11. Этические воззрения Сократа.

Сократ (469 – 399 гг. до н. э.). Воззрения Сократа явились поворотным пунктом в развитии древнегреческой философии. Сам Сократ ничего не писал, мотивируя это, во-первых, тем, что с книгой нельзя поспорить, а, во-вторых, утверждая, что зафиксированная мысль мертва и не может изменяться в соответствии с дальнейшими рассуждениями автора. О жизни и философии этого мыслителя мы можем судить в основном только по рассказам его сподвижников и последователей, Платона и Ксенофонта. Сократом была в совершенстве разработана диалектика как учение о нахождении истины посредством спора, начинающегося с иронии, сомнения и завершающегося рождением истины («майевтикой», дословно – повивальное искусство). В центр своего философствования Сократ поставил человека, знаменитое изречение на стене храма в Дельфах «Познай самого себя» стало его философским принципом, а главной целью философии – восстановление авторитета истины, поколебленного софистами.

Сократ в своей принципиальной бедности оставался верным истине, преданной софистами из-за славы и денег, он не претендовал на всезнание, подобно последним, наоборот, утверждал, что знает то, что ничего не знает, а потому ближе к истине, чем те, кто утверждают, что знают, а в действительности, как и он, ничего не знают. Сократ не занимался изучением природы, он говорил, что горожане могут его научить большему, нежели местности и деревья. В философии мыслителя ярко выражена этическая направленность, причем Сократ считал, что добродетели человека можно научить, зло происходит от незнания добра. Вся жизнь Сократа, и даже смерть, являются воплощением в делах его этических принципов, непоколебимым соблюдением им моральных устоев и неудержимым стремлением к истинности и добродетели.

Платон (427 – 347 гг. до н. э.) – ученик Сократа, настоящее имя – Аристокл (Платон – прозвище, «широкоплечий»). Центральной темой философии Платона является учение об идеях. Еще Сократом высказывалась мысль, что идеи являются умозрительными сущностями, безусловными образами бытия, совпадающими с безусловным образом мышления.

У Платона, по Владимиру Соловьеву, мы имеем «возможность трех главных способов разумения идей: 1) Идеи суть общие родовые понятия, то, что потом в схоластике называлось universalia; например, то общее, что все прекрасные отдельные предметы имеют между собой, есть идея прекрасного, или сама красота, т. е. тожественная себе чистая мысль о прекрасном… 2) Идеи суть действительные первообразы данных в являемом мире предметов или особые качественные реальности, отличающиеся от чувственных вещей вечностью, неизменностью и высочайшим превосходством во всех отношениях. Созерцая эти идеи (в этом смысле), Божество, как Димиург (Зиждетель), творит по ним, как по образцам, чувственные вещи, или сам, или через подчиненные ему творческие силы… 3) Идеи суть безусловные умопостигаемые нормы или первоначала достойного существования, достаточные основания для опреде-ления положительной качественности всего существующего, вечные пределы всякого бытия с трех главных сторон – этической, логической и эстетической. Идея идей есть добро, или благо, или благость – безусловная норма всякого достоинства вообще, отожествляемая Платоном с Божеством в абсолютном смысле; из нее в правильном порядке проистекают все остальные идеи» . Мир идей, по Платону, первичен по отношению к миру вещей, более того, он может существовать даже независимо от вещей (для образного понимания своей системы Платон приводит аналогию с людьми, прикованными без движения в пещере лицом к стене и спиной к выходу: тени на стене пещеры, доступные со-зерцанию узников, – мир вещей, реальные объекты за спиной, отбрасывающие эти тени, – мир идей). Идеи, с одной стороны, вызывают к жизни определенные вещи, с другой, – являются пределом их становления. Платон рассматривал идеи как нечто, обладающее самостоятельным и изначальным по отношению к чувственному бытию существованием, он «удвоил» бытие, а это и составляет суть объективного идеализма.

В соответствии с учением об идеях Платон выстраивал и другие части своей философской системы. Его космология основана на понятии о Мировой душе, деятельном начале творчества, связывающем умопостигаемый мир идей с чувственным миром вещей (таким образом, возникновение и развитие Космоса происходит через отношения Демиург – Мировая душа – Тело мира). Учение об идеальном государстве, идея которого также наличествует в идеальном мире, Платон строит на основе «естественного» трехчастного деления человеческой души (разумная; аффективная, раздражительная или страстная сторона; и вожделеющая, чувственная). Поскольку каждая из трех частей души по-разному развита у людей, он предлагает путем выявления доминирующей части определять принадлежность человека к тому или иному классу. «Разумной части души соответствует класс правителей или кормчих, их собственная добродетель есть мудрость – нормальное общество управляется философами. Сердечной (аффективной) энергии соответствует класс государственных стражей, охранителей и защитников, т. е. военное сословие, которого особая добродетель есть мужество.

Наконец, чувственным вожделениям в человеке соответствует в обществе класс людей, занятых физическим трудом, для удовлетворения материальных нужд и потребностей своих и всего общежития; добродетель этого класса есть сдержанность или умеренность» .

В основанной Платоном Академии обучалось множество философов, она просуществовала вплоть до VI в. н. э., учение Платона было востребовано многими философскими школами в самые различные эпохи, не потеряло оно своей актуальности и сегодня.

Этика Сократа

Аристотель  же, характеризуя этические взгляды Сократа и Платона, пишет: «Он (Сократ), представив добродетели отраслями знания, отрицал неразумную часть души, а вместе с этим — и страсть, и характер. После него Платон верно разделил душу на разумную и неразумную части и сообразно этим частям истолковал добродетели».

Информация  Аристотеля ценна прежде всего тем, что помогает разграничить воззрения Сократа и Платона, позволяет выделить из творческого наследия Платона то, что принадлежит Сократу. Кроме того, в ней Аристотель определяет этику Сократа как безусловный рационализм (интеллектуализм). Об интеллектуалистической этике Сократа Аристотель говорит и в своей «Никомаховой этике».

Следует кое-что  сказать об этической терминологии греков. Это позволит лучше разобраться в столь сложном вопросе, каким является вопрос о взаимоотношении знания и добродетели у Сократа.

Рассмотрим  употребление термина аrete в V в. до н. э. Обычно «арете» пе-реводится на русский язык как «добродетель». Такой перевод является не совсем точным, так как у самих греков диапазон использования «арете» был крайне широким и с помощью этого термина они обозначали не столько «добродетель» (т.е. высокие нравственные качества), сколько «совершенство» в чем-либо и превосходное выполнение своей функции и назначения (причем не только человеком, но и каким-либо орудием производства). Поэтому греки под термином «арете» могли подразумевать не только «добродетель», но и «достоинство», «благородство», «доблесть», «заслугу», «добротность», «прекрасную организованность» и т.

п.

И если вести  речь о термине «совесть», то оказывается, что в этическом языке греков не проводилось заметного различия между «сознанием» и «совестью».

Советский исследователь  В.Н.Ярхо, рассматривавший этот вопрос на материале аттической трагедии, показал, что герои Эсхила, Софокла и даже Еврипида больше говорят об осознании содеянного, чем об угрызениях нечистой совести, больше о «стыде» и «позоре», чем о «совести» в собственном смысле слова: «Осознание — феномен чисто интеллектуальный, совесть — в огромной степени эмоциональный, — писал Ярхо, — Стыд предполагает в первую очередь оценку извне, совесть — изнутри; русское сочетание: «ни стыда, ни совести» очень хорошо передает эту разницу».

Таким образом, можно заметить, что греки тяготели к интеллектуализму не только в понимании совести, но и в понимании добродетели и вообще других явлений нравственности. Наблюдаемый интеллектуализм сказался и в тезисе Сократа о добродетели как знании.

 

За исходную посылку своих рассуждений о добродетели как знании Сократ брал разум в качестве решающего признака, отличающего человека от животного и вообще от всех живых существ. Из этой посылки вполне логично следовал вывод о том, что человек благодаря разуму ставит перед собой определенные цели и задачи; опираясь на приобретенные знания и навыки, он стремится реализовать свои намерения; чем полнее знания человека и чем выше его квалификация, тем успешнее он решает свои задачи и тем больше он удовлетворяет свои потребности.

Сократ считал, что только знание позволяет человеку разумно использовать средства, которыми он располагает, например богатство и здоровье, для достижения благополучия и счастья. Отсюда он строил следующий силлогизм: богатство и здоровье сами по себе ни добро (благо), ни зло. Они становятся тем или другим в зависимости от знания или невежества. Стало быть, знание — благо, невежество — зло. Однако Сократ не останавливался на этом выводе. В  «Евтидеме» и в особенности в «Хармиде»  Платона, говоря, что знание есть благо, Сократ считает, что знание знанию — рознь: одно дело — знание в производительной деятельности, например, плотника или кожевника, а другое — знание в области политического управления, направленного на то, чтобы «сделать людей добрыми», не говоря уже о знании добра и зла в сфере нравственности, где оно по своей ценности превосходит все другие виды знания.

Для Сократа этическое знание носит всеобъемлющий характер: оно есть знание того, что составляет счастье и определяет правильный выбор линии поведения и образа деятельности вообще для его достижения.

Сократ считал неправомерным проведение полной аналогии между этическим поведением и практической деятельностью, например по изготовлению вещей. О невозможности такой аналогии свидетельствует и то огромное значение, которое Сократ придавал этическому знанию по сравнению с другими видами знания. Однако выдвижение этического знания на первый план и ограничение аналогии между этическим поведением и практической деятельностью, наблюдаемые у философа, придавали его тезису о добродетели как знании, пожалуй, еще более парадоксальный характер, чем это было в начале его рассуждений, когда он говорил о роли знания вообще.

Казалось бы, что ему легче всего было решить вопрос так, как его решают некоторые современные авторы, заявляющие, что «знания — не единственный регулятор поведения. Помимо знаний на поведение конкретной личности, особенно в житейских, межличностных отношениях, оказывают большое, а иногда и решающее влияние желания, чувства, воля, привычки и даже настроения». Приведенное соображение не ново. Оно было известно и Сократу. Многие из его современников утверждали, что бывает немало случаев, когда люди, «зная, что лучше всего, не хотят так поступать, хотя бы у них и была к тому возможность», а поступают вразрез со своим знанием потому, что «уступают силе удовольствия или страдания» или каким-либо другим переживаниям и эмоциям.

Создается впечатление, что, полемизируя с этим распространенным мнением, Сократ брался доказывать положение о существовании однозначной связи между знанием и поведением, о невозможности такой ситуации, когда человек, не принужденный внешними обстоятельствами, действовал бы вразрез со своим знанием, в противовес тому, что он считает правильным.

Выдвинутая  Сократом аргументация отличается изощренностью и чрезмерной сложностью, поэтому приходится прослеживать ее более или менее подробно, чтобы обнаружить ее уязвимость.

Прежде всего  Сократ направляет свое усилие на опровержение распространенного мнения о власти удовольствий или страданий как об источнике дурных поступков. С этой целью он разграничивает удовольствия и страдания на те, которые сопровождают поступок в данный момент, и на те, которые являются последствиями данного поступка в будущем. Вслед за этим Сократ показывает, что бывают поступки и действия (телесные упражнения, военные походы, лечебные прижигания, разрезы, прием лекарств и голодание), которые хотя и в настоящий момент мучительны, вызывают боль и страдание, но тем не менее считаются благом, поскольку в последующее время приносят «здоровье, крепость тела, пользу для государства, владычество над другими и обогащение». В соответствии с этим он замечает, что хотя некоторые дурные поступки приятны, но вопреки непосредственному удовольствию, ими вызываемому, всеми признаются злом, ибо последующие страдания и мучения, связанные с этими поступками, перевешивают заключенные в них удовольствия.

Короче говоря, по ожидаемым последствиям люди судят о поступках, оценивают их. Отсюда Сократ делает вывод: если правильным поступком считать тот, в котором добро перевешивает зло, и если человек знает, что является лучшим, то «смешно утверждение, будто нередко человек, зная, что зло есть зло, и имея возможность его не совершать, все-таки совершает его, влекомый и сбитый с толку удовольствиями, и будто он, ведая благо, не хочет творить его, пересиленный мимолетными удовольствиями». Сократ не допускает, чтобы человек, ведая добро (благо), не стал бы творить его в угоду сомнительным удовольствиям. Он исключает возможность ситуации, когда человек, зная, что кратковременное и поверхностное удовольствие, доставляемое поступком в данный момент, сопряжено с длительным и глубоким страданием в будущем, стал бы обрекать себя на большее страдание из-за меньшего удовольствия. Ведь надо иметь в виду, говорит Сократ, что удовольствия и страдания сравниваются и оцениваются по большей или меньшей их величине: «. ..они бывают больше или меньше друг друга, обильнее или скуднее, сильнее или слабее».

Настаивая на том, что никакое иное различие между  удовольствиями и страданиями невозможно, кроме их количественного различия, он понимает, что ему могут возразить: «Однако, Сократ, большая разница между приятным сейчас и тем, что в будущем будет то ли приятным, то ли тягостным». На вопрос воображаемого оппонента Сократ отвечает: «Ты как человек, умеющий хорошо взвешивать, сложи все приятное и сложи все тягостное, как ближайшее, так и отдаленное, и, положив на весы, скажи, чего больше?». Рассуждение Сократа сводится к тому, что при указанном сравнении и взвешивании никто не выберет меньшее (и менее достойное) удовольствие вместо большего (и более достойного).

Следует вместе с тем отметить, что Сократ, уделяя главное внимание количеству удовольствия и страдания, отодвигает на задний план мгновенное или растянутое во времени наслаждение (удовольствие). Поэтому он идет дальше, обращаясь к «метрическому искусству», к искусству измерять, и развивает идею о том, что использование знаний в области этого искусства или науки обеспечит правильный выбор поступка. «Раз у нас выходит, — заявляет Сократ, — что благополучие нашей жизни зависит от правильного выбора между удовольствием и страданием, между обильным и незначительным, большим и меньшим, далеким и близким, то не выступает ли тут на первое место измерение, поскольку оно рассматривает, что больше, что меньше, а что между собою равно?». Получив положительный ответ, Сократ продолжает: «А раз здесь есть измерение, то неизбежно будет также искусство и знание.

В сущности аргументация Сократа при всей ее сложности строится на простом и ясном соображении о том, что, прежде чем на что-то решиться и что-то предпринять, сначала надо подумать и выбрать. По мысли Сократа, никто не станет оспаривать того, что вопрос о благополучии есть вопрос «правильного» выбора поступка. Правильный же выбор определяется знанием. Следовательно, благополучие определяется знанием.

Свою внушающую  силу аргументация черпает из понятия  «выбор». Использование этого понятия  следует считать большим достижением древнего философа. В самом деле, если добро и зло являются основными этическими понятиями и если в соответствии с этим центральным вопросом морали и нравственности встает вопрос о выборе (добра и зла), то роль знания в поведении, на что впервые обратил внимание Сократ, приобретает первостепенное значение. Сократ был убежден, что в поведении человека «нет ничего сильнее знания, оно всегда и во всем пересиливает и удовольствия, и все прочее». На этом основании он полагал, что «те, кто ошибается в выборе между удовольствием и страданием, то есть между благом и злом, ошибаются по недостатку знания», точнее, по недостатку «знания измерительного искусства». Видя источник ошибочного действия в отсутствии знания, он, естественно, приходил к выводу, что «уступка удовольствию» т.е. проявление слабоволия, есть не что иное, как «величайшее неведение». Итак, следуя Сократу, можно заключить, что дурные поступки совершаются по невежеству, а хорошие — по знанию; что добродетель есть знание, а порочность — невежество.

Учитывая, что  собеседники Сократа в диалоге  «Протагор» во всем с ним согласились, он, казалось бы, мог закончить свой анализ на этом выводе. Однако этого не произошло, ибо Сократ отдавал себе отчет в том, что существует пропасть между мыслью и действием, знанием и поступком. Поэтому, идя дальше, он указывал, что в анализе рассматриваемой проблемы было кое-что существенное упущено, а именно «природа» человека. По его словам, «никто не стремится добровольно к злу или к тому, что он считает злом», ибо «не в природе человека по собственной воле желать  вместо блага то, что считаешь злом». Человеческая природа такова, что все люди хотят быть счастливыми и нет человека, который желал бы себе несчастья.

Согласно же Сократу, желание себе зла противоестественно, ибо оно про-тиворечит природе человека. Сократ стремился доказать, что в нравственном поведении вместе со знанием того, что есть добро (счастье), неизменно следует и желание творить добро. Философ был убежден в существовании соответствия между знанием и желанием, точнее, для него знание добра заключало в себе и волю к добру, выбор добра. Указанное обстоятельство свидетельствует о многом: о том, что Сократ не игнорировал желание, хотение и волю; что его этическое учение не было столь рационалистическим, как обычно это принято считать.

В связи с  этим становится более ясным и  смысловое значение термина «знание», употребляемого Сократом. Уже отмечалось, что, говоря о знании, он имел в виду не знание вообще, а этическое знание. Для него этическое знание было не просто теорией, теоретическим постижением добра и зла, но и нравственно-волевым желанием творить добро и избегать зла. Выдвигая своеобразную концепцию этического знания, он приходил к выводу о том, что во всех добровольных действиях знание добра является необходимым и достаточным условием для творения добра. Наряду с этим он предполагал, что подлинное этическое знание способно преодолеть пропасть, разделяющую мысль и действие, в состоянии стереть грань между сущим и должным. Возникает вопрос: кто же был прав — Сократ, считавший добродетель знанием, или же общественное мнение его времени, утверждавшее, что независимо от того, какими знаниями обладает человек, его желания, стремления и наклонности могут заставить его поступать вопреки знаниям? Находится ли мера добродетельности в прямой зависимости от степени знания?. .

 

 2.3 «Никто не делает зла по своей воле»

 

…«Я по крайней  мере думаю: никто из мудрых людей не считает, что какой-нибудь человек может охотно заблуждаться или охотно творить постыдные и злые дела; они хорошо знают, что все, делающие постыдное и злое, делают это невольно» — говорил Сократ.

Обходя некоторые различия, Сократ показывает, что никто не желает себе зла и никто намеренно не стремится ко злу, поскольку такое желание или стремление есть верное средство стать несчастным. Стать же несчастным никто не хочет. Поэтому надо предположить, что «те, кто не знает, что такое зло, стремятся не к нему, а к тому, что кажется им благом». Проще говоря, каждый человек, субъективно стремясь к добру (благу), может принять за добро то, что объективно является злом.

Сократу задали вопрос: «Что лучше: вершить несправедливость или терпеть ее?». «Я не хотел бы ни того ни другого. Но если бы оказалось неизбежным либо творить несправедливость, либо переносить ее, — отвечал Сократ, — я предпочел бы переносить».

Этические мысли Сократа — GKToday

Опубликовано: 14 августа 2016 г.

Сократ был первым систематическим моральным мыслителем , который вел образцовую жизнь, проводя большую часть своего времени в философских дискуссиях. Сам ничего не писал. Вместо этого он расспрашивал людей по философским вопросам, особенно о природе хорошей жизни. Его обвинили в неуважении к богам и в развращении юных умов; и был приговорен к смертной казни через употребление болиголова. Он был учителем Платона, и все наши знания о Сократе основаны на диалогах Платона.

Содержание

• Профиль жизни Сократа
• Вклад Сократа в этику
  • Человеческая сфера
  • Диалог
  • Добродея
  • Расследование
• Аспекты Сокла. прививать ценностную этику?
• Важные цитаты, приписываемые Сократу

Профиль жизни Сократа

Сократ жил в эпоху, которую называют Золотым веком Афин. В 480 г. до н. э. греки победили персов в битве при Саламине, после чего наступил период мира и процветания, а также невероятных художественных и культурных достижений. Сократ родился в 470 г. до н.э. В молодости он последовал профессии своего отца и стал скульптором. Он был женат и имел троих сыновей, хотя вряд ли был идеальным мужем или отцом. Раньше он был занят поиском мудрости и часто пренебрегал семьей. Сократ вряд ли был идеальным мужем или отцом; он был настолько занят поиском мудрости, что часто пренебрегал своей семьей и не заботился о ее поддержке.

Сократ сначала был учеником Анаксагора, пожилого философа из Греции. Первоначально он изучал космологию, но позже отказался от нее в пользу этики. Он считал, что его миссия состоит в том, чтобы помочь афинянам осознать свое моральное невежество. Однако его постоянное невежество не всем нравилось. Хотя у него появились поклонники среди молодежи, он также навлек на себя гнев богатых и влиятельных людей.

В 399 г. до н.э. он предстал перед судом за атеизм {неверие богам Афин} и развращение молодежи города, уча их подвергать сомнению все. Он был признан виновным по этим обвинениям и приговорен к смертной казни через употребление болиголова.

Хотя его казнь была отложена на месяц и у него было достаточно времени, чтобы сбежать, он не сделал этого, потому что это противоречило бы его принципам.

Вклад Сократа в этику

Человеческое царство

До Сократа философия была в основном сосредоточена на вопросах метафизики, религии или науки. Сократ был первым, кто придал практическое и политическое значение философии и этике. Он утверждал, что человеческое царство было надлежащим центром философского исследования.

Диалог

Для исследования определения добродетелей и этического поведения Сократ считал, что лучший способ — это «диалог», то есть содержательные беседы с людьми о таких идеях, как справедливость, праведность и добродетель. Этот метод долгих бесед называется диалектическим {также известен как Сократический метод } и заменяет уединенное созерцание. Именно диалог оказал влияние на студентов и молодежь Афин и лег в основу современной философии, науки, этики, социальной теории и других областей.

Добродетель

Сократ приравнивал знание к добродетели, что в конечном итоге ведет к этическому поведению. По его словам, единственная жизнь, достойная жизни, — это та, которая тщательно исследована. Он искал принципы и действия, по которым стоило жить, создавая этическую базу, на которой должны приниматься решения. Сократ твердо верил, что знания и понимания добродетели или «добра» достаточно для того, чтобы кто-то был счастлив. Для него знание добра было почти сродни просветленному состоянию. Он считал, что ни один человек не может добровольно сделать что-то вредное или негативное, если он полностью осознает ценность жизни.

Расследование

Сократ предстал перед судом и был признан виновным в «развращении молодежи» Афин, заставив их подвергнуть сомнению власть. Сократ глубоко верил, что люди должны исследовать и задавать вопросы даже о — или, возможно, особенно — о тех вещах, которые все считают само собой разумеющимися. Он не считал добродетельным судить о поступке на основе жизни и смерти. Вместо этого Сократ учил, что решения должны приниматься на основе того, что правильно или неправильно, хорошо или плохо, стандартов, которых вы можете достичь посредством обсуждения и морального руководства. Его вера в процесс расследования была настолько сильной и чистой, что его убили, заставив выпить болиголов.

Аспекты метода Сократа

Метод Сократа относится к совместному аргументированному диалогу между людьми, основанному на вопросах и ответах на них, чтобы стимулировать критическое мышление и извлекать идеи и лежащие в их основе предположения. Ключевые компоненты Сократовского метода следующие:

• Сократовский метод использует вопросы для изучения ценностей, принципов и убеждений учащихся, поэтому его диалектический метод.
• Метод Сократа фокусируется на нравственном воспитании, на том, как надо жить.

Как можно использовать метод Сократа (обучения) для привития ценностной этики?

Метод Сократа можно использовать для привития этики ценностей детям и молодежи через образование. Этот метод был одним из самых ранних задокументированных случаев обучения через исследование, и сегодняшнее обучение, основанное на запросах, ведет свое происхождение от него.

Сократовское исследование по существу не является обучением традиционным или общепринятым способом. На самом деле ему нужен не учитель а лидер . Лидер сократовского исследования не является торговцем знаниями, наполняющим умы своих учеников заучиванием, фактами и истинами. Здесь нет ни лекций, ни зубрежки. Это общий диалог между лидером и учениками, в котором оба несут ответственность за продвижение диалога посредством вопросов. «Учитель», или лидер диалога, задает наводящие вопросы, пытаясь выявить ценности и убеждения, которые формируют и поддерживают мысли и утверждения участников исследования. Студенты также задают вопросы, как учителю, так и друг другу. Исследование проходит интерактивно, и учитель является как участником, так и руководителем обсуждения. Кроме того, это исследование является открытым, и нет заранее определенного аргумента или конечной точки, к которой учитель пытается подвести учеников.

Важные цитаты, приписываемые Сократу

Ниже приведены некоторые важные цитаты Сократа, которые могут быть полезны при написании ответов на экзамене. Пожалуйста, попытайтесь связать их с описанным выше методом Сократа и понять их явное и неявное значение.

1. Понимание вопроса — половина ответа.
2. « Образование — это разжигание пламени, а не наполнение сосуда ».
3. » Есть только одно добро, знание, и одно зло, невежество.»
4. “ Я не могу никого ничему учить. Я могу только заставить их думать. ”
5. “ Будьте добры, каждый, кого вы встретите, ведет тяжелую битву .”
6. » Сильные умы обсуждают идеи, средние умы обсуждают события, слабые умы обсуждают людей .»
7. “ Во что бы то ни стало жениться; если у тебя будет хорошая жена, ты станешь счастливым; если ты получишь плохую, ты станешь философом».
8. « Тот, кто не доволен тем, что имеет, не будет доволен тем, что он хотел бы иметь».
9. «Если вы не получаете желаемого, вы страдаете; если вы получаете то, чего не хотите, вы страдаете; даже когда вы получаете именно то, что хотите, вы все равно страдаете, потому что не можете удержать это навсегда. Ваш ум — это ваше затруднительное положение. Он хочет быть свободным от изменений. Свободный от боли, свободный от обязательств жизни и смерти. Но изменения — это закон, и никакое притворство не изменит эту реальность».
10. » Иногда вы возводите стены не для того, чтобы не пускать людей, а для того, чтобы увидеть, кто достаточно заботится о том, чтобы их разрушить ».
11. « Чудо — начало мудрости ».
12. » Чтобы найти себя, подумайте сами.»
13. » Неизученная жизнь не стоит того, чтобы жить.»
14. « Познай себя».
15. « Пусть тот, кто перевернет мир, первым переедет сам».
16. » Секрет счастья, как видите, не в стремлении к большему, а в развитии способности получать удовольствие от меньшего».
17. » Секрет перемен в том, чтобы сосредоточить всю свою энергию не на борьбе со старым, а на создании нового.»
18. « Я не афинянин и не грек, а гражданин мира».
19. « Предпочитайте знание богатству, ибо одно преходяще, а другое вечно».
20. » Ум — это все; кем, по вашему мнению, вы станете ».
21. « Истинная мудрость приходит к каждому из нас, когда мы осознаем, как мало мы понимаем в жизни, в самих себе и в окружающем мире ».
22. «Богатее всего тот, кто довольствуется наименьшим, ибо довольство — это богатство природы».
23. « Быть значит делать »

« ПредыдущийСледующий »

Последние электронные книги

Сократовская добродетель: извлечь лучшее из ни хорошего, ни плохого | Отзывы | Нотр-Дам Philosophical Reviews

Наоми Решотко Сократическая добродетель исследует этическую теорию, которую поддерживает персонаж Сократ в ранних диалогах Платона. В книге утверждается (9-14), что эта этическая теория приписывается историческому Сократу. (Я подозреваю, что никто, кто скептически относится к этому выводу, не будет убежден в обратном на основании представленных здесь свидетельств.) В любом случае, главная цель Решотко состоит в том, чтобы демистифицировать этическую теорию Сократа, превзойдя тенденцию «современных читателей». наложить необоснованное наложение посткантианской морали обратно на текст Платона». (6) Она утверждает, что ранние диалоги продвигают не моральную и предписывающую теорию, а просто описательную теорию. «Человеческое счастье — это объективная цель. К нему можно приблизиться, если понять, на что похож мир, и как можно работать в рамках ограничений, которые накладывает на нас природа… чтобы изменить его». (14)

Помимо введения (1-18), книга делится на три части: теория мотивации Сократа (21-91), теория ценности Сократа (93-132) и взгляд Сократа на счастье и отношения между добродетелью и счастьем (133-192). Центральный аргумент первой части состоит в том, что анахроничные предположения об эпистемологии и желании препятствуют пониманию сократовской концепции желания. Взгляд Декарта о том, что содержание наших психологических состояний неисправимо, и взгляд Фреге о том, что объектом интенционального глагола является смысл, а не референция термина, оба оставили наследие, заставляющее нынешнюю веру в то, что мы знаем, чего мы желаем, и знаем ли мы, счастливый. Напротив, Решотко защищает интерпретацию, согласно которой для Сократа все желают настоящего добра, подлинного счастья, независимо от того, знают ли они, что это такое. Решотко говорит об этом как о теории доминирования желания.

Помимо теории доминирования, Сократ — психологический эгоист; то есть он утверждает, что каждый стремится делать то, что отвечает его или ее личным интересам. Более того, Сократ считает, что все желания рациональны; то есть каждый всегда делает то, что считает лучшим средством для достижения наилучшего результата. Следовательно, каждый всегда стремится к своему подлинному счастью. Проблема в том, что немногие понимают, как достичь подлинного счастья. Входит Сократ, у которого есть теория, объясняющая наиболее многообещающие средства для достижения подлинного счастья.

Согласно теории ценности Сократа, есть два вида добра: добродетель и счастье. Оба являются безусловным товаром. Но счастье — это «самопорожденное» благо в том смысле, что оно «получает свою ценность строго из присущих ему свойств»; тогда как добродетель есть «порожденное другими» добро в том смысле, что она получает свою ценность от счастья, именно от того, что способствует счастью. (96) Сравните добродетель и счастье как безусловные блага с вещами, которые не являются ни хорошими, ни плохими, такими как здоровье или богатство, которые, в зависимости от того, как они используются, могут или не могут способствовать счастью. Например, богатство, используемое злобно, ведет к страданию.

Отношение между добродетелью и счастьем, которым интересовался Сократ, не является отношением определения или концептуальности. Таким образом, вопросы о логической необходимости или достаточности добродетели для счастья — распространенные среди исследователей Платона последних нескольких десятилетий — ошибочны. Скорее, Сократ утверждает, что, учитывая то, как устроен мир, к счастью можно стремиться только через стремление к добродетели. Другими словами, отношение между добродетелью и счастьем номологическое и случайное. Следовательно, хотя теория Сократа не носит предписывающего характера, учитывая, что каждый хочет стать как можно более счастливым, описание теории «убеждает тех, кто ее понимает, стремиться стать как можно более добродетельным». (14)

Демистификация сократовской этики завершается в главах восьмой и девятой, где Решотко раскрывает тождество добродетели и счастья. В восьмой главе она утверждает, что добродетель идентична знанию, более того, «научному» знанию счастья или человеческого преимущества. Эта наука «является просто наукой о том, как использовать то, что получено всеми другими науками, для достижения счастья, путем понимания того, что счастье является целью человеческой жизни и что такое счастье». (174) Наконец, само счастье есть удовольствие, точнее модальное, в противоположность чувственному, удовольствие. Модальные удовольствия — это «вещи, которые делаются определенным образом… без усилий или без скуки, или к которым подходят определенным образом, или имеют особую ценность для человека. Напротив, чувственные удовольствия — это чувства, возникающие в результате того, что сделано». (180) Таким образом, добродетель также может пониматься как «наука об измерении настоящих и будущих модальных удовольствий и страданий». (18)

Итак, обзор. Читатели, заинтересованные в некотором расширении, могут найти краткое изложение аргументов Решотко на страницах 14-18.

Теперь перехожу к критике. Для начала позвольте мне уточнить, что у меня твердые взгляды на тексты, которые обсуждает Решотко. У меня есть собственная книга и двадцать статей на эту тему. Чаще всего я приходил к отличным от Решотко выводам.

Теперь следует подчеркнуть, что в той мере, в какой вклад Решотко является оригинальным, его оригинальность в значительной степени исходит от его сборки частей, а не от самих частей. Решотко не скрывает своих долгов, но размеры этих долгов бросаются в глаза. Решотко был учеником Пеннера в Мэдисоне; в книге она называет его своим наставником. Первая часть книги, по сути, является развитием взглядов Пеннера. Сама Решотко так говорит: «Это теория желания и интеллектуализма Пеннера, которую я описываю в следующих трех главах». (4) Обратите внимание, что помимо введения в книге сто семьдесят страниц. Первая часть на семидесяти страницах. Кроме того, взгляд Решотко на счастье как модальное удовольствие в девятой главе зависит от работы Рудебуша (9).0195 Socrates, Pleasure, and Value , OUP, 1999, особенно главы с шестой по десятую).

С одной стороны, приятно видеть, как ученый серьезно и откровенно опирается на работу других, а не просто критикует. Более того, Решотко не следует рабски за Пеннером или Рудебушем. Она независимый и креативный мыслитель. Она отмечает, что Пеннер не всегда может с ней соглашаться; и ее описание счастья и отношения к нему добродетели в некоторых отношениях расходится с мнением Рудебуша. Меня, однако, больше всего беспокоит то, что вклады Пеннера, какими бы гениальными они ни были, а также труды Рудебуша текстуально несостоятельны. Короче говоря, основания рассуждений Решотко неустойчивы.

Представление Пеннера о теории желания доминирования было наиболее убедительно выражено в его интерпретации Gorgias 466a-468e в «Силе и желании у Сократа», Apeiron 24 (1991) 147-202. В моей статье «Неадекватные средства риторики: Gorgias 466a4-468e5», Classical Philology , готовится к печати, 2007 г., я утверждаю, среди прочего, что Пеннер грубо неверно истолковывает заявление Сократа о том, что все желают добра в Gorgias аргумент. В «Желание добра: Менон несовместим с Горгий ?» Phronesis 39 (1994) 1–25, Пеннер в сотрудничестве с Роу пытается расширить свое описание сократовского желания в Gorgias до Meno . Среди прочего, я критикую их интерпретацию аргумента Meno в «Desire for Good in Meno 77B2-78B6», Classical Quarterly 56 (2006) 77-92. (См. также статью Анагностопулоса «Желание добра в Meno », в Socrates and Plato: Desire, Identity, and Existence , Reshotko, ed., Academic Publishers, 2003, 171-91.)

Трактовка Решотко сократовского интеллектуализма в четвертой главе зависит от описания Сократа Пеннером. ‘ аргумент против akrasia в Protagoras в «Сократе о силе знания», Archiv für Geschichte der Philosophie 79 (1997) 117-49. Среди прочего, я критикую интерпретацию Пеннером описания Сократа акрасия в Протагор в «Нелепость преодоления удовольствия: Протагор 352b1-358d4», Oxford Studies in Ancient Philosophy 31 (2006) 113-36. Наконец, мой взгляд на желание в Lysis , в Trials of Reason: Plato and the Crafting of Philosophy , OUP, готовится к печати, 2007, глава 2.vi, расходится с точкой зрения Пеннера и Роу в Plato’s Lysis , CUP , 2005.

Книга Рудебуша по существу является попыткой примирить гедонизм и антигедонизм в Протагор и Горгий соответственно. Решение Рудебуша состоит в том, что в Протагоре Сократ говорит о модальном гедонизме, тогда как в Горгий он говорит о чувственном гедонизме. Ряд недавних дискуссий о Протагоре , включая мою, утверждают, что в Протагоре Сократ не одобряет какую-либо форму гедонизма, а просто использует гедонизм, чтобы подорвать позицию Протагора о том, что мужество и знание не тождественны. Критика Сократа акрасия на самом деле не требует этического гедонизма. (Об этом см. мою статью OSAP , процитированную выше, которая включает ссылки на многочисленных ученых, которые также придерживаются этой точки зрения.)

Сама Решотко утверждает, что аргумент Рудебуша «начинается со цитирования Республика I (349b-354as), где Сократ утверждает, что истинное удовольствие для человека — это добродетельная деятельность (1999:126)». (180) На самом деле нигде в Республике I Сократ не утверждает, что истинное удовольствие для человека есть добродетельная деятельность. Более того, сам Рудебуш не утверждает, что в Республика I Сократ утверждает, что истинное удовольствие для человека — это добродетельная деятельность. Скорее, аргумент Рудебуша в пользу приверженности Сократа ценности модального удовольствия основан на его интерпретации (в главе 6) аргумента Сократа в Apology о том, что смерть — это нечто хорошее. Я не публиковал свою собственную интерпретацию этого аргумента и не публиковал критику интерпретации этого аргумента Рудебушем. Тем не менее я считаю, что (1) интерпретация не соответствует тексту и (2) что даже если бы она была верна, этот единственный аргумент не мог бы иметь веса, необходимого для вывода о том, что на протяжении всех ранних диалогов Сократ или Платон одобряют этические принципы. модальный гедонизм.

На мой взгляд, провал интерпретации сократовских желаний Пеннером теории доминирования, независимо от того, сколько места Решотко уделяет ее формулировке и разработке, на самом деле мало что делает для того, чтобы поставить под угрозу оставшуюся часть книги. Однако провал интерпретации Рудебушем сократовского этического модального гедонизма серьезно угрожает жизнеспособности вклада Решотко. Если eudaimonia — я больше не буду говорить о счастье — не модальное удовольствие, то этическая теория Сократа остается довольно загадочной. Более того, квазиконсеквенциалистская структура, которую Решотко приписывает Сократу, оказывается несостоятельной. Я подчеркиваю, что Решотко совершенно права, отвергая кантианскую интерпретацию сократовской этики, и я приветствую ее интерес к натурализации сократовской этики; но, повторяю, ее выводы, основанные на выводах других, недостаточно основаны на первичных свидетельствах.

Этот серьезный недостаток работы кажется мне неудивительным, учитывая приверженность Решотко герменевтике. Ни работы Решотко, ни Пеннера, ни даже Рудебуша (по крайней мере, см. главу седьмую) просто не пытаются дать исторически точную интерпретацию содержания ранних диалогов Платона. Рассмотрим следующие слова Решотко:

Изучение философии по произведениям Платона обязательно предполагает выполнение двух взаимосвязанных задач. Мы должны попытаться выяснить, что Платон пытается нам сообщить, но мы также должны попытаться определить, является ли то, что сообщается, философски жизнеспособным и даже правдоподобным. Если мы пренебрежем этой второй задачей или отложим ее «на потом» (когда завершим первую), то мы не выполним требования первой. Только когда мы взаимодействуем с текстом таким образом, который настаивает на поиске наиболее приемлемой с философской точки зрения его интерпретации, мы, вероятно, правильно интерпретируем то, что говорил Платон. (18)

Другими словами, книга Решотко пытается сделать две вещи более или менее одновременно: интерпретировать содержание диалогов Платона и защитить это содержание как философски жизнеспособное или, по крайней мере, правдоподобное — я бы просто сказал «как истинное».

Мой собственный, прежде всего филологический и исторический подход к античной философии, соответственно, тяготеет к глубокому расхождению с подходом Решотко. Я действительно вижу противоречие, проиллюстрированное работой Решотко — и восходящее к ее диссертации о Дрецке и Сократе — между интерпретацией древних текстов, с одной стороны, и построением надежной этической или психологической теории, с другой.