Анализ поэмы «Цыганы» Пушкина | ReadCafe

В этой статье мы проведем анализ поэмы «Цыганы» Пушкина. Произведение стало завершающей романтической поэмой. Ниже мы затронем тему истории создания поэмы, ее композиции и проблематики. Поэма «Цыганы» до сих пор остается популярной, ее также изучают по школьной программе.

История создания и другие особенности поэмы

Произведение «Цыганы» было написано в Кишинёве в 1824, где Пушкин был в изгнании. Находясь несколько недель в цыганском таборе, поэт проникся их жизнью и написал эту поэму. Это некий ответ на южную поэму «Кавказский Пленник». В этот период было написано много мрачных и странных, но и неоконченных произведений.

Если проводить анализ композиция поэмы «Цыганы», то стоит заметить, что она написана по правилам романтизма. Но в этом произведении поэт продолжает конфликт с Байроном и делает романтизм более критичным. Для Пушкина, возвращение к естественной среде не выход, а затормаживание в развитие личности и творчества.

Главный конфликт поэмы — столкновение двух миров: современного цивилизованного и просто первобытного. В одном есть законы, которые регулируют порядок жизни, а в другом есть ритуалы, которые тоже осуществляют контроль. В произведении прослеживается любовная линия Земфиры и Алеко.

Алеко — главный герой поэмы, основной образ. Он бежит из города, в котором он не может смириться с несправедливостью и лицемерием, фальшей. Образ Луны является отражением души Алеко. После его сна, Луна была затемненной, как и состояние души главного героя.

Общий анализ поэмы «Цыганы» Пушкина

Поэма содержит сюжет бегства молодого человека от гниющего общества в свободный цыганский табор. Герой по натуре романтик, который не хочется мириться со злодеяниями культурного общества.

Юноша, удрученный своими проблемами, сначала не приметил красавицу-цыганку. Вольный Алеко влюбляется в Земфиру, но и тут он сталкивается с человеческими пороками, такими как блуд. Его возлюбленная поет ему песню, которую пела ей в детстве мать. Она поет о муже, о котором никогда не узнает Алеко, ведь он сильно ее любит. В одну из ночей, он ждал ее. Но Земфира не пришла, и он сам нашел влюбленную парочку. На глазах у цыганки он убил любовника, а затем и ее. Он умирала с любовью к Алеко, умирала любя.

Алеко не находит того, что он искал в таборе, у них также нет полной свободы. Это было его ошибочная позиция. Но, есть и такие в таборе, как старый цыган, который уже смирился с участью своего общества и довольствуется тем, что есть. Но и сущность странника раскрывается не с лучшей стороны. Он раскрывается как эгоист и убийца. Возможно, ему нужно было искать проблему в себе, а не в обществе. Ведь, человек украшает мир, а не наоборот. Финальная сцена поэмы показывает, что ни один человек не из одного мира не сможет уйти от того, что ему предначертано свыше.

Мы провели сравнительно небольшой анализ поэмы «Цыганы» Пушкина. Мы рассмотрели, что побудило Александра Пушкина написать произведение, а также основные темы, которые поднимаются.

Хотя поэма «Цыганы» была написана почти двести лет назад, но проблемы, которые поднимаются писателем остаются актуальными до сих пор. Надеемся, что этот анализ поэмы «Цыганы» помог вам более точно понять замысел Пушкина. Если вы хотите более подробно узнать сюжет произведения, то можете прочитать краткое содержание поэмы.
 

Теги: 

анализ

книги

Смысл поэмы «Цыганы» Пушкина | Инфошкола

Свою поэму «Цыганы» Пушкин задумал и начал писать на юге России, а закончил её уже в селе Михайловском в 1824 году. Подобно «Кавказскому пленнику», она была написана под влиянием Байрона и в байроновском духе, но во всех отношениях стоит выше первой. Основная идея, характеры действующих лиц и описания картин при роды выражены поэтом значительно полнее и законченнее.

К тому времени талант Пушкина окреп и развился; поэт уже объективнее смотрит на. своего героя, хотя по-прежнему изображает в нём самого себя, но таким, каким он был 3-4 года назад, когда покидая столицу против своей воли, он испытывал чувство разочарования и недовольства окружающей действительностью. Поэт уже пережил это разочарование, оценив его нравственную сторону и потому более осознанно стал относиться к этому явлению в русской жизни, которое в первой половине XIX века приобрело характер общественной болезни и сделалось чрезвычайно модным.

В своей поэме «Цыганы» Пушкин строго осудил те чувства. которые вытекали из этого разочарования, а именно презрение к родному обществу. По сути, в этом и заключается основная идея поэмы.

На «Цыганах», несомненно, лежит влияние байронизма, как заметно оно в поз мах «Кавказский пленник» и «Бахчисарайский фонтан».
только «Цыганы» самобытнее этих произведений: Пушкин свободно и даже скептически относится здесь к байроническому характеру.

В «Цыганах» Пушкин беспристрастно и беспощадно развенчал Алеко, и зтим он почти покончил со своим увлечением байронизмом; он
перерос Байрона, если ещ~ не в искусстве творчества, то, во всяком случае, в сознании.

Создав оригинальную личность старика-цыгана, он повернул на другую дорогу — на дорогу народности. На нее влекли его, кроме недовольства гордыми и эгоистическими характерами, инстинкты его русской при роды и воспоминания о родной деревне, воскрешаемые
собиранием народных песен, чем занимался он в Кишиневе и в Одессе. Но дорога эта далась ему не сразу: перед его глазами ещё не было
жизни, из которой он мог бы черпать народные типы. По необходимости он взял первые образы нового направления из цыганского быта, а
для этого ему надо было сблизиться с жизнью русского народа.

 

Итак, поэт определяет место произведения: между романтическими южными поэмами и лирикой и реалистическим романом в стихах. Образ Алеко — последний из романтических образов-персонажей, он заканчивает и исчерпывает их ряд. Одновременно с образом Алеко возникает реалистический образ Евгения Онегина, роман в стихах и определяет победу реалистического метода в творчестве Пушкина.

Поэма «Цыганы» была начата в Одессе в январе 1824 года, то есть тогда, когда прошло уже восемь месяцев работы над «Евгением Онегиным», а закончена в Михайловском 1 О октября 1824 года. Таким образом, на протяжении почти года в поэтическом сознании поэта одновременно жили два образа — Онегина и Алеко. При всём различии героев в обоих произведениях ставится одна тема: противоречия, конфликт между личностью и обществом, типичные для передовой молодежи времени подготовки восстания декабристов и в последующие годы после 14 декабря.

Но проблема противоречий между личностью и обществом разрешается в «Цыганах» только отчасти. Выход не в индивидуализме, не 8
эгоизме, не в уходе из «цивилизованного» общества к простой «вольной» жизни. Но в чём? Ответа на это поэма не даёт:

Живут мучительные сны …
… И всюду страсти роковые,
И от судеб защиты нет.

5 / 5. 2

.

Исполнение женской «Цыганки» | SpringerLink

Андерлини, Серена. «Театральное партнерство Раме и Фо». Франка Раме, Женщина на сцене . Эд. Вальтер.Валери. Уэст-Лафайет, Индиана: Бордигера, 2000. 183–221.

Google Scholar

Андерлини, Серена. «Гендер и желание в современной драме: Лилиан Хеллман, Наталья Гинзбург, Франка Раме и Нтозаке Шанге». Дисс. Калифорнийский университет в Риверсайде, 1987 год.

Google Scholar

Андрейни, Изабелла. Ла Миртилья: Пастораль . Транс. Джули Д. Кэмпбелл. Темпе: Аризонский центр исследований Средневековья и Возрождения, 2002.

. Google Scholar

Эсбери, Дж. Э. «Насилие в цветных семьях в Соединенных Штатах». Эд. Роберт Л. Хэмптон и Томас П. Гуллотта. Насилие в семье: профилактика и лечение . Ньюбери-Парк, Калифорния: Sage, 1993.

. Google Scholar

Аттингер, Гюстав. Дух комедии дель арте во французском театре . Париж: Театральная библиотека, 1950.

Google Scholar

Бахтин Михаил. Рабле и его мир . Транс. Хеллен Исвольски. Блумингтон: Индиана, UP, 1984.

Google Scholar

Бэнкрофт, Ангус. Рома и цыгане-путешественники в Европе: современность, раса, пространство и изоляция . Берлингтон, Вирджиния: Ашгейт, 2005.

Google Scholar

Барефорд-Викери, Мелисса. «Изабелла Андреини — переосмысление« женщины »в Италии раннего Нового времени» Дисс. Университет Миссури, Колумбия, 2000 г.

Google Scholar

Баррека, Регина. Последний смех: Взгляд на женщин и комедию . Нью-Йорк: Горгона и Брич, 1988.

Google Scholar

Бен, Афра. Ровер и другие пьесы . Оксфорд: Oxford UP, 1995.

Google Scholar

Бейнон, Эрдманн Доан. «Цыган в нецыганской экономике». Американский журнал социологии 42.

3 (ноябрь 1936 г.): 358–70.

перекрестная ссылка Google Scholar

Берк, Питер. Популярная культура в Европе раннего Нового времени . Нью-Йорк: Harper & Row, 1978.

. Google Scholar

Кан, Клод, изд. Права рома: раса, справедливость и стратегии обеспечения равенства . Опубликовано Международной ассоциацией образования в области дебатов, 2002 г.

Google Scholar

Калло, Жак (французский 1592–1635). Чехия в походе: арьергард . 1621–25. Кливлендский художественный музей.

Google Scholar

Калло, Жак (французский 1592–1635). Balli di Sfessania , 1621. Травление и гравировка. Дар доктора Людвига Эмге 1971.17.330. Музей изящных искусств Сан-Франциско.

Google Scholar

Кармайкл, Калум. «Цыганский закон и еврейский закон». Американский журнал сравнительного правоведения 45. 2 (1997): 269–89.

Перекрёстная ссылка Google Scholar

Клубб, Луиза. Итальянская драма времен Шекспира . Нью-Хейвен: Йельский университет, 1989.

Google Scholar

д’Амико, Сильвио и Сандро д’Амико. Энциклопедия делло Спеттаколо . Рим: Casa Editrice le Maschere, 1954.

Google Scholar

д’Арканджели, Лучана. «Франка Раме Джулларесса». Франка Раме: Женщина на сцене . Эд. Уолтер Валери. Уэст-Лафайет, Индиана: Бординьера, 2000.

Google Scholar

Дюшартр, Пьер-Луи. Комедия дель арте . Париж: Editions d’Art et Industrie, 1955.

Google Scholar

Фаррелл, Джозеф. Дарио Фо и Франка Раме, Арлекины Революции . Лондон: Метуэн, 2001.

. Google Scholar

Фергюсон, Маргарет, Куиллиган, Морин и Нэнси Викерс, ред. Переписывание эпохи Возрождения: дискурсы половых различий в Европе раннего Нового времени . Чикаго: Университет Чикаго, 1986.

. Google Scholar

Фо, Дарио и Стюарт Клинк Худ. Торговые хитрости . Нью-Йорк: Рутледж, 1991.

. Google Scholar

Фу, Лора Джо.

Американские женщины азиатского происхождения: проблемы, проблемы и отзывчивость человека и гражданского общества . Нью-Йорк: Фонд Форда, 2002.

. Google Scholar

Фрейзер, Ангус. «Юридическая экономика среди цыган пятнадцатого и шестнадцатого веков». Американский журнал сравнительного правоведения . 45.2 (весна 1997 г. ): 291–304.

Перекрёстная ссылка Google Scholar

Гленн, Сьюзен. Женский спектакль. Театральные корни современного феминизма . Кембридж, Массачусетс: Гарвардский университет, 2000.

Google Scholar

Джанкарли, ДжиджоАртемизио. Комедия . Эдитрис Антеноре: Падуя, 1991.

Google Scholar

Хэнкок Ян. Синдром изгоя. Отчет о цыганском рабстве и преследованиях . Анн-Арбор: Karoma Publishers, 1987.

Google Scholar

Хьюз, Дерек и Джанет Тодд, ред. Кембриджский компаньон Афры Бен . Кембридж: Cambridge UP, 2004.

Google Scholar

Хьюго, Виктор. Собор Парижской Богоматери. Париж: Editions Garnier fr√®res, 1961.

Google Scholar

Христо, Хиучуко и Ян Хэнкок. История цыганского народа . Хоунсдейл, Пенсильвания: Boyds Mills P, 2005.

. Google Scholar

Лапов Зоран. «Цыганские общины в Италии. Случай региона Тоскана с особым вниманием к городу Риму» Этнические идентичности в динамической перспективе: материалы ежегодного собрания Цыганского общества знатоков 2002 г.

. ред. Шейла Сало и Чаба Пронаи. Будапешт: Издательство Гондолат, 2006.

. Google Scholar

Лемон, Алена. Между двух огней: цыганский спектакль и память Румынии от Пушкина до постсоциализма . Дарем, Северная Каролина: Duke University Press, 2000.

CrossRef Google Scholar

Литтл, Джуди. «Высмеивать приговор: женская диалогическая комедия», в Американские женщины-юмористы: критические очерки , изд. Линда Моррис. Нью-Йорк: Издательство Гарленд, 1994.

. Google Scholar

Макнейл, Энн. Музыка и женщины комедии дель арте в конце шестнадцатого века . Оксфорд: Oxford UP, 2004.

Google Scholar

Макритчи, Дэвид. Шотландские цыгане при Стюартах . Эдинбург: Издательство Кессингер, 2003.

Google Scholar

Маэра, Клаудия. «Карнавальные срывы и политический театр: пьесы Дарио Фо, Франки Рэйм и Кэрил Черчилль». Дисс. Университет Рединга, 1999 г.

Google Scholar

Мэтлак Брукс, Линн. «Женщины и танец в процессиях Севильи в Золотой век». Dance Chronicle 11. 1 (1988): 1–30.

Перекрёстная ссылка Google Scholar

Макгилл, Кэтлин. «Импровизационная компетентность и подсказка исполнения: случай комедии дель арте». Text and Performance Quarterly 10 (1990): 111–22.

Перекрёстная ссылка Google Scholar

Макгилл, Кэтлин. «Женщины и перформанс: развитие импровизации в комедии дель арте шестнадцатого века». Театральный журнал 43 (1991): 59–69.

Перекрёстная ссылка Google Scholar

Молинари, Чезаре. Комедия дель арте . Милан: Арнольдо Мондадори, 1985.

Google Scholar

Молинари, Чезаре. Театр сквозь века . Транс. Колин Хамер. Нью-Йорк: Макгроу Хилл, 1972.

. Google Scholar

Опря, Александра. «Переосмысление социальной справедливости с нуля: включая опыт цыганских женщин». Essex Human Rights Review 1. 1 (2004): 29–39.

Google Scholar

Паспати, А. Г. и К. Хэмлин. «Воспоминания о языке цыган, который сейчас используется в Турецкой империи». Журнал Американского восточного общества 7 (1860–63): 143–270.

Перекрёстная ссылка Google Scholar

Павони, Джузеппе. Диарио. Delle feste праздновать nelle solennissime nozi delli serenissimi sposi, il sig. Дон Фердинандо Медичи и la sig. Донна Кристина ди Лорено Гран Дуки ди Тоскана. Nel quale con brevità si esplica il di di 15, Maggio, MDLXXXIX . Болонья: Джованни Росси, 1589.

Google Scholar

Рэйм, Франка и Дарио Фо. Женщина в одиночестве и другие пьесы . Лондон: Метуэн, 1991.

. Google Scholar

Рэйм, Франка и Дарио Фо. Женские партии: играет одна женщина . Лондон: Плутон П., 1981.

. Google Scholar

Раме, Франка и Дарио Фо. Parliamo di donne: театр . Милан: Каос, 1992.

Google Scholar

Рэйм, Франка и Дарио Фо. Orgasmo Adulto Побег из зоопарка . Нью-Йорк: Издательство Broadway Play, 1985.

. Google Scholar

Рэйм, Франка и Дарио Фо. Récits de femmes et autres history . Транс. Валери Таска. Париж: Драматургия, 1986.

Google Scholar

Раси, Луиджи. I Comici Italiani: Биография, библиография, иконография . Флоренция: Фрателли Бокка, 1897–1905 гг.

Google Scholar

Ривера, Дженни. «Домашнее насилие в отношении латиноамериканцев со стороны латиноамериканских мужчин: анализ расы, национального происхождения и гендерных различий». Критический расовый феминизм: Читатель . Эд. Адриан Кэтрин Уинг. Нью-Йорк: New York UP, 1997.

Google Scholar

Роуз, Мэри-Бет. Женщины Средневековья и Возрождения: литературно-исторический взгляд . Сиракузы, Нью-Йорк: Syracuse UP, 1986.

Google Scholar

Розенталь, Маргарет. Честная куртизанка . Чикаго: Университет Чикаго, 1992.

CrossRef. Google Scholar

Скала, Фламинио. Сценарии комедии дель арте: представление «Любимый театр» Фламинио Скала . Нью-Йорк: New York UP, 1967.

. Google Scholar

Шепер-Хьюз, Нэнси и Филип Бургуа, ред. Насилие в войне и мире . Издательство Блэквелл, 2003.

Google Scholar

Скудери, Антонио. «Импровизация и обрамление в сотрудничестве с Fo-Rame». Франка Раме: Женщина на сцене . Эд. Уолтер Валери. Уэст-Лафайет, Индиана: Бординьера, 2000.

Google Scholar

Шемек Дина. Странствующие дамы: своенравные женщины и общественный порядок в Италии раннего Нового времени . Дарем, Северная Каролина: Duke UP, 1998.

Google Scholar

Соннеман, Тоби, Ф. «Таинственные странники: мигрирующая метафора цыган». Журнал популярной культуры 32 (весна 1999 г.): 119–39.

Перекрёстная ссылка Google Scholar

Стейнмец С.К. и Дж. Пелличчаро. «Женщины, этническая принадлежность и насилие в семье: последствия для социальной политики». Этническая принадлежность и женщины 5 (1986): 206–23.

Google Scholar

Салливан, Эдвард. Les Bohémiens Жака Калло. The Art Bulletin 59: 2 (19 июня77): 217–21.

Google Scholar

Тавиани, Фердинандо и Мирелла Скино. Il segreto della Commedia dell’Arte . Флоренция: La Casa Usher, 1982.

Google Scholar

Тиммерман, Джефф. «Когда ее ноги касаются земли: конфликт между семейными обычаями несовершеннолетних браков по договоренности и соблюдением международных договоров о правах человека». Журнал транснационального права и политики 13. 2 (2004): 476–97.

Google Scholar

Табукки, Антонио. Gli Zingari и Rinascimento. Vivere da rom a Firenze . Милан: Librerie Feltrinelli, 1999.

Google Scholar

Тайлус, Джейн. «Женщины у окон: комедия дель арте и театральная практика в Италии раннего Нового времени». Театральный журнал 49 (1997): 323–42.

перекрестная ссылка Google Scholar

Валерий, Вальтер. Франка Раме, Женщина на сцене . Уэст-Лафайет, Индиана: Бордигера, 2000.

Google Scholar

Вейраух, Вальтер О. Цыганское право: цыганские правовые традиции и культура . Беркли: Калифорнийский университет, 2001.

. Google Scholar

Европа изобретает цыган | Еврозин

Является ли Европа чем-то большим, чем остатки великой политической иллюзии? Существует ли культурная связь, объединяющая нации и народы этого раздробленного континента? От Макса Вебера до Норберта Элиаса великие европейские интеллектуалы описывали и переописывали Европу как место рождения современности; не как другие континенты, как «сердце тьмы», а как энергетический центр цивилизационного прогресса. Их внимание было сосредоточено на «великих нарративах»: индустриализация и экономическая производительность, государственное и национальное строительство, наука и искусство. Тем не менее, рассмотрение с другой стороны — через исследование маргиналов — не может дать существенного понимания развития Европы на протяжении 9-го века.0535 длительное время ? Не может ли история цыган, маргинализованной группы, как никто другой, раскрыть менее благоприятный аспект великого европейского повествования о современности?

Тенденция существующих исследований рассматривать цыган как людей, впервые вошедших в европейскую политическую историю с нацистским геноцидом, игнорирует уникальную шестисотлетнюю историю. Действительно, рома, которые долгое время жили кочевым образом жизни и не имели собственной письменной культуры, почти не оставили о себе исторических сведений. Таким образом, наследие и документы не позволяют составить историю рома, сравнимую, например, с историей преследуемых и изгнанных французских гугенотов. Однако то, что нам доступно, — это свидетельства — в форме литературы и искусства — о том, как оседлое, феодально организованное европейское население вело образ жизни, который он воспринимал как угрожающий. Несмотря на то, что эти свидетельства состоят исключительно из историй и образов, представляющих собой оборонительные «искажения», они представляют собой далеко не неблагоприятную основу для изучения шестисотлетней истории европейских рома, поскольку это история культурного присвоения, характеризующаяся сегрегацией. . Мы сталкиваемся со следами реальности, переживаемой цыганами, почти исключительно через изображения посторонних, и должны использовать их, чтобы представить себе те части, которые считались невозможными для изображения. Посторонние культурные изображения рома, которых по-разному называют цыганами, Zigeuner , Tatern , Cigány , Çingeneler и т. д. – создали разнородные единицы «стертой» идентичности и культурных атрибутов. «Изобретение» цыгана есть изнанка изобретения европейским культурным субъектом самого себя как агента цивилизационного прогресса в мире.

Рома с самого начала занимал уникальное положение. Они принадлежали тем, кого не было с самого начала, кого не ждали и кто поэтому должен был снова исчезнуть. Их считали зловещими, потому что они «прятались повсюду» и «приходили и уходили» в соответствии с непостижимыми правилами. Это породило единый момент восприятия и встречи: амбивалентность презрения и восхищения. Склад стереотипов, образов, мотивов, поведенческих паттернов и легенд сложился рано, на переходе от Средневековья к Новому времени. Неоднократно истребительные фантазии превращались в истребительные практики.

Тайны происхождения

Цыгане прибыли в Европу различными путями примерно в 1400 году. Одним из препятствий к их принятию была неопределенность относительно их происхождения. В то время как такие группы, как германцы, галлы, ангелы и саксы, разрабатывали национальные мифы об основании и происхождении, чтобы подтвердить свое прибытие и оккупацию определенной территории, первые легенды о цыганах рассказывали об их загадочном и далеком происхождении и неспособности решить. Предположения об их генеалогии привели к первым попыткам их классификации. Если правда, как иногда утверждали сами цыгане, что они пришли из «Египта», где они жили во время рождения Христа, то, как утверждали европейские страны, в которые они иммигрировали без приглашения, «египтяне» должны вернуться в страну своих предков.

Вопрос о происхождении был также напрямую связан с — для того периода — фундаментальным вопросом религиозной принадлежности. Поскольку общины рома не исповедовали институционализированного христианства с его приходами, священниками и церквями, возникли три теории относительно религии рома. Во-первых, они принимали различные христианские конфессии лишь поверхностно. Многие, например Мартин Лютер, считали типичным для рома многократное крещение, чтобы получить подарки и документы. Во-вторых, утверждалось, что цыгане были турецкими шпионами, что, в свою очередь, сделало их мусульманами. В-третьих, были те, кто всерьез считал, что цыгане исповедуют языческие или сатанинские культы. Их прорицания, исцеляющие чары и проклятия, казалось, свидетельствовали об этом. По тем же причинам неоднократно повторялись обвинения в каннибализме. Все три теории сохранились в двадцатом веке.

Социальная структура рома представлялась очень простой, а генеалогия ее правителей не заслуживала внимания: с одной стороны, был «король» или «герцог», узнаваемый по знакам отличия и одежде, который в пятнадцатом веке мог по-прежнему производят грамоты о наследстве и защите от суверенных князей или даже королей и пап; с другой — его «люди», обычно насчитывавшие не более нескольких десятков лиц. Документы и литературные произведения, повествующие о мигрантах, образуют пространство невнимательности, неточного наблюдения и небрежного описания, в котором Другой создается, а не описывается.

Лица без гражданства, бездомные, без места жительства

Еще одним препятствием для принятия рома был вопрос о территориальном расположении. Насколько можно собрать из немногочисленных источников, изначально кочевой образ жизни большинства групп рома привел к их идентификации — хотя вскоре и отброшенной — как к беженцам или паломникам. Постепенное усиление в течение периода раннего Нового времени национального территориального принципа и подкреплявшего его территориального мышления привело к тому, что образ жизни рома стал восприниматься как подрывная попытка отмежеваться от социальных, правовых, экономических и культурных связей. Современное территориальное мышление предполагало, что все на Земле, в том числе и сама земля, является чьей-то собственностью и имеет собственника. Это создало аффективную идентификацию с географическими данностями, примером которой является немецкая концепция девятнадцатого века.0535 Heimat («дом»). Следовательно, субъективные атрибуты «собственности» и «дома» должны были быть установлены, гарантированы, очерчены и нанесены на карту актами закона и власти. Территориализованное мышление стало пониманием нормальности, которое полагало собственный образ жизни абсолютным стандартом. В этих условиях какой дом мог быть предоставлен цыганам, кроме улиц, безлюдных лесов и пустошей, необитаемых окраин европейской цивилизации, болот и степей?

Символическая зарядка европейской топографии и новый геополитический порядок усилили сегрегацию рома. Хотя они обычно оставались в пределах ограниченного географического радиуса на протяжении нескольких поколений, их считали пришельцами, не имеющими собственного дома или места. Между 1650 и 1750 годами территориальное мышление превратилось в государственный террор против рома. Презираемые как «бродяги», их больше не терпят на землях большинства правителей. На некоторых границах были выставлены специальные «Цыганские таблички», изображающие в картинках для не умеющих читать наказание, ожидающее каждого вошедшего: от побоев или клеймения до смерти на ломающемся колесе.

Запрет на въезд на территорию страны означал для цыган постоянные преследования и изгнание. Они препятствовали любой возможности долгосрочного планирования, а де-факто означали сокращение продолжительности жизни в результате бедности, недоедания и слабого здоровья. В восемнадцатом веке некоторые государства, такие как Испания и Австрия Марии Терезии и Иосифа II, стремились навязать цыганам территориальный принцип путем принудительного заселения. Эти меры были направлены на предотвращение кочевого образа жизни и вынудили рома принять католицизм и отказаться от своего языка.

Образ цыганского табора и его грозных обитателей стал инверсией «дома». Она варьировалась от грабительских берлог в лесу и kral (лагерей) рома в юго-восточной европейской степи до пещерных жилищ испанцев Gitanos и до Zigeunerlager , созданных отдельно в Освенциме-Биркенау. Жилища рома не рассматривались ни как частная сфера, заслуживающая уважения, ни как культурное достояние, заслуживающее защиты. Напротив, многочисленные литературные произведения превозносили их уничтожение как цивилизаторский акт.

Очарование: красивая цыганка

«Красивая цыганка» считается одним из самых сильных образов в европейском культурном воображении. Фигура не является, как часто полагают, продуктом европейского романтизма или английской викторианской литературы, даже если именно Земфиры, Эсмеральды и Кармен навсегда запечатлелись в культурной памяти. Новелла Сервантеса 1613 года La gitanilla уже вызывала в памяти «испанское» платье, пение и танцы, а также «дикую» женственность, не прирученную скромностью, которая позже стала популярной. Важным аспектом историй, повествующих о встречах с «красивыми цыганками», является другое: им не разрешается выходить замуж за представителей мужского пола, составляющих большинство населения, и они не отказываются навсегда от своего кочевого образа жизни. Повествовательная линия их жизни обычно заканчивается преждевременно: либо они умирают от рук своего ревнивого любовника, либо увядают и исчезают в цивилизации, которую они воспринимают как плен.

Как это характерно для экзотики и ориенталистских дискурсов, с которыми она пересекается, фигура «красивой цыганки» выступает как объект мужского сексуального желания. На нее проецируется антибуржуазное поведение, «природная» женственность, опасная дикость, распущенность и, действительно, педофильские фантазии. В рассказе Августа Стриндберга « Чандала » (1889) главный герой описывает сексуальную встречу с молодым цыганом, чуть старше ребенка: «Он обнял животное, и после объятий животное поцеловало его, как кошка, и он повернулся прочь, как будто он боялся, что его душа встретится с животной душой на этих губах, как будто он боялся дышать нечистым воздухом». «Красивая цыганка» отчуждает своей скрытной недосягаемостью даже в самые интимные моменты и уходом в сокровенный, нецивилизованный порядок или анималистическую сферу.

Социальная девиация

Цыгане могли быть помещены в социальную структуру раннего современного общества только на основе предпосылки, которая имела далеко идущие последствия: отрицание их статуса народа, даже небольшого. Если бы они не были народом, то их можно было бы причислить к массе «бродяг», существовавших вне и ниже социальной иерархии и пытавшихся выжить за счет случайного труда, попрошайничества и преступлений. Деградировав до банды, слившейся с армией бродячей бедноты — описанных современными источниками «жуликов» и «бродяг», — рома утратили свое особое положение как этническая группа. Их образ жизни теперь интерпретировался в рамках дискурса социальных отклонений и преступности и, следовательно, в контексте, отличном от контекста этнической генеалогии и типологии. Существует прямое развитие гильдий воров и нищих, описанных в Liber Vagatorum , брошюра с описанием разных типов нищих, впервые опубликованная в Германии в 1510 году, к «галереям мошенников» и «плакатам о розыске» конца девятнадцатого века и психологическим досье преступников начала девятнадцатого века, к теориям вырождения и криминальной биологии около 1900 года.

В этом дискурсивном пространстве антропологические характеристики и этнические особенности последовательно реконструировались, чтобы сформировать образ преступной и паразитической группы, пока ее члены не стали восприниматься с рождения как правонарушители без прав. В некотором смысле создавался криминальный профиль на каждого члена цыганской семьи: на старух не меньше, чем на мужчин, женщин и даже детей. Среди пресловутых обвинений, сохраняющихся и по сей день, наряду с воровством и мошенничеством фигурирует и похищение детей, то есть коварное вторжение в семейную генеалогию большинства населения.

Интерпретативная сила науки

В последней трети восемнадцатого века антропология эпохи Просвещения и историческая лингвистика принесли, хотя и случайно, новое понимание рома, которое развеяло предположения раннего Нового времени об их происхождении и языке. Открытие подлинного «цыганского языка», происходящего от санскрита, ясно указывающего на индийское происхождение рома, было чуть ли не сенсацией. Лингвистические методы исследования позволили проследить на основе языковых уровней и заимствований из других языков пути миграции рома в Европу если не в хронологическом, то в географическом плане. Научная работа, обобщающая эти выводы, Генриха Грелльмана Historischer Versuch über die Lebensart und Verfassung, Sitten und Schicksahle dieses Volkes in Europa, nebst ihrem Ursprunge («Исторический очерк об образе жизни, обычаях и судьбе этого народа в Европе, наряду с их происхождением», 1783 г. ), сразу же встретил значительный резонанс. интерес в других европейских странах и был быстро переведен или транскрибирован.

Антропологи эпохи Просвещения полагали, что как индейские потомки «индо-германской» этнической и языковой семьи «цыгане» имели право на более высокий статус в иерархии народов, чем статус беззаконной банды. С антропологической точки зрения владение цыганами собственным языком, сохранявшимся на протяжении веков, представляло их важнейшее культурное достояние. В течение короткого периода в несколько десятилетий появились признаки того, что «просвещенное» восприятие и категоризация рома могут быть возможны в академических дискуссиях и в отдельных произведениях романтизма, самые прогрессивные варианты которых включали смутные идеи равенства. Однако эти тенденции не смогли утвердиться в долгосрочной перспективе. Антропологические концепции того времени судили о цивилизационном уровне народа по его способности удерживать и возделывать территорию, создавать институционализированный государственный строй, по статусу его письменной культуры. В то время как в этот период баски — если привести лишь один показательный пример — вывели свою «политику идентичности» на новый уровень посредством создания письменности, среди рома не было никаких усилий в этом направлении.

Просвещенные мыслители также вдохновили на несколько жестоких проектов поселений. Они стремились «поднять» образ жизни рома до уровня европейских низших классов, а не интегрировать их на равной основе. Они потерпели неудачу по разным причинам. Самым важным из этих ассимиляционных проектов была попытка устранить устно унаследованный «цыганский» язык, чтобы предотвратить общение с кочевыми группами. Для человеколюбивых реформаторов цыгане не выдержали испытания цивилизацией, вновь доказав себя бескультурными и неспособными к развитию во всех отношениях. После этого антропологическое знание все больше обесценивалось и переосмыслялось. Это относилось и к языку: будучи родственным «нашему», он был, по выражению немецкого филолога и писателя Густава Фрейтага, не более чем «выродившейся дочерью благородного санскрита». Более того, утверждалось, что на своей индийской родине рома принадлежали в лучшем случае к низшей касте нечистых и неприкасаемых. Еще раз они были замечены как natio infamata , как неблагородный, презренный народ наравне с «готтентотами», «океанскими неграми» и «патагонцами», которых антропологи помещали в самый низ их этнической иерархии.

В последней трети восемнадцатого века отчужденность и невежество уступили место все возрастающим знаниям о происхождении, обычаях, нравах и языках рома. Тем не менее, несмотря на то, что эти знания были более точными и надежными, они на самом деле увеличивали расстояние до рома, а не сокращали его. Он подчеркивал инаковость рома и стремился проследить ее до фундаментальных цивилизационных различий. Развитие цивилизации теперь измерялось расстоянием до цыган. Даже самые «отсталые» народы восточной Европы успокаивались сравнением с «цыганами», так как они воображали, что имеют низший народ, на которого можно смотреть свысока.

Романтическое увлечение

Литература европейского романтизма наряду с более поздней пост-романтической музыкой и живописью способствовала популяризации знаменитой «веселой цыганской жизни». Стихотворение Николауса Ленауса « Die drei Zigeuner » (1838 г.) неоднократно было положено на музыку; с его главными героями, которые курят, спят и играют на скрипке допоздна, он стал символом цыганского образа жизни. Романтики читали и впитывали труды по антропологии и исторической лингвистике эпохи Просвещения, а некоторые даже стремились выучить римлян, чтобы встретить объекты своего желания «в дикой природе» и таким образом расшифровать их секреты. Романтики, движимые интересом к народным легендам, архаике, сверхъестественному и восстанию против буржуазии, создали заметно большое количество и большое разнообразие цыганских персонажей. К наиболее известным относятся Изабелла фон Эгиптен в одноименной повести Ахима фон Арнима (1812), Мег Меррилиз в романе Вальтера Скотта Гай Мэннеринг или Астролог (1815), Земфира в поэме Александра Пушкина «Цыганы» (1827), Эсмеральда в «Соборе Парижской Богоматери» Виктора Гюго де Пари (1831 г.) и Кармен Проспера Мериме (1845 г. ). Писатели начала девятнадцатого века представляли себе сокровенное пространство, явно спрятанное цыганами: невидимый мир где-то в дикой природе или в их «черных» душах — возможно, даже потерянный для современного индустриального общества рай, остров автономной жизни. .

Нетрудно найти в этом отношении между реальным и воображаемым, банальным и чудесным, гротескным и прекрасным родство с художественным самовосприятием поэтов-романтиков. В середине девятнадцатого века художники, отождествлявшие себя с цыганской жизнью или, по крайней мере, с тем, что они себе представляли, стали называть себя La Bohème или богемой. Термин «цыганский романтизм» вскоре стал использоваться для описания их идеализированных, сентиментальных изображений. Писатели-романтики помещали своих цыган не в модернизированное настоящее индустриальных национальных государств, а на досовременный фон, например Мэг Меррилис Скотта, населявшую руины старого шотландского замка. Это противоречие, по-видимому, было плодотворным с художественной точки зрения: романтизм дал самый большой и устойчивый толчок в эстетизации и медиализации цыган. Почти во всех европейских культурах циркулировало множество историй и образов архаичной, свободной, а иногда опасной и угрожающей группы на задворках и в закоулках современного дисциплинарного общества. В девятнадцатом веке цыгане стали популярным предметом для развлечения: цыганские темы присваивались так часто, что теряли свою оригинальность, образы и истории часто становились тривиальными. Понимаемые как средства массовой информации, эти произведения передавали не знания о цыганах, а что-то другое: цыганский романтизм часто был средством передачи женской эротики и сексуальности, на которые буржуазная благопристойность требовала, чтобы можно было только намекнуть, если не полностью опустить.

Медиализация, однако, освободила произведения искусства от современных дискриминационных характеристик. Тем не менее приоритет стилизации и типизации над реализмом означал, что появилось немного оригинальных изображений высокого эстетического качества, и вскоре преобладал банальный псевдофольклорный цыганский романтизм, его иконами были венгерский скрипач и андалузский танцор фламенко. Постоянное повторение порождало предсказуемость и приводило к смысловой пустоте. Тривиальный цыганский романтизм вызывал в воображении искаженное отражение действительности цыганской жизни или накладывался на нее вплоть до полного ее скрытия. По сравнению с действительностью цыганский романтизм предстает как презрение к цыганам через художественные средства.

Этнология, или деевропеизация рома

Европейская этнология процветала в девятнадцатом веке, и цыгане стали плодотворным предметом исследования. Тот факт, что это устное общество успешно сопротивлялось модернизации, означал, что этнологи могли опробовать свои методы в непосредственной близости от него. Значительна была активность исследователей-любителей и ученых-профессионалов. В Европе возникло братство «друзей цыган», и велся оживленный обмен через журналы и частную переписку. Кульминацией стало создание Британского общества знатоков цыган, общества по изучению образа жизни цыган (которое продолжает издавать собственный альманах). Этнологи систематически документировали образцы материальной культуры и записывали устные традиции, такие как шутки, сказки и легенды. Частью этого были часто обсуждаемые исследования Ференца Листа о цыганской музыке и цыганских виртуозах. Значительно увеличилось количество путевых заметок, в которых собранный материал подвергался литературной обработке. Этнология XIX века оценивала «ценность» отдельного народа по уровню его социальной организации: начиная с семьи снизу, поднимаясь до орды и племени и заканчивая народом, нацией и государством. При переходе от антропологических к этнологическим исследованиям статус рома был понижен из статуса «народа» в статус «племени»; как племенное общество они были уже не досовременным, а доцивилизационным народом, живущим в естественном состоянии, подобно североамериканским «индейцам» и африканцам. Как и в случае с антропологией, этнологические описания определяли их как элементарные, стационарные общества (то есть общества, неспособные к развитию), чье паразитическое существование угрожало большинству («хозяину») общества.

Даже там, где это было неадекватно и неточно, этнология развеяла часть экзотики рома. Однако расстояние до них не сократилось, а решающий критерий — собственная, якобы более ценная степень цивилизованности — остался. Пренебрежительные суждения, такие как следующие, были все еще распространены:

Цыган обладает, без сомнения, высоким уровнем природного здравого смысла и навыков; отсюда находчивость и хитрость, которые он использует для достижения своих целей. […] Честность не считается одной из добродетелей этого народа, который с первого своего появления описывался как лживый и вороватый. […] Конечно, он тоже иногда проявляет детскую наивность или пытается произвести впечатление дерзостью и дерзостью. Вообще этот народ обладает большой дозой высокомерия и чрезмерного самомнения.1

Чем ближе этнология подходила к элементарным занятиям, таким как личная гигиена, лечение и пищевые привычки, тем больше удалялась этнолог от собственной культуры. Такая деятельность была основным испытательным полигоном этнических конструкций различия. Этнология создала цыган как маргинальный народ на периферии европейской высокой культуры. Эти люди должны были быть благодарны за то, что им оставили цивилизованные народы. Это еще не означало свалки мусора, загрязненные промышленные пустоши или бесполезные пространства под автомобильными мостами, которые можно найти сегодня по всей Европе, а скорее невозделанные сельские окраины, куда должны были быть вытеснены цыгане. Эту фазу восприятия и категоризации я бы назвал второй деевропеизацией цыган, следующей за первой, осуществленной просвещенной антропологией. Оно представило тело, мысли и поведение цыган таким образом, что их инаковость вновь приобрела угрожающие очертания. В Европе для них не было места. Этнические чистки всегда начинаются на бумаге.

Расизм и биополитика

Образ цыган, сложившийся за почти шестьсот лет, отнюдь не был развеян расовыми теориями. Наоборот, существующее очернение и презрение было переопределено и усилено. Эти изменения произошли не во всех европейских странах в одинаковой степени. Они были сосредоточены, конечно, в Германии. Тем не менее почти во всех западноевропейских странах новые криминальные теории, основанные на биологии, усилили полицейские и бюрократические преследования цыган. В первой половине ХХ века образ преступной группы мошенников, воров и похитителей младенцев вновь приобрел известность. Криминалисты рассматривали цыган как «прирожденных» преступников, унаследовавших свои преступные качества. Как целая этническая группа, а не только как отдельные семейные единицы, они характеризовались как «асоциальные», «социально девиантные» и «рабочие», с патологическим перипатетизмом. При нацистском правлении эти взгляды все больше переплетались и систематически использовались для оправдания массовых убийств цыган. Таким образом, не «знание» о цыганах делало необходимым государственное насилие, а, наоборот, тот факт, что после 19 в.33 существовала власть, способная навязать то или иное «знание» во всех сферах общественной и уставной жизни. Криминальные и социальные теории, основанные на расе и биологии, также стали влиятельными с конца девятнадцатого века в других европейских странах и США. Здесь они также все чаще использовались для планирования, осуществления и обоснования социально-политических санкций, ограничивающих основные права личности или полностью отменяющих их.

Несмотря на жесткую слежку, преследования и маргинализацию рома, которым увлечение самобытностью и естественностью цыган никогда не могло дать прочного противовеса, только с появлением расизма с его научными претензиями и прозаических пропагандистов, что истребительные фантазии превратились в биополитическую деятельность. Старая идея о том, что цыгане не были европейцами, снова стала первостепенной – несмотря на то, что после полутысячелетия непрерывного присутствия на континенте она была совершенно неправдоподобной.

История рома в Центральной и Восточной Европе в двадцатом веке полна неизбежных страданий. За десятилетие до Холокоста большинство литературных произведений многословно изображали их как угрозу: семьям, чьих детей они похитили, имуществу, которое они украли, людям, которых они развратили, и цивилизации, к которой они были неспособны.