Читать Потерянный рай — Мильтон Джон — Страница 1

Джон Мильтон

Потерянный рай

КНИГА ПЕРВАЯ

Книга Первая сначала излагает вкратце тему произведения: прослушание Человека, вследствие чего он утратил Рай — обиталище своё; затем указывается причина падения: Змий, вернее — Сатана в облике Змия, восставший против Бога, вовлёк в мятеж бесчисленные легионы Ангелов, но был по Божьему повелению низринут с Небес вместе со всеми полчищами бунтовщиков в Преисподнюю.

Упомянув об этих событиях, поэма незамедлительно переходит к основному действию, представляя Сатану и его Ангелов в Аду. Следует описание Ада, размещающегося отнюдь не в центре Земли (небо и Земля, предположительно, ещё не сотворены, и следовательно, над ними ещё не тяготеет проклятье), но в области тьмы кромешной, точнее — Хаоса. Сатана со своими Ангелами лежит в кипящем озере, уничиженный, поверженный, но вскоре, очнувшись от потрясения, призывает соратника, первого после себя по рангу и достоинству. Они беседуют о несчастном положении своём. Сатана пробуждает все легионы, до сих пор так же находившиеся в оцепенении и беспамятстве. Неисчислимые, они подымаются, строятся в боевые порядки; главные их вожди носят имена идолов, известных впоследствии в Ханаане и соседствующих странах. Сатана обращается к соратникам, утешает их надеждою на отвоевание Небес и сообщает о новом мире и новом роде существ, которые, как гласят старинные пророчества и предания Небесного Царства, должны быть сотворены; Ангелы же, согласно мнению многих древних Отцов, созданы задолго до появления видимых существ.

Дабы обмыслить это пророчество и определить дальнейшие действия, Сатана повелевает собрать общий совет.

Соратники соглашаются с ним. Из бездны мрака возникает Пандемониум — чертог Сатаны. Адские вельможи восседают там и совещаются.

О первом преслушанье, о плоде

Запретном, пагубном, что смерть принёс

И все невзгоды наши в этот мир,

Людей лишил Эдема, до поры,

Когда нас Величайший Человек

Восставил, Рай блаженный нам вернул,-

Пой, Муза горняя! Сойди с вершин

Таинственных Синая иль Хорива,

Где был тобою пастырь вдохновлён,

Начально поучавший свой народ

Возникновенью Неба и Земли

Из Хаоса; когда тебе милей

Сионский холм и Силоамский Ключ,

Глаголов Божьих область, — я зову

Тебя оттуда в помощь; песнь моя

Отважилась взлететь над Геликоном,

К возвышенным предметам устремясь,

Нетронутым ни в прозе, ни в стихах.

Но прежде ты, о Дух Святой! — ты храмам

Предпочитаешь чистые сердца,-

Наставь меня всеведеньем твоим!

Ты, словно голубь, искони парил

Над бездною, плодотворя её;

Исполни светом тьму мою, возвысь

Все бренное во мне, дабы я смог

Решающие доводы найти

И благость Провиденья доказать,

Пути Творца пред тварью оправдав.

Открой сначала, — ибо Ад и Рай

Равно доступны взору Твоему,-

Что побудило первую чету,

В счастливой сени, средь блаженных кущ,

Столь взысканную милостью Небес,

Предавших Мирозданье ей во власть,

Отречься от Творца, Его запрет

Единственный нарушить? — Адский Змий!

Да, это он, завидуя и мстя,

Праматерь нашу лестью соблазнил;

Коварный Враг, низринутый с высот

Гордыней собственною, вместе с войском

Восставших Ангелов, которых он

Возглавил, с чьею помощью Престол

Всевышнего хотел поколебать

И с Господом сравняться, возмутив

Небесные дружины; но борьба

Была напрасной. Всемогущий Бог

Разгневанный стремглав низверг строптивцев,

Объятых пламенем, в бездонный мрак,

На муки в адамантовых цепях

И вечном, наказующем огне,

За их вооружённый, дерзкий бунт.

Девятикратно время истекло,

Что мерой дня и ночи служит смертным,

Покуда в корчах, со своей ордой,

Метался Враг на огненных волнах,

Разбитый, хоть бессмертный. Рок обрёк

Его на казнь горчайшую: на скорбь

О невозвратном счастье и на мысль

О вечных муках. Он теперь обвёл

Угрюмыми зеницами вокруг;

Таились в них и ненависть, и страх,

И гордость, и безмерная тоска…

Мгновенно, что лишь Ангелам дано,

Он оглядел пустынную страну,

Тюрьму, где, как в печи, пылал огонь,

Но не светил и видимою тьмой

Вернее был, мерцавший лишь затем,

Дабы явить глазам кромешный мрак,

Юдоль печали, царство горя, край,

Где мира и покоя нет, куда

Надежде, близкой всем, заказан путь,

Где муки без конца и лютый жар

Клокочущих, неистощимых струй

Текучей серы. Вот какой затвор

Здесь уготовал Вечный Судия

Мятежникам, средь совершённой тьмы

И втрое дальше от лучей Небес

И Господа, чем самый дальний полюс

От центра Мирозданья отстоит.

Как несравнимо с прежней высотой,

Откуда их паденье увлекло!

Он видит соучастников своих

В прибое знойном, в жгучем вихре искр,

А рядом сверстника, что был вторым

По рангу и злодейству, а поздней

Был в Палестине чтим как Вельзевул.

К нему воззвал надменный Архивраг,

Отныне наречённый Сатаной,

И страшное беззвучие расторг

Такими дерзновенными словами:

«— Ты ль предо мною? О, как низко пал

Тот, кто сияньем затмевал своим

Сиянье лучезарных мириад

В небесных сферах! Если это ты,

Союзом общим, замыслом одним,

Надеждой, испытаньями в боях

И пораженьем связанный со мной,-

Взгляни, в какую бездну с вышины

Мы рухнули! Его могучий гром

Доселе был неведом никому.

Жестокое оружие! Но пусть

Всесильный Победитель на меня

Любое подымает! — не согнусь

И не раскаюсь, пусть мой блеск померк…

Ещё во мне решимость не иссякла

В сознанье попранного моего

Достоинства, и гордый гнев кипит,

Велевший мне поднять на битву с Ним

Мятежных Духов буйные полки,

Тех, что Его презрели произвол,

Вождём избрав меня. Мы безуспешно

Его Престол пытались пошатнуть

И проиграли бой. Что из того?

Не все погибло: сохранён запал

Неукротимой воли, наряду

С безмерной ненавистью, жаждой мстить

И мужеством — не уступать вовек.

А это ль не победа? Ведь у нас

Осталось то, чего не может Он

Ни яростью, ни силой отобрать —

Немеркнущая слава! Если б я

Противника, чьё царство сотряслось

От страха перед этою рукой,

Молил бы на коленах о пощаде,-

Я опозорился бы, я стыдом

Покрылся бы и горше был бы срам,

Чем низверженье. Волею судеб

Нетленны эмпирейский наш состав

И сила богоравная; пройдя

Горнило битв, не ослабели мы,

Но закалились и теперь верней

Мы вправе на победу уповать:

В грядущей схватке, хитрость применив,

Напружив силы, низложить Тирана,

Который нынче, празднуя триумф,

Ликует в Небесах самодержавно!»

Так падший Ангел, поборая скорбь,

Кичился вслух, отчаянье тая.

Собрат ему отважно отвечал:

«— О Князь! Глава порфироносных сил,

Вождь Серафимских ратей боевых,

Грозивших трону Вечного Царя

Деяньями, внушающими страх,

Дабы Его величье испытать

Верховное: хранимо ли оно

Случайностью ли, силой или Роком.

Я вижу все и горько сокрушён

Ужасным пораженьем наших войск.

Мы изгнаны с высот, побеждены,

Низвергнуты, насколько вообще

Возможно разгромить богоподобных

Сынов Небес; но дух, но разум наш

Не сломлены, а мощь вернётся вновь,

Хоть славу нашу и былой восторг

Страданья поглотили навсегда.

Зачем же Победитель (признаю

Его всесильным; ведь не мог бы Он

Слабейшей силой — нашу превозмочь!)

Нам дух и мощь оставил? Чтоб сильней

Мы истязались, утоляя месть

online-knigi.com

Джон Мильтон, «Потерянный рай»: краткое содержание, герои, цитаты

Библия стала вдохновением для многих гениев. Переосмыслению ее сюжетов посвящено много произведений. Одним из наиболее известных из них является поэма Мильтона «Потерянный рай». Давайте же узнаем больше об этой поэме и ее авторе, а также рассмотрим ее краткое содержание и проблематику.

Кто такой Джон Мильтон, и чем он известен

Это имя принадлежит известному британскому поэту и политическому деятелю XVII в.

Родился этот человек в семье лондонского нотариуса Джона Мильтона-старшего в 1608 году. Он был довольно успешен в профессии, поэтому обладал достаточными средствами, чтобы дать чаду отличное образование в Кембриджском университете.

Родительских денег было достаточно, чтобы содержать неработающего Мильтона. Поэтому после получения диплома поэт праздно провел почти 6 лет в родительском имении, развлекая себя чтением книг и занимаясь самообразованием. Этот период жизни Мильтон впоследствии считал самым счастливым.

В 1637 г. Джон Мильтон на год уехал путешествовать по Европе. В это время он жил преимущественно в Италии и Франции, где ему посчастливилось познакомиться со многими выдающимися умами того времени.

В 1638 г. писатель вернулся на родину и стал жить в Лондоне. Хотя его по-прежнему содержал отец, Мильтон наконец-то нашел себе занятие — он стал домашним учителем. Поначалу Джон обучал своих племянников, а позже давал частные уроки и детям из других состоятельных семейств.

Активная политическая и литературная деятельность

Времена Мильтона — это далеко не самый спокойный период в истории Великобритании. Недалекость политики Карла І привела к началу Епископских войн, которые переросли в Английскую революцию XVII в.

Эти события не оставили Мильтона равнодушным. Как ярый антироялист, он сочинял искрометные памфлеты, в которых критиковал монархию и защищал гражданские права и свободы, а также выступал против цензуры.

После казни короля и установления парламентской системы правления Джон сумел получить место правительственного секретаря для латинской корреспонденции.

За годы работы на этой должности Джон-младший сочинил десятки памфлетов, а также свел знакомство со многими великими британскими литераторами того времени.

В это время он трижды женился, но так и не смог обрести счастья в семейной жизни. Биографы полагают, что одной из причин этого были финансовые трудности. Ведь практически всю жизнь Мильтона содержал отец, однако в 1647 г. он скончался, и писателю пришлось самому обеспечивать себя, жен и детей. Ранее не утруждавший себя подобными заботами поэт теперь вынужден был печься не только о своих интеллектуальных потребностях, но и искать различные способы заработка.

В 1652 г. писатель утратил зрение и вплоть до своей смерти в 1674 г. прожил в кромешной тьме. В таком состоянии он уже не мог занимать должность в парламенте, а с восстановлением монархии (пусть и частичной) Мильтон был лишен льгот. Этот период жизни он считал худшим. Но с точки зрения его наследия данный этап является самым продуктивным. Ведь уже будучи слепым, Джон-младший написал свое величайшее произведение — поэму «Потерянный рай».

Джон Мильтон вложил в эту книгу все свои знания, наблюдения и создал поистине шедевр, на который ровнялись не только его современники, но и потомки, такие, например, как Джордж Байрон.

Поэма Paradise Lost («Потерянный рай»)

Что же особенного было в этом произведении? Помимо прекрасной поэзии, использования красочных метафор и сравнений, автор сумел освежить библейскую историю о грехопадении Адама и Евы.

В «Потерянном рае» Джон Мильтон превратил приевшуюся за несколько веков историю о сотворении человека и его изгнании из рая в захватывающий экшн. Здесь было все: и любовная история Адама, и философские размышление о жизни, вере и своем предназначении, и описание войны ангелов с демонами.

По сегодняшним меркам Paradise Lost не кажется ничем особо выдающимся. Но сразу после публикации в 1667 г. у читателей Мильтона «Потерянный рай» отзывы вызвал самые восторженные. Уставшие от однообразных подражаний Гомеру и Данте, они были просто влюблены в новую поэму.

В скором времени Paradise Lost стали переводить на другие языки и издавать за пределами Англии.

Сиквел «Потерянного рая» — «Возвращенный рай»

Успех Paradise Lost помог Мильтону улучшить материальное положение и вернуть былую славу. На этой волне поэт пишет продолжение и в 1671 году публикует Paradise Regained («Возвращенный рай»).

Эта книга в художественном плане уступала Paradise Lost. Она не только была короче в 3 раза, но и представляла собой морализаторский трактат, поэтому для многих была откровенно скучной.

Предыстория написания Paradise Lost

Идея создания эпической поэмы о грехопадении впервые появилась у Джона Мильтона еще во времена революционных событий в 1639 г. В те годы он сделал первые наброски и очертил круг тем, которые могли стать сюжетной основой.

Однако работа в парламенте, женитьба и прочие заботы, помешали автору осуществить задуманное.

Лишь утратив зрение и надежду, Мильтон решился взяться за перо. Конечно в переносном смысле, поскольку самостоятельно писать он не мог, и тексты поэмы надиктовывал своим дочерям и близким друзьям.

В связи с этим некоторые биографы иногда ставят под сомнение авторство Мильтона, выдвигая теории, что сочинить столь смелое произведение могла одна из дочерей поэта. А отец только редактировал ее сочинение и дал свое имя как более узнаваемое. Также, возможно, имела место совместная работа с одним из неизвестных молодых талантов.

В пользу этих теорий свидетельствует то, что на протяжении 60 лет жизни писатель почему-то не интересовался жанром эпической поэмы, а более был известен как автор трактатов и стихотворений.

Однако правду мы все равно уже не сможет узнать, так что остается только восхищаться «Потерянным раем» и гением его создателя, кто бы он ни был на самом деле.

Структура

Книга Джона Мильтона «Потерянный рай» написана белым стихом и состоит из 12 частей. Изначально их было лишь 10.

В более поздних редакциях (начиная с 1647 г.) ее сюжет был доработан и перераспределен на 12 глав.

В таком виде книга сохранилась и до наших дней.

Главные герои

Прежде чем рассмотреть краткое содержание «Потерянного рая» Мильтона, стоит узнать о действующих лицах произведения.

Следует уточнить, что, хотя автор и стремился не выходить за пределы церковного канона, он очеловечил своих героев, сделав их похожими на современников поэта.

Одним из самых обсуждаем героев «Потерянного рая» Мильтона является Сатана. Вопреки библейскому оригиналу, этот персонаж наделен человеческими качествами. При этом он невероятно могуществен, умен и тщеславен. Желая власти и самоутверждения, Сатана восстает против Бога. Несмотря на поражение, он не сдается и решает мстить исподтишка, совратив Адама и Еву. Однако месть не приносит ему полноценного удовлетворения.

Принято считать, что прообразом мильтоновского Сатаны-бунтаря стал «Прометей» Эсхила. Также некоторые литературоведы полагают, что в персонаже Владыки ада, поэт собрал основные черты своих друзей-революционеров, которые в свое время свергли Карла, но так и не смогли удержать власть. А описанные взаимоотношения между Сатаной и его демонами — это завуалированное описание рабочих будней Парламента.

Образ Господа в Paradise Lost — это воплощение веры во Всемогущего Бога-Отца. Он видит замыслы Дьявола, но допускает их, сознавая, что в финале все они принесут благо. Некоторые исследователи соотносят этого персонажа с воплощением идеального правителя и полагают, что создавая такого персонажа, Мильтон делал «реверанс» восстановленной монархии.

Адам и Ева — герои, являющиеся чем-то средним между абсолютным Добром и мятежным Злом. В «Потерянном рае» они не являются безвольными игрушками, а обладают правом выбора. Причем в отличие от Библии, этим героям не только запрещают есть плоды Древа Познания, но предупреждают о происках Сатаны. Из-за этого их грехопадение выглядит как сознательное решение. Причем главной виновницей автор изображает именно Еву. Эта героиня показана как более слабая физически и интеллектуально. Но при этом она оказывается хитрее и умудряется манипулировать Адамом.

В то же время ее супруг слишком идеализирован. Он не только умен и благороден, но и любознателен. Несмотря на свободу воли, Адам очень послушен и не склонен бунтовать. Мятежницей в их браке является как раз Ева. Лишь с обретением знаний (после грехопадения) эти герои вкушают истинное блаженство, правда, после этого их ждет горькое раскаяние.

Довольно интересен в поэме образ Сына Божьего. Он изображен не просто благородным, добровольно пожертвовавшим собою ради спасения человечества, но и отличным лидером, смелым полководцем (который помог ангелам одержать победу над демонами). Есть мнение, что в этом герое Мильтон изобразил черты идеального правителя.

Помимо перечисленных персонажей, в книге активную роль играют ангелы Рафаил и Михаил. Они являются наставниками человеческой четы. Их образы немного скучноваты, поскольку приторно идеальны и не вызывают особого сочувствия или восхищения.

Краткое содержание «Потерянного рая» Мильтона

В начале поэмы действие происходит в аду. Здесь павшие демоны высказывают свои жалобы Сатане. Чтобы как-то отвлечь их от печальных мыслей, Властитель ада устраивает смотр войск. При этом он сам хотя и гордится своей властью, но не знает, что дальше делать.

На совете адских старшин рассматриваются разные варианты: заняться обустройством Преисподней или опять поднять бунт против Небес.

Сатана выбирает другую тактику. Узнав о сотворении Нового мира и человека, он решает соблазнить людей и таким образом отомстить Творцу.

С помощью хитрости Дьявол проникает в рай. Здесь он приятно удивлен красотой этого места. Однако вскоре ангелы обнаруживают его и выдворяют прочь.

Осознавая, что цель Нечистого — совратить людей, Господь посылает Рафаила предостеречь Адама и Еву. Архангел рассказывает Адаму историю войны с демонами и сотворения мира Сыном Божьим. Также он призывает человека держаться заповедей Господа.

Тем временем Сатана насылает на Еву сон-соблазн. Находясь под впечатлением, женщина рассказывает о нем мужу.

В дальнейшем Дьявол проникает в рай в виде тумана и вселяется в змея. Ловко манипулируя женщиной, ему удается убедить ее съесть запретный плод. Вкус запретного фрукта так нравится Еве, что она уговаривает вкусить его и мужа. Адам, хотя и понимает, что поступает плохо, слишком любит жену, не желает разлучаться с ней и соглашается.

Отведав плод, люди испытывают плотские желания и удовлетворяют их. Однако когда страсть остывает, на них находит прозрение и раскаяние.

Господь узнал о плане Сатаны задолго до того, как тот проник в рай. Но когда Христос вызвался стать искупительной жертвой, Он посмотрел в будущее и понял, что финал будет благополучным. По этой причине Бог разрешил негодяю осуществить задуманное.

После грехопадения Он приказывает ангелам вывести согрешивших из рая. Видя их раскаяние, архангел Михаил показывает Адаму будущее вплоть до прихода Христа на Землю и уничтожения Сатаны и его демонов. Люди покидают рай, но их сердца полны надеждой.

Анализ поэмы

Рассмотрев краткое содержание «Потерянного рая» Мильтона, стоит проанализировать произведение.

Несмотря на строгое следование библейскому канону, поэт сумел в своей книге описать жизнь и проблемы, волнующие современное общество.

Большинство литературоведов солидарны в том, что в описании взаимоотношений жителей ада автор изобразил причины, приведшие к падению его партии антироялистов и восстановлению монархии в Англии.

Однако есть и те, кто полагает, что изобразив жизнь демонов в аду, поэт высмеял основные проблемы власти в современной ему Великобритании. Он завуалировано показал, как правительство вместо обустройства страны поводит показательные смотры, устраивает войны с другими государствами и погрязло в интригах.

В то же время рай изображен как Утопия, управляемая мудрым и заботливым правителем и его верными ангелы.

Среди других проблем, которые показал Мильтон, фигурируют семейные взаимоотношения. Автору удалось пережить двух из трех своих жен. Причем первая из них (Мэри Поуэл, младше писателя на 20 лет) сбежала от супруга к родственникам через месяц после свадьбы. Со временем Джону удалось вернуть Мэри домой, но отношения их так и не наладились.

С другими женами поэт сочетался браком уже будучи слепым, так что они были нужны ему более как сиделки и няньки детям от первого брака.

Именно основываясь на не очень удачном, но богатом опыте семейной жизни, автор и описал брак первых людей. В его трактовке Адам — идеальный отец и супруг. Он безмерно любит жену, а ради спасения будущих детей готов покончить собой.

Ева (в понимании Мильтона) — главный корень всех бед семьи. В общем-то, она показана как неплохая героиня, но слишком похотливая. На подобное сложно смотреть без улыбки. Ведь впервые писатель женился в 34 года, затем в 48 и 55 лет. Причем обе последних жены были младше его на 30 лет. Неудивительно, что писатель считал своих супруг излишне похотливыми, хотя в данном случае это были лишь естественные желания молодых женщин.

Проводя анализ «Потерянного рая» Джона Мильтона, нельзя не упомянуть о вопросе мироустройства. Поэт был одним из образованнейших людей своей эпохи и, конечно же, интересовался строением Вселенной. В то время шли горячие споры о том, какая из систем соответствует действительности: Коперника (гелиоцентричная) или Птолемея (где в центре вселенной находилась Земля). Поскольку ответ еще не был найден, то Мильтон в Paradise Lost оставляет вопрос открытым, хотя и касается его.

Краткое содержание «Возвращенного рая» Мильтона

Рассмотрев краткое содержание «Потерянного рая» Мильтона и проанализировав ее, следует узнать, чему посвящено продолжение поэмы — Paradise Regained.

Эта книга состоит всего из 4 глав. В них красочно описана история искушения Христа Сатаной и Его победа.

В отличие от первой книги, эта более походила на религиозный трактат, которые часто писал в молодости Мильтон. Кстати, именно ее впечатляющая непохожесть на смелость и легкость «Потерянного рая» породила слухи о том, что автором Paradise Lost был кто-то другой.

Избранные цитаты из Paradise Lost

Одной из причин столь ошеломляющей популярности поэмы был не только ее разноплановый сюжет и насыщенные образы, но и красивый слог.

Ниже приведены наиболее известные цитаты из «Потерянного рая» Мильтона:

• «И хоть в аду, Но все же править стоит, ибо лучше Царить в аду, чем быть рабом на небе…». Кстати, эта фраза является вольной интерпретацией знаменитой цитаты Юлия Цезаря: «Лучше быть первым в деревне, чем вторым в городе (Риме).
• «Везде в Аду я буду. Ад — я сам».
• «Может быть, мы почерпнем новые силы в надежде, если нет, нас вдохновит отчаяние».
• «В страданьях ли, в борьбе ли, — горе слабым»
• «О, срам людской! Согласие царит меж бесов проклятых, но человек,- сознаньем обладающая тварь, — чинит раздор с подобными себе».
• «Так зачем желать того, чего нам силой — не достичь, а как подачку — сами не возьмем?»
• «Но везде я вижу один и тот же источник всех человеческих зол – женщины!»

fb.ru

Читать онлайн книгу Потерянный рай

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 16 страниц)

Назад к карточке книги

Джон Мильтон
Потерянный рай

КНИГА ПЕРВАЯ

Книга Первая сначала излагает вкратце тему произведения: прослушание Человека, вследствие чего он утратил Рай – обиталище своё; затем указывается причина падения: Змий, вернее – Сатана в облике Змия, восставший против Бога, вовлёк в мятеж бесчисленные легионы Ангелов, но был по Божьему повелению низринут с Небес вместе со всеми полчищами бунтовщиков в Преисподнюю.

Упомянув об этих событиях, поэма незамедлительно переходит к основному действию, представляя Сатану и его Ангелов в Аду. Следует описание Ада, размещающегося отнюдь не в центре Земли (небо и Земля, предположительно, ещё не сотворены, и следовательно, над ними ещё не тяготеет проклятье), но в области тьмы кромешной, точнее – Хаоса. Сатана со своими Ангелами лежит в кипящем озере, уничиженный, поверженный, но вскоре, очнувшись от потрясения, призывает соратника, первого после себя по рангу и достоинству. Они беседуют о несчастном положении своём. Сатана пробуждает все легионы, до сих пор так же находившиеся в оцепенении и беспамятстве. Неисчислимые, они подымаются, строятся в боевые порядки; главные их вожди носят имена идолов, известных впоследствии в Ханаане и соседствующих странах. Сатана обращается к соратникам, утешает их надеждою на отвоевание Небес и сообщает о новом мире и новом роде существ, которые, как гласят старинные пророчества и предания Небесного Царства, должны быть сотворены; Ангелы же, согласно мнению многих древних Отцов, созданы задолго до появления видимых существ.

Дабы обмыслить это пророчество и определить дальнейшие действия, Сатана повелевает собрать общий совет.

Соратники соглашаются с ним. Из бездны мрака возникает Пандемониум – чертог Сатаны. Адские вельможи восседают там и совещаются.

О первом преслушанье, о плоде

Запретном, пагубном, что смерть принёс

И все невзгоды наши в этот мир,

Людей лишил Эдема, до поры,

Когда нас Величайший Человек

Восставил, Рай блаженный нам вернул,-

Пой, Муза горняя! Сойди с вершин

Таинственных Синая иль Хорива,

Где был тобою пастырь вдохновлён,

Начально поучавший свой народ

Возникновенью Неба и Земли

Из Хаоса; когда тебе милей

Сионский холм и Силоамский Ключ,

Глаголов Божьих область, – я зову

Тебя оттуда в помощь; песнь моя

Отважилась взлететь над Геликоном,

К возвышенным предметам устремясь,

Нетронутым ни в прозе, ни в стихах.

Но прежде ты, о Дух Святой! – ты храмам

Предпочитаешь чистые сердца,-

Наставь меня всеведеньем твоим!

Ты, словно голубь, искони парил

Над бездною, плодотворя её;

Исполни светом тьму мою, возвысь

Все бренное во мне, дабы я смог

Решающие доводы найти

И благость Провиденья доказать,

Пути Творца пред тварью оправдав.

Открой сначала, – ибо Ад и Рай

Равно доступны взору Твоему,-

Что побудило первую чету,

В счастливой сени, средь блаженных кущ,

Столь взысканную милостью Небес,

Предавших Мирозданье ей во власть,

Отречься от Творца, Его запрет

Единственный нарушить? – Адский Змий!

Да, это он, завидуя и мстя,

Праматерь нашу лестью соблазнил;

Коварный Враг, низринутый с высот

Гордыней собственною, вместе с войском

Восставших Ангелов, которых он

Возглавил, с чьею помощью Престол

Всевышнего хотел поколебать

И с Господом сравняться, возмутив

Небесные дружины; но борьба

Была напрасной. Всемогущий Бог

Разгневанный стремглав низверг строптивцев,

Объятых пламенем, в бездонный мрак,

На муки в адамантовых цепях

И вечном, наказующем огне,

За их вооружённый, дерзкий бунт.

Девятикратно время истекло,

Что мерой дня и ночи служит смертным,

Покуда в корчах, со своей ордой,

Метался Враг на огненных волнах,

Разбитый, хоть бессмертный. Рок обрёк

Его на казнь горчайшую: на скорбь

О невозвратном счастье и на мысль

О вечных муках. Он теперь обвёл

Угрюмыми зеницами вокруг;

Таились в них и ненависть, и страх,

И гордость, и безмерная тоска…

Мгновенно, что лишь Ангелам дано,

Он оглядел пустынную страну,

Тюрьму, где, как в печи, пылал огонь,

Но не светил и видимою тьмой

Вернее был, мерцавший лишь затем,

Дабы явить глазам кромешный мрак,

Юдоль печали, царство горя, край,

Где мира и покоя нет, куда

Надежде, близкой всем, заказан путь,

Где муки без конца и лютый жар

Клокочущих, неистощимых струй

Текучей серы. Вот какой затвор

Здесь уготовал Вечный Судия

Мятежникам, средь совершённой тьмы

И втрое дальше от лучей Небес

И Господа, чем самый дальний полюс

От центра Мирозданья отстоит.

Как несравнимо с прежней высотой,

Откуда их паденье увлекло!

Он видит соучастников своих

В прибое знойном, в жгучем вихре искр,

А рядом сверстника, что был вторым

По рангу и злодейству, а поздней

Был в Палестине чтим как Вельзевул.

К нему воззвал надменный Архивраг,

Отныне наречённый Сатаной,

И страшное беззвучие расторг

Такими дерзновенными словами:

«– Ты ль предо мною? О, как низко пал

Тот, кто сияньем затмевал своим

Сиянье лучезарных мириад

В небесных сферах! Если это ты,

Союзом общим, замыслом одним,

Надеждой, испытаньями в боях

И пораженьем связанный со мной,-

Взгляни, в какую бездну с вышины

Мы рухнули! Его могучий гром

Доселе был неведом никому.

Жестокое оружие! Но пусть

Всесильный Победитель на меня

Любое подымает! – не согнусь

И не раскаюсь, пусть мой блеск померк…

Ещё во мне решимость не иссякла

В сознанье попранного моего

Достоинства, и гордый гнев кипит,

Велевший мне поднять на битву с Ним

Мятежных Духов буйные полки,

Тех, что Его презрели произвол,

Вождём избрав меня. Мы безуспешно

Его Престол пытались пошатнуть

И проиграли бой. Что из того?

Не все погибло: сохранён запал

Неукротимой воли, наряду

С безмерной ненавистью, жаждой мстить

И мужеством – не уступать вовек.

А это ль не победа? Ведь у нас

Осталось то, чего не может Он

Ни яростью, ни силой отобрать —

Немеркнущая слава! Если б я

Противника, чьё царство сотряслось

От страха перед этою рукой,

Молил бы на коленах о пощаде,-

Я опозорился бы, я стыдом

Покрылся бы и горше был бы срам,

Чем низверженье. Волею судеб

Нетленны эмпирейский наш состав

И сила богоравная; пройдя

Горнило битв, не ослабели мы,

Но закалились и теперь верней

Мы вправе на победу уповать:

В грядущей схватке, хитрость применив,

Напружив силы, низложить Тирана,

Который нынче, празднуя триумф,

Ликует в Небесах самодержавно!»

Так падший Ангел, поборая скорбь,

Кичился вслух, отчаянье тая.

Собрат ему отважно отвечал:

«– О Князь! Глава порфироносных сил,

Вождь Серафимских ратей боевых,

Грозивших трону Вечного Царя

Деяньями, внушающими страх,

Дабы Его величье испытать

Верховное: хранимо ли оно

Случайностью ли, силой или Роком.

Я вижу все и горько сокрушён

Ужасным пораженьем наших войск.

Мы изгнаны с высот, побеждены,

Низвергнуты, насколько вообще

Возможно разгромить богоподобных

Сынов Небес; но дух, но разум наш

Не сломлены, а мощь вернётся вновь,

Хоть славу нашу и былой восторг

Страданья поглотили навсегда.

Зачем же Победитель (признаю

Его всесильным; ведь не мог бы Он

Слабейшей силой – нашу превозмочь!)

Нам дух и мощь оставил? Чтоб сильней

Мы истязались, утоляя месть

Его свирепую? Иль как рабы

Трудились тяжко, по законам войн,

Подручными в Аду, в огне палящем,

Посыльными в бездонной, мрачной мгле?

Что толку в нашем вечном бытии

И силе нашей, вечно-неизменной,

Коль нам терзаться вечно суждено?»

Ему Отступник тотчас возразил:

«– В страданьях ли, в борьбе ли, – горе слабым,

О падший Херувим! Но знай, к Добру

Стремиться мы не станем с этих пор.

Мы будем счастливы, творя лишь Зло,

Его державной воле вопреки.

И если Провидением своим

Он в нашем Зле зерно Добра взрастит,

Мы извратить должны благой исход,

В Его Добре источник Зла сыскав.

Успехом нашим будет не однажды

Он опечален; верю, что не раз

Мы волю сокровенную Его

Собьём с пути, от цели отведя…

Но глянь! Свирепый Мститель отозвал

К вратам Небес карателей своих.

Палящий ураган и серный град,

Нас бичевавшие, когда с вершин

Мы падали в клокочущий огонь,

Иссякли. Молниями окрылённый

И гневом яростным, разящий гром

Опустошил, как видно, свой колчан,

Стихая постепенно, и уже

Не так бушует. Упустить нельзя

Счастливую возможность, что оставил

В насмешку или злобу утолив,

Противник нам. Вот голый, гиблый край,

Обитель скорби, где чуть-чуть сквозит,

Мигая мёртвым светом в темноте,

Трепещущее пламя. Тут найдём

Убежище от вздыбленных валов

И отдых, если здесь он существует,

Вновь соберём разбитые войска,

Обсудим, как нам больше досадить

Противнику и справиться с бедой,

В надежде – силу или, наконец,

В отчаянье – решимость почерпнуть!»

Так молвил Сатана. Приподнял он

Над бездной голову; его глаза

Метали искры; плыло позади

Чудовищное тело, по длине

Титанам равное иль Земнородным —

Врагам Юпитера! Как Бриарей,

Сын Посейдона, или как Тифон,

В пещере обитавший, возле Тарса,

Как великан морей – Левиафан,

Когда вблизи Норвежских берегов

Он спит, а запоздавший рулевой,

Приняв его за остров, меж чешуй

Кидает якорь, защитив ладью

От ветра, и стоит, пока заря

Не усмехнётся морю поутру,-

Так Архивраг разлёгся на волнах,

Прикованный к пучине. Никогда

Он головой не мог бы шевельнуть

Без попущенья свыше. Провиденье

Дало ему простор для тёмных дел

И новых преступлений, дабы сам

Проклятье на себя он вновь навлёк,

Терзался, видя, что любое Зло

Во благо бесконечное, в Добро

Преображается, что род людской,

Им соблазнённый, будет пощажён

По милости великой, но втройне

Обрушится возмездье на Врага.

Огромный, он воспрянул из огня,

Два серных вала отогнав назад;

Их взвихрённые гребни, раскатись,

Образовали пропасть, но пловец

На крыльях в сумеречный воздух взмыл,

Принявший непривычно тяжкий груз,

И к суше долетел, когда назвать

Возможно сушей – отверделый жар,

Тогда как жидкий жар в пучине тлел.

Такой же почва принимает цвет,

Когда подземный шторм срывает холм

С вершин Пелора, или ребра скал

Гремящей Этны, чьё полно нутро

Огнеопасных, взрывчатых веществ,

И при посредстве минеральных сил,

Наружу извергаемых из недр

Воспламенёнными, а позади,

Дымясь и тлея, остаётся дно

Смердящее. Вот что пятой проклятой

Нащупал Враг! Соратник – вслед за ним.

Тщеславно ликовали гордецы.

Сочтя, что от Стигийских вод спаслись

Они, как боги, – собственной своей

Вновь обретённой силой, наотрез

Произволенье Неба отрицая.

«– На эту ли юдоль сменили мы,-

Архангел падший молвил, – Небеса

И свет Небес на тьму? Да будет так!

Он всемогущ, а мощь всегда права.

Подальше от Него! Он выше нас

Не разумом, но силой; в остальном

Мы равные. Прощай, блаженный край!

Привет тебе, зловещий мир! Привет,

Геенна запредельная! Прими

Хозяина, чей дух не устрашат

Ни время, ни пространство. Он в себе

Обрёл своё пространство и создать

В себе из Рая – Ад и Рай из Ада

Он может. Где б я ни был, все равно

Собой останусь, – в этом не слабей

Того, кто громом первенство снискал.

Здесь мы свободны. Здесь не создал Он

Завидный край; Он не изгонит нас

Из этих мест. Здесь наша власть прочна,

И мне сдаётся, даже в бездне власть —

Достойная награда. Лучше быть

Владыкой Ада, чем слугою Неба!

Но почему же преданных друзей,

Собратьев по беде, простёртых здесь,

В забвенном озере, мы не зовём

Приют наш скорбный разделить и, вновь

Объединясь, разведать: что ещё

Мы в силах у Небес отвоевать

И что осталось нам в Аду утратить?»

Так молвил Сатана, и Вельзевул

Ответствовал: «– О Вождь отважных войск,

Воистину, лишь Всемогущий мог

Их разгромить! Пусть голос твой опять

Раздастся, как незыблемый залог

Надежды, ободрявшей часто нас

Среди опасностей и страха! Пусть

Он прозвучит как боевой сигнал

И мужество соратникам вернёт,

Низринутым в пылающую топь,

Беспамятно недвижным, оглушённым

Паденьем с непомерной вышины!»

Он смолк, и тотчас Архивраг побрёл

К обрыву, за спину закинув щит,-

В эфире закалённый круглый диск,

Огромный и похожий на луну,

Когда её в оптическом стекле,

С Вальдарно или Фьезольских высот,

Мудрец Тосканский ночью созерцал,

Стремясь на шаре пёстром различить

Материки, потоки и хребты.

Отступник, опираясь на копьё,

Перед которым высочайший ствол

Сосны Норвежской, срубленной на мачту,

Для величайшего из кораблей,

Казался бы тростинкой, – брёл вперёд

По раскалённым глыбам; а давно ль

Скользил в лазури лёгкою стопой?

Его терзали духота и смрад,

Но, боль превозмогая, он достиг

Пучины серной, с края возопив

К бойцам, валяющимся, как листва

Осенняя, устлавшая пластами

Лесные Валамброзские ручьи,

Текущие под сенью тёмных крон

Дубравы Этрурийской; так полёг

Тростник близ Моря Чермного, когда

Ветрами Орион расколыхал

Глубины вод и потопил в волнах

Бузириса и конников его

Мемфисских, что преследовали вскачь

Сынов Земли Гесем, а беглецы

Взирали с берега на мертвецов,

Плывущих средь обломков колесниц;

Так, потрясённые, бунтовщики

Лежали грудами, но Вождь вскричал,

И гулким громом отозвался Ад:

«– Князья! Воители! Недавний цвет

Небес, теперь утраченных навек!

Возможно ли эфирным существам

Столь унывать? Ужели, утомясь

Трудами ратными, решили вы

В пылающей пучине опочить?

Вы в райских долах, что ли, сладкий сон

Вкушаете? Никак, вы поклялись

Хваленье Победителю воздать

Униженно? Взирает Он меж тем

На Херувимов и на Серафимов,

Низверженных с оружьем заодно

Изломанным, с обрывками знамён!

Иль ждёте вы, чтобы Его гонцы,

Бессилье наше с Неба углядев,

Накинулись и дротиками молний

Ко дну Геенны пригвоздили нас?

Восстаньте же, не то конец всему!»

Сгорая от стыда, взлетели вмиг

Бойцы. Так задремавший часовой

Спросонья вздрагивает, услыхав

Начальства строгий окрик. Сознавая

Свои мученья и беду свою,

Стряхнув оцепененье, Сатане

Покорствуют несметные войска.

Так, в чёрный день Египта, мощный жезл

Вознёс Амрамов сын, и саранча,

Которую пригнал восточный ветр,

Нависла тучей, мрачною, как ночь,

Над грешной Фараоновой землёй

И затемнила Нильскую страну;

Не меньшей тучей воспарила рать

Под своды адские, сквозь пламена,

Её лизавшие со всех сторон.

Но вот копьём Владыка подал знак,

И плавно опускаются полки

На серу отверделую, покрыв

Равнину сплошь. Из чресел ледяных

Не извергал тысячелюдный Север

Подобных толп, когда его сыны,

Дунай и Рейн минуя, как потоп

Неудержимый, наводнили Юг,

За Гибралтар и до песков Ливийских!

Начальники выходят из рядов

Своих дружин; они к Вождю спешат,

Блистая богоравной красотой,

С людскою – несравнимой. Довелось

Им на небесных тронах восседать,

А ныне – в райских списках ни следа

Имён смутьянов, что презрели долг,

Из Книги Жизни вымарав себя.

Ещё потомство Евы бунтарям

Иные прозвища не нарекло,

Когда их допустил на Землю Бог,

Дабы людскую слабость испытать.

Им хитростью и ложью удалось

Растлить едва ль не весь Адамов род

И наклонить к забвению Творца

И воплощенью облика его

Невидимого – в образы скотов,

Украшенных и чтимых в дни торжеств

Разнузданных и пышных; Духам Зла

Учили поклоняться, как богам.

Под именами идолов они

Языческих известны с тех времён.

Поведай, Муза, эти имена:

Кто первым, кто последним, пробудясь,

Восстал из топи на призывный клич?

Как, сообразно рангам, шли к Вождю,

Пока войска держались вдалеке?

Главнейшими божками были те,

Кто, ускользнув из Ада, в оны дни,

Ища себе добычи на Земле,

Свои дерзали ставить алтари

И капища близ Божьих алтарей

И храмов; побуждали племена

Молиться демонам и, обнаглев,

Оспаривали власть Иеговы,

Средь Херувимов, с высоты Сиона,

Громами правящего! Их кумиры —

О, мерзость! – проникали в самый Храм,

Кощунственно желая поругать

Священные обряды, адский мрак

Противоставив свету Миродержца!

Молох шёл первым – страшный, весь в крови

Невинных жертв. Родители напрасно

Рыдали; гулом бубнов, рёвом труб

Был заглушён предсмертный вопль детей,

Влекомых на его алтарь, в огонь.

Молоха чтил народ Аммонитян,

В долине влажной Раввы и в Аргобе,

В Васане и на дальних берегах

Арнона; проскользнув к святым местам,

Он сердце Соломона смог растлить,

И царь прельщённый капище ему

Напротив Храма Божьего воздвиг.

С тех пор позорной стала та гора;

Долина же Еннома, осквернясь

Дубравой, посвящённою Молоху,

Тофет – с тех пор зовётся и ещё —

Геенной чёрною, примером Ада.

Вторым шёл Хамос – ужас и позор

Сынов Моава. Он царил в земле

Ново и Ароера, средь степей

Спалённых Аворнма; Езевон,

Оронаим, Сигонова страна,

И Сивма – виноградный дол цветущий,

И Елеал, весь неохватный край

До брега Моря Мёртвого, пред ним

Склонялся. Он, под именем Фегора,

В Ситтиме соблазнил израильтян,

Покинувших Египет, впасть в разврат,

Что принесло им беды без числа.

Он оргии свои до той горы

Простёр срамной и рощи, где кумир

Господствовал Молоха – людобойцы,

Пока благочестивый не пресёк

Иосия грехи и прямо в Ад

Низверг из капищ мерзостных божков.

За ними духи шли, которым два

Прозванья были общие даны;

От берегов Евфрата до реки

Меж Сирией и Царством пирамид —

Ваалами, Астартами звались

Одни – себе присвоив род мужской,

Другие – женский. Духи всякий пол

Принять способны или оба вместе —

Так вещество их чисто и легко,

Ни оболочкой не отягчено,

Ни плотью, ни громоздким костяком.

Но, проявляясь в обликах любых,

Прозрачных, плотных, светлых или тёмных,

Затеи могут воплощать свои

Воздушные – то в похоть погрузясь,

То в ярость впав. Израиля сыны

Не раз, Жизнеподателя презрев,

Забвению предав Его законный

Алтарь, пред изваяньями скотов

Униженно склонялись, и за то

Их были головы обречены

Склоняться столь же низко пред копьём

Врагов презренных. Следом Аштарет,

Увенчанная лунным рогом, шла,

Астарта и Владычица небес

У Финикиян. В месячных ночах,

Пред статуей богини, выпевал

Молитвословья хор Сидонских дев.

И те же гимны в честь её Сион

Пятнали. На горе Обиды храм

Поставил ей женолюбивый царь.

Он сердцем был велик, но ради ласк

Язычниц обольстительных почтил

Кумиры мерзкие. Богине вслед

Шагал Таммуз, увечьем на Ливане

Сириянок сзывавший молодых,

Что ежегодно, летом, целый день

Его оплакивали и, следя,

Как в море алую струю влечёт

Адонис, верили, что снова кровь

Из ран божка окрасила поток.

Пленялись этой притчей любострастной

Сиона дщери. Иезекииль

Их похоть созерцал, когда у врат

Святых ему в видении предстал

Отпавшего Иуды гнусный грех

Служенья идолам. Шёл Дух вослед,

Взаправду плакавший, когда Кивотом

Завета полоненным был разбит

Его звероподобный истукан.

Безрукий, безголовый, он лежал

Средь капища, своих же посрамив

Поклонников; Дагоном звался он —

Морское чудо, получеловек

И полурыба. Пышный храм его

Сиял в Азоте. Палестина вся,

Геф, Аскалон и Аккарон и Газа,

Пред ним дрожали. Шёл за ним Риммой;

Дамаск очаровательный служил

Ему жильём, равно как берега

Аваны и Фарфара – тучных рек.

Он тоже оскорблял Господень Дом:

Утратив прокажённого слугу,

Он повелителя обрёл: царя

Ахаза, отупевшего от пьянства,

Принудил Божий разорить алтарь

И на сирийский лад соорудить

Святилище для сожиганья жертв

Божкам, которых он же победил.

Шли дало демоны густой толпой:

Озирис, Гор, Изида – во главе

Обширной свиты; некогда они

Египет суеверный волшебством

Чудовищным и чарами прельстили,

И заблуждающиеся жрецы,

Лишив людского образа своих

Богов бродячих, в облики зверей

Их воплотили. Этой злой чумы

Израиль на Хоривене избег,

Из золота заёмного отлив

Тельца; крамольный царь свершил вдвойне

Злодейство это – в Дано и Вефиле,

Где уподобил тучному быку

Создателя, что в ночь одну прошёл

Египет, и одним ударом всех

Младенцев первородных истребил

И всех низринул блеющих богов.

Последним появился Велиал,

Распутнейший из Духов; он себя

Пороку предал, возлюбив порок.

Не ставились кумирни в честь его

И не курились алтари, но кто

Во храмы чаще проникал, творя

Нечестие, и развращал самих

Священников, предавшихся греху

Безбожия, как сыновья Илия,

Чинившие охальство и разгул

В Господнем Доме? Он царит везде,-

В судах, дворцах и пышных городах,-

Где оглушающий, бесстыдный шум

Насилия, неправды и гульбы

Встаёт превыше башен высочайших,

Где в сумраке по улицам снуют

Гурьбою Велиаловы сыны,

Хмельные, наглые; таких видал

Содом, а позже – Гива, где в ту ночь

Был вынужден гостеприимный кров

На поруганье им жену предать,

Чтоб отвратить наисквернейший блуд.

Вот – главные по власти и чинам.

Пришлось бы долго называть иных

Прославленных; меж ними божества

Ионии, известные издревле;

Им поклонялся Иаванов род,

Хотя они значительно поздней

Своих родителей – Земли и Неба —

Явились в мир. Был первенцем Титан

С детьми, без счета; брат его – Сатурн

Лишил Титана прав, но, в свой черёд,

Утратил власть; Сатурна мощный сын

От Реи – Зевс – похитил трон отца

И незаконно царство основал.

На Крите и на Иде этот сонм

Богов известен стал сперва; затем

Они к снегам Олимпа вознеслись

И царствовали в воздухе срединном,

Где высший был для них предел небес.

Они господствовали в скалах Дельф,

В Додоне и проникли за рубеж

Дориды, словно те, что в оны дни,

Сопутствуя Сатурну-старику,

Бежали в Гесперийские поля

И, Адриатику переплывя,

Достигли дальних Кельтских островов.

Несметными стадами шли и шли

Все эти Духи; были их глаза

Потуплены тоскливо, но зажглись

Угрюмым торжеством, едва они

Увидели, что Вождь ещё не впал

В отчаянье, что не совсем ещё

Они погибли в гибели самой.

Казалось, тень сомненья на чело

Отступника легла, но он, призвав

Привычную гордыню, произнёс

Исполненные мнимого величья

Слова надменные, чтоб воскресить

Отвагу ослабевшую и страх

Рассеять. Под громовый рык рогов

И труб воинственных он повелел

Поднять свою могучую хоругвь.

Азазиил – гигантский Херувим —

Отстаивает право развернуть

Её; и вот, плеща во весь размах,

Великолепный княжеский штандарт

На огненно-блистающем копьё

Вознёсся, просияв как метеор,

Несомый бурей; золотом шитья

И перлами слепительно на нем

Сверкали серафимские гербы

И пышные трофеи. Звук фанфар

Торжественно всю бездну огласил,

И полчища издали общий клич,

Потрясший ужасом не только Ад,

Но царство Хаоса и древней Ночи.

Вмиг десять тысяч стягов поднялись,

Восточной пестротою расцветив

Зловещий сумрак; выросла как лес

Щетина копий; шлемы и щиты

Сомкнулись неприступною стеной.

Шагает в ногу демонская рать

Фалангой строгой, под согласный свист

Свирелей звучных и дорийских флейт,

На битву прежде воодушевлявших

Героев древних, – благородством чувств

Возвышенных; не бешенством слепым,

Но мужеством, которого ничто

Поколебать не в силах; смерть в бою

Предпочитавших бегству от врага

И отступленью робкому. Затем

Дорийский, гармоничный создан лад,

Чтоб смуту мыслей умиротворить,

Сомненье, страх и горе из сердец

Изгнать – и смертных и бессмертных. Так,

Объединённой силою дыша,

Безмолвно шествуют бунтовщики

Под звуки флейт, что облегчают путь

По раскалённой почве. Наконец

Войска остановились. Грозный фронт,

Развёрнутый во всю свою Длину

Безмерную, доспехами блестит,

Подобно древним воинам сровняв

Щиты и копья; молча ждут бойцы

Велений Полководца. Архивраг

Обводит взглядом опытным ряды

Вооружённых Духов; быстрый взор

Оценивает легионов строй

И выправку бойцов, их красоту

Богоподобную и счёт ведёт

Когортам. Предводитель ими горд,

Ликует, яростней ожесточась,

В сознанье мощи собственной своей.

Досель от сотворенья Человека

Ещё нигде такого не сошлось

Большого полчища; в сравненье с ним

Казалось бы ничтожным, словно горсть

Пигмеев, с журавлями воевавших,

Любое; даже присовокупив

К Флегрийским исполинам род геройский.

Вступивший в бой, с богами наряду,

Что схватке помогали с двух сторон,

Под Фивами и Троей, – присчитать

К ним рыцарей романов и легенд

О сыне Утера, богатырей

Британии, могучих удальцов

Арморики; неистовых рубак

И верных и неверных, навсегда

Прославивших сраженьями Дамаск,

Марокко, Трапезунд, и Монтальбан,

И Аспрамонт; к тех придать, кого

От Африканских берегов Бизерта

Послала с Шарлеманем воевать,

Разбитым наголову средь полей

Фонтарабийских. Войско Сатаны,

Безмерно большее, чем все войска

Людские, – повинуется Вождю

Суровому; мятежный Властелин,

Осанкой статной всех превосходя,

Как башня высится. Нет, не совсем

Он прежнее величье потерял!

Хоть блеск его небесный омрачён,

Но виден в нем Архангел. Так, едва

Взошедшее на утренней заре,

Проглядывает солнце сквозь туман

Иль, при затменье скрытое Луной,

На пол-Земли зловещий полусвет

Бросает, заставляя трепетать

Монархов призраком переворотов,-

И сходственно, померкнув, излучал

Архангел часть былого света. Скорбь

Мрачила побледневшее лицо,

Исхлёстанное молниями; взор,

Сверкающий из-под густых бровей,

Отвагу безграничную таил,

Несломленную гордость, волю ждать

Отмщенья вожделенного. Глаза

Его свирепы, но мелькнули в них

И жалость и сознание вины

При виде соучастников преступных,

Верней – последователей, навек

Погибших; тех, которых прежде он

Знавал блаженными. Из-за него

Мильоны Духов сброшены с Небес,

От света горнего отлучены

Его крамолою, но и теперь,

Хоть слава их поблекла, своему

Вождю верны. Так, сосны и дубы,

Небесным опалённые огнём,

Вздымая величавые стволы

С макушками горелыми, стоят,

Не дрогнув, на обугленной земле.

Вождь подал знак: он хочет речь держать.

Сдвоив ряды, теснятся командиры

Полуокружностью, крыло к крылу,

В безмолвии, близ Главаря. Начав

Трикраты, он трикраты, вопреки

Гордыне гневной, слезы проливал,

Не в силах молвить. Ангелы одни

Так слезы льют. Но вот он, подавив

Рыдания и вздохи, произнёс:

«– О сонмы вечных Духов! Сонмы Сил,

Лишь Всемогущему не равных! Брань

С Тираном не была бесславной, пусть

Исход её погибелен, чему

Свидетельством – плачевный облик наш

И место это. Но какой же ум

Высокий, до конца усвоив смысл

Былого, настоящее познав,

Дабы провидеть ясной предречь

Грядущее, – вообразить бы мог,

Что силы совокупные богов

Потерпят пораженье? Кто дерзнёт

Поверить, что, сраженье проиграв,

Могучие когорты, чьё изгнанье

Опустошило Небо, не пойдут

Опять на штурм и не восстанут вновь,

Чтоб светлый край родной отвоевать?

Вся Ангельская рать – порукой мне:

Мои ли колебания и страх

Развеяли надежды наши? Нет!

Самодержавный Деспот свой Престол

Незыблемым доселе сохранял

Лишь в силу громкой славы вековой,

Привычки косной и благодаря

Обычаю. Наружно окружась

Величьем венценосца, он сокрыл

Разящую, действительную мощь,

И это побудило к мятежу

И сокрушило нас. Отныне мы

Изведали могущество Его,

Но и своё познали. Не должны

Мы вызывать на новую войну

Противника, но и страшиться нам

Не следует, коль Он её начнёт.

Всего мудрее – действовать тайком,

Обманчивою хитростью достичь

Того, что в битве не далось. Пускай

Узнает Он: победа над врагом,

Одержанная силою меча,-

Лишь часть победы. Новые миры

Создать пространство может. В Небесах

Давно уже носился общий слух,

Что Он намерен вскоре сотворить

Подобный мир и населить его

Породою существ, которых Он

Возлюбит с Ангелами наравне.

На первый случай вторгнемся туда

Из любопытства иль в иное место:

Не может бездна адская держать

Небесных Духов до конца времён

В цепях, ни Хаос – в непроглядной тьме.

В совете общем надо эту мысль

Обдумать зрело. Миру – не бывать!

Кто склонён здесь к покорности? Итак,

Скрытая иль тайная война!»

Он смолк, и миллионами клинков

Пылающих, отторгнутых от бедр

И вознесённых озарился Ад

В ответ Вождю. Бунтовщики хулят

Всевышнего; свирепо сжав мечи,

Бьют о щиты, воинственно гремя,

И Небесам надменный вызов шлют.

Вблизи гора дымилась – дикий пик

С вершиной огневержущей, с корой,

Сверкающей на склонах: верный признак

Работы серы, залежей руды

В глубинах недр. Летучий легион

Туда торопится. Так мчатся вскачь,

Опережая главные войска,

Сапёры, с грузом кирок и лопат,

Чтоб царский стан заране укрепить

Окопами и насыпью. Отряд

Маммон ведёт; из падших Духов он

Всех менее возвышен. Алчный взор

Его – и в Царстве Божьем прежде был

На низменное обращён и там

Не созерцаньем благостным святынь

Пленялся, но богатствами Небес,

Где золото пятами попиралось.

Пример он людям подал, научил

Искать сокровища в утробе гор

И клады святокрадно расхищать,

Которым лучше было бы навек

Остаться в лоне матери-земли.

На склоне мигом зазиял разруб,

И золотые ребра выдирать

Умельцы принялись. Немудрёно,

Что золото в Аду возникло. Где

Благоприятней почва бы нашлась,

Дабы взрастить блестящий этот яд?

Вы, бренного художества людей

Поклонники! Вы, не щадя похвал,

Дивитесь Вавилонским чудесам

И баснословной роскоши гробниц

Мемфиса, – но судите, сколь малы

Огромнейшие памятники в честь

Искусства, Силы, Славы, – дело рук

Людских, – в сравненье с тем, что создают

Отверженные Духи, так легко

Сооружающие в краткий час

Строение, которое с трудом,

Лишь поколенья смертных, за века

Осуществить способны! Под горой

Поставлены плавильни; к ним ведёт

Сеть желобов с потоками огня

От озера. Иные мастера

Кидают в печи сотни грузных глыб,

Породу разделяют на сорта

И шихту плавят, удаляя шлак;

А третьи – роют на различный лад

Изложницы в земле, куда струёй

Клокочущее золото бежит,

Заполнив полости литейных форм.

Так дуновенье воздуха, пройдя

По всем извилинам органных труб,

Рождает мелодический хорал.

Подобно пару, вскоре из земли

При тихом пенье слитных голосов

И сладостных симфониях восстало

Обширнейшее зданье, с виду – храм;

Громадные пилястры вкруг него

И стройный лес дорических колонн,

Венчанных архитравом золотым;

Карнизы, фризы и огромный свод

Сплошь в золотой чеканке и резьбе.

Ни Вавилон, ни пышный Алкаир,

С величьем их и мотовством, когда

Ассирия с Египтом, соревнуясь,

Богатства расточали; ни дворцы

Властителей, ни храмы их богов —

Сераписа и Бела, – не могли

И подступиться к роскоши такой.

Вот стройная громада, вознесясь,

Намеченной достигла вышины

И замерла. Широкие врата,

Две бронзовые створки распахнув,

Открыли взорам внутренний простор.

Созвездья лампионов, гроздья люстр,

Где горные горят смола и масло,

Посредством чар под куполом парят,

Сияя, как небесные тела.

С восторгом восхищённая толпа

Туда вторгается; одни хвалу

Провозглашают зданию, другие —

Искусству зодчего, что воздвигал

Хоромы дивные на Небесах;

Архангелы – державные князья

Там восседали, ибо Царь Царей

Возвысил их и каждому велел

В пределах иерархии своей

Блестящими чинами управлять.

Поклонников и славы не лишён.

Был зодчий в Древйей Греции; народ

Авзонский Мульцибером звал его;

А миф гласит, что, мол, швырнул Юпитер

Во гневе за хрустальные зубцы

Ограды, окружающей Олимп,

Его на землю. Целый летний день

Он будто бы летел, с утра до полдня

И с полдня до заката, как звезда

Падучая, и средь Эгейских вод

На остров Лемнос рухнул. Но рассказ

Не верен; много раньше Мульцибер

С мятежной ратью пал. Не помогли

Ни башни, им воздвигнутые в небе,

Ни знанья, ни искусство. Зодчий сам

С умельцами своими заодно

Вниз головами сброшены Творцом

Отстраивать Геенну.

Той порой

Крылатые глашатаи, блюдя

Приказ Вождя и церемониал

Торжественный, под зычный гром фанфар

Вещают, что немедленный совет

Собраться в Пандемониуме должен,-

Блистательной столице Сатаны

И Аггелов его. На громкий зов

Достойнейших бойцов отряды шлют

По рангу и заслугам; те спешат

В сопровождении несметных толп,

Назад к карточке книги «Потерянный рай»

itexts.net

Читать книгу Потерянный рай Джона Мильтона : онлайн чтение

Джон Мильтон
Потерянный рай

Песнь 1-я

В первой песне сначала вкратце излагается все содержание: ослушание Человека и потеря вследствие этого Рая, бывшего его жилищем; далее рассказывается о первоначальной причине его падения, о Змее или Сатане в виде змея, который восстал против Бога и, возмутив многие легионы Ангелов, был, по повелению Божию, со всем своим войском низвержен с небес в бездну. Далее, вкратце упомянув об этом, поэма повествует о Сатане с его Ангелами, низверженными теперь в Ад. Описание Ада, но не в центре мира (так как предполагается, что Небо и Земля не были еще созданы, следовательно на них и не лежало проклятия), а в области полной тьмы или, вернее сказать, Хаоса. Здесь Сатана лежит со своими Ангелами на огненном озере, уничтоженный, пораженный; через некоторое время он приходит в себя, как бы от смутного сна, зовет того, кто первый по чину лежит возле него; они рассуждают о своем позорном падении. Сатана будит все свои легионы, которые также лежали до сих пор, точно пораженные громом: они поднимаются; число их несметно; они строятся в боевом порядке; главные вожди их называются именами идолов, известных впоследствии в Ханаане и соседних землях. К ним обращается Сатана с речью, утешает их надеждой еще вернуть Небо, и говорит им в конце о новом мире, о новых существах, которые должны быть созданы, согласно древнему пророчеству или преданию на Небе; Ангелы же, по мнению многих древних Отцов, были созданы гораздо раньше видимого мира. Чтобы обсудить истину этого пророчества, и сообразно с этим решить свой образ действий, Сатана созывает весь совет. На таком решении останавливаются его товарищи. Из преисподней вдруг поднимается Пандемониум – дворец Сатаны; адские власти сидят там и держат совет.

Воспой, небесная Муза1
  Музы, или богини искусств и наук – образы римской и греческой мифологии; они возбуждают великодушие, направляют сердца к добру, поучают и вдохновляют смертных; поэтому древние поэты часто прибегали к помощи муз; этот обычай перешел и к поэтам позднейшего времени, например, «Мессиада» Клопштока начинается таким же воззванием.

[Закрыть], первое ослушание человека и плод того запретного древа, смертельный вкус которого, лишив нас Рая, принес в мир смерть и все наши горести, пока Величайший из людей не пришел спасти нас и возвратить нам блаженное жилище. Не ты ли, о Муза, на таинственной вершине Хорива2
  Хорив – гора в пустыне каменистой Аравии, где Моисей пас стада Ихэфора, когда ему явился Бог в огненном кусте.

[Закрыть] или на Синае вдохновила Пастыря, впервые поведавшего избранному народу, как небеса и земля поднялись из Хаоса3
  В первой книге Моисея «Бытие» говорится о сотворении мира.

[Закрыть]. Или, может быть, тебе приятнее высоты Сиона и Силоамский ручей4
  Источник у подошвы Сионской горы; водой его Иисус Христос исцелил слепорожденного.

[Закрыть], протекавший у самого прорицалища Господня5
  Святая святых в Иерусалимском храме, где первосвященники в затруднительных случаях просили совета у Бога. По сказаниям раввинов, ответ получался через появление известных букв на нагруднике первосвященников. В Св. Писании об этом ничего не говорится.

[Закрыть], то я оттуда призываю твою помощь в моей отважной песне. Не робок будет ее полет: выше горы Аонийской6
  Гора Геликон – жилище муз греческой мифологии. Здесь намекается на то, что поэт стремится к таким высоким вещам, для которых недостаточно вдохновения этих муз.

[Закрыть] взовьется она, чтобы поведать вещи, каких не смели еще коснуться ни стих, ни проза.

Тебя всего более молю о Духе Святом, Ты, для Кого прямое и чистое сердце выше всех храмов, вразуми меня; Ты все знаешь: Ты присутствовал при начале творения и, подобно голубю, распустив могучие крылья над громадной бездной, даровал ей плодотворную силу. Все темное во мне просвети, все низкое возвысь, подкрепи мой дух, чтобы я, будучи достойным того, дал уразуметь людям вечное Провидение и оправдать пути Всевышнего.

Прежде всего скажи мне, потому что ведь ни на Небе, ни в глубочайших безднах Ада, ничто не скрыто от Твоих взоров, – скажи мне прежде всего: что побудило наших прародителей, в их блаженном состоянии, столь щедро осыпанных небесными милостями, отпасть от их Творца и преступить Его волю, когда она, налагая на них только одно запрещение, оставляла их владыками всего остального мира? Кто первый соблазнил их на эту измену? Проклятый Змей: он, в своем коварстве, кипя завистью и местью, обольстил проматерь человечества, когда за гордость был низвергнут с Неба со всем сонмом мятежных Ангелов. Он мечтал, надменный, подняв восстание, с их помощью возвыситься над всеми небесными властями; он надеялся даже стать равным Всевышнему. С такими дерзновенными замыслами против престола и царства Господа Бога он поднял на Небе нечестивую войну. Тщетная попытка! Всемогущий сбросил его с небесных пространств в кромешную бездну гибели; в безобразном своем падении, объятый пламенем, стремглав летел он в бездонную пучину. Страшная кара ждала там дерзновенного, осмелившегося поднять руку на Вседержителя: закованный в адамантовые цепи, он должен томиться там в муках неугасимого огня. Уже прошло столько времени, сколько для смертных девять раз день сменяется ночью, а он, побежденный, все еще лежал со своим ужасным войском в огненном море, погибший и все-таки бессмертный. Но ему суждена еще худшая кара: вечно терзаться об утраченном счастии и мыслью о беспредельной муке. Он поводит вокруг зловещими глазами; безмерная тоска и страх выражаются в них, но вместе с тем и непреклонная гордость, непримиримая злоба. Одним взглядом, так далеко, как может проникать только взор бессмертных, озирает он пространства обширные, дикие, полные ужаса; эта страшная тюрьма заключена в круге, как в громадном пылающем горниле, но пламя это не дает света: в видимом мраке оно только явственнее выделяло картины скорби, места печали, унылые тени, где никогда не могут быть известны мир и покой; даже надежда, которая никого не оставляет, и та никогда не проникнет сюда; это юдоль нескончаемых терзаний, всепожирающее море огня, питаемое вечно пылающей, но несгораемой серой. Таково жилище, приготовленное предвечным правосудием для этих мятежников; они осуждены на заключение здесь в полном мраке; от Бога и Его небесного света их отделяет пространство в три раза большее, чем расстояние от середины земли до крайнего полюса. О, как не похоже это жилище на то, откуда они ниспали! Сатана скоро узнает товарищей своего падения, раздавленных горами огненных волн и терзаемых бурными вихрями. Ближе всех к нему метался, первый после него по власти, также как по преступлениям, дух, много веков позже узнанный в Палестине и именованный Вельзевулом7
  Вельзевулу поклонялись филистимляне; идол его стоял в Аккароне; позднее его считали начальником над злыми духами.

[Закрыть]?. К нему Архивраг Неба, за то названный там Сатаной8
  Сатана – еврейское слово, означает «враг».

[Закрыть], дерзкими словами нарушая зловещую тишину, вещает так: «О, неужели ты тот дух… но как низко пал ты! Как не похож ты на того, кто в блаженном царстве света затмевал своим лучезарным одеянием мириады блестающих херувимов! Неужели ты тот самый дух, мысли, планы, гордые надежды которого были некогда союзником в смелом и славном предприятии? Теперь несчастье снова соединило нас. Ты видишь, в какую бездну низринуты мы с горней выси Тем, Кто победил нас Своими громами? Кто же подозревал о таком могуществе? Но, несмотря ни на эту силу, несмотря ни на что, чем бы Державный Победитель ни наказал нас еще в Своем гневе, я не раскаиваюсь. Потерян мой внешний блеск, но ничто не изменит во мне твердости духа и того высокого негодования, какое внушает мне чувство оскорбленного достоинства, негодования, подвигшего меня на борьбу с Всемогущим. В этой яростной войне перешли на мою сторону несметные силы вооруженных Духов, дерзнувших отвергнуть Его власть и предпочесть мою. Встретились обе силы, огласились небесные равнины громами битв, поколебался престол Всевышнего. Ну и что же, если потеряно поле сражения, еще не все погибло! У нас осталась наша непоколебимая воля, жажда мщения, наша непримиримая ненависть, мужество. Никогда мы не уступим, никогда не покоримся; в этом мы непобедимы! Нет, ни гнев, ни Его всемогущество никогда не заставят преклоняться перед Ним, на коленях молить о пощаде, боготворить Того, Кто так недавно еще перед этой рукой трепетал за Свое царство? О, какая низость! Такое бесчестие, такой стыд позорнее нашего падения. Но, по определению судеб, наше божественное начало и небесное естество вечны; наученные опытом этого великого события, мы не стали хуже владеть оружием, и приобрели опыт: мы можем теперь с большей надеждой на успех, силой или хитростью, начать вечную непримиримую войну с нашим великим врагом, тем, что теперь торжествует, и, ликуя, один, всевластным деспотом, царит в Небе». – Так говорил Ангел-отступник, стараясь хвастливыми речами заглушить глубоко терзавшее его отчаяние. Его отважный сообщник, не медля, отвечает ему: «О Царь, о Повелитель бесчисленных тронов, ты, ведший в бой несметные сонмы серафимов, ты, неустрашимый в боях, заставивший трепетать вечного Царя Небес, ты, дерзнувший испытать, чем держится Его верховная власть: силой, случаем или предначертанием судеб! Слишком ясно вижу я последствия ужасного события: наш позор, наше страшное падение! Небо потеряно для нас; наши могучие рати сброшены в глубочайшую пропасть и гибнут в ней, как только могут гибнуть боги и небесные естества. Правда, мрачен наш блеск, и былые дни блаженства поглощены в пучине нескончаемых зол, но дух наш непобедим; прежняя мощь скоро вернется к нам. Но что, если наш Победитель (я невольно признаю Его теперь Всемогущим, ибо только всемогущая власть могла преодолеть такую силу, как наша), – что, если Он оставил нам всю крепость духа для того лишь, чтобы дать нам силы переносить наши муки и исполнить этим Его гневное мщение, или для того, чтобы на нас, как на военнопленных, возложить самые тяжкие труды в недрах Ада, где мы должны будем работать в огне или служить Его гонцами в глубинах преисподней?.. К чему послужит нам тогда сознание неутраченной силы и бессмертия, неужели для того только, чтобы сносить вечные муки?»

На это Дух зла быстро отвечал: «Падший херувим! В труде или в страдании быть слабым – вот величайшее несчастье. Знай одно: добро никогда не будет нашим уделом; напротив, естественным нашим наслаждением будет порождать вечное зло, наперекор высокой воли Того, с кем мы боремся. Если бы Его помысел захотел направить к добру наше зло, мы должны стараться расстроить Его намерения, и в самом добре всегда отыскивать источник зла: это может часто удаваться нам и, если я не ошибаюсь, может быть будет раздражать врага, отклонять от цели самые сокровенные Его предначертания. Но, посмотри, гневный победитель отозвал назад к воротам Ада исполнителей мщения, посланных Им для преследования нас. Серный град, так беспощадно бичевавший нас во время нашего страшного падения с Неба, улегся в огненных волнах, которые приняли нас в себя. Гром, с бешеной яростью гнавший нас на крыльях багровых молний, может быть, истощив все свои стрелы, стих, наконец, в беспредельных, необъятных пространствах. Презрение или насыщенная злоба врага прекратили гонение, нам надо пользоваться случаем. Видишь там, вдали, ту печальную долину, пустынную и дикую, – это жилище скорби, без света, кроме бледного, наводящего ужас, отражения багрового пламени! Попробуем вырваться из огненных волн, и отдохнем там, если только здесь возможен покой. Соберем туда наше огорченное воинство, посоветуемся, как больше всего можем мы оскорблять врага, как нам возвратить потерю, побороть страшное бедствие; может быть, мы почерпнем новые силы в надежде; если нет, – нас вдохновит отчаяние».

Так вещает Сатана ближайшему своему собрату, подняв голову над волнами и сверкая искрами из пылающих глаз. Остальные части его тела плавали на поверхности, растянувшись в длину и ширину на многие версты. Громадная его масса подобна сказочным чудовищам: порождениям земли, Титанам, восставшим на Зевса, Бриарею или Тифону9
  Титаны или гиганты – существа греческой мифологии, воевавшие с богами; Бриарей – один из трех братьев-чудовищ, имевших сто рук и пятьдесят голов. Они помогли богам победить Титанов. Тифон – гигант, порождавший бури и, временами, извергавший из себя пламя.

[Закрыть], погребенному в пещере близ древнего Тарса. Или подобен он был морскому зверю Левиафану10
  Об этом водяном животном упоминается в Библии.

[Закрыть], громаднейшему из всех существ, сотворенных рукою Бога, когда Он населял воды океанов. Часто, рассказывают мореходы, ночью, кормчий сбившегося с пути судна, увидев на белой пене норвежских волн спящее чудовище, принимает его за остров и вонзает якорь в чешуйчатую его кожу; тут находит он защиту от ветра, пока море покоится под покровом ночи, ожидая прихода желанного утра. Так, распростертый в громадном пространстве, лежал в пылающей пучине удрученный Сатана. Никогда бы не мог он не только подняться, но даже чуть-чуть приподнять голову, если бы волей всевышних Небес не было ему предоставлено полной свободы в черных его умыслах, чтобы он, делая зло другим, бездной своих преступлений навлек проклятие на свою собственную голову; чтобы он терзался все больше, видя, что вся его злоба вызывает только бесконечную доброту, благость и милосердие Божие к соблазненному им человеку, а на него, Сатану, навлекает тройную меру бедствий, гнева и кары.

Вдруг он поднимается из озера во весь свой гигантский рост; раздвигает обеими руками пламя, и оно, отхлынув назад, обращает в них свои остроконечные языки и, катясь огненными валами, оставляет в середине ужасную долину. Потом, распустив крылья, он летит в вышину. Темный воздух, который он давит своей распростертой массой, чувствует непривычную тяжесть, пока он не опустился на твердую землю, если можно назвать землей то место, вечно горящее неподвижным, твердым огнем, как то озеро – текущим пламенем. Цветом оно подобно было растерзанным бокам Пелора11
  Пелор – северо-восточный мыс Сицилии.

[Закрыть], когда силой подземной бури отрывает от него скалу, или раскаленным внутренностям грохочущей Энты, когда она, дыша пламенем, выбрасывает огонь и лаву, распространяя зловонный смрад и окутывая дымом сожженную землю: таково было место покоя, попираемое теперь проклятою стопою Сатаны. За ним следует ближайший его собрат; оба торжествуют, что избежали Стигийских волн12
  Волны Стикса – реки, которая, по мифологии, семь раз опоясывала подземный мир.

[Закрыть], как боги, своей собственной силой, а не соизволением Верховной Власти.

– И эта страна, эта почва, этот воздух должны заменить нам небесное жилище! – воскликнул Архангел. – Вместо небесного сияния будет окружать нас этот унылый мрак? Пусть так; Тот, Кто остался теперь Владыкой, может распоряжаться и повелевать по произволу; быть как можно дальше от Него всего лучше для нас, равных Ему по разуму, равных, которых Он превзошел только силой. Простите, счастливые долины Небес, обитель вечной радости, прости! Привет вам, ужасы тьмы! Привет тебе, Ад! Преисподняя, встречай твоего нового владыку; он приносит тебе непреклонный дух; не изменят его ни время, ни место. Дух живет сам в себе; он может внутри себя из Неба сделать Ад, и Ад превратить в Небо. Не все ли равно, где я буду жить – я останусь все тем же, что есть, а чем бы я ни был, я всегда буду ниже Того, Кто возвысился надо мной только благодаря Своим громам. Здесь, по крайней мере, мы будем свободны. Самодержавный властитель не позавидует этому месту; отсюда Он не изгонит нас. Здесь царство наше будет безопасно, а, по-моему, царствовать даже в Аду – достойно честолюбия. Лучше царствовать в Аду, чем подчиняться на Небе!

– Но зачем же оставляем мы наших верных друзей и союзников, соучастников нашего бедствия, в безмолвном ужасе на озере забвения? Разве мы не призовем их разделить с нами это злополучное пристанище? Или еще раз, объединившись, не попробуем, что можем мы вернуть в Небе или что еще утратить в Аду? – так говорил Сатана.

Вельзевул отвечает ему: «Вождь лучезарных сонмов, которых никто бы не мог победить, кроме Вседержителя! Пусть раздастся Твой голос, верный залог надежды среди опасностей и страха, голос, так часто воодушевлявший в минуты отчаяния, в разгаре битвы, где она кипела всего ожесточеннее; пусть раздастся этот голос, верный знак к приступу, и легионы твои мгновенно оживут и воспрянут с новым мужеством. А теперь они мечутся в беспамятстве, распростертые на том огненном озере, как мы недавно; они поражены и потрясены. Неудивительно, после падения с такой неизмеримой выси!»

Едва он закончил, как Сатана направляется к огненной бездне. Он откинул назад свой тяжелый щит; массивный, громадный круг висит на его плечах, подобно луне, которую по вечерам Тосканский ученый13
  Галилей – изобретатель телескопа. Мильтон, в свою бытность в Италии, посещал в Сиене, близ Флоренции, знаменитого астронома, ослепшего и, вследствие преследований инквизиции, томившегося в изгнании.

[Закрыть] с Фиезольских14
  Фиезольская гора, возвышающаяся над Флоренцией и ее окрестностями.

[Закрыть] высот или с равнины Вальдарно15
  Вальдарно – место, где находится теперь Флоренция.

[Закрыть] разглядывал в оптическое стекло, стараясь различить новые земли, реки, горы на ее, усеянном пятнами, шаре. Опираясь на копье, в сравнении с которым величайшая сосна, срубленная на горах Норвегии, чтобы превратиться в мачту для величайшего из наших кораблей, показалась бы тростинкой, идет он неверными шагами по горящим глыбам. Те ли это воздушные стопы, какими, бывало, проносился он по небесной лазури! Жгучий жар огненных сводов, духота и смрад причиняют ему тяжкие страдания, но он все переносит и, наконец, достигает берега огненной пучины. Там он останавливается; он зовет свои легионы. То были лишь тени ангельских ликов; они лежали, наваленные друг на друга, словно осенние листья, покрывающие густым слоем Валломбросские16
  Валломброза – лесистая местность в нескольких милях от Флоренции.

[Закрыть] ручьи, осененные тенистыми куполами Этрурийских лесов; так густо покрывал берега Чермного моря переломанный бурей тростник, когда Орион17
  Орион – великан и отважный охотник, получивший от отца своего, Нептуна, способность ходить по морю; он был поселен среди звезд и образовал созвездие, в котором насчитывается до 2000 звезд. Орион считался богом ветров.

[Закрыть] яростными ветрами взволновал море, и волны его потопили Бузириса18
  Бузирисами называли на берегах Чермного моря фараонов из Бузириса, города у восточного рукава Нила.

[Закрыть] с его Мемфийской конницей, когда он коварно преследовал бывших обитателей Гесема19
  Израильтяне, вышедшие из Египта.

[Закрыть], а те смотрели с безопасного берега на плывущие трупы, колеса, разбитые колесницы врага. В таком жалком, растерзанном виде, подавленные ужасом, лежали эти легионы, густо усеяв поверхность озера. Сатана зовет их так громко, что голос его раздается в глубочайших ущельях Ада: «Князья, Цари, Воины, лучший цвет Неба, некогда вашего, теперь потерянного для вас! Возможно ли, чтобы такое уныние овладевало бессмертными? Или, утомясь в войне, вы избрали это место для отдыха от ваших подвигов? Можно подумать, с таким спокойствием предаетесь вы здесь сладостной дремоте, точно в долинах небесных. Иль, может быть, вы дали клятву в этом униженном положении воздавать поклонение победителю? А Он в эту минуту смотрит, как херувимы и серафимы, разбитые, уничтоженные, валяются здесь вместе с обломками своих знамен и оружий! Верно вы ждете, чтобы быстрые слуги Его, разглядев с небесных высот наше плачевное положение и воспользовавшись им, бросились на нас и приковали громовыми стрелами на дне этой бездны? Проснитесь, восстаньте! Или оставайтесь падшими навек!»

Они, заслышав его голос, сгорая от стыда, воспрянули. Так часовой, которого строгий начальник застал спящим, вздрагивает и смутно озирается кругом, пока совсем не очнется от сна. Падшие Ангелы не сознавали ужаса своего положения, не чувствовали ужасных мук, но голос вождя мгновенно выводит их из оцепенения, и они, эти бесчисленные легионы, послушно покоряются ему. Так, в тот роковой для Египта день, когда могущественный жезл сына Амрамова20
  Моисей

[Закрыть] взмахнул над берегом, черные тучи саранчи, гонимые восточным ветром, как ночь повисли над нечестивым царством Фараона и затемнили все нильские страны: так же бесчисленны были падшие Ангелы, парившие под адскими сводами сквозь огонь, охватывавший их сверху, снизу, отовсюду. Но вот их великий Султан21
  Здесь Сатана назван султаном, вероятно, потому, что во времена Мильтона турецкие полчища часто наводняли христианские земли, например, Венгрию, Австрию.

[Закрыть] поднял свое копье; по этому знаку они плавно опускаются на затверделую серу, заняв своей массой всю равнину. Никогда многолюдный север не извергал такой толпы из ледяных чресл своих, когда дикие сыны его, перейдя Рейн и Дунай, подобно стремительному потоку, наводнили юг, разлившись от Гибралтара до песчаных пустынь Ливийских.

Начальники отрядов, вожди легионов, выйдя из рядов, спешат к тому месту, где остановился их великий полководец. Богоподобные, они блистают красотой, далеко превосходящей человеческую; они, некогда облеченные царским достоинством, восседавшие на тронах в небесном царстве. Теперь же и след их имен уничтожен в небесных летописях; своим возмущением они навсегда стерли их из книги жизни22
  См. «Исход», глав. 32:33.

[Закрыть]. Им еще не были наречены новые имена, данные им сынами Евы, когда Господь, чтобы испытать человеческую слабость, дозволит им ходить по земле; тогда, хитростью и обманами, они развратили большую часть человеческого рода; они совращали людей забывать Создателя, и часто соблазняли их: невидимый образ Давшего им бытие уподоблять образу скотов, которых украшали и чествовали с веселыми обрядами на торжествах, исполненных пышности и блеска, или поклоняться злым духам, как божествам; тогда они стали известны людям под именами различных идолов языческого мира.

Муза, скажи мне имена, известные тогда; кто первый, кто последний, стряхнув с себя сон, поднялся с огненного ложа на призыв своего великого царя; расскажи, как они все, каждый по своему чину, по одиночке, приближались к нему на обнаженный берег, где он остановился, между тем как толпа, еще не пришедшая в себя, держалась в отдалении.

Главными вождями были те духи, которые, вырвавшись впоследствии из Ада и бродя по земле для отыскания себе добычи, дерзнули ставить свои капища рядом с храмами Господа Бога, воздвигать свои алтари рядом с Его алтарями, и, заставив народы обожать себя как богов, простерли свою дерзость до того, что стали оспаривать царство Иеговы, Который, окруженный серафимами, правит громами с высоты Сиона. О мерзость! Кумиры их часто ставились в самом святилище Всевышнего. Священные обряды, праздничные торжества осквернялись их богохульством; с своим мраком они осмеливались приступать к Его божественному свету!

Первый приближается Молох23
  Молох или Малькам, бог аммонитян, которому приносились человеческие жертвы.

[Закрыть], ужасный царь, запятнанный кровью человеческих жертв; напрасно лились слезы отцов и матерей; вопли младенцев, которых влачили в огонь, на алтарь мрачного идола, заглушались громом труб и литавр. Ему поклонялись аммонитяне в Раббе24
  Рабба – главный город аммонитян.

[Закрыть] и во всей влажной долине, в Аргобе и Васане25
  Аргоб – местность к востоку от Генисаретского озера, в царстве Васанском.

[Закрыть], до самых дальних берегов Арнона26
  Арнон – ручей, служивший границей между землями моавитян и аммонитян.

[Закрыть]. Ему мало было дерзновенного приближения к священным местам: он развратил еще мудрое сердце Соломона; прельщенный его обманом, царь этот воздвиг ему капище напротив храма Господня, на горе, ставшей с тех пор горой позора; и прелестная долина Енномская осенилась дубравой, посвященной Молоху; с тех пор она стала называться Тофетом27
  Тофет – место в Енномской долине, к юго-востоку от Иерусалима; там израильтяне, предавшиеся идолопоклонству, приносили жертвы Молоху, сжигая детей на кострах.

[Закрыть] или черной Геенной, прообразом Ада.

Второй был Хамос28
  Хамос – бог моавитян; он назывался также Тором, Ваалом и Веелом.

[Закрыть], ужас и срам сынов Моава! Ему поклонялись от Арфира до Нававы, в знойных степях Аворима, в Гезебоне и Хоронаиме29
  «Пророчество Исайи», 15:5, «Иеремии», 40:35.

[Закрыть], Сеонских царствах и далее, за пределами цветущей долины Сивмы, одетой виноградниками, и в Элеале до Асфальтского моря30
  Мертвое море.

[Закрыть]. Под другим именем, Фегора, дух этот соблазнил в Ситтиме31
  Ситтим – моавитская долина напротив Иерихона, последняя остановка израильтян перед переходом через Иордан; там они были вовлечены моавитянами в идолопоклонство. См. «Книга Чисел», 25:3.

[Закрыть] бегущих с берегов Нила израильтян на развратное поклонение себе, что вовлекло их в великие несчастия. Отсюда он распространил эти сладострастные оргии до той горы соблазна, у дубравы, посвященной человекоубийце – Молоху. Там разврат царствовал вместе со злодейством, пока благочестивый Иосия не низринул идолов в Ад.

За ними следовала толпа духов, которые от берегов древнего Евфрата до реки, составляющей границу между Египтом и Сирией, были обожаемы под общими именами Ваала и Астарофа32
  Это были преимущественно идолы сидонцев, финикиян и самаритян. Под именем Ваала подразумевалось солнце; Астарта, или луна, считалась его супругой.

[Закрыть], первые – мужского, вторые – женского пола: духи могут принимать облик того или другого пола, или одновременно оба – так легко их естество, не связанное ни одним нервом, не отягченное никакой грубой оболочкой, не держащееся на бренном костяном остове, подобно тяжеловесной плоти.

Но в какой бы форме ни являлись они, в воздушной или телесной, блестящей или темной, они всегда искусно приводят в исполнение свои быстрые планы, то поселяя в нашем сердце любовь, то разжигая в нем ненависть. Часто дети Израилевы оставляли ради них Творца, давшего им жизнь, и, забыв Его законный престол, простирались перед скотами, изображавшими этих богов. Вот почему головы их, привыкшие нагибаться под гнетом позора, так низко склонялись в битвах, так бесчестно пали от меча презренных врагов. С ними, окруженный своей свитой, явился Астареф с челом, осененным полумесяцем; финикияне называли его Астартой, царицей Неба. Ночной порою, при свете луны, сидонские девы пели гимны и приносили мольбы перед блестящим изображением богини; такими же песнями в честь ее оглашался Сион; там, на горе обиды, стоял ее храм, построенный женолюбивым царем, который, поддавшись обольщению прекрасных язычниц, поклонился мерзостным идолам.

Вслед за богиней шел Таммуз33
  Таммуз – сирийский Адонис; по их верованию, бог этот каждый год умирал и снова оживал. Женщины ежегодно оплакивали его судьбу и предавались в честь бога пороку. См. «Иезекииль», 8:13, 14.

[Закрыть]; его ежегодная рана, в начале лета, созывала на Ливанские долины толпы молодых сириянок; целый день в любовных песнях оплакивали эти девы участь бога; созерцая, как тихий Адонис несет с родной скалы в море пурпуровые воды свои, они воображали, что их окрасила так кровь несчастного, ежегодно ранимого Таммуза. Порочные дочери Сиона пламенно верили этой любовной сказке. Иезекииль, стоя под священным портиком, видел их сладострастное томление, когда глазам его было открыто в видении гнусное идолопоклонство неверного племени Иудина34
  «Иезекииль», 8:12.

[Закрыть].

Далее шел Дух, проливавший горькие слезы, когда плененный ковчег разбил его звероподобного истукана; с оторванной головой и руками он пал на пороге своего же собственного капища, посрамив своих поклонников. Дагон – имя его35
  Женское божество филистимлян.

[Закрыть], морское чудовище – получеловек, полурыба. Это не мешало городу Азоту воздвигнуть ему великолепный храм, и по всему прибрежью Палестины, в Гафе, в Аскалоне и до пределов Аккарона и Газы трепетали от имени этого божества. За Дагоном шел Риммон36
  Риммон – сирийское божество, см. «Книга Царств», 4:5,18. Дамаск – древний город Сирии, был известен уже во времена Авраама.

[Закрыть]; очаровательным жилищем его был прекрасный Дамаск, на плодоносных берегах Авана и Фарфара, прозрачных рек. И он также нагло оскорблял дом Божий: однажды, потеряв прокаженного, он приобрел царя37
  Нааман – полководец сирийского царя Бенадада, был поражен проказой и, услышав о чудодейственной силе пророка в Самарии, обратился к израильскому царю Ахазу, который послал его к пророку Елисею. Когда тот исцелил его, приказав семь раз выкупаться в Иордане, Нааман отказался от идолопоклонства, но царь иудейский Ахаз, низвергший идолов, сам сделался идолопоклонником.

[Закрыть], он заставил своего победителя Ахаза разрушить Божий храм, а на его месте воздвигнуть сирийское капище, где этот слабоумный царь поклонялся им же побежденным богам и сжигал в их честь мерзкие жертвоприношения. Далее предстало множество духов, известных некогда под знаменитыми именами Озириса, Изиды и Гора38
  Озирис – египетское божество благотворной, созидающей силы солнца, света, – брат и супруг Изиды, Гора – их сын.

[Закрыть], с их свитой.

Чудовищными образами и волшебствами они обольщали в Египте его фанатических жрецов, чтобы те олицетворяли своих бродящих богов не в человеческом, а зверином образе. Не избегнул этой заразы и Израиль, когда на Хориве превратил выпрошенное золото в тельца39
  См. «Исход», 11:2, 36 и 32:2–4.

[Закрыть], беззаконный царь40
  Иеровоам.

[Закрыть] дважды повторил это преступление в Дане и Вефиле, уподобив образу упитанного вола своего Создателя, Иегову, в одну ночь прошедшего Египет и сокрушившего одним ударом как всех его перворожденных младенцев, так и всех его блеющих врагов.

Последним шел Велиал41
  Велиал – бог ада, олицетворение низости.

[Закрыть], из всех падших Ангелов самый развращенный, всем существом преданный пороку, из любви к самому пороку; ему не ставили капищ, ни один алтарь не дымился для него; но кто же из злых духов чаще его проникал в храмы, осквернял алтари, когда даже священники впадали в безбожие, как дети Илия, наполнившие дом Божий буйством и развратом? Царство Велиала везде: в чертогах, во дворцах, в роскошных городах, где шум бесстыдного веселья, насилий и неправд поднимается выше самых высоких башен; когда же наступают сумерки, сыны Велиала расхаживают по ним, преисполненные наглости и винных паров. Такими видели их улицы Содома и та ночь в Гаваоне42
  См. «Кн. Судей», глава 19–20.

[Закрыть], когда гостеприимный кров вынужден был выдать принятую им под свою защиту женщину, чтобы избегнуть еще более гнусного насилия.

Эти мятежные Ангелы были первыми по чину и власти. Слишком долго было бы называть всех остальных, хотя слава некоторых из них гремела далеко; между ними были Ионийские боги, боги народов, происшедших от Иована43
  Иован – Иафет.

[Закрыть]; эти божества признаны, однако, поздним происхождением, чем Небо и Земля, их родители, которыми они хвастают44
  Небо и Земля (Ураний и Гея), по Гезиоду, греческ. поэту IX-го столет. до Р.Х., были первой парой богов, Кронос и Рея – второй, Юпитер и Юнона – третьей.

[Закрыть]. Первородным сыном Неба был Титан, с огромным его потомством; младший брат его, Сатурн, похитил у него право первенства, но сам получил такое же возмездие от могущественного Зевса, своего собственного сына, родившегося у него от Реи. Так основалось на незаконном захвате царство Зевса. Сначала боги эти сделались известными в Крите и на горе Иде45
  Ида – священная гора на острове Крите, в пещерах которой воспитывался Юпитер.

[Закрыть], потом они поднялись на снежные вершины холодного Олимпа и царствовали в средней области воздушного пространства. Для них это был высший предел Неба: алтари их возвышались на дельфийских утесах, в Додоне46
  В Дельфах был оракул Аполлона, в Додоне – оракул Юпитера.

[Закрыть], и потом проникли за пределы Дориды; они распространились даже до самых отдаленных островов, когда один из этих богов бежал со старым Сатурном через Адриатическое море в Гесперийские поля, за пределы Кельтики.

Все эти духи и еще многие другие шли неисчислимыми сонмами; глаза их были потуплены и влажны; но в них вспыхнул мрачный огонь радости, когда они увидели, что господин их не поддается отчаянию и что они не погибли. При виде их лицо Сатаны как будто зарделось краской стыда, но, призвав вскоре свою обычную гордость, надменными словами, имевшими только вид величия, но в сущности лишенными его, он рассеивает их страх и понемногу оживляет ослабевшее их мужество. При воинственных звуках труб и литавр повелевает он поднять свое могущественное знамя. Азазииль, херувим исполинского роста, требует, как права, которым он гордится, чести развернуть его; распущенное во всю величину и высоко поднятое царское знамя, имевшее древком блестящее копье, засияло на ветру как метеор. Золото и драгоценные каменья богато украшают гербы и трофеи серафимов. Звонкие трубы оглашают бездну торжественными звуками. Все адское воинство испускает громкий клик, который потрясает своды Ада и распространяет ужас даже за пределами его, в царстве Хаоса и древней Ночи.

В одно мгновение поднимается в воздухе десять тысяч знамен, развеваясь в мраке бездны цветами востока; стройными рядами вырастает густой лес копий; тесно сжатые шлемы, щиты представляют непроницаемую, плотную стену; вся армия правильными фалангами разворачивается и идет под звуки дорических флейт и свирелей. Эти самые звуки воодушевляли перед боем героев древности возвышенными, благородными чувствами; не слепую ярость внушали они, но хладнокровное, непоколебимое мужество, которое заставляло предпочитать смерть бегству или постыдному отступлению; полные гармонии, звуки эти созданы были для того, чтобы успокаивать расстроенные мысли, изгонять сомнение, страх, печаль из сердец смертных и бессмертных. Так, дышащие силой, с твердой решимостью, безмолвно шествуют падшие Ангелы под нежную музыку свирелей, облегчавшую им тяжелый путь по жгучей почве; но вот они остановились: грозен был этот сверкавший оружием фронт, развернувшийся на ужасающее расстояние; подобно воинам, поседевшим под ратными знаменами, ждут они приказаний своего могучего вождя.

Сатана окидывает опытным глазом длинные ряды вооруженных Духов; он быстро обозревает все батальоны, любуется своими воинами, их лицами и осанкой, прекрасными как у богов; наконец, делает перечень. Сердце его упивается гордостью, он ликует, еще больше ожесточаясь от сознания своей силы; никогда, от сотворения человека, не собиралось еще такого воинства, которое, в сравнении с этим, не показалось бы кучкой пигмеев47
  Пигмеи – сказочный народ необыкновенно малого роста, живший в средней Африке, около истоков Нила, и будто бы всегда воевавший с журавлями, которых эти люди не превышали величиной. Плиний говорит, что их дома строились из яичных скорлуп.

[Закрыть], воюющих с журавлями, если бы даже к самим флегрийским48
  По мнению некоторых авторов, война великанов, в которой принимал участие Геркулес, происходила на Флегрийских полях, близ Кум, в южной Италии.

[Закрыть] великанам присоединить все геройское племя, сражавшееся в Фивах и Илионе49
  Греческие Фивы и Троя.

[Закрыть], вместе с богами, принимавшими участие в битве обеих сторон, и всех героев сказок и романов о сыне Уфера, в кружке британских и арморийских рыцарей50
  Сын Уфера, Артур или Артус, мифический король бритов. По словам легенды, Артур жил в Цермоне, в Валлисе, со своей прекрасной супругой Гиневрой, окруженный блестящим двором, где первая роль принадлежала 12 рыцарям, которых сам король выбирал среди самых благородных и храбрых, и которые собирались всегда за круглым столом. Арморея – Бретань, бывшая также под властью Артура.

[Закрыть], всех верных и неверных, обессмертивших себя в битвах при Аспрамонте, Монтальбане, Дамаске, Марокко и Требизонде, или тех, что Бизерт51
  Аспрамонт (суровая гора), на юго-западе Италии; там происходили битвы с сарацинами. Монтальбан – гора, в 12 милях от Рима, где произошло решительное сражение между горациями и курияциями. Требизонд – Трапезунд, – Бизерт, город в Тунисе, на берегах Средиземного Моря.

[Закрыть] послал с берегов Африки против Карла Великого, разбитого со всеми его войсками на полях Фонтарабийских. Так далеко было это воинство от сравнения с силами смертных, но, однако, оно повинуется своему грозному полководцу. А он, гордый властелин, превосходя всех видом, осанкой, возвышается над ними подобно башне.

iknigi.net

Мильтон Джон. Потерянный рай

   Книга Первая сначала излагает вкратце тему произведения: прослушание Человека, вследствие чего он утратил Рай — обиталище своё; затем указывается причина падения: Змий, вернее — Сатана в облике Змия, восставший против Бога, вовлёк в мятеж бесчисленные легионы Ангелов, но был по Божьему повелению низринут с Небес вместе со всеми полчищами бунтовщиков в Преисподнюю.
   Упомянув об этих событиях, поэма незамедлительно переходит к основному действию, представляя Сатану и его Ангелов в Аду. Следует описание Ада, размещающегося отнюдь не в центре Земли (небо и Земля, предположительно, ещё не сотворены, и следовательно, над ними ещё не тяготеет проклятье), но в области тьмы кромешной, точнее — Хаоса. Сатана со своими Ангелами лежит в кипящем озере, уничиженный, поверженный, но вскоре, очнувшись от потрясения, призывает соратника, первого после себя по рангу и достоинству. Они беседуют о несчастном положении своём. Сатана пробуждает все легионы, до сих пор так же находившиеся в оцепенении и беспамятстве. Неисчислимые, они подымаются, строятся в боевые порядки; главные их вожди носят имена идолов, известных впоследствии в Ханаане и соседствующих странах. Сатана обращается к соратникам, утешает их надеждою на отвоевание Небес и сообщает о новом мире и новом роде существ, которые, как гласят старинные пророчества и предания Небесного Царства, должны быть сотворены; Ангелы же, согласно мнению многих древних Отцов, созданы задолго до появления видимых существ.
   Дабы обмыслить это пророчество и определить дальнейшие действия, Сатана повелевает собрать общий совет.
   Соратники соглашаются с ним. Из бездны мрака возникает Пандемониум — чертог Сатаны. Адские вельможи восседают там и совещаются.

 
   О первом преслушанье, о плоде
   Запретном, пагубном, что смерть принёс
   И все невзгоды наши в этот мир,
   Людей лишил Эдема, до поры,
   Когда нас Величайший Человек
   Восставил, Рай блаженный нам вернул,-
   Пой, Муза горняя! Сойди с вершин
   Таинственных Синая иль Хорива,
   Где был тобою пастырь вдохновлён,
   Начально поучавший свой народ
   Возникновенью Неба и Земли
   Из Хаоса; когда тебе милей
   Сионский холм и Силоамский Ключ,
   Глаголов Божьих область, — я зову
   Тебя оттуда в помощь; песнь моя
   Отважилась взлететь над Геликоном,
   К возвышенным предметам устремясь,
   Нетронутым ни в прозе, ни в стихах.
   Но прежде ты, о Дух Святой! — ты храмам
   Предпочитаешь чистые сердца,-
   Наставь меня всеведеньем твоим!
   Ты, словно голубь, искони парил
   Над бездною, плодотворя её;
   Исполни светом тьму мою, возвысь
   Все бренное во мне, дабы я смог
   Решающие доводы найти
   И благость Провиденья доказать,
   Пути Творца пред тварью оправдав.
   Открой сначала, — ибо Ад и Рай
   Равно доступны взору Твоему,-
   Что побудило первую чету,
   В счастливой сени, средь блаженных кущ,
   Столь взысканную милостью Небес,
   Предавших Мирозданье ей во власть,
   Отречься от Творца, Его запрет
   Единственный нарушить? — Адский Змий!
   Да, это он, завидуя и мстя,
   Праматерь нашу лестью соблазнил;
   Коварный Враг, низринутый с высот
   Гордыней собственною, вместе с войском
   Восставших Ангелов, которых он
   Возглавил, с чьею помощью Престол
   Всевышнего хотел поколебать
   И с Господом сравняться, возмутив
   Небесные дружины; но борьба
   Была напрасной. Всемогущий Бог
   Разгневанный стремглав низверг строптивцев,
   Объятых пламенем, в бездонный мрак,
   На муки в адамантовых цепях
   И вечном, наказующем огне,
   За их вооружённый, дерзкий бунт.
   Девятикратно время истекло,
   Что мерой дня и ночи служит смертным,
   Покуда в корчах, со своей ордой,
   Метался Враг на огненных волнах,
   Разбитый, хоть бессмертный. Рок обрёк
   Его на казнь горчайшую: на скорбь
   О невозвратном счастье и на мысль
   О вечных муках. Он теперь обвёл
   Угрюмыми зеницами вокруг;
   Таились в них и ненависть, и страх,
   И гордость, и безмерная тоска…
   Мгновенно, что лишь Ангелам дано,
   Он оглядел пустынную страну,
   Тюрьму, где, как в печи, пылал огонь,
   Но не светил и видимою тьмой
   Вернее был, мерцавший лишь затем,
   Дабы явить глазам кромешный мрак,
   Юдоль печали, царство горя, край,
   Где мира и покоя нет, куда
   Надежде, близкой всем, заказан путь,
   Где муки без конца и лютый жар
   Клокочущих, неистощимых струй
   Текучей серы. Вот какой затвор
   Здесь уготовал Вечный Судия
   Мятежникам, средь совершённой тьмы
   И втрое дальше от лучей Небес
   И Господа, чем самый дальний полюс
   От центра Мирозданья отстоит.
   Как несравнимо с прежней высотой,
   Откуда их паденье увлекло!
   Он видит соучастников своих
   В прибое знойном, в жгучем вихре искр,
   А рядом сверстника, что был вторым
   По рангу и злодейству, а поздней
   Был в Палестине чтим как Вельзевул.
   К нему воззвал надменный Архивраг,
   Отныне наречённый Сатаной,
   И страшное беззвучие расторг
   Такими дерзновенными словами:
   «— Ты ль предо мною? О, как низко пал
   Тот, кто сияньем затмевал своим
   Сиянье лучезарных мириад
   В небесных сферах! Если это ты,
   Союзом общим, замыслом одним,
   Надеждой, испытаньями в боях
   И пораженьем связанный со мной,-
   Взгляни, в какую бездну с вышины
   Мы рухнули! Его могучий гром
   Доселе был неведом никому.
   Жестокое оружие! Но пусть
   Всесильный Победитель на меня
   Любое подымает! — не согнусь
   И не раскаюсь, пусть мой блеск померк…
   Ещё во мне решимость не иссякла
   В сознанье попранного моего
   Достоинства, и гордый гнев кипит,
   Велевший мне поднять на битву с Ним
   Мятежных Духов буйные полки,
   Тех, что Его презрели произвол,
   Вождём избрав меня. Мы безуспешно
   Его Престол пытались пошатнуть
   И проиграли бой. Что из того?
   Не все погибло: сохранён запал
   Неукротимой воли, наряду
   С безмерной ненавистью, жаждой мстить
   И мужеством — не уступать вовек.
   А это ль не победа? Ведь у нас
   Осталось то, чего не может Он
   Ни яростью, ни силой отобрать —
   Немеркнущая слава! Если б я
   Противника, чьё царство сотряслось
   От страха перед этою рукой,
   Молил бы на коленах о пощаде,-
   Я опозорился бы, я стыдом
   Покрылся бы и горше был бы срам,
   Чем низверженье. Волею судеб
   Нетленны эмпирейский наш состав
   И сила богоравная; пройдя
   Горнило битв, не ослабели мы,
   Но закалились и теперь верней
   Мы вправе на победу уповать:
   В грядущей схватке, хитрость применив,
   Напружив силы, низложить Тирана,
   Который нынче, празднуя триумф,
   Ликует в Небесах самодержавно!»
   Так падший Ангел, поборая скорбь,
   Кичился вслух, отчаянье тая.
   Собрат ему отважно отвечал:
   «— О Князь! Глава порфироносных сил,
   Вождь Серафимских ратей боевых,
   Грозивших трону Вечного Царя
   Деяньями, внушающими страх,
   Дабы Его величье испытать
   Верховное: хранимо ли оно
   Случайностью ли, силой или Роком.
   Я вижу все и горько сокрушён
   Ужасным пораженьем наших войск.
   Мы изгнаны с высот, побеждены,
   Низвергнуты, насколько вообще
   Возможно разгромить богоподобных
   Сынов Небес; но дух, но разум наш
   Не сломлены, а мощь вернётся вновь,
   Хоть славу нашу и былой восторг
   Страданья поглотили навсегда.
   Зачем же Победитель (признаю
   Его всесильным; ведь не мог бы Он
   Слабейшей силой — нашу превозмочь!)
   Нам дух и мощь оставил? Чтоб сильней
   Мы истязались, утоляя месть
   Его свирепую? Иль как рабы
   Трудились тяжко, по законам войн,
   Подручными в Аду, в огне палящем,
   Посыльными в бездонной, мрачной мгле?
   Что толку в нашем вечном бытии
   И силе нашей, вечно-неизменной,
   Коль нам терзаться вечно суждено?»
   Ему Отступник тотчас возразил:
   «— В страданьях ли, в борьбе ли, — горе слабым,
   О падший Херувим! Но знай, к Добру
   Стремиться мы не станем с этих пор.
   Мы будем счастливы, творя лишь Зло,
   Его державной воле вопреки.
   И если Провидением своим
   Он в нашем Зле зерно Добра взрастит,
   Мы извратить должны благой исход,
   В Его Добре источник Зла сыскав.
   Успехом нашим будет не однажды
   Он опечален; верю, что не раз
   Мы волю сокровенную Его
   Собьём с пути, от цели отведя…
   Но глянь! Свирепый Мститель отозвал
   К вратам Небес карателей своих.
   Палящий ураган и серный град,
   Нас бичевавшие, когда с вершин
   Мы падали в клокочущий огонь,
   Иссякли. Молниями окрылённый
   И гневом яростным, разящий гром
   Опустошил, как видно, свой колчан,
   Стихая постепенно, и уже
   Не так бушует. Упустить нельзя
   Счастливую возможность, что оставил
   В насмешку или злобу утолив,
   Противник нам. Вот голый, гиблый край,
   Обитель скорби, где чуть-чуть сквозит,
   Мигая мёртвым светом в темноте,
   Трепещущее пламя. Тут найдём
   Убежище от вздыбленных валов
   И отдых, если здесь он существует,
   Вновь соберём разбитые войска,
   Обсудим, как нам больше досадить
   Противнику и справиться с бедой,
   В надежде — силу или, наконец,
   В отчаянье — решимость почерпнуть!»
   Так молвил Сатана. Приподнял он
   Над бездной голову; его глаза
   Метали искры; плыло позади
   Чудовищное тело, по длине
   Титанам равное иль Земнородным —
   Врагам Юпитера! Как Бриарей,
   Сын Посейдона, или как Тифон,
   В пещере обитавший, возле Тарса,
   Как великан морей — Левиафан,
   Когда вблизи Норвежских берегов
   Он спит, а запоздавший рулевой,
   Приняв его за остров, меж чешуй
   Кидает якорь, защитив ладью
   От ветра, и стоит, пока заря
   Не усмехнётся морю поутру,-
   Так Архивраг разлёгся на волнах,
   Прикованный к пучине. Никогда
   Он головой не мог бы шевельнуть
   Без попущенья свыше. Провиденье
   Дало ему простор для тёмных дел
   И новых преступлений, дабы сам
   Проклятье на себя он вновь навлёк,
   Терзался, видя, что любое Зло
   Во благо бесконечное, в Добро
   Преображается, что род людской,
   Им соблазнённый, будет пощажён
   По милости великой, но втройне
   Обрушится возмездье на Врага.
   Огромный, он воспрянул из огня,
   Два серных вала отогнав назад;
   Их взвихрённые гребни, раскатись,
   Образовали пропасть, но пловец
   На крыльях в сумеречный воздух взмыл,
   Принявший непривычно тяжкий груз,
   И к суше долетел, когда назвать
   Возможно сушей — отверделый жар,
   Тогда как жидкий жар в пучине тлел.
   Такой же почва принимает цвет,
   Когда подземный шторм срывает холм
   С вершин Пелора, или ребра скал
   Гремящей Этны, чьё полно нутро
   Огнеопасных, взрывчатых веществ,
   И при посредстве минеральных сил,
   Наружу извергаемых из недр
   Воспламенёнными, а позади,
   Дымясь и тлея, остаётся дно
   Смердящее. Вот что пятой проклятой
   Нащупал Враг! Соратник — вслед за ним.
   Тщеславно ликовали гордецы.
   Сочтя, что от Стигийских вод спаслись
   Они, как боги, — собственной своей
   Вновь обретённой силой, наотрез
   Произволенье Неба отрицая.
   «— На эту ли юдоль сменили мы,-
   Архангел падший молвил, — Небеса
   И свет Небес на тьму? Да будет так!
   Он всемогущ, а мощь всегда права.
   Подальше от Него! Он выше нас
   Не разумом, но силой; в остальном
   Мы равные. Прощай, блаженный край!
   Привет тебе, зловещий мир! Привет,
   Геенна запредельная! Прими
   Хозяина, чей дух не устрашат
   Ни время, ни пространство. Он в себе
   Обрёл своё пространство и создать
   В себе из Рая — Ад и Рай из Ада
   Он может. Где б я ни был, все равно
   Собой останусь, — в этом не слабей
   Того, кто громом первенство снискал.
   Здесь мы свободны. Здесь не создал Он
   Завидный край; Он не изгонит нас
   Из этих мест. Здесь наша власть прочна,
   И мне сдаётся, даже в бездне власть —
   Достойная награда. Лучше быть
   Владыкой Ада, чем слугою Неба!
   Но почему же преданных друзей,
   Собратьев по беде, простёртых здесь,
   В забвенном озере, мы не зовём
   Приют наш скорбный разделить и, вновь
   Объединясь, разведать: что ещё
   Мы в силах у Небес отвоевать
   И что осталось нам в Аду утратить?»
   Так молвил Сатана, и Вельзевул
   Ответствовал: «— О Вождь отважных войск,
   Воистину, лишь Всемогущий мог
   Их разгромить! Пусть голос твой опять
   Раздастся, как незыблемый залог
   Надежды, ободрявшей часто нас
   Среди опасностей и страха! Пусть
   Он прозвучит как боевой сигнал
   И мужество соратникам вернёт,
   Низринутым в пылающую топь,
   Беспамятно недвижным, оглушённым
   Паденьем с непомерной вышины!»
   Он смолк, и тотчас Архивраг побрёл
   К обрыву, за спину закинув щит,-
   В эфире закалённый круглый диск,
   Огромный и похожий на луну,
   Когда её в оптическом стекле,
   С Вальдарно или Фьезольских высот,
   Мудрец Тосканский ночью созерцал,
   Стремясь на шаре пёстром различить
   Материки, потоки и хребты.
   Отступник, опираясь на копьё,
   Перед которым высочайший ствол
   Сосны Норвежской, срубленной на мачту,
   Для величайшего из кораблей,
   Казался бы тростинкой, — брёл вперёд
   По раскалённым глыбам; а давно ль
   Скользил в лазури лёгкою стопой?
   Его терзали духота и смрад,
   Но, боль превозмогая, он достиг
   Пучины серной, с края возопив
   К бойцам, валяющимся, как листва
   Осенняя, устлавшая пластами
   Лесные Валамброзские ручьи,
   Текущие под сенью тёмных крон
   Дубравы Этрурийской; так полёг
   Тростник близ Моря Чермного, когда
   Ветрами Орион расколыхал
   Глубины вод и потопил в волнах
   Бузириса и конников его
   Мемфисских, что преследовали вскачь
   Сынов Земли Гесем, а беглецы
   Взирали с берега на мертвецов,
   Плывущих средь обломков колесниц;
   Так, потрясённые, бунтовщики
   Лежали грудами, но Вождь вскричал,
   И гулким громом отозвался Ад:
   «— Князья! Воители! Недавний цвет
   Небес, теперь утраченных навек!
   Возможно ли эфирным существам
   Столь унывать? Ужели, утомясь
   Трудами ратными, решили вы
   В пылающей пучине опочить?
   Вы в райских долах, что ли, сладкий сон
   Вкушаете? Никак, вы поклялись
   Хваленье Победителю воздать
   Униженно? Взирает Он меж тем
   На Херувимов и на Серафимов,
   Низверженных с оружьем заодно
   Изломанным, с обрывками знамён!
   Иль ждёте вы, чтобы Его гонцы,
   Бессилье наше с Неба углядев,
   Накинулись и дротиками молний
   Ко дну Геенны пригвоздили нас?
   Восстаньте же, не то конец всему!»
   Сгорая от стыда, взлетели вмиг
   Бойцы. Так задремавший часовой
   Спросонья вздрагивает, услыхав
   Начальства строгий окрик. Сознавая
   Свои мученья и беду свою,
   Стряхнув оцепененье, Сатане
   Покорствуют несметные войска.
   Так, в чёрный день Египта, мощный жезл
   Вознёс Амрамов сын, и саранча,
   Которую пригнал восточный ветр,
   Нависла тучей, мрачною, как ночь,
   Над грешной Фараоновой землёй
   И затемнила Нильскую страну;
   Не меньшей тучей воспарила рать
   Под своды адские, сквозь пламена,
   Её лизавшие со всех сторон.
   Но вот копьём Владыка подал знак,
   И плавно опускаются полки
   На серу отверделую, покрыв
   Равнину сплошь. Из чресел ледяных
   Не извергал тысячелюдный Север
   Подобных толп, когда его сыны,
   Дунай и Рейн минуя, как потоп
   Неудержимый, наводнили Юг,
   За Гибралтар и до песков Ливийских!
   Начальники выходят из рядов
   Своих дружин; они к Вождю спешат,
   Блистая богоравной красотой,
   С людскою — несравнимой. Довелось
   Им на небесных тронах восседать,
   А ныне — в райских списках ни следа
   Имён смутьянов, что презрели долг,
   Из Книги Жизни вымарав себя.
   Ещё потомство Евы бунтарям
   Иные прозвища не нарекло,
   Когда их допустил на Землю Бог,
   Дабы людскую слабость испытать.
   Им хитростью и ложью удалось
   Растлить едва ль не весь Адамов род
   И наклонить к забвению Творца
   И воплощенью облика его
   Невидимого — в образы скотов,
   Украшенных и чтимых в дни торжеств
   Разнузданных и пышных; Духам Зла
   Учили поклоняться, как богам.
   Под именами идолов они
   Языческих известны с тех времён.
   Поведай, Муза, эти имена:
   Кто первым, кто последним, пробудясь,
   Восстал из топи на призывный клич?
   Как, сообразно рангам, шли к Вождю,
   Пока войска держались вдалеке?
   Главнейшими божками были те,
   Кто, ускользнув из Ада, в оны дни,
   Ища себе добычи на Земле,
   Свои дерзали ставить алтари
   И капища близ Божьих алтарей
   И храмов; побуждали племена
   Молиться демонам и, обнаглев,
   Оспаривали власть Иеговы,
   Средь Херувимов, с высоты Сиона,
   Громами правящего! Их кумиры —
   О, мерзость! — проникали в самый Храм,
   Кощунственно желая поругать
   Священные обряды, адский мрак
   Противоставив свету Миродержца!
   Молох шёл первым — страшный, весь в крови
   Невинных жертв. Родители напрасно
   Рыдали; гулом бубнов, рёвом труб
   Был заглушён предсмертный вопль детей,
   Влекомых на его алтарь, в огонь.
   Молоха чтил народ Аммонитян,
   В долине влажной Раввы и в Аргобе,
   В Васане и на дальних берегах
   Арнона; проскользнув к святым местам,
   Он сердце Соломона смог растлить,
   И царь прельщённый капище ему
   Напротив Храма Божьего воздвиг.
   С тех пор позорной стала та гора;
   Долина же Еннома, осквернясь
   Дубравой, посвящённою Молоху,
   Тофет — с тех пор зовётся и ещё —
   Геенной чёрною, примером Ада.
   Вторым шёл Хамос — ужас и позор
   Сынов Моава. Он царил в земле
   Ново и Ароера, средь степей
   Спалённых Аворнма; Езевон,
   Оронаим, Сигонова страна,
   И Сивма — виноградный дол цветущий,
   И Елеал, весь неохватный край
   До брега Моря Мёртвого, пред ним
   Склонялся. Он, под именем Фегора,
   В Ситтиме соблазнил израильтян,
   Покинувших Египет, впасть в разврат,
   Что принесло им беды без числа.
   Он оргии свои до той горы
   Простёр срамной и рощи, где кумир
   Господствовал Молоха — людобойцы,
   Пока благочестивый не пресёк
   Иосия грехи и прямо в Ад
   Низверг из капищ мерзостных божков.
   За ними духи шли, которым два
   Прозванья были общие даны;
   От берегов Евфрата до реки
   Меж Сирией и Царством пирамид —
   Ваалами, Астартами звались
   Одни — себе присвоив род мужской,
   Другие — женский. Духи всякий пол
   Принять способны или оба вместе —
   Так вещество их чисто и легко,
   Ни оболочкой не отягчено,
   Ни плотью, ни громоздким костяком.
   Но, проявляясь в обликах любых,
   Прозрачных, плотных, светлых или тёмных,
   Затеи могут воплощать свои
   Воздушные — то в похоть погрузясь,
   То в ярость впав. Израиля сыны
   Не раз, Жизнеподателя презрев,
   Забвению предав Его законный
   Алтарь, пред изваяньями скотов
   Униженно склонялись, и за то
   Их были головы обречены
   Склоняться столь же низко пред копьём
   Врагов презренных. Следом Аштарет,
   Увенчанная лунным рогом, шла,
   Астарта и Владычица небес
   У Финикиян. В месячных ночах,
   Пред статуей богини, выпевал
   Молитвословья хор Сидонских дев.
   И те же гимны в честь её Сион
   Пятнали. На горе Обиды храм
   Поставил ей женолюбивый царь.
   Он сердцем был велик, но ради ласк
   Язычниц обольстительных почтил
   Кумиры мерзкие. Богине вслед
   Шагал Таммуз, увечьем на Ливане
   Сириянок сзывавший молодых,
   Что ежегодно, летом, целый день
   Его оплакивали и, следя,
   Как в море алую струю влечёт
   Адонис, верили, что снова кровь
   Из ран божка окрасила поток.
   Пленялись этой притчей любострастной
   Сиона дщери. Иезекииль
   Их похоть созерцал, когда у врат
   Святых ему в видении предстал
   Отпавшего Иуды гнусный грех
   Служенья идолам. Шёл Дух вослед,
   Взаправду плакавший, когда Кивотом
   Завета полоненным был разбит
   Его звероподобный истукан.
   Безрукий, безголовый, он лежал
   Средь капища, своих же посрамив
   Поклонников; Дагоном звался он —
   Морское чудо, получеловек
   И полурыба. Пышный храм его
   Сиял в Азоте. Палестина вся,
   Геф, Аскалон и Аккарон и Газа,
   Пред ним дрожали. Шёл за ним Риммой;
   Дамаск очаровательный служил
   Ему жильём, равно как берега
   Аваны и Фарфара — тучных рек.
   Он тоже оскорблял Господень Дом:
   Утратив прокажённого слугу,
   Он повелителя обрёл: царя
   Ахаза, отупевшего от пьянства,
   Принудил Божий разорить алтарь
   И на сирийский лад соорудить
   Святилище для сожиганья жертв
   Божкам, которых он же победил.
   Шли дало демоны густой толпой:
   Озирис, Гор, Изида — во главе
   Обширной свиты; некогда они
   Египет суеверный волшебством
   Чудовищным и чарами прельстили,
   И заблуждающиеся жрецы,
   Лишив людского образа своих
   Богов бродячих, в облики зверей
   Их воплотили. Этой злой чумы
   Израиль на Хоривене избег,
   Из золота заёмного отлив
   Тельца; крамольный царь свершил вдвойне
   Злодейство это — в Дано и Вефиле,
   Где уподобил тучному быку
   Создателя, что в ночь одну прошёл
   Египет, и одним ударом всех
   Младенцев первородных истребил
   И всех низринул блеющих богов.
   Последним появился Велиал,
   Распутнейший из Духов; он себя
   Пороку предал, возлюбив порок.
   Не ставились кумирни в честь его
   И не курились алтари, но кто
   Во храмы чаще проникал, творя
   Нечестие, и развращал самих
   Священников, предавшихся греху
   Безбожия, как сыновья Илия,
   Чинившие охальство и разгул
   В Господнем Доме? Он царит везде,-
   В судах, дворцах и пышных городах,-
   Где оглушающий, бесстыдный шум
   Насилия, неправды и гульбы
   Встаёт превыше башен высочайших,
   Где в сумраке по улицам снуют
   Гурьбою Велиаловы сыны,
   Хмельные, наглые; таких видал
   Содом, а позже — Гива, где в ту ночь
   Был вынужден гостеприимный кров
   На поруганье им жену предать,
   Чтоб отвратить наисквернейший блуд.
   Вот — главные по власти и чинам.
   Пришлось бы долго называть иных
   Прославленных; меж ними божества
   Ионии, известные издревле;
   Им поклонялся Иаванов род,
   Хотя они значительно поздней
   Своих родителей — Земли и Неба —
   Явились в мир. Был первенцем Титан
   С детьми, без счета; брат его — Сатурн
   Лишил Титана прав, но, в свой черёд,
   Утратил власть; Сатурна мощный сын
   От Реи — Зевс — похитил трон отца
   И незаконно царство основал.
   На Крите и на Иде этот сонм
   Богов известен стал сперва; затем
   Они к снегам Олимпа вознеслись
   И царствовали в воздухе срединном,
   Где высший был для них предел небес.
   Они господствовали в скалах Дельф,
   В Додоне и проникли за рубеж
   Дориды, словно те, что в оны дни,
   Сопутствуя Сатурну-старику,
   Бежали в Гесперийские поля
   И, Адриатику переплывя,
   Достигли дальних Кельтских островов.
   Несметными стадами шли и шли
   Все эти Духи; были их глаза
   Потуплены тоскливо, но зажглись
   Угрюмым торжеством, едва они
   Увидели, что Вождь ещё не впал
   В отчаянье, что не совсем ещё
   Они погибли в гибели самой.
   Казалось, тень сомненья на чело
   Отступника легла, но он, призвав
   Привычную гордыню, произнёс
   Исполненные мнимого величья
   Слова надменные, чтоб воскресить
   Отвагу ослабевшую и страх
   Рассеять. Под громовый рык рогов
   И труб воинственных он повелел
   Поднять свою могучую хоругвь.
   Азазиил — гигантский Херувим —
   Отстаивает право развернуть
   Её; и вот, плеща во весь размах,
   Великолепный княжеский штандарт
   На огненно-блистающем копьё
   Вознёсся, просияв как метеор,
   Несомый бурей; золотом шитья
   И перлами слепительно на нем
   Сверкали серафимские гербы
   И пышные трофеи. Звук фанфар
   Торжественно всю бездну огласил,
   И полчища издали общий клич,
   Потрясший ужасом не только Ад,
   Но царство Хаоса и древней Ночи.
   Вмиг десять тысяч стягов поднялись,
   Восточной пестротою расцветив
   Зловещий сумрак; выросла как лес
   Щетина копий; шлемы и щиты
   Сомкнулись неприступною стеной.
   Шагает в ногу демонская рать
   Фалангой строгой, под согласный свист
   Свирелей звучных и дорийских флейт,
   На битву прежде воодушевлявших
   Героев древних, — благородством чувств
   Возвышенных; не бешенством слепым,
   Но мужеством, которого ничто
   Поколебать не в силах; смерть в бою
   Предпочитавших бегству от врага
   И отступленью робкому. Затем
   Дорийский, гармоничный создан лад,
   Чтоб смуту мыслей умиротворить,
   Сомненье, страх и горе из сердец
   Изгнать — и смертных и бессмертных. Так,
   Объединённой силою дыша,
   Безмолвно шествуют бунтовщики
   Под звуки флейт, что облегчают путь
   По раскалённой почве. Наконец
   Войска остановились. Грозный фронт,
   Развёрнутый во всю свою Длину
   Безмерную, доспехами блестит,
   Подобно древним воинам сровняв
   Щиты и копья; молча ждут бойцы
   Велений Полководца. Архивраг
   Обводит взглядом опытным ряды

thelib.ru

Читать онлайн «Потерянный рай» автора Мильтон Джон — RuLit

Джон Мильтон

Потерянный рай

Книга Первая сначала излагает вкратце тему произведения: прослушание Человека, вследствие чего он утратил Рай — обиталище своё; затем указывается причина падения: Змий, вернее — Сатана в облике Змия, восставший против Бога, вовлёк в мятеж бесчисленные легионы Ангелов, но был по Божьему повелению низринут с Небес вместе со всеми полчищами бунтовщиков в Преисподнюю.

Упомянув об этих событиях, поэма незамедлительно переходит к основному действию, представляя Сатану и его Ангелов в Аду. Следует описание Ада, размещающегося отнюдь не в центре Земли (небо и Земля, предположительно, ещё не сотворены, и следовательно, над ними ещё не тяготеет проклятье), но в области тьмы кромешной, точнее — Хаоса. Сатана со своими Ангелами лежит в кипящем озере, уничиженный, поверженный, но вскоре, очнувшись от потрясения, призывает соратника, первого после себя по рангу и достоинству. Они беседуют о несчастном положении своём. Сатана пробуждает все легионы, до сих пор так же находившиеся в оцепенении и беспамятстве. Неисчислимые, они подымаются, строятся в боевые порядки; главные их вожди носят имена идолов, известных впоследствии в Ханаане и соседствующих странах. Сатана обращается к соратникам, утешает их надеждою на отвоевание Небес и сообщает о новом мире и новом роде существ, которые, как гласят старинные пророчества и предания Небесного Царства, должны быть сотворены; Ангелы же, согласно мнению многих древних Отцов, созданы задолго до появления видимых существ.

Дабы обмыслить это пророчество и определить дальнейшие действия, Сатана повелевает собрать общий совет.

Соратники соглашаются с ним. Из бездны мрака возникает Пандемониум — чертог Сатаны. Адские вельможи восседают там и совещаются.

О первом преслушанье, о плоде

Запретном, пагубном, что смерть принёс

И все невзгоды наши в этот мир,

Людей лишил Эдема, до поры,

Когда нас Величайший Человек

Восставил, Рай блаженный нам вернул,-

Пой, Муза горняя! Сойди с вершин

Таинственных Синая иль Хорива,

Где был тобою пастырь вдохновлён,

Начально поучавший свой народ

Возникновенью Неба и Земли

Из Хаоса; когда тебе милей

Сионский холм и Силоамский Ключ,

Глаголов Божьих область, — я зову

Тебя оттуда в помощь; песнь моя

Отважилась взлететь над Геликоном,

К возвышенным предметам устремясь,

Нетронутым ни в прозе, ни в стихах.

Но прежде ты, о Дух Святой! — ты храмам

Предпочитаешь чистые сердца,-

Наставь меня всеведеньем твоим!

Ты, словно голубь, искони парил

Над бездною, плодотворя её;

Исполни светом тьму мою, возвысь

Все бренное во мне, дабы я смог

Решающие доводы найти

И благость Провиденья доказать,

Пути Творца пред тварью оправдав.

Открой сначала, — ибо Ад и Рай

Равно доступны взору Твоему,-

Что побудило первую чету,

В счастливой сени, средь блаженных кущ,

Столь взысканную милостью Небес,

Предавших Мирозданье ей во власть,

Отречься от Творца, Его запрет

Единственный нарушить? — Адский Змий!

Да, это он, завидуя и мстя,

Праматерь нашу лестью соблазнил;

Коварный Враг, низринутый с высот

Гордыней собственною, вместе с войском

Восставших Ангелов, которых он

Возглавил, с чьею помощью Престол

Всевышнего хотел поколебать

И с Господом сравняться, возмутив

Небесные дружины; но борьба

Была напрасной. Всемогущий Бог

Разгневанный стремглав низверг строптивцев,

Объятых пламенем, в бездонный мрак,

На муки в адамантовых цепях

И вечном, наказующем огне,

За их вооружённый, дерзкий бунт.

Девятикратно время истекло,

Что мерой дня и ночи служит смертным,

Покуда в корчах, со своей ордой,

Метался Враг на огненных волнах,

Разбитый, хоть бессмертный. Рок обрёк

Его на казнь горчайшую: на скорбь

О невозвратном счастье и на мысль

О вечных муках. Он теперь обвёл

Угрюмыми зеницами вокруг;

Таились в них и ненависть, и страх,

И гордость, и безмерная тоска…

Мгновенно, что лишь Ангелам дано,

Он оглядел пустынную страну,

Тюрьму, где, как в печи, пылал огонь,

Но не светил и видимою тьмой

Вернее был, мерцавший лишь затем,

Дабы явить глазам кромешный мрак,

Юдоль печали, царство горя, край,

Где мира и покоя нет, куда

Надежде, близкой всем, заказан путь,

Где муки без конца и лютый жар

Клокочущих, неистощимых струй

Текучей серы. Вот какой затвор

Здесь уготовал Вечный Судия

Мятежникам, средь совершённой тьмы

И втрое дальше от лучей Небес

И Господа, чем самый дальний полюс

От центра Мирозданья отстоит.

Как несравнимо с прежней высотой,

Откуда их паденье увлекло!

Он видит соучастников своих

В прибое знойном, в жгучем вихре искр,

А рядом сверстника, что был вторым

По рангу и злодейству, а поздней

Был в Палестине чтим как Вельзевул.

К нему воззвал надменный Архивраг,

Отныне наречённый Сатаной,

И страшное беззвучие расторг

Такими дерзновенными словами:

«— Ты ль предо мною? О, как низко пал

Тот, кто сияньем затмевал своим

Сиянье лучезарных мириад

В небесных сферах! Если это ты,

Союзом общим, замыслом одним,

Надеждой, испытаньями в боях

И пораженьем связанный со мной,-

Взгляни, в какую бездну с вышины

Мы рухнули! Его могучий гром

Доселе был неведом никому.

Жестокое оружие! Но пусть

Всесильный Победитель на меня

Любое подымает! — не согнусь

И не раскаюсь, пусть мой блеск померк…

Ещё во мне решимость не иссякла

В сознанье попранного моего

www.rulit.me

Джон Мильтон Потерянный рай

Начало формы

Конец формы

Джон Мильтон. Потерянный рай

—————————————————————————

Перевод: Аркадий Штейнберг

© Copyright Егорова Наталия Ивановна ([email protected])

OCR: Максим Бычков

По всем вопросам использования произведений (в т.ч. переводов)

Аркадия Штейнберга просьба обращаться к ПРАВООБЛАДАТЕЛЮ:

Егоровой Наталии Ивановне [email protected]

—————————————————————————

КНИГА ПЕРВАЯ

СОДЕРЖАНИЕ

Книга Первая сначала излагает вкратце тему

произведения: прослушание Человека, вследствие чего он

утратил Рай — обиталище свое; затем указывается причина

падения: Змий, вернее — Сатана в облике Змия, восставший

против Бога, вовлек в мятеж бесчисленные легионы

Ангелов, но был по Божьему повелению низринут с Небес

вместе со всеми полчищами бунтовщиков в Преисподнюю.

Упомянув об этих событиях, поэма незамедлительно

переходит к основному действию, представляя Сатану и его

Ангелов в Аду. Следует описание Ада, размещающегося

отнюдь не в центре Земли (небо и Земля,

предположительно, еще не сотворены, и следовательно, над

ними еще не тяготеет проклятье), но в области тьмы

кромешной, точнее — Хаоса. Сатана со своими Ангелами

лежит в кипящем озере, уничиженный, поверженный, но

вскоре, очнувшись от потрясения, призывает соратника,

первого после себя по рангу и достоинству. Они беседуют

о несчастном положении своем. Сатана пробуждает все

легионы, до сих пор так же находившиеся в оцепенении и

беспамятстве. Неисчислимые, они подымаются, строятся в

боевые порядки; главные их вожди носят имена идолов,

известных впоследствии в Ханаане и соседствующих

странах. Сатана обращается к соратникам, утешает их

надеждою на отвоевание Небес и сообщает о новом мире и

новом роде существ, которые, как гласят старинные

пророчества и предания Небесного Царства, должны быть

сотворены; Ангелы же, согласно мнению многих древних

Отцов, созданы задолго до появления видимых существ.

Дабы обмыслить это пророчество и определить дальнейшие

действия, Сатана повелевает собрать общий совет.

Соратники соглашаются с ним. Из бездны мрака возникает

Пандемониум — чертог Сатаны. Адские вельможи восседают

там и совещаются.

О первом преслушанье, о плоде

Запретном, пагубном, что смерть принес

И все невзгоды наши в этот мир,

Людей лишил Эдема, до поры,

Когда нас Величайший Человек

Восставил, Рай блаженный нам вернул,-

Пой, Муза горняя! Сойди с вершин

Таинственных Синая иль Хорива,

Где был тобою пастырь вдохновлен,

Начально поучавший свой народ

Возникновенью Неба и Земли

Из Хаоса; когда тебе милей

Сионский холм и Силоамский Ключ,

Глаголов Божьих область,- я зову

Тебя оттуда в помощь; песнь моя

Отважилась взлететь над Геликоном,

К возвышенным предметам устремясь,

Нетронутым ни в прозе, ни в стихах.

Но прежде ты, о Дух Святой! — ты храмам

Предпочитаешь чистые сердца,-

Наставь меня всеведеньем твоим!

Ты, словно голубь, искони парил

Над бездною, плодотворя ее;

Исполни светом тьму мою, возвысь

Все бренное во мне, дабы я смог

Решающие доводы найти

И благость Провиденья доказать,

Пути Творца пред тварью оправдав.

Открой сначала,- ибо Ад и Рай

Равно доступны взору Твоему,-

Что побудило первую чету,

В счастливой сени, средь блаженных кущ,

Столь взысканную милостью Небес,

Предавших Мирозданье ей во власть,

Отречься от Творца, Его запрет

Единственный нарушить? — Адский Змий!

Да, это он, завидуя и мстя,

Праматерь нашу лестью соблазнил;

Коварный Враг, низринутый с высот

Гордыней собственною, вместе с войском

Восставших Ангелов, которых он

Возглавил, с чьею помощью Престол

Всевышнего хотел поколебать

И с Господом сравняться, возмутив

Небесные дружины; но борьба

Была напрасной. Всемогущий Бог

Разгневанный стремглав низверг строптивцев,

Объятых пламенем, в бездонный мрак,

На муки в адамантовых цепях

И вечном, наказующем огне,

За их вооруженный, дерзкий бунт.

Девятикратно время истекло,

Что мерой дня и ночи служит смертным,

Покуда в корчах, со своей ордой,

Метался Враг на огненных волнах,

Разбитый, хоть бессмертный. Рок обрек

Его на казнь горчайшую: на скорбь

О невозвратном счастье и на мысль

О вечных муках. Он теперь обвел

Угрюмыми зеницами вокруг;

Таились в них и ненависть, и страх,

И гордость, и безмерная тоска…

Мгновенно, что лишь Ангелам дано,

Он оглядел пустынную страну,

Тюрьму, где, как в печи, пылал огонь,

Но не светил и видимою тьмой

Вернее был, мерцавший лишь затем,

Дабы явить глазам кромешный мрак,

Юдоль печали, царство горя, край,

Где мира и покоя нет, куда

Надежде, близкой всем, заказан путь,

Где муки без конца и лютый жар

Клокочущих, неистощимых струй

Текучей серы. Вот какой затвор

Здесь уготовал Вечный Судия

Мятежникам, средь совершенной тьмы

И втрое дальше от лучей Небес

И Господа, чем самый дальний полюс

От центра Мирозданья отстоит.

Как несравнимо с прежней высотой,

Откуда их паденье увлекло!

Он видит соучастников своих

В прибое знойном, в жгучем вихре искр,

А рядом сверстника, что был вторым

По рангу и злодейству, а поздней

Был в Палестине чтим как Вельзевул.

К нему воззвал надменный Архивраг,

Отныне нареченный Сатаной,

И страшное беззвучие расторг

Такими дерзновенными словами:

«- Ты ль предо мною? О, как низко пал

Тот, кто сияньем затмевал своим

Сиянье лучезарных мириад

В небесных сферах! Если это ты,

Союзом общим, замыслом одним,

Надеждой, испытаньями в боях

И пораженьем связанный со мной,-

Взгляни, в какую бездну с вышины

Мы рухнули! Его могучий гром

Доселе был неведом никому.

Жестокое оружие! Но пусть

Всесильный Победитель на меня

Любое подымает! — не согнусь

И не раскаюсь, пусть мой блеск померк…

Еще во мне решимость не иссякла

В сознанье попранного моего

Достоинства, и гордый гнев кипит,

Велевший мне поднять на битву с Ним

Мятежных Духов буйные полки,

Тех, что Его презрели произвол,

Вождем избрав меня. Мы безуспешно

Его Престол пытались пошатнуть

И проиграли бой. Что из того?

Не все погибло: сохранен запал

Неукротимой воли, наряду

С безмерной ненавистью, жаждой мстить

И мужеством — не уступать вовек.

А это ль не победа? Ведь у нас

Осталось то, чего не может Он

Ни яростью, ни силой отобрать —

Немеркнущая слава! Если б я

Противника, чье царство сотряслось

От страха перед этою рукой,

Молил бы на коленах о пощаде,-

Я опозорился бы, я стыдом

Покрылся бы и горше был бы срам,

Чем низверженье. Волею судеб

Нетленны эмпирейский наш состав

И сила богоравная; пройдя

Горнило битв, не ослабели мы,

Но закалились и теперь верней

Мы вправе на победу уповать:

В грядущей схватке, хитрость применив,

Напружив силы, низложить Тирана,

Который нынче, празднуя триумф,

Ликует в Небесах самодержавно!»

Так падший Ангел, поборая скорбь,

Кичился вслух, отчаянье тая.

Собрат ему отважно отвечал:

«- О Князь! Глава порфироносных сил,

Вождь Серафимских ратей боевых,

Грозивших трону Вечного Царя

Деяньями, внушающими страх,

Дабы Его величье испытать

Верховное: хранимо ли оно

Случайностью ли, силой или Роком.

Я вижу все и горько сокрушен

Ужасным пораженьем наших войск.

Мы изгнаны с высот, побеждены,

Низвергнуты, насколько вообще

Возможно разгромить богоподобных

Сынов Небес; но дух, но разум наш

Не сломлены, а мощь вернется вновь,

Хоть славу нашу и былой восторг

Страданья поглотили навсегда.

Зачем же Победитель (признаю

Его всесильным; ведь не мог бы Он

Слабейшей силой — нашу превозмочь!)

Нам дух и мощь оставил? Чтоб сильней

Мы истязались, утоляя месть

Его свирепую? Иль как рабы

Трудились тяжко, по законам войн,

Подручными в Аду, в огне палящем,

Посыльными в бездонной, мрачной мгле?

Что толку в нашем вечном бытии

И силе нашей, вечно-неизменной,

Коль нам терзаться вечно суждено?»

Ему Отступник тотчас возразил:

«- В страданьях ли, в борьбе ли,- горе

слабым,

О падший Херувим! Но знай, к Добру

Стремиться мы не станем с этих пор.

Мы будем счастливы, творя лишь Зло,

Его державной воле вопреки.

И если Провидением своим

Он в нашем Зле зерно Добра взрастит,

Мы извратить должны благой исход,

В Его Добре источник Зла сыскав.

Успехом нашим будет не однажды

Он опечален; верю, что не раз

Мы волю сокровенную Его

Собьем с пути, от цели отведя…

Но глянь! Свирепый Мститель отозвал

К вратам Небес карателей своих.

Палящий ураган и серный град,

Нас бичевавшие, когда с вершин

Мы падали в клокочущий огонь,

Иссякли. Молниями окрыленный

И гневом яростным, разящий гром

Опустошил, как видно, свой колчан,

Стихая постепенно, и уже

Не так бушует. Упустить нельзя

Счастливую возможность, что оставил

В насмешку или злобу утолив,

Противник нам. Вот голый, гиблый край,

Обитель скорби, где чуть-чуть сквозит,

Мигая мертвым светом в темноте,

Трепещущее пламя. Тут найдем

Убежище от вздыбленных валов

И отдых, если здесь он существует,

Вновь соберем разбитые войска,

Обсудим, как нам больше досадить

Противнику и справиться с бедой,

В надежде — силу или, наконец,

В отчаянье — решимость почерпнуть!»

Так молвил Сатана. Приподнял он

Над бездной голову; его глаза

Метали искры; плыло позади

Чудовищное тело, по длине

Титанам равное иль Земнородным —

Врагам Юпитера! Как Бриарей,

Сын Посейдона, или как Тифон,

В пещере обитавший, возле Тарса,

Как великан морей — Левиафан,

Когда вблизи Норвежских берегов

Он спит, а запоздавший рулевой,

Приняв его за остров, меж чешуй

Кидает якорь, защитив ладью

От ветра, и стоит, пока заря

Не усмехнется морю поутру,-

Так Архивраг разлегся на волнах,

Прикованный к пучине. Никогда

Он головой не мог бы шевельнуть

Без попущенья свыше. Провиденье

Дало ему простор для темных дел

И новых преступлений, дабы сам

Проклятье на себя он вновь навлек,

Терзался, видя, что любое Зло

Во благо бесконечное, в Добро

Преображается, что род людской,

Им соблазненный, будет пощажен

По милости великой, но втройне

Обрушится возмездье на Врага.

Огромный, он воспрянул из огня,

Два серных вала отогнав назад;

Их взвихренные гребни, раскатись,

Образовали пропасть, но пловец

На крыльях в сумеречный воздух взмыл,

Принявший непривычно тяжкий груз,

И к суше долетел, когда назвать

Возможно сушей — отверделый жар,

Тогда как жидкий жар в пучине тлел.

Такой же почва принимает цвет,

Когда подземный шторм срывает холм

С вершин Пелора, или ребра скал

Гремящей Этны, чье полно нутро

Огнеопасных, взрывчатых веществ,

И при посредстве минеральных сил,

Наружу извергаемых из недр

Воспламененными, а позади,

Дымясь и тлея, остается дно

Смердящее. Вот что пятой проклятой

Нащупал Враг! Соратник — вслед за ним.

Тщеславно ликовали гордецы.

Сочтя, что от Стигийских вод спаслись

Они, как боги,- собственной своей

Вновь обретенной силой, наотрез

Произволенье Неба отрицая.

«- На эту ли юдоль сменили мы,-

Архангел падший молвил,- Небеса

И свет Небес на тьму? Да будет так!

Он всемогущ, а мощь всегда права.

Подальше от Него! Он выше нас

Не разумом, но силой; в остальном

Мы равные. Прощай, блаженный край!

Привет тебе, зловещий мир! Привет,

Геенна запредельная! Прими

Хозяина, чей дух не устрашат

Ни время, ни пространство. Он в себе

Обрел свое пространство и создать

В себе из Рая — Ад и Рай из Ада

Он может. Где б я ни был, все равно

Собой останусь,- в этом не слабей

Того, кто громом первенство снискал.

Здесь мы свободны. Здесь не создал Он

Завидный край; Он не изгонит нас

Из этих мест. Здесь наша власть прочна,

И мне сдается, даже в бездне власть —

Достойная награда. Лучше быть

Владыкой Ада, чем слугою Неба!

Но почему же преданных друзей,

Собратьев по беде, простертых здесь,

В забвенном озере, мы не зовем

Приют наш скорбный разделить и, вновь

Объединясь, разведать: что еще

Мы в силах у Небес отвоевать

И что осталось нам в Аду утратить?»

Так молвил Сатана, и Вельзевул

Ответствовал: «- О Вождь отважных войск,

Воистину, лишь Всемогущий мог

Их разгромить! Пусть голос твой опять

Раздастся, как незыблемый залог

Надежды, ободрявшей часто нас

Среди опасностей и страха! Пусть

Он прозвучит как боевой сигнал

И мужество соратникам вернет,

Низринутым в пылающую топь,

Беспамятно недвижным, оглушенным

Паденьем с непомерной вышины!»

Он смолк, и тотчас Архивраг побрел

К обрыву, за спину закинув щит,-

В эфире закаленный круглый диск,

Огромный и похожий на луну,

Когда ее в оптическом стекле,

С Вальдарно или Фьезольских высот,

Мудрец Тосканский ночью созерцал,

Стремясь на шаре пестром различить

Материки, потоки и хребты.

Отступник, опираясь на копье,

Перед которым высочайший ствол

Сосны Норвежской, срубленной на мачту,

Для величайшего из кораблей,

Казался бы тростинкой,- брел вперед

По раскаленным глыбам; а давно ль

Скользил в лазури легкою стопой?

Его терзали духота и смрад,

Но, боль превозмогая, он достиг

Пучины серной, с края возопив

К бойцам, валяющимся, как листва

Осенняя, устлавшая пластами

Лесные Валамброзские ручьи,

Текущие под сенью темных крон

Дубравы Этрурийской; так полег

Тростник близ Моря Чермного, когда

Ветрами Орион расколыхал

Глубины вод и потопил в волнах

Бузириса и конников его

Мемфисских, что преследовали вскачь

Сынов Земли Гесем, а беглецы

Взирали с берега на мертвецов,

Плывущих средь обломков колесниц;

Так, потрясенные, бунтовщики

Лежали грудами, но Вождь вскричал,

И гулким громом отозвался Ад:

«- Князья! Воители! Недавний цвет

Небес, теперь утраченных навек!

Возможно ли эфирным существам

Столь унывать? Ужели, утомясь

Трудами ратными, решили вы

В пылающей пучине опочить?

Вы в райских долах, что ли, сладкий сон

Вкушаете? Никак, вы поклялись

Хваленье Победителю воздать

Униженно? Взирает Он меж тем

На Херувимов и на Серафимов,

Низверженных с оружьем заодно

Изломанным, с обрывками знамен!

Иль ждете вы, чтобы Его гонцы,

Бессилье наше с Неба углядев,

Накинулись и дротиками молний

Ко дну Геенны пригвоздили нас?

Восстаньте же, не то конец всему!»

Сгорая от стыда, взлетели вмиг

Бойцы. Так задремавший часовой

Спросонья вздрагивает, услыхав

Начальства строгий окрик. Сознавая

Свои мученья и беду свою,

Стряхнув оцепененье, Сатане

Покорствуют несметные войска.

Так, в черный день Египта, мощный жезл

Вознес Амрамов сын, и саранча,

Которую пригнал восточный ветр,

Нависла тучей, мрачною, как ночь,

Над грешной Фараоновой землей

И затемнила Нильскую страну;

Не меньшей тучей воспарила рать

Под своды адские, сквозь пламена,

Ее лизавшие со всех сторон.

Но вот копьем Владыка подал знак,

И плавно опускаются полки

На серу отверделую, покрыв

Равнину сплошь. Из чресел ледяных

Не извергал тысячелюдный Север

Подобных толп, когда его сыны,

Дунай и Рейн минуя, как потоп

Неудержимый, наводнили Юг,

За Гибралтар и до песков Ливийских!

Начальники выходят из рядов

Своих дружин; они к Вождю спешат,

Блистая богоравной красотой,

С людскою — несравнимой. Довелось

Им на небесных тронах восседать,

А ныне — в райских списках ни следа

Имен смутьянов, что презрели долг,

Из Книги Жизни вымарав себя.

Еще потомство Евы бунтарям

Иные прозвища не нарекло,

Когда их допустил на Землю Бог,

Дабы людскую слабость испытать.

Им хитростью и ложью удалось

Растлить едва ль не весь Адамов род

И наклонить к забвению Творца

И воплощенью облика его

Невидимого — в образы скотов,

Украшенных и чтимых в дни торжеств

Разнузданных и пышных; Духам Зла

Учили поклоняться, как богам.

Под именами идолов они

Языческих известны с тех времен.

Поведай, Муза, эти имена:

Кто первым, кто последним, пробудясь,

Восстал из топи на призывный клич?

Как, сообразно рангам, шли к Вождю,

Пока войска держались вдалеке?

Главнейшими божками были те,

Кто, ускользнув из Ада, в оны дни,

Ища себе добычи на Земле,

Свои дерзали ставить алтари

И капища близ Божьих алтарей

И храмов; побуждали племена

Молиться демонам и, обнаглев,

Оспаривали власть Иеговы,

Средь Херувимов, с высоты Сиона,

Громами правящего! Их кумиры —

О, мерзость! — проникали в самый Храм,

Кощунственно желая поругать

Священные обряды, адский мрак

Противоставив свету Миродержца!

Молох шел первым — страшный, весь в крови

Невинных жертв. Родители напрасно

Рыдали; гулом бубнов, ревом труб

Был заглушен предсмертный вопль детей,

Влекомых на его алтарь, в огонь.

Молоха чтил народ Аммонитян,

В долине влажной Раввы и в Аргобе,

В Васане и на дальних берегах

Арнона; проскользнув к святым местам,

Он сердце Соломона смог растлить,

И царь прельщенный капище ему

Напротив Храма Божьего воздвиг.

С тех пор позорной стала та гора;

Долина же Еннома, осквернясь

Дубравой, посвященною Молоху,

Тофет — с тех пор зовется и еще —

Геенной черною, примером Ада.

Вторым шел Хамос — ужас и позор

Сынов Моава. Он царил в земле

Ново и Ароера, средь степей

Спаленных Аворнма; Езевон,

Оронаим, Сигонова страна,

И Сивма — виноградный дол цветущий,

И Елеал, весь неохватный край

До брега Моря Мертвого, пред ним

Склонялся. Он, под именем Фегора,

В Ситтиме соблазнил израильтян,

Покинувших Египет, впасть в разврат,

Что принесло им беды без числа.

Он оргии свои до той горы

Простер срамной и рощи, где кумир

Господствовал Молоха — людобойцы,

Пока благочестивый не пресек

Иосия грехи и прямо в Ад

Низверг из капищ мерзостных божков.

За ними духи шли, которым два

Прозванья были общие даны;

От берегов Евфрата до реки

Меж Сирией и Царством пирамид —

Ваалами, Астартами звались

Одни — себе присвоив род мужской,

Другие — женский. Духи всякий пол

Принять способны или оба вместе —

Так вещество их чисто и легко,

Ни оболочкой не отягчено,

Ни плотью, ни громоздким костяком.

Но, проявляясь в обликах любых,

Прозрачных, плотных, светлых или темных,

Затеи могут воплощать свои

Воздушные — то в похоть погрузясь,

То в ярость впав. Израиля сыны

Не раз, Жизнеподателя презрев,

Забвению предав Его законный

Алтарь, пред изваяньями скотов

Униженно склонялись, и за то

Их были головы обречены

Склоняться столь же низко пред копьем

Врагов презренных. Следом Аштарет,

Увенчанная лунным рогом, шла,

Астарта и Владычица небес

У Финикиян. В месячных ночах,

Пред статуей богини, выпевал

Молитвословья хор Сидонских дев.

И те же гимны в честь ее Сион

Пятнали. На горе Обиды храм

Поставил ей женолюбивый царь.

Он сердцем был велик, но ради ласк

Язычниц обольстительных почтил

Кумиры мерзкие. Богине вслед

Шагал Таммуз, увечьем на Ливане

Сириянок сзывавший молодых,

Что ежегодно, летом, целый день

Его оплакивали и, следя,

Как в море алую струю влечет

Адонис, верили, что снова кровь

Из ран божка окрасила поток.

Пленялись этой притчей любострастной

Сиона дщери. Иезекииль

Их похоть созерцал, когда у врат

Святых ему в видении предстал

Отпавшего Иуды гнусный грех

Служенья идолам. Шел Дух вослед,

Взаправду плакавший, когда Кивотом

Завета полоненным был разбит

Его звероподобный истукан.

Безрукий, безголовый, он лежал

Средь капища, своих же посрамив

Поклонников; Дагоном звался он —

Морское чудо, получеловек

И полурыба. Пышный храм его

Сиял в Азоте. Палестина вся,

Геф, Аскалон и Аккарон и Газа,

Пред ним дрожали. Шел за ним Риммой;

Дамаск очаровательный служил

Ему жильем, равно как берега

Аваны и Фарфара — тучных рек.

Он тоже оскорблял Господень Дом:

Утратив прокаженного слугу,

Он повелителя обрел: царя

Ахаза, отупевшего от пьянства,

Принудил Божий разорить алтарь

И на сирийский лад соорудить

Святилище для сожиганья жертв

Божкам, которых он же победил.

Шли дало демоны густой толпой:

Озирис, Гор, Изида — во главе

Обширной свиты; некогда они

Египет суеверный волшебством

Чудовищным и чарами прельстили,

И заблуждающиеся жрецы,

Лишив людского образа своих

Богов бродячих, в облики зверей

Их воплотили. Этой злой чумы

Израиль на Хоривене избег,

Из золота заемного отлив

Тельца; крамольный царь свершил вдвойне

Злодейство это — в Дано и Вефиле,

Где уподобил тучному быку

Создателя, что в ночь одну прошел

Египет, и одним ударом всех

Младенцев первородных истребил

И всех низринул блеющих богов.

Последним появился Велиал,

Распутнейший из Духов; он себя

Пороку предал, возлюбив порок.

Не ставились кумирни в честь его

И не курились алтари, но кто

Во храмы чаще проникал, творя

Нечестие, и развращал самих

Священников, предавшихся греху

Безбожия, как сыновья Илия,

Чинившие охальство и разгул

В Господнем Доме? Он царит везде,-

В судах, дворцах и пышных городах,-

Где оглушающий, бесстыдный шум

Насилия, неправды и гульбы

Встает превыше башен высочайших,

Где в сумраке по улицам снуют

Гурьбою Велиаловы сыны,

Хмельные, наглые; таких видал

Содом, а позже — Гива, где в ту ночь

Был вынужден гостеприимный кров

На поруганье им жену предать,

Чтоб отвратить наисквернейший блуд.

Вот — главные по власти и чинам.

Пришлось бы долго называть иных

Прославленных; меж ними божества

Ионии, известные издревле;

Им поклонялся Иаванов род,

Хотя они значительно поздней

Своих родителей — Земли и Неба —

Явились в мир. Был первенцем Титан

С детьми, без счета; брат его — Сатурн

Лишил Титана прав, но, в свой черед,

Утратил власть; Сатурна мощный сын

От Реи — Зевс — похитил трон отца

И незаконно царство основал.

На Крите и на Иде этот сонм

Богов известен стал сперва; затем

Они к снегам Олимпа вознеслись

И царствовали в воздухе срединном,

Где высший был для них предел небес.

Они господствовали в скалах Дельф,

В Додоне и проникли за рубеж

Дориды, словно те, что в оны дни,

Сопутствуя Сатурну-старику,

Бежали в Гесперийские поля

И, Адриатику переплывя,

Достигли дальних Кельтских островов.

Несметными стадами шли и шли

Все эти Духи; были их глаза

Потуплены тоскливо, но зажглись

Угрюмым торжеством, едва они

Увидели, что Вождь еще не впал

В отчаянье, что не совсем еще

Они погибли в гибели самой.

Казалось, тень сомненья на чело

Отступника легла, но он, призвав

Привычную гордыню, произнес

Исполненные мнимого величья

Слова надменные, чтоб воскресить

Отвагу ослабевшую и страх

Рассеять. Под громовый рык рогов

И труб воинственных он повелел

Поднять свою могучую хоругвь.

Азазиил — гигантский Херувим —

Отстаивает право развернуть

Ее; и вот, плеща во весь размах,

Великолепный княжеский штандарт

На огненно-блистающем копье

Вознесся, просияв как метеор,

Несомый бурей; золотом шитья

И перлами слепительно на нем

Сверкали серафимские гербы

И пышные трофеи. Звук фанфар

Торжественно всю бездну огласил,

И полчища издали общий клич,

Потрясший ужасом не только Ад,

Но царство Хаоса и древней Ночи.

Вмиг десять тысяч стягов поднялись,

Восточной пестротою расцветив

Зловещий сумрак; выросла как лес

Щетина копий; шлемы и щиты

Сомкнулись неприступною стеной.

Шагает в ногу демонская рать

Фалангой строгой, под согласный свист

Свирелей звучных и дорийских флейт,

На битву прежде воодушевлявших

Героев древних,- благородством чувств

Возвышенных; не бешенством слепым,

Но мужеством, которого ничто

Поколебать не в силах; смерть в бою

Предпочитавших бегству от врага

И отступленью робкому. Затем

Дорийский, гармоничный создан лад,

Чтоб смуту мыслей умиротворить,

Сомненье, страх и горе из сердец

Изгнать — и смертных и бессмертных. Так,

Объединенной силою дыша,

Безмолвно шествуют бунтовщики

Под звуки флейт, что облегчают путь

По раскаленной почве. Наконец

Войска остановились. Грозный фронт,

Развернутый во всю свою Длину

Безмерную, доспехами блестит,

Подобно древним воинам сровняв

Щиты и копья; молча ждут бойцы

Велений Полководца. Архивраг

Обводит взглядом опытным ряды

Вооруженных Духов; быстрый взор

Оценивает легионов строй

И выправку бойцов, их красоту

Богоподобную и счет ведет

Когортам. Предводитель ими горд,

Ликует, яростней ожесточась,

В сознанье мощи собственной своей.

Досель от сотворенья Человека

Еще нигде такого не сошлось

Большого полчища; в сравненье с ним

Казалось бы ничтожным, словно горсть

Пигмеев, с журавлями воевавших,

Любое; даже присовокупив

К Флегрийским исполинам род геройский.

Вступивший в бой, с богами наряду,

Что схватке помогали с двух сторон,

Под Фивами и Троей,- присчитать

К ним рыцарей романов и легенд

О сыне Утера, богатырей

Британии, могучих удальцов

Арморики; неистовых рубак

И верных и неверных, навсегда

Прославивших сраженьями Дамаск,

Марокко, Трапезунд, и Монтальбан,

И Аспрамонт; к тех придать, кого

От Африканских берегов Бизерта

Послала с Шарлеманем воевать,

Разбитым наголову средь полей

Фонтарабийских. Войско Сатаны,

Безмерно большее, чем все войска

Людские,- повинуется Вождю

Суровому; мятежный Властелин,

Осанкой статной всех превосходя,

Как башня высится. Нет, не совсем

Он прежнее величье потерял!

Хоть блеск его небесный омрачен,

Но виден в нем Архангел. Так, едва

Взошедшее на утренней заре,

Проглядывает солнце сквозь туман

Иль, при затменье скрытое Луной,

На пол-Земли зловещий полусвет

Бросает, заставляя трепетать

Монархов призраком переворотов,-

И сходственно, померкнув, излучал

Архангел часть былого света. Скорбь

Мрачила побледневшее лицо,

Исхлестанное молниями; взор,

Сверкающий из-под густых бровей,

Отвагу безграничную таил,

Несломленную гордость, волю ждать

Отмщенья вожделенного. Глаза

Его свирепы, но мелькнули в них

И жалость и сознание вины

При виде соучастников преступных,

Верней — последователей, навек

Погибших; тех, которых прежде он

Знавал блаженными. Из-за него

Мильоны Духов сброшены с Небес,

От света горнего отлучены

studfiles.net