Сократ диалоги платона – В. Йегер. ПАЙДЕЙЯ — Воспитание античного грека : Малые сократические диалоги Платона. Арете как философская проблема

Диалоги Сократа и Платона | Понятия и категории

ДИАЛОГИ СОКРАТА и ПЛАТОНА. Сократ разработал метод творчества, направленный на активизацию латентных способностей собеседников в диалогах. По мнению Сократа, каждый человек способен постичь истину, если с помощью искусных вопросов актуализировать (активизировать, оживить) его память, пробудить потенциальные способности. Для Сократа беседа — это диалогическая форма обсуждения соответствующего предмета и поиска истины. Диалоги Сократа — это и есть его диалектика в действии. Диалектика для Сократа представляет собой философское искусство вести рассуждение. Она отличается от софистского метода спора, который направлен на обязательное доказательство ошибочности иной точки зрения. Спорщики-софисты препираются и затемняют предмет спора, беседующие же по методу Сократа, совместными усилиями стремятся к прояснению возникшей проблемы, причём сведущий и знающий помогает своему собеседнику на этом диалогическом пути познания.

Искусство беседы, по Сократу, должно исходить из того, что уже известно собеседнику, а не ошарашивать его сразу некой неизвестной ему и непонятной истиной. Поэтому следует путём наводящих вопросов выяснить границы знания и незнания собеседника, помочь ему вспомнить то, что ему известно. Чтобы вновь не растерять возрожденное посредством воспоминания знание, необходимо связать его путём общих понятий и определений. Лишь благодаря этому можно раскрыть сущность обсуждаемого предмета и достигнуть истинного знания о нём. Такова в конечном счёте цель сократовских бесед. Диалоги Сократа предполагают: свободный обмен мнениями между равноправными собеседниками; определение понятий, связанных с объектом обсуждения и взятых из практики; обсуждение существенных свойств объектов с целью отражения их в сознании собеседников и нахождения параллели между первыми и вторыми; выявление роли участников в диалогах и определение композиции ролей; возбуждение самопознания посредством целеустремлённых вопросов; применение иронии как критической оценки рассуждений и шутки как способа активизации мышления; устранение псевдознания путём доведения его до абсурда; применение индуктивного метода, основанного на аналогии; выявление противоречий; устранение противоречий путём выявления зависимости единичного от общего, понимание сущности вещи или явления, творческое нахождение нового.

Сократ не оставил после себя ни одной письменной работы. Он проводил лишь публичные диалоги в гимназиях, на форумах, базарах, скверах, всюду, где собирался народ. Его диалоги записывали другие — Ксенофант Афинский и Платон. Платон — ученик Сократа — разработал структуру диалогов, его фигуры, формы, правила ведения бесед, уточнил правила пространственного расположения участников диалогов. Участники диалогов, согласно Платону, располагались в пространстве таким образом, чтобы за ними можно было легко наблюдать. Они размещались по окружности, не выделялось место ведущему, который всегда считался равным собеседником. Количество лиц, принимающих участие в диалогах, небольшое, по современным понятиям — это собеседование малой группы за «круглым столом». Кроме действующих лиц, к диалогам допускались слушатели, которые образовывали второй круг на некотором расстоянии от действующих лиц (как в случае теневой атаки).

В сократовских диалогах Платона много интересных приёмов ведения диалогов. Для того чтобы читатель смог получить представление о структуре и сущности этих диалогов, ниже даём структуру диалогов «Эвтидем»: определение темы; освещение традиционных взглядов; поиск аналогичной ситуации; выявление проблемной ситуации и призыв к устранению проблемности; выявление ключевых понятий с разных точек зрения; подведение итогов обсуждения определённых понятий; уточнение и необходимая трансформация задачи; общие методические обсуждения, выявление противоречий, призыв к их устранению; доведение неправильных утверждений до абсурда преимущественно применением сократической отрицательной иронии; заключительная беседа, подведение итогов диалогов, определение достаточности решения. Ведение эвристической беседы, по Сократу, требует от ведущего его высокой квалификации и мастерства постановки вопросов. Вопросы должны стимулировать и организовывать течение процессов внимания, мышления и памяти в определённом направлении. Они должны быть под силу участникам диалогов, чтобы не вызвать абсурдных ответов и не создавать тем самым смешного зрелища: один доит козла, другой держит под ним решето.

Метод Сократа был впервые применён в области технического творчества Б. Франклином. Все современные методы диалогов, применяемые в техническом творчестве, в той или иной мере основаны на методе Сократа.

Использованы материалы кн.: Психолого-педагогический словарь. / Сост. Рапацевич Е.С. – Минск, 2006, с. 179-181.

ponjatija.ru

Диалоги Платона — Википедия

Диалоги Платона
Диалоги даны в последовательности, установленной Трасиллом
(Диоген Лаэртский, книга III)
Первая тетралогия:
Евтифрон, или О благочестии
Апология Сократа
Критон, или О должном
Федон, или О душе
Вторая тетралогия:
Кратил, или О правильности имён
Теэтет, или О знании
Софист, или О сущем
Политик, или О царской власти
Третья тетралогия:
Парменид, или Об идеях

ru.wikipedia.org

Сократ в «Диалогах» Платона

Поиск Лекций

Образ Сократа сформировался благодаря дошедшим до нас «Диалогам» Платона. К сожалению, теперь трудно отделить философию Сократа и идеи самого Платона, высказанные в диалогах. Мысли Сократа послужили основой для развития большинства последующих философских школ. В своих беседах Сократ не отвечает на вопросы, он ставит их, искусно побуждая собеседника к самостоятельному поиску истины.

 

Сократ в «Пире»

 

Фактически, у «Пира» нет вступления — мы сразу врываемся в бурный поток действий и диалогов. Действие начинается с беседы некоего Апполодора (из Фалера) и его друга. Друг просит рассказать о том пире у Агафона, где были Сократ, Алкивиад и другие, и узнать, что же это за речи там велись о любви.

Присутствующие на «пире» (Агафон, Сократ, Алкиавид, Федр, Эриксимах, и др.) сходятся с мыслью о том, чтобы допьяна не напиваться, а пить лишь для собственного удовольствия, а также провести беседу и «как можно лучше сказать похвальное слово Эроту*« (прим. в древнегреческой мифологии – бог любви).

В диалоге содержится семь речей, в каждой из которых трактуются разные аспекты одной темы – темы любви. Эта тема истолковывается участниками по-разному. Некоторые считали что «Эрот — древнейший бог», другие — «что он молод и юн». Одни — что он «беден и бос», другие – что он, наоборот, «безгранично богат».

Речь Сократа занимает в пире особое, если не сказать, почётное место. Она имеет свою особенность, так как он сразу говорит, что скажет об Эроте правду. Получается, что все остальные говорили неправду.

В начале беседы Агафон, соглашаясь с одним из замечаний Сократа, говорит: «Я не в силах спорить с тобой, Сократ». На что Сократ отвечает: «Нет, милый мой Агафон, ты не в силах спорить с истиной, а спорить с Сократом дело нехитрое».

Далее Сократ переключает свой речь об Эроте на рассказ о женщине по имени Диотима, чьи речи очень нравились Сократу. Сократ соглашается с Диотимой, считая, что цель Эрота — овладение благом, но не каким-либо отдельным, а всяким благом и вечное обладание им. А так как вечностью нельзя овладеть сразу, возможно только овладевать ею постепенно, т.е. зачиная и порождая вместо себя другое, значит, Эрот есть любовь к вечному порождению в красоте ради бессмертия, а ради него и существует любовь. Люди одержимы желанием сделать громким своё имя. Другой способ достичь бессмертия – оставить потомство телесное, то есть размножить себя. Многие говорят: «Я живу ради своих детей», эти люди стремятся утвердить себя в генах и мыслях, ради этого и существует любовь.

Несмотря на наличие разных версий, все сходятся в том, что путь любви – это стремление к прекрасному.

 

Сократ в «Федре»

В «Федре» показана философская беседа Сократа с Федром, частым собеседником Сократа. В этой беседе Сократ отвергает ложное красноречие и доказывает, что риторика должна быть ценной только при условии, что она опирается на истинную философию.

В диалоге Сократ выступает против египетского бога Тевта (Тота), которому египтяне приписывают изобретение письменности. Сократ высказывается против письменности: письменность делает знание внешним, мешает глубокому внутреннему усвоению; письмена мертвы, сколько их ни спрашивай, они твердят одно и то же, благодаря письменности знания доступны всем и всякому. Сократ предпочитал записанному монологу живой разговорный диалог.

Диалог разворачивается в окрестностях Афин. Федр зачитывает Сократу речь Лисия о том, что влюбленные дурны, поскольку ревнивы, назойливы и дают много пустых обещаний. Сократ соглашается, однако остановленный своим «демоном» осознает, что тем самым он богохульствует против Эрота. Отсюда Сократ произносит речь в защиту любви, видя в ней род божественного неистовства, влекомого идеей красоты. Раскрывается значение истинной любви, изображение любви связывается с рассмотрением природы души.

 

Платон и его Академия

Платон — древнегреческий философ, ученик Сократа, учитель Аристотеля. Настоящее имя — Аристокл. Платон — прозвище, означающее «широкий, широкоплечий».

Платоновская Академия — древнегреческая философская школа (основанная Платоном около 387 — 385 гг. до н. э. в Афинах). Была названа так по имени мифического героя Академа.

 

Платон подразумевал под политикой не только воспитание способных государственных деятелей, но и просто благородных и справедливых людей, потому что обязанность философа заключается в том, чтобы действовать. А для подобного воспитания была необходима интеллектуальная и духовная общность, на которую возлагалась задача формировать новых людей, сколько бы времени это ни потребовало. Члены Академии составляли сообщество людей свободных и равных, ибо они равно стремились к добродетели и к совместным исследованиям.

 

Убежденный в том, что достойную жизнь можно вести только в совершенном государстве, Платон создает для своих учеников условия идеального государства, чтобы пока за неимением возможности управлять каким-либо реальным государством — они управляли согласно нормам идеального государства самими собой.

 


Рекомендуемые страницы:

poisk-ru.ru

Диалоги Платона и образ Сократа.

Поиск Лекций

Исследуя литературный образ Сократа, его наследие и влияние на последующее развитие культуры, необходимо подробно остановиться и рассмотреть на примере нескольких диалогов о том, каким видел Сократа знаменитый греческий философ Платон.

* 4.1). Биографическая справка.

Платон( 427- 347 гг. до н. э. ), великий греческий философ и писатель. Родился в 427 г. до н. э., в Афинах. Он происходит из старинного аристократического рода: по отцу – от последнего аттического царя Кодра, по матери – от знаменитого законодателя VI в. Солона. Платон был всесторонне развитым человеком, в молодости занимался драматургией, поэзией, живописью, музыкой, атлетикой. После встречи с Сократом основной деятельностью Платона становится философия. Основал в Афинах Академию, где обучал всех философии и провел всю свою жизнь; эта школа просуществовала до конца античности. Свое философское учение излагал в форме диалогов, (до сегодняшнего дня дошло 23 диалога и одна речь), главным героем в которых, за исключением “Законов”, являлся Сократ. Философия Платона – это учение объективного идеализма ( учение о том, что чувственно воспринимаемый мир является лишь слабым отражением высшего абсолютного идеала, то есть материальный мир – это воплощение бесконечного множества идей, реализующихся в различных формах материи). Высшим воплощением красоты для Платона является прекрасный, соразмерный, гармоничный, построенный по геометрическим законам космос. Его художественными особенностями было использование собственных мифов или мифологических рассказов с особым символическим смыслом, выражающих платоновскую философскую концепцию; своеобразных поэтических приемов, высокий драматизм повествования и комические ситуации.

Говоря об образе Сократа в диалогах Платона, прежде всего стоит остановиться на некоторых, присущих только этому великому философу, литературных и стилистических деталях этих диалогов. Первое, с чего следует начать, разбирая наследие мыслителя, это с того, что диалоги Платона – это своеобразные драматические сцены, где собеседники, умудренные в жизни и философии, ведут умный, живой и острый диалектический спор, отыскивая ответ на поставленную в начале разговора задачу. Таким примером может служить, например, знаменитый диалог Платона “Пир”, где присутствующие на пиру люди ведут между собой спор о том, что такое любовь и кто такой Эрот. Другой особенностью диалогов Платона является использование собственных созданных мифов и мифологических рассказов, которые помогают понять особенности философских взглядов, как самого Платона, так и его собеседников. Однако, кроме этих перечисленных особенностей, для диалогов Платона также характерно то, что, например, мудрая беседа говорящих иной раз прерывается бытовыми сценами, в которых вырисовывается живописный образ героев, окружающая их обстановка, сама атмосфера спора. Платону в равной мере удаются веселый комизм, тонкий юмор, злая сатира (“Ион”, “Гиппий большой”, “Протагор”, “Пир” ) и глубокая, проникновенная зарисовка драматических и даже трагических событий на фоне различных житейских деталях: суд над Сократом (“Апология”), его пребывание в тюрьме (“ Критон”), прощание с друзьями и женой, снятие кандалов, горе учеников, чаша с ядом, которую спокойно выпивает Сократ, его хладнокровное наблюдение над действием яда и, наконец, последнее слово перед смертью. А теперь мне бы хотелось подробно проанализировать диалог Платона “Федон”, а также речь Сократа перед народным собранием во время суда в диалоге “Апология”.

Читая любой диалог у Платона, сразу же возникает вполне конкретный образ философа и человека, с особым мировоззрением, учением и характером. Именно в этих диалогах полностью раскрывается личность этого великого и непохожего на других мудреца Сократа. Единственное, о чем следует всегда помнить, когда читаешь диалоги Платона, это о том, что очень часто за высказываниями Сократа скрывается сам Платон, со своим особым философским видением мира. Но вернемся непосредственно к самому диалогу “Федон”.

Для того, чтобы лучше понять образ Сократа в диалогах Платона, необходимо прежде дать краткое содержание всего диалога. Диалог “Федон” по праву можно назвать подлинным драматическим произведением, которое повествует о последних часах жизни Сократа перед смертью, его разговоре с учениками и смерти философа. Философские размышления о бессмертии души включены в завязку диалога – встречу Эхекрата и Федона и развязку — смерть Сократа. Эхекрат – житель Флиунта, пифагореец, ученик Филолая и Эврита. Федон – из Элиды, проданный в рабство в Афины во время спартано- элидской войны, но был выкуплен при содействии Сократа и стал его ближайшим другом и учеником, – основатель элидской философской школы. Федон вместе с ближайшими учениками присутствовал при кончине Сократа. Примерно месяц спустя после этого тягостного события он явился в город Флиунт, встретися с Эхикратом и рассказал о последнем дне жизни Сократа, потому что за это время подробности о смерти философа еще не успели дойти до провинциального Флиунта. Среди главных собеседников Сократа в рассказе Федона – Кебет и Симмий, фиванцы, ученики пифагорейца Филолая, оба изощренные в диалектике и диспутах; Аполлодор – юный почитатель Сократа, глубоко переживающий происходящее с учителем, а также Критон – старый друг и земляк Сократа, не особо разбирающийся в философии, но очень преданный душевно этому мудрецу. Действие происходит в 399 г. до н. э. Время написания диалога — вторая половина 80-х – первая половина 70-х – годов IV в. до н. э. “Федон” составляет заключительную часть триптиха, двумя первыми частями которого являются “Апология Сократа” и “Критон”.

Итак, каким же показан Сократ в диалогах Платона, и почему для своей работы я использовала диалоги “ Федон” и речь Сократа в диалоге “Апология Сократа”? На мой взгляд, именно эти диалоги, в которых речь идет о бессмертии, жизни и смерти, душе (“Федон”), а также о справедливости и правосудии (“Апология”) являются самыми характерными и показательными для характеристики великого мыслителя и наиболее полно раскрывающий личность этого человека. В речи Сократа перед афинской публикой в диалоге “Апология” мы видим перед собой гордого, бескомпромиссного гражданина, который способен отстаивать свои интересы и убеждения, и предсказывающий справедливое наказание за свою смерть. (“ < … > Из-за малого срока, который мне осталось жить, афиняне, теперь пойдет о вас дурная слава, и люди, склонные поносить наш город, будут винить вас в том, что вы лишили жизни Сократа, человека мудрого, < … > будут утверждать, что я мудрец, хотя это и не так. < … > Не хватить- то у меня, правда, что не хватило, только не доводов, а дерзости и бесстыдства и желания говорить вам то, что вам всего приятнее было бы слышать: чтобы я оплакивал себя, горевал – словом, делал и говорил многое, что вы привыкли слышать от других, но что недостойно меня, как я утверждаю. Однако и тогда, когда мне угрожала опасность, не находил я нужным прибегать к тому, что подобает лишь рабу, и теперь не раскаиваюсь в том, что защищался таким образом. Я скорее предпочитаю умереть после такой защиты, чем оставаться в живых, защищаясь иначе. <… > Избегнуть смерти нетрудно, а вот, что гораздо труднее – это избегнуть испорченности: она настигает быстрее смерти. < … > А теперь, мне хочется предсказать будущее вам, осудившим меня. < … > постигнет вас кара тяжелее той смерти, которой вы меня покарали. < … > больше появиться у вас обличителей – я до сих пор их сдерживал.< … > ”). В этом, да и последующем диалоге “Федон” Сократ чем – то напоминает Иисуса Христа, когда того ведут на Голгофу. И действительно, если вспомнить то, как изображается суд, а затем и сам процесс казни Христа хотя бы в произведении М. Булгакова “ Мастер и Маргарита”, то становится понятным такое сравнение. Ведь и Сократ, и Иисус ведут себя примерно одинаково: они оба спокойно принимают решение суда, после отправляются на смерть, и при этом они пытаются объяснить и доказать другим людям, что смерть – это естественно, что они умирают ради высшей цели, и что если человек действительно сильный духом, то он должен принимать любые веления судьбы с легкостью и спокойствием. Однако, тут сразу же видны и очень резкие различия. Прежде всего, если Иисус всегда – это спокойствие, покорность и смирение перед лицом судьбы, он всем своим видом как бы показывает, что не нужно противиться тому, что должно произойти, все равно потом будет лучше, нужно лишь подождать; то Сократ – это, пусть скрытый, но все-таки дух бунтарства, протеста против хода и решения судьбы. Сократ не боится идти против общества, его законов, ведь даже эта, пусть небольшая речь, сказанная перед судом уже является показателем того, что думает и какую позицию занимает этот человек по отношению к общественному мнению. Он стоит выше общества и понимает, что любое зло в конце концов будет наказано, именно это он и пророчит собравшимся во время суда. И Сократ в общем-то прав. Как известно, зло, совершенное человеком, возвращается к нему бумерангом в троекратном размере. Ведь после смерти Сократа, он стал воплощением мудрости и добродетели. Но вернемся и завершим сравнение Сократа и Иисуса Христа. Помимо общего в их отношении к смерти, можно заметить еще одну интересную общую деталь. И Христос, и Сократ являют собой воплощение высшего нравственного и духовно возвышенного образа. Они оба проповедуют чистые и светлые идеи бытия, с той лишь разницей, что Сократ все-таки учит более рационалистическим и приближенным к реальной жизни аспектам философии, а учение Христа направлено больше на духовную сущность человека, на раскрытие и приобщение к высшим, мистическим формам познания. Однако и тот, и другой постоянно искали истину, пытались объяснить своим ученикам сущность бытия, жизни и смерти. Наиболее ярко этот образ Сократа нарисован Платоном в диалоге “Федон”, когда Сократ вместе с учениками пытается найти и доказывает бессмертие души. Но несмотря на эти различия, все-таки можно сказать, что в диалогах Платона перед читателями предстает Сократ в образе великомученика-философа, которого не понимали многие современники, но который с гордостью выступил против общества, за что и был впоследствии казнен. Уже одна небольшая речь Сократа перед судом помогает нам лучше понять личность этого мыслителя.

Говоря об образе Сократа в диалогах Платона, даже на основе анализа небольшого диалога Сократа перед судом, сразу же возникает вполне конкретный образ человека, аскета по воспитанию и образу жизни, человека, который не боится пойти против каких-то не устраивающих его общественных норм и порядков, человека, считавшего, что никакие внешние проявления жизни, будь то еда, вино, слава или доблести, никогда не смогут заменить настоящему философу ( истинному служителю прекрасной и возвышенной мудрости) духовной стороны жизни. По мнению Сократа, физическое, телесное только мешает познанию истины, оскверняет душу, делая ее тяжелой и не способной к добродетели, поэтому человек должен отказаться, перестать думать о физической составляющей жизни ( страдания, страсти, желания, потребности и т.д.) и сосредоточиться на духовной сущности, и тем, самим он сможет прикоснуться, познать высшую мудрость и добродетель, а в конечном счете прийти к прекрасному и светлому состоянию вечного покоя и умиротворенности. Даже внешний облик философа, его стиль поведения постоянно подтверждали этот принцип. ( Многие современники считали, что ходя зимой и летом в одном плаще и почти всегда босиком, Сократ, тем самым, бросает им вызов, ставя себя превыше других. Однако, следует помнить, что говоря о Сократе, речь идет не об обычном философе, а о человеке, чей внутренний нравственный стержень был настолько сильным, что невозможно было не преклоняться перед ним. Именно поэтому его аскетическое, а во многом равнодушное отношение к физической стороне жизни являлось примером, отражающим образ настоящего философа, т. е. человека, который может спокойно вынести все трудности и лишения жизни ради служения высшему благу – а именно познанию вечных вопросов бытия.).

А теперь мне бы хотелось рассмотреть то, каким мы видим Сократа в одном из самых, на мой взгляд, центральном и основополагающем диалоге Платона “Федон”, где рассказывается о последних часах жизни Сократа.

Уже с самого начала читая этот диалог, становится понятным то, как сам Платон относится к этому мыслителю. На протяжении всего диалога можно проследить скрытое, а порой и явное восхищение, уважение перед мудростью данного мыслителя, даже в какой-то мере попытки защитить своего любимца от неминуемой гибели. Вспомним, например, то, как о Сократе отзываются его ученики: “До сих пор большинство из нас еще как-то удерживалось от слез, но, увидев, как он пьет и как он выпил яд, мы уже не могли сдержать себя. У меня самого, как я ни крепился, слезы лились ручьем. Я закрылся плащом и оплакивал самого себя – да! Не его я оплакивал, но собственное горе – потерю такого друга! < … > Таков, Эхекрат, был конец нашего друга, человека – мы вправе это сказать – самого лучшего из всех, кого нам довелось узнать на нашем веку, да и вообще самого разумного и справедливого. < … > мы словно лишились отца и на всю жизнь оставались сиротами. < …> ” Действительно, окружающие именно так и воспринимали казнь Сократа, как смерть очень близкого и дорогого им человека, ведь в его учение были заложены многие нравственные принципы, без которых человеку вообще трудно прожить в обществе, а лишившись их, вместе со смертью философа, люди обречены на вечные страдания. Но давайте теперь рассмотрим, как же ведет себя Сократ, во время своего последнего дня жизни.

В диалоге “Федон” отразился, на мой взгляд, весь жизненный путь Сократа, который как бы подводит итог своим философским рассуждениям, делает выводы, связанные с прожитой жизнью и готовит своих учеников к последующей, возможно, более лучшей жизни. Мыслитель прекрасно знает о том, что через несколько часов он умрет, но встречает смерть на удивление спокойно, и даже радостно. Он словно давно ждал свою смерть, и вот она наконец-то пришла за ним. Однако его ученики не могут понять своего учителя, они считают, что любой человек должен всеми силами держаться за эту жизнь, ведь и душа, как и тело, после смерти умирает. И именно в этот грозный и трагический день Сократ показал свою истинную силу духа и характер настоящего философа. Вместо того, чтобы поддаться общему настроению уныния и страха, он, с присущим ему спокойствием и рассудительностью начинает беседовать с учениками о жизни и смерти, душе, успокаивает и ободряет, их ищет и доказывает четырьмя главными аргументами тезис о бессмертии души. В этом диалоге Сократ предстает перед нами как философ- исследователь, который легко находит ответ на, казалось бы, совсем не разрешимые вопросы. В качестве примера можно привести эпизод дискуссии Сократа, Симмия и Кебета, когда ученики подвергли сомнениям его доказательства о бессмертии души и как ловко учитель смог доказать свою правоту. Разъясняя ученикам то или иное явление или понятие, Сократ всегда использует всегда очень яркие, но в тоже время и очень убедительные доказательства, которые заставляют учеников поверить в тот или иной факт правоты своего наставника. Говоря об образе Сократа в данном диалоге Платона, следует обратить внимание вот на какой момент. Проводя свою доказательную линию, Сократ всегда тщательно подбирает слова и выражения, от него не услышишь непродуманного высказывания, он словно пытается исследовать проблему с разных точек зрения, приходя, однако, в заключении к одному и тому же выводу. Поражает также и его манера вести беседу. Если внимательно вчитываться в “Федона”, то можно заметить, что на протяжении всего действия диалога говорит практически сам Сократ, причем в свойственной ему манере задавать риторические вопросы. Получается, что философ, по сути, ведет разговор сам с собой, а ученики присутствуют лишь в качестве “декораций”, они как бы начинают философские дебаты, но главная роль, естественно, принадлежит не им, а их учителю. Интересны также и другие особенности диалога “Федон”. Сократ выступает здесь в качестве первооткрывателя Вселенной, он впервые поставил вопрос о том, что Земля на самом деле круглая, на ней есть горы, впадины и т.д., также он впервые поставил вопрос о реинкарнации ( перевоплощении души после смерти) и бессмертии. (“ < … > Если душа умеренна и разумна, она послушно следует за вожатым и то, что окружает ее, ей знакомо. А душа, которая страстно привязана к телу, долго витает около него – около видимого места [ 8 ] , долго упорствует и много страдает < … > И блуждает она одна во всяческой нужде и стеснении, пока не исполнятся времена, по прошествии коих она силою необходимости водворяется в обиталище, какого заслуживает. А души, которые провели свою жизнь в чистоте и воздержанности, находят и спутников, и вожатых среди богов, и каждая поселяется в подобающем ей месте. < … > ”).

Завершая разговор о диалогах Платона мне хотелось бы обобщить основные положения моих выводов и тезисов. Итак. Первое, о чем следует сказать, анализируя эти диалоги – это об образе Сократа, как о человеке, который готов бросить вызов обществу. Второе – образ Сократа можно отождествить с Иисусом Христом, в связи с их очень схожим отношением к смерти и жизни. Третье. Мыслитель изображается в диалогах, какнастоящий философ, который не боится смерти, а наоборот, спокойно выпивает приготовленную для него чашу с ядом. Четвертое. В своих беседах с учениками, используя риторические вопросы и метод выведения причинно- следственных связей, приходит к доказательству какого-либо понятия. Пятое. Впервые в античной философии поставил вопросы об устройстве Вселенной, о жизни и смерти, о бессмертии души, доказав этот тезис своими знаменитыми аргументами.( взаимопереход противоположностей, самотождество идеи [ эйдоса ] души, знание, как припоминание того, что было, теория души, как эйдоса жизни ).

Заканчивая исследование образа Сократа, изображенного в диалогах Платона, необходимо остановиться на диалоге “Пир” и на данном примере рассмотреть еще одну грань в личности знаменитого и интересного философа – Сократа.

Пир” и Сократ.

Прежде чем перейти непосредственно к рассмотрению самого образа Сократа в данном диалоге, необходимо несколько слов сказать о содержании диалога.

Весь диалог представляет собой рассказ о пире ученика Сократа Аполлодора Фалерского, идущего из дома в Афины и встретившего по дороге своего приятеля Главкона. Сам Аполлодор на пиру, устроенном по случаю победы трагического поэта Агафона в афинском театре, не был, а слышал о нем от другого ученика Сократа, Аристодема, приведенного Сократом в дом Агафона. Об этой своей беседе с Главконом Аполлодор и повествует своим друзьям. Таким образом, перед нами рассказ в рассказе, отражение отражения пира, пережитого двумя друзьями Сократа, очевидцами события, происшедшего очень давно ( приблизительно в 416 г. до н. э. ), но оставившего неизгладимое впечатление на всех друзьях Сократа. Пересказ Аполлодором друзьям своей беседы с Главконом происходит около 400 г. до н. э., т.е. примерно за год до смерти Сократа.

Говоря об этом диалоге, прежде всего нужно сказать о том, что это не совсем привычный диалог у Платона. “Пир” можно назвать скорее маленькой драматической постановкой, посвященной богу любви Эроту. Так какова же роль Сократа в этом диалоге и каким он может показаться читателям? Читая “Пир”, невольно может показаться, что Сократ изображен здесь если не в комичном, то, по крайней мере, несколько в несвойственном для данного мыслителя образе. Почему я пришла к этим выводам? Дело в том, что уже с самих первых страниц мы встречаемся с таким описанием некоторых черт характера и определенными формами диалогов, которые характерны больше для трудов Аристофана, чем диалогам Платона. (“ < … > Сократ, предаваясь своим мыслям, всю дорогу отставал, а когда Аристодем останавливался его подождать, велел ему идти вперед. < … >

  • < … > А Сократа что же привел к нам ?

-И я, — продолжал Аристодем,- обернулся, а Сократ, гляжу, не идет следом; пришлось объяснить, что сам я пришел с Сократом, который и пригласил меня сюда ужинать

  • И отлично сделал, что пришел,- ответил хозяин, — но где же он?

-Он только что вошел сюда следом за мной, и я сам не могу понять, куда он девался.

< … > а другой раб тем временем вернулся и доложил: Сократ, мол, повернул назад и теперь стоит в сенях соседнего дома, а на зов идти отказывается. < … > — Не нужно,- сказал он, — оставьте его в покое. Такая уж у него привычка-отойдет куда-нибудь в сторонку и сядет там. < … >

< … > Затем они начали ужинать, а Сократа все не было. Агафон не раз порывался послать за ним, но Аристодем этому противился. Наконец Сократ все-таки явился, как раз к середине ужина, промешкав против обыкновения, не так уж долго. < … >

  • Сюда, Сократ, располагайся рядом со мной, чтобы и мне досталась доля той мудрости, которая осенила тебя в сенях. Ведь, конечно же, ты нашел ее и завладел ею, иначе ты бы не тронулся с места. < … > ”).

Соответствует ли это действительности? Возможно, Платон не случайно изобразил Сократа в таком виде. Рассуждая о любви в этом диалоге, он стремится показать, что даже великие философы не могут понять всю сущность любви, они склоняются перед этой непонятной и великой силой. Именно поэтому Сократ и говорит после речи Агафона, что он не сможет сказать лучшую похвальную речь, чем те, которые уже прозвучали. Отсюда и его сомнения в необходимости произносить эту речь и обращение к собравшимся с просьбой разрешить говорить об Эроте таким языком, которым он считает нужным. (“ < …> Я, например, как подумал, что мне не сказать ничего такого, что хотя бы только приближалось по красоте к этой речи, готов был бежать от стыда, если бы можно было бы.< … > Решай же Федр, нужна ли тебе еще и такая речь, где об Эроте будет сказана правда, и притом в первых попавшихся, взятых наугад выражениях. < … > ”).

Далее мы замечаем, что в данном диалоге Сократ предстает скорее в как ученик, чем как опытный и мудрый учителяь. Примером тому может служить беседа Диотимы и Сократа о сущности любви. Читатели понимают, что философ постоянно говорит о том, что обращался к Диотиме с просьбой научить и раскрыть перед ним понятие любовь, ее сущность. И уже сам Сократ ведет себя как очень прилежный ученик, готовый учиться великой мудрости.

Анализируя образ Сократа в диалоге Платона “Пир”, нужно обязательно сказать и о том, что именно здесь дается характеристика Сократа его друзьями. Это позволяет по-настоящему понять и представить этого мыслителя. Вспомним, с каким восхищением говорит Алкивиад о Сократе, с какой любовью отзывается он о речах, поступках Сократа:“Когда мы, например, слушаем речь какого-нибудь другого оратора, даже очень хорошего, это никого из нас не волнует. А слушая тебя или твои речи < … > , все мы бываем потрясены и увлечены. < … > Ему совершенно не важно, красив человек или нет, < … >богат ли и обладает каким-нибудь другим преимуществом. Все эти ценности он ни во что не ставит. < … > выносливостью он превосходил не только меня, но вообще всех. < … >Сократ и в повадке своей, и в речах настолько своеобычен, что ни среди древних, ни среди ныне живущих не найдешь человека, хотя бы отдаленно похожего на него. < … >речи его больше всего похожи на раскрывающихся силенов [ 9 ] . < … > на первых порах речи его кажутся смешными, < … > , но если раскрыть их и заглянуть внутрь, то сначала видишь, что только они и содержательны, а потом, что речи эти божественны, что они таят в себе множество изваяний добродетели < … > ” .

Такие вещи не будут говорить люди, не знакомые с особенностями личности и философии Сократа. Поэтому только диалог Платона “Пир” можно назвать настоящим портретом философа. Только тут мы видим его истинные качества: благородство, стремление найти ответы на вечные вопросы, равнодушие ко всякого рода внешним и физическим проявлением жизни, аскетизм, вера в светлое и прекрасное, умение всегда помочь человеку в трудную минуту, презрение ко всякого рода обычаям и нормам.

Заключение

В истории существует масса примеров того, как какая-нибудь известная личность подвергалась при жизни гонениям, ее не понимали, но только после смерти человека признавали гениальным. Также очень часто бывало, что многое из того, что было известно об этом человеке или опровергалось спустя какое-то время, или, наоборот, появлялись какие-нибудь факты, подтверждавшее доказательство ранее известного факта.

Сократ — не простой мыслитель. Это человек, во многом остающегося загадкой из-за своей противоречивости и двойственности натуры, поэтому до сих пор нет четкой позиции по отношению к нему. Одни люди полагают, что Сократ был обычным мошенником и проходимцем, который лишь вытягивал деньги и учил каким-то непонятным и ненужным наукам. Другие, напротив, считали его идеалом духовного совершенства и поклонялись ему, подобно богу. И эти полярные мнения о философе только свидетельствуют о том, что этот человек пользовался огромным влиянием в то время. Можно по-разному относится к личности, учению Сократа, но нельзя забывать и о том, что этот мыслитель внес огромный вклад в развитие философской мысли, заложил основы диалектики.

“Облака” Аристофана и многочисленные диалоги Платона отразили образ этого мыслителя в своих произведениях. Конечно, тот Сократ, каким видел его комедиограф Аристофан и тот, каким изобразил Платон в своих диалогах, абсолютно разные, но все-таки нельзя не отдать должное тому, с каким уважением говорят эти люди о Сократе. И хотя у одного из них мы видим злую насмешку над всей софистикой, попытки изобразить и мудреца в роли предводителя софистов, а другого – почти слепое обожание и поклонение, все же оба этих автора сходны в одном – они оба считаются с мудростью Сократа.

 


Рекомендуемые страницы:



poisk-ru.ru

Диалоги платона апология сократа


ДИАЛОГИ ПЛАТОНА

АПОЛОГИЯ СОКРАТА

После обвинительных речей *

17 Как подействовали мои обвинители на вас, о мужи афиняне [1], я не знаю; что же меня касается, то от их речей я чуть было и сам себя не забыл: так убедительно они говорили. Тем не менее, говоря без обиняков, верного они ничего не сказали. Но сколько они ни лгали, всего больше удивился я одному – тому, что они говорили, будто вам следует остерегаться, как бы я вас не провел своим ораторским искусством; b не смутиться перед тем, что они тотчас же будут опровергнуты мною на деле, как только окажется, что я вовсе не силен в красноречии, это с их стороны показалось мне всего бесстыднее, конечно, если только они не считают сильным в красноречии того, кто говорит правду; а если это они разумеют, то я готов согласиться, что я – оратор, только не на их образец. Они, повторяю, не сказали ни слова правды, а от меня вы услышите ее всю. Только уж, клянусь Зевсом, афиняне, вы не услышите речи с разнаряженной, украшенной, как у этих людей, изысканными выражениями,c а услышите речь простую, состоящую из первых попавшихся слов. Ибо я верю, что то, что я буду говорить, – правда, и пусть никто из вас не ждет ничего другого; да и неприлично было бы мне в моем возрасте выступать перед вами, о мужи, наподобие юноши с придуманною речью.

* Все подзаголовки в диалогах представляют собой издательские добавления к тексту.

Так вот я и прошу вас убедительно и умоляю, о мужи афиняне: услыхавши, что я защищаюсь теми же словами, какими привык говорить и на площади у меняльных лавок [2], где многие из вас слыхали меня, и в других местах,d не удивляйтесь и не поднимайте из-за этого шума. Дело-то вот в чем: в первый раз пришел я теперь в суд, будучи семидесяти лет от роду [3]; так ведь здешний-то язык просто оказывается для меня чужим, и как вы извинили бы меня, если бы я, будучи в самом деле чужеземцем,18 говорил на том языке и тем складом речи, к которым привык с детства, так и теперь я прошу у вас не более, чем справедливости, как мне кажется, – позволить мне говорить по моему обычаю, хорош он или нехорош – все равно, и смотреть только на то, буду ли я говорить правду или нет; в этом ведь и заключается долг судьи, долг же оратора – говорить правду.

И вот правильно будет, о мужи афиняне, если сначала я буду защищаться против обвинений, которым подвергался раньше, и против первых моих обвинителей [4], а уж потом против теперешних обвинений и против теперешних обвинителей. b Ведь у меня много было обвинителей перед вами и раньше, много уже лет, и все-таки ничего истинного они не сказали; их-то опасаюсь я больше, чем Анита с товарищами. И эти тоже страшны, но те еще страшнее, о мужи! Большинство из вас они восстановляли против меня, когда вы были детьми, и внушали вам против меня обвинение, в котором не было ни слова правды, говоря, что существует некий Сократ, мудрый муж, который испытует и исследует все, что над землею, и все, что под землею [5], и выдает ложь за правду.c Вот эти-то люди, о мужи афиняне, пустившие эту молву, и суть страшные мои обвинители, потому что слушающие их думают, что тот, кто исследует подобные вещи, тот и богов не признает. Кроме того, обвинителей этих много и обвиняют они уже давно, да и говорили они с вами в том возрасте, когда вы больше всего верили на слово, будучи детьми, некоторые же юношами, словом – обвиняли заочно, в отсутствие обвиняемого. d Но всего нелепее то, что и по имени-то их никак не узнаешь и не назовешь, разве вот только сочинителей комедий [6]. Ну а все те, которые восстановляли вас против меня по зависти и злобе или потому, что сами были восстановлены другими, те всего неудобнее, потому что никого из них нельзя ни привести сюда, ни опровергнуть, а просто приходится как бы сражаться с тенями, защищаться и опровергать, когда никто не возражает. Так уж и вы тоже согласитесь, что у меня, как я сказал, два рода обвинителей: одни – обвинившие меня теперь,e а другие – давнишние, о которых я сейчас говорил, и признайте, что сначала я должен защищаться против давнишних, потому что и они обвиняли меня перед вами раньше и гораздо больше, чем теперешние. Хорошо.

19 Итак, о мужи афиняне, следует защищаться и постараться в малое время опровергнуть клевету, которая уже много времени держится между вами. Желал бы я, разумеется, чтобы так оно и случилось и чтобы защита моя была успешной, конечно, если это к лучшему и для вас, и для меня. Только я думаю, что это трудно, и для меня вовсе не тайна, какое это предприятие. Ну да уж относительно этого пусть будет, как угодно богу [7], а закон следует исполнять и защищаться.

Припомним же сначала, в чем состоит обвинение, от которого пошла обо мне дурная молва, b полагаясь на которую Мелет и подал на меня жалобу. Хорошо. В каких именно выражениях клеветали на меня клеветники? Следует привести их показание, как показание настоящих обвинителей: Сократ преступает закон, тщетно испытуя то, что под землею, и то, что в небесах, с выдавая ложь за правду и других научая тому же. c Вот в каком роде это обвинение. Вы и сами видели в комедии Аристофана [8], как какой-то Сократ болтается там в корзинке, говоря, что он гуляет по воздуху, и несет еще много разного вздору, в котором я ничего не смыслю. Говорю я это не в укор подобной науке и тому, кто достиг мудрости в подобных вещах (недоставало, чтобы Мелет обвинил меня еще и в этом!), а только ведь это, о мужи афиняне, нисколько меня не касается. d А в свидетели этого призываю большинство из вас самих и требую, чтобы это дело обсудили между собою все те, кто когда-либо меня слышал; ведь из вас много таких. Спросите же друг у друга, слышал ли кто из вас когда-либо, чтобы я хоть сколько-нибудь рассуждал о подобных вещах, и тогда вы узнаете, что настолько же справедливо и все остальное, что обо мне говорят.

А если еще кроме всего подобного вы слышали от в кого-нибудь, что я берусь воспитывать людей e и зарабатываю этим деньги, то и это неправда; хотя мне кажется, что и это дело хорошее, если кто способен воспитывать людей, как, например, леонтинец Горгий, кеосец Продик, элидец Гиппий [9]. Все они, о мужи, разъезжают по городам и убеждают юношей, которые могут даром пользоваться наставлениями любого из своих сограждан, 20 оставлять своих и поступать к ним в ученики, платя им деньги, да еще с благодарностью. А вот и еще, как я узнал, проживает здесь один ученый муж с Пароса [10]. Встретился мне на дороге человек, который переплатил софистам денег больше, чем все остальные вместе, – Каллий, сын Гиппоника [11]; я и говорю ему (а у него двое сыновей): «Каллий! Если бы твои сыновья родились жеребятами или бычками, то нам следовало бы нанять для них воспитателя,b который бы усовершенствовал присущую им породу, и человек этот был бы из наездников или земледельцев; ну а теперь, раз они люди, кого думаешь взять для них в воспитатели? Кто бы это мог быть знатоком подобной доблести, человеческой или гражданской? Полагаю, ты об этом подумал, приобретя сыновей? Есть ли таковой, спрашиваю, или нет?» «Конечно, – отвечает он, – есть». «Кто же это? – спрашиваю я. Откуда он и сколько берет за обучение?» «Эвен, – отвечает он, – с Пароса, берет по пяти мин [12], Сократ». И благословил я этого Эвена, если правда, что он обладает таким искусствомc и так недорого берет за с обучение. Я бы и сам чванился и гордился, если бы был искусен в этом деле; только ведь я в этом не искусен, о мужи афиняне!

Может быть, кто-нибудь из вас возразит: «Однако, Сократ, чем же ты занимаешься? Откуда на тебя эти клеветы? В самом деле, если бы сам ты не занимался чем-нибудь особенным, то и не говорили бы о тебе так много. d Скажи нам, что это такое, чтобы нам зря не выдумывать». Вот это, мне кажется, правильно, и я сам постараюсь вам показать, что именно дало мне известность и навлекло на меня клевету. Слушайте же. И хотя бы кому-нибудь из вас показалось, что я шучу, будьте уверены, что я говорю сущую правду. Эту известность, о мужи афиняне, получил я не иным путем, как благодаря некоторой мудрости. Какая же это такая мудрость? Да уж, должно быть, человеческая мудрость. Этой мудростью я, пожалуй, в самом деле мудр; а те, о которых я сейчас говорил [13], e мудры или сверхчеловеческой мудростью, или уж не знаю, как и сказать; что же меня касается, то я, конечно, этой мудрости не понимаю, а кто утверждает обратное, тот лжет и говорит это для того, чтобы оклеветать меня. И вы не шумите, о мужи афиняне, даже если вам покажется, что я говорю несколько высокомерно; не свои слова буду я говорить, а сошлюсь на слова, для вас достоверные. Свидетелем моей мудрости, если только это мудрость, и того, в чем она состоит, я приведу вам бога, который в Дельфах [14]. Ведь вы знаете Херефонта [15]. Человек этот смолоду был и моим, и вашим приверженцем, 21 разделял с вами изгнание и возвратился вместе с вами. И вы, конечно, знаете, каков был Херефонт, до чего он был неудержим во всем, что бы ни затевал. Ну вот же, приехав однажды в Дельфы, дерзнул он обратиться к оракулу с таким вопросом. Я вам сказал не шумите, о мужи! Вот он и спросил, есть ли кто-нибудь на свете мудрее меня, и Пифия [16] ему ответила, что никого нет мудрее. И хотя сам он умер, но вот брат его [17] засвидетельствует вам об этом.

b Посмотрите теперь, зачем я это говорю; ведь мое намерение – объяснить вам, откуда пошла клевета на меня. Услыхав это, стал я размышлять сам с собою таким образом: что бы такое бог хотел сказать и что это он подразумевает? Потому что сам я, конечно, нимало не сознаю себя мудрым; что же это он хочет сказать, говоря, что я мудрее всех? Ведь не может же он лгать: не полагается ему это. Долго я недоумевал, что такое он хочет сказать; потом, собравшись с силами, прибегнул к такому решению вопроса: пошел я к одному из тех людей, которые слывут мудрыми,c думая, что тут-то я скорее всего опровергну прорицание, объявив оракулу, что вот этот, мол, мудрее меня, а ты меня назвал самым мудрым. Ну и когда я присмотрелся к этому человеку – называть его по имени нет никакой надобности, скажу только, что человек, глядя на которого я увидал то, что я увидал, был одним из государственных людей, о мужи афиняне, – так вот, когда я к нему присмотрелся (да побеседовал с ним), то мне показалось, что этот муж только кажется мудрым и многим другим, и особенно самому себе, а чтобы в самом деле он был мудрым, этого нет; и я старался доказать ему, что он только считает себя мудрым, а на самом деле не мудр. От этого и сам он, и многие из присутствовавших возненавидели меня. d Уходя оттуда, я рассуждал сам с собою, что этого-то человека я мудрее, потому что мы с ним, пожалуй, оба ничего в совершенстве не знаем, но он, не зная, думает, что что-то знает, а я коли уж не знаю, то и не думаю, что знаю. На такую-то малость, думается мне, я буду мудрее, чем он, раз я, не зная чего-то, и не воображаю, что знаю эту вещь [18]. Оттуда я пошел к другому, из тех, которые кажутся мудрее, чем тот, и увидал то же самое; и с тех пор возненавидели меня и сам он, и многие другие.

e Ну и после этого стал я уже ходить по порядку. Замечал я, что делаюсь ненавистным, огорчался этим и боялся этого, но в то же время мне казалось, что слова бога необходимо ставить выше всего. Итак, чтобы понять, что означает изречение бога, мне казалось необходимым пойти ко всем, которые слывут знающими что-либо.22 И, клянусь собакой [19], о мужи афиняне, уж вам-то я должен говорить правду, что я поистине испытал нечто в таком роде: те, что пользуются самою большою славой, показались мне, когда я исследовал дело по указанию бога, чуть ли не самыми бедными разумом, а другие, те, что считаются похуже, – более им одаренными. Но нужно мне рассказать вам о том, как я странствовал, точно я труд какой-то нес, и все это для того только, чтобы прорицание оказалось неопровергнутым. После государственных людей ходил я к поэтам, и к трагическим, и к дифирамбическим,b и ко всем прочим, чтобы на месте уличить себя в том, что я невежественнее, чем они. Брал я те из их произведений, которые, как мне казалось, всего тщательнее ими отработаны, и спрашивал у них, что именно они хотели сказать, чтобы, кстати, и научиться от них кое-чему. Стыдно мне, о мужи, сказать вам правду, а сказать все-таки следует. Ну да, одним словом, чуть ли не все присутствовавшие лучше могли бы объяснить то, что сделано этими поэтами, чем они сами. Таким образом, и относительно поэтов вот что я узнал в короткое время: не мудростью могут они творить то, что они творят,c а какою-то прирожденною способностью и в исступлении, подобно гадателям и прорицателям; ведь и эти тоже говорят много хорошего, но совсем не знают того, о чем говорят [20]. Нечто подобное, как мне показалось, испытывают и поэты; и в то же время я заметил, что вследствие своего поэтического дарования они считали себя мудрейшими из людей и в остальных отношениях, чего на деле не было. Ушел я и оттуда, думая, что превосхожу их тем же самым, чем и государственных людей.

Под конец уж пошел я к ремесленникам. Про себя я знал, что я попросту ничего не знаю,d ну а уж про этих мне было известно, что я найду их знающими много хорошего. И в этом я не ошибся: в самом деле, они знали то, чего я не знал, и этим были мудрее меня. Но, о мужи афиняне, мне показалось, что они грешили тем же, чем и поэты: оттого, что они хорошо владели искусством, каждый считал себя самым мудрым также и относительно прочего, самого важного,e и эта ошибка заслоняла собою ту мудрость, какая у них была; так что, возвращаясь к изречению, я спрашивал сам себя, что бы я для себя предпочел, оставаться ли мне так, как есть, не будущий ни мудрым их мудростью, ни невежественным их невежеством, или, как они, быть и тем и другим. И я отвечал самому себе и оракулу, что для меня выгоднее оставаться как есть.

Вот от этого самого исследования, о мужи афиняне, с одной стороны, многие меня возненавидели, 23 притом как нельзя сильнее и глубже, отчего произошло и множество клевет, а с другой стороны, начали мне давать это название мудреца, потому что присутствующие каждый раз думают, что сам я мудр в том, относительно чего я отрицаю мудрость другого. А на самом деле, о мужи, мудрым-то оказывается бог, и этим изречением он желает сказать, что человеческая мудрость стоит немногого или вовсе ничего не стоит, и, кажется, при этом он не имеет в виду именно Сократа, b а пользуется моим именем для примера, все равно как если бы он говорил, что из вас, о люди, мудрейший тот, кто, подобно Сократу, знает, что ничего-то по правде не стоит его мудрость. Ну и что меня касается, то я и теперь, обходя разные места, выискиваю и допытываюсь по слову бога, не покажется ли мне кто-нибудь из граждан или чужеземцев мудрым, и, как только мне это не кажется, спешу поддержать бога и показываю этому человеку, что он не мудр. И благодаря этой работе не было у меня досуга сделать что-нибудь достойное упоминания ни для города,c ни для домашнего дела, но через эту службу богу пребываю я в крайней бедности [21].

Кроме того, следующие за мною по собственному почину молодые люди, у которых всего больше досуга, сыновья самых богатых граждан, рады бывают послушать, как я испытываю людей, и часто подражают мне сами, принимаясь пытать других; ну и я полагаю, что они находят многое множество таких, которые думают, что они что-то знают, а на деле ничего не знают или знают одни пустяки. От этого те, кого они испытывают, сердятся не на самих себя, а на меня и говорят,d что есть какой-то Сократ, негоднейший человек, который развращает молодых людей. А когда спросят их, что он делает и чему он учит, то они не знают, что сказать, но, чтобы скрыть свое затруднение, говорят то, что вообще принято говорить обо всех любителях мудрости: он-де занимается тем, что в небесах и под землею, богов не признает, ложь выдает за истину. А сказать правду, думаю, им не очень-то хочется, потому что тогда оказалось бы, что они только делают вид, будто что-то знают, а на деле ничего не знают. Ну а так как они, думается мне, честолюбивы, могущественны и многочисленны e и говорят обо мне согласно и убедительно, то и переполнили ваши уши, клевеща на меня издавна и громко. От этого обрушились на меня и Мелет, и Анит, и Ликон: Мелет, негодуя за поэтов, Анит – за ремесленников, а Ликон – за риторов. 24 Так что я удивился бы, как говорил вначале, если бы оказался способным опровергнуть перед вами в столь малое время столь великую клевету. Вот вам, о мужи афиняне, правда, как она есть, и говорю я вам без утайки, не умалчивая ни о важном, ни о пустяках. Хотя я, может быть, и знаю, что через это становлюсь ненавистным, но это и служит доказательством, что я сказал правду и что в этом-то и состоит клевета на меня и таковы именно ее причины.b И когда бы вы ни стали исследовать это дело, теперь или потом, всегда вы найдете, что это так.

Итак, что касается первых моих обвинителей, этой моей защиты будет для обвинителей достаточно; а теперь я постараюсь защищаться против Мелета, любящего, как он говорит, наш город [22], и против остальных обвинителей. Опять-таки, конечно, примем их обвинение за формальную присягу других обвинителей. Кажется, так: Сократ, говорят они, преступает закон тем, что развращает молодых людейc и богов, которых признает город, не признает, а признает другие, новые божественные знамения. Таково именно обвинение [23]; рассмотрим же каждое слово этого обвинения отдельно. Мелет говорит, что я преступаю закон, развращая молодых людей, а я, о мужи афиняне, утверждаю, что преступает закон Мелет, потому что он шутит важными вещами и легкомысленно призывает людей на суд, делая вид, что он заботится и печалится о вещах, до которых ему никогда не было никакого дела; а что оно так, я постараюсь показать это и вам.

d – Ну вот, Мелет, скажи-ка ты мне [24]: не правда ли, для тебя очень важно, чтобы молодые люди были как можно лучше?

– Конечно.

– В таком случае скажи-ка ты вот этим людям, кто именно делает их лучшими? Очевидно, ты знаешь, коли заботишься об этом. Развратителя ты нашел, как говоришь: привел сюда меня и обвиняешь; а назови-ка теперь того, кто делает их лучшими, напомни им, кто это. Вот видишь, Мелет, ты молчишь и не знаешь что сказать. И тебе не стыдно? И это не кажется тебе достаточным доказательством, что тебе нет до этого никакого дела? Однако, добрейший, говори же: кто делает их лучшими?

– Законы.

e – Да не об этом я спрашиваю, любезнейший, а о том, кто эти люди, что прежде всего знают их, эти законы.

– А вот они, Сократ, – судьи.

– Что ты говоришь, Мелет! Вот эти самые люди способны воспитывать юношей и делать их лучшими?

– Как нельзя более.

– Все? Или одни способны, а другие нет?

– Все.

– Хорошо же ты говоришь, клянусь Герой [25], и какое множество людей, полезных для других! Ну а вот они, слушающие, делают юношей лучшими или же нет?

25 – И они тоже.

– А члены Совета?

– Да, и члены Совета [26].

– Но в таком случае, Мелет, не портят ли юношей те, что участвуют в Народном собрании? Или и те тоже, все до единого, делают их лучшими?

– И те тоже.

– По-видимому, кроме меня, все афиняне делают их добрыми и прекрасными, только я один порчу. Ты это хочешь сказать?

– Как раз это самое.

– Большое же ты мне, однако, приписываешь несчастье. Но ответь-ка мне: кажется ли тебе, что так же бывает и относительно лошадей, что улучшают их все, а портит кто-нибудь один?b Или же совсем напротив, улучшать способен кто-нибудь один или очень немногие, именно знатоки верховой езды, а когда ухаживают за лошадьми и пользуются ими все, то портят их? Не бывает ли. Мелет, точно так же не только относительно лошадей, но и относительно всех других животных? Да уж само собою разумеется, согласны ли вы с Анитом на это или не согласны, потому что это было бы удивительное счастье для юношей, если бы их портил только один, остальные же приносили бы им пользу.c Впрочем, Мелет, ты достаточно показал, что никогда не заботился о юношах, и ясно обнаруживаешь свое равнодушие: тебе нет никакого дела до того самого, из-за чего ты привел меня в суд.

А вот, Мелет, скажи нам еще, ради Зевса: что приятнее, жить ли с хорошими гражданами или с дурными? Ну, друг, отвечай! Я ведь не спрашиваю ничего трудного. Не причиняют ли дурные какого-нибудь зла тем, которые всегда с ними в самых близких отношениях, а добрые – какого-нибудь добра?

– Конечно.

d – Так найдется ли кто-нибудь, кто желал бы скорее получать от ближних вред, чем пользу? Отвечай, добрейший, ведь и закон повелевает отвечать. Существует ли кто-нибудь, кто желал бы получать вред?

– Конечно, нет.

– Ну вот. А привел ты меня сюда как человека, который портит и ухудшает юношей намеренно или ненамеренно?

– Который портит намеренно.

– Как же это так, Мелет? Ты, такой молодой, настолько мудрее меня, что тебе уже известно, что злые причиняют своим ближним какое-нибудь зло, e а добрые – добро, а я, такой старый, до того невежествен, что не знаю даже, что если я кого-нибудь из близких сделаю негодным, то должен опасаться от него какого-нибудь зла, и вот такое-то великое зло я добровольно на себя навлекаю, как ты утверждаешь! В этом я тебе не поверю, Мелет, да и никто другой, я думаю, не поверит. Но или я не порчу, или если порчу, то ненамеренно; 26 таким образом, у тебя-то выходит ложь в обоих случаях. Если же я порчу ненамеренно, то за такие невольные проступки не следует по закону приводить сюда, а следует, обратившись частным образом, учить и наставлять; потому, ясное дело, что, уразумевши, я перестану делать то, что делаю ненамеренно. Ты же меня избегал и не хотел научить, а привел меня сюда, куда по закону следует приводить тех, которые имеют нужду в наказании, а не в научении.

Но ведь это уже ясно, о мужи афиняне, что Мелету, как я говорил, никогда не было до этих вещей никакого дела; b а все-таки ты нам скажи. Мелет, каким образом, по-твоему, порчу я юношей? Не ясно ли, по обвинению, которое ты против меня подал, что я порчу их тем, что учу не почитать богов, которых почитает город, а почитать другие, новые божественные знамения? Не это ли ты разумеешь, говоря, что своим учением я врежу?

zavantag.com

Андрей Дышев — Девять граммов дури (Сборник)

– Акаев подсел к нам в кабинку, – вспоминал Поляков. – Со всеми познакомился, поздоровался. Мы выпили и разговорились. Выяснилось, что у Акаева и Славы Банникова нашлись какие-то общие знакомые. Это их так сблизило, что они чуть не обниматься стали. Оба сильно были пьяны. Начали танцевать…

Акаев даже не представлял, что имеет дело со своими палачами, приговор вынесен и обжалованию не подлежит.

Они договорились встретиться в этом же ресторане на следующий день. 16 января, ближе к вечеру, Поляков вместе с Банниковым и его другом Юрой снова пришли в ресторан «Вятские зори». Они сели за стол и заказали пива. Через некоторое время к ним подошел официант.

– Вы ждете Занди? – спросил он. – Он только что звонил и просил передать, что немного задерживается.

Лучше бы Акаев вообще не приехал! Но план, задуманный Стяжкиным, неотвратимо выполнялся.

Около шести вечера Акаев подъехал к ресторану на белой «девятке». Он был в хорошем настроении и, улыбаясь, зашел в зал ресторана. Парни приветственно помахали ему из кабинки.

Спустя несколько минут Поляков извинился перед Акаевым и под надуманным предлогом покинул компанию. Он поехал на квартиру Мякишевых, где в полной готовности его ждал Женя Вяткин.

– Я поднялся на четвертый этаж, зашел в квартиру и сказал Вяткину: «Женя, сейчас в ресторане Занди. И он выйдет на улицу. Если хочешь успеть, так беги бегом!» – признавался Поляков.

Поляков вернулся в ресторан и как ни в чем не бывало подсел к компании, которая, казалось, не заметила его отсутствия. За окнами стемнело. Акаев, сославшись на занятость, предложил расстаться до восьми часов вечера, а затем встретиться снова, но уже в ресторане «Зимняя вишня», где якобы было почище и кухня приличнее. Он вышел из ресторана и направился к своей машине. Парни продолжали сидеть за столом.

– Сейчас у Жени опять осечка будет! – пошутил Банников, но шутка получилась неудачной, никто на эти слова не отреагировал. Все в некотором оцепенении ждали, как будут разворачиваться события дальше.

Увы, осечки не вышло. Акаев уже дошел до своей машины и открыл дверцу, но тут произошло нечто необъяснимое. Вместо того чтобы сесть в машину, он вдруг резко повернулся и быстро пошел к Жене Вяткину, который стоял неподалеку.

– По внешнему виду этого человека я понял, что это тот, с кем я должен иметь дело, – рассказывал на допросе Вяткин. – Даже когда он начал открывать двери, я никак не реагировал и стоял в стороне. Я все еще надеялся, что он сядет в машину и уедет.

Вяткин мысленно молил бога, чтобы судьба увела от него этого человека подальше. Сам он уже не мог противиться ей. Машина смерти была запущена, и вряд ли кто мог ее остановить.

Акаев не сел в машину, а направился к Вяткину. Может, он интуитивно почувствовал опасность, исходящую от этого худощавого, приятной внешности молодого человека, и Занди решил развеять смутные предчувствия. Он не спеша приблизился к Вяткину, который в этот момент пребывал в полном оцепенении, и представился… сотрудником уголовного розыска. Стал ощупывать Вяткина, проверять его карманы. Вяткин не сопротивлялся и, прикусив в напряжении губы, ждал, что будет дальше. Это продолжалось до тех пор, пока Акаев не нащупал у него под курткой пистолет.

Занди понял, что интуиция его не подвела. Чувствуя, что находится на волоске от смерти и помощи ждать неоткуда, он кинулся к машине, надеясь спрятаться от смертельного огня за ее железным телом.

– Когда он побежал, я выхватил пистолет уже машинально, но все еще не стрелял, – продолжал признания Вяткин. – Несколько секунд я размышлял, что делать… А потом мое сознание словно пронзила фраза. Это были слова, сказанные когда-то Поляковым обо мне: «Его отправят на Луну». Я знал, что это означает. Отправить на Луну – значит убить. И я перестал соображать. Злость, отчаяние и страх буквально парализовали меня. Машинально поднялась рука, и я, не целясь, пять или шесть раз выстрелил в Акаева. Последнее, что я успел увидеть, – как он добежал до машины и открыл дверку…

Сунув руку с пистолетом в карман, Женя развернулся и побежал куда-то в темноту.

Акаев как подкошенный рухнул в снег в метре от своей машины.

У входа в ресторан стали собираться зеваки. Работники ресторана немедленно вызвали милицию и «Скорую помощь».

Прибывшая на место происшествия милиция обнаружила в пятнадцати метрах от «девятки» шесть гильз от 9-миллиметрового пистолета.

Тем временем Вяткин, еще не до конца осознавая, что натворил, быстро шел по темным закоулкам города. Он поминутно оглядывался, и его даже удивляло, что его никто не преследует, что милиция до сих пор не перекрыла все улицы города. У пятиэтажного дома он остановился и, убедившись, что поблизости нет людей, нырнул в подъезд. Он спрятал пистолет на чердаке, завернув его в кусок газеты.

– Я убил его, – произнес он с порога, когда ему открыла Наталья Мякишева. Затем прошел на кухню и опустился на стул. В мыслях был какой-то хаос. Невыносимая усталость навалилась на него, и Женя едва нашел в себе силы поднять стакан с водкой.

Утром его разбудил Поляков.

– Все нормально, – сказал он. – Ты сделал все, как надо.

Вскоре пришел хозяин квартиры. Он уже успел побывать рядом со злополучным рестораном и собрать сплетни и слухи.

– Тебя хорошо запомнили, – сказал он Вяткину. – И в милиции уже составляют твой фоторобот. Сваливай-ка ты. И чем быстрее, тем лучше.

– Поедешь в Лесной к моему брату, – решил Поляков.

– А что делать с пистолетом? – равнодушно спросил Вяткин.

Он сходил к пятиэтажке и поднялся на чердак. Пистолет лежал на том же месте, где Женя оставил его вчера. Парень с удивлением рассмотрел оружие, словно видел его в первый раз. «Стар» отливал матовой сталью. Он был тяжелым и холодным. «Неужели я это сделал?» – подумал Вяткин.

Наталья проводила его на молочную кухню, где работала.

– Заверни как следует, – прошептала она, а затем спрятала тяжелый сверток в холодильник.

Вяткин делал все машинально. Все, что окружало его, ему казалось погруженным в туман. Он не замечал ни прохожих, ни холодного, секущего ветра, ни полного сострадания взгляда Мякишевой.

Она проводила его на вокзал и купила билет.

На следующий день Вяткин вместе с Поляковым был задержан милицией в поселке Лесном.

Акаева на самолете доставили в больницу, сделали несколько операций и спасли ему жизнь.

Подозреваемый в организации серии убийств на чеченцев Прокоп Славянский, он же Вячеслав Стяжкин, был объявлен в федеральный розыск.

Об этих событиях вспоминает подполковник Геннадий Максимчук, начальник межрайонного отдела уголовного розыска УВД Кировской области:

– Розыск проводился в нескольких регионах страны, прилегающих к Кировской области. Это Татарстан, Удмуртия, Ижевск, непосредственно Киров. В конце концов это дало свои плоды. Стяжкин был задержан в Москве после проведения оперативно-розыскных мероприятий.

Не думаю, что у Вяткина были какие-либо предубеждения против чеченцев. Личность Стяжкина сыграла тут важную роль. Мне кажется, что, не окажись он на пути Вяткина, судьба парня сложилась бы иначе. Маловероятно, что он стал бы стрелять в человека. Просто стечение обстоятельств для него оказалось неблагоприятным.

Стяжкин на допросах вел себя самоуверенно, категорически отрицал свою причастность к организации покушений на чеченцев. Очная ставка Стяжкина с Вяткиным больше походила на общение удава с кроликом. Женя Вяткин за все время очной ставки ни разу не поднял глаза на Стяжкина, в то время как тот буквально гипнотизировал парня.

– От него исходила какая-то отрицательная энергия, – вспоминает старший следователь отдела по расследованию особо важных дел прокуратуры Кировской области Игорь Новоселов. – Я поговорил с ним всего полчаса, и вдруг ни с того ни с сего у меня невыносимо заболела голова. Стяжкин очень мстительный человек. Работать с ним было очень тяжело.

Все обвиняемые, проходящие по этому делу, полагали, что главным мотивом, который побудил Стяжкина организовать бойню в Вятских Полянах, была его личная неприязнь к лицам чеченской национальности. Получался образ мстителя, борца за этническую чистоту родного города. С похожей формулировкой было составлено и обвинительное заключение: Стяжкин был обвинен в том, что совершил покушение на «убийство на почве национальной вражды».

На почве национальной вражды…

Однако на этот счет имеется множество довольно противоречивых мнений.

– Преступная группировка чеченцев в Вятских Полянах просто перехлестнулась с преступной группировкой Стяжкина, – предполагает Геннадий Максимчук. – Если бы на месте чеченской этнической группировки оказалась другая группировка, Стяжкин действовал бы точно так же. А все его слова о засилье чеченцев и прочем – идеология, с помощью которой он обрабатывал таких парней, как Вяткин. Однозначно.

Поляков же думает иначе:

– То, что он чеченцев ненавидел, это факт. Стяжкина аж трясло, когда он про них говорил…

Трудно было бы прийти к окончательному выводу в этой истории, если бы в распоряжение следствия не попала одна любопытная видеозапись, сделанная любительской камерой. Зал ресторана, звучит музыка. Дружная компания отмечает день рождения молодого предпринимателя. За столом сидят чеченцы и русские. Хорошая закуска, много спиртного. Посреди зала танцует Занди Акаев. А за столом, среди гостей, сидит Вячеслав Стяжкин. Звучат тосты с пожеланием здоровья и заверения в вечной дружбе… Пройдет всего год, и Стяжкин станет заказчиком убийства, а Акаев – его жертвой, и прозвучат выстрелы…

– Стяжкин был готов к тому, что его в любой момент задержат, – рассказывает начальник УБОП подполковник милиции Игорь Ильин. – Когда он меня спросил, сколько ему в конечном счете грозит, я ответил: как минимум «червонец». Стяжкин усмехнулся и ответил: «Да десять лет я на одной ноге простою!»

Вот так. Не стоит сомневаться, этот человек еще заявит о себе.

Процесс проходил в Кировском областном суде. Провинциальный город на фоне других городов не отличался благоприятной криминальной обстановкой, но подобного преступления здесь еще не знали. После долгих разбирательств суд вынес приговор. Стяжкин получил одиннадцать лет колонии строгого режима.

Дай бог, чтобы к тому времени, как он освободится, война в Чечне закончилась и молодые парни, вышедшие из огня, успели получить столь необходимую им психологическую и материальную помощь. Ибо нет гарантии, что кто-нибудь из них не станет очередной марионеткой в руках преступного кукловода.

Примечания

1

Речь идет о наркотиках фенициклидине, кокаине и героине.

profilib.org

1.4. Платоновские диалоги и Сократ как персонаж диалогов

Платон не желал писать о последних основаниях. Но даже в тех вещах, о коих решался писать, он отказывался быть систематичным и пытался воспроизвести дух сократовского диалога, имитируя его особенности, некое вопрошание без позы с пришпоривающим сомнением, с неизбежными разрывами, через которые майевтика выводит на свет истину из потаенности, настаивая и понуждая слушателя услышать свою душу, свой голос, со всеми драматическими муками, сопровождающими последние поиски. Так родился «сократический диалог», ставший литературным жанром, воспринятый бесчисленными учениками Сократа, среди которых Платон, вероятно, был едва ли не единственным подлинным наследником; ибо лишь в нем мы видим истинную природу философствования Сократа, тогда как в других не находим ничего, кроме заурядного маньеризма.

Итак, философское письмо Платона — диалог [109], герой которого Сократ, беседующий с одним или несколькими слушателями. Рядом с ними есть еще один, куда более важный персонаж, — читатель, который есть собеседник абсолютно незаместимый, ибо именно ему, читателю, часто выпадает задача, назначенная самой майевтикой, принять решения большинства обсуждаемых проблем.

Очевидно, что Сократ в диалогах Платона из исторической личности превращается в персонаж диалогического действа, поэтому, чтобы понять Платона, как уже прекрасно видел Гегель, «не важно расследовать то, что принадлежит Сократу, а что — Платону». Действительно, Платон рано начал практиковать смещения исторического и теоретического планов, и именно в такой теоретической перспективе читаются его сочинения.

Сократ, стало быть, в диалогическом пространстве — это Платон, а Платон «письменный», т.е. в сочинениях, известных публике, должен читаться под знаком Платона «бесписьменного», Платона умолчаний.

1.5. Возрожденный и новый смысл «мифа» Платона

Мы уже видели, что философия родилась в результате высвобождения «логоса» и обособления его от мифа и фантазии [1]. Софисты придали мифу функциональный характер (рационально-просветительский), однако, Сократ не одобрял этого, требуя строго диалектического обоснования. Поначалу и Платон разделял позицию Сократа. Но уже в диалоге «Горгий» он восстанавливает миф в правах, потом постоянно его использует, понимая его огромную важность.

Как объяснить этот факт? Возвращение философии к мифу — это инволюция, регресс, или, может быть, это частичное отречение философии от собственных прерогатив, отказ от последовательности, или, в любом случае, симптом неверия в себя?

На этот вопрос по-разному ответили Гегель и школа Хайдеггера. Гегель (и его последователи) видели в мифе помеху платоновскому мышлению, неразвитость логоса, который не завоевал еще полной свободы.

Напротив, школа Хайдеггера указала на миф как на подлинное выражение духа платонизма. В самомделе, логос схватывает бытие, ноне жизнь, миф же уловляет и объясняет жизнь, не покрываемую логосом.

Истина посередине. Платон восстанавливает миф, реактивируя некоторые тезисы орфизма и религиозные компоненты. Для него миф есть нечто большее, чем фантазия, миф — выражение веры и доверия. Во многих диалогах, от «Горгия» и дальше, мы видим желание некой формы рациональной веры: миф ищет разъяснения в логосе, а логос хочет найти завершение в мифе. Платон, значит, верит в силу мифа, когда разум достигает своих пределов и крайних возможностей, он интуитивно превозмогает эти границы, поднимая дух в его трансцендирующем усилии.

Кроме того, необходимо заметить, что миф, употребляемый Платоном систематично, существенно отличается от дофилософского мифа, не знавшего логоса. Речь идет о мифе, который как уже было сказано, есть более чем восторг фантазии, выражение веры, но еще более того, миф, который не подчиняется логосу как таковому, но дает стимул последнему. Это миф, который в процессе сотворения выступает демифологизированным, а от соприкосновения с логосом сбрасывает свои фантастические элементы, удерживая при этом силу аллюзии, намека и эвристической интуиции. Вот один яркий иллюстрирующий пассаж из «Федона», непосредственно следующий за рассказом о родах душ и их участи по ту сторону земного мира: «Конечно, утверждать, что дела обстоят таким, а не другим образом, так, как я это показал, не значит убедить человека здравого смысла; однако утверждать так или иначе нечто подобное о том, что должно произойти с нашими душами и об их обиталище, включая то, что вытекает из нетленности души: все это, мне представляется, обогащает и возвышает того, кто верует в это, ведь риск прекрасен! И необходимо, чтобы вместе с этими верованиями мы очаровывались самими собой: именно поэтому я продлеваю немного жизнь моему мифу».

Следовательно, чтобы понять Платона, необходимо признать роль мифа и отдать ему должное, и вместе с тем, признать роль логоса затем, чтобы соотнести их для тех, кто желает, в пользу логоса, или же, если угодно, в духе преодоления логоса (мифо-логии).

studfiles.net

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *