Платон. Платоновская теория познания
Что такое знание?
🆚 Знания и мнения разноприродны. Рассуждая о поиске истины, Платон противопоставляет знания и мнения. Впервые знания и мнения как два пути противопоставил Парменид. Он считал, что к знаниям, то есть подлинной реальности, нас ведет путь разума, а к мнениям — иллюзорной реальности, нас ведет путь чувственного восприятия. Эти два пути не сходятся ни в одной точке. Когда у человека сформировалось мнение, он никаким образом не может сделать из него знание. Знание и мнение разноприродны — нельзя просто улучшить мнение, чтобы оно стало знанием, как мы обычно считаем. Парменид говорит, что знание надо искать в другой стороне, они формируются иначе.
Платон ставит вопрос знания в трактате «Теэтет» и рассматривает несколько различных концепций 👇
🤔 Знание = мнение. Платон начинает с учения софистов. Они утверждают, что знания не существует, знание — это то же самое, что и мнение.
😍 Знание = чувственное восприятие. Платон рассматривает концепцию сенсуалистов, которые считали, что чувственные восприятия сами по себе уже являются знаниями. Он доказывает, что эта концепция недостаточная, потому что можно иметь чувственное восприятие, но при этом не знать, что именно воспринимаешь. В наших восприятиях есть прямой контакт с реальностью, но в них нет понятий. Значит, в них нет «очемности» — качественной определенности. Имея восприятие, мы не всегда имеем представление, о чем именно это восприятие.
🤓 Знание = истинное мнение. Также Платон рассматривает концепцию, согласно которой знание — это не просто мнение, а истинное мнение, то есть такое мнение, которое по удачному совпадению соответствует реальности. Философ разбивает эту концепцию — если мнения совпали с реальностью лишь случайным образом, их нельзя называть знаниями, потому что в них нет надежности и достоверности, которые необходимы для настоящего знания.
😎 Знание = истинное + обоснованное мнение. Следующая концепция, которую он разбирает, ближе всего к тому, что в данный момент считается знанием в европейской культуре: знание — истинное и обоснованное мнение. Это лучшая концепция из всех предыдущих, потому что в ней появляется важный признак обоснованности. Но Платон отвергает и эту модель. В конце трактата «Теэтет» Платон оставляет вопрос знания открытым, он не дает окончательное определение знанию.
😌 Знание = идеация? В других работах Платон намекает на то, что суть знания — это так называемая идеация. Идеация — схватывание эйдосов при помощи ума. Чтобы схватить эйдос, нужно отказаться от чувственного восприятия, закрыть глаза и уши, сконцентрироваться целиком только на глазах ума и только ими схватить вечные истины.
💡 Теория — «зрение ума». Именно в тот момент в европейской философии появляется слово «теория», что значит «зрение ума». Платон утверждал, что философ должен смотреть умом и презирать чувственную достоверность повседневного опыта.
Диалектика
Главная > ДИАЛЕКТИКА и ФИЛОСОФИЯ > ДИАЛЕКТИКА ПЛАТОНА > Знания по Платону
Знания по Платону.
— 27.05.12 г. —
А. Обычно знания понимаются как нечто субъективное: как подтвержденные или заслуживающие доверия представления или понятия о чем-либо, как результат познания мира или отдельного вопроса или даже как их некоторые формы.
Считается, что знания могут быть представлены в разных формах и видах.
В целом получение знаний не ограничивается науками и может быть реализовано и в иных формах общественного сознания, например, в искусстве.
И т.д.
А вот в диалектике, в частности, в философии Платона, в философии Гегеля и в современной диалектической философии, знания понимаются намного шире, чем в материализме и в субъективизме, что дает понимание того, что диалектика шире идеализма и имеет более мощные представления о мире.
Также в науках обычно считается, что проблема знания не является у Платона основной в его философии и поэтому целевым образом не изучалась, по крайней мере, не прорабатывалась на должном уровне.
На первый взгляд, действительно, само знание не является центральной категорией философии Платона, ибо в тех диалогах, где Платон говорит о нем, обсуждается фактически не оно само, и не затрагиваются привычные для гносеологии вопросы. Но тут следует сразу же сказать, что, во-первых, на основе материалистической, тем более, диаматовской гносеологии, как уже говорилось, нельзя исследовать философию Платона.
Во-вторых, понимания знания в диалектике, представителем которой является Платон, и в науках значительно отличаются. То, что обретается в науках и считается в них знанием, диалектикой признается, в основном, не более, чем информацией, пусть в ряде случаев социально важной или секретной. Ее можно, конечно же, назвать «знанием», если кому-то этого хочется. Но все равно это будет лишь субъективное мнение кого-то о чем-либо — мнение, которое отдельно рассматривал Платон, и о котором будет сказано ниже. И это не объективное, само по себе существующее знание, которое для диалектики существует вне человеческого сознания (поэтому, точнее — и по этой причине тоже, диалектику (Платона и Гегеля) называют объективным идеализмом; пусть так, но философии Платона и Гегеля до сих пор поражают всех своим величием, а вот учебники по философии, то так, то эдак трактующие одно и то же, постоянно меняются и порой вызывают даже раздражение своей некомпетентностью, при этом диалектического материализма уж и вовсе нет).
В-третьих, бывает и так, что научными знаниями признается то, что было получено вне наук, в т.ч. на основе эзотерических представлений.
В-четвертых, следует помнить, что согласно принятому науками принципу фальсифицируемости К.Поппера, научное знание, в отличие от ненаучного, может быть опровергнуто. Иными словами, получается, в основе религии лежит вера, диалектики 1 — знания, а наук — мнения (и ошибки).
Поэтому, во-первых, при изучении философии Платона знания следует понимать, согласно диалектике.
Во-вторых, как сказал Гегель, Платон отличает чистые мысли разума от деятельности рассудка, и поэтому при изучении трудов Платона не стоит задерживаться на рассмотрении чувственного и его обманов, т.е. следует выйти за пределы материалистической парадигмы. (К тому же, как уже говорилось на сайте, следует различать рассудок по Платону, по Канту и по Гегелю.)
В-третьих, Платоном при обсуждении знаний не затрагиваются в должном объеме привычные для гносеологии вопросы, поэтому наукам темы знания в его философии и показались малозначимыми, по крайней мере, не прорабатывались на должном уровне.
(Так еще и потому, что тема знаний, действительно, не основное, что есть в философии Платона, и главным поэтому является обозначение им даже не аспектов знаний, а вопроса, который ускользнул от наук, и который не был развит даже у Гегеля, впрочем, по понятным причинам. Этот вопрос был осмыслен лишь в современной диалектической философии, которой потребовалось формализовать основную задачу диалектики и завершить ее решение. А в целях обозначения подхода к этой задаче следовало познать соответствующий аспект знаний, который во всей мировой философии дан только в диалектике Платона.)
В-четвертых, и это следует отметить особо, понимание знаний по Платону по существу стало возможно только благодаря ряду новых диалектических технологий, в т.ч. актуализированных в новых логиках (например, инверсия суждений). До этого знания в диалектике принимались не столько даже только внешними человеческому сознанию, сколько нерефлектируемыми, в частности, именно поэтому Платону и приходилось говорить о простых воспоминаниях души, а Гегель попросту инкорпорировал знания в моменты вообще объективности.
А вот в современной диалектической философии пришлось исследовать сами знания и ввести их в рассмотрение ряда вопросов онтологии, так как без этого нельзя было решить ряд задач, в т.ч. главной задачи диалектической философии. Поэтому-то и пришлось возвратиться к вопросу о знаниях по Платону и создать ряд актуальных инструментов для их исследования.
Так вопросы знаний по Платону, инструменты их исследований и аспекты работы с ними стали актуальными в современной диалектической философии…
Б. В философии Платона знаниям, на самом деле, уделяется большое значение: недаром же они обсуждаются во многих диалогах: «Евтидем», «Лахет», «Лисид», «Хармид», «Протагор», «Менон», «Пир», «Теэтет», «Государство» и «Законы».
а) Первое, что Платону потребовалось указать, так это предназначение знания. Это он обсуждает в диалоге «Евтидем».
При этом также обозначаются весьма важные морально-этические положения, существенные для общества на любом этапе его развития, что само по себе значимо для мировой культуры и позволяет говорить о величии философии Платона.
Платон говорит о том, что любой человек стремится к благополучию и хочет быть счастливым, и это можно достичь путем обладания благами: богатство, здоровье, красота, родовитость, власть, рассудительность, справедливость, мужественность и др. 2 Но счастливы люди не в силу обладания этими благами, а благодаря их использованию: «желающему стать счастливым должно не только обладать подобными благами, но и пользоваться ими, в противном случае это обладание не принесет никакой пользы» 3. Причем нужно не просто пользоваться, а правильно это делать.
Итак, умение что-то делать, несомненно, полезно, однако от любого знания не будет никакой пользы, если кто умеет что-то делать, а вот пользоваться сделанным не умеет.
И тут выступает важное положение: знание не только должно быть, им еще надо уметь воспользоваться.
Особенно заостряет Платон внимание на мудрости, ибо только она во всем несет людям счастье, и на уме: «разве извлечет какую-либо пользу человек, многое приобретший и многое совершающий, но лишенный ума?».
А здоровье, красота, богатство, власть и т.д. не являются ни знаниями, ни настоящими благами. (Поэтому совсем не удивительно то, что Платон негативно относится к частной собственности: он делает вывод о том, что человек «должен перенимать от отца мудрость, а не деньги», что является не чем иным как намеком на пагубность частной собственности, и что также нашло отражение в знаменитом диалоге «Государство».)
И Платон делает такой общий вывод: «мы все стремимся к счастью и, как оказалось, мы счастливы тогда, когда пользуемся вещами, причем пользуемся правильно, а правильность эту и благополучие дает нам знание»; и только мудрость делает человека блаженным и счастливым.
б) Далее Платону потребовалось более точно определить знание, и он для начала указывает, что знание знанию рознь: например, следует учитывать, что существуют различные ремесла и т.п.
Но никакое конкретное искусство, умение или знание (Платон рассуждал о военном искусстве, умении управлять государством, о науках и ремеслах) не является знанием как таковым, так как может быть применено только в своей области.
Это — конкретные знания. Поэтому истинным знанием является только такое знание, которое присуще всему, или общее знание; только такое знание является знанием и может дать счастливую жизнь.
То, что истинное знание есть общее знание, нечто общее, становится первым важным выводом Платона. Правда, науки из этого сделали утилитарный вывод о том, что знание есть (общее) определение, а познание сводится к установлению определения, к осуществлению суждения, что и было положено в основу обыкновенной логики; Платон, а вслед за ним и Аристотель были неправильно истолкованы, и уже только по этой причине логику надо переосмыслять, но этого в науках не делается. (Так что одну из существенных причин негативов и парадоксов логики и удостаивания её Гегелем презрения следует искать, начиная с анализа сущностных положений философии Платона. А в современной диалектической философии вопросам логики в свете философии Платона было уделено колоссальное значение, в т.ч. суждениям и работе с ними.
)
Второй важный вывод Платона заключается в том, что знание не относится к чувственности, в ней оно лишь проявляется: в охоте, ремеслах, государственном управлении и т.п. Истинное знание сверхчувственно.
Третий важный вывод Платона как следствие первых двух, заключается в том, что знание независимо от человеческого сознания.
в) При определении знаний Платон делает, на первый взгляд, парадоксальное утверждение о том, что каждый имеет доступ к истинному знанию, общему и сверхчувственному по своей сути. Эта возможность осуществляется, как объясняет Платон, за счет души, вспоминающей прошлое. Эти вопросы разъяснены Платоном в его более поздних диалогах, в которых, в частности, он объяснит возможность получения знания (см. ниже).
Но тут важно то, что Платон сделал, по сути, утверждение о том, что знание есть всегда, что еще раз подтверждает предыдущие выводы Платона и увязывает его суждения по вопросу знаний в единую систему, которая становится базой для новых важных утверждений.
(Одно из них — о нужности (и ценности) знаний их для себя или в отношении себя — вообще было упущено науками. К нему Платон подошел, когда в диалоге «Евтидем» анализировал разные виды деятельности и умений людей. Но этот вывод не был раскрыт ни в философии Платона, ни в философии Гегеля. Он был осмыслен и принят только в современной диалектике, и именно он ведет к решению основной задачи диалектики.)
г) В последующих диалогах Платон развивает свои представления о знаниях.
В диалогах «Лахет», «Лисид» и «Хармид» Платон устанавливает, что сверхчувственное общее проявляет себя в конкретных частностях, причем проявление общего в частностях всегда только смысловое («Лисид»). И наоборот, частности связываются общим, т.е. неким образом составляют его, и, получается, общее имеет структуру, обладающую своей спецификой, отличной от характеристик и даже существа частностей, тем более чувственных («Лахет»).
д) В диалоге «Менон» Платон различает (объективное по своему существу) знание и (субъективное) правильное мнение (т.
е. объективное знание и субъективное знание, см. ниже) и подчеркивает системность знаний.
Правильное мнение, по Платону, правомерно и даже целесообразно: «Только благодаря правильным мнениям люди государственные ведут свои города по правильному пути». В конкретных условиях «истинное мнение ведет нас к правильным действиям ничуть не хуже, чем разум».
Но правильное мнение и знание — вещи разные. Кстати, то, что «знание и мнение — разные вещи», Платон еще раз обсуждает в «Государстве». Там же Платон указывает на то, что «мнение — это ни знание, ни незнание», что «оно — нечто среднее между ними».
Затем Платон говорит о получении знаний за счет припоминания их душой, ранее видевшей (потусторонние) истины (о чем уже говорилось в диалоге «Евтидем»).
Само припоминание Платон объясняет следующим образом. Сократ предлагает мальчику решить геометрическую задачу, помогая ему вопросами: «…в человеке, который не знает что-то, живут верные мнения о том, чего он не знает.
.. А теперь эти мнения зашевелились в нем, словно сны… При этом он все узнает, хотя его будут не учить, а только спрашивать, и знания он найдет в самом себе… А ведь найти знания в самом себе — это и значит припомнить… если оно (знание. — ПРИМ.) всегда у него было, значит, он всегда был знающим… Так если правда обо всем сущем живет у нас в душе, а сама душа бессмертна, то не следует ли нам смело пускаться в поиски и припоминать то, чего мы сейчас не знаем, то есть не помним?».
И в целом важны три умозаключения Платона.
Первое — о том, что знания находятся вне человека и припоминаются душой: душа их видит в сверхчувственном мире, а потом припоминает.
Второе — правильные мнения изменяются вместе с чувственностью, т.е. они относительны, хотя и могут быть хороши в конкретных условиях, а знания неизменны.
Третье — системность знаний.
е) Более четко Платон отличил знание от чувственного впечатления и от разных мнений в диалогах «Пир» и «Теэтет».
В диалоге «Пир» на примере вымышленного Платоном мифа об Эроте рассматривается ряд аспектов взаимоотношения знания с чувственностью.
Один из аспектов мифа раскрывается в понимании знания в стремлении к высшей красоте 4, ради которой (знаний) следует отрешиться от чувственного: «начав с отдельных проявлений прекрасного (в чувственном мире. — ПРИМ.), надо все время, словно бы по ступенькам, подниматься ради прекрасного вверх, ради созерцания прекрасного самого по себе — единственного знания, предела познания.
При этом Платон обозначил ряд положений, касающихся знаний, из которых сейчас следует указать два.
Во-первых, как и в предыдущих диалогах, Платон обозначил идею вещи, но теперь уже указал на то, что любая вещь имеет свою идею.
Во-вторых, главное, высшее знание — это предел всех наук, и оно есть прекрасное само по себе.
А в диалоге «Теэтет» Платон обсуждает ряд положений.
Во-первых, Платон различает знание и его конкретные реализации (напр.
, сапожное ремесло).
Во-вторых, Платон указывает на то, что знание не есть частное знание, ибо предполагается нечто общее для разных конкретных знаний.
В-третьих, Платон исключает три известных точки зрения: по Платону знание не есть «ни ощущение, ни правильное мнение, ни объяснение в связи с правильным мнением».
В результате оказывается, что,
во-первых, знание должно рассматриваться не как результат чувственного восприятия, умозаключения или их соединения (сразу же оговоримся, что их результатом являются субъективные знания, см. ниже),
во-вторых, ум осмысливает окружающий физический мир, который является лишь посылкой познания, однако, в конечном счете, знаний,
в-третьих, знания есть нечто предшествующее восприятию, умозаключениям и их соединению.
Выводы диалога «Теэтет» развивают выводы диалога «Менон», в котором определяется, что знание есть результат воспоминания душой ранее виденных ею сверхчувственных истин.
ж) Что касается видов знаний, то в науках считается, что их Платон определяет в диалоге «Государство» в соответствии с делением а) области зримого на область зрительных образов и область живых существ и ими изготовляемого и б) области умопостигаемого на область умопостигаемых предметов, которые душа припоминает с помощью (за счет) образов чувственности, и на область беспредпосылочного начала, когда разум пользуется «лишь самими идеями в их взаимном отношении, и его выводы относятся только к ним».
Хотя люди, больше доверяющие самому Платону, нежели тому, что про него понаписали, обратили бы внимание на то, что великий философ говорит не о знаниях, а о познании, что тут же подтверждается его указанием на соответствующие состояния, возникающие в душе: уподобление, вера, рассудок и разум (ум). Кстати, их различие весьма важно для понимания активности познания, что было напрочь упущено науками. (А вот виды знания следует определять по-другому; но это уже отдельная вненаучная тема.)
В. Итак, выше указаны основные положения философии Платона, касающиеся знаний. Их можно несколько расширить, согласно трудам великого философа, а вот более глубоко изучить и понять их можно только на основе диалектики, ибо понимание знаний в ней и в материализме (идеализме) совершенно различны, и поэтому в науках возникают понятийные, терминологические и иные сложности. Но в современной диалектической философии соответствующие вопросы решены.
Например, что касается понятийных аспектов, то они исследуются на основе философии Гегеля, при этом позволяя позвать глубже её саму.
Так, в современной диалектической философии именно на базе рассуждений Платона были реконструированы основы субъективной логики, что позволило не только ее различить (этого не было у Гегеля), но и расширить понимание логики, вплоть до формирования новых логик.
В современной диалектической философии была изучена ценность знаний их для себя или в отношении себя, что не было рассмотрено ни в философии Платона, ни в философии Гегеля. Эта тема была осмыслена и принята только в современной диалектике, ибо именно она, как уже указывалось, ведет к решению основной задачи диалектики.
И др.
Что касается терминологических аспектов, то соответствующие вопросы были решены в когнитивной теории терминов, понятий и определений, причем не только в смысле установления значений терминов философии Платона (о чем уже говорилось, см. «Трудность изучения философии Платона — 2»).
Также удалось дать точное определение ряду современных терминов. Например, то, что называется знаниями в материализме (науках), выражается словом «знания» или «мнения» или же словами «субъективные знания».
А то, что называется знаниями в философии Платона и в современной диалектической философии, выражается словом «знания» (слово пишется курсивом) или словами «объективные знания» или «чистые знания». (Хотя, конечно же, объективные знания, на самом деле, субъективны, но разъяснить это не представляется возможным на языке материализма (наук), а соответствующие разделы современной диалектической философии на сайте пока еще не оглашены.) Этот вопрос связан с темами создания знаний человеком и природы его знаний.
Следует также отметить, что обычно в диалектических текстах используется слово «знание» (без курсива), а его конкретные значения в тексте задаются стилями и формами изложения диалектических текстов.
Надо отметить, что именно в отношении к двум обозначенным категориям — «субъективные знания» и «объективные знания» — в современной диалектической философии были определены
— некоторые понятия, например, понятия незнания (идентифицированного именно Платоном) и информации,
— особенность знаний, которая составляла и составляет камень преткновения при их понимании, ибо относится к их собственному различию, которое науки так и не смогли установить в связи со своей материалистической основой,
и др.
Эти позиции весьма важны не только как позволяющие понять отдельные диалектические вопросы и категории. Тут, главное, дело в том, что если в философии Платона душа припоминает и тем самым обретает знания, а вот припомнит или нет, не известно, то в философии Гегеля и в современной диалектической философии эта зависимость познания от случая и от произвола души (здесь: рассудка) исключена (кроме того снимаются ограничения познания, в частности, психические). В философии Гегеля и в современной диалектической философии знания не столько припоминаются, приходят сами по себе, что зависит от случая, от состояния души и т.д., сколько конкретно добываются в диалектическом познании, «достаются» из мира, становятся добычей диалектика, способного, по словам Платона в диалоге «Федр», «обозревать разом единое (данное, одно. — ПРИМ.) и многое», т.е. в смысле современной диалектики — целевым образом овладевать знаниями, а не ждать (как в науках) милости от судьбы (эксперимента) и не зависеть от состояния души (способностей рассудка).
А в целом решение понятийных и терминологических вопросов, в т.ч. создание новых диалектических наук (например, той же когнитивной теории терминов, понятий и определений), в современной диалектической философии позволило решить многие вопросы, в т.ч. и в области логики, причем во многих случаях только за счет четкого определения понятий.
И вообще, понятие знаний по Платону (точнее — их более совершенное современное диалектическое понимание) весьма актуально как для современного диалектического познания, так и для познания вообще мира и для решения многих насущных задач. И об этом хотя бы кратко следует сказать, что и будет сделано в следующей статье.
Примечания.
1 — и вообще эзотерических учений. Они, кстати, весьма активно изучаются в современной диалектической философии, см., напр., Раздел ЭЗОТЕРИКА / ЭЗОТЕОЛОГИЯ.
2 О благах, их видах и отношениях к душе, телу и т.д. говорится и в других диалогах Платона, например, в «Горгий» и «Законы».
3 Так как имеются различные переводы трудов Платона, то указываем, что цитирование производится по следующему изданию: Платон. Собр.соч. в 4 т. — М, 1993, 1994 (Филос.наследие).
4 Основным положением диалога, конечно же, является обозначенная Платоном и всеми признанная иерархия красоты.
Продолжения: «Актуальность знаний по Платону — 1» и «Комплементарное диалектическое познание».
См. «Т: аспекты объективности знаний», «Т: знания, информация и данные», «О знаниях»
[«Фальсифицируемости принцип Поппера», «Категории у Платона», «Знание в науках» и «Субъективная логика»].
Облачная зона по этой теме временно закрыта до новых дискуссий.
Полное руководство для студентов IB
25 ноября 2021 г.
Теория познания Платона представляет собой серьезную проблему для большинства студентов, поскольку требует много самоанализа.
Не у многих современных студентов есть время, чтобы сидеть и размышлять, учитывая, насколько быстро развивается академическая жизнь сегодня. Мы здесь, чтобы помочь с вашим заданием по теории познания Платона.
Help for Assessment Эксперты по эпистемологии Платона придумали это полезное руководство для учащихся, которые застряли с заданием Платона TOK. Если вы действительно не хотите тратить часы на изучение и написание такого запутанного эссе, оставьте всю работу нам.
Наши опытные писатели изучат, наметят, напишут и уточнят задание для вас. Все, что вам нужно сделать, это перейти на страницу наших услуг и оставить нам свое эссе по теории познания Платона по доступным ценам, удобным для студентов.
Если это не та помощь в написании эссе, которую вы ищете, пожалуйста, продолжайте читать это подробное руководство. Он охватывает различные области, касающиеся того, по каким предметам студенты, скорее всего, будут сдавать экзамены, в том числе:
- Теория познания Платона
- Plato’s definition of knowledge
- The cave theory
- Plato’s theory of forms
- The divided line theory
- Platos view on knowledge
- Plato’s four levels of knowledge
- Plato’s true knowledge
Среди прочих.
Приступим к делу.
Быстрая навигация
Предыстория: о Платоне
Что такое знание по Платону
Платоновские знания и формы
Теория пещерной теории Платона
Четыре уровня знаний Платона
Теория разделенной линии Платона
Этика, добродетель и счастье Платона
Помощь тоталитарное состояние
9001. : О ПлатонеРодившийся, по оценкам, в 428 или 427 г. до н. э., Платон был выдающимся учеником Сократа и учителем Аристотеля, который впоследствии стал самым влиятельным философом всех времен. Он был сыном греческого аристократа по имени Аристон, который утверждал, что его родословная восходит к богу Посейдону; его мать звали Периктиона.
Будучи учеником Сократа, Платон находился под сильным влиянием наставлений Сократа, а также обстоятельств его жизни и смерти. Мы многое знаем о Сократе, который никогда не писал, благодаря его многочисленным ученикам, таким как Платон.
Стиль рассуждений и разговоров Платона, безусловно, сократов, и таким образом он смог вывести и развить свои наиболее известные философские работы.
К ним относятся теория форм, платоновский реализм, этика, философия религии и многое другое. По сути, он дал нам определение того, что мы сегодня знаем как философию.
Принято считать, что сочинения Платона были созданы в три различных периода времени: ранние, средние и поздние сочинения или диалоги, как их называют. Наша экскурсия начнётся с платоновского определения знания.
Что такое Платоновская теория познания?
Платон считал, что истина объективна и что она вытекает из верований, правильно обоснованных и закрепленных в разуме. Таким образом, знание есть обоснованная и истинная вера. Из этого утверждения можно сделать несколько выводов:
- Убеждения и знания совершенно различны, но связаны между собой.
- Истина является результатом логических рассуждений, но сама может быть результатом идей или Форм, находящихся за пределами сознательного понимания.
- Чтобы считаться знанием, эта идея или предложение должны быть верными, истинными и подкрепленными вескими причинами.
- Должен быть субъект, чтобы воспринять это знание.
Платон также считал, что истинное знание скрыто глубоко в нашем подсознании и что мы опираемся на это знание, познавая такие Формы, как Красота, Равенство, Справедливость и т. д.
Это потому, что, по его словам, это вещи, которым нельзя научить, но с которыми каждый человек рождается. Это прямое следствие его веры в:
- Высший план, где все Формы существуют в чистом, вечном, неизменном состоянии.
- Реинкарнация. После смерти душа проходит через высший план и получает знание Форм в их чистом состоянии. Когда эта душа перерождается, она опирается на это знание, чтобы заново открыть образ Форм, воспринимаемых в этом мире.0015
Платон любил использовать аллегории и истории для передачи своих идей. Рассмотрим эту историю, где, когда один из его учеников попросил его представить доказательство бессмертия, Платон использовал это как аллегорию. Обратите внимание, что это не означает, что его рассуждения были правильными.
Концепция равенства Платона как доказательство бессмертия
Представьте, что у вас есть два отрезка. Эти отрезки равны, или, скорее, вы так считаете. На чем основано ваше убеждение, что они равны? Он правильно делает вывод, что сначала вы должны иметь некоторую информацию о размере сегментов, которую вы получаете, оценивая информацию, полученную от ваших органов чувств.
Проблема, однако, в том, откуда вы знаете понятие равенства. Вас этому учили? Этого не может быть, потому что чувства не вечны и подвержены ошибкам. С другой стороны, Равенство, как одна из (хороших) форм, вечно и не может измениться. Подробнее о Платоновских формах чуть позже.
Таким образом, если концепция Равенства неизменна, единственный способ узнать это — испытать ее раньше на плане, где присутствует Равенство как Форма, правдивая, вечная и неизменная. Таким образом, душа бессмертна и прошла через такой план и сохранила знание, хотя и бессознательное и скрытое, Форм.
Хотя Платон верил в реинкарнацию во время среднего периода своих работ, следует отметить, что он изменил свое мнение относительно некоторых из своих фундаментальных убеждений, как указано в его более поздних работах.
Мы уже мимоходом упомянули Платоновские формы познания, а теперь пора углубиться в концепцию платоновских форм.
Платоновские знания и формы
Философские доктрины Платона опираются на несколько отдельных доктрин, одной из самых больших является концепция форм. Знания основаны на реальных вещах, о которых мы делаем верные предположения в процессе приобретения знаний. Эти идеи или объекты универсальны в том смысле, что их можно применять к широкому кругу реальных объектов для их описания или характеристики.
Словоформа определяется как «внешний вид» или «форма». Согласно Платону, формы — это реальные сущности того, чем на самом деле является субстанция или объект, являясь ответом на вопрос «что это такое?» Далее он говорит, что то, что мы на самом деле переживаем благодаря взаимодействию наших чувств, является простым отображением истинной сущности субстанции. Принимая эту точку зрения, он продолжает говорить, что этот мир несовершенен и полон ошибок, что мешает нам по-настоящему увидеть и понять истинные Формы.
Возьмем, к примеру, понятие Красоты. Платон сказал бы, что Красота сама по себе есть реальная, активная, совершенная и вечная сущность, которая является не просто характеристикой объекта, но качеством, которое он приобретает, взаимодействуя с Красотой Формы. Таким образом, Красота есть и характеристика, и сущность сама по себе, способная к взаимодействию. Это концепция самоутверждения.
На этой иллюстрации Сама Красота совершенно и исключительно прекрасна и существует отдельно от этих других объектов, которые ее разделяют. Платоновская теория познания в «Федоне» подчеркивает эту природу Форм и называет их моноэидами. Таким образом, все другие объекты имеют меньшую степень красоты, чем Красота, которая Сама совершенно прекрасна. Однако существуют разные мнения о том, является ли красота характеристикой самой Красоты или что Форма и сущность Красоты — одно и то же.
Во всяком случае, Платон решил проблему универсалий, древний философский вопрос о том, существуют ли характеристики объектов, такие как цвет и форма, помимо самих объектов.
В дополнение к красоте, другие формы:
- Справедливость
- ДОБЕЙН
- ЭКОЛОТНОСТЬ
- Bigness
- Познако.0126 Различие
- Изменение
- Неизменность
Платон посвящал значительные усилия каждой из этих Форм в своих более поздних диалогах, полагая, что философ обретает истинное знание, постигая мир Форм своим умом, несмотря на единственное свидетельство того, что реальность является плохой и, возможно, ошибочной копией Форм.
Сегодня мы можем определить формы Платона как неизменные абстрактные представления окружающей нас вселенной. Эти архетипы и есть истинная природа реальности или, по крайней мере, та ее часть, которую мы знаем. Другими словами, эти образы являются представлением Истинных Форм, хотя мы видим их в плохом свете.
Эту концепцию лучше всего понять через аллегорию Платона о пещере.
Теория пещеры Платона
Предположим, что в пещере есть люди, прикованные к ее стене. Они не могут повернуться лицом и видят только стену пещеры. На стенах танцуют тени из-за огня, который горит за ними, освещая попутно разные предметы. Однако из-за того, что они не могут повернуться лицом, люди видят только тени.
Эта очень простая иллюстрация пещерной аллегории служит для описания последующих теорий. У заключенных — а это и есть люди — нет другой реальности, кроме той, что они могут видеть в тенях на стене пещеры. Они с трудом воспринимают существование какой-либо другой реальности, кроме той, которую они видят, и, таким образом, принимают видимость за реальность.
Затем Платон задает вопрос: когда заключенные говорят о вещах, которые они видят на стене, о чем они говорят? Например, если бы они увидели машину в тени и сказали, что есть машина. Что означает слово «автомобиль»; тень на стене или реальная машина, освещенная огнем? Первое должно быть правильным, потому что настоящую машину заключенные не видят.
Таким образом, в более широком смысле имена, которые мы приписываем объектам в наших мирах, не являются их настоящими именами, а являются просто именами теней. Только освобождаясь от наших цепей, наше понимание может быть освобождено, чтобы видеть настоящие Формы за тенями.
Игра
Закованные в цепи заключенные начинают игру в угадайку, чтобы предсказать, какое изображение будет следующим. Если случайно один из них предскажет правильно, другие будут хвалить его как умного и интеллигентного. Таким образом, эмпирическое знание окружающего мира приветствуется и желаемо.
Побег
Предположим, что один заключенный освобожден, так что он может обернуться и увидеть, что находится позади него. Он увидит огонь, и его интенсивный свет поначалу ослепит его. Однако, когда его глаза привыкнут к этому, он увидит и поймет, что то, что находится на стене пещеры, — это просто тени других объектов. Однако, как вы можете видеть, ему сначала нужно будет подняться по крутому склону, чтобы найти огонь и настоящие объекты или Формы.
Сразу за огнем заключенный увидит солнечный свет, проникающий в пещеру. Тогда он осознал бы, что существует гораздо более великий и лучший Свет, и мог бы следовать за ним за пределами пещеры, где его ждет весь мир. Однако, поскольку он так долго находился в пещере, яркий солнечный свет ослеплял его, возможно, даже ослеплял на время. Он может быть вынужден вернуться в пещеру, к которой он привык из-за страха, в так называемом Возвращении.
Затем Платон говорит, что только истинно мужественный философ выходит из пещеры, чтобы встретиться со Светом — правдой реальности, как она есть. И, если бы он случайно попытался освободить других заключенных и показать им эту правду, они бы подумали, что он «заразился» или заболел из-за того, что вышел из пещеры, восстали против него и убили его. Это, конечно, относится к насильственному самоубийству Сократа после того, как его обвинили в «загрязнении афинской молодежи».
Четыре уровня знания Платона
В своем диалоге под названием «Государство» Платон дает нам еще один взгляд на свою онтологию и на то, как он определяет различные уровни и типы знания в своей теории разделенных линий.
Диалог происходит между Главконом, братом Платона, и Сократом.
Сразу после аналогии с Солнцем, где освобожденный узник вышел из пещеры и увидел непосредственный мир. Озаренный ею, Платон затем говорит, что у человека есть четыре уровня познания, которые он назвал привязанностями души.
Думайте о них как о возрастающих уровнях реальности к истине, к вере и, наконец, к чистейшему состоянию бытия. Он носит в высшей степени метафизический характер и лучше всего описывается в следующих образах восходящей линии.
Теория разделенной линии Платона
Возьмите линию, которая была разделена на две неравные части, затем снова разделите каждую из частей в тех же пропорциях. Предположим, что две основные части представляют соответственно видимую и умопостигаемую части реальности. Теперь выделили каждый из четырех разделов по их четкости. Проводя линию, мы придумываем что-то вроде этого.
Видимый мир состоит из теней и отражений физических вещей и самих вещей.
Форма знания в этом мире — это иллюзия обычного опыта и вера (pistis) в дискретные физические сущности, частью которых являются естественные науки.
Интеллигибельный мир тоже состоит из двух частей. В первом случае душа человека использует математику и цифры, чтобы понять вечное, руководствуясь физическими объектами. На высшем уровне он понимает и видит состояние бытия без необходимости в каких-либо фигурах.
Говорят, что Платон общался с учениками великого математика Пифагора, что, видимо, произвело на него большое впечатление. Таким образом, как он говорит, математические рассуждения лежат за пределами физического мира и помогают нам понять реальную природу вещей. Высший мир находится над всеми этими гипотезами и образами, и его достигают после смерти.
Этика, добродетель и счастье Платона
Платон проявлял большой интерес к этике и справедливости, и многие его диалоги, похоже, имеют к ним непосредственное отношение. Во-первых, он считал, что счастливая душа — это нравственная душа, то есть душа, ведомая разумом.
Он также считал, что бессмертная душа трехчастна и состоит из аппетитной (страсти и побуждения), одухотворенной (эмоциональной) и рациональной частей. Каждый должен быть под контролем и в гармонии с остальными, чтобы сделать правильный выбор. Эти хорошие решения, в свою очередь, приводят к счастью.
Он также считал каждую из этих частей души превосходной. Эти совершенства составляют добродетель; совершенство души в целом есть добродетель.
- Превосходство разума — мудрость
- Превосходство страсти проявляется в таких атрибутах, как смелость.
- Превосходство духа — воздержание.
Все три вместе создают совершенство, называемое Справедливостью, которое возникает из гармоничного соотношения трех. Он считал добродетель своего рода знанием добра и зла, к достижению которого стремятся все человеческие желания. Платон назвал высшее благо или добродетель эвдемонией, что привело к эвдемонизму.
Тоталитарное государство в представлении Платона
Роль этого добродетельного человека в обществе соответствовала его/ее самым сильным сторонам.
Те, у кого были большие аппетиты, могли производить больше, таковы были производители государства. Это фермеры, чернорабочие, торговцы, служащие и тому подобные. Сильным духом были кадры защитников / воинов, в которые входили солдаты и полиция. Те, у кого есть сильный разум/голова, являются правителями-правителями или королями-философами, которые являются умными, рациональными и мудрыми лидерами сообщества, принимающими решения от имени других.
Таким образом, это идеальное тоталитарное государство было диктаторским. Историки могут найти тяжелое вдохновение, почерпнутое из строгого государства древней Спарты. По его мнению, лишь немногие способны править на основе своей добродетели, образования и знаний. Следует отметить, что он фактически отвергал принципы демократии, господствовавшие в то время в Афинах.
В соответствии с этим Платон продолжил описание образовательной системы, которая сосредоточена на обучении правителей с целью производства королей-философов, которые будут иметь свой разум, желания и волю в добродетельной гармонии, чтобы помочь объективно решать, что лучше для людей.
государства. Такой царь будет иметь умеренную любовь к мудрости и мужество, чтобы применять эту мудрость.
Платон фактически говорил, что лучше быть под властью тирана, хорошего или плохого. Таким образом, бедствия государства ложились на одного человека, а не на всех, как это было бы в случае демократии. Он также предсказал, что тираническое государство превратится в аристократию, в тимократию, в олигархию, в демократию и обратно в тиранию.
Подробнее о Платоне
Этот краткий обзор платоновской теории познания охватывает только наиболее существенные моменты, которые студент должен осветить в эссе о Платоне. Можно еще многое сказать об этом замечательном человеке и его огромном влиянии на современную науку, математику и даже религию.
Представление Платона о Боге как о Едином, Добре и Свете неразрывно связано с Солнцем в его аллегории пещеры и разделительной линии. Древние религии, в том числе и христианство, имеют тесные связи между Богом и солнцем, хотя бы и образные.
Платон считал, что подобно тому, как солнце освещает, согревает и способствует росту всего в видимом мире, так и Добро освещает потусторонний мир, где существуют Формы в их богатстве и истинной природе. Однако он считал, что творение было, по сути, разделением хаоса на четыре элемента: огонь, воздух, воду и землю. Они объединились в Тело Вселенной.
Наконец, Платон придерживается идеи, что знание не изучается, а скорее вспоминается. Таким образом, это происходит от божественного прозрения. Вероятно, он изобрел слово «идея», означающее «увидевший». Платону приписывают создание первого университета под названием Академия, который находился недалеко от Афин. Над входом было написано: «Пусть не войдет никто, не знающий геометрии».
Помощь с заданием по Платону
К настоящему времени вы понимаете, что понять Платона, мягко говоря, непросто. Если у вас есть задание по Платону, которое вызывает у вас головную боль, вы можете доверить его нашим специалистам по Платону, чтобы они сделали это за вас.
В Help for Assessment наша уникальная приверженность обеспечению 100% удовлетворенности клиентов гарантирует, что мы всегда предоставляем уникальные, органичные и тщательно проработанные эссе для вас. Кроме того, вы можете выполнить свою работу в течение нескольких часов, а это значит, что вы можете отправить свое задание вовремя, чтобы уложиться в сжатые сроки.
Позвольте специалистам Help for Assessment по Платону завершить ваше эссе по теории познания Платона и получить самые высокие оценки, о которых вы мечтали. Посетите нашу домашнюю страницу, чтобы оставить нам свой заказ и проверить удивительные скидки, доступные для вас сегодня.,
Об авторе
Энтони В.
Энтони В. — профессиональный писатель и тренер Help for Assessment. Каждый день он тратит бесчисленное количество часов на исследования и написание отличного контента, наполненного экспертными советами о том, как писать увлекательные эссе, исследовательские работы и задания.
Платон о знании и формах: Избранные очерки | Отзывы | Notre Dame Philosophical Reviews
Платон представляет Формы как объекты, специально предназначенные для того, чтобы быть объектами познания: в отличие от чувственных частностей, названных в их честь, Формы стабильны, чисты и не загромождены контекстом. То есть, в отличие от смысловых частностей, Формы никогда не меняются в своих оценочных характеристиках от одного контекста оценки к другому. Когда мы говорим, что Елена красива, мы подразумеваем, что она красива по сравнению с другими смертными; возможно, ей не так хорошо в сравнении с богиней Селеной. В этом отношении Елену можно противопоставить Форме Красоты, которую Платон характеризует в экстравагантном отрывке из
Саму красоту никогда не постигнет участь прекрасных чувственных частностей; вместо этого это будет неизменная сущность того, что значит быть красивым. Ввиду их постоянства и устойчивости как абстрактных сущностей, полагает Платон, только Формы могут быть познаны или только они могут служить основой для того, что он называет эпистема . Таким образом, основной подход Платона к Формам является одновременно метафизическим и эпистемологическим: учитывая то, чем они являются, Формы могут служить объектами познания; и учитывая, что наше знание требует таких объектов, существуют Формы. Профессор Гейл Файн исследовала эти связанные эпистемологические и метафизические измерения Форм с тщательностью, проницательностью и упорством более четверти века, в результате чего она заставила нас переосмыслить наше базовое понимание Форм с нуля. Действительно, она исследует даже некоторые из безобидно звучащих шаблонов, представленных в первом абзаце этого обзора. Некоторые из ее статей приобрели статус классических, а многие другие широко читаются и обсуждаются в профессиональной литературе о Платоне.
В этой долгожданной антологии собраны пятнадцать ее опубликованных статей, некоторые из которых слегка подправлены для ясности и научной точности, но в основном в том виде, в каком они были изданы изначально. Хотя почти все статьи тома были легко доступны в исследовательских библиотеках, две из них особенно выиграли от их включения из-за их относительной недоступности («Формы как причины: Платон и Аристотель» и «Платон и Аристотель о форме и субстанции»). Также приветствуется полное, ясное и слегка полемическое вступление, в котором Файн прослеживает основные темы своего творчества и выборочно отвечает своим критикам. Введение является образцом в своем роде: Файн обращается к своим критикам с той же тщательностью и интенсивностью, которую она проявляет при анализе платоновских текстов, в результате чего те, кто еще не разбирается в хитросплетениях платоновской экзегезы, могут быть быстро введены в курс дела, по крайней мере. что касается тем, представляющих особый интерес для Fine. Поскольку эти темы включают в себя большинство центральных для платоновской метафизики и эпистемологии, введение окажется особенно ценным для продвинутых студентов, впервые погружающихся в современную научную литературу о Платоне.
Основные области интереса Файна охватывают ряд пересекающихся тем, включая, помимо прочего: (i) парадокс исследования Менона и его отношение к знанию, пониманию и определению; (ii) так называемая Теория двух миров, согласно которой в ее простейшей формулировке Платон рассматривает знание и веру как совокупность двух дискретных и обязательно непересекающихся множеств объектов, а именно абстрактных форм и чувственных частностей; (iii) мысли Платона об оправдании и объяснении, где Файн постоянно беспокоится о том, следует ли считать эпистемологию Платона более близкой к современному когерентизму или, как традиционно предполагалось, ее лучше рассматривать как версию фундаментализма; (4) ante rem и в ребус реализм у Платона и Аристотеля; (v) способы, которыми Формы могут быть и не могут быть использованы как причины; и (vi) природа и разделение субстанций как у Платона, так и у Аристотеля. Файн выдвигает четкие и отчетливые тезисы в отношении каждой из этих тем, во многих случаях неортодоксальные, иногда явно таковые, всегда философски настороженные и последовательно увлекательные.
Она исходит из того, что философия Платона в конечном счете заслуживает защиты, и не стесняется предлагать энергичную критику или защиту Платона там, где, по ее мнению, они оправданы. В этом последнем отношении Файн правильно придает особое значение представлению Аристотелем платоновских утверждений и аргументов, где очень часто она обнаруживает что-то ценное в его представлении о Платоне, даже если с такой же частотой она полагает, что у Платона есть ресурсы, чтобы отвергнуть или отвергнуть его. нейтрализовать критику Аристотеля.
В попытке показать характер этих эссе, удивительно последовательных по тону и методу, я сосредоточусь только на одной теме, занимающей центральное место в работах Файна: парадоксе исследования Менона.
Учитывая переплетение ее интересов, неудивительно, что Файн снова и снова возвращалась к парадоксу исследований Менона. Если мы примем общепринятый, хотя и спорный способ рассмотрения хронологии диалогов Платона, согласно которому они делятся примерно на четыре фазы: сократовскую, переходную или раннеплатоновскую, среднеплатоновскую и позднеплатоновскую (одобренную Файном на 1 н.
.1), то мы, скорее всего, будем рассматривать Meno как относящийся к переходной фазе. В самом деле, каковы бы ни были наши научные пристрастия, « Meno » легко считать переходным в тематическом смысле, поскольку он начинается, в соответствии с рядом других коротких апоретических диалогов, с того, что Сократ вместе с собеседником исследует природа добродетели ( aretê ), но затем резко переходит к широко методологическому вопросу об условиях успеха любого такого исследования. То есть после постановки того, что мы можем назвать его «Что такое F-ness?» Вопрос о природе добродетели диалог уступает место широко эпистемологическому исследованию требований приобретения знания. Как, вопрошает Менон, после того, как нас научат жалом сократовского эленктического опровержения, мы сможем преуспеть в том, чтобы дать искомый ответ (9).0262 Мено , 80d)? В конце концов, если мы знаем ответ, нам не нужно будет спрашивать. С другой стороны, если мы не знаем ответа, то едва ли сможем признать его таковым, если случайно наткнемся на него.
Итак, сократовский порыв к анализу обречен с самого начала: он либо не нужен, либо обречен на провал.
Парадокс исследования Менона служит ключом к платоническим исследованиям Файна как минимум по двум причинам. Во-первых, он поднимает глубокий и сбивающий с толку вопрос о надеждах и устремлениях философского анализа, подобного тому, который практиковали Сократ и Платон, как, впрочем, в том или ином виде он практиковался в большинстве остальных представителей традиции, которую они открыли. , вплоть до наших дней. Чего именно Сократ надеется достичь, излагая свое «Что такое F-ness?» вопрос? Во-вторых, и что более важно, как бы мы ни ответили на первый вопрос, ясно, что Сократ здесь, как и везде в ранних диалогах, ждет ответа, который явно пересекает некоторый описываемый эпистемологический порог. То есть, если я намереваюсь удовлетворить Сократа, я не могу сказать, что быть добродетельным означает просто стараться быть порядочным человеком, всегда делая все, что в моих силах, чтобы определить правильный образ действий, а затем действуя соответственно.
Он наверняка захочет знать, что требуется для того, чтобы быть порядочным, или что делает что-то правильным в том или ином контексте; и он захочет узнать мои причины или оправдания веры в то, что я делаю, или, в более общем смысле, он захочет, чтобы я предложил объяснение, которое показывает, что мои убеждения о том, что правильно, привязаны к истине некоторой удовлетворительной связью. Короче говоря, он захочет установить, обладаю ли я знанием (или, как некоторые предпочли бы, пониманием , epistemê )[1] вместо простой веры ( doxa ), где мое знание будет минимальным. обвиняют меня в том, что я обладаю способностями, выходящим за рамки моей способности просто ясно и точно сообщать о том, что я думаю.
Таким образом, парадокс исследования Менона включает в себя inter alia требование Платона о характеристике стандарта, предполагаемого любым задающим вопрос «Что такое F-ness?» вопрос. Как таковая, она требует эпистемологической рефлексии, состоящей из двух фаз.
Во-первых, какой стандарт должен быть достигнут, если мы хотим перейти от простой истинной веры к знанию ( epistêmê ) или, более того, если мы хотим следовать позиции Менона в отношении сократовских заявлений о невежестве, от полного невежества к знанию? Во-вторых, и мы должны понимать, что это отдельный, хотя и тесно связанный вопрос, когда мы применяем «что такое F-ность?» вопрос к epistêmê , что мы можем предложить в качестве анализа? То есть мы уже предполагали, возможно, справедливо, что 90 262 epistemê 90 263 не то же самое, что истинное верование. Откуда мы вообще узнали что-то подобное? С этой точки зрения, Платон одновременно занимается двумя пересекающимися вопросами, один из которых преимущественно аналитический, полностью соответствующий сократовской тенденции спрашивать: «Что такое F-ness?» вопрос и еще один, не являющийся прямо аналитическим, но вместо этого исследующий стандарты эпистемологической нормативности.
Этот второй вопрос важен для оценки подхода Файн к парадоксу исследования Менона, поскольку она понимает решение Платона, в решающей степени обратившееся к применимости такого рода нормы: «Действительно, один из его главных проектов состоит в том, чтобы отделить знание от обоих как таковое (будь то истинное или ложное) и из истинной веры в частности, а также для объяснения того, почему знание и более ценно, и более трудно достижимо» (4–5), где знание, в отличие от убеждения, понимается, таким образом, как «высокая ценность».
уровень когнитивного состояния» (3).
Если смотреть с точки зрения Файна, то нас не должен удивлять ответ Платона на парадокс исследования Менона: он просто отличает знание от истинной веры, а затем показывает, как можно начать с веры, а закончить в более возвышенном положении. Этот парадокс на самом деле сначала довольно дискурсивно формулируется Меноном (80d5-8), но затем Сократом систематизировано в четкую дилемму (80e1-6): (1) для всех x либо S знает x, либо нет; (2) Если S знает x, S не может исследовать x; (3) Если S не знает x, то S не может исследовать x; следовательно, (4) Для всех x S не может исследовать x. Если S — произвольный исследователь, то для любого x, неизвестного S, S не должна тратить свое время на x.
Ответ Платона на эту дилемму вызвал недоумение. Для начала он высмеивает его как немного эристический (80e1), подразумевая, что он основан на скользкой уловке или какой-то двусмысленности. [2] Как осознает Файн (52-3), в этом он, безусловно, прав: если (2) имеет какой-либо шанс быть верным, то «знать» должно означать что-то вроде «знает все о х», тогда как если (3 ) имеет молитву, «не знает» должно означать не «не знает всего об х», а скорее «ничего не знает об х», в результате чего либо (2) верно, а (3) ложно, либо ( 3) истинно, а (2) ложно, или, если мы даем и (2), и (3) истинные прочтения, то (1) ложно, а не является примером исключенного третьего, как могло показаться на первый взгляд.
Так много справедливо. Одна загадка, связанная с ответом Платона, однако, заключается именно в том, что он не ставит такого рода диагноза — после указания, что он считает эристическую версию парадокса Менона виновной в какой-то такой ошибке. Вместо этого он пускается в изложение истории, переданной нам некими безымянными жрецами и жрицами, о том, что душа бессмертна и уже всему научилась, так что она может вспомнить то, чего она не имеет в виду, когда ее спросят ( Мено 85c-d). Далее он приводит свой знаменитый отрывок о рабах ( Meno 82b-85d), который, по его словам, призван проиллюстрировать правдивость этой истории ( Meno 82b2). Его поступок и удивителен сам по себе, и, казалось бы, излишним в контексте. Начнем с того, что рассказ Платона о жрецах и жрицах использует чрезмерно тяжелую артиллерию, а именно бессмертие души и учение об обучении как воспоминании, чтобы отразить уже обезоруженную угрозу. Если отрывок о рабах показывает, что эти истории верны, то он также предполагает как учение о воспоминании, так и дородовое существование души, как утверждает Платон (85d9).
-86b4). Если мы добавим к этому и без того тяжелому арсеналу заявление, сделанное лишь позже, в Федоне , о том, что учение о воспоминании стоит или рушится вместе с теорией форм (76c7-d7), то мы вполне можем задаться вопросом, почему Платон не просто разоблачить двусмысленность и присоединиться к его исследованию добродетели. В любом случае, если аргумент ошибочен, а Платон знает, что это так, то непонятно, почему он должен рассматривать его как препятствие для исследования добродетели или любой другой темы анализа.
Однако загадки на этом не заканчиваются. Напротив, когда мы сталкиваемся с ответом Платона на парадокс исследования Менона, мы сталкиваемся с рядом взаимосвязанных недоумений. Первую мы уже видели: почему он просто не разрешит дилемму, как он указывает, он имеет на это право, выставив ее ошибочность напоказ? Во-вторых, почему Платону нужно или он думает, что ему нужно учение о воспоминании, чтобы повернуть вспять дилемму? Думает ли , что ему это нужно? Если он действительно нуждается в этом или думает, что ему это нужно, какую предпосылку он призван опровергнуть? Наконец, какова связь между учением о воспоминании и эленктической реакцией, представленной в пассаже рабов? Платон заключает этот отрывок, вновь обращаясь к учению о воспоминании (9).
0262 Meno 85d9-86b4), но неясно, есть ли у него в этом необходимость.
Более того, если Файн прав относительно реакции Платона на парадокс Менона, то сначала неясно, почему Платон должен действовать именно так. Многие ученые понимают, что Платон отвергает вторую посылку (2) о том, что если S знает x, S не может исследовать x. Файн не согласна, отчасти потому, что она предвидит запутанные последствия этой стратегии, в том числе, что наиболее заметно, то, что она, кажется, обременяет тех, кто хочет исследовать, значительным эпистемическим бременем необходимости знать некоторые вещи, прежде чем их исследование станет возможным. Как представляет дело Файн, ответ Платона прост и прямолинеен: он отвергает посылку (3), утверждение, что если S не знает x, то S не может исследовать x. Его неприятие в решающей степени и правильно основывается на наблюдении, что знание не является истинной верой. Несомненно, полагает она, путь рабов наглядно иллюстрирует, что мы можем идти вперед наощупь, когда у нас есть истинное мнение при отсутствии знаний.
Более того, именно так знание распространяется по целому ряду областей. Вот что, утверждает Файн, является конечной целью перехода рабов: мальчик-раб движется с doxa до epistêmê через последовательный elenchus.[3]
Однако свидетельством неизменной привлекательности герменевтической методологии Файн является то, что ее немигающее и прямое изложение проблем выдает тщательность и взвешенное понимание сложности ее текстов, которые могут быть не сразу очевидны. Чтобы увидеть это, мы можем рассмотреть ее кажущуюся дефляционной реакцию на парадокс Менона в свете выявленных нами проблем интерпретации.
В обратном направлении, если Платон просто хочет отвергнуть (3), показав, как можно перейти от истинной веры к знанию, зачем ему нужно (или думает, что нужно) развернуть теорию воспоминания? Это не перебор? «Я предлагаю ввести теорию припоминания не как прямой ответ на парадокс (эту роль играет эленктический ответ), а для объяснения некоторых фактов, предполагаемых в эленктическом ответе» (62).
Доктрина воспоминаний помогает объяснить необъяснимый иначе факт о любом эленктически индуцированном переходе из doxa к epistêmê , а именно, что мы каким-то образом способны ориентироваться на своем пути, полагаясь в первую очередь на те убеждения, которые оказались истинными — в первую очередь , но не исключительно, поскольку, как явствует из самого отрывка о рабах, ложные убеждения играют роль важную эвристическую роль в любом путешествии к epistêmê . С этой точки зрения отказ Платона от (3) является адекватным ответом на парадокс Менона в общих чертах, но в то же время представляет собой оболочку ответа, явно нуждающуюся в дальнейшем уточнении и развитии. По мере того, как Файн читает его, одна часть ответа Платона дополняет и помогает защитить другую. Здесь, как и очень часто в других частях этого тома, Файн определяет сложную проблему, а затем ищет скоординированный ответ.
Тем не менее, если допустить это, у нас остается первая загадка: почему парадокс исследования Менона вызывает нечто большее, чем краткое отвержение.
Файн не обращается к этому вопросу напрямую (хотя ср. 52, прим. 22). Таким образом, остается задаться вопросом, был ли парадокс представлен просто как предлог, как плацдарм для эпистемологических и методологических тезисов, которые Платон стремится выдвинуть во всех других отношениях. В любом случае трудно поверить в предположение, что неубедительность аргумента просто ускользнула от внимания Платона. Если это так, то мысль о том, что учение о воспоминании обеспечивает необходимое усиление эленктического рабского перехода, даже если оно правильное, начинает казаться излишне избирательным. Возможно, однако, требовать такой согласованности — значит требовать слишком многого: никакая интерпретация не свяжет все незавершенные концы. В этом смысле изложение этих вопросов Файн имеет положительный эффект, заставляя читателя желать большего.
Трактовка Файн парадокса исследования Менона заслуживает обсуждения в текущем контексте не только из-за ее внутреннего интереса, но и потому, что она так ясно олицетворяет особую форму философского исследования, которое она практикует в этих статьях.
Для них без исключения характерны завидная ясность, прозрачная серьезность намерений и живительная любовь к философии Платона, которая не может не оказаться заразительной. Безусловно, при рассмотрении многочисленных откликов на работу Файна становится ясно, что заражение часто проявлялось в форме научного инакомыслия, временами весьма ярко выраженного. Однако, в конце концов, это постоянная дань силе и живости, проявленным в этих работах. Люди откликаются на Файн, потому что ей есть что сказать; и то, что она хочет сказать, она говорит прямо, без намека на уклончивую непрозрачность, характерную для многих платоновских ученых. Файн предлагает своим текстам, своим критикам и своим читателям приветственную и необычную интеллектуальную откровенность.
[1] Выбор дикции отражает не только второстепенный вопрос перевода. В какой-то степени это стало кодировать более широкий вопрос, касающийся того, в какой степени мы должны или не должны относиться к проблемам Платона в таких диалогах, как Meno или Theaetetus , как неразрывные с разнообразными направлениями современной эпистемологии.
Файн видит сильные формы преемственности (отсюда и «знание») там, где некоторые другие ученые хотели дистанцировать Платона от того, что они считают искажающей линзой современной озабоченности. См., например, А. Нехамас, «Парадокс Менона и Сократ как учитель» 9.0262 Оксфордские исследования древней философии III (1985), 1-30. Этот вопрос рассматривается Файн в другой статье о Meno , опубликованной после появления рецензируемого сборника «Знание и истинная вера в Meno », Oxford Studies in Ancient Philosophy XXVII (2004), 41-81.
[2] Иногда высказывается мнение, что это беспокойство неправомерно, поскольку Сократ не имеет в виду оспаривать аргумент как ошибочный. В конце концов, то, что он назвал его «эристическим», может быть просто замечанием о его происхождении, а не о его структурных особенностях: представители мегарской школы, связанные с Евклидом, были известны, несколько насмешливо, как «эристики» (D.L. 2 106). Однако это неубедительно, поскольку главным образом откладывает вопрос, поскольку мегарская школа называлась эристической именно из-за склонности некоторых ее членов, в том числе, по-видимому, и Эвбулида, к выдвижению двусмысленных аргументов.