Априорный в философии это: Априори и Апостериори

Содержание

Понятие «априори» в философии Канта

Априоризм Канта. Понятие априорного знания, можно сказать, уже присутствовало у Платона с его знаниями как памятью, тогда Аристотель отличал доказательства от последующих и доказательства от предшествующих. Это различие было дополнительно исследовано Северином Бетием и средневековыми арабскими философами (Ибн Рушд, Ибн Сина). Латинский термин «a priori» был введен в средневековом схоластике. Европейский схоластик, следуя взгляду Аристотеля, называл познание вещей как действия от их причин, т.е. от того, что формирует их предположение, «априорным знанием», а познание вещей как причин от их действий — апостериорным. Сюда входят Альберт Великий и Томас Аквинский. В новой европейской философии термин меняет свое значение; противоречие между рационализмом и эмпиризмом оказало решающее влияние на это изменение. Лейбниц изменил значение этого термина, заключив, что знание вещей от их причин является полным только в том случае, если оно возвращается к конечным и высшим причинам, которые он назвал «вечными истинами».

Поэтому он априори приравнивал знания к спекулятивным знаниям, а апостериори — к опытным знаниям. Спекулятивное познание не предопределено, самоочевидно для ума и является прямым поиском истины (интеллектуальной интуицией).

Благодаря Г. Вольфу и вольфийству термин «априори» в лейбницком смысле стал широко распространен в немецкой философии. В системе Иммануила Канта (особенно в «Критике чистого разума») априорное знание рассматривалось как условие необходимости, универсальности и организации экспериментальных знаний. Знание должно соответствовать этим свойствам как идеалу (например, суждение 7+5=12 универсально, не имеет исключений и должно быть правдой), при апостериорном знании все экспериментальные знания случайны и сингулярны (то, что снег белый, не является необходимостью, так как снег не может быть просто белым, мы не можем быть уверены, что нет исключений из этого правила). Априори имеет смысл только в контексте опыта, поскольку он формализует опыт. Распространяя механическое понимание причин умственной деятельности на процесс познания, Кант на основании ньютоновских законов пришел к выводу, что ощущения могут возникать только под действием внешнего импульса, стимула.

Они по своей природе пассивны и поэтому требуют внешней активности, которая становится стимулом процесса восприятия. «Хотя все наше познание начинается с опыта, оно не следует из того, что оно полностью происходит из опыта».

Априорные формы

Вполне возможно, что наше эмпирическое знание состоит также из того, что мы воспринимаем через впечатления, и того, что наша собственная когнитивная способность (стимулируемая только сенсорными впечатлениями) дает о себе…». Действуя на нашу чувственность, феномены опыта одновременно пробуждают внутреннюю активность человеческого познания, которая проявляется в способности человека осуществлять не только эмпирическое, но и экстраэмпирическое (априорное) познание. Априори — это только те познания, которые не зависят от какого-либо опыта; чисто априори — это те, которые имеют универсальный и необходимый характер, и к которым не добавляется ничего эмпирического. Кант исследует, как и при каких условиях для человеческой мысли возможно чистое трансцендентное познание a priori, т.

е. «…любое познание, которое относится не столько к объектам, сколько к видам нашего познания объектов, поскольку это познание a priori должно быть возможно». Принципы (законы) наук, которые что-то говорят о целых классах объектов, не могут быть сформулированы (эмпирически) только на основе опыта.

A priori знания, однако, не зависят от опыта только в отношении формы; их содержание основано на опыте. Субъект, начинающий получать знания, заранее обладает априорными формами знаний, которые придают его знаниям характер необходимости и универсальности. Кант различал априорные формы чувственности (трансцендентные формы чувственности, априорные формы интуиции) — чистую интуицию, с помощью которой разнообразные, отдельные и не всегда однозначные представления обретают универсальный объективный смысл (это пространство и время), и априорные формы рассуждения (трансцендентные формы рассуждения), которые придают согласованность и упорядоченность хаотическому разнообразию чувственных переживаний — это категории (12 из них) и идеи чистого разума (3 из них).

О пространстве и времени: все внешние явления мы представляем как существующие в пространстве: пространство — это форма внешнего ощущения; все представления о себе существуют во времени: время — это форма внутреннего ощущения (но косвенно это также и условие внешнего восприятия).

Пространство и время как формы ощущения имеют трансцендентальную идеальность: нет таких объектов, как время и пространство; и эмпирическая реальность: как способ реализации концепций объектов и меня самого. Эти формы, по Канту, могут быть только априори: это абсолютно необходимые формы всех существующих вещей; опыт никогда не может дать общего и необходимого, а только смысл и значение при определенных условиях.

Различие между аналитическим и синтетическим суждениями

Причина сама приписывает категории к многообразному чувственному материалу, уже организованному априорными формами ощущений. Этот синтез обеспечивает возможность естественной науки как науки. Кант насчитывает 12 категорий, разделенных на 4 класса: Категории Количество, Категории Качества, Категории Модальности, Категории Отношений. В этом контексте Кант развивает доктрину апперцепции. Апперцепция — это активная сила, осуществляющая синтез первоначальных восприятий. Она имеет две формы: исходное синтетическое единство апперцепции или трансцендентальное единство самосознания: единство самосознания необходимо для познания; и трансцендентальное единство апперцепции или объективной апперцепции, т.е. оно направлено к объекту, синтезирует отдельные впечатления от объекта в интегральное познание, вводит единство в хаотическую множественность ощущений и создает объект.

Поэтому Кант априорно проводит различие между аналитическим и синтетическим суждениями. В целом, в аналитическом суждении субъект уже содержит предикат, в то время как в синтетическом суждении предикат приписывается чему-то внешнему (т.е. субъект не задумывается в самом предикате). Высшей предпосылкой, которой подчиняются аналитические суждения (принцип, делающий их истинными), является логический закон противоречия (то есть они истинны, если не противоречат самим себе).

Синтетические априорные суждения расширяют наши знания и являются общепризнанными. Они — идеал всех знаний. Соответственно, формулируется вопрос о том, как синтезировать априорные суждения (на какой основе происходит синтез), потому что они не могут быть получены из опыта (a posteriori), а только из чистого разума (a priori). Синтетические априорные суждения возможны потому, что они являются высшей основой трансцендентального единства апперцепции («синтетическое единство многообразия апперцепции в возможном переживании», чистого Я, интеллекта, трансцендентального субъекта), что является априорным суждением «я думаю». Это условие возможности приведения многообразия сенсорной репрезентации к априорным понятиям единства, высшему условию единства всех понятий разума, вообще высшему условию всех синтезов. Именно благодаря этому суд обретает объективный смысл и становится не просто истинным, но необходимым истинным судом.

Естествознание

Естествознание исследует только действующие причины (механические причины), но этого недостаточно для описания органической жизни и деятельности человека. В «Критике суда» Кант вводит понятие особого рода причинно-следственной связи — целенаправленных причин, целей природы. Однако целеустремленность природы не усвоена в экспериментальном изучении природы, а является «особым априорным понятием, которое берет свое начало исключительно в рефлексивной способности суждения». Эта концепция может действовать только как регулятивный принцип.

Психологически важные положения содержатся в доктрине Канта о трансцендентальных схемах, которая решает вопрос о применении категорий к эмпирической реальности, данной человеку в восприятии. Схемы — это новый элемент сознания, объединяющий гетерогенные когнитивные способности, поэтому Кант также называет схемы чувственными концепциями. Они являются продуктом деятельности воображения. Идеи Канта о схемах подтверждаются эмпирическими исследованиями современной психологии. Таким образом, вербализм, неспособность увидеть реальность, стоящую за вербальной формулировкой правила, закона, преодолевается в преподавательской практике путем обращения к схематическим представлениям.

Главный этический принцип

Вещи сами по себе, которые не доступны для исследования, представляют собой именно то, что априорные знания, которые человек принимает без обращения к чувственному опыту благодаря деятельности души, из которых Вольф писал. Это априорное знание касается не только внешних, но и внутренних явлений, например, понятия «I», которое не может быть получено только из рефлексивных данных. Спонтанная активность души, которая также находится вне досягаемости чувств, позволяет не только понять многое, но и структурировать и организовать тот опыт, который человек получает через чувства. Таким образом, в теории Канта появляется понятие трансцендентальной апперцепции, то есть умственной деятельности, благодаря которой человек признает мир и себя постоянным и целостным. Говоря о достижениях науки, ученый подчеркнул, что, несмотря на все успехи, две вещи остаются загадочными и непонятными — звездное небо над нашими головами и нравственный закон внутри нас.

Главный этический принцип, сформулированный Кантом, не потерял своей актуальности в наше время — человек не должен рассматриваться как средство достижения цели, он сам является целью. Такой подход не только считает аморальными все манипуляции с людьми, их стремления и опыт, но и призывает человека соответствовать своему высшему предназначению. Кант считал, что существует этический закон, который является обязательным для всех людей, и что они должны подчиняться, не ради выгоды, но из желания соответствовать человеческому идеалу. Этот закон, называемый нравственным императивом, гласит, что человек всегда должен действовать так, чтобы принципы, которыми он руководствуется, стали универсальными.

На странице рефераты по философии вы найдете много готовых тем для рефератов по предмету «Философия».

Читайте дополнительные лекции:

Гносеология марксизма
Проблема поступательного развития в отдельных сферах общественной жизни
Философия древнего востока о человеке
Проблема поиска «первоначала» всего сущего у Фалеса, Анаксимандра, Анаксимена — Материализм и идеализм в учениях Милетских философов
Западники
Милетская школа и проблема первоначала
Парменид, древнегреческий философ и политический деятель
Концепция «обратной перспективы» Павла Флоренского
Философия религии М. Шеллера
Наука и философия

Культурная априорность | Anthropology

[90]

Выстраивать философскую систему, исходя из рационально сконструированных схем, из «чистых» данностей сознания, логической связности и выверенности и т.п., т.е. выводить философию и фундировать ее на подобном основании наивно и даже, попросту, неразумно. Философское знание и сама философия базируются на общекультурном контексте, проясняя основания той или иной культуры, соответствуя ей и изменяясь в согласии с изменениями этой последней. Мы попытаемся продемонстрировать это на одном сюжете, связанным с проблематикой того европейского мыслителя, который столь же значим для нашей традиции, как ее признанный родоначальник — Декарт. Речь пойдет о И. Канте и его теории априорных форм чувственности, которая, при безусловной правильности в своих базовых идеях, демонстрирует предельную наивность Канта, ибо, по сути, пытается построить здание философии на рационально сконструированном основании, и фундировать ее не на культурном контексте, а на допущении определенной универсальной и тождественно-однозначной схематики, которой, в конечном счете, должен бы быть [91] подчинен любой контекст любой культурной традиции.

Согласимся, для начала с И. Кантом: внешние данности, и прежде всего чувственные данности особым образом оформляются нашим воспринимаемым аппаратом. Оформляются — это означает наш воспринимаемый аппарат, чувственность придает этим данным определенные формы. Ясно, что эти формы согласуются и соответствуют нашему воспринимаемому аппарату, нашей чувственности, в противном случае мы эти данные просто не воспринимали бы. Если же мы их воспринимаем, то сразу же придаем им определенную и соответствующую нашей восприимчивости форму. Но даже если мы примем этот положение об изначальной (или в терминологии И. Канта априорной) формальной деятельности нашей чувственности (не говоря уж об априорной формальности нашего сознания), то остается еще несколько вопросов.

Вопрос первый: сколько видов форм мы налагаем на чувственные данные, чтобы «получить» предстающий перед нами предмет? Можно допустить, что их столько, сколько у нас органов чувств, ибо как раз благодаря тому, что эти органы «настроены» на определенные виды восприятия (глаз воспринимает колебания световых волн, ухо — колебания волн, но уже волн в «звуковом» диапазоне, кожа — сопротивление и теплоту и т. д.) мы и получаем чувственно оформленные данные. Иными словами, резонно допустить, что каждый орган обладает своей формой, в которую он «отливает» чувственные данные. И здесь сразу возникает первое недоумение, которое мы адресуем И. Канту. Как известно, в его «Трансцендентальной эстетике», толкующей об априорных формах чувственности, мы можем обнаружить всего лишь два элемента: пространство и время. Органов чувств у нас несколько, а вот априорных форм чувственности («простите-с») всего две. Как поделить между пяти чувствами эти две формы, какие из чувств используют какие формы? Или возможен следующий вариант; все эти чувства используют как свой априорный формальный базис обе эти априорные формы? Разъяснение И. Кантом трудно назвать таковым, если, конечно, он видел и рефлектировал над этой сложностью. По сути И. Кант ничего не говорит о реальных ощущениях, о реальной чувственности, ибо, в самом деле, если со зрительным аппаратом все более или менее ясно — зрение на то и зрение, чтобы видеть все в пространстве, или, [92] по И. Канту через априорную форму внешнего чувства, — но вот как быть со слухом, например? Размещает он чувственные данные в пространстве? Тогда не совсем ясен механизм этого размещения. Во времени? Или одновременно и в том и в другом?

Установка И. Канта в этом отношении предельно искусственна и рациональна: он выделяет в своей трансцендентальной эстетике не формы реального ощущения или восприятия (слуха или зрения), но некий искусственный конструкт. Напомню, что пространство «находится только в субъекте как формальное его свойство подвергаться воздействую объектов и таким образом получать непосредственное представление о них, т.е. созерцание, следовательно, лишь как форма внешнего чувства вообще» (Кант И. Критика чистого разума. М., 1994. С. 52). Время же есть «форма внутреннего чувства, т.е. созерцания нас самих и нашего внутреннего состояния» (С. 56). Таким образом, есть две априорные формы чувственности, и, следовательно, мы должны сделать вывод о том, что им соответствуют два типа чувственности. Первый тип чувственности — это внешняя чувствительности, вторая — это внутренняя чувствительность; каждая из обоих обладает своей особенной априорной формой. И больше ничего: ибо И. Кант специально оговаривает, что в трансцендентальной эстетике, толкующей об априорных формах чувственности, присутствует лишь два элемента.

Возможно, что эти две априорные формы и коррелирующие с ними типы чувствительности есть лишь некое родовое понятие, в которых заключены реальные чувства как типы. Но при всем уважении к И. Канту, при подобном допущении мы получим больше путаницы и недоумений, чем прозрачности и ясности. Во-первых, каким образом можно дистанцировать чувственность от обоих указанных моментов (внешнее и внутреннее) если по самому своему определению чувственность это то, что связывает внутреннее и внешнее, субъект и объект (если мы примем традиционную для новоевропейской традиции лексику). Все органы чувств и любой вид чувственного ощущения суть передаточный механизм. Во-вторых, какое конкретное чувственное ощущение (и какой орган ощущения) соответствует и/или входит в состав внутреннего чувства, априорной формой которого служит время?

Таким образом, И. Кант предлагает нам достаточно искусственный конструкт в отношении нашей чувственности, реальная априорная формальность чувственности заменена на рационально [93] сконструированную априорную формальность чувственности. Указывая на подобную «оплошность» мы ни в коей мере не пытаемся затронуть то главное, что по праву принадлежит философскому гению И. Канта, а именно открытие им формальной деятельности нашего сознания и чувственности. Хотя, если уж по правде говорить, то уже Аристотель говорил о душе как о форме, способной воспринимать форму. По сути И. Кант выдвигает правильный и продуктивный подход, но вот его «реальное воплощение» желает желать лучшего. И это относится к другому сюжету, о котором мы хотим сейчас поговорить.

Этот сюжет также относится к материалу трансцендентальной эстетики и к двум его элементам — пространству к времени.

Говоря о пространстве и времени, Кант определяет их не просто как формы чувственности, но как априорные формы. Иными словами это те формы, которые мы не заимствуем и не можем заимствовать из опыта, но которые по сути своей «предшествуют» любому опыту, придавая ему определенную оформленность. Априорность по сути — это некий механизм восприятия, некая врожденная рецептивная матрица, через которую пропускаются, и потому оформляются чувственные данные. Но чем же по сути своей является априорность, по крайней мере, что мыслит под ней сам И. Кант? Вот как он определяет априорность а «Критике чистого разума». Прежде всего априорные знания «безусловно независимы от опыта» (С. 33). Именно независимость от опыта позволяет сформулировать сами признаки априорности, т.е. те позиции, по которым мы можем смело и окончательно определить, является какое-либо суждения или положение априорным или нет. Далее, мы имеем дело с априорностью когда «во-первых… имеется положение, которое мыслится вместе с его необходимостью» (С. 33). «Во-вторых, опыт никогда не дает своим суждениям истинной или строгой всеобщности… Следовательно, если какое-нибудь суждение мыслится как строго всеобще, т.е. так, что не допускается возможность исключения, то оно не выведено из опыта, а есть безусловно априорное суждение» (С. 33). То есть существует два положения, позволяющие говорить об априорности. В «нашем» случае это, безусловно, относится к двум формам чувственности — к пространству и времени. Они априорны — [94] следовательно, они являются либо всеобщими, либо необходимыми, возможно и тем и другим одновременно.

Теперь давайте разберемся с этой априорностью форм чувственности. Подумаем над тем как можно помыслить пространство и время под этими «предикатами» всеобщности и необходимости. В каком смысле пространство и время может быть помыслено как истинно необходимые и/или как истинно всеобщие? Прежде всего, если мы проследуем за самим Кантом, то всеобщность и необходимость являются тесно связанными между собой определениями, и он об этом сразу же заявляет: «Итак, необходимость и строгая всеобщность суть верные признаки априорного знания и неразрывно связаны друг с другом» (С. 33). Поэтому априорность пространства и времени по Канту следует понимать, скорее всего, как одновременность всеобщности и необходимости, т. е. априорность пространства и времени как созерцания есть их всеобщность и необходимость одновременно. На самом деле помыслить необходимость пространства (времени) как созерцания возможно лишь тогда, когда под этим понимаем следующее: любое созерцание с необходимостью «размещается» в пространстве и во времени, а их всеобщность понимается, как всеобщность пространства и времени для любого созерцания и для любого индивида, наделенного довольно спорными сконструированными априорными формами внешнего и внутреннего чувства вообще.

Именно здесь и возникает следующая интрига, которая, скорее всего, не была видна самому И. Канту, но которая стала после О. Шпенглера (об этом мы поговорим немного позднее) почти что общим местом, по крайней мере, если не общим, то «всемирно» известным. Речь идет о том, чтo понимать под всеобщностью пространства и времени, и как это понимать. Ясно, что всеобщность и необходимость (и соответственно априорность) существуют не только для И. Канта, но должны быть общепризнанными всеобщностью и необходимостью. Всеобщность и необходимость должны быть признаваемы всеми и всегда, или, по крайней мере, если не признаваемы, то, уж допускаемы. Приписывая формам чувственности априорность, а значит всеобщность и необходимость, И. Кант, по сути, предписывает этим формам универсальную однозначность.

И вот здесь мы можем обнаружить, с одной стороны, возможность искомой для построения «догматической» философии [95] «точки опоры», но, с другой стороны, и величайшую наивность немецкого философа.

Вдумаемся в следующее: что означает универсальная однозначность или всеобщность и необходимость пространства и времени? Прежде всего, это означает то, что пространство и время являются универсальными врожденными формами, формами, тождественными для любого индивида, обладающего рецептивным аппаратом. Именно так, по сути, «прочитал» Канта А. Шопенгауэр: любое живое существо, воспринимающее мир, делающее из него представление (мир как представление), рассудочно, ибо именно конституирующая способность рассудка преобразует мир как волю в мир как представление. И это не извращение кантовской мысли; Шопенгауэр просто последовал за кантовской мыслью, сделав из нее ее же выводы. Указанные априорные формы чувственности, будучи тождественными для любого индивида (оставим в стороне любое живое существо, но применим сказанное к человеку) делают, конституируют мир тождественным для всех этих индивидов способом. На этой однообразности выстраивания мира под «гребенку» пространства и времени, можно, в принципе, выстроить мост, который постоянно возникал и возникает в европейской философии между субъективностью и так называемой интерсубъективностью. Наличие общего и единообразного основания формования видения мира — это, по сути, возможность не только универсальности, всеобщности этих форм видения и конституирования мира, но и, самое главное, основание универсальной интерсубъективности. Причем эта интерсубъективность не отделена от индивида-субъекта, но включена в самое его сокровенное — способ выстраивания данностей мира. Таким образом, универсальность подобных априорных форм допускает непрерывность дедукции интерсубъективности. Но не только это. Универсальность и однозначность является, пожалуй, тем незыблемым фундаментом, который ликвидирует постоянно ставящееся под вопрос основание всей европейской ментальности — безопорного по своей сути субъекта. Допущение подобного позволяет создать опору безопорному субъекту в его универсальном и всеобщем выстраивании и конституирования данностей мира. Таким образом субъекту, которой в новоевропейской традиции был изначально лишен (с самого момента своей тематизаци) опоры в виде христианского Бога, есть теперь на что опереться — на универсальность [96] априорных форм чувственности. В том, что подобное содержится в системе И. Канта достаточно просто убедиться: сама критика чистого разума (как, впрочем, и любая его другая критика) претендует на универсальность установления не только пределов применимости разума, но и на универсальность и всеобщность описания механизма функционирования человеческого сознания и познания. Схемы И. Канта — универсальны, и в этом Кант никогда не сомневался. Его критика в этом отношении достаточно догматична. Лишь один раз он сомневается в адекватности подобной универсальности: это происходит тогда, когда он рассуждает о ноумене. Не более.

Надо сказать, что введение универсальности априорных форм чувственности — это возможность не только универсальной философской системы, но и универсальной грамматики-логики в системе, где пространство и время смогли бы играть роль «разменной монеты», атомов этой системы. Но, оговоримся сразу же, это — лишь следствия из тех посылок в системе Канта, которые он не продумывал. Скорее всего, общий «критический» настрой Канта не позволил бы ему создать нечто подобное. Но на указанных основаниях (допущение универсальности и, по сути, врожденной универсальной тождественности форм чувственности) создание «вполне» догматичной системы не только возможно, но даже и строго необходимо. Универсальность — и это самое главное — это универсальность тождественного, универсальность однозначного и подобного Универсальная априорность форм пространства и времени — это однозначность, тождественность, подобность этих форм у любого индивида.

В этом отношении базис достаточно приемлем, и вполне в духе последующего развития философии, поскольку точка опоры всей системы сдвигается от чистой рациональности декартовского cogito по направлению к формальному аппарату чувственности. Точка опоры разума обретается в «дорациональности» аппарата, ответственного за «работу» с чувственными данными: и в этом случае совмещаются два вектора европейской традиции — рационализм субъекта и обращенность к практике.

Итак, мы увидели, что в системе И. Канта мы можем обнаружить допущение однозначности и универсальности форм чувственности [97] и подобное допущение может иметь достаточно важные следствия как для построения догматической системы, так и для фундирования и дедукции этой системы. Универсальность априорности по сути соответствует принятию следующих постулатов. Во-первых, однозначная тождественность этих форм означает однозначную тождественность для любой культурной традиции, что, понятно, довольно спорно. И, во-вторых, однозначная тождественность этих форм означает неизменность человека как в историческом измерении, так и в общекультурном, что, на наш взгляд, не менее спорно.

Конечно, в отношении пространства и времени подобное допустить уж больно «соблазнительно», и эта «соблазнительность» усиливается именно в наше время, т.е. во время доминирования новоевропейской культурной традиции, благодаря претензии новоевропейской науки на универсальность и всеобщность, поскольку используемые новоевропейским естествознанием концепты пространства и времени явно претендуют на всеобщность и универсальность. Однако подобная универсальность и даже, можно сказать, некая безликость (ибо пространство и время как формы чувственности оказываются независимыми и от конкретного индивида и от культурного контекста) форм восприятия не является неоспоримой. И наиболее характерный пример несогласия с подобной обезличенностью и культурной безопорности пространства и времени — взгляды немецкого мыслителя О. Шпенглера.

Согласно О. Шпенглеру все зависит по сути от образа-гештальта, который свойственен представителям любой культуры и, соответственно, всей культуре в целом. Таким образом существует исконный гештальт мира, являющийся врожденным, поскольку гештальт соотносим с той культурной традицией, которой принадлежит этот индивид. Культурная же традиция вырастает из прасимвола и является его развитием и раскрытием его потенций. По сути, у О. Шпенглера речь идет о стиле той или иной культуры, которая еще в раннем детстве формует способ мировосприятия индивида. А этот способ у каждой культуры свой. Европейская традиция — которая имеет своим символом Фауста — обладает только ей одной свойственной манерой видения мира, мира бесконечного и безмерного: «Бесконечное пространство есть идеал, непрестанно взыскуемый западной душой в окружающем ее мире» (Шпенглер О. Закат Европы. М., 1993. С. 338). [98] Таким образом, взгляд человека, который не просто «глазеет» на мир, а преобразует увиденное, для каждой культуры свой и уникальный. Этот взгляд «выстраивает» и пространство и время согласно своей неповторимой и подчас нетраслируемой и непереводимой оптике.

В этом отношении не существует априорных форм в смысле форм, независимых от стиля культуры, от его первофеномена и порожденного им гештальта. Более того, даже столь, казалось, независимая как от индивида, так и от культурной традиции «сущность» как число оказывается культурно индивидуальной и «традиционной». Таким образом, априорность у О. Шпенглера, и это по нашему мнению достаточно верно, выстраивается совершенно иная — это, если так можно выразиться, априорность не всечеловеческая, но априорность культурная. В этом отношении априорность является не врожденной для любого индивида, но сформованной (а скорее выдрессированной) у индивида в самом раннем детстве. При этом нужно учитывать и следующий момент: сама тематизация оптики является существенным и характерным моментом определенной культурной традиции, традиции новоевропейской. И как следствие: в другой культурной традиции такое произойти попросту не может.

Европейская оптика имеет предел в пространстве и времени и она ограничена ареалом европейской культурной традиции. Европейское постижение пространства и времени — как бесконечных — это именно постижение европейского взгляда. Соответственно, априорность форм чувственности, что по сути является оптикой нашей чувственности, нами выстраивается не «с точки зрения человечества вообще», но с точки зрения «европейской ментальности». Формы, в которые «отливает» наш взгляд внешние данности, культурно априорны. Это не так уж мало, поскольку именно на этом обстоятельстве базируется внутрикультурная коммуникация. Но и не так, как хотелось бы И. Канту, поскольку мы не вправе говорить о «априорно» априорных формах чувственности.

Идеи О. Шпенглера в этом отношении более корректно описывают реальное обстояние дел относительно формальной деятельности человеческой экзистенции. Европейский взгляд, по своему встраивающий внешние данности в свои априорные формы. Конечно, реально временная ограниченность европейского взгляда, европейского гештальта несколько иная, чем то представлялось О. Шпенглеру. Мы знаем, что [99] идея бесконечности мира (по сути способ видения пространства новоевропейской традиции), что соотносится у О. Шпенглера с Фаустовской душой, возникла не так уж давно. Эта идея не везде и не сразу стал тем «общим взглядом», которым европейцы смотрят на мир и в соответствии с которым они этот мир конституируют. Даже у выдающихся ученых-естественников начала XVII века подобная идея принималась не всеми и не всегда. Тогда более корректно было бы датировать начало современной европейской традиции именно XVII веком, что, понятно, поставило бы под вопрос саму шпенглеровскую идею заката Европы, ибо исходя из примерной длительности жизни культуры европейской традиции до заката оставалось бы еще веков семь, если ни больше. Здесь как и у И. Канта мы имеем верную идею с потрясающе неверными «следствиями».

Итак идея априорности форм чувственности, как мы указывали, достаточно продуктивна, если мы под априорностью будем понимать культурную априорность, культурную обусловленность априорных форм выстраивания внешних данностей. Все зависит в конце концов от оптики взгляда, оптики, которая, конечно, имеет общечеловеческую константу, но, в большей степени, обладает культурной обусловленностью. Более того, основные понятия, структура, стиль и пр. самой философии (и соответственно философия вообще) имеют своей базой, своим основанием не ментальные конструкты или некие универсальные эйдетические построения, но культурный контекст, стиль той или иной культурной традиции. Да, впрочем, в этом случае и сама философия тогда оказывается культурно фундированной.

Что это — априори

Что такое «априори»? Это философский термин, имеющий достаточную значимость в теории человеческого познания. Он определяет знание, независимое от всякого опыта, присущее сознанию изначально. То есть, априорное нахождение истины достигается не опытным путем, а интеллектуально-интуитивно, на уровне души.

Различные словари и энциклопедии дают информацию о том, что существует апостериорное знание, которое абсолютно противоположно рассматриваемому. Понятие «что такое априори», было известно еще при Аристотеле. Познание вещей из их целевых причин — это априорное знание, то есть познание предпосылок совершаемого действия.

Смысл термина «априорное» был изменен Лейбницем. Он предположил, что познание вещей является полным только в том случае, если оно восходит к высшим причинам. Эти выводы Лейбниц назвал «вечными истинами». После этого смысл «априори» приравнивался к умозрительному и самоочевидному знанию, без всяких предпосылок.

В немецкую науку это понятие ввел Вольф, с его подачи оно позднее стало использоваться Кантом. В введении в произведение И. Канта «Критика чистого разума» говорится об интеллекте и его сущностном происхождении. Великий философ писал, что все наше познание целиком и полностью начинается с опыта и следует вместе с ним. Он полагал, что вещи способны пробуждать в человеке некую внутреннюю активность поиска истины, задевая тем самым нашу чувственность. Следуя всему вышесказанному, можно сделать вывод о том, что даже знание, полученное опытным путем, обычно складывается из всего того, что воспринимается человеком посредством душевных качеств. Наша образовательная способность, которая побуждается только чувственными впечатлениями, дает начало любому интеллекту.

Как опытное изучение, так и неопытное, является результатом человеческой способности проявления активности познания. О том, что такое «априори» и размышляет прежде всего Кант. Но в дальнейшем он будет называть изначальными только те знания, которые способны не зависеть от всякого опыта в целом. В результате философ выделяет «чистые априорные» знания. Такие, в которых не встречается совершенно ничего эмпирического. Более того, они имеют необходимый, всеобщий характер. К ним Кант относил группу научных знаний. Их получение, по его мнению, со временем стало главной целью человеческого познания. К этой совокупности относятся различные законы, принципы, гипотезы и т.д.

Таким образом, суть кантовского априоризма заключалась в акцентировании одного факта. Согласно которому каждый человек, начинающий процесс познания, заранее обладает уже существовавшими формами, придающими характер искомому идеалу. Кант долго размышлял именно о том, что такое «априори» и обо всей теории в целом. В итоге он выделил 4 формы, на которые можно разделить этот термин: категории количества, качества, модальности и отношений.

Энциклопедия, словарь трактуют «априори» как «знание, которое изначально присущее сознанию, дано до опыта и не зависимо от него». Такие формы рассудка и чувственности помогают упорядочить хаотические знания, получаемые на опыте личных чувств.

Априорное знание великого немецкого философа И. Канта. Реферат. Философия. – Telegraph

💣 👉🏻👉🏻👉🏻 ВСЯ ИНФОРМАЦИЯ ДОСТУПНА ЗДЕСЬ ЖМИТЕ 👈🏻👈🏻👈🏻

Вы можете узнать стоимость помощи в написании студенческой работы.

Помощь в написании работы, которую точно примут!

Похожие работы на — Априорное знание великого немецкого философа И. Канта

Скачать Скачать документ
Информация о работе Информация о работе

Нужна качественная работа без плагиата?

Не нашел материал для своей работы?

Поможем написать качественную работу Без плагиата!

Сущность априорного знания в философии Канта

Априорные механизмы чувственного опыта

Априорные структуры рассудка и конструирование природы познающим субъектом

Трансцендентальная аргументация в философии И. Канта

Анализу философских трудов одного из наиболее ярких представителей немецкой классической философии XIX века, Иммануила Канта, посвящено огромное количество исследований. Однако рассмотренные Кантом проблемы столь грандиозны, что их актуальность со временем не угасает.

К одной из таких проблем, актуальной в сфере современной философии науки, относится проблема априорного знания. До середины XX века априорное знание в философии Канта рассматривалось в качестве особенного знания, постулированного Кантом, и обладающего, в основном, историко-философским смыслом. Однако с появлением ряда определенных фундаментальных направлений в науке, таких как эволюционная теория познания, генетическая эпистемология и т.д., в которых происходит анализ природы априорного знания и ставится проблема его генезиса, отношение к кантовскому учению об априорном знании в корне изменилось. Ученые признали, что проблема априоризма является не чем-то лишь относящимся к философии Канта, а является реальным элементом процесса познания.

В основе априорного знания лежит действительный факт опосредующе-апперцептивной роли абстрактно-всеобщих форм знания по отношению к отражению единично-эмпирического уровня реальности в процессе познания, а также в других формах постижения бытия (этической, эстетической, религиозной и т.д.). В работах Канта создана так называемая система трансцендентального знания, определяющая специфику функционирования априорных форм на всех уровнях познания: чувственного, рассудочного и разумного.

Фундаментальность поставленных и решаемых Кантом гносеологических проблем обуславливает актуальность данной работы.

Сущность априорного знания в философии Канта

В научной революции XVII века сложился своеобразный комплекс представлений о природе и методах ее познания, который основывался на том, что природа подчиняется точным и неизменным законам, что во всей Вселенной одна и та же материя, что пространство однородно и беспредельно, что законы природы носят точный математический характер, что постигнув эти законы с помощью экспериментов и приборов, можно покорить и использовать природу во благо человечества. Эти представления легли в основу развития естествознания того времени.

В то же время, некоторые ученые (Декарт, Лейбниц) того времени утверждали, что происхождение данных представлений вовсе не является научным, так как они происходят ни не из опыта, и даже напротив, сами являются основанием для ориентации на опыт и для извлечения выводов из опыта определенным образом.

Таким образом, сложилась ситуация, когда естествознание успешно развивалось, а размышление над его основаниями выявляло их проблематичность. И появилась идея, что научное знание является конструкцией человеческого ума в силу того, что и природа оказывается конструкцией человеческого ума. Эти идеи были развиты Кантом, и с тех пор они не уходят из философской рефлексии над естествознанием. Вопросы, поставленные Кантом, встают снова и снова.

Так как эмпиризм и рационализм не объясняли в полной форме возможность научного познания действительности, использующего эксперимент, имеющего математическую форму и формулирующего строгие законы природы, поэтому Кант осуществляет так называемый «коперниканский переворот» в представлении о познании. «Когда, — объясняет Кант свою метафору, — выяснились существенные трудности объяснения движений небесных тел на основе предположения, что звезды вращаются вокруг наблюдателя, Коперник попыталсяобъяснить эти движения, исходя из противоположного предположения, что движется наблюдатель, а звезды покоются. Аналогично, говорит Кант, если мы не можем объяснить, каким образом наше знание сообразуется со своим предметом, не окажется ли более успешной попытка объяснить познание, если исходить из противоположного предположения, ч то познаваемый предмет сообразуется с нашими познавательными способностями».

То, что предмет познания сообразуется с нашим познанием означает, что процесс познания является конструированием предмета познания. Субъект не воспринимает предмет таким, как он есть, а вкладывает в него нечто от себя. Нет другой возможности, по словам Канта, объяснить существование априорного познания. Субъект не может познавать априорно независимо от него существующий предмет. А вот априорное познание того, что сам же субъект привносит в объект познания возможно и объяснимо.

Но действительно ли существует априорное познание? Кант доказывает, что да, однако изменяя понятие априорности. Кант согласен со сторонниками эмпиризма, что познание не бывает без опыта. Однако это не отменяет наличия априорного знания. Кант говорит: «Хотя всякое наше познание и начинается с опыта, отсюда вовсе не следует, что оно целиком происходит из опыта… Вполне возможно, что даже наше опытное познание складывается из того, что мы воспринимаем посредством впечатлений, и из того, что наша собственная познавательная способн ост ь дает от себя самой…». Таким образом, для Канта априорное знание — это не то знание, которое предшествует опыту во времени, а знание, которое, проявляется только вместе с опытом, но не зависит от него.
При этом априорными являются не только утверждения, которые не сообщают ничего нового, а только явно формулируют то, что и так мы знаем или подразумеваем (так называемые аналитические утверждения, типа «роза — растение», «существующие в пространстве тела имеют протяженность»). Кант ставит вопрос о таких априорных утверждениях, которые расширяют знание, дают новое содержание — так называемые синтетические суждения.

Синтетические суждения называются синтетическими, потому что в них рассудок синтезирует различные содержания. Основанием для этого является опыт, поэтому все суждения, основывающиеся на опыте, являются синтетическими. Опыт является синтетическим связыванием созерцаний. Например, если в опыте имеется восприятие калины и ее цвета, то из этого опыта будет выходить синтетическое суждение «калина красная».

Кант также утверждает существование априорных синтетических суждений — например, суждения математики, которые не имеют опытного характера, однако расширяют человеческое знание. Естествознание также заключает в себе априорные синтетические суждения. Хотя естествознание обращается к опыту, тем не менее, оно опирается и на некоторые принципы, которые обладают всеобщностью и необходимостью. Кант приводит такие примеры: «Все, что происходит, имеет свою причину»; «При всех изменениях телесного мира количество материи остается неизменным», «При всякой передаче движения действие и противодействие всегда должны быть равны друг другу». Следовательно, вопреки самым распространенным представлениям о научном познании, оно не полностью обусловлено опытом, но опирается на априорную синтезирующую деятельность познания.

И, наконец, третьей сферой синтетических суждений априори является метафизика. В самом деле, метафизическое учение не может быть только совокупностью аналитических суждений — в таком случае оно превратилось бы в простой набор определений. В то же время, метафизика обращается к объектам, выходящим за пределы любого возможного опыта, т.е. умопостигаемым. Поэтому метафизика должна состоять из синтетических априорных суждений.

Таким образом, исследование человеческого познания, по Канту, требует ответа на вопрос: Как возможны априорные синтетические суждения? Этот общий вопрос, сообразно тем основным сферам, в которых обнаружились синтетические суждения априори, подразделяется у Канта на следующие четыре вопроса: Как возможна чистая математика? Как возможно чистое естествознание? Как возможна метафизика в качестве природной склонности? Как возможна метафизика как наука?

Априорные механизмы чувственного опыта

Чувственный опыт представляется здравому смыслу «просто» результатом воздействия внешних предметов на наши органы чувств. Человек не замечает — и в принципе не может заметить, — что не просто воспринимает, но привносит в воспринимаемый предмет нечто от себя. В этом смысле априорные синтезирующие механизмы выходят за пределы любого возможного опыта, ибо человек не воспринимает их. В то же время, приобретение опыта было бы невозможно без данных синтезирующих механизмов, так как, опыт является синтезом данных чувственного восприятия согласно некоторым априорным принципам; без которых опыт не являлся бы знанием, а только набором восприятий.

Нормальный человеческий опыт обладает некоторыми формами, которые априори добавляются в опыт субъектом. Все, что человек воспринимает, все впечатления внешнего мира представляют собой восприятия вещей в пространстве и времени. Какими бы они ни были неожиданными, человек может предсказать, что они будут происходить в пространстве и времени. И, поскольку невозможно вообразить ничего вне времени и никакой внешней вещи — вне пространства, то Кант делает вывод об априорном характере пространства и времени.

«Представление о пространстве должно уже быть дано заранее, чтобы те или иные ощущения были относимы к чему-то вне меня (т.е. к чему-то в другом месте пространства, а не в том, где я нахожусь) а также для того, чтобы я мог представлять их ….не только как различные, но как находящиеся в разных местах сам внешний опыт становится возможен благодаря представлению о пространстве».

Пространство и время являются не понятиями, а априорными формами созерцания. Пространство представляет собой форму внешнего чувства (т.е. форму восприятия чего- либо как находящегося вне нас), а время — форму внутреннего чувства, что означает организацию всего нашего опыта, как потока ощущений, переживаний и пр., следующих друг за другом. Все внешнее мы воспринимаем рядоположенно, а все свои внутренние переживания — последовательно. Они определяют собой не содержание, не

своеобразие тех или иных ощущений, а только общую форму их организации. Априорные формы чувственности функционируют одновременно с актами чувственного восприятия, синтезируя многообразие воспринимаемых данных в формы пространства и времени. Благодаря этому получается, что все воспринимаемые нами предметы обладают определенными пространственными характеристиками. Например, они трехмерны. Таким образом, априорные формы чувственности, определяя характер нашего восприятия, определяют и предмет нашего восприятия.

В то же время, Кант утверждает, что познающий субъект способен и к «чистому, внечувственному созерцанию». Он называет созерцание чистым, когда оно свободно от элементов чувственной данности. В акте чистого созерцания созерцается сама форма возможных предметов чувственного созерцания, т.е. пространственность и временность как таковые. Свидетельством того, что познающий субъект действительно обладает такой способностью, являются, по Канту, математические науки — арифметика и геометрия.

Для Канта, характерная черта математики состоит в том, что она должна представить свой объект в созерцании. Т.е. математик не только мыслит, но и каким-то образом представляет себе свой объект. Но это есть чистое, нечувственное созерцание. В отличие от созерцания эмпирически существующих объектов, чистое созерцание представляет собой конструирование соответствующего объекта. Возьмем, например, утверждение: «Треугольник имеет три стороны». Оно априорное (потому что треугольники, о которых говорит геометрия, не являются эмпирическими объектами опыта) и синтетическое (потому что в понятии треугольника мыслится фигура, имеющая три угла, и не более того). Такое априорное синтетическое утверждение возможно благодаря тому, что мы как бы построили пред своим умственным взором некий треугольник вообще, и потому знаем, что иначе как с тремя сторонами его построить нельзя. Т.е. конструируя такой объект, мы создаем этим условие, при котором отдельные единичные треугольники только и могут мыслиться. И в то же время мы построили его как конкретный единичный объект (точнее, это схема конструирования произвольного треугольника!) и потому можем его созерцать и формулировать относительно него синтетические и необходимые суждения.

Геометрия опирается на априорное созерцание пространства, а арифметика — на априорное созерцание времени. Кант объясняет это на примере арифметического суждения «7+5=12». Кант доказывает, что подобное суждение является синтетическим априори, обосновывая это следующим образом: «понятие суммы 7 и 5 содержит только соединение этих двух чисел в одно, и от этого вовсе не мыслится, каково то число, которое охватывает оба слагаемых. И сколько бы я ни расчленял свое понятие возможной суммы, я не найду в нем числа 12. Для этого необходимо выйти за пределы этих понятий, прибегая к помощи созерцания, соответствующего одному из них, например, своих пяти пальцев, или …пяти точек, и присоединять постепенно единицы числа 5, данного в созерцании, к понятию семи».

Таким образом, Кант обосновывает свою трактовку математики как науки, в которой определяющую роль играют априорные синтетические суждения. Разумеется, дальнейшее развитие математики и точного естествознания потребовало развития и модификации кантовских идей. И в то же время можно привести аргументы в пользу того, что кантовский подход и его основные идеи не утратили своей актуальности. Например, Кант рассматривает евклидову геометрию как «встроенную» в наш аппарат чувственного восприятия и, вследствие этого, в структуру чувственно воспринимаемого мира. Именно благодаря этому предложения евклидовой геометрии, с его точки зрения, являются синтетическими априорными истинами. Поскольку мы продолжаем прилагать евклидову геометрию к миру нашего опыта, кантово учение не устарело. Конечно, современная математика создала много теорий и конструкций, отличающихся от описаний Канта. Но она не изменила наше восприятие мира и наши способы счета окружающих нас предметов. А Кант связывает евклидову геометрию и арифметику с априорными формами восприятия, а не с априорными понятиями.

Кант показывает, что чувственный опыт имеет сложную структуру, которую нельзя рассматривать как простой результат воздействия внешнего предмета на наши органы чувств. Внешние предметы воздействуют на наши органы чувств, но познающий субъект не является пассивным регистратором этих воздействий, выступая в качестве единства пассивности и активности; восприимчивости и спонтанности.

Таким образом, познающий субъект изначально — не «чистая дощечка, свободная от каких бы то ни было знаков», а подобен компьютерной программе, определенным образом обрабатывающей данные, поступающие на его вход. Все чувственные восприятия упорядочиваются в некоторой координатной сетке, образуемой временем, имеющим одно измерение, и пространством, имеющим три измерения.

Кант показывает нам, сколь сложную структуру имеет опыт. Поэтому отождествление знания, данного посредством опыта, с апостериорным знанием, неправомерно. Но в результате возникает проблема того, что объект нашего познания — это только явление, т.е. результат воздействия реальности на наш воспринимающий аппарат, а не вещь сама по себе, и мы не знаем, насколько явления «похожи» на вещи сами по себе. В то же время опыт, согласно кантианскому учению, имеет еще более сложную структуру, ибо в его формировании участвует также и рассудок с собственными априорными структурами.

Априорные структуры рассудка и конструирование природы познающим субъектом

В любом реальном научном законе априорная компонента перемешана с апостериорными. Однако сама форма закона, т.е. его качество необходимого и всеобщего суждения, опирается на априорные основания. Зрелая теоретическая наука отличается тем, что она формулирует законы, а не только эмпирические обобщения. Таким образом, можно сделать вывод, что сама форма научности обязана своим происхождением априорным структурам рассудка, и без них не может быть науки.
Если понимать природу как существование вещей самих по себе, то, как утверждает Кант, мы вообще не могли бы ее познать: ни апостериори (поскольку опыт не дает знания с необходимостью), ни априори (поскольку вещи сами по себе не обязаны считаться с законами рассудка). Следовательно, природа — не вещь сама по себе, а явление. Она является совокупностью предметов возможного опыта.

Опыт есть результат связывания данных чувств благодаря априорным формам, заложенным в познающем субъекте. Но только при исследовании работы рассудка можно узнать, насколько сложным является процесс синтетического связывания, благодаря которому возникает тот опыт, который может быть положен в основание научного познания.

Кант приводит такой пример: «Когда солнце освещает камень, он становится теплым; это суждение есть не более как суждение восприятия и не содержит никакой необходимости: как бы часто я и другие это ни воспринимали, восприятия обычно связаны таким образом. Если же я говорю: солнце нагревает камень, то здесь мы кроме восприятия имеем еще рассудочное понятие причины, необходимо связывающее с понятием солнечного света понятие теплоты, и синтетическое суждение становится необходимо общезначимым, следовательно, объективным и из восприятия превращается в опыт» .

Трансцендентальный субъект конструирует объект, исходя из данных чувственности, в которых ему являет себя вещь сама по себе. В этом смысле, объекты мышления являются продуктами самого мышления, хотя за ними и стоит вещь сама по себе. Кант подробно анализирует этот процесс, называя его продуктивным синтезом воображения. Данные восприятия подводятся под априорные категории. К ним, помимо причинности, относятся также категория единства, множественности, реальности, субстанции, возможности, необходимости.

Что общего между отдельным чувственным восприятием и категорией рассудка, чтобы их объединить? Для ответа на данный вопрос Канту пришлось постулировать промежуточное звено, которое он называет «априорные категориальные схемы». Вообще, общим для чувств и рассудка является их связь со временем. Поэтому посредником между чувственностью и рассудком выступает время: ведь именно время есть форма внутреннего чувства.

Соответственно, априорные категориальные схемы неразрывно связаны со временем. Они представляют собой схемы деятельности по организации и упорядочиванию доставляемого чувствами материала. Каждая отдельная категория связана с определенной схемой деятельности рассудка и при этом обладает схематическим сходством с особой формой отношений во времени. Кант особенно подчеркивает то обстоятельство, что в основе чистых понятий рассудка лежат не какие-то статичные образы, а именно схемы деятельности. Нельзя мыслить прямую линию, не проводя ее мысленно; мыслить число означает мыслить метод, каким представляют некоторое множество; мыслить треугольник вообще (т. е. не остроугольный, не тупоугольный, не прямоугольный, а именно любой) означает мыслить способ построения треугольника.

Таким образом, априорные категории функционируют при конструировании рассудком объективной реальности из неопределенного многообразия чувственных данных. Они работают как правила для соединения представлений в сознании. В силу этого, естественно, категории становятся необходимыми чертами объективного мира. «Категории, — говорит Кант, — суть понятия, априори предпис ыв ающие законы явлениям, стало быть, природе как совокупности всех явлений».

Поэтому рассмотрение системы априорных категорий логично подводит к теме всеобщих и необходимых законов природы: «Основоположения возможного опыта суть вместе с тем всеобщие законы природы, которые могут быть познаны априори». Ответ на вопрос: «Как возможно чистое естествознание?» состоит в том, что оно возможно, во-первых, потому, что изучает явления, а не вещи сами по себе, а во-вторых, потому, что априорная, присущая самому познающему субъекту система категорий объясняет «то систематическое, что необходимо для формы науки».

Перечисляемые Кантом основоположения чистого рассудка не потеряли своей актуальности и для современной науки. Например, суть «аксиом восприятия» заключается в том, что все явления есть величины, подчиняющиеся законам математики. Это объясняется тем, что, «как созерцания в пространстве и времени, они должны быть представляемы по средством того синтеза, которым определяются пространство и время вообще». Значение этого основоположения состоит в том, что «именно благодаря ему, чистая математика со всей ее точностью становится приложимой к предметам опыта, тогда как без него это не было бы ясно само собой и, более того, вызывало бы много противоречий». Кант особо формулирует еще одну группу основоположений, — «антиципации восприятия» — согласно которой то, что мыслится как реальное свойство объекта, данное нам в ощущении, мыслится как н епр ерывное. Поэтому, подчеркивает Кант, «все явления суть непрерывные величины».

Априорные категории, по Канту — это формы мысли, которые приобретают объективную реальность только в применении к данным созерцания. Они теряют всякое значение, если отделить их от предметов опыта и соотнести с вещами самими по себе, которые не могут быть даны в опыте. Мы можем только мыслить о таких вещах, составить себе их идею. Эта идея будет указывать на неизбежную границу познания.

Таким образом, можно сказать, что Кант подвел солидное обоснование под убеждение в наличии существенной априорной компоненты в научном знании, а также показал, как априорное взаимодействует с опытным. В то же время, ограниченность его позиции заключается в том, что Кант представляет априорные формы созерцания и категории абсолютными, вневременными.

Трансцендентальная аргументация в философии И. Канта

Ядром кантовской трансцендентальной философии (теории человеческого опыта) выступает трансцендентальная аргументация, представляющая собой определенный тип рассуждений, который Кант использует в своей трансцендентальной дедукции категорий и аналогиях опыта в труде «Критика чистого разума».

Без учета кантовской специфики, общая структура трансцендентального аргумента имеет следующий вид:

. P есть необходимое условие возможности E (P — неопытная «гипотеза»)

Из структуры трансцендентального аргумента видно, что суть трансцендентального метода состоит в выявлении и анализе необходимого набора априорных предпосылок P некоторой совокупности опытных данных E. Исследование данного метода является предметом трансцендентальной философии (метафизики).

Трансцендентальный аргумент в свете кантовского вопроса «Как возможно…?» определяется в качестве метода идеального осмысления вещей, который стремится к выявлению условий мыслимости тех или иных эмпирических данных.

В трансцендентальной философии Канта выделяется ряд специфических особенностей. Во-первых, кантовская мысль разворачивается в условиях «эпистемологического поворота» Нового времени, когда метафизика исследует уже не первоначала сущего, как это было у Аристотеля и последующей схоластической традиции, а «первоначала человеческого познания». Соответственно, развиваемая Кантом трансцендентальная философия «занимается не столько предметами, сколько нашим способом познания предметов …». Это приводит к тому, что «первые причины» (P в структуре трансцендентального аргумента) у Канта приобретают не онтологический, а гносеологический смысл, выступая в качестве трансцендентальных условий данности явлений сознанию. Во-вторых, на P налагается ряд дополнительных требований, цель которых придать P объективную значимость, т.е. возможность его эмпирического применения. Этому — вопросу правомочности использования априорных онтологических предикатов (категорий) в опытном познании — и посвящена кантовская трансцендентальная дедукция. Согласно Канту, априорное P должно, во-первых, подчиняться априорным условиям чувственности и во-вторых, входить в состав полной и непротиворечивой системы априорных положений P. Как следствие, структура трансцендентального аргумента по Канту, имеет следующий вид:
[Априорное] P есть трансцендентальное условие E.

Трансцендентальная метафизика Канта представляет собой формальную онтологию, т.е. теорию об объектах вообще. Понятие объекта (как и связи) не может быть дедуцировано из чувственного опыта, а «вкладывается в опыт нами самими». Поэтому для описания объекта применяются формальные априорные понятия рассудка, или категории, названные Кантом «онтологическими предикатами». Правомерность данной онтологии объясняется, во-первых, принципом выведения и осуществления метафизической дедукции категорий, а, во-вторых, доказательством правомерности их использования в опытном познании. В основании как метафизической, так и трансцендентальной дедукций лежит то обстоятельство, что суждения, единственно при помощи, которых возможно мысленно зафиксировать опыт, имеют не только логическую форму, но и особое трансцендентальное содержание, которая фиксируется категориями. Именно в этом и состоит кантова теория суждений и его идея трансцендентальной логики.

Современная философия принимает трансцендентальные условия Канта в качестве онтолого-гносеологических предпосылок научных теорий, а с логической точки зрения, структура трансцендентального аргумента схожа с объяснительными схемами К. Гемпеля, т.е. соответствует индуктивному способу рассуждений (как «обратной дедукции»).

априорное философия кант трансцендентальная

В ходе написания реферата мною была изучена сущность априорного знания великого немецкого философа И. Канта, который в своем учении об априорных основоположениях естествознания увековечил основоположения, сложившиеся в ходе научной революции XVII века, венцом которой явилась ньютонова механика.

Согласно Канту, категории пространства, времени, причинности и т. д. суть данности априори, определяющие форму всего нашего опыта и делающие сам опыт возможным. Дееспособность этих первичных принципов разума абсолютна и независима от законов реальной природы, лежащей по ту сторону явлений. Априорные категории и формы интуиции не могут быть соотнесены с внутренними законами «вещи в себе» посредством абстракции или как-либо иначе. Единственное, что мы можем утверждать о вещи в себе, это, считает Кант, — реальность факта ее существования. Отношение между нею и той формой, в которой она воздействует на наши органы чувств и проявляется в мире нашего опыта, алогично. По Канту, вещь в себе в принципе непознаваема, поскольку форма ее явленности детерминируется чисто идеальными формами и категориями интуиции так, что ее явление не связано с ее сущностью.

Также мною была рассмотрена трансцендентальная аргументация в философии И. Канта, которая выступает в качестве обоснования априоризма. Трансцендентальным (то есть касающимся возможности применения априорного познания), утверждает Кант, называется не любое априорное знание, а только знание о том, что те или иные представления (созерцания или понятия) вообще не имеют эмпирического происхождения (то есть существуют исключительно a priori) и о том каким образом эти представления применяются в познании, то есть — a priori относиться к предметам опыта.

Априоризм Канта заключается в утверждении им зависимости опыта от имеющихся априорных форм чувственности и рассудка, с которыми опыт должен согласовываться. Решающим аргументом для Канта выступает наличие в структуре человеческого знания законов, необходимый и всеобщий характер которых нельзя «вывести» эмпирическим путем. Именно этот аргумент составляет основу трансцендентализма кантовского «коперниканского переворота».

Гулыга А. В. Немецкая классическая философия. — 2-е изд., испр. и доп. — М.: Рольф, 2001. — 416 с.

Кант И. Критика чистого разума / пер. Н. Лосского. М.: Эксмо, 2007.- 736 с.

Кассирер Э. Жизнь и учение Канта. СПб.: Университетская книга, 1997. — 447 с.

Катречко С.Л. Трансцендентальная аргументация Канта как формальная онтология // Модели рассуждений — 4: Аргументация и риторика. — Калининград: Изд-во РГУ им. И. Канта, 2011.- 161с.

Сокулер З.А. Философские проблемы естествознания. Ч.1 М.:МГУ имени М. В. Ломоносова, 2010. — 42 с.

Стретерн П. Кант за 90 минут / пер. с англ. С. Зубкова. — М.: «Издательство Астрель», 2004. — 88с.

Суляева О.А. Априорный характер знания (философские взгляды И. Канта) // Наука и культура России. Материалы IX Международной научно-практической конференции, посвященной Дню славянской письменности и культуры памяти святых равноапостольных Кирилла и Мефодия. — Самара, 2012

Шульц И. Разъясняющее изложение «Критики чистого разума»: руководство для чтения. М.: ЛИБРОКОМ, 2010. 152 с.

Похожие работы на — Априорное знание великого немецкого философа И. Канта Реферат. Философия.
Бақытты Отбасы Эссе 100 Сөз
Курсовая работа: Війна як форма збройного насилля: проблеми теорії
Реферат: Clay Calhoun Webster Essay Research Paper In
Реферат: Порядок расчета и уплаты акцизов
Курсовая работа по теме Інвентаризація основних засобів та інших необоротних активів
Доклад по теме Отто Юльевич Шмидт
Реферат по теме Темперамент, его физиологические основы и психологическое описание
Начальное Образование Курсовая Работа
Реферат: Задачи, формы и методы государственного регулирования 15 экономические средства воздействия на хозяйственные процессы, в свою очередь, предполагают использование: 22 Оценка эффективности и перспектив государственного регулирования 29
Реферат: The Book Of JOB Explained Essay Research
Итоговая Контрольная Работа В Формате Огэ
Реферат: Экскурсия по Останкино (Троицкая церковь). Скачать бесплатно и без регистрации
Сочинение по теме Поиск положительного героя в творчестве Некрасова
Контрольная работа по теме Рішення задач з елементарної математики в пакеті MAPLE-8
Дипломная работа по теме Модернизация системы защиты информации локальной сети управления ОАО ‘Газпром нефтехим Салават’
Реферат: Lacrosse Essay Research Paper Lacrosse was one
Характеристика Стоматологии В Дневнике Практики Это
Дипломная работа по теме Товарищества собственников жилья
Дипломная работа по теме Разработка клиентского приложения для работы с базой данных автомобильного предприятия
Реферат: Методологічна функція формальної логіки
Дипломная работа: Сравнительный анализ состояния рынка электронных денег и основных тенденций развития цифровой наличности в Российской Федерации и на Западе
Реферат: Налоговые правонарушения 10
Реферат: Театр в Древней Греции

A priori и a posteriori

Термины a priori (лат. «от прежнего») и a posteriori (лат. «от более позднего») относятся прежде всего к видам пропозиционального знания. Априорное знание относится к знанию, которое подтверждается независимо от опыта, т. е. к знанию, которое не зависит от эмпирических данных или оснований. Напротив, апостериорное знание обосновывается посредством опыта и, следовательно, зависит от эмпирических свидетельств или оснований.Различие между априорным и апостериорным знанием можно понимать как соответствующее различию между неэмпирическим и эмпирическим знанием. Математическое знание парадигматически является априорным , тогда как истины физики, химии и биологии являются примерами апостериорного знания. Это априорное / апостериорное различие было размыто католическими теологами, такими как Карл Ранер, которые конструктивно восприняли понимание Иммануила Канта априорного в антропологии и теологии.

априорное / апостериорное различие

Историческим источником для современного понимания априорного / апостериорного различения является « Критика чистого разума» Канта . Кант формулирует это различие как эпистемологическое по своей природе, т. е. относящееся к познанию. Поскольку знание понимается как ранжирование предложений, априорное / апостериорное различение относится к подразделению внутри класса известных или способных быть известными предложений.Если предложение может быть известно априорно , то оно может быть известно независимо от опыта. Например, ваше знание о том, что холостяки не женаты, что 5 + 2 = 7 и что квадрат гипотенузы прямоугольного треугольника равен сумме квадратов двух других сторон, считается априори знаниями. Напротив, если предложение известно или может быть известно 90 003 апостериори 90 006 , то оно известно в результате эмпирических данных.Например, ваше знание о том, что перед вами компьютер, что вы завтракали сегодня утром, что снег белый, что у индийских слонов уши меньше, чем у африканских слонов, — все это считается апостериорным знанием. Различие между априорным и апостериорным соответствует различию между эмпирическим и неэмпирическим знанием.

Важно отличать [1] утверждение, что предложение познаваемо без какого-либо опыта, от [2], которое утверждает, что опыт не является необходимым для того, чтобы предложение было познано.Утверждение, что «все холостяки неженаты», известно априори , но это не значит, что вы могли бы знать это без всякого опыта. Ясно, что это знание требует концептуальных и лингвистических способностей, связанных с пониманием английского языка. Таким образом, важно сказать, что предложение известно априори , значит не одобрить [1], а только одобрить [2]. Предложение известно априори только в том случае, если в дополнение к какому-либо опыту, необходимому для того, чтобы вообще иметь убеждения или понять предложение, которое р , ваше обоснование веры в то, что р , не зависит от опыта.Таким образом, утверждение о том, что «все холостяки не женаты», не зависит от проведения опроса всех холостяков, хотя для его знания необходим английский язык. Точно так же ваше знание о том, что женщины являются человеческими существами женского пола, предполагает, но не основано на опыте, и считается априорным знанием.

Хотя в основном термины априорно и апостериорно относятся к знанию и обоснованию, философы иногда также говорят о априорных или апостериорных понятиях.Разумно думать, что понятия являются составными частями предложений и, следовательно, не являются ни истинными, ни ложными, а потому не могут быть познаны. Ссылку на априорных понятий можно тогда естественно понимать как те, которые имеют значение или значение независимо от опыта и не требуют опыта для легитимации. Точно так же апостериорные понятия — это те, которые не могут быть поняты независимо от конкретного опыта.

Родственные отличия

Различие между априорным и апостериорным знанием должно быть отделено от двух других различений, с которыми оно тесно связано и иногда смешивается.Это метафизическое различие между необходимыми и случайными истинами и семантическое различие между аналитическими и синтетическими предложениями.

Исторически большинство философов утверждали, что все априорных знаний соответствуют знанию необходимых истин. Необходимая истина — это предложение, которое не может быть ложным; это верно во всех возможных мирах. Математические истины, такие как «3 + 5 = 8», являются парадигматическими примерами необходимых истин. Напротив, контингентная истина — это предложение, которое истинно, как вещи есть, но предположительно ложно.Например, кажется условно верным, что население Нью-Йорка превышает пять миллионов человек. Это суждение называется случайным, потому что мы легко можем представить его ложным. Каким бы ни было первоначальное правдоподобие утверждения о том, что априорное знание ограничено знанием необходимых истин, некоторые выдающиеся современные философы оспаривают эту точку зрения.

Сол Крипке (1972) утверждает, что некоторые пропозиции, известные априори, условно истинны, в то время как некоторые пропозиции, известные апостериори, обязательно истинны.В качестве примера первого Крипке утверждает, что предложение «S имеет длину один метр» известно априори , когда S относится к стандартной метровой планке. Крипке утверждает, что, хотя это утверждение известно априори , оно условно верно, поскольку длина S могла быть меньше одного метра. Основные примеры 90 003 апостериорных 90 006 необходимых истин Крипке включают утверждения о тождестве, такие как «Геспер есть Фосфор». Эти вопросы противоречивы и продолжают вызывать широкомасштабные дебаты.

Различие априорного / апостериорного также иногда совпадает с семантическим различием между аналитическими и синтетическими истинами. Ряд философов считали, что априорное знание ограничено знанием аналитических предложений, а апостериорное знание — синтетическими предложениями (см. статью об различии аналитического и синтетического). Аналитическое суждение — это, грубо говоря, суждение, истинное только по смыслу, тогда как, вообще говоря, истинность или ложность синтетического предложения не зависит от значения.Кант (1781) лихо оспаривал согласование априорных с аналитическими и апостериорных с синтетическими, утверждая, что истины арифметики и геометрии являются синтетическими предложениями, которые могут быть известны априорными .

Наконец, важно отметить, что различие между априорным и апостериорным знанием не соответствует различию между врожденным и приобретенным знанием. Врожденность фокусируется на генетическом вопросе о том, как приобретается убеждение, тогда как различие априори / апостериори касается природы эпистемологического обоснования в поддержку предложения.Кажется возможным, чтобы вера была врожденной и тем не менее оправданной a posteriori ; и наоборот, для убеждения, приобретаемого посредством обучения, будучи оправданным a priori . Истинность последней теоремы Ферма, например, есть нечто известное априорно , но не врожденное знание.

Стирание различий

Некоторые католические богословы, такие как Карл Ранер, вышли за рамки кантовского различения априори и апостериори .Согласно гносеологии Канта, когда апостериорных «впечатлений» от предметов обрабатываются априорными «формами созерцания» и «формами понимания» субъекта, устанавливается знание субъекта об объектах. Но эта эпистемология не может позволить субъекту познать Бога, бессмертие, свободу и «вещи в себе», учитывая ограниченность априорных «форм» или структур познавательной способности субъекта. Отсюда принципиальное отрицание Кантом естественной теологии и изначально негативная католическая реакция на Канта.Но Карл Ранер и другие представители католицизма двадцатого века восприняли кантовское понимание a priori как возможность для обновления естественной теологии. Согласно Ранеру, элементы, которые априори , даны Богом и поэтому гораздо шире кантианских «форм», и они находятся не только в субъектах, но и в объектах. Итак, знание познающего субъекта всегда есть в то же время знание об объектах, в том числе и о Боге. Таким образом, различие между априорным и апостериорным было размыто.

Ссылки

Ссылки ISBN поддерживают NWE за счет реферальных сборов

Кант, Иммануил. Критика чистого разума . Перевод Н. К. Смита. Лондон: Макмиллан, 1929.
Крипке, Сол. Наименование и необходимость . Кембридж, Массачусетс: Издательство Гарвардского университета, 1972.
Ранер, Карл. Считыватель Ранера . Под редакцией Джеральда А. Маккула. Нью-Йорк: Crossroad, 1989.

Дополнительная литература

Билер, Джордж.1999. «Априори», в The Blackwell Guide to Epistemology . Под редакцией Джона Греко и Эрнеста Сосы. Оксфорд: Блэквелл. стр. 243-70.
Казулло, Альберт. 1992. «A priori/a posteriori», в A Companion to Epistemology . Под редакцией Джонатана Дэнси и Эрнеста Сосы. Оксфорд: Блэквелл. стр. 1-3.
Фейгель, Х. и В. Селларс (ред.). Новые чтения в философском анализе . Прентис Холл, 1972 г.
Хэмлин, Д. В. 1967. «Априори и апостериори», в The Encyclopedia of Philosophy , vol.1. Под редакцией Пола Эдвардса. Нью-Йорк: издательство Macmillan Publishing Company и The Free Press. стр. 140-44.
Мозер, Пол (ред. ). 1987. Априорные знания . Оксфорд: Издательство Оксфордского университета.
Плантинга, Элвин. 1993. «Априорные знания», в Warrant and Proper Function . Нью-Йорк: Издательство Оксфордского университета. стр. 102-21.
Куайн, В. В. 1963. «Две догмы эмпиризма», в с логической точки зрения , 2-е изд. Нью-Йорк: Харпер и Роу.стр. 20-46.
Витгенштейн, Людвиг. 1969. На уверенности . Под редакцией G.E.M. Анскомб и Г.Х. фон Райт, переведенный Д. Полом и Анскомбом. Нью-Йорк: Харпер и Роу.

Внешние ссылки

Все ссылки получены 11 января 2021 г.

Источники по общей философии

кредитов

Энциклопедия Нового Света авторов и редакторов переписали и дополнили статью Википедии в соответствии со стандартами New World Encyclopedia .Эта статья соответствует условиям лицензии Creative Commons CC-by-sa 3.0 (CC-by-sa), которая может использоваться и распространяться с надлежащим указанием авторства. Упоминание должно осуществляться в соответствии с условиями этой лицензии, которая может ссылаться как на авторов New World Encyclopedia , так и на самоотверженных добровольных участников Фонда Викимедиа. Чтобы процитировать эту статью, щелкните здесь, чтобы просмотреть список допустимых форматов цитирования. История более ранних вкладов википедистов доступна исследователям здесь:

История этой статьи с момента ее импорта в New World Encyclopedia :

Примечание. На использование отдельных изображений, лицензированных отдельно, могут распространяться некоторые ограничения.

Априори — Энциклопедия философии Рутледжа

1. Необходимость, аналитичность и априорность Канта «Критика чистого разума» (1781/1787), хотя ее варианты предшествуют Канту в трудах Лейбница и Юма (см. Кант, I. § 4). Эпистемологическое различие между априорным и апостериорным знанием отличается от логического или метафизического различия между необходимой и случайной истиной и от семантического различия между аналитической и синтетической истиной (см.

Аналитичность).В частности, понятие априорного знания не совпадает ни с понятием того, что является (логически или метафизически) обязательно истинным, ни с понятием того, что истинно аналитически, просто в силу значений составляющих высказывание терминов. Разговор Канта об априорных «модусах познания» предполагает эпистемологическую, ориентированную на знание характеристику того, что является априорным. Согласно стандартной характеристике, априорное знание — это знание, которое не зависит от данных чувственного опыта.Предыдущие рассуждения, однако, не решают вопроса о том, является ли каждое познаваемое априори суждение обязательно истинным или аналитически истинным.

Обязательно истинное суждение не может быть ложным или, говоря словами Лейбница, истинным во «всех возможных мирах». Случайно истинные предложения, возможно, ложны, то есть ложны в некоторых возможных мирах. Традиционно многие философы полагали, что предложение познается априори только в том случае, если оно необходимо истинно, предположительно на том основании, что если предложение возможно ложно, то оно требует для своего обоснования подтверждающих свидетельств из чувственного опыта. Случайные истины, согласно этой традиционной точке зрения, не являются кандидатами на априорное знание.

Сол Крипке (1980) утверждал, что некоторые условно истинные предложения познаваемы априори. Он ссылается на знание, что палка S в определенное время имеет длину один метр, где палка S является стандартной метровой планкой в Париже. Если использовать палку S для «фиксации референции» термина «один метр», то, согласно Крипке, можно априори знать, что палка S имеет длину один метр.Тот факт, что палка S имеет длину один метр, является скорее случайным, чем необходимым; для S не мог быть длиной в один метр. (Применение достаточного количества тепла к S , например, изменило бы его длину.) Таким образом, кажется спорным, что некоторые случайные истины познаваемы априори, вопреки тому, что предполагали многие философы. Этот вопрос вызвал серьезные дискуссии среди современных философов, причем некоторые до сих пор утверждают, что ни одно условно истинное суждение не может быть познано априори. Некоторые из последних философов отметили в связи с примером Крипке, что «один метр» может использоваться либо как (1) название длины S , какой бы ни была эта длина, либо как (2) название длины. определенная длина, выделенная говорящим. При варианте (1), которого придерживаются эти философы, утверждение о том, что палка S имеет длину один метр, будет необходимым и познаваемым априори, а при заданном варианте (2) утверждение о том, что палка S имеет длину один метр, будет условным. и познается только апостериори.

Многие философы считали, что априорное знание ограничивается такими аналитическими истинами, как «Все прямоугольники имеют четыре стороны» и «Все тела протяженны». Если такие истины аналитические, то они истинны только в силу значений составляющих их терминов. Такие истины отличаются от синтетических истин, которые истинны в силу чего-то иного, чем просто значения составляющих их терминов (например, в силу наблюдаемых ситуаций в мире). Синтетические суждения, по Канту, «амплиативны» в том смысле, что они «добавляют к понятию субъекта предикат, который в нем никоим образом не осмыслен и который никакой анализ не может извлечь из него» (1781/1787: А7/В11). Некоторые философы, особенно В.В. Куайн, оспаривали жизнеспособность любого философски важного различия между аналитическими и синтетическими истинами (см. Куайн, В. В., § 3).

Один из вопросов, вызывающих философские споры, заключается в том, познаваема ли какая-либо синтетическая истина априори. Вышеупомянутый пример метра Крипке предлагает, по мнению некоторых философов, синтетическую истину, познаваемую априори. Кант считал, что некоторые синтетические истины, например истины геометрии, имеют своего рода необходимость, которая не может быть выведена из опыта и может быть познана априорно.Такие синтетические истины, утверждал Кант, могут быть познаны независимо от свидетельств чувственного опыта. Учение Канта о синтетических априорных истинах до сих пор вызывает споры среди философов, особенно в связи с такими явно синтетическими положениями, как «Ничто не может быть сплошь зеленым и красным» и «Прямая линия есть кратчайший путь между двумя точками». Поздний Витгенштейн, например, предположил, что предложения последнего типа на самом деле являются конвенциональными «правилами грамматики» или несинтетическими нормативными стандартами репрезентации (см. «Необходимая истина и условность»).

В чем разница между априорным и апостериорным знанием?

Априорное знание предшествует чувственному опыту (таким образом, «априорно»). Например, даже до того, как действительно выйти в мир и провести эксперименты, можно было просто закрыть глаза, подумать и сделать вывод, что 2+2=4. Не нужно выходить и проверять, где два валуна лежат рядом с двумя другими валунами, там на самом деле четыре валуна. Скорее, такое знание известно до любой ссылки на физический мир или наши пять чувств.Возвращаясь к Платону, многие философы, таким образом, утверждали, что фундаментальные истины, такие как математика, логика, мораль и даже существование Бога, могут быть врожденно известны разуму до любого реального опыта мира. Вместо того, чтобы обращаться вовне и использовать наши 5 чувств для восприятия внешнего мира, априорное знание обращается внутрь и размышляет о том, что мы, кажется, уже знаем до любого реального опыта мира. Напротив, апостериорное знание приобретается только после того, как уже произошел чувственный опыт (т. е., как только чувственный опыт находится позади нас или «задним числом»). Никогда нельзя было закрыть глаза, заглянуть внутрь себя и обнаружить, что «Титаник» затонул 15 апреля 1912 года или что вода состоит из двух частей водорода и одной части кислорода. Скорее, такое знание можно получить, только действительно выходя в мир и используя наши пять чувств для экспериментов и выяснения «фактов» вопроса. На протяжении тысячелетий философы спорили о том, должно ли априорное или апостериорное знание быть первичным, при этом апостериорное знание взяло на себя руководящую роль во время научной революции благодаря таким мыслителям, как Локк и Юм.Однако многие философы (например, Кант) утверждают, что априорное и апостериорное знание должны работать вместе, и любая теория познания, не учитывающая ни одну из сторон уравнения, неполна. Ибо хотя априорное знание, не связанное с реальным опытом, склонно к полетам воображения, апостериорное знание не может даже оторваться от земли, если наш мозг уже не имеет априорных категорий, с помощью которых он может обрабатывать наш опыт (например, как мы можем логически мыслить о нашем опыте? чувственный опыт, если мы уже не обладаем базовой логикой с самого начала?). Это действительно трудный вопрос.

Априори в философии | Отзывы | Философские обзоры Нотр-Дама

Это ценный сборник из тринадцати новых эссе, написанных влиятельными высокопоставленными деятелями вместе с превосходными молодыми эпистемологами. Редакторы кратко резюмируют каждую статью в полезном введении. Полное введение можно просмотреть в книгах Google, поэтому я постарался не создавать здесь повторяющихся однотипных резюме. Я постараюсь изложить некоторые конкретные идеи и моменты, найденные в статьях, которые показались мне интересными или важными и которые не удалось полностью передать в кратких резюме редакторов.Как обычно для обзора, я буду вынужден быть крайне избирательным, частично произвольным образом. Каждый раз, когда я делаю слишком быстрое критическое замечание в сжатых обзорах отдельных эссе ниже, пожалуйста, прочитайте это как попытку начать более продолжительное обсуждение, которое должно быть продолжено в другом месте.

Элвин Голдман утверждает, что, хотя наша интуиция может дать нам некоторое опровержимое, априорное обоснование (для различных философских выводов), эмпирические соображения могут угрожать несостоятельностью этого обоснования первого порядка, и те, кто угрожает эмпирическим побежденным, сами могут быть побеждены только дальнейшими действиями. эмпирическое исследование.В частности, есть угрожающий эмпирический факт, на который недавно настаивали философы-экспериментаторы, что многие из ваших интуитивных представлений разделяют лишь хрупкое большинство философского населения.

Голдман выдвигает новое предложение о том, как вы могли бы бороться с этой эмпирической угрозой, как вы могли бы победить этого проигравшего. Он выдвигает теорему Кондорсе о жюри, которая говорит нам, что точка зрения, которой придерживается даже незначительное большинство, может быть очень надежной, в частности более надежной, чем отдельные члены группы, и все более надежной (приближающейся к абсолютной надежности) по мере роста размера группы, поэтому пока выполняются два допущения: (i) каждый член имеет более чем случайный шанс придерживаться правильной точки зрения, и (ii) члены принимают свои взгляды независимо друг от друга.То, что эти условия применимы к интуитивным суждениям философа, является эмпирическим вопросом, но Гольдман оптимистично предполагает, что философы, таким образом, могут эмпирически подтвердить, что эти условия действительно применимы, и тем самым укрепить качество своих совокупных свидетельств в поддержку своих философских взглядов.

Я нахожу это предложение интересным, но оно имеет следующий особый смысл. Разумно беспокоиться о том, что интуиция философов не является независимой: в то время как присяжные входят в состав присяжных юристами и судьями, философы принимаются в профессию другими философами, и согласие со стандартными интуициями играет роль в процессе приема.Если это так, то аргумент Гольдмана, основанный на Кондорсе, заставит нас предпочесть результаты опросов 90 281 аутсайдеров 90 282 философии. Но это кажется странным: когда я решаю, кому можно доверять в каком-то вопросе, у меня возникает большее искушение доверять людям, которые согласны со мной по другим вопросам, так почему же я должен предпочитать опросы со стороны, а не хорошо проверенных философов? Проблема здесь связана с центральным и трудным вопросом в дебатах о разногласиях между коллегами: дает ли тот факт, что кто-то не согласен с вами, повод снизить вашу уверенность в его надежности (по сравнению с вашей собственной надежностью)? Эти вопросы продолжают тянуть меня в двух направлениях.

Джонатан Итикава и Джонатан Вайнберг оба решают вопрос о том, угрожает ли экспериментальная философия априорному или кабинетному статусу философии. Угроза заключается в том, что, поскольку экспериментальная философия одновременно эмпирична и иногда делается с целью пересмотра философских выводов, эти выводы оказываются эмпирическими. Итикава и Вайнберг стремятся обезвредить угрозу. В частности, они оба независимо друг от друга делают следующий очень убедительный вывод (который, как я полагаю, также, по крайней мере неявно, кратко изложен в статье Альберта Казулло).Дело, как я бы сказал, в том, что все эмпирически недостоверно, даже наши выводы по математике и логике, поскольку всегда можно получить эмпирические доказательства того, что, скажем, вам дали ослабляющее рассудок лекарство. Таким образом, если роль экспериментальной философии такова, а это, возможно, так и есть, мы не должны думать, что это показывает, что философия менее уместно категоризирована как априорная, чем математика или логика.

Джошуа Туроу также стремится ответить на некоторые вопросы, поднятые современной экспериментальной философией, но его стратегия шире.Он излагает положительную объяснительную теорию априори, основанную на известной метасемантической теории Кристофера Пикока и мотивированную возражениями, которые Туроу выдвигает против некоторых деталей точки зрения Пикока. Затем Туроу утверждает, что его теория пережила некоторые недавние критические замечания Тимоти Уильямсона в отношении концептуальной ролевой семантики. Теория предназначена для того, чтобы блокировать любые попытки экспериментальной философии устранить любую эпистемическую роль интуиции, но теория позволяет экспериментальной критике играть ограниченную роль в исправлении наших интуиций, которые в теории Туроу очень подвержены ошибкам.

Дэвид Хендерсон и Терри Хорган предлагают описание диванного размышления, которое обычно практикуют философы. В общих чертах описание знакомо: это поиск широкого рефлексивного равновесия в наших суждениях, частных и общих, применение философских концепций к гипотетическим сценариям. Как говорят авторы в первом предложении, это своего рода размышление, «мы полагаем, что оно должно показаться философам узнаваемым, даже знакомым» (стр. 111). Они посвящают раздел исследованию наводящей на размышления аналогии с явной артикуляцией нашего имплицитного знания синтаксиса из кресла.(Ролз также упомянул эту аналогию в кратком абзаце, когда обсуждал рефлективное равновесие во вступительной главе книги «Теория справедливости» .)

Многие читатели сочтут отчет Хендерсона и Хоргана в общих чертах довольно бесспорным. Что самое новое и самое противоречивое в этом подходе? Во-первых, они квалифицируют априорный статус философских выводов, к которым приходит метод: наши выводы, как они говорят, лишь «низкосортные априорные». Каково предполагаемое эмпирическое измерение философского знания? Во-первых, наши выводы должны быть проверены на всех видах знаний, которые может приобрести кабинетный философ, прежде чем приступить к своим размышлениям, включая общеизвестные точные науки и психологию. Во-вторых, важен тот факт, что новые эмпирические психологические данные о нашем мозге и нашей надежности входят в общий процесс рефлексии. В то время как первичными входными данными для метода являются содержание интуитивных суждений, тот факт, что это содержание психологических суждений, действительно возникающих в нашем сознании, является частью данных, которые необходимо учитывать, прежде чем рефлексивный процесс может быть завершен. Эти вопросы, кажется, являются одним из многих вопросов в статье, которые Хендерсон и Хорган рассматривают гораздо более подробно в своей недавней книге . Эпистемологический спектр .Бумага кажется чем-то вроде тизера для книги.

Я должен отметить одну жалобу на статью: они так и не определили, даже приблизительно, понятие «понятийно обоснованной необходимой истины», хотя название статьи «О кабинетном обосновании понятийно обоснованных необходимых истин». Опять же, в их книге есть несколько больше об этом.

Кристофер Хилл возражает против Куайна и других в пользу спорного в настоящее время мнения о том, что некоторые убеждения не поддаются эмпирической проверке. Он рассуждает на основе соображений о функциях, которым служат наши понятия (аргументативная стратегия, которая мне очень нравилась). Некоторые понятия, говорит Хилл, выполняют неэмпирическую функцию. Примером может служить понятие, введенное аббревиатурным определением. Функция такого понятия состоит в том, чтобы «достичь экономии убеждений и рассуждений» (стр. 143). Хилл обсуждает некоторые примеры, в том числе аббревиативное определение «две недели — это 14 дней».

Куайн жаловался, что общепринятые представления — это всего лишь события, и наши первоначальные намерения будут забыты позже в жизни понятия.Хилл отвечает, что

нет естественного предела продолжительности жизни намерения использовать понятие в качестве аббревиатуры. Вопреки тому, что, по-видимому, думал Куайн, в природе вещей нет тенденции к тому, чтобы намерения такого рода были сметены нашим стремлением к более фундаментальным когнитивным целям. (стр. 147)

Существует линия сопротивления этой точке зрения, которую Хилл не освещает в газете. Он не рассматривает передачу понятий другим людям, которые могут стать полностью компетентными пользователями, не зная и не помня первоначальных намерений вводящего.Таким образом, у кого-то могут быть ложные представления о, скажем, двухнедельниках, которые исправляются эмпирически. Возможно, Хилл предпочел бы поддержать более ограниченную версию своего тезиса, версию, касающуюся только пользователей, которые полностью сохраняют все свои намерения с того момента, как они сами ввели понятие.

Анна-Сара Мальмгрен продолжает свою более раннюю работу, в которой критиковал провокационный тезис Тайлера Берджа о том, что мы можем иметь априорное знание на основе свидетельских показаний. Ее эссе начинается с попытки реконструировать в удивительно четких терминах объяснение Бёрджем эпистемологического обоснования, которое приводит его к его тезису.Мальмгрен анализирует основные проблемы, которые она видит во взглядах Берджа. С ее критикой чрезвычайно трудно не согласиться, но в недавней статье Рама Неты делается попытка выявить пробел в одном из ее аргументов. Нета предполагает, что есть способ, с помощью которого самоанализ может дать априорное право на свидетельство, когда свидетельство исходит из прошлого «я». Чтобы ответить Нете, Мальмгрен опирается на следующую хорошую стратегию: если тот пример, который предлагает Нета, является подлинным примером свидетельских показаний, мы должны ожидать, что его можно будет опровергнуть точно так же, как считается, что любой непротиворечивый пример свидетельских показаний может быть опровергнут.Эти проигравшие могут включать в себя такие вещи, как неискренность или неудачи в общении. И Мальмгрен утверждает, что случай Неты, который по существу включает в себя интроспекцию собственных суждений, не может допустить такого поражения и, таким образом, не похож на знакомое понятие свидетельских показаний. Мальмгрен также справедливо подчеркивает, что случай свидетельских показаний Неты предлагает лишь неинтересную форму априорного свидетельского знания: знание из самосвидетельства. (Эссе Мальмгрена также исследует некоторые другие стратегии спасения тезиса Берджа и объясняет, почему они непривлекательны. )

Эрнест Соса спрашивает, что оправдывает основополагающие, или невыводимые, убеждения, которые антискептический здравый смысл настоятельно предполагает, что мы должны иметь. Соса, разрабатывая более крупный проект, которым он хорошо известен, утверждает, что ответ должен опираться на понятие компетентности . Например, в случае перцептивных убеждений их обоснование должно включать в себя нечто большее, чем их содержание, соответствующее перцептивному опыту субъекта. Представление о том, сколько крапинок на курице, может точно соответствовать количеству крапинок, представленных в ее опыте случайно, без того, чтобы субъект проявлял какую-либо компетентность, чтобы надежно различить такое количество крапинок.

Но, утверждает Соса, не все основополагающие убеждения перцептивны. (Гипотетический) надежный слеповидящий может компетентно формировать убеждения без какого-либо связанного с ним перцептивного опыта. Менее гипотетически Соса утверждает, что у нас есть интуиция, которая сама по себе не является опытом, а скорее представляет собой «видимость» или «притяжение к согласию», основанную не более чем на нашем понимании вовлеченных предложений. И оправдание этих интуиций, опять же, можно найти в упражнении интеллектуальной компетентности, компетентности, которая позволяет субъекту надежно отличать истинное от ложного.

Соса исследует эпистемологии Мура и Витгенштейна, чтобы мотивировать и поддержать этот взгляд на интуицию. Эти краткие исторические экскурсы поучительны и напомнят некоторым читателям, что существуют вводящие в заблуждение карикатуры на взгляды этих философов, витающие сегодня в холлах философских факультетов (например, реальный взгляд Мура очень далек от догматических или прямых реалистических взглядов Джеймса Прайора или Майкла Хьюмера). ).

Превосходное эссе Джоэла Пуста было одним из самых интересных, по крайней мере, для меня (хотя я думаю, что его аргументы не увенчались успехом, как я объясню).Пуст сравнивает две эпистемологические точки зрения, называя их «картезианством» и «рейдианством». Декартианец говорит, что все обоснованные верования должны быть показаны как достаточно вероятные, учитывая лишь очень узкое ядро основополагающих верований, а именно априорные интуиции и интроспекцию. Рейдианцы обвиняют картезианца в самоуправстве в том, что он отдает предпочтение только интуиции и самоанализу.

Пуст защищает картезианца от этого рейдовского обвинения в произволе. Он предлагает два аргумента в защиту картезианства (стр.215-218). Один аргумент утверждает, что интуиция или, по крайней мере, самые сильные проявления интуиции являются особенными, потому что они безошибочны, то есть они не могут ошибаться. Пуст понимает, что он должен защищать это утверждение от таких примеров, как интуиция Фреге в отношении Основного закона V, которая, как показал парадокс Рассела, несостоятельна. Пуст говорит, что в таком случае мы используем более сильную интуицию, интуицию для таких вещей, как непротиворечие, в нашем подтверждении опровержения Рассела, и, таким образом, это была не самая сильная интуиция, которая оказалась ложной.

Я думаю, что аргументы Пустышки не слишком далеко нас заведут. Парадоксы, подобные парадоксам Лжеца и Карри, показывают, что часто очень небольшой набор наших самых сильных интуиций несовместим. Мало чему можно доверять безошибочной интуиции.

Другой аргумент Пуста в защиту привилегированного статуса, который картезианство придает интуиции и интроспекции, заключается в следующем. В то время как восприятие, индукция и другие цели традиционных скептических нападок являются областями, допускающими возможность общей ошибки , декартовы основания не могут быть вообще ложными , даже если и интуиция, и интроспекция подвержены ошибкам.

Пуст говорит, что у нас есть интуиция, которая может полностью отличаться от восприятия, но нам не хватает всей интуиции, которая могла бы быть априорной интуицией. Таким образом, предполагается, что интуиция может быть привилегирована как основа для формирования убеждений, невосприимчивых к скептицизму.

Я думаю, что этот аргумент не может показать, что основы картезианства невосприимчивы к скептическим угрозам. Ибо, даже если (интуитивно) не существует скептической возможности, при которой все наши убеждения определенного рода ложны, пока для каждого такого убеждения существует скептическая возможность, при которой оно ложно, мы столкнуться с проблемой демонстрации того, как эти убеждения составляют знание (что, учитывая принцип замыкания, равносильно демонстрации того, как мы знаем отрицание каждой из скептических возможностей). Это нетипичный способ представления вещей, но базовую структуру скептического парадокса можно воспроизвести, используя множество возможностей разовой ошибки, а не одну возможность общей ошибки. Возьмите любую ошибочную интуицию (или интуитивное убеждение), а затем подумайте о том, чтобы показать, что вы не находитесь в скептическом сценарии, когда эта самая интуиция (или убеждение) ошибочна. Построенная таким образом, скептическая проблема может быть в некотором смысле менее «захватывающей», но решить ее не так просто.

Многие эпистемологи сочтут очень интересную статью Ральфа Веджвуда достойной прочтения и размышлений. Его аргументы присоединяются к нынешним оживленным дебатам о том, как реагировать на скептический парадокс о перцептивном знании. Он использует байесовский аргумент (приведенный Роджером Уайтом и другими), чтобы показать, что так или иначе мы должны иметь априорное обоснование условного предложения , если кажется, что это рука, то это рука . Веджвуд развивает два аргумента, призванных объяснить, откуда у нас такое обоснование. Его аргументы основаны на предпосылке, что существует рациональный процесс формирования убеждений, когда опыт принимается за чистую монету, процесс, который позволяет сделать вывод это рука из кажется, что это рука , и сделать поэтому без обращения к какому-либо обоснованию соответствующего условного предложения.

Первый аргумент Веджвуда включает в себя утверждение, что мы можем использовать этот процесс в предположительных рассуждениях и тем самым приобретать априорное знание об условном. Это предлагает своего рода примиряющий гибридный взгляд на тех, кто любит догматизм Прайора, и тех, кто принимает байесовский аргумент Уайта.Убежденные догматики, такие как сам Прайор, тем не менее, будут сомневаться в том, что процесс передает обоснование в предположительном контексте: может быть важно иметь опыт со всеми теми аспектами его феноменологии, которые нельзя просто принять на основе предположений.

Второй аргумент Веджвуда основывается на предположении, что все принципы рационального формирования убеждений априорны. Он воображает себе «платоническую душу», которая полагается на свое априорное знание о формировании рациональных убеждений, чтобы предсказать, еще до того, как она войдет в тело, в котором вскоре будет обитать, что она получит оправдание для различных условных связей, связывающих видимость и реальность.Принимая во внимание определенные защищаемые принципы «мета-обоснования», связывающие (i) текущее обоснование веры в то, что скоро появится какое-то обоснование убеждения B , и (ii) текущее обоснование убеждения B , Веджвуд снова заключает, что у нас есть априорное обоснование. для условной связи видимости и реальности. Те, кто хочет сопротивляться этому аргументу, могут сосредоточить свое внимание на вопросе о том, действительно ли все принципы рациональности априорны. (Если это не так, потребуются некоторые предложения относительно того, как кабинетные эпистемологи делают какую-либо хорошую работу.В этом могут помочь другие статьи в этом томе, такие как работы Хендерсона и Хоргана и Уильямсона. )

В статьях Альберта Казулло и Кэрри Дженкинс рассматривается и дается ответ на ряд критических замечаний по поводу согласованности или значимости априорного. Казулло обращается к аргументам, выдвинутым Филипом Китчером, Джоном Хоторном, Тимоти Уильямсоном и (что интересно!) Кэрри Дженкинс. Дженкинс считается мишенью для преданного защитника априори, такого как Касулло, потому что у Дженкинса несколько сдержанный взгляд на априори.В своей статье она говорит, что, по ее мнению, «все знания, будь то априорные или апостериорные, в конечном счете эмпиричны» (стр. 283). Дженкинс более тщательно критикует скептические взгляды на априори, в частности взгляд Куайна, который она формулирует и разбирает. Она также отвечает на аргументы Пенелопы Мэдди и Дэвида Папино. Тема взглядов ее целей состоит в том, что правдоподобная форма натурализма подрывает связность априори. Дженкинс превосходно пытается ответить на все эти вдохновленные натурализмом нападки способами, которые не противоречат самой предпосылке натурализма; вместо этого она находит недостатки в других шагах, которые предпринимают эти аргументы.

Том завершается единственным вкладом, враждебным понятию априорного. Тимоти Уильямсон утверждает, что априорность не нарушает эпистемически значимые соединения, точно так же, как классификация некоторых растений как кустов не нарушает ботанически значимые соединения.

Его стратегия состоит в том, чтобы рассмотреть парадигматический случай априорного знания и парадигматический случай апостериорного знания, а затем доказать, что эти случаи «почти совершенно аналогичны» (стр.296) в отношении всех их интересных эпистемологических свойств. В делах участвует персонаж, Норман, который использует умелое упражнение своего воображения, чтобы парадигматически прийти к априорному знанию о том, что все малиновые вещи красные, и парадигматически к апостериорному знанию о том, что все последние тома Кто есть кто красные. Норман представляет себе либо малиновую вещь, либо том Кто есть кто , замечает, что воображаемый экземпляр относится к красной вещи, а затем формирует общее убеждение, обобщая случай. Если упражнение выполнено умело, как выразился Уильямсон, Норман не должен склоняться к воображению нетипичного примера соответствующего общего класса; например, Норман должен рассмотреть прототипный пример малинового, а не периферийного оттенка. Уильямсон утверждает, что в обоих упражнениях есть мастерство, потому что прошлый перцептивный опыт Нормана соответствующим образом тренирует его воображение, и, таким образом, опыт играет одинаковую роль как в априорном, так и в апостериорном знании, роль, которую он называет «более чем просто позволяющей, но менее чем строго доказательной». п.298).

Затем Уильямсон утверждает, что воображение играет аналогичную роль в знании математики и логики, тем самым расширяя свою модель, основанную на воображении, на самые традиционные области априорного знания. В частности, он утверждает, что Норман может познать логическую истину о том, что все люди самотождественны, просто воображая вещь, наблюдая, что она тождественна себе, а затем обобщая на все вещи.

Позвольте мне бросить вызов этой модели, которая предлагает основывать наши знания об обобщениях на воображаемых типичных примерах.Взгляд Уильямсона вдохновлен формальным правилом универсального обобщения в теории доказательств, хотя его модель — это не модель логики, а модель обоснованного изменения точки зрения (как назвал ее Гилберт Харман). Можем ли мы рационально вывести обобщение из воображаемого типичного примера, при условии, что наши рассуждения об этом примере были полностью рациональными, и при условии, что до обобщения мы не сохраняем (неисполненных) предположений об этом примере? Уильямсон предполагает, что мы можем, но я думаю, что мы не можем. Проблема, которую я вижу, заключается в том, что абсурдные аргументы, такие как следующие, становятся лицензированными:

(1) Предположим, что 99 % детей любят шоколад, а Джоуи — ребенок.(предположение)

(2) Джоуи любит шоколад. (разумный статистический вывод, если предположить, что 1)

(3) Если 99 % детей любят шоколад, а Джоуи — ребенок, то Джоуи любит шоколад. (условное доказательство, без предположений)

(4) Таким образом, для любого x , если 99% детей любят шоколад, а x — ребенок, то x любит шоколад. (универсальное обобщение?!? никаких предположений)

Конечно, если мы изменим здесь эти утверждения, сказав, что Джоуи (и x ) — типичный ребенок, то рассуждения перестанут быть абсурдными.Но Уильямсон явно отрицает, что эти обобщающие выводы требуют от нас сначала «проверить», является ли наш пример типичным; нужно только быть типичным . (стр. 304).

Я думаю, этот пример показывает, что обычное рассуждение — обоснованное изменение точки зрения — от примера к обобщению имеет ограничения, выходящие за рамки тех, которые мы придерживаемся правила универсального обобщения в теориях доказательств. Также недостаточно добавить ограничение, что воображаемый экземпляр должен быть «типичным».Мне кажется, что рассуждающему нужно иметь обоснование, чтобы больше верить в конкретный случай. Мое предположение, таким образом, состоит в том, что мы можем обобщать рассуждения о конкретном случае только в том случае, если у нас есть независимое (пропозициональное) обоснование веры в то, что рассуждение сохраняет истину во всех случаях, на которые мы обобщаем. (Я защищал это в своей статье «Знание достоверности». (Брайан Уэзерсон защищает конкурирующий диагноз этих примеров в своей статье «Индукция и предположение».))

Уильямсон предвосхищает мое предложение и возражает следующим образом: «Требовать от нас проверки того, что воображаемый пример типичен для всех членов области D, прежде чем мы универсально обобщим D, означает навязывать бесконечный регресс, поскольку «воображаемый пример типичен для всех членов области D». все элементы D’ само является универсальным обобщением над D» (стр.304). Чтобы избежать такого бесконечного регресса, я придерживаюсь мнения, что у нас есть недедуктивное обоснование веры в ряд общих принципов логики, таких как рефлексивность тождества и действительность modus ponens и различных других правил. Это позволяет моему предложенному правилу обобщения экземпляра по-прежнему с пользой генерировать обоснование и знание множества других обобщений. Например, мы можем узнать что-то обо всех числах, потому что у нас есть недедуктивное основание полагать, что наши рассуждения о произвольном числе верны.

Поскольку мое ограниченное пространство помешало мне обсудить многие достоинства и многие интеллектуально провокационные аспекты эссе в этом превосходном сборнике, я просто отсылаю читателей к самой книге.

заметок Канта

заметок Канта
Вводные понятия
априорно / апостериорно Различие между суждениями, предложениями, концепциями, идеями, аргументами или видами знания. В каждом случае априорное считается независимым от чувственного опыта, который предполагает апостериорное.Таким образом, априорный аргумент используется для дедуктивного рассуждения из абстрактных общих предпосылок, в то время как апостериорный аргумент опирается на конкретную информацию, полученную из чувственного восприятия. Необходимая истинность априорного предложения может быть определена только разумом, но случайная истинность апостериорного предложения может быть открыта только посредством ссылки на какой-либо факт. Так, например:
«3 + 4 = 7.» может быть известно априори.
«Чикаго расположен на берегу озера Мичиган.известно только апостериори.
Рационалисты обычно подчеркивают важность априорных идей и аргументов в установлении подлинного знания на прочном фундаменте. Кант утверждал, что синтетические априорные суждения являются предпосылками любого опыта и, таким образом, обеспечивают основу для математических и научных знаний. Эмпирики, с другой стороны, обычно считают, что все априорные суждения являются просто аналитическими, так что мы должны полагаться на апостериорные суждения для получения важной информации о мире.
категорический/гипотетический императив В моральной философии Канта различие между способами, которыми воля может быть обязана.Гипотетический императив (формы «Если хочешь Х, делай А») всегда обусловлен чем-то другим, а категорический императив (формы «Делай А») абсолютен и универсален. Нравственное действие для Канта всегда вытекает из категорического императива: «Поступай только в соответствии с той максимой, посредством которой ты можешь в то же время желать, чтобы она стала всеобщим законом».
Иммануил Кант Освоив эпистемологию и метафизику, Кант считал, что строгое применение одних и тех же методов рассуждения даст такой же успех в решении проблем моральной философии.Так, в «Критике практического разума» (1788 г.) он предложил «Таблицу категорий свободы в отношении к понятиям добра и зла», используя знакомые логические различия в качестве основы для каталога синтетических априорных суждений, которые имеют отношение к оценке человеческих действий, и заявил, что только две вещи вызывают неподдельный трепет: «звездное небо над головой и нравственный закон внутри». Кант использовал обычные моральные понятия в качестве основы для вывода этого морального закона в «Основах метафизики морали» (1785).
От доброй воли к универсальному закону Мы начнем с понятия того, что может быть безоговорочно представлено как добро, с доброй воли. Другие хорошие черты человеческой природы и блага хорошей жизни, указывал Кант, имеют ценность только при соответствующих условиях, так как они могут быть использованы как во благо, так и во зло. Но добрая воля хороша по своей сути; его ценность полностью самодостаточна и совершенно независима от его внешних отношений. Так как наш практический разум больше приспособлен к развитию и руководству доброй волей, чем к достижению счастья, то отсюда следует, что ценность доброй воли не зависит даже от результатов, которые она способна произвести как последствия человеческих действий.Таким образом, моральная теория Канта является деонтологической: действия морально правильны в силу их мотивов, которые должны проистекать скорее из долга, чем из склонности. Наиболее яркими примерами морально правильных действий являются как раз те, в которых решимость отдельного агента действовать в соответствии с долгом преодолевает его очевидный личный интерес и очевидное желание поступить иначе. Но в таком случае, утверждает Кант, моральная ценность поступка может заключаться только в формальном принципе или «максиме», общем обязательстве действовать таким образом, потому что это наш долг.Поэтому он заключает, что «Долг — это необходимость действовать из уважения к закону». Таким образом, согласно Канту, высшим принципом морали должен быть моральный закон, понятый настолько абстрактно, чтобы он был способен направлять нас к правильным действиям применительно ко всякому возможному набору обстоятельств. Таким образом, единственной существенной чертой морального закона является его всеобщность, тот факт, что он обладает формальным свойством универсализации, в силу которого он может быть применен в любое время к любому моральному субъекту. Из этой цепочки рассуждений о наших обычных моральных понятиях Кант вывел в качестве предварительного утверждения о моральном долге представление о том, что правильные действия — это те действия, которые практический разум желает в качестве всеобщего закона.
Императивы к действию Более точное понимание морали, конечно, требует введения более точной философской лексики. Хотя все естественно действует согласно закону, полагал Кант, только разумные существа делают это сознательно, повинуясь объективным принципам, определяемым практическим разумом. Конечно, человеческие агенты также имеют субъективные импульсы, желания и склонности, которые могут противоречить велениям разума. Таким образом, мы воспринимаем требование разума как обязанность, команду действовать определенным образом или императив.Такие императивы могут встречаться в любой из двух различных форм, гипотетической или категорической. Гипотетический императив условно требует совершения действия ради какой-либо другой цели или цели; он имеет форму «Делай А, чтобы достичь Х». Применение гипотетических императивов к этическим решениям вызывает определенные затруднения: в таких случаях ясно, что мы морально обязаны совершить действие А только в том случае, если мы уверены, что Х является законной целью и что выполнение А действительно приведет к желаемому результату. результат.Для совершенно рационального существа все это было бы аналитическим, но, учитывая общую ограниченность человеческого знания, совместные условия редко могут быть удовлетворены. Категорический императив, напротив, безусловно требует совершения действия ради самого действия; он имеет форму «Делай А». Такого рода абсолютное нравственное требование порождает знакомые трудности: поскольку оно выражает нравственное обязательство с совершенной необходимостью, которая прямо связала бы всякую, не загроможденную субъективными склонностями волю, категорический императив должен быть известен a priori; однако оно не может быть аналитическим суждением, так как его содержание не содержится в понятии рационального деятеля как такового.Высший принцип нравственности должен быть синтетическим априорным положением. Оставив его обоснование для третьего раздела «Основ» (и Второй «Критики»), Кант перешел к обсуждению содержания и применения категорического императива.
Категорический императив Связанный только принципом универсализации, практический разум любого разумного существа понимает категорический императив как: «Поступай только в соответствии с той максимой, посредством которой ты можешь в то же время желать, чтобы она стала всеобщим законом.То есть каждый отдельный деятель считает себя определяющим своим решением поступать определенным образом, что все (включая его самого) всегда будут действовать по одному и тому же общему правилу в будущем. Это выражение морального закона, утверждал Кант , обеспечивает конкретный практический метод для оценки конкретных человеческих действий нескольких различных разновидностей. Рассмотрим, например, случай (№ 2 в тексте), когда кто-то обдумывает облегчение финансового кризиса, занимая деньги у кого-то другого, обещая вернуть их в будущем, но на самом деле не собираясь этого делать.(Обратите внимание, что это не тот случай, когда вы обнаруживаете себя неспособным сдержать обещание, изначально данное добросовестно, что требует другого анализа.) Максима этого действия будет состоять в том, что допустимо занимать деньги под ложным предлогом, если вы действительно нужно это. Но, как указывал Кант, превращение этой максимы в универсальный закон было бы явно обречено на провал. Вся практика ссуды под обещание предполагает, по крайней мере, честное намерение вернуть; если бы это условие повсеместно игнорировалось, (всеобще) ложные обещания никогда не были бы эффективными методами заимствования.Поскольку универсализированная максима противоречива сама по себе, никто не может желать, чтобы она была законом, и Кант пришел к выводу, что у нас есть совершенный долг (из которого не может быть никаких исключений) не поступать таким образом. С другой стороны, рассмотрим менее очевидный случай (№ 4 в тексте), когда кто-то живет в достатке, но обдумывает отказ от любой помощи людям, которые борются с большими трудностями. Максима здесь заключалась бы в том, что дозволено никогда не помогать тем, кто менее обеспечен, чем мы сами.Хотя Кант допускал, что универсализация такого правила поведения не приведет к прямому противоречию, он утверждал, что никто не может последовательно желать, чтобы оно стало всеобщим законом, поскольку даже самые удачливые из нас справедливо допускают возможность того, что мы можем в любой момент когда-нибудь в будущем мы будем нуждаться в благосклонности других. Здесь у нас есть только несовершенная обязанность не действовать столь эгоистично, поскольку в отдельных случаях могут потребоваться исключения из правила, когда оно противоречит другой несовершенной обязанности (например,например, когда у меня не хватает денег, чтобы помочь всем нуждающимся) или совершенный долг (например, если единственный способ получить больше денег будет под ложным обещанием). Кант также полагал, что моральные обязательства возникают даже тогда, когда в них не участвуют другие люди. Поскольку было бы противоречиво универсализировать принцип самоубийства, если он обещает больше страданий, чем удовлетворения (№ 1), утверждал он, у нас есть совершенный долг перед самими собой не совершать самоубийство. И поскольку никто не станет следовать универсальной максиме пренебрежения развитием дисциплины, необходимой для реализации своих природных способностей (№ 3), у нас есть несовершенная обязанность перед самими собой не тратить свои таланты впустую.Это лишь примеры того, к чему может привести детальное применение морального закона, но они иллюстрируют общее направление моральной теории Канта. Он считал, что в случаях каждого из четырех видов существует противоречие либо в самой максиме, либо в воле, связанной с любой попыткой превратить правило, согласно которому мы действуем, во всеобщий закон. Таким образом, сущность безнравственности состоит в том, чтобы сделать для себя исключение, действуя в соответствии с максимами, которые я не могу умышленно универсализировать. Всегда неправильно действовать одним образом, желая, чтобы все остальные поступали иначе.(Идеальным миром для вора был бы мир, в котором все остальные всегда уважали бы частную собственность.) Таким образом, показано, что чисто формальное выражение категорического императива находит существенное практическое применение в моральных решениях.
Альтернативные формулы категорического императива Хотя он считал, что существует только один категорический императив нравственности, Кант счел полезным выразить его несколькими способами. Некоторые из альтернативных утверждений можно рассматривать как незначительные вариации его основных тем, но два из них отличаются от «формулы универсального закона» настолько, что требуют краткого независимого обсуждения.Кант предложил «формулу цели самой по себе»: «Поступай так, чтобы ты относился к человечеству, будь то в своем собственном лице или в лице другого, всегда в то же время как цель, а никогда просто как средство». .» Это делает больший акцент на уникальной ценности человеческой жизни как достойной нашего высшего морального уважения и, таким образом, предлагает более личный взгляд на мораль. В применении к частным случаям, конечно, это дает те же результаты: нарушение совершенного долга путем ложного обещания (или самоубийства) означало бы обращение с другим человеком (или с самим собой) просто как со средством для получения денег (или избежания боли). ), а нарушение несовершенного долга путем отказа предложить благотворительность (или пренебрежение своими талантами) было бы неспособностью относиться к другому человеку (или к себе) как к самоцели.Таким образом, кантианский императив согласуется с христианским выражением «Золотого правила», требуя, чтобы мы вывели из наших личных интересов общую заботу обо всех людях. Сводя все воедино, Кант пришел к «формуле автономии», согласно которой решение действовать в соответствии с максимой фактически рассматривается как сделавшее ее всеобщим законом. Здесь забота о человеческом достоинстве сочетается с принципом универсальности, чтобы произвести концепцию морального закона как самоузаконенного каждым для всех.Как говорит Кант,
Разумное существо принадлежит к царству целей как член, когда оно устанавливает в нем всеобщие законы, а само подчиняется этим законам. Он принадлежит ей как суверен, когда сам как законодатель не подчиняется чьей-либо воле.
Разумное существо всегда должно рассматривать себя как законодателя в царстве целей, ставших возможными благодаря свободе воли, будь то член или суверен.
В этой окончательной формулировке должно быть ясно сходство моральной теории Канта с его эпистемологией.Точно так же, как разум в каждом из нас определяет регулирующие принципы естествознания, которые должны быть общими для всех, так и практический разум в каждом из нас определяет универсальные принципы морали, которым все должны подчиняться.
Мораль и мир Интерес Канта к вопросам морали не был исключительно теоретическим. В « Метафизике морали» (1797 г.) он довольно подробно разработал практическое применение категорического императива, составив довольно полный каталог конкретных правил управления социальной и личной моралью.То, что каждый из нас должен фактически хотеть как всеобщее, полагал Кант, представляет собой очень жесткую систему узко предписанного поведения. В «О вечном мире» (1795 г.) Кант предложил благородный план обеспечения повсеместной политической стабильности и безопасности. Если бы государственные деятели слушали философов, утверждал он, мы могли бы легко создать международную федерацию независимых республик, каждая из которых сокращает свою постоянную армию, отказывается вмешиваться во внутренние дела других государств и соглашается руководствоваться идеей всеобщего гостеприимство.
Априорное обоснование и знание (Стэнфордская философская энциклопедия/лето 2010 г.)
Впервые опубликовано вс, 9 декабря 2007 г.
Обычно считается, что знание требует обоснованной истинной веры, даже если обоснованной истинной веры недостаточно для знания, как Эдмунд Геттье классно утверждал (1967). В случаях Gettier человек, в некоторых смысл, повезло поверить в то, что правда на основе его доказательств. Например, вы видите в поле пуделей, которые были выведены и подстрижены, чтобы выглядеть как овцы, и на основании того, что вы видите, вы сформировать убеждение, что в поле есть овцы.К счастью, есть прячутся вне поля зрения за какими-то валунами! У тебя обоснованное истинное убеждение, которое не является знанием. В лотерейных случаях, если вы держите проигрышный билет, у вас есть обоснованное истинное убеждение, что он проиграете, оправдание, основанное на вашем знании того, что это очень вероятно, что любой данный билет проиграет, но многие думают, что вы не знай, что твой билет проиграет. Таким образом, иметь обоснованную истинную веру недостаточно для знания, но кажется необходимым.
Априорное знание — это знание, основанное на а априори обоснование. Априорное обоснование является типом эпистемологического обоснования, которое в некотором смысле не зависит от опыт. Существуют различные мнения о том, является ли a априорное обоснование может быть опровергнуто другими доказательствами, особенно эмпирическими данными и разнообразием взглядов на должно ли априорное обоснование или знание быть только необходимых, или аналитических, предложений или, по крайней мере, тех, быть необходимым или аналитическим. Необходимые предложения – это те, которые не могут быть ложными, те, которые истинны во всех возможных мирах, такие как «Все братья мужчины.Условные предложения которые не нужны. Аналитическое предложение – это предложение выражается предложением, логическая форма которого гарантирует его истинность. В в некоторых случаях логическая форма предложения очевидна, как в «Все убийства есть убийства», что имеет форму «Все A — это A ». В остальных случаях форма не так очевидно, как в «Убийство нехорошо». Но логическая форма может стать очевидным, как только мы заменим соответствующие слова и фразы на их синонимы, напр., заменив «убийство» на «неправомерное убийство», чтобы получить: «Неправомерное убийство неправильный.» Любое утверждение, истинное в силу логического форма предложения, выражающая его, является аналитической независимо от проявляется ли эта форма сразу или проявляется только тогда, когда соответствующие слова и фразы заменяются их синонимами. Любой предложение, которое не является аналитическим, является синтетическим. Подробнее о том, будет ли могут ли быть необходимы синтетические суждения и могут ли аналитические быть условным.
Априорное обоснование, по-видимому, опирается на рациональные интуиции, или идеи, но существуют различные взгляды на природу эти интуиции или озарения.Существуют разные объяснения того, как эти интуиции дают оправдание, если они это делают, со многими думая, что объяснение того, как они оправдывают то, что было называемые синтетическими априорными предложениями должны отличаться от объяснение того, как они обосновывают аналитические суждения. Это также много возражений против идеи, что рациональные интуиции обеспечивают какое-либо оправдания. Наконец, рационалисты думают, что может быть 90 281 а. априорное знание мира, в то время как эмпирики это отрицают.
Кажется, мы знаем некоторые вещи априори или, по крайней мере, обосновано верить им. Стандартные примеры известных предложений априори включают: холостяк – неженатый мужчина; 2 + 3 = 5; если вы что-то знаете, то то, во что вы верите, истинно; если A больше, чем B , а B больше, чем C , тогда A больше C ; ни один объект не может быть одновременно красным и зеленым; кратчайшее расстояние между двумя точками проходит прямая линия; ни один объект не может быть полностью разделен на два разные места одновременно; нельзя мучить младенцев смерть просто для удовольствия; и несправедливо наказывать невиновного человек.
В качестве аргумента предположим, что мы знаем, что все следующие утверждения верны: некоторые холостяки несчастливы; Есть пять яблоки в мешочке; у меня есть руки; мой средний палец длиннее моего безымянный палец, а он длиннее моего мизинца; помидор я холдинг весь красный; кратчайший путь на автомобиле из Детройта в Чикаго находится вдоль I-94; В середине марта я был в Калифорнии, а не в Детройте; пытки дают недостоверные показания; и люди, которые наказаны несправедливо обижаться.Основа знания этих утверждений отличается от основания знать, что холостяки не женаты мужчины, 2 + 3 = 5 и т. д. Основание для того, чтобы знать, что холостяки не замужем и т. д., также отличается от основания знать, что я теперь у меня болит левое колено, что я съел хлопья на завтрак это утром, и что 16 апреля в Технологическом институте Вирджинии произошла бойня. 2007. Основой априорных знаний является не восприятие, самоанализ, память или свидетельство (ср.Казулло 2003, 29-30; Бонжур, 1998, 7). Если бы существовали такие вещи, как телепатия и ясновидение, они тоже не были бы основой априори знания (Casullo 2003, 149; BonJour 1998, 7-8). Априори знание и обоснование, по-видимому, основаны только на разуме или основывается исключительно на понимании рассматриваемого предложения.
Подобно восприятию, самоанализу, памяти и свидетельству, 90 281 а априорное обоснование ошибочно. Можно было бы оправдать в веря чему-то априори , т.е.г., что каждое событие имеет причина, или даже то, что неженатые взрослые мужчины являются холостяками, то есть на самом деле ложно. Многие физики считают, что некоторые субатомные события происходят случайно и поэтому не имеют причины, и Гилберт Харман процитировал исследования Винограда и Флореса, которые показывают, что «Говорящие не считать Папу холостяком» (Harman 1999, 140; 2001, 662 и н. 8). Рассмотрение философских парадоксов также может указать, что априорное обоснование ошибочно. Мы, кажется, априори оправдано полагать, что если взять одно зерно песка из кучи песка, осталась еще куча, и , что если у вас есть только одна песчинка или нет, вы не иметь кучи песка.Но мы знаем, что одно из этих предложений должно быть ложным, ибо первое ведет к отрицанию второго. Так априорное обоснование должно быть ошибочным (ср. Bealer 1998, 202).

Помимо ошибочности, кажется, что априорное оправдание является оспоримым, т. е. считается со всеми вещами априорно оправдание может быть опровергнуто дополнительными доказательствами. Например, это кажется возможным, чтобы человек был, учитывая все обстоятельства, а априори оправдал убеждение, скажем, оправдавшее истинное убеждение (JTB) — это знание до, а не после осознания Контрпримеры типа Геттье.И если это возможно, то почему нельзя априори оправдание быть побежденным эмпирические, а не только априорные, соображения? Если ты, учитывая все обстоятельства, априори справедливо полагать, что обязательно, что все P являются Q , тогда почему бы вам не наблюдение a P это не Q поражение это оправдание? Кто-то скажет, что нечто подобное произошло на самом деле, ибо скажут, что Кант был, все вещи считается, априори оправдано полагать, что каждое событие имеет причину, но из-за развития субатомной физики мы не являются, и что греки, учитывая все обстоятельства, были 90 281 а Priori оправдано принятие евклидовой геометрии, но мы не благодаря развитию космологии.

Почему кто-то может подумать, что эти проявления вводят в заблуждение? В частности, с чего бы им думать, что никто не может быть, все вещи считается, априори оправдано верить во что-то одновременно время, а затем опровергнуть это оправдание в более позднее время эмпирическое доказательство? Ну, ответ вытекает из природы априори . Кант говорил, что априорное знание есть «знание, абсолютно независимое от всех опыт» (Кант 1787, 43).Это понимание кажется слишком узкий, потому что, если бы это было правильно, все априорные знания пришлось бы опираться на врожденные идеи, то есть на идеи, которыми люди рождаются с, но не приобрести через опыт. Более правдоподобный предположение состоит в том, что априорное знание и обоснование должны быть независимым от опыта помимо того, что необходимо для приобретения понятия, необходимые для понимания предложения по вопросу .

Давайте переключим фокус на априорное обоснование , поскольку это компонент априорного знания , и спросите, почему любой счел бы это неопровержимым на опыте, то есть почему любой подумал бы, что эмпирические соображения не могут победить некоторые примеры всеобдуманного априорного оправдания.Филип Китчер считает, что если существует такая вещь, как всеобдуманное априорное оправдание, то «а лицо вправе игнорировать эмпирическую информацию о типе мир, в котором она обитает» (1983, 30; см. также, 24, 80-87) и Хилари Патнэм считает, что если есть такое оправдание, то являются «истинами, в которые всегда разумно верить» (Патнэм 1983, 90). Но если человек имеет право игнорировать эмпирические информации, или для нее всегда разумно верить чему-то, чего нет. независимо от того, каковы эмпирические доказательства, при условии, что она есть, все вещи считается, априори оправдано верить в это, то априорное оправдание неопровержимо по опыту.

Но зачем думать, что все-предполагаемое априори оправдание подразумевает либо то, что человек, обладающий такого рода обоснование имеет право игнорировать эмпирическую информацию или что она для нее всегда рационально верить в то, что она делает, несмотря ни на что эмпирические доказательства есть? Априорное обоснование должно быть «независимо от опыта», что означает, что он должен быть независимым от эмпирических данных. Но есть интерпретация такого рода независимости, которая не предполагает, что человек вправе игнорировать эмпирическую информацию или что ее обоснование останется вне зависимости от эмпирических данных.Предположим, что обоснованное независимое от опыта просто означает, что эмпирическое источники не приводят обоснования того, что обоснование обеспечивается исключительно каким-то неопытным источником. Это не означает, что эмпирические данные не могли победить это неэмпирическое обоснование. В других обстоятельствах, это может. Как говорит Лоуренс Бонжур, для априорное оправдание «…достаточно, если оно способно оправдать веру где опыт молчит» (BonJour 1998, 121).Это не подразумевают, что оправдание останется там, где нет опыта. тихий. Это позволяет опыту победить априори . оправдание.

Рассмотрим следующую аналогию. Предположим, люди родились только с осязание и сонарное чутье, как у летучих мышей. Каждый позволит их для обнаружения присутствия объектов поблизости. Кто то действительно может сказать, что всесторонне обоснованная вера, основанная на только на основании гидроакустических данных — это случай оправдания, не зависящий от осязание, потому что осязание не давало ни одного из обоснование этого убеждения.Конечно, это не означает, что «звуковое» обоснование такой веры неотразим на ощупь. В некоторых случаях доказательства, предоставляемые прикосновением что какой-то объект поблизости может перевесить данные сонара о том, что нет объект рядом. Нечто подобное следует и в отношении а. априорное обоснование, то есть обоснование, которое должно быть независимо от опыта. Это может быть независимо от опыта не будучи неспособным быть побежденным опытом, потому что он возможно, что оправдание в некоторых случаях основывается исключительно на свидетельство, не основанное на опыте, даже если в других случаях такого же рода доказательства могут быть опровергнуты эмпирическими данными.

Некоторые скажут, что, поскольку априорное обоснование может быть побежденный опытом, он не полностью независим от опыт. Тем не менее, мы можем сказать, что это , а не производное от . опыт в том же смысле, что и эмпирические утверждения. Так что может быть три категории обоснованных предложений: (1) те, чьи обоснование полностью независимо от опыта, (2) те чье оправдание не опирается на, но может быть побеждено, опыт, и (3) те, чье оправдание опирается или зависит от, опыт.« Априорное обоснование» может быть применяется к категориям (1) и (2).

Хотя обоснование не зависит от или не вытекает из опыт не означает, что он непогрешим или неопровержим опытным путем или неопытным, что это за оправдание опираться исключительно на неэмпирический источник? Казулло говорит, что есть отрицательные и положительные счета «оправдано независимо от опыта» на основании того, как охарактеризован источник такого обоснования (BonJour говорит то же самое в 1998, 7).Иногда под «опытом» подразумевается дается перечислительным списком; убеждения, основанные на опыте, которые опираются на любое из пяти чувств, самоанализ, память, свидетельство (Casullo 2003: 30, 149), и наше кинестетическое ощущение позиции и движений наших тел (ср. BonJour перечисляет все эти источники в 1998, 7). Таким образом, убеждения, обоснованные независимо от опыта, будут убеждения, обоснованные каким-то источником , а не в списке.

Casullo (2003, 149) поднимает несколько проблем в связи с этим негативным объяснением. того, что значит для убеждения быть оправданным независимо от опыта.Остается необъяснимым, почему определенные источники исключены из списка. и другие ставить на него и аналогично ставить ли возможно новые такие источники как ясновидение и телепатия в списке или оставить их выключенный. Казулло рассматривает четыре различных типа позитивных описаний опыт (2003, 150-58) и критикует их всех. В итоге (2003 г. 159), он предлагает рассматривать «опыт» как термин естественного вида, такой как «вода», «алюминий», и «лошадь» и выяснить эмпирически, в чем состоит его сущность.Тогда у нас будет основа для различения эмпирического от неопытное (= априорное ) обоснование.

Но если «опыт» — естественный добрый термин, то возможно, что его сущность не имеет ничего общего с качествами, которые мы обычно ассоциируется со зрением, осязанием, обонянием и т. д., но вместо этого имеет делать с определенными паттернами нейронных возбуждений. Но те визуальные, тактильные, обонятельные и т. д., ощущения есть то, что эпистемически соответствующие; они являются основанием наших оправданий для определенных интроспективные и перцептивные убеждения.Хотя экстерналисты о обоснование не согласится, с точки зрения оправдания, это кажется неважным, в чем разница между эмпирическим и неэмпирические источники веры, если природа этих в разных источниках не дается в феноменологическом плане. (Еще релайабилизм, тип экстернализма, см. ниже.) Но трудно понять, как суть «опыта» будет дана в феноменологические термины, если «опыт» является естественным видом срок.

Если выводы из приведенного выше обсуждения верны, то возможно, что ложное убеждение априори оправдано, и априорное обоснование может быть опровергнуто эмпирическим свидетельство. Априорное обоснование есть обоснование, которое независимо от опыта, но это не означает, что человек оправдано независимо от всего опыта, и не означает что она оправдана, учитывая все обстоятельства, несмотря ни на что стаж у нее . Отрицательно, значит, она оправдана но не на основе восприятия, самоанализа, памяти, показания, проприоцепция, и тому подобное (для обработки телепатия, ясновидение и т., если они существуют). Это труднее сказать положительно, что это значит, но в одном стандартном толковании невыводимый априорный обоснование есть обоснование на основе исключительно на понимании рассматриваемого предложения. Логическое априорное обоснование будет включать невыводимое априорное обоснование предпосылок и «видеть», как вывод следует или поддерживается мимо, эти помещения. Это «видение», в свою очередь, может исключительно на понимании человеком того, что значит одно предложение подразумевают или следуют из другого.

Конечно, чтобы иметь право верить во что-либо, скажем, что существуют пять яблок в мешке, вы должны понимать обсуждаемое предложение. Но нужно больше, чем просто понимание предложения. обоснованно полагая, что в мешке пять яблок, а ни одного нужно больше, чтобы иметь основания полагать, что 2 + 3 = 5 и что все холостяки не женаты.

Некоторые думали, что только определенные виды предложений могут быть априори обосновано, в частности, что только необходимые можно так оправдать.Но поскольку человек может быть априори оправдан в вере в ложное суждение, априори оправдание не обязательно должно состоять из необходимых истин. Это не должно быть истины вообще.

Далее, не все необходимые истины a priori оправданы, то есть неверно, что необходимо, если некоторое предложение необходимо, это может быть оправдано априори . Это часто было указал, что «Вода есть H ₂ O» является необходимым истина, но обосновать ее можно только эмпирически, т. е. а апостериори .Многие философы считают, что подобное замечание применимо к «Утренняя звезда — это вечерняя звезда», — утверждение идентичность, которая является необходимой истиной, которую можно узнать только эмпирически.

Даже если человек может быть априори оправданным, веря в то, что не является необходимой истиной, возможно, человек может быть априори имеет право верить и знать только то, что он считает обязательно верно. Но и это должно быть ошибкой, ибо мы можем вообразить какой-нибудь молодой человек или математик, у которого отсутствует понятие необходимости и кто еще a priori имеет право верить, и знает, что 2 + 3 = 5, холостяки неженаты и т. д.(ср. Казулло, 2003, 15–16; BonJour 1998, 114, н. 23). А есть какие Казулло называет «модальными скептиками», которые не только понимают, кому какая «возможность» и «необходимость» подразумевают, но отрицают, что какие-либо предложения на самом деле обладают этими свойствами (Касулло 2003, 16). Несомненно, они могут быть априори оправданы в полагая, что 2 + 3 = 5, даже если не обязательно, 2 + 3 = 5.

Окончательное предложение может состоять в том, что априорное знание, хотя не обоснование, требует, чтобы известное суждение было обязательно верно, даже если человек не считает, что это обязательно истинный.Ложные суждения, которые, как мы воображали, могут быть а априори обоснованно полагать, не являются контрпримерами к этому предложение, потому что, будучи ложными, они неизвестны, а значит, не известны априори.

Сол Крипке утверждает, что у человека может быть априори знание условного предложения. В частности, он считает человек мог знать априори , что S , стандарт метровая палка в Париже имеет длину один метр при t ₀ если он зафиксировал ссылку на «один метр» определенным описание, «длина S на t ₀ », хотя это предложение контингент (в других возможных мирах at t ₀ S длиннее или короче метра) (Крипке, 1972, 274-75).Предположим, что человек может знать априори , что если он исправил референс описанным способом, потом S имеет длину один метр при t ₀ . Тем не менее, он не может знать или даже иметь основания полагать, априори что он действительно исправил ссылку таким образом. Он может знать только по интроспекции, что он намеревался зафиксировать референцию «одного метр в длину» по тому, что он сделал на t ₀ , и S должен был существовать тогда, чтобы ему удалось починить ссылка (если бы он только галлюцинировал S , он мог бы быть пытаясь исправить ссылку на «один метр», но он мог не получится).Итак, чтобы знать, что он исправил ссылку «один метр», наш субъект должен знать определенные вещи по самоанализ и другие (а именно существование S ) по наблюдение. Поэтому он может знать только следствие условного мы допустили, что он знает априори , введя посылку что он может знать только апостериори . Отсюда его знание следствием этого является то, что S имеет длину один метр при t ₀ , также a posteriori , вопреки что утверждает Крипке.Неважно, что «он знает автоматически, без дальнейшего расследования, что S является одним метра в длину» (Крипке, 1972, 275). Этого ему недостаточно знать априори (то есть независимо от опыта), что S имеет длину один метр (BonJour, 1998, 12-13 предлагает аналогичный аргумент).

В то время как «стандартная метровая палка в Париже составляет один метр длинный» не познается априори , условное цитирование в предыдущем абзаце одновременно познается априори и контингент.Предложение «Если Джонс зафиксировал референцию «один метр» на «длину S на t ₀’, то S имеет длину один метр на t ₀ », не требуется, поскольку есть возможный мир, где Джонс фиксирует ссылку таким образом, но конкретная палка, которая в нашем мире называлась « S ». в другом мире не один метр в длину. Тем не менее, условное условное выражение может быть известно априори потому что истинность как его предшествующего, так и последующего оценивается в одном и том же Мир.

Гарет Эванс обсуждал другой вид условного предложения, который также по-видимому, выражает случайные 90 281 априорных 90 282 истин. Рассмотрим предложение: «Если на самом деле р , то р » и конкретное его воплощение: «Если сообщение на самом деле красный, тогда он красный». Что «на самом деле» делает здесь, чтобы проиндексировать предложение о том, что пост красный для некоторых конкретный мир, назовите его W ₁ . Таким образом, соответствующие предложение говорит: обязательно, если столб красный в W ₁ , то красный.Чтобы определить, является ли это условное обязательно верно, мы должны рассмотреть, является ли оно истинно во всех возможных мирах. Но это не так. Есть некоторые возможный мир, скажем, W ₁₀₀, где «почта красный в W ₁ » верно, но неверно, что пост красный, потому что в W ₁₀₀ это, скажем, зеленый. Таким образом, предложение «Если столб на самом деле красный, он красный», не обязательно, но все же верно. Далее, он может быть известным априори потому что истина этого контингента предложение зависит исключительно от того, как обстоят дела в реальном мире, и, конечно, если пост красный W ₁ ( реальный мир), он красный.Следствие этого условного истинно поскольку его истинность определяется тем, как обстоят дела в реальном мире, Вт ₁ . Как только мы это увидим, мы сможем узнать a. априори , что предложение истинно, хотя на самом деле оно условно, не обязательно. Далее, мы можем знать, что контингент предложение истинно только на основании понимания того, что предложение (см. Evans 1979: 83-85 для всего этого абзаца).

Подводя итог, априорное знание не требует того, что известно как необходимая истина или даже просто считается необходимая истина.Далее, человек может быть априори оправдан веря, хотя, конечно, не знаю, что ложно, и эмпирические данные могут опровергнуть априорное обоснование, и следовательно, знание. Для начала, что кажется важным для априори обоснование состоит в том, что оно основано исключительно на понимании предложение по делу.

Отбрасывая случайные предложения, которые познаваемы a априори , это заставило людей думать, что априори знание может быть только аналитических предложений, т. предложения, которые могут быть сведены к логическим истинам замена синонимами соответствующих слов или словосочетаний в предложения, выражающие эти предложения.(Есть другие аккаунты аналитичности, но здесь нет необходимости их рассматривать.) По-прежнему игнорируя контингент , априори , по тем же причинам, людей заставили думать, что априорное оправдание может быть только предположение, что кажутся аналитическими, даже если их не окажется. Говоря «кажусь аналитическим», я означают, что они кажутся истинными в силу значений терминов участие, как в случае с «холостяками неженатыми мужчины.

Однако представляется, что человек может быть априори оправданным в вере в такое утверждение, как «каждое событие имеет причину» что, в отличие от «всякое следствие имеет причину», даже не кажутся аналитическими. Хотя «эффект» может быть определен как «результат причины», «событие» не определяется термином «причина». Событие – это изменение в каком-либо вещь или положение дел. Итак, «у каждого следствия есть причина». можно свести к «каждый результат причины имеет причину» заменой синонимов, но такая редукция невозможна ибо «каждое событие имеет причину.«Кажется, мы можем быть априори обосновано полагать, что ни один объект не может быть красным и в то же время весь зеленый, что ни один предмет не может быть целиком в в двух разных местах одновременно, что счастье есть неотъемлемая хорошо, что всегда неправильно мучить невинного ребенка только ради удовольствие от этого и т. д., хотя эти утверждения не являются и не даже кажется аналитическим. Может быть априори оправдание ложных суждений, которые даже не кажутся аналитический.

Итак, как мы можем объяснить априорное обоснование , если не в терминах очевидной аналитичности или необходимости? Возможно, есть два пути вера в предложение может быть оправдана априорно . Первый человек может интуитивно догадаться, что такое предложение, как «холостяки не женаты» верно на основе понимания вовлеченных концепций и, во-вторых, у нее может быть интуиция, которая, скажем, счастье есть внутреннее благо или что ни один объект не может состоять из двух в разных местах одновременно из-за ее неспособности подумайте о контрпримерах к этим утверждениям.В каждом случае рационально интуиция, или проницательность, были бы свидетельством, на котором обоснование остается, но интуиция будет основываться на другом вещи.

Что такое рациональная интуиция или инсайт? Лоуренс Бонжур так считает является непосредственным, не выводным схватыванием, пониманием или «видеть», что какое-то предложение обязательно истинно (Бонжур 1998, 106). Он продолжает утверждать, что предложение кажется обязательно верным, это основа а априори оправдание, ибо он хочет допустить, что такое оправдание одновременно ошибочно и опровержимо.Итак, для BonJour это очевидное рациональное озарение, являющееся свидетельством, на котором априори оправдание опирается, а не рациональное понимание сами (1998, 112-13 и разд. 4.5, 4.6). Совсем недавно и в ответ на комментарии Пола Богоссяна (2001), BonJour сказал, что эти появления не пропозициональны (BonJour 2001, 677-78; BonJour 2005, 100). Так что в этом отношении они отличаются от верований и больше похоже на перцептивные ощущения.

Он противопоставляет свои взгляды взглядам Элвина Плантинги и сравнивает их к взглядам Панёта Бучварова (BonJour 1998, 108-109, прим. 12 и 13).Плантинга также считает, что «видение» является основой априорного обоснования. Но он анализирует это «видение» с точки зрения непосредственного веря и будучи убежденным, что предложение необходимо, когда это убеждение сопровождается неописуемым психическим состоянием что мы все знаем, рассматривая такие предложения, как «холостяки не состоят в браке» (Plantinga 1993, 105-06). Бучваров говорит, что если у вас есть априорное знание некоторого предложения, то вы найдет немыслимым, что предложение ложно.Бонжур отмечает что если обнаружение ложности предложения немыслимо сводится к представляется невозможным, чтобы оно было ложным, то позиция Бучварова так же, как его. Но есть и другое, более психологическое прочтение «найти его ложность немыслимой», что означало бы, что я априори знаю, что я сейчас существую, потому что я нахожу ложность этого предложения немыслима, хотя я знаю, что контингент и так мне не кажется нужным. я мог бы найти ложность «Нет золотого шара на милю в диаметр» немыслимо, и я не могу представить гибрид собаку и слона, но, по мнению Бонжура, ни один из этих вещи кажутся необходимыми, потому что ничто не кажется невозможным (ср.Бонжур 2001, 693).

Джордж Билер характеризует рациональную интуицию как интеллектуальную кажущееся, что какое-то суждение обязательно или, возможно, истинно (Билер 1998, 207-08). Он противопоставляет интуиции «суждениям, догадки и догадки» (1998, 210-11), здравый смысл, убеждение и даже склонность верить (1998, 208-09). Есть предложения, такие как 643 × 721 = 463 603, которые мы можем поверить, потому что мы сделали расчеты, которые не кажутся правдой, то есть, о которых у нас нет интуиции, что они верны (Уэзерсон 2003, 3).С другой стороны, в случаях, связанных с парадоксами, которые мы распутали одно или несколько предложений, составляющих парадокс все равно может казаться правдой, даже если мы в него не верим.

Монте Холл был ведущим игрового шоу под названием The Price is Право . Конкурсантам была предоставлена возможность выбрать один из трех двери, зная, что за одной из них спрятан большой приз, но предметы значительно меньшей ценности позади двух других. После участник выбирал дверь, Монте Холл иногда открывал одну из двери и показать участнику, что за ним не стоит большой приз.Затем он давал участнику возможность поменяться дверями и выбрать неоткрытую дверь, которая не была его первоначальным выбором, или придерживаться его первоначального выбора. Кажется, что шанс выбрать выигрышная дверь при переключении 50-50, но можно показать, что она больше (две трети). Даже увидев доказательства или услышав достоверное свидетельство того, что такое доказательство есть, все же может показаться, что шансы 50 на 50. Эта видимость интеллектуальна, а не перцептивна, то же самое относится и к рациональной интуиции, хотя и не к вере, поскольку мы могли бы полагать на основании доказательств или достоверных показаний, что шансы выиграть большой приз выше, если мы перейдем от нашего оригинальный выбор дверей.Нечто подобное можно сказать и о не имея даже склонность полагать, что шансы 50 на 50: это может показаться правдой, даже если я не склонен в это верить.

Эрнест Соса говорит что-то похожее на Билера о соритах. парадокс с кучами (1998, 258-59). Кажется очевидным, что если вы убери одну песчинку из кучи, у тебя еще останется куча и что когда песчинок нет или осталась только одна, вы делаете не иметь кучи. Он предполагает, что если бы его подтолкнул аргумент к не верить одному из двух утверждений, которые кажутся очевидно верными, было бы все же кажутся ему верными .В какой-то момент Соса подумал, что интуиция – это определенный тип склонности верить (1996, с. 153-54), но позже он допускал, что интуиция не может быть диспозиции, и поэтому не может быть склонности верить (1998, 259).

Аргумент о том, что интуиция дает свидетельство в простых случаях, таких как как «все холостяки не женаты» или «2 + 3 = 5», заключается в том, что владение концепцией гарантирует надежность и что эти виды интуиции основаны на обладании понятиями. Тебе нельзя иметь понятие «холостяк» и не располагать к воздержаться от применения термина к людям, которых вы берете в жены или женский.У вас не может быть понятия «знание» и не склонны воздерживаться от применения этого термина к догадкам и то, что вы принимаете за ложные убеждения. Поскольку рациональные интуиции основанный на понятии владения, вы не можете быть ненадежным в применении концепция, которой вы обладаете, к гипотетическим ситуациям, хотя это и не подразумевают, что вы не можете совершать ошибки (потому что, скажем, прагматичные или контекстные последствия вводят вас в заблуждение или потому что это трудно отличать одно понятие от другого, как при ревности и зависти).К иметь понятие, вы должны быть надежным, хотя и не безошибочным, в ваши суждения, связанные с применением этой концепции к гипотетическим случаев (ср. Goldman 2007, 14-16). (Павлин (2000, особенно, 284-85) решает вопрос о соотношении понимания и понятие владения несколько иначе и думает, что существуют различные виды априорных обоснований, чьи оправдательная сила требует различных объяснений. Еще различные пояснения ниже. Рассказ Билера о том, почему рационально интуиция оправдывает дается в терминах обладания понятием решительно (см.1998)).

Возникает вопрос, является ли надежность необходимой или достаточной для обоснование вообще, и поэтому априорное обоснование особенно. В так называемых мирах демонов картезианский злой демон делает вы думаете всевозможные ложные вещи о внешнем мире, порождая в вас восприятие, точно такое же, как у нас сейчас. То же самое происходит и в «Матрица », фильме, в котором суперкомпьютеры производят восприятие, подобное тому, которое мы сейчас имеем в люди, которые подключены к компьютерам, плавая в капсуле.В В обоих случаях у людей есть основания полагать, что они их окружение, несмотря на то, что их убеждения обычно полностью ложны и опираются на ненадежный источник (их восприятие переживания, вызванные демоном или суперкомпьютерами). Так надежность вообще не нужна для обоснования. Это также недостаточно, потому что вы можете быть жестко запрограммированы верить во что-то без доказательства, полученные из надежного источника, что у вас нет оснований считать надежным (т.г., ясновидение без послужного списка (BonJour, 1985, 41-43) или термометр, тайно вживленный в мозг, который производит в вас истинные убеждения об окружающем температура (Lehrer 1990, 163-64)).

Таким образом, даже если обладание понятиями гарантирует, что суждения, вытекающие из из рациональной интуиции, вероятно, будет верным, что не влечет за собой что рациональные интуиции или озарения обеспечивают оправдание. То надежность источника убеждений не гарантирует, что результирующее убеждение оправдано.Тем не менее, мы могли бы подумать о том, как концепция владение гарантирует достоверность суждений, связанных с применение понятий к гипотетическим ситуациям, а затем знать что такие суждения надежны. И известная надежность делает придать обоснование убеждениям, которые, как мы знаем, были надежно произведены с помощью процесса или механизма, которые считаются надежными. Итак, когда дело доходит до то, что кажется аналитическим предложением, мы могли бы сказать, что мы обоснованно верить им, потому что в принципе мы могли бы задуматься о том, как владение концепцией делает нас надежными в применении соответствующие термины.В качестве альтернативы мы могли бы сказать, что даже если мы на самом деле нет оснований верить им мы в позиция так оправдана, ибо мы были бы оправданы, если бы просто размышлял о последствиях нашей концепции обладания.

Владение понятием не гарантирует достоверности суждений которые вытекают из рациональной интуиции, для некоторых неаналитических суждений может казаться правдой, когда это не так (например, у каждого события есть причина) или не кажутся истинными, когда они (т.г., что это неправильно пытать невиновного человека ради удовольствия). И это может случиться часто, несмотря на то, что человек обладает понятиями, связанными с неаналитическое предложение. Однако, как мы видели, когда дело доходит до к аналитическим предложениям, владение понятиями, входящими в них гарантирует достоверность соответствующих суждений. Никто не может иметь представление о холостяке и судить, что младенец, женатый мужчина, или женщина — холостяк, или судить, что средний повседневный тридцатилетний мужчина, который никогда не был женат, не является холостяком.Может быть, верно даже то, что ни один человек, обладающий понятием холостяк не может судить, что все холостяки — неженатые мужчины. Надежность по отношению к аналитическим предложениям является следствием обладание понятиями, но не по отношению к неаналитическим.

Так как же интуиции, не основанные на кажущейся аналитичности рассматриваемого предложения обосновать то, что было называются синтетическими априорными предложениями? Они, кажется, на основании нашей неспособности представить себе контрпримеры к этим утверждениям, скажем, к утверждению, что счастье есть внутреннее благо, или к нашему неспособность представить, как мы могли бы иметь достаточно доказательств, чтобы отвергнуть утверждение, что каждое событие имеет причину.Почему эти неспособности оправдывают нашу веру в релевантное предложение, даже если интуиция производимые в этом случае феноменологически неотличимы от тех, которые возникают, когда мы рассматриваем предложения которые хотя бы кажутся аналитическими? Почему бы нам не сделать вывод, вместо этого, что у нас ограниченное воображение, особенно учитывая тот факт, что мы знаем, что в прошлом предложения оказались ложно, что мы тогда не могли представить себе ложность (ср. Harman 2003, 30)?

Во-первых, у аналитических философов есть основания полагать, что что у них хорошее воображение, потому что они часто способны вообразить как утверждение может быть ложным, чего не могут сделать нефилософы.Во-вторых, аналитический философ может не только сама не в состоянии представить себе, как какое-то утверждение может быть ложным, она также может знать, что никто в философская литература или сообщество представили пример показывая, что утверждение ложно. Лучшее объяснение ее неудачи, и неспособность ее коллег по дисциплине найти контрпримером может быть то, что рассматриваемое утверждение является необходимой истиной. Таким образом, в каждом из нескольких частных случаев она имеет право полагать, что лучшее объяснение ее неспособности найти контрпример некоторые утверждают, что это необходимая истина.В то же время ее неудачи сопровождаются рациональной интуицией, что предложение она считает правдой, или, возможно, если она обладает концепцией необходимо, что это обязательно верно. Таким образом, она имеет индуктивный свидетельство этих нескольких случаев, что ее рациональная интуиция надежным, когда, даже после долгих размышлений, она не смогла найти контрпримеры к какому-либо утверждению. Значит, у нее будут основания полагаю, что ее интуиция в тех обстоятельствах дает доказательства.

Оправдание, которое они предоставляют, неопровержимо, потому что она может обнаружить что другие, чье воображение так же хорошо, как ее, имеют противоположное интуиция, или иметь правдоподобные контраргументы, которые поддерживают отрицание утверждения, которое кажется ей интуитивно очевидным.Затем все учитывая обстоятельства, она не может быть оправдана, веря в то, что она верит на основе интуиции, которая является результатом ее неудачи представить себе контрпример. Но, конечно, восприятие такое, слишком. Мне может показаться, что я вижу человека на квадроцикле в синем пальто. в то время как вы искренне сообщаете, что ничего не видите (Фельдман 2006, 223). Или я может знать, что я нахожусь в доме кривых зеркал и имею визуальное представление о том, что я выгляжу очень толстой. Пока я часто оправдано верить в то, что я делаю, на основании моего восприятия ощущения, я бы не был в этих особых обстоятельствах.Это просто означает, что восприятие и интуиция, основанные на неспособности вообразить контрпримеры, являются опровержимыми источниками оправдания.

Даже если отчет, который я дал о том, почему интуиция обеспечивает обоснование предложений, которые не кажутся аналитическими, правильно, разве это не оправдывает апостериори вместо априори ? Он включает вывод о лучшем объяснение, чтобы объяснить, почему неудача человека, и неудача других, нахождение контрпримеров оправдывает ее веру в то, что она рассматривает необходимую истину и индукцию, чтобы оправдать свою веру что ее интуиция, которая сопровождает ее неудачи в поиске контрпримеры являются надежным доказательством, которое может быть использовано для обнаружения необходимые истины.Но знание соответствующих неудач интроспективно или основано на наблюдении, а индукция наблюдаемые случаи. Таким образом, доказательства того, что интуиции такого рода надежный является эмпирическим. Так как же это показывает, что интуиция, которая в результате неспособности найти контрпримеры обеспечивают a априори обоснование?

Вспомните пример человека, обладающего как сонарным чувством, так и чувством осязания. Если сонарное чувство подтверждается осязанием, это независимый источник доказательств? Можно сказать, что однажды сонарные ощущения «заверяются» на ощупь можно чтобы вера была оправдана исключительно на основе данных сонара, вовсе не на основе осязания, и поэтому, в некотором смысле, оправдание не зависит от прикосновения.После сертификации сонар чувство могло бы даже предоставить доказательства для суждений об объектах постоянно вне досягаемости и, таким образом, свидетельство для предложений, истинность которых или фальшь нельзя было определить на ощупь. Точно так же, если надежность рациональных интуиций «удостоверена» опыт, интуиция может считаться независимым источником доказательств, потому что после «сертификации» интуиции Только могли бы служить оправданием, и они могли бы предоставить обоснование суждений, для которых нет прямого эмпирического доказательства возможны.Конечно, если бы это было так, а априори обоснование не было бы независимым от опыта в способ, которым обоснование, основанное на самоанализе, потому что самоанализ не обязательно должен быть «заверен» опытом для это для обоснования. Но оправдание, основанное на рациональном интуиции будут в значительной степени независимы от опыта.

BonJour утверждает, что априорное обоснование, основанное на рациональной интуиции, или озарения, не требует того, что он призывает к метаобоснованию этих интуиций, чтобы обеспечить обоснование, то есть не требует причин или аргументов, чтобы показать, что убеждения, основанные на этих интуитивных представлениях, скорее всего, верны.В в этом отношении она подобна интроспекции и отличается от восприятия, предчувствие будущего и ясновидение (если оно существовало). BonJour, похоже, считает, что принцип, подобный следующему, верно: (J) если S обладает рациональной интуицией или проницательностью, то обязательно p , после (i) рассмотрения p с разумная степень осторожности (которая включает в себя четкую и тщательную понимание p ) (ii) наличие по крайней мере « приблизительное понимание концепции логического или метафизического необходимости» (BonJour 1998, 127 и 114), и (iii) S является ни догматически, ни предвзято относительно p (BonJour 1998, сек.5.3, 133-37), то S убеждение, что p , скорее всего, будь настоящим. Вот проблема в обосновании (J). (J) сам должен либо быть обоснованным эмпирически, либо априорно , если это оправдано вообще. Если обосновано априори , то оно должно быть обосновано на основе рациональных интуиций, или прозрений. Но такого рода оправдание было бы круговым и, таким образом, не имело бы никакого реального оправдания. BonJour утверждает, что если бы (J) было подтверждено эмпирически, и оправдательная сила рациональных прозрений требовала, чтобы (J) было оправдано , то обоснование, обеспечиваемое рациональным пониманием, будь то аналитические или так называемые синтетические априори предложения, были бы эмпирическими, а не априорными .В этот случай (J) был бы оправдан, но априори оправдание не было бы подтверждено; это было бы сводится к типу эмпирического обоснования. Итог всего этого это , если оправдательная сила рациональных прозрений требует что посылка типа (J) может быть оправдана , то нет никакого способа подтвердить априорное обоснование. Любой аргумент для этого либо круглый, либо коврик из-под а априорное обоснование (ср.BonJour 1998, сек. 5.5 на метаобоснование рациональных взглядов, 142-47, и n. 11 на 146).

В свете примера, где осязание подтверждает чувство сонара, можно задается вопросом, есть ли эмпирическое обоснование опоры на рациональное интуиции превратили бы обоснование, основанное на этих интуициях, в Тип эмпирического обоснования. Однако ответ BonJour заключается в том, что оправдательная сила рациональных прозрений не требует обоснование некоторой посылки типа (J). Соображения относительно владение концепцией или неспособность найти контрпримеры к некоторым заявление может объяснить, почему мы имеем право полагать, что рациональные прозрения имеют оправдательную силу.Но это может быть правдой, что они обладают такой силой, даже если у нас нет оснований так думать, т. е. даже если нам не хватает метаоправдания. Иными словами, рациональный озарения, которые удовлетворяют антецеденту (J) (или какому-то принципу, подобному это) обеспечит оправдание для человека, даже если это лицо не оправдано принятие (J). Так что нет ничего плохого в метаобоснование рациональных прозрений, чтобы помочь нам понять и объясните, почему они приводят обоснование. Это просто не может быть что их оправдательная сила основывается или зависит от такого метаобоснование.Все, что требуется для рационального использования S интуиция или понимание для обоснования S является что некоторый принцип, подобный (J) , верен ; S не обязательно оправдано полагать, что верно что-то вроде (J) для его рациональные прозрения для предоставления доказательств. Бонжур считает, что восприятие и ясновидение, если оно существовало, различаются в этом отношении потому что в этих случаях требуется метаобоснование для наблюдения для обоснования убеждений, выходящих за рамки простого наблюдения отчеты.

Есть много возражений против точки зрения, согласно которой рациональные интуиции предоставляют доказательства и являются основой априори оправдание. Беспокоит то, что, хотя в принципе интуиция может дать априорное обоснование, фактическое несогласие в интуиция побеждает любое такое оправдание. Эмпирические исследователи в по крайней мере, похоже, обнаружили, что студенты бакалавриата из разных культуры имеют разную интуицию в случаях, связанных с вопросами о является ли обоснованное истинное убеждение знанием, надежно ли произведено вера необходима или достаточна для оправдания, и является ли люди в различных обстоятельствах действуют свободно или не действуют (ср.Вайнберг, Николс и Стич, 2001).

Беспокойство по поводу этих экспериментов заключается в том, что суждения студентов make не основаны на интуиции, когда используется «интуиция» в смысле, относящемся к эпистемологии и априори обоснование (ср. Bealer 1998, 213). Возможно, «интуиция» используется в более широком смысле для обозначения «все, что кажется очевидным для человека при размышлении, где то, что кажется очевидным, не на основе умозаключения» или «спонтанного суждения о истинность или ложность предложения» (Вайнберг 2003, н.3). Это большинству кажется очевидным, что если уронить камень, он упадет, что земля круглая, и что они бодрствуют, а не спят. Но ни одно из этих утверждений не основано на интуиции в соответствующем смысле, поскольку ни один из них не основан исключительно на понимании того, что относится к пропозиции означают, ни о неспособности понять, как они могли бы быть ложным. Поскольку кто-то считает (вместе с Билером и Бонжуром), что иметь рациональной интуиции нечто должно казаться необходимым или, возможно, правда, ни одно из этих утверждений нельзя было бы квалифицировать как рациональную интуицию.

Тем не менее предположим, что суждения студентов в тех случаях, когда они представленные основаны на интуиции в соответствующем смысле. Возможно даже тогда у них нет или мало оправдательной силы, потому что они не понимают вовлеченные понятия, а также философы, которые долго думал о них. Возможно, то, что кажется им правдой, зависит от того, что подразумевается в контексте, а не от того, что относится к термины означают. Возможно, они имеют лишь нечеткое понимание концепций вовлеченный.Настоящая озабоченность возникает, когда возникают конфликтующие интуиции среди философов, все из которых долго и упорно думали о задействованных понятиях. В таком случае, что человек должен в конечном счете, будет зависеть от аргументов и ответов, что философы выступают за собственный анализ некоторых понятий, и против анализа и интуиции своих противников. Но даже здесь обоснование предпосылок и выводов, основанных на выводах из этих предпосылок, будет основываться на интуитивных представлениях об этих предпосылках, и что из них следует.

Другой вид критики касается использования интуиции в философия. Там говорится, что термины, которыми интересуется философия, такие как «знание», «причинность», «личное идентичность», «морально ответственный», «справедливость» и тому подобное — все это естественные ласковые термины, и поэтому похожи на «воду», «кислоту», «алюминий» и т. д. Чтобы найти сущность воды, кислоты, и т. д., мы должны искать его путем эмпирического исследования. В большинстве, обращение к нашей интуиции может помочь нам понять наши «народные» понятия, чтобы понять, что мы обычно подразумеваем под эти термины, или в качестве отправной точки, чтобы сосредоточить некоторые научные исследования.Но что нам действительно нужно открыть эмпирически, так это существенное характер явлений, к которым относятся термины. Так что даже если рационально интуиция может обеспечить основу для априорного обоснования некоторых предложений, они не могут обеспечить это основание для предложения, представляющие интерес для философии. Эмпирическое исследование необходимо ответить на вопросы, интересующие философию (ср. Корнблит 1998, 2005, 2006; Kitcher, 1983, 82-85 использует «Кислоты содержат кислород» в аргументе, который заключает, что мы не можем иметь любое априорное знание.Но поскольку «кислота» естественный добрый термин, в лучшем случае аргумент показывает, что мы не можем иметь любое априорное знание предложений, выраженных предложения, содержащие термины естественного вида.)

Проблема с этим эмпирическим подходом к философии состоит в том, что термины, которыми интересуется философия, не кажутся естественными термины (Фельдман 1999, 176-80). Хотя мы можем представить себе жидкость, которая прозрачная, без запаха, бесцветная и пригодная для питья, но не вода (и наоборот наоборот), мы не можем представить себе неслучайно обоснованного истинного убеждения это не знание (или наоборот).Так что пока есть место открыть эмпирически, что такое сущность воды, так как эта сущность не дается соответствующими общими, макроскопическими свойствами воды, нет такой возможности для эмпирического открытия сущности знание, так как эта сущность как раз и есть неслучайное обоснованное истинное убеждение. Говоря более прямо, свойства обычно связанных с водой, помогите исправить ссылку на «воду», но свойства, относящиеся к знанию, являются частью сущности знание. Аналогичные замечания относятся к другим терминам и связанным с ними концепции, которые традиционно интересовали философов.

Другой подход, не учитывающий оправдательную силу интуиция, по крайней мере в эпистемологии, прагматична. Это говорит нам сначала определите, каким целям мы хотим, чтобы эпистемические принципы служили, и затем эмпирически обнаружить, какие эпистемические принципы, если их придерживаться к, будет лучше всего служить этим целям (ср. Weinberg 2006). Одна проблема с этот подход заключается в том, что нужно полагаться на интуицию, чтобы исключить определенные цели как не имеющие эпистемологического значения. Как еще мы могли исключить, скажем, цель сделать людей счастливыми через убеждения они принимают как эпистемически релевантных ? Другая проблема заключается в том, что нам придется предполагать некоторые эпистемологические принципы, чтобы определить, имеем ли мы право полагать, что принятие некоторых эпистемологических принципов первого уровня будет способствовать дальнейшему соответствующие цели.Но что оправдает нас в принятии этих предполагаемые, второстепенные принципы? При таком прагматическом подходе ответ должен состоять в том, что это зависит от того, оправданы ли наши полагая, что принятие этих предполагаемых принципов второго уровня преследует соответствующие эпистемологические цели. Но тогда мы должны предположить эпистемологические принципы третьего уровня, чтобы определить, оправдано принятие предполагаемых принципов второго уровня. Это похоже, что мы должны быть оправданы, веря бесконечная иерархия принципов, которые должны быть оправданы в принятии эпистемологических принципов первого уровня и, возможно, даже быть оправданным в принятии того, что поддерживают эти принципы первого уровня.

Четвертый тип возражения против оправдательной силы рационального интуиция апеллирует к своей ошибочности. Если мы знаем, что наш интуиция иногда ошибается, тогда откуда мы знаем, что она не ошибся ни разу? Если у нас нет причин думать что они не ошибаются по данному поводу, то и мы не оправдано на основе интуиции веры в то, что мы делаем на этом случай. Учитывая известную ошибочность интуиции, мы никогда не оправдано верить в какое-либо предложение только на их основании.Мы всегда должны также иметь обоснованное убеждение, что они не являются ненадежными по конкретному поводу.

Этот аргумент можно обобщить и применить к любому предполагаемому источнику обоснование, которое, как известно, ошибочно. Мы знаем, что восприятие подвержено ошибкам, так что у нас есть основания верить во что-либо на на его основе мы должны иметь обоснованное убеждение, что оно не является ненадежным по конкретному поводу. Но если мы имеем право полагать, что это не является ненадежным на основе источника, который, как известно, ошибаться, то нам придется иметь еще одно обоснованное убеждение, что этот источник не является ненадежным.И так будет продолжаться до бесконечности, если в обоснование каждого этапа происходит из источника, который, как известно, подвержен ошибкам. Таким образом, с этой точки зрения оправдание должно основываться в конечном счете на некоторых безошибочный источник, или не источник вообще, или на бесконечность соображения, дающие обоснование. Ни одна из этих альтернатив кажется правдоподобным. Таким образом, аргумент против оправдательной силы рассматриваемые рациональные интуиции, когда они обобщаются в ее применения, вызывает всеобщий скептицизм.

Возражение пятого типа утверждает, что источник обоснования должен иметь возможность калибровки, чтобы определить, является ли он точным (Камминз, 1998, стр. 116–18).То, что мы видим в телескопы, оправдывает нас веря, что на Луне есть горы, потому что мы посмотрели через телескопы в далеких горах на земле, а затем отправился в увидеть, что телескопы представили точную картину горы. Но с чем можно сверить интуицию, чтобы определить что они точные? Другие интуиции? Но это как проверить хрустальный шар против самого себя.

В одном из ответов говорится, что такие предложения, как 2 + 3 = 5, равны 90 281 а априори можно проверить, наблюдая нашими органами чувств что, когда два объекта добавляются к трем другим объектам, получается пять всего объектов.Это может навести некоторых на мысль, что такое соглашение и разногласие, между априорным обоснованием и перцептивным обоснование позволило бы «откалибровать» а априори обоснование. Могут ли быть также арифметические предложения опровергнуто опытом? Добавляет ли две литра воды к трем литров четыреххлористого углерода и получить менее пяти литров жидкость опровергает «2 +3 = 5»? Нет потому что «добавить» в математическом утверждении не означает «Физически объединиться.Применительно к данному случаю это означает, если ты считаешь количество литров воды, считаешь количество литров четыреххлористого углерода и сложите эти два числа вместе, вы должно получиться такое же число, как если бы вы просто подсчитали все литров жидкости, а именно пять. Тем не менее, держа все то же самое как и при первом подсчете, если бы мы внимательно посчитали и нашли сумму первый счет (2 + 3) часто отличался от общего количества второй счет (5), мы могли бы подумать, что эти результаты будут опровергают математическое утверждение о том, что 2 + 3 = 5.Почему бы и нет, если наблюдения могут не подтвердить, что каждое событие имеет причину или опровергнуть евклидову геометрию?

BonJour утверждал, что многие ошибки, связанные с очевидным рациональным понимание может быть исправлено внутренне путем дальнейшего размышления или призыв к согласованности (BonJour 1998, 116-19). Другие ответили что ни восприятие, ни память (Голдман 2007, 5) не могут быть проверены либо, кроме как против самих себя, но это не мешает этим источников от предоставления обоснования в определенных обстоятельствах.В ответить на такой ответ, люди сказали, что по крайней мере разные типы восприятия можно сравнивать друг с другом, скажем, зрение против прикосновения (Weatherson 2003, 4). Конечно, все формы восприятия могут быть ненадежными, даже если они, в некотором смысле, подтверждали друг друга. Критики интуиции добавляют, что хотя мы может различать обстоятельства, когда, скажем, зрение ненадежно (скажем, где условия освещения или зрение человека плохие; когда мы в пустыне, где часто возникают иллюзии; когда мы галлюцинации и др.) от обстоятельств, где его нет, ничего подобное можно сделать, когда речь идет об интуиции. Тем не менее последнее не похоже на правду. Я могу сказать, когда у меня нет очень твердое понимание некоторых понятий (скажем, остроты), и иногда я знаю, что кто-то думал о каком-то понятии так долго и упорно, как я имеет интуицию, противоположную моей, и я не могу объяснить его интуиция прочь. В таких обстоятельствах интуиция не дает априорных доказательств или, самое большее, слабых доказательств.Кто-то может ответ, что мы могли бы знать, при каких обстоятельствах интуиция ненадежны, но мы не знаем, при каких обстоятельствах они надежный. Но то же самое можно сказать и о восприятии. Правда, иногда мы можем сравнить одну чувственную модальность с другой. Но предположим, что мы могли бы сравнить доску для спиритических сеансов с хрустальным шаром, и они всегда соглашались. Это не дает нам оснований полагать, что любой из них является надежным источник истины. Так как же может согласование между, скажем, зрением и осязанием показать, что либо надежно?

Другая критика точки зрения, согласно которой интуиция является доказательством, состоит в том, что они являются лишь свидетельством того, что я подразумеваю под некоторым термином, а не того, что термин означает (McKinsey 1987, особ.7 указывает на это, но не предлагает это как критика). У некоторых людей есть интуиция, что вы лжете, если вы намерены обмануть своего отца-рыбака, сказав ему, что вы поймал большую-большую рыбу, которую ты кинул обратно, даже если на самом деле это была действительно большой, при условии, что вы думали, что это не так (скажем, вы думал, что это мало, потому что ты смотрел на линию своего брата на котором была маленькая рыбка, и думал, что это твое, потому что ваши линии пересеклись, хотя вы этого не осознавали).Другие иметь интуицию, что это не ложь, потому что вы не сказали что-то ложное, только то, что вы считали ложным. Так некоторые люди подразумевают под ложью что-то, что вы говорите кому-то что вы считаете ложным, с намерением обмануть их. Другие понимают под «ложью» ложь , которая вы говорите кому-то с намерением обмануть их. Эти люди говорят на двух разных идиолектах, и их интуиция только поддерживает гипотезы о том, что каждый человек имеет в виду под ложь» (Ликан 2006, 164-65).Что означает «ложь» в Английский нельзя определить без эмпирического исследования что большинство людей, говорящих по-английски, подразумевают под словом «ложь». Так мои интуитивные догадки не являются свидетельством того, что означает термин, а только того, что я подразумеваю под термином. Но тогда возражение состоит в том, что интуиции являются лишь отражением того, что личное у каждого человека психологические концепции, которые не имеют особого философского интерес (ср. Goldman 2007, особенно 14-17).

Один из ответов на эту критику — признать, что все, что я могу получить от я имею в виду соответствующий термин.Это тогда предлагает провести некоторые исследования в области социальных наук, чтобы определить если есть общая концепция, что было бы в случае, если бы существенное согласие между соответствующими концепциями многих индивидуумы (Goldman 2007 предлагает этот ответ в 17 лет).

Другой ответ заключается в том, что философия не занимается тем, что термин означает, скажем, в английском языке, с тем, есть ли, на самом деле, соглашение между многими людьми, говорящими по-английски. Философы интересно, что рациональный человек подразумевал бы под срок, как только она рассмотрела свои интуиции, интуиции другие, и аргументы, чтобы не принимать во внимание определенные интуиции, чтобы принять другие, и принять какую-то теорию, которая лучше всего объясняет сохранившиеся интуиция.Идея состоит в том, что теория о значении для например, «знание», которое получается, — это то, что каждый должен подразумевать под этим термином, что не обязательно является тем, что большинство люди подразумевают под этим, а также то, что любой конкретный человек подразумевает под этим прежде чем заняться философией. Одно из важных применений интуиции в философия служит нормативной цели (определить, что , если под термином подразумевается ), и это исследование не обязательно включают эмпирическое исследование, потому что оно не зависит от того, что наиболее люди подразумевают под этим термином.

Последнее возражение состоит в том, что рациональные интуиции имеют некоторые, но очень маленький, эпистемологический вес. Достаточно нескольких гипотетических примеров. для человека отказаться от своей первоначальной интуиции. Например, большинство у людей изначально есть интуиция, что было бы неправильно толкать тяжелый человек перед убегающей тележкой, чтобы остановить ее, даже если это единственный способ спасти пятерых невинных людей, застрявших на рельсах от быть сбитым и убитым троллейбусом. Но они часто меняют свои возражает, если будут представлены несколько случаев, связанных с убегающими троллейбусами, которые привести к тому, в котором участвует тяжелый человек.Если вы спросите их, можно было бы свернуть сбежавшую трамвайную ветку, где двое невинные рабочие будут убиты, чтобы предотвратить трамвай от того, что он наехал на пятерых невинных людей на трассе, на которой он находится, большинство скажет, что можно отклонить шпору. Если вы потом спросите их, если бы было допустимо пустую тележку наехать на сбежавший троллейбус с двумя ни в чем не повинными людьми, чтобы сбить что троллейбус с рельсов, так он пятерых не наедет, самое то ответит, даже если оба будут убиты ударом.Следующий, если вы снова предполагаете, что никто не находится на сбежавшей тележке, направляющейся в пятеро, а двое на троллейбусе, что можно напороться на пустое убегающий троллейбус, чтобы сбить его с рельсов, большинство скажет, что это разрешено наезжать одной тележкой на другую, даже если две будет убит. Рассмотрев все эти вариации на тележке случае, многие теперь скажут, что допустимо бегать тяжеляком (скажем, на роликах!) в троллейбус направился к пятерке стучать это с рельсов.В конце концов, если морально допустимо управлять тележку с двумя на ней в убегающую тележку, чтобы сбить ее с следы, чтобы пятеро не были убиты, хотя двое будут убит, почему нравственно недопустимо толкать тяжеловеса не на тележку в такую же убегающую тележку, чтобы остановить ее выше пятерки? Таким образом, людей можно привлечь, рассматривая ряд гипотетические случаи, чтобы отвергнуть твердую интуицию, которой они ранее придерживались (см. Unger, 1996, 88-91 для аналогичного случая тележки с несколькими вариантами).Это гораздо труднее заставить людей отказаться от того, что, по их мнению, у них есть воспринимается, и редко будет просто гипотетических случаев сделать обманывать.

Согласно мнению, что интуиция не имеет большого количества доказательств сила, в то время как примеры Геттье дают некоторые причины для отклонения точка зрения, согласно которой обоснованная истинная вера (JTB) является знанием, пожалуй, все учитывая все обстоятельства, мы должны принять учетную запись JTB, потому что это упрощает и систематизирует многие из наших интуитивных представлений о знаниях (Везерсон 2003, особ.1-2; 6-11). Остальные не хотят принимать счет знаний JTB только из-за его простоты и охват, но они готовы отказаться от определенных интуитивных представлений в пользу теория, не относящаяся к JTB, которая сама по себе является простой и общей (ср. Уильям Lycan, 2006, 158 и 162-63, где он считает, что человек, который видит сарай на улице с множеством очень реалистичных фасадов амбара знает это сарай, если предположить, что человек не знает, что есть много амбарных фасадов поблизости, потому что простой и систематический теория подразумевает, что человек знает.) Если от интуиции можно отказаться потому что некоторые простые и систематические теории предполагают, что они ошибаются, тогда интуиция не имеет такой же оправдывающей силы, как восприятия. Если научная теория плюс вспомогательные гипотезы действительно подразумевают, что шмели не могут летать, но мы видим, как они летают, мы должны отвергнуть эту теорию или хотя бы одну из этих гипотез. Но на теория априори опровержение рассматриваемого нами не нужно отказываться от теории познания JTB только из-за Геттье Примеры.

Очевидно, это сложный вопрос о том, что должно весить больше, интуиции или теоретических соображений, когда человек должен определить, что, учитывая все обстоятельства, она должна принять. Урегулировать вопрос, для трактовки интуиции нужны какие-то аргументы либо похожи или отличаются от восприятий, когда речь идет об их способностях, или неспособность опровергнуть теории.

Рационалисты обычно думали, что мы можем быть 90 281 априори 90 282. оправдывали и даже знали вещи о мире, а эмпирики отрицали это.Теперь, если мир включает в себя абстрактные объекты, такие как числа и предложения, то некоторые рационалисты, и даже некоторые эмпирики, будут считать, что мы можем знать априорно вещи о существовании и природе этих сущностей (хотя эмпирики могут иметь другое представление о том, что значит быть абстрактная сущность). Однако такие рационалисты, как BonJour (1998), настаивают на том, что мы также можем знать априорно вещи о Натуральный мир. Например, мы можем знать априори , что нет объект может быть красным и зеленым одновременно и в одном и том же отношении, что ни один объект не может находиться полностью в двух различных местах в в то же время, и (возможно) что обратная причинность невозможна.Они будет утверждать, что это знание природы реальности и будет истинным для любого существующего объекта или события.

Можно согласиться с этим утверждением и в то же время указать, что оно не дает нам знания о существовании вещей, событий и положения дел, а только знание того, какими они должны быть если они существуют. Мы знаем только, что есть объекты и события в пространстве и времени, переживая их, даже если мы можем знать априори определенные сведения о распределении цветов на их поверхности, в скольких местах они могут находиться в любой момент времени, и может ли более позднее событие вызвать более раннее.

Кажется, что в конечном итоге априорное оправдание должно опираться на обоснование, которое дает рациональная интуиция или понимание. В дедуктивные аргументы, они обеспечивают обоснование веры вывод следует из посылок, а иногда и из сами помещения. В индуктивных аргументах или аргументах, включающих вывод к наилучшему объяснению, рациональные интуиции должны в конечном итоге обеспечивают обоснование этих ампликативных принципов самих себя.Когда дело доходит до философского анализа понятий, интуиции предоставляют данные, из которых предлагаемый анализ, если оправдано, это лучшее объяснение. Некоторые утверждают, что это оправданным в принятии предложенного анализа, она также должна быть интуитивно очевидно, хотя и не сразу. Хотя эмпирики будут не согласен, другие примут утверждение BonJour о том, что философия должна быть априори «если он имеет какой-либо интеллектуальный статус в все» (BonJour, 1998, 106).

Эмпирические подходы к философии кажутся неспособными избавиться от привлекательности к интуиции как основанию полагать, что какой-то вывод следует из предпосылок, для поддержки ампликативных выводов, выходящих за рамки наблюдения к более общим утверждениям или раскрыть сущность понятия, которые выражают термины неестественного вида.Прагматические подходы к философия, кажется, требует полагаться на интуицию, чтобы определить соответствующих эпистемологических целей и остановить угрожающий регресс. в В прошлом было широко распространено мнение, что априорное знание может только состоять из необходимых или аналитических истин, и что все необходимые истины могли быть известны априори . Подобные вещи были думал о априорном оправдании . В свете событий во второй половине 20 ^го века все эти претензии об отношении между априорным знанием и обоснование, с одной стороны, и необходимость и аналитичность, с другой. другие, кажутся ложными.Кроме того, априорное обоснование подвержены ошибкам, и как оно, так и априорное знание опровержимы, как по априори так и эмпирическим данным. Кант кажется правильным в утверждая, что не только аналитические предложения могут быть оправданы, и известно, априори , хотя многие отвергают его версию о том, как синтетическое априорное знание возможно как неясное и неубедительно. Возможно, философы ошибались, думая, что если есть объяснение как априорного обоснования, так и знание, возможно, оно должно быть только одного типа.Может быть, по крайней мере должны быть даны два разных счета, один с точки зрения концепции владение; другой, с точки зрения невозможности найти контрпримеры.

Audi, Роберт, 1997, Моральные знания и этика Персонаж, Оксфорд: Издательство Оксфордского университета.
–––, 2001, Архитектура разума: Структура и субстанция рациональности, Оксфорд: Оксфордский университет Нажмите.
Билер, Джордж, 1987, «Философские пределы Научный эссенциализм», в Philosophical Perspectives I: Метафизика, Джеймс Э.Томберлин (редактор), Атаскадеро, Калифорния: Издательство Риджвью, стр. 289-365.
–––, 1992, «Непоследовательность Эмпиризм», Дополнительный том Аристотелевского общества, LXVI : 99-137.
–––, 1996a, “ A Priori Знание и сфера философии» и « A Priori Знание: ответы Уильяму Ликану и Эрнесту Сосе», Философские исследования, 81: 121-142 и 163-174, соответственно.
–––, 1996b, «О возможности Философское знание», в Philosophical Perspectives 10: Метафизика, Джеймс Э.Томберлин (редактор), Атаскадеро, Калифорния: Издательство Риджвью, стр. 1–34.
–––, 1998, «Интуиция и автономия Философия», в «Переосмысление интуиции: психология Интуиция и ее роль в философских исследованиях , Майкл Р. Деполь и Уильям Рэмси (редакторы), Лэнхэм, Мэриленд: Роуман и Littlefield Publishers, Inc., стр. 201–239.
–––, 1999, «Априори», в Руководство Блэквелла по эпистемологии , Джон Греко и Эрнест Соса (ред.), Оксфорд: Blackwell Publishers, Ltd., стр. 243-70.
Богосян, Пол и Пикок, Кристофер (ред.), 2000 г., Новый Очерки A Priori , Оксфорд: Clarendon Press.
–––, 2001, «Вывод и понимание» Философия и феноменологические исследования, 63(3): 633-40.
BonJour, Лоуренс, 1985, Структура эмпирического Знание , Кембридж, Массачусетс: Издательство Гарвардского университета.
–––, 1998, В защиту чистого разума , Кембридж: Издательство Кембриджского университета.
–––, 2001 г., «Точный» и «Ответы» часть книжного симпозиума на BonJour’s В защиту чистого разума в Философия и Феноменологические исследования, 63(3): 625-31 и 673-98, соответственно.
–––, 2001, «Обзор переосмысления Интуиция: психология интуиции и ее роль в философском Запрос , Майкл Р. Деполь и Уильям Рэмси (ред.)» в Британский журнал философии науки , 52(1): 151-58.
–––, 2005 г., «В защиту а Priori », в Современные дебаты в эпистемологии , Маттиас Стеуп и Эрнест Соса (ред.), Молден, Массачусетс: Блэквелл Издательство ООО, стр. 98-105.
–––, 2005 г., «Ответ Девитту», в Современные дебаты по эпистемологии , Матиас Стюп и Эрнест Соса (редакторы), Малден, Массачусетс: Blackwell Publishing Ltd., стр.115-18
–––, 2005, «Последний ответ», в Современные дебаты по эпистемологии , Матиас Стюп и Эрнест Соса (редакторы), Малден, Массачусетс: Blackwell Publishing Ltd., стр. 120-21.
Бучваров, Панёт, 1970, Понятие познания , Эванстон, Иллинойс: Издательство Северо-Западного университета.
Casullo, Albert, 2003, A Priori Justification , Оксфорд: Издательство Оксфордского университета.
–––, 2002, «Априорные знания», в Оксфордский справочник по эпистемологии , Пол Мозер (ред.), Оксфорд: Издательство Оксфордского университета, 95-143. Это сокращенная версия Касулло, 2003.
–––, 2001, «Опыт и априори Обоснование», в Философия и феноменологические исследования, 63(3) : 665-71.
ДеПол, Майкл и Рэмси, Уильям (ред.), 1998, Переосмысление Интуиция: психология интуиции и ее роль в философском Запрос , Лэнхэм, Мэриленд: Rowman and Littlefield Publishers, Инк
Девитт, Майкл, 2006 г., «Нет a Priori », в Современные дебаты в Эпистемология , Матиас Стюп и Эрнест Соса (редакторы), Малден, Массачусетс: Блэквелл Паблишинг Лтд., стр. 105-15.
–––, 2006 г., «Ответ BonJour», в Современные дебаты по эпистемологии , Матиас Стюп и Эрнест Соса (ред.), Малден, Массачусетс: Blackwell Publishing Ltd., стр. 118-20.
Доннеллан, Кит С., 1977 г., в Среднезападных исследованиях философии. Том II: Исследования по философии языка, 90 282 Peter А. Френч, Теодор Э. Юлинг-младший и Ховард К. Веттштейн (ред.), Моррис, Миннесота: University of Minnesota Press, стр. 12–27.
Эванс, Гарет, 1979 г., «Ссылка и непредвиденные обстоятельства». Монист, 62(2): 161-89.
Фельдман, Ричард, 1999, «Методологический натурализм в Эпистемология» в The Blackwell Guide to Epistemology , Джон Греко и Эрнест Соса (ред.), Оксфорд: Blackwell Publishers Ltd., стр. 170-86.
–––, 2006, «Эпистемологические загадки о Разногласия» в Эпистемологические фьючерсы , Стивен Хетерингтон (ред.), Оксфорд: Издательство Оксфордского университета, стр. 216-36.
Гендлер, Тама Сабо, 2001, «Эмпиризм, рационализм и Пределы оправдания», Философия и феноменология Research, 63(3) : 641-48.
Голдман, Элвин и Джоэл Пуст, 1998 г., «Философская теория и интуитивных доказательств», в Переосмысление интуиции: The Психология интуиции и ее роль в философских исследованиях , Майкл Р.Деполь и Уильям Рэмси (редакторы), Лэнхэм, Мэриленд: Роуман и Littlefield Publishers, Inc., стр. 179-197.
Голдман, Элвин, 2007 г., «Философские интуиции: их Цель, их источник и их эпистемологический статус», Grazer. Philosophische Studien, 74: 1-25.
Греко, Джон и Соса, Эрнест (ред.), 1999, The Blackwell Guide к эпистемологии , Оксфорд: Blackwell Publishers Ltd.
Харман, Гилберт, 1999 г., «Сомнения в концептуальном Анализ», в Reasoning, Meaning, and Mind , Оксфорд: Издательство Оксфордского университета, стр.138-143.
–––, 2001, «Рациональное понимание против общего Foundations», обсуждая Лоуренса Бонжура, В защиту Pure Причина , Философия и феноменологические исследования , 63: 657-63.
–––, 2003 г., «Будущее априори». in Философия в Америке на рубеже веков APA Приложение столетия к Journal of Philosophical Research , Шарлоттсвилль, Вирджиния: Центр документации по философии, стр. 23-34.
Хаузер, Марк, 2006 г., Моральные умы: как природа создала наши Универсальное чувство правильного и неправильного, Нью-Йорк: Харпер Коллинз.
Хьюстон, Марк, 2003, Интуиция: обсуждение недавних Философские взгляды , докторская диссертация, Уэйн Стейт Университет.
Джексон, Франк, 1998, От метафизики к этике: защита Концептуальный анализ , Оксфорд: Clarendon Press.
Кант, Иммануил, 1787, Критика чистого разума , Норманн Кемп Смит (перевод), Нью-Йорк: St. Martin’s Press, 1965.

.
Китчер, Филип, 1983, Природа математики Знание , Нью-Йорк: Издательство Оксфордского университета.
Корнблит, Хилари, 1998, «Роль интуиции в Философское исследование: отчет без неестественного Ингредиенты», в книге «Переосмысление интуиции: психология Интуиция и ее роль в философских исследованиях , Майкл Р. Деполь и Уильям Рэмси (редакторы), Лэнхэм, Мэриленд: Роуман и Littlefield Publishers, Inc., стр. 129-41.
–––, 1999 г., «В защиту натурализованных Эпистемология» в The Blackwell Guide to Epistemology , Джон Греко и Эрнест Соса (ред.), Оксфорд: Blackwell Publishers Ltd., стр. 158-69.
–––, 2000, «Нечистота разума», Pacific Philosophical Quarterly 81: 67-89.
–––, 2005 г., «Точность» и «Ответы Элвину Голдману, Мартину Кушу и Уильяму Talbott», Философия и феноменологические исследования , LXXI (2): 399–402 и 427–441 соответственно.
–––, 2006, «Интуиция и Эпистемология», в Epistemology Futures , Стивен Хетерингтон, (редактор), Оксфорд: Издательство Оксфордского университета, стр.10-25.
Крипке, Сол, 1972, «Именование и необходимость», в Семантика естественного языка , Дональд Дэвидсон и Гилберт Харман (ред.), Дордрехт: Д. Рейдель, стр. 253–355.
Лерер, Кит, 1990, Теория познания , Боулдер, Колорадо: Вест Вью Пресс, Инк.
Ликан, Уильям, 1996, «Билер о возможности Философские знания», Философские исследования, 81: 143-150.
–––, 2006, «О проблеме Геттье проблема », в Epistemology Futures , Стивен Хетерингтон (ред.), Оксфорд: Издательство Оксфордского университета, стр, 148-68.
McKinsey, Michael, 1987, Philosophical Studies , 52(1): 1-32.
Пикок, Кристофер, 2000, «Объясняя априори: Программа умеренного рационализма» в New Essays On the A Priori, Пол Богосян и Кристофер Пикок (ред.), Оксфорд: Издательство Оксфордского университета, стр. 255-85.
Философские исследования, 1998, 92 (1-2), приглашенный редактор, Джон О’Лири-Хоторн. Весь этот выпуск посвящен теме априорное знание.
Патнэм, Хилари, 1983, «Две догмы». Возвращение», в Реализм и разум: философский Документы , том. 3, Кембридж: Издательство Кембриджского университета.
Куайн, Уиллард Ван Орман, 1963, С логической точки зрения View , Нью-Йорк: Harper & Row, Harper Torchbook.
Рей, Жорж, 2001 г., «Копаем глубже для A Priori », Философия и феноменологические исследования, 63(3) : 649-56.
–––, 1998, «Натуралист А. Priori», Philosophical Studies 92: 25-43.
Соса, Эрнест, 1996, «Рациональная интуиция: Билер на своем пути». Природа и эпистемологический статус», Философские исследования, 81: 151-161.
–––, 1998, «Минимальная интуиция», в Переосмысление интуиции: психология интуиции и ее роль в Philosophical Inquiry , Майкл Р. Деполь и Уильям Рэмси (ред.), Лэнхэм, Мэриленд: Rowman and LittlefieldPublishers, Inc., стр. 257-269.
Страттон-Лейк, Филип, (редактор), 2002, Этический интуитивизм , Оксфорд: Кларендон Пресс.
Томсон, Джудит Джарвис, 1990, «Введение» в Царство прав, Кембридж, Массачусетс: Издательство Гарвардского университета, стр. 1-33.
Унгер, Питер, 1996, Жить высоко и позволить умереть, Новый Йорк: Издательство Оксфордского университета.
Уэзерсон, Брайан, 2003 г., «Что хорошего в контрпримерах?» Философские исследования, 115: 1-31.
Вайнберг, Джонатан М.; Николс, Шон; и Стич, Стивен, 2001 г., «Нормативность и эпистемические интуиции», Философский Темы, 29: 429-460.
Вайнберг, Джонатан М., 2003 г., «Метаскептицизм в Этноэпистемология», в Скептики, С. Люпер (ред.), Олдершот, Англия: издательство Ashgate, стр. 227–247.
–––, 2004, «Семантика, межкультурное Стиль», Познание, 92: В1-В12.
–––, 2006, «Для чего нужна эпистемология?» в Эпистемологические фьючерсы , Стивен Хетерингтон (редактор), Оксфорд: Издательство Оксфордского университета, стр. 26-47.
–––, готовится к публикации, «Как бросить вызов Интуиция без риска скептицизма», Midwest Studies in Философия: философия и эмпирика .[Препринт доступен онлайн]
Уильямсон, Тимоти, 2004, «Философский «Интуиция» и скептицизм в отношении суждения». Диалектика , 58: 109-153.
–––, 2005, «Кабинетная философия, Метафизическая модальность и контрфактическое мышление», Труды Аристотелевского общества, 105: 1-23.
–––, 2007, «Философские знания и Знание контрфактуалов», в Грейзер Philosophische Studien , 52 стр. в MS.

Эпистемология: априорная и апостериорная; Аналитические и синтетические, необходимые и случайные

Неотредактированные заметки с практическими заданиями, которые я использую в классе

Версия видео

Изучение эпистемологии может углубить ваше понимание знаний и типов убеждений, которых вы придерживаетесь. В этом уроке мы рассмотрим некоторые распространенные способы категоризации ваших убеждений: априорные и ложные.апостериорные, аналитические и синтетические, необходимые и случайные. Их изучение может углубить вашу эпистемологию, прояснить ваши идеи, помочь вам лучше понять философов и открыть истину.

Априорные и апостериорные

Априорные утверждения — это те, которые вы можете узнать независимо от опыта. Например, внутренние углы треугольника всегда в сумме составляют 180 градусов. Вам не нужно измерять все треугольники, чтобы знать это; это априорное требование.Вы можете узнать это независимо от (или до) опыта. Вот еще несколько примеров априорных утверждений:

Боб выше Джейн, а Джейн выше Фреда. Итак, Боб выше Фреда.

Все холостяки одиноки.

В то время как априорные утверждения кажутся оправданными на основе чистой мысли или разума, апостериорные утверждения оправдываются на основе опыта. Мы можем знать апостериорные утверждения только после опыта. Вот некоторые апостериорные утверждения:

Синий треугольник.

Рост Боба более шести футов.

Лодка тонет.

60% американцев имеют клинически избыточный вес.

На рассмотрение,

«Все вороны — птицы» — это априори.

«Все вороны черные» — это апостериорно.

«Зеленый — это цвет» — это априори.

«Трава зеленая» является апостериорной.

«Дом – это жилище для проживания» априори.

«Подорванный дом рухнет» — это апостериори.

«2+2=4» является априорным.

«2 литра любой жидкости, добавленные к еще 2 литрам любой жидкости = 4 литра жидкости». Является апостериорным.

«Если вы что-то знаете, вы верите, что это правда» — априорно.

«Я знаю, что Земля — третья планета от Солнца» — это апостериорно.

Хорошо, давайте попрактикуемся, чтобы убедиться, что вы понимаете это различие.

Практическое занятие 1. Определите следующие утверждения как априорные или апостериорные

Все холостяки неженаты.
В настоящее время в Остине, штат Техас, идет дождь.
Если сегодня вторник, то сегодня не четверг.
Большинство людей большую часть времени действуют корыстно.
Вода состоит из водорода и кислорода.
7+5=12
Томас Джефферсон когда-то жил, но теперь мертв.
Неверно, что «А есть В, а А не есть В».
Я родился в 1861 году.
Если я родился в 1861 году, а Боб родился в 1841 году, то я родился после Боба.
Бог по определению должен существовать.Следовательно, Бог существует.
Бог ростом около 4 футов сидит за этим деревом.

Ответы: 1. Априори: истинно по определению. Мне не нужно исследовать всех холостяков, чтобы знать это. 2. Апостериорный 3. Априорный 4. Апостериорный (см. Batson Research) 5. Апостериорный 6. Априорный (на данный момент) 7. Апостериорный 8. Априорный 9. Апостериорный 10. Априорный 11. Априорный ( см. Онтологический аргумент) 12. Апостериори

Некоторые из этих ответов противоречивы, но я рассмотрю их чуть позже.

Люди иногда путаются, потому что мы узнаем о треугольниках от учителей математики и на уроках математики. То есть мы узнаем о треугольниках из опыта. Поэтому эти люди думают, что математика должна быть апостериорной. Но это путаница между происхождением и методом доказательства. « То, что делает нечто априорным, — это не средства, с помощью которых оно впервые стало известно, а средства, с помощью которых можно показать, что оно истинно или ложно» (Баджини). Нам может понадобиться опыт, чтобы снабдить себя понятием треугольника, но когда у нас есть это понятие, нам не нужно обращаться к опыту, чтобы определить, каковы свойства треугольников.Таким образом, априорное знание отличается методом доказательства, а не тем, как мы его приобрели» (Баггини, 142).

Обсуждение 1: Апостериорные знания основаны на опыте, но что именно они подразумевают под опытом?

Обсуждение 2: Почему геометрические утверждения (треугольники = 180 градусов) являются априорными?

Один из ответов состоит в том, что треугольники не являются реальными объектами. Они идеализированы в уме. Мы живем в трехмерном мире, а треугольники двумерны. Если вы посмотрите под микроскопом на любой трехмерный объект, вы увидите, что он вибрирует, движется, покачивается.Но двумерные треугольники в евклидовой геометрии идеальны. Если это так, то треугольники можно познавать, не заглядывая в эмпирический мир. Мы можем думать о них и знать/выводить их истины, не наблюдая за внешними объектами.

Чтобы углубить нашу эпистемологию и более строго изучить эти вопросы, давайте обратимся к следующему различию: различию аналитического и синтетического.

Часть II: Аналитические и синтетические

Кант ясно разъяснил, что аналитические суждения суть те, в которых сказуемое содержится в субъекте.Например, «все холостяки холосты», потому что сказуемое (холостяк) содержится в подлежащем (холостяк). Таким образом, вы можете думать об аналитических утверждениях как об истинных по определению. Вот еще несколько примеров:

Все техасцы — североамериканцы.
Все собаки — животные.
Треугольники имеют три стороны.

Североамериканский в определении техасца, животное в определении собаки, а три стороны в определении треугольника.

Заметьте, аналитические утверждения — это не истины о мире, это истины о словах. Холостяк не женат, это верно из-за значения холостяка. Вам не нужно выходить на улицу и смотреть на мир, чтобы знать, что холостяки не женаты. Аналитические предложения — это то, что Юм называет «простым отношением идей».

Синтетические утверждения верны по опыту; сказуемое не содержится в подлежащем.

Жители Техаса обычно страдают ожирением больше, чем жители Колорадо.
Моя собака заболела.
Красный треугольник.

Итак, научные утверждения являются синтетическими утверждениями; они рассказывают нам о мире.

Хорошо, давайте попрактикуемся в этом различии, прежде чем углубляться в него.

Практическое упражнение 2. Определите следующие утверждения как аналитические или синтетические.

Сейчас в Колорадо идет снег.
Круги — это формы.
Амбары — это постройки.
Ромашки — цветы.
Президент высокий.
Вода кипит при 100°С.
Земля вращается вокруг Солнца.

Ответы: Аналитический (2, 3, 4), Синтетический (1, 5, 6, 7).

В отношении последнего обратите внимание, что суждение о «температуре кипения воды выходит за пределы того, что содержится в понятии воды, тогда как суждение о том, что холостяк не женат, не выходит за пределы того, что уже содержится в понятии холостяка» (Баджини, 148).

Вопрос: Все ли априорные утверждения аналитичны?

Сначала так и кажется.Можно сказать, что мы знаем все априорные утверждения независимо от опыта, поскольку они являются просто аналитическими утверждениями (т. е. утверждениями, в которых предикат содержится в субъекте). То есть априорные утверждения являются априорными просто потому, что они аналитические. Если вы рассмотрите две практические действия, окажется, что все априорные утверждения являются аналитическими, а все апостериорные утверждения — синтетическими. Найдите минутку и проверьте это на себе.

Если бы это было так, мы могли бы сказать, что априорные и аналитические утверждения почти одинаковы.Единственная разница заключается в том, что априорное относится к тому, почему мы верим в утверждение, а аналитическое относится к тому, как сказуемое предложения (например, одиночное) связано с подлежащим (например, холостяк). То есть априорные и апостериорные утверждения касаются эпистемологии (т. е. того, на каком основании мы можем верить утверждению), в то время как аналитические и синтетические утверждения касаются языка. Я знаю априорные утверждения, просто думая, но они аналитичны, если простые определения делают их истинными.

Исходя из того, что мы видели до сих пор, все априорные утверждения являются аналитическими, а все апостериорные утверждения — синтетическими.

Тем не менее, этот момент — и различия, которые мы только что узнали — на самом деле весьма противоречивы. Давайте на мгновение углубимся и запутаемся.

Во-первых, я считаю, что в «Критике чистого разума» Кант ясно показал, что не все априорные утверждения являются аналитическими. Например, Кант верил математическому утверждению, что «2+2=4» является синтетическим априори. «2 + 2 = 4» является синтетическим, потому что оно говорит нам об эмпирическом мире, и наша интуиция пространства и времени необходима для полного понимания таких математических истин.Это не просто отношения идей. Однако оно априорно, потому что мы можем постичь эту истину, не проверяя ее в мире. Смотрите мои видео о Канте или математическом реализме, чтобы узнать больше об этом. В «Philosopher’s Toolkit» Баггини и Фоссл приводят эту таблицу для различных способов понимания этих терминов философами.

1. «Все переживаемые события имеют причины».

а. Декарт: аналитическое априори

б. Юм: синтетический апостериорный

в.Кант: синтетический априори

2. «7+5=12».

а. Декарт и Юм: априорная аналитика

б. Кант: синтетический априори

3. «Париж — столица Франции».

а. Лейбниц: априорная аналитика.

б. Декарт, Юм, Кант: синтетические апостериори.

*Стр. 143, The Philosopher’s Toolkit (Baggini & Fosl).

Короче говоря, спорно, где мы должны проводить границу между априорным и апостериорным, аналитическим и синтетическим.Дебаты бушуют сегодня, и понимание пунктов до сих пор поможет вам лучше понять как современных, так и более старых философов, упомянутых выше. Это также поможет вам лучше оценить некоторые современные попытки свести философию к науке и эмпирическим наблюдениям/утверждениям.

Во-вторых, еще одно возражение исходит от Куайна. Он не верил в априорное знание, потому что все априорные утверждения в принципе могут быть пересмотрены в свете опыта. Вспомните Практическое задание 1.Согласны ли вы с ним в том, что все перечисленные там априорные утверждения можно пересмотреть в свете опыта? Если вы такой же материалист, как Куайн, вы можете согласиться с ним.

Вы можете прочитать эссе Куайна «Две догмы эмпиризма» (1951), если оно вам нравится. В этом эссе он подвергает сомнению идею вмещения, то есть того, как субъект может содержать предикат в аналитических высказываниях. Думаю, он хотел подорвать эти различия, чтобы сделать философию частью науки. Тем не менее, даже Куайн признает, что должна быть разница между объяснением значения концепции и связыванием с ней новой информации.Но я углубляюсь в этот момент…

Также интересно отметить, что некоторые люди считают, что все знания исходят из эмпирического опыта. Итак, как же они объясняют аналитические предложения вроде 2+2=4? Что ж, эмпирики вроде Юма просто говорят, что это «просто отношения идей» и могут только сказать нам, как мы используем слова/понятия. По Юму, только синтетические предложения дают нам знание. Конечно, есть серьезные проблемы с этим ответом. Вы можете посмотреть мое видео о «Критике Канта» или «Чистом разуме» или видео о числах, чтобы узнать больше.

Итак, вот некоторые из противоречий. Давайте на мгновение рассмотрим, почему эти различия важны. Цитируя Баггини и Фосла, «различие априорного и апостериорного касается того, требуется ли какая-либо ссылка на опыт для легитимности суждений. Аналитическое/синтетическое различие касается того, добавляют ли мыслители что-либо к понятиям, когда они формулируют свои суждения, тем самым, возможно, расширяя, а не просто развивая свое знание» (149).Кроме того, грубо говоря, обдумывание этих различий просто углубляет ваше понимание знаний и типов утверждений, крутящихся в вашей голове.

Часть III: Необходимое и условное

Необходимая истина — это та, которая не может быть ложной. Отрицание приводит к противоречию. Примеры: Стол либо черный, либо не черный. Кошки млекопитающие. «Просто невозможно, чтобы утверждения, которые обязательно верны, были ложными, а те, которые обязательно ложны, были истинными» (170, Баггини).

Случайные истины — это те истины, которые не являются необходимыми и чья противоположность или противоречие возможны. Случайные истины могли быть другими. Примеры: Я съел тако на завтрак. Рак предстательной железы убивает сейчас больше людей, чем 10 лет назад. Собака на кошачьем коврике.

Возможно, сегодня утром я съел хлопья вместо тако. Могло случиться так, что рак простаты пошел на спад. Могло случиться так, что собака была на столе, а не на коврике.Поскольку кажется разумным полагать, что это могло иметь место, кажется разумным полагать, что они случайны.

Если вы подумаете об этом, вы, вероятно, увидите, что априорное и аналитическое кажутся тесно связанными с необходимыми, в то время как апостериорное и синтетическое кажутся тесно связанными с случайным. На канале Carneades он иллюстрирует это различие так:

.
Метафизика
Необходимое и условное
Эпистемология
Априорный и апостериорный
Язык
Аналитические и синтетические

Группа 1 : необходимые, априорные и аналитические
Группа 2 : условные, апостериорные и синтетические

Это хороший ясный способ представить эти различия.Однако, как мы видели в предыдущем разделе, существует много противоречий. Кант считал, что некоторые утверждения являются априорными синтетическими, поэтому не все априорные утверждения являются аналитическими. Куайн и другие также выдвинули множество возражений. Прежде чем исследовать их, давайте потренируемся, чтобы убедиться, что мы все поняли.

Практика 3: Определите следующее как необходимое или условное.
Дело не в том, что идет дождь и не идет дождь.
Все холостяки неженаты.
Некоторые мужчины страдают ожирением.
Наполеон выиграл это сражение.
Кошка на коврике.
Джордж Буш был президентом в 21 ^-м-м веке.
Ответы: 1. Необходимо 2. Необходимо 3. Условно 4. Условно 5. Условно 6. Условно.

Возможно, у вас возникли проблемы с ответами на эти вопросы. Различие между необходимым и случайным легко определить, но его может быть трудно применить.
Например, если вы жесткий детерминист, то можете считать, что каждое происходящее событие необходимо.В вашем мировоззрении «нет места удаче или свободе воли» (171, Baggini). Например, № 6 выше необходим; Джордж Буш-младший, должно быть, был президентом; события не могли быть иными. В детерминированной вселенной этот результат был неизбежен. Спиноза — интересный философ, который считал, что все события необходимы. Так что, как жесткий детерминист, вы можете не согласиться с ответами в Практике 3. Вы можете подумать, что все они необходимы.
С другой стороны, есть W.V. Куайн и его семантический холизм.Он считал, что все условно, потому что даже такие утверждения, как 2 + 2 = 4, не обязательно верны; могут появиться новые факты или причины, которые заставят нас пересмотреть наше мнение о том, что 2+2=4. Ты с ним согласен? У меня нет, а у вас может быть? Короче говоря, легко определить условное и необходимое, но довольно трудно прийти к соглашению о том, какие требования (или события) необходимы, а какие условны.
Кстати, вы можете многое сказать о метафизике или мировоззрении человека, исходя из того, как он думает об этих различиях.Например, некоторые философы очень сердятся на меня за то, что я согласен с Кантом в том, что синтетическое априорное знание возможно.
Проблемы возникают и в философии религии. В онтологическом аргументе защитники представляют Бога как необходимое существо, потому что это существо должно существовать. То есть частью концепции Бога является то, что он обязательно существует. Я не буду исследовать это здесь, а просто заявлю, что нам нужно говорить не только о необходимых требованиях или событиях, но и о необходимых существах. Вы можете посмотреть мое видео «Космологический аргумент от непредвиденных обстоятельств», чтобы узнать больше об этом.
Итак, это простые различия в теории, но существует много споров о том, как их применять. Некоторые эпистемологи больше не используют аналитическое/синтетическое различие (начиная с Куайна), хотя оно по-прежнему полезно для изучения старых философов и осмысления собственных убеждений. Опять же, я считаю, что полезно глубоко понимать эти различия, потому что это поможет нам глубже понять каждого философа и природу наших собственных убеждений.
Вот таблица, которая поможет вам понять различия, которые мы узнали:
Метафизика
Эпистемология
Язык
Необходимо
Не может быть ложным
*Холостяки — неженатые мужчины
А Приори
Познание без опыта
*Холостяки — неженатые мужчины

Аналитический
Верно по определению
*Холостяки — неженатые мужчины

Контингент
Может быть ложным
*Недовольны холостяки
Апостериорный
Знания требуют опыта
*Недовольны холостяки
Синтетика
Верно по опыту
*Недовольны холостяки

Взято из Youtube-канала Carneades

Конечно, как мы видели, эти различия не всегда совпадают.Например, не все синтетические истины являются апостериорными. Кант продемонстрировал это. Позже Куайн поставил под сомнение эти ассоциации другими способами. И так далее.
Вот вопрос, который ведет к более глубокому исследованию; Классифицируйте это утверждение (Интернет-энциклопедия философии)
Стандартная метровая планка в Париже имеет длину один метр.
«Это утверждение кажется известным априори, поскольку рассматриваемый стержень определяет длину метра. И все же кажется также, что существуют возможные миры, в которых это утверждение было бы ложным (например,г., миры, в которых измерительная планка повреждена или подвергается воздействию сильной жары)». Так это априори и условно? (Интернет-энциклопедия философии).
И последнее: рассмотрите это заявление Крипке:
Вода – это h3O.
Это заявление кажется необходимым, но и апостериори?
Интересно также отметить, что Куайн — материалист, а Крипке — нет.