воспоминания и мнения – статья – Корпорация Российский учебник (издательство Дрофа – Вентана)
Михаил Юрьевич Лермонтов вспыхнул на поэтическом небосводе России яркой и неповторимой звездой, но, к сожалению, сгорел рано, оставив огненный след в творчестве множества писателей и поэтов. Какие воспоминания о Лермонтове сохранились в письмах и дневниках его современников? Что о творчестве Лермонтова думали Белинский, Достоевский, Брюсов — писатели и публицисты разных эпох и направлений?Наша подборка поможет пролить свет на жизнь и творчество Лермонтова, а также будет полезной при написании сочинений о произведениях Лермонтова, подготовке к урокам, посвященным жизни и наследию поэта.
Виссарион Белинский о Лермонтове: «в нем все дышит самобытною и творческою мыслию»
 Виссарион Белинский, писатель, критик, публицист. |
«Самые первые произведения Лермонтова были ознаменованы печатью какой-то особенности: они не походили ни на что, являвшееся до Пушкина и после Пушкина. Трудно было выразить словом, что в них было особенного, отличавшего их даже от явлений, которые носили на себе отблеск истинного и замечательного таланта. Тут было все — и самобытная, живая мысль, одушевлявшая обаятельно-прекрасную форму, как теплая кровь одушевляет молодой организм и ярким, свежим румянцем проступает на ланитах юной красоты; тут была и какая-то мощь, горделиво владевшая собою и свободно подчинявшая идее своенравные порывы свои. |
Тут была и оригинальность, которая в простоте и естественности открывает собою новые, дотоле невиданные миры и которая есть достояние одних гениев; тут было много чего-то столь индивидуального, столь тесно соединенного с личностью творца, — много такого, что мы не можем иначе охарактеризовать, как назвавши «лермонтовским элементом»… Какой избыток силы, какое разнообразие идей и образов, чувств и картин! Какое сильное слияние энергии и грации, глубины и легкости, возвышенности и простоты!
Читая всякую строку, вышедшую из-под пера Лермонтова, будто слушаешь музыкальные аккорды и в то же время следишь взором за потрясенными струнами, с которых сорваны они рукою невидимою… Тут, кажется, соприсутствуешь духом таинству мысли, рождающейся из ощущения, как рождается бабочка из некрасивой личинки… Тут нет лишнего слова, не только лишней страницы: все на месте, все необходимо, потому что все перечувствовано прежде, чем сказано, все видено прежде, чем положено на картину… Нет ложных чувств, ошибочных образов, натянутого восторга: все свободно, без усилия, то бурным потоком, то светлым ручьем, излилось на бумагу…
Быстрота и разнообразие ощущений покорены единству мысли; волнение и борьба противоположных элементов послушно сливаются в одну гармонию, как разнообразие музыкальных инструментов в оркестре, послушных волшебному жезлу капельмейстера… Но, главное — все это блещет своими, незаимствованными красками, все дышит самобытною и творческою мыслию, все образует новый, дотоле невиданный мир…»
Из статьи «Герой нашего времени» (1841 г.).
Александр Герцен о Лермонтове: «его стихотворения — самая полная его биография»
 Александр Герцен, писатель, публицист, философ. |
«Рядом с Пушкиным стоит другой поэт — его младший современник… Как и большинство русских дворян, он с юных лет служил в гвардии. Стихотворение, написанное им насмерть Пушкина, повлекло за собою ссылку на Кавказ: Лермонтов так глубоко полюбил тот край, что в известном смысле его можно считать певцом Кавказа. Жизнь Лермонтова, хотя он обладал полной материальной независимостью — этим редким для поэтов даром судьбы, — была тем не менее сплошной цепью страданий, о чем достаточно красноречиво говорят его стихотворения. |
Преданный и открытый в дружбе, непоколебимый и бесстрашный в ненависти, он не раз должен был испытать горечь разочарования. Слишком часто отторгали его от друзей истинных, слишком часто предавали его друзья ложные. Выросший в обществе, где невозможно было открыто высказать все, что переполняло его, он был обречен выносить тягчайшую из человеческих пыток — молчать при виде несправедливости и угнетения. С душою, горевшей любовью к прекрасному и свободному, он был вынужден жить в обществе, которое прикрывало свое раболепие и разврат фальшивым блеском показного великолепия. Первая же попытка открыто выразить бурлившее в его душе яростное возмущение — ода на смерть Пушкина — навлекла на него изгнание. Путь активной борьбы для него был закрыт, единственное, чего у него не могли отнять, был его поэтический гений, и теперь, когда душа его переполнялась, он обращался к поэзии, вызывая к жизни полные мучительной боли звуки, патетические мелодии, язвительную сатиру или любовную песнь. Его произведения — это всегда правдивое выражение глубоко пережитого и до конца прочувствованного, всегда внутренняя необходимость, порожденная какой-то особой ситуацией, особым импульсом, что, как заметил Гете, всегда служило отличительным признаком истинной поэзии.
Лермонтов находился под сильнейшим влиянием гения Пушкина, с чьим именем, как мы уже сказали, связано начало его литературной известности. Но Лермонтов никогда не был подражателем Пушкина. В отличие от Пушкина Лермонтов никогда не искал мира с обществом, в котором ему приходилось жить: он смертельно враждовал с ним — вплоть до дня своей гибели. День 14 декабря 1825 г., который завершил собою период относительно мягкого царствования Александра, допускавшего некоторые ростки либерализма, и кровавым террором возвестил становление деспотического режима Николая, стал переломным днем в жизни России, в русской литературе. Пушкин в то время находился в зените славы; Лермонтов только вступал в литературу. <…>
Лермонтов принадлежит к числу поэтов, которых принято называть «субъективными». Его произведения отражают прежде всего его собственный внутренний мир — его радости и печали, его надежды и разочарования. Герои Лермонтова — часть его самого; его стихотворения — самая полная его биография. Все это отнюдь не следует понимать в том смысле, что он был лишен качеств объективного поэта. Ничего подобного. Многие его произведения — «Песня про царя Ивана Васильевича, молодого опричника и удалого купца Калашникова», например, -доказывают, что он в полной мере обладал умением создавать характеры, никак не подсказанные его собственным. Но он принадлежал к тем натурам, в чьих сердцах все струны, связывающие их с эпохой, звучат с такой неистовой силой, что их творческий гений никогда не может полностью освободиться отличных переживаний, впечатлений, раздумий«.
Из статьи «Русская литература: Михаил Лермонтов» (1860 г.).
Иван Тургенев о Лермонтове: «глаза его не смеялись, когда он смеялся»
 Иван Тургенев, писатель. |
«Лермонтова я тоже видел всего два раза: в доме одной знатной петербургской дамы, княгини Шаховской, и несколько дней спустя на маскараде в Благородном собрании, под новый 1840 год. У княгини Шаховской я, весьма редкий и непривычный посетитель светских вечеров, лишь издали, из уголка, куда я забился, наблюдал за быстро вошедшим в славу поэтом… |
В наружности Лермонтова было что-то зловещее и трагическое; какой-то сумрачной и недоброй силой, задумчивой презрительностью и страстью веяло от его смуглого лица, от его больших и неподвижно-темных глаз. Их тяжелый взор странно не согласовался с выражением почти детски нежных и выдававшихся губ… Известно, что он до некоторой степени изобразил самого себя в Печорине. Слова „Глаза его не смеялись, когда он смеялся“ и т.д. — действительно, применялись к нему… Не было сомнения, что он, следуя тогдашней моде, напустил на себя известного рода байроновский жанр, с примесью других, еще худших капризов и чудачеств. И дорого же он поплатился за них! Внутренне Лермонтов, вероятно, скучал глубоко; он задыхался в тесной сфере, куда его втолкнула судьба. На бале дворянского собрания ему не давали покоя, беспрестанно приставали к нему, брали его за руки; одна маска сменялась другою, а он почти не сходил с места и молча слушал их писк, поочередно обращая на них свои сумрачные глаза. Мне тогда же почудилось, что я уловил на лице его прекрасное выражение поэтического творчества…» Из «Литературных и житейских воспоминаний» (1852 г.).
Федор Достоевский о Лермонтове: «он нигде и ни с кем не мог ужиться»
 Федор Достоевский, писатель, мыслитель. |
«Сколько он написал нам превосходных стихов… Он проклинал и мучился, и вправду мучился. Он мстил и прощал, он писал и хохотал — был великодушен и смешон. Он любил нашептывать странные сказки заснувшей молодой девочке и смущал ее девственную кровь, и рисовал перед ней странные видения, о которых еще ей не следовало бы грезить, особенно при таком высоко нравственном воспитании, которое она получила. |
Он рассказывал нам свою жизнь, свои любовные проделки: вообще он нас как будто мистифицировал; не то говорит серьезно, не то смеется над нами. Наши чиновники знали его наизусть, и вдруг все начинали корчить Мефистофелей, только что выйдут, бывало, из департамента. Мы не соглашались с ним иногда, нам становилось и тяжело, и досадно, и грустно, и жаль кого-то, и злоба брала нас. Наконец ему наскучило с нами; он нигде и ни с кем не мог ужиться; он проклял нас, и осмеял „насмешкой горькою обманутого сына над промотавшимся отцом“, и улетел от нас… Мы долго следили за ним, но наконец он где-то погиб — бесцельно, капризно и даже смешно. Но мы не смеялись…»
Из книги «Записки о русской литературе» (1861 г.).
Владимир Соллогуб о Лермонтове: «безотрадная, жаждавшая горя фантазия»
 Владимир Соллогуб, писатель. |
«Смерть Пушкина возвестила России о появлении нового поэта — Лермонтова. С Лермонтовым я сблизился у Карамзиных и был в одно время с ним сотрудником „Отечественных записок“… Я всегда считал и считаю себя не литератором ех ргоfesso, а любителем, прикомандированным к русской литературе по поводу дружеских сношений. Впрочем, и Лермонтов, несмотря на громадное его дарование, почитал себя не чем иным, как любителем, и, так сказать, шалил литературой. |
Смерть Лермонтова, по моему убеждению, была не меньшею утратою для русской словесности, чем смерть Пушкина и Гоголя. В нем выказывались с каждым днем новые залоги необыкновенной будущности: чувство становилось глубже, форма яснее, пластичнее, язык самобытнее. Он рос по часам, начал учиться, сравнивать. В нем следует оплакивать не столько того, кого мы знаем, сколько того, кого мы могли бы знать. Последнее наше свидание мне очень памятно. Это было в 1841 году: он уезжал на Кавказ и приехал ко мне проститься.
Из книги «Воспоминания» (1887г.).
Владимир Ходасевич о Лермонтове: «чтобы страдать так, как страдает Демон, надо быть Демоном…»
 Владислав Ходасевич, поэт, мемуарист, историк литературы. |
«Лермонтовские герои, истерзанные собственными страстями, ищущие бурь и самому раскаянию предающиеся, как новой страсти, упорно не хотят быть только людьми. Они „хотят их превзойти в добре и зле“ — и, уж во всяком случае, превосходят в страдании. Чтобы страдать так, как страдает Демон, надо быть Демоном… Поэзия Лермонтова — поэзия страдающей совести. Его спор с небом — попытка переложить ответственность с себя, соблазненного миром, на Того, кто этот соблазнительный мир создал, кто „изобрел“ его мучения. |
В послелермонтовской литературе вопросы совести сделались мотивом преобладающим, особенно в прозе: потому, может быть, что она дает больше простора для пристальных психологических изысканий. И в этом смысле можно сказать, что первая русская проза — „Герой нашего времени“, в то время как „Повести Белкина“, при всей их гениальности, есть до известной степени еще только проза французская.
Лермонтов первый открыто подошел к вопросу о добре и зле не только как художник, но и как человек, первый потребовал разрешения этого вопроса как неотложной для каждого и насущной необходимости жизненной — сделал дело поэзии делом совести. Может быть, он предчувствовал, какой пламенный отклик найдет впоследствии его зов, когда говорил о себе, что он, Лермонтов, дал первый толчок тому движению, которое впоследствии благодаря Гоголю, Достоевскому и Толстому сделало русскую литературу литературой исповеди, вознесло на высоту недосягаемую, сделало искусством подлинно религиозным.
Но и еще в одном отношении литература русская глубоко перед ним обязана: он жизнью своей создал для нас великий образец художника. Уходя от суда людского и не допуская людей присутствовать при последнем суде, Божьем, — как человек он, быть может, был прав, быть может, — нет. Этот вопрос разрешен тем же приговором, которого мы не знаем. Но как художник он был несомненно прав. Неизбежная спутница художественного творчества — тайна».
Из статьи «Фрагменты о Лермонтове» (1914г.).
Алексей Толстой о Лермонтове: «глубоко и человечно»
 Алексей Толстой, писатель и общественный деятель |
«..Лермонтов-прозаик — это чудо, это то, к чему мы сейчас, через сто лет, должны стремиться, должны изучать лермонтовскую прозу, должны воспринимать ее как истоки великой русской прозаической литературы… |
Лермонтов в „Герое нашего времени“, в пяти повестях: „Бэла“, „Максим Максимыч“, „Тамань“, „Княжна Мери“ и „Фаталист“, связанных единым внутренним сюжетом — раскрытием образа Печорина, героя времени, продукта страшной эпохи, опустошенного, жестокого, ненужного человека, со скукой проходящего среди величественной природы и простых, прекрасных, чистых сердцем людей, — Лермонтов в пяти этих повестях раскрывает перед нами совершенство реального, мудрого, высокого по стилю и восхитительно благоуханного искусства.
Читаешь и чувствуешь: здесь все — не больше и не меньше того, что нужно и как можно сказать. Это глубоко и человечно. Эту прозу мог создать только русский язык, вызванный гением к высшему творчеству. Из этой прозы — и Тургенев, и Гончаров, и Достоевский, и Лев Толстой, и Чехов. Вся великая река русского романа растекается из этого прозрачного источника, зачатого на снежных вершинах Кавказа».
Речь на торжественном заседании памяти М. Ю. Лермонтова (15 октября 1939 г.).
Анна Ахматова о Лермонтове: «слово слушается его, как змея заклинателя»
 Анна Ахматова, поэт, литературный критик, переводчик. |
«Он подражал в стихах Пушкину и Байрону и вдруг начал писать нечто такое, где он никому не подражал, зато всем уже целый век хочется подражать ему. Но совершенно очевидно, что это невозможно, ибо он владеет тем, что у актера называют «сотой интонацией».
Слово слушается его, как змея заклинателя: от почти площадной эпиграммы до молитвы. Слова, сказанные им о влюбленности, не имеют себе равных ни в какой из поэзии мира. |
Это так неожиданно, так просто и так бездонно… Я уже не говорю о его прозе. Здесь он обогнал самого себя на сто лет и в каждой вещи разрушает миф о том, что проза — достояние лишь зрелого возраста. И даже то, что принято считать недоступным для больших лириков — театр, — ему было подвластно…
До сих пор не только могила, но и место его гибели полны памяти о нем. Кажется, что над Кавказом витает его дух, перекликаясь с духом другого великого поэта: «Здесь Пушкина изгнанье началось и Лермонтова кончилось изгнанье…».
Из очерка «Все было подвластно ему» (1964 г.).
rosuchebnik.ru
Статья «О Лермонтове М.Ю.»
О ЛЕРМОНТОВЕ МИХАИЛЕ ЮРЬЕВИЧЕ
Успасская Валерия — обучающаяся ГПОУ «Сыктывкарский колледж сервиса и связи». Руководитель — методист ГПОУ «Сыктывкарский колледж сервиса и связи» Данилова Татьяна Витальевна
Почему его творчество так дорого людям? Его стихи и поэмы написаны безупречным языком и ими зачитываешься, да и неподражаемая манера написания делает Лермонтова одним из любимых авторов. Любой человек в творчестве Михаила Юрьевича находит что-то для себя. У каждого есть свой Лермонтов, который ему близок. Многогранность его произведений делает автора понятным и родным для всех.
Из биографии можно вспомнить, что Лермонтов родился в Москве в 1814 году, в семье офицера, мать умерла рано, когда будущему русскому поэту было три года. Отцу Лермонтова приходилось служить, а сына оставили на попечительство строгой бабушки Е.А. Арсеньевой.
В 1828 году Лермонтов поступает в Московский благородный пансион, тогда же уже начинает писать стихи. Первое «дневниковое» стихотворение Лермонтова, которое было написано в 1830 году, «Боюсь не смерти я. О, нет!». В произведении поэт боится не смерти, а боится исчезнуть совершенно, потому что чувствует себя одиноким, никем не замеченным:
В чужой, неведомой стране
Я не хочу бродить меж вами
В поэзии Лермонтова большое место занимает любовь к Родине. Родина воспевается поэтом во всех ее красках и прелестях. Автор прославляет свою Родину, поет о ее прекрасных лесах, степях, безбрежных морях. И многие люди – патриоты своей Родины, находят в его произведениях свои мысли.
Люблю отчизну я, но странною любовью!
Не победит ее рассудок мой…
Ее степей холодное молчанье,
Ее лесов безбрежных колыханье…
Уже в юношеских стихотворениях Лермонтова проявился основной мотив всего его творчества – одиночество, связанного с особенностями личности самого поэта. Для кого-то Лермонтов одинокий печальный юноша, знакомый с непониманием окружающих и чувством неразделенной любви. Люди сопереживают Лермонтову, жалеют, печалятся над его одиночеством. Читая стихи на тему одиночества и любви, невольно проникаешься теми чувствами, которые вложил и описал автор, именно поэтому люди не перестают восхищаться Лермонтовым.
Как страшно жизни сей оковы
Нам в одиночестве влачить.
Делить веселье — все готовы:
Никто не хочет грусть делить
Кому-то близка бунтарская натура Лермонтова. Он, мятежный автор, на голову выше своего поколения, жаждет новых открытий и не может влачить свою жизнь в безделье. Автор, как и его лирический герой произведения «Парус», бесстрашно рвется навстречу стихии и сам просит бури, не боясь ничего.
А он, мятежный, просит бури,
Как будто в бурях есть покой!
Но жизнь шла своей чередой, а Лермонтов находился на службе Гусарского полка. В это время он получает известие о смерти Пушкина. В 1837 году за гневные, обращённые против правящих кругов николаевской России стихи на смерть Пушкина поэт был сослан на Кавказ. Произведения Лермонтова, написанные после ссылки, а также его независимое поведение вызвали неприязнь и вражду к нему со стороны царского двора и правящей верхушки. Это было начало его гонений. На Кавказе Лермонтов участвует в боевых действиях, поэт проявляет незаурядную храбрость, однако, царская немилость по-прежнему преследовала его: Николай I вычёркивал имя Лермонтова из наградных списков.
Хлопоты друзей и родных о переводе поэта в Петербург потерпели неудачу. Даже пребывание Лермонтова в отпуске весной 1841 года было прервано: ему приказали в течение восемь часов покинуть Петербург и отправиться в полк. По дороге в полк Лермонтов остановился на некоторое время в Пятигорске. Здесь у него, не без тайных интриг жандармских чинов, произошла ссора с Мартыновым, закончившаяся 15 июля 1841 года дуэлью, на которой поэт был убит.
На то ли вдохновенье, страсти
Меня к могиле привели?
И нет в душе довольно власти –
Люблю мучения земли
И этот образ, он за мною
В могилу силится бежать,
Туда, где обещал мне дать
Ты место к вечному покою.
Но чувствую: покоя нет:
И там, и там его не будет;
Тех длинных, тех жестоких лет
Страдалец вечно не забудет!
Творчество Лермонтова формировалось под влиянием декабристских идей. В нём отразился тот кризис, те мучительные поиски выхода, которые были характерны для передовой, вольнолюбивой части русского общества после 1825 года. Мы часто спорим о Лермонтове. Но в одном сохраняем единодушие: он один из великих. Ведь стихотворения автора наполнены как грустью, так и мужеством, они полны свободы и любви к Родине. Труды Лермонтова обогащают наш внутренний мир и заставляют еще больше ценить человеческие ценности.
infourok.ru
4 статьи о Лермонтове
РЕДКОЕ ИЗДАНИЕ.
«Литература последних лет многими потоками своими стремится опять к Лермонтову как к источнику», — писал А. Блок о современной ему литературе. В библиотеке поэта имелось полное собрание сочинений М.Ю. Лермонтова в пяти томах под редакцией Д.И. Абрамовича. Оно было интересно Блоку обширным справочным аппаратом, где были приведены все основные, накопленные наукой фактические сведения о Лермонтове. На страницах этого издания сохранились многочисленные пометы Блока. Сделаны они в разное время, а более поздняя и значительная их часть во время работы над изданием однотомника произведений М.Ю. Лермонтова. Это издание вышло в 1921 году в издательстве З.И. Гржебина (Берлин-Петербург).
Стихотворения этого издания составили четыре раздела. В первый Блок поместил двадцать шесть стихотворений и две поэмы, повторив содержание прижизненного сборника стихов, изданного самим Лермонтовым в 1840 году. В следующем разделе- стихотворения 1836-1840 гг. и самые последние стихи.
В третью часть Блок поместил юношеские произведения 1828-1832 гг., а за ними – эпиграммы, экспромты, маскарадные и альбомные стихи. В последней части издания оказались поэмы, драма «Маскарад», роман «Герой нашего времени» и отрывок неоконченной повести «У графа В* был музыкальный вечер».
За текстами лермонтовских произведений помещены комментарии Блока, которые складывались в период подготовки издания и составитель обращался к упомянутому пятитомнику сочинений Лермонтова. В нем не только черпал литературоведческие и биографические факты, но и уточнял, исправляя ошибки, допущенные составителем Д.И.Абрамовичем и полемизировал с ним.
Блока привлекали прежде всего лермонтовские строчки, которые позволяли проникнуть в поэтический внутренний мир Лермонтова. В статье «Педант о поэте» он писал: «Почвы для исследования Лермонтова нет – биография нищенская. Остается «провидеть» Лермонтова. И один из путей «провидения» для Блока – это исследование личности поэта по его произведениям.
Для комментариев Блок использует письма Лермонтова, воспоминания современников, мнения исследователей. Иногда они краткие и содержат известные сведения. Но чаще составитель сообщает малоизвестные факты или дает неожиданный комментарий. Так о стихотворении «Будь со мною, как прежде бывала» Блок пишет: «К поэтической мысли о речах ничтожных по внешнему смыслу и могущественным по внутреннему Лермонтов обращался нераз; через 10 лет, в стихотворении «Есть речи» 1840 года он дал ей бессмертие».
Часто Блок опирается на мнение философа, критика и литературоведа В. Соловьева. В комментарии к стихотворению «Сон» он пишет, что Соловьев в нем находит удивительное доказательство способности поэта ко «второму зрению» и говорит, что «Лермонтов видел не только сон своего сна, но и тот сон, который снился сну его сна – сновидение в кубе».
Избранные сочинения М.Ю. Лермонтова, изданные А.Блоком в 1921 году являются уникальным изданием с точки зрения построения сборника и комментариев к произведениям. Составитель сделал читателя своим собеседником в разговоре о Лермонтове.
Рассказ о книге стихов М.Ю. Лермонтова, составленной А.Блоком, сложился не случайно. На титульном листе издания, в верхнем левом углу надпись: «Л.Семенов». Эта книга принадлежала литературоведу, историку, археологу и педагогу Леониду Петровичу Семенову. Занимаясь лермонтоведением, он собрал богатейшую коллекцию книг и различных материалов, связанных с этой работой. В 1951 году ученый подарил собранные книги Государственному музею-заповеднику М.Ю. Лермонтова, обогатив музейную коллекцию редкими изданиями и этой книгой, выразившей глубокий интерес Блока к творчеству Михаила Юрьевича Лермонтова.
С.Н Буравова, ст.н/сотрудник Гос. музея-
заповедника М.Ю. Лермонтова.
СТРАННАЯ ЛЮБОВЬ АРПАДА ГАЛГОЦИ.
Когда-то 16-летний Лермонтов мечтал:
Хочу, чтоб труд мой вдохновенный,
Когда-нибудь увидел свет.
Прошли годы, и наследие М.Ю. Лермонтова стало достоянием не только народов России: читатели всего мира знакомятся с произведениями великого поэта.
В лермонтовском собрании нашего музея хранятся произведения Лермонтова, изданные в разные годы в Англии, Болгарии, Вегрии, Германии, Китае, Японии и др. странах. Некоторые из них посетители смогут увидеть в литературной экспозиции музея.
Радует, что произведения М.Ю. Лермонтова и его личность привлекают к себе внимание далеко за пределами России.
Я хочу рассказать вам об одном замечательном человеке, талантливом венгерском переводчике русской поэзии – Арпаде Галгоци.
И хочется выразить особую благодарность Людмиле Веконь, уроженке города Минеральные Воды, благодаря которой мы узнали много интересного об Арпаде Галгоци, человеке яркой и трагической судьбы.
Арпад Галгоци пришел к русской поэзии необычным путем. В 1947 году, будучи гимназистом, за национально-патриотические убеждения и участие в антисоветских выступлениях он был арестован, приговорен советским военным трибуналом к 20 годам заключения и депортирован в СССР. Волею судьбы Галгоци провел в Советском Союзе 13 лет, семь из которых – в Гулаге, в лагерях под Челябинском и Карагандой. Как и многие, он выжил лишь благодаря случайному стечению обстоятельств, и еще благодаря неожиданно открывшемуся в нем дару художника: он талантливо рисовал портреты солагерников, что обеспечивало ему уважение, а значит, и добавочную пайку хлеба.
За годы, проведенные в лагерях, он выучил русский язык и подружился с находящимися там представителями русской интеллигенции, писателями, поэтами. Благодаря им, Галгоци близко познакомился с произведениями гениальных мастеров русской поэзии. Пройдя через многие круги ада лагерной жизни, Арпад Галгоци не озлобился и не проклял язык, народ и страну, где он оказался в неволе, где за лагерной проволокой прошла его юность. Он сумел услышать в русской речи то, что возвышает ее над переменчивыми обстоятельствами и тяжкой прозой повседневности. Он сумел обрести в русском языке духовную опору, чтобы не опуститься и не сгинуть.
В авторском послесловии к одной из книг своих поэтических переводов Арпад Галгоци написал так: «Духовность, нравственное богатство, творческий дух и искусство ни одного народа недопустимо смешивать и отождествлять с угнетающим и уничтожающим его политическим режимом».
В 1954 году Галгоци был освобожден из заключения, но в силу различных обстоятельств не мог сразу уехать на родину и служил начальником караула в одной из производственных пожарных команд Караганды. Вернувшись в Венгрию в 1960 году, Арпад Галгоци сначала работал грузчиком, потом чернорабочим на фарфоровом заводе. В те годы он впервые попробовал переводить. Это увлекло его и вскоре стало смыслом жизни. В 1964 году он начал свою переводческую карьеру.
Галгоци работал в разных издательствах и переводил русскую поэзию. Его эрудиция и знание им русской поэзии поистине необычны. Немногие из россиян могут похвастаться, что читали стихотворения Алексея Апухтина, великого князя Константина Романова, Семена Надсона. Многие таких имен просто не слышали, а Арпад Галгоци не только ценит и понимает, но и любит их творчество так, что сумел заставить их стихи зазвучать по-венгерски и найти отклик в душе венгерских читателей. Но больше всех любит Лермонтова и Пушкина.
М.Ю. Лермонтов так и остался первой и самой большой любовью Арпада Галгоци. Перевод поэмы «Демон», изданной в середине 60-х годов, был признан лучшим переводом иностранного произведения на венгерский язык и принес автору престижную литературную премию издательства «Европа». При участии Галгоци на первой программе венгерского радио Кошут была также осуществлена часовая радиопостановка этой поэмы. Она имела такой успех, что повторялась по заявкам слушателей более десяти раз!
А еженедельные выпуски программ, посвященные русской поэзии, которые переводчик вел по радио в течение нескольких лет, собирали огромное количество слушателей и получили самые восторженные отклики. В 1984 году в издательстве «Европа» вышли в свет отдельной книгой переводы поэм «Измаил-бей», «Мцыри» и «Демон».
Другой вершиной творческой деятельности Арпада Галгоци стал его перевод пушкинского «Евгения Онегина» (1991 год, издательство «Икон»). Это четвертый (!) полный венгерский перевод пушкинского шедевра. Первый был выполнен еще в 1866 году Кароем Берци, который невероятно точно уловил строй, размер и музыку пушкинского стиха. Перевод Берци стал эпохой в венгерской литературе, породив целую волну романов в духе Пушкина.
И вот при наличии такого перевода Арпад Галгоци берется за создание своего! И не зря! Ему удается точно и тонко воссоздать по-венгерски особенности поэтического слога Пушкина, создав собственный стиль, наиболее близкий к языку оригинала.
В 1997 году в издательстве «Теван» вышел том переводов под названием «Странная любовь» куда вошли триста лирических стихотворений сорока восьми русских поэтов двух веков. Мне хочется привести строки из предисловия к этой книге:
«Уникальной заслугой Галгоци является то, что этих гениев поэзии он и вправду передает. Воспроизводит как гениев, и в его переводах они заговорили так, как будто их души сумели выразить себя на родном языке. Галгоци для передачи языка поэтов Х1Х века, по большей части романтиков, неким особенным образом создал, по сути дела, совершенно оригинальный венгерский поэтический язык, который не принадлежит ни дню сегодняшнему (в прямом значении этого слова), ни веку прошедшему. То, что Галгоци вообще решился рискнуть перевести своих любимых поэтов, само по себе производит впечатление боговдохновенного и отчаянно смелого предприятия: однако то, что перекладка на чужую венгерскую почву, попытка вложить в уста русской поэзии чужой язык удалась, да еще на таком восхитительно высоком уровне, — блестяще доказывает саму возможность подобных инициатив!»
В 2003 году в Российском культурном центре в Будапеште состоялась презентация новой книги переводов Арпада Галгоци «Печальный демон» (стихотворения и поэмы М.Ю. Лермонтова).
Переводы Арпада Галгоци не оставляют читателя равнодушным. Его переводы больше, чем перевод. Это какая-то таинственная многозначность, богатство смыслов, которые позволяют каждому читателю разглядеть свое, близкое и понятное только ему.
И что более всего поражает в его переводах, это чувство огромной любви к русскому языку, к русскому народу и искусству, сквозящее в каждой строчке.
Арпад Галгоци является кавалером ордена Дружбы – самой высокой государственной награды России, которую вручают иностранным гражданам.
Политические ориентиры меняются, и знакомство с культурой нашей страны больше не является в Венгрии обязательным. Но истинные духовные ценности не зависят от коньюнктуры. И русская литература по-прежнему находит путь к сердцам ценителей. А если у нее есть такие талантливые, искренние и бескорыстные переводчики, как Арпад Галгоци, то будет находить и впредь!
Л.С.Чиглинцева, зам.директора музея М.Ю.Лермонтова.
«Я НЕ ПРЕДЧУВСТВОВАЛ, ЧТО ВИЖУ ЕГО
В ПОСЛЕДНИЙ РАЗ».
Знакомясь с экспозицией «М.Ю. Лермонтов в изобразительном искусстве», обращаешь внимание на портрет Н.И. Лорера, выполненный художником Шведе. Известно, что это декабрист, знакомый М.Ю. Лермонтова. Он автор интересных воспоминаний «Записки декабриста», в которых уделяет много внимания тем, кто летом 1841 года отдыхал в Пятигорске. Является автором альбома, подаренным им дочери декабриста А.В.Капниста. И в «записках» и в альбоме достаточно часто встречается имя поэта. Воспоминания Лорера о Лермонтове – один из важнейших источников, на основе которых могут быть решены вопросы об отношении декабристов к Лермонтову, об их восприятии личности поэта, которое пришло на смену «героям начала века».
Что же помимо этого известно нам о Н.И Лорере? В издании Зензинова «Декабристы – 86 портретов» мы находим о нем такие сведения: «Николай Иванович Лорер, майор Вятского пехотного полка, родился в 1795 году, образование получил сначала у родных, где наставником у него был гернгутер Нидерштедтер, потом в дворянском полку. Он был членом масонской ложи «Палестина» и принадлежал к Южному обществу, был обвинен в том, что «знал об умысле на цареубийство, участвовал в умысле тайного общества принятием от него поручений и привлечением товарищей», был причислен к 1У разряду и приговорен к ссылке в каторжную работу на 15 лет. Как и для всех его товарищей, срок наказания Лореру сокращался неоднократно… В 1837 году Лорер был переведен на Кавказ рядовым и отправлен в Тифлис. Он скончался в Полтаве в мае 1873 года».
Для характеристики Лорера как человека, следует привести из того же источника следующие строки: «Несмотря на постигшее несчастье, Лорер остался спокойной, уравновешенной натурой, склонной к оптимизму. Он никогда не унывал, всегда оставался приятным собеседником, имел богатый запас анекдотов и рассказов». «…Человек необыкновенно любезный и добродушный. Строгая же точность не составляла принадлежность его характера», — так говорил о Лорере издатель «Русского архива» П.И.Бартенев.
Итак, теперь мы лучше представляем себе Н.И.Лорера – человека. Просто удивительно то, что встретившись с Лермонтовым в первый раз весной 1840 года, Лорер не оценил этого знакомства; более того – ему он не понравился. Читаем в воспоминаниях: «С первого шага нашего знакомства Лермонтов мне не понравился. Я был всегда счастлив попадать на людей симпатичных, теплых…, а говоря с Лермонтовым, он показался мне холодным, желчным, раздражительным и ненавистником рода человеческого вообще… До сих пор не могу отдать себе отчета, почему мне с ним было как-то неловко, и мы расстались вежливо, но холодно». Но в альбоме Капнист, написанном в 1865 году, Лорер дает повод отказаться от однозначной интерпритации его отношения к Лермонтову. С одной стороны, Лорер признается в том, как неприятно поразил его молодой человек в форме Тенгинского полка – образом мыслей, стремлением эпатировать собеседника, язвительным и колким остроумием. С другой стороны, Лорер делает Лермонтова, на ряду с декабристами, одним из героев памятного альбома: «лермонтовский» сюжет входит в число тех наиболее значительных и дорогих Лореру отрывков, которые он отбирает для записи в альбом.
Возможно, на отношение Лорера к Лермонтову повлияло то, что знакомство было продолжено летом 1841 года в Пятигорске.
«Гвардейские офицеры после экспедиции нахлынули в Пятигорск, и общество еще больше оживилось… У Лермонтова я познакомился со многими из них и с удовольствием вспоминаю теперь имена их: Алексей Столыпин «Монго», товарищ Лермонтова по школе и полку в гвардии; Глебов, конногвардеец, с подвязанной рукой, тяжело раненный в ключицу; Тиран, лейб-гусар; Александр Васильчиков, чиновник при Гане для ревизии Кавказского края, сын моего бывшего корпусного командира в гвардии; Сергей Трубецкой, Манзей и др. Вся эта молодежь чрезвычайно любила декабристов и мы легко сошлись с ними на короткую ногу».
Далее Н.И. Лорер описывает пятигорское общество, замечая что «Лермонтов был душой общества и делал сильное впечатление на женский пол».
Молодежь жила в Пятигорске весело, интересно. Устраивались пикники, кавалькады, прогулки в горы, танцевальные вечера. 8 июля 1841 года в Цветнике, возле грота Дианы, по инициативе Лермонтова был устроен бал под открытым небом. Вот как описывает его в воспоминаниях Лорер: «Вся молодежь помогала в устройстве праздника, который… и был дан на одной из площадок аллеи у огромного грота, великолепно украшенного природой и искусством. Свод грота убрали великолепными шалями, соединив их в центре в красивый узел и прикрыв круглым зеркалом, стены обтянули персидскими коврами, повесили искусно импровизированные люстры из простых обручей и веревок, обвитых чрезвычайно красиво великолепными живыми цветами и вьющейся зеленью; снаружи грота, на огромных деревьях аллей… развесили … более двух тысяч пятисот разноцветных фонарей. Хор военной музыки поместили на площадке, над гротом… Природа, как бы согласившись с общим желанием и настроением, выказала себя в самом благоприятном виде. В этот вечер небо было чистого темно-синего цвета и усеяно бесчисленными серебристыми звездами…»
После столь яркого и красочного описания бала, Лорер вспоминает о последней встрече с Лермонтовым накануне дуэли: «…к моему окну подъехал какой-то всадник и постучал в окно нагайкой. Обернувшись, я узнал Лермонтова… Мы поговорили с ним несколько минут и потом расстались, а я и не предчувствовал, что вижу его в последний раз…».
Лорер узнал о смерти Лермонтова только на следующий день из разговора с товарищем, а затем принял участие в траурной церемонии, неся гроб с телом поэта, как его товарищ и однополчанин по Тенгинскому пехотному полку. Позднее, в альбомных записях, Лорер рассуждая о трагической судьбе русских поэтов, акцентирует внимание на особом обстоятельстве гибели Лермонтова – «убит не черкесом, но своим».
В словах Н.И. Лорера – не просто сожаление о ранней смерти М.Ю. Лермонтова, это выражение общей для всех мыслящих людей России скорби по поводу трагической гибели поэта.
И.Н. Рясова, старший научный
сотрудник Гос. музея-заповедника
М.Ю. Лермонтова.
«ПОЭЗИЯ ВСЮДУ…»
В этом году на пятигорскую землю приходит 35-й лермонтовский праздник поэзии, праздник, у истоков которого стояли известные и любимые поэты Кавказа Кайсын Кулиев, Расул Гамзатов, Давид Кугультинов, Максим Геттуев, Адам Шогенцуков. С особой теплотой хочется говорить об этих замечательных людях, хочется вспомнить выдающихся лермонтоведов и исследователей И. Андроникова и В. Мануйлова. Благодаря их стараниям, непререкаемому авторитету праздник получил статус всероссийского, стал известен далеко за пределами Пятигорска.
Постоянным участником многих праздников поэзии был известный балкарский поэт Кайсын Кулиев. Многим пятигорчанам запомнились его яркие, эмоциональные выступления, его искренние строчки:
Все дороги, все тропы земли,
Что протоптаны кем-то и где-то,
Где б ни начались, где б ни легли,
Все прошли через сердце поэта…
Кайсын Кулиев был настоящим поэтом, через его сердце прошли все страдания и несовершенства мира. И при этом неизменном ощущении трагизма в его поэзии много света и добра. Он писал о любви и верности, о радости бытия и о том, как прекрасна жизнь.
Хочу я, чтоб в мой стих входили люди
С улыбкой доброй, словно в новый дом,
Чтоб им в строке дышалось полной грудью,
Как в светлом доме ясным летним днем.
Именно таким, радостным, восторженным и взволнованным запомнили его участники и гости праздников. И как символично то, что в канун юбилейного 35-го праздника поэзии сотрудникам Государственного музея-заповедника М.Ю.Лермонтова удалось побывать на родине К. Кулиева, в местах, которые были так дороги его сердцу. Как приятно было войти в дом, стены которого помнят голос и шаги Кайсына! Сегодня в нем находится музей, посвященный жизни и творчеству поэта. С особым чувством прошли мы по мемориальным комнатам, осмотрели экспозицию. На рабочем столе Кулиева мы увидели томик стихов Лермонтова. Экскурсия по музею, которую провела для нас Фатима Кулиева, превратилась в оживленный диалог, разговор-воспоминание. Многие приехавшие в этот день в Чегем знали Кайсына Кулиева не понаслышке. Они видели его, общались с ним, ощущали тепло души и сердца поэта.
Пятигорчане передали музею К.Кулиева ценные фотографии, по которым можно проследить историю первых лермонтовских праздников поэзии. Богатый материал передала музею Т.А.Марутова, которая в течение многих лет хранила все, что связано с памятью о любимом поэте.
Мы молча стояли у могилы Кайсына, в его любимом саду, слушали шелест листьев ореха и шум ветра. «Поэзия всюду – в облаках над Казбеком и в огороде моей матери, где желтел подсолнух и росла морковь,» — писал он когда-то. «Это действительно так,» — думали мы. И поэтому привезли из Чегема, из сада К.Кулиева, маленькое ореховое деревце, которое теперь растет у нас на усадьбе. Оно будет напоминать нам об этой замечательной поездке, о родине К.Кулиева, об удивительном мире его поэзии, поэзии света и добра.
Ирина Сафарова, ученый секретарь Государственного музея-заповедника М.Ю.Лермонтова.
mirznanii.com
Критика о творчестве Лермонтова: отзывы современников, критиков XIX в. |LITERATURUS: Мир русской литературы
М. Ю. Лермонтов является одной из самых ярких и загадочных фигур в русской классической литературе XIX века.В этой статье представлена критика о творчестве Лермонтова: отзывы современников, критиков XIX в. о творческом пути великого поэта и прозаика.
Смотрите:
Все материалы по поэме «Демон»
Все материалы по творчеству Лермонтова
Критика о творчестве Лермонтова: отзывы современников, критиков XIX в.
В. Г. Белинский:
«Глубокий и могучий дух! Как он верно смотрит на искусство, какой глубокий и чисто непосредственный вкус изящного! О, это будет русский поэт с Ивана Великого! Чудная натура! Взгляд чисто онегинский. Печорин – это он сам, как есть.
Каждое его слово – он сам, вся его натура, во всей глубине и целости своей. Я с ним робок, – меня давят такие целостные, полные натуры, я пред ними благоговею и смиряюсь в сознании своего ничтожества. <…> Большой свет ему надоел, давит его, тем более что он любит его не для него самого, а для женщин.»
(В. Г. Белинский — В. П. Боткину, 16 – 21 апреля 1840 г.)
«После Пушкина ни у кого из русских поэтов не было такого стиха, как у Лермонтова, и, конечно, Лермонтов обязан им Пушкину; но тем не менее у Лермонтова свой стих. <…> …В большей части стихотворений Лермонтова он [стих] отличается какою-то стальною прозаичностью и простотою выражения. Очевидно, что для Лермонтова стих был только средством для выражения его идей, глубоких и вместе простых своею беспощадною истиною, и он не слишком дорожил им. Как у Пушкина грация и задушевность, так у Лермонтова жгучая и острая сила составляет преобладающее свойство стиха; это треск грома, блеск молнии, взмах меча, визг пули.»
(статья «Стихотворения М. Лермонтова», 1842 г.)
«…Лермонтов далеко уступит Пушкину в художественности и виртуозности, в стихе музыкальном и упруго-гибком… но содержание, добытое со дна глубочайшей и могущественнейшей натуры, исполинский взмах, демонский полет – с небом гордая вражда – все это заставляет думать, что мы лишились в Лермонтове поэта, который по содержанию шагнул бы дальше Пушкина.»
(В. Г. Белинский — В. П. Боткину, 17 марта 1842 г.)
Н. Г. Чернышевский:
«…Решительно ни один из наших поэтов до 1841 года включительно (когда была написана эта статья) не писал стихов таким безукоризненным языком, как Лермонтов; у самого Пушкина неправильных и натянутых оборотов более, чем у Лермонтова… <…>
Каждому известно, что некоторые из наименее зрелых стихотворений Лермонтова по внешней форме – подражания Пушкину, но только по форме, а не по мысли; потому что идея и в них чисто лермонтовская, самобытная, выходящая из круга пушкинских идей. Но ведь таких пьес у Лермонтова немного: он очень скоро совершенно освободился от внешнего подчинения Пушкину и сделался оригинальнейшим из всех бывших у нас до него поэтов, не исключая и Пушкина.»
(«Очерках гоголевского периода русской литературы», 1855-1856 гг.)
П. А. Вяземский:
«Разумеется, в таланте его [Лермонтова] отзывались воспоминания, впечатления чужие; но много было и того, что означало сильную и коренную самобытность, которая впоследствии одолела бы все внешнее и заимствованное. Дикий поэт, т. е. неуч, как Державин например, мог быть оригинален с первого шага; но молодой поэт, образованный каким бы то ни было учением, воспитанием и чтением, должен неминуемо протереться на свою дорогу по тропам избитым и сквозь ряд нескольких любимцев, которые пробудили, вызвали и, так сказать, оснастили его дарование. В поэзии, как в живописи, должны быть школы. Оригинальность, народность великие слова; но можно о них много потолковать. Не принимаю их за безусловные заповеди…»
(П. А. Вяземский — С. П. Шевыреву, сентябрь 1841 г.)
В. Кюхельбекер:
«Простой и даже самый лучший подражатель великого или хоть даровитого одного поэта, разумеется, лучше бы сделал, если бы никогда не брал в руки пера. Но Лермонтов не таков, он подражает или, лучше сказать, в нем найдутся отголоски и Шекспиру, и Шиллеру, и Байрону, и Пушкину, и Кюхельбекеру, и даже Пфейфелю, Глейму и Илличевскому. Но и в самих подражаниях у него есть что-то свое, хотя бы только то, что он самые разнородные стихи умеет спаять в стройное целое, а это не безделица…»
(В. Кюхельбекер, запись в дневнике от 1844 г.)
«…«Мцыри». Читайте его, чтобы узнать эту пламенную душу, которая рвется из своих оков, которая готова стать диким зверем, змеей, чтобы только быть свободной и жить вдали от людей. Читайте его роман «Герой нашего времени»… который является одним из наиболее поэтических романов в русской литературе. Изучайте по ним этого человека — ибо все это не что иное, как его исповедь, его признания, и какие признания! Какие грызущие душу терзания! Его герой он сам. И как он с ним поступил? Он посылает его на смерть в Персию, подобно тому как Онегин погибает в трясине русской жизни. Их судьба столь же ужасна, как судьба Пушкина и Лермонтова…»
(А. И. Герцен, «О развитии революционных идей в России»)
А. В. Дружинин:
«Во всей истории русской литературы, за исключением личности Пушкина, с каждым годом и с каждым новейшим исследованием становящейся ближе и ближе к сердцу нашему, мы не находим фигуры более симпатичной, чем фигура поэта Лермонтова. Загадочность, ее облекающая, еще сильнее приковывает к Лермонтову помыслы наши… <…>
Большая часть из современников Лермонтова, даже многие из лиц, связанных с ним родством и приязнью, — говорят о поэте как о существе желчном, угловатом, испорченном и предававшемся самым неизвинительным капризам, — но рядом с близорукими взглядами этих очевидцев идут отзывы другого рода, отзывы людей, гордившихся дружбой Лермонтова и выше всех других связей ценивших эту дружбу. По словам их,стоило только раз пробить ледяную оболочку, только раз проникнуть под личину суровости, родившейся в Лермонтове отчасти вследствие огорчений, отчасти просто через прихоть молодости, — для того, чтоб разгадать сокровища любви, таившиеся в этой богатой натуре.»
(А. В. Дружинин, статья «Сочинения Лермонтова», 1860 г.)
Ф. М. Достоевский:
«В самом деле, во всех стихах своих он мрачен, капризен, хочет говорить правду, но чаще лжет и сам знает об этом и мучается тем, что лжет, но чуть лишь он коснется народа, тут он светел и ясен. Он любит русского солдата, казака, он чтит народ. <…> Повторяю, остался бы Лермонтов жить, и мы бы имели великого поэта, тоже признавшего правду народную, а может быть, и истинного «печальника горя народного». Но это имя досталось Некрасову…»
(Ф. М. Достоевский, очерк «Пушкин, Лермонтов и Некрасов», журнал «Дневник писателя», декабрь 1877 г.)
«Лермонтов не завещал людям ничего, кроме тревожных, вечно красивых образов, в которых воплотилось неустанное стремление и борение человеческого духа. Изнурительная душевная борьба приводила к ряду вопросов, на которые не было устойчивого ответа… сила вся уходила на поиски… В том виде, в каком поэзия Лермонтова перед нами, она — неразрешенный душевный диссонанс…»
(Н. А. Котляревский, книга «М. Ю. Лермонтов. Личность поэта и его произведения», 1891 г.)
Д. Н. Овсянико-Куликовский:
«Едва ли можно сомневаться в том, что Лермонтов, по основному укладу психики, принадлежал к числу так называемых эгоцентрических натур. <…> …Не следует смешивать понятие «эгоцентризма» с понятием «эгоизма». <…>
Его поэтический гений, правда, созрел и дал обильные плоды, но далеко еще не обнаружил всего богатства своих сил. Миросозерцани поэта не вполне определилось. Лермонтов не нашел своего настоящего места в жизни и даже не жил… только играл жизнью, «баловался», растрачивая зря свои силы. <…> …Невольно напрашивается предположение, что период юношеского эгоцентризма затянулся у Лермонтова дольше, чем следует, и поэт умер, не успев выйти из этого периода.
Но, вникая в дело, мы убеждаемся в противном. Если обратимся к тем образным произведениям Лермонтова, которые относятся ко времени расцвета его дарования, то… станет ясно, что эти творения свидетельствуют о чрезвычайно ярком и стойком эгоцентризме — не возраста, а самой натуры их автора. Важнейшие образы, им созданные, от демона до Печорина, оказываются субъективными: в них Лермонтов воспроизвел себя самого или некоторые существенные стороны своей натуры, равно как и свои личные психологические отношения к обществу, к людям, к миру.»
(Д. Н. Овсянико-Куликовский, «М. Ю. Лермонтов: К столетию со дня рождения великого поэта», СПб, 1914 г.)
В. С. Соловьев:
«Произведения Лермонтова, так тесно связанные с его личной судьбой, кажутся мне особенно замечательными в одном отношении. Я вижу в Лермонтове прямого родоначальника того духовного настроения и того направления чувств и мыслей, а отчасти и действий, которые.. можно назвать «ницшеанством»… <…>
Лермонтов, несомненно, был гений, то есть человек, уже от рождения близкий к сверхчеловеку, получивший задатки для великого дела, способный, а следовательно, обязанный его исполнить. <…>
Во всех любовных темах Лермонтова главный интерес принадлежит не любви и не любимому, а любящему я, — во всех его любовных произведениях, остается нерастворенный осадок торжествующего, хотя бы и бессознательного, эгоизма. Я не говорю о тех только произведениях, где, как в «Демоне» и «Герое нашего времени», окончательное торжество эгоизма над неудачной попыткой любви есть намеренная тема. <…>
Сознавая в себе от ранних лет гениальную натуру, задаток сверхчеловека, Лермонтов также рано сознавал и то злое начало, с которым он должен был бороться, но которому скоро удалось… вызвать поэта лишь на идеализацию его. <…>
…Когда, после нескольких бесплодных попыток переменить жизненный путь, Лермонтов перестает бороться против демонических сил и находит окончательное решение жизненного вопроса в фатализме («Герой нашего времени» и «Валерик»). <…>
…Как высока была степень прирожденной гениальности Лермонтова, так же низка была его степень нравственного усовершенствования. Лермонтов ушел с бременем неисполненного долга — развить тот задаток великолепный и божественный, который он получил даром. Он был призван сообщить нам, своим потомкам, могучее движение вперед и вверх к истинному сверхчеловечеству, — но этого мы от него не получили. <…>
Облекая в красоту формы ложные мысли и чувства, он делал и делает еще их привлекательными для неопытных… Обличая ложь воспетого им демонизма… мы во всяком случае подрываем эту ложь…»
(очерк «Лермонтов», 1899 г. («Собрание сочинений Владимира Сергеевича Соловьева», том 8 (философские и другие сочинения последних годов), 1903 г.))
Н. Невзорова:
«Михаил Юрьевич Лермонтов является подражателем великому английскому поэму Байрону… <…>
Стихотворения Лермонтова по содержанию можно разделить на 3 группы. К 1-й относятся те, в которых слышится байроновское разочарование в людях и отчуждение от них («Ангел», «Дума»… и др.). Сюда же можно отнести и произведение «Демон», в котором добро ведет борьбу со злом. Здесь лучшие места: картины кавказских гор, роскошных долин Грузии и пр. Ко 2-й группе относятся те произведения, в которых выражается благотворное влияние красот природы на душу человека, теплое выражение сердечной нежности и, наконец, глубокое религиозное раздумье («Мцыри», «Когда волнуется желтеющая нива»… и др.). К 3-й группе можно отнести стихотворения, которые проникнуты благоговение к славе отечества, любовью к русской старине и вообще к родине («Два великана», «Бородино», «Песня про царя Ивана Васильевича…» и др.).
Из других произведений Лермонтова замечательны роман «Герой нашего времени» и драма «Маскарад». <…>
В стихе Лермонтова слились лучшие свойства стихов первоклассных наших поэтов: «пленительная сладость» Жуковского, сила и изящество стиха Пушкина. В некоторых стихотворениях язык его отличается «алмазной крепостью».»
(Н. Невзорова, статья «М. Ю. Лермонтов», «Сборник статей из образцовых произведений русской словесности…», 1906 г.)
Это была критика о творчестве М. Ю. Лермонтова: отзывы современников, критиков XIX в. о творческом пути великого поэта и прозаика.
Смотрите:
Все материалы по поэме «Демон»
Все материалы по творчеству Лермонтова
www.literaturus.ru
Статья В. П. Розанова “О Лермонтове”
Статья известного публициста и философа В. П. Розанова “О Лермонтове” написана в 1916 году. В. П. Розанов в свойственной ему афористичной парадоксальной манере утверждает особую гениальность Лермонтова, даже превосходящую гениальность Пушкина.
“…За Пушкиным — я чувствую, как накинутся на меня за эти слова, но я так думаю — Лермонтов поднимался неизмеримо более сильною птицею”, — пишет он. Он противопоставляет двух поэтов как поэтов обыкновенности и необыкновенности, отдавая предпочтение “необыкновенному” М. Ю. Лермонтову. Всеобъемлемость его предшественника была закономерным итогом развития литературы до него, это и было то золотое и гармоничное, что увенчало всю предыдущую эпоху. Но эпоха завершилась, и на свет явилось неожиданное и необыкновенное явление, полное тоски от своей спелёнутости, но полное жажды движения в этом новом мире. В. П. Розанов, размышляя о возможных путях развития поэта, высказывает интересную мысль, что ему суждено было стать действительным пророком. “Странная мысль у меня мелькнула, — пишет он. — И вытекла она оттого, что Лермонтов был деловая натура. Что в размеры “слова”, она бы не уместилась. Но тогда куда же? “В Кутузовы” бы его не позвали, к “Наполеону” — не сложилась история, и он бы вышел в самом деле “в пророки на русский лад”. Мне как-то кажется, что он ушёл бы
в пустыню и пел бы из пустыни. А мы его жемчуг бы собирали, собирали в далёком и широком море, — умилялись, слушались и послушались”.
Определяя миссию Лермонтова как духовного вождя народа, автор сравнивает его возможную будущность с жизнью Серафима Саровского — великого подвижника и аскета. Притягивает внимание особый тон поэта — это язык повелевающий, а не “навевающий”, как у Пушкина. Литературное дарование Лермонтова Розанов вообще называет побочным в нём, лишь средством выражения предназначенного. А предназначено ему было, по мысли автора, написать русский аналог “Песни Песней” и “Экклезиаста” — ветхозаветных книг Ветхого Завета.
Заканчивает автор свою небольшую статью горьким сожалением о ранней смерти поэта и тяжёлой участи его убийцы Мартынова, вынужденного в народной памяти всегда, подобно Каину, убившему Авеля, стоять у него за спиной и проклинаться точно так же, как благословляется сам Михаил Юрьевич. Но Розанов призывает простить Мартынова, потому что главное — утвердить гений Лермонтова, а не проклясть его убийцу. Заканчивает свою статью словами: “Час смерти Лермонтова — сиротство России”.
Глоссарий:
- высказывания о лермонтове
- Высказывание о Лермонтове
- статья о лермонтове
- высказывания писателей о лермонтове
- высказывания о лермонтове другими поэтами
.
ege-essay.ru
О Лермонтове
1840 год… Это было время писательского триумфа Михаила Юрьевича Лермонтова (1814—1841). Поэт публикует сборник своих стихотворений и роман «Герой нашего времени». Но в то же время на него обрушиваются и самые тяжкие удары.
Дуэль с Барантом, сыном французского посла. Арест, суд и ссылка в «тёплую Сибирь» — на Кавказ, под чеченские пули. И завершает всё выстрел Мартынова…
Время оказалось не властно над книгами поэта. Интерес к ним не утихал всё XIX столетие, и в нашем веке не исчезает. Его стихи, его проза, его судьба воспринимаются миллионами людей как очень личное переживание, и каждый в свой час открывает Лермонтова для себя одного, ревниво бережёт его глубоко в душе. Секрет магической власти лермонтовского слова, часто печального, тоскующего и никогда не льстящего человеку, несущего ему «истины едкие», трудно разгадать.
Прежде всего нужно понять жизнь России первой трети XIX века. А ведь прошлое содержит такой опыт, которым можно воспользоваться и сегодня, и завтра. Современному подростку поучительно будет узнать, к примеру, что Печорин родился в эпоху безвременья, когда честным, сильным, инициативным личностям негде было себя проявить: «Полководцы нужны были для подавления народа, судьи — для свершения суда несправедливого, поэты для прославления царя».
Трагедия Печорина в том, что он не только не нашёл опоры для приложения своих сил, но и сам стал калечить собственную душу. Его судьба — предостережение, а не пример для подражания.
Лермонтовский герой неоднозначен и заслуживает не только порицания. И дневник Печорина доказывает, что совесть у него ещё жива. В этом беспощадном изображении всех тайников души человеческой, в полной её обнаженности непреходящая ценность романа.
Подобно своему герою, Лермонтов ощутил на себе, что такое безвременье. Как ни стремилась жизнь смирить его гордый нрав, заставить вместо желчи употреблять елей, в памяти современников он остался несгибаемым. Вот свидетельство одного из них — Павла Анненкова: «Выдержка у Лермонтова была замечательная: он не сказал никогда ни одного слова, которое не отражало бы черту его личности, сложившейся, по стечению обстоятельств, очень своеобразно: он шёл прямо и не обнаруживал никакого намерения изменить свои горделивые, презрительные, а подчас и жестокие отношения к явлениям жизни на какое-либо другое, более справедливое и гуманное представление их».
Какие обстоятельства и люди сформировали этот удивительный характер? И как сумел Лермонтов всего за четыре года — столько лет отвела ему судьба для создания наиболее известных произведений — превратиться в первого поэта России, которому, в свою очередь, стали подражать другие поэты?
Он умел «видеть и отыскивать в сумме известных фактов незамеченные прежде сцепления и сближения». Цепочка пёстрых фактов, по-новому осмысленных, приводит поэта к неожиданным открытиям.
Лермонтов знал жизнь петербургского света и сумел поставить диагноз его недугам, не только имеющимся, но и зарождающимся. Например, драма «Маскарад» совпадает со светской хроникой 1834-1836 годов, когда созревала, медленно, но неуклонно приближаясь к кровавой развязке, и драма семьи Пушкиных.
Лермонтов без хрестоматийного глянца — живой человек. Грешный, ошибающийся, предающийся не только отчаянью, но безудержному веселью, великий поэт, нежный внук, надёжный друг, бесстрашный воин. Ни при каких обстоятельствах он не идёт на подлость, компромисс со своею совестью, не теряет человеческого достоинства. Поэтому Лермонтова не только любишь всем сердцем, принимая его невзгоды с болью, но и находишь в этой трагической судьбе нравственную поддержку.
Творчество и биография Лермонтова — это уроки правды, жизнестойкости, несгибаемости под ударами судьбы. Открытые уроки, потому что поэт всегда предельно обнажает перед читателями свою душу, что превращает каждое его произведение в своеобразный дневник. И всё-таки нет биографии более загадочной, чем короткая лермонтовская биография. А стихи — даже самые хрестоматийные, вроде «Смерти поэта» и «Бородино»,— так и рождают вопросы.
Как создавался стихотворный некролог Пушкину? Каким образом сумел Лермонтов, с Пушкиным незнакомый, так верно понять и тонко оценить весь клубок интриг, погубивших великого поэта? Почему главным героем «Бородино» стал артиллерист?
Долгое время творчество Лермонтова по-настоящему не изучалось. Это дало Александру Блоку повод сравнить лермонтовское наследие с кладом, к которому надо отыскать шифр.
Одним из тех, кто взялся за это трудное дело, стал Ираклий Андроников. Итоги своего титанического многолетнего труда он изложил в своей книге, которая читается как детектив. Андроников так и называл её «детективом без преступлений». Учёный отыскал бесценные сокровища: письма, автографы, рисунки Лермонтова, свидетельства современников поэта, автографы и стихотворения — реликвии, разбросанные по всему свету.
Сколько раз повторял он кавказские маршруты поэта, чтобы выяснить, в какой местности сделан тот или иной пейзаж! И. Андроников пишет: «…рисунки и картины Лермонтова — не развлечение странствующего офицера. Их следует считать как бы записными книжками поэта, частью его вдохновенной, упорной работы. В них подлинный живописный дневник жизни и странствий. Многое среди этого богатства создано великим поэтом во время ссылок. Где бы он ни был, в какие бы обстоятельства ни ставила его судьба, он открывал миру красоты неведомые, всматриваясь в него — в этот мир — зорким взглядом гениального поэта и замечательного художника».
В. Воскобойников
Когда Михаил Лермонтов был маленьким
Когда великий русский поэт Михаил Юрьевич Лермонтов был маленьким, он часто говорил в рифму. Взрослые этому необычайно удивлялись и радовались.
«Какое дитя интересное! — говорили некоторые. — Ещё и ходить не умеет как следует, на четвереньках ползает, а уже говорит, да всё в рифму».
«Надо записывать за Мишелем его изречения, — советовали другие. — Вырастет — быть может, знаменитым поэтом сделается».
Но так никто ничего и не записал, и получилось, что стихи, которые сочинял поэт Лермонтов совсем маленьким, до нас не дошли. Дошли только воспоминания об этом его родных.
Маленького Михаила Юрьевича близкие звали на французский манер Мишелем: в те времена русские дворяне России часто говорили между собой по-французски. Жил он в имении Елизаветы Алексеевны Арсеньевой, бабушки со стороны матери, в селе Тарханы, недалеко от города Пензы.
Мама у Мишеля умерла, когда он был совсем маленьким, отец уже давно жил отдельно, и бабушка заменила внуку родителей. Она стала для него самым близким человеком.
С самого рождения у Лермонтова была няня. Сначала он не мог выговорить её имя, но постепенно научился. Звали няню Христина Осиповна Ремер, и она была немкой. Когда маленький Лермонтов болел, она постоянно сидела у его постели.
А если он раскапризничается и скажет какому-нибудь крепостному пожилому крестьянину: «Ты плохой, уходи отсюда!», няня сразу огорчается.
— Все люди перед Небом равны, и надо уважать каждого человека, нельзя говорить плохо с теми людьми, которые от тебя зависят.
Так учила няня маленького Лермонтова, и за это её все уважали.
Детская Мишеля помещалась на втором этаже. Пол в ней был застлан сукном. Маленький Лермонтов любил ползать по нему и рисовать на нём мелом.
Сначала няня хотела это запретить, а потом смотрит — у Мишеля лошадка получилась и собачка. Его ещё никто никаким наукам не учил и рисованию тоже, а он уже очень хорошо нарисовал.
Тогда бабушка с няней купили ему акварельные краски и бумагу. И Мишель теперь сидел возле большого подоконника и рисовал акварелью то. что видел за окном. А за окном зеленел сад, желтели на поле скошенные стога, темнел сумрачный лес. Приехали к бабушке гости — и она им сразу рисунки внука показывать. «Какой одарённый ребёнок! — восклицали гости. — Его пейзажи восхитительны! Наверное, он станет знаменитым художником!»
И польщённая бабушка бережно хранила рисунки любимого внука.
Когда Мишель стал постарше, ему взяли гувернёра. Это слово пришло к нам из французского языка и по-русски значило «воспитатель». Гувернёр юного Лермонтова прежд
ruslita.ru
Статья В. П. Розанова «О Лермонтове»
Статья В. П. Розанова «О Лермонтове»
Статья известного публициста и философа В. П. Розанова «О Лермонтове» написана в 1916 году. В. П. Розанов в свойственной ему афористичной парадоксальной манере утверждает особую гениальность Лермонтова, даже превосходящую гениальность Пушкина.
«…За Пушкиным — я чувствую, как накинутся на меня за эти слова, но я так думаю — Лермонтов поднимался неизмеримо более сильною птицею», — пишет он. Он противопоставляет двух поэтов как поэтов обыкновенности и необыкновенности, отдавая предпочтение «необыкновенному» М. Ю. Лермонтову. Всеобъемлемость его предшественника была закономерным итогом развития литературы до него, это и было то золотое и гармоничное, что увенчало всю предыдущую эпоху. Но эпоха завершилась, и на свет явилось неожиданное и необыкновенное явление, полное тоски от своей спелёнутости, но полное жажды движения в этом новом мире. В. П. Розанов, размышляя о возможных путях развития поэта, высказывает интересную мысль, что ему суждено было стать действительным пророком. «Странная мысль у меня мелькнула, — пишет он. — И вытекла она оттого, что Лермонтов был деловая натура. Что в размеры «слова», она бы не уместилась. Но тогда куда же? «В Кутузовы» бы его не позвали, к «Наполеону» — не сложилась история, и он бы вышел в самом деле «в пророки на русский лад». Мне как-то кажется, что он ушёл бы в пустыню и пел бы из пустыни. А мы его жемчуг бы собирали, собирали в далёком и широком море, — умилялись, слушались и послушались».
Определяя миссию Лермонтова как духовного вождя народа, автор сравнивает его возможную будущность с жизнью Серафима Саровского — великого подвижника и аскета. Притягивает внимание особый тон поэта — это язык повелевающий, а не «навевающий», как у Пушкина. Литературное дарование Лермонтова Розанов вообще называет побочным в нём, лишь средством выражения предназначенного. А предназначено ему было, по мысли автора, написать русский аналог «Песни Песней» и «Экклезиаста» — ветхозаветных книг Ветхого Завета.
Заканчивает автор свою небольшую статью горьким сожалением о ранней смерти поэта и тяжёлой участи его убийцы Мартынова, вынужденного в народной памяти всегда, подобно Каину, убившему Авеля, стоять у него за спиной и проклинаться точно так же, как благословляется сам Михаил Юрьевич. Но Розанов призывает простить Мартынова, потому что главное — утвердить гений Лермонтова, а не проклясть его убийцу. Заканчивает свою статью словами: «Час смерти Лермонтова — сиротство России».
Статья В. П. Розанова «О Лермонтове»
Оцените пожалуйста этот постНа этой странице искали :
- высказывания о лермонтове
- Высказывание о Лермонтове
- статья о лермонтове
- высказывания писателей о лермонтове
- высказывания о лермонтове другими поэтами
Сохрани к себе на стену!
vsesochineniya.ru