вскоре в Италии и Франции появились мастера-дешифровщики. Те, кто знаком со сложными шифрами, стали ассоциировать их с Книгой Природы. В 1586 году французский дипломат и криптолог Блез де Виженер писал, что «вся природа — это просто шифр и тайное письмо», как будто это уже знакомое понятие.
Однако Виженер полагал, что звезды или растения зашифровывали свое божественное послание на естественном, человеческом языке, по образцу известных ему известных ему шифров, которые могли скрывать данный текст в музыкальных партитурах или в положениях звезд на небе.
Виженер отрицал возможность разгадки божественного шифра человеческим искусством; не только шифр слишком сложен, но и люди слишком коррумпированы. Он думал, что только через эзотерическую еврейскую каббалу Бог разрешил своим избранным доступ к своему шифру, предоставив им божественный алфавит. Они должны строго следовать древней эзотерической традиции, не подвергать сомнению или вычеркивать заново. Немногие избранные могут изучать древние тайны, но должны хранить секреты от профанного мира.
Виженер считал, что взлом даже человеческих шифров был «бесценным взломом мозга и, наконец, совершенно бесславным трудом». Несмотря на свое знание практического успеха других, Виженер был уверен, что взлом кода бесполезен во всех случаях, кроме простых.
На самом деле уже существовали мощные методы взлома кода, которые Виженер пессимистически игнорировал. Бэкон продемонстрировал значительную осведомленность об этих новых достижениях в искусстве секретного письма и имел прямой контакт с его практиками. Его брат Энтони большую часть времени проводил на континенте, отвечая за ряд «корреспондентов», которые действовали как шпионы за границей. В 1586 году были перехвачены и подвергнуты криптоанализу зашифрованные письма королевы Шотландии Марии, раскрывающие заговор с целью убийства Елизаветы, подстрекательства к католическому восстанию в Англии и возведения Марии на английский престол. Раскрытие точных текстов этих писем свидетельствовало о соучастии Марии и привело к ее казни в 1587 году.
Криптоанализ также дал ценные доказательства относительно испанских замыслов на английской короне.
Никто из тех, кто был причастен к этим великим событиям, не мог не заметить значения и полезности криптографии, и Фрэнсис Бэкон, которому тогда было 26 лет и который только начинал свою парламентскую карьеру, не мог не заметить этого. Бэкон говорил о «Великом деле» дела Марии, которое обсуждалось в парламенте. Через Антония он, должно быть, получил дополнительное представление об использовании шифров в более скрытых государственных делах. Хотя Бэкон постоянно указывает на скрытую природу вещей, он делает это для того, чтобы раскрыть эти тайны, всегда исключая божественные материи и тайны человеческого сердца. Будучи лордом-канцлером, Бэкону постоянно приходилось расшифровывать скрытые намерения короля Якова, выраженные либо в загадочных комментариях, либо в сложной символике придворных масок, которые король культивировал.
Бэкон считает, что шифры занимают центральное место в «Искусстве передачи», общем изучении дискурса и письма.
Его интерес выходит за рамки обычных букв и языков; его интересуют китайские иероглифы, а также язык жестов глухих. Китайский язык он описывает как состоящий из «настоящих символов», которые представляют сами вещи, как и египетские иероглифы и жесты. Эти ранние формы «передачи» открыли важные возможности. Древний тиран однажды отправил гонца к соседнему королю; гонец должен был приветствовать короля, а затем срезать самые высокие цветы в его саду. Эти жесты сбили гонца с толку, но жестокое послание было верно передано: убить дворян. Этот «преходящий иероглиф» выполняет некоторые из требований секретных сообщений, которые устанавливает Бэкон, «чтобы их было легко и нетрудоемко писать; что они в безопасности и их невозможно расшифровать; и, наконец, чтобы они были, если возможно, такими, чтобы не вызывать подозрений.
Бэкон отмечает еще более эффективные способы передачи и сокрытия сообщения. В качестве примера он описывает шифр, который он придумал в молодости, единственное открытие, за которое он претендует лично.
Бэкон гордится этой работой, «потому что она обладает совершенством шифра, который должен сделать что угодно означающим что угодно». То есть его шифр скроет любых простых текстов в любых обложек, при условии, что зашифрованный текст как минимум в пять раз длиннее обычного. Двубуквенный шифр Бэкона включает в себя два этапа. В первом он представляет буквы алфавита только двумя буквами, расположенными группами по пять (см. таблицу 1).
Вместо a и b, можно было использовать любые два узнаваемо разных символа; два разных символа, переставленные через пять разных мест, дают 2 х 2 х 2 х 2 х 2 = 32 различных возможности, которых достаточно, чтобы включить все 24 буквы английского алфавита. Бэкон отмечает, что «различия» должны быть даже не между буквами; вместо букв а, и б, можно было использовать два колокольчика разной высоты или два разных сигнала выстрела или фонарика. Таким образом, этот код способен удалить буквы из языка и, тем не менее, восстановить их значение для получателя.
Эта функция, которую он разделяет с жестами и «настоящими персонажами», уже делает его более подходящим для кода 9.0011 вещей , а не слов в одиночку; это может быть шагом к символическому коду природы, даже если он изобретен для обслуживания условностей человеческого общения. Этот код также является двоичным , , подобно коду, широко используемому для машинного языка компьютеров.
Затем Бэкон встраивает этот код в текст обложки, вероятно, потому, что поток «различий», выстрелов или звона колоколов может вызвать подозрение или его слишком сложно передать с достаточной точностью. Таким образом, Бэкон сокращает простой текст FLY, используя двухбуквенный алфавит (см. таблицу 2). Затем он использует две различные «формы» (шрифты) алфавита, форму «а» и форму «б», достаточно похожие, чтобы не вызывать подозрений, и все же достаточно разные, чтобы зарегистрировать разница между формами (см. табл. 3). Используя эти два очень немного разных алфавита, Бэкон может затем закодировать простой текст «FLY» в невинный текст обложки «Не уходи, пока я не приду» (см.
Таблицу 4).
Его пример демонстрирует способность кода передавать прямо противоположное обычному тексту в тексте обложки, не только избегая подозрений, но даже вводя противника в заблуждение текстом, который может означать прямо противоположное тому, что кажется. Бэкон указывает, что, если бы древние использовали его шифр, они могли бы избежать обнаружения и обмануть своих врагов. Несмотря на свою хитрость, шифр Бэкона, по-видимому, не нашел реального применения в дипломатической практике его времени, которая полагалась на гораздо более простые устройства. Его шифр нарушает его собственное первое правило, что его «писать легко и нетрудоемко», поскольку мельчайшие вариации типографики должны тщательно охраняться, чтобы точно передать два требуемых разных алфавита. Бэкон, кажется, знает о таких возражениях, поскольку он жалуется на «грубость и неумелость секретарей и клерков при дворах королей», из-за которых «самые важные дела обычно доверяются слабым и бесполезным шифрам».
Он, очевидно, узнал об этом практическом ограничении криптографической изобретательности либо сам, либо из свидетельств других. Его публикация двубуквенного шифра была призывом к большей криптографической безопасности за счет более надежных шифров и более умелых клерков. Из-за этих практических ограничений такие улучшения не были реализованы до нескольких столетий спустя.
Интерес Бэкона к шифрам выходит за рамки их чисто дипломатического использования. Его шифр предполагает более внимательное и подозрительное прочтение не только любого данного текста, но и любой системы «различий», которые, по словам Бэкона, можно обнаружить во всем увиденном или услышанном, то есть где угодно в Природе. Эта большая цель затмевает более узкую цель улучшения дипломатических шифров, для которой сокрытие нового типа шифра было бы логичным шагом, а не его публикация. Бэконовское прочтение древних басен на самом деле является «расшифровкой». Внешние символы — это «как бы завеса из басен», скрывающая скрытые глубины.
Он замечает, что «религия восхищается такими покровами и тенями, и убрать их значило бы почти воспрепятствовать всякому общению между божеством и человечеством», — так глубоко они необходимы для общения столь различных и неравных умов. Притчи изначально предназначались не для того, чтобы скрыть смысл, а для того, чтобы сделать его более понятным. Например, каждая деталь Сфинкса имеет точную аналогию с тем или иным аспектом Науки. Точно так же загадочные послания природы не являются извращенно неясными; скорее, мы слишком скучны и нетерпеливы, чтобы решить их. Его сочинения учат нас искусству интерпретации через декодирование.
Загадочные послания природы не являются извращенно неясными, считал Бэкон; скорее, мы слишком скучны и нетерпеливы, чтобы решить их.
Бэкон не предполагал, что книга природы написана на каком-либо человеческом языке, даже завуалированном шифром. Его ключевое понимание состоит в том, что методическая расшифровка природы должна иметь дело с «языком», который требует совершенно нового порядка интерпретации.
Действительно, соединение Бэконом интерпретации с природой представляет собой большой сдвиг в понимании. Для Аристотеля в толковании нуждается не природа, а человеческий язык. Для Бэкона «интерпретация — это истинная и естественная работа ума, когда она свободна от препятствий». Эти препятствия включают в себя радикальные недостатки человеческого понимания, окруженные идолами, и лабиринт запутанности самого мира. Древний лабиринт скрывал Минотавра, пожиравшего афинских детей, пока Тесей не убил его и не сбежал с помощью нити или «ключа». Бэкон, автор книги «Подсказка к лабиринту 9».0011, » представляет себя новым Тесеем, избавляющим человечество от Минотавра смерти научными тайнами, вырванными из лабиринта.
Точно так же, как Дедал построил лабиринт и нашел ключ к расшифровке, Бэкон призывает науку проникнуть в самое сокровенное святилище. Дом Соломона готов проникнуть сквозь завесу над природой посредством определенного рода интерпретации, ключ к которой Бэкон называет «индукцией». Чтобы найти этот ключ, Бэкон придумал символический и схематический «алфавит Природы». Этот ключ не является фиксированной структурой, как скелетный ключ, а скорее является «ключом» в криптографическом смысле: гибкий индикатор, который направляет расшифровку, очерчивая структуру шифра по мере его появления. Существенной подготовкой к индукции является исчерпывающая подготовка «таблиц и расположений примеров таким способом и в таком порядке, чтобы понимание могло с ними справиться»; Бэкон также организует свой «алфавит природы» в подобных таблицах. Он не может привести полных примеров; тем не менее, он делает расширенную попытку составить таблицы, касающиеся природы тепла, что приводит к результатам, поразительно похожим на современный взгляд, согласно которому тепло является формой движения атомов. Здесь важны сами таблицы, которые многочисленны и подробны, проходят множество возможных перестановок примеров, перечисляя примеры «сущности и присутствия» или «близости, где природа тепла отсутствует», или «исключения» или «степеней». ” тепла. Эти таблицы напоминают таблицы, используемые для шифрования и дешифрования, хотя и применяются здесь не к естественному языку, а к «самим вещам». Криптоаналитик исследует возможные корреляции между появлением определенных букв в зашифрованном тексте, по отдельности, парами или тройками, упорядочивая результаты в табличной форме. Прочтите отрицательно, эта таблица также показывает, какие зашифрованные буквы , а не коррелирует с другими. В других таблицах отмечен порядок, в котором буквы соотносятся, предшествуют или следуют за другими. Точно так же таблицы Бэкона упорядочивают параллельные данные по теплу, ссылаясь на все известные корреляции и исключения.
Из самых ранних источников криптография полагалась на такие табличные массивы, чтобы получить видимый ключ для шифрования, а затем и дешифрования. Учитывая подробные знания Бэкона, кажется весьма вероятным, что либо он сам пробовал свои силы в криптоанализе, либо видел, как ведется такая работа, либо слышал о ней. Его изложение нового, более надежного шифра показывает, что он был полностью осведомлен о возможностях опытных криптоаналитиков и, вполне вероятно, об их подробных методах. Он, конечно, излагает свой собственный двубуквенный шифр в табличной форме. Таблицы криптоаналитика являются необходимой отправной точкой для систематического взлома шифра. После этого некоторые глубоко укоренившиеся лингвистические особенности (такие как частотность буквы «е» в английском языке) гораздо легче выявить и сформировать клин, открывающий путь к полному решению. Таблицы Бэкона исходят из тех же логических категорий включения и исключения, количества и корреляции, которые придают таблицам криптоаналитика их силу откровения. В обоих случаях таблицы являются началом чтение, со всей остротой толкования, которую предлагает это слово. В зашифрованном тексте должны быть обнаружены и исследованы важные отрывки; гипотезы должны быть сформированы и проверены, даже если они в конечном итоге отброшены, чтобы в конце концов мог возникнуть правильный порядок.
Как криптоанализ, так и бэконовская охота за внутренними формами природы требуют творческих скачков, выходящих за рамки простого накопления данных. Хотя Бэкон призывает к науке, которая должна быть сделана «как бы с помощью машин», он также осознает важность исключительной личности. Отцов дома Соломона немного, но они полагаются на многих других в огромной работе по сбору экземпляров. Только избранные умы могут совершить скачок от столов к объединяющему пониманию, завершающему работу по открытию. Бэкон дает образы этих необычных первооткрывателей в своих мифических рассказах; решателей лабиринта не следует путать с их экипажами и товарищами, какими бы ценными они ни были. Ключ от лабиринта — это тонкая нить, с которой нужно обращаться осторожно, иначе она может порваться. Бэкон считал, что истинное чтение Книги Природы доступно лишь тем немногим, кто способен уловить нить; остальное человечество, включая мудрого короля Бенсалема, должно ждать.
Более того, даже ученые не могут предвидеть, что произойдет; великие открытия прошлого были совершенно неожиданными.