Эмпедокл — Русская историческая библиотека

Жизнь и деятельность Эмпедокла

Эмпедокл (около 492–432 гг.) возвратил древнегреческую философию от абстракций пифагорейской и элейской школ на почву реальности, сохранив однако же в ней все, добытое италийскими философами. Человек, живший на Сицилии, в Акраганте, и оказавший этому городу большие услуги улучшением его государственных учреждений, Эмпедокл был с тем вместе ученый, обладавший большими сведениями в естественных науках. Он пользовался у своих сограждан величайшим уважением не только за свою политическую деятельность, но и за свои техническая работы, как например, за осушение болотистых низменностей близ Селинунта, за сооружение стен, остановивших холодный ветер, рвавшийся из ущелий, пользовался величайшим уважением и как врач и как мудрец. В своей дидактической поэме «О природе», имевшей высокое, поэтическое достоинство, Эмпедокл, по примеру Гераклита, изложил теорию происхождения вселенной, дал прекрасные картины земной поверхности, продуктов её, населяющих ее живых существ, и с гениальным умом высказал мысли, до которых лишь в недавние времена дошли специальные науки; так например, он говорил, что горы и скалы подняты силой огня.

Эмпедокл

Философия Эмпедокла

Эмпедокл подобно элеатам говорит, что нет ни возникновения, ни исчезновения: возникновение – только сочетание веществ, исчезновение – только разъединение их; подобно элеатам он говорит, что бытие вечно и неизменно. Но, говоря о бытии, он понимает под этим словом вещество; по его понятиям, вещество вечно и существуют четыре первобытные класса его. Этим четырём вечным стихиям он давал кроме простых житейских, мифологико-аллегорические названия: огонь – это всепроницающий Зевс; воздух – жизнедательница Гера; земля, мрачное жилище отверженных духов – это Аидоней; для четвертой стихии, воды, Эмпедокл сам составил аллегорическое имя: Нестис. Этими четырьмя стихиями правят две движущие силы: любовь и ненависть или раздор. Первоначально стихии находились в состояния согласия и спокойствия, образуя шар, «божественную сферу»; из этого спокойствия они были выведены действием ненависти: борьба ненависти с любовью производит ряд соединений и разъединений разных стихий. Этот процесс перемен привел к тому, что возникло нынешнее устройство вселенной.

Переход из первобытного, блаженного состояния к этому процессу составляет, по учению Эмпедокла, отпадение от истины; перемены происходят по законам природы; и первоначально тела формировались только действием случайностей: из этих случайных результатов постепенно развился порядок, до некоторой степени разумный. Чтобы объяснить происхождение одних тел из других, Эмпедокл полагает, что все тела состоят из бесконечно малых частиц: каждая частица принадлежит той или другой из четырех стихий. Жизненная сила человеческого организма находится в крови; самосознание возникает при известных сочетаниях составных частиц; одно и то же сочетание может повторяться много раз; на этом основано учение Эмпедокла о бессмертии и о возрождении. Способность человека познавать всяческие предметы происходит оттого, что он состоит из всех стихий и что в нем действуют оба движущие начала, так что он микрокосм, – маленький мир, в котором отражается вселенная.

Нравственное учение Эмпедокла

Философия Эмпедокла не ограничивается учением о происхождении и развитии вселенной; она имеет и теорию нравственности. По дошедшим до нас отрывкам его поэмы «О природе» и другой его поэмы, называющейся «Песнями очищения», трудно определить связь между его понятиями о вселенной и нравственным учением. Мысли Эмпедокла о переселении душ и о цели жизни показывают, что он был энтузиаст. Неизменное решение судьбы определило, что те из божественных духов (демонов), которые в затмении разума осквернили себя убийством или клятвопреступлением, изгоняются на 30,000 лет из мира блаженных и должны провести это время в странствованиях трудными путями земной жизни в разных образах смертных существ. Так и сам он низвергнут из блаженного жилища богов на землю за то, что, увлекшись неистовой распрей, совершил убийство. Возвышенными стихами он описывает по впечатлениям собственного опыта, как мучительно состояние грешных духов, скитающихся без отдыха по всем частям вселенной, как бедственна участь души, которая вступила в область раздора, болезни и смерти, облекшись одеждою тела; вступление в земную жизнь – это переход от жизни в царство смерти. Бежавший убийца должен был у греков искупить свой грех покаянием и очищением; так извергнутый из царства блаженных в земную телесную жизнь дух должен очиститься, чтобы возвратиться в свое прежнее, чистое и высокое существование. Должно полагать, что в «Песнях очищения» находились заповеди о том, какими средствами покаяния и очищения может быть сокращаемо странствование души через печальную земную жизнь; вероятно, к числу заповедей об очищении принадлежало воспрещение убивать животных и есть мясо; но должно думать, что законы очищения у Эмпедокла не имели такой суровости, как восточный аскетизм, от которого отвращались греки. Эмпедокл помнил, что он жил на земле в образах разных существ: был кустарником, был рыбою, птицею, был мужчиною, был и женщиною; он надеялся, что «силы, которые ведут души по путям их», вознесут его теперь в божественные жилища, возвращение в которые открыто благодетелям людей: пророкам, поэтам и врачам. Великое учение о любви, создающей вселенную, было открыто поэту музою, и кажется, что оно было открыто ему ею, как таинство, размышлением о котором он может освободиться от гибельной ненависти и от всей той испорченности, какой ненависть подвергла его дух. Прекрасное описание золотого века, вероятно, было внушено Эмпедоклу страстным ею желанием возвратиться из области ненависти в блаженное состояние спокойствия и гармонии.

Эмпедокл как астроном

Подобно большинству других древнегреческих мыслителей, Эмпедокл сочетал свои философские умозрения с занятиями естественными науками. В этой области он высказал немало любопытных гипотез. Вокруг Земли, по мнению Эмпедокла, движутся по кругу два полушария – одно полностью из огня, а другое – из воздуха малой примесью огня. Второе полушарие, вращаясь, порождает ночную тьму.

Солнце Эмпедокл считал не реальным объектом, а лишь отражением стихии огня (вроде тех, что бывают на воде). Луна образовалась из воздуха, который был увлечен огнем вверх и сгустился в небе так же, как водяные дождинки сгущаются в град. Свет Луны, по теории Эмпедокла, является лишь отражением света Солнца.

Бытие Эмпедокл считал похожим по форме на шар, но он слегка вытянут и ближе напоминает не сферу, а лежащее яйцо. Вследствие этой вытянутости протяжённость Земли по горизонтали больше, чем расстояние от неё до неба.

Небесный свод, согласно Эмпедоклу, – не воздух, а кристаллическая твердь из льдистой материи. Более поздние греческие учёные вывели из этого учения теорию мироздания как совокупности прозрачных концентрических хрустальных сфер, на которых вращаются вокруг Земли все небесные светила. Впрочем, сам Эмпедокл думал, что к «небесному кристаллу» прикреплены только звезды, а планеты движутся свободно.

Эмпедокл как физик

Эмпедокл полагал, что свет распространяется в пространстве не мгновенно, а с некоторой конечной скоростью. Это мнение сильно противоречило общепринятым теориям греческой физики, и его отвергал позднее даже великий Аристотель. Экспериментальное подтверждение наличия у света определённой скорости было получено лишь западным учёным XVII столетия Олафом Рёмером во время наблюдений затмений спутников Юпитера при наибольшем и наименьшем его расстояниях от Земли. Определив и величину скорости света, Рёмер доказал, что в споре двух античных научных гениев прав был не Аристотель, а Эмпедокл.

Эмпедокл как биолог

В сфере биологии Эмпедокл пропагандировал фантастическую, гипотезу о том, что животные и растения возникли как сочетания отдельных органов, которые поначалу существовали самостоятельно, без своих «хозяев», свободно носясь в пространстве. Из случайных соединений таких органов возникли все живые виды. Первые сложные существа состояли из уже сросшихся частей, но еще имели цельности. Затем возникла цельность, и, наконец, живые индивиды перестали формироваться из безличностных органов, а стали рожать друг друга. Их виды разделились по «темпераментам»: одни стремились жить в воде, другие – дышать воздухом и иметь в себе больше огня, а третьи, тяжёлые, остались на Земле.

Эмпедокл развивал и идею преимущественного выживания видов, оказавшихся целесообразными, которую некоторые сближают с «естественным отбором» Дарвина. Согласно взглядам Эмпедокла, в периоды господства Любви возникали (сперва совершенно случайно) части животных – головы, руки, ноги. Затем они так же случайно и механически соединялись, составляя причудливые сочетания, вроде, человекобыков. Но в итоге выживали лишь те сочетания, которые оказывались жизнеспособными. Аристотель писал, что, по Эмпедоклу, «части, где все [случайно] совпало так, как если бы они образовались по определенной цели… сохранились», а все иные погибли.

Гносеология Эмпедокла

Согласно теории чувственного восприятия Эмпедокла, мы постигаем подобное подобным. Каждый из органов ощущений приспосабливается к ощущаемому. Поры одних органов шире, а других уже ощущаемого, так что для каждого рода ощущения существует свой особый, «соответственный» орган. Объясняя суть зрения, Эмпедокл говорит, что внутри глаза находится огонь, а вокруг него, в виде оболочек, земля, вода и воздух. В акте зрения присутствуют два рода «истечений»: одни направляются от внешнего объекта к глазу, а другие, наоборот, – от глаза к предмету. Вследствие этого во всяком ощущении смешиваются субъективные и объективные начала.

Умственное мышление, по Эмпедоклу, сходно с чувственным ощущением, ибо иначе первое не могло бы обобщать факты последнего.

Литература об Эмпедокле

В. Ф. Асмус. Античная философия. Глава «Эмпедокл»

Сёмушкин А. В. Эмпедокл. М., 1985

Кингсли П. Древняя философия, мистерии и магия: Эмпедокл и пифагорейская традиция. Оксфорд, 1995 (на англ. языке)

ЭМПЕДОКЛ (др.-греч. Ἐμπεδοκλῆς) — информация на портале Энциклопедия Всемирная история

Древнегреческий философ.

Принимал активное участие в политической жизни родного города, был вождем демократической партии, хотя происходил из знатного рода, при этом традиция изображает Эмпедокла мистиком и чудотворцем.

Эмпедоклу принадлежали две поэмы: «О природе» и «Очищения». Философия Эмпедокла совмещает в себе ионийскую физику, элейскую метафизику и пифагорейское учение о числовых пропорциях. Четыре стихии – огонь, воздух, вода и земля – Эмпедокл назвал основой всего («корни всех вещей»), из их сочетаний в различных пропорциях возникают все вещи. Под воздействием двух мировых сил – Любви и Вражды – эти элементы соединяются или разделяются; эти силы попеременно господствуют в мире, и их взаимодействие задает цикличность мирового процесса. Во время господства Любви все элементы объединены в один однородный шар (σφαῖρος), но с постепенным усилением действия Вражды отдельные части этого шара отсоединяются и дают единичным начало вещам; при тотальном господстве Вражды все разделено на мельчайшие частицы элементов.

Теория Эмпедокла дает первый образец учения об эволюции и естественном отборе: сначала возникают отдельные органы, которые соединяются друг с другом случайным образом, и выживают лишь наиболее приспособленные к жизни образования, способные к размножению. Эмпедокл создал свою трактовку ощущений, согласно которой от воспринимаемого объекта постоянно выделяются «истечения», которые попадают в «поры»воспринимающего субъекта. Субстратом сознания Эмпедокл считал кровь; Гален считал Эмпедокла основателем сицилийской медицинской школы.

В поэме «Очищения» излагалось учение о переселении душ (метемпсихозе) и избавлении от круга перерождений, сходное с орфико-пифагорейским. Эмпедокл был учителем софиста Горгия.

Издания фрагментов:

Empedocle di Agrigento, Frammenti e testimonianze. Origini, Purificazioni, con i frammenti del papiro di Strasburgo / Ed. A. Tonelli. Milano, 2002;

Фрагменты ранних греческих философов. Ч. 1 / Пер. А. В. Лебедева. М., 1989.

Иллюстрация:

Эмпедокл. Миниатюра. Нюрнбергская хроника. 1493.

• O’Brien D. Empedocles’ cosmic cycle: a reconstruction from the fragments and secondary sources. London, 1969
• Kingsley P. Ancient Philosophy, Mystery, and Magic. Empedocles and Pythagorean Tradition. Oxford, 1995
• Primavesi O. Empedokles Physika I. Eine Rekonstruktion des zentralen Gedankengangs. Berlin; New York, 2008
• Montevecchi F. Empedocle d’Agrigento. Napoli, 2010
• Сёмушкин А. В. Эмпедокл. М., 1985
• Егоров А. С. Эмпедокл и проблема греческого шаманизма // Вопросы философии. 2007. № 8. С. 97-105
• Аванесов С. С. Эмпедокл: божественность и самоубийство // ΣΧΟΛΗ. Философское антиковедение и классическая традиция. 2007. Т. 1. № 2. С. 147-171

Эмпедокл — биография, фото, философия, личная жизнь, причина смерти

Биография

Древнегреческий философ Эмпедокл оставил в наследство всего 2 поэмы, и те сохранились лишь в виде фрагментов и цитат, но в них потомки обнаружили множество смелых идей, предвосхитивших далекое будущее. В биографии мыслителя трудно отделить факты от легенд. Современники считали, что он обладает сверхъестественными силами и даже способен оживлять мертвых, а сам мыслитель охотно поддерживал идею своего божественного происхождения. Бертран Рассел в книге «История западной философии» назвал Эмпедокла

«смесью философа, пророка, человека науки и шарлатана».

Детство и юность

О молодых годах философа известно мало, и даже по поводу даты его рождения информация противоречива. Большинство историков склоняются к тому, что это был 490 год до нашей эры. Основная часть жизни мыслителя прошла в городе Акраганте (сейчас — Агридженто) на Сицилии, поэтому в сохранившихся письменных свидетельствах его часто называют Эмпедоклом из Акраганта. В некоторых источниках также встречается уточнение «сын Эксенета».

Биографические сведения о философе известны в основном из работы Диогена Лаэртского, собственных сочинений Эмпедокла и трудов других античных мыслителей. Он стал основателем школы ораторского искусства, писал тексты речей и славился красноречивыми выступлениями. Аристотель считал его основоположником риторики.

Эмпедокл был убежденным сторонником демократии и выступал за то, чтобы молодой Акрагант пошел по этому пути. Его положение в обществе было весомым, а позиция – убедительной, но сохранить в городе желаемый уклад он не смог. Сторонники тирании захватили власть и приговорили философа к изгнанию из города. После поражения Эмпедокл отошел от политики, целиком погрузившись в философию.

Современники считали, что Эмпедокл много путешествовал, и именно это было источником его глубоких познаний – якобы искусству прорицания его могли научить только жрецы Египта, а тайнам колдовства и медицины – восточные мудрецы, однако подтверждений того, что античный мыслитель действительно бывал в разных странах, нет.

В родных землях философ считался чудотворцем и магом. Ему приписывали разные чудеса, вплоть до воскрешения мертвых – якобы он смог оживить женщину, 30 дней пролежавшую бездыханной. Его прозвали Запретителем ветров – по легенде, когда ветер однажды разгулялся так сильно, что повредил урожай, Эмпедокл распорядился изготовить мехи из ослиных шкур и растянуть их по холмам и вершинам, после чего погода улучшилась.

Также философу приписывают спасение Селинунта от эпидемии чумы: он приказал пробить скалу, чтобы впустить в погибающий город свежий воздух, и вскоре северные ветры оздоровили атмосферу и унесли болезнь.

Философия

Свои идеи Эмпедокл излагал в стихотворной форме. Досократовские мыслители сохранили, зафиксировав в трудах, две его поэмы: «Очищение» и «О природе». Предположительно, в них обеих было 5 тыс. строк, но сохранились только 450. Стихи, входящие в состав поэм, выражают его мысли не только точно, но и изящно: Эмпедокл был мастером слога и умело использовал метафоры и другие приемы поэтического искусства.

В юности Эмпедокл поддерживал пифагорейское течение, но потом его изгнали из рядов учеников – то ли за то, что он предал огласке тайные знания, то ли за то, что он присвоил себе чужие достижения (единого мнения на этот счет не существует). Некоторые идеи Пифагора, в частности учение о пропорции, потом легли в основу натурфилософии мыслителя.

В основе учения Эмпедокла лежит учение об архэ – первооснове, лежащей в основе 4 стихий, которым соответствуют 4 божества – Аид, Зевс, Гера и Нестис. Стихии, будучи вечными и неизменными, постоянно движутся, заполняют пространство и образуют все вещи вокруг, включая человеческое тело. Например, кровь состоит из 4 элементов в равных пропорциях, а кости – из 4 частей огня, 2 – земли и 2 – огня. При этом сами стихии пассивны и ничего не создают, а движутся благодаря столкновению 2 противоположных сил – Филеи (Любви) и Нейкоса (Ненависти).

Рождение и гибель Эмпедокл считал неверными понятиями, за которыми стоит простое соединение и разъединение элементов. Этот дуализм лежит в основе всего сущего, образуя циклический процесс, в ходе которого последовательно проявляются единство и множество.

В стихотворных поэмах философ высказал десятки гениальных мыслей, опередивших его время. Тогда, разумеется, такие смелые идеи невозможно было подтвердить эмпирически, и современникам взгляды Эмпедокла казались фантастическими, но с развитием науки ученые с удивлением обнаружили в античных свитках зачатки многих важных идей.

К примеру, Эмпедокл поддерживал закон сохранения (впервые высказанный элеатами), утверждая, что ничто не возникает из пустоты. В трактате «О природе» он писал, что свет распространяется с определенной скоростью, которая является большой, но конечной величиной. Также в работах Эмпедокла обнаружены основы теории естественного отбора, развитой Дарвином: философ утверждал, что виды постоянно меняются, и выживают только самые приспособленные из них.

Естественно, что его учение имеет в целом не так много сходства с идеями современной биологии – например, мыслитель полагал, что первые животные были механическими, случайными соединениями отдельных органов, в том числе человеческих, но его гипотезы нашли отражение и развитие в трудах последователей и заложили основы изучения органической жизни.

Это не единственный вклад в науку, сделанный философом. Эмпедокл выступил автором концепции воздуха как некой субстанции, записывал наблюдения фактов центробежной силы и указывал, что Луна светит не собственным, а отраженным светом. Его также интересовала тема деторождения: особенно загадочным он считал рождение разнополых детей-близнецов и пытался объяснить этот феномен через теорию переселения душ.

Античному философу принадлежат идеи и догадки в области медицины, особенно в том, что касается физиологии и чувственного восприятия. Он был одним из первых, кто пытался отделить врачевание от знахарства и слепых верований. Эмпедокл настаивал, что медицина – наука, а не тайное магическое знание, и врач обязан изучать тело человека, а не просто следовать древним преданиям.

С точки зрения гносеологии, Эмпедокл выступал сторонником чувственного познания и был оптимистом в том, что касается его границ, утверждая, что истина существует и принципиальных препятствий на пути ее постижения нет. При этом мир человек познает через ощущения: его органы приспосабливаются к изучаемому объекту и через специальные поры воспринимают информацию. Чем шире поры, тем больше многогранных и сложных сведений через них можно воспринять и познать.

Вместе с Анаксагором Эмпедокл заложил основы развития греческой философии, из которой потом выросли учения атомистов, работы Аристотеля и Платона.

Личная жизнь

О жене великого философа ничего не известно. Потомки, однако, у него были: Сатир в «Жизнеописаниях» упоминает, что у Эмпедокла родился сын, которого мыслитель назвал в честь своего отца Эксенетом. Также в некоторых источниках встречается упоминание о дочери, которая то ли намеренно, то ли случайно сожгла часть оставшихся незаконченных рукописей философа.

Эмпедокл отличался экстравагантной манерой поведения и любил подчеркивать свое превосходство над другими. Он носил одежду жреца – пурпурную мантию, золотой пояс и дельфийскую корону, везде появлялся в окружении свиты и восторженных учеников, а его величавая надменность внушала согражданам трепет. От родителей ему досталось приличное состояние, которое он предпочел потратить оригинальным образом, выдавая бедным полузнакомым девушкам приданое и организовывая для них удачные браки.

Смерть

О том, как умер Эмпедокл, существует немало версий – от бытовых до фантастических. Диоген Лаэртский приводит 2 из них. Согласно первой, знаменитый философ был взят на небо живым, и ему «надо приносить жертвы, как ставшему богом». По второй – Эмпедокл выбрал самоубийство: почувствовав приближение смерти, он бросился в жерло вулкана Этна. Сограждане узнали о его гибели, обнаружив в пепле близ горы его бронзовые сандалии.

Однако в некоторых письменных свидетельствах того времени обнаруживаются более простые версии: возможно, Эмпедокл упал с повозки, отправлявшейся на праздник в Мессену, сломал бедро и, заболев после этого, скончался. Также упоминается, что на самом деле он поскользнулся и упал в море. Будучи немощным стариком, философ не справился с набегающей волной и утонул.

Какая из трактовок верна и что именно стало причиной смерти, достоверно не известно. Историки расходятся даже во мнении, сколько лет было мыслителю на момент смерти: 60, 77 или 109.

Потомки воздвигли Эмпедоклу статую в родном городе. Позже римляне перенесли ее в столицу и поставили на площади перед зданием Сената. Также сохранились скульптурные портреты философа, по которым можно составить приблизительное представление о его внешности.

Цитаты

Много разительных бед притупляет пытливые думы.

Жалок, кто смутное мнение в душе о бессмертных имеет.

Космос один, однако космос не составляет Вселенной, но образует лишь некоторую, небольшую часть Вселенной, остальная же часть ее представляет собой необработанную материю.

Ничто не может произойти из ничего, и никак не может то, что есть, уничтожиться.

Труды

• «О природе»
• «Очищение»

ФИЛОСОФИЯ ЭМПЕДОКЛА И АНАКСАГОРА.

Нужна помощь в написании работы?

Эмпедокл. В разработке своего учения Эмпедокл опирается на мысль Парменида о вечности, неразрушимости и неизменности истинно существующего. Однако он считает достоверным существование множества вещей, основу которых образуют четыре разнородных вещественных начала: огонь, воздух, вода и земля. Все в мире находится в процессе соединения и разложения. Помимо 4 вещественных (элементарных) начал в мире существуют также две вещественные движущие силы — любовь и вражда. Отличает неподвижные звезды от движущихся планет. Поразительная догадка о том, что свету необходимо время для распространения в пространстве, огромная скорость света не позволяет нам наблюдать длительность этого процесса. Растения возникли самопроизвольно до возникновения животных. Существующее в настоящее время множество форм животных порождалось постепенно. На первой стадии возникли отдельные органы будущих животных, на второй стадии происходило сочетание разнородных частей. Большинство из них погибли, уцелели только те, в которых части случайно оказались подходящими друг другу. Из сохранившихся образований на третьей стадии составилось множество форм, по виду уже животных, но еще лишенных различий между полами. Последние появляются только на 4 стадии — стадии порождений.

Анаксагор. Основная задача философии А — согласование провозглашенной элеатами вечности, нетленности истинно сущего с изменениями, движением и множеством, о которых свидетельствуют чувства. Мир не есть единство, чуждое различий и множеств. Он состоит из бесконечного числа делимых до бесконечности частиц.

 В каждой вещи есть частица другой. Жизнь мира есть процесс. Ум — сила, приводящая частицы в движение и производящая видимое в настоящее время состояние мира. В исходном состоянии мира все вещи были смешаны. Затем “ум”, т. е. движущая сила, коснулся этой смеси, и в ней возникло круговое движение, вследствие которого стали отделяться друг от друга ранее смешанные плотное и редкое, теплое и холодное, светлое и темное, сухое и влажное. Так возникли две огромные области: область огненного эфира — теплого, светлого и сухого вещества и область воздуха — вещества более плотного, холодного, темного и влажного. В дальнейшем путем сгущения выделились облака, из облаков — вода, из воды — земля и из земли — камни. Земля плоская, имеет форму барабана и держится на воздухе. Светила — камни, захваченные круговращением эфира. Солнце — раскаленная глыба. В природе господствует необходимость.

Поможем написать любую работу на аналогичную тему

Получить выполненную работу или консультацию специалиста по вашему учебному проекту

как древнегреческий мыслитель Эмпедокл философствовал любовью и враждой — Нож

Содержание:

Интеллектуальные прозрения Парменида не остановили попыток познать мир чисто физическим — натурфилософским — способом. По-прежнему рождались ученые, которых Парменид именовал людьми «о двух головах» и которые не могли всецело принять радикальную логику Парменида и отказаться от реальности чувственного мира. Тем не менее эти ученые столкнулись с дилеммой, которой до логических открытий элейцев мысль еще не знала. Философы оказались перед выбором: 1. Признать правоту Парменида относительно мира подлинного единого бытия, продолжая тем не менее выводить множественность мира явлений из множества вечных начал, как это сделал сам Парменид во второй части своей поэмы. В таком случае за счет определенного регресса можно было бы перенести на чувственные элементы те качества, которые Парменид приписывал вечному неделимому бытию и, углубив и еще больше систематизировав теорию мира становления, как бы убить двух зайцев — сохранить и безусловную истину, и правдоподобное мнение, а заодно и пусть неустойчивую, но все же определенную констелляцию мира чистого бытия и мира вечного становления. 2. Альтернативный подход заключался в радикализации мысли Парменида и признании несоизмеримости мира бытия и мира становления. Согласно этому взгляду познавать можно только бытие, о становлении же хоть и можно как-то высказываться, однако этот дискурс никогда не станет подлинным знанием, или эпистемой, но будет просто оперировать более или менее занимательными догадками.

Тем не менее и первый путь имел своих ярких приверженцев, и это в первую очередь Эмпедокл, который осуществили своего рода плодотворный «откат» к стилю мышления первых ионийских натурфилософов, дав начало целому ряду, выражаясь словами Джонатана Барнса, «неоионийских» (neo-Ionian) философских систем, которые разрабатывали не логику бытия, как Парменид, но его историю.

«Вот ты теперь взглянула б на него! Теперь! говорят: растения льнут к нему, где он ступает, и подземные воды пробиваются, где земли коснется его посох! Как этому не быть! А когда в грозу он смотрит на небо — туча разделяется, и ясный день проглядывает. Но что слова! Увидеть ты должна его! Мгновение взглянуть — и прочь! Сама я избегаю встречи с ним: могучая все преображающая сила в нем».

Так говорит героиня одной трагедии. Можно было бы подумать, что это написал какой-то античный трагик эпохи высокой классики, но это не так, или, если угодно, не совсем так: хотя написал это немецкий поэт-романтик Фридрих Гельдерлин, однако, во-первых, никто из европейских поэтов не чувствовал дух Античности лучше, чем он, а, во-вторых, написал он это именно об Эмпедокле в трагедии «Смерть Эмпедокла» (1800). Привели же мы эти строки для того, чтобы дать понять читателю, каким образом уже в эпоху Античности воспринималась личность Эмпедокла — так же, как Пифагора, Гераклита и многих других загадочных и странных людей, а именно как чудотворца, волхва, святого, мага, мудреца и полубога, и именно поэтому, как отмечают Керк и Рэйвен, Эмпедокл был «излюбленным предметом апокрифических биографических россказней» (Presocratic philosophers). А раз так, нам вновь придется оставить надежду на точную реконструкцию биографии мыслителя и воспользоваться самым проверенным и «надежным» исследовательским методом, которым мы уже не раз пользовались в прошлых статьях: всецело довериться безграничному воображению древних и послушать то, что сами они говорят об Эмпедокле, а выводы относительно того, что тут правда, а что выдумка, оставить на совести читателя.

Эмпедокл родился в городе Акрагант (совр. Агридженто), дорийской колонии на о. Сицилия, основанной в VI в. до н. э. выходцами с о. Родос, в очень знатной и богатой семье, поскольку дед его, как передают, был в состоянии содержать скаковых лошадей и, возможно, даже одержал победу в 71 олимпиаде (496 г. до н. э.). Отцом Эмпедокла был то ли Метон, то ли Эксенет, то ли Архином. Во времена его детства городом правил Ферон (488–472 гг. до н. э.), который вместе со своим родственником тираном Гелоном из Сиракуз разбил карфагенян в битве при Гимере (480 г. до н. э.). После того как умер справедливый и просвещенный правитель Ферон, его место занял его сын Фрасидей, который, по словам Диодора Сицилийского, «даже в то время как его отец был еще жив, был жесток и кровожаден, а после смерти отца управлял родным городом без уважения к законам и как тиран» (Ист. библ. XI, 53). Это было одной из основных причин, почему Фрасидей скоро обрел свою гибель, а город Агригент отказался от тирании в любом ее проявлении и перешел к демократическому политическому устройству. В этом переходе важную роль сыграл как отец Эмпедокла, не допустивший рецидива тирании, когда для нее представился шанс, так и сам Эмпедокл, который распустил так называемое Тысячное собрание — временный олигархический политический институт, — чем доказал, как пишет Диоген Лаэртский, что он «не только из богатых, но и из демократически мыслящих» (VIII, 66). Причем, когда восхищенный народ предложил Эмпедоклу стать царем города, тот любезно отказался, но не из-за злостного презрения к согражданам, как в свое время Гераклит, а исключительно предпочитая вести обычную жизнь простого человека, которым он, разумеется, не был, да и славолюбия, признаться, был вовсе не чужд, ибо, как сообщает византийский лексикограф Суда (s.v. Empedocles), «с золотым венцом на голове, бронзовыми амиклами на ногах и Дельфийской гирляндой в руках он ходил по городам, желая снискать о себе славу как о боге».

Не последнюю — а может и главную — роль в политической жизни Эмпедокла сыграло его ораторское мастерство. Считается, что его учеником был великий софист Горгий из Леонтин, а одним из известных последователей — Коракс из Сиракуз, который вместе со своим учеником Тисием традиционно считаются основателями риторики. Возможно, именно поэтому Аристотель в несохранившемся диалоге «Софист» именно Эмпедокла называет изобретателем риторики.

Есть свидетельство, что Эмпедокл посещал общегреческую колонию Фурии как раз в то время, когда она была основана, то есть примерно в 445–444 г. до н. э. Этот город был построен под эгидой Афин на месте разрушенного в конце VI в. до н. э. Сибариса оставшимися в живых жителями последнего и новоприбывшими афинскими поселенцами. В числе последних были величайшие знаменитости, которые сами хоть и не были афинянами, но проживали до этого в Афинах — историк Геродот, софист Протагор, который написал для Фурий конституцию, оратор Лисий, архитектор и градостроитель Гипподам, а также известный прорицатель и близкий друг Перикла — Лампон. Все эти люди входили в свое время в интеллектуальный кружок Перикла и Аспазии в Афинах, кружок, все члены которого были известными «вольнодумцами», разделявшими в общем и целом идеи софистического просвещения, в основе которого лежал скепсис и релятивизм. Вполне вероятно поэтому, что такой известный человек и мыслитель, как Эмпедокл, не мог не вступить в контакт с этой интеллектуальной богемой Фурий, и его визит не мог пройти незамеченным для последней. Однако, когда мы в дальнейшем будем изучать непосредственно философское учение Эмпедокла и его мировоззрение, мы удивимся, насколько оно в основе своей чуждо этим новым веяниями эпохи, глашатаями которых были Геродот и Протагор*. Другими словами, Эмпедокл — всецело «несвоевременный» человек прошлой формации, человек эпохи орфико-пифагорейских мистерий, подлинной глубины религиозного чувства и истовой веры в чудеса и прорицания, которыми изобиловала как Южная Италия, так и Сицилия — этот священный остров Деметры и Персефоны — со своими хтоническими культами, и Гатри, конечно, совершенно прав, когда говорит, что «кажется почти невероятным, что такой человек, как Эмпедокл, мог жить в пору расцвета греческого рационализма, просвещения и скепсиса».

* Геродот, конечно, не был безбожником или человеком, который не верил в прорицания. Наоборот, его «История», в отличие от сочинения Фукидида, изобилует чудесами, наивными верованиями и баснословными нелепицами (которые и придают ей неповторимое очарование). И все же Геродот — человек новой формации, он, как и софисты, много путешествует, следствием чего всегда является определенный релятивизм, гуманизм и мировоззренческий плюрализм, когда «чужое» не отбрасывается как ложное и вредное (или даже достойное уничтожения), но включается в «свое» как одна из вариаций последнего, и в итоге можно сказать, что греки верят в Зевса, а египтяне — в Амона-Ра, хотя по сути это одно и то же. Следовательно, мы верим в одного и того же бога, имеющего лишь различные названия — собственно, это и есть точка зрения просвещенного язычества, которое никогда не знало религиозной нетерпимости, вошедшей в историю человечества только с многострадальным еврейским народом.

Эмпедокл вдобавок ко всему был еще и очень серьезным колдуном, о чем говорит Диоген Лаэртский со ссылкой на Сатира Перипатетика, который в свою очередь ссылается на Горгия, якобы лично видевшего акты колдовства.

Есть предположение (Guthrie), что это вообще была древняя стандартная магическая практика для «работы» с ветрами, поскольку аналогичное свидетельство мы находим уже у Гомера, где сказано, что когда Одиссей был в гостях у Эола, повелителя ветров, последний подарил ему мех, сделанный из кожи девятигодовалого быка, в который запихал все ветра, кроме нежного Зефира (Одиссея, X, 10–25). Плутарх же в трактате «О любопыстве» (1) дает такое рационалистическое объяснение этому акту колдовства: «ученый Эмпедокл, перегородив ущелье, из которого на равнину дул удушливый и тлетворный ветер с юга, избавил, как известно, страну от моровой язвы»: в таком случае получается, что Эмпедокл просто сшил из этих мехов большие кожаные ветровые заслоны.

В другой раз Эмпедоклу удалось сохранить бездыханное тело умершей женщины нетленным в течение тридцати дней, после чего та благополучно ожила, что, в свою очередь, убедительно доказывает, что таинственная сила Эмпедокла по регенерации мертвой материи существенно превосходила таковую, например, у Иисуса Христа, который смог оживить праведного Лазаря всего лишь на четвертый день после смерти (Ин. 11).

По поводу смерти Эмпедокла существует примерно пять версий, поэтому мы расскажем лишь две — самую поэтическую и невероятную и самую прозаическую и вероятную. Согласно первой версии дело было так (Гераклид, фр. 83 + Гермипп, фр. 27): Эмпедокл исцелил одну безнадежную больную по имени Панфея, от лечения которой уже отказались все тамошние врачи (возможно, это была вышеупомянутая тридцатидневная покойница), и в знак признательности богам совершал благодарственные жертвоприношения на Писианактовом поле, после чего, как водится, был устроен пир, на котором присутствовал и бойфренд Эмпедокла по имени Павсаний. После пира все разбрелись отдыхать — кто на траву, кто под куст, кто под дерево, кто еще куда, Эмпедокл же остался на своем месте. Потом, когда все пробудились, хвать, а Эмпедокла на месте нету. Они давай спрашивать прислугу, где, мол, Эмпедокл. А те говорят, что не знают, и лишь один прислужник сказал, что видел, как разверзлось небо, и оттуда раздался глас божий, призывающий Эмпедокла по имени. После этого, как передают, Эмпедокл, никем не замеченный, встал со своего ложа и пошел к вулкану Этна, у подножия которого стоит город Акрагант.

Узнали же об этом благодаря тому, что одна из бронзовых сандалий философа была извергнута привередливым вулканом и упала невдалеке обрыва кратера. Так по сандалии и был опознан великий волхв Эмпедокл и по ней же была реконструирована сцена его кончины, а бойфренд Эмпедокла Павсаний лишь воскликнул: «Теперь Эмпедоклу надо приносить жертвы как ставшему богом!»

Согласно второй версии случилось вот что (Тимей, F6): «Эмпедокл уехал в Пелопоннес и более не возвращался, оттого и неизвестно, как он умер». Говорят еще, что Эмпедоклу в Акраганте воздвигли статую, которую потом забрали римляне и установили перед Сенатом. Пусть читатель сам решит, какой версии ему верить, мы же перейдем к изучению философского — уже вполне достоверного — учения Эмпедокла.

Эмпедокл, по одной версии, был учеником Пифагора (или же его сына Телавга), по другой — Парменида, а по третьей — Ксенофана, и, кажется, мы не очень отдалимся от истины, если предположим, что он либо слушал их всех поочередно, либо одновременно, либо не слушал никого из них, но знал о них лишь понаслышке — в любом случае, сейчас это уже совершенно не важно, а важно лишь то, что Эмпедокл, без сомнения, был прекрасно знаком с учениями всех этих великих мужей. До нас дошли фрагменты двух сочинений Эмпедокла — разумеется, это поэмы, написанные, возможно, в подражание Пармениду. Первая из них имела традиционное название «О природе» (Περὶ Φύσεως) и была посвящена его возлюбленному Павсанию, а вот вторая — совсем нетрадиционное «Очищения» (Καθαρμοί). Согласно свидетельствам, Эмпедокл писал также тексты по медицине, трагедии и эпиграммы, однако ничего из этого до нас не дошло. Диоген Лаэртский (VIII, 77) сообщает, что обе поэмы вместе насчитывали 5 тыс. строк, тогда как сборник «Суда» говорит, что поэма «О природе» состояла из двух книг и насчитывала примерно 2 тыс. строк, но ничего не говорит о существовании второй поэмы. Таким образом, то, что дошло до нас, составляет примерно одну пятую от исходного объема «О природе» и еще менее от «Очищений» — всего 450 строк. Несмотря на такой дефицит ipsissima verba (подлинных высказываний — лат.) Эмпедокла, реконструкция его учения на основании сохранившихся фрагментов представляется вполне возможной, однако прежде чем перейти к ней, нужно прояснить одну деталь. Дело в том, что обе поэмы совершенно различны как по содержанию, так и по мировоззрению, и создается впечатление, что они могли быть написаны вообще двумя разными людьми. Керк и Рейвен в своей «Истории досократиков», по которой в течение второй половины XX века обучался всякий продвинутый гуманитарий западного англоязычного мира, пишут: «В то время как „О природе“ старается в первую очередь дать объяснение вселенной и ее устройству, и в ходе этого, как кажется, не оставляет никакого места для бессмертной души, „Очищения“ выстроены на основе пифагорейской доктрины переселения душ» (Presocratic philosophers).

Поэтому, как пишет профессор Розмари Райт (Wright) из Университета Уэльса, «ученые, изучающие Эмпедокла, всегда были озабочены проблемой примирения сложной научной философии, адресованной конкретному индивиду (любимому ученику Павсанию. — Прим. авт.), с публичными призывами к моральному и религиозному образу жизни, который, как кажется, с этой философией несовместим». Однако проблема «примирения», по-видимому, является следствием современного противопоставления мифа и логоса, совершенно чуждого античному мировоззрению — то есть это кажущаяся проблема. Такое противопоставление религиозного и научного стало педалироваться с конца XIX века в эпоху классического позитивизма, когда истины и достижения науки, до помутнения вскружив голову обществу и придя в противоречия с истинами, изложенными в традиционных религиозных текстах, вынуждали ученых принимать одну из двух сторон — либо ты строгий ученый и веришь в вечные факты науки, либо ты теолог и мистик, и тогда путь в науку тебе закрыт. В отношении Античности наиболее гармоничную и господствующую, как кажется, до сих пор (это не значит, что полностью удовлетворительную) точку зрения по этому вопросу представил Вильгельм Нестле в своей знаменитой работе 1940 года «От мифа к логосу» (Vom Mythos Zum Logos). Тем не менее даже в секулярное время позитивизма действительно величайшие научные умы продолжали оставаться подлинно религиозными людьми, как например, Макс Планк, создатель квантовой физики, который в работе «Религия и естествознание» говорит, что «и религия, и естествознание нуждаются в вере в Бога, при этом для религии Бог стоит в начале всякого размышления, а для естествознания — в конце». Более оригинальную версию научной веры предложил Гейзенберг, основатель квантовой механики: «Первый глоток из стакана естествознания делает атеистом, но на дне стакана ожидает Бог». Цитаты, примиряющие разум и веру, можно было бы множить до бесконечности, достаточно вспомнить многотомное собрание богословских сочинений Исаака Ньютона, здесь же достаточно подчеркнуть еще раз, что для философского сознания древнего грека религиозная жизнь никогда не составляла проблемы, нуждающейся в нигилистическом и секулярном разрешении или примирении с философией. Античность знала только одного философа-атеиста — это Диагор из Мелоса (V в. до н. э.), которого так и прозвали: Атеист, ибо других атеистов — несмотря на постоянные обвинения философов в бесчестии — не было, следовательно, и научная «проблема» примирения религиозных и философских взглядов Эмпедокла, равно как и множества других философов, есть не что иное, как ошибка и искажение исходной методологической и герменевтической оптики. Разобравшись с этим важным моментом, пойдем дальше и попробуем реконструировать философию Эмпедокла, исходя из нескольких тематических блоков.

Оратор Исократ в одной из своих речей (Antidosis, XV, 268), равно как и Аристотель (Метафизика, 985 а30-35), примерно в одно и то же время (сер. IV в. до н. э.) упоминают Эмпедокла как первого, кто положил в основу сущего четыре элемента в качестве материи и два — Любовь (φῐλία) и Вражду (νεῖκος) — в качестве источника движения. Эти четыре элемента суть вода, воздух, огонь и земля, однако Эмпедокл называет эти стихии не обычными их названиями, но «корнями», или «ризомами», вселенной (τῶν πάντων ῥιζώματα), и иногда приписывает им божественные имена. Так, огонь — это Зевс, земля — Аид, воздух — Гера, а вода — это Нестис, которая являлась богиней подземных вод у сикулов — коренного (вместе с сиканами) народа Сицилии, давшего острову его имя. Вот слова уже самого Эмпедокла (фр. 6):

Выслушай прежде всего, что четыре есть корня вселенной:
Зевс лучезарный, и Аидоней, и живящая Гера,
Также слезами текущая в смертных источниках Нестис.

(Здесь и далее пер. М. Гаспарова)

Таким поэтическим метафорам не стоит удивляться, ибо, как отмечает уже цитировавшаяся выше специалистка по Эмпедоклу доктор Розмари Райт, «экзотический словарь и усложненный стиль, характеризующий талант Эмпедокла, часто делают его сочинения двусмысленными и неясным, особенно если сравнивать с более простым языком и четкой аргументацией поэмы Парменида, но ведь именно это и придает им очарование». Таким образом, с Эмпедоклом в науку входит совершенно судьбоносный структурный принцип, гласящий, что все состоит из четырех основных элементов и различных их комбинаций, принцип, который с известными модификациями продержится тысячелетия — вплоть до возникновения современной химической науки в эпоху Нового времени. Эти элементы вечны и неподвижны, они ни из чего не происходят и ни во что не превращаются, в отличие от архэ (воздух, вода и т. д.) ионийских философов, которое благодаря внешнему количественному воздействию (сжатию, охлаждению, нагреву и т. д.) меняло свою качественную форму проявления, то есть становилось другим веществом, сохраняя при этом свою исходную сущность. Следует также добавить, что элементы одушевлены, и что Эмпедокл почитает их за исходные божества (A 32), что еще раз доказывает гармоничность научного и религиозного мировоззрения эллинов. Как же тогда происходят изменения в материи и как из элементов образуются различные объекты? Это происходит благодаря уже упоминавшимся двум силам и причинам движения — Любви и Раздору.

Также нужно добавить, что, парадоксальным образом, Любовь может расторгать, а Вражда — соединять: так, Любовь соединяет разнородное, образуя смесь разных элементов, а Вражда разъединяет разнородное в смеси и группирует их в отдельные однородные массы — воду с водой, огонь с огнем и т. д.

Но и другое тебе я поведаю: в мире сем тленном
Нет никакого рожденья, как нет и губительной смерти:
Есть лишь смешенье одно и размен того, что смешалось, —
Что и зовут неразумно рождением темные люди. (Фр. 7)

В том, что рождение и гибель — иллюзия, Эмпедокл следует Пармениду, сохраняя его фундаментальный принцип «только бытие есть», из чего также следует отрицание пустоты как возможности небытия: «нет во Всем нигде пустоты: и откуда ей взяться?» (Фр. 11). Любовь и вражда действуют не только на уровне микрообъектов этого мира, но и на уровне макрообъектов Вселенной, образуя космические циклы Единства и Множества, чередование которых представляет собой Ананкэ (Необходимость). Космическая Вражда действует за пределами элементов, Любовь — внутри или между самих элементов. Когда наступает очередь преобладания Любви во вселенной — эра Афродиты — и связанная с ней фаза единства, все элементы притягиваются и сжимаются, образуя предельно плотную космическую смесь, или Сферу, в которой отсутствует разделение, множественность и движение и которая тождественна сфере подлинного логического бытия Парменида. Симпликий (Комм. к Физике) поясняет, что Сфера — это образ умопостигаемого космоса, тогда как наш мир множественности, в котором господствует Вражда, — это мир чувственного космоса, но оба мира при этом состоят из четырех элементов. В случае единства элементы существуют парадигматически, то есть как мыслимые первообразы, в случае множественности — иконически, или как чувственные отображения. Эмпедокл говорит, что «равный ото всюду и всяких лишенный пределов Сфайрос» существует «под плотным слоем Гармонии» (Фр. 22, 24). Здесь мы видим сразу две отсылки к истоками философствования Эмпедокла — к гармонии пифагорейцев, управляющей вселенной, и к все той же логической сфере бытия, о которой говорит Парменид, ибо «cфера Эмпедокла вне всякого сомнения смоделирована по образцу сферы Парменида» (Kirk, Raven). В этом отношении «круглый Сфайрос» Эмпедокла (σφαίρος κυκλοτερής) из фр. 27 терминологически вполне соответствует благокруглому, или хорошо закругленному Шару (εὐκύκλου σφαίρης) Парменида из фр. 8., ст. 43. Сфера, или плотный вихрь из четырех элементов, удерживается Любовью, которая господствует в его центре. Нужно понимать, что Раздор (Распря, Вражда) будучи также вечным, никуда при этом не исчезает, но отходит на периферию Сферы. И вот, по закону необходимости, он начинает усиливаться и соединяться с тем минимальным количеством себя самого, которое все же присутствовало в элементах Сферы, все более проникая таким образом внутрь последней и вытесняя оттуда Любовь. Так начинается новый цикл — эпоха распада Единства и образования мира чувственного космоса — людей, растений, животных, богов и вещей.

Когда мы читаем эту совершенно «научную» поэму, мы видим, что богиня Афродита из смеси элементов сначала создает образы и цвета всего сущего, а потом помещает их в огонь для закалки, подобно тому как горшечник обжигает в печи глину.

Образы все и цвета преходящих возникли созданий, —
Все, сколько ныне на свет их вышло из рук Афродиты…
Образы, в быстрый Огонь предала их для твердой закалки. (Фр. 64, 66)

Происходит это на определенной серединной стадии чередования мировых циклов — между полным сжатием материи в Сфере, когда бытие становится умозрительными, и тотальным распадом на абсолютную множественность, когда существует только перманентное деление и расслоение сущего — что, разумеется, тоже является всецело умозрительным.

Далее Афродита, закаляя формы сущего, помещает их, как уже говорилось, в тигли, расположенные внутри Земли. Определенные пропорции элементов в этих тиглях образуют кости, кровь, плоть и другие компоненты, необходимые для порождения живых существ и растений (Ср. Симпликий, B 96, 98). Рождение жизни проходит четыре фазы.

1-я фаза:

Поначалу живые существа начинают появляться из Земли не целиком, но по частям, и если, например, современный философ Жиль Делез обещался научить нас и научил, как стать телом без органов, то Эмпедокл вполне доходчиво и красочно показал нам, что мы из себя представляли, когда существовали в качестве органов без тела, а именно:

Выросло много голов, затылка лишенных и шеи,
Голые руки блуждали, в плечах не имея приюта,
Очи скитались по свету, одни, безо лбов сиротея (Фр. 51)

Такое состояние имеет очень хороший термин для обозначения, весьма популярный в традиции философии постструктурализма — это хаосмос, то есть не космос, не хаос, а некое потенциальное и вероятностное состояние саморегулирующейся смысловой и онтологической креативности. Состояние это возникает потому, что исходно в концепции Эмпедокла — да и всех остальных вплоть до Платона и Аристотеля — отсутствует понятие имманентной цели, присущей объекту, или пресловутой целевой причины, которой был одержим Аристотель. Собственно говоря, цель — это истина объекта, что бы под последним ни понималось (вещь, событие, отношение), это то, ради чего он зарождается, существует и гибнет. При этом цель не домысливается и не примысливается субъектом в вещь, но исходит изнутри самой вещи, поскольку введена туда самим фюзисом, или природой этой вещи, всегда стремящейся к своей энтелехии — осуществлению цели. Когда в системе отсутствует цель, это говорит лишь о том, что система функционирует благодаря либо случайности, либо необходимости, либо случайной необходимости, поскольку случай и необходимость, необходимость случая, его неизбежность, были во многом тождественными понятиями для грека (Guthrie). Так, Эмпедокл везде заявляет, что смена эпох Любви и Распри происходит согласно необходимости, или Ананкэ (ἀνάγκη), что не мешает ему тут же признать, что «все существа оказались наделенными сознанием по воле Случая (Τύχη)» (Фр.103). И тут нечему удивляться — в системе, где действуют совершенно слепые силы любви и вражды, недостаток отчетливо выраженной целевой компоненты заменяется традиционными и очень древними представлениями о судьбе и случае — подлинными богами и правителями всего античного миросозерцания.

2-я фаза:

Но как скоро тесней божество с божеством сочеталось,
Стали тогда и они как попало сходиться друг с другом;
Множество также других прирождалося к ним беспрерывно.
Множество стало рождаться двуликих существ и двугрудых,
Твари бычачьей породы являлись с лицом человека,
Люди с бычачьими лбами, создания смешанных полов:
Женщин с мужчинами смесь, с бесплодными членами твари. (Фр. 53, 55)

Как видим, органы без тела беспорядочно сталкиваются друг с другом, образуя гротескные сочетания, превращаясь в чудовищ и уродов. Так появляются кентавры, минотавры, химеры, сциллы, харибды и прочие мифологические существа.

3-я фаза:

Ныне услышь и о том, как Огонь, выделяясь особо,
Вывел в ночи сокровенные отпрыски многострадальных
Жен и мужей, — ибо речь та не будет пуста, ни бесцельна.
Цельноприродные облики первыми встали из персти,
Равную долю Тепла имея и равную Влаги;
Огнь их выталкивал вверх, сочетаться желая с подобным,
Вовсе еще не имевших ни милого образа тела,
Ни звучащей речи, ни мужам присущего члена. (Фр. 56)

Здесь мы видим, что тела уже приобретают естественные формы, однако процесс порождения носит не генитальный характер, но по-прежнему заключается в комбинации элементов.

4-я фаза:

Надвое членов природа разорвана: часть у мужчины…
После приходит Желание, зреньем будя вспоминанье… (Фр. 57, 58)

На этой стадии прослеживается отчетливая гендерная дифференциация. Люди (и животные) начинают испытывать половое влечение (πόθος), которое инспирируется созерцанием особи противоположного пола. Так случайность покидает область антропогенеза, и ее место занимает половое размножение сообразно природной необходимости: мутантные агрегаты, созданные беспорядочным соединением органов без тела, равно как и перволюди и первозвери, порожденные взаимодействием четырех элементов, превращаются в нормальный человеческий или животный организм, транслирующий свою наследственную программу через половое размножение.

Таким образом, все произошло из четырех элементов и Вражды и Любви как фундаментальных космических сил — не только люди, животные, птицы, растения и вещи, но «также и боги (θεοί) из них (элементов. — Прим. авт.), многочтимые, долгие днями» (Фр. 21).

Скудные средства у нас в телесных рассеяны членах,
Много разительных бед притупляет пытливые думы.
Только малую часть узрев человеческой жизни,
Быстрою смертью, как дыма струя, разметаются люди,
Только то и узнав, что каждому встретить случилось
В суетной жизни стезе; а всякий мнит целое ведать!
Оку людскому незримо оно, ни уху не внятно,
Ни умом не объемлемо.
Исследовать должен ты всячески, где что открыто,
Зренью не более веры давая, чем гулкому слуху,
Слуху — не более, чем языка показаниям ясным;
Ни остальных твоих членов, где только есть путь для познанья,
Веры твоей не лишай, а исследуй, где что открыто. (Фр. 2, 3)

Как мы видим, Эмпедокл, в отличие от Парменида, не столь оптимистичен касательно возможностей познания. Если последний рассматривал разум как единственный истинный источник познания, ни во что при этом не ставя чувства, то Эмпедокл говорит: все виды познания несовершенны, а поэтому надо использовать их все и ничем не гнушаться, ибо выбирать человеку, в общем и целом не из чего, да и жизнь слишком коротка, чтобы быть столь привередливым, как Парменид.

В конечном счете, Эмпедокл, как и прочие неоионийцы, пытается спасти мир явлений, мастерски упраздненный Парменидом. Как пишет Джонатан Барнс, «неоионийцы просто обязаны были спасти чувства в качестве указателей и инструментов раскрытия истины» (Presocratic philosophers). То же самое спустя сто лет будет делать Аристотель, «подчищая» последствия платоновского идеализма под девизом σῴζειν τὰ φαινόμενα! (спасем мир явлений!), то же самое будут делать и все остальные «антиидеалисты» вплоть до неокантианцев с их извечными призывами «назад к Канту!» и т. д. и т. п. И это говорит не о том, что кто-то в истории философии прав, а кто-то заблуждался, это говорит лишь о том, что сам способ рождения и решения научных проблем имеет тенденцию к периодической повторяемости в виде некоего интеллектуального вечного возвращения.

Эмпедокл уже в древности прославился своим оригинальным учением о восприятии и познании. Так, глаз имеет строение, сходное с фонариком или автомобильной фарой — огонь, заключенный внутрь зрачка, просто исходит из последнего и освещает вещи, либо же свет, истекающий из вещи, проникает в глаз. Слух, как нетрудно догадаться, связан с ухом, которое Эмпедокл называет «мясной сук». Воздействие извне приводит его в движение, как колокольчик, после чего воздух, порожденный этим колебанием, отправляется в грудь, где производится уже непосредственно звук (A 86). Познание заключается в крови и основано на древнем принципе «подобное познается подобным». Будучи таковым, познание представляет собой всецело телесный процесс и является как бы одним из ощущений:

Сердце питается кровью, прибоем ее и отбоем,
В нем же находится то, что у нас называется мыслью —
Мысль человека есть кровь, что сердце вокруг омывает.
Землю Землей созерцаем и Воду мы видим Водою,
Дивный Эфир — Эфиром, Огнем — Огонь беспощадный,
Также Любовью — Любовь, и Раздор — ядовитым Раздором. (Фр. 105, 109)

То, что человек мыслит кровью и что именно кровь — средоточие мышления, не должно нас удивлять, ибо, как отмечал Эрик Доддс, «до Платона никто никогда, или почти никогда, не говорил о душе как о вместилище разума» (Греки и иррациональное). При этом дифференциация органов чувств и соответствующих им объектов оказывается возможной потому, что все тела испускают определенные истечения и имеют специальные поры для восприятия этих истечений, из которого и рождается ощущение. При этом в поры каждого органа чувств могут проникнуть только такие истечения — или, как бы мы сказали, стимулы — от объекта, которые соответствуют ему по размеру, дабы образовать взаимную симметрию (συμμετρία).

И так во всем, не исключая мысли — ибо мыслить можно только то, что испускает соответствующие истечения, и если истечения от объекта мысли соответствуют порам крови, то происходит акт понимания, а если не соответствует — то непонимания. При этом из всех субстанций именно кровь, в отличие от отдельных органов, обладает наиболее широким диапазоном восприятия истечений. Другими словами, поры крови наиболее универсальны, в результате чего именно при помощи мысли можно охватить наибольшее количество объектов и наиболее всесторонним образом.

К экзистенциальному состоянию человека и ответу на вопрос Толстого «что мне делать и зачем я живу?» Эмпедокл обратился во второй своей поэме. «Очищения», как отмечал Вернер Йегер, — «это единственная сохранившаяся древнегреческая поэма, в которой мы сталкиваемся лицом к лицу с орфическим пиетизмом — хотя и в весьма усовершенствованном виде, — пропущенным через призму удивительной индивидуальности» (The Theology Of Early Greek Philosophers). Собственно, под словом κᾰθαρμός (это почти что то же самое, что знаменитый катарсис, κάθαρσις) подразумевается обычно какое-то средство, которое должно очистить человека или сообщество от скверны или греха (μίασμα). Это может быть ритуальное омовение водой, искупительное жертвоприношение, либо соблюдение какого-либо самоограничения. Также этим словом может обозначаться низшая степень посвящения в мистерии или даже сами священные тексты, которые содержат сведения и рекомендации по избавлению от осквернения.

Эмпедокл начинает поэму «Очищения» с приветствия жителей Акраганта и провозглашения своей божественности (фр. 112), что может привести в недоумение, поскольку мы помним, каким ярым поборником равенства и демократии был Эмпедокл, отказавшийся от царских почестей. Объясняется это тем, что Эмпедокл равен остальным людям в политическом измерении, то есть как гражданин, но далеко превосходит их в измерении этическом и религиозном как обретший просветление мудрец, призванный спасти и остальных. И хотя дискурс религии и политики в Античности всегда переплетался друг с другом (не)видимыми нитями (вспомнить хотя бы роль Дельфийского оракула для общегреческой политики), это лишний раз свидетельствует об определенной автономии и независимости религиозной жизни индивида и его политической активности, чего не было, к примеру, в древневосточных монархиях, да и в самой Греции в крито-микенскую эпоху, где эти области совпадали и где отсутствовала дефиниция «частного» и «общественного», о чем подробнее можно почитать здесь.

Итак, согласно Эмпедоклу, удел человека незавиден, то есть философ продолжает старую добрую традицию экзистенциального пессимизма, пронизывающего учения Анаксимандра, Гераклита и Пифагора.

Что-то было им совершено in illo tempore (в стародавние времена — лат.), что ввергло его в юдоль печали, обреченную на цепь перерождений. Что же это? Послушаем Эмпедокла:

Если из демонов (δαίμονες) кто, долговечною жизнью живущих,
Члены свои обагрит нечестиво кровавым убийством
Или, вступивши в раздор, поклянется преступною клятвой, —
Тридцать тысяч времен вдали от блаженных скитаться
Тот осужден, возрождаясь в различных обличиях смертных,
Тяжкие жизни пути проходя одни за другими. (Фр. 115)

Как видно из первой строки данного фрагмента, речь идет о том, что преступление совершают некие даймоны, или демоны. Традиционно под этим словом в данном фрагменте понимают душу человека как существующую «до» падения в тело, или в могилу, ибо тело (σῶμα) и могила (σῆμα) для грека в некотором смысле суть одно. Однако помимо того, что даймоны — это еще и посредники между богами и людьми, часто слово даймон употребляется просто как эквивалент бога. На самом деле Эмпедокл следует здесь более древней традиции, идущей еще от Гесиода, согласно которой и боги не безгрешны и могут быть подвержены отлучению или изгнанию, особенно если нарушат клятву священным водами подземной реки Стикс, текущей в Аиде (Теогония, 793–804). Новшество Эмпедокла, однако, заключается в том, что он к этому древнему воззрению прибавляет пифагорейскую концепцию реинкарнации (Guthrie).

Платон — также будучи ярым адептом этой пифагорейской доктрины — считает, что цикл перерождений длится 10 тыс. лет (Федр, 248 е), а Геродот, говоря, что учение о реинкарнации — это заимствование из Египта (а откуда же еще, ведь для грека все интересное и необычное — из Египта!), указывает 3 тыс. лет (История, II, 123). Перевоплотиться душа, ясное дело, может не только в человека, но и в растение и животное, при этом если перерождаться в последнее — то лучше всего в льва, а если в растение — то в лавр (фр. 127). Если же угораздит родиться в образе людском, то лучше всего стать прорицателем, врачом или политиком, поскольку после этого можно уже переродиться в богов «всех превосходящих почестями» (фр. 146). При этом Эмпедокл и сам говорит, что уже прошел цепь перерождений и скоро получит полное освобождение:

«Был уже некогда отроком я, был и девой когда-то,
Был и кустом, был и птицей, и рыбой морской бессловесной.
Ныне привет вам! Бессмертному богу подобясь средь смертных,
Шествую к вам, окруженный почетом, как то подобает,
В зелени свежих венков и в повязках златых утопая». (Фр. 117, 112)

Мы помним, что жизнь зарождается в «серединный» период между полной Любовью и Враждой. Единство Сферы уже нарушено, и Распря движет мироздание к тотальной множественности, так вот жизнь возникает именно на этом этапе — то есть этапе преобладания Вражды, ибо нужно учесть, что будет и второй «серединный» этап, когда начнется движение в обратную сторону — от множественности в сторону единства Сферы — и именно тогда был Золотой век, из которого выпал человек. Схема Истории поэтому выглядит так:

Путь туда.

Сфера → период распада (преобладание Вражды) → рождение жизни (падение душ в тела — 30 тыс. лет)→ дальнейший период распада → тотальная множественность и торжество Вражды.

Путь обратно.

Тотальная множественность → начало периода слияния и преобладание Любви → устойчивое состояние и преобладание Любви, или Золотой Век (жизнь душ до падения в тело — 30 тыс. лет?) → тотальное слияние в Сфере и абсолютное господство силы Любви. → Начало нового цикла распада и т. д.

Мир наш — это «замурованная пещера»,

«дол безотрадный,
Где и Убийство, и Злоба, и сонмы всех Бед смертоносных,
Немощей, плоть изнуряющих, Язв и текучих Недугов
В черном мраке бредут по лугам, где обитель Обмана». (Фр. 121, 122)

А раз так, то и познать толком здесь ничего нельзя, о чем, как мы уже видели, Эмпедокл говорит и в поэме «О природе», что еще раз подчеркивает целостное философско-мистическое мировоззрение философа и неразрывность обеих поэм. И тут, конечно, сразу возникает несколько знаменитых аллюзий на Платона — на миф о пещере из седьмой книги «Государства», в которой обречен жить смертный, познавая не вещи, но лишь их теневые отражения, и на миф об Эре из последней книги того же платоновского диалога, где души, после того как они испили воды забвения из реки Леты, релаксируют на лугу перед тем, как избрать себе свою новую судьбу — очередное перерождение.

А лишился он того, о чем мечтал Герберт Маркузе: мира без правителей, войн, кровопролития, ненависти, отчуждения, насилия, нужды, изнуряющего труда и эксплуатации — короче говоря, жизнь тогда руководствовалась фрейдистским принципом удовольствия (Lustprinzip), а не принципом реальности (Realitätsprinzip), как теперь. Богов тогда тоже не было, и все прославляли только Афродиту, ибо «везде дружелюбно Любовь процветала» (фр. 130). Таким образом, Эмпедокл используют древнюю идею о райской жизни или Золотом веке, которую в Античности впервые изложил Гесиод в поэме «Труды и дни», но которая, разумеется, гораздо древней и присутствует в мифологиях многих народов. Как же спастись нам теперь? Первым делом нужно «не вкушать от порока» (фр. 144). Под пороком в первую очередь подразумевается забвение обетов вегетарианства, но также секс, брак и деторождение, о чем мы узнаем от Ипполита Римского в его «Опровержении всех ересей» (VII, 30.4). Ни в коем случае нельзя совершать жертвоприношения, связанные с кровопролитием, ибо делая это, мы убиваем друг друга, поскольку души наших родственников, друзей и родителей могли воплотиться в убиваемое нами на алтаре во славу богов животное.

Милого сына схватив, изменившего только наружность,
В жертву с молитвой его закалает отец неразумный!
Жертва с мольбою к стопам припадает, палач же, не внемля,
Режет и мерзостный пир готовит в просторных палатах.
Также бывает, что сын из родителя или же дети,
Душу исторгнув из матери, плоть пожирают родную. (Фр. 137)

Бог — это «Дух святой, несказанный, от века мыслями быстрыми вкруг обегающий все мирозданье» (фр. 134). Такой бог очень похож на Бога, о котором говорит ап. Павел, ибо Бог «не в рукотворных храмах живет и не требует служения рук человеческих, как бы имеющий в чем-либо нужду, Сам давая всему жизнь и дыхание и все. От одной крови Он произвел весь род человеческий для обитания по всему лицу земли, назначив предопределенные времена и пределы их обитанию, дабы они искали Бога, не ощутят ли Его и не найдут ли, хотя Он и недалеко от каждого из нас: ибо мы Им живем и движемся и существуем» (Деян. 17:24-28). Как видим, Эмпедокл продолжает традицию критики антропоморфизма в религии, идущую еще от Ксенофана Колофонского. При этом, как явствует из сказанного выше, у него есть и другие представители божественного, которых Гатри на основании содержания обеих поэм Эмпедокла сгруппировал в шесть категорий.

1. Четыре первоэлемента.
2. Любовь и вражда.
3. Собственно боги, которые рождаются в результате комбинации элементов.
4. Сфера.
5. Только что указанный «Святой дух».
6. Даймоны или души, павшие в тела и ставшие людьми.

Таково в общих чертах религиозно-философское учение Эмпедокла.

Итак, мы познакомились с философией Эмпедокла. Это был во многом новаторский мыслитель — именно он предположил, что скорость света хоть и очень высока, однако все же представляет собой конечную величину, что яростно отвергал Аристотель и многие после него, полагая, что скорость света бесконечна. Теперь мы знаем, что Аристотель ошибался. Именно Эмпедокл ввел в физику понятие «силы» — сугубо физической величины, управляющей материальными процессами путем притяжение и отталкивания, и нас не должно смущать, что силы он называл на психологический манер Любовью и Враждой и вообще почитал за богов. Именно Эмпедокл, как уже говорилось, ввел в физическую теорию принцип четырех элементов, что до этого предполагалось (у Пифагора), но эксплицитно и в качестве архэ никогда не выражалось.

Для устранения этой «двойственности» выдвигались самые различные гипотезы. Одни говорили, что Эмпедокл в результате разочарования в занятиях наукой поменял свое мировоззрение и бросился с головой в спасительную орфико-пифагорейскую теологию, другие — что наоборот, в определенный момент своей жизни, забросив мистицизм, обратился к чистой науке, третьи — что было два Эмпедокла, один — мистик, а другой — ученый, и они ненавидели друг друга. Более тонкие ученые, такие как Вернер Йегер, считали, что Эмпедокл — это не существовавший до тех пор «новый синтетический тип философской личности» (Theology). Лично мы в этом споре встаем на сторону замечательного исследователя Эрика Доддса. Вот что он пишет: «Эмпедокл представляет собой отнюдь не новый, а наоборот, очень древний тип личности — тип личности шамана, соединяющего в своей деятельности неразделимые в древности функции мага и натуралиста, поэта и философа, проповедника, целителя, посредника и советника в общественных делах. После Эмпедокла эти функции навсегда разделились» («Греки и иррациональное»). Что до самой мысли Эмпедокла, то Джонатан Барнс, называя его наряду с Анаксагором и Демокритом неоионийцем (то есть адептом чувственного восприятия, утверждающим равноправие и реальность материи), выделяет пять проблемных точек его взаимоотношения с мейнстримом тогдашней философии — элейской школой Парменида.

1. Рождение как появление чего-то абсолютно не бывшего до этого — невозможно.
2. Изменение существующих субстанций — возможно.
3. Движение — возможно.
4. Предполагается движущая причина, которая и есть причина изменений.
5. Восстанавливается в правах эмпирическое наблюдение.

«Рождение и уничтожение, как они считали, с некоторыми значительными оговорками можно оставить в небытии элейской преисподней (Eleatic hell), — пишет Джонатан Барнс. В самом деле, они были удивительно небрежны в своем отношении к изменению (alteration). Однако в отношении движения они были непреклонны. Прощай, Элея, вещи могут двигаться. И они действительно двигаются».

Presocratic philosophers

Профессор Кэтрин Осборн из университета Восточной Англии на основе скрупулезного анализа текстологического материала первоисточников предложила несколько десятилетий назад версию, что две поэмы Эмпедокла — это сомнительный миф некоторых доксографов, а на самом деле «Эмпедокл написал одну поэму о природе, называемую некоторыми „Очищения“, которая предположительно состояла из трех книг и объемом была примерно в две тысячи строк» (Empedocles Recycled in: The Classical Quarterly, 37, № 1 (1987)). А раз так, то мы не только не имеем права разделять единое сложное мировоззрение философа на два более простых — научное и религиозное, но мы не можем даже прочитывать тексты Эмпедокла так, как мы это делали раньше, ведь если так называемые Очищения — это часть единой поэмы, то все религиозно-этические категории, которые в них содержатся, должны с неизбежностью быть перенесены на «материалистический» субстрат нарратива первой части.

Теперь мы будем вынуждены сказать, что торжество Распри начинается потому, что даймоны совершают космическое преступление — кровопролитие, а раз так, то физическая область материи не имеет самостоятельного онтологического статуса и зависит от этических интенций населявших космическое пространство in illo tempore существ, то есть от воли даймонов.

«Необходимость остается, — пишет Осборн, — но моральный выбор также имеет значение, таким образом вопросы мотивации и ответственности становятся куда более важными, чем об этом говорит традиционная точка зрения».

Empedocles Recycled

К сожалению, в рамках данного ознакомительного очерка у нас не было возможности поговорить подробно обо всех точках зрения и способах интерпретации этого удивительного сицилийского мыслителя. Мы преследовали более скромную цель — дать общий абрис философии Эмпедокла и обозначить проблемные места, которые, возможно, в дальнейшем подвигнут читателя к самостоятельному поиску. В следующей статье мы поговорим о философе Анаксогоре из города Клазомены.

Лекции по античной и средневековой философии в рамках курса «История философии»

2018 год

24 акад. часа, 12 лекций

Вопросы к экзаменту по дисциплине «История философии»

(на сайте «Научно-образовательного центра Института философии  РАН см. вкладки: Аспирантура — Обучение в аспирантуре — Экзамен «История философии»)

1. Античная философия: хронология, периодизация, источники. Доксография Г. Дильса.
2. Ионийская натурфилософия.
3. Сравнительный анализ учений Парменида и Гераклита.
4. Философия Эмпедокла. Атомизм Демокрита.
5. Философские взгляды софистов и Сократа.
6. Философия Платона.
7. Философия Аристотеля.
8. Эллинистическая философия: стоицизм, скептицизм, эпикуреизм.
9. Неоплатонизм: основные школы и представители; иерархия бытия; комментаторская традиция неоплатонизма.
10. Средневековая философия: патристика и схоластика.
11. Философия эпохи Возрождения.

ЛЕКЦИИ 1 и 2  

16.10.2018

Ранняя греческая философия.

Хронологические границы. Периодизация. Основные представители и школы. Значение слова «философия» и ранние контексты его употребления. Термины «доксография», «досократики». Античная история философии, доксографы и биографы. Первые философские учения, проблемы и тексты.

Литература:

Античная философия: Энциклопедический словарь. М.: Прогресс, 2008.

Фрагменты ранних греческих философов / Издание подготовил А.В. Лебедев. М.: Наука, 1989.

Ссылки на статьи из энциклопедического словаря «Античная философия»:

Античная философия. Введение ; Семь мудрецов; Милетская школа ; Фалес ; Анаксимандр ; Апейрон ; Анаксимен ; Пифагор ; Алкмеон ; Филолай; Гераклит ; Элейская школа ; Парменид ; Зенон Элейский ; Эмпедокл ; Анаксагор ; Демокрит ; Атомизм ; Элементы

Ссылки на главы из «Фрагментов ранних греческих философов»:

Пифагор ; Алкмеон ; Гераклит ; Парменид; Эмпедокл ; Анаксагор .

Избранные цитаты:

Надпись на колонне храма Аполлона в Дельфах

«Познай самого себя»

С о л о н

«Седмицы человеческой жизни»

пер. В. Латышева

Маленький мальчик, еще неразумный и слабый, теряет,
Чуть ему минет семь лет, первые зубы свои;
Если же Бог доведет до конца седмицу вторую,
Отрок являет уже признаки зрелости нам.
В третью у юноши быстро завьется, при росте всех членов,
Нежный пушок бороды, кожи меняется цвет.
Всякий в седмице четвертой уже достигает расцвета
Силы телесной, и в ней доблести явствует знак.
В пятую — время подумать о браке желанном мужчине,
Чтобы свой род продолжать в ряде цветущих детей.
Ум человека в шестую седмицу вполне созревает
И не стремится уже к неисполнимым делам.
Разум и речь в семь седмиц уже в полном бывают расцвете,
Также и в восемь — расцвет длится четырнадцать лет.
Мощен еще человек и в девятой, однако слабеют
Для веледоблестных дел слово и разум его.
Если ж десятое Бог доведет до конца семилетье,
Ранним не будет тогда смертный конец для людей.

С е м ь  м у д р е ц о в

«Ничего слишком» (Солон)

«Мера – наилучшее» (Клеобул)

«Что возмущает тебя в ближнем – того не делай сам» (Питтак)

«Наслаждения смертны, добродетели бессмертны» (Периандр)

Рассказывают, что некие ионийские отроки [заранее] купили у милетских рыбаков улов с одной закидки невода. Когда же был вытащен треножник, то возник спор, покуда милетцы не послали в Дельфы, и бог ответил так:

Потомок Милета, ты спрашиваешь Феба о треножнике?
Кто первый из всех в мудрости — тому присуждаю треножник.

Посему дают Фалесу, Фалес — другому [из семи мудрецов], тот — третьему и т. д. вплоть до Солона, а Солон сказал, что первый в мудрости — бог, и отослал [треножник] в Дельфы (Диоген Лаэртский, О жизни, учениях и изречениях знаменитых философов. Кн. 1)

Ф а л е с

Все произошло из воды

«Все полно богов»

Магнит (также янтарь) «имеет душу», т. к. «движет железо»

А н а к с и м а н д р

«Вещи уничтожаются в те же самые элементы, из которых они возникли, согласно предназначению: они выплачивают (им) законную компенсацию ущерба в установленный срок времени» (Анаксимандр, Β 1 DK).

К с е н о ф а н

«Боги не все открыли людям с самого начала, но люди сами постепенно находят все бо­лее совершенное» (Ксенофан, B 18 DK)

Г е р а к л и т

«Этот Логос (Речь) сущий вечно люди не понимают и прежде, чем выслушать, и выслушав однажды. Ибо, хотя все сталкиваются напрямую с этим Логосом (Речью), они подобны незнающим, даром что узнают на опыте [точно] такие слова и вещи, какие описываю я, разделяя согласно природе и высказывая [их] так, как они есть. Что ж касается остальных людей, то они не осознают того, что делают наяву, подобно тому как этого не помнят спящие» (Геркалит, B 1 DK)

[Аристотель. Риторика III, 1407b11–20: «Расставить знаки препинания в произведениях Гераклита – большой труд, потому что неясно, что к чему относится: к последующему или предыдущему, как например в начале произведения, где он говорит: этот Логос сущий вечно люди не понимают».]

«На входящих в те же самые реки притекают в один раз одни, в другой раз другие воды» (Геркалит, B 12)

«Этот космос, один и тот же для всех, не создал никто из богов, никто из людей, но он всегда был, есть и будет вечно живой огонь, мерно возгорающийся, мерно угасающий» (Геркалит, B 30)

«Душам смерть — воды рожденье, воде смерть — земли рожденье, из земли вода рождается, из воды — душа» (Геркалит, B 36)

«Многознание уму не научает, а не то научило бы Гесиода и Пифагора, равно как и Ксенофана с Гекатеем» (Геркалит, B 40)

«Границ души тебе не отыскать, по какому бы пути [=в каком бы направлении] ты ни пошел: столь глубока ее мера» (Геркалит, B 45)

«Выслушав не мою, но эту-вот Речь (Логос), должно признать: мудрость в том, чтобы знать все как одно» (Геркалит, B 50)

«Они не понимают, как враждебное находится в согласии с собой: перевернутое соединение (гармония), как лука и лиры» (Геркалит, B 51)

«Война — отец всех, царь всех: одних она объявляет богами, других — людьми, одних творит рабами, других—свободными» (Геркалит, B 53)

«Тайная гармония лучше явной» (Геркалит, B 54)

«Море — вода чистейшая и грязнейшая: рыбам — питьевая и спасительная, людям — негодная для питья и губительная» (Геркалит, B 61)

«Владыка, чье прорицалище в Дельфах, и не говорит, и не утаивает, а подает знаки» (Геркалит, B 93)

«Природа любит прятаться» (B 123)

«Человек — свет в ночи: вспыхивает утром, угаснув вечером. Он вспыхивает к жизни, умерев, словно как вспыхивает к бодрствованию, уснув» (Геркалит, B 26)

«Сухая душа — мудрейшая и наилучшая» (Геркалит, B 118)

П а р м е н и д

«Мыслить и быть – одно и то же» (Парменид, B 3),

«Одно и то же мышление и то, о чем мысль» (Парменид, B 8)

«То, чего нет, нельзя ни познать, ни высказать» (Парменид, B 2 DK)

З е н о н  Э л е й с к и й

«Cамый быстрый бегун ни­когда не догонит самого медленного, т. к. необходимо, чтобы догоняющий прежде достиг места, откуда начал двигаться убегающий, поэтому бегущий более медленно по необходимости всегда должен быть чуть впереди» (Зенон Элейский, fr. A 26 DK)

А н а к с а г о р

«О рождении и гибели эллины думают неправиль­но: на самом деле ничто не рождается и не гибнет, но соединяется из вещей, которые есть, и разделяется» (Анаксагор, fr. B 17 DK).

«Чего в каждой вещи больше всего содержится, тем она с наибольшей яс­норазличимостью была и есть» (Анаксагор, fr. B 12)

«Явления – видимое обна­ружение невидимого» (Анаксагор, fr. B 21a).

Ум-Нус безграничен, самодержавен, ни с чем не смешан, и в то время как прочие вещи участвуют во всеобщей смеси, он один пребывает сам по себе; он есть нечто «самое тонкое и чистое»; знает все обо всем; обладает «вели­кою силой»; властвует во всех одушевленных существах; Ум – при­чина всеобщего природного круговращения; ему известно и что находится в смеси, и что выделилось из нее; Ум все упорядочил, все быв­шее, ныне сущее и будущее; он тот же во всех вещах, как великих, так и малых (описание Анаксагорова Ума согласно Симпликию, Simpl. In Phys. 164, 24– 165, 4 = fr. B 12).

«Всякое ощущение сопровождает­ся болью» (Анаксагор, fr. B 32)

Падающие звезды Анаксагор сравнивал с искрами, которые сып­лются с неба от движения небосвода (Анаксагор, fr. A 42).

Г и п п о к р а т (род. 460)

«Жизнь коротка, путь искусства долог, удобный случай скороприходящ, опыт обманчив, суждение трудно» (Гиппократ. Афоризмы, 1)

«Для врача самое лучшее – позаботиться о способности предвидения. В самом деле, когда он будет предузнавать и предсказывать у больных и настоящее, и прошедшее, и будущее, и все то, что больные опускают при своем расска­зе, то, конечно, ему будут верить, что он больше знает дела больных, так что с большею доверчи­востью люди будут решаться вручать себя врачу. А задача лечения наилучше будет совершаться, если он из настоящих страданий предузнает будущие. Да и в самом деле, сделать всех здоровыми невозмож­но; конечно, это последнее далеко было бы пре­восходнее, чем предузнавать последствия будущего. Но так как люди умирают одни прежде, чем при­гласят врача, по причине силы болезни, а другие вскоре после приглашения – одни прожив один день, другие несколько дольше, – прежде чем врач благодаря своему искусству мог бы воспротивиться каждой болезни, то должно врачу узнавать природу таких страданий, именно насколько они преодолева­ют телесные силы (а вместе с тем, если есть что в болезнях божественного), и научаться предвидению этого. Этим именно способом он по заслуге приоб­ретет себе уважение и будет хорошим врачом, ибо тех больных, которые могут побороть болезнь, он, конечно, сможет уберечь гораздо лучше, задолго предусматривая каждый отдельный случай, а, пред­узнавая и предсказывая, кто из больных умрет, кто останется в живых, поставит себя вне всякого наре­кания».

Д е м о к р и т (род. 460)

«По обычаю сладость, по обычаю горечь, по обычаю холод, цвет, теплота, на самом же деле – атомы и пустота» (Демокрит, fr. 90; 55)

«Истина – в глубине» (Демокрит, fr. 51)

«Человек – то, что всем известно» (Демокрит, fr. 165)

Он говорит, что «Малый диакосмос» был написан им в 730 году после взятия Трои (Демокрит, A 1 DK)

ЛЕКЦИИ 3 и 4  

23.10.2018

3. Софисты. 

4. Сократ. — Платон как ученик Сократа. — Другие ученики Сократа и их произведения.

Литература:

Античная философия: Энциклопедический словарь. М.: Прогресс, 2008.

Платон. Апология Сократа

Исократ. Против софистов

Ссылки на статьи из энциклопедического словаря «Античная философия»:

Софисты ; Протагор ; Гиппий ; Горгий; «Двоякие речи»; Продик ; Сократ ; Сократические школы; Киники; Антисфен Афинский; Диоген Синопский; Мегарская школа; Евклид Мегарский; Федон из Элиды.

Избранное:

П р о т а г о р (род. 480)

«Человек есть мера всех вещей: существующих – что они есть, несуществующих, что их нет. Каковым мне представляется нечто, таково оно для меня. Каковым оно представляется тебе, таково для тебя» (Протагор, = Платон. Теэтет, 152a, ср. более кратко: Кратил, 385ef; ср.: A 14).

Г о р г и й (род. 470)

Ничего нет; а если бы даже нечто и было, то оно было бы непознаваемо; даже если бы оно было познаваемо, его невозможно было бы высказать в слове и истолковать другому.

«Д в о я к и е  р е ч и»

1. О добре и зле

(1) Двоякие речи говорятся в Элладе философствующими о добре и зле. А именно, одни говорят, что добро и зло отличны друг от друга; по мнению же других, (добро и зло) одно и то же, и то, что благо для одних, для других есть зло, и для одного и того же человека (то же самое) бывает иногда благом, иногда — злом. (2) К мнению последних присоединяюсь и я сам. Я возьму примеры из человеческой жизни, потребностями которой являются еда, питье и половая потребность. В самом деле, эти (вещи) для больного (человека) могут быть злом, для здорового же и нуждающегося в них являются благом. (3) И излишество в этих (вещах) имеет дурные последствия для предающихся ему, для тех же, которые ради удовлетворения этих (потребностей) трудятся и зарабатывают (деньги), (эти вещи) являются благом. Болезнь есть зло для больных, для врачей же — благо. Смерть есть зло для умирающих, а для продавцов вещей, нужных для похорон, и для могильщиков — благо. (4) Богатый урожай хлебов для земледельцев — благо, а для торговцев — зло. То, что корабли изнашиваются и терпят бедствие, это для владельца корабля зло, для кораблестроителей же благо. (5) Далее, то, что железо ржавеет, притупляется и стирается, для прочих это зло, для кузнеца же благо. Что глиняная посуда бьется, для остальных это зло, для гончаров же благо. Что обувь изнашивается и рвется, для прочих это зло, для сапожника же благо. (6) В гимнастических и музыкальных состязаниях, — взять хотя бы для примера бег взапуски, — а также на войне, победа для победителя есть благо, для побежденных же зло.

С о к р а т (469-399)

Я знаю, что ничего не знаю

Текст обвинения Сократа, 399 г. (Ксенофонт, Воспоминания о Сократе. Кн. 1)

«Сократ виновен в том, что не почитает богов, почитаемых государством, а вводит другие, новые божества; виновен также в том, что развращает молодежь».

И с о к р а т (род. 436)

«Против софистов» (390 г.)

(1) Если бы те, кто берется воспитывать других, старались говорить правду и воздерживались от обещаний, выходящих за пределы того, что они в состоянии исполнить, то, конечно, они не пользовались бы дурной славой. Теперь же смелость, с которой некоторые лица предаются необдуманному хвастовству, привела к тому, что действия тех, кто предпочитает нисколько не заботиться о своем образовании, кажутся исполненными большего смысла, чем поступки людей, специально занимающихся философией. И прежде всего кто не проникнется одновременно ненавистью и презрением к тем, кто наставляет других в искусстве спора? Они делают вид, что стремятся к истине, а между тем уже в самом начале своих обещаний начинают лгать.

(2) Я думаю, для всех совершенно очевидно, что предвидеть будущее не свойственно нашей натуре; наоборот, мы настолько далеки от того, чтобы обладать такими способностями, что даже Гомер, который снискал величайшую славу за свою мудрость, изобразил в ряде случаев, как сами боги совещаются о будущем, — не потому, что он знал об их замыслах, но тугому, что хотел показать нам, что для людей эта область — одна из недоступных.

(3) [Наглость софистов]: они пытаются убедить молодых людей в том, что если они станут их слушателями, то будут знать, что надо делать, и благодаря этому знанию станут счастливыми. Выдавая себя за учителей и хозяев столь великих благ, они не стыдятся просить за них всего лишь по три-четыре мины.

(4) [Недорого ценят самые важные вещи]: Оценивая так недорого добродетель и счастье человека, они выдают себя за разумных людей и претендуют на то, чтобы быть учителями других. При этом они заявляют, что ничуть не нуждаются в деньгах, с презрением называя богатство «серебришком» и «золотишком», а сами ради весьма небольшой прибыли обещают сделать своих учеников разве что не бессмертными.

(5) [Софисты противоречат себе]: Ученикам, от которых они должны получить плату, сами же они не доверяют (apistoysi), хотя они собираются их учить справедливости (dikaiosyne). Наоборот, тех, чьими учителями они никогда и не были, — тех они заставляют ручаться за выплату денег, которые им будут должны ученики. Конечно, с их стороны это весьма предусмотрительно, однако выходит, дела их противоречат их речам (toi d’epaggelmati tanantia prattontes).

(6) Разве не нелепо то, что люди, внушающие другим понятие о добродетели и скромности, не доверяют прежде всего своим собственным ученикам? Ведь надо думать, что те, кто покажет себя людьми высокой нравственности и порядочности в отношениях с другими, никак уж не погрешат против тех, благодаря кому они стали такими людьми.

(7) [Софисты обманщики и болтуны]: те, кто учит мудрости (sophian didaskontas) и наделяет счастьем (eydaimonian paradidontas), 1) сами во многом нуждаются и от учеников своих получают жалкую плату, 2) выискивают противоречия в словах, а в своих делах их не замечают, и 3) претендуют на знание будущего, но о настоящем не могут ни сказать, ни посоветовать ничего дельного. Напротив, те, кто руководствуется общепринятыми мнениями, более согласны друг с другом и чаще добиваются успеха, чем те, кто провозглашает себя знающими, — тогда вполне естественно, на мой взгляд, что эти люди проникаются презрением к такого рода занятиям и считают их праздной и пустой болтовней, а не заботой о душе.

К с е н о ф о н т (род. ок. 430 г.)

Воспоминания о Сократе, книга 1, глава 1

Что касается первого пункта обвинения, будто он не признает богов, признаваемых государством, какое доказательство этого они привели? Жертвы он приносил часто как дома, так и на общих государственных алтарях: это все видали; к гаданиям прибегал: это тоже ни для кого не было тайной. По всему городу шли толки о рассказах Сократа, что божественный голос дает ему указания: это-то, мне кажется, и послужило главным основанием для обвинения его в том, что он вводит новые божества. На самом же деле он так же мало вводит нового, как и все прочие люди, признающие искусство узнавать будущее, которые делают это по птицам, голосам, приметам и жертвам: они предполагают, что не птицы и не встречные люди знают, что полезно для гадающих, но что боги через них указывают это; и Сократ думал так же.

Кто изу­ча­ет дела чело­ве­че­ские, наде­ет­ся осу­ществлять то, чему научит­ся, как для себя, так и для дру­гих, для кого захо­чет. Но дума­ют ли иссле­до­ва­те­ли боже­ских дел, что они, познав, по каким зако­нам про­ис­хо­дят небес­ные явле­ния, сде­ла­ют, когда захотят, ветер, дождь, вре­ме­на года и тому подоб­ное, что им пона­до­бит­ся, или же они ни на что подоб­ное и не наде­ют­ся, а им кажет­ся доста­точ­ным толь­ко познать, как совер­ша­ет­ся каж­дое явле­ние тако­го рода? (16) Вот как он гово­рил о людях, зани­маю­щих­ся эти­ми вопро­са­ми, а сам все­гда вел беседы о делах чело­ве­че­ских: он иссле­до­вал, что бла­го­че­сти­во и что нече­сти­во, что пре­крас­но и что без­образ­но, что спра­вед­ли­во и что неспра­вед­ли­во, что бла­го­ра­зу­мие и что небла­го­ра­зу­мие, что храб­рость и что тру­сость, что государ­ство и что государ­ст­вен­ный муж, что власть над людь­ми и что чело­век, спо­соб­ный власт­во­вать над людь­ми, и т. д.: кто зна­ет это, тот, думал он, чело­век бла­го­род­ный, а кто не зна­ет, по спра­вед­ли­во­сти заслу­жи­ва­ет назва­ния раба.

глава 2

Уди­ви­тель­ным кажет­ся мне так­же и то, что неко­то­рые пове­ри­ли, буд­то Сократ раз­вра­ща­ет моло­дежь, — Сократ, кото­рый, кро­ме упо­мя­ну­тых качеств, преж­де все­го был всех на све­те воздер­жан­нее в любов­ных наслаж­де­ни­ях и в употреб­ле­нии пищи, затем луч­ше всех пере­но­сил холод, жару и вся­ко­го рода труды и к тому же был вос­пи­тан в такой уме­рен­но­сти в потреб­но­стях, что, при совер­шен­но ничтож­ных сред­ствах, обла­дал всем ему необ­хо­ди­мым.

Он гово­рил еще то, что, по исхо­де души, в кото­рой толь­ко и про­ис­хо­дит мыш­ле­ние, тело само­го близ­ко­го чело­ве­ка поско­рее выно­сят и хоро­нят. «Даже и при жиз­ни, — гово­рил он, — вся­кий хоть и любит себя более все­го, но сам отни­ма­ет от сво­е­го соб­ст­вен­но­го тела все ненуж­ное и бес­по­лез­ное и дру­гим пору­ча­ет это делать. Так, напри­мер, люди сами у себя обре­зы­ва­ют ног­ти, воло­сы, мозо­ли, и вра­чам пре­до­став­ля­ют отре­зать и выжи­гать [у себя боль­ные части тела] со стра­да­ни­ем и болью, да еще счи­та­ют себя обя­зан­ны­ми за это пла­тить им; слю­ну выпле­вы­ва­ют изо рта как мож­но даль­ше, пото­му что, оста­ва­ясь во рту, поль­зы она не при­но­сит им ника­кой, а гораздо ско­рее при­но­сит вред».

Книга 4, глава 2

(24) Тут Сократ спро­сил:

—Ска­жи мне, Эвти­дем, в Дель­фы ты когда-нибудь ходил?

—Даже два раза, кля­нусь Зев­сом, — отве­чал Эвти­дем.

—Заме­тил ты на хра­ме где-то над­пись: «Познай само­го себя»?

—Да.

—Что же, к этой над­пи­си ты отнес­ся без­раз­лич­но, или обра­тил на нее вни­ма­ние и попро­бо­вал наблюдать, что ты собою пред­став­ля­ешь?

—Конеч­но нет, кля­нусь Зев­сом: я вооб­ра­жал, что это-то уж вполне знаю; едва ли я знал бы что-нибудь еще, если бы не знал даже само­го себя.

— Как ты дума­ешь, кто зна­ет себя, — тот ли, кто зна­ет толь­ко имя свое, или тот, кто узнал свои спо­соб­но­сти, делая наблюде­ния над собой, каки­ми он обла­да­ет каче­ства­ми как чело­век, подоб­но тому, как при покуп­ке лоша­дей поку­па­тель толь­ко тогда счи­та­ет себя знаю­щим лошадь, кото­рую он хочет узнать, когда про­из­ведет наблюде­ния над ней, — смир­ная она, или с норо­вом, силь­ная или сла­бая, быст­рая или мед­лен­ная и вооб­ще како­вы ее поло­жи­тель­ные и отри­ца­тель­ные свой­ства как лоша­ди? Таким обра­зом, кажет­ся мне, кто не зна­ет сво­их сла­бо­стей, не зна­ет себя. А то раз­ве не оче­вид­но, — про­дол­жал Сократ, — что зна­ние себя дает людям очень мно­го благ, а заблуж­де­ние отно­си­тель­но себя — очень мно­го несча­стий. Кто зна­ет себя, тот зна­ет, что для него полез­но, и ясно пони­ма­ет, что он может и чего он не может. Зани­ма­ясь тем, что зна­ет, он удо­вле­тво­ря­ет свои нуж­ды и живет счаст­ли­во, а не берясь за то, чего не зна­ет, не дела­ет оши­бок и избе­га­ет несча­стий. Бла­го­да­ря это­му он может опре­де­лить цен­ность так­же и дру­гих людей и, поль­зу­ясь так­же ими, извле­ка­ет поль­зу и обе­ре­га­ет себя от несча­стий. Напро­тив, кто не зна­ет себя и име­ет оши­боч­ное пред­став­ле­ние о сво­их спо­соб­но­стях, тот нахо­дит­ся в таком же поло­же­нии и по отно­ше­нию ко всем людям и ко всем чело­ве­че­ским делам: он не зна­ет сво­их нужд, не пони­ма­ет, что дела­ет, не зна­ет людей, с кото­ры­ми име­ет дело, а обо всем этом име­ет пре­врат­ное поня­тие и чрез это не полу­ча­ет поль­зы и впа­да­ет в несча­стья.

ЛЕКЦИИ 5-6

30.10.2018

5. ПЛАТОН (428/7—347).

Биография Платона. Платон и Сократ. Период странствий Платона после казни Сократа. 1-я Сицилийская поездка. — Основание Академии. — Корпус Платоновских сочинений: общая характеристика. — Как цитировать сочинения Платона; издание Анри Этьена (Стефана). — Особенности жанра сократического диалога у Платона. Пересказанные и прямые диалоги, с литературной рамкой и без рамки. — Периодизация творчества. — Доказательства бессмертия души у Платона («Федон», «Федр»). Знание и мнение. Учение об идеях. Бог, космос и человек («Тимей»). Социально-политические взгляды Платона («Государство»).

Литература:

Античная философия: Энциклопедический словарь. М.: Прогресс, 2008. Статьи: Платон ; «Федон»; «Федр»; «Государство» ; «Парменид» ; «Тимей».

К вопросу об античных изданиях сочинений Платона.

Аристофан Александрийский. Издание по трилогиям.

Фрасилл. Издание по тетралогиям

1. Какова должна быть жизнь философа: «Евтифрон, или О благочестии», «Апология», «Критон», «Федон, или О душе».
2. «Кратил, или О правильности имен», «Теэтет, или О знании», «Софист, или О бытии», «Политик, или О царской власти».
3. «Парменид, или Об идеях», «Филеб, или Об удовольствии», «Пир, или О благе», «Федр, или О любви».
4. «Алкивиад I, или О природе человека», «Алкивиад II», «Гиппарх», «Соперники».
5. «Феаг», «Хармид», «Лахет», «Лисид».
6. «Евтидем», «Протагор», «Горгий», «Менон».
7. «Гиппий Больший», «Гиппий Меньший», «Ион», «Менексен».
8. «Клитофонт, или Вступление», «Государство, или О справедливости», «Тимей, или О природе», «Критий, или Атлантида».
9. «Минос», «Законы», «Послезаконие», «Письма».

Многие принимают за начало «Апологию Сократа».

Некоторые начинают с «Государства», некоторые – с «Алкивиада», некоторые – с «Феага», иные – с «Евтифрона», иные – с «Клитофонта», иные – с «Тимея»…

(Диоген Лаэртский, «О жизни, учениях и изречениях знаменитых философов, книга 3)

К вопросу о жанровой особенности диалогов Платона:

1.

Начало диалога «Лисид»:

«Я направился из Академии прямо в Ликей дорогой, которая окаймляет городскую стену снаружи и тесно к ней примыкает. Когда я оказался у небольшого входа – того, что расположен у Панопова источника, – я встретил там Гиппотала, сына Гиеронима, Ктесиппа из Пэании и других толпившихся вокруг них молодых людей»

«Хармид»:

«Вернулся я вчера вечером из лагеря под Потидеей, и так как я долго отсутствовал, то с радостью пошел к привычным местам бесед. Зашел я также в палестру Посейдона Таврия, что напротив царского храма, и застал там много народу – некоторые из них были мне незнакомы, большинство же известны»

«Государство»:

«Вчера я ходил в Пирей вместе с Главконом, сыном Аристона, помолиться богине, а кроме того, мне хотелось посмотреть, каким образом справят там ее праздник, – ведь делается это теперь впервые. Прекрасно было, по-моему, торжественное шествие местных жителей, однако не хуже оказалось и шествие фракийцев. Мы помолились, насмотрелись и пошли обратно в город».

2.

«Феаг»:

Д е м о д о к.  Мне необходимо было бы поговорить с тобой наедине, мой Сократ, если у тебя есть время; и если ты не слишком занят, то ради меня удели время беседе.

С о к р а т.  Но я и так свободен, в особенности же если я тебе нужен. И если ты хочешь мне что-то сказать, ничто этому не препятствует.

«Горгий»:

К а л л и к л.  На войну и на битву, как уверяют, долгие сборы, Сократ!

С о к р а т.  А что, разве мы, так сказать, опоздали к празднику?

К а л л и к л.  Да еще к какому изысканному празднику! Только что Горгий так блеснул перед нами своим искусством!

Тимей

С о к р а т.   Один, два, три – а где же четвертый из тех, что вчера были нашими гостями, любезный Тимей, а сегодня взялись нам устраивать трапезу?

Т и м е й.  С ним приключилась, Сократ, какая-то хворь, уж по доброй воле он ни за что не отказался бы от нашей беседы.

С о к р а т.   Если так, не на тебя ли и вот на них ложится долг восполнить и его долю?

Т и м е й.  О, разумеется, и мы сделаем все, что в наших силах! После того как вчера ты как подобает исполнил по отношению к нам долг гостеприимства, с нашей стороны было бы просто нечестно не приложить усердия, чтобы отплатить тебе тем же.

С о к р а т.   Так. Но помните ли вы, сколько предметов и какие именно я предложил вам для рассуждения?

Т и м е й.   Кое-что помним, а если что и забыли, ты здесь, чтобы напомнить нам; а еще лучше, если это тебя не затруднит, повтори вкратце все с самого начала, чтобы оно тверже укрепилось у нас в памяти.

3.

«ПИР»

(Аполлодор и его друг)

     «К вашим расспросам я, по-моему, достаточно подготовлен. На днях, когда я шел в город из дому, из Фалера, один мой знакомый увидел меня и сзади шутливо откликнул издали.

     — Эй, крикнул он, Аполлодор, фалерский житель, погоди-ка!

     Я остановился и подождал.

     — Аполлодор, — сказал он, — а ведь я как раз искал тебя, чтобы расспросить о том пире у Агафона, где были Сократ, Алкивиад и другие, и узнать, что же это за речи там велись о любви. Один человек рассказывал мне о них со слов Феникса, сына Филиппа, и сказал, что ты тоже все это знаешь. Но сам он ничего толком не мог сообщить, а потому расскажи-ка мне обо всем этом ты – ведь тебе больше всех пристало передавать речи твоего друга. Но сначала скажи мне, присутствовал ли ты сам при этой беседе или нет?

     И я ответил ему:

     Видимо, тот, кто тебе рассказывал, и впрямь не рассказал тебе ничего толком, если ты думаешь, будто ьеседа, о которой ты расспрашиваешь, происходила недавно, так что я мог там присутствовать.

     — Да, именно так я и думал, — отвечал он.

     — Да что ты, Главкон! — воскликнул я. — Разве ты не знаешь, что Агафон уже много лет здесь не живет? А с тех пор как я стал проводить время с Сократом и взял за правило ежедневно примечать все, что он говорит и делает, не прошло и трех лет. Дотоле я бродил где придется, воображая, что занимаюсь чем-то стоящим, а был жалок, как любой из вас, — к примеру, как ты теперь, если ты думаешь, что лучше заниматься чем угодно, только не философией.»

     «Кто же рассказывал об этом тебе, не сам ли Сократ? – Нет, не Сократ, а тот же, кто и Фениксу, – некий Аристодем из Кидафин, маленький такой, всегда босоногий; он присутствовал при этой беседе, потому что был тогда, кажется, одним из самых пылких почитателей Сократа. Впрочем, и самого Сократа я кое о чем расспрашивал, и тот подтвердил мне его рассказ.»

«ПАРМЕНИД»

Кефал (рассказывает)

Кефал. Когда мы прибыли в Афины из нашего родного города Клазомены, мы встретились на площади с Адимантом и Главконом. Адимант, взяв меня за руку, сказал:

— Здравствуй, Кефал! Если тебе здесь что-нибудь нужно, скажи, и мы сделаем, что в наших силах.

— Затем-то я и прибыл, — ответил я, — чтобы обратиться к вам с просьбой.

— Скажи же, что тебе нужно, — сказал он.

Тогда я спросил:

— Как было имя вашего единоутробного брата? Сам я не помню: он был еще ребенком, когда я прежде приезжал сюда из Клазомен. С той поры, однако, прошло много времени. Отца его звали, кажется, Пирилампом.

— Совершенно верно.

— А его самого?

— Антифонтом. Но к чему, собственно, ты об этом спрашиваешь?

— Вот эти мои сограждане, — объяснил я, — большие почитатели мудрости; они слышали, что этот вот самый Антифонт часто встречался с приятелем Зенона, неким Пифодором, и знает на память ту беседу, которую вели однажды Сократ, Зенон и Парменид, так как часто слышал от Пифодора ее пересказ.

— Ты говоришь совершенно верно, — сказал Адимант.

— Вот ее-то, — попросил я, — мы и хотели бы прослушать.

— Это не трудно устроить, — ответил Адимант, — потому что Антифонт в юности основательно ее усвоил, хотя теперь-то он, по примеру своего деда и тезки, занимается главным образом лошадьми. Но, если надо, пойдемте к нему: он только что ушел отсюда домой, а живет близко, в Мелите.

После этого разговора мы пошли к Антифонту и застали его дома; он отдавал кузнецу в починку уздечку. Когда он того отпустил, братья сообщили ему о цели нашего прихода; он узнал меня, помня по моему прежнему приезду сюда, и приветствовал. А когда мы стали просить его пересказать ту беседу, он сначала отказывался, говоря, что дело это трудное, но потом стал рассказывать.

«ФЕДОН»

105 d-e

– Что должно появиться в теле, чтобы оно было живым?

– Душа, – сказал Кебет.

– И так бывает всегда.

– А как может быть иначе? – спросил тот.

– Значит, чем бы душа ни овладела, она всегда привносит в это жизнь?

– Да, верно.

– А есть ли что-нибудь противоположное жизни или нет?

– Есть.

– Что же это?

– Смерть.

– Но – в этом мы уже согласились – душа никогда не примет противоположного тому, что всегда привносит сама?

– Без всякого сомнения! – отвечал Кебет.

– Что же выходит? Как мы сейчас назвали то, что не принимает идеи четного?

– Нечетным.

– А не принимающее справедливости и то, что никогда не примет искусности?

– Одно – неискусным, другое – несправедливым.

– Прекрасно. А то, что не примет смерти, как мы назовем?

– Бессмертным.

– Но ведь душа не принимает смерти?

– Нет.

– Значит, душа бессмертна?

– Бессмертна, – сказал Кебет.

– Прекрасно. Будем считать, что это доказано? Или как по-твоему?

– Доказано, Сократ, и к тому же вполне достаточно.

107 d

«Если душа бессмертна, она требует заботы (epimeleia) не только на нынешнее время, которое мы называем своей жизнью, но на все времена, и, если кто не заботится о своей душе, впредь мы будем считать это грозной опасностью. Если бы смерть была концом всему, она была бы счастливой находкой для дурных людей: скончавшись, они разом избавлялись бы и от тела, и – вместе с душой – от собственной порочности. Но на самом-то деле, раз выяснилось, что душа бессмертна, для нее нет, видно, иного прибежища и спасения от бедствий, кроме единственного: стать как можно лучше и как можно разумнее. Ведь душа не уносит с собою в Аид ничего, кроме воспитания (paideia) и образа жизни, и они-то, говорят, доставляют умершему либо неоценимую пользу, либо чинят непоправимый вред с самого начала его пути в загробный мир».

«ФЕДР»

245 с-d-е

«Всякая душа бессмертна. Ведь вечнодвижущееся бессмертно. А у того, что сообщает движение другому и приводится в движение другим, это движение прерывается, а значит, прерывается и жизнь. Только то, что движет само себя, раз оно не убывает, никогда не перестает и двигаться, и служить источником и началом движения для всего остального, что движется. Начало же не имеет возникновения. Из начала необходимо возникает все возникающее, а само оно ни из чего не возникает. Если бы начало возникло из чего-либо, оно уже не было бы началом. Так как оно не имеет возникновения, то, конечно, оно и неуничтожимо. Если бы погибло начало, оно никогда не могло бы возникнуть из чего-либо, да и другое из него, так как все должно возникать из начала. Значит, начало движения — это то, что движет само себя. Оно не может ни погибнуть, ни возникнуть, иначе бы все небо и вся Земля, обрушившись, остановились и уже неоткуда было бы взяться тому, что, придав им движение, привело бы к их новому возникновению.

Раз выяснилось, что бессмертно все движимое самим собою, всякий без колебания скажет то же самое о сущности и понятии души. Ведь каждое тело, движимое извне, — неодушевлено, а движимое изнутри, из самого себя, — одушевлено, потому что такова природа души. Если это так и то, что движет само себя, есть не что иное, как душа, из этого необходимо следует, что душа непорождаема и бессмертна».

246 a-b

«Уподобим душу соединенной силе крылатой парной упряжки и возничего. У богов и кони и возничие все благородные и происходят из благородных, а у остальных они смешанного происхождения. Во-первых, это наш повелитель правит упряжкой, а затем, и кони-то у него — один прекрасен, благороден и рожден от таких же коней, а другой конь — его противоположность и предки его — иные. Неизбежно, что править нами — дело тяжкое и докучное».

247 с

«Занебесную область не воспел никто из здешних поэтов, да никогда и не воспоет по достоинству. Она же вот какова (ведь надо наконец осмелиться сказать истину, особенно когда говоришь об истине): эту область занимает бесцветная, без очертаний, неосязаемая сущность, подлинно существующая, зримая лишь кормчему души — уму; на нее-то и направлен истинный род знания».

248 c-d-e

«Но ради чего так стараются узреть поле истины, увидеть, где оно? Да ведь как раз там, на лугах, пастбище для лучшей стороны души, а природа крыла, поднимающего душу, этим и питается. Закон же Адрастеи таков: душа, ставшая спутницей бога и увидевшая хоть частицу истины, будет благополучна вплоть до следующего кругооборота, и, если она в состоянии совершать это всегда, она всегда будет невредимой. Когда же она не будет в силах сопутствовать и видеть, но, постигнутая какой-нибудь случайностью, исполнится забвения и зла и отяжелеет, а отяжелев, утратит крылья и падет на землю, тогда есть закон, чтобы при первом рождении не вселялась она ни в какое животное. Душа, видевшая всего больше, попадает в плод будущего поклонника мудрости и красоты или человека, преданного Музам и любви; вторая за ней – в плод царя, соблюдающего законы, в человека воинственного или способного управлять; третья – в плод государственного деятеля, хозяина, добытчика; четвертая – в плод человека, усердно занимающегося упражнением или врачеванием тела; пятая по порядку будет вести жизнь прорицателя или человека, причастного к таинствам; шестой пристанет подвизаться в поэзии или другой какой-либо области подражания; седьмой – быть ремесленником или земледельцем; восьмая будет софистом или демагогом; девятая – тираном. Во всех этих призваниях тот, кто проживет, соблюдая справедливость, получит лучшую долю, а кто ее нарушит – худшую.

Но туда, откуда она пришла, никакая душа не возвращается в продолжение десяти тысяч лет – ведь она не окрылится раньше этого срока, за исключением души человека, искренне возлюбившего мудрость или сочетавшего любовь к ней с влюбленностью в юношей: эти души окрыляются за три тысячелетних круговорота, если три раза подряд изберут для себя такой образ жизни, и на трехтысячный год отходят».

«ГОСУДАРСТВО»

Книга седьмая, 514b-517b

– После этого, – сказал я, – ты можешь уподобить нашу человеческую природу в отношении просвещенности и непросвещенности вот какому состоянию… посмотри-ка: ведь люди как бы находятся в подземном жилище наподобие пещеры, где во всю ее длину тянется широкий просвет. С малых лет у них там на ногах и на шее оковы, так что людям не двинуться с места, и видят они только то, что у них прямо перед глазами, ибо повернуть голову они не могут из-за этих оков. bЛюди обращены спиной к свету, исходящему от огня, который горит далеко в вышине, а между огнем и узниками проходит верхняя дорога, огражденная – глянь-ка – невысокой стеной вроде той ширмы, за которой фокусники помещают своих помощников, когда поверх ширмы показывают кукол.

– Это я себе представляю.

– Так представь же себе и то, что за этой стеной другие люди несут различную утварь, держа ее так, что она видна поверх стены; проносят они и статуи, 515 и всяческие изображения живых существ, сделанные из камня и дерева. При этом, как водится, одни из несущих разговаривают, другие молчат.

– Странный ты рисуешь образ и странных узников!

– Подобных нам. Прежде всего разве ты думаешь, что, находясь в таком положении, люди что-нибудь видят, свое ли или чужое, кроме теней, отбрасываемых огнем на расположенную перед ними стену пещеры?

b – Как же им видеть что-то иное, раз всю свою жизнь они вынуждены держать голову неподвижно?

– А предметы, которые проносят там, за стеной; Не то же ли самое происходит и с ними?

– То есть?

– Если бы узники были в состоянии друг с другом беседовать, разве, думаешь ты, не считали бы они, что дают названия именно тому, что видят?

– Непременно так.

– Далее. Если бы в их темнице отдавалось эхом все, что бы ни произнес любой из проходящих мимо, думаешь ты, они приписали бы эти звуки чему-нибудь иному, а не проходящей тени?

– Клянусь Зевсом, я этого не думаю.

c – Такие узники целиком и полностью принимали бы за истину тени проносимых мимо предметов.

– Это совершенно неизбежно.

– Понаблюдай же их освобождение от оков неразумия и исцеление от него, иначе говоря, как бы это все у них происходило, если бы с ними естественным путем случилось нечто подобное.

Когда с кого-нибудь из них снимут оковы, заставят его вдруг встать, повернуть шею, пройтись, взглянуть вверх – в сторону света, ему будет мучительно выполнять все это, он не в силах будет смотреть при ярком сиянии на те вещи, тень от которых он видел раньше.d И как ты думаешь, что он скажет, когда ему начнут говорить, что раньше он видел пустяки, а теперь, приблизившись к бытию и обратившись к более подлинному, он мог бы обрести правильный взгляд? Да еще если станут указывать на ту или иную мелькающую перед ним вещь и задавать вопрос, что это такое, и вдобавок заставят его отвечать! Не считаешь ли ты, что это крайне его затруднит и он подумает, будто гораздо больше правды в том, что он видел раньше, чем в том, что ему показывают теперь?

– Конечно, он так подумает.

e – А если заставить его смотреть прямо на самый свет, разве не заболят у него глаза, и не вернется он бегом к тому, что он в силах видеть, считая, что это действительно достовернее тех вещей, которые ему показывают?

– Да, это так.

– Если же кто станет насильно тащить его по крутизне вверх, в гору и не отпустит, пока не извлечет его на солнечный свет, разве он не будет страдать и не возмутится таким насилием?516 А когда бы он вышел на свет, глаза его настолько были бы поражены сиянием, что он не мог бы разглядеть ни одного предмета из тех, о подлинности которых ему теперь говорят.

– Да, так сразу он этого бы не смог.

– Тут нужна привычка, раз ему предстоит увидеть все то, что там, наверху. Начинать надо с самого легкого: сперва смотреть на тени, затем – на отражения в воде людей и различных предметов, а уж потом – на самые вещи; при этом то, что на небе, и самое небо ему легче было бы видеть не днем, а ночью, то есть смотреть на звездный свет и Луну, а не на Солнце и, его свет.

b – Несомненно.

– И наконец, думаю я, этот человек был бы в состоянии смотреть уже на самое Солнце, находящееся в его собственной области, и усматривать его свойства, не ограничиваясь наблюдением его обманчивого отражения в воде или в других, ему чуждых средах.

– Конечно, ему это станет доступно.

– И тогда уж он сделает вывод, что от Солнца зависят и времена года, и течение лет, и что оно ведает всем в видимом пространстве и оно же каким-то образом есть причина всего того, что этот человек и другие узники видели раньше в пещере.

c – Ясно, что он придет к такому выводу после тех наблюдений.

– Так как же? Вспомнив свое прежнее жилище, тамошнюю премудрость и сотоварищей по заключению, разве не сочтет он блаженством перемену своего положения и разве не пожалеет своих друзей?

– И даже очень.

– А если они воздавали там какие-нибудь почести и хвалу друг другу, награждая того, кто отличался наиболее острым зрением при наблюдении текущих мимо предметов и лучше других запоминал, что обычно появлялось сперва, d что после, а что и одновременно, и на этом основании предсказывал грядущее, то, как ты думаешь, жаждал бы всего этого тот, кто уже освободился от уз, и разве завидовал бы он тем, кого почитают узники и кто среди них влиятелен? Или он испытывал бы то, о чем говорит Гомер, то есть сильнейшим образом желал бы

как поденщик, работая в поле,
службой у бедного пахаря хлеб добывать свой насущный

и скорее терпеть что угодно, только бы не разделять представлений узников и не жить так, как они?

e – Я-то думаю, он предпочтет вытерпеть все что угодно, чем жить так.

– Обдумай еще и вот что: если бы такой человек опять спустился туда и сел бы на то же самое место, разве не были бы его глаза охвачены мраком при таком внезапном уходе от света Солнца?

– Конечно.

– А если бы ему снова пришлось состязаться с этими вечными узниками, разбирая значение тех теней? Пока его зрение не притупится и глаза не привыкнут – а на это потребовалось бы немалое время, – разве не казался бы он смешон?517 О нем стали бы говорить, что из своего восхождения он вернулся с испорченным зрением, а значит, не стоит даже и пытаться идти ввысь. А кто принялся бы освобождать узников, чтобы повести их ввысь, того разве они не убили бы, попадись он им в руки?

– Непременно убили бы.

– Так вот, дорогой мой Главкон, это уподобление следует применить ко всему, что было сказано ранее: область, охватываемая зрением, подобна тюремному жилищу, а свет от огня уподобляется в ней мощи Солнца. b Восхождение и созерцание вещей, находящихся в вышине, – это подъем души в область умопостигаемого. Если ты все это допустишь, то постигнешь мою заветную мысль – коль скоро ты стремишься ее узнать, – а уж богу ведомо, верна ли она. Итак, вот что мне видится: в том, что познаваемо, идея блага – это предел, и она с трудом различима, но стоит только ее там различить, как отсюда напрашивается вывод, что именно она – причина всего правильного и прекрасного. c В области видимого она порождает свет и его владыку, а в области умопостигаемого она сама – владычица, от которой зависят истина и разумение, и на нее должен взирать тот, кто хочет сознательно действовать как в частной, так и в общественной жизни.

«ТИМЕЙ»

29e-31b

Т и м е й .  Рассмотрим же, по какой причине устроил возникновение и эту Вселенную тот, кто их устроил. Он был благ, а тот, кто благ, никогда и ни в каком деле не испытывает зависти. e Будучи чужд зависти, он пожелал, чтобы все вещи стали как можно более подобны ему самому. Усмотреть в этом вслед за разумными мужами подлинное и наиглавнейшее начало рождения и космоса было бы, пожалуй, вернее всего. Итак, пожелавши, чтобы все было хорошо и чтобы ничто по возможности не было дурно, бог позаботился обо всех видимых вещах, которые пребывали не в покое, но в нестройном и беспорядочном движении; он привел их из беспорядка в порядок, полагая, что второе, безусловно, лучше первого. Невозможно ныне и было невозможно издревле, чтобы тот, кто есть высшее благо, произвел нечто, что не было бы прекраснейшим; между тем размышление явило ему, что из всех вещей, по природе своей видимых, ни одно творение, лишенное ума, не может быть прекраснее такого, которое наделено умом, если сравнивать то и другое как целое; а ум отдельно от души ни в ком обитать не может. Руководясь этим рассуждением, он устроил ум в душе, а душу в теле и таким образом построил Вселенную, имея в виду создать творение прекраснейшее и по природе своей наилучшее. Итак, согласно правдоподобному рассуждению, следует признать, что наш космос есть живое существо, наделенное душой и умом, и родился он поистине с помощью божественного провидения.

Коль скоро это так, мы сейчас же должны поставить другой вопрос: что же это за живое существо, по образцу которого устроитель устроил космос? Мы не должны унижать космос, полагая, что дело идет о существе некоего частного вида, ибо подражание неполному никоим образом не может быть прекрасным. Но предположим, что было такое [живое существо], которое объемлет все остальное живое по особям и родам как свои части, и что оно было тем образцом, которому более всего уподобляется космос, ведь как оно вмещает в себе все умопостигаемые живые существа, так космос дает в себе место нам и всем прочим видимым существам. Ведь бог, пожелавши возможно более уподобить мир прекраснейшему и вполне совершенному среди мыслимых предметов, устроил его как единое видимое живое существо, содержащее все сродные ему по природе живые существа в себе самом.

Однако правы ли мы, говоря об одном небе, или вернее было бы говорить о многих, пожалуй, даже неисчислимо многих? Нет, оно одно, коль скоро оно создано в соответствии с первообразом. Ведь то, что объемлет все умопостигаемые живые существа, не допускает рядом с собою иного; в противном случае потребовалось бы еще одно существо, которое охватывало бы эти два и частями которого бы они оказались, и уже не их, но его, их вместившего, вернее было бы считать образцом для космоса. Итак, дабы произведение было подобно всесовершенному живому существу в его единственности, творящий не сотворил ни двух, ни бесчисленного множества космосов, лишь одно это единородное небо, возникши, пребывает и будет пребывать.

СЕДЬМОЕ ПИСЬМО

Таким людям надо показать, что из себя представляет философия в целом, какие сложности она с собой несет и какой требует затраты труда. И такой человек, если он подлинно философ, достойный этого имени и одаренный от бога, услыхав это, считает, что слышит об удивительной открывающейся перед ним дороге и что теперь ему нужно напрячь все силы, а если он не будет так делать, то не к чему и жить. После этого, сам собравшись с силами, он побуждает и того, кто его ведет, и не отпускает до тех пор, пока либо во всем не дойдет до конца, либо не получит способность один, без вожатого нащупать правильный путь. таким образом и с такими мыслями живет такой человек. Какими бы делами он ни занимался, он продолжает их делать, но вместе с тем твердо держится философии.

6. АРИСТОТЕЛЬ (384—322).

Биография Аристотеля. Аристотель и Платон. Академические сочинения Аристотеля. Годы странствий Аристотеля после смерти Платона. Воспитание Александра Македонского. Основание философской школы в Афинах.

Литература:

Античная философия: Энциклопедический словарь. М.: Прогресс, 2008.

Статьи: Аристотель ; «Категории» ; «Метафизика» ; «О душе» ; «Никомахова этика» ; Энтелехия ; Перипатетическая школа.

Лекции 7-8

06.11.2018

7. Аристотель. Корпус Аристотелевских сочинений (общая характеристика). Сочинения эзотерические и экзотерические. Аристотель о разделении наук на теретические и практические. Логика. Физика. Метафизика. Этика. Политика.

Логика: ее новизна как философской дисциплины. Категории. Силлогизмы

Физика: Учение об элементах (сравнение с предшественниками), квинтээсенция (пятый элемент, эфир). Учение о четырех причинах. Природа и искусство как движущие причины. Перводвигатель. Учение о душе. Три части души. Душа как энтелехия. Бессмертный божественный ум.

Метафизика (первая философия): Учение о сущности. Бог = ум, мыслящий сам себя.

Этика. Учение о добродетелях. Сравнение с Платоном (три части души – четыре основные добродетели). Два вида добродетелей. Учение о добродетели как середине между избытком и недостатком (пороками). Счастье. Сравнение этики Платона и Аристотеля.

Политика. Человек – животное политическое (толкование). Типы государственных устройств (принцип классификации).

8. Эллинистическая философия (общая характеристика). Скептицизм.

 Избранное

«Приобретение мудрости доставляет удовольствие. Все люди чувствуют себя дома в философии и стремятся проводить свою жизнь в изучении ее, оставив все другие заботы. Философам не нужно ни орудий, ни оборудованного места для работы: где бы ни размышлял во всем свете кто-нибудь, повсюду он окружен присутствием истины» (Аристотель. Протрептик, фр. 5)

«Надо ли философствовать? Чтобы решить, надо или не надо, надо философствовать, следовательно, в любом случае надо» (Аристотель. Протрептик).

«Если бы существовали бы люди, которые всегда жили бы под землей в хороших пышных покоях, украшенных изваяниями и картинами, и снабженных всем тем, что находится в изобилии у людей, почитаемых счастливыми, но которые никогда бы не выходили на земную поверхность, они только понаслышке знали бы о существовании божества и божественной силы. Если бы затем когда нибудь разверзлись земные недра и они могли вырваться и выйти из своих потаенных жилищ в те места, которые мы населяем, и внезапно увидели землю, моря и небо, постигли величину облаков и силу ветров, узрели и постигли солнце, его величину, красоту и действие, узнав, что оно порождает день, разливая свет по всему небу, а когда ночь омрачает землю, они созерцали бы небо, целиком усеянное и украшенное звездами, и переменчивость света луны, то возрастающей, то убывающей, и восход и закат всех светил, и вовеки размеренный неизменный бег их, если бы все это они увидели, то, конечно, признали бы, что существуют боги и что эти столь великие творения – дело богов”» (Аристотель. «О философии», fr. 37 = Цицерон. О природе богов, кн. II).

Лекции 9-10

13.11.2018

9. Эллинистическая философия (продолжение). Платонизм.

10. Неоплатонизм. Патристика.

Лекции 11-12

20.11.2018

11. Схоластика.

12. Философия Возрождения.

Зачет по итогам курса: 27.11.2018

Эмпедокл — Философия Эмпедокла

Эмпедокл жил на Сицилии, в Акраганте, и оказывал большую услугу городу, совершенствуя его государственные учреждения. В то же время Эмпедокл был ученым, обладающим большим опытом в области естественных наук. Его сограждане высоко ценили не только за его политическую деятельность, но и за его технические работы, такие как осушение болотистых низин вблизи Селинунтума, за строительство стен, которые останавливали холодный ветер, выливавшийся из оврагов; он пользовался большим уважением как врач и как мудрец. В своей дидактической поэме «О природе», обладающей высоким поэтическим достоинством, Эмпедокл, следуя примеру Гераклита, изложил теорию происхождения Вселенной, дал прекрасные изображения поверхности земли, ее продуктов, живых существ, населяющих ее, и выразил гениальные остроумные мысли, которые только в последнее время вошли в специальные науки; например, он сказал, что горы и камни возвышаются силой огня.

Вероятно, исследования Эмпедокла в области естествознания привели к легенде о том, что он окунулся в кратер Этны, чтобы узнать причину вулканических явлений.

Вообще, его имя окружено мифическим великолепием.

Популярные мифические сказки сохранились и о том, как он очищал воздух от болотных паров. На самом деле, может быть, он перенаправил две реки по руслу в болота Селинунте и прорвал скалу к северу от Акрагантеса, так что через прорыв ветер устремился в низменности к югу от города и загонял их пары в море.

Это лучше соответствует топографическим особенностям места, чем рассказ Плутарха о том, что Эмпедокл освободил Акраганта от чумы и сделал бесплодное поле плодородным, окружив стенами овраги, откуда ветер дул на равнину.

Философия Эмпедокла

Эпедокл, как и Элеатика, говорит, что нет ни внешнего вида, ни исчезновения: Внешний вид — это только сочетание веществ, исчезновение — это только их разделение; как и Элеатика, он говорит, что бытие вечно и неизменно.

Но когда он говорит о существовании, он понимает под этим словом вещество; по его представлениям вещество вечно, и есть четыре его первобытных класса. Четырем вечным стихиям он дал аллегорические имена помимо простых мирских, мифологических: огонь — это всепроникающий Зевс, воздух — Гера Белебер, земля, темная родина духов — эта Аида, за четвертую стихию, воду, сам Эмпедокл составил аллегорическое имя: Нестис. Этими четырьмя элементами управляют две движущие силы: любовь и ненависть или разногласия.

Первоначально элементы находились в состоянии гармонии и спокойствия, образуя сферу, «божественную сферу»; из этого спокойствия они были вытеснены действием ненависти: борьба ненависти с любовью порождает ряд связей и разделений различных элементов. Этот процесс изменения привел к нынешнему устройству Вселенной. Переход от примитивного блаженного состояния к этому процессу, согласно учению Эмпедокла, представляет собой отступление от истины; изменение происходит по законам природы; а изначально тела формировались только действием случайностей: от этих случайных результатов порядок постепенно складывался, в той или иной мере, по какой-то причине.

Чтобы объяснить происхождение одних тел от других, Эмпедокл предполагает, что все тела состоят из бесконечно малых частиц: каждая частица принадлежит тому или иному из четырех элементов. Жизнеспособность человеческого организма находится в крови; самосознание возникает из определенных комбинаций составляющих частиц; одно и то же сочетание может повторяться много раз; это лежит в основе учения Эмпедокла о бессмертии и возрождении. Способность человека знать все проистекает из того, что он состоит из всех элементов, и что в нем действуют обе движущие силы, так что он является микрокосмосом, — маленьким миром, в котором отражается вселенная.

Нравственное учение Эмпедокла

Философия Эмпедокла не ограничивается доктриной зарождения и эволюции Вселенной, но включает в себя и теорию морали. Из сохранившихся отрывков его стихотворения «О природе» и другой поэмы, названной «Песни очищения», трудно определить связь между его представлениями о Вселенной и его нравственным учением. Мысли Эмпедокла о переселении душ и смысле жизни показывают, что он был энтузиастом.

Неумолимое решение судьбы определило, что те из божественных духов (демонов), которые осквернили себя в затмении разума убийством или лжесвидетельством, должны быть изгнаны из благословенного мира на 30 000 лет и должны провести это время, блуждая по трудным земным путям в различных масках смертных существ. Так он сам был низвергнут на землю из блаженной обители богов, потому что, увлекшись жестокой распри, совершил убийство.

В возвышенных стихах он описывает из впечатлений собственного опыта, как болезненно состояние грешных духов, блуждающих без покоя во всех частях Вселенной, как несчастна судьба души, вступившей в область раздоров, болезней и смерти, облеченной в одежды тела; вход в земную жизнь — это переход из жизни в царство смерти. Сбежавший убийца должен был искупить свой грех покаянием и очищением; поэтому дух, изгнанный из царства блаженных в земную, телесную жизнь, должен был очиститься, чтобы вернуться к своему прежнему, чистому и высокому существованию. Вероятно, в «Песнях очищения» были наставления о том, как путь души через печальную земную жизнь может быть прерван покаянием и очищением; вероятно, среди наставлений очищения был запрет убивать животных и есть плоть; но следует предположить, что законы очищения Эмпедокла были не столь строгими, как восточный аскетизм, от которого греки были отторгнуты. Мыслитель Эмпедокл — гносеологический философ.

Эмпедокл вспоминал, что он жил на земле по подобию разных созданий: он был кустом, он был рыбой, он был птицей, он был мужчиной, он был также женщиной; он надеялся, что «силы, направляющие души в их путях» теперь вознесут его к божественным жилищам, к которым возврат открыт для благодетелей людей: пророков, поэтов, врачей. Великое учение о любви, создающее Вселенную, было открыто поэту Музой, и кажется, что она открыла ему его как тайну, созерцанием которой он может освободиться от развращающей ненависти, и от всей той испорченности, которой ненависть подчинила свой разум.

Прекрасное описание золотого века, вероятно, было предложено Эмпедокулу ее страстным желанием вернуться из царства ненависти в блаженное состояние покоя и гармонии.

Эмпедокл как астроном

Как и большинство других древнегреческих мыслителей, Эмпедокл объединил свои философские домыслы с научными исследованиями. В этой области он предложил много любопытных гипотез.

Согласно Эмпедокулу, два полушария движутся по кругу вокруг земли — одно целиком из огня, а другое из воздуха с небольшой примесью огня. Второе полушарие, вращающееся, производит ночную тьму.

Солнце не было рассмотрено Эмпедоклом как реальный предмет, но только как отражение элемента пожара (подобно тому, что от воды). Луна была создана из воздуха, притягиваемого огнем вверх и конденсирующегося в небе, подобно тому, как капли воды конденсируются в град. Светом луны, согласно теории Empedocles, будет только отражение света солнца.

Бытие считалось Эмпедоклом сфероподобным, но оно несколько вытянуто и напоминает скорее не сферу, а лежачее яйцо. Из-за этого удлинения горизонтальная протяженность земли больше, чем расстояние от нее до неба.

Согласно Эмпедокулу, небосвод сделан не из воздуха, а из кристаллического твердого тела льда. Позднее греческие ученые вывели из этой доктрины теорию Вселенной как серию прозрачных концентрических кристаллических сфер, на которых вращаются все небесные тела вокруг Земли.

Однако сам Эмпедокл считал, что к «небесному кристаллу» прикреплены только звезды, в то время как планеты свободно передвигаются.

Эмпедокл осознавал разницу между планетами, меняющими свое положение на небе, и «неподвижными» звездами.

Эмпедокл справедливо увидели причину солнечных затмений по мере того как луна иногда загораживает солнце.

Эмпедокл как физик

Эмпедокл считал, что свет движется не мгновенно через пространство, а с конечной скоростью.

Эта точка зрения сильно противоречила общепринятым теориям греческой физики и впоследствии была отвергнута даже великим Аристотелем.

Экспериментальное подтверждение существования определенной скорости света было получено только западным ученым XVII века Олафом Рёмером при наблюдении затмений спутников Юпитера на самых больших и малых расстояниях от Земли. Определяя значение скорости света, Рёмер доказал, что в споре между двумя древними научными гениями был прав не Аристотель, а Эмпедокл.

Эмпедокл как биолог

В области биологии Эмпедокл выдвинул фантастический тезис о том, что животные и растения зарождались как комбинации отдельных органов, которые изначально существовали самостоятельно, без своих «хозяев», в свободном пространстве. Все живые организмы возникли в результате случайных комбинаций таких органов. Первые сложные существа состояли из уже расплавленных частей, но все еще имели целостность. Затем возникла целостность, и, наконец, живые индивидуумы перестали формироваться из обезличенных органов, но начали рожать друг друга. Их виды делились по «темпераментам»: одни стремились жить в воде, другие хотели дышать воздухом и иметь в себе больше огня, а третьи, более тяжелые, оставались на земле.

Эмпедокл также разработал идею преференциального выживания видов, которая оказалась целесообразной, что некоторые из них сравнили с «естественным отбором» Дарвина. По мнению Эмпедокла, в периоды доминирования любви появляются (поначалу совершенно случайно) части животных — головы, руки, ноги.

Затем они были объединены как случайным образом, так и механически, образуя воображаемые комбинации, как тела человека и животных. Но в конце концов, выжили только те комбинации, которые доказали свою жизнеспособность.

Аристотель писал, что, согласно Эмпедокулу, «части, в которых все [совпадало], как если бы они были сформированы для определенной цели…». выжили», в то время как все остальные погибли.

Гносеология Эмпедокла

Согласно теории чувственного восприятия Эмпедокла, мы постигаем, как по подобию. Каждый из органов чувств приспосабливается к тому, что захватывается. Поры одних органов шире, а других узче, чем войлок, так что для каждого вида ощущений есть свой особый, «соответствующий» орган. Объясняя природу зрелища, Эмпедокл говорит, что внутри глаза есть огонь, а вокруг него, как ножны, земля, вода и воздух. В акте зрения есть два вида «выбрасываний»: одни направлены от внешнего объекта к глазу, другие — от глаза к объекту. Следствием этого является то, что во всех ощущениях смешиваются субъективные и объективные начала.

Интеллектуальная мысль, говорит Эмпедокл, похожа на чувственное ощущение, ибо в противном случае первые не смогли бы обобщить факты второго.

Эмпедокл писал в форме стихов, в пифагорейском стиле шестигранника, подчеркивая то, что он не только отражал свои мысли, но и выражал божественное знание.

Основные его работы — «О природе», «Очищение катаризмом» — влияние пифагорейской традиции на необходимость поддержания себя в надлежащем состоянии.

Некоторые фрагменты его произведений близки к Пармениду.

Оригинальное «быть» в Эмпедокле также служит основой. В Пармениде он унифицирован. С Эмпедоклом он пытается объяснить множественность. Его точка зрения основана на плюрализме, плюрализме архии (принципов).

Его доктрина включает в себя теорию четырех элементов, корней и двух сил Филеаса (любовь) и Нейкоса (вражда), которые объясняют единство и многогранность вещей в мире. С этой концепцией он отрицает идею рождения и смерти вещей.

Эмпедокл говорил, что изначально в мире было четыре корня или, как он их называл, элементы:

• Вода
• Огонь
• Земля
• Воздух

Корень является синонимом начала. Природа соединяет начало и цель, что для чего. Нет природы в цели, нет природы в начале. Говоря о корнях, Эмпедокл говорил о начинаниях, которые необходимы для того, чтобы что-то существовало.

Взаимодействие этих начинаний становится возможным благодаря наличию двух сил:

• Любовь,
• Ненависть.

Эмпедокл объясняет все о любви и ненависти. Первый объединяет, второй разделяет.

Любовь стремится объединить все, рождение происходит под влиянием ее силы. Уничтожение вызвано враждой. Когда любовь объединяет что-то, что-то другое объединяет. Когда любовь действует одновременно, вражда действует одновременно. И наоборот, вражда действует с любовью, которая соединяет то, что отделено. Так что любовь и вражда — это не разные стадии существования мира, но они существуют одновременно.

В природе нет пустоты, и все, что существует, управляется этими силами. Благодаря их объединению и отделению, которые происходят одновременно в мире, появляется много разных вещей. Существование объединяет сила любви. Когда он умирает, он распадается, но распадается как единое существо, на некоторые части, и каждый элемент этих частей, корни (земля, вода, воздух, огонь) снова объединяются любовью, как эти элементы. Они становятся теми и другими, оставаясь при этом идентичными самим себе. Ни одна часть целого не пуста.

Откуда может взяться что угодно? Нет никакого супер-существа, все просто есть. Мир не заканчивается сам по себе; если бы существовала только вражда, то мир был бы исчерпан. Мир всегда остается одним миром, он всегда один. Когда мы видим то, что кажется нам разлагающимся, на самом деле именно разложение будет выглядеть снова как объединение, как возвращение элементов к себе.

Аристотель позже процитирует Эмпедокла, как философа, который ввел так называемую причину начала движения. Движение вызвано действием двух сил. Под влиянием вражды существует множество. Под действием любви каждая вещь сама по себе, и в ней есть столько же существа, сколько и в любом другом существе. Чередование вражды и любви никогда не прерывается, ибо они всегда есть, неподвижны в кругу. Здесь Эмпедокл берется за учение Парменида, который считал, что разум — это сфера предполагаемого существа, порождающая многогранность мира.

То есть, мир — это сфера, шар . шар — это фигура, выражающая совершенство. Мир, как сфера, может быть виден только умом.

На странице рефераты по философии вы найдете много готовых тем для рефератов по предмету «Философия».

Читайте дополнительные лекции:

1. Лидерство и власть — их связь и противоречие
2. Конкретная метафизика П. А. Флоренского
3. Сенсуализм и гносеология
4. Антропология И. Канта. Практический и теоретический разум
5. Человек в Новом времени
6. Развитие теории механизмов и машин
7. Движение и разнообразие форм развития. Критерии прогрессивного развития
8. Взаимодействие духовного и материального начал в жизнедеятельности общества
9. Истина как центральная проблема познания
10. Человек и его бытие как центральная проблема философии

Эмпедокл, эксцентричный философ | Еженедельник «Классическая мудрость»

Джоселин Хичкок, автор статей, «Классическая мудрость»

 «Эмпедокл."Известные ученые. Famousscientists.org. 13 ноября 2015 г. Интернет.
.