Стригольники — Википедия

Материал из Википедии — свободной энциклопедии

Стриго́льничество (стриго́льники, стриго́льниковы учениќи) — религиозное движение XIV века, возникшее в Пскове и затем распространившееся на Новгород; одно из самых известных, наряду с жидовствующими, религиозных движений в средневековой Руси. Рассматривается православными церковными историками как раскол в Русской церкви. Стригольники отвергали церковную иерархию, выражали недовольство практикой «поставления пастырей на мзде» (то есть продаже церковных должностей).

Стригольники объединялись в особые группы, во главе которых стояли наставники, и создавали собственные общины^[1]. Основными идеологами стригольников считались Карп и Никита.

В среде самого православного духовенства уже в XIII веке появились недовольные люди, обличавшие злые нравы и обычаи, которые господствовали среди православного священства. Пороком того времени была симония. Чтобы ограничить её, Владимирский собор 1274 года установил фиксированную цену, которую должны были платить те, кого рукополагали в диаконы и священники, — ставленая пошлина. Митрополит Кирилл принял меры против злоупотреблений, но не отменил самого обычая. Он предписал, чтобы во всех епархиях за поставление во священники и дьяконы брали столько же, сколько он брал в митрополии, по 7 гривен за поповство и дьяконство с обоих

ru.wikipedia.org

Отношение к государству, церкви и индивиду в еретических учениях стригольников и жидовствующих (XIV—XVI вв.)

А.В. СТАДНИКОВ,

заместитель начальника Департамента управления имуществом  и организационных структур ОАО «Российские железные дороги»

 

Актуальные в наши дни идеи правового государства и гражданского общества имеют общие исторически сложившиеся черты, связывающие Россию с традициями западно-европейского развития, и особенные, характерные только для нашего отечества.

Исследование политико-правовых идей периода образования Московского суверенного государства позволяет выяснить те традиционные основы, на которых складывалось национальное политико-правовое мышление, установить взаимовлияние политико-правовых идей и социально-политической практики государства, показать механизм преемственности и новизны в истории накопления знаний.

В курсе истории политических и правовых учений еретические учения, распространенные в России почти в течение двух веков, рассматриваются недостаточно полно. Между тем именно русскими еретиками впервые было выражено критическое отношение к государству и церкви. Еретики одними из первых поставили вопрос о самоценности индивида, наличии у него свободной воли и его праве самостоятельно осуществлять выбор своего поведения и нести за него ответственность.

При изучении еретических движений исследователи встречаются с определенными трудностями, так как сочинения самих еретиков не сохранились и судить об их содержании можно только по произведениям оппонентов-обличителей (обличители выражали официальную точку зрения, поддерживаемую государством, и потому их труды дошли до нашего времени). В сочинениях оппонентов, безусловно, были передержки и искажения, тем не менее они содержали основные положения критикуемого учения, изложенные более или менее достоверно, — ведь учение было хорошо известно всем адресатам, к которым обращались обличители.

Сочинения самих обличителей представляют не менее серьезный интерес для историков политических и правовых учений, поскольку обличители высказывали свои суждения по всем затронутым противниками проблемам, т. е. проблемам власти, права и правоприменительной практики. В качестве обличителей еретиков обычно выступали крупные иерархи церкви. Они, как правило, утверждали имущественные и идеологические права и прерогативы церкви, выстраивали свою линию взаимоотношений государства и церкви (на деле далеко не всегда совпадающую с интересами государства), обсуждали взаимоотношения между церковью и паствой (т. е. средневековым обществом). Иерархи церкви полемизировали и между собой, обсуждая вопросы об имущественном статусе церкви и источниках  пополнения имущества, о формах организации несения иноческого подвига, о средствах и способах преследования еретиков.

Один из главных обличителей — настоятель крупного подмосковного Волоколамского монастыря Иосиф Волоцкий предлагал ввести преследование еретиков в сферу государственной деятельности, обосновав право государства преследовать и казнить еретиков теми силами и средствами, которые были доступны государственной власти. Это точка зрения далеко неоднозначно воспринималась даже во внутрицерковной среде и вызывала серьезные возражения. Тогда же впервые в истории России разгорелся спор о возможности преследования людей (в данном случае еретиков) не только за действия, но и за мысли (мнения), не совпадающие с ортодоксальным учением церкви и политической идеологией государства. Эта полемика сама по себе представляет интерес для истории политических и правовых учений и истории государства и права.

Первыми критиками, выступившими с развернутым неприятием существующей церковно-монастырской организации, были псковские еретики — стригольники[1]. Есть предположение, что это учение и движение получило свое наименование от прозвища основателя — псковского диакона Карпа[2], «художественного стригольника», в чьи обязанности входило пострижение новопоставленных дьяков (у них выстригали особым образом волосы на темени)[3].

Стригольники в основном были выходцами из низшего духовенства, крестьянского сословия, а также из горожан и простолюдинов.

В Послании московского митрополита Фотия во Псков (далее — Послание) приводятся сведения о том, что стригольники и «в церкви старостят, и на властех седят и судят»[4], так что, видимо, состав участников движения был социально весьма разнообразен.

В идеологическую полемику оказались вовлеченными широкие круги русского общества, социально-политическая активность которых породила «беспрецедентные по своей массовости и устойчивости идейные движения»[5].

Одной из главных причин возникновения стригольничества была критика поставления в священнические чины «по мзде» (симония). Епископ Стефан Пермский в своем «Поучении против стригольников» (1386) писал, что они «оклевета весь вселенский собор, патриархов и митрополитов, и епископов, и игуменов и попов и весь чин священнический, яко не по достоянию поставляемы, и такой виной прельщая худоумные». Новгородский архиепископ Геннадий утверждал, что стригольники полагают, что все святители и даже сам митрополит поставлены по мзде, а один из ересиархов — Захар прямо говорил ему, что «коли в Царьград ходил есть митрополит ставиться, и он деи, патриарху деньги давал; а ныне, деи, он боярам посулы дает тайно, а владыки, деи, митрополиту дают деньги: ино деи у кого причащаться?»

Геннадий довольно точно передает суждения стригольников по этому вопросу. Еретики действительно считали, что мздоимство святителей «отвращает от причащения святых пречистых и животворящих Христовых тайн»[6]. Стефан Пермский отмечал, что стригольники упрекают святителей всех уровней не только в мздоимстве, но и в недостойном поведении: «сии учителя пьяницы, суть ядят и пьют с пьяницами, и взимают от них злато и серебро и порты, от живых и мертвых»[7]. Митрополит Фотий в своем Послании также упоминает об обвинениях в адрес невоздержанности «некоторых попове», которые «до обеда пиют в праздники и во иные дни»[8].

Таким образом, стригольники в основном обвиняли святителей в сребролюбии, стяжании имущества, особенно собирании имений, в непотребном поведении (пьянстве, разврате, нерадении к службе) и невнимании и даже презрении к пастве.

Перед обличителями стояли непростые задачи: им предстояло не только опровергнуть обвинения, многие из которых были очевидными даже для них самих, но и представить доводы, оправдывающие поведение святителей, и особенно опровергнуть обвинения в стяжательстве. Стефан Пермский, защищая право монастыря на владение собственностью, полагал, что церковь вправе собирать стяжания, поскольку «церковники церковью питаются, и олтарники с олтарем разделяются. Кто бо насади виноград, от плод его не яст ли, или кто пасет стадо, от млека стада не яст ли? Достоит бо делатель мзды своея»[9]. Он обвинял стригольников в зависти: «завистью стрекаемы вы, стригольницы, восстаете на святители и на попов, сами себе хотящее прехватити честь»[10]. Но обличитель непоследователен: он приводит мнения очевидцев, свидетельствующих о доброй славе стригольников, которые «не грабят и имения не сбирают», и соглашается с тем, что сами «еретицы постницы, молебницы, книжницы», объясняя такое их поведение тем, что «аще бо не чисто житье их видели люди, то кто бы веровал ереси их?»[11].

Социально-политическая и религиозная программа стригольников логически вытекала из главных посылок их критических замечаний и сводилась к неприятию стяжательской церкви во всех ее проявлениях. Начав с осуждения недостойного образа поведения священнослужителей (пьянство, обжорство, скаредность, стяжание имений) и деятельности (взимание платы за обрядовые действия, поставления в священнический сан по мзде), стригольники логически подошли к выводу об отрицании вообще церковной системы, требуя полного уничтожения всего Вселенского Собора, а также патриархов, митрополитов и всего духовного чина, который поставляется по мзде. Современным святителям и попам стригольники не доверяли и считали их недостойными вести церковные службы: «не достойны де службы, яко не нестяжаша, но имения взимают у хрестьян, подаваемое им приношения за живые и за мертвыя»[12]. Они пришли к выводу о том, что в существующих условиях «Христос не имеет церкви на земле»[13] и в недостойном священнике «Бог не действует». Стефан Пермский, критикуя подобные высказывания, заключает, что, по мнению стригольников, «ныне ни единого попа несть на земли, аще бо который нищеты деля, позна себе без исторов (даров) церковных поставлен есть»[14].

Стригольники действительно в святителях не нуждались. Они считали, что религиозный культ может отправляться каждым человеком самостоятельно, а учителем (наставником) может стать любое лицо, обладающее знанием, способностью и желанием учить других людей. Таким образом, стригольники выдвинули право религиозного учительства за лицами, не посвященными в церковный чин. Для церковных иерархов такая позиция была совершенно неприемлема. Стефан Пермский называл стригольников «самопоставляющимися учителями»[15].

Такая постановка проблемы приводила псковских еретиков к мысли о необходимости ликвидации церквей, монастырей, а следовательно, и всего монашества.

Определенной социально-политической программы у стригольников не было. Их идеалом была свободная община верующих, построенная на коммунальных основах организации всех ее членов, близкая к демократическому республиканскому принципу управления обществом.

В вопросах, касающихся догматической стороны православного вероучения, в их учении присутствуют элементы рационализма, выражающиеся в желании подойти к рассмотрению догматов религии не только с позиций веры, но и с точки зрения разума: «не яж от древа животного, но яж от древа разумного». Они отвергали таинства причащения, покаяния и крещения. Не верили они и в воскресение из мертвых и выступали против заупокойных служб, полагая, что совершение всех этих таинств является лишь источником обогащения духовенства. Отвергали они также второе пришествие Христа: «не придет Христос второе воплотиться на земле» и предлагали исповедоваться земле[16]. По всей видимости, стригольники отрицали и главный догмат христианства — Троицу, так как Фотий в Послании от 23 сентября 1427 г. пишет, что стригольники «отпадающее от Бога и на небо взирающее беху, тамо отца себе наричают: а понеже бо самых того истинных еуангельских благовестей и преданий апостольских и отеческих не верующее. Но како смеют! От земли к въздуху зряще, Бога Отца себе нарицающе, и како убо могут Отца себе нарицати?»[17] Из этих обвинений явствует, что стригольники предлагали верить только в Бога Отца, следовательно, подходили к отрицанию тринитарного догмата православной конфессии христианской религии.

Что касается преследования и наказания стригольников как еретиков, то патриарх Константинопольский Нил пишет только об их «отсечении от церкви»[18]; Стефан Перм-ский приравнивает еретиков к «татям и разбойникам», однако предложенные им наказания не содержат жестких санкций. Он советует еретиков «от града отогнати» в целях спасения всех остальных православных христиан, поскольку «мал квас все вмешение квасит»[19]; Митрополит Фотий считает, что еретиков необходимо наказывать, но «толико не смертными, но внешними казньми[20]  и заточеньми»[21]. В качестве превентивной меры он советует православным христианам не общаться с еретиками, вместе с ними не есть и не пить, а духовным отцам не принимать у них покаяния.

Какие меры были приняты псковскими властями — не известно, но стригольническое движение здесь пошло на убыль.

Дьякон Карп перенес свое учение в Новгород, где во главе новгородской ереси кроме него летописцы называют дьякона Никиту и еще какого-то мирянина, имени которого не сохранилось. Вначале проповедники нового учения не получили сочувствия новгородцев, и во время одного из городских диспутов новгородцы, избив их, сбросили с моста в реку Волхов как «развратителей веры христианской». Однако вскоре идеи стригольников стали распространяться и получили большую популярность. Церковь начала применять репрессии против стригольников и активно их «от града отгонять». На какое-то время ересь прекратила свое существование, но, поскольку выдвинутые ею обвинения против церкви и монастырей продолжали оставаться насущными, не исчезла и почва для возобновления в обществе подобных критических учений.

В XVI веке мотивы псковско-новгородской ереси возобновились в Новгороде и потом появились в Москве в так называемой ереси жидовствующих[22], известной также как новгородско-московская ересь, которую современные исследователи рассматривают как «самое крупное из еретических движений русского средневековья»[23].

Новая волна еретических настроений возникает в разгар споров (XV — первая половина XVI века) относительно права церковно-монастырской организации на владение землями, населенными крестьянами, с использованием подневольного труда последних. Новгородско-московские еретики категорически отрицали какие-либо имущественные права за лицами, принявшими иноческий обет, и особенно право владения землями, населенными крестьянами. Критические замечания в адрес имущественного статуса церкви, пренебрежения с ее стороны евангельскими заповедями стали почвой, стимулировавшей возобновление еретических движений, подогреваемых обострением социальных и политических конфликтов в обществе. Идеологическую преемственность между ересью стригольников и жидовствующих отмечали даже их современники.

О содержании этого еретического направления мысли также известно из сочинений обличителей, среди которых ведущее место занимают новгородский архиепископ Геннадий и особенно Иосиф Волоцкий, посвятивший разоблачению «новоявившейся ереси» «Сказание о новой ереси новгородских еретиков…» и шестнадцать разоблачительных «Слов против ереси новгородских еретиков». Происхождение «новой ереси» Иосиф связывает с Новгородом, в который ее занес некий «жидовин Схария и другие жидовины из Литвы: Иосиф Шмойло-Скарвей и Моисей Хануш». В 1480 году Иван III привез из Новгорода попа Дениса, которого поставил служить в Архангельском соборе Московского Кремля, и протопопа Алексея, ставшего служить в Успенском соборе. Эти еретики обратили в свою веру многих людей из окружения самого великого князя.

Социальный состав «совратившихся в жидовство» охватывал более широкие круги населения, нежели предшествующее стригольническое движение, и включал новые социальные группы, ранее не высказывавшие приверженности к ересям. К основному ядру жидовствующих — рядовому низшему духовенству и жителям посада — присоединилось среднепоместное дворянство, связанное службой с государственным аппаратом. Среди «государевых дьяков» Иосиф Волоцкий называет крупного и удачливого дипломата того времени Федора Курицына, его брата Волка Курицына, дворянина Матвея Башкина, дьяков: Ивашку Максимова, Истому Сверчкова, Истому Старшего и др. Более всех других, замешанных в ереси, Иосиф клеймит митрополита Зосиму, поставленного на митрополию в 1490 году из архимандритов привилегированного столичного Симонова монастыря. Иосиф считает митрополита Зосиму главным виновником распространения этой ереси в Москве[24]. Он отмечает, что ересь эта получила большое распространение не только в Москве, но и во всей «нашей земли отнели же воссияла» и вовлекла в религиозные споры большое количество людей[25].

Идеологи движения были весьма образованными людьми. Иосиф утверждал, что они «учили различным измышлениям и звездочетству, <…> а Священное писание они учили презирать как пустое и ненужное людям»[26], говорили, что они искушены в «звездозаконии» и многие из них могли «по звездам смотрити и строити рожение и житие человеческое»[27]. «Протопоп Алексей и Федор Курицын… занимались астрономией, астрологией, чародейством и чернокнижием и другими ложными учениями»[28]. Они также знали древнюю и современную литературу (их приверженность к книге и книжному знанию отмечали все обличители ереси).

Программе московских еретиков в большей степени были присущи черты рационализма, требование свободы воли для каждого человека и личной ответственности за свое поведение. Они первыми в истории политической мысли высказались за свободу мышления и поиска научного знания, достигаемого через обращение не только к вере, но и к разуму. Более того, они разделяли довод Платона о том, что в человеческом обществе «все зло от незнания». Автор еретического произведения «Написание о грамоте» полагал, что «грамота состроена, да искуснее будут человецы и не удаляются от Бога»[29].

Основные положения религиозной и социально-политической программы московского направления ереси были во многом схожи с теми, которые выдвигали стригольники, но в ряде направлений жидовствующие были более последовательны и радикальны. Новгородско-московскими еретиками традиционно осуждалось церковно-монастырское стяжательство, особенно владение земельными имениями, населенными крестьянами. Многие критики статуса стяжательского монастыря, в том числе и внутрицерковные деятели, связывали нравственные пороки в церковно-монастырской среде с имущественным положением монастыря. Вклады в монастырь землей и деньгами часто осуществлялись под идеологическим давлением церковных иерархов и сопровождались угрозами лишения духовного спасения или отказом в том или ином виде почетного захоронения, на которое претендовал потенциальный «даятель». При пострижении в монастырь требовалось также «дать по своей силе» — в противном случае того монаха, который не внесет вклада, «будет не велено поминати в том монастыри»[30].

Иосиф Волоцкий активно защищал стяжательские позиции монастырской организации, доказывая, что оправданием стяжанию служит употребление этого имущества на «благие дела». Он считал, что монастыри должны иметь владельческие права не только на «грады, волости, села и прочая подобная сим», но и на «суды и управы, и пошлины, оброки, и дани»[31]. Теоретические положения Иосифа не расходились с практикой Волоколамского монастыря, средства которого неукоснительно увеличивались. В результате «обитель Иосифа сделалась одной из первых по богатству»[32].

Другая важная позиция учения новгородско-московских еретиков — резкое и последовательное осуждение симонии, т. е. поставления в святительские чины «по мзде». В этом вопросе они полностью солидаризировались со стригольниками, но делали более радикальные выводы, вообще отрицая необходимость церковной организации и монашества, а следовательно, и всей монастырской системы. Иосиф сообщает, что новгородско-московские еретики говорили: «Не нужно церкви, но сам человек — церковь, ведь апостол Павел в Первом Послании к Коринфянам говорит: “Вы храм Божий и Дух Божий живет в Вас”. Благочестивый человек способен и дома молиться и его молитва будет услышана Богом»[33].

Опровергая эти суждения, Иосиф утверждал, что положение церкви прочно и что есть множество исторических примеров, свидетельствующих о роли церкви и ее благотворном влиянии на государей и подданных. Он упрекал еретиков в том, что они грехи отдельных святителей переносят на церковь как организацию, созданную для почитания Бога, но тот, кто почитает самого Бога, должен почитать и церковь, а для этого следует «создавать Божии церкви и… почитать все Божественное с любовью»[34].

Отвечая еретикам, Иосиф указывал, что иночество есть образ покаяния и плача, а «Владыке же Христу не полагается облекаться в образ плача и покаяния», но «иноческий образ дорог ему»[35]. Необходимость в наличии монастырей Иосиф доказывал ссылками на авторитетные писания отцов церкви, которые восприняли высказывания о необходимости монастырского устроения непосредственно от апостолов.

В ответ на требования новгородско-московских еретиков ликвидировать монашество, монастыри и церковь как институт, созданный для богослужения, Иосиф писал, что тот, «кто отметает и хулит иноческий образ и монастырь, не может называться христианином»[36].

Еретики отвергали главные догматы православного вероучения и обрядовые действия, и прежде всего единосущную Троицу, утверждая, «будто у Бога Отца Вседержителя нет ни Сына, ни Святого Духа, Единосущных и Сопрестольных Ему, будто бы нет Святой Троицы»[37]. Иисус Христос — простой, смиренный человек, а не Бог, и «он был распят иудеями и истлел в гробнице»[38]. Сам же он при жизни говорил, что «Дух Святой исходит от Отца, но не относил это к себе»[39]. Иисус Христос сын Божий не по существу, а по Благодати, как Давид или Соломон[40].

Еретики отрицали также все главнейшие персоны православного культа: «они бесчестили саму Деву Богородицу, великого Иоанна Предтечу, святых апостолов, священных святителей, преподобных и Богоносных отцов наших»[41]. Они не верили в предсказанное отцами церкви и апостолами второе пришествие Христа, заявляя, что, поскольку его до настоящего времени нет, значит, творения отцов церкви и писания апостолов «ложны и следует их сжечь», а Иисус не воскреснет и не придет судить людей, и никакой искупительной жертвы он не совершал[42]. Они не верили также в бессмертие души, загробную жизнь, а следовательно, в будущее воздаяние на том свете за терпение и послушание. Образованные московские еретики подвергали сомнению многие таинства, не верили в чудеса и знамения, не поклонялись святым мощам, не соблюдали посты и даже запрещали употреблять некоторые виды пищи, но не ради поста и воздержания, а потому что считали ее нечистой и вредной[43]. Более того, они отвергали поклонение иконам, ссылаясь на заветы, данные Богом Моисею: «Не делайте себе кумиров и изваяний… чтобы не кланяться им»[44], утверждали, что «поклоняться нельзя никому, кроме Бога, ибо написано: Господу Богу твоему поклоняйся и ему одному служи»[45].

Некоторые исследователи считают, что отрицание христианских догматов и святоотеческих авторитетов привело многих из новгородско-московских еретиков «к безверию и настоящему материализму»[46].

Представляется, что этот вывод несостоятелен, ибо о полном безверии вряд ли возможно говорить, поскольку в единого Бога Отца веровали все еретические толки и направления. Свои доводы еретики черпали в основном из книг Ветхого Завета (Десятисловия Моисеева).

Социальным идеалом наиболее радикально настроенных жидовствующих, равно как и стригольников, была община верующих, основанная на принципах коммунальной организации быта, самостоятельно отправляющая религиозный культ.

Официальная церковь усмотрела большую опасность в учении еретиков. Иосиф рассматривал еретиков не только как врагов церкви, но в первую очередь — государства, и характеризовал еретичество как государственное преступление, утверждая, что образ Царя Небесного должен быть защищен, так же как и образ царя земного, а потому и в наказаниях за еретические мысли и действия (проповедь учения) и уголовные преступления не должно быть никакого различия[47]. Он твердо был убежден, что преследовать и осуждать еретиков как врагов государства должно по всей строгости «градских законов», но даже смертная казнь, тюремное заключение, конфискация имущества и заточение в монастырские тюрьмы представлялись Иосифу недостаточными мерами наказания.

Волоколамский игумен считал необходимым обязать чиновников, а лучше и вообще всех людей, доносить властям (гражданским) о еретиках. Он советовал Великому князю принять решение о запрещении утаивать сведения о еретиках: «тот, кто узнает об этом и не сообщит князьям, подлежит смертной казни» или: «кто слышит или видит говорящего слово (выделено мной. — А.С.) или творящего дела еретические и не сообщает об этих хулах и оскорблениях, также подлежит наказанию смертной казнью»[48]. Иосиф отвергал утверждение еретиков о том, что нельзя их преследовать в том случае, если они открыто не проповедуют свои идеи.

Таким образом, он прямо говорил о необходимости наказывать еретиков силами и средствами государства не только за действия, но и за слова, и более того, даже за невысказанные мнения, т. е. по подозрению.

Жестокость позиции Иосифа была очевидна даже для его современников. В вышедшем из враждебных Волоколамскому игумену кругов Слове на «Списание Иосифа» иронически сообщается, что Иосиф призывает великого князя «еретиков собрать всех на Москву» да «обрубить бы срубом без дверей, да тамо их и поморити голодом, да студеном»[49].

В конечном итоге высшие церковные иерархи настояли на преследовании и жестоких наказаниях всех еретиков и отступников, приравняв их к «лихим людям», т. е. преступникам (по терминологии Судебника 1497 года), с применением к ним «градских законов» и таких видов наказаний, как тюрьма, телесные наказания и смертная казнь.

Летописец сообщает, что Церковным собором 1490 года великий князь Иван III вместе с митрополитом Симоном еретиков от церкви отлучил, однако смертной казни тогда никто предан не был. На Церковном соборе 1504 года наказания еретиков были ужесточены: «князь… повелеша лихих [еретиков] смертной казнью казнити; и съжгоша в клетке диака Волка Курицына, да Митю Коноплева, да Ивашку Максимова, <…> а Некрасу Рукавову повелеша язык урезати и в Новеграде Великом съжгоша его. Тое же зимы архимандрита Кассиана Юрьевского съжгоша и брата его, и иных многих еретиков съжгоша, а иных в заточение заслаша, а иных по монастырем»[50].

Однако, несмотря на полный разгром еретических движений, основные вопросы, вызвавшие к жизни эти учения, не были разрешены и продолжали с разным размахом и глубиной обсуждаться в обществе.

 

Библиография

1 Н.А. Казакова и Я.С. Лурье опубликовали все известные на настоящее время сочинения, обличающие содержание учения стригольников: Послание константинопольского патриарха Нила, Поучение епископа Стефана Пермского против стригольников и четыре Послания московского митрополита Фотия во Псков (см.: Казакова Н.А., Лурье Я.С. Антифеодальные еретические движения на Руси. XIV — начало XVI в. — М. — Л., 1955. Приложение: Источники. С. 230—256).

2 Стефан Пермский в своем Послании пишет, что «злая ересь прозябе от Карпа дьякона» (см. там же. С. 236).

3 А.И. Клибанов возражает против такого толкования наименования ереси. Он полагает, что слово «стригольники»вообще не церковного происхождения (см.: Клибанов А.И. Реформационные движения в России. — М., 1960. С. 133—134).

4 Казакова Н.А., Лурье Я.С. Указ. соч. С. 255.

5 Клибанов А.И. Народная социальная утопия. — М., 1977. С. 6—7.

6 Казакова Н.А., Лурье Я.С. Указ. соч. С. 237, 380.

7 Там же. С. 240.

8 Там же. С. 225, 250.

9 Там же. С. 239.

10 Казакова Н.А., Лурье Я.С. Указ. соч. С. 239.

11 Там же. С. 242.

12 Там же. С. 239—240.

13 Там же. С. 234.

14 Там же. С. 239.

15 Там же. С. 242.

16 «…таинство причастия стригольники не отвергали, но совершали его своеобразно: вместо исповеди у священников учили каяться самому, припадая к земле… Есть основания думать, что стригольники отрицали почитание святых, икон и святого креста, отвергали и монашество» // Христианство: Энциклопедический словарь. Т. 2. — М., 1998.

С. 647.

17  Казакова Н.А., Лурье Я.С. Указ. соч. С. 241.

18 Казакова Н.А., Лурье Я.С. Указ. соч. С. 234.

19  Там же.

20  Слово «казнь» в древнерусском языке означало наказание, поэтому выражение «казньми казнить» значило наказать телесно, заточением или каким-либо иным способом, а «казнить смертной казнью» — смертную казнь.

21 Казакова Н.А., Лурье Я.С. Указ. соч. С. 254.

22 Свое название эта ересь получила в связи с тем, что ее идеологи свои теоретические положения подкрепляли ссылками на Ветхий Завет, особенно «десятисловие Моисея», который они предпочитали Новому Завету.

23 Казакова Н.А., Лурье Я.С. Указ. соч. С. 267; Клибанов А.И. Реформационные движения в России. С. 257—258 и др.

24 См.: Послания Иосифа Волоцкого /Подготовка текста и публикация А.А. Зимина и Я.С. Лурье. — М. — Л., 1959. С. 160—161.

25 Там же. С. 162.

26 Преподобный Иосиф Волоцкий /Просветитель. Спасо-Преображенский Валаамский монастырь. — М., 1993. С. 31.

27 Казакова Н.А., Лурье Я.С. Указ. соч. С. 471.

28 Преподобный Иосиф Волоцкий. С. 27.

29 Цит. по: Клибанов А.И. Реформационные движения в России. С. 72—73.

30 Послания Иосифа Волоцкого. С. 180—181.

31 Там же. С. 325.

32 Булгаков Н.А. Преподобный Иосиф Волоколамский. — СПб., 1865. С. 40.

33 Преподобный Иосиф Волоцкий. С. 182, 184.

34 Преподобный Иосиф Волоцкий. С. 186.

35 Там же. С. 280—289.

36 Там же. С. 290.

37 Там же. С. 24.

38 Там же. С. 65.

39 Там же. С. 193—194.

40 Там же. С. 48.

41 Там же. С. 221, 224—225.

42 Там же. С. 25, 65, 99.

43 Там же. С. 302.

44 Казакова Н.А., Лурье Я.С. Указ. соч. С. 470, 472; Преподобный Иосиф Волоцкий. С. 147. См. также: Исход 20:4; 20:23.

45 Преподобный Иосиф Волоцкий. С. 149. См. также: Втор. 6:13; 10:20.

46 Жмакин В. Митрополит Даниил и его современники. — М., 1881. С. 45.

47 Преподобный Иосиф Волоцкий. С. 119.

48 Там же.

49 См. публикацию и атрибуцию Слова на «Списание Иосифа» // Анхимюк Ю.В. Записки отдела рукописей ГБЛ. — М., 1990. Вып. 49.  С. 115—116.

50 Полное собрание русских летописей. Т. VIII. С. 244.

www.sovremennoepravo.ru

Стригольники: что надо знать о «протестантах» Средневековой Руси

В XIV столетии на Руси властвовала безнравственность представителей духовенства. Такое положение дел не устраивало ни прихожан, ни некоторых рядовых служителей церкви. Их недовольство возрастало и со временем превратилось в полноценное движение – стригольничество.

Греховные служители церкви

В XIII столетии в рядах священнослужителей русской православной церкви начал наблюдаться раздор. Ситуация возникла из-за того, что одна половина духовенства злоупотребляла собственным положением. Остальные же оказались крайне недовольны подобным отношением, и считали, что их «братья» поддаются греху. Самым главным среди грехов на тот момент считалась симония – торговля церковными должностями. В связи с этим Владимирский собор, который был в то время высшим религиозным органом иерархического управления, даже распорядился об установлении фиксированной цены. В итоге, симония так и не была отменена, а новоиспеченные священники и дьяконы обязывались выплачивать некую сумму при вступлении в свои обязанности.

Протоиерей из Новгорода Вавила был одним из тех, кто был против оплаты сана. В результате он в 1311 году вдохновил местного епископа Тверскиго Андрея на активные действия. Тот при поддержке небольшого количества мирян и честного духовенства обвинил митрополита из Киева Петра в грехопадении. Эта небольшая группа людей обратилась и к Константинопольскому Патриарху с соответствующей жалобой.

Свидетель тех событий, Василий Татищев, описывал свои впечатления от уведенного: «Вавила, будучи еретиком и протопопом появился в городе. К нему примкнул простой люд и церковный причт, а помогал ему епископ Андрей. И слышались возгласы «рай на земле исчез». Монашеский чин поддавался порицанию и назывался сатанинским учением».

Со временем действия архиереев начали критиковать и светские личности. Сам князь Дмитрий Иванович звал их «продажными греками». Подобная ситуация наибольшим образом повлияла на низшие сословия духовенства. Именно оттуда и начался раскол, который повлек за собой образование стригольников. Проповедники движения развернули изначально свою деятельность в Новгороде, где на тот момент пребывал архиепископ Моисей, котрый все свои силы и средства отправлял на борьбу с еретиками.

Первые писания о стригольниках датированы серединой XIV столетия. Священнослужитель Иосиф Волоцкий в своей работе «Просветитель» утверждал, что они появились в городе Псков: «Был мужчина, наполненный гнусными помыслами. Называли его Карп. Владел мастерством стригольника. Этот окаянный муж стал прародителем мерзкой и прескверной ереси».

Еретики-парикмахеры

Термин «стригольник» по сей день вызывает бурные споры среди историков. Существует несколько версий его происхождения. Первая гипотеза утверждает, что название непосредственно связанно со стрижкой, которую имели представители движения. Предполагается, что она была схожа с католической тонзурой. Вторая – говорит, что некоторые участники были мастерами стрижки овец.

Также есть версия, что «стригольник» — понятие, которое имеет еврейские корни и означает «скрывать» или «быть изгнанным». Некоторые полагают, что слово связанно с процессом пострига в низший духовный сан (причетники). Рыбаков, изучающий данный вопрос говорит, что Карп, прежде чем стать одним из родоначальников движения, был расстрижен. Иными словами, его превратили в расстригу или стригольника.

Самая правдоподобная теория принадлежит профессору истории Евгению Голубинскому. Он выяснил, что стригольник – это тот самый цирюльник. Только стриг он исключительно волосы на голове. На Киевской Руси брить бороду запрещалось аж до времен правления Пера І.

Суть существования движения

Исследователи стригольнического движения несколько скептически относятся к их деятельности. Они утверждают, что их учение не имело четкой направленности. А действия, в большинстве случаев, основывались на критике церковных порядков. Стригольники утверждали, что все священнослужители были автоматически лишены своей благодати из-за того, что симония была одобрена их верхушкой.

Представители стригольничества активно обвиняли всех представителей церкви в «духопродавчестве». По их мнению, существовал лишь единственный способ очистится от греха – отречься от сана и церкви. Карп говорил, что если местный священнослужитель не подготовлен, то его обязанности может взять на себя любой из мирян, обученный грамоте и нравственности. А таких людей в городах Новгород и Псков было немало судя по большому количеству найденных грамот.

Философия движения опиралась на острые писания некого монаха с Твери Акиндина. В своих трудах тот эмоционально описывал необходимость симонии. В многочисленных цитатах говорил о роковых последствиях ее исчезновения. Стефан Пермский (епископ), который был противником стригольников, заявлял, что среди участников не было ни единого священника или епископа. Ни один из них никогда не проводил евхаристию и поэтому не может знать всю суть тяжелой работы Церкви.

Активное подавление движения

В царь-книге Иона Грозного под названием «Лицевой свод» присутствует изображение, которое описывает события 1375 года. Рисунки показывают группу людей, сбрасывающую в воду двух связанных жертв. Неподалеку от них стоят еще пятеро, ожидающих своей участи. Под изображением есть пояснение, которое говорит о том, что миниатюра показывает процесс казни родоначальников стригольников.

Борис Рыбаков на этот счет поделился собственным мнением. Он утверждал, что казнь не состоялась бы без разрешения главы Церкви. На время казни им был служитель из киевского Софийского собора – ключарь Алексей.

К большому сожалению правящего духовенства, убийство верхушки движения не устранило само стригольничество. Главные «еретики» оставили после себя огромное количество верных последователей. Они пребывали не только в Новгороде, но и в Киеве, Пскове и иных городах Руси. Большинство из них знали Карпа как прекрасного знатока Евангелия. Проповеди стригольника оставили след в душе у простого народа, поэтому его смерть даже подстегнула остальных на активную борьбу.

Последнее дыхание движения

Несмотря на свою живучесть и наличие последователей религиозное движение не было сильно распространено среди верующего народа. Основной причиной этому были строгие нравственные критерии к каждому.

После информации о смерти Карпа его последователи исчезают из летописей, и только в 16 году XV столетия появляется информация о них. Митрополит из Киева Фотий вскользь упомянул в своем послании к псковским служителям о стригольниках. Он призывал простой народ бороться с местными сектантами с таким же усердием, которым обладали стригольники. Диаконов, которые рассматривали еретические взгляды, Фотий хотел отдавать в руки народного правосудия. Однако, под конец своих писаний он несколько пересмотрел взгляды. Митрополит осознал, что смертная казнь часто оказывается безрезультатной. А на сознание больше действует длительное заточение.

О стригольниках после 1492 года вовсе нет упоминаний ни в документации церквей, ни в летописях. С 30-ых по 50-ые года XV столетия все больше были заняты обсуждением событий, которые повлекла за собой Флорентийская уния. Она, как известно, сильно повлияла на жизнь православия. После XV века И. Волоцкий и его «Просветитель» говорит о том, что ересь была уничтожена только после полного истребления стригольников.

Анализ деятельности стригольников

Некоторые исследователи полагают, что движение имело дуалистическое мировоззрение. А этот факт приближает их с участниками антиклерикального религиозного движения, действовавшего в средние века в Европе. Но в отличие от европейцев они так и не сумели разработать собственную систему работы.

Федор Успенский – профессор и академик, специализирующийся на византийской истории и культуре – писал, что они, как богомилы пренебрегали всеми институтами Церкви. Мало того, считали ее сословие ненужным. Отвергали полностью культ иконы и молитву, не признавали необходимость в причастии. Не считали нужным посещать церковь, считая ее обителью зла.

Евгений Голубинский в свою очередь защищает движение, утверждая, что его участники боролись с главными пороками священнослужителей. Марина Каретникова в книге под названием «Русское богоискательство» сообщает о том, что после освобождения Руси от навалы Золотой орды сменилась и религия. На смену русскому православию пришло православие Москвы, обладающее большим количеством недостатков. Стригольники в связи с этим стремились вернуть простоту русской религии.

suharewa.ru

Стригольники. Очерки по истории Русской Церкви. Том 1

Половина XIV века снова дала обильный материал для сектантской агитации против корыстолюбия архиерейской власти. B правление митр. Алексия (1353-1379 гг.) разгорелся шумный спор по поводу возведения в сан митрополита в Литовской Руси Романа, а за ним неожиданное прохождение на Московскую кафедру митр. Киприана, при негодовании московских князей на продажность цареградской патриархии. Все это было благодарным материалом для притаившегося и тлевшего под покровом монастырей богомильского отрицания церковной иерархии. Открытое обвинение вел. кн. московским Дмитрием Ивановичем в продажности греков подливало масла в огонь критики архиерейских нравов в среде низшего духовенства. Не лишено симптоматичности хронологическое совпадение открытия как бы новой антиерархической секты в Новгороде, отмеченное в летописи под 1375 г. Здесь власти церковные и гражданские казнят путем утопления в Волхове «трех развратников христианской веры». Им прилеплен ярлык «стригольники». Двое из них названы по имени: диакон Никита и Карп — стригольник. По свидетельству жития новгородского архиеп. Моисея, еретики завелись в Новгороде еще лет за двадцать до этой смертной казни, когда архиепископствовал там Моисей (1352-58 г.), который тогда боролся с еретиками. Значит, эта борьба архиеп. Моисея происходила в те же годы, как и «снем» на Москве 1353 г. «про причет церковный». О том же свидетельствует и вышеупомянутая «Власфимия», документ того же времени. Отлучение от церкви и смертная казнь вождей секты не помешали секте жить и расширяться. Гнездо ее было, по-видимому, в Пскове. Иосиф Волоколамский называет Карпа-стригольника псковичем. Митр. Фотий, пишущий послания против секты, характеризует ее, как секту в Пскове. Соблазнительные скандалы на русской митрополии по смерти митр. Алексия, доказывавшие наличность симонии в высших сферах церковного управления, давали секте основание подымать голову. B 1383 г. архиеп. суздальский Дионисий, будучи в Царьграде, по просьбе новгородского архиеп. Алексия, выхлопотал от патриарха вселенского две увещательных грамоты против еретиков, обращенные ко всему населению Пскова и Новгорода. Видимо, секта была довольно популярна и заразительна. А греки, получавшие значительные доходы от русской церкви, были прямо заинтересованы, чтобы право ставленнических и вообще церковных пошлин не опорочивалось.

Когда в 1386 г., по делам своей ново основанной Пермской епископии, прибыл в Новгород из Великого Устюга Святитель Стефан, его, как человека начитанного и знавшего по-гречески, архиеп. новгородский попросил взяться за перо и написать полемический трактат против сектантов. Св. Стефан исполнил поручение, назвав свое сочинение «Мерило Праведное». С этого времени до правления митр. Фотия (1408-1431 г.) новых сведений о секте не имеем. Но то, что митр. Фотий очень был ею обеспокоен и принимал против нее ряд мер, показывает, что секта была живуча и чем-то привлекательна.

Еретическое зерно ее не поддается прямому уяснению. На первый план выступают просто нападки практического характера на церковные грехи. Логика еретиков развивается типично по линии придирчивой критики внешних порядков в церкви, именно: симонии. Уже из этого факта делаются безудержные радикальные выводы. Раз симония установлена, то вся иерархия, по букве канонов, потеряла свою благодатность, перестала быть действительной. Отсюда смелый вывод: христиане вынуждены жить без иерархии, т. е., как наши позднейшие раскольники, стать беспоповцами. Безжалостная диалектика продолжалась. Отвергался ряд церковных догматов, стоящих на пути такой без иерархической свободы. Об этом сектанты не только проповедовали, но и писали. Святитель Стефан говорит о Карпе, что он «списал писание книжное на помощь ереси своей». Оно погибло для нас, и мы о содержании ереси узнаем из «Мерила Праведного» и из посланий патриарха Нила. Стригольники обвиняли «весь вселенский собор — патриархов, митрополитов, епископов, игуменов, попов и весь священный чин» за то, что «не по достоянию поставляются, ибо духопродавчествуют». Необходимо отделиться от церкви, чтобы не оскверниться об архиереев и попов-еретиков. После такого решительного вывода, для оправдания своего права на церковную революцию, начинается беспощадное обличительство иерархии с точки зрения высшего евангельского идеала. Это обычная судьба всякого рода раскольников и еретиков: видеть сучек в глазе брата и не замечать у себя бревна. Стригольники отрицали реальность священнодействий иерархии потому, что не видели в ней евангельской нестяжательности: «недостойны их службы, яко не нестяжаша, но имения взимают у хрестьян, подаваемое им приношение за живыя и за мертвыя». «Сии учители пьяницы суть, едят и пьют с пьяницами и взимают от них злато и сребро и порты от живых и от мертвых». Обычная диалектика сектантов: сначала подкоп под самый принцип иерархической власти, а затем крайне ригористическое требование святости от служителей церкви. Надо признать, что идейный полемический аппарат вручен был недалеким в науке стригольникам темпераментными писаниями тверского монаха Акиндина. Он не только утверждал факт узаконенной симонии в церкви, но с большой начитанностью собрал цитаты из канонической литературы о роковых последствиях симонии. Последствия симонии, по Акиндину, радикальны. И поместные и вселенские соборы и ставящих и поставляемых симониан «везде прокляша и отвергоша, ставя бо и взимая ставленное, то уже извержен, а поставленный от изверженнаго никоеяже имать пользы от поставленя. И приобщаяйся пречистых Таин от него, ведая (т. е. зная, какого он поставления), с ним осудится…» «Возмет хотя и мало что от поставления, то уже епископ не епископ, и приобщаяйся от него с ним осудится». Такие епископы уже еретики, последователи Симона Волхва, проклятые и отверженные, и с ними нужно разорвать. В Тактиконе Никона Черногорца утверждалось на основании слов Афанасия Великого: «Аще епископ или пресвитер, сущии очи церковныи, неподобно живут и соблазняют люди, подобает изврещи их, уне есть им без них собиратися во храм молитвенный, неже с ними воврещися, яко с Анною и Каиафою, в геенну огненную». Так получает вид канонической доказанности отвержение иерархии и дерзание спасаться вне церкви и священства.

Началось смелое творчество. Возникает вопрос; чисто ли оно оригинальное, имеет ли что-нибудь от тайного богомильского предания, или в нем можно усмотреть какое-то внешнее еретическое влияние, какую-то новую пропаганду западного происхождения? Наука до сих пор еще не нашла на эти вопросы удовлетворительного ответа. Из полемики св. Стефана Пермского узнаем несколько черт еретического богословия и практики. Как еретики, отвергая иерархию, думали об обычных для мирянина таинствах: крещении, браке, покаянии, причащении? Исповедываться они советовали матери-сырой земле. В этом изобретении сквозит дьячковское начетчичество в богослужебных книгах. В тексте древнерусских молитв на Троицкой вечерне, напр., читаем: «И тебе, земля-мати согрешил есми душою и телом». По-видимому, о замене других таинств стригольники еще ничего не придумали. Св. Стефан иначе наверное обрушился бы на них. Он обличает еретиков только в следующих видах беспоповщины. По словам Стефана, еретики запрещали церковные молитвы и поминания умерших: «недостоит, говорили они, над мертвыми пети, ни поминати, ни службы творити, ни приноса приносити к церкви, ни пиров творити, ни милостыни давати». Видимо, еретики физически не могли осуществить своего максимализма, т. е. вырвать покойника у церкви для бесцерковного погребения, и могли надеяться только на запрет добровольных поминальных молений. В таком же порядке пассивного укрывательства от церковных таинств они надеялись реализовать свою доктрину: по возможности избегать крещения, говения и браковенчания в церкви, или делать это по тайному богомильскому преданию наружно и обманно, почитая такой обман вынужденным гонением со стороны церкви.

Полемические возражения еретикам, выдвинутые как в грамотах патр. Нила, так и у Стефана Пермского, были для еретиков неубедительны, ибо и тот и другой не отрицали факта «каких-то» узаконенных пошлин. Факт был налицо, и еретики предпочитали свое собственное его истолкование. Формулировка патриарха звучала так: «рукополагающих за деньги, как продающих непродаваемую благодать Всесвятого Духа, мы полагаем в один ряд с Симоном и Македонием и прочими духоборцами…. Но, если рукополагаемые сами от себя, никем не будучи понуждаемы, часто делают благословные расходы на свечи, на церковное вино, на обеды и на подобные издержки, то эти траты не могут ставиться ни в какую укоризну, потому что самое рукоположение бывает даром. Ибо иное дело взять за рукоположение и иное — издержки на необходимые траты», Для сектантов, достаточно вчитавшихся в каноническую литературу (Номоканон, Пандекты и пр.), такая аргументация до крайности слаба. Напр., 90-ое правило св. Василия Великого особенно осуждает тех, кто творит неправое дело под благовидным прикрытием добра. И другие авторитеты предупреждают против ухищренных и лукавых перетолкований церковных правил. Св. Стефан пробует иным методом сбить с позиции еретиков. Он не отрицает факта всеобщности обычая ставленных пошлин. Но диалектически хочет обескуражить еретиков доведением их мысли до абсурда. Он спрашивает стригольников: «если ставленная пошлина есть по-вашему симония, а все священники ее платят, то значит на всей земле уже нет ни одного истинного священника? Где же их взять? Ведь не придет во второй раз Христос на землю и не сойдет ангел для посвящения кого-либо заново?» Еретики на это могли бы сказать: «ну да, это самое мы и утверждаем: священство истреблено».

Сектантская критика идет обычно по линии ригористической придирчивости к слабостям среднего христианского быта и предъявляет недосягаемый идеал святости апостольских времен. Эту моральную напряженность первых дней сектантства и замечает Стефан Пермский. Он только старается обесценить эти плюсы привлекающего массу морализма: «Таковы же беша еретицы: — постницы, молебницы, книжницы, лицемерницы, пред людьми чисти творящеся. Аще бо не чисто житие их видели люди, то кто бы веровал ереси их». Tа же строгая требовательность стригольников была причиной и их неширокой распространенности. Но живучесть секты и упорство ее меньшинства достойны удивления. Целое пол столетие после первой казни секта упорно держится в псковской области и продолжает озабочивать московских митрополитов. Особенно наличность сектантства беспокоила чувствительного и пламенного митрополита — грека Фотия (1408-1431 г.). Около 1416 г. он узнал, что некоторые монахи в псковских монастырях почему-то уклонялись от исповеди и причащения. Очевидно, из докладов духовенства митрополит видел, что это не простая небрежность, а предумышленное сопротивление церкви, параллельное явному сектантству-стригольничеству. Митр. Фотий пишет наставительное послание к псковским властям, священству и всем православным людям, возлагая на них долг — возвращать сектантов на правый путь, а в случае упорства «отженуть» их от церкви. Это «отженутие» Фотий разумел и в каноническом и в гражданском смысле. Ссылаясь на каноны, митрополит приглашает упорствующих возмутителей мира церковного предавать «мирским властелем» для тюремного заточения. Вероятно, какая-то часть была арестована и заточена, а другие разбежались. Прошло 11 лет, и митр. Фотий в 1427 г. пишет второе послание, рисует прежнюю картину и предлагает те же меры. Псковичи опять проделали и аресты, и заключения, и телесные наказания, и доносили митрополиту, что и скрывавшиеся еретики и вновь захваченные проявляют удивительное упорство и нераскаянность: «на небо взирающе, тамо Отца себе нарицают». Очевидно, по-прежнему беспоповствуют и даже в какой-то мере противятся и государству. В том же году Фотий пишет третье послание. В нем благословляет и «внешние казни», но только не смертную казнь. Но все меры оказываются довольно безуспешными. Через два года митрополит пишет четвертое послание. B нем подтверждает обращение к гражданским казням, но никоим образом не к смертной казни. Это характерно для восточной богословской мысли и практики. «Но инако», т. е. исключая смертную казнь, говорит м. Фотий, «всяко и заточеньями приводити их в познание». После 1429 г. не находим в памятниках упоминания о стригольниках, как об особом сектантском обществе. В 30-50 годах XV века русская иерархия и русское общество были поглощены драматическим переживанием Флорентийской унии. Но вот в 60-х гг. первый же после митр. Ионы dе fасtо автокефальный митр. Феодосий терпит служебный крах из-за мер строгости, которые он применил к массе духовенства. В чем дело? Мы можем без большого риска предполагать, это этот ригоризм объяснялся особой тревогой главы русской церкви за престиж православия. Только что русские литературные перья воспели победный гимн Москве — ІІІ-му Риму. А из сектантского подполья по-прежнему раздавалось шипение о язве симонии и падении церкви. Надо было героически почистить нравы: и покарать случаи обычной взяточной «симонии», и двоеженства и соблазнительной нетрезвости в духовенстве. Устранение ригористичного митр. Феодосия возвращало церковный быт к будничным интересам русского благочестия, которое любовно влеклось к вопросам обрядовым. В 70-х годах при митр. Геронтии мы видим шумный эпизод обрядового спора о посолонном хождении. Но подспудно живет не только в чистом сектантстве, но и среди церковных книжных людей некая тревога, питаемая сектантскими низами, а именно — внутренняя критика нравов церковных. Под 1481 годом в летописи, так называемой Типографской, читаем необычную приписку. Сообщая о поставлении митр. Геронтием трех епископов: — Иоасафа Ростовского, Герасима Коломенского и Симеона Рязанского, летописец элегически от себя прибавляет: «Увы, увы, погибе благоверный от земли, грех ради наших, по Давиду: спаси мя Господи, яко оскуде преподобный, яко умалишася истины от сынов человеческих, суетная глагола кождо ко искреннему своему». Голубинский поэтому замечает: «Этот загадочный плач может быть понимаем двояко: или, что в епископы были поставлены люди недостойные, или что они достигли епископства путями недостойными». Тут чувствуется эхо неумирающей стригольнической критики церкви и беспокойства в самой церковной среде.

Поделитесь на страничке

Следующая глава >

religion.wikireading.ru

Кириллица | Стригольники: «протестанты» Средневековой Руси

В XIV столетии на Руси возникло движение стригольников, основным мотивом которого была борьба с злоупотреблениями в Церкви. Выступая против безнравственности духовенства, стригольники предвосхитили Реформацию, которая охватит Европу двумя столетиями позже.

«Продажные греки»

Среди русского православного духовенства уже с XIII века начались раздоры. Среди рядовых священнослужителей находилось много недовольных злоупотреблениями в Церкви. Главным грехом они считали симонию – покупку или продажу церковных должностей. Чтобы ограничить симонию, Владимирский собор в 1274 году установил фиксированную цену – так называемую ставленую пошлину, которая выплачивалась за рукоположение в диаконы и священники — однако сама симония отменена не была.

В 1311 году на Переславском соборе большая группа русского духовенства и мирян во главе с епископом Тверским Андреем выдвинула обвинения против Киевского митрополита Петра в поощрении симонии, одновременно обратившись с жалобой к Константинопольскому Патриарху. Инициатором обличения высшего духовенства стал новгородский протоиерей Вавила.

Вот как эти события описывал историк XVIII века Василий Татищев: «В тот же год явился в Новгороде еретик Вавила, протопоп новгородский, к нему же пристали многие от причта церковного и мирян, и епископ тверской Андрей помогал им, говоря, «вот как рай на земли погиб», и святой ангельский монашеский чин ругали безбожные и учением бесовским именовали. И многие, от иноков выйдя, женились».

Позднее архиерейские нравы открыто обличали и светские лица, в частности, великий князь Дмитрий Иванович (Донской), называя архиереев «продажными греками». Все это оказывало влияние на низшие слои духовенства, в среде которого зрел раскол.

На волне антицерковных настроений и возникает движение стригольников, первые упоминания о котором относятся к середине XIV века. Свою проповедническую деятельность стригольники развернули в Новгороде во времена архиепископства Моисея (1352-1358 гг.), который всеми средствами боролся с опасными еретиками.

Иосиф Волоцкий, святой Русской Церкви, в книге «Просветитель» писал, что стригольники впервые появились в Пскове: «Так, был некий человек, исполненный гнусных и скверных дел, по имени Карп, по ремеслу стригольник, живший во Пскове. Он, окаянный, стал родоначальником скверной и мерзкой ереси».

Парикмахеры-еретики

Исследователи выдвигают несколько версий о происхождении термина «стригольник». Есть гипотеза, что название связано с особой стрижкой, которую носили стригольники, возможно, наподобие католической тонзуры. Другие предполагают, что некоторые стригольники занимались стрижкой овец.

Наиболее авторитетным считается мнение профессора истории Евгения Голубинского, который установил, что стригольник — это, по сути цирюльник, однако в отличие от обычных парикмахеров он занимался исключительно стрижкой волос на голове, так как бритье бороды на Руси вплоть до Петра Iбыло под строжайшим запретом.

Впрочем, нельзя сбрасывать со счетов и другие гипотезы. По одной из них слово «стригольник» отражает еврейские понятия «делать тайным», «скрывать» и «открывать», «быть изгнанным». Еще одна версия связывает это слово с постригом в причетники или по церковной терминологиии «стрижники» — низший духовный сан. Академик Борис Рыбаков утверждает, что духовный лидер стригольников Карп после отлучения от Церкви был расстрижен, превратившись в расстригу, то есть в стригольника.

Репрессии

В «Лицевом своде» эпохи Ивана Грозного есть любопытная миниатюра, посвященная событиям 1375 года, где изображена группа людей, которая с моста сбрасывает двух человек со связанными руками. Еще немного — и в бурных водах Волхова будут барахтаться уже пятеро приговоренных. Так древний художник запечатлел казнь стригольников. «Тогда стриголников побита: дьякона Микиту, дьякона Карпа и трие его человека. И свергоша их с моста», – свидетельствует летопись.

Па мнению Бориса Рыбакова, вопрос о казни «развратников веры христианской» никоим образом не мог быть решен без санкции главы новгородской Церкви архиепископа. С 1359-го по 1388 годы архиепископом Новгорода был выбранный из ключарей Софийского собора владыка Алексей.

Примечательно, что, утопив еретиков в Волхове, новгородцы буквально исполнили слова Евангелия: «Аще кто соблазнить единого от малых сих, лучше ему, да обвесится камнем жернова на выи его и потоплен будет в море».

Однако казнь главных стригольников не уничтожила само движение. У него остались последователи не только в Новгороде, но и в Пскове, Твери, Москве. Многие помнили Карпа как хорошего знатока и толкователя Евангелие не в пример другим священникам. Его проповеди на площадях и росстанях дорог находили у народа благодарный отклик. Смерть Карпа только подстегнула стригольников на борьбу с продажными архиереями.

Учение

По мнению исследователей, еретическое зерно учения стригольников не поддается прямому выявлению. Их логика – это придирчивая критика внешних церковных порядков, в первую очередь, симонии. Раз симония установлена в том числе церковным Собором, значит, по мнению стригольников, вся иерархия лишается своей благодати.

Стригольники обвиняли весь «священный чин», что «не по достоянию поставляются, ибо духопродавчествуют». Чтобы не оскверниться от попов-еретиков, единственный выход – отделиться от Церкви. Подобная религиозная революция оправдывалась стригольниками с точки зрения высшего евангельского идеала.

Карп учил, если священник не подготовлен, то руководство паствой можно поручить образованным и нравственным мирянам. А таких людей в Пскове или Новгороде, судя по многочисленным находкам берестяных грамот, было немало.

Диалектика стригольников опиралась на писания тверского монаха Акиндина, который темпераментно доказывал факт узаконенной симонии и многочисленными цитатами из канонической литературы предостерегал Церковь от роковых последствий.

Епископ Стефан Пермский, осуждая стригольников, сообщает, что они не имели в своей среде ни епископов, ни священников, никогда не причащались и не совершали евхаристию, а поэтому у них не было права учительствовать.

Строгая требовательность стригольников к нравственному состоянию верующего была главной причиной их неширокой распространенности. Тем не менее живучесть этой секты достойна восхищения. Более половины столетия после казни своих лидеров движение упорно держалось в псковской земле, продолжая досаждать московским митрополитам.

Последнее явление

После сообщения об утоплении Карпа стригольники надолго пропадают из летописей. Только в 1416 году Киевский митрополит Фотий в послании к псковским властям упомянул стригольников, призывая псковичей бороться с сектантами, уверять, наставлять на истинный путь, а в случае упорства повелевал «отженуть» их от православной веры.

Священников и диаконов, которые поддались прелести еретического учения, Фотий предлагал отдавать гражданским властям, с тем, чтобы грешник «от мирския власти уцеломудрен будет», а непокорившихся он повелевал «продати смерти их казнию». Однако позднее Фотий, понимая, что крайние меры оказываются безуспешными, призывает исключить смертную казнь, а «всяко и заточеньями приводити их в познание».

После 1429 стригольники не упоминаются ни в летописях, ни в церковных документах. В 30-50-х годах XV века церковная иерархия и русское общество больше заняты обсуждением драматических событий Флорентийской унии, которая напрямую влияла на судьбы православия.

Только в конце XV века в «Просветителе» Иосифа Волоцкого говорится, что «ересь удалось уничтожить лишь тогда, когда посадники, по совету благочестивых князей и святителей, и иных именитых христиан велели схватить стригольников и не оставили ни одного, но всех заточили в темницу до самой смерти их».

Современный взгляд

Некоторые исследователи считают, что стригольникам было не чуждо дуалистическое мировоззрение, что сближает их с антиклерикальным движением богомилов в средневековой Европе. Однако в отличие от последних стригольники не разработали целостной системы эсхатологических и космогонических представлений.

Авторитетный византинист академик Федор Успенский пишет, что «подобно богомилам стригольники отрицали институты Церкви и считали церковное сословие излишним. Они не признавали причастия, в котором не находили ничего святого, отвергали культ икон, считали излишним посещать церкви, так как там обитала злая сила, — утверждение вполне в духе их дуалистических представлений».

Историк Евгений Голубинский высказывается исключительно в пользу русского генезиса стригольников, а основным мотивом русских протестантов видит исключительно борьбу с симонией. Именно это злоупотребление церковников было главным возбудителем полемики против архиереев и митрополитов.

Автор книги «Русское богоискательство» профессор богословии Марина Каретникова пишет, что после обретения Русью независимости от Золотой Орды на смену «книжному», «евангельскому» православию времен Киевской Руси пришло православие Руси Московской, полное обрядовости. Стригольники выступили против установившегося на Руси «обрядоверия» и призывали вернуться к простоте первохристианства. По мнению Каретниковой, движение стригольников в своих поисках высшего духовного смысла почти на два столетия предвосхитило европейскую Реформацию.

Читайте также:

cyrillitsa.ru

Русские религиозные реформаторы XIV-XVI веков. Стригольники / Интернет-газета «Мирт»

Реформация, как известно, это – возвращение к первоначальному образу того, что подверглось деформации по каким-то причинам. Христианская реформация всегда имела своим стремлением восстановить изначальный образ отдельного человека, общины, всей церкви, показанный Творцом в Своем вечном и неизменном Слове – в Библии.

Реформация церкви – это вечный процесс, потому что любая церковь имеет тенденцию и реальную опасность закоснеть в неких устоявшихся религиозных формах, и поэтому реформация всегда сталкивается с контрреформацией, это всегда борьба, конфликт, столкновение интересов.

История – это учительница жизни, и для успешного движения вперед необходимо ее знать и извлекать драгоценные уроки. Если мы видим, что похожее уже было пройдено теми, кто был раньше нас, – становится увереннее и легче идти. И сокровищница истории русского христианства содержит много ценнейшего опыта, этот опыт не должен «кануть в лету».

 История русских христианских реформационных движений XIV-XVI веков, известных в истории под названиями «стригольники» и «жидовствующие», является для многих проблематичным вопросом. Главная проблема здесь состоит в том, что все существующие исторические исследования по этой теме представляют собой пересказы средневековых источников. Ими являются, в основном, полемические сочинения против этих движений или их лидеров, обвинительные судебные записи. Понятно, что в этих документах содержится только критика. Сохранились лишь немногие тексты, вышедшие непосредственно из-под пера древних русских религиозных вольнодумцев.

В связи с этим имеются различные мнения по поводу значимости этих движений в российской истории. Такое положение усугубляется тяжелыми обвинениями, выдвинутыми в те давние времена против них. Я заметил, что само наименование движения «жидовствующие» и сегодня вызывает резкое неприятие у большинства наших соотечественников, включая протестантов, что же говорить о современниках самих «жидовствующих» XV века?

Между тем, обвинение в уклонении части русских православных в XV веке в иудаизм («жидовство») не выдерживает серьезной критики и является, возможно, не более чем удачным пропагандистским трюком. Таким же по своей сути, как и заложенное пропагандой советского времени в массовое народное сознание представление, например, о баптистах как изуверах или агентах западных спецслужб.

Так обвинительный аспект при упоминании об этих движениях преобладает у Карамзина Н.М. в его знаменитой «Истории государства российского», – такой же критичный подход и у современных православных авторов.

Современные протестантские исследователи уделяют больше внимания русским религиозным реформационных движениям более поздних, конфессиональных периодов, в основном их интересует XVIII-XIX века. Чем-то новым в этом отношении стал недавний видео проект «Богоискание славянских народов» Шевченко А. и просветительский проект «Русское богоискательство» Каретниковой М.С., которые захватывают период XIV-XVI веков. Они представляют попытку «реабилитации» ранних русских религиозных реформаторов, но не содержат критического анализа этих движений.

Интересный, чисто исследовательский и независимый от религиозных предубеждений подход можно найти у историков советского периода и у современных светских историков. Что можно добавить к этому, кроме дальнейшей кропотливой работы по освещению этой захватывающе интересной темы? Ведь эта историческая глубина дает дополнительное обоснование нашему взгляду на традиционность протестантизма в современной России.

 

 Итак, вперед! Заглянем в российскую средневековую жизнь. Это, прежде всего, господин Великий Новгород. Новгород приобрел значение первого из городов на Руси после падения Киева от нашествия татаро-монголов в 1240 году. Это был особенный и уникальный из всех городов древней Руси. Ни один из русских городов тех лет не имел такого уровня бытовой грамотности населения и такой формы власти как Новгород. Город имел богатейшую по тем временам библиотеку, а князь был избираем на народном вече. Это был богатый и «вольнодумный» город .

Великий Новгород не подвергся разорению во время нашествия татар благодаря мудрой политике этих избираемых народом князей, но был зависим от них и платил завоевателям дань. И именно здесь появляется религиозное движение, которое многие историки относят к первому документально зафиксированному реформационному евангельскому движению на Руси. Так историк С. Санников однозначно называет движение «стригольников» первым русским ранним протестантским движением.

Каковы причины его появления? Появление «стригольников» было предопределено несколькими факторами и исторически подготавливалось постепенно. К XIV веку в Русской православной церкви по примеру греческой, кроме всего прочего, установился обычай брать плату и за совершение таинства возведения в сан или в священство. И совесть многих русских людей еще в XIII веке стала такими порядками возмущаться, и известны и неудавшиеся попытки внутренней реформации церкви в связи с этим.

Так историки отмечают, что еще в начале XIII века монах Авраамий Смоленский резко обличал церковные порядки, считая этот обычай грехом симонии, за что был отлучен духовенством Смоленска и лишен права проповеди. Тверской епископ Андрей и монах этой епархии Акиндин также активно выступали против этого обычая.

На Владимирском соборе 1274 года митрополит Кирилл принял меры против набравших размах злоупотреблений, но не отменил самого обычая. Плата за поставление продолжала взиматься, но и противники ее не переводились.

Во время татаро-монгольского нашествия монастыри и духовенство на Руси получили огромные дополнительные привилегии. В монастыри люди шли толпами, а князья подчас меняли свои княжеские одежды на рясы монахов. Причина была проста – закон Золотой орды, так называемая «яса», составленный Чингисханом, запрещал брать дань с монастырей и облагать налогом церковных служителей.

Такая либеральная религиозная политика завоевателей привела к возвышению митрополитов и епископов, которым татары даже выдавали особые охранные грамоты. Поэтому церковь того периода не только не противилась завоевателям, но усердно молилась за ханов Золотой орды, что завоевателями очень ценилось.

Связь церкви и орды была взаимовыгодной, и теперь церковные должности продавались, как и княжеские места, непосредственно в орде за большие деньги. Это была норма жизни того времени.

Внутри же православия, особенно в монашеской среде, все более зрело недовольство таким положением вещей. Данные факторы спровоцировали сначала реформационные настроения, а затем и появление соответствующих духовных течений внутри Русской православной церкви, уже затем переросших в независимые от православия движения. Эти течения к XIII-XIV веку и проявились в возникновении движения «стригольников», или, как его потом назовут обвинители, «ереси стригольников».

 Движение носило название «стригольники», и причина такого названия нам точно неизвестна, есть только несколько версий. Возможно, основатели движения имели отношение к профессии стригольников. По версии Карамзина Н.М., название связано с тем, что основатель движения имел фамилию (или прозвище) – Стригольник.

Нам известно, что во главе стригольников стояли низшие духовные чины, православные дьяконы – Карп и Никита, а также несколько лиц без духовного сана, простых людей, имена которых не дошли до нас. Эти люди произносили речи в людных местах по всему городу, и эти речи-проповеди выражали настроения, царившие в умах новгородцев.

Многие новгородцы имели возможность сами читать Священные Писания, и у них неизбежно рождались «недоуменные» вопросы. Например, имеет ли служение человека в духовном сане благодатную духовную силу и власть, если этот сан человек приобрел за деньги?

Стригольники радикально провозглашали новозаветные принципы морали и нравственности, эти принципы они черпали из размышлений над текстами Нового Завета. Факт торговли, где не должно и чем не должно, был виден «невооруженным» глазом и явно противоречил Новому Завету.

Для них также важнейшим вопросом был вопрос о качестве духовной жизни: как ты живешь, так ты и веришь. Все эти вопросы и поднимали стригольники на своих собраниях, и это было началом развития движения.

Карп, как пишет Карамзин, утверждал, «…что иереи российские, будучи поставляемы за деньги, суть хищники этого важного сана и что истинные христиане должны от них удаляться…» Когда-то Сам Иисус, взяв в руки бич, занялся очищением храма иерусалимского. Я нахожу, что начало движения стригольников в Новгородской республике было ответом Божьим на нарушения порядка и образца для церкви, представленного в Новом Завете.

 Свои собрания стригольники проводили по домам или под открытым небом у поставляемых ими самими так называемых покаянных крестов. Не менее трех из таких стригольнических молельных крестов, по словам историка Рыбакова Б.А., сохранились как исторические раритеты до наших дней.

Стригольники отвергали таинство покаяния как обряд, покаяние они однозначно трактовали как перемену образа жизни: отказ творить грех и приложение усилия исполнять заповеди. Этот взгляд на покаяние в учении представляется мне очень важным, это был чисто евангельский акцент в учении стригольников. Это была их главная тема, этот же вопрос перешел по наследству и к их последователям, и уже потом он «тянул» за собой другие вопросы в их учении.

Богослужение стригольников было, по-видимому, по-евангельски просто и несложно. На богослужениях стригольников звучали проповеди, соединенные с молитвами и призывами к покаянию. Так многие новгородцы начинали находить утешение и силу для святой жизни через личное общение с Богом и через познание Евангелия.

На таких собраниях постепенно происходило формирование групп и общин, ведущих жизнь уже независимую от официальной церковной организации. Самоорганизованные народные общины были не новостью для православия. Так зачастую ранее возникали и монашеские общины. Можно назвать общины стригольников в некотором роде монашествующими в миру, ведь даже враги признавали стригольников как «постников и молитвенников» и как людей «книжных и учительных», то есть ведущих высоконравственный и духовный образ жизни. Но в данном случае, в отличие от монашества, было налицо желание организовать свою духовную жизнь по-новому, уже отлично и независимо от официально заведенного порядка и учения.

 Поражает дерзновение и смелость, с которой начиналось и формировалось это движение. Это дерзновение, конечно, давал им Господь, но такая безбоязненность и открытость на начальном этапе движения была возможна, видимо, и по причине устоявшейся многовековой традиции народной демократии в Новгороде. Через короткое время движение набрало силу, и, как пишет М.К.Любавский: «Ничто не ново под луною: и в XIV веке мы уже имели своих доморощенных евангелических христиан».

 Делая в своем учении акцент на новозаветных идеалах добра и справедливости, стригольники подчеркивали, в отличие от православия, человеческую сущность Христа, то, что Бог дал Своего Сына людям как Сына Человеческого, чтобы решить земные проблемы и в частности справедливого обустройства церкви и общества. Можно сказать, что их учение было радикальной попыткой «очеловечить» Христа, «приблизить» Его к решению земных проблем, в противовес православной трансцендентности Христа, и одновременно попыткой радикально «обожить» человека, в продолжение православного тэосиса.

Здесь, однако, необходимо отметить, что, возможно, некоторые из стригольников в связи с этой проблематикой «завалились» на обочину в богословском плане — в идеи антитринитаризма. Во всяком случае, такие обвинения были, возможно, не беспочвенны.

При этом стригольники, по утверждению М.К.Любавского, в определенный момент развития разбились на два толка: на умеренный и радикальный. Именно стригольники радикального толка «отрицали все внешнее в христианстве… полагая, что достаточно молиться Отцу небесному…»

Нужно отметить, что антитринитарии были и в раннем европейском реформационном движении, которое в этот период только начинало зарождаться. Но эти идеи там не получили широкого распространения и были впоследствии жестко подавляемы внутри самого движения, достаточно вспомнить Сервета в Женеве времен Кальвина.

Этого, видимо, нельзя сказать о раннем реформационном движении в Новгороде и Пскове, которое само в дальнейшем и в целом было жестко преследуемо. В западном реформационном движении, по определению некоторых богословов, существовала «магистральная» и «радикальная» реформация. Радикалов иногда заносило на обочины, в ереси. Но можно предположить, что при условии дальнейшего относительно мирного развития «радикалы» могли достаточно быстро вернуться на более умеренные позиции.

 Однако такое религиозное вольнодумство недолго оставалось без противодействия. В 1375 году из Константинополя прибыл посланник от патриарха Нила с грамотой против еретиков-стригольников, а в летописях новгородских зафиксирована расправа над ними уже в следующем году. Казнь стригольников совершена была в реке Волхов: их топили, сбрасывая с моста.

Скорее всего, официально стригольников обвинили в отречении от Христа, так как только в этом случае греческое каноническое право предусматривало смертную казнь по религиозным мотивам, в случае ереси смертная казнь не допускалась. Хотя, возможно, они были казнены и посредством внесудебной расправы.

По версии Карамзина: «…народ, озлобленный их нескромными, дерзкими речами, утопил в Волхове трех главных виновников раскола, Карпа и Никиту-дьякона с товарищем. Сия излишняя строгость, как обыкновенно бывает, не уменьшила, а втайне умножила число еретиков: архиепископ Новгородский писал о том патриарху Нилу, который уполномочил Дионисия искоренить зло средствами благоразумного убеждения. Дионисий отправился в Новгород, в Псков, где стригольники также имели своих учеников, доказывал им, что плата, взимаемая по закону, не есть лихоимство…»

Некоторым из стригольников тогда удалось бежать в Галицию. Однако, после казней и расправ, как было отмечено у Карамзина, движение не только не исчезло, но стало усиливаться. Летописи, упоминая о конце движения стригольников в 1375-76 годах, говорят также, что это движение возникло снова, но уже через 50лет! Причем движение набрало силу уже не только в Новгороде, но и в Пскове.

Скорее всего, это не было вновь возникшее стригольничество, а лишь возрождение предыдущего движения через ушедших в подполье последователей новгородских дьяконов Карпа и Никиты. Эта вторая волна движения стригольников, датируемая 1425 годом, была намного мощнее и многочисленнее, чем первая, но также была жестоко подавлена. В Новгороде этих «неостригольников» тогда также казнили через утопление в реке Волхов. Летописи говорят, что «река не могла нести воды свои» от количества убиенных в один день стригольников.

 Религиозные преследования и до сего дня имеют место быть, они являются причиной даже террористических актов. Но религиозная нетерпимость, как мы видим, стара как род людской. Уже первый конфликт – между Каином и Авелем, — описанный в Книге Бытие, возник на почве разногласий по поводу того, как нужно поклоняться Богу.

Людям с близкими в основе взглядами, как ни странно, договориться порой сложнее, чем людям религиозно далеким друг от друга. Каждому, кажется, что именно он обладает истиной в последней инстанции, тогда как другие христиане, пусть и искренно, но заблуждаются. А проповедовать в мире и любви заблуждающимся значительно труднее, чем клеймить, сыпать проклятиями, обвинять и предавать анафеме. «Священный гнев» более доступен падшей человеческой натуре, чем любовь и взаимное принятие, или, говоря современным языком, толерантность.

 Историк Любавский М.К. упоминает, что впоследствии «часть стригольников составила контингент для последующей секты жидовствующих». Действительно, вновь о стригольниках встречается упоминание уже в XV веке в связи с движением, получившим в обвинительных вердиктах название «жидовствующие». Тогда на одном из судебных заседаний назовут «стригольником проклятым» одного из главных обвиняемых. Рассказ о движении так называемых «жидовствующих» мы продолжим в следующей публикации.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Просмотреть все статьи автора

gazeta.mirt.ru

Стригольники Википедия

Стриго́льничество (стриго́льники, стриго́льниковы учениќи) — религиозное движение XIV века, возникшее в Пскове и затем распространившееся на Новгород; одно из самых известных, наряду с жидовствующими, религиозных движений в средневековой Руси. Рассматривается православными церковными историками как раскол в Русской церкви. Стригольники отвергали церковную иерархию, выражали недовольство практикой «поставления пастырей на мзде» (то есть продаже церковных должностей).

Стригольники объединялись в особые группы, во главе которых стояли наставники, и создавали собственные общины^[1]. Основными идеологами стригольников считались Карп и Никита.

Предыстория стригольников[ | ]

В среде самого православного духовенства уже в XIII веке появились недовольные люди, обличавшие злые нравы и обычаи, которые господствовали среди православного священства. Пороком того времени была симония. Чтобы ограничить её, Владимирский собор 1274 года установил фиксированную цену, которую должны были платить те, кого рукополагали в диаконы и священники, — ставленая пошлина. Митрополит Кирилл принял меры против злоупотреблений, но не отменил самого обычая. Он предписал, чтобы во всех епархиях за поставление во священники и дьяконы брали столько же, сколько он брал в митрополии, по 7 гривен за поповство и дьяконство с обоих^[2]. К концу XIII — началу XIV века относится и книга под названием «Власфимия» (греч. βλασφημία — поношение, кощунство), древнерусский компилятивный трактат из 67 глав, бо́льшая часть входящих в него статей объединена темой обличения симонии. Судя по названию, книга составлена каким-то обрусевшим греком. Книга в дальнейшем станет руководством-справочником для борьбы против симонии и учебным пособием для будущих стригольников. В 1311 году большая группа русского духовенства и мирян во главе с епископом Тверским Андреем на соборе восстала против симонии (главным инициатором был новгородский протоиерей Вавила) и выдвинула обвинения против митрополита Петра, предварительно обратившись с жалобой к Константинопольскому патриарху. Патриарх Афанасий прислал специального клирика или чиновника, который должен был решить дело на месте, и с этой целью состоялся собор в Переславле-Залесском^[3]. Об этом сообщает историк Василий Татищев в своей книге, повествуя о соборе в городе Переяславле^[4] в 1311 году:

В тот же год явился в Новгороде еретик Вавила, протопоп новгородский, к нему же пристали многие от причта церковного и мирян, и епископ тверской Андрей помогал им, говоря: «Вот как рай на земли погиб»; и святой ангельский монашеский чин ругали безбожные и учением бесовским именовали. И многие, от иноков выйдя, женились. Преосвященный же митрополит Петр созвал на Переславль собор великий, были тут все епископы, игумены, попы, дьяконы и чернецы, и от патриарха Афанасия клир ученый. И многие прения были, и едва преосвященный Петр, митрополит киевский и всея Руси, от божественного Писания и помощию и заступлением князя Иоанна Даниловича преодолел и проклял того еретика; а сам пошел по градам, поучая право верить, и укротил молву, а смущение диаволово прогнал^[5].

Об этом же событии сообщает Прохор в «житии митрополита Петра»^[6]. Патриарший чиновник решил вопрос в пользу Петра и посчитал, что плата за поставление — умеренная и не противоречит канонам. На соборе не была устранена причина нестроений — симония в виде ставленых пошлин, — по этой причине невозможно было устранить сами нестроения в церковной среде. Епископа Тверского Андрея и его единомышленников ответы и решение клирика патриарха Афанасия не устроили, тогда они отправили в Константинополь монаха Тверского Богородичного монастыря Акиндина, чтобы узнать мнение патриарха. Монах Акиндин прибыл в Константинополь, когда патриархом стал Нифонт I, а патриарх Афанасий I уже умер, не дождавшись решений Переславского собора. Монах Акиндин присутствовал на большом поместном соборе, на котором, кроме патриарха Константинопольского Нифонта I, был ещё патриарх Иерусалимский Афанасий III и 36 митрополитов. Монах Акиндин сам обращался с вопросом о ставленных пошлинах к патриарху и получил ответ, согласный с мнением епископа Андрея^[7]. От патриарха Нифонта было принесено послание к великому князю Михаилу — «Послание Нифонта патриарха Константина град

ru-wiki.ru