Балаганчик (Пьеса) — Блок. Полный текст стихотворения — Балаганчик (Пьеса)
Возможно, вы искали: одноименное стихотворение Блока — Балаганчик.ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦАОбыкновенная театральная комната с тремя стенами, окном и дверью. У освещенного стола с сосредоточенным видом сидят мистики обоего пола — в сюртуках и модных платьях. Несколько поодаль, у окна сидит Пьеро в белом балахоне, мечтательный, расстроенный, бледный, безусый и безбровый,
как все Пьеро. Мистики некоторое время молчат.Первый мистикТы слушаешь? Второй мистикДа.Третий мистикНаступит событие.ПьероО, вечный ужас, вечный мрак! Первый мистикТы ждешь? Второй мистикЯ жду.Третий мистикУж близко прибытие:
За окном нам ветер подал знак.ПьероНеверная! Где ты? Сквозь улицы сонные
Протянулась длинная цепь фонарей,
И, пара за парой, идут влюбленные,
Согретые светом любви своей.
Где же ты? Отчего за последней парою
Не вступить и нам в назначенный круг?
Я пойду бренчать печальной гитарою
Под окно, где ты пляшешь в хоре подруг!
Нарумяню лицо мое, лунное, бледное,
Нарисую брови и усы приклею,
Слышишь ты, Коломбина, как сердце бедное
Тянет, тянет грустную песню свою? Пьеро размечтался и оживился.
Но из-за занавеса сбоку вылезает
обеспокоенный автор.АвторЧто он говорит? Почтеннейшая публика! Спешу уверить, что этот актер
жестоко насмеялся над моими авторскими правами. Действие происходит зимой в
Петербурге. Откуда же он взял окно и гитару? Я писал мою драму не для
балагана… Уверяю вас… Внезапно застыдившись своего неожиданного появления, прячется обратно
за занавес.Пьеро
(Он не обратил внимания на автора. Сидит и мечтательно вздыхает)Коломбина! Первый мистикТы слушаешь? Второй мистикДа.Третий мистикПриближается дева из дальней страны.Первый мистикО, как мрамор — черты! Второй мистикО, в очах — пустота! Третий мистикО, какой чистоты и какой белизны! Первый мистикПодойдет — и мгновенно замрут голоса.Второй мистикДа. Молчанье наступит.Третий мистикНадолго ли? Первый мистикДа.Второй мистикВся бела, как снега.Третий мистикЗа плечами — коса.Первый мистикКто ж она? Второй наклоняется и что-то шепчет на ухо первому.Второй мистикТы не выдашь меня? Первый мистик
(в неподдельном ужасе)Никогда! Автор опять испуганно высовывается, но быстро исчезает, как будто его оттянул кто-то за фалды.
Пьеро
(по-прежнему, мечтательно)Коломбина! Приди! Первый мистикТише! Слышишь шаги! Второй мистикСлышу шелест и вздохи.Третий мистикО, кто среди нас? Первый мистикКто в окне? Второй мистикКто за дверью? Третий мистикНе видно ни зги.Первый мистикПосвети. Не она ли пришла в этот час? Второй мистик поднимает свечу. Совершенно неожиданно и непонятно откуда, появляется у стола необыкновенно красивая девушка с простым и тихим лицом матовой белизны. Она в белом. Равнодушен взор спокойных глаз. За плечами лежит заплетенная коса. Девушка стоит неподвижно. Восторженный Пьеро молитвенно опускается на колени. Заметно, что слезы душат его. Все для него — неизреченно. Мистики в ужасе откинулись на спинки стульев. У одного беспомощно болтается нога. Другой производит странные движения рукой. Третий выкатил глаза. Через некоторое время очнувшись, громко шепчут: — Прибыла!
— Как бела ее одежда!
— Пустота в глазах ее!
— Черты бледны, как мрамор!
— За плечами коса!
— Это — смерть! Пьеро услыхал.
Медленно поднявшись, он подходит к девушке, берет ее за руку и выводит на средину сцены. Он говорит голосом звонким и радостным, как первый удар колокола.ПьероГоспода! Вы ошибаетесь! Это — Коломбина! Это — моя невеста! Общий ужас. Руки всплеснулись. Фалды сюртуков раскачиваются.
Председатель собрания торжественно подходит к Пьеро.ПредседательВы с ума сошли. Весь вечер мы ждали событий. Мы дождались. Она пришла
к нам — тихая избавительница. Нас посетила смерть.Пьеро
(звонким, детским голосом)Я не слушаю сказок. Я — простой человек. Вы не обманете меня. Это —
Коломбина. Это — моя невеста.ПредседательГоспода! Наш бедный друг сошел с ума от страха. Он никогда не думал о том, к чему мы готовились всю жизнь. Он не измерил глубин и не приготовился встретить покорно Бледную Подругу в последний час. Простим великодушно простеца. (Обращается к Пьеро.) Брат, тебе нельзя оставаться здесь. Ты помешаешь нашей последней вечере. Но, прошу тебя, вглядись еще раз в ее черты: ты видишь, как бела ее одежда; и какая бледность в чертах; о, она бела, как снега на вершинах! Очи ее отражают зеркальную пустоту.
Неужели ты не видишь косы за плечами? Ты не узнаешь смерти? Пьеро
(по бледному лицу бродит растерянная улыбка)Я ухожу. Или вы правы, и я — несчастный сумасшедший. Или вы сошли с ума — и я одинокий, непонятый вздыхатель. Носи меня, вьюга, по улицам! О, вечный ужас! Вечный мрак! Коломбина
(идет к выходу вслед за Пьеро)Я не оставлю тебя.Пьеро остановился, растерян. Председатель умоляюще складывает руки.ПредседательЛегкий призрак! Мы всю жизнь ждали тебя! Не покидай нас! Появляется стройный юноша в платье Арлекина. На нем серебристыми голосами поют бубенцы.Арлекин
(подходит к Коломбине)Жду тебя на распятьях, подруга,
В серых сумерках зимнего дня!
Над тобою поет моя вьюга,
Для тебя бубенцами звеня! Он кладет руку на плечо Пьеро.- Пьеро свалился навзничь и лежит без движения в белом балахоне. Арлекин уводит Коломбину за руку. Она улыбнулась ему. Общий упадок настроения. Все безжизненно повисли на стульях. Рукава сюртуков вытянулись и закрыли кисти рук, будто рук и не было.
Головы ушли в воротники. Кажется, на стульях висят пустые сюртуки. Вдруг Пьеро вскочил и убежал. Занавес сдвигается. В ту же минуту на подмостки перед занавесом выскакивает взъерошенный и взволнованный автор.АвторМилостивые государи и государыни! Я глубоко извиняюсь перед вами, но снимаю с себя всякую ответственность! Надо мной издеваются! Я писал
реальнейшую пьесу, сущность которой считаю долгом изложить перед вами в немногих словах: дело идет о взаимной любви двух юных душ! Им преграждает путь третье лицо; но преграды наконец падают, и любящие навеки соединяются законным браком! Я никогда не рядил моих героев в шутовское платье! Они без моего ведома разыгрывают какую-то старую легенду! Я не признаю никаких легенд, никаких мифов и прочих пошлостей! Тем более — аллегорической игры словами: неприлично называть косой смерти женскую косу! Это порочит дамское сословие! Милостивые государи… Высунувшаяся из-за занавеса рука хватает автора за шиворот. Он с криком исчезает за кулисой. Занавес быстро раздергивается.
Бал. Маски кружатся под тихие звуки танца. Среди них прогуливаются другие маски, рыцари, дамы, паяцы. Грустный Пьеро сидит среди сцены на той скамье, где обыкновенно целуются Венера и Тангейзер.ПьероЯ стоял меж двумя фонарями
И слушал их голоса,
Как шептались, закрывшись плащами,
Целовала их ночь в глаза.И свила серебристая вьюга
Им венчальный перстень-кольцо.
И я видел сквозь ночь — подруга
Улыбнулась ему в лицо.Ах, тогда в извозчичьи сани
Он подругу мою усадил!
Я бродил в морозном тумане,
Издали за ними следил.Ах, сетями ее он опутал
И, смеясь, звенел бубенцом!
Но, когда он ее закутал, —
Ах, подруга свалилась ничком! Он ее ничем не обидел,
Но подруга упала в снег!
Не могла удержаться, сидя!..
Я не мог сдержать свой смех!.. И, под пляску морозных игол,
Вкруг подруги картонной моей —
Он звенел и высоко прыгал,
Я за ним плясал вкруг саней! И мы пели на улице сонной:
«Ах, какая стряслась беда!»
А вверху — над подругой картонной —
Высоко зеленела звезда.
И всю ночь по улицам снежным
Мы брели — Арлекин и Пьеро…
Он прижался ко мне так нежно,
Щекотало мне нос перо! Он шептал мне: «Брат мой, мы вместе,
Неразлучны на много дней…
Погрустим с тобой о невесте,
О картонной невесте твоей!»Пьеро грустно удаляется. Через некоторое время на той же скамье обнаруживается пара влюбленных. Он в голубом, она в розовом, маски — цвета одежд. Они вообразили себя в церкви и смотрят вверх, в купола.ОнаМилый, ты шепчешь — «склонись…»
Я, лицом опрокинута, в купол смотрю.ОнЯ смотрю в непомерную высь —
Там, где купол вечернюю принял зарю.ОнаКак вверху позолота ветха.
Как мерцают вверху образа.ОнНаша сонная повесть тиха.
Ты безгрешно закрыла глаза.Поцелуй.Она… Кто-то темный стоит у колонны
И мигает лукавым зрачком!
Я боюсь тебя, влюбленный!
Дай закрыться твоим плащом! Молчание.ОнПосмотри, как тихи свечи,
Как заря в куполах занялась.ОнаДа. С тобою сладки нам встречи.
Пусть я сама тебе предалась.Прижимается к нему.
Первую пару скрывает от зрителей тихий танец масок и паяцов. В средину танца врывается вторая пара влюбленных. Впереди — она в черной маске и вьющемся красном плаще. Позади — он — весь в черном, гибкий, в красной маске и черном плаще. Движения стремительны. Он гонится за ней, то настигая, то обгоняя ее. Вихрь плащей.ОнОставь меня! Не мучь, не преследуй!
Участи темной мне не пророчь!
Ты торжествуешь свою победу!
Снимешь ли маску? Канешь ли в ночь? ОнаИди за мной! Настигни меня!
Я страстней и грустней невесты твоей!
Гибкой рукой обними меня!
Кубок мой темный до дна испей! ОнЯ клялся в страстной любви — другой!
Ты мне сверкнула огненным взглядом,
Ты завела в переулок глухой,
Ты отравила смертельным ядом! ОнаНе я манила, — плащ мой летел
Вихрем за мной — мой огненный друг!
Ты сам вступить захотел
В мой очарованный круг! ОнСмотри, колдунья! Я маску сниму!
И ты узнаешь, что я безлик!
Ты смела мне черты, завела во тьму,
Где кивал, кивал мне — черный двойник! ОнаЯ — вольная дева! Путь мой — к победам!
Иди за мной, куда я веду!
О, ты пойдешь за огненным следом
И будешь со мной в бреду! ОнИду, покорен участи строгой,
О, вейся, плащ, огневой проводник!
Но трое пойдут зловещей дорогой:
Ты — и я — и мой двойник! Исчезают в вихре плащей.
Кажется, за ними вырвался из толпы кто-то третий, совершенно подобный влюбленному, весь — как гибкий язык черного пламени. В среде танцующих обнаружилась третья пара влюбленных. Они сидят посреди сцены. Средневековье. Задумчиво склонившись, она следит за его движениями. — Он, весь в строгих линиях, большой и задумчивый, в картонном шлеме, — чертит перед ней на полу круг огромным деревянным мечом.ОнВы понимаете пьесу, в которой мы играем не последнюю роль? Она
(как тихое и внятное эхо)Роль.ОнВы знаете, что маски сделали нашу сегодняшнюю встречу чудесной? ОнаЧудесной.ОнТак вы верите мне? О, сегодня вы прекрасней, чем всегда.ОнаВсегда.ОнВы знаете все, что было и что будет. Вы поняли значение начертанного здесь круга.ОнаКруга.ОнО, как пленительны ваши речи! Разгадчица души моей! Как много ваши слова говорят моему сердцу! ОнаСердцу.ОнО, Вечное Счастье! Вечное Счастье! ОнаСчастье.Он
(со вздохом облегчения и торжества)Близок день. На исходе — эта зловещая ночь.ОнаНочь.В эту минуту одному из паяцов пришло в голову выкинуть штуку Он подбегает к влюбленному и показывает ему длинный язык Влюбленный бьет с размаху паяца по голове тяжким деревянным мечом.
Паяц перегнулся через рампу и повис. Из головы его брыжжет струя клюквенного сока.Паяц
(пронзительно кричит)Помогите! Истекаю клюквенным соком! Поболтавшись, удаляется. Шум. Суматоха. Веселые крики: «Факелы! Факелы! Факельное шествие!» Появляется хор с факелами. Маски толпятся, смеются прыгают.ХорВ сумрак — за каплей капля смолы
Падает с легким треском!
Лица, скрытые облаком мглы,
Озаряются тусклым блеском!
Капля за каплей, искра за искрой!
Чистый, смолистый дождь!
Где ты, сверкающий, быстрый,
Пламенный вождь! Арлекин выступает из хора, как корифей.АрлекинПо улицам сонным и снежным
Я таскал глупца за собой!
Мир открылся очам мятежным,
Снежный ветер пел надо мной!
О, как хотелось юной грудью
Широко вздохнуть и выйти в мир!
Совершить в пустом безлюдьи
Мой веселый весенний пир!
Здесь никто понять не смеет,
Что весна плывет в вышине! Здесь никто любить не умеет,
Здесь живут в печальном сне!
Здравствуй, мир! Ты вновь со мною!
Твоя душа близка мне давно!
Иду дышать твоей весною
В твое золотое окно! Прыгает в окно.
Даль, видимая в окне, оказывается нарисованной на бумаге. Бумага лопнула. Арлекин полетел вверх ногами в пустоту. В бумажном разрыве видно одно светлеющее небо. Ночь истекает, копошится утро. На фоне занимающейся зари стоит, чуть колеблемая дорассветным ветром, — Смерть, в длинных белых пеленах, с матовым женственным лицом и с косой на плече. Лезвее серебрится, как опрокинутый месяц, умирающий утром. Все бросились в ужасе в разные стороны. Рыцарь споткнулся на деревянный меч. Дамы разроняли цветы по всей сцене. Маски, неподвижно прижавшиеся, как бы распятые у стен, кажутся куклами из этнографического музея. Любовницы спрятали лица в плащи любовников. Профиль голубой маски тонко вырезывается на утреннем небе. У ног ее испуганная, коленопреклоненная розовая маска прижалась к его руке губами. Как из земли выросший Пьеро медленно идет через всю сцену, простирая руки к Смерти. По мере его приближения черты Ее начинают оживать. Румянец заиграл на матовости щек. Серебряная коса теряется в стелющемся утреннем тумане.
На фоне зари, в нише окна, стоит с тихой улыбкой на спокойном лице красивая девушка — Коломбина. В ту минуту, как Пьеро подходит и хочет коснуться ее руки своей рукой, — между ним и Коломбиной просовывается торжествующая голова автора.АвторПочтеннейшая публика! Дело мое не проиграно! Права мои восстановлены! Вы видите, что преграды рухнули! Этот господин провалился в окошко! Вам остается быть свидетелями счастливого свиданья двух влюбленных после долгой разлуки! Если они потратили много сил на преодоление препятствий, — то теперь зато они соединяются навек! Автор хочет соединить руки Коломбины и Пьеро. Но внезапно все декорации взвиваются и улетают вверх. Маски разбегаются. Автор оказывается склоненным над одним только Пьеро, который беспомощно лежит на пустой сцене в белом балахоне своем с красными пуговицами. Заметив свое положение, автор убегает стремительно.Пьеро
(приподнимается и говорит жалобно и мечтательно)Куда ты завел? Как угадать?
Ты предал меня коварной судьбе.
Бедняжка Пьеро, довольно лежать,
Пойди, поищи невесту себе.
(Помолчав.)
Ах, как светла — та, что ушла
(Звенящий товарищ ее увел).
Упала она (из картона была).
А я над ней смеяться пришел.Она лежала ничком и бела.
Ах, наша пляска была весела!
А встать она уж никак не могла.
Она картонной невестой была.И вот, стою я, бледен лицом,
Но вам надо мной смеяться грешно.
Что делать! Она упала ничком…
Мне очень грустно. А вам смешно? Пьеро задумчиво вынул из кармана дудочку и заиграл песню о своем бледном лице, о тяжелой жизни и о невесте своей Коломбине.
ПОЭТИКА РАННЕЙ ДРАМАТУРГИИ АЛЕКСАНДРА БЛОКА. ЧАСТЬ 6
Мы запускаем «театральный сериал» – каждый месяц новая история. Вторая часть связана с именем Александра Блока (в начале 7 августа 1921 года он ушел из жизни). О его драматургии, отношениях с символизмом и драмой – рассказ выпускницы ГИТИСа Саши Кравченко. Две серии в неделю, «не переключайтесь».
Глава 5. Герои. Связь лирики Блока с драмой
Уже неоднократно в работе поднималась тема связанности и плотной сплетенности драматургии Блока со сторонними аспектами его жизни.
Пьесы поэта автобиографичны, читая их нетрудно догадаться о зашифрованных в них исторических событиях, и тем интересней разобрать подробней его персонажей и проследить связь драм с лирикой.
«Балаганчик» родился первым. Татьяна Родина в своей книге «Александр Блок и русский театр начала XX века», в главе «Балаганчик» будет разбираться не только с пьесой, но и с причинами ее появления. По мнению историка, если пересказать кратко, в поэзии Блоку осталось слишком мало места: «Пространственный мир его [Блока] стихов был перенаселен персонажами-антагонистами и антиподами, полон движения и действия. Лирический монолог проявлял тенденцию превратиться в диалог»[1]. Поэт начал перерастать собственную лирику, темы его требовали других воплощений и форм, а персонажей, кочевавших от стиха к стиху, предстояло осмыслить и привести к единому сюжету.
Все знают об одноименном стихотворении «Балаганчик», написанном в 1905 году. Однако этому стихотворению предшествовал ряд других, написанных уже в 1902-ом.
Фраза Пьеро «Это Коломбина, невеста моя» очень роднится со всепобеждающим возгласом лирического героя «Вот моя невеста!» из стихотворения «Все кричали у круглых столов…», а атмосфера удушливого, грубого и тусклого «от винных паров» пространства роднится с шумным кабачком «Незнакомки».
В стихе «Свет в окошке шатался» этого же года появляются Арлекин, Он и Она, описывается «бело-красный наряд»[2] и уже проступает «ненастоящесть» происходящего: если в «Балаганчике»-пьесе паяц истекал клюквенным соком, то здесь Он вооружен «деревянным мечом». Другой деревянный меч окажется в руках у очередного паяца, истекающего клюквенным соком в «Балаганчике», стихотворении 1905 года — в сцене, которая перекочует неизменной в пьесу. Блок долго экспериментирует, прежде чем создать драматургическую историю, сталкивает различных персонажей, перетасовывает их с символами и обстоятельствами, без конца примеряет им роли.
Затем все трое – Арлекин, Коломбина и Пьеро – почти повторяя грустную фабулу «Балаганчика»[3] возникнут в «Явился он на стройном бале…».
Вот только в этом стихотворении, в отличие от пьесы, не Пьеро главный (лирический) герой – на его месте сейчас сторонний наблюдатель, «явившийся», «вставший» и «смотрящий»[4]. Можно даже заметить, что в этом стихотворении 1902 года появляется тот самый звон, повсюду сопровождающий Арлекина: из стиха строчка «…Бежал звенящий Арлекин» переродится в ремарку о бубенцах, что «поют серебристыми голосами» и реплику «Звенящий товарищ ее увел».
Можно вспомнить стихотворение 1904 года «Ты оденешь меня в серебро…», где Пьеро – это роль месяца на небесном склоне в общей картине звезд. В 1905 появится стих «Балаганчик», где будет заявлено противостояние смешливого зала и грусти на сцене, только кажущейся веселой: постоянно утаскиваемый и выгоняемый комичный Автор – лишь прикрытие трагедии Пьеро, извечному персонажу, над которым смеются зрители, персонажи-партнеры, судьба. Именно он, Пьеро, обратится к залу с фразой «Мне грустно. А вам смешно?». Эта фраза рифмуется с противопоставлением плачущих мальчика и девочки веселому балаганчику из стихотворения.
Одно из наиболее созвучных пьесе стихотворений – это произведение 1904 года «В час, когда пьянеют нарциссы». Здесь есть и мистическое пространство театра, и основные герои, и ощущение прохладной дрожащей ночи, пронизанной терпким, пьянящим чувством – определенно любовью, от которой «пьянеют нарциссы», прекрасные влюбленные цветы. Но важнее всего здесь раскрытие тайны персонажа-паяца. В пьесе, в последующих стихах – все время он возникает будто бы без причины, без предпосылок, и тут же умирает, истекая соком. Это же стихотворение полностью посвящено ему. Хочется думать, что Паяц – это лирический герой Блока, нечаянный соглядатай из «Явился он…», далеко не главный герой, у которого всего один выход: как на сцену, так и в самой жизни – он может только умереть. Он не допущен до переживаний главной троицы, до их любовного коллапса, он – жертва их истории, он жертва любви: принесен ей и ею замучен. Его миг на сцене – «у блестящей рампы», а в глаза ему смотрит «бездна сквозь лампы» – темнота зала.
Этот стих – замерший миг до того, как будет пронзен паяц, как забрызжет из него клюквенный сок, после чего – возможно – кто-то по нему заплачет. Мальчик и девочка ли, как в «Балаганчике», или кто-то незримый «в тени последней кулисы». Паяц – единственный герой, у которого в пьесе «Балаганчик» нет двойника.
В будущем 1908 году появится стихотворение «Двойник» («Однажды в октябрьском тумане…»). Сюжет стихотворения созвучен истории потерянного Поэта из «Незнакомки», бесцельно бредущего по тоскливой дождливой улице. Лирический герой погружен в раздумья, в воспоминания, и точно так же, как Поэту из кабачка, ему приходят видения – как будто бы видел он их во снах. В этих видениях ему снится молодость и «ты, как живая, и ты…» – так видит Поэт Незнакомку, еще ни разу не видев ее вживую, слышит шелест ее платья, знает ее черты. В стихотворении тоже есть тема бесконечного ряда одинаковых людей, дней как в тумане, есть тема чуждости лирического героя окружающему его миру:
«…Устал я шататься,
Промозглым туманом дышать,
В чужих зеркалах отражаться,
И женщин чужих целовать.
»
В пьесе «Незнакомка» подобные мучительные ощущения будут так же охватывать Поэта: «Вы послушайте только. Бродить по улицам, ловить отрывки незнакомых слов. <…> Видеть много женских лиц. Сотни глаз<…> Любить их. Желать их». Но еще раньше, в 1906 году, будет написана одноименная «Незнакомка»-стих, за несколько месяцев до пьесы, и именно тут впервые столкнется божественное и хрупкое и человеческим, пьяно-оголтелым[5].
Действующие лица в «Короле на площади» не двоятся между собой. Но они двоятся с «потусторонними» – для них – персоналиями. Например, в случае Зодчего можно провести параллель с Богом-творцом. Это заложено даже в самом имени персонажа: Зодчий – тот, кто возводит, кто создает и выстраивает, планирует, проектирует, украшает, а здания или миры – в масштабе символизма это может быть равнозначным. Он сам будет перечислять все то, что приготовил народу – «Я послал вам сына моего… дочь мою…, я создал вам власть, я обтесал твердый мрамор – и каждый день вы любовались красотою этих древних кудрей».
Зодчий не только творец, но и отец: у него есть сын, «убитый толпой», и дочь, в которой «творческий хмель ее отца и гнев последних поколений». Жители города говорят про него, что он «правит» страной вместо Короля, и боятся его. Он один выживает под обломками дворца[6], в финале возникая из-под них, а затем «пропадает во мраке». Он ницшианский Бог, сделавший все для своих творений, наблюдавших за их полетом и последующим падением, физическим и моральным, и наконец покинувший их, в самый жуткий момент оставя без покровительства. Толпа забрала его драгоценных творений – он в ответ забрал у толпы надежду:
«Вы разбили мое сердце, и вот останется ваш дом пустым. Но завтра мир будет по-прежнему зелен, и море будет так же спокойно».
Мир обновится, природа вернется на круги своя. Вселенная продолжит свой путь без людей – случайного в ней явления, недостойного ее идеального, строгого хода.
Любопытно следить за речью героев. Блок четко разделяет их по условно «достойным» и «недостойным», «лишенным» и «наделенным».
Деление это определяется очень просто: персонаж говорит либо в стихах, и тогда он достоен и наделен, либо в прозе. Стихами говорят самые близкие поэту персонажи: Пьеро, Дочь Зодчего, Незнакомка, Поэты[7], но точно не Автор из «Балаганчика».
В самой первой ремарке «Короля…» есть крохотное уточнение: изображаемый остров – «случайный приют для действующих лиц». Важно отметить, что в самом списке действующих лиц, который находится прямо над этой ремаркой, указаны все герои, кроме народа – Первого, второго, третьего. Перечислены Влюбленные, Нищие, «Лица и Голоса в толпе», даже бестелесные, казалось бы, Слухи – «маленькие, красные, шныряют в городской пыли», но не толпа. Она единственная на этом острове не случайно, она здесь была, есть и будет, она – дремлющая стихия, подобная морю, часть этого мира и этой природы, из-под контроля вырвавшаяся сила, что сметет все на своем пути.
В «Короле…» есть мотивы, которые позже воплотятся в лирике Блока, например, в его поэме «Двенадцать» – хоть и частично.
Этот лирический «гимн революции» перенимает у пьесы 1906 года не только ощущение всепоглощающей катастрофы, трещащей по швам реальности и обреченных людей, он возьмет себе мотив революции, на которую люди идут плечом к плечу Богом, и это отнюдь не гарантирует им победу.
Но есть и зацепки с прошлым. Вся пьеса вращается вокруг одной надежды – веры в то, что вот-вот придут корабли. Тема прибывающих кораблей неоднократно встречается в стихах Блока, а особенно часто стала встречаться после 1905 года – после гибели эскадры в битве при Цусиме: «гибель эскадры в Цусимском сражении осмыслена в поэзии Блока» [8]. Корабли, чьего возвращения ждут на суше – неизменный образ надежды у Блока: вернутся – значит, «счастье будет», не вернутся – впереди только смерть, обреченность, безбудущность. Девушка из стихотворения – словно Дочь Зодчего. Их «песни» призваны вселять надежду в людей, но одинаково они не справятся с этим: ни в одном из произведений у кораблей нет и шанса на возвращение[9].
Схожий мотив кораблей появился у поэта еще в 1904 году в поэме «Ее прибытие».
В ней есть созвучность со всей морской темой пьесы, с рабочими, что стучат на верфях топорами[10], все с тем же ожиданием кораблей.
«…Труд наш медлен и тяжел.
Океан гудит под нами,
В порте блещут огоньки,
Кораблей за бурунами
Чутко ищут маяки…»
Поэма «Ее прибытие» – это путь очарованности и веры, это долгая и опасная дорога через все море, через его штормы и метровые волны, через грозность этой стихии. Но Блок 1904 года верит в успех, верит в счастье и в то, что придет рассвет – именно так называется 7-ая, последняя часть поэмы: корабли вернулись домой, но уже через год – не смогут. Связанность «Ее прибытия» с «Девушкой…» и Королем…» – это наглядный пример переключения Блока, его автобиографичная ломка, разочарование в собственных идеалах.
Интересно разобраться с Шутом, язвительным, ироничным героем. Он, в чем-то паяц, но по большей степени герой, существующий «вне круга», вне общих законов, ситуаций и правил, как будто бы неподвластный правилам пьесы.
Он может ввинчиваться со своими едкими комментариями в чужие разговоры, он как будто посвящен в «искусственность» происходящего – будто знает, что он и все остальные находятся в пьесе, рукотворном произведении. Он – единственный персонаж, добровольно попадающий на остров, приходящий со стороны. Приплывая в самом начале, он садится на скамью у рампы со словами «Здесь – чистой публике дорога, / Здесь для нее – скамья. / И только на правах Пролога / На ней присел и я». Шут как будто бы изначально смотрит на мир пьесы не изнутри ее, а извне, и даже чуть сверху. Еще тому подтверждение – его абсолютно «инопланетный» слог, в котором есть слова «демократия» и «партия», порой вырываются лозунги и речевки, украденные с Петербургских улиц. Он – странная западающая шестеренка в механизме этой пьесы.
Вряд ли он – очередная формация лирического героя Блока, он не наделен нужными качествами, хоть знает, видит и понимает больше прочих. Он скорее подобен вирусу, шальной бактерии, которая залетела с недобрыми намерениями, мутит воду, стравливает и чинит вред.
Все это пытается скрыться под маской каноничного придворного дурачка, словно бы сошедшего со страниц Шекспира. Вот только у Блока этот образ заражен, болен, и деформируется под влиянием времени (а если конкретно – под влиянием революционных настроений в обществе), как, впрочем, и все на этом острове.
[1] Родина Т.М. Александр Блок и русский театр начала XX века. – М.: Наука, 1972
[2] Костюм у Пьеро из пьесы – белый балахон с красными пуговицами.
[3] Пьеро «обманут» и брошен, Коломбину похитил Арлекин. Пьеро один в бушующей пестрой толпе – как будто среди масок.
[4] Подобный прием автора, вводящего себя в произведение в качестве стороннего наблюдателя, можно встретить, например, в «Евгении Онегине» Пушкина: там есть персонаж, наблюдающий за Татьяной на балу. Подозрительно рифмующиеся ситуации у двух поэтов дают автору работы повод считать, что Блок мог в чем-то вдохновляться Пушкиным. Сейчас эту мысль автор оставляет просто как интересный факт, но в будущем ее можно попытаться развить в работах соответствующего масштаба.
[5] В стихотворении появится тема разных пространств: вошедшая Незнакомка даже дышит другим воздухом, «духами и туманами», находясь в «горячем воздухе», диком и глухом, с «весенним и тлетворным духом».
[6] Единственный из персонажей с именем, пусть даже и нарицательным, – толпа не в счет, она неубиваема и вечна.
[7] С Поэтами ситуация неоднозначна: в минуты их слабости они погружены в реальность, особый язык недоступен им. В кабачке нет места стихам, но они моментально рождаются на улице, когда Поэт видит незнакомку. А в «Короле…» Поэт говорит стихами лишь вместе с Дочерью Зодчего, которая говорит стихами всегда.
[8]Соболев Л. Конспект: Блок. «Девушка пела в церковном хоре…» [Электронный ресурс]: ARZAMAS.ACADEMY. – Режим Доступа: https://arzamas.academy/materials/940
[9] Интересное наблюдение Льва Соболева в его статье: «Высоко, у Царских врат, / Причастный к тайнам, – плакал ребенок…» ребенок – это «изображение Спасителя» над алтарем, «Царскими вратами».
Саша Кравченко
Два стихотворения – Бут
Перейти к содержимому
Кваме Опоку-Дуку
Призраки
Меня много раз называли ниггеры
столь же боязливыми, как и я, и мое определение
святости со временем изменилось; разделение
боли между любовниками; как мы кормили друг друга зимой, как
птиц; запах лаванды
прямо над горизонтом поздней летней ночью, после
дождь кончился, и выше по кварталу Лорин Хилл взрывает
из задней части чьей-то машины.
И молятся, чтобы я нарушил. Тебе молятся, Господи.
Я был убит глазами тысяч.
Почему ниггеры в Нью-Йорке
носят черное?
Может быть, потому, что мы хотим спрятаться, потерять наши тела
Господи, я знаю экстаз. Я жажду этого,
на крышах, на углу 125 й и ул.
Каждую ночь я слышу твои шаги по паркетному полу
.
Мои легкие сжимаются
, пока я не почувствую вас у двери.
И я сжег все свои признания,
но я должен был петь то, что никогда не пел.
Мое определение святости
меняется с каждой потерей.
Однажды я молился о том, чтобы потерять свое тело
славным образом, под
зоркий глаз потолочного вентилятора,
Но
нет таких вещей, как призраки, Дитя,
только забытое и памятное.
Благословенный
будь твоей подгузником. Блаженный
будь горечью в глубине души.
пророчество-см.
я вижу тебя, сын мой, я смотрю на тебя, я вижу, что
Господь хочет действовать через тебя, Господь благоволит
ты он хочет, чтобы ты владел собственным бизнесом лорд
выбрал женщину для тебя сын лорд будет
лорд хочет чтобы мой сын провел тебя через лорда сын
есть план лорд хочет моего сына он хочет моего сына
таинственные пути, мой сын, Господь хочет, чтобы ты отправился в Африку
, Господь есть Господь, тот, кто может провести тебя через
на этот раз, сын, Господь жив, Господь поднимает твои проблемы
, сын, он хочет, чтобы Господь исцелил тебя, сын я смотрю на тебя
сын я вижу тебя сын у меня мурашки по всему телу господи мое тело господи
господи, сын мой, мое тело, что тебе нужно, мой сын
ты когда-нибудь задумывался, что у тебя есть
Кваме Опоку-Дуку — поэт, писатель-фантаст и режиссер.
Кваме Опоку-Дуку — поэт, писатель-фантаст и режиссер. Его работа была номинирована на премию Pushcart Prize, а также публикуется или готовится к печати в Massachusetts Review, Chicago Review of Books, Arcturus, Gigantic Sequins, Apogee, Glass: A Journal of Poetry и других изданиях. Кваме живет в Нью-Йорке и вместе с Каришмой Прайс является одним из основателей Unbnd Collective. Найдите больше его работ на kwamethetherth.com.
Брендон Бут-Джонс — Журнал Writer’s Block Magazine
1 Это мое последнее эссе в качестве главного редактора журнала Writer’s Block.
Быть членом редакционной коллегии в течение последних 18 месяцев было невероятно полезным. Я иду дальше, потому что чувствую, что пришло время заняться другими творческими проектами, но Сона (которая тоже уходит) и я очень рады следовать за нейПродолжить чтение «Об сообществе»
Недавно я наткнулся на короткий ролик философа Славоя Жижека на YouTube, в котором он сказал, что, хотя мы, люди, произошли от природы и являемся частью биологического феномена природного мира, этот факт не означает, что то, как мы понимаем природа обязательно точна или объективна. Как мы продолжаем читать «Неоднозначное молчание: экокритическое прочтение «Соловьиного гнезда» Джона Клэра»
Со всем, что сейчас происходит в мире, я считаю, что поэзия важнее, чем когда-либо, и мне посчастливилось прочитать несколько невероятно сильных и нужных стихов за последние несколько недель. И все же поэзия кажется столь же неправильно понятой, как и всегда. Первый вопрос, которыйПродолжить чтение «Но что означает стихотворение ?»
Написано авторомbrendonboothjones Написано вBrendon Booth-Jones4 комментариев о том, что означает стихотворение? Пасмурным днем во вторник, окруженный сонными складами и выцветшими фабриками, я вхожу в студию Лауры Димы под названием ISO Amsterdam на окраине города. Isolatorweg: последняя остановка на линии метро 51.
Здесь она делит бывший заводской цех с множеством творческих профессионалов, занимающихся всем, от дизайна продукта до скульптуры.Продолжить чтение «Превращение прикосновения в искусство: коврик Лауры Димы для растирания пальцев»
Из-за вещей, о которых даже не вспоминают, мы здесь слушаем воду У. С. Мервин Португалия — популярное место отдыха для людей, живущих в Европе. Мощеные исторические города Лиссабон и Порту, пропитанные адреналином места для серфинга Пениши и Назаре, идиллические пляжи Алгарве, свежие сардины и пастель-де-ната, Продолжить чтение «Ароматная тишина»
Posted bybrendonboothjones Posted inБрендон Бут-Джонс, путешествияLeave a comment on Ароматная тишинаПройдите по любой дороге достаточно далеко, и вы придете к бойне, но продолжайте идти, и вы достигнете моря. Дин Янг — Кертису Мамфорду. В детстве я усердно читал несколько лет. В возрасте от 6 до 14 лет я потерялся в завораживающих мирах ЭнидПродолжить чтение «Короткая книга как спасательный жилет в море слов»
Опубликованоbrendonboothjones Опубликовано вBrendon Booth-JonesОставить комментарий к «Короткой книге» как спасательному жилету в море словРедколлегия Writer’s Block 2019-2020 хотела бы представиться вам. Сегодня мы встретимся с нашими главными редакторами: Брендоном Бут-Джонсом и Соной Симонян!
ОпубликованоWriter’s Block Опубликовано в рубрике О WB, Брендоне Бут-Джонсе, Соне Симонян, Без рубрикиОставить комментарий к записи Встреча с советом директоров: Брендон и СонаДрузья, о друзья мои, надеюсь, вы где-то есть, улыбаетесь. Просто знай, что я думаю о тебе… — Отец Джон Мисти — Для J-Wow & Polly
Опубликованоbrendonboothjones Опубликовано вКниги, Брендон Бут-Джонс, Путеводитель по городу, История, Жизнь, Заметки, Личное, Фотография, путешествия, Без рубрикиLeave a comment on Фрагменты дневника III: Колыбельная Линкольна — Джулз Бут-Джонс Трумэн Капоте, автор книг «Завтрак у Тиффани» и «Хладнокровно», описал свой дневник как «иероглифическую неразбериху».