Чечня время: сколько времени в Грозном (Россия)

Содержание

Ветеран первой чеченской войны описал трусость офицеров во время боев за Грозный: Общество: Россия: Lenta.ru

Полковник Николай Баталов, прошедший первую чеченскую войну, описал в интервью «Ленте.ру» трусость офицеров во время боев за Грозный. Он вспомнил два эпизода, когда военнослужащие с офицерскими званиями отказывались выполнять задачи.

Так, полковник хотел отправить роту в гостиницу «Кавказ» в центре Грозного, которая пустовала и откуда можно было через площадь стрелять по «дворцу Дудаева», однако один из офицеров прямо заявил, что боится идти на эту операцию.

Материалы по теме

00:01 — 28 июля

00:15 — 24 июля

«Для начала хватило бы 20-30 человек с оружием, чтобы закрепиться, а к ночи я бы туда натаскал. И вот уже собирался поставить задачу подразделению, находившемуся в соседнем от гостиницы здании, а там один офицер ковылял на какой-то доске, а второй — командир роты Маленовский (какая фамилия!) — тогда мне в лицо заявил: «Можете меня здесь на месте расстрелять, но я туда не пойду. Боюсь»», — рассказал Баталов.

В результате, как отметил полковник, федеральные силы так и не заняли гостиницу, так как подтягивать другие подразделения, где командиры «были посмелее», было бы опасно.

Многие офицеры вообще не хотели воевать, считает ветеран.

«Пришлось навести порядок, разобраться с местным «декабристами»: замкомбрига и два комбата. Кого-то застроили, привели в чувства, кого-то обратно в Сибирь отправили, — рассказал Баталов. — Когда приехал из Чечни в Юргу, то есть на постоянное место дислокации 74-й бригады, то оказалось, что все эти струсившие офицеры и «декабристы», кого я с фронта отправил, чтобы не мешали, — герои. Телевидение о них уже передачи снимало. А бригада-то в Чечне. Раненые сержанты, солдаты многие оставались на фронте, не могли своих бросить в бою».

Он добавил, что чувствует в этом часть своей вины, так как сам приказал наградить всех участников чеченских событий, «от повара до снайпера», а также погибших и раненых.

Первая чеченская кампания началась в 1994 году с целью вернуть контроль над объявившей о независимости от России республикой. В августе 1996-го были подписаны Хасавюртовские соглашения, боевые действия завершились, но вопрос о статусе региона не был решен — его отложили на пять лет.

Сражение за Грозный оценивается как самый кровопролитный эпизод чеченской войны.

«Думали, так просто уедете? Теперь вы трупы» Ужас боев чеченской войны глазами русского солдата: Общество: Россия: Lenta.ru

30 лет назад, 6 сентября 1991 года, вооруженные сторонники Джохара Дудаева ворвались в здание Верховного Совета Чечено-Ингушской АССР и разогнали депутатов. Многие были ранены, председателя совета Виталия Куценко убили — выкинули из окна третьего этажа. Так сепаратисты, объявившие о независимости Чечни, избавились от советской власти в республике, что привело к затяжному политическому конфликту, а затем к главной трагедии России — чеченской войне. «Лента.ру» продолжает публиковать воспоминания людей, которые оказались в этой мясорубке и чудом уцелели. Один из них — Дмитрий, служивший в разведывательно-штурмовом батальоне 101-й бригады под командованием майора Олега Визняка, посмертно награжденного званием Героя России. Дмитрий до сих пор опасается за свою жизнь, поэтому просил не раскрывать его фамилию и даже город, в котором живет. В этом интервью — его воспоминания о предательстве служивших с ним офицеров, о зверствах боевиков и их безнаказанности.

Этот текст из цикла «Ленты.ру» к 25-летней годовщине чеченской войны впервые был опубликован 6 сентября 2020 года. Теперь он публикуется повторно. Остальные тексты из цикла читайте ЗДЕСЬ

Внимание! «Лента.ру» осуждает любые национальные конфликты во всех их проявлениях, выступает против межнациональной розни и любого насилия

«Лента.ру»: Когда вы впервые четко осознали, что происходит в Чечне?

Дмитрий: В тот период в моей жизни случились некоторые перипетии. Моя семья спешно покидала родину — республику Узбекистан. Происходил распад Советского Союза, в острую фазу вошли межнациональные конфликты, когда узбеки пытались гнать оттуда все другие национальности — в том числе, если знаете, в Фергане случилась резня из-за десантной дивизии, которая там стояла. Случился конфликт, убили нескольких десантников, а им дать отпор не разрешили.

Все это докатилось и до Ташкента, где мы тогда жили. В 1994 году я, в возрасте 17 лет, был вынужден уехать в Россию. Мой брат уже отслужил в армии Узбекистана — охранял афганско-узбекскую границу в районе города Термеза, и ему дали возможность въезда как вынужденному переселенцу.

Приехали мы, два молодых человека, и наш отец. Отношения с местным населением тоже не сложились — ведь мы были чужими для них. Миграционная служба России выдала брату субсидию на приобретение дома. Купили дом, и отец был вынужден уехать.

Дальше началось самое интересное. На тот момент нам было не до происходящего в России. Вы понимаете, что такое вынужденные переселенцы? Это максимум сумка, ни телевизора, ничего, все новости понаслышке… Я в первый раз услышал о том, что в Чечне происходит, от парня, который приехал оттуда, он служил в подразделении специального назначения. Говорить без слез об этом он не мог. Потом у нас появился простенький телевизор, но то, что по нему говорили, не совпадало с тем, что там действительно происходило.

О чем говорили по телевизору?

О восстановлении конституционного порядка. И показывали съемки, насколько я понимаю, даже не того периода, а более раннего, когда люди выходили на митинг, против чего-то протестовали, требовали… Я так понимаю, это был примерно период выборов Джохара Дудаева. Они показывали, как я понимаю, только то, что было выгодно российской пропаганде — а именно оппозицию, что она чем-то недовольна…

Краем глаза я видел кадры, на которых танк проехал, гремя гусеницами, и все. На этом все мои познания о том, что происходит в Чеченской Республике, кончались. Никто ничего не знал.

Более-менее полную информацию мы получили от людей, которые нам продавали дом. Они были из Дагестана.

Когда это было?

Лето-осень 1994 года.

Ближе к ноябрю они заговорили о том, что их братьев, мусульман, обижают и притесняют в Чеченской Республике, что нужно ехать к ним и оказывать им всяческую помощь

В чем она выражалась, на тот момент мне не было понятно. Я тогда был далек от армии, от понимания того, что я знаю сейчас.

У нас была договоренность: мы покупаем этот дом, но пока мы ждем государственных переводов с одного счета на другой, мы живем в этом доме вместе с ними, а потом они получают деньги и съезжают. Получилась эдакая гостиница, где проживала наша семья и их семья. В той семье было два брата. Они говорили, что надо ехать в Чечню помогать братьям-мусульманам добиться свободы.

Когда официально ввели войска в Чечню, где вы были?

Я как раз должен был туда призваться, но у меня не было ни гражданства, ни регистрации — она появилась лет десять спустя. В итоге я был все же призван — без гражданства, без регистрации — для восстановления этого самого конституционного строя в Чеченской Республике.

Какой месяц, год?

В мае 1995 года. На новогодний штурм Грозного я не попал, хотя по возрасту должен был быть там. Но наши военкоматы, наверное, побоялись только что приехавшего человека захомутать и отправить. Они сделали это позже, спустя четыре месяца.

Я отслужил полгода, а потом нас отобрали в отделение специального назначения — в разведывательно-штурмовую роту разведывательно-штурмового батальона 101-й бригады. Нас направили на подготовку в Северную Осетию, в Комгарон — там военный лагерь был. Потом отправили сразу на боевой технике в Грозный.

С каким чувством туда ехали, зная о том, что происходит?

А никто ничего и не знал

Но в газетах же писали о восстановлении конституционного строя…

Я не знаю, как сейчас, но в то время информирование практически полностью отсутствовало. Вы представляете бойца, находящегося в армии, за войсковым забором — какие газеты, какой телевизор? Телевизор покупало себе подразделение. Когда я был в учебной части, мы только прибыли, к нам пришел командир и сказал: «Вы хотите телевизор смотреть — вечером, в личное время? — Да, хотим! — Так его надо купить! Поэтому пока вы не накопите на телевизор всем отделением, телевизора у вас не будет». Как выяснилось, ровно за день до нашего прибытия телевизор, который стоял в части и был куплен предыдущим призывом, этот командир увез к себе домой.

Когда вы приехали в Чечню?

В феврале 1996 года. Если бы не подготовка, которой нас «подвергли» в Комгароне и частично по местам службы (я за этот период сменил три воинских части), то, возможно, я бы с вами сейчас не разговаривал.

Где вы дислоцировались?

Грозный, 15-й военный городок.

Я недавно освежал в памяти то время, смотрел хронику. Помимо разрушенных зданий и сгоревших бэтээров там было очень много трупов на улицах, которые никто не убирал.

Да, было такое. Как мы потом восстановили хронологию событий, начавшийся штурм плавно перемещался от Грозного к горным районам. Боевиков выдавили в сторону Самашек-Бамута. За перевалом Комгарона, где нас готовили, были слышны залпы орудий — брали штурмом Бамут и Самашки. Наш командир, который бывал там не раз в командировке, говорил нам: «Слышите эти залпы? Не будете делать то, что я вам говорю, вы все останетесь там!»

Какая обстановка была в городе на момент вашего прибытия?

Напряженная.

Местные жители буквально ненавидели российские войска. Рассказы о том, что они хотели мира, мягко скажем, абсолютная неправда

Все?

Все, поголовно. Они всячески пытались, как только могли, навредить федеральным войскам. У нас было несколько прецедентов, когда убивали наших бойцов, которые выезжали в город не для участия в боевых действиях.

Мы прибыли в разгар партизанской войны. Задачей нашего подразделения были ежедневные выезды на обнаружение и уничтожение бандформирований, складов с оружием, припасами, розыск полевых командиров, которые скрывались в горах, в населенных пунктах, да и в самом Грозном. Они ведь далеко не уходили, они всегда были там, просто было трудно выявить, где они находятся, чтобы их ликвидировать. Каждый день мы делали это и несли сопутствующие потери.

Первая потеря — это наш водитель, даже не из нашего подразделения, а из соседнего, из батальонов нашей бригады. Он с двумя офицерами поехал на рынок Грозного, где все они были убиты выстрелами в затылок. Прямо на рынке, средь бела дня, при всем народе.

То есть там торговля шла в этот момент?

Да. Там чей-то день рождения намечался, и им нужно было купить продовольствия. Огурцы, помидоры — как понимаете, в военном обеспечении такого нет. В общем, выехали они в город, получив соответствующее разрешение, а потом нам привезли три трупа оттуда.

Мы потом восстановили хронологию событий. Произошло это так: они останавливаются возле центрального рынка. Соответственно, машина стоит на дороге. Офицеры выходят вдвоем… Они тоже нарушили инструкцию, совершили глупость: никогда нельзя поворачиваться спиной, всегда нужно стоять как минимум спина к спине. Вдвоем подошли к торговым рядам.

Из толпы выходят два человека, подходят к ним сзади, приставляют к затылкам пистолеты и делают два выстрела одновременно

Не спеша, прямо там, снимают с них разгрузки, оружие, обыскивают, забирают документы — короче, все, что у них было. Торговля идет, никто не останавливается…

Водитель пытается завести машину и уехать, и в тот момент дверца открывается, к нему садятся еще два товарища, приставляют к затылку пистолет и говорят: «Поехали!» Доехала эта машина до площади Минутка, там был блокпост под мостом, где подорвали генерала Романова. Не доезжая этого блокпоста, прямо на кольце, машина глохнет. Техника была далеко не в лучшем состоянии.

Он пытался завести эту машину, но она не заводилась. В итоге они поняли, что наступает напряг, так как прямо под мостом сидят десантники. И они знали, что могут быть обнаружены, — автомобиль стоит на месте, то заводится, то глохнет… Боевики делают выстрел и уходят. Внимания на это никто не обратил. И только когда автомобиль несколько часов там простоял, решили подойти и проверить. Обнаружили нашего водителя, убитого выстрелом в голову. В итоге нам привезли три этих трупа, и с тех пор мы поняли, что утверждение о том, что чеченский народ не хочет этой войны, — неправда.

Недавно я разговаривал с Русланом Мартаговым, пресс-секретарем чеченской антидудаевской коалиции, и он мне говорил, что практически никто в Чечне не поддерживал Дудаева. Может, это началось уже после начала активных боевых действий?

Не могу рассказать вам, что происходило до прихода Дудаева к власти, но то, что в Чечне активно убивали европеоидное население, ни для кого не секрет.

Там реально лилась кровь рекой. Вырезали, насиловали, грабили, убивали — делали что хотели с русскими

Еще до начала войны?

Еще до начала. Ведь войну-то спровоцировало даже не то, что Дудаев что-то не поделил с нашим руководством. Были жалобы русскоязычного населения, которые писали Ельцину, чтобы он спас их — тех, кому некуда было уезжать, ведь им не давали этого сделать.

Мы потом были во многих населенных пунктах, беседовали непосредственно с жителями русских станиц — Асиновской, Заводской, других… И они рассказывали, как это было. Мы слышали от очевидцев то, о чем в газетах не напишут и по телевизору не покажут. Это рассказывали нам те люди, которых сейчас в фантастике называют выжившими. Они рассказывали, как девочек 12-13 лет еще до войны насиловали чеченцы, увозили никто не знает куда, и больше их никто не видел.

Прямо ночью, а то и днем заходили в дома и убивали русских. Забирали все, что им нравится… Если вы были в Ставропольском крае, Краснодарском, Чечне той же — там люди зажиточно живут, там привыкли работать. Соответственно, у людей было что брать, и они брали, при этом не забывая их убить. И убивали ужасно — резали на куски в прямом смысле, обезглавливали, на забор втыкали эти головы. Там была очень жестокая расправа над населением, которое не хотело к ним иметь никакого отношения.

Потом это трансформировалось в террористический захват автобусов, самолетов, требования к Российской Федерации. Я думаю, что все это и стало причиной войны.

Мартагов сказал: «Никому эта война была на хрен не нужна». Это неправда?

Нет, это неправда, я думаю, что они ее и спровоцировали.

Так дальше не могло продолжаться. Это нарыв — он нарывает, нарывает, а потом вскрывается

Я не оправдываю наших военачальников, они тоже допустили много ошибок и глупостей — нельзя было входить туда так, как это произошло тогда.

Как вы входили в Грозный?

Как только мы пересекли административную границу с Чечней, командир сказал: «Все, шутки закончились, расслабление тоже. Патрон в патроннике, на любой шорох стреляем». Он был не первый раз в командировке и потерял семь товарищей-офицеров, сам чудом остался жив. Сожгли бэтээр, в котором ехал офицерский разведдозор. «Здесь идет война», — закончил он. А мы войну знали до этого только по рассказам из телевизора про Великую Отечественную, даже фильмов про Афганистан тогда еще не было.

Мы видели все эти таблички на въезде в Грозный: «Добро пожаловать в ад», «Мы вас встретим», «Вы должны знать, что вас ожидает» — и все такое прочее. Когда проезжали мимо местных жителей, они плевали в нас — колонна идет, а они делают это показательно в нашу сторону и кричат какие-то угрозы на своем языке.

Мы наблюдали следы боевых действий — сгоревшая броня, гусеницы вдоль дорог… Было как-то невероятно. Понимали, что это части механизма от одной единицы техники, когда башня или гусеница лежала в ста метрах от остова танка. Это уму непостижимо, как на такое расстояние могут разлетаться части механизма. Попадание из гранатомета с кумулятивным зарядом в учебную технику мы видели на полигоне. Попадание РПО «Шмель» в здание — тоже. Но в реальности мы не наблюдали последствий. И теперь увидели.

Везде валялись гильзы, все здания, все столбы — все, что можно было, реально как решето дырявое — указатели, где они были… Кстати, одна из фишек противника состояла в том, чтобы сбивать названия всех улиц, все указатели на дорогах, чтобы была неразбериха. И действительно, у нас тогда ведь даже не было нормальных карт, чтобы ориентироваться в городе Грозном.

Мы изучали его, полагаясь на визуальную память: вот здесь проехали, вот тут поворот, а нам нужно вот сюда… Запоминали таким образом. Вся карта была в голове. Особенно это касалось водителей бэтээров, которым необходимо было привезти группу людей туда, куда нужно. Тоже бывали моменты — выехал, пропустил поворот, не в тот зашел…

А каким был ваш первый боевой опыт?

Приехали мы на броне, и в первый день нас направили в 22-й городок, перевести дух, переговорить. Офицерам надо было поговорить с другими офицерами, нам, соответственно, с бойцами — так скажем, чтобы ввели в курс дела. В этом городке дислоцировался милицейский полк внутренних войск. Нам выделили один из этажей казармы. Стемнело, наступило время ужина, и тут же начался обстрел.

Нам-то невдомек, мы постоянно стреляли на полигонах, с линии огня. Выходишь на огневой рубеж и стреляешь, в том числе трассирующими пулями. И в тот день обстрел начался тоже трассирующими пулями. Интересно смотреть, когда они летят от тебя на полигоне. А когда в тебя летят — еще интереснее.

Все повысовывались в окна. Типа: «О! По нам стреляют!» Не понимали, что любая из этих пуль может убить

Окна были заложены наполовину, и в них оставлены небольшие отверстия-бойницы. Пули попадали в кирпичную кладку, где-то кирпичи рассыпались. Обстрел велся из разрушенной пятиэтажки, которая находилась напротив, не более чем в 150 метрах — то есть обстреливали фактически в упор.

Командир стал «успокаивать» нас прикладом автомата, нанося удары в затылок, в шею, под лопатки, в спину. Когда все поняли, что он не шутит, как начал орать: «Всем лечь! Вы что, идиоты, не понимаете, что вас сейчас убьют?!»

Как это вообще — высунуться, когда по вам буквально с двух шагов огонь ведут? Как у вас сознание в этот момент работало?

Оно отключилось. Глупость несусветная, но мы поняли это уже потом. Интересно, понимаете? Мы приехали в составе уже подготовленного подразделения, полностью вооруженного, снабженного…

Опять же — вас учили, инструктировали…

Поймите, это первый настоящий бой. С 22-го городка открыли ответный огонь, нам командир тоже дал команду ответным огнем подавить огневые точки противника. И тут началось веселье! Все, что было, полетело в ту сторону. Первый бой, когда потерь еще нет — это весело, смешно!

А потом, когда мы уже поехали по улицам Грозного, увидели трупы людей… Останавливаться было запрещено. Предположим, лежит гражданский — явно не чеченец, но мы не можем остановиться, чтобы его забрать или оттащить хотя бы с дороги. Иногда трупы специально клали на дорогу, чтобы колонна остановилась.

Причем колонна — это три-пять боевых машин, которые идут группой, не те колонны в понимании обывателя, которые идут, растянувшись на пару километров, хотя и такие мы сопровождали. Мы чаще обеспечивали безопасность, проводя разведку еще до появления колонны, а иногда шли в отрыве от нее, сзади, и наша задача была при нападении на колонну вступить в бой, отрезать боевиков от поражения ее огневыми средствами. Задачи, которые ставили командиры, были разными.

И когда мы поехали по этим улицам Грозного, посмотрели на эти дома, на людей, которые глядели на нас полными ненависти глазами… Нельзя было сказать, что они хотели окончания войны и пылали любовью к российским военнослужащим

Может, и не пылали любовью к военнослужащим…

Тогда пылали к обратной стороне.

Многие говорят, что сровненный с землей Грозный и стал причиной этой «любви»…

А чего они ожидали, когда в каждом доме были боевики? Как нужно было освобождать этот город? Более того, сколько погибло офицеров и бойцов при его штурме? И при последующих штурмах — он ведь не один был. В марте они осуществили попытку захвата Грозного, которая сорвалась. А 6 августа 1996 года они совершили то, чего никто не ожидал. Это было подобием первого штурма Грозного, только тот был зимой, а этот — летом. Им было легче — они могли нести больше вооружения, выходить на дальние расстояния.

Давайте не будем забегать вперед. Вы помните первую потерю в вашем подразделении?

Вот тогда, на рынке, это была потеря, но не боевая. Вторая — они были не убиты, ранены. Шла ночью колонна по Ленинскому проспекту Грозного, и ее стали обстреливать.

Первым был ранен боец из группы специального назначения (так как батальон был один, находились мы в одном помещении, в бывшем спортзале школы — там разместили и нашу разведывательно-штурмовую роту, и группу специального назначения). Пуля, пробив радиостанцию Р-159, застряла у него в позвоночнике. А за моим другом, не для прессы будет сказано, закрепилось прозвище «в жопу раненный сержант» — он только успел поднять ноги, когда по броне бэтээра прошла пулеметная очередь. Слава Богу, все сердечники куда-то ушли, а вот медная оплетка застряла у него от задницы до пяток. Это считается осколочным ранением. Хирурги его ковыряли-ковыряли, но все так и не вытащили.

Вы сами убивали?

Интересный вопрос для тех, кто был на войне.

Я имею в виду — видели результат своих действий? Выстрелил — убил.

Выстрелил — убил? Это убийство, а не бой. В бою вы не видите результата, его можно увидеть только после.

Как можно осознать? Там же непонятно! Особенно много к тому же было столкновений в ночное время. Когда стреляет группа людей с разных точек и позиций, и ты подходишь утром, начинаешь осматривать территорию — тебе никто не скажет, чей это конкретно выстрел был.

Поставим вопрос по-другому: вы осознавали, что убиваете людей? Или это были не люди для вас?

С человеческой точки зрения я понимал, что это люди. А с точки зрения происходящего там и того, что я видел своими глазами, я понимал, что это нелюди. Я видел обезглавленные трупы наших бойцов и офицеров. Я видел трупы бойцов, с которых живьем снимали кожу. Я видел трупы, у которых были отрублены конечности. Я видел, как на подносах, накрытых тканью, приносили прямо на КПП головы бойцов, вышедших в соседний сад нарвать яблок. Все бойцы — не думайте, что это личное мнение, там все осознавали это, — понимали, что в плен попадать нельзя ни при каком раскладе. Пощады не будет. Более того, сделают все, чтобы труп не был опознан. И так в семью приходит горе, а когда труп не опознан — непонятно, своего ли сына они хоронят.

Говорят, это смотря к кому попасть. Могло быть и так, а могли и содержать в более-менее сносных условиях и обменять потом.

У всех возвратившихся из плена, кого я знал, никаких иллюзий не оставалось. Я не знаю, к кому и как попадали, но если вы посмотрите кадры из Чернокозово, где они устроили свое «министерство госбезопасности», то увидите, как они пытали и убивали там людей.

Убивали священников, захваченных в Грозном. У меня где-то в телефоне есть фотография священника, служившего в единственной церкви Грозного, которого они забрали туда и там же убили, после того как он отказался отречься от своей веры. То есть ни за что.

Много других случаев есть и фактов, которые прошли через нас. Наша группа после 6 августа тоже кратковременно побывала в плену, когда мы забирали убитых бойцов, попавших в засаду, за что нашему командиру и присвоили звание Героя посмертно. Когда мы направили грузовик с трупами в направлении части, они сказали: «Все, мы обменялись». Хотя договоренность состояла в том, что мы их забираем и уезжаем оттуда. «Вы что думали — так просто отсюда уедете? — говорят. — Теперь вы будете этими трупами». И вот 16 человек — команда, которая должна была опознать и забрать своих, — оказалась в плену у вооруженных боевиков.

А нам запретили брать из части какое-либо оружие вообще. Понимаете расклад сил и средств? Хотя мы с товарищами были подготовленными людьми и понимали, как и куда мы едем. У меня был схрон. Я был достаточно известной личностью в части, поэтому ко мне стекались боеприпасы и оружие. Кроме того, меня им обеспечивали как старшего одного из снайперских постов. Эти посты являлись первой точкой от забора, которая должна была остановить боевиков в случае прорыва в воинскую часть. Поэтому боеприпасы и оружие были любые в неограниченном количестве.

На тот момент у меня были гранаты различных модификаций, которые мы взяли с собой, так как оружие брать было запрещено. Нас проверяли на выезде, чтобы его не было, но мы все равно вывезли шестьдесят-восемьдесят гранат. Мы обложили ими все машины, которые шли туда (есть у нас свои места потайные, не буду рассказывать). Таким образом, у нас все-таки было оружие, которое не позволяло при его применении остаться в живых никому — ни нам, ни им, и мы относительно спокойно чувствовали себя, несмотря на то, что они поставили нас всех на колени, достали свои кинжалы и сказали: «Мы вам сейчас всем будем головы резать по очереди».

Что вы испытывали, когда они это сказали? О чем думали — о Боге, о семье, о том, зачем вообще сюда приехали?

Сложно сказать. Тогда у меня была одна мысль: если я сейчас ухожу, то ухожу не один, а вместе с ними. Мыслей о родных не было, да и обстановка не позволяла. Поймите, когда над вами занесли нож… Не знаю, наверное, так думают только те, кто уже собрался умереть. А тот, кто еще находится в состоянии боя, он не смиряется с тем, что его сейчас будут убивать.

У меня был скотч, я был просто обмотан этими гранатами. Я просто выдернул чеки сразу с двух рук. Гранаты были Ф-1 — 200 метров радиус разлета осколков. Ну и смотрю на них — мол, давайте посмотрим, чем это все кончится. Слава Богу, не довелось до конца разжать руки, когда решили нас оттуда выпустить.

Они разбежались, что ли?

Они сначала нашего старшего отвели куда-то. Его долго не было — наверное, час-полтора, пока они над нами издевались…

Как именно издевались?

Оскорбляли, пришли местные жители, плевали в нас, пытались плюнуть в лицо… Нам скомандовали: «Руки за голову, сидим на коленях», разожгли костер, посадили нас в линию в метрах 15, притащили гитару, уселись кругом и стали петь свои песни, но на русском языке с оскорбительными высказываниями в отношении России.

Кричали нам: «Слушайте, русские свиньи, пока живы еще, что мы о вас думаем!»

Потом пришел какой-то «благодетель», принес какие-то карамельки (не знаю, где они были) и кинул нам под ноги. Но вы понимаете, что у таких людей брать ничего нельзя — она может быть отравленная, а может, он просто для утверждения своей власти это сделал. Он говорит: «Бери, жри, русская свинья». Я привстал, откинул ногой эту конфету и говорю: «Хочешь жрать — жри ее сам».

А у него был пулемет Калашникова с коробкой на 200 патронов. Он передергивает затворную раму, приставляет пулемет мне к затылку (он у него на поясе висел). Пулемет стреляет только очередями, напротив — эти 15-20 человек вокруг костра. Я ему: «Стреляй!», а он: «Ты что, умереть хочешь?» То есть я-то оценил обстановку, что сейчас произойдет, а он даже не осознавал, что хоть одна очередь вылетит — и я уже не один отправлюсь на тот свет.

«Стреляй! У тебя же духу не хватит выстрелить! — кричу ему (нецензурно, разумеется). — Ты же трус. Ты же только в затылок можешь выстрелить. Я ж для тебя враг. Я бы тебя, например, зубами загрыз. А у тебя духу не хватит»

Я его провоцировал, чтобы он эту очередь дал. Они сидят, один из них поворачивает голову в нашу сторону, видит все это, кричит ему, а я в этот момент как раз вытаскиваю гранаты и чеки из них.

Смотрю — все они около костра встают, а тот, который первым обернулся, подбегает к этому, с пулеметом, и, крича что-то на чеченском, раздает ему со всего маху в физиономию. Он падает, ничего не понимает… Насколько я думаю, те, у костра, поняли, что он был готов стрелять, и поняли, чем это для всего их сборища закончится.

Почему они у вас гранаты-то не отобрали?

Они не знали. Мы приехали — они сразу: «Ну что, готовы копать?» — «Готовы».

А с теми гранатами, которые вы в руках держали, что случилось?

Я их так и держал. А другого выхода не было. Руки, когда я их уже выкидывал, у меня тряслись от напряжения — рычаги ведь подпружиненные, и их нужно достаточно плотно прижимать к корпусу гранаты. Каждый из нас метал неоднократно и понимал, что если хотя бы чуть-чуть ее ослабишь, то вылетит фиксатор, и через две-четыре секунды произойдет взрыв. Соответственно, держал, а потом вставляли туда эти шпильки, чтобы зафиксировать.

Сколько, по ощущениям, держали?

Много.

Больше часа?

Больше.

Когда командир вернулся, что было?

Он был безучастный, с потухшими глазами. Живой, но как будто неживой. Я не знаю, что они с ним делали, чем напоили, укололи. Но пришел абсолютно безвольный человек, который возглавлять группу не мог. Он просто пришел и сел, они на него даже внимания не обращали. Глаза открыты, а в них какой-то туман. Поэтому все командование распределилось коллегиально на всех, кто там присутствовал.

А один боец (ныне покойный, его звали Женя) был в раскраске «камыш» — мы еще говорили ему, чтобы он ее не надевал. В то время она была только у подразделения специального назначения. А он такой: да все равно, какая разница, пусть знают! Гордыня какая-то непонятная. Еще он усы отращивал и выглядел старше своего возраста.

Так вот, подходит к нему товарищ из этих и спрашивает:

— Ты контрактник?

— Нет, — отвечает.

— Да мы видим, что ты контрактник! Откуда у тебя эта шмотка? — хватает его за рукав. — Смотри, во что другие бойцы одеты, по ним видно, что это срочники. Ты кому тут рассказываешь? В каком ты звании?

— Я рядовой.

— Врать-то не надо! Мы тебе первому голову отрежем. Деньги сюда приехал зарабатывать на крови, а? Мы что, не понимаем, что ли? Из какого подразделения?

— Из 101-й бригады, мы повара, хозяйственный взвод, вот нас и отправили как похоронную команду — забрать погибших.

— Да мы по твоей форме видим, кто ты!

Плюс берцы у нас были облегченные, «резинки» так называемые, тоже редкость тогда, обычно все в кирзовых сапогах ходили. На самом деле если бы у кого-то из них был наметанный взгляд, даже из того факта, что на всех надеты облегченные берцы, можно было бы сделать вывод. Если бы у одного были берцы, а у других кирзовые сапоги, тогда бы еще можно было предположить, что он купил их или обменял на что-то. А когда у всех — все понятно.

В общем, кидают ему под ноги маленький ножик и говорят: «Ну, давай ножевой… Ты же знаком с ножевым боем?» И вытаскивает большой тесак. Мы хотя и были знакомы с ножевым боем, показываем ему знаками: не надо, это провокация. Тут даже боя бы не было, просто расстреляли бы всех.

Если бы он только дотронулся до ножа, было бы основание сказать, что мы напали на них, пытались их убить — соответственно, они нас и порешили. Он нашим рекомендациям внял, не стал дергаться, хотя в первый момент порывался взять нож и зарезать того.

Пока они напрямую нас не убивали, провоцировали всячески этими конфетами, дергали перед носом своим оружием, угрожали выстрелить в голову…

У нас там был один мусульманин: «Э! Да ты братьев-мусульман сюда приехал убивать? Мы тебе сейчас… (если говорить культурно — отрежем твои гениталии), затолкаем в рот, а потом голову отпилим!»

Понимаете, после таких угроз не осталось сомнений, что отпускать нас они не намерены. Мы в таком состоянии находились несколько часов. Одни уходили, другие приходили, их все больше становилось. Это происходило на том месте, где группа нашего подразделения попала в засаду 6 августа, когда начался штурм Грозного, и там было очень много наших погибших. Некоторые смогли вырваться из этого капкана, а некоторые не смогли.

Чем вот эта конкретная ситуация закончилась?

Уехали мы в результате интересно. Приезжает, по-моему, белая шестерка, оттуда выходит пожилой человек, лет 50-60, почему-то в кожаной куртке летом, на плечах у него реально здоровые золотые звезды. Он подходит, начинается разговор, все начинают бегать, потом его куда-то зовут, показывают пальцами. Он жестикулирует, объясняет что-то на своем…

Потом они возвращаются и говорят: «Вам повезло. Нам не дали вас сейчас тут убить, сказали, чтобы вас вернули». Дело в том, что наши командиры перед тем, как нас отправить, при зачистках набрали несколько важных боевиков и сказали, что если мы не вернемся, то они устроят физическую расправу над этими товарищами. Как я понял, все это время, что мы там находились, шли переговоры. Они хотели вытянуть своих, наши — нас. Как это произошло — мне неизвестно.

Потом прошла информация, что одно из должностных лиц из нашей воинской части сказало, что оттуда никто вернуться не должен, все должны быть убиты.

Вас послали туда умирать?

Да.

Оттуда должны были вернуться две группы трупов: те, которых выкопали, и те, кто поехал их выкапывать

Что думали рядовые о командном составе?

Сначала мы подумали, что это неправда. Но по прошествии двадцати лет выяснилось, что это правда, что нас сдали — они нам это в открытую сказали. И первую группу, которая погибла в засаде, и мы приехали туда на убой. Боевикам фактически дали разрешение расправиться с нами.

Это для того, чтобы вы понимали, что за обстановка была в то время. Все жили так, как они хотели жить. Кто-то выполнял приказ, кто-то жил для себя.

А в целом как солдаты относились к офицерам? Как простые солдаты относились к разведке?

Было кастовое деление. Вы должны понимать, что подразделения специального назначения всегда считают себя элитой, они не участвуют ни в разговорах, ни в переговорах, ни даже в обсуждениях чего-либо с другими подразделениями, так как знают намного больше, чем все остальные, чем даже офицеры части. Когда операция носит гриф «секретно» или «совершенно секретно», это говорит о том, что информация не должна уйти никуда. Например, как вы своими глазами видели, как ликвидируют боевиков, которых три раза доставляли в Ханкалу в особый отдел и три раза брали, обвешанных вооружением, практически в том же районе, где и до этого.

Когда нашего командира это уже достало, он сказал: «Вы мне надоели». Он понял, что они так и будут ходить и убивать наших. Это была банда, которую мы привозили в особый отдел, а их потом в полном составе отпускали. Потом снова привозили — и снова отпускали.

Почему? Кто?

Мы не знали. Наша задача состояла в том, чтобы их задержать и доставить в особый отдел. Особый отдел — это отдел военной контрразведки ФСБ России. Он должен был доставлять этих людей прямиком в места лишения свободы. Вместо этого они через несколько дней, практически в том же районе, обвешанные оружием, идут на свою операцию.

Мы их берем, а они улыбаются: «Командир, может, прямо у нас возьмешь? Мы же все равно выйдем». Командир сказал: «На этот раз не выйдете». Они: «Да кому ты угрожаешь?». Хи-хи, ха-ха. Думали, что шутки с ними шутят. Шутки закончились прямо там же.

Чем занималась разведка?

Разведподразделения использовались не по назначению, не так, как это прописано в уставе и в учебниках по военной науке. Она использовалась как наиболее подготовленное подразделение для затыкания всех дыр — любых.

Надо сопроводить — разведка. Надо вытащить кого-то — разведка. Надо произвести штурм — разведка. Надо устроить засаду — разведка

Задачи иногда ставились несвойственные для разведки. Соответственно, вполне возможно, что та засада, которая закончилась плачевно (речь идет о засаде 6 августа 1996 года, при штурме Грозного, убитых в которой забирало подразделение Дмитрия — прим. «Ленты.ру»), стала следствием нецелевого использования разведподразделений.

В тот день послали разблокировать 13-й блокпост — «крепость на Сунже». На тот момент мы не имели возможности встретиться с бойцами, которые находились там, из-за осады этого блокпоста. Несмотря на то что боевики прессовали его, он так и не сдался. Часть нашей группы вырвалась, прибыла на этот 13-й блокпост и держалась там до заключения «мирных», так скажем, договоренностей Лебедя.

Там не было ни еды, ни воды, ни медикаментов. Одному бойцу ампутировали руку саперной лопаткой. Заматывать было нечем, поэтому мы порвали свои майки, тельняшки и замотали ему культю. У него было ранение, началась гангрена. Решение об ампутации было принято без участия самого пострадавшего. Так как инструментов и хирургов не было, это сделала группа бойцов с помощью наточенной саперной лопатки. Просто отрубили руку.

Штурм Грозного боевиками в августе 1996 года был неожиданностью или прогнозируемым событием? Как это выглядело с вашей точки зрения?

Знаете, с начала августа в городе нарастала какая-то напряженность. Резко уменьшилось количество местных жителей на улицах — это было заметно. Улицы просто опустели. Если раньше днем и вечером работали рынки, даже какие-то магазинчики на площади Минутка, люди хоть и с осторожностью, но передвигались по улицам, то в начале августа рынки были практически закрыты — стояли один-два торговца. Прохожие исчезли.

Нас, как людей подготовленных, это уже наводило на мысли, что что-то произойдет. У нас были средства связи, и мы научились настраиваться на переговоры боевиков. Ночами делать было нечего — служба идет, спать нельзя. И мы переключали частоты, слушали своих и чужих. И к началу августа у нас сложилось понимание, что готовится какая-то заваруха. Что конкретно — мы не могли предсказать, ведь с их стороны это тоже было совершенно секретно.

Все началось рано утром 6 августа: мы проснулись под канонаду. Они атаковали все точки федеральных войск — посты, здание правительства, МВД, вокзал, в котором находилась комендатура, блокпосты на мостах через Сунжу, Ханкалу, наш городок, 22-й городок, аэропорт Северный. Короче, по всему городу начались бои

Мы уже были готовы, командир говорил нам, что назревает что-то нездоровое. Шли сообщения по средствам связи с блокпостов, на которые напали: «Находимся в осаде», «Приняли бой» — уже открытым текстом, не шифром, «У нас есть погибшие и раненые», «Мы ждем помощи»… Все это стекалось со всего города от групп батальона.

Разрывы, стрельба. Я на своем посту взял бинокль, просматривал часть улицы Ленина и несколько улиц Октябрьского района. Я видел, что из домов, которые похожи на наши пятиэтажки, которые реновации подлежат, из разбитых окон вылетали огненные шары — выстрелы из гранатометов. Работали пулеметы, автоматы. Очень было заметно, когда вылетали эти огненные шары, — их летело множество, словно это был метеоритный дождь.

Боевики спустились с гор или уже в городе были?

Они зашли в эту ночь. Если разведывательная информация была верна, они зашли между пятью и шестью часами утра одновременно из близлежащих населенных пунктов, к которым они стекались в течение нескольких дней. Некоторые прошли тайными тропами в обход блокпостов — ведь их невозможно установить на каждой тропе.

Другие одновременно напали на блокпосты, чтобы отвлечь их от продвижения сил и средств боевиков. Впрочем, думаю, что и в городе к тому времени боевиков было уже много.

Это противостояние могло закончиться победой федеральных войск?

Да. Так оно и было. Но неожиданно появился Лебедь, который заключил с ними «мир». Ему все солдаты, офицеры говорили: мы понесли такие потери — за что? Чтобы вот так сейчас с ними договориться о чем-то? Тогда ведь генерал Пуликовский дал боевикам два часа на вывод всех мирных жителей из Грозного, после чего обещал сровнять город с землей, несмотря на то, что он и так был в руинах.

Я поднялся на высокое здание — пять или шесть этажей, на нем было написано Hollywood. Там был внутри пост, и когда начался минометный обстрел, крупнокалиберные мины реально пробивали шифер и пролетали насквозь. Огонь велся с Ханкалы, откуда до нашего 15-го военного городка было километров пять-семь. Снаряды разрывались и рядом с нами, и улетали дальше.

В нашем заборе была дыра, и оттуда выходили и возвращались штурмовые группы — только успевали заносить убитых и раненых. Снайперы вели постоянный обстрел

Я заметил группу боевиков в черных кожаных куртках, передвигающихся поперек улицы Ленина, метрах в 250-300 от нас перебегали дорогу. У кого-то были военные штаны, у кого-то гражданские, при них были пулеметы, автоматы. Я сразу понял, что это явно не российские военнослужащие.

Я перебежал к зданию, у которого была разрушена крыша. Мой блокпост находился в нем, и, чтобы сместиться от заложенных окон, мне пришлось подняться к срезу стены, на который уже накладывается крыша (не знаю, как это правильно назвать). Крыши не было, а была кладка по контуру здания сантиметров 80 в высоту. Все пролеты обрушены, только швеллеры и четыре стены — остов здания без окон, без дверей, без полов, без потолков. До шестого этажа пустота, мы по веревкам туда забирались и спускались.

Переместившись по краю стены туда, где обзор был лучше, я открыл огонь. Ко мне прибежал мой товарищ, сержант по имени Сергей, забрался по веревке и говорит: «Что ты тут делаешь?» Я отвечаю: «Вон, смотри, бегают. Так давай сейчас мы с ними разберемся!»

Как я понял, они через улицу Гудермесскую из квартала пятиэтажек, отработав, перебегали в частный сектор. Наша бригада в этом квартале много людей потеряла погибшими — они выходили, чтобы зачистить прилегающие к части дома, а оттуда только успевали выносить трупы. Боевики были везде.

Ну и мы из двух автоматов открыли по боевикам огонь. Я заметил, что они начали кувыркаться по дороге, кто-то остался лежать. Потом смотрю, минут через пять они опять выбегают из частного сектора, пытаются утащить лежащих. Я опять открываю огонь, опять кто-то из них кувыркается.

(Там просто непонятно — ранен, убит… Вообще, когда в человека попадают, он еще продолжает двигаться, когда он может быть уже убит или ранен, по инерции. Бежит, начинает спотыкаться, потом падает — не так, как в кино: попали и сразу — бух на землю.)

Большую часть их группы я оставил на дороге.

Мы перезаряжаем оружие, снаряжаем… Магазинов-то у меня было много снаряженных, но чем их больше, тем лучше. Соответственно, я достал патроны и начал набивать ими пустые. Опять канонада…

Потом они открыли огонь из этих пятиэтажек — может, по связи передали, а может, меня заметили — я вел стрельбу сначала с колена, а потом, не прикрытый ничем, в полный рост.

Мы залегли. В стене были оборудованы огневые точки, защитные точки, выложенные из кирпичной кладки. Я смотрю — начали разлетаться кирпичи. «Надо выяснить точку, откуда бьют», — решил я. Ору снайперу на посту, мол, быстро осмотри здание, скорректируй огонь. Снайпер начал рассматривать — а там дым, все горит… Пока он искал, мы с Сергеем лежим, и я говорю ему: «Давай на раз-два-три приподнимаемся». Потому что бойница в полкирпича, а туда еще и автомат надо засунуть, и для обзора места практически не остается — узкая щель. Пока будешь наводиться…

(Максимализм, который у нас был в первые дни, исчез. Я знал, что пуля пробивает кирпич на раз, кладка в два кирпича разбивается после первой же очереди из обычного автомата, не говоря уже про пулемет. Поэтому я понимал, что на произведение очереди будет всего несколько секунд, и надо либо смещаться ниже, либо вообще отсюда валить.)

У нас было две огневых точки. И если боевик уже взял на прицел это место, ему приходится решать, куда стрелять — в первого или второго. Происходит некоторое замешательство — какую из целей поражать? Этого замешательства нам должно было хватить, чтобы поразить точку противника, откуда велся огонь.

Раз-два-три!.. И тут я понимаю, что мое лицо что-то обожгло. Пронеслась мысль, что пробило кирпичную кладку.

Мы еще лежим, даже не приподнялись. Мне посекло лицо осколками кирпича, у Сергея из виска идет кровь. Он смотрит на меня ошарашенными глазами, я на него. Я поначалу подумал, что его убило, что это такая предсмертная реакция — таращится, мол, что произошло-то? Поворачиваю голову в сторону кладки и вижу отверстие. Причем пуля вошла с внутренней стороны, не с внешней. Выбиваю шомпол из автомата, вставляю в отверстие, выковыриваю ее. Это снайперская пуля от винтовки СВД 7,62 миллиметра. В руке она прямо горячая, обжигает ее. Подкинул, поймал и говорю: «Ну что, Серега, это твоя, на — на память».

Выстрел произошел со спины. Мы лежали по направлению к пятиэтажкам — то ли с больницы, которая в метрах 600 была, выстрелил снайпер, то ли из частного сектора, который под углом располагался. Если с больницы — то выстрел произвел очень умелый снайпер, а если из частного сектора, то очень неумелый. Потому что пуля вошла как раз между двух наших голов, прямо по центру.

Мы с ним переглянулись, кровь у него продолжает течь. Взял его за голову, а у него оттуда торчит оплетка медная. Я ее рванул прямо с куском кожи и мяса. «Ты живой еще, не ссы», — говорю. У меня на приклад автомата был прикручен ИПП (индивидуальный перевязочный пакет), я рву его и прикладываю Сереге к виску.

И тут понимаю, что сейчас будет следующий выстрел. Это происходит мгновенно: сначала ты думаешь о том, что произошло, а потом понимаешь, что будет дальше. Я хватаю Сергея за шкирку: «Валим отсюда!» Тот кричит: «Подожди! Вон они!» (а боевики снова побежали по улице). — «Нет, валим!»

Как в замедленной съемке — только поднялся на ноги и начинаю смещаться в сторону, в кирпичную кладку с внутренней стороны начинают бить пули. Что такое стрессовая ситуация и шесть этажей сталинского дома, где потолки не 2,2 метра, понимаете? Шесть этажей без пола, только швеллеры!

Я бегу по этой кладке что есть мочи, таща за собой Серегу, свой автомат, его автомат, разгрузки… И по нам стреляют, где в стенку, где между ног попадают пули. У нас всегда знали, что если ты слышишь пулю, то она не твоя. Вж-ж-ж! Вж-ж-ж! — несется, пока мы бежим

В общем, там кто-то открыл огонь, уже даже не целясь. Им просто нужно было нас поразить. Это даже не очереди были. Если бы работал автомат или пулемет, по звуку очереди было бы понятно. А это были единичные пули. По ходу, снайпер уже упускал цель, не мог прицелиться и стрелял от безысходности.

Я преодолеваю расстояние до угла дома — а только угловые комнаты в этом здании имели пол — и сталкиваю Серегу с этой высоты вниз, запрыгиваю сам. Летим, приземляемся на кафельный пол, где были туалет и ванная. «Ну что, руки-ноги целы? Попало?» — говорю ему. «Нет», — отвечает. «Ну все, считай, второй раз родились сегодня», — смеюсь. Осматриваем себя (иногда бывает, что попадет, а ты из-за адреналина не чувствуешь), и я замечаю, что обрызган кровью, но кровь, судя по всему, Серегина, когда в него оплетка попала. Говорю: «Давай-ка ты в госпиталь, я без тебя тут справлюсь, тебе уже все — четвертого раза не будет». У него были ранены ноги, рука, голова. «Тебе Господь говорит, что это был последний раз, когда он тебе сохранил жизнь. Вали и больше не возвращайся из госпиталя». Он ушел, и до самого увольнения я его так и не видел, пока не приехал на Большую землю.

Как вы узнали, что Лебедь ведет переговоры? Что испытывали, когда сказали, что нужно отходить?

А мы никуда не отходили. Просто пришел приказ прекратить огонь, потому что достигнуты какие-то мирные соглашения.

Пока они не были достигнуты, вы о них ничего не знали?

Нет. Просто по всем каналам связи, по радиостанциям поступил приказ прекратить огонь, несмотря на то, что боевики стреляли. В случае отказа прекратить огонь командиров обещали отдать под трибунал и бойцов тоже. Было непонятно — сказали, что боевые действия прекращены, у нас очередное перемирие.

У боевиков после каждого боестолкновения, — как только они понимали, что попали под пресс, — сразу начинались перемирие и переговоры

Наша сторона понесла большие потери, так как это было неожиданно (как это мы потом узнали — хотя было много информации и у разведки, и у ФСБ, которую никто не попытался реализовать). А когда приходила наша очередь рассчитаться, то нас сразу останавливали. Просто «прекратить огонь!» — и все.

Офицеры были вынуждены это делать. Я понимаю, служебная карьера, 90-е годы — чем кормить семью, если уволят? Да еще и посадят ко всему прочему за неисполнение какого-то приказа, пусть преступного, пусть глупого. И офицеры были вынуждены подчиняться. Когда в стране неразбериха, никто же не будет заниматься конкретным делом. Сейчас-то не могут с беспределом разобраться, который с Голуновым творят, еще с кем-то… А про то время вообще говорить не приходится: посадили — и поминай как звали.

Чтобы посадить, практически как в 1937 году, собиралась чрезвычайная тройка. Пришли три сотрудника особого отдела, в который мы сдавали боевиков, выслушали, показания записали, офицера забрали. И все, никто его больше не увидит. Потом только родственники получат письмо, что он в местах лишения свободы находится, мол, приговорили его судом военного трибунала к чему-то и отправили.

Поэтому огонь прекратили. Хотя и не все — понимаете, когда в вас стреляют, и вы подчиняетесь приказу о прекращении огня, получается, что вы сдаетесь на милость победителя, который продолжает вас расстреливать и не собирается останавливаться. То есть это приказ для вас, а не для них — так это можно расценить. Игра в одни ворота.

И тогда боевики усиливают натиск, чтобы взять штурмом все здания.

Бойцам, кстати, терять было нечего. Им либо погибнуть, либо… Как будет дальше — никто не знал. Поэтому и открывали ответный огонь.

Вы же понимаете, что было бы с пленными, если бы боевики взяли какую-нибудь точку, тем более когда они разъярены — у них же тоже потери. Никакой пощады не будет, на куски порвут, кожу будут с живых сдирать

И потом Пуликовский объявил, что если они не выведут мирных жителей из Грозного, все, кто там находятся, вне зависимости от пола, расы, вероисповедания и прочего, будут по законам военного времени подвергнуты физической ликвидации. Штурмовые группы ликвидируют всех подряд.

Вы же понимаете — город заполнен боевиками. Среди них есть местные жители, но они пособники. У них было время, чтобы уйти, они обо всем знали заранее. Но некоторые там оказывали боевикам медицинскую помощь. (Кстати, столкнулся потом на гражданке с одной приятной женщиной, не чеченкой, которая в Грозном находилась в бандформировании и оказывала им медицинскую помощь. А потом мы очень мило работали с ней в одной юридической организации.)

На ваш взгляд, кто виноват в том, что произошло с мирным населением Грозного? Боевики, федералы?

Каждый получает то, чего он заслуживает. Когда боевики убивали русских, им это было в радость. Им приваливало новое имущество, машины, деньги. Всех это устраивало, даже местное население, которое, по-видимому, считало, что все так и должно быть. Но когда это обернулось против них — вы же знаете, что любая проблема, как палка, имеет два конца.

У них случилось горе: их имущество разрушалось, горело, подвергалось мародерству. Я не скрываю этого — была, например, акция возмездия за трех наших погибших товарищей на рынке. Мы этот рынок просто пустили под колеса бэтээров — раскатали как карточный домик. Нам плевать было, что это чье-то имущество. Рынок был закрыт, мы приехали рано утром, когда никого не было. Но мы понимали, что в ларьках там какая-то еда, чей-то товар.

Мы просто раскатали этот рынок. Металлические ларьки лежали вот так вот — как газета. Все они стали плоскими, как лист бумаги.

На тот момент ничего не имело значения. Наших товарищей убили, и убили хладнокровно, подло.

Вы для себя поняли, что это была за война и зачем она была?

Мы не договорили про генерала Лебедя. На тот момент со стороны нашего правительства и Лебедя непосредственно, так как он был полномочным представителем президента, это было предательство в отношении федеральных войск. Когда мы потеряли очень много убитыми и ранеными, причем на пустом месте… Если бы развединформацию реализовали, мы бы могли этого избежать, перекрыв дополнительно какие-то дороги, предприняв меры профилактики. Не откатились бы назад и не получили бы то, что получили в итоге.

Что это было — этот нарыв, как и любой межнациональный конфликт (а он начинался именно так, как это было в Карабахе, как это было в Средней Азии, в Молдавии), требовал разрешения. И таким разрешением всегда являлось применение военной силы. Рано или поздно война бы там случилась, если не в 1994 году — так в 1995-м или в 1996-м.

То, что они потом творили в Буденновске, в Первомайском, не могло остаться без возмездия, не могло длиться бесконечно. Рано или поздно любой президент ввел бы туда войска, учитывая то, что это территория Российской Федерации, хоть и мятежная.

Они объявили о независимости еще в советские времена.

Несмотря ни на что, ни на какие их попытки, к началу этой войны они являлись частью Российской Федерации. И на этой территории должен был быть установлен порядок соответственно законам России, что и произошло.

Что касается командования — да, я считаю, что наше командование не было готово к войне. У нас отсутствовала боевая подготовка в войсках. Именно из-за этого случилось 31 декабря — 10-15 января 1994-1995 годов. Из-за отсутствия карт, развединформации, необходимой при любых военных действиях. Сначала проводится разведка, и уж потом вводятся войска. Произошло все наоборот: сначала ввели войска, а потом запустили разведку — вытащите нас!

Внимание! «Лента.ру» осуждает любые национальные конфликты во всех их проявлениях, выступает против межнациональной розни и любого насилия

Монолог матери, чей сын пропал без вести на Первой чеченской войне

Меня зовут Ильючик Татьяна Георгиевна, мне 79 лет. Я дочь защитника Отечества и вдова пленного — муж был угнан в Германию во Вторую мировую. Прошла две чеченские войны. Не воевала, не брала в руки оружие, а просто поехала спасать своего сына.

Началась эта история очень давно, в 90-х. К тому времени я создала крепкую семью, родила троих детей, работала на заводе — обычная жизнь советского человека. Но потом все изменилось.

Мой сын Владимир был справедливым, непокорным, честным, никогда не врал. И вообще был самым лучшим на свете. В детстве мечтал заниматься самбо, но врачи запретили из-за здоровья, зрение — «минус шесть». Пока все мальчишки занимались спортом, он читал книги. Особенно любил русскую классику.

Учился хорошо, после школы поступил в машиностроительный техникум в Перми. Выучился наладчиком ЧПУ, защитил диплом. Еще Вова с детства мечтал овладеть кулинарным мастерством. Даже готовил со мной и умел пользоваться духовкой. Помню, уже перед армией просил отца подарить микроволновую печь. Это сейчас все у всех есть, а в то время мы жили бедно, микроволновка была роскошью.

Сын говорил: «Пап, ну купи. Буду тебе и маме все там готовить». Такие были планы: детские, школьные. Но построить свое будущее он не успел. И достичь ничего не успел — забрали.

По окончании техникума сын пошел в армию, тогда был 1994 год. Он служил в Пермской области, поселок Марково, там стоял мотострелковый полк номер 81.

В ноябре того же года их срочно отправили в Самару. Больше я его никогда не видела. Мы ждали нашего мальчика к Новому году. Хотели встретить праздник все вместе, как обычно. Но сын не приехал. Позже узнали, что он погиб в новогоднюю ночь.

В начале января 1995-го со мной связался командир. Он оказался очень человечным, честным. Переправил мне письмо от моего сына. Из него мы узнали, что он попал в Чечню.

Командир признался, что все письма, которые сыновья посылали своим семьям, отправлялись через Москву. Там они не проходили цензуру: нельзя было писать о войне. Поэтому родственникам их и не переправили. Как выяснилось позже, от солдат не дошли сотни последних весточек. Говорят, письма до сих пор хранятся где-то в московских архивах. Мешками.

После этой новости я сразу пошла в военкомат. Там мне сказали что-то невнятное. Мол, в новогоднюю ночь был сильный туман, вот они все и погибли. А вместе с ними — теперь уже известная Майкопская бригада.

Но еще сказали, что в списках погибших моего Вовы нет. С этими словами мне отдали солдатский билет сына и отправили восвояси.

Уже дома, открыв документ, я увидела, что в графе «зрение» вместо «минус шести» стояла единица. То есть он не должен был служить. Только из-за подделанной врачами информации его взяли в армию срочником. Потом выяснилось, что я была не единственной матерью, у кого таким образом забрали ребенка. Тысячи не знали, куда отправили их сыновей. И тысячи ребят вообще не должны были попадать на эту войну.

Временной отрезок между походом в военкомат и отъездом в Чечню я помню смутно. Вся семья была в шоке. Никто не знал, жив он или мертв. Мы ждали хоть какой-то информации каждый день. Но нас никто не оповещал. Из всего этого кошмара вспоминаю только «Марш мира», который я увидела по телевизору. Почти всеми участниками акции были женщины. Видимо, матери исчезнувших солдат. В тот момент приняла решение — нужно самой отправляться на поиски. Зачем сидеть и ждать? В итоге я провела в Чечне пять лет.

Разрешения у своих близких насчет поездки не спрашивала. Никому ничего не сказала и поехала. Единственное, поделилась со своим начальником на заводе, где работала. Он пошел навстречу, мне начали оформлять то просто отпуск, то отпуск без содержания. А потом устраивали какие-то липовые командировки — до пенсии мне оставалось дотянуть два года.

Муж догадывался о моих намерениях, говорил: «Вот возьму и не отпущу». А я отвечала: «Тебя даже спрашивать не буду. Я поеду, у меня там сын».

***

В апреле 1995-го я отправилась в Моздок, где размещалось наше федеральное правительство. Оказавшись там, поразилась: все изображения смешались передо мной в одну кучу. Помню, как прямо на вокзале скиталась куча детей. Они там жили. Некоторые с родителями, некоторые — без. Все было сумбурно, бешено, быстро. Одним словом — война. Точно такая же, как показывали в фильмах про Великую Отечественную. Страшно, жутко и очень больно. Еще ужаснее становилось от понимания, что это все происходит в России, моей стране.

Почти сразу после приезда удалось узнать, что там были другие матери, приехавшие на поиски сыновей. И они уже вовсю «штурмовали» военную часть. Эти женщины поселились в общежитии местного спортивного техникума. Прямо в спортивном зале там стояли матрасы и кровати, на которых располагались около 20 человек. Из-за нехватки мест я отправилась жить на вокзал. Там стояли пять небольших вагончиков, в них находилась миграционная служба, которая выдавала чеченцам пайки для детей. Пришла туда, рассказала о себе — и мне выделили свободную полку.

close

100%

Татьяна Ильючик (снизу)

Личный архив Татьяны Ильючик

Потихоньку я сгруппировалась с родителями, которые жили в техникуме. Мы часто ходили к местному аэродрому, где сидело наше правительство. На эту базу приезжали военные из Грозного, привозили какие-то сводки. А мы пытались выудить информацию о пропавших солдатах. Но вскоре поняли, что ничего узнать не удастся: никто не владел информацией о наших детях.

Со мной в вагончике иногда оставалась ночевать одна старушка из Грозного. Она ездила в Ставрополь получать пенсию. Как-то раз мы с ней разговорились. Я ей рассказала о своей жизни, она — о своей. Однажды эта женщина заявила: «Матушка, если будешь там, в Грозном, оставлю свой адрес. На всякий случай, вдруг — придется». И пришлось.

Через некоторое время я узнала, что нас переправляют в район аэропорта «Северный» в Грозном, где проживали другие матери. Говорили, что там будет больше информации о пропавших. И я решила срочно выезжать. А война к тому времени становилась все ожесточеннее.

Узнав о переселении, многие матери разъехались кто куда. Началась суматоха, и в один из дней я села на автобус до Грозного. Одна.

***

Путь туда был страшным: вокруг развалины, транспорт еле пробирался сквозь горные дороги. Когда мы наконец доехали, я вышла из автобуса и ужаснулась. Неба не было. Все черного цвета, в дыму. Горели дома, где-то далеко разрывались снаряды. А еще эта странная, непонятная чеченская речь вокруг. Я заревела, начала орать: «Господи, а дальше-то куда?»

Буквально через несколько минут я вспомнила о старушке, которая оставила свой адрес. Начала спрашивать у прохожих, как туда добраться. Отвечали только, что это далеко. По городу транспорт не ходил, все автобусы были сломаны. Помню, как начали бомбить боевики и наши. Мне кое-как удалось добраться до нужного адреса, не убили. У той женщины я осталась ночевать. Она меня накормила гречневым супом. Я его никогда прежде не ела и вообще — не знала, что из гречки можно сварить первое. Оказалось, это едят, потому что больше ничего и не было.

То, что я увидела, не опишешь словами, не расскажешь, не представишь. Когда я приехала в самое пекло и увидела этот ад, мне все стало понятно. Там была мясорубка. Всех наших маленьких парней просто бросили. Но им нужно было выполнять военные приказы. Нам, матерям, теперь самим кажется, что увиденное там — вымысел, неправда.

На следующий день бабушка рассказала мне, как добраться до «Северного». К этому времени уже начали подтягиваться и другие мамы.

Рядом с аэропортом находилась гостиница. Она была вся перестреляна, там жили военные и федеральные власти. Конечно, они были в шоке от нашего появления, но терпели. Военные нас и пристроили в одну из комнат, даже поставили солдатские кровати. Мы спали на них, потом уже и на полу улеглись — начали приезжать еще матери. Это помещение было длинным, нас там жило человек 16.

В гостинице не было воды. И еды толком не было. Мы где-то набирали 1,5-литровую бутылку и растягивали ее на целый день. Ходили по два-три человека в город с пачкой отксерокопированных фотографий наших сыновей.

Мы по ниточке вытягивали информацию о детках. То у местных, то у военных. И даже у боевиков. Любой мог владеть информацией о пропавших. Например, увидеть, как солдата захватывают в плен. Или убивают.

close

100%

Матери у стен судмедлаборатории в Ростове-на-Дону

Личный архив Татьяны Ильючик

Потом мы начали ходить по местам, где уже прошли боевые действия. Знали, что на железнодорожном вокзале была бойня, поэтому часто туда наведывались.

Шли дни, сын так и числился в списках пропавших. Собирая картину происходящего, мне удалось узнать, что в последний раз моего ребенка видели на небольшой улочке как раз близ вокзала.

Мне рассказали, что во время страшного тумана группу молодых парней на бронетехнике пустили по этому несчастному переулку. Сверху, сзади, сбоку солдат не прикрыли. Местные говорили, что подстрелили первую машину и последнюю. А что было дальше — никто не знал. Так я и продолжала искать своего сына.

Сейчас вспоминаются только огромные завалы боевой техники и взорванные дома вокруг. Мы смотрели, искали. Всего нас было около 130 матерей. И еще двое отцов.

Пока ходили по завалам, две матери погибли. Оля Осипенко пропала где-то. Также погибла Люба Мартынец, ее было особенно жалко. Нам же удалось найти живыми только двух парней. И один из них был Сережа, как раз ее сын. Когда его освободили из плена, Люба уже пропала без вести, погибла. Где она — неизвестно.

Сейчас, когда прошло столько лет, нас, родителей, вообще осталось всего около 25 человек. Умерли наши боевые друзья.

Во время поисков солдат матери сдружились друг с другом. Мы договаривались поочередно ездить домой. Месяцев по семь-восемь проводили вне боевых действий. Но все знали приметы детей других матерей. Было так, что осматриваем труп — и машинально обращаем внимание на какие-то примечательные черты не только своих мальчиков, но и детей наших боевых товарищей.

***

С течением времени родители стали осознавать, что найти и просто мертвые тела — уже удача. Часто местные передавали сведения о захоронениях солдат. Тогда мы отдавали эту информацию военным, и нам раскапывали указанную могилу. Тела поднимали из земли и увозили в Ростовскую лабораторию на опознание.

В Ростов-на-Дону мы ездили группами. Это было очень страшно. Нам по фотографиям показывали части трупов предполагаемых сыновей. У каждой матери была тетрадка, где она отмечала примечательные черты своего ребенка. По ней искали совпадения с останками и понимали, чье тело идем опознавать в морг.

close

100%

Тетрадь Ильючик, которую она вела для опознания тел

Личный архив Татьяны Ильючик

Один раз в Грозном нам передали информацию, что будет обмен. Мы, человек семь-восемь, поехали на рынок, где торговали оружием. На входе к рынку меня и других матерей встретил какой-то чеченец. Нас вели в неизвестном направлении, тыкая в спину автоматами. В итоге там действительно был обмен пленными, но своих мы не нашли.

Были и те, кто выманивал у нас деньги. Часто врали о местонахождении наших детей. Но было и так, что говорили правду, тут заранее не различишь. Мы проверяли все варианты.

Местонахождения наших ребят чаще всего предлагали командиры, за деньги. Они как-то просили несколько миллионов за информацию о мальчиках. Врали и простые люди, но они хотели не денег, а еды. Тоже ведь голые сидели.

Единственный человек, которого интересовала судьба русских матерей, — генерал Анатолий Романов. Он пользовался уважением даже среди чеченцев. Романов мне как-то сказал: «Легче пройти через строй боевых солдат, чем через строй матерей». Он за нас беспокоился и помогал как мог. Еще говорил: «Я не уйду, пока не найду последнего солдата». К сожалению, этого замечательного человека кто-то подорвал — и он остался инвалидом на всю жизнь.

***

К 1996-у все матери перебрались из «Северного» в Ханкалу. Там был военный городок, там мы уже жили в нормальной квартире. Военные выделили нам два этажа. Стало спокойнее, мы были под защитой, нас кормили.

Но война есть война. В Ханкале тоже было страшно и тяжело. Особенно, когда начинались бомбежки.

Помню, шли по городу с одной мамой, мимо нас пролетали пули. Мы с ней опустились на землю и думаем: «Господи, видно, нам и смерть тут». Но пули пролетели мимо, не задели. Осознавали только одно — надо продолжать поиски. Лишь потом уже начинали думать, как мы вообще выбрались из этого ада. Слава богу, пережили.

Еще одна история у меня до сих пор стоит перед глазами. Одной из наших мам в Ханкале выкопали парня. Его привезли и поставили на площадку, где набирались тела для отправки в Ростов. Ее Алеша лежал там два дня, и все это время мы к нему ходили. Помню, как та мать спросила: «В какой еще стране можно ходить вот так к сыну?»

Там же нас заставляли голосовать за Ельцина. Мы не пошли. Я ему долго не могла простить всей этой крови.

***

Находясь в Ханкале, мы наведывались в логово боевиков. Выискивали про них сведения среди местного населения. Многие соглашались помочь и поднимались в горы за ними, звали. Было и так, что мы сами натыкались на их след.

По возможности и нашим военным помогали. Мы же знали местонахождение боевиков. А наши солдаты, как к ним сами пойдут? Их ведь за версту всех перебьют. А мы ходили. Вот нас чеченцы и называли «российскими разведчицами».

Когда закончилась Первая чеченская война, наши свернули всю базу, забрали палатки из Ханкалы. Нам негде было жить — и почти на год мы пристроились к боевикам. Они нас сами пригласили к себе в дом. Думаю, им это тоже было выгодно. Они говорили: «Матери у нас живут. Вы, русские, им помочь не можете, так мы защитим».

Боевики относились к нам хорошо. Понимали, что уйдем от них, если будут издеваться. Кстати, даже привозили нам продовольствие. Что они ели, то и мы. Стирали, готовили, нас никто не пытал: куда пошли и зачем. Главное, у нас было где оставаться ночевать.

Мы понимали, что находимся не у себя дома, поэтому были как мышки. Права свои не качали. И не задумывались, что живем под одной крышей с людьми, которые убивали русских солдат. Нам жить было негде. Чего мы будем возникать? Мамы преследовали одну цель — найти своих детей. Живыми или мертвыми.

Предъявлять им какие-то претензии и высказывать свое мнение мы не могли. Но к матерям у них совершенно другое отношение, не как у нас. Для чеченцев мать — это святое.

Мы жили у тех чеченцев, которые вместе с нашими мужиками Афган прошли, плечом к плечу воевали. За год жизни с боевиками у меня был откровенный разговор с одним из их командиров. Я спросила, встречался ли он лицом к лицу с офицерами, с которыми воевал в Афганистане. Он ответил: «Вы знаете, я, к счастью, не встречался. Боюсь этой встречи. А мужики наши встречались». Им тоже больно было: там они воевали за одну сторону, а здесь они друг в друга стреляют.

Мы с ними пили чай, ели, консервы им носили. К нам они относились со снисхождением. Все изменилось, когда к власти пришел Хаттаб (террорист и один из руководителей вооруженных формирований самопровозглашенной Ичкерии, убит в 2002 году — «Газета.Ru»), зверь.

***

Многие из моих знакомых удивляются, почему с нами почти не было отцов. Во-первых, откуда им быть? Чеченцы убьют. Мужикам страшнее ходить. С нами ходили несколько, но почти все тут же пропали. Был один украинец, очень видный, взбалмошный и резкий. Говорил все что думает вслух, а там надо было соображать и следить за своей речью. Он очень лихо с чеченцами разговаривал, они его и зарыли заживо. Во-вторых, первой за сыном всегда ползет мать. И, конечно, боевики больше с женщинами разговаривали. Пусть было и опасно, но нас чеченцы все равно принимали.

Еще мы заходили в деревни, ночевали у местных. Чеченские матери нас принимали, кормили. Они ведь тоже потеряли своих сыновей. Кровь у всех одного цвета, слезы матерей одного вкуса. Что чеченская мать ревет, что наша.

Один раз проснулась с дурным предчувствием. Приснилось, что муж за покойником побежал. Сразу поехала звонить своим. Оказалось, родные меня искали. Связалась с дочерью, она говорит: «Папа умер». Я ответила: «Без меня не хороните, я прилечу». И вот на «Северном» наше руководство договорились с чеченцами, они меня на своем самолете отвезли до Самары, а оттуда я уже сама. Когда я прилетела домой, выяснилось, что наш папа постоянно плакал — и это спровоцировало кровоизлияние в мозг. Я похоронила мужа. А через 40 дней уехала обратно в Чечню.

Уже спустя годы дочь рассказала, как на меня реагировали наши местные, соседи. Так, один знакомый однажды заявил моей дочери: «А что, у мамы-то твоей крыша поехала?». А дочка ему лихо ответила: «У нашей мамы крыша крепче, чем у вас всех вместе взятых. Если бы она не поехала за сыном, это была бы не наша мама». Вот так.

***

И все-таки я его нашла. Почти через пять лет, но нашла зацепку о Вовочке. Мне удалось отыскать солдата, с которым мой сын ехал по туманной улочке.

Военные билеты парней были в Самаре, и я нашла имена тех, кто был с моим сыном. На тот момент мне уже удалось выяснить, что БМП, в которой находился Вова, загорелась. Узнала, что ребята забежали в дом к местным жителям. На этом след на время оборвался.

close

100%

Эксгумация тел для опознания

Личный архив Татьяны Ильючик

Уже в Перми через матерей я нашла сослуживца Вовы — Сережу Киселева из Ульяновска. Приехала к нему и попросила: «Ты мне расскажи, как было. У меня не будет истерики. Мне надо знать, погиб Вова или нет». Киселев мне ответил, что мой сын погиб — его в спину расстреляли, когда он хотел перескочить через забор. Сережа добавил: «Я его затаскивал в дом, он еще хрипел». В ответ я поблагодарила его за правду.

Теперь я убеждена, что «груз-200» с телом моего сына просто отправили куда-то чужой семье. Тогда это было сплошь и рядом. Всех остальных солдатиков, которые были с Вовой, нашли и отправили семьям. А моего — потеряли, забыли.

Я смирилась. Если кто-то ухаживает за его могилой, дай бог им здоровья. Я молюсь, лишь бы он только не остался в Чечне, большего не надо. А концов я уже не найду.

Нам, матерям, было нужно, чтобы останки сыновей просто похоронили. Как-то до нас дошла информация, что тела, пролежавшие шесть лет в лаборатории, хотят захоронить в братской могиле в Ростове-на-Дону. Мы тут же пригрозили: «Если вы это сделаете, мы их руками выроем».

Просили, чтобы ребят похоронили в Москве. Нам отвечали: «В Москве нет места, дорого везти тела». И мы завыли еще сильнее.

Помню, как один офицер сказал: «Вы что, хотите, чтобы ваших сыновей еще и у Кремлевской стены захоронили?» А когда мы в итоге отвоевали место на московском кладбище, этому офицеру поручили хоронить по 40 наших в день. Когда он нес гробы, плакал вместе с нами.

Парни лежат в Москве, на Богородском кладбище. Там поставили часовню. И только там теперь наше пристанище. Нет ни сына, ни могилы. Только это местечко, которое досталось потом и кровью. Каждое 25 сентября мы собираемся там, на кладбище. Ревем и поем.

Мы все прошли. Но мы знали, что нам это надо узнать. Парни в таком возрасте воевали, а мы что? Матери по их дорогам должны были пройти, найти, узнать. Не всем это удалось, но ничего.

***

После произошедшего я возвращалась в Грозный. Ездила с гуманитарной помощью. На тот момент я уже знала, что сын погиб, но это не имело значения. Просто надо было помогать. А как не поехать?

Думаю, у нашего поколения все было иначе, потому что мы воочию видели войну. А новое поколение не может ощутить, что это такое. В фильме «Прокляты и забыты» Сергея Говорухина есть кадр, где начинается война, а следующим кадром демонстрируются московские рестораны и дискотеки. Вот такая пропасть. Еще фильм Алексея Балабанова «Война» передает весь ужас произошедшего. Алексей Чадов отлично сыграл. Пожалуй, на этом все.

О нас — кроме Говорухина — никто и не говорил. А мамы у нас со всей России: с Дальнего Востока, с севера, с Кавказа — отовсюду. И как живет солдатская мать, нигде не показывают. Что, как она теперь живет? 26 лет прошло после войны, будет 27. Об этом речи не идет. Ни по телевизору, нигде.

close

100%

Татьяна Ильючик с внучкой Татьяной и правнуком Мишей

Личный архив Татьяны Ильючик

Поэтому о нас лет через 75 лет, наверное, будут говорить. Ведь об этом нельзя молчать. Об этой войне нельзя молчать. Потому что матери остались один на один, и дети, наши парни — тоже. Ветераны, которые вернулись, они на работу устроиться не могут, потому что у них психика была нарушена. В 18 лет такое пережить.

Сейчас я счастливая. У меня есть дочь, внуки. Я их всех очень люблю. Все, что я прошла, научило меня главному — при любых обстоятельствах нужно сохранять человечность, не обозлиться.

Но стоит закрыть глаза, и картинка всегда одна — Чечня. И забыть ее невозможно.

Культурная карта Чечни

Мы расскажем вам, какие достопримечательности нужно обязательно увидеть в Чеченской Республике и в ее столице — городе Грозном.

Регион, где есть и величественные горы, и быстрые реки, и густые леса, и бескрайние равнины. Мир, в котором почитают старших, уважают женщин, любят детей, помогают друзьям, рады гостям. Край, богатый достопримечательностями и учреждениями культуры, столь привлекательными для туристов. Город с грозным названием и с огромным сердцем — «Сердцем Чечни», мечетью имени Ахмата Кадырова, что на проспекте Владимира Путина. Эту крупнейшую в Европе мечеть должен увидеть не только каждый мусульманин, но и любой ценитель прекрасного.

Итак, перед вами — культурная карта Чечни. Женщины, покрывайте головы платками, мужчины — протягивайте дамам руки. Отправляемся в путешествие.


Строительство мечети было завершено в 2008 году. Внутри она украшена белым мрамором и настенной росписью. Высота минаретов мечети — 63 метра, это самые высокие минареты в России.

Многометровые люстры своей конфигурацией и сочетанием олицетворяют три наиболее известные мировые святыни ислама — Каабу в Мекке, мечеть Ровзату-Небеви в Медине и мечеть Куббат ас-Сахра в Иерусалиме.

Мечеть способна вместить более 10 тысяч верующих, но во время праздников вокруг нее собираются сотни тысяч. И без сомнения, «Сердце Чечни» сегодня в полной мере оправдывает свое название, собирая и объединяя народ возрождающейся республики.


Краеведческий музей имени Хусейна Исаева расположен на территории древнего замкового комплекса Пхакоч, датируемого XI–XV веками. Путь сюда лежит через Аргунское ущелье, и, проезжая по узкой извилистой дороге, гости могут насладиться удивительной красотой первозданной природы.

На первом этаже музея демонстрируются старинное оружие, украшения, орудия труда и предметы быта, которым более ста лет. Желающие могут даже примерить национальную одежду.

Второй этаж — мемориальная экспозиция. Она посвящена памяти первого председателя госсовета республики Хусейна Исаева.


Сохранивший первозданные ландшафты, музей-заповедник представляет огромную ценность как участок с уникальным многообразием флоры, фауны и архитектурных памятников.

Аргунский музей-заповедник находится в самой живописной и в то же время в самой высокогорной и труднодоступной части республики.

Это историко-географическое пространство, где хорошо сохранились множество уникальных объектов культурного наследия чеченцев — пещерные гроты, стоянки, усыпальницы, грунтовые могильники, подземные и надземные родовые склепы, боевые и жилые башни и замковые комплексы.

Всего на территории Аргунского музея-заповедника находится около 600 памятников истории, культуры, археологии, архитектуры и природы, из них более 170 объектов относятся к памятникам федерального значения.


Местные достопримечательности:

• Крепость-укрепление, возведенная по приказу царской администрации периода Кавказской войны.

• Буковый парк в селе Ведено.

• Высокогорное озеро Кезеной-Ам, на котором до распада СССР располагалась спортивно-тренировочная база сборной СССР по гребле.

• Средневековые чеченское традиционное жилье, боевые башни и башенные комплексы.


Народный художник России Илес Татаев творит не кистью и не шпателем, а долотом и киянкой. Потому что его, без преувеличения, шедевры создаются из капа — твердых наростов на стволах деревьев. Его называют «жрецом ее величества природы», скульптором нового тысячелетия, новатором и первооткрывателем доселе неведомой миру сокровенной красоты природы.


В залах учреждения ежемесячно обновляются выставочные экспонаты из произведений изобразительного и декоративно-прикладного искусства художников Северного Кавказа и России.

На постоянной основе проходит выставка предметов декоративно-прикладного искусства братьев Мовлади и Мовсара Юсуповых из Шали. В числе экспонатов выставки — национальные музыкальные инструменты, оружие (сабли, кинжалы, боевые топоры, копья), доспехи воинов XVIII–XIX веков, а также предметы домашней утвари.

Читайте также:

Музей создан в 2010 году в целях увековечения памяти выдающегося сына чеченского народа, видного российского общественно-политического деятеля — первого президента Чеченской Республики, Героя России Ахмат-Хаджи Абдулхамидовича Кадырова.


Литературный музей в селе Парабоч посвящен жизни и творчеству великого поэта и его пребыванию в Чечне. Время, проведенное в этом имении, оставило заметный след в жизни поэта. Здесь он познакомился с жизнью, обычаями и культурой гребенских казаков, чеченцев и кумыков.


Арби Шамсудинович Мамакаев (1918–1958) — известный чеченский поэт, создатель новой формы стихосложения в вайнахской поэзии. В девяти рабочих комнатах музея размещены более двух тысяч экспонатов, рассказывающих не только об Арби и его литературном наследии, но и о быте и культуре, об историческом прошлом представителей вайнахов, об участниках войн (земляках) со времен Первой мировой войны.


Литературно-мемориальный музей Абузара Айдамирова создан в родном селе писателя Мескеты в 2006 году с целью увековечить память классика чеченской литературы.


В новом здании музея, отстроенном в 2009 году при поддержке Регионального благотворительного фонда А. Кадырова, с прекрасными светлыми экспозиционными площадями, в новом, современном виде, представлены экспозиции в соответствии с профилем музея. Рядом находится дом, где жил писатель. Типологический уголок — «Двор казака и горца середины XIX века» представляет стилизованные постройки времен Льва Толстого, предметы быта, орудия труда.


Создан в 1931 году как театральная студия; здесь впервые в истории чеченского театра играли женщины.

С чеченским театром сотрудничали известные мастера театрального искусства России — режиссеры, художники, композиторы, хореографы: Б. Шатрин, А. Славин, В. Серебровский, К. Мурзабеков, М. Таривердиев, Ю. Громов.

80 лет Чеченский государственный драматический театр имени Х. Нурадилова способствует развитию культуры своего народа, вносит самобытный вклад в общероссийскую театральную культуру. Подтверждение тому — почетные звания, государственные премии России, достижения на всесоюзных и общероссийских фестивалях.


Республиканский театр кукол (с 2006 года — Чеченский государственный театр юного зрителя) — один из старейших в Чеченской Республике.

Театральные деятели в 1935–1936 годах объединились и создали кружок любителей театра, на базе которого и был впоследствии организован театр кукол. Сохранились имена первых актеров-кукольников — Павел Бердников, Евгения Тааль, Екатерина Холод, Мария Яковлева… В архиве театра хранятся несколько старых, пожелтевших от времени любительских фотографий тех лет, скупые газетные строчки о создании в городе театра кукол. Так началась на Чеченской земле история уникального по своей природе искусства — искусства «играющих кукол».


Кавказский Узел | Новости Чечни // Лента новостей, последние новости, события, статьи, интервью, погода.

Лента новостей

05 сентября 2021, 23:05

  • Правозащитники оценили искренность слов Тарамовой

    Халимат Тарамова записала видеоролик под давлением, предположила Светлана Анохина. Информационный шум только нагнетает обстановку вокруг семьи Тарамовых и просьба оставить ее в покое объяснима, указала Саида Сиражудинова.

05 сентября 2021, 18:30

  • Подруга Тарамовой сочла ее видеообращение постановочным

    Видеообращение, в котором жительница Чечни Халимат Тарамова попросила оставить ее семью в покое, записано под давлением, предположила подруга девушки Анна Манылова. Пользователи Instagram в комментариях к видео призвали закрыть тему Тарамовой.

05 сентября 2021, 09:07

05 сентября 2021, 01:23

  • Свекрови ростовской мусульманки отказано в опеке над внуками

    Екатерине, свекрови обвиняемой в содействии террористической деятельности уроженки Ростова-на-Дону, власти отказали в опеке над тремя внуками. Решение мотивировали неподобающими жилищными условиями и попыткой вывезти детей за пределы Ростовской области.

04 сентября 2021, 22:28

04 сентября 2021, 02:18

03 сентября 2021, 15:48

03 сентября 2021, 13:58

03 сентября 2021, 05:01

02 сентября 2021, 22:00

  • Суд заинтересовался интервью свидетеля по делу Хангошвили

    Интервью свидетеля обвинения Александра Водореза будет оглашено на процессе по делу об убийстве Зелимхана Хангошвили, так как показания Водореза в суде отличаются от того, что он рассказал журналистам. Защита потребовала исключить показания свидетеля из дела, обвинение ходатайствовало о допросе родителей жен Водореза и обвиняемого Вадима Красикова.

Все новости

Убит президент Чечни Ахмат Кадыров | Европа и европейцы: новости и аналитика | DW

Через несколько минут после первого сообщения-«молнии» из Грозного информационное агентство ИТАР-ТАСС со ссылкой на чеченскую администрацию опровергло данные о смерти Кадырова.

Немецкое агентство dpa, передавая утром 9 мая новость о гибели Ахмата Кадырова, особо отметило неофициальный характер этой информации.

Официальные российские источники несколько часов не давали определенных сведений.

Тем временем информационное агентство Reuters сообщает о 14 погибших. Среди раненых — начальник военной группировки генерал-полковник Валерий Баранов, председатель Госсовета Чечни Хусейн Исаев (позднее стали поступать сведения о его гибели), глава МВД Чечни Алу Алханов, военный комендант Григорий Фоменко. Валерию Баранову взрывом оторвало ногу — он находится в тяжелом состоянии после операции.

Продолжали приходить сообщения о жертвах. Представители силовых структур России говорят уже о 30-40 погибших. Ясность должно внести расследование, которое объявила Генеральная прокуратура.

В условиях информационной политики, которую Кремль проводит в Чечне, работа западных корреспондентов чрезвычайно затруднена. Поэтому в сообщениях агентств, опирающихся на противоречивый и запоздалый официоз, возможны неточности.

Бомба в трибуне

Взрыв произошел непосредственно на трибуне, на которой находились руководители. По одной из версий, бомба была скрыта в бетоне, поэтому ее не удалось обнаружить при проверке. Не исключается также версия участия в теракте смертника-камикадзе. Взрыв прогремел уже в завершающей стадии парада, когда колонны прошли по стадиону «Динамо», где проводилось праздничное мероприятие.

Американская телекомпания CNN передала кадры теракта. Видны разрушенные взрывом трибуны, окровавленные лица, кареты «скорой помощи».

Президент Путин заявил, что «возмездие будет неотвратимым». Примерно за неделю до этого сообщалось об усилиях военных именно к 9 мая, когда в России празднуется победа во второй мировой войне, захватить лидера сепаратистов Аслана Масхадова. Официальные СМИ передавали информацию о том, что тот уже якобы заблокирован на востоке Чечни. Однако вместо «подарка к празднику» в виде поимки Масхадова пришла информация о гибели Кадырова.

В середине дня 9 мая, как передает Reuters, Путин подтвердил сообщение о гибели чеченского президента. Он принял в Кремле его сына Рамзана и выразил личные соболезнования. (бб)

Чечня: из Ачхой-Мартана изгнали несколько десятков жителей

Поздно вечером 27 ноября 2016 года Алам Хаджаев, житель села Ачхой-Мартан, возвращался на своем автомобиле из Грозного домой. «Форд Фокус», в котором находились также его 10-летний сын и двоюродный брат Наиб, выехал на встречную полосу и столкнулся с машиной, в котором ехали пятеро членов семьи Шоиповых. Следом в машину врезался еще один автомобиль. В результате погиб сам Алам Хаджаев, его брат и все пятеро Шоиповых (включая двух детей). Сын Хаджаева и водитель третьего попавшего в ДТП автомобиля получили травмы. По данным полиции, виновником дорожно-транспортного происшествия был Алам Хаджаев, находившийся в состоянии алкогольного опьянения.

Эта трагедия широко освещалась в СМИ Чеченской Республики. 28 ноября телеканал «Грозный» в программе «Вести» сообщил, что, узнав о произошедшем, глава ЧР Рамзан Кадыров провел специальное совещание, посвященное ситуации на дорогах. На нем Кадыров много и правильно говорил о необходимости усилить работу по профилактике ДТП, совершаемых пьяными водителями, о необходимости жестко наказывать людей, садящихся за руль в нетрезвом виде. Он поручил Магомеду Даудову, председателю парламента ЧР и одновременно руководителю оперативного штаба по профилактике ДТП, обеспечить тщательное расследование. При этом он подчеркнул: «Магомед, я прошу вас всех — все, что я говорю, сделать по закону».

Даудов в тот же день на встрече с прокурором ЧР говорил о необходимости строго бороться с пьянством за рулем, но, опять же, в рамках закона. По словам Даудова, погибшего водителя, спровоцировавшего аварию, не раз привлекали к ответственности за нарушение правил дорожного движения.

Заместитель министра внутренних дел ЧР Апти Алаудинов в тот же день сообщил телезрителям, что республиканские власти выходят с инициативой об ужесточении наказания для лиц, садящихся за руль в нетрезвом виде.

Казалось бы, какие могут быть возражения против таких слов и намерений?!

Но…

Во-первых, Кадыров в своих выступлениях и постах в Instagram в очередной раз сравнивал пьяных водителей с террористами-смертниками. Вслед за ним ту же мысль развивали Даудов и Алаудинов.

Подобные образные сравнения вполне допустимы, даже и для должностных лиц. НО — если бы они произносились не в Чечне. Тут любые слова главы республики, а фактически полного ее хозяина, воспринимаются его подчиненными как прямое указание действовать. А как в республике поступают с семьями подозреваемых в терроризме — хорошо известно.

Во-вторых, Кадыров этим не ограничился — он обратился к своей любимой теме ответственности родственников.

Приведем цитату из сюжета, показанного 28 ноября телеканалом ЧГТРК «Грозный» в программе «Вести».

«Корреспондент: Родные нетрезвых водителей несут непосредственную ответственность за их действия, так как они должны следить и быть в курсе того, чем занимаются их дети. Глава Чечни подчеркнул, что в отношении нарушителей нужно принимать жесткие меры, действуя в рамках закона.

Кадыров: Нужно подумать, каждый родитель знает, пьет ли его сын или нет, хотя и говорят, что не знали. Будут знать, если смотреть. Если поздно приходит домой, спросить, где был, почему так поздно пришел. Если работает, то на смене или где? Отец или родственники должны знать, чем и где занимается его сын, чтобы завтра не было поздно».

Тот же телеканал в другом сюжете в тот же день сообщил, что мужчины из семьи виновника аварии покинули Ачхой-Мартан. Причем излагались две версии произошедшего. Вначале за кадром голос, предположительно жительницы села, сообщал, что мужчины выселены из села в Ингушетию, они находятся в Сунже и не знают, как им быть. Однако затем, как бы опровергая сказанное, женщины из семьи виновника аварии на камеру сообщали, что мужчины сами уехали в знак уважения к семье людей, погибших по вине их родственника.

О том же на следующий день сообщило интернет-издание «Кавказский узел».

Согласно чеченским обычаям, мужчины из рода убийцы уезжают из дома. В нем остаются лишь дети и женщины, на которых обычай кровной мести не распространяется. В дальнейшем возможно примирение, но лишь после того, как семья виновника направит к семье погибшего старейшин с просьбой простить кровь.

Однако как теперь выясняется, большинство — если не все — родственников виновника ДТП покинули свои дома отнюдь не добровольно.

Как описали заявители в ПЦ «Мемориал» (а позже это подтвердили другие жители Ачхой-Мартана), уже вскоре после трагического происшествия на дороге, в ночь на 28 ноября, в дом Алама Хаджаева приехали полицейские и увезли всех находившихся в тот момент в доме его родственников-мужчин на беседу с начальником ОМВД по Ачхой-Мартановскому району. Тот, ссылаясь на распоряжение главы республики Кадырова, приказал всем мужчинам-родственникам Хаджаева — из семей Хаджаевых и Сатуевых — в течение двух часов покинуть территорию Чеченской Республики.

Через некоторое время, около 4–5 часов утра, на улицу, где живут Хаджаевы и Сатуевы, на нескольких машинах прибыли сотрудники полиции. Они стучали в ворота домов Хаджаевых и Сатуевых и кричали, чтобы те немедленно уезжали из республики. Тех же, кто решит потом вернуться домой, полицейские обещали забрать в отдел и «до смерти избить». Полицейские также потребовали ни в коем случае никуда не жаловаться.

В результате всем мужчинам Хаджаевым и Сатуевым (примерно 40–50 человек из 16 или 17 домов), начиная примерно с 17-летнего возраста, ничего не оставалось, как покинуть свои родные дома.

Уехать пришлось даже тем, кто болел.

35 мужчин разместились в городе Сунжа в Ингушетии у дальних родственников, которые согласились принять их. Они жили там некоторое время, затем, чтобы не стеснять родных, выселенные переехали в пустой дом, принадлежащий их знакомому.

В конце декабря 2016 года к ним приехали сотрудники ОМВД по Сунженскому району Ингушетии и потребовали, ссылаясь на распоряжение Юнус-Бека Евкурова, чтобы они в течение 15 минут покинули территорию республики, предлагая для этого автобус. Разговаривали полицейские вежливо, но твердо требовали уехать, поскольку они не знают, по какой причине их выселили из Чечни — возможно, из-за каких-то правонарушений. Разговор был тайно записан одним из бывших жителей Ачхой-Мартана и размещен в интернете. Люди, выселенные из Чечни, были вынуждены уехать и из Ингушетии.

Давал ли на самом деле глава республики такое распоряжение или инициативу проявило местное полицейское начальство — непонятно.

До настоящего времени большинство выселенных из Чечни людей скитаются по разным регионам России. Нам известно, что, по крайней мере, один из них пытался вернуться в свой дом в Ачхой-Мартане, был избит полицейскими и вновь уехал из Чечни. Были ли другие аналогичные попытки, мы не знаем.

Руководитель программы «Горячие точки» ПЦ «Мемориал» Олег Орлов так прокомментировал ситуацию: «Интересно, что и Рамзан Кадыров, и люди из его окружения, говоря о необходимости борьбы с пьянством за рулем, публично заявляли, что действовать надо строго в рамках закона. Но как действия полицейских, выгоняющих людей из их собственных домов, соотносятся с такими заявлениями? Никак!
Впрочем, эти действия никак не сообразуются и с чеченскими обычаями и традициями. Адаты — это, в том числе, и своеобразный механизм саморегуляции общественной жизни традиционного вайнахского общества. Заставлять людей поступать согласно предписаниям адатов с помощью полиции — это нынешнее „
ноу-хау“.
Мы не можем утверждать, что такое распоряжение пришло прямо от республиканского руководства. Нельзя исключить, что это делалось по распоряжению
какого-то мелкого полицейского начальства. Но важно, что в республике создана атмосфера, когда такое не только возможно, но и воспринимается населением как неизбежность.
В современной Чечне мы сталкиваемся с 
каким-то противоестественным сплавом из абсолютизма, искаженных горских традиций, показательной лояльности Конституции России и требованиями начальства неукоснительно следовать тому пониманию ислама, который сегодня демонстрирует Кадыров.
Кроме того, эта история должна была бы стать предостережением для многих в России, кто всячески приветствует коллективную ответственность за террористические преступления. Стоит только начать идти по этому пути — конца не будет! Сегодня будут отвечать родственники обвиняемых в терроризме, завтра — в бандитизме, потом — в пьяном вождении
и т. п., и т. д.»

В Чечне задержаны родственники похищенных геев — правозащитная группа

Власти Чечни задержали десятки родственников двух геев, которые были принудительно возвращены в южный российский регион для предъявления обвинений в терроризме, сообщила правозащитная группа независимому телеканалу «Дождь» в среду.

Московская правозащитная группа ЛГБТ-сети сообщила, что 20-летний Салех Магамадов и 18-летний Исмаил Исаев бежали из Чечни в прошлом году, но были арестованы и вернулись в феврале по обвинению в пособничестве незаконному вооруженному формированию.Братьям грозит до 15 лет тюрьмы, если они будут осуждены по обвинениям, которые правозащитники называют сфабрикованными.

Сеть ЛГБТ сообщила «Дождю», что 20 родственников Магамадова и Исаева во вторник в течение двух часов находились в неизвестном месте, пока полиция пыталась выяснить местонахождение родителей этих мужчин.

Родители Магамадова и Исаева бежали из республики Чечня после того, как полиция вынудила их отца отказаться от права на помощь адвоката, сообщает «Дождь».

Мать мужчин Зара Магамадова на прошлой неделе сняла на пленку обращение к уполномоченному по правам человека России с требованием освободить ее сыновей и обвинением властей в «фабрикации» против них уголовного дела.

«Я прошу всех, кто может помочь, помогите мне увидеть моих сыновей живыми и здоровыми», — сказала она.

20 родственников Магамадова и Исаева были освобождены в одночасье, сообщает новостной сайт «Кавказский узел».

Европейский суд по правам человека в прошлом месяце обязал Россию предоставить родственникам, адвокатам и врачам доступ к Исаеву и Магамадову.

Сеть ЛГБТ сообщила, что власти обвинили мужчин в использовании канала социальных сетей, критикующего правительственных чиновников, и пытали их в 2020 году из-за их сексуальной ориентации.

Сильный лидер Чечни Рамзан Кадыров, который в течение многих лет сталкивался с расследованиями СМИ по поводу заключения и пыток гомосексуалистов в секретных тюрьмах, заявил, что его регион является исключительно гетеросексуальным.

На фоне возмущения за границей чеченский авторитет Кадыров закладывает основу для четвертого срока

В феврале 2016 года, всего за несколько недель до выборов главы исполнительной власти в Чеченской республике на Северном Кавказе, действующий лидер Рамзан Кадыров заявил по государственному телевидению, что с него достаточно.

«Мое время прошло, — сказал он. «В нашей команде много преемников. У нас очень хорошие специалисты ».

Это заявление не только не конец пресловутой карьеры Кадырова в качестве сильного лидера в регионе, но и начало тщательно продуманной кампании с целью умолять его остаться у власти. В нем были представлены видеоролики с плачущими женщинами и детьми и заявление уполномоченного по правам человека региона о том, что отставка Кадырова будет равносильна нарушению прав каждого чеченца.

«Общество не видит альтернативы [Кадырову], и о преемниках не может быть и речи», — говорится в заявлении ранее неизвестной группы под названием «Гражданский форум Чеченской Республики».

Поддерживаемый Кремлем Кадыров передумал — если на самом деле он намеревался отказаться — и сумел в последнюю минуту развернуть официальную кампанию. Согласно официальному результату, он выиграл третий срок, набрав 98 процентов голосов — результат, на который критики правительства изменили, повлияли мошенничество и давление на население с целью его поддержки.

Сейчас этот срок подходит к концу, и политический театр возвращается. Когда Россия пойдет на выборы в национальные законодательные органы 17-19 сентября, чеченцы проголосуют за главу республики. И Кадыров, похоже, готов претендовать на еще один срок, несмотря на его долгую историю нарушений прав человека, включая то, что Хьюман Райтс Вотч назвала «вопиющими случаями пыток, публичного унижения, насильственных исчезновений и внесудебных казней».

Связанные с Кадыровым люди были осуждены за участие или причастность к убийствам журналистки-расследователя Анны Полтиковской, правозащитницы Натальи Естимировой, бывшего вице-премьера России и политического лидера оппозиции Бориса Немцова и других.

23 июня в Грозном прошел Глобальный конгресс народов Чечни — форум на полдня, в котором приняли участие 5000 делегатов из 23 стран, несмотря на то, что он был объявлен только в начале недели.

На съезде присутствовали делегаты из Турции, Франции, Германии, Бельгии и других стран, хотя ни одна из чеченских диаспорских организаций, с которыми связались RFE / RL, не уведомила о конгрессе заранее и не прислала своих представителей.

«Этих делегатов никто не выбирал», — сказал Аслан Муртазалиев, глава Ассоциации чеченцев Европы.«Они призраки, и никто их здесь не знает…. У нашей ассоциации есть отделения во многих странах Европы, и мы бы никогда не пошли на кадыровское мероприятие ».

«Рамзан [Кадыров] — единственный кандидат на пост главы Чеченской Республики», — заявил на мероприятии депутат Госдумы Адам Делимханов.

«Именем всех кланов, всех деревень»

Человек по имени Али Бажаев, который утверждал, что является вице-президентом группы под названием «Альянс чеченцев во Франции», поддержал выдвижение «от имени всех чеченцев во Франции».”

79-летний Руслан Хасбулатов, который был председателем Верховного Совета России до его противостояния с президентом Борисом Ельциным в октябре 1993 года, также призвал чеченцев голосовать за Кадырова.

После того, как делегаты закончили обед, они составили шествие во главе с главным муфтием республики Салахом Межиевым и направились к резиденции Кадырова, чтобы призвать его «от имени всех кланов, всех деревень и всех уважаемых деятелей. Ислам »прислушаться к их призыву« не бросать их на этом пути.”

Межиев затем лично вручил Кадырову копию единогласного решения съезда. По словам аналитиков, мероприятие было организовано в спешке для представления резолюции за несколько минут до видеоконференции Кадырова с президентом Владимиром Путиным во второй половине дня. Путин высоко оценил то, как Кадыров управляет региональной экономикой, и призвал его баллотироваться на новый срок, «чтобы продолжить свою работу».

«Со своей стороны желаю вам только успехов», — сказал Путин.

Хьюман Райтс Вотч заявила, что утверждение Путина о том, что Чечня при Кадырове является «одним из самых безопасных мест» в России, было «особенно циничным.«Всего двумя днями ранее глава государственного телевидения Чечни пригрозил убить критиков Кадырова.

«Если кого-то нужно убить, того, кто заслуживает смерти, мы убьем», — сказал Чингиз Ахмадов в видео в Instagram, добавив, что любой «враг Рамзана Кадырова — враг чеченского народа».

44-летний Кадыров фактически унаследовал пост главы Чечни после того, как его отец, президент Чечни Ахмед Кадыров, был убит в 2004 году. После пребывания на посту премьер-министра Кадыров был назначен президентом Чечни Путиным в 2007 году.В 2011 году тогдашний президент Дмитрий Медведев дал ему второй срок и единогласно проголосовал законодательный орган региона. В течение этого срока пост чеченского «президента» был упразднен, и Кадыров с тех пор является «главой» Чеченской республики.

Написано старшим корреспондентом Радио Свобода Робертом Коулсоном на основе репортажа корреспондента Петра Севрюка с Кавказа. Реальный отдел Северо-Кавказской службы Радио Свобода.

Путин дал Чечне свободу действий в преследовании ЛГБТИ

Наталья Прилуцкая, Россия, исследователь Amnesty International

Во второй раз менее чем за два года жестокое преследование на почве гомофобии заставило ЛГБТИ в Чечне опасаться за свою жизнь.Ранее на этой неделе Российская ЛГБТ-сеть подтвердила сообщения о том, что чеченские власти возобновили широкомасштабные аресты лиц, считающихся геями или лесбиянками, их сажают в тюрьмы и подвергают пыткам.

Согласно защищенным источникам организации, с декабря было арестовано около 40 человек, и как минимум два человека погибли под пытками. Сообщается также, что полиция потребовала, чтобы семьи геев и лесбиянок совершили убийства «в защиту чести» против своих родственников и предоставили доказательства их убийств.

Эти ужасающие сообщения последовали за предыдущей «чисткой геев» в 2017 году, когда сотни мужчин были задержаны и подвергнуты пыткам, что вновь привлекло всеобщее внимание к плачевным показателям соблюдения прав человека в Чечне.

В прошлом году я несколько раз был в столице Чечни Грозном. Каждый раз меня поражал контраст между сияющими стеклянными небоскребами, роскошными бутиками и модными кафе, выстилающими улицы города, и почти осязаемым страхом в воздухе. Когда говорят, люди тщательно выбирают слова.

Организация встреч с правозащитниками требует тщательного планирования, чтобы гарантировать их анонимность и безопасность. Ставки не могли быть выше: чеченский лидер Рамзан Кадыров руководил многолетней кампанией преследований, запугивания и насилия в отношении правозащитников, в результате которой несколько видных деятелей были убиты за свою работу и несколько других заключены в тюрьму.

Люди, которые задокументировали нападения на ЛГБТИ, действовали с невообразимым мужеством, рискуя арестом, пытками, жестоким обращением и даже смертью, если они будут идентифицированы.

За глянцевыми фасадами новых домов, которые постоянно возникают вокруг Грозного, стены домов, магазинов и офисов заполнены портретами Кадырова. Невозможно смотреть телевизор или слушать радио, не услышав его имени.

Это хорошая метафора того, как страх перед Кадыровым пронизывает все стороны жизни в Чечне, и как его система абсолютного правления нарушила закон и порядок внутри республики. Любой, кто осмеливается жаловаться на чиновников или их политику, сталкивается с публичным унижением или даже хуже.Типичные наказания за инакомыслие включают в себя принуждение к извинениям по телевидению, сожжение вашего дома или сфабрикованное уголовное дело.

С лицом Кадырова повсюду, находясь в Грозном, легко забыть, что Чечня остается частью Российской Федерации, которая подписала многие международные договоры по правам человека. Когда стало известно о репрессиях в 2017 году, российские правозащитники и журналисты обратились к федеральным властям с требованием провести расследование и незамедлительно принять меры для защиты жизни ЛГБТИ людей в Чечне.

Максим Лапунов, пока что единственная жертва, которая публично рассказала о своем испытании, подал официальную жалобу российским властям в сентябре 2017 года. В мрачных подробностях Максим описал, как его держали в течение 12 дней в залитой кровью камере, избивали палками и подвергали пыткам. полиэтиленовый пакет, надетый на его голову.

В ноябре 2018 года, после нескольких месяцев опровержений и сокрытия информации, российские власти заявили, что не могут подтвердить заявление Максима, и отказались возбуждать уголовное дело по обвинениям.

Этот сокрушительный удар по справедливости вызвал тревогу у многих активистов в Чечне, которые знали, что без привлечения к ответственности чеченские власти возобновят свои злодеяния — лишь вопрос времени. К сожалению, они уже доказали свою правоту.

В декабре 2018 года Организация по безопасности и сотрудничеству в Европе опубликовала отчет, в котором обвинила Россию в том, что она скрывает чеченских чиновников от проверки. Кадыров знает, что у него есть карт-бланш, когда речь идет о нарушениях прав человека.

Тем не менее, после репрессий 2017 года, продолжающемуся международному вниманию, удалось временно приостановить аресты. Это показывает, что чеченские и российские власти не защищены от критики. Таким образом, международное сообщество может сыграть важную роль в оказании давления на политические элиты, чтобы они признали свои преступления и предприняли важные шаги для привлечения виновных к ответственности.

В 2017 году Российская ЛГБТ-сеть при поддержке других НПО помогла эвакуировать сотни людей из Чечни, а в некоторых случаях перевезла их в другие места.Несколько стран, включая Канаду, Францию, Германию и Литву, предоставили убежище десяткам людей, хотя, к сожалению, они выделяются своей щедростью, а другие правительства неохотно или слишком медленно предлагают защиту.

На этот раз правительства должны быть готовы ускорить процесс предоставления убежища, чтобы любой, кто хочет покинуть Чечню, мог сделать это быстро и безопасно. Прежде всего, они должны дать понять чеченским властям, что они наблюдают и что эти ужасные преступления не происходят в темноте.

Эта статья была впервые опубликована на The Moscow Times

Дополнительная литература

Текущий кризис в Дагестане и Чечне: сохранится ли федерация?

Михаил Алексеев

Два года назад, когда я был в столице Дагестана Махачкале, я увидел, что экономика стоит на месте, но этнические и религиозные силы находятся в движении. Несмотря на повсеместную бедность, новые мечети усеяли ландшафт, и даже новая заправочная станция на дороге из аэропорта в город выглядела как миниатюрная мечеть.Этнические народные движения, представляющие большинство из 14 основных этнических групп Дагестана, построили в Махачкале впечатляющие «дворцы культуры».

Я вспоминаю, что думал, что если ситуация ухудшится, эти движения могут быстро набрать активистов и боевиков из вездесущих банд безработных молодых людей по всему городу. Популярной формой «музыки» являлись любительские записи боевиков в соседней Чечне, подрывающих российские танки вдребезги.

На Северном Кавказе снова звучит военная музыка, на этот раз по-настоящему.Во-первых, около 2000 повстанцев перешли из Чечни в Дагестан в попытке создать независимое исламское государство. Повстанцы встретили жесткое сопротивление со стороны большинства дагестанцев и были изгнаны, но они также спровоцировали российских военных на то, что они забили тонны металла в горные склоны и относились к местным жителям с высокомерием и подозрением.

Утверждая, что чеченские террористы взорвали три жилых дома в Москве и Волгодонске в августе и сентябре, Кремль собрал около 200 000 военнослужащих вокруг Чечни, отменил мирные переговоры и нанес удары с воздуха по столице Чечни Грозному.Спасаясь от смерти и разрушения, к ноябрю около 200 000 человек направились в соседнюю республику Ингушетия. В Москве милиция задержала и депортировала 10 000 человек с более темной кожей, типичных для этнических групп на Кавказе. Приблизительно 80 000 нерусских и людей смешанного этнического происхождения бежали из Москвы, опасаясь этнической чистки.

Отмена мирного договора 1997 года, в котором президент Борис Ельцин признал нынешнее чеченское правительство всенародно избранного Аслана Масхадова, премьер-министр России Владимир Путин заявил, что Масхадов был нелегитимным и что Чечня, опять же, была не чем иным, как «бандитским анклавом». .«Ельцин только похвалил Путина за его решительные действия.

Ставки высоки. Россия сталкивается с самым серьезным кризисом безопасности со времен унизительного поражения в Чечне три года назад, и Кремль опасается, что ее не будут считать великой державой, если она потеряет Чечню и Дагестан

Времена изменились со времен Советского Союза

Это заблуждение, если только не принять популярную теорию заговора о том, что нынешний кризис был организован Ельциным, чтобы отменить выборы в следующем году.В основе этого заблуждения лежит «теория домино», уходящая корнями в травматический крах Советского Союза: Кремль опасается, что если одна республика уйдет, то другие тоже отколятся. Тогда Россия будет состоять из горстки этнически русских регионов вокруг Москвы.

Но снисходительность Кремля к теории домино, наряду с его высокомерным стремлением считаться «великой державой», представляет для России гораздо более серьезную, хотя и иную, угрозу, чем региональный сепаратизм. Во-первых, теория домино неверна.

До нынешней военной кампании в Чечне — и это важный критерий — Россия не могла рухнуть так же, как Советский Союз восемь лет назад, даже если Чечня и Дагестан отделились, по нескольким причинам:

1 89 регионов, составляющих Россию, никогда не имели атрибутов суверенитета, которыми обладали 15 республик бывшего Советского Союза. Тридцать один из этих 89 регионов Российской Федерации был разделен на административные единицы по национальному признаку.Когда распался СССР, эти единицы, называемые автономными республиками и округами, не имели политбюро, флагов, гимнов или мест в Организации Объединенных Наций — атрибутов, которые помогли бывшим советским республикам относительно легко стать независимыми государствами. Республикам России предстоит пройти долгий путь к установлению любого вида реального суверенитета, который мог бы угрожать России в целом. Перспективы международного признания близки к нулю. Напротив, катализаторы распада Советского Союза, республики Балтии, не были признаны Соединенными Штатами в качестве составных частей СССР, что значительно облегчило международное признание после того, как Литва, Эстония и Латвия провозгласили независимость.

2. Крайне важно, что в России нет государственной идеологии, подобной коммунизму, который укрепил Советский Союз. Любое отколовшееся движение должно было бы опираться исключительно на этнические антироссийские настроения.

Таким образом, несмотря на то, что я русский по национальности, я голосовал за независимость Украины на референдуме 1991 года. Мой голос был антисоветским, а не антироссийским. Миллионы россиян в советских республиках также поддержали независимость по той же причине.

В постсоветской России, напротив, любое сепаратистское движение может быть только антироссийским.Но этнические русские составляют более 80% населения России, и широкая общественная поддержка антироссийских сепаратистов маловероятна даже среди нерусских.

В Дагестане аварцы — самая многочисленная этническая группа, считающая себя этническими братьями чеченцев — выступили против партизан.

Военные действия в Чечне повышают вероятность антироссийской этнической мобилизации в долгосрочной перспективе и одновременно служат сдерживающим фактором в краткосрочной перспективе.

3.В российских регионах сегодня нет народных движений, подобных существовавшим в бывшем Советском Союзе: «Саюди» в Литве, «Круглый стол» в Грузии или «Рух» на Украине, которые в конце 1980-х спровоцировали распад Советского Союза. Чечня — единственное исключение в России.

В других регионах России также нет харизматичного сепаратистского лидера, такого как Джокар Дудаев из Чечни. Лидеры Дагестана, по сути, советские аппаратчики, ищущие спокойной жизни. Они поддерживают Кремль в нынешней битве, даже создав свой собственный веб-сайт, чтобы противостоять веб-сайту, управляемому сторонниками партизан.

Лидеры Татарстана, Башкортостана, Саха, Тывы и Приморья в то или иное время поднимали призрак сепаратизма, но они быстро отступили, когда им предложили более низкие налоги и более высокие федеральные субсидии.

4. Ни один региональный лидер в постсоветской России не мог, даже отдаленно, сыграть ту роль, которую Ельцин сыграл как лидер России в распаде Советского Союза в 1990-91 годах. В те дни Ельцин призывал сепаратистские советские республики взять на себя столько суверенитета, сколько они могут проглотить.

В 1994 году другие республики не присоединились к Чечне в поисках независимости. Лидер нефтедобывающего Татарстана, несмотря на все его декларации о суверенитете, не угрожал Ельцину энергетическим эмбарго. Могущественный и популярный мэр Москвы Юрий Лужков не отключал электричество в Кремле. Вместо этого Лужков приказал московской полиции патрулировать улицы и допрашивать всех, кто похож на чеченца. (Мои карие глаза, усы, черные брови и зеленая шляпа L.L. Bean — отдаленно напоминающая шляпу Дудаева — сделали меня неизбежной целью этих выборочных проверок еще в 1997 и 1998 годах.)

5. Сецессионистские лидеры советских республик знали, что их движения будут пользоваться сильной поддержкой большого антисоветского электората на Западе, включая значительные этнические диаспоры. Такой симпатии к сепаратистам нет ни в Чечне и Татарстане, ни на Урале, ни на Дальнем Востоке. Когда российские танки атаковали Грозный в конце 1994 года, президент Клинтон утверждал, что Чечня является внутренним делом России, и был на стороне Ельцина.

6. Президент Ельцин лучше справился с переговорами с региональными лидерами, чем Горбачев с советскими республиками.За исключением Чечни, Ельцин заключил взаимоприемлемые соглашения о разделе власти. Он благоразумно игнорировал декларации о суверенитете и внешнеполитические программы до тех пор, пока они не подрывали российские федеральные агентства.

В 1996 году Ельцин даже отказался от назначения губернаторов регионов, позволив регионам избирать своих губернаторов. А некоторые российские регионы действовали как лаборатории свободного рынка, приватизировали землю и приглашали иностранный бизнес. Появились надежды на сильную, динамичную федерацию в России.

Высокая цена имперских устремлений Кремля

Но имперское высокомерие Кремля по отношению к Кавказу подорвало эти надежды. Новый премьер-министр Владимир Путин пообещал защитить территориальную целостность России и «разрешить дагестанский кризис» всего за полторы недели — обещание, которое было нарушено. Затем российское военное командование пообещало уничтожить всех «террористов» в Чечне еще через две недели или около того. Находясь в Москве в конце сентября, я видел, как Путин в вечерних новостях прибегал к бандитскому сленгу, когда репортеры спрашивали его о его планах борьбы с чеченскими повстанцами.«Мы взорвем их где угодно. Если мы найдем их в доме, мы просунем их голову в чашу. Есть еще вопросы?» Путин взглянул на аудиторию с намеком на торжествующее презрение.

Эти заявления зловеще перекликаются с обещанием Павла Грачева, министра обороны России в 1994 году, подавить сепаратистское правительство Чечни одним десантным полком за «несколько часов». Два года спустя и 80 000 насильственных смертей, российские войска были выведены.

Хотя желание Москвы быстро подавить мятежников понятно, иллюзии Кремля о великодержавности продолжают иметь обратный эффект.В июне, несмотря на то, что Россия не выплатила миллиарды долларов международного долга, она вложила ограниченные ресурсы в свои крупнейшие военные учения после распада Советского Союза. Стратегические бомбардировщики летели в Исландию. В Косово отправились элитные десантники. Эти символические действия позволили Москве почувствовать себя «великой державой», но отвлекли ее внимание и ресурсы от превентивных действий в Дагестане и мирных переговоров с чеченскими лидерами.

Теперь эти иллюзии с запозданием подталкивают Москву к беспроигрышным военным решениям.Массовое нападение, которое теперь казалось неизбежным, спровоцировало бы новую затяжную чеченскую войну. (Уже сейчас чеченские полевые командиры пообещали отказаться от вражды и объединить силы против российских вооруженных сил.) Кампания низкой интенсивности спровоцирует вьетконговцев на Каспии. Перекрыть все горные тропы, чтобы изолировать Чечню и защитить Дагестан, нереально.

Между тем обещание Кремля победить повстанцев любой ценой означает, что у Москвы будет меньше ресурсов, если таковые вообще будут, для восстановления умирающей экономики Чечни и Дагестана.По иронии судьбы, это может только способствовать достижению долгосрочных целей исламских радикалов, создавая дальнейшую нестабильность в Дагестане. Со временем выйти из этого порочного круга будет все труднее — даже самая популярная из либеральных партий России, «Яблоко», призывала к жестким военным мерам, чтобы остановить повстанцев. В этот год выборов в российский парламент они и другие партии стремятся нажиться на растущей общественной ксенофобии. Согласно недавнему опросу 1030 москвичей, более половины заявили, что хотят, чтобы Кремль вел войну на Кавказе.

Но нестабильность в Чечне и Дагестане лишит Москву ее самой большой экономической выгоды в регионе — доступа к западным маршрутам для каспийской нефти. Трубопровод, по которому азербайджанская нефть поступает на западные рынки, может пройти в обход Чечни, но не в обход Дагестана. Подожжены нефтяные месторождения и нефтеперерабатывающие заводы вокруг трубопровода.

Иллюзии великодержавности угрожают России далеко за пределами Кавказа. Москва пренебрегает масштабной работой, которую необходимо проделать, чтобы дать рядовым россиянам передышку после долгих лет экономического спада.

Эта работа требует консенсуса почти 90 субъектов Российской Федерации по правилам их отношений с Москвой. Это требует терпения, взаимодействия, компромиссов и новых политических институтов. Спустя десять лет после краха коммунизма у России нет ничего лучше великого компромисса между штатами и федеральным правительством, благодаря которому Соединенные Штаты стали возможными более двух веков назад.

Но военная кампания Москвы на Кавказе ставит под сомнение ее способность идти на компромисс или даже разумно использовать ресурсы.И это побуждает региональных лидеров постоять за себя и опасаться Кремля. Некоторые уже поиграли с торговыми эмбарго, квазивалютой и региональными силами безопасности. В республике Татарстан только что принят закон, запрещающий Москве отправлять местных жителей на Северный Кавказ. Другие республики с большим нерусским населением, вероятно, последуют их примеру, создав основу для более широкого конфликта между центром и периферией.

Другими словами, если Кремль решит остаться на тропе войны с Кавказом, он также выберет путь к более слабой экономике, региональным вотчинам и социальным беспорядкам.

Несмотря на нынешний всплеск коленной ксенофобии, это вряд ли тот путь, по которому большинство россиян хотело бы пойти по этому пути.

Чечня: время для международной роли? — Российская Федерация

Москва сталкивается с вакуумом власти в Чечне после смерти Ахмада Кадырова, если международное сообщество получит вовлеченный?
(Этот информационный документ был представлен на Встреча IWPR по Чечне 14 июня)

Томас де Ваал в Лондоне (CRS No. 238, 16 июня 2004 г.)

За последнее десятилетие горная территория Чечни на Северном Кавказе — не больше Уэльса, но с меньшим населением — пережила непрекращающееся насилие.Косово и Сейчас в Боснии больше мирных дней, но чеченский конфликт уходит. снова и снова, слишком часто игнорируемые внешним миром. Политика со временем изменилось, но убийства продолжаются.

Колесо политики и насилия повернулось снова 9 мая с убийством Ахмада Кадырова, помазанника Москвы лидер Чечни на параде Победы на центральном стадионе Грозного. Он был третьим человеком, носившим титул «президент Чечни». встретить насильственную смерть за последние восемь лет.

На этот раз все может быть иначе. Внезапно, не только Чечня выглядит без лидера, но и Москва кажется невежественной.

Смерть Кадырова знаменует начало новый период для Чечни. Но есть ли это возможность для позитивных изменений, или просто погружение в еще больший хаос?

Кремль строил четыре года Кадыров вверх. Сначала он казался маловероятным кандидатом на роль человека Москвы. в Чечне. Как муфтий республики, или религиозный лидер, он изначально держится вне политики.В первом конфликте 1994-96 годов Кадыров воевал. против русских и был близок к Джохару Дудаеву, первому в Чечне президенту, выступающему за независимость, и Аслану Масхадову, его последующему лидеру.

После избрания Масхадова президентом в 1997 году, когда Чечня снова стала де-факто независимой, Кадыров победил. репутация ведущего противника радикального ислама.

Это предвосхитило его разрыв с бывшим товарищи в 1999 году, когда он перешел на верность Москве как второй конфликт началось.Постепенно он укрепил свою власть и завоевал личное доверие русских. президент Владимир Путин. «Конституционный референдум» прошлой весны утверждения, что Чечня была частью России, а затем осенью президентские выборы, укрепили свою позицию.

Но это была позиция, основанная прежде всего по силе. Младший сын Кадырова Рамзан прославился как жестокий силовик во главе «службы безопасности президента» оценивается в иметь под ружьем до 12 000 человек.

Политика Путина, получившая название «чеченизация», сводились к привлечению Кадырова к субподряду для выполнения грязной работы по принуждению Москвы приказ в обмен на широкие политические и экономические полномочия.Тактика была напоминает поведение Москвы в последние годы войны в Афганистане, когда он передал ответственность президенту Наджибулле.

Доказано, что зависимость России от Кадырова быть действительно очень хрупким. Это было непопулярно в российских вооруженных силах, кого оттеснили — в той мере, в какой есть теории заговора в Чечне, что за убийством стояли они, а не повстанцы.

Как рассказала одна чеченка Мекка Хамидова IWPR в нашем недавнем бюллетене из Чечни (Кавказская репортажная служба №237, 9 июня 2004 г.), «Российские спецслужбы использовали убийство Кадырова в качестве предлога для усиления террора против нас ».

Прежде всего, политика была основана на один человек, который может оказаться незаменимым. Как Тимур Алиев и Санобар Шерматова в статьях, написанных для IWPR, ясно дали понять, что никто из членов кадыровской команда, которая его заменяет — в том числе и фаворит, интерьер министр Алу Алханов — пользуется авторитетом или влиянием, не говоря уже о времени и потворстве ему.

Вакуум, последовавший за смертью Кадырова представляет много опасностей, но есть и возможности.

Существует явная угроза того, что российские военные попытаются шагнуть в оставленную Кадыровым брешь и возродить жестокие «зачистки», которые они использовали против мирных жителей Чечни в 1999-2002 гг. — терроризировать целые села с обысками по домам, вымогательство и произвольные аресты.

Военные явно считают, что преобладает в борьбе с повстанцами.Сопротивление конечно менее интенсивно, чем раньше — теперь повстанцы устраивают засады и небольшие рейды, а не крупномасштабные атаки. И все же два главных мятежника лидеры, умеренный националист Масхадов и исламский радикал Шамиль Басаев, все еще на свободе. Взрывы самоубийц, о которых обычно заявляет Басаев ответственность, остаются реальной угрозой.

В конце концов, нет оснований полагать что российская армия в Чечне когда-нибудь сможет добиться «окончательной победы» на основе его показателей на данный момент.

Но есть и возможности.

Мужчины в Москве могли подбросить руки и признать, что они потерпели неудачу и что — после десяти лет с десятки тысяч погибших и миллионы жизней — это у них нет внятной политики в отношении Чечни. Это может открыть путь вмешательствам других, используя широкий консенсус, который существует по некоторым основные вопросы.

Чеченская трагедия достигла своего апогея где есть согласие по нескольким ключевым моментам.

Во-первых, вопрос суверенитета и независимости приобрела второстепенную важность, и ее решение можно отложить до некоторая дата в будущем. Большинство чеченцев, когда их спрашивают, похоже, не заботятся о независимости больше нет. Опыт фактической независимости 1991-94 гг. и 1997-99 годы были для них катастрофическими, а сейчас Чечня настолько опустошена. что до реальной государственности осталось несколько десятилетий. Кроме того, опыт Кадырова показывает, что Москва готова передать значительные полномочия любому чеченскому лидер, не стремящийся к полной независимости.

Так что если чеченского конфликта больше нет действительно о суверенитете, что поставлено на карту? Проще говоря, безопасность и человек прав. Теперь у России есть опасная и жестокая проблема безопасности. южная граница, с регионом, способным производить террористов-смертников, которые может нанести удар по самой Москве. Сотни мирных жителей погибли в результате взрывов бомб совершено за последние два года. Что проблема почти полностью собственного производства России не умаляет ее серьезности. Москва не может просто пусть Чечня уйдет, и угроза безопасности уменьшится.

Для большинства чеченцев есть еще более фундаментальные проблемы. Вот уже десять лет никто не защищает их от крайнего насилия, и никто не был наказан за совершение будь то массовые бомбардировки с воздуха, произвольные пытки и задержания, изнасилование или вымогательство. Прошло несколько сотен тысяч русских солдат через Чечню погибли десятки тысяч ни в чем не повинных чеченцев, но количество успешных судебных преследований за военные преступления в российских судах можно пересчитать по пальцам одной руки.

Два округа постоянно были исключены из уравнения. Один из них — простые чеченцы, у которых все это время к мнениям почти не прислушивались. Выборы были сфальсифицированы и решения принимаются от их имени, но их голоса не были слышал.

У чеченцев действительно есть давние традиции коллективного принятия решений и политики консенсуса, даже если они были растоптаны за последнее десятилетие. «Лойя джирга» для Чечни или какой-то парламентской системы вполне может быть лучшим способ попытаться прийти к общему мнению среди чеченцев — но русские придется приготовиться к очень неудобным выводам что могло появиться.

Другой округ, который не был дана роль международному сообществу. В 1995-96 гг. Небольшая миссия Организации по безопасности и сотрудничеству в Европе сыграли положительную роль в переговорах о прекращении первого чеченского конфликта. В текущем конфликт Совет Европы стал совестью Европы в Чечне таким образом, что намного превосходит его относительную мощь как учреждения.

Но это были исключения. Запуганный эмоциональными всплесками президента Путина по этому поводу, озабоченными другие вопросы двусторонней повестки дня с Москвой и, несомненно, молитвы что Чечня просто исчезнет как проблема, западные правительства выбрали, чтобы посмотреть в другую сторону — даже несмотря на то, что растет количество свидетельств о масштабах и серьезность нарушений прав человека.

Даже по-русски это странное молчание не имеет смысла. Ведь Москва сейчас настаивает на том, чтобы Чечня международная проблема, как один из фронтов «войны с террором», тем не менее, он по-прежнему утверждает, что никакие другие внешние субъекты не должны вмешиваться в своя «бытовая проблема».

Это положение неустойчиво. Чечня так ранен и поврежден, а Россия так заточена в конфликте, что другие обязательно должны принять участие.

Но кто возьмется за вызов, и как?

Томас де Ваал, редактор IWPR по Кавказу, пишет о Чечне с 1994 года.

«Мы можем найти вас где угодно»: чеченские эскадроны смерти преследуют Европу | Чечня

Зелимхан Хангошвили долгое время жил на краю. Он пережил несколько лет партизанской войны против российских войск в Чечне в начале 2000-х годов. Он пережил покушение в столице Грузии Тбилиси в 2015 году, когда несколько пуль попали ему в руку и плечо. Он пережил период проживания в Украине, где ему сообщили о другом запланированном нападении, и он скрылся.Наконец, он прибыл в Германию в конце 2016 года и вздохнул с облегчением.

«Думаю, здесь он чувствовал себя намного безопаснее. Он думал только о том, чтобы построить в Германии светлое будущее, в том числе и для детей, а не о драках или возвращении туда », — сказала Манана Цатиева, бывшая жена Хангошвили, которая живет в Германии с их четырьмя детьми.

Но именно здесь, в центре Европы, Хангошвили наконец встретил свою смерть. В конце прошлого месяца, вскоре после того, как он ушел из дома, чтобы пойти в мечеть, , мужчина подошел к нему в берлинском районе Кляйнер Тиргартен и дважды выстрелил ему в голову.Он умер сразу.

Подозреваемый в убийстве, задержанный полицией вскоре после того, как его заметили, бросающим в реку парик и пистолет, до сих пор хранил молчание. Он путешествовал по российскому паспорту, очевидно, выданному под фальшивым именем, что усиливало подозрения о нападении по заказу российских спецслужб или поддерживаемого Кремлем лидера Чечни Рамзана Кадырова.

Зелимхан Хангошвили, бывший командир чеченских сепаратистов, застрелен в Берлине в августе.

Кто бы ни заказал это убийство, это убийство еще раз подчеркнуло опасное положение тысяч чеченцев в Европе, которые опасаются возмездия из дома, но не могут получить убежище.Германия отклонила просьбу о предоставлении убежища для Хангошвили и его семьи и проигнорировала просьбу о предоставлении ему защиты из-за угроз его жизни.

Хангошвили стал последним в череде убийств за последнее десятилетие, в ходе которых повстанцы и другие враги Кадырова были застрелены, где бы они ни скрывались.

В 2009 году в Вене был застрелен бывший телохранитель Кадырова Умар Исраилов, публично заявивший, что Кадыров лично его истязал.В том же году в Дубае был застрелен политический соперник Кадырова Сулим Ямадаев. Местная полиция обвинила чеченского политика, близкого к Кадырову, в поставке орудия убийства. За последнее десятилетие в Стамбуле было убито полдюжины видных чеченцев, и турецкие власти полагают, что в этом замешаны российские спецслужбы. А на Украине, где чеченцы присоединились к добровольческим батальонам, сражающимся с пророссийскими силами, чеченская боевика Амина Окуева была убита из засады на своей машине в 2017 году.Ее муж и командир батальона Адам Осмаев был ранен, но выжил. Ранее на этих двоих напал чеченский киллер, выдававший себя за французского журналиста из Le Monde , который пришел взять у них интервью.

Чечня при Кадырове стала одним из самых зловещих очагов нарушения прав человека в мире. Сын бывшего борца за независимость, перешедшего на другую сторону, Кадыров использовал российские деньги, чтобы восстановить республику из руин войны, и получил полную свободу действий, чтобы править так, как ему заблагорассудится, в обмен на клятву верности Владимиру Путину.В последние годы его силы безопасности провели внесудебные облавы на широкий круг групп, включая подозреваемых боевиков, критиков правительства, тех, у кого была неправильная борода, или тех, кого подозревали в принадлежности к геям. Существует множество свидетельств того, что его силы применяли пытки.

В отличие от Хангошвили, большинство недавних чеченцев, прибывших в Европу, не имели никакого отношения к бывшим повстанцам, а вместо этого бежали от угроз и пыток, покидая свои дома в крайнем случае.Но, как и Хангошвили, большинство из этих людей изо всех сил пытаются получить убежище на фоне растущей враждебности к миграции в Западной Европе, особенно к миграции мусульман.

В Германии, Польше и других странах ЕС несколько тысяч чеченцев находятся в состоянии правовой неопределенности и рискуют депортировать обратно в Россию, несмотря на то, что у них есть ходатайства о предоставлении убежища, которые должны быть учебниками: жертвы пыток с реальными угрозами их жизни и их семьям. Совершив трудный путь в Западную Европу, их часто называют экономическими мигрантами или потенциальными радикальными исламистами и просят вернуться домой.

Тумсо Абдурахманов, критик чеченского правителя, скрывается в Польше. Фотография: Франческа Эбель / AP

Для многих чеченских беженцев испытания начинаются в Бресте, белорусском городе недалеко от границы с Польшей. Это самое близкое к тому, что чеченцы, у которых обычно есть российские паспорта, могут попасть в ЕС без визы. Каждое утро из Бреста до границы с Польшей отправляется поезд, на борту которого обычно находится около 200 чеченцев. Они обязаны путешествовать в отдельном вагоне от других пассажиров.

На границе польские охранники выбирают не более одной семьи в день, которой они позволяют подать ходатайство о предоставлении убежища; остальные просто отправляются обратно тем же поездом. Ранее этим летом чеченец в отчаянии перерезал себе вены на границе: его наградой стала печать в паспорте, автоматически лишающая его возможности дальнейших попыток, сказала Энира Броницкая, белорусский правозащитник.

Аюб Абумуслимов и его семья пять месяцев жили в холодной и сырой квартире в Бресте, несколько раз в неделю ездя на поезде в надежде получить убежище.Абумуслимов бежал из Чечни после исчезновения его брата Апти из города Шали в январе 2017 года. Апти был похищен вместе с соседом и доставлен в местное отделение милиции. Больше его никто не видел. Многие другие люди исчезли одновременно, и Апти фигурирует в списке из 27 человек, опубликованном российской газетой Новая газета как потенциальные жертвы внесудебной казни, совершенной местными правоохранительными органами.

Проблемы у остальных членов семьи начались, когда они начали писать жалобы на случившееся.В июне 2017 года, по словам Абумуслимова, его машину остановили люди в штатском, и его посадили в заднюю часть другой машины. Его доставили в неизвестное место, где его держали и пытали более двух месяцев.

Абумуслимов описал простые избиения, а также более жестокое обращение, в том числе электрошок. Самым худшим, по его словам, была соляная пытка, когда его руки и ноги были скованы наручниками, а в рот залито большое количество соли. Когда он был на грани удушья, ему давали выпить воды, вызывая сильную боль, когда соль проходила через его тело.

Протестующие держат портреты Зелимхана Хангошвили перед посольством Германии в Тбилиси, Грузия, после его смерти в прошлом месяце. Фото: Зураб Курцикидзе / EPA

«Они хотели, чтобы я подписал форму, в которой говорилось, что мой брат воевал в Сирии, и у нас нет жалоб на правоохранительные органы. Я отказался », — сказал он. Его мучители были одеты в официальную полицейскую форму, хотя все, кроме двоих, были в масках. Его освободили более чем через два месяца.

Проверить подробности утверждений Абумуслимова о пытках невозможно, но они совпадают с огромным количеством подобных историй от чеченцев, которым не повезло оказаться в руках сил безопасности Кадырова.Мария Ксиняк, психолог, которая сейчас лечит Абумуслимова, сказала: «У него все признаки человека, перенесшего серьезную травму».

После освобождения Абумуслимов и его большая семья бежали из Чечни в Брест с целью попасть в Западную Европу. Им потребовалось пять месяцев и 40 поездок на поезде, прежде чем польские пограничники наконец разрешили им подать прошение о предоставлении убежища. Но даже в Польше он был небезопасен.

Пока польские власти обрабатывали их иск в городе Бяла-Подляска, Абумуслимов дал интервью средствам массовой информации о тяжелом положении своей семьи.Вскоре после этого, когда он выходил из супермаркета в городе, подъехала машина с тремя людьми внутри. Его пытались затащить на заднее сиденье, но он сопротивлялся, бросил покупки и убежал.

«Через пару дней мне позвонили с российского номера и чеченский голос сказал:« Вы думали, мы не найдем вас в Польше? Мы найдем вас где угодно ». Семья сбежала в Германию, где они подали новое ходатайство о предоставлении убежища, но до сих пор им было отказано из-за правила, согласно которому лица, ищущие убежища, должны подавать заявление в« первой безопасной стране », что, по мнению властей Германии, быть Польшей.

Есть много чеченцев с подобными историями, которые не говорят публично из-за страха репрессий против своих семей в Чечне, но Абумуслимов сказал, что он и его семья хотят предать огласке, потому что они отказываются быть запуганными и хотят добиться справедливости для Апти. . Они также возбуждают дело против России в Европейском суде по правам человека.

«Самые невероятные нарушения происходят ежедневно в Чечне, это, безусловно, худшее место в Европе для нарушений прав человека, но поскольку Кадыров заставляет замолчать жертв насилия, мы получаем много информации и доказательств того, что мы не можем использовать, потому что если мы это сделаем, вся семья будет атакована », — сказала российский правозащитник Екатерина Сокирянская.

Амина Окуева, которая погибла в засаде в Киеве, Украина, в 2017 году, вместе со своим мужем Адамом Осмаевым, командиром батальона, который был ранен.

Дело Тумсо Абдурахманова дает редкое документально подтвержденное представление о том, как режим Кадырова угрожает чеченцам в Европе. Абдурахманов работал в телекоммуникационной компании в Грозном (Чечня), когда, по его словам, был задержан как подозреваемый в радикале из-за своей длинной бороды. Власти настаивали на том, что он отправился воевать в Сирию, но это утверждение, по его словам, является ложным.Он сбежал в Грузию, а затем в Польшу, где завел видеоблог, осуждающий режим Кадырова. Его видео на YouTube собрали тысячи просмотров, и вскоре ему позвонил Магомед Даудов, правая рука Кадырова, широко известный в Чечне по прозвищу Лорд. Абдурахманов записал звонок и разместил запись в сети.

Зная, что Абдурахманов находится за границей и у него много последователей, Господь не стал сразу прибегать к угрозам. Вместо этого он пообещал, что они могут открыто обсудить проблемы, и уговорил его вернуться в Чечню, чтобы помочь Кадырову, которого Господь назвал «падишахом» или «императором».

Поскольку ему не удалось продвинуться вперед, лорд еще больше разозлился, требуя сообщить адрес Абдурахманова в Польше. Позже он публично объявил блогеру «кровную месть». Позже семья Абдурахманова, вернувшаяся в Чечню, была заснята в сельской мечети с разоблачением их родственника, и это видео было размещено в Интернете. «Если они хотят, пусть убивают его или делают с ним, что хотят. Мы собрались здесь сегодня, чтобы объявить, что больше не несем за него ответственности », — сказал один из его родственников на записи, которую, как считает Абдурахманов, было сделано под принуждением.

«Я знаю, что за мной охотятся. Они ищут меня, поэтому, конечно, я принимаю меры, чтобы обезопасить себя », — сказал Абдурахманов во время звонка по Skype из неизвестного места в Польше. Польские власти признали, что его жизни в России угрожает опасность, и предоставили убежище его жене и троим детям. Но они отклонили его требование по соображениям национальной безопасности. Доказательства, мотивирующие решение, засекречены.

«Я не могу защитить себя от обвинений, потому что не знаю, в чем меня обвиняют.Меня вообще не допрашивали; с властями не было ни одного обсуждения », — сказал он, отказавшись назвать свое местонахождение, за исключением того, что он часто переезжал. Он сказал, что сейчас скрывается как от чеченских убийц, так и от польских властей, будучи уверенным, что, если они задержат его и депортируют в Россию, он будет убит.

Представляется возможным, что европейские органы по вопросам убежища полагаются на обвинения России в террористической склонности при отказе в предоставлении убежища. Это правда, что за последние годы сотни чеченцев стали радикальными, некоторые из них присоединились к Исламскому государству и даже заняли руководящие должности в этой группировке.Верно и то, что чеченские и российские власти использовали обвинения в радикальном исламизме в качестве предлога для ареста или пыток людей.

«Это очень сложная ситуация, но мы получаем случаи, когда люди явно нуждаются в убежище и получают отказ», — сказала Сокирянская.

Цатиева, бывшая жена Хангошвили, надеется, что его убийство может, наконец, побудить власти Германии положительно оценить ее ходатайство о предоставлении убежища и ходатайство ее детей. «Это очень трудное время для меня и детей.Мы опасаемся того, что может произойти дальше, и до сих пор нет решения относительно нашего убежища в Германии ».

Ксинак, который лечил чеченцев и других жертв пыток более двух десятилетий, сказал, что устранение угрозы депортации для травмированных беженцев было лучшим способом помочь им выздороветь и интегрироваться. «Когда наконец предоставляется защита пережившим пытки, страхи, которые преследовали их, постепенно исчезают. Доверие и семейные отношения улучшаются, а затем следует социальная интеграция. Но если они живут в постоянном страхе, им очень трудно выздороветь.

Беспокойная история Чечни

История Чечни за последние три десятилетия была одновременно трагичной и запутанной, поскольку первоначальная борьба за независимость от России в 1990-х годах носила фрагментарный характер.

Когда Владимир Путин впервые пришел к власти в России в 1999 году, он начал вторую чеченскую войну своей безжалостной воздушной кампанией. Россия вернула себе контроль над регионом, но ужасной человеческой ценой.

Кремль поставил во главе региона перешедшего на сторону мятежника Ахмада Кадырова.После того, как он был убит в 2004 году, его сын Рамзан взял на себя управление Чечней и с тех пор руководит ею, восстановив регион за счет московских рублей и получив полную свободу действий для создания правовой серой зоны, где его слово — закон и процветает культ личности.

Раскол повстанцев, при этом сторонники светской независимой Чечни в основном перемещаются в Европу, а оставшиеся повстанцы становятся более исламистскими и используют террористические методы. К 2007 году чеченские боевики переименовали свое движение в «Кавказский эмират», стремясь принять законы шариата во всем регионе, а затем вступив в союз с «Исламским государством».Кадыров использовал это, чтобы изобразить всю оппозицию ему как радикального исламиста.

С годами его силы безопасности действуют все более безнаказанно против его реальных и предполагаемых врагов.

Грозный сегодня не узнать из разрушенного каркаса города, оставшегося после двух войн: новые блестящие многоэтажки освещены неоновой подсветкой, а центральная улица называется проспектом Путина. Портреты Кадырова и его убитого отца украшают многие здания, и парад западных знаменитостей посетил и выразил свое восхищение Кадыровым.Но за фасадом царит атмосфера страха.

Публикации Управления иностранных военных исследований

Чеченские войска разработали эффективные методы поражения российской бронетехники на улицах большого города. Многие из их методов могут быть адаптированы другими вооруженными силами. которые могут бороться с бронетехникой российского производства (или другими типами бронетехники) в городском бою. Эти методы:
  1. Организуйте противотанковые отряды охотников-убийц, в состав которых входят пулеметчик и снайпер, чтобы защищать противотанкового стрелка, подавляя пехоту, сопровождающую бронетранспортер транспортных средств.
  2. Выберите районы засады для защиты от брони в тех частях города, где здания ограничивают и канализировать движение бронетехники.
  3. Постройте засаду, чтобы заблокировать транспорт в зоне поражения.
  4. Используйте несколько команд охотников-убийц для поражения бронетехники из подвалов, с земли. уровень и с позиций второго или третьего этажа. Проблема с противотанком РПГ-7 и РПГ-18 оружие — это выстрел, подпись и промежуток времени между выстрелами. Чеченцы решили проблема с замедленной съемкой, поражая каждую цель одновременно пятью или шестью противотанковыми орудиями (очевидные требования к будущему противотанковому оружию для городских боев — малозаметность, многозарядное легкое оружие с ослабленной отдачей, которое может стрелять из закрытых помещений.AT-4 и Javelin не соответствуют этим требованиям).
  5. Поражайте бронированные цели сверху, сзади и с боков. Выстрелы по лобовой броне Защищенные реактивной броней служат только для уязвимости наводчика.
  6. Сначала задействуйте сопровождающие зенитные орудия.
СНОСКИ:

1. Обсуждение изменения российской городской тактики см. Лестер В. Грау, «Русская городская тактика: уроки битвы за Грозный», Strategic Forum, Number 38, июль 1995 г.

2. Н. Н. Новичков, В. Я. Снеговский, А.Г. Соколов, В.Ю. Шварев, Российские вооруженные силы в чеченском конфликте: Анализ, Итоги, Выводы, Москва: Холвег-Инфоглоб-Тривола, 1995, 138-139. За тот же период российский технический персонал передовой поддержки отремонтировал 217 бронетранспортеров, а депо отремонтировали еще 404 бронетранспортера, по словам Сергея Маева и Сергея Рощина, «СТО в Грозном», Армейский. сборник, Декабрь 1995 г., 58.Это не все потери, вызванные боевыми действиями, но, похоже, это указывает на то, что 846 из 2221 бронетехники (38%) были выведены из строя на какое-то время во время двухмесячного боя за Грозный.

3. Михаил Захарчук, «Уроки Чеченского кризиса», Армейский сборник, Апрель 1995 г., 46.

4. «Памятка личному составу части и подразделений по ведению боевых действий в Чеченской Республике», Американский сборник, 3707, январь 1996 г., , январь 1996 г.

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *