Плутарх солон – Солон | Солон и Попликола | Сравнительные жизнеописания

Содержание

Первые греческие законодательства плутарх солон и благотворная сила законов

(13) Когда Килонова смута кончилась и «проклятые», как сказано выше, уже ушли из Аттики^²⁰, у афинян возобновился старый спор о государственном строе: население разделилось на несколько партий по числу различных территорий в Аттике <…> Поскольку неравенство между бедными и богатым дошло тогда, так сказать, до высшей точки, государство находилось в чрезвычайно опасном положении: казалось, оно сможет устоять, а смуты прекратятся только в том случае, если возникнет тирания. Весь простой народ был в долгу у богатых: одни обрабатывали землю, платя богатым шестую часть урожая; их называли «гектеморами» и «фетами»; другие брали у богатых в долг деньги под залог тела; их заимодавцы имели право обратить в рабство; при этом одни оставались рабами на родине, других продавали на чужбину. Многие вынуждены были продавать даже собственных детей (никакой закон не воспрещал этого) и бежать из отечества из-за жестокости заимодавцев. Но огромное большинство, и к тому же люди большой физической силы, собирались и уговаривали друг друга не оставаться равнодушными зрителями, а выбрать себе одного вожака, надежного человека и освободить должников, пропустивших срок уплаты, а землю переделить и совершенно изменить государственный строй.

(14) Тогда наиболее рассудительные люди в Афинах, видя, что Солон, — пожалуй, единственный человек, за которым нет никакой вины, который не является сообщником богатых в их преступлениях и в то же время не угнетен нуждою, как бедные, стали просить его взять в свои руки государственные дела и положить конец раздорам. Впрочем, Фаний Лесбосский^²¹ рассказывает, что сам Солон для спасения отечества прибегнул к обману обеих сторон: неимущим он по секрету обещал раздел земли, а людям богатым — обеспечение долговых обязательств. Но, по словам самого Солона, сперва он взял на себя управление государственными делами с некоторым колебанием: боялся корыстолюбия одних и наглости других. После Филомброта его выбрали архонтом, а вместе с тем посредником и законодателем. Все приняли его с удовольствием: богатые — как человека зажиточного, а бедные — как честного. Говорят, еще до этого в народе ходило его крылатое слово, что равноправие войны не производит, а оно нравилось как состоятельным людям, так и неимущим: первые ожидали равноправия, основанного на заслугах и личных достоинствах, вторые — равноправия по мере и числу <…>

(15) …Хотя он отказался от тирании, однако во время своего правления не проявлял особенной мягкости и слабости, не делал уступок лицам влиятельным и в законодательной деятельности не старался угодить тем, кто его избрал … Он применял лишь такие меры, которые, по его расчету, можно было провести путем убеждения, или такие, которые при проведении их в принудительном порядке не должны были встретить сопротивления. По этому поводу он и сам говорит:

Я принуждение с законом сочетал!

Вот почему впоследствии, когда его спросили, самые ли лучшие законы он дал афинянам, он ответил: «Да, самые лучшие из тех, какие они могли принять» <…>

Первым актом его государственной деятельности был закон, в силу которого существовавшие долги были прощены и на будущее время запрещалось давать деньги в долг «под залог тела». Впрочем, по свидетельству некоторых авторов, в том числе Андротиона, бедные удовольствовались тем, что Солон облегчил их положение не уничтожением долгов, а уменьшением процентов, и сисахтией^²² называли этот благодетельный закон и одновременное с ним увеличение мер и возвышение ценности денег. Так, из мины, содержавшей прежде семьдесят три драхмы, он сделал сто драхм; таким образом, должники уплачивали по числу ту же сумму, но по стоимости меньшую; через это платившие получали большую пользу, а получавшие не терпели никакого убытка.

Но большинство авторов утверждают, что сисахтия состояла в уничтожении всех долговых обязательств, и стихотворения Солона находятся в большем согласии с этим свидетельством. Солон с гордостью говорит в них, что с заложенной раньше земли он

Поставленных камней закладных много снял:

Свободна ныне прежде бывшая рабой <…>

(16) Солон не угодил ни той ни другой стороне: богатых он озлобил уничтожением долговых обязательств, а бедных — еще больше — тем, что не произвел передела земли, на который они надеялись, и, по примеру Ликурга, не установил полного равенства жизненных условий <…>.

Впрочем, афиняне скоро поняли пользу этой меры и, оставив свой ропот, устроили общее жертвоприношение, которое назвали сисахтией, а Солона назначили исправителем государственного строя и законодателем. Они предоставили ему на усмотрение все без исключения, — государственные должности, народные собрания, суды, советы, определение ценза для каждого из этих учреждений, числа членов и срока их деятельности; дали ему право отменять или сохранять все, что он найдет нужным, из существующих, сложившихся порядков.

(17) Итак, Солон прежде всего отменил все законы Драконта, кроме законов об убийстве; он сделал это ввиду жестокости их и строгости наказаний: почти за все преступления было назначено одно наказание — смертная казнь; таким образом, и осужденные за праздность подвергались смертной казни, и укравшие овощи или плоды несли то же наказание, как и святотатцы и человекоубийцы. Поэтому впоследствии славилось выражение Демада^²³, что Драконт написал законы кровью, а не черной краской. Когда Драконта спросили, почему он за большую часть преступлений назначил смертную казнь, он, как говорят, отвечал, что мелкие преступления, по его мнению, заслуживают этого наказания, а для крупных он не нашел большего.

Во-вторых, желая оставить все высшие должности за богатыми, как было и прежде, а к прочим должностям, в исполнении которых простой народ раньше не участвовал, допустить и его, Солон ввел оценку имущества граждан. Так, тех, кто производил в совокупности пятьсот мер продуктов, как сухих, так и жидких, он поставил первыми и назвал их «пентакосиомедимнами»^²⁴, вторыми поставил тех, кто мог содержать лошадь или производить триста мер; этих называли «принадлежащими к всадникам»; «зевгитами»^²⁵ были названы люди третьего ценза, у которых было двести мер и тех и других продуктов вместе. Все остальные назывались «фетами»^²⁶; им он не позволил исполнять никакой должности; они участвовали в управлении лишь тем, что могли присутствовать в народном собрании и быть судьями. Последнее казалось в начале ничего не значащим правом, но впоследствии стало в высшей степени важным, потому что большая часть важных дел попадала к судьям. Даже на приговоры по тем делам, решение которых Солон предоставил должностным лицам, он позволил также апеллировать в суд <…> Считая нужным, однако, еще больше помочь простому народу, он позволил всякому гражданину выступать в защиту потерпевшего и требовать наказания преступника. Если кого-нибудь били, производили над ним насилие, причиняли ему вред, всякий, кто мог или хотел, имел право жаловаться на преступника и преследовать его судом: законодатель правильно поступал, приучая граждан сочувствовать и соболезновать друг другу и быть как бы членами единого тела. Есть упоминание об одном ответе Солона, имеющем смысл, одинаковый с этим законом. Когда его, по-видимому, кто-то спросил, какое государство самое благоустроенное, он отвечал: «То, в котором необиженные преследуют судом и наказывают обидчиков не менее, чем обиженные».

(19) Солон составил совет Ареопага из ежегодно сменяющихся архонтов; он и сам был членом его как бывший архонт. Но, видя в народе дерзкие замыслы и заносчивость, порожденные уничтожением долгов, он учредил второй совет, выбрав в него по сто человек от каждой из четырех фил^²⁷. Им он поручил предварительно, раньше народа, обсуждать дела и не допускать внесения ни одного дела в Народное собрание без предварительного обсуждения. А «верхнему совету»^²⁸ он предоставил надзор за всем и охрану законов: он рассчитывал, что государство, стоящее на двух советах, как на якорях, меньше подвержено качке и доставит больше спокойствия народу <…>

(20) Из остальных законов Солона особенно характерен и странен закон, требующий отнятия гражданских прав у гражданина, во время междоусобия не примкнувшего ни к той, ни к другой партии. Но Солон, по-видимому, хочет, чтобы гражданин не относился равнодушно и безучастно к общему делу, оградив от опасности свое состояние и хвастаясь тем, что он не участвовал в горе и бедствиях отечества; он, напротив, хочет, чтобы всякий гражданин сейчас же стал на сторону партии, защищающей доброе, правое дело, делил с нею опасности, помогал ей, а не дожидался без всякого риска, кто победит <…>

…Солон уничтожил обычай давать приданое и разрешил невесте приносить с собою только три гиматия и вещи из домашней обстановки небольшой ценности — больше ничего. По его мысли, брак не должен быть каким-то доходным предприятием или куплей-продажей; сожительство мужа с женой должно иметь целью рождение детей, радость, любовь <…>

(21) Хвалят также Солонов закон, запрещающий дурно говорить об умершем. И действительно, религия требует считать умерших священными, справедливость — не касаться тех, кого уже нет, гражданский долг — не враждовать вечно. Бранить живого Солон запретил в храмах, судебных и правительственных зданиях, равно как и во время зрелищ; за нарушение этого закона он назначил штраф в три драхмы в пользу оскорбленного лица и еще две в пользу казны. Нигде не сдерживать гнев — это признак человека невоспитанного и необузданного; везде сдерживать — трудно, а для некоторых и невозможно. Поэтому законодатель при составлении закона должен иметь в виду то, что возможно для человека, если он хочет наказывать малое число виновных с пользой, а не многих — без пользы.

Солон прославился также законом о завещаниях. До него не было позволено делать завещания; деньги и дом умершего должны были оставаться в его роде; а Солон разрешил тем, кто не имел детей, отказывать свое состояние, кому кто хочет, отдавая преимущество дружбе перед родством, любви перед принуждением, и сделал имущество действительной собственностью владельца. Но, с другой стороны, он допустил завещания не во всех случаях, а лишь в тех, когда завещатель не находился под влиянием болезни или волшебного зелья, не был в заключении и вообще не был вынужден какой-либо необходимостью или, наконец, не подпал под влияние какой-либо женщины. Солон вполне правильно считал, что между убеждением, ведущим ко вреду, и принуждением нет никакой разницы, и ставил наравне обман и насилие, удовольствие и страдание, потому что все это одинаково может лишить человека рассудка.

Также и относительно выезда женщин из города, их траурных одежд, их праздников Солон издал закон, запрещающий беспорядок и неумеренность. Он разрешил женщинам при выезде из города брать с собою не больше трех гиматиев, пищи или питья не больше, чем на обол, иметь корзинку не больше локтя, отправляться ночью в дорогу только в повозке с фонарем впереди^²⁹.

Далее, он запретил женщинам царапать себе лицо, бить себя в грудь, употреблять сочиненные причитания, провожать с воплями постороннего им покойника. Он не позволил приносить вола в жертву покойнику, класть с ним больше трех гиматиев, ходить на чужие могилы, кроме как в день похорон. Большая часть таких запрещений есть и в наших законах; в них прибавлена еще статья о том, чтобы гинекономы наказывали нарушителей таких постановлений как людей, уподобляющихся женщинам и поддающихся страстному чувству скорби, недостойному мужчины и заслуживающему порицания.

(22) Солон заметил, что Афины наполняются людьми, постоянно со всех сторон стекающимися в Аттику, ввиду безопасности жизни в ней, а между тем большая часть ее территории бедна и неплодородна, и купцы, ведущие морскую торговлю, ничего не привозят тем, которые ничего не могут дать в обмен. Поэтому Солон направил сограждан к занятию ремеслами и издал закон, по которому сын не обязан был содержать отца, не отдавшего его в учение ремеслу <…>

…Солон приноравливал законы к окружающим обстоятельствам, а не обстоятельства к законам, и, видя, что страна по своим естественным свойствам едва-едва удовлетворяет потребностям земледельческого населения, а ничего не делающую праздную толпу не в состоянии кормить, внушил уважение к ремеслам и вменил в обязанность Ареопагу наблюдать, на какие средства живет каждый гражданин, и наказывать праздных <…>

(23) <…> Что касается воды, страна недостаточно богата ни постоянно текущими реками, ни какими-либо озерами, ни обильными источниками; большая часть населения пользовалась вырытыми колодцами. Ввиду этого Солон издал закон, по которому можно было пользоваться общественным колодцем, если он находился на расстоянии не более гиппика (гиппик равнялся четырем стадиям)^³⁰; а где колодец находился дальше, там надо было искать собственную воду. Если на глубине десяти сажен^³¹ в своем владении не находили воды, то разрешалось брать воду у соседа два раза в день по одному сосуду в шесть хоев^³²: по мнению Солона, следовало приходить на помощь в нужде, но не потакать лености.

Солон определил, с большим знанием дела, также расстояние, которое следовало соблюдать при посадке растений. При посадке различных деревьев на поле он приказал отступать от владения соседа на пять футов^³³, а при посадке смоковницы или маслины — на девять, потому что эти деревья пускают корни дальше других, и не для всех растений соседство с ними безвредно: они отнимают у них питание и испускают испарения, вредные для некоторых растений.

Тем, кто хотел копать ямы и канавы, Солон приказал отступать от соседнего владения на расстояние, равное их глубине. А ставить пчельники по закону полагалось на расстоянии трехсот футов от пчельников, уже поставленных другим.

(24) Из продуктов, производимых в стране, Солон разрешил продавать за границу только оливковое масло, а другие вывозить не позволил. Кто вывозил их, того по закону Солона архонт должен был подвергать проклятию, под угрозой в противном случае самому платить сто драхм в казну. Этот закон написан на первой таблице. Поэтому не следует считать совершенно неосновательным мнение, что в старину был запрещен и вывоз смокв, и что «файнейн» в доносе па вывозящих смоквы и означало «сикофантейн»^³⁴.

Солон издал также закон о вреде, причиняемом животными; в нем он приказывает, между прочим, собаку, укусившую кого-нибудь, выдавать пострадавшему привязанной на цепь длиною в три локтя^³⁵, — средство, остроумное и обеспечивающее безопасность.

Закон Солона, касающийся «вновь пожалованных граждан», вызывает недоумение: он предоставляет права гражданства только тем, кто изгнан навсегда из родного города или переселился в Афины со всем домом для занятия ремеслом. Говорят, при этом Солон имел в виду не столько недопущение в Афины других иностранцев, сколько привлечение этих двух классов надеждою на получение гражданских прав; вместе с тем он рассчитывал, что они будут верными гражданами, — первые потому, что потеряли отечество по необходимости, вторые потому, что оставили его по своему убеждению.

Характерно для Солона также постановление о питании в общественном месте, что сам он обозначает словом «параситейн»^³⁶. Одному и тому же лицу он не дозволяет часто пользоваться общественным столом; с другой стороны, если лицо, которому это полагается, не хочет пользоваться своим правом, он его наказывает: в первом случае он усматривает жадность, во втором презрение к обществу.

(25) Солон установил, чтобы все его законы оставались в силе в течение ста лет. Они были написаны на деревянных таблицах, которые были заключены в четырехугольники и могли поворачиваться; небольшие остатки их хранились еще в наше время в пританее^³⁷ <…>

Совет давал присягу коллективную — твердо соблюдать Солоновы законы, а каждый из тесмотетов присягал особо на площади у камня^³⁸, заявляя, что, если он нарушит что-либо в этих законах, то посвятит богу в Дельфах золотую статую, равную своему росту.

Солон заметил аномалии месяца и видел, что движение луны не совпадает вполне ни с заходом солнца, ни с восходом, но часто в один и тот же день догоняет солнце и опережает его. Такой день он приказал называть «старым и молодым», ввиду того, что часть дня, предшествующая конъюнкции, относится к кончающемуся месяцу, а остальная — ê уже начинающемуся^³⁹. По-видимому, Солон первый правильно понял слова Гомера, который говорит, что когда

Прежний кончается месяц, на смену идет ему новый.

Следующий день он назвал новолунием. Дни от двадцатого до тридцатого он считал от конца месяца, называя их убывающими числами и сводя на нет соответственно ущербу луны.

После введения законов к Солону каждый день приходили люди: то хвалили, то бранили, то советовали вставить что-либо в текст или выбросить. Но больше всего было таких, которые обращались с вопросами, осведомлялись о чем-нибудь, просили дополнительных объяснений о смысле каждой статьи и о ее назначении. Солон нашел, что исполнять эти желания нет смысла, а не исполнять значит возбуждать ненависть к себе, и вообще хотел выйти из этого затруднительного положения и избежать недовольства и страсти сограждан к критике. По его собственному выражению,

Трудно в великих делахсразу же всем угодить.

Поэтому под тем предлогом, что ему как владельцу корабля надо странствовать по свету, он попросил у афинян позволения уехать за границу на десять лет, и отплыл из Афин: он надеялся, что за это время они и к законам привыкнут.

(26) Прежде всего он приехал в Египет и жил там, по его собственному выражению,

В устье великого Нила, вблизи берегов Канобида.

Некоторое время он занимался философскими беседами также с Псенофисом из Гелиополя и Сонхисом из Саиса, самыми учеными жрецами. От них, как говорит Платон, узнал он и сказание об Атлантиде и попробовал изложить его в стихах, чтобы познакомить с ним эллинов. Потом он поехал на Кипр, где его чрезвычайно полюбил один из тамошних царей, Филокипр. Он владел небольшим городом, который был основан сыном Тесея, Демофонтом <…>

Так вот, говорят, что Солон по просьбе Креза приехал в Сарды. С ним случилось нечто подобное тому, что бывает с жителем континентальной страны, который в первый раз идет к морю. Как тот каждую реку принимает за море, так и Солон, проходя по дворцу и видя множество придворных в богатых нарядах, важно расхаживавших в толпе слуг и телохранителей, каждого принимал за Креза, пока, наконец, его не привели к самому Крезу. На нем было надето все, что из своих драгоценных камней, цветных одежд, золотых вещей художественной работы он считал выдающимся по красоте, изысканным, завидным <…>

Крез спросил его, знает ли он человека, счастливее его. Солон отвечал, что знает такого человека: это его согражданин Телл. Затем он рассказал, что Телл был человек высокой нравственности, оставил по себе детей, пользующихся добрым именем, имущество, в котором есть все необходимое, погиб со славой, храбро сражаясь за отечество. Солон показался Крезу чудаком и грубияном, раз он не измеряет счастье обилием серебра и золота, а жизнь и смерть простого человека ставит выше его громадного могущества и власти. Несмотря на это, он опять спросил Солона, знает ли он кого другого после Телла, более счастливого, чем он. Солон опять сказал, что знает: это Клеобис и Битон, два брата, чрезвычайно любившие друг друга и свою мать. Когда однажды волы долго не приходили с пастбища, они сами запряглись в повозку и повезли мать в храм Геры; все граждане называли ее счастливой, и она радовалась; а они принесли жертву, напились воды, но на следующий день уже не встали; их нашли мертвыми; они, стяжав такую славу, без боли и печали узрели смерть. «А нас, — воскликнул Крез уже с гневом, — ты не ставишь совсем в число людей счастливых?». Тогда Солон, не желая ему льстить, но и не желая раздражать еще больше, сказал: «Царь Лидийский! Нам, эллинам, бог дал способность соблюдать во всем меру; а вследствие такого чувства меры и ум нам свойствен какой-то робкий, по-видимому, простонародный, а не царский, блестящий. Такой ум, видя, что в жизни бывают всякие превратности судьбы, не позволяет нам гордиться счастьем данной минуты и изумляться благоденствию человека, если еще не прошло время, когда оно может перемениться. К каждому незаметно подходит

будущее, полное всяких случайностей; кому бог пошлет счастье до конца жизни, того мы считаем счастливым. А называть счастливым человека при жизни, пока он еще подвержен опасностям, — это все равно, что провозглашать победителем и венчать венком атлета, еще не кончившего состязания: это дело неверное, лишенное всякого значения». После этих слов Солон удалился; Креза он обидел, но не образумил^⁴⁰.

textarchive.ru

Плутарх, Солон. Ликург (отрывки) Перевод Ю.Мушака =lybs.ru= =lybs.ru=

Источник: Античная литература: Хрестоматия. Составитель А.и.билецький. К.: Советская школа, 1968 (2-е издание). 612 с. С.:351-356.

Жизнеописания из юар: «Солон и Поплікола», «Ликург и Нума Помпілій»

OCR & Spellcheck: Aerius () 2003

Содержание

О Плутарха

Солон (отрывки)

Ликург (отрывки)

Плутарх (около 50-125 гг.) родился и воспитывался в г. Херонеи (на северо-западе Беотии) в культурной семье. Дополнял свое образование в Афинах, Александрии, Риме, где обогатился знаниями по истории, археологии, философии, естествознания, математики, медицины, музыки, грамматики, риторики, литературы.

Плутарх — автор около 200 произведений, которые делятся на две группы: литературно-философские и исторические. Последние имеют название «Сравнительные жизнеописания», ибо в них биографии выдающихся исторических лиц, греков и римлян, рассматриваются параллельно — по две. Таких «пар» 23, следовательно, жизнеописаний — 46. Кроме того, у Плутарха бы еще 4 отдельных биографии — таким образом всего их — 50.

Сведения которые подает Плутарх, не всегда точны, поскольку главной целью для него является ««-история, а мораль. Его жизнеописания имеют обучающую направленность — воспитать добродетель и предостеречь против неэтичных действий. Здесь он прежде всего мастер белетризованої характеристики, для которой используются интересные рассказы, анекдоты, байки, сентенции, стихи и т.д. Есть среди жизнеописаний Плутарха такие, которые захватывают своим драматическим пафосом, своими яркими образами и картинами.

Первая группа имеет общее название «Моральные сочинения». Это небольшого размера статьи на философские, этические, исторические, общественно-политические, педагогические, литературные, музыкальные и другие темы. В своих философских взглядах Плутарх выступает как приверженец Платона, хотя, по сути, он скорее еклектик.

Вопросам литературы и музыки посвящены произведения: «Как слушать поэтов», «О злокозненности Геродота», «Сравнение Аристофана и Менандра», «Жизнеописания десяти ораторов», «О музыке». Значительная часть моральных произведений имеет диалогическую форму. Такую же форму имеют и «Застольные беседы» писателя.

Произведения Плутарха вызывали на протяжении веков неизменный интерес как своим высоким гражданским звучанием, так и своими литературными качествами. Рабле, Эразм и другие писатели Возрождения и Реформации, Монтень, философы французского Просвещения, в частности Руссо,- каждый из них кое-что брал у него. Сюжетами, заимствованными из «Сравнительных жизнеописаний», воспользовались Шекспир (в его античных трагедиях), Корнель, Расин и др. Героями Плутарха увлекались деятели французской революции, декабристы, Белинский.

СОЛОН (отрывки)

XIII. Едва была подавлена Кілонова смута и «проклятые», как это уже было сказано, ушли из Аттики, между гражданами взорвалась старая несогласие о государственном устройстве, и город поделился на столько партий сколько различных территорий [351] малая страна. Жители горных окрестностей заявились вполне за демократию, жители равнин отстаивали олигархию, а жители морских побережий 6ажали среднего, смешанного государственного устройства, и они стали на дороге обеим партиям, так что ни одна из них не могла добиться преимущества. А потому что именно тогда неравенство между бедными и богатыми дошло до наивысшей точки, то государство оказалась в очень опасном положении и внедрение тирании казалось единственным средством, чтобы положить конец разрухе и восстановить спокойствие. Весь простой народ заборгувався богачам. Одни обрабатывали землю и платили богачам шестую часть урожая, поэтому они назывались «шестичастинниками» и «батраками», другие за долги давали в залог свою собственную личность, а должники обращали их в рабов, из которых одну часть заставляли работать дома, а вторую продавали на чужбину. Многие должники вынуждены были продавать своих детей — этого ни один закон не запрещал — или из-за жестокости заимодавцев покидать свою родину. Однако огромное количество сильных людей собиралась теснее и поощряли друг друга не терпеть этого дольше, а выбрать проводником честного человека, и освободить должников, не расплатившихся вовремя поделить заново землю и совершенно изменить государственный строй.

XIV. В таком состоянии найрозсудливіші из афинян заметили, что один Солон без вины, не причастен к несправедливости богачей, но и не подавлен нуждой, как бедняки; следовательно, они обязали его принять на себя управление государством и положить конец этим распрям. Фаній Лесбосский* рассказывает, что Солон, чтобы спасти родину, прибегнул к обману обеих партий и тайно пообещал бедным разделение, а богатым — подтверждение долговых обязательств. Но сам Солон говорит, что он сначала взял на себя руководство государственными делами с некоторым колебанием — из страха перед жадностью одной и наглостью второй партии. После Філомброта избран архонтом**, а вместе с тем посредником и законодателем. Обе стороны были довольны: богатые потому, что он был богатым, бедные потому — что честным. Говорят, будто еще до того ходило в народе его крылатое слово, что «равенство не приносит войны», и это нравилось как богатым, так и бедным, потому что богатые рассчитывали на то, что равенство должно определяться достоинством и добродетелью, бедные — меркой и числом. Поэтому обе партии возлагали на него большие надежды; их проводники предлагали Солонові установить тиранию, обещая ему всяческую поддержку, и советовали, чтобы он, имея такую большую власть, решительно взялся за решение государственных дел. Даже много граждан, которые не принадлежали ни к одной из сторон, хорошо видели, как это будет трудно внедрить реформы, руководствуясь только здравым смыслом и законом, и совсем не противодействовали передачи высшей власти найчеснішому и мудрому человеку. Некоторые говорят, что Солон получил в Дельфи? такой оракул:

Ты посреди корабля сам садись и возьми в руки руль

И смело управляй, а многие афінців тебе помогут.

И больше всего поносят Соленая его ближайшие друзья за то, что он боялся «единовладдя» только за само название, как оно добродетелями того, кто правит, не может превратиться во власть басилевса***. Но это все не смогло изменить убеждений [352] Соленая. Он, как говорят, говорил друзьям, что тирания это действительно хорошенький городок, но из него нет выхода! А до Фока он написал такой стих:

[* Фапій Лесбосский — ученик Аристотеля, родом из Ересу на Лесбосе. Он прославился историческими произведениями.]

[** 594 г. до н.э.]

[*** Басилевс— в отличие от тирана законный правитель.]

… И когда я пощадил

Родину и твердой власти тирана не взял,

Имени своего тем самым я не покрыл позором,

Не встидаюсь, а надеюсь этим путем победить

Всех людей…».

Более поздние писатели утверждают, что афиняне умели некоторые неприятные вещи называть приличными словами, например, проститутка у них называется «подружкой», налоги — «взносами», гарнизоны городов — «стражою», а тюрьма — «халупою». Мне кажется, что Солон был первым, кто прибегнул к этим уловкам, назвав насильственное отмене долгов «сісахтією»*.

Это был его первый политический акт, который он ввел в жизнь. Он распорядился, чтобы все прежние долги отменить и на будущее никто не имел права давать ссуды под залог лица».

Тем временем некоторые писатели, а главное Андротіон** твердят, что бедные получили облегчение и удовлетворились не насильственным уничтожением долгов, а только умеренными процентами.

[* Сісахтія — встряхивания.]

[** «Об этом Андротіона известно только то, что он написал «Аттічну историю» во многих книгах.]

Именно поэтому это человечное распоряжения, а также одновременное повышение степени и денежной стоимости называли «сісахтією». И так Солон определил мину вместо прежних 73 драхм в 100 драхм. Таким образом должники платили номинально ту же сумму, но по стоимости несколько меньшую. Тот, кто платил, зискував на этом много, а тот, кто получал, не испытывал никакого ущерба.

Но большинство авторов утверждают, что «сісахтія» заключалась в одновременном общем отмене всех долгов, с чем вполне согласуются стихотворные высказывания Солона, который хвастается, что из заложенной ранее земли он

Межівники снес густо вложенные:

Раньше рабыня, ныне — вільная земля!

Некоторых граждан, которые за долги были вывезены на чужбину, Солон вернул опять на родину:

…они забыли уже

Аттічну язык, словно мир весь прошли;

А также тех, что дома постыдное иго Носили…»,

сделал, по его словам, свободными.

XVI. А теперь Солон не угодил ни одной партии. Богатым он нанес немало вреда, потому что отменил все долги, но еще больше возмущались бедные, потому Солон не поделил землю, как они этого желали, а также по примеру Ликурга не установил полного равенства жизни для всех. Возмущение большинства населения тем, Что Солон не оправдал ее надежд, он сам признает в таком стихотворении:

Как раньше все радовались, косо смотрят теперь И сердито смотрят, как на врага своего.[353]

XVII. Солон прежде всего отменил все законы Драконта* за исключением закона об убийстве. А сделал это с внимания на их жестокость, суровость. Потому что почти за все преступления предназначалась только одна кара — смерть. Итак, человек, что провинилась в бездействии, должна также умереть; кто украл овощи или фрукты, подлежал тому же наказанию, что храма артемидина не обокрали и убийцы.

Поэтому позже очень нравился выражение Демада**, что Драконт написал свои законы кровью, а не чернилами. Даже сам Драконт, как говорится, пояснил, что, по его мнению, уже малейшие провинности заслуживают этого наказания, а для больших — он другого не знает.

[* Драконт был архонтом в Афинах в четвертом году 39 олимпиады, около С23 г. до н. э. и был уже довольно стар, когда издал свои законы. Льет из тех законов были так недовольны, что он покинул Афины.]

[** Афинский демагог и оратор времен Демосфена.]

XVIII. А второе было то, что Содон все высшие правительственные должности как до сих пор, так и на будущее, хотел оставить только состоятельным гражданам, а для других должностей, к которым народ не привлекался, он решил отстранить его, в зависимости от имущественного состояния.

Тех, что производили на своей земле сухих и жидких продуктов всего пятьсот мерок (чверток), он причислил к первому классу и назвал их «пентакосіомедимнами» (п’ятсотмірковими). До второго класса входили все, что могли удержать коня ,а.6о выработать триста мерок; они принадлежали к сословию всадников («гіпейс»). А парниками («зевгітами») назывались те, которые для обработки земли могли держать пару запряженных животному выработать двести мерок плодов обоих видов; они входили до третьего класса. Всех остальных называли «фетами» (батраками). им Солон не дал возможности занимать никакой высшей правительственной; должности, они занимались общественными делами,- лишь тем, что принимали участие в народных собраниях и выполнять обязанности судей.

Эти обязанности изначально были бы незначительными, но впоследствии стали очень важными, потому что большинство спорных дел попадала к судьям. Солон хвастается их авторитетом в таких стихах:

Власть народу дал я, насколько нужна для влияния,

Чести ему не уйняв, ни много не дал.

Тех, что были могучие и что их считали богачами,

Я помнил и о них, обидит никого не дал.

Стал я сильным щитом заслонил как одних, так и вторых

И никак не позволил побеждать себя.

Солон думал, что надо больше помочь бессилию простого народа и поэтому уполномочил каждого гражданина выступать на защиту обиженного и добиваться наказания преступника. Итак, если кого-нибудь избили, заставили к чему-то или вообще причинили ему вреда, то каждый, кто имел на это силы и желание, мог своего врага оспаривать и преследовать судом.

Законодатель справедливо стремился приучить своих граждан, чтобы они делились друг с другом всеми чувствами, всеми болями, как члены единого организма.

Этому закону соответствует высказывание Солона, который на вопрос, какое государство лучше благоустроена, сказал: «Та, в которой нескривджені преследуют судом и наказывают виновников так же, как и обиженные».[354]

ЛИКУРГ* (отрывки)

А теперь** взялся он так же за разделение движимого имущества, чтобы этим в корне устранить всякую неравенство; но заметив, что граждане, когда у них прямо отбирать, будут возмущаться, он выбрал другой путь и пытался подавить алчность в этих делах другими мерами. Во-первых, он вывел из употребления золотую и серебряную монету, оставив в оборотные только железную, но и той при ее большом размере и весе определил маленькую стоимость, так сохранения суммы в десять мин*** требовало дома собственного склада, а перевозка — двокінки. Когда эта монета вошла в оборот, исчезла вдруг большое количество преступлений в Лакедемоні. Ибо кто мог теперь воровать, брать взятки или грабить или обманывать ради какой-то вещи, которой нельзя было спрятать, владение которой не делало счастливым и, даже разбитая на куски, не приносило ни малейшей пользы? Ибо Ликург, как говорят, приказал бросать раскаленное железо в уксус и этим лишал его прочности, так что оно уже не предоставлялось ни к какому другому потребления.

Кроме того, он прогнал из Спарты лишние и ненужные искусства. А в итоге большинство из них и без того исчезла бы вместе с общеупотребительной монетой, потому что художественные изделия не находили сбыта. Железной монеты не ввозили до других стран Эллады; она была безвартісна и все смеялись с нее. Поэтому-то в Спарте не_ было торговли иностранными товарами, в спартанские пристани не заходили никакие корабли. Так же на лаконской землю не ступал никакой опытный ритор или даже странствующий прорицатель, что хотел заработать денег, ни зводник, ни производитель золотых и серебряных украшений или им подобные, потому что там не было денег. Таким образом великолепие медленно была лишена всего, что могло ее питать; следовательно, она завяла и исчезла сама собой. Богачи уже не имели никакого преимущества, потому 6агатство не находило пути, чтобы показаться на люди, только замкнутый дома лежало без употребления. Поэтому дошло до того, что необходимые домашние вещи, как кровати, столы и стулья изготавливались там лучше, а лаконський котон****по словам Крітія*****был очень полезен в походах. Потому что его цвет скрывал от глаз гадкий вид воды, которую должны были пить Из необходимости, а к середине загнутый крайчик задерживал муть и грязь, так что напиток доходил до уст уже много чище. И это также обязаны законодателю, ведь художники не делали ничего бесполезного, а потому тем лучше могли проявить свое умение на необходимом.

[* Нанівміфічний род, которому предписано установление строгого жизненного строя спартанской аристократии. В изображении его деятельности немало новелістичного.]

[** После земельной реформы.]

[*** Мина (семитское слово «манех») равнялась 100 драхмам, десять мин — одной шестой части таланта. Мина была и весом, и монетой.]

[**** Котон — это род чаши или кувшина, с одним ухом, выпуклым брюхом, но маленьким отверстием, где крайчики вверху, загнутые к середине, очень тесно сходились воедино.]

[***** Крігій, один из тридцати тиранов (404-403 гг. до н.э.).]

X. Но чтобы еще решительнее побороть великолепие и полностью уничтожить жажду богатства, он ввел третью и самую совершенную новость, а именно — совместное питание. В связи с тем, все граждане должны были собираться вместе и совместно есть приписанные блюда и закуски; никто не смел у себя дома есть, простягтись на дорогих подушках, при много убранных столах, или кормиться на образец прожорливых животных в темноте с рук поваров и вместе с обычаями уничтожать одновременно и тело, которое через то приобретает наклона к всякой роскоши и пьянства [355] и требует долгого сна, теплой купели, много покоя и, так сказать, ежедневного лечения. Это, очевидно, было также важно, но самое важное было то, как говорит Теофраст, что он отобрал у богатства всякую стоимость и через общее питание и простую еду превратил его в убожество. Потому что теперь не могли пользоваться, ни употреблять пышного домашнего оборудования, ни даже смотреть, ни показывать другим, потому что и богачи, и нищие ходили на тот самый обед. Итак, Спарта, единственный город в мире, где действительно было пословицу, что «богатство слепое и лежит безжизненное и неподвижное, как на картине».

Никто не смел раньше покушать дома и тогда приходить к общему столу; потому что другие очень пристально следили за тем, кто с ними не ел или не пил, призывая его жадным и ласолюбом, для которого общий харч запростий!

XXIX. А когда важнейшие из распоряжений Ликурга уже укрепились совсем вследствие привыкание, а введена форма управления набрала такой силы, что уже могла держаться собственными силами, Ликург почувствовал от величия и красоты введенного им и пущенного в ход законодательства такую радость и успокоение, как, по словам Платона, бог, что наслаждался возникновением первого движения мира, и теперь он желал еще этот строй, насколько то возможно для человеческой осмотрительности, сделать бессмертным, чтобы он также и по его смерти на будущие времена мог дальше существовать неизменный. С той целью он созвал всех граждан на собрание и заявил, что теперь все, что касается счастья государства и добропорядочности граждан, полностью установлены; остается только одно очень важное и основной вопрос, суть которого он не может обнаружить, пока не заикнется об этом самого Аполлона. Следовательно, они должны стойко придерживаться введенных законов, не менять в них ничего, ни не устранять ничего, пока он не вернется из Дельф, а после поворота он расскажет им то, что ему посоветовал бог. А когда все обещали это и настаивали, чтобы он ускорил путешествие, тогда он взял в первую очередь от царей и сенаторов, а потом от других граждан присягу, что они неизменно останутся при введенном строе, и сейчас выбрался в дорогу до Дельф.

Прибыв туда, он принес жертву Аполлону и задал ему вопрос, его законы довольно укрепляют благосостояние государства и добропорядочность граждан. Бог ответил ему, что его законы совершенны, а спартанская государство будет наиславнейшего, пока будет сохранять строй, введенный Ликургом. Это предсказание прислал он письменно в Спарту, а сам принес богу вторую жертву, попрощался со своим сыном и другими друзьями и решил не Увольнять своих граждан от присяги, а для этого самому сейчас добровольно закончить жизнь, потому что он был именно в таком возрасте*, когда, в зависимости от обстоятельств, можно так же хорошо жить, как и умереть. Итак, он умер, отказавшись от всякой пищи, убежден, что в государственных деятелей даже смерть должна быть не без влияния на государство, а должен быть моральным поступком. В конце концов, он видел, что для него самого смерть, после окончания лучших его действий, является завершением его блаженства, а в отношении граждан, то большие блага, которые он приобрел для них при жизни, сохранятся навсегда, потому что они были обязаны присягой хранить введен уклад вплоть до его поворота. И он не ошибся в этом ожидании. Спарта занимала на протяжении целых пяти веков первое место между всеми государствами Эллады и то только благодаря точному соблюдению законов Ликурга, в которых четырнадцать царей, от него вплоть до Агіса, сына Архидама, не сделали малейших изменений.

[* По Лукиану, Ликург дожил до 85-года жизни.]

[356]

Текст с

Книга: Плутарх, Солон. Ликург (отрывки) Перевод Ю.Мушака

СОДЕРЖАНИЕ

1.	Плутарх, Солон. Ликург (отрывки) Перевод Ю.Мушака

На предыдущую

lybs.ru

Плутарх, Солон. Ликург (отрывки) Перевод Ю.Мушака =lybs.ru= =lybs.ru=

Жизнеописания из юар: «Солон и Поплікола», «Ликург и Нума Помпілій»

OCR & Spellcheck: Aerius () 2003

Содержание

О Плутарха

Солон (отрывки)

Ликург (отрывки)

СОЛОН (отрывки)

Ты посреди корабля сам садись и возьми в руки руль

И смело управляй, а многие афінців тебе помогут.

[** 594 г. до н.э.]

[*** Басилевс— в отличие от тирана законный правитель.]

… И когда я пощадил

Родину и твердой власти тирана не взял,

Имени своего тем самым я не покрыл позором,

Не встидаюсь, а надеюсь этим путем победить

Всех людей…».

[* Сісахтія — встряхивания.]

[** «Об этом Андротіона известно только то, что он написал «Аттічну историю» во многих книгах.]

Межівники снес густо вложенные:

Раньше рабыня, ныне — вільная земля!

Некоторых граждан, которые за долги были вывезены на чужбину, Солон вернул опять на родину:

…они забыли уже

Аттічну язык, словно мир весь прошли;

А также тех, что дома постыдное иго Носили…»,

сделал, по его словам, свободными.

Как раньше все радовались, косо смотрят теперь И сердито смотрят, как на врага своего.[353]

[** Афинский демагог и оратор времен Демосфена.]

Власть народу дал я, насколько нужна для влияния,

Чести ему не уйняв, ни много не дал.

Тех, что были могучие и что их считали богачами,

Я помнил и о них, обидит никого не дал.

Стал я сильным щитом заслонил как одних, так и вторых

И никак не позволил побеждать себя.

ЛИКУРГ* (отрывки)

[** После земельной реформы.]

[***** Крігій, один из тридцати тиранов (404-403 гг. до н.э.).]

[* По Лукиану, Ликург дожил до 85-года жизни.]

[356]

Текст с

Книга: Плутарх, Солон. Ликург (отрывки) Перевод Ю.Мушака

СОДЕРЖАНИЕ

На предыдущую

lybs.ru

Аристотель о спартанских учреждениях

(Аристотель. Политика. М., 1911, кн. II)

…Власть эфоров чрезвычайно велика и подобна власти тиранов…

В руках эфоров… находится власть постановлять свои решения по важным судебным процессам; однако эфорами могут оказаться первые попавшиеся; поэтому было бы правильнее, если бы они постановляли свои приговоры не по собственному убеждению, но по букве закона…

Неладно обстоит дело в Лакедемоне и с институтом геронтов…

Лица, исправляющие должность геронтов, бывают и доступны подкупу и часто государственные дела приносят в жертву своим личным выгодам. Поэтому лучше было бы, если бы геронты не были так безответственны, какими они являются в настоящее время. Правда, на это можно заметить, что все магистратуры подвластны контролю эфоров. Но это-то обстоятельство и дает в руки эфории слишком большое преимущество…

Вместе с царями, (когда они покидали страну), посылали в качестве лиц, их сопровождающих, их личных врагов и считали спасением для государства, когда между царями происходили распри.

Не могут считаться правильными и те законоположения, которые были введены при первом установлении сисситий… Средства на устройство их должно давать скорее государство, как это имеет место на Крите. В Лакедемоне же каждый участник сисситий обязан вносить на них свои деньги, несмотря на то, что некоторые по причине крайней бедности не в состоянии тратиться на сопряженные с сисситиями издержки… Он желал, чтобы институт сисситий был демократическим; но при тех законоположениях, которые к ним относятся, сисситии оказываются институтом менее всего демократическим. Дело в том, что участвовать в сисситиях людям очень бедным нелегко, между тем по традиции участие в них служит показателем принадлежности к сословию граждан, так-как тот, кто не в состоянии делать взносов в сисситии, не пользуется правами гражданства.

Плутарх о реформах Солона

(Плутарх. Сравнительные жизнеописания. т. I. М., 1961.)

Поскольку неравенство между бедными и богатыми дошло тогда, так сказать, до высшей точки, государство находилось в чрезвычайно опасном положении. Весь простой народ был в долгу у богатых; одни обрабатывали землю, платя богатым шестую часть урожая,… другие брали у богатых в долг деньги под залог тела; их заимодавцы имели право обратить в рабство, при этом одни оставались рабами на родине, других продавали на чужбину. Многие вынуждены были продавать даже собственных детей (никакой закон не воспрещал этого) и бежать из отечества из-за жестокости заимодавцев. Но огромное большинство, и к тому же люди большой физической силы, собирались и уговаривали друг друга не оставаться равнодушными зрителями, а выбрать себе одного вожака, надежного человека и освободить должников, пропустивших срок уплаты, а землю переделить и совершенно изменить государственный строй.

Тогда наиболее рассудительные люди в Афинах, видя, что Солон, — пожалуй, единственный человек, за которым нет никакой вины, который не является сообщником богатых в их преступлениях и в то же время не угнетен нуждою, как бедные, стали просить его взять в свои руки государственные дела и положить конец раздорам. Впрочем, Фаний Лесбосский рассказывает, что сам Солон для спасения отечества прибегнул к обману обеих сторон: неимущим он по секрету обещал раздел земли, а людям богатым — обеспечение долговых обязательств.

…Его выбрали архонтом, а вместе с тем посредником и законодателем. Все приняли его с удовольствием: богатые — как человека зажиточного, а бедные — как честного…

Солон не угодил ни той, ни другой стороне. Богатых он озлобил уничтожением долговых обязательств, а бедных — еще больше — тем, что не произвел передела земли, на который они надеялись…

…Желая оставить все высшие должности за богатыми как было и прежде, а к прочим должностям, в исполнении которых простой народ раньше не участвовал, допустить и его, Солон ввел оценку имущества граждан. Так, тех, кто производил в совокупности пятьсот мер продуктов, как сухих так и жидких, он поставил первыми и назвал их «пентакосио медимнами», вторыми поставил тех, кто мог содержать лошадь или производить триста мер; этих называли «принадлежащими к всадникам»; «зевгитами» были названы люди третьего ценза, у которых было двести мер тех и других продуктов, вместе взятых. Все остальные назывались «фетами»; им он не позволил исполнять никакой должности; они участ вовали в управлении лишь тем, что могли присутствовать в народном собрании и быть судьями. Последнее казалось вначале ничего не значащим правом, но впоследствии стало в высшей степени важным, потому что большая часть важных дел попадала к судьям. Далее, на приговоры по тем делам решение которых Солон предоставил должностным лицам, он позволил также апеллировать в суд.

Солон составил совет Ареопага из ежегодно сменяющихся архонтов; он и сам был членом его как бывший архонт. Но, видя в народе дерзкие замыслы и заносчивость порожденные уничтожением долгов, он учредил второй совет, выбрав в него по сто человек от каждой из четырех фил Им он поручил предварительно, раньше народа, обсуждать дела и не допускать внесения пи одного дела в народное собрание без предварительного обсуждения. А «верхнему совету» он предоставил надзор за всем и охрану законов…

studfiles.net

Плутарх о реформах Солона

Дом Плутарх о реформах Солона
просмотров — 97

(Плутарх. Сравнительные жизнеописания. т. I. М., 1961.)

Глава 2. Деятельность Солона по Аристотелю

Поиск Лекций

Введение

Одним из важных вопросов античной истории является вопрос о

законодательстве Солона.

Солон вошел в историю не только как великий законодатель и реформатор. Со времен Эллады до наших дней он — образец мудрости, честности и иных высочайших качеств человека-политика.

В 594 г. до н. э. Солон был избран первым архонтом, наделенным широкими

полномочиями отменять или сохранять существующий порядок или вводить

новый, быть «посредником», «законодателем» и «примирителем». Он находится в ряду тех политиков, которые пытались уравновесить правовое положение классов. Однако, современники и историки по-разному оценивали значение политических реформ Солона.[1]

Объектом нашего исследования являются труды Аристотеля и Плутарха, где

наиболее полно представлена реформаторская деятельность Солона. Наряду с

анализом его реформ следует отметить, какую роль они сыграли в сложении афинского государства.

Глава 1. Оценка Плутархом деятельности Солона

Плутарх выражает скептическое отношение к попытке Солона примирить

противоборствующие классы. Это связано с собственным пониманием идеальной монархии и идеального носителя монархической власти. В подтверждение он приводит слова некоего Анахарсиса: « у эллинов говорят мудрецы, а дела решают невежды».

Плутарх уделяет много внимания моральным качествам, характеру Солона

подробностям личной жизни Солона. Например он пишет о том, что натираться

маслом и любить мальчиков Солон относил к числу благородных занятий. Часто свои рассуждения Плутарх подтверждает стихами Солона.

Плутарх считает, что Солон предпринимал лишь такие меры, которые «можно было провести путем убеждения, или такие, которые при проведении их в принудительном порядке не должны были встретить сопротивления».

Первым актом государственной деятельности Солона Плутарх называет

«сисахфию» — запрет давать деньги в долг под залог тела, или уничтожение

всех долговых обязательств.

Но он не угодил ни одной из сторон: «богатых он озлобил уничтожением

долговых обязательств, а бедных — еще больше — тем, что не произвел передела земли, на который они надеялись».[2]

Но вскоре афиняне поняли пользу этой меры: аристократы под его защитой

сохраняли свои угодья, а бедняки освобождались от долговой кабалы. Спустя

некоторое время понимание этой реальной выгоды пересилило первую реакцию разочарования.

Далее Солон вводит имущественную оценку граждан — население Аттики было разделено на четыре класса, или разряда. За основу ценза был принят доход, выраженный в медимнах — единице измерения сыпучих и жидких тел (в переводе на наши меры равный 52,5 литра). Первый разряд составляли пентакосиомедимны, т. е. получавшие со своих полей, садов и огородов доход

в 500 медимнов. Ко второму разряду, всадников, принадлежали граждане, имевшие 300 медимнов дохода, т. е. способные содержать боевого коня. Третий и самый многочисленный разряд составляли зевгиты — собственники — крестьяне средней руки, имевшие 200 медимнов дохода. Все прочие граждане, получавшие доход меньше 200 медимнов или вообще дохода не имевшие, зачислялись в четвертый разряд — фетов. Их участие в управлении государством заключалось в том, что они могли присутствовать на народном

собрании и быть судьями. Последнее казалось в начале ничего не значащим

правом, но впоследствии стало в высшей степени важным, потому что большая

часть важных дел попадала к судьям. Солон значительно повысил авторитет и

значение народного собрания, которое стало созываться чаще и на нем рассматривались наиболее важные государственные вопросы: принимались законы, избирались должностные лица. В работе собрания участвовали также и

неимущие граждане.[3]

Плутарх справедливо замечает, что после отмены долговых обязательств было много недовольных, поэтому Солон составил Ареопаг из ежегодно сменяющихся архонтов. Одновременно был учрежден «Совет четырехсот» — по 100 человек от каждой филы. Со временем Совет оттеснил ареопаг на второй план. Его роль возросла в связи с тем, что народное собрание созывалось регулярно. Проекты многих решений готовил Совет, а в необходимых случаях действовал от имени собрания.

Глава 2. Деятельность Солона по Аристотелю

Резко критикуя крайнюю демократию, где верховная власть принадлежит

демосу, а не закону, Аристотель с одобрением характеризует умеренную цензовую демократию, основанную на примирении богатых и бедных и господстве закона. Отсюда — высокая оценка им реформ Солона. Аристотель

сообщает, что в Аттике накануне солоновых реформ масса мелких землевладельцев оказалась в долгу у богатых эвпатридов. Должники обрабатывали землю у богачей или же брали деньги под залог личной свободы.

Заимодавцы, согласно суровым обычаям долговой кабалы, имели право обратить неисправного должника и членов его семьи в рабство и продать за пределы Аттики. «Надо иметь в виду, что вообще государственный строй (в Афинах — Ред.) был олигархический, но главное было то, что бедные находились в порабощении не только сами, но также дети и жены. Назывались они пелатами и гектеморами (шести дольниками), потому что на таких арендных условиях обрабатывали поля богачей. Вся же вообще земля находилась в руках немногих. При этом если эти бедняки не отдавали арендной платы, можно было увести в кабалу и их самих, и детей».[4]

Против эвпатридов, сосредоточивших в своих руках политическую власть и не желавших расставаться с родовыми порядками, выступали не только порабощенные шести дольники. Политическим господством аристократии тяготились и торгово-ремесленные слои населения. Наметился раскол и в среде самих эвпатридов. Главным источником обогащения некоторых аристократов становится морская торговля, а не земледелие, и они охотно блокируются с торгово-ремесленными кругами, так как имеют с ними общие интересы. Таким образом, господство эвпатридов вызывает недовольство всех элементов складывавшегося полиса. В таких условиях наиболее дальновидной группе эвпатридов стало ясно, что удержать власть в своих руках можно только ценой некоторых уступок.

О том, до какой степени была накалена обстановка в Афинах, Аристотель

свидетельствует: «Ввиду того, что существовал такой государственный порядок, и большинство народа было в порабощении у немногих, народ восстал

против знатных. Смута была сильная, и долгое время одни боролись против

других; наконец они избрали сообща посредником и архонтом Солона и поручили ему устройство государства…».

Аристотель причисляет его по размеру состояния и складу жизни — к средним, то есть к тому самому среднему слою, во времена Солона еще нарождавшемуся, в котором уже в IV веке до н.э. Аристотель увидел основу

стабильности и процветания государства.

Глава 3. Решение задач

Задача №1

Наложница мушкенума Саида родила ему сына и стала устраивать ежедневные скандалы законной жене Сада. Наложница требовала отдать ей ключи от погребов, а жену отправить в дом отца, потому что она бесплодна. Как по Законам Хаммурапи должен поступить Саид?

Решение: Саид может развестись с женой, так как она бесплодна, в этом случае Саид должен отдать все преданное жене. И жена должна отдать ключи наложнице. Саид должен переписать все свою имущество сыну, так как он является наследником.

Задача №2

Грабитель напал на семью богатого франка, убил его престарелую мать, жену и маленькую дочь. какое наказания ждет преступника по салической правде?

Решение: Грабителю грозит судебное заключение, и он должен выплатить штраф Франку за возмещения вреда.

Заключение

В работе проведен анализ источников. Нужно отметить, что ни Аристотель, не Плутарх, не осуждают деятельность Солона. Напротив, они признают то, что

Солон был прогрессивным политиком. Избежав тирании, он «мощным щитом,

прикрывал и тех, и других, не дозволил ни одним, ни другим верх взять в неправой борьбе», «не делал уступок лицам влиятельным и в законодательной

деятельности не старался угодить тем, кто его избрал»

Узлом социально-экономического кризиса в Афинах и острием противостояния стала проблема долгов, вплоть до крайнего ее выражения – долгового рабства. Большинство граждан — мелких землевладельцев, уже не только заложили свои земельные участки, но и вынужденно отдали в заклад членов своих семей, да и самих себя. Старое законодательство это позволяло. Все это грозило полным разрушением полиса как гражданской общины. Было

очевидно: долги в массе своей безнадежны и никогда уже не будут возвращены. Требовалось решить, выражаясь современным языком, вопрос реструктуризации долговых обязательств.

Солон не пошел революционным путем. «Если в государстве перевернуть все вверх дном, то не хватит сил поставить все на место».

Все историки античности согласны с тем, что долги были отменены. При этом они совершенно напрасно полемизируют с известными версиями «половинчатых» мер: уменьшение долговых процентов, девальвация драхмы и т.д. Скорее всего, эти «половинчатые» меры на самом деле применялись поэтапно в рамках объявленной Солоном программы «сисахфии», что буквально означает «стряхивание бремени».

Можно предположить, что прямо заявив об отмене долгов, Солон вызвал бы на себя возмущение крупных землевладельцев. Умение не называть вещи своими именами важное качество политика-реформатора. И «Солон, похоже, был первым, употребившим эту уловку, назвав уничтожение долгов «сисахфией», — свидетельствует Плутарх.[5]

А последовательность реальных действий Солона, вероятно, была следующая: введение пониженного и лимитированного долгового процента, девальвация денежной единицы — драхмы — относительно серебряной мины. Э о,

естественно, приводило к тому, что «должники уплачивали по числу ту же сумму, но по стоимости меньшую». Вводился и запрет на долговое рабство, вплоть до выкупа таких рабов-должников за государственный счет.

Ну а когда выяснилось, что всего этого недостаточно, был сделан последний

решительный шаг. Неоплатные должники были освобождены от долгов

одновременно с их землей. Освобождение заложенных земель выразилось в том, что межевые столбы с записями, указывавшими на факт залога и отмечавшие поля, попавшие за долги к эвпатридам, были вырваны и брошены, земля была отдана прежним владельцам, а долг с них снят.

Беднейшие апеллировали к историческому примеру Ликурга из Спарты и

сетовали, что Солон «не установил полного равенства жизненных условий».

При том, конечно, никого не волновало, что такое «равенство» Ликург установил для ничтожного меньшинства населения Лакедемона, для избранных. А, кроме того, как справедливо отмечает Плутарх, «Ликург был царем, имел друзей и власть» и «действовал насильственными методами». Солон же «не мог достигнуть этой цели, потому что он был из демократов».

Ближайшие друзья и доверенные лица Солона до издания закона заняли у

богатых людей большие суммы и скупили много земли. По обнародовании закона купленную землю они использовали, а деньги кредиторам не отдали\». Так, наряду с эвпатридами появились «новые афиняне»\», «из среды которых и вышли те люди, которые впоследствии слыли за «исконных богачей», сообщает нам спустя 250 лет Аристотель.

Все это, навлекло и на самого Солона тяжкие обвинения как на соучастника

аферы. Эту версию распространяли зажиточные эвпатриды, как заимодавцы, так и напуганные возможными ограничениями землевладельцы, которые, пользуясь ошибочной информацией, поспешили избавиться от «излишков» земли себе в убыток. Демократы отстаивали версию «обманутого друзьями» Солона. Ее придерживался и Аристотель: «Неправдоподобно, чтобы этот человек стал марать себя в таких мелких и ничтожных делах». Так же считал позднее и Плутарх, добавляя весьма весомый довод: Солон сам потерял на реформе большую сумму.

Так или иначе, успев за короткий срок перестроить в государстве очень многое, дав Афинам фактически новую «солоновскую конституцию», Солон

посчитал за благо удалиться на десять лет из страны. Было ли это следствием массовых недовольств и недоказанных наветов или неудовлетворенности самого законодателя необходимостью соразмерять реформы с реальностью и нежеланием демократа продолжать их в качестве тирана. Ведь Солон приноравливал законы к окружающим обстоятельствам, а не обстоятельства к законам. Официальная версия добровольного отъезда — усталость от необходимости единолично отвечать на все вопросы сограждан по трактовке законов.

Солон отправляется в многолетнее, скорее ознакомительное, чем торговое, странствие. Это путешествие скорее легенда, чем история. Оставив афинян привыкать к своим законам, он поступил, вероятно, разумно. Да, так называемая «смута после Солона» не замедлила явиться в форме борьбы партий и групп. Но все-таки новый фундамент Афинской политики не был отвергнут и многие годы спустя.

Нужно отметить, что Солон действительно был прогрессивным правителем. Он смог пойти против своего элитного окружения. Но чем больше проходит времени, тем больше появляется домыслов о прошлом. Аристотель, который жил раньше, более достоверно передал реалии того времени и реакцию разных слоев населения на законодательство Солона. «Афинская полития» проливает свет в основном на политические факты. Например, раскрывает сущность «сисахфии», рассказывает о смуте после Солона и т. д. Плутарху же сложнее было дать оценку деятельности реформатора. Ему, пользуясь большим количеством источников, правдивых и сомнительных, легче было рассуждать о характере, поведении, поступках Солона, чем о егопрогрессивном влиянии на развитие будущих поколений.

Рекомендуемые страницы:

poisk-ru.ru

В.П. Бузескул. История афинской демократии : Солон

79 Солон

В этот критический момент выступает на историческое поприще идеальная по благородству и бескорыстию своих стремлений личность — Солон.
По происхождению Солон был очень знатного рода — из той фамилии Медонтидов, к которой принадлежали прежние афинские цари, и древние считали его Кодридом, т. е. потомком Кодра; но

80

он не был богат и по своему положению и состоянию принадлежал к «средним» гражданам. Есть известие, что Солон занимался торговлей. Далекими путешествиями, частью по торговым делам, частью из любознательности, он расширил свой умственный кругозор. Стремление к знанию никогда не покидало его, даже в старости. «Старею я, — говорил он о себе, — но постоянно многому учусь».
По Плутарху, Солон обратил на себя внимание прежде всего своим знаменитым стихотворением по поводу Саламина и возвращением этого острова, который находился в руках мегарцев и который был так необходим афинянам ввиду его географического положения, затем — возбуждением Священной войны в защиту интересов Дельф и, в-третьих, деятельностью, направленной к успокоению населения, встревоженного святотатством, которое совершено было при подавлении Килонова восстания: именно Солон будто бы побудил Алкмеонидов подчиниться суду. Что касается Саламина, то действительно есть основание думать, что он в ту пору, при участии Солона, перешел в руки афинян. Участие же Солона в Священной войне и в умиротворении умов после Килонова восстания, вероятно, легенда.
Но Солон был поэт и в своих стихотворениях живо отзывался на события; он ярко выражал в них свои идеалы, стремления, свою скорбь при виде общественных бедствий, борьбы партий и проч. В том большом стихотворении, отрывок из которого мы раньше приводили для характеристики положения дел в Афинах, можно видеть его как бы «политическую программу»: Солон говорит в нем о бедственных последствиях «дисномии», беззакония, и изображает благотворное действие «евномии», законности, которая всюду водворяет порядок и согласие, сглаживает шероховатости, смягчает высокомерие и последствия вражды, умиряет гнев и ненависть. Сам эвпатрид, Солон, однако, не причислял себя к партии знатных. В одном стихотворении он убеждает богатых не быть алчными, причем отделяет себя от них: «Вы, пресыщенные многими благами, укротите непреклонное сердце и умерьте гордый дух; ибо и мы вас не послушаем, и у вас не все будет идти гладко». Вообще вину в раздорах Солон возлагал больше на богатых: он боялся их «корыстолюбия и высокомерия», видя в этом причину возникшей вражды. По его мнению, если бы каждому было предоставлено то, что ему принадлежит по справедливости, то не было бы и раздо-

81

ров: «Справедливость войны не порождает». В одной элегии Солон говорил о «скорби, проникающей в глубину его сердца, когда он взирает на старейшую землю Ионии», т. е. Аттику, раздираемую борьбой. По словам Аристотеля, цитирующего начало этого стихотворения в своей «Афинской политии», Солон обращается к обеим партиям, нападает и тут же заступается за ту и другую и затем убеждает сообща прекратить возникший спор. По Аристотелю, эта-то элегия, проникнутая любовью к родине, печалью при виде раздоров, являющаяся призывом к примирению, к взаимным уступкам и справедливости, обратила всеобщее внимание на Солона и побудила афинян избрать его в архонты и законодатели.
Если кто, то именно Солон, стоявший выше корыстных побуждений и вне борющихся партий, по происхождению один из первых, а по состоянию один из средних граждан, казалось, мог явиться посредником и примирителем между враждовавшими сторонами, не находившими выхода, и та и другая возлагала на него свои надежды. Для эвпатридов лучше было положиться на Солона как на одного из своих по происхождению, чем доводить дело до насильственного коренного переворота; демос ожидал, что Солон возьмет в свои руки тиранию и проведет самые радикальные меры. И вот в 594 г.17, после ожесточенной и долгой борьбы, обе партии сообща избирают Солона в «архонты, посредники и законодатели» и поручают ему устройство государства с правом по своему усмотрению «отменять или сохранять существующее и вводить новое»18.
Прежде всего, необходимо было облегчить положение должников, устранить социально-экономические бедствия, и Солон, по словам Аристотеля, став во главе дел, во-первых, «освободил демос и в настоящем и на будущее время, запретив давать взаймы под залог тела»; это запрещение Аристотель называет «первым и самым важным делом Солона»; во-вторых, Солон «уничтожил долговые обязательства как по отношению к частным лицам, так и по отношению к государству». Эти меры назывались сисахфией 19,

17 По обычной хронологии.
18 Aristot. Ath. Pol., 5 sq.; Plut. Sol., 14 sq.
19 По вопросу о сисахфии см. статью: Семенов А. Ф. Сисахтия // Гермес. 1908, № 13-14. О реформах Солона см.: Guillard Ch. Quelques reformes de Solon. Lausanne, 1907.

82

т. е. снятием или стряхиванием бремени. Правда, существовало еще в древности и другое воззрение на сисахфию20, которое до открытия трактата Аристотеля разделялось большинством новых исследователей и по которому мера эта заключалась будто бы в уменьшении процентов и в изменении монетной системы, именно в увеличении номинальной стоимости денег: из одного и того же количества металла вместо прежних 73 драхм чеканилось 100 (другими словами, прежние 100 драхм = 137 новым), благодаря чему при уплате долга новой монетой должник получал облегчение на 27%. Но в таком виде сисахфия не могла положить конца бедствию и улучшить положение наиболее задолжавших бедняков: у кого совсем не было денег, кто заложил свое «тело», тому мало было пользы от понижения процентов и изменения монетной системы, тому в таком случае не представлялось надежды на улучшение положения в будущем. Что касается радикального характера такой меры, как уничтожение долговых обязательств, стоящего, по-видимому, в противоречии с общим характером деятельности Солона, с его стремлением к компромиссам, с его любовью к «середине», то нужно вспомнить о тяжести кризиса, из которого не было иного выхода. Сам Солон говорит, что он соединял «силу и право». Наконец, есть указания, что Солон не только не понизил процентов, но предоставил особым законом заимодавцу полную свободу относительно размеров процента21. Наоборот, та версия о сущности сисахфии, которой придерживается Аристотель22, согласуется со свидетельством самого Солона в его стихотворениях, где он говорит об освобождении матери-земли и должников, обращенных в рабство; а это едва ли могло быть достигнуто понижением лишь процентов и изменением монетной системы.
Изменение монетной системы, которое состоялось позже при Солоне, не имеет ничего общего с сисахфией23. Оно имело в виду не облегчение участи должников, а совсем другую цель: это была

20 У аттидографа Андротиона. См.: Plut. Sol., 15
21 Lys., Χ, 18.
22 Ее мы находим и у аттидографа Филохора.
23 Köhler U. von. Numismatische Beiträge // Mitteilungen des Deutschen Archäologischen Instituts. Athenische Abteilung. Bd. X. 1895 (еще до открытия Аристотелева трактата). Теперь см. гл. 10 этого трактата.

83

замена прежней эгинской системы эвбейской; Афины из области господства монеты и торговли Эгины переходили в область распространения монеты и торговли эвбейской; они вступали в сношения с Коринфом, с Халкидикой и македонским побережьем, а на западе — с Сицилией; им открывались новые рынки; их торговые связи расширялись. Таким образом, изменение монетной системы предпринято было в торговых видах и должно было способствовать поднятию благосостояния малоплодородной Аттики путем развития промышленности и торговли.
Итак, сисахфия состояла в запрещении займов под залог тела и в уничтожении долгов24. Результатом ее, по свидетельству самого Солона, было то, что «мать-земля черная», с которой он снял столпы, всюду водруженные, из порабощенной стала свободной и что демос стал свободным. Солон говорит, что «возвратил в Афины, на божественную родину, многих проданных в рабство или бежавших от нужды, долго скитавшихся и успевших забыть аттический язык». Вполне понятно, каким образом для беглецов, спасавшихся от бедствия, сисахфия, состоявшая в прощении долгов, сделала возможным возврат на родину. Но естественно возникает вопрос, как мог Солон возвратить тех, кто был продан в

24 По Р. Ю. Випперу (Виппер Р. Ю. Лекции по истории Греции. С. 68 сл.), Солонова сисахфия состояла в полной ликвидации крепостных отношений, существовавших прежде в Аттике: она была завершением выкупа крестьянских взносов и повинностей, концом освобождения крестьян. Но с этим трудно согласовать свидетельство самого Солона. См. мою статью: Бузескул В. П. Рец. на книгу: Виппер Р. Ю. Лекции по истории Греции. Вообще некоторые пункты в вопросе о сисахфии все же остаются неясными. Спрашивается, все ли долги были прощены, или уничтожены только те обязательства, которые заключены были под залог тела и земли, но не денежный? Касалась ли сисахфия и состоятельных должников или же только бедняков? Наши источники не дают на это прямого ответа, но в них есть косвенные указания на то, что прощены были все долги: известный анекдот о друзьях Солона, узнавших заранее о предполагаемой мере и накупивших земли в долг, показывает, что в древности представляли себе сисахфию касающейся всех должников без различия их имущественного положения. Во всяком случае, лица состоятельные среди должников составляли исключение; громадное большинство принадлежало к нуждающимся и к обремененным долгами.

84

рабство? Где нашел он средства для этого? В источниках мы, к сожалению, не находим ответа…
Во внутренней связи с сисахфией находится еще одна мера. Есть известие25, что Солон с целью предохранить мелких собственников от скупки их участков крупными и предотвратить скопление земли в немногих руках, установил известный максимум для поземельных владений. Мы не знаем, как велик был этот максимум, а также касалась ли эта мера только будущего или же и тех имений, которые в момент издания закона превышали установленную норму, и как в таком случае было поступлено с излишками? Были ли они экспроприированы, проданы?..
С другой стороны, Солон, как мы видели, не ограничил размера процентов, который в ту пору был очень велик, как и вообще это бывает при мало развитом еще экономическом строе, — 18% считалось умеренной платой. Солон предоставил в этом отношении полную свободу заимодавцу. Деньги стоили тогда очень дорого: например, по жертвенному тарифу, установленному Со-лоном, овца или мера ячменя стоила 1 драхму, бык — 5 драхм26.
За сисахфией последовала «номотесия» — реформирование Солоном государственного строя и издание законов.
Как мы видели уже, иногда противоположность между родовой знатью и простым народом сглаживалась таким образом, что лицам богатым из неаристократов открывался доступ к высшим должностям и, следовательно, господство аристократии по происхождению заменялось господством аристократии по состоянию. Аналогичную меру античная традиция приписывает и Со-лону. По этой традиции Солон разделил афинских граждан по имуществу на четыре класса27 — пентакосиомедимнов, всадни-

25 Aristot. Pol., 1266 b 17-19.
26 Белох Ю. История Греции / Пер. с нем. М. О. Гершензона. Т. I. М., 1897. С. 174.
27 Уже в «Драконтовой конституции» (Aristot. Ath. Pol., 4) упоминаются первые три имущественных класса, а, касаясь Солоновой реформы, текст трактата говорит, что Солон разделил афинских граждан на четыре класса, «на которые они делились и раньше». Но мы уже упоминали, что «Драконтова конституция» сомнительна и представляет вставку; слова: «на которые они делились и раньше», вероятно, внесены для примирения противоречия.

85

ков, зевгитов и фетов. Минимум дохода первого класса определен был в 500 медимнов28 хлеба или 500 метретов вина и масла, для второго класса или всадников — в 300, для третьего (зевгитов)29 — в 200. Все остальные граждане, имевшие дохода меньше 200 медимнов или метретов, составляли четвертый класс, фетов. Спорный вопрос: принимался ли в соображение только доход с поземельной собственности, так что все лица, не владевшие землей, как бы ни были велики их движимость, их капитал, причислялись к фетам? или же принимался в расчет и доход с движимого имущества, причем драхма приравнивалась 1 медимну? Наши источники упоминают лишь о доходе с земли и, следовательно, скорее говорят в пользу первого мнения: Аттика в эпоху Солона представлялась все еще страной по преимуществу земледельческой.
Названия имущественных классов отзываются стариной и указывают еще на ту пору, когда всадники составляли главную военную силу, когда господствовала культура только хлеба, а культура вина и оливков не была распространена30. Они указывают на преимущественно военные цели. Названия эти могли существовать, так сказать, бытовать в обществе уже давно, еще до Солона, и употребляться в смысле приблизительного определения имущественного положения того или другого лица. Но отсюда еще не следует, что мы должны отвергать формальное введение Солоном деления на классы 31: Солон мог воспользоваться существовавшими названиями, вообще тем, что уже бытовало, как основой

28 Отсюда и самое название класса: по-гречески πεντακόσιοι — 500, μέδιμνος (медимн) — мера сыпучих тел, равная 2 четверикам (52, 53 литра).
29 По обычному толкованию так назывались лица, владевшие упряжкой волов. По объяснение Э. Р. фон Штерна и К. Цихориуса, зевгит значит «рядом стоящий», «находящийся в ряду», «рядовой», то же, что и гоплит (Cichorius С. Zu den Namen der attischen Steuerklassen // Griechische Studien, H. Lipsius dargebracht. Leipzig, 1894. S. 135 f.; Штерн Э. Р. фон. Солон и деление аттического гражданского населения на имущественные классы // Charisteria. Сборник статей по филологии и лингвистике в честь Φ. Е. Корша. М., 1896. С. 59 сл.).
30 При наименовании первого класса (пентакосиомедимны) принята в соображение только мера хлебная, а не жидких тел.
31 Так Э. Р. фон Штерн в отмеченной раньше статье.

86

для своей реформы. Деление на классы он положил за основание при распределении прав и повинностей и таким образом придал ему особое значение. Солон, правда, не был сторонником плутократии и в своих элегиях часто восстает против богатых; но он, по собственному заявлению, далеко не стоял за полное, безусловное равенство бедных и богатых, и деление на четыре имущественных класса, соразмерность прав и повинностей, постепенная градация в распределении тех и других как раз были в духе Солона, соответствовали его воззрениям и его идеалам32.
По Солоновой конституции, права распределялись по классам соответственно имущественному положению граждан, и повинности соответствовали правам. Только пентакосиомедимны могли быть архонтами и казначеями; зато на них лежали и самые тяжелые повинности, так называемые литургии, особенно впоследствии, — снаряжение кораблей, постановка хоров и т. п. Занимать вообще должности, быть членами Совета (о котором еще будет речь) и т. д. могли только лица первых трех классов; они же несли и главную тяжесть военной службы. Четвертый класс по закону не имел доступа к должностям, но зато и не нес пока никаких повинностей и наравне с другими участвовал в народном собрании и в народном суде, гелиэе.
Солоновы классы33 продолжали существовать и впоследствии; они встречаются в документах — в надписях даже IV в.; но с течением времени, с вздорожанием жизни и падением ценности денег, границы между ними фактически понижаются, и вообще

32 Есть не совсем ясное свидетельство (у Поллукса), из которого, однако, можно вывести заключение, что в случае надобности обложению подлежали у пентакосиомедимна 1 талант, у всадника — не 3600 драхм, как следовало бы по тому же расчету, а только 3000 (т. е. 5/6 имущества), а у зевгита — 1000 драхм вместо 2400 (т. е. лишь 5/9). На этом основании полагали даже (например, см.: Bockh Α. Die Staatshaushaltung der Athener. 2 Aufl. Berlin, 1851), что уже при Солоне существовало нечто вроде прогрессивного налога, — гипотеза, в настоящее время большей частью отвергаемая ввиду того, что подобный прогрессивный налог не соответствует тогдашней стадии экономического развития. Ср.: Beloch К. J. 1) Volksvermögen von Attika // Hermes. Bd. XX. 1885; 2) Das attische Timema // Hermes. Bd. XXII. 1887.
33 О Солоновых классах см. статью: Cavaignac Ε. Sur les variations du cens des classes «Soloniennes» // Revue de philologie. 1908, janv.

87

они теряют свой смысл и значение. Они существуют как своего рода «пережитки», как анахронизм. Но для своего времени эта Солонова реформа имела большое значение. Аристократия в сущности заменялась тимократией. Вводились чрезвычайно важные принципы: во-первых, тот, что «каждый имеет право на участие во власти по мере того, насколько он служит государству и обществу своим трудом и имуществом» 34; во-вторых, тот принцип, что не происхождение, не знатность имеет значение, а состояние; человеком же состоятельным мог сделаться всякий и незнатный при энергии, трудолюбии и благоприятных обстоятельствах, а, следовательно, даже высшие должности теперь уже перестали быть исключительным достоянием и привилегией родовитой знати. Притом для первых классов размер ценза был таков, что в состав их входили не одни только крупные землевладельцы. Затем, важно было то, что фетам предоставлялось участие в народном собрании и суде: они, прежде бесправные и нередко закабаленные; теперь, благодаря сисахфии и реформе Солона, делаются людьми вполне свободными, гражданами в полном смысле слова: с точки зрения Аристотеля в его «Политике», ничто лучше не определяет понятия «гражданин», как участие в суде и в правлении.
Словом, эта Солонова реформа наносила удар замкнутой родовой аристократии. Но самого родового устройства Солон, по-видимому, не коснулся: и при нем фил было четыре, как и прежде, и четыре филобасилевса. В Совете 400, введенном Солоном, было по 100 членов от каждой филы, и кандидатов в архонты, по словам Аристотеля, избирала каждая фила.
Продолжали существовать по-прежнему и навкрарии. Аристотель (Ath. Pol., 8) ссылается на Солоновы законы, в которых предписывается навкрарам «собирать подати и расходовать из навкрарской казны».
Со времени Солона 9 архонтов стали составлять одну коллегию. Для избрания их Солон ввел довольно сложную систему: каждая из тогдашних 4 фил предварительно избирала голосованием по 10 кандидатов и уже из этих 40 лиц по жребию выбирались 9 архонтов.

34 Аландский П. И. История Греции. Киев, 1885. С. 167.

88

Итак, еще при Солоне вводится жребий, хотя и в смешанном виде 35. Какое же значение имел жребий? Демократическая ли это мера или нет?
Говоря вообще, введение жребия могло вызываться разнообразными мотивами и соображениями. В этом способе избрания древние могли видеть выражение воли божества, указывающего на желанное лицо36, и удобное средство для избежания излишней борьбы партий, интриг и страстей, особенно при многочисленных выборах. Жребий мог существовать и в олигархиях. В глазах иных он являлся даже компромиссом, уступкой со стороны большинства, демоса, благодаря которой меньшинству не совсем преграждался доступ к должностям; и в этом смысле жребий мог считаться даже мерой недемократической. Но большей частью он являлся средством, так сказать, нивелирующим, способом удовлетворять притязания на равенство в известном кругу лиц, будь то в немногочисленной среде олигархов или в массе державного демоса, и поэтому, по своему существу, он был больше свойствен демократии. Таково было и более распространенное воззрение древности. Но как бы мы ни смотрели вообще на жребий, Соло-нов жребий нельзя считать демократической мерой. Избирательная система, введенная Солоном, носит на себе тот же характер, что и вся его преобразовательная деятельность: здесь мы видим то же стремление к «середине», к компромиссу и соглашению различных начал, которое так отличало Солона. Прежде ареопаг избирал архонтов; теперь это право Солон передал народу — перемена, разумеется, чрезвычайно важная и в демократическом духе Но в самом способе избрания, введенном Солоном, нет ничего демократического. Во-первых, жребий здесь соединяется с «предварительным избранием» кандидатов посредством голосования, на которое и падает, очевидно, центр тяжести; оно — главный мо-

35 Маклаков В. А. Избрание жребием в Афинском государстве // Маклаков В. Α., Гершензон М. О. Исследования по греческой истории. М., 1894.
36 На этом особенно настаивал Н. Д. Фюстель де Куланж: Fustel de Coulanges N. D. La cite antique. 10me ed. Paris, 1883. P. 212-213 (есть рус. пер.: Фюстель де Куланж Н. Д. Древняя гражданская община / Пер с франц. Н. Н. Спиридонова. М., 1895 [2-е издание: М., 1903. — Примеч. науч. ред.]).

89

мент, имеет больше значения, нежели последующая жеребьевка. Во-вторых, предварительное избрание происходит по филам, а в филах влияние было за знатными родами, за эвпатридами. Какой же смысл Солонова жребия? Приходилось выбирать коллегию, число членов которой не было в соответствии с числом фил — 9 архонтов, облеченных вдобавок неодинаковой властью; и вот естественно было прибегнуть к жребию: он устранял соперничество и борьбу между филами, удовлетворял их притязания на равенство, уравнивал их.
Итак, со времен Солона архонтов избирал уже не ареопаг: Солон, по словам Аристотеля, предоставил народу избирать должностных лиц и подвергать их ответственности, требовать от них отчета.
Народное собрание (экклесия), существовавшее, вероятно, и раньше, при Солоне получает большее значение. В нем теперь могли принимать участие и феты, дотоле, в сущности, лишенные политических прав.
Солон учредил народный суд, или суд присяжных, гелиэю. Остается однако неясным, была ли гелиэя тогда только апелляционным судилищем или же решала какие-либо дела и в первой инстанции. Мы не знаем также подробностей об ее организации при Солоне, о числе судей (дикастов или гелиастов), способе избрания их и проч. Могущественная роль гелиэи в государственном строе Афин обнаружилась впоследствии. Значение этого учреждения росло постепенно вследствие реформы и формальных законодательных актов, а еще больше под влиянием самой жизни, самой силы вещей. При Солоне были положены первая основа и зародыши этому, а вместе с тем и могуществу демоса. Народный суд — один из важнейших демократических элементов в Солоновой конституции; он, как говорит Аристотель, наиболее способствовал усилению массы: «ибо, будучи господином в суде, демос становится господином и в государстве» (Ath. Pol., 9).
Ввиду нового порядка и увеличивавшегося значения народного собрания являлась потребность в таком учреждении, которое бы подготовляло и вносило решения в экклесию, вообще заведовало текущими административными и финансовыми делами. С этой целью Солон учреждает Совет 400 (буле), по 100 членов от каждой филы.

90

Учреждение гелиэи и Совета 400, усиление значения народного собрания, предоставление народу права избирать должностных лиц и требовать от них отчета, все это, по-видимому, должно было отразиться неблагоприятно на положении и влиянии ареопага. Тем не менее Солон предоставил ареопагу важное место в строе Афинского государства37. По выражению Аристотеля, он поставил его «всеобщим блюстителем и стражем законов» (каковым ареопаг был, в сущности, и раньше) с правом наблюдать за важнейшими государственными делами, карать виновных, по своему усмотрению взыскивать штрафы без указания даже причины и судить тех, кто составит заговор с целью ниспровержения «демократии». Следовательно, по Солоновой конституции, ареопаг являлся стражем введенного государственного строя: по словам Плутарха, он должен был подобно якорю предохранять государственный корабль от бурь и волн и удерживать демос в спокойствии, не говоря уже о том, что ареопаг являлся судом по делам об убийстве.
Солон, очевидно, старался обеспечить прочность введенного им строя. Интересен его закон, имевший ту же в сущности цель — предотвратить смуты, охранить существующий порядок и ускорить разрешение кризисов в случае их наступления. Закон этот направлен был против общественного индифферентизма, который способствует продлению кризисов и дает возможность отдельной личности или сравнительно небольшой группе смелых и предприимчивых людей захватывать власть, подчинять инертное и апатичное большинство и всем распоряжаться: ввиду частых восстаний и того, что некоторые граждане вследствие беспечности держали себя в таких случаях особняком, Солон издал закон, гласивший, что если кто во время восстания в городе не возьмется за оружие и не примкнет к той или другой стороне, тот лишается чести и политических прав.
В области уголовного и гражданского права Солон отменил законы Драконта, за исключением тех, которые касались убийств. В этой области господствующей чертой Солонова законодательства является освобождение личности, установление юридичес-

37 Keil В. Die Solonische Verfassung in Aristoteles Verfassungsgeschichte Berlin, 1892. S. 98 f.

91

кого равенства между гражданами; выражаясь словами Солона, он дал «законы, равные для простого и благородного, установив суд правый по отношению к каждому». Солон запретил продавать людей в рабство (за единственным исключением — случая прелюбодеяния со стороны дочери или сестры). Он предоставил каждому право заступаться за обижаемых — обращаться в суд в случае обиды или несправедливости, причиненной другому. Этим он имел в виду помочь слабой массе, как говорит Плутарх, и этим же наносил удар родовому началу, господству родовой знати. Солон предоставил каждому, с некоторыми оговорками, право при бездетности завещать имущество по своему усмотрению, тогда как прежде в таком случае состояние должно было оставаться за родом. Введением свободы завещания наносился новый удар праву родовому.
Подобно некоторым другим законодателям той эпохи, Солон вступил в борьбу с излишней роскошью, отличавшей тогдашнюю аристократию, старался ограничить, например, пышность при похоронах и т. п. Целый ряд его мер имел в виду поднять и развить материальное благосостояние населения и ему принадлежат первые шаги в этом направлении. Вспомним об установлении известного максимума для поземельных владений с целью предотвратить скупку и соединение многих участков в одних руках, о монетной реформе, путем которой Афины от эгинской системы перешли к эвбейской и которая доставила им новые торговые связи, открыла для них новые рынки. Вообще Солон стремился развить афинскую торговлю и промышленность, что для малоплодородной Аттики имело большое значение. Он только запретил вывоз полевых продуктов, так как хлеба не хватало для местного населения, и сделал исключение для оливок, которыми страна была богата и культуре которых Солон покровительствовал. Он разрешил составлять товарищества всякого рода, лишь бы они не противоречили государственным законам. Чужеземцам, переселяющимся в Аттику, были предоставлены льготы: если чужеземец, так называемый метек, переселялся со всей семьей или навсегда был изгнан из отечества, то ему давалось в Афинах право гражданства. К труду, который обыкновенно презирался в аристократических общинах Греции, Солон старался вселить уважение и поощрить его. Правда, закон против праздности при-

92

надлежит, быть может, не Солону, а Писистрату; но известно, например, что, по Солонову закону, отец, не научивший сына какому-либо ремеслу, не имел права в старости требовать, чтобы сын содержал его. Наконец, Солону принадлежит ряд постановлений, касающихся отношений между владельцами соседних участков, посадки деревьев, рытья колодцев и пользования ими, истребления вредных животных (за истребление волков, например, назначались премии) и др.
Законы Солона начертаны были на аксонах, четырехугольных деревянных вращающихся столпах, а официальные копии их — на каменных столпах, кирбах. Солон взял с афинян клятвенное обязательство хранить его законы в течение известного времени, по одному преданию — 10 лет, по другому — 100. Архонты и впоследствии перед вступлением в должность давали клятву, если преступят какой-либо закон, посвятить золотую статую в Дельфы величиной в человеческий рост.
Достойным завершением дела Солона была амнистия/ кто лишен был политических и гражданских прав до архонтства Солона, восстановлялся в своих правах, за исключением тех лиц, которые, будучи осуждены ареопагом, или эфетами, или в Пританее, под председательством «царей», за убийство, нанесение ран и за попытки к тирании, находились в изгнании, когда амнистия была объявлена.
Аристотель в своей «Политике» говорит, что Солон установил древнюю демократию, прекрасно смешав разные начала, причем в ареопаге Аристотель видит начало олигархическое, в выборе должностных лиц — аристократическое (очевидно, тут он придает значение лишь предварительному избранию посредством голосования, игнорируя последующую затем жеребьевку), а в народном суде — начало демократическое. В другом своем произведении, «Афинской политии», Аристотель называет Солона «первым простатом демоса» и от него ведет афинскую демократию. Три дела Солона Аристотель отмечает как особенно демократические: первое и важнейшее — запрещение давать взаймы под залог «тела», затем — предоставление каждому права заступаться путем суда за обижаемых и, в-третьих, апелляция в дикастерий, в народный суд, «ибо», как сказано уже, «будучи господином в суде, демос становится господином и в государстве» (Ath. Pol., 9).

93

Вообще в глазах афинян V и IV вв. Солон был великим законодателем и творцом их демократии, от которого вели свое начало чуть ли не все главные их учреждения. Известно стремление потомков приписывать одному лицу то, что являлось плодом работы нескольких деятелей или даже поколений, олицетворять в одном образе целые периоды развития. И Солону впоследствии приписывалось многое, что в действительности ему не принадлежало, что возникло или раньше, или позже его. Есть исследователи38, которые относятся поэтому крайне скептически к известиям о политических преобразованиях Солона и готовы даже отвергать само существование Солоновой конституции. Мы не находим возможным заходить так далеко и думаем, что в античной традиции, в изложении Аристотеля и Плутарха, при всех преувеличениях заключается все же большая доля истины.
Но строй времен Солона, разумеется, далек был еще от последующей демократии V и IV вв.: Солон лишь заложил часть фундамента, на котором могло быть возведено здание этой демократии. При этом он, быть может, являлся не только нововводителем, но и восстановителем некоторых из тех начал, которые не чужды были искони афинскому общественному строю, но которые подавлены были в эпоху господства знати; быть может, зародыши эти Солон оживил и развил, так как иногда то, что кажется новизной и ломкой, есть лишь возвращение к старине, к исконному порядку; но мы слишком мало знаем достоверного о началах равенства и самоуправления в древней до-Солоновой Аттике, чтобы утверждать это положительно.
Солон был врагом крайностей; «Ничего через меру», — говорят, было его девизом. Умеренность, стремление к примирению сталкивающихся интересов и противоположных начал характеризуют Солона: он был преимущественно посредник и примиритель между двумя борющимися сторонами. Так он сам смотрел на себя: «Народу я дал столько власти, сколько надо; а кто имел силу и отличался богатством, и о тех я подумал, чтобы они не испытали ничего неподобающего; я стал, распростерши крепкий щит над обоими, и не позволил ни той, ни другой стороне одержать несправедливой победы». Или: «Я стал словно погра-

38 Например, Б. Низе, К. Ю. Белох, Р. Ю. Виппер.

94

личный столп между ними, как между двумя войсками». По мнению Солона, народ лучше всего следует за вождями, когда он ни слишком распущен, ни угнетен; ибо пресыщение порождает наглость, когда много счастья достается людям, у которых нет благоразумия. По словам Аристотеля, Солон дал народу лишь самую необходимую власть, именно — право выбирать должностных лиц и требовать от них отчета, ибо если бы народ не имел и этих прав, то он был бы рабом и врагом существующего строя (Pol., 1274 а).
«Если нужно открыто поставить в упрек народу, — говорит Солон, — никогда бы ему и во сне не видеть того, что он теперь имеет, а те, кто более знатен и силен, должны были бы меня тоже хвалить и считать своим другом».
На самом деле было не то. Солона постигла обычная участь людей, избегающих крайностей и стремящихся к середине. Его реформы в духе умеренности и примирения противоположных интересов не удовлетворили ни той, ни другой партии; они вызвали разочарование и неудовольствие, особенно сисахфия, которая одним казалась мерой слишком крутой и противозаконной, революционной, а другим — недостаточной. Не того ожидали от Солона обе партии. Многие воображали, что он возьмет в свои руки диктатуру и сделается тираном. Каждая из боровшихся сторон надеялась, что он примкнет к ней и будет действовать в ее интересах. Знатные думали, что он оставит прежний порядок не тронутым или лишь слегка его изменит; демос мечтал о всеобщем земельном переделе. Но Солон такой передел называл «грабежом» и был против того, чтобы «благородные и простые владели равной частью тучной родной земли»39.
Стоило Солону только захотеть и примкнуть к одной из партий, и он был бы тираном; но он оттолкнул от себя обе крайние партии, предпочтя «благо и спасение государства» своим личным выгодам: ему «не нравилось», по его собственным словам, «совершать что-либо путем насилия и тирании»; он хотел действовать «силой закона». В этом — великое нравственное значение личности Солона. Другой на его месте, замечает он, «не сдержал бы народа и не остановился бы, пока не снял бы сливок и не взболтал молока».

39 Слова Солона цитирует Аристотель в «Афинской политии» (12).

95

«Если бы, как я, взял бразды другой, зломыслящий и корыстолюбивый человек, не сдержал бы он демоса; если б я желал исполнить то, что нравилось тогда одним, и то, что советовали другие, многих мужей потерял бы этот город».
Разочарование и недовольство крайних партий было велико. «Тщетное они задумывали, — замечает Солон по поводу раздела земли, — а теперь сердясь смотрят косо на меня, словно на врага». Ему приходилось защищаться со всех сторон, «как волку среди стаи псов». «Не был Солон мужем совета и глубокого разума» — так передает он сам замечания, направленные против него из-за того, что он не сделался тираном; «когда бог давал ему счастье, сам он не взял; поймав большую добычу, он, изумленный, не вытащил сети: духу не хватило и рассудок потерял». Но Солон знал, что «в великом деле трудно всем угодить», и если он не захватил тирании, не запятнал своей славы, то он нисколько не стыдился своего образа действий; ибо таким способом он думал скорее победить всех. С чувством нравственного удовлетворения Солон мог сказать: «Я исполнил, что обещал». Он мог призвать в свидетели «мать-землю черную, прежде порабощенную, ныне свободную», возвращенных им из рабства и законы, равные для всех40. Солон вывел Афины из тяжелого кризиса, смягчил его и отнял у него острый характер. И без сисахфии Солона, без его бескорыстной, примиряющей деятельности, кто знает, чем бы еще кончился этот кризис. Преобразования Солона оставили глубокий след в афинской истории. Его дело не было мертворожденным/Многие его законы и созданные им учреждения оказались долге вечными, пережили его и последующие смуты, самую тиранию. Зародыши и начала, положенные Солоном, выросли и потом пышно развились. Некоторые положения перешли и в римское право, а оттуда — в современное41.
Но плоды Солоновой деятельности обнаружились больше впоследствии. Непосредственно же последовавшие затем события показали, что великому законодателю все же не суждено было иметь полного успеха, что введенный им строй неустойчив. Сами

40 Стихотворение Солона, цитируемое в 12 гл. «Афинской политии» Аристотеля.
41 Meyer Ed. Geschichte des Altertums. Bd. II. Stuttgart, 1983. S. 660.

96

его реформы, особенно сисахфия, некоторых разорившая, крайних партий не успокоили и не примирили, а напротив явились на первых порах новым источником недовольства и смут42. Оказалось, что, несмотря на деятельность Солона, Афины не могли миновать той ступени, которую проходили обыкновенно греческие государства на пути к демократии, — тирании.

42 Хвостов Μ. М. Сисахфия Солона и разложение эвпатридского землевладения // Филологическое обозрение. Т. XIII. 1897.

Подготовлено по изданию:

Бузескул В. П.
История афинской демократии / Вступ. ст. Э. Д. Фролова; науч. редакция текста Э. Д. Фролова, Μ. М. Холода. — СПб.: ИЦ «Гуманитарная Академия», 2003. — 480 с. — (Серия «Studia Classica»).
ISBN 5-93762-021-6
© Э. Д. Фролов, вступительная статья, 2003
© Μ. М. Холод, приложения, 2003
© Издательский Центр «Гуманитарная Академия», 2003