Читать онлайн «Дон Кихот. Часть 2» автора де Сервантес Сааведра Мигель — RuLit
Мигель де Сервантес
Славный рыцарь Дон-Кихот Ламанчский
Глава I
О том, как священник и цирюльник беседовали с Дон-Кихотом о его болезни
Сид Гамед Бен-Энгели рассказывает во второй части этой истории, а именно при описании третьего выезда Дон-Кихота, что священник и цирюльник почти целый месяц не посещали его для того, чтобы не вызвать в нем воспоминания о недавних событиях. Несмотря на это, они часто наведывались к племяннице и экономке и убеждали их как можно лучше ухаживать за Дон-Кихотом, давая ему есть такие кушанья, которые целительно действуют на ум и сердце, так как от расслабления последних, как можно заключить по зрелому размышлению, и возникла его болезнь. Те отвечали, что они не забывают этого и на будущее время, насколько хватит сил, будут заботиться о его здоровье; что они замечают являющиеся по временам у их господина светлые минуты, когда он бывает в полном рассудке.
Когда они вошли к нему, он сидел на своей кровати, одетый в камзол из зеленой фланели, с пестрой толедской шапочкой на голове, и был так худ и изнурен, что, казалось, на нем была только одна кожа да кости. Он принял их очень ласково; они осведомились у него относительно его здоровья, и он отвечал на все их вопросы очень разумно и в самых изысканных выражениях. В разговоре они коснулись между прочим и так называемых политических и государственных вопросов, при чем, беседуя, старались искоренить то то, то другое злоупотребление; отменяли один старый обычай и вводили на его место другой – новый, – короче сказать, каждый из троих собеседников изображал из себя в это время нового законодателя, нечто в роде второго Ликурга или новоиспеченного Солона; и таким образом они до такой степени преобразовали на словах государство, что его, в конце концов, нельзя было узнать.
Дон-Кихот ответил на это:
– Его величество поступает как предусмотрительный воин, вовремя заботясь об оборони своих владений, для того, чтобы враг не напал на них врасплох.
Если бы он, однако, захотел послушаться моего совета, то я рекомендовал бы ему такую меру, которая, по всей вероятности, в эту минуту менее всего может прийти ему в голову.
Услышав эти слова, священник сказал про себя:
– Помилуй Бог тебя, бедный Дон-Кихот! Кажется, ты с высочайшей вершины твоего сумасшествия стремишься низринуться в глубокую пропасть твоего простодушия. Цирюльник же, который напал на ту же самую догадку, спросил его, в чем собственно заключается та мера, которую он считает такою целесообразной, и не принадлежит ли она к числу тех необдуманных проектов, которые так часто представляют на одобрение государей.
– Мой проект, господин брадобрей, – сказал Дон-Кихот, – не будет необдуманным, напротив, он очень обдуман.
– Я не говорю ничего, – возразил цирюльник, – я хотел только сказать, что большая часть планов, которые представляются на усмотрение его величества, или невыполнимы, или просто несуразны, или даже могут быть вредны как для короля, так и для государства.
– Мой план, – ответил Дон-Кихот, – нельзя назвать ни невыполнимым, ни несуразным; напротив, он самый легкий, самый лучший, самый удобоисполнимый и самый короткий, который рождался когда-либо в чьей-либо изобретательной голове.
Дон Кихот. 2 часть. Краткое содержание
Вверившись заботам ключницы и племянницы, Дон Кихот восстанавливал здоровье после странствий, описанных в первой части романа (см. её краткое содержание). Цирюльник и священник целый месяц не навещали его, чтобы не напоминать о прежних его приключениях. Но потом священник всё же пришёл к Дон Кихоту. Тот выглядел совершенно здоровым умственно, но лишь до тех пор, пока беседа не коснулась подвигов рыцарей. Тогда стало ясно, что Кихот с прежней страстностью думает о них. (См. также биографию Мигеля Сервантеса и статью «Дон Кихот» – анализ.)
Сервантес.
Дон Кихот. 2 часть. Краткое содержание. Слушать аудиокнигу
От Санчо Пансы он узнал, что в Испании появилась книга под названием «Хитроумный идальго Дон Кихот Ламанчский», написанная неким Сидом Ахметом Бенинхали, и она пользуется в народе большим успехом. Дон Кихот пригласил к себе учёного бакалавра Самсона Карраско и расспросил его о книге. Карраско рассказал, что ею зачитываются все от мала до велика. После этого разговора Дон Кихот решил, что ему непременно нужно продолжить свои приключения. Родственники пробовали удержать его дома, но не смогли.
Перед тем, как отправиться в дорогу, опять вместе с Санчо, Рыцарь Печального Образа захотел получить благословение своей дамы сердца. Он прибыл в Тобосо, и там признался Санчо, что никогда не видел Дульсинею, а влюбился в нее только по слухам. Полагая, что с Дульсинеей встречался ранее посылавшийся к ней с любовным письмом Санчо, Дон Кихот требовал, чтобы оруженосец указал дорогу к замку дамы его сердца. Санчо не хотел признаться рыцарю, что писем к Дульсинее он не возил, и, увидев трёх подъезжавших на ослицах крестьянок, сказал Дон Кихоту, что одна из них – Дульсинея, а две другие – её фрейлины.
Во время отдыха в лесу рядом с Дон Кихотом и Санчо расположились на привал двое мужчин, один из которых называл себя Рыцарем Зеркал. Он рассказал, что ради благосклонности дамы своего сердца, Касильдеи Вандальской, задумал одолеть всех рыцарей Испании и мира, в том числе знаменитого Дон Кихота. Кихот тут же бросился на него и едва не прикончил. Но оруженосец Рыцаря Зеркал завопил, что его господин – это знакомый Кихоту бакалавр Самсон Карраско, который переоделся для того, чтобы вернуть Рыцаря Печального Образа домой. Кихот не поверил этим словам. Он решил, что коварные чародеи просто заменили облик Рыцаря Зеркал обликом Карраско.
В дороге Дон Кихот встретил благородного идальго Диего де Миранда.
Они поехали дальше вместе и вскоре заметили повозку, которая тащила клетку с двумя львами. Дон Кихот потребовал, чтобы клетку открыли, и собирался изрубить огромного льва в куски. Лев, однако, поленился выйти из клетки. Дон Кихот тоже не стал входить к нему, а удовлетворился тем, что провозгласил свою победу над животным и присвоил себе новое прозвание – Рыцаря Львов.
Вслед за этим странники прибыли в одно село, где молодую красавицу Китерию выдавали замуж за местного богача Камачо. Перед самым венчанием вдруг появился давно и горячо влюблённый в Китерию бедняк Басильо. Он сказал, что не сможет жить без неё, и у всех на глазах вонзил себе в грудь острый клинок. Священник подбежал исповедовать несчастного юношу перед смертью, однако Басильо заявил, что согласится на исповедь, только если священник обвенчает его с Китерией и он умрёт её супругом. Все уговаривали Китерию сжалиться над страдальцем, ибо он сейчас умрёт, и она всё равно сыграет свадьбу с богатым Камачо. Китерия подала Басильо руку, но как только священник обвенчал их, Басильо вскочил на ноги здоровым.
Дон Кихот посчитал, что его новым подвигом должен стать спуск в глубокую пещеру Монтесиноса. Санчо и один студент крепко обвязали храброго рыцаря верёвками, и он полез в пещеру. Когда веревка была размотана на всю длину, Дон Кихот внизу не подавал признаков жизни. Санчо и студент не без труда вытянули его наверх. Дон Кихот пребывал в обморочном состоянии, его с трудом растолкали. Придя в сознание, он стал уверять, что видел на дне пещеры героев рыцарских романов и заколдованную Дульсинею.
На постоялом дворе по пути Дон Кихот глядел на кукольное представление. В этой пьесе добрых героев преследовали злодеи. Пожалев несправедливо обижаемых, Дон Кихот кинулся с мечом на сцену и перебил немало кукол. Во время дальнейшего странствия он увидел лодку на реке Эбро – и вообразил: её оставили здесь нарочно, чтобы проезжавший рыцарь мог отправиться в лодке на помощь кому-нибудь из невинно страждущих.
Дон Кихот и Санчо влезли в лодку и, поплыв на ней, угодили к опасному водовороту, который создавали колеса стоявшей на реке мельницы. Прибежавшие мукомолы хотели спасать их, однако Дон Кихот принял их за злодеев, которые заточили в темнице знатную особу, и стал махать мечом. Он и Санчо едва уцелели в этой передряге.
Выехав среди заката на зелёный луг, Дон Кихот и Панса встретили герцога и герцогиню, занимавшихся соколиной охотой. Эти аристократы читали первую часть книги о Рыцаре Печального образа и пригласили его в свой замок – вроде бы как почётного гостя, но на самом деле чтобы потешиться над старым чудаком.
В замке некий переряженный в волшебника Мерлина субъект, услышав от Санчо, что знаменитая Дульсинея Тобосская заколдована злым чародеем, сказал, что заклятие можно снять, если Санчо сам огреет себя плёткой три тысячи триста раз. Санчо хотел уклониться от такого испытания, но герцог в обмен на согласие подвергнуться ему пообещал Пансе исполнить его давнишнюю мечту – сделать его губернатором острова.
Санчо вскоре действительно отправили на остров Баратарию в должности губернатора. Он не знал, что это лишь розыгрыш и что все слуги на острове тоже в нём участвуют. Санчо тут же пришлось приступить к исполнению губернаторских обязанностей, выносить приговоры по тяжбам, а потом и защищать Баратарию от якобы напавших на неё неприятелей. Ему принесли два щита и привязали их один спереди, а другой сзади. Устремившись в таком виде на битву, Санчо упал и не мог подняться, зажатый щитами. Вокруг себя он слышал крики и звон оружия, по его щиту ударяли мечами. Наконец кто-то воскликнул, что враги разгромлены. Санчо подняли и поздравляли со славной победой. Однако он тут же забрался на своего осла и поехал к Дон Кихоту, поняв, что не рождён для власти и сражений и что губернаторская должность – не для него.
Дон Кихоту между тем наскучила бездельная жизнь у герцогов. Он покинул их замок и вместе с Санчо отправился навстречу новым подвигам. В Барселоне Кихот сразился с неким рыцарем Белой Луны и потерпел поражение.
Этим рыцарем вновь оказался автор книги о нём – бакалавр Самсон Карраско. По рыцарским обычаям победитель мог требовать, чтобы побеждённый исполнил любое его желание, и Карраско настоял на том, чтобы Дон Кихот вернулся домой и не выезжал оттуда в течение года.
И самому Кихоту уже надоели странствия. Прибыв в родные места, он решил позабыть о рыцарстве и стать пастухом. Эту его мысль одобрил и верный Санчо. Дон Кихот вскоре скончался, проклиная на смертном одре фантазии рыцарских романов. Перед кончиной он простился с друзьями и испустил дух спокойно, по-христиански – совсем не так, как странствующие паладины.
© Авторское право на эту статью принадлежит владельцу сайта «Русская историческая библиотека». Любые виды её копирования и воспроизведения без согласия правообладателя запрещены!
Мигель де Сервантес ★ Дон Кихот. Часть 2 читать книгу онлайн бесплатно
Мигель де Сервантес
Славный рыцарь Дон-Кихот Ламанчский
Глава I
О том, как священник и цирюльник беседовали с Дон-Кихотом о его болезни
Сид Гамед Бен-Энгели рассказывает во второй части этой истории, а именно при описании третьего выезда Дон-Кихота, что священник и цирюльник почти целый месяц не посещали его для того, чтобы не вызвать в нем воспоминания о недавних событиях.
Несмотря на это, они часто наведывались к племяннице и экономке и убеждали их как можно лучше ухаживать за Дон-Кихотом, давая ему есть такие кушанья, которые целительно действуют на ум и сердце, так как от расслабления последних, как можно заключить по зрелому размышлению, и возникла его болезнь. Те отвечали, что они не забывают этого и на будущее время, насколько хватит сил, будут заботиться о его здоровье; что они замечают являющиеся по временам у их господина светлые минуты, когда он бывает в полном рассудке. Оба друга были чрезвычайно обрадованы этим известием, полагая, что этим они обязаны счастливой мысли увезти его очарованным домой на телеге, запряженной волами, как это было рассказано в последней главе первой части этой большой и правдивой истории. Поэтому они решили навестить его и посмотреть, как подвигается его выздоровление, в котором они все еще сомневались; они сговорились между собой не затрагивать в разговоре ничего такого, что касалось бы странствующего рыцарства, чтобы как-нибудь неосторожно опять не разбередить едва начавшие заживать раны.
Когда они вошли к нему, он сидел на своей кровати, одетый в камзол из зеленой фланели, с пестрой толедской шапочкой на голове, и был так худ и изнурен, что, казалось, на нем была только одна кожа да кости. Он принял их очень ласково; они осведомились у него относительно его здоровья, и он отвечал на все их вопросы очень разумно и в самых изысканных выражениях. В разговоре они коснулись между прочим и так называемых политических и государственных вопросов, при чем, беседуя, старались искоренить то то, то другое злоупотребление; отменяли один старый обычай и вводили на его место другой – новый, – короче сказать, каждый из троих собеседников изображал из себя в это время нового законодателя, нечто в роде второго Ликурга или новоиспеченного Солона; и таким образом они до такой степени преобразовали на словах государство, что его, в конце концов, нельзя было узнать. О каждом предмете, про который шла речь, Дон-Кихот говорил так разумно, что оба друга, испытывавшие его, более не сомневались в совершенном восстановлении его рассудка.
Племянница и экономка присутствовали при этом разговоре и не знали, как благодарить Бога за то, что их господин рассуждал так здраво. Но священник переменил свое первоначальное намерение не затрагивать ничего, что касалось бы рыцарства, так как он вполне хотел убедиться в действительности выздоровления Дон-Кихота. Поэтому он рассказал одну за другой несколько новостей из столичной жизни и, между прочим, что, как ему передавали за достоверное, турки выступили в поход с большим флотом; неизвестно, в чем состоит их намерение и над какою страной разразится эта гроза; но так как страх нападения турок почти из года в год овладевает христианским миром, то его величество король повелел привести в оборонительное положение как берега Неаполя и Сицилии, так и остров Мальту.
Дон-Кихот ответил на это:
– Его величество поступает как предусмотрительный воин, вовремя заботясь об оборони своих владений, для того, чтобы враг не напал на них врасплох. Если бы он, однако, захотел послушаться моего совета, то я рекомендовал бы ему такую меру, которая, по всей вероятности, в эту минуту менее всего может прийти ему в голову.
Услышав эти слова, священник сказал про себя:
– Помилуй Бог тебя, бедный Дон-Кихот! Кажется, ты с высочайшей вершины твоего сумасшествия стремишься низринуться в глубокую пропасть твоего простодушия. Цирюльник же, который напал на ту же самую догадку, спросил его, в чем собственно заключается та мера, которую он считает такою целесообразной, и не принадлежит ли она к числу тех необдуманных проектов, которые так часто представляют на одобрение государей.
– Мой проект, господин брадобрей, – сказал Дон-Кихот, – не будет необдуманным, напротив, он очень обдуман.
– Я не говорю ничего, – возразил цирюльник, – я хотел только сказать, что большая часть планов, которые представляются на усмотрение его величества, или невыполнимы, или просто несуразны, или даже могут быть вредны как для короля, так и для государства.
Читать дальшеЧасть 2 Глава 74 — Дон Кихот
Часть 2 Глава 74 — Дон Кихот – Сервантес
О том, как Дон Кихот занемог, о составленном им завещании и о его кончине
Ничто на земле не вечно, все с самого начала и до последнего мгновения клонится к закату, в особенности жизнь человеческая, а как небо не наделило жизнь Дон Кихота особым даром замедлять свое течение, то смерть его и кончина последовала совершенно для него неожиданно; может статься, он сильно затосковал после своего поражения, или уж так предуготовало и распорядилось небо, но только он заболел горячкой, продержавшей его шесть дней в постели, и все это время его навещали друзья: священник, бакалавр и цирюльник, добрый же оруженосец Санчо Панса не отходил от его изголовья.
Друзья, полагая, что так на него подействовало горестное сознание своего поражения и своего бессилия освободить и расколдовать Дульсинею, всячески старались развеселить Дон Кихота, а бакалавр все твердил, чтобы он переломил себя, встал с постели и начал вести пастушескую жизнь, на каковой предмет у него, бакалавра, уже, мол, заготовлена эклога почище Саннадзаровых, и что он, бакалавр, уже купил у кинтанарского скотовода на собственные деньги двух славных псов, чтобы сторожить стадо, из коих одного кличут Муругим, а другого Птицеловом. Все это, однако ж, не могло развеять печаль Дон Кихота.
Друзья послали за лекарем; тот пощупал пульс, остался им недоволен и посоветовал Дон Кихоту на всякий случай подумать о душевном здравии, ибо телесному его здравию грозит, мол, опасность. Дон Кихот выслушал его спокойно, но не так отнеслись к этому ключница, племянница и оруженосец – они горькими слезами заплакали, точно Дон Кихот был уже мертв. Лекарь высказался в том смысле, что Дон Кихота губят тоска и уныние.
Дон Кихот попросил оставить его одного, ибо его, дескать, клонит ко сну. Желание это было исполнено, и он проспал более шести часов подряд, как говорится, без просыпу, так что ключница и племянница уже забеспокоились, не умер ли он во сне. По прошествии указанного времени он, однако ж, пробудился и громко воскликнул:
– Благословен всемогущий бог, столь великую явивший мне милость! Милосердие его воистину бесконечно, и прегрешения человеческие не властны ни ограничить его, ни истощить.
Племянница слушала дядю своего со вниманием, и речи его показались ей разумнее обыкновенного, во всяком случае – разумнее того, что он говорил во время болезни, а потому она обратилась к нему с такими словами:
– О чем это вы толкуете, дядюшка? Кажется, это что-то новое? О каком таком милосердии и о каких человеческих прегрешениях вы говорите?
– О том самом милосердии, племянница, которое в этот миг, невзирая на мои прегрешения, проявил ко мне господь, – отвечал Дон Кихот. – Разум мой прояснился, теперь он уже свободен от густого мрака невежества, в который его погрузило злополучное и постоянное чтение мерзких рыцарских романов.
Теперь я вижу всю их вздорность и лживость, и единственно, что меня огорчает, это что отрезвление настало слишком поздно и у меня уже нет времени исправить ошибку и приняться за чтение других книг, которые являются светочами для души. Послушай, племянница: я чувствую, что умираю, и мне бы хотелось умереть так, чтобы люди удостоверились, что жил я не напрасно, и чтобы за мной не осталось прозвание сумасшедшего, – пусть я и был таковым, однако же смертью своей я хочу доказать обратное. Позови, голубушка, добрых моих друзей, священника, бакалавра Самсона Карраско и цирюльника маэсе Николаса: я хочу исповедаться и составить завещание.
Племяннице, однако ж, не пришлось за ними бежать, ибо как раз в это время все трое вошли к Дон Кихоту в комнату. Как скоро Дон Кихот их увидел, то повел с ними такую речь:
– Поздравьте меня, дорогие мои: я уже не Дон Кихот Ламанчский, а Алонсо Кихано, за свой нрав и обычай прозванный Добрым. Ныне я враг Амадиса Галльского и тьмы-тьмущей его потомков, ныне мне претят богомерзкие книги о странствующем рыцарстве, ныне я уразумел свое недомыслие, уразумел, сколь пагубно эти книги на меня повлияли, ныне я по милости божией научен горьким опытом и предаю их проклятию.
Трое посетителей, послушав такие речи, решили, что Дон Кихот, видимо, помешался уже на чем-то другом. И тут Самсон сказал ему:
– Как, сеньор Дон Кихот? Именно теперь, когда у нас есть сведения, что сеньора Дульсинея расколдована, ваша милость – на попятный? Теперь, когда мы уже совсем собрались стать пастухами и начать жить по-княжески, с песней на устах, ваша милость записалась в отшельники? Перестаньте ради бога, опомнитесь и бросьте эти бредни.
– Я называю бреднями то, что было до сих пор, – возразил Дон Кихот, – бреднями воистину для меня губительными, однако с божьей помощью я перед смертью обращу их себе на пользу. Я чувствую, сеньоры, что очень скоро умру, а потому шутки в сторону, сейчас мне нужен духовник, ибо я желаю исповедаться, а затем – писарь, чтобы составить завещание. В такую минуту человеку не подобает шутить со своею душою, вот я и прошу вас: пока священник будет меня исповедовать, пошлите за писарем.
Присутствовавшие переглянулись – до того поразил их Дон Кихот, и хотя и не без колебаний, однако же все были склонны придать его словам веру.
И это внезапное превращение безумца в здравомыслящего показалось им явным признаком того, что смерть его близка, ибо к вышеприведенным речам он присовокупил еще и другие, столь связные, столь проникнутые христианским духом и столь разумные, что все их сомнения в конце концов рассеялись и они совершенно уверились, что рассудок к Дон Кихоту вернулся.
Священник попросил всех удалиться и, оставшись с Дон Кихотом наедине, исповедал его. Бакалавр пошел за писарем и не в долгом времени возвратился вместе с ним и с Санчо Пансой; Санчо же еще раньше узнал от бакалавра, в каком состоянии находится его господин, и теперь он, видя, что ключница и племянница плачут, искривил лицо и залился слезами. После исповеди священник вышел и сказал:
– Алонсо Кихано Добрый, точно, умирает и, точно, находится в здравом уме. Пойдемте все к нему, сейчас он будет составлять завещание.
Слова эти вызвали новый порыв отчаяния у ключницы, племянницы и доброго оруженосца Санчо Пансы: из очей у них, и без того уже влажных, так и хлынули слезы, а из груди беспрестанно вырывались глубокие вздохи, ибо и в самом деле, как уже было замечено, Дон Кихот всегда, будучи просто-напросто Алонсо Кихано Добрым, равно как и Дон Кихотом Ламанчским, отличался кротостью нрава и приятностью в обхождении, за что его и любили не только домашние, но и все, кто его знал.
Вместе с прочими к нему вошел и писарь, и после того как он написал заголовок завещания, Дон Кихот, помолившись богу и соблюдая все, что по христианскому обряду в сем случае полагается, приступил к составлению завещания и начал так:
– Item , я желаю, чтобы денег моих, находящихся на руках у Санчо Пансы, которого я в пору моего помешательства взял в оруженосцы, с него не требовали и отчета в них не спрашивали ввиду того, что у нас с ним свои счеты; буде же за вычетом причитающейся ему суммы что-либо из них останется, то пусть он этот остаток возьмет себе: деньги небольшие, а ему они пригодятся, и уж если я в состоянии умопомешательства способствовал тому, что его сделали губернатором острова, то ныне, находясь в здравом уме, я пожаловал бы ему, если б мог, целое королевство, ибо простодушие его и преданность вполне этого заслуживают.
Тут он обратился к Санчо и сказал:
– Прости, друг мой, что из-за меня ты также прослыл сумасшедшим и, как и я, впал в заблуждение и поверил, что были на свете странствующие рыцари и существуют якобы и поныне.
– Ах! – со слезами воскликнул Санчо. – Не умирайте, государь мой, послушайтесь моего совета: живите много-много лет, потому величайшее безумие со стороны человека – взять да ни с того ни с сего и помереть, когда никто тебя не убивал и никто не сживал со свету, кроме разве одной тоски. Полно вам в постели валяться, вставайте-ка, одевайтесь пастухом – и пошли в поле, как у нас было решено: глядишь, где-нибудь за кустом отыщем расколдованную сеньору Дульсинею, а уж это на что бы лучше! Если же вы умираете от огорчения, что вас одолели, то свалите все на меня: дескать, вы упали с Росинанта, оттого что я плохо подтянул подпругу, да и потом вашей милости известно из рыцарских книг, что это самая обыкновенная вещь, когда один рыцарь сбрасывает другого наземь: сегодня его одолели, а завтра – он.
– Разумеется, – сказал бакалавр, – добрый Санчо Панса в рассуждении сего совершенно прав.
– Полно, сеньоры, – молвил Дон Кихот, – новым птицам на старые гнезда не садиться. Я был сумасшедшим, а теперь я здоров, я был Дон Кихотом Ламанчским, а ныне, повторяю, я – Алонсо Кихано Добрый.
Искренним своим раскаянием я надеюсь вновь снискать то уважение, коим я некогда у вас пользовался, вы же, господин писарь, пишите дальше. Item, завещаю все мое достояние здесь присутствующей племяннице моей Антонии Кихано с тем, однако ж, условием, чтобы предварительно из него была изъята часть, предназначаемая мною для иных целей; и прежде всего я желаю, чтобы ключнице моей было уплачено положенное ей жалованье за все то время, что она у меня прослужила, а сверх того прошу выдать ей двадцать дукатов на платье. Душеприказчиками же моими назначаю господина священника и господина бакалавра Самсона Карраско, здесь присутствующих. Item, желаю, чтобы племянница моя Антония Кихано, буде она вознамерится выйти замуж, выходила за такого человека, о котором ей было бы заранее известно, что он о рыцарских романах не имеет понятия; если же будет установлено, что он их читал, а племянница моя все же захочет выйти за него замуж и действительно выйдет, то в сем случае я лишаю ее наследства и прошу душеприказчиков моих употребить его по их благоусмотрению на добрые дела.
Item, прошу вышепоименованных господ душеприказчиков, если им когда-нибудь доведется познакомиться с сочинителем книги, известной под названием Второй части подвигов Дон Кихота Ламанчского, передать ему покорнейшую мою просьбу простить меня за то, что я неумышленно дал ему повод написать такие нелепые вещи, какими полна его книга, ибо, отходя в мир иной, я испытываю угрызения совести, что послужил для этого побудительною причиною.
На этом Дон Кихот окончил свое завещание и, лишившись чувств, вытянулся на постели. Все в испуге бросились ему на помощь; и в течение трех дней, которые Дон Кихот еще прожил после того, как составил завещание, он поминутно впадал в забытье. Весь дом был в тревоге; впрочем, это отнюдь не мешало племяннице кушать, а ключнице прикладываться к стаканчику, да и Санчо Панса себя не забывал: надобно признаться, что мысль о наследстве всегда умаляет и рассеивает ту невольную скорбь, которую вызывает в душе у наследников умирающий. Наконец, после того как над Дон Кихотом были совершены все таинства и после того как он, приведя множество веских доводов, осудил рыцарские романы, настал его последний час.
Присутствовавший при этом писарь заметил, что ни в одном рыцарском романе не приходилось ему читать, чтобы кто-нибудь из странствующих рыцарей умирал на своей постели так спокойно и так по-христиански, как Дон Кихот; все окружающие продолжали сокрушаться и оплакивать его, Дон Кихот же в это время испустил дух, попросту говоря – умер.
Тогда священник попросил писаря выдать свидетельство, что Алонсо Кихано Добрый, обыкновенно называемый Дон Кихотом Ламанчским, действительно преставился и опочил вечным сном; свидетельство же это понадобилось ему для того, чтобы какой-нибудь другой сочинитель, кроме Сида Ахмета Бен-инхали, не вздумал обманным образом воскресить Дон Кихота и не принялся сочинять длиннейшие истории его подвигов. Таков был конец хитроумного ламанчского идальго; однако ж местожительство его Сид Ахмет точно не указал, дабы все города и селения Ламанчи оспаривали друг у друга право усыновить Дон Кихота и почитать его за своего уроженца, подобно как семь греческих городов спорили из-за Гомера.
Мы не станем описывать, как плакали Санчо, племянница и ключница Дон Кихота, равно как не будем приводить новые эпитафии, ему посвященные, за исключением лишь следующей, сочиненной Самсоном Карраско:
Под плитою сей замшелой
Спит идальго, до того
Телом мощный, духом смелый,
Что бессмертья не сумела
Даже смерть лишить его.
Он по всей стране скитался,
Всем посмешищем служил,
С мненьем света не считался,
Но, хотя безумцем жил,
С жизнью, как мудрец, расстался.
А премудрый Сид Ахмет говорит, обращаясь к своему перу:
«Здесь, на этом крючке и медной проволоке, ты и будешь висеть, перо мое, не знаю, хорошо или же дурно очиненное, и ты будешь жить здесь века и века, если только какие-нибудь дерзновенные и злочестивые сочинители не снимут тебя, дабы осквернить. Однако, прежде нежели они к тебе прикоснутся, предостереги их и произнеси как можно внушительнее:
Прочь, баловники, ступайте
И меня не беспокойте!
Суждено, король, лишь мне
Совершить подобный подвиг.
Для меня одного родился Дон Кихот, а я родился для него; ему суждено было действовать, мне – описывать; мы с ним составляем чрезвычайно дружную пару – назло и на зависть тому лживому тордесильясскому писаке, который отважился (а может статься, отважится и в дальнейшем) грубым своим и плохо заостренным страусовым пером описать подвиги доблестного моего рыцаря, ибо этот труд ему не по плечу и не его окоченевшего ума это дело; и если тебе доведется с ним встретиться, то скажи ему, чтобы он не ворошил в гробу усталые и уже истлевшие кости Дон Кихота и не смел, нарушая все права смерти, перетаскивать их в Старую Кастилию, не смел разрывать его могилу, в которой Дон Кихот воистину и вправду лежит, вытянувшись во весь рост, ибо уже не способен совершить третий выезд и новый поход; а дабы осмеять бесконечные походы бесчисленных странствующих рыцарей, довольно, мол, первых двух его выездов, которые доставили удовольствие и понравились всем, до кого только дошли о них сведения, будь то соотечественники наши или же чужестранцы.
Подав сей благой совет недоброжелателю твоему, ты исполнишь христианский свой долг, я же буду счастлив и горд тем, что первый насладился в полной мере, как того желал, плодами трудов своих, ибо у меня иного желания и не было, кроме того, чтобы внушить людям отвращение к вымышленным и нелепым историям, описываемым в рыцарских романах; и вот, благодаря тому что в моей истории рассказано о подлинных деяниях Дон Кихота, романы эти уже пошатнулись и, вне всякого сомнения, скоро падут окончательно». Vale.
Конец
Большая книга: «Дон Кихот». Глава XLVIII, часть 2
— Совершенно верно, — ответила бородатая графиня, — за свою быстроту он прозван Клавиленьо Быстрокрылый.
— Имя мне нравится, — продолжал Санчо. — Ну а как им управлять — уздой или недоуздком?
— Я уже вам сказала: не уздой, а особой ручкой, — ответила графиня Трифальди. — Рыцарь, едущий на нем, поворачивает ручку то в одну сторону, то в другую и направляет коня куда захочет: конь или взлетает на воздух, или опускается вниз, почти касаясь копытами земли.
— Я не прочь посмотреть на этого волшебного коня, — сказал Санчо, — но если вы полагаете, что я решусь сесть на него, так поищите лучше груш на вязе. Вы хотите, чтобы я сидел на деревянном крупе, да еще без тюфячка или подушки. Черт возьми, я вовсе не собираюсь растрясти себе все внутренности ради избавления незнакомых мне дуэний от бород. Впрочем, моя помощь им, конечно, и не нужна.
— Очень нужна, друг мой, — возразила Трифальди, — так нужна, что без вашего участия у нас, наверное, ничего не выйдет.
— Спасите меня, добрые люди! — воскликнул Санчо. — Да какое дело оруженосцам до приключений их господ? На долю рыцарей приходится вся честь и слава, а наш брат знай себе работай. Даже историки в своих описаниях подвигов странствующих рыцарей никогда
не упомянут об оруженосце и его участии в деле, словно его и на свете не было. Нет, сеньоры, повторяю еще раз: мой господин может отправляться один, и дай ему Бог всякого успеха, а я останусь здесь, в обществе сеньоры герцогини, и займусь освобождением от чар сеньоры Дульсинеи.
С меня и этого довольно.
— И все‑таки, добрый Санчо, — заявил герцог, — вам придется сопровождать вашего господина, если это окажется необходимым. Недопустимо, чтобы из‑за вашего нелепого страха лица этих сеньор остались бы косматыми. Ведь это же неприлично.
— Еще раз кричу: спасите! — воскликнул Санчо. — Если бы требовалось проявить милосердие к каким‑нибудь юным затворницам, ну тогда еще куда ни шло. Но мучиться ради того, чтобы избавить от бород дуэний? Да ну их к черту! Пускай они все ходят с бородами, от старшей до младшей, от первой жеманницы до последней кривляки.
— Вы не любите дуэний, друг мой Санчо, — сказала герцогиня. — Но клянусь вам, вы не правы. В моем доме есть примерные дуэньи. Взять хотя бы донью Родригес, которая стоит перед вами.
— Смейтесь, смейтесь, ваша светлость, — сказала донья Родригес. — Бог создал дуэний, — стало быть, он знает, для чего они нужны. Уповая на его милосердие, я могу перенести все оскорбления этого грубияна оруженосца и.
..
— Ну, довольно о дуэньях, — нетерпеливо прервал ее Дон Кихот. — Пусть только явится этот Клавиленьо — и я немедленно вступлю в бой с Маламбруно и сниму ему голову с плеч с большей легкостью, чем бритва снимает ваши бороды, а Санчо, конечно, исполнит все, что я ему прикажу.
— Ах! — воскликнула тут Долорида. — Пусть все звезды небесные взглянут благосклонными очами на ваше величие, о доблестный рыцарь, и пошлют вашему духу удачу и мужество, дабы вы соделались щитом и оплотом всего посрамленного и угнетенного рода дуэний; его ненавидят аптекари, на него ропщут оруженосцы и клевещут пажи. О великан Маламбруно, пошли же скорей несравненного Клавиленьо, дабы кончились наконец наши злоключения!
Трифальди сказала это с таким чувством, что у всех присутствующих выступили слезы на глазах, и даже Санчо прослезился и тут же решил про себя, что последует за Дон Кихотом хотя бы на край света.
Между тем настала ночь, и пришел час, когда должен был явиться знаменитый Клавиленьо.
Однако его все еще не было, и Дон Кихот начал беспокоиться. Он опасался, что Маламбруно раздумал вступать с ним в единоборство и избрал для поединка другого рыцаря. Но вот внезапно вошли в сад четыре дикаря. Они несли на плечах большого деревянного коня; приблизившись к Дон Кихоту, дикари поставили коня на землю, и один из них сказал:
— Пусть сядет на эту махину рыцарь, у которого хватит на это храбрости…
— Я, во всяком случае, не сяду, — перебил Санчо, — у меня и храбрости не хватит, да я и не рыцарь.
Дикарь продолжал:
— … а если у этого рыцаря есть оруженосец, пусть он сядет на круп коня. Стоит только повернуть деревянную ручку у коня на лбу, и он взовьется ввысь и примчит всадников к Маламбруно, который давно их поджидает. Но перед полетом путникам непременно надо завязать себе глаза. Иначе у них может закружиться голова и они свалятся на землю. Повязку нельзя снимать до тех пор, пока конь своим ржанием не возвестит седокам, что их воздушное путешествие закончилось.
После этих слов дикари оставили Клавиленьо и с большой учтивостью удалились. А Долорида со слезами на глазах сказала Дон Кихоту:
— Доблестный рыцарь, Маламбруно сдержал свое обещание: конь — перед тобой. Наши бороды растут, и все мы молим тебя — избавь нас от них. Для этого тебе стоит только сесть вместе с твоим оруженосцем на этого коня и довериться его волшебной силе.
— Я сделаю это, сеньора графиня Трифальди, с большой охотой и удовольствием: так велико мое желание видеть вас, сеньора, и всех ваших дуэний с чистыми гладкими лицами.
— А я не сделаю этого, — сказал Санчо, — ни с удовольствием, ни с неудовольствием — вообще никак. Если, для того чтобы обрить этих дам, необходимо взбираться на круп коня, то пусть мой господин поищет себе другого оруженосца, или эти сеньоры придумают какой‑нибудь способ вылощить свои лица. Что я, колдун, что ли, чтобы носиться под облаками? Да и что скажут мои островитяне, узнав, что их губернатор летает по воздуху! К тому же до Кандайи добрых три тысячи миль.
Как же мы вернемся обратно, если наш конь устанет или великан рассердится? Тогда уже никакие острова меня не увидят. Люди недаром говорят: подарили тебе коровку, так беги скорее за веревкой. Так что пусть меня простят бороды этих сеньор, но мне и здесь очень хорошо. В этом доме меня ласкают, а хозяин его посулил мне великую милость — сделать меня губернатором.
На это герцог ответил:
— Друг мой Санчо, вам не хуже меня известно, что всякой прибыльной и важной должности можно добиться только подкупом. Так знайте же, что вы можете купить у меня ваше губернаторство не иначе, как отправившись вместе с сеньором Дон Кихотом. И пожалуйста, не беспокойтесь, — вернетесь ли вы сюда на Клавиленьо или же по воле враждебной судьбы вам придется, как пилигриму, плестись от одного постоялого двора до другого — все равно, когда бы вы ни вернулись, остров и губернаторство останутся за вами. Решение же мое неизменно: не сомневайтесь в правдивости моих слов, Санчо, иначе я сочту себя глубоко оскорбленным.
— Ни слова больше, сеньор, я простой оруженосец и никогда не осмелюсь сомневаться в вашем слове, — ответил бедный Санчо. — Пусть мой господин садится верхом; завяжите мне глаза, помолитесь за меня Богу да еще скажите, пожалуйста, могу ли я поручить свою душу Господу Богу и призывать к себе на помощь ангелов, когда мы будем пролетать по поднебесью.
На это Трифальди ответила:
— Конечно, Санчо, вы можете поручить свою душу Богу или кому вам будет угодно. Ведь Маламбруно хоть и волшебник, а все‑таки христианин.
Но тут Дон Кихот прервал их разговор, подозвав Санчо к себе.
Он отошел вместе с Санчо в сторону, под деревья, и, схватив его за руки, сказал:
— Ты видишь, братец Санчо, что нам предстоит длинное путешествие. Один Бог знает, когда мы вернемся назад и когда ты сможешь спокойно и не торопясь исполнить свое обещание Дульсинее. Поэтому я бы попросил тебя удалиться сейчас в твою комнату. Скажи, что тебе нужно захватить с собой кой‑что на дорогу.
А там всыпь себе хотя бы пятьсот горячих. На это потребуется немного времени, а между тем ты бы доставил мне этим большое утешение. Ты знаешь, как важно для меня это дело.
— Нет, ваша милость, — воскликнул Санчо, — это никуда не годится! Сейчас мне придется сесть на голые доски, а ваша милость желает, чтоб я себя бичевал! Поедемте‑ка брить этих дуэний, а когда вернемся, я обещаю вашей милости с величайшей поспешностью исполнить свое обязательство и вполне вас удовлетворить. И довольно об этом.
А Дон Кихот ответил:
— Ну хорошо, добрый Санчо, я удовольствуюсь твоим обещанием и буду верить, что ты его сдержишь.
После этого они направились к Клавиленьо, и Дон Кихот, садясь на коня, сказал:
— Завяжи себе глаза, Санчо, и садись; раз за нами посылают из таких далеких стран, то уж не для того, чтобы нас обмануть, ибо постыдно обманывать доверчивых. Даже если это приключение закончится не так, как я думаю, то все же, отваживаясь на такой подвиг, мы приобретаем славу, которую не сможет омрачить никакая злоба на свете.
— Ну, едем, сеньор, — ответил Санчо, — бороды и слезы этих сеньор разрывают мне сердце, и я не могу проглотить ни одного кусочка, прежде чем они не избавятся от своего уродства. Садитесь вы сперва, ваша милость, и завяжите себе глаза. Я ведь поеду на крупе, и понятно, что тот, кто едет в седле, должен сесть первым.
— Да, ты прав, — ответил Дон Кихот.
И, вынув из кармана платок, он попросил Долориду хорошенько завязать ему глаза, а затем легко вскочил на деревянную спину Клавиленьо и схватился за ручку у него на лбу. Стремян на седле не было, и ноги Дон Кихота висели в воздухе. Он был похож на всадника, вытканного на каком‑нибудь фламандском ковре, изображающем римский триумф.
Санчо взобрался на коня медленно и неохотно и, устроившись поудобнее на крупе, заявил, что это слишком жесткое сиденье. Он спросил герцога, нельзя ли ему получить какую‑нибудь подушку или тюфячок, хотя бы из покоя сеньоры герцогини или с кровати одного из пажей. На это Трифальди ответила, что Клавиленьо не потерпит на своей спине никаких подушек и войлоков.
В крайнем случае Санчо может сесть по‑дамски, и тогда сиденье не будет казаться ему таким твердым. Санчо так и сделал и, попрощавшись со всеми, позволил завязать себе глаза. Когда это было исполнено, он снова снял повязку и трогательно, со слезами на глазах, обратился к присутствующим, прося каждого помочь ему в этом испытании и прочесть «Отче наш» и «Богородицу».
— Возможно, — прибавил он, — что и они когда‑нибудь попадут в такую же беду, и тогда Господь пошлет им человека, который за них помолится.
Тут Дон Кихот воскликнул:
— Что за негодяй! Можно подумать, что ты попал на виселицу или тебе грозит смерть. К чему все эти мольбы? О бессовестное и трусливое созданье, ведь ты сидишь там, где покоилась некогда прекрасная Магелона, и если историки не лгут, то с этого коня сошла она не в могилу, а на престол Франции. А разве я, сидящий рядом с тобой, не выдерживаю сравнения с доблестным Пьером, занимавшим то самое место, которое ныне занимаю я? Завяжи себе глаза, малодушное животное.
Пусть страх не говорит больше твоими устами, по крайней мере в моем присутствии.
— Ну ладно, завязывайте мне глаза, — покорно сказал Санчо, — запрещают мне самому молиться Богу, запрещают и другим молиться за меня, а потом удивляются, что я боюсь, как бы нам не повстречался какой‑нибудь легион дьяволов да не утащил нас в преисподнюю. Наконец Санчо завязали глаза, и Дон Кихот, убедившись, что все в порядке, повернул ручку. Едва он сделал это, как все дуэньи и остальные присутствующие принялись кричать:
— Поезжайте с Богом, доблестный рыцарь!
— Господь с тобой, бесстрашный оруженосец!
— Вот, вот вы уже взлетели на воздух и мчитесь с быстротою стрелы.
Хитроумный идальго Дон Кихот Ламанчский. Том 2. — М., Наука. 2003
%PDF-1.5 % 1 0 obj > endobj 5 0 obj /Author /Creator >> endobj 2 0 obj > stream
Книга: Дон Кихот.
Часть 2 — Мигель де СервантесПросмотров: 12195
Татуировщик из Освенцима
Хезер Моррис
Основанный на реальных событиях жизни Людвига (Лале) Соколова, роман Хезер Моррис…
Просмотров: 2935
Свобода – точка отсчета. О жизни,…
Петр Вайль
Петр Вайль (1949–2009) – известный писатель, журналист, литературовед. Его книги «Гений…
Просмотров: 1448
Империя тишины
Кристофер Руоккио
Человек, которого почитали как героя и презирали как убийцу, рассказывает захватывающую…
Просмотров: 1400
Проект «Аве Мария»
Энди Вейер
Райланд Грейс приходит в себя на борту космического корабля. Он не помнит своего имени и…
Просмотров: 1336
Атака Роя
Вячеслав Кумин
Все, чего хочет Владислав Роев, попав на другой конец галактики и каким-то чудом получив…
Просмотров: 1272
Дорога из Освенцима
Хезер Моррис
Силке было всего шестнадцать лет, когда она попала в концентрационный лагерь…
Просмотров: 1151
Моя борьба.
Книга 1. Прощание
Карл Уве Кнаусгор
Карл Уве Кнаусгор пишет о своей жизни с болезненной честностью. Он пишет о своем детстве…
Просмотров: 1114
ЗБ
Олег Раин
ЗБ (заброшенная больница) – самое таинственное место в городе. Там происходят…
Просмотров: 1067
Dragon Age. Империя масок
Патрик Уикс
«Dragon Age» – популярная компьютерная игра в жанре темной фэнтези, завоевавшая множество…
Просмотров: 1067
Men & Wine. Мужчины и вино
Филип Пулман
Может, вам покажется странным ассоциировать мужчин с винами, но для молодого…
Просмотров: 1052
Жестокий бог
Л. Дж. Шэн
Вон Спенсер. Они называют его жестоким богом. Для меня он – бессердечный принц. Вон…
Просмотров: 991
Сад небесной мудрости: притчи для…
Майкл Роуч
Современный мир стремителен, непостоянен и разнопланов.
Наша жизнь в нем наполнена…
Просмотров: 909
Dragon Age. Последний полет
Лиана Мерсиэль
И вновь Тедас обязан жизнью своим героям, Серым Стражам. Архидемон повержен, закончился…
Просмотров: 755
Крайон. Искусство правильных решений.…
Тамара Шмидт
Представьте, что вам дана возможность прожить свою жизнь еще раз с самого начала. Прямо…
Просмотров: 709
Илон Маск. До встречи на Марсе
Анна Кроули Реддинг
Илон Маск – инноватор SpaceX и генеральный директор компании по производству…
Просмотров: 656
Барселона. Проклятая земля
Хуан Франсиско Феррандис
Хуан Франсиско Феррандис – известный испанский писатель, один из лидеров жанра…
Просмотров: 616
Крайон. Денежная энергия.
Пути к…
Тамара Шмидт
Дух Крайон с любовью напоминает нам о том, что Божественные законы дают вам власть над…
Просмотров: 609
Моя лесная фея
Юлия Шкутова
Хорошо быть попаданкой! Перенестись чудесным образом в магический мир, заполучить принца…
Просмотров: 597
Большой Кыш
Мила Блинова
Вы ещё не слышали о кышах? Наверное, это потому, что они строят свои домики в лесной…
Просмотров: 576
След сна. Книга 1
Пальмира Керлис
Лера – равная среди особых. От них ничего не скрыто – ни другие миры, ни чужие чувства.…
Просмотров: 557
Крайон. Тайные знания Акаши. Как…
Тамара Шмидт
Настала Эра перемен: за последнее время мир изменился так, что мы вынуждены жить в новой…
Просмотров: 546
Жизнь Марлен Дитрих, рассказанная ее…
Мария Рива
Самые скандальные мемуары о Марлен Дитрих, написанные ее дочерью.
«Биография матери – не…
Просмотров: 461
Притягательный дерзкий лжец
Кристина Лорен
Лондон Хьюз идет по жизни уверенно и прямо – занимается серфингом, работает в баре,…
Просмотров: 434
Бабулька на горошине
Дарья Донцова
Человек, который начал вести здоровый образ жизни, часто выглядит нездоровым. Вот и мама…
Дон Кихот, часть 2 автора Мигель де Сервантес Сааведра
Мигель де Сервантес Сааведра был испанским писателем, поэтом и драматургом. Его роман « Дон Кихот » часто считают его выдающимся произведением, а также первым современным романом.Предполагается, что Мигель де Сервантес родился в Алькала-де-Энарес. Его отцом был Родриго де Сервантес, хирург кордовского происхождения. Мало что известно о его матери Леонор де Кортинас, за исключением того, что она была уроженкой Арганда-дель-
. Мигель де Сервантес Сааведра был испанским писателем, поэтом и драматургом.
Его роман « Дон Кихот » часто считают его выдающимся произведением, а также первым современным романом.Предполагается, что Мигель де Сервантес родился в Алькала-де-Энарес. Его отцом был Родриго де Сервантес, хирург кордовского происхождения. Мало что известно о его матери Леонор де Кортинас, за исключением того, что она была уроженкой Арганда-дель-Рей.
В 1569 году Сервантес переехал в Италию, где служил камердинером Джулио Аквавива, богатого священника, который в следующем году был возведен в кардиналы.К тому времени Сервантес был зачислен солдатом в пехотный полк испанского флота и продолжал свою военную жизнь до 1575 года, когда он был захвачен алжирскими корсарами. Затем он был освобожден под выкуп от своих похитителей его родителями и тринитариями, католическим религиозным орденом.
Впоследствии он вернулся к своей семье в Мадрид.
В Эскивиасе (провинция Толедо) 12 декабря 1584 года он женился на гораздо более молодой Каталине де Саласар-и-Паласиос (Толедо, Эскивиас, 31 октября 1626 года), дочери Фернандо де Салазара-и-Возмедиано и Каталины де Паласиос.
Говорят, что ее дядя Алонсо де Кесада-и-Салазар вдохновил на создание образа Дон Кихота. В течение следующих 20 лет Сервантес вел кочевой образ жизни, работая агентом по закупкам для испанской армады и сборщиком налогов. Он потерпел банкротство и был заключен в тюрьму по крайней мере дважды (1597 и 1602) за нарушения в его счетах. Между 1596 и 1600 годами он жил преимущественно в Севилье. В 1606 году Сервантес поселился в Мадриде, где и остался до конца своей жизни.
Сервантес умер в Мадриде 23 апреля 1616 года.
-Скопировано из Википедии
Дон Кихот Краткое изложение Книги II
В начале Книги II Дон Кихот возвращается домой в Ла-Манчу под присмотром своей племянницы и экономки. Священник и парикмахер посещают Дон Кихота, чтобы узнать, как у него дела. Они не хотят напоминать ему о его недавних приключениях, потому что старому джентльмену нужно оставаться дома. Приходит Санчо с известием о том, что есть книга под названием «Гениальный джентльмен Дон Кихот де ла Манча».
Санчо находит молодого ученого по имени Сэмпсон Карраско, и Карраско сообщает двум мужчинам подробности книги.Кихот и Санчо полны сил продолжать свои приключения, поскольку их предыдущие приключения описаны и опубликованы. Племянница и экономка Кихота настаивают на том, чтобы он остался дома, но Кихот не обращает на них особого внимания.
По дороге Кихот решает, что хочет отправиться в Тобосо, чтобы увидеть Дульсинею. Санчо пытается отговорить Кихота от этого, но рыцарь упорствует. Кихот хочет, чтобы Санчо шел впереди, но, конечно, поскольку Санчо только притворился, что посещает Дульсинею, оруженосец на самом деле не знает, как добраться до дома Дульсинеи.В конце концов Санчо схватывает с мула девушку и говорит, что это Дульсинея, только на нее наложили чары. Уродливая очень уродливая, и у нее ужасный запах. Она убегает, и Кихот опечален тем, что красота Дульсинеи была скрыта от него. Двух путешественников задерживает «телега смерти», а рыцарь и оруженосец опасаются за свою жизнь.
В конце концов, люди внутри тележки убеждают Дон Кихота, что они всего лишь актеры.
Дон Кихот продолжает свой путь и посреди ночи сталкивается со своим следующим приключением: Лесной рыцарь и его оруженосец бросают вызов Дон Кихоту и Санчо на битву.Той ночью два оруженосца разговаривают друг с другом, и каждый убеждается в безумии своего хозяина. Утром Санчо отказывается сражаться с Лесным сквайром из-за его огромного и отвратительного лица. Кихот смотрит на костюм, который носит Лесной рыцарь, и переименовывает рыцаря в Рыцаря Зазеркалья (зеркала). Кихот сбрасывает рыцаря с коня. Рыцарь и оруженосец оказываются Сэмпсоном Карраско и Томом Сесиалом, соседом Санчо. Сэмпсон намеревался победить Кихота и вернуть его домой, но, увы, Сэмпсон проиграл.
Кихот считает, что Сэмпсон и Том — чары.
Дон Кихот попадает в беду в сельской местности, убив семь овец, потому что он принял их за языческих воинов, и безуспешно дразня свирепого льва, чтобы тот сразился с ним. После этого приключения рыцарь переименовывает себя в Рыцаря Львов.
Кихот и Санчо присутствуют на свадьбе, где бедняку по имени Базилио удается заполучить невесту, Китерию Прекрасную, несмотря на то, что Китерия должна была выйти замуж за Камачо Богатого.Кузен Базилио полон историй, рыцарских и прочих. Он рассказывает историю о пещере Монтесинос, и Дон Кихот очень хочет увидеть пещеру. Базилио приводит Санчо и Кихота в пещеру, которая представляет собой дыру в земле. Дон Кихота опускают в яму, после чего он засыпает. Когда Кихота вытаскивают, он утверждает, что у него были видения о мудрецах-волшебниках и чарах.
Удача Кихота оборачивается к худшему, когда он становится развлечением извращенных герцога и герцогини. Санчо и Дон Кихот являются их почетными гостями в течение нескольких недель.Персоналу замка приказано подшутить над Дон Кихотом и Санчо. Все эти шутки вводят Дон Кихота в заблуждение, заставляя его поверить в истинность рыцарства и чар. Герцог и герцогиня прочитали «Гениального джентльмена», и из историй, которые ей рассказывает Санчо, герцогиня может сочинять новые истории и сценарии, в которых запутывается Дон Кихот.
Кихот и Панса отправляются на охоту на кабана, и охота прерывается процессией дьяволов и мудрецов.Играет зажигательная музыка, и заколдованную Дульсинею представляют в карете. Мудрец провозглашает, что Дульсинея разочаруется и вернется к красоте только после того, как Санчо добровольно выпорет себя 3300 раз. Немного позже графиня Трифальди и ее слуги прибывают в замок, обратившись за помощью к Дон Кихоту. Они были прокляты бородами, но если Кихот полетит на деревянном коне, чтобы сразиться со злым великаном Малумбруно, дамы будут восстановлены. Кихот и Санчо с завязанными глазами сидят на Клавиленьо, крылатом деревянном коне.Лошадь полна петард, которые взрываются, легко раня мужчин и бросая их на землю.
Санчо назначается губернатором города, но вскоре уходит с работы. Дон Кихот остается в замке, замученный кошками и Альтисидорой, девушкой, влюбившейся в Дон Кихота. Донья Родригес, одна из служанок герцогини, просит помощи у Дон Кихота, и в конце концов он соглашается на поединок в защиту чести ее дочери.
Однако рыцарский поединок никогда не происходит.
Кихот и Санчо покидают замок герцогини.Их грабят воры, хотя главарь Роке Гинар восстанавливает украденное и сопровождает двоих мужчин в Барселону. В Барселоне Кихот становится посмешищем всего города, поселившись у дворянина дона Антонио Морено. Морено утверждает, что у него есть говорящая голова, которая может предсказывать будущее, и Дон Кихот очарован этим творением. Карраско возвращается как Рыцарь Белой Луны, и на этот раз он сражается и побеждает Дон Кихота. Кихот должен поклясться вернуться домой на год. Кихот решает стать пастухом, но он в глубокой депрессии.
Вернувшись домой, Кихот почти сразу же заболевает лихорадкой. Он приходит в себя, отрекается от рыцарства и странствующего рыцаря и умирает.
Дон Кихот Глава 2: Сводка и анализ
Анализ
В этой главе мы делаем еще один шаг вглубь иллюзий Дон Кихота. В то время как в главе 1 он представлен как довольно веселый и предприимчивый человек, в этой главе становится ясно, что он потерялся в своих галлюцинациях.
Прямо из этой главы тема включает в себя здравомыслие и правду.
Дон Кихот привержен новой личности, которую он создал для себя. Он не просто скачет прочь; он планирует стать рыцарем, чтобы стать «настоящим» рыцарем. Он даже старается представить свою версию правды, делая свои доспехи белыми, так как это требование для нового рыцаря. Это странное и забавное поведение подчеркивает юмористический тон истории.
Другая важная часть этой главы заключается в том, что рассказчик делает свое мнение и присутствие более ясным.Комментарий о том, что солнце сожгло бы его мозг, «если бы он у него был», является настоящим оскорблением. Дон Кихот низведен до уровня сумасшедшего старика. Автор также исследует мысли и чувства каждого из других персонажей, давая понять, что он всеведущий от третьего лица .
Кроме того, мы получаем представление о том, что другие люди думают о нем. Женщины в гостинице смеются ему в лицо, когда Дон Кихот приветствует их, а трактирщик только притворяется, что Дон Кихот — рыцарь. Образ Дон Кихота, пытающегося съесть свой ужасный обед из рыбы и хлеба в шлеме, изображает его комичным клоуном, а не каким-либо героем. Наши ожидания официально низкие.
Краткое содержание урока
В главе 2 книги «Дон Кихот » наш герой уезжает на своей старой лошади под палящее солнце. Он беспокоится, что не станет настоящим рыцарем, пока кто-нибудь не посвятит его в рыцари. Он также помнит, что должен носить белое, так как он начинающий рыцарь. Он весь день ищет приключений повсюду, но не находит.В конце концов он приходит в гостиницу и решает укрыться на ночь. Хозяин гостиницы принимает его и предлагает ему рыбу и хлеб.
В этой главе мы, читатели, приходим к пониманию того, что Дон Кихот очень бредовый человек. Тот факт, что он весь день находится под палящим солнцем, дает понять, что он не осознает опасности, которой подвергается в своей игре. Тот факт, что посетители в гостинице смеются над ним, дает понять, что он только обманывает себя, и никто вокруг него не покупает рыцарский поступок.
Тема этой главы исследует здравомыслие и правду, в то время как тон носит юмористический характер. Мы также лучше чувствуем нашего всеведущего рассказчика от третьего лица.
Аудиокнига недоступна | Audible.com
Эвви Дрейк начинает больше
- Роман
- К: Линда Холмс
- Рассказал: Джулия Уилан, Линда Холмс
- Продолжительность: 9 часов 6 минут
- Полный
В сонном приморском городке штата Мэн недавно овдовевшая Эвелет «Эвви» Дрейк редко покидает свой большой, мучительно пустой дом спустя почти год после гибели ее мужа в автокатастрофе.
Все в городе, даже ее лучший друг Энди, думают, что горе держит ее взаперти, и Эвви не поправляет их. Тем временем в Нью-Йорке Дин Тенни, бывший питчер Высшей лиги и лучший друг детства Энди, борется с тем, что несчастные спортсмены, живущие в своих самых страшных кошмарах, называют «криком»: он больше не может бросать прямо, и, что еще хуже, он не может понять почему.
- 3 из 5 звезд
Что-то заставило меня продолжать слушать….
- К Каролина Девушка на 10-12-19
SPAN 300 — Лекция 17 — Дон Кихот, Часть II: Главы XXII-XXXV
SPAN 300 — Лекция 17 — Дон Кихот, Часть II: Главы XXII-XXXV
Глава 1.
Спуск в пещеру Монтесинос: знакомство с основными литературными темами и источниками [00:00:00] Профессор Роберто Гонсалес Эчеваррия : Итак, сегодня мы поговорим о двух наиболее значительных эпизодах второй части « Дон Кихота », эпизодах, которые знаменуют собой переход к… он движется к своему завершению. Это затянувшаяся кульминация и финал , согласующиеся с более медленным и обдуманным темпом Части II.Мы встретимся с одним персонажем из Части I, который снова появляется, Хинесом де Пасамонте, под видом мастера-кукловода Мастера Питера, и будут не только повторы эпизодов из Части I, но даже повторы эпизодов из Части II внутри Части II. . После эпизодов, которые я буду обсуждать сегодня, происходят три важных новых события. Во-первых, Дон Кихот иногда покидает центр действия, его заменяет Санчо. Во-вторых, что и Дон Кихот, и Санчо становятся объектами забавы для легкомысленных персонажей из высшего общества, прочитавших часть I.И в-третьих, главного героя будет окружать намного больше персонажей, чем раньше.
Главной темой романа по-прежнему остается desengaño , поскольку большая часть действия инсценируется внутренними авторами. Это очень театральное действие, и реквизит или закулисье пародий раскрываются читателю либо во время представления, либо сразу после него.
Первым из двух важных эпизодов является эпизод о спуске Дон Кихота в пещеру Монтесинос, поистине выдающееся проявление силы и одна из самых блестящих сцен в западной литературной традиции.Итак, пещера Монтесинос, это один из основных эпизодов части II и, возможно, всего произведения, потому что он, кажется, затрагивает основные литературные темы и источники романа, а также дает редкий взгляд на внутреннюю работу подсознания Дон Кихота. Это как если бы мы заглянули за кулисы «Дон Кихот » или позволили увидеть его обратную сторону, как мы видим обратную сторону этой картины в Las Meninas , над которой работает Веласкес. Это также как если бы было разрешено препарировать главного героя, пока он еще жив.
Заметим прежде всего, что это приключение, которого ищет Дон Кихот, что он ищет его, а не навязанное ему случайно, как встречи в дороге или другие персонажи, которые пишут сценарий его жизни.
Как мы видели, Сансон Карраско с самого начала пытается написать сценарий жизни Дон Кихота, и этим будут заниматься несколько внутренних авторов, но это совсем не так. Это эпизод, приключение, которое Дон Кихот хочет предпринять, и он говорит ученому или двоюродному брату, что хочет это сделать, и спрашивает, как добраться до пещеры Монтесиноса.Это тоже чисто испанский эпизод, который как бы уносит Дон Кихота в глубины испанской земли: он как бы говорит, что такого рода сказочные события случаются и в Испании и в настоящем, хотя, как хотите, см., и я буду говорить об источниках эпизода спуска в пещеры и т. д., но это тот, который основан на испанской традиции; то есть люди знали о пещере Монтесинос и говорили о ней — они существуют — и Дон Кихот хотел в них войти; он решил, что у него должно быть это приключение.
Один из способов увидеть этот эпизод как вытекающий из свадьбы Камачо — который является большим эпизодом, предшествующим ему — через его связь с Овидием. Кузен или ученый, который является их проводником, пишет испанского Овидия, и объяснение, данное о реках Испании и их названиях, соответствует духу Метаморфоз . Этот ученый — еще одна сатира на студентов и интеллектуалов, подобная той, которую мы видели в случае с Сансоном Карраско; это еще более экстремально, это действительно смешной ученый, который пытается выяснить, у кого была первая простуда в истории, если вы помните.Итак, я также сказал, что во второй части « Кихот » Сервантес, кажется, указывает в качестве своих источников Гомера, Вергилия, Овидия и, как мы увидим, Данте, как бы утверждая, что его произведения являются их достойным преемником: что он в их лиге, так сказать, в просторечии. Я расскажу о Вергилии, когда мы встретимся с Альтисидорой, персонажем, которого вы встретите и найдете очень забавным, который является версией Дидоны.
Итак, у этого спуска в пещеру есть предшественники в Одиссее , Энеиде и Божественной Комедии , конечно.Хотя есть и истоки в рыцарских романах, это приключение на более высоком литературном уровне, это восходит не только к эпизодам рыцарских романов, но и к Гомеру, Вергилию, Данте. Конечно, во всех культурах и во всех литературах есть и традиционные рассказы о походах в пещеры. Если вы читали вашу американскую литературу, то видите, что и в «Томе Сойере», и в «Гекльберри Финне» и т. д. есть эпизоды, где персонажи уходят в пещеры, но здесь, я думаю, источники те, о которых я говорил.Спуск в пещеру имеет, конечно, глубокий психологический резонанс, связанный с сексуальностью Дон Кихота и, соответственно, с его страхом смерти. Когда он входит в пещеру, он должен уйти от терновника, закрывающего вход, в действиях, которые символичны или напоминают дефлорацию, а черные дрозды, улетающие в испуге, являются явным признаком смерти; это плохие предзнаменования; мне они кажутся чем-то хичкоковскими, я имею в виду, современным читателям.
Они, я уверен, напоминают вам тот самый пугающий фильм Хичкока «Птицы ».
То, что Дон Кихот переживает в пещере, — сон, и, конечно, это ставит его в один ряд с литературой о снах. Это видно из того, что он спит, когда его снова поднимают, и из истории, которую он рассказывает о том, как он заснул, когда садится на свернутую веревку в пещере. Дон Кихот говорит, что он просыпается от этого сна, но очевидно, что он пробуждается во сне, что это сон во сне, еще один зеркальный эффект. То, что мечта позволяет, так это беспрепятственное появление самых глубоких страхов Дон Кихота в форме историй, связанных с его фантазиями или взятых из его фантазий.Это как если бы ему дали наркотик, сыворотку правды, или как если бы он расслабился на кушетке психоаналитика и позволил себе свободно общаться.
История Дюрандарте и Белермы взята из Каролингского цикла. Помните, я упомянул различные циклы рыцарских романов и эпопей, а каролингский — от Карла Великого и так далее. Они взяты из Каролингского цикла и, похоже, содержат не только страх смерти, но и страх кастрации.
Все персонажи, кроме Мерлина, из баллад каролингско-артуровского цикла: Король Артур, Карл Великий. Герои должны быть мертвы и все в трауре, и процессия какая-то скорбная процессия как — как погребение. У тела Дюрандарте в этой истории удалено сердце и отправлено в Белерму как символ его бессмертной любви; это оригинальная история. Он попросил, когда он умер, чтобы это сердце удалили и отправили его возлюбленной. Здесь его кастрированный труп как бы предстает статуей, пасущей собственную могилу и не способной говорить.Но правдивость этой истории скомпрометирована или гротескно гарантирована объяснением Монтесиноса, что ему пришлось посолить сердце, чтобы оно не гнило и не начинало пахнуть. Это разрушает фантазию. Я имею в виду, что если этот великий герой посылает свое сердце своей возлюбленной, никто не думает, что это сердце будет подчиняться законам природы, это мир фантазий; а здесь та фантазия разрушена и история — правдивость истории, другими словами, может быть обеспечена тем, что ее надо посолить, чтобы не сгнила.
Законы природы угрожают правдоподобию этой истории. Сердце из вяленой говядины — это не то же самое, что сердце, которое символизирует любовь, мужество и мужественность. Сердце, конечно, имеет все эти коннотации. Так что, если вы думаете, что это сделано из вяленой говядины, все эти коннотации разрушаются или становятся гротескными.
Хотя время в эпизоде гибкое, его влияние на плоть присутствует; то есть затрагивая другие аспекты. Я говорю, что время гибкое, как и в эпизоде, потому что, как долго Дон Кихот был внизу? Ученый и Санчо говорят, самое большее, час; он говорит три дня! И еще возникает вопрос, как давно произошли эти истории, сотни лет назад, но эти персонажи все еще существуют.Так что время в истории гибкое, как мы знаем, время во сне. Теперь из современных исследований сновидений мы знаем, что истории, которые кажутся долгими, на самом деле занимают во сне несколько секунд, и что существует сжатие, о котором говорит Фрейд, как сновидение сжимает истории за очень короткое время.
Это намекается здесь, в том, что Дон Кихот говорит, что он был там три дня, а они говорят, что только час. Но влияние времени на плоть очевидно. Теперь эта деталь воздействия времени на плоть раскрывает собственные сомнения Дон Кихота в легитимности рыцарских легенд.Я имею в виду, помните, это история, которую он сам рассказывает, поэтому, если эта история всплывает в его подсознании, это потому, что он сомневается в законности рыцарских легенд. Истории, рыцарские легенды, нарушают законы природы, поэтому они фантастичны, как все это время рассказывали ему другие персонажи, и все это, кажется, подействовало на него.
Теперь Дон Кихот признан великим рыцарем, постоянство, которое началось с разоблачения Сансоном Карраско существования Части I, и это то, что будет происходить снова и снова в Части II, что он признан великим рыцарем, но в данном случае персонажем, чье собственное существование очень, очень сомнительно и что он сам отныне будет сомневаться, с тревогой спрашивая других, как Маэсе Педро, как обезьяна господина Питера, было ли то, что произошло в пещере, реальным, и, настаивая на том, чтобы Санчо поверил в то, что это было на самом деле, и заключал с ним поразительные сделки: «Я поверю, что если вы верите в пещеру Монтесиноса», это показывает, что он не так в этом уверен.
Итак, их признание; то есть признание этими персонажами того, что он великий рыцарь, вряд ли является гарантией. Я подчеркиваю эти сомнения, которые раскрывают рассказы о его собственных фантазиях, но наиболее тревожной частью истории является появление Дульсинеи в образе уродливой девицы, которую Санчо пытался заставить поверить в свою даму. Это — мы знаем из Фрейда, великой книги Фрейда «Толкование сновидений », которая была опубликована в 1900 году, когда он говорит об остатках дня, о том, как сон подхватывает элементы предыдущего дня и включает их в истории, и это своего рода остатки дня.
Так вот, появление этой девицы убеждает Санчо, что Дон Кихот безумен, потому что он был автором этой шарады, но это также показывает, насколько эпизод с тремя крестьянками потряс собственные убеждения Дон Кихота и проник в его истоки. о его собственных желаниях для Дульсинеи и о его изобретении Дульсинеи. Эта крестьянка Дульсинея, от которой пахнет сырым чесноком, как вы помните, как от нее пахло потом в более раннем рассказе Санчо о ней, когда он сказал: «Я подошел к ней, и от нее немного пахло, потому что она забрасывала сено или что там было».
.Эта крестьянская Дульсинея, как мне кажется, близка истинному желанию Дон Кихота к Альдонце Лоренцо, настоящей Дульсинеи. Кажется, что это подавленное желание вульгарной, физически сильной, сексуально агрессивной молодой женщины, которая является полной противоположностью, на самом деле, коррелятивной противоположностью его идеализации ее. Чем вульгарнее эта женщина его желаний, тем более идеализированной она станет в его фантазии.
Кроме того, когда она просит взаймы в этой уморительной, уморительной части истории — последнее, что вы представляете, это то, что Дульсинея просит взаймы у Дон Кихота — что, кстати, будет подкреплено гарантией интимное — внутреннее одеяние Дульсинеи; это своего рода очень сложная нижняя юбка, и она будет гарантией — я имею в виду, что эти вещи очень сексуализированы.Но Дон Кихоту не хватает двух реалов: она хочет шесть, а он может дать ей только четыре. Это явный признак его глубокого и подавленного страха перед сексуальной неадекватностью — яснее и быть не может; вам не обязательно быть Фрейдом — что может быть источником его героических фантазий. Он стар, чувствует себя сексуально неадекватным, поэтому хочет вообразить себя молодым бодрым рыцарем, который может идти и драться, и соблазнять девиц.
Итак, выдумка Санчо в эпизоде с заколдованной Дульсинеей глубоко проникла в страхи Дон Кихота и в источник его фантазий.В этом перевернутом мире пещеры есть и жуткие образы смерти. Я уже упоминал о дроздах у входа в пещеру. Труп Дюрандарта, изображающий из себя статую на собственном саркофаге, — самый жуткий из всех и самый жуткий, это инверсия. Статуя на саркофаге предположительно представляет собой тело мертвого человека внутри него — я уверен, что вы были в европейских соборах, куда вы идете и находите все эти саркофаги и видите наверху лежащую статую человека внутри него. , короли и все такие, которые обыкновенно вот такие с вот такими руками, и мечи у них возле себя и все такое, — я нахожу это достаточно жутким для начала, но в любом случае — вот, однако, труп статуя; природа заменила искусство или стала искусством.Вы понимаете? Вместо репрезентации у вас буквально труп на вершине саркофага.
Но не будем забывать, что здесь мы имеем дело со смертью и также в царстве временного; если вспомнить, что сердце Дюрандарта было засолено, чтобы не пахло. Как труп может заменить статую и не сгнить, как ее сердце? Искусство тоже было захвачено смертью; вот что такое намек. Ничто, даже искусство, не застраховано от смерти в этом пещерном мире.Здесь может быть каламбур, отвратительный каламбур: саркофаг происходит от греческого sarcos , плоть и phagein , есть. Саркофаг буквально поедает плоть, плоть мертвого тела, которое он содержит, но здесь мертвое тело ускользнуло, чтобы стать собственной статуей. Это очень барочный образ. Мы встретимся — мы найдем еще один саркофаг, который мы будем обсуждать в течение следующих нескольких глав.
Глава 2. Спуск в пещеру Монтесинос:
Десенганьо и разрушение иллюзий [00:20:45] Теперь рассказы и изображения в пещере Монтесинос освещают центральную тему Части II desengaño . Desengaño , как мы видели, может означать разрушение всех иллюзий.
Когда Дон Кихот приходит в себя после выхода из пещеры, он заявляет, что является классическим выражением desengaño , и это цитата:
«Простите, друзья, [говорит он ученому и Санчо] за то, что увели меня от самой приятной и очаровательной жизни и зрелища, которые когда-либо видел или пережил смертный. Короче говоря, теперь я полностью удовлетворен тем, что все наслаждения этой жизни исчезают, как тень или сон, и увядают, как полевой цветок.О несчастный Монтесино! О отчаянно раненый Дюрандарт! О несчастный Белерма! О плачущая Гвадиана! И вы, несчастные дочери Руйдеры, чьи воды показывают, какие потоки слез льются из ваших прекрасных глаз!»
Он говорит чуть позже, цитата: «Я проснулся и очутился, я не знал, каким образом, среди самого прекрасного, самого приятного и самого восхитительного луга, который могла создать природа или самая беременная фантазия воображала. ”
[Без кавычек]. Это locus amoenus эпохи Возрождения, пастырская литература, о которой я упоминал ранее — вы помните locus amoenus , в котором бродит Росинант и влюбляется в кобыл и все такое.
Это тема литературы эпохи Возрождения как самое приятное из мест, и это то место, где он приземляется, и, по-видимому, там, где его мечта. Desengaño , как я уже говорил, означает избавление от иллюзии, заблуждения. Это форма самоанализа, признания, сравнимого с тем, которое в современных терминах достигается с помощью психоанализа. Дон Кихот словно погрузился в это собственное подсознание. Это regressus ad uterum , атавистическое возвращение в матку? Это латинский способ сказать это, вернуться в матку, regressus ad uterum .Это атавистическое возвращение в матку; Я имею в виду, что он пытается вернуться в утробу матери, ища утешения и убежища. Нисхождение Дон Кихота, как мы видели, заставляет его сурово смотреть на самого себя. Это не полностью пошатнет его убеждения и не рассеет его безумие, но это серьезный удар, и отныне он будет действовать более разумно. Как это могло быть приятным, однако? Только если подумать, что однажды в пещере он был хотя бы в живом присутствии своих вымыслов — это было приятно — и что разочарование стало вытесняться, когда он его переживал.
Когда он столкнулся со всеми этими элементами, которые угрожали его разочарованию, он немедленно их вытеснил, и это — как мы склонны вытеснять неприятные переживания — что он не осознавал, как и мы, читатели, что то, что он испытал, угрожало его убеждениям. Итак, он возвращается с сомнениями, но неосознанными сомнениями.
Теперь все, кажется, сходится в сцене пещеры Монтесинос: ставится под сомнение вера Дон Кихота в подлинность рыцарских романов и в реальность того, что он видит, например, когда видит ветряные мельницы.Темы придворной любовной традиции, просочившиеся в рыцарские романы, рушатся через буквализацию, поскольку они подчиняются требованиям естественного права. Я уже несколько раз упоминал о соленом сердце Дюрандарта; Белерма, со своей стороны, возможно, смотрела под погодой, потому что у нее был менструальный период, хотя на самом деле это не объяснялось, потому что проблема заключалась в том, что у нее менопауза. Реальное время, а вместе с ним и периодические телесные функции, возраст, старение и разложение проникли в мир вымысла, заключенный в пещере.
Нет более жесткого способа развеять идеализацию красоты эпохи Возрождения, чем представить себе, что у нее менструация или менопауза, а это означает, что она уже в возрасте; представьте Венеру Боттичелли с такими проблемами, это гротеск! Это великолепно; однако подчинить эти идеализации временности, а временность здесь означает, что возраст, что они переносят менструальный период. Зачем Дульсинее кредит? Говорят, что потребность или необходимость повсюду преходящи; мир магии захвачен потребностями и физическими законами, и в результате возникают гротескные образы.
Так вот, у эпизода с пещерой Монтесиноса есть много литературных предшественников, и я уже упоминал: Гомер, Вергилий и Данте, но оригинальность эпизода не столько в спуске в пещеру, сколько в том, что он раскрывает подсознание Дон Кихота. Это способ Сервантеса показать нам разум рыцаря изнутри, не обремененный разумом. Таким образом, это кажется лучшим приемом, чем монолог у Шекспира или Кальдерона, которые являются параллельными приемами, чтобы показать, каковы мысли персонажа: «быть или не быть» и т.
д., а у Кальдерона «… , mísero de mi!” — это из Life is a Dream .Этот прием у Сервантеса также более современен и приемлем для современных читателей, как мне кажется, потому что никто не произносит монологи, идеально построенные риторически. Я уверен, что вы не слышали, чтобы кто-нибудь из ваших друзей ходил по округе и произносил столь поэтически хорошо оформленные монологи.
Но рассказывать сон — обычное дело не только для психоаналитиков, вы рассказываете свои сны своим друзьям. В эпизоде есть гротескное сочетание фантазии, и не только реальности, но и возможного, связанного с разложением человеческой плоти.Но, как я уже сказал, не является ли это также рассказом о страхе кастрации? Это подавленные фигуры в сознании Дон Кихота. Питер Данн, очень хороший испанист, британский испанист, который много лет преподавал, в конце своей карьеры в соседнем университете Уэсли написал следующее в очень хорошей статье об этом эпизоде. На самом деле, Питер Данн написал эту статью на испанском языке, а я перевожу его на английский; это барочные инверсии, которые вы также можете получить в этом курсе.
Вот что сказал Питер Данн в моем собственном переводе на английский:
«В эпизоде пещеры Монтесиноса наблюдается донкихотство изнутри.Он смотрит на себя в зеркало своего безумия, где сливаются комедия и зритель, а волшебник и очарованное сливаются воедино. Пещера Монтесиноса не предлагает нам образ вечности, она представляет собой застывшую временность. Дон Кихот должен будет вернуться в свою постель и увидеть сон о смерти, чтобы Алонсо Кихано мог проснуться, очищенный от своих снов и готовый созерцать себя без театра в зеркале вечности».
Это предвосхищение смерти Алонсо Кихано в конце книги.Энтони Каскарди, американский латиноамериканец, связывает этот эпизод с аргументом во сне у Декарта и делает немало ценных замечаний о Дон Кихоте в целом, особенно о дебатах об отношениях между реальностью и фантазией. Он говорит:
«Я вижу его увлеченность проблемами скептицизма и эпистемологии, а точнее использованием художественной литературы как способа познания мира.
Его ответ на скептицизм и дополняющую его эпистемологию состоит в том, чтобы отвергнуть эпистемологию, оставаясь при этом антискептическим.Но это всего лишь другой способ сказать, что его цель состоит в утверждении роли вымысла в нашем отношении к миру, что, можно сказать далее, является утверждением роли вымысла в задаче философии. Сервантес показывает, что мы относимся к миру, включая мир нашего собственного опыта, способами, отличными от того, что эпистемологи называют знанием, и что все, что мы знаем о мире, не может быть охарактеризовано с точки зрения достоверности. Сервантес, включив воображение и сновидения в диапазон действительного человеческого опыта, в то, что мы называем миром в самом широком смысле, без оговорок причин указывает на это.
Его ответ на скептицизм и дополняющую его эпистемологию состоит в том, чтобы отвергнуть эпистемологию, оставаясь при этом антискептическим.Но это всего лишь другой способ сказать, что его цель состоит в утверждении роли вымысла в нашем отношении к миру, что, можно сказать далее, является утверждением роли вымысла в задаче философии. Сервантес показывает, что мы относимся к миру, включая мир нашего собственного опыта, способами, отличными от того, что эпистемологи называют знанием, и что все, что мы знаем о мире, не может быть охарактеризовано с точки зрения достоверности. Сервантес, включив воображение и сновидения в диапазон действительного человеческого опыта, в то, что мы называем миром в самом широком смысле, без оговорок причин указывает на это. Короче говоря, Каскарди склонен быть слишком философским, короче говоря, что рассказы, эта литература являются формой знания и методом приближения к познанию мира и самих себя, а также способом понять как мир, так и работу наши собственные умы.
Психоанализ знает это, и именно по этой причине Фрейд пользовался фигурами, подобными мифу об Эдипе, для обозначения психических процессов, и, конечно же, Фрейд признавал, что его источники в развитии и изобретении психоанализа, поскольку он действительно был изобретателем его, были литературными, и что он узнал больше из литературы, чем из науки девятнадцатого века, которая ему предшествовала.Итак, дело в том, что эти истории в пещере Монтесинос показывают, что истории — это действенный способ приблизиться к знаниям, познанию мира и познанию нашего собственного разума. И именно это, мне кажется, этот эпизод предлагает блестяще, самостоятельно, а также, конечно, в структуре романа.
Глава 3. Кукольный спектакль мастера Питера: Хинес де Пасамонте и Лопе де Вега [00:32:14]
Пока достаточно эпизода с пещерой Монтесиноса, на который нам, вероятно, придется ссылаться несколько раз в последующих лекциях.А теперь мы переходим ко второму важному эпизоду, который я хочу обсудить сегодня, и это кукольный спектакль Мастера Питера.
Теперь я сделал грубый рисунок на доске, который поможет мне объяснить этот эпизод; это схематично, я понимаю; это больше Пикассо, чем Веласкес, скажем так, но вы можете узнать некоторые фигуры: это, конечно же, Хинес де Пасамонте, это говорящий, мальчик, который говорит; это Дон Кихот; то есть Санчо, потом остальные зрители, и, конечно же, кукольный спектакль, насколько я мог его передать.
Теперь новое появление Хинеса де Пасамонте устанавливает конкретную связь с Частью I. Помимо Санчо, женщин из дома Дон Кихота, священника и парикмахера, Хинес — единственный персонаж из Части I, который возвращается во Второй части. Если до Хинеса был плутоватый плутовской автор, некий Матео Алеман — вспомните Матео Алемана, автора Гусмана де Альфараче ; помните, я сказал в эпизоде с галерными рабами, когда он говорит, что написал свою жизнь, что он Матео Алеман.Если раньше Хинес был авантюрным плутовским писателем, Матео Алеманом, то теперь он мастер Питер, драматург-миниатюрист, Лопе де Вега в миниатюре — вспомните, Лопе де Вега, враг Сервантеса и великий испанский драматург того времени.
Как и Алеман, и Лопе, Хинес выступает за современного автора, который не аристократ и не священнослужитель и должен зарабатывать на жизнь своим ремеслом. Лопе любил ставить «де Вега» в свою фамилию, чтобы притвориться аристократом, и сочинял небылицы о своей семье и все такое, но на самом деле таковым не был.
Хинес также означает самого Сервантеса, и весь этот эпизод похож на лабораторию художественной литературы, где проводятся эксперименты над художественной литературой, как это обычно делает Сервантес, и мы это видели. Хинес хитер; он не уважает литературные традиции или правила и показывает ограничения, налагаемые литературой. Подобно воображаемому другу из пролога 1605 года — помните воображаемого друга, который, по словам Сервантеса, приходит к нему в гости и помогает написать этот пролог, — этот современный автор не имеет традиционного или глубокого классического образования и вынужден полагаться на сборники и книги знакомых цитаты за его эрудицию.Лопе был известен тем, что кое-где черпал информацию, делая вид, что много читал.
Он много читал, но не так, как много читали гуманисты, и он придумал это так, как друг говорит Сервантесу в прологе: просто пойти и взять эту книгу и эту, а затем просто составить список источники в алфавитном порядке, и именно так действуют эти современные авторы.
Так вот, у Хинес теперь один глаз закрыт. Вот почему у меня… ну, на самом деле у меня прикрыт не тот глаз; предполагается, что прикрыт левый глаз, поэтому, чтобы быть верным ему, мы раскроем этот глаз и закроем этот глаз, левый глаз.У него есть одна закрытая, предположительно та, которая затянула и сделала его косоглазым, потому что он знает, что это отличительная черта, которую ему опасно проявлять. Его может заметить, описать и схватить Святое Братство, поэтому ему приходится маскироваться; вот почему он должен прикрываться — это своего рода его подпись, подпись его тела, которая заключается в том, что он косоглазый, как будто у него заметный шрам или что-то в этом роде. Помните описание Дон Кихота, которое солдат читает, когда собирается его арестовать, ближе к концу первой части, у него есть описание; поэтому описание Хинеса, вероятно, начнется со слов: у него косоглазие, поэтому ему приходится прикрывать этот глаз, чтобы быть в безопасности.
Хинес скрывается от правосудия. Помните, что он один из галерных рабов, которых Дон Кихот освободил, поэтому какие бы другие преступления он ни совершил, чтобы сделать его галерным рабом, он также сбежал. Поэтому я цитирую: «Я забыл вам сказать [это из книги], что у этого самого Мастера Петра левый глаз и почти половина щеки были покрыты заплатой из зеленой тафты, признак того, что что-то нездорово со всей этой стороной. его лицо.»
Это из текста Дон Кихот . Но то, что он как бы одноглазый, пусть и напускной, предполагает новые ограничения, которые мешают его искусству из-за его ограниченного восприятия действительности.Я как бы приукрашиваю свою статью в Casebook , которую вы, по-видимому, уже читали. Это уродство также делает его скрытным, опасным, подлым и, конечно же, эстетически интересным, как персонажи первой части и персонажи картин Веласкеса. Он не идеализированный образец мужчины эпохи Возрождения, хотя несколько раз говорится, что он галантный и красивый мужчина, но он косоглазый.
До того, как Хинес сходил на сторону, доступ к искаженной реальности — мы прошли через это.
Теперь ему не хватает восприятия глубины, что очень похоже на шоу, которое он устроит в гостинице. По иронии судьбы, удаляя один глаз, Хинес решает проблему несовпадения боковых линий; это радикальный способ сделать это, но теперь ему не хватает перспективы. Помните, что бинокулярное зрение вы видите двумя глазами, следовательно, у вас потенциально двойное зрение; и из-за этого в некоторых культурах есть божества, которые преодолевают это, имея шишковидный глаз, который представляет собой глаз посредине лба, который служит своего рода посредником между этими двумя.Так, в случае с Хинесом он устраняет этот глаз, чтобы иметь только один глаз и, следовательно, только одно видение, где прежде, как у косоглазого, его доступ не встречался: они должны были встретиться здесь, но не вполне соответствует, и поэтому он видел ее искаженно, но теперь одним глазом, как мы знаем, он теряет глубину.
Глава 4.
Кукольный спектакль Мастера Питера: длительный эксперимент по мимесису [00:40:53]Так вот, весь эпизод с кукольным театром есть помимо еще одной критики Лопе де Веги, затянувшийся эксперимент над мимесисом, как у принцессы Микомиконы, и не только в литературном, но и в изобразительном плане.Но как критика Лопе Сервантеса, опять же, подчеркивает небрежность, с которой Лопе использовал историю, чтобы написать свои пьесы. Вспомните эпизод с «Каноном Толедо», где была затянувшаяся дискуссия и критика Лопе за то, что он просто хаотично хватал исторические элементы, но не был очень верен истории. Когда в середине спектакля Дон Кихот протестует против того, чтобы мавры звонили в колокола вместо литавров, мастер Питер отвечает тем, что современники наверняка не пропустили, как намеком на Лопе де Вега.Там написано:
«Сеньор Дон Кихот, [говорит Хинес де Пасамонте из кукольного театра], не критикуйте по мелочам и не ждите того совершенства, которого нет в этих вопросах.
Разве не разыграны почти всюду тысячи комедий, полных столько же неприличий и ляпов, и тем не менее они идут своей карьерой с большим успехом, и их слушают не только с аплодисментами, но и с восхищением? Давай, мальчик, и пусть люди говорят; [обращается теперь к мальчику], давай, мальчик, и пусть люди говорят; для, поэтому я наполняю свою сумку.Меня не волнует, что я олицетворяю больше непристойностей, чем пылинок на солнце». Итак, это явный намек на Лопе де Вегу, насколько это возможно, и помните, что Авельянеда, как я упоминал ранее, мог быть последователем и защитником Лопе де Веги, и именно поэтому он написал в своем прологе такие оскорбительные комментарии о Сервантесе. Теперь, как лаборатория мимесиса, шоу, которое устроили Маезе Педро и его помощник, имеет концептуальную сложность, достойную Веласкеса из Las Meninas и The Spinners , которые вы видели здесь.Начнем с того, что спектакль кукол сам по себе недостаточен, а фигуры и бутафория мастера Петра требуют дополнительного устного комментария или рассказа со стороны его ассистента: это ассистент.
Я поставил здесь маленький воздушный шарик, как в комиксах, потому что это то, о чем он говорит. Конечно, если мне будет позволено использовать его условность из комиксов. Так что ему нужно дополнительное повествование от trujamán , было модным словом того времени. Но визуальные и вербальные представления не гармонируют должным образом, и Дон Кихот, и Хинес вынуждены увещевать мальчика, который является дополнительным голосом за кадром автора.Это похоже на закадровый голос в фильме, но как будто закадровый голос и изображения в фильме не совсем совпадают. Это двойное исполнение авторского изобретения.
То есть авторское изобретение, которым является Хинес, здесь проявляется двояко — что проявляется визуально и устно одновременно, в надежде, что они будут дополнять друг друга. Но они не сочетаются удовлетворительно, как будто в концерте есть неотъемлемый недостаток, отражающий неловкость театральной рутины. Очень неудобно представлять истории с помощью этих материальных объектов, представляющих людей, поэтому здесь мы имеем очень ошибочную комбинацию устного и визуального, пытающуюся объединиться, чтобы произвести представление, удовлетворительное представление.
Чтобы произвести мимесис, репрезентацию, и это критика мимесиса и репрезентации; это то, что я пытаюсь сказать. Поправка Дон Кихота к мальчику значительно выражена языком геометрии применительно к живописи. Дон Кихот говорит: «Здесь Дон Кихот сказал громким голосом: «Мальчик, мальчик, продолжай свой рассказ по прямой линии и оставь свои изгибы и пересечения: ибо, чтобы прийти к истине факта, часто нужно доказательства за доказательством».
[Без кавычек]. То, что со стороны рыцаря может показаться простой риторической демонстрацией, напротив, удивительно уместно в контексте эпизода, потому что весь эффект кукольного спектакля зависит от визуального trompe-l’oeil — это французское выражение для трюка, trompe-l’oeil , вы используете его в английском языке; Trampantojo , старая работа на испанском языке, это одно и то же, « Trampa » и « ojos », Trampantojos.Мы больше не используем его в испанском, мы используем trompe-l’oeil , французское слово, большую часть времени, но оно основано на визуальном trompe-l’oeil или визуальном трюке, основанном на перспективе.
, точно так же, как картина организована в соответствии с геометрическими правилами, которые производят эффект массы и глубины, — я надеюсь, вы последуете этому: геометрические правила живописи, о которых мы говорили в книге Альберти, производят эффект массы и глубины. глубина по расстоянию. Сам мэтр Петр, между прочим, согласен с Дон Кихотом, и его наставление мальчику тоже апеллирует к языку геометрии и живописи: «Мальчик, никаких своих закорючек, а делай то, что господа велят тебе; ибо это самый верный путь.
«Расцветы» — это « dibujos », или рисунки в оригинале. Слова Дон Кихота и Хинеса говорят больше, чем они знают, обычное явление у Сервантеса, как мы видели много раз. Эффект кукольного спектакля, его правдоподобие основаны на вопросе пропорций и перспективы и во многом связаны с прямой линией, которой Дон Кихот требует, чтобы мальчик-рассказчик следовал без особого успеха. Конечно, это метафора, если применить прямую линию к тому, как разворачивается история, разворачивается повествование.
Прямая линия повествования и прямая линия, которую можно провести от зрителей к спектаклю, связаны между собой. То есть это прямая линия от зрителей к спектаклю, как они смотрят на него, и я соотношу это с прямой линией в истории, на которую ссылается Дон Кихот, когда увещевает мальчика. Если зрители смотрят прямо на театр, чтобы погрузиться в его фантазию, они должны не обращать внимания на то, что на таком близком расстоянии человеческие фигуры, лошади и здания кажутся такими маленькими, как будто они находятся гораздо дальше.
Перспектива должна быть принята так, как если бы между публикой и крошечными актерами получались разные геометрические отношения, как если бы геометрические физические отношения между зрителями и представлением были иными, чем они есть, потому что они так близки. Рассказчик проходит через «кривые и поперечные», как их называет Дон Кихот, чтобы создать иллюзию одновременного действия и удержать внимание и одобрение зрителей точно так же, как театру приходится злоупотреблять правилами геометрии, чтобы поставить сцену.
действие — злоупотребляет правилами геометрии, чтобы разыграть действие на предположительно большей территории, но оно сжато на сцене, и пропорции между различными элементами, различными — актерами и лошадьми и всем этим — не последовало.Хинес не может изменять размеры фигур по мере того, как они приближаются или удаляются от публики, размеры — это данность, которую нельзя изменить. Весь этот ансамбль виртуальных линий, как на картине Веласкеса, держит вымысел и его реквизит одновременно перед зрителем.
Зрители здесь осведомлены как о вымысле, так и о реквизитах, которые существуют для создания вымысла, вот что я пытаюсь сказать, как в картинах Веласкеса. Для поддержания иллюзии рассказчик пользуется не только образно геометрическими фигурами, но и риторикой видений, повторяющих анафору наподобие — анафора есть риторическая фигура при повторении слова или оборота фразы: «не забудем… , не забудем…», — повторит что-то в этом роде оратор; это анафора, и здесь язык видений в средневековой литературе использовал эту фигуру, и мальчик говорит: «Пожалуйста, наблюдай…», «Увидь его сейчас…», «Обрати свой взор к…», «Теперь смотри…», « Разве вы не видите…», «Вот теперь…», «Заметьте, что…» На самом деле он говорит им со всеми этими повторениями: но на самом деле не смотрите на то, что происходит на самом деле, не замечайте этого, чтобы иметь возможность принять вымысел.
В самой иллюзии спектакля мы имеем своего рода зеркальное дублирование проблемы перспективы и точки схода. Помните, что я говорил о точке схода в Las Meninas о джентльмене, который находится в самом конце, который буквально уходит и исчезает, так что здесь, похоже, есть каламбур. Это становится буквальным, когда Мелисандра и дон Гайферос, сидящие на одной лошади, галопом отчаянно убегают от мавров к « la línea de Francia », к линии, отделяющей Францию от Испании, к границе.Итак, если они на лошади, здесь они движутся к задней части сцены, к точке схода, так что здесь это буквальная интерпретация точки схода в вымысле, которая изображается в истории.
Теперь все эти уловки умудряются, конечно, сбить с толку Дон Кихота, который предсказуемо бросается навстречу действию, чтобы участвовать в нем, попав в сети ослепивших его риторических и геометрических фигур, не дающих ему увидеть разницу в размерах между его собственного тела и тела его врагов: он потерял чувство меры, и это побуждает его, кроме его безумия, конечно, участвовать в действии.
Это, кстати, та сцена, где Дон Кихот выпрыгивает на сцену, — та самая, которую Орсон Уэллс использовал в своей попытке снять фильм о «Кихоте ». Орсон Уэллс так и не закончил свой Дон Кихот , но есть части, которые он снимал, и я говорил о них на симпозиуме по Орсону Уэллсу здесь, пару лет назад, и мне довелось увидеть некоторые из них, и это одна из них. , и что у него есть, сцена происходит в кино, кино, которое показывают на открытом воздухе, на самом деле, и Дон Кихот взбирается на сцену и рубит экран в этой современной адаптации этой знаменитой сцены.
Я думаю, что Сервантес представляет себя в Хинесе «Мастер Питер» как автор современных произведений. Как он уже делал в эпизоде с рабами на галерах в Части I, не упускать из виду, что Сервантес тоже был изувечен, как у Хинеса косоглазие, а у Сервантеса, как вы помните, была травма на левой руке, которую он не мог использовать. Хинес Мастер Петер как бы борется с тяготами авторства, корректируя свою способность воспринимать реальность, а значит, и изображать ее.
Сделав себя одноглазым, Мастеру Питеру удается предотвратить проблемы, создаваемые его косоглазием.Помните, что с двумя глазами, не говоря уже о их скрещении, есть два видения, которые могут совпадать или не совпадать, но, конечно, не совпадут, если он косоглазый; мы прошли через это. В этом причина его неспособности предвидеть и окончание своей автобиографии — помните? Он говорит: «Как моя автобиография может быть закончена, если моей жизни нет?» Вы могли бы спроецировать это и как проблему видения, если автобиография идет таким путем, а жизнь — таким, и у вас есть видение, которое не допускает совпадение того и другого, этот бесконечно удаляющийся конец вымысла или бесконечно удаляющийся конец его жизни, можно рассматривать как часть его проблем с глазами.
Однако, обладая только одним глазом, Мастер Питер мог бы смотреть прямо только через один визуальный доступ, но это тоже не самое удачное решение. Чтобы компенсировать потерю половины поля зрения, он должен смотреть в сторону: если у него закрыты глаза, он должен смотреть в сторону, искоса в голове.
Он не может достичь гармоничного видения и делает себя более неуклюжим и интересным, поэтому он не может правильно отображать реальность. Одним лишь глазом Мастер Питер не может создать перспективу, соответствующую разуму, чтобы следовать трактатам Альберти о живописи, о которых я упоминал.Его прочтение литературной традиции также искажено, как и наклон головы. Мы также знаем, что с одним глазом он также потерял бы восприятие глубины, что катастрофически повлияло бы на его способность создавать перспективу. Его переписывание истории Мелисендры и Гайфероса чревато ошибками, как и пьесы Лопе де Веги, которые Дон Кихот пытается исправить, как мы видели.
Только тот идеальный читатель, Алонсо Кихано, который вместо того, чтобы писать рыцарские романы, пытался разыграть их, может ясно видеть в ясных ночах своей библиотеки и воспринимать вымыслы, гармоничные и очень похожие на себя и на себя.Дон Кихот в темноте таверны Хуана Паломека, разрезая бурдюки, заставляет различные вымышленные уровни сходиться и разрешать конфликтные истории.
Именно способность соединять в себе все эти неконвергентные уровни вымысла делает Сервантеса таким великим современным писателем, чьи вымыслы не разрушат себя изнутри, как это делает здесь Хинес. Сервантес — счастливая косоглазие, потому что различные линии не сливаются в его воображаемом мире, а каким-то образом связаны. Для него источником видения всегда является уже двойное видение, с врожденной ему иронией, с зависимой от нее репрезентацией.
Мне нравится видеть весь этот эпизод кукольного спектакля Мастера Питера как аллегорию всего Кихота , с Сервантесом, автором, спрятанным там внутри, но вне его вымысла, которым он управляет через струны голосом, проецируемым агентом , Cide Hamete Benengeli или его переводчики, которых он тоже не может полностью контролировать. Сама история, как и история Мелисандры и Гайфероса, почерпнута из литературной традиции, но искажена и перестроена по мере надобности, и публика, мы, читатели, втянуты в этот вымысел, но не до конца осознаем искусственность повествования.
целая конструкция.Я тронут, романтичен тем, что отождествляю Сервантеса с Хинесом, беглецом от правосудия, скитающимся по Испании, пытающимся заработать на жизнь этой выдумкой, создающей хитроумное изобретение.
Глава 5. Кукольный спектакль мастера Питера: Взгляд на современную литературу [00:57:56]
Теперь Сервантес завершает свой взгляд на современную литературу и ее труды в блестящей сцене, завершающей эпизод кукольного спектакля мастера Петра, в которой с помощью Санчо и трактирщика Дон Кихот компенсирует кукловоду статуэтки, которые он разбил. .Ценность каждого сломанного куска зависит от его или ее относительной важности в художественном произведении, а не от его материальной ценности, основанной на материале, из которого он сделан, плюс мастерство изготовления.
Карл Великий многого стоит, например, из-за того, кем он является в этой истории. Здесь реальный и вымышленный мир пересекаются. Реальные деньги выплачиваются в качестве возмещения ущерба, но сумма компенсации исчислена по вымышленным значениям — Вы понимаете, что я имею в виду? Я имею в виду, холоп, или крестьянин, или слуга не стал бы — фигурка, хоть и красивая и большая, не стоила бы столько, сколько у царя.
Кажется, Сервантес подчеркивает здесь ценность вымышленных персонажей как творений их автора. Сколько Дон Кихот или Санчо будут стоить Сервантесу? Сколько стоит Гамлет перед Шекспиром? Сколько потребуется, чтобы выплатить компенсацию Гарсии Маркесу за коронеля Аурелиано Буэндиа или Борхесу за Пьера Менара?
Это вымышленные сущности, но теперь они имеют реальную денежную стоимость в мире, в котором литература становится товаром, не переставая в то же время быть одним из великих выражений человеческого духа.Эта сцена напоминает сцену в Части I ближе к концу, когда парикмахеру, у которого отняли таз, возмещаются расходы и ущерб, трактирщику и обмениваются брачными клятвами, чтобы компенсировать нечестное поведение Фернандо по отношению к Доротее. Это миниатюрная сцена реституции, мелкомасштабное повторение той сцены в Части I. Для меня это как если бы Сервантес хвастался, сколько способов он может переписать эпизоды в Части II, и он, безусловно, сам мастер-кукольник. .
[конец стенограммы]
Вернуться к началу9789380028873: Дон Кихот, часть 2.
— AbeBooks Дон Кихот считает себя благородным и храбрым рыцарем.Он путешествовал по земле, принимая участие во многих приключениях по пути. Большинство этих приключений закончились катастрофой, и теперь Дон Кихот снова там, где ему и место — дома, со своей племянницей и экономкой, которые присматривают за ним. Своей племяннице Дон Кихот кажется довольным своей спокойной жизнью, но она не может видеть мысли и идеи, формулирующиеся в его старом и богатом воображением уме. Однажды Дон Кихот решает тайно встретиться со своим оруженосцем Санчо Пансой, и вскоре они снова отправляются в путь.Какие испытания приготовила им судьба на этот раз? С какими ужасными зверями и злыми чародеями они столкнутся на своем пути? Следуя за Дон Кихотом через его безумные приключения в первой части экранизации графического романа Campfire, присоединяйтесь к нему снова, когда он демонстрирует свое безумие в полной мере.
«Синопсис» может принадлежать другому изданию этого названия.
Об авторе : Мигель де Сервантес Сааведра родился 29 сентября 1547 года в Испании.Хотя его отец был врачом, семья Мигеля жила в бедности. Они также часто путешествовали по Испании, и в результате этого мало что известно о молодости Мигеля. После некоторого обучения в Мадриде Мигель стал солдатом в возрасте двадцати одного года. В 1571 году он принял участие в битве при Лепанто и потерял во время боя левую руку.
Вернувшись с военной службы, Мигель был похищен берберийскими пиратами и на пять лет порабощен в Алжире. После нескольких попыток побега он был выкуплен и вернулся в Испанию в 1580 году.Пять лет спустя Мигель поступил на государственную службу, работая сборщиком налогов и агентом по государственным закупкам. Нарушения в его счетах дважды приводили к его заключению в тюрьму. К 1585 году у Мигеля появился интерес к литературной карьере, и в том же году он опубликовал свой первый роман «Галатея». В последующие годы он также написал множество пьес. Однако литературный успех ускользал от автора вплоть до публикации «Дон Кихота» в 1605 году. Успех романа был таков, что появилось несанкционированное продолжение, вынудившее Сервантеса написать собственную вторую часть, изданную за год до его смерти в 1615 году.Пройдя профессиональную подготовку в художественной группе NS Dhammi, Винод является очень опытным художником, создавшим более 400 комиксов для индийской индустрии комиксов. Родом из сельскохозяйственного штата Пенджаб, Индия, Винод с самого раннего детства стремился к искусству с целеустремленной решимостью, кульминацией которого является его нынешнее умение иллюстрировать комиксы.
Его работы представлены в ряде названий Campfire, в том числе «Путешествие к центру Земли» и «Собака Баскервилей».
«Об этом заголовке» может принадлежать другому изданию этого заглавия.
|
Ибо — то ли от уныния, которое вызвала мысль о его поражении, то ли от воли небес, — на него напала лихорадка, которая продержала его в постели шесть дней, в течение которых его часто навещали друзья, викарий. , холостяк и парикмахер, а его добрый оруженосец Санчо Панса никогда не отходил от его постели.Они, убежденные, что именно горе от того, что он побежден, а цель его сердца, освобождение и разочарование Дульсинеи, не достигнуты, удерживали его в этом состоянии, старались всеми средствами подбодрить его; холостяк велел ему набраться храбрости и встать, чтобы начать свою пастырскую жизнь, для которой он сам, по его словам, уже сочинил эклогу, которая лишит блеска все, что когда-либо написал Санназаро, и купил на свои деньги два знаменитых собак для охраны стада, одного по имени Барчино, а другого Бутрона, которых продал ему пастух из Кинтанара.
способ. Дон Кихот выслушал это спокойно; но не его экономка, его племянница и его оруженосец, которые горько плакали, как будто он лежал перед ними мертвым. Врач считал, что меланхолия и депрессия доводят его до конца.Дон Кихот умолял их оставить его одного, так как ему хотелось немного поспать. Они повиновались, и он проспал в один присест, как говорится, больше шести часов, так что экономка и племянница подумали, что он заснет навсегда. Но по прошествии этого времени он проснулся и громким голосом воскликнул: «Благословен будь Всемогущий Бог, явивший мне такую благость. Воистину милости Его безграничны, и грехи человеческие не могут ни ограничить их, ни удержать их». назад!» 
Мой разум теперь свободен и ясен, избавившись от темных теней невежества, которые набрасывает на него мое несчастное постоянное изучение этих отвратительных книг о рыцарстве. Теперь я вижу сквозь их нелепости и обманы, и меня только огорчает то, что это разрушение моих иллюзий произошло так поздно, что у меня не остается времени, чтобы загладить свою вину, прочитав другие книги, которые могли бы стать светом для моей души. Племянница, я чувствую себя на грани смерти, и я хотел бы встретить ее так, чтобы показать, что моя жизнь не была настолько дурна, чтобы я оставил после себя имя сумасшедшего; ибо, хотя я и был им, я не хотел бы, чтобы факт стал более очевидным после моей смерти.Позовите ко мне, моя дорогая, мои добрые друзья священника, холостяка Самсона Карраско и господина Николая, цирюльника, ибо я хочу исповедоваться и составить завещание». Как только Дон Кихот увидел их, он воскликнул: «Хорошая новость для вас, господа, что я больше не Дон Кихот Ламанчский, а Алонсо Кихано, чей образ жизни принес ему имя Доброго.
Теперь я враг Амадиса Галльского и всего бесчисленного войска его потомков; отвратительны мне теперь все богохульные рассказы о странствующих рыцарях; теперь я понимаю свою глупость и опасность, в которую меня привело их чтение; теперь, по милости божьей, приученной к здравому смыслу, я их ненавижу.» 
не раз говорил, будь то простой Алонсо Кихано Добрый или Дон Кихот из Ламанчи, Дон Кихот всегда был кротким и добрым во всех отношениях, и поэтому он был любим не только своими домочадцами. 
благотворительности, как им заблагорассудится.
Здесь опущены причитания Санчо, племянницы и экономки, как и новые эпитафии на его могиле; Однако Самсон Карраско поместил следующие строки: 