Цветаева имя мне марина цветаева – Марина Цветаева — Имя твое, птица в руке: читать стих, текст стихотворения поэта классика на РуСтих

Мне имя — Марина… (Поклонникам М. Цветаевой)

Вряд ли в русской литературе найдется другая поэтесса, которая так хотела быть любимой и выразила эту отчаянную жажду любви в гениальных стихах. Правда, она не любила термин «поэтесса» и предпочитала называть себя поэтом.

Марина Цветаева: романтизм и трагедия, мятежность и высота духа, ранимость и жестокость, своеволие и безудержная нежность…. Ее поэзия — как сон наяву. Одна половина ее стихотворений написана на краю пропасти и тянет за собой в бездну, другая — возносит к небесам.

Ее мать, Мария Александровна Мейн, ждала мальчика и даже выбрала ему имя: Александр, в честь своего отца, почетного гражданина Москвы Александра Даниловича Мейна. А родилась девочка, которой суждено было проложить свой неповторимый путь в русской литературе.

Марина была дочерью профессора

Ивана Владимировича Цветаева, основавшего и подарившего Москве знаменитый Музей изящных искусств имени императора Александра III (ныне Государственный музей изобразительных искусств имени Пушкина).

Ее поэтический дар, оказавшийся безмерным, проявился очень рано. «Маленькая моя Муся все складывает слова в рифмы, наверное, будет поэт», — записывала мать в дневнике. Но предпочитала не давать ей бумагу для стихов, а учить музыке, будучи сама прекрасной пианисткой.

Музыкальная карьера Марии Александровны не состоялась, так как выступать на сцене в дворянских семьях считалось неприличным. «От матери я унаследовала Музыку, Романтизм и Германию. Просто — Музыку. Всю себя», — говорила Марина. Юная Цветаева посещала известную в то время музыкальную школу Зограф-Плаксиной в Мерзляковском переулке (ныне в этом здании расположено училище при Московской консерватории), а с семи лет уже участвовала в школьных концертах и проявляла незаурядные способности.

После ранней смерти матери от чахотки в 1906 году занятия музыкой прекратились. Но знание музыки, ее понимание, создание музыки в стихах — сохранились на всю жизнь: «Всю классику мы, выросши, узнавали, как «мамино» — «это мама играла…» Бетховен, Моцарт, Гайдн, Шуман, Шопен, Григ… Под их звуки мы уходили в сон», — вспоминала младшая сестра Марины Анастасия (Ася), родившаяся двумя годами позже — в 1894 году, — и ставшая старейшей писательницей России. Мучительную боль от потери матери Цветаева испытывала всю жизнь. Мария Александровна ей часто снилась.

Из всех видов общения Марина Цветаева предпочитала «потусторонний: сон: видеть во сне», а потом уже переписку. Не случайно крестным отцом своего сына Георгия (Мура), родившегося 1 февраля 1925 года в Чехии, она назвала писателя Алексея Ремизова, на протяжении многих лет записывавшего свои сны. Ее восприятие сна совпадало с поэтами-романтиками: сон — прообраз потустороннего мира, где живут и общаются души. Связь через сны — самая близкая. Марине не снились сны — она сама их «снила». «Вся моя жизнь — сон о жизни, а не жизнь», — говорила она.

Вот как приснилась ей мать в 1909 году: «Мы встретились с ней на одной из шумных улиц Парижа. Я шла с Асей. Мама была как всегда, как за год до смерти — немножко бледная, с слишком темными глазами, улыбающаяся. … Я так рада была встретить ее именно в Париже, где особенно грустно быть всегда одной. «О мама! — говорила я, — когда я смотрю на Елисейские поля, мне так грустно, так грустно». И рукой как будто загораживаюсь от солнца, а на самом деле не хотела, чтобы Ася увидела мои слезы. … «Какая ты, мама, красивая! — в восторге говорила я, — как жаль, что я не на тебя похожа, а на … хотела сказать «папу», но побоялась, что мама обидится, и докончила: «неизвестно кого»! Я так горжусь тобой». … «Мама, сделай так, чтобы мы встретились с тобой на улице, хоть на минутку, ну мама же!» — «Этого нельзя, — грустно ответила она, — но если иногда увидишь что-то хорошее, странное на улице или дома, — помни, что это я или от меня!»

Подспудно всю жизнь Марину захлестывала бессознательная тяга к смерти — она жаждала встретиться наконец с матерью. После такой матери Цветаевой оставалось только одно: стать поэтом.

Марина Цветаева и Сергей Эфрон

 …Огромные, «венецианские» глаза в пол-лица. Аквамарин и хризопраз. Узкое лицо, черные густые волосы. Встретив этого необыкновенно красивого юношу на пляже в Коктебеле, где Марина гостила у поэта Максимилиана Волошина, она загадала: «Если он найдет и подарит мне сердолик, я выйду за него замуж».

Крупный розовый сердолик был найден и подарен, и в январе 1912 года состоялась свадьба Марины и Сергея Эфрона.

От этой всепоглощающей любви Марина расцвела и стала просто красавицей — тонкая, стройная, с золотыми вьющимися волосами, глазами цвета спелого зеленого винограда и нежным румянцем на щеках. «Я с вызовом ношу его кольцо. — Да, в Вечности — жена, не на бумаге!» — писала она в стихах, посвященных мужу.

Он был сиротой, так же как и Марина, — в Париже его мать, известная революционерка-народоволка Елизавета Дурново-Эфрон, повесилась, не пережив нечаянного самоубийства младшего сына. Для Марины Сергей прежде всего был «мальчиком без матери». Наверное, подсознательно она хотела заменить ему мать, во всяком случае, в их семье Марина была ведущей, и в ее любви было много материнской заботы. Сергей ее боготворил и предоставлял ей полную свободу — так, что Марина вела прежний образ жизни и, по собственным словам, не чувствовала себя замужней женщиной.

В том же году у них родилась дочь, которую Марина, вопреки желанию мужа, назвала мифологическим именем Ариадна. «Назвала от романтизма и высокомерия, которые руководят всей моей жизнью», — говорила Цветаева. Аля росла необыкновенной девочкой — писала стихи, вела дневники, поражающие своей недетской глубиной. У нее были такие же «венецианские» глаза, как у отца. «Моя домашний гений», — называла ее Марина. Если в детстве главным человеком для Али была мать, то, повзрослев, уже в эмиграции, она отойдет от нее и сблизится с отцом. Разделит его любовь к Советской России и первой из семьи вернется из Франции на Родину — себе на погибель…

… Они встретились в доме у поэтессы Аделаиды Герцык. Стояла осень 1914 года. Марине исполнилось 22 года, поэтессе Софии Парнок, сразу же поразившей воображение Цветаевой, — 29. Чувство к «незнакомке с челом Бетховена» вспыхнуло у Марины внезапно, с первого взгляда. «В оны дни ты мне была, как мать», — писала Марина Цветаева в одном из стихотворений цикла «Подруга», посвященного Парнок. Может быть, в этом ощущении материнского тепла, которого так не хватало Цветаевой, — загадка быстрого сближения Марины и Сони? А может быть, Парнок удалось разбудить в Цветаевой женщину — то, чего, видимо, в полной мере не удалось Сергею Эфрону? «Не ты, о юный, расколдовал ее», — писала Соня Сергею, к которому очень ревновала Цветаеву.

Марина разрывалась между любовью к Соне и любовью к мужу и никак не могла определиться — слишком сильна была захватившая ее страсть. Чтобы не мешать жене, деликатный Сергей попросту устранился — ушел на войну санитаром в санитарном поезде. «Сережу я люблю на всю жизнь, он мне родной, никогда и никуда от него не уйду, — писала Марина сестре Сергея Елизавете Эфрон. — Пишу ему то каждый день, то через день, он знает всю мою жизнь, только о самом грустном я стараюсь писать реже. На сердце — вечная тяжесть. С ней засыпаю и просыпаюсь. Соня меня очень любит, и я ее люблю — и это вечно, и от нее я не смогу уйти. Разорванность от дней, которые надо делить, сердце все совмещает. … Не могу делать больно и не могу не делать».

Роман продолжался два года, а в 1916 году подруги расстались

— у Парнок появилась новая любовь. Это очень больно ранило Марину. Об отношениях с Парнок Цветаева говорила как о первой катастрофе в своей жизни. «Видела во сне С. Я. Парнок, о которой не думаю никогда и о смерти которой не пожалела ни секунды, — просто — тогда все чисто выгорело — словом, ее, с глупой подругой и очень наивными стихами, от которых — подруги и стихов — я ушла в какой-то вагон III класса и даже — четвертого», — записала она в дневнике. Лукавила ли Марина — трудно сказать…

София Яковлевна Парнок в юности

В революцию Эфрон занял сторону белых и уехал воевать на Дон к генералу Корнилову. Четыре года Цветаева ничего не знала о судьбе мужа: «Я не знаю, жив ли, нет ли тот, кто мне дороже сердца». Она буквально «закаменела» от счастья, когда писатель Илья Эренбург нашел Сергея за границей и передал Марине письмо от него. Решение возникло сразу и бесповоротно: ехать к нему!

Марина и Сергей встретились на вокзале в Берлине. Они стояли, намертво обнявшись и вытирая друг другу слезы, катившиеся по лицу…

Из Берлина семья переехала в Чехию, где Эфрон учился в Пражском университете, и там у Марины случилась большая любовь с Константином Родзевичем, другом Сергея. Чувство, захватившее Цветаеву, было настолько сильным, что единственный раз в жизни Марина подумала о том, чтобы уйти из семьи, но все же не сделала этого.

Сгорая от любви, она написала свои потрясающие «Поэму Горы» и «Поэму конца», занявшие свое место среди шедевров мировой любовной лирики. Это, наверное, был тот случай, когда в любви Цветаевой соединилось и небесное, и земное. Сны Марины о Родзевиче нам неизвестны — все происходило наяву, по накалу страсти затмевая самые смелые сны, — зато известны письма к нему, составившие целую книгу. Родзевича Сергей Эфрон называл «маленьким Казановой», но Цветаева этого не видела, ослепленная своим пылким поэтическим воображением. А Родзевич ее стихов не понимал и не ценил…

«Марина рвется к смерти. Земля давно ушла из-под ее ног, — писал Сергей Эфрон Максимилиану Волошину. — Она об этом говорит непрерывно… Она вернулась. Все ее мысли с другим… Сейчас живет стихами к нему. По отношению ко мне слепость абсолютная. Я одновременно и спасательный круг, и жернов на шее. … Жизнь моя сплошная пытка. Тягостное одиночество вдвоем»…

Еще в 1933 году во Франции, где обосновалась семья, и где Эфрон, став секретным агентом ОГПУ, занялся работой в «Союзе возвращения на родину», надеясь заслужить прощение у советской власти, Марина записала по-французски: «Мне часто снится, что я себя убиваю. Стало быть, я хочу быть убитой, этого хочет мое скрытое я, мне самой незнакомое, только в снах узнаваемое, вновь и вновь познаваемое. Единственное истинное, мое старшее, мое вечное я».

16 июня 1939 года Марина Цветаева с сыном навсегда покинула Францию и уехала в Советский Союз

. Она предчувствовала: ее ждет катастрофа, гибель, но сделать ничего не могла. Поехала за мужем и дочерью, испытывая ощущение обреченности и покорности судьбе. В свое время она обещала Сергею, что будет «ходить за ним, как собака». Так и поехала…

Перед отъездом ей приснился страшный сон: «Иду вверх по узкой горной тропинке — ландшафт Святой Елены — слева пропасть, справа отвес скалы. Разойтись — негде. Навстречу — сверху — лев. Огромный. С огромным — даже для льва — лицом. Крещу трижды. Лев — дальше. Навстречу — верблюд — двугорбый. Тоже больше человеческого (верблюжьего) роста. … Крещу трижды. Верблюд — перешагивает (я — под сводом: шатра: живота). Иду дальше. Навстречу — лошадь. Она непременно собьет, ибо летит во весь опор. Крещу трижды. И — лошадь несется по воздуху — надо мной: любуюсь изяществом воздушного бега. И — дорога на тот свет. Лежу на спине, лечу ногами вперед — голова отрывается. … Несусь — неудержимо: с чувством страшной тоски и окончательного прощания. Точное чувство, что лечу вокруг земного шара и страстно — и безнадежно! — за него держусь, зная, что очередной круг будет — вселенная: та полная пустота, которой так боялась в жизни: на качелях, в лифте, на море, внутри себя»…

Семья после рождения сына Георгия, Вшеноpы 1925

С началом войны она долго не решалась уехать в эвакуацию, несколько раз меняла решения, колебалась, но все же уехала — пароходом с Северного речного вокзала. В Елабуге их с сыном поселили в деревенской избе Бродельщиковых. Работы не было. Марина успела съездить в соседний город Чистополь, намереваясь перебраться туда, и оставила заявление: «Прошу принять меня в качестве судомойки в открывающуюся столовую Литфонда».

Однажды сын крикнул ей в пылу спора: «Кого-нибудь из нас вынесут отсюда вперед ногами!» Марина не забыла этих слов. Не нищета ее сломила, нет, не жизненные трудности — она влачила тяжкое существование с 1917 года, пережила смерть второй дочери Ирины от голода, в кунцевском детском приюте, арест Али, Сергея и сестры Аси, жила тяжело, трудно, в нищете, в беспросветном, изматывающем быте — а животный страх за судьбу сына: вдруг он решится на необратимый поступок и уйдет из жизни раньше нее? Марина понимала: сыну необходима свобода, но отпустить его она не могла. Своей неистовой, исступленной любовью она почти задавила его.

Так бывает: залюбливают до смерти. И чтобы этого не случилось, она набросила на себя петлю, воспользовавшись тем, что в избе никого не было… Пусть сын живет! Но Муру оставалось жить недолго — он погиб на фронте девятнадцатилетним.

«Мурлыга! Прости меня, но дальше было бы хуже. Я тяжело больна, это уже не я. Люблю тебя безумно. Пойми, что я больше не могла жить…», — это последние слова Марины Цветаевой, написанные сыну. Трагедия произошла 31 августа 1941 года. А через несколько месяцев был расстрелян Сергей Эфрон. Говорили, что это сделал лично Берия. Сбылось предсказание Марины: «Так вдвоем и канем в ночь: Одноколыбельники». Она вообще многое предсказывала и о многом знала заранее. И свой трагический конец предчувствовала давно…

Хотя отпевание самоубийц в православии запрещено, в 1990 году патриарх Алексий II дал благословение на отпевание Марины Цветаевой, которое состоялось в московском храме Вознесения Господня у Никитских ворот. На вопрос: «Что позволило сделать исключение для Цветаевой?» — патриарх ответил: «Любовь народная».

Первое фото художественный фильм «Зеркала» о жизни и творчестве Марины Цветаевой

 

© Елена Ерофеева-Литвинская

Понравился наш сайт? Присоединяйтесь или подпишитесь (на почту будут приходить уведомления о новых темах) на наш канал в МирТесен!

jenskiymir.mirtesen.ru

Мне имя — Марина… (Поклонникам М. Цветаевой) » Женский Мир

  • Главная
  • Форум
  • Помощь новичкам
  • Картинки Аватарки Картины и картинки Открытки Смайлики Узоры и орнаменты Шаблоны и трафареты
  • Администрация
  • Обратная связь

☰ Меню

  • Главная
  • Разделы сайта
    • Помощь новичкам
    • Досуг
        Игры и загадки Тесты
    • Живой мир
        Дикая фауна Домашние любимцы Обитатели морей и рек Природа Фотовыставка живности Болезни животных Птицы
    • Звёзды
        Гороскопы, нумерология Мистика, гадания, приметы
    • Красота
        Мода Волосы. Прически Секреты красоты Худеем!
    • Кулинария
        Выпечка. Тесто Десерты Заготовки на зиму Закуски и салаты Мясо Овощи Рыба Супы Напитки Новогодние блюда Пасхальные блюда Праздничные блюда Для микроволновки Для мультиварки
    • Отношения
        О любви Семья и дети Советы для родителей
    • Поэзия и проза
        Притчи и сказки Рассказы и истории Русский язык. Наша речь Стихи Цитаты, афоризмы, пословицы
    • Рукоделие
        Бисер Бросовый материал Букеты и цветы Вышивка Вязание и плетение Идеи для дома Декупаж Детские поделки Канзаши Копилка творческих идей Куклы и игрушки Лепка Новогоднее рукоделие Пасхальное рукоделие Поделки из бумаги Похвастушки Природный материал Роспись Шитьё Костюмы Самоделкин
    • Сад-огород
        Дачный дизайн Советы дачникам Овощи на грядке Цветы комнатные Цветы садовые Ягоды и фрукты
    • Советы
        Компьютеры и телефоны Осторожно, мошенники Советы для дома Советы по кулинарии Советы на все случаи Советы для водителей Советы для фотографов Чистка и стирка
    • Это интересно
        Искусство и ремёсла Уникальные места Интересные факты
    • Юмор
        Анекдоты, байки, приколы Говорят дети Прикольные картинки Юмор в стихах
    • Ве
  • jenskiymir.com

    «Мне дело — измена, мне имя — Марина!» znamus.ru

    «Моим стихам, написанным так рано…»

    Марина Цветаева известна как талатливый поэт, прозаик и переводчик.

    Стихи Марина Цветаева начала писать с шести лет, причём не только на русском, но и на французском и немецком. Первые публикации появились, когда ей было шестнадцать; в 1910 году, ещё продолжая обучение в гимназии, Цветаева выпустила свой первый поэтический сборник – «Вечерний альбом». Его тираж составил всего 500 экземпляров, тем не менее, он был замечен такими известными поэтами и критиками, как Валерий Брюсов, Николай Гумилёв, Максимилиан Волошин.

    Следующие два сборника – «Волшебный фонарь» (1912 год) и «Из двух книг» (1913 год) – вышли в домашнем издательстве Сергея Эфрона.

    Среди кумиров и любимцев Цветаевой были Александр Пушкин, Гёте, Наполеон Бонапарт – неоднозначные и, безусловно, великие люди.

    Несмотря на то, что Марина Цветаева вступила на творческую сцену после литературного поколения символистов, её стихи совсем не похожи на их творчество. В стихотворениях Цветаевой бушует «живая жизнь», для неё полностью неприемлемы мистические мотивы, поклонение «мирам потусторонним», а тем более предпочтение их реальной жизни.

    В 1918-19 годах появились: цикл стихов «Лебединый стан» (посвящён Белому движению), романтические пьесы, ряд поэм ( «Егорушка», «Царь-девица», «НА красном коне»).

    В эмиграции были написаны «Поэма конца» и «Поэма горы». В 1928 году вышел последний прижизненный сборник Цветаевой — «После России». В 1930 году был создан цикл стихотворений «Маяковскому». В период эмиграции Марина пишет больше прозаических, чем поэтических, произведений: написаны «Мой Пушкин», «Мать и музыка», «Дом у Старого Пимена», «Повесть о Сонечке», «Живое о живом» и так далее.

    После возвращения на Родину, Цветаева больше занималась переводами, чем собственным творчеством, в частности, начало Великой Отечественной Войны застало её за переводом произведений Фредерико Гарсиа Лорки.

    znamus.ru

    Стихи про Марину — стихотворения с имением Марина

    Марина как море, здесь и глубина и бескрайность, изменчивость и постоянство… Может быть штиль, а может и шторм. В чем-то опасная,  дарящая жизнь…

    Стихи про Марину можно нередко встретить среди произведений известных поэтов. Это имя, а вернее женщины его носящие вдохновляли и вдохновляют поэтов.

    На этой страничке нашего сайта мы собрали некоторые стихотворения, которые как нельзя лучше подчеркивают разнообразие воплощений и некоторое единство обладательниц этого красивого имени.

    ***

    Марина Цветаева

    Кто создан из камня, кто создан из глины, —
    А я серебрюсь и сверкаю!
    Мне дело — измена, мне имя — Марина,
    Я — бренная пена морская.

    Кто создан из глины, кто создан из плоти —
    Тем гроб и нагробные плиты…
    – В купели морской крещена — и в полете
    Своем — непрестанно разбита!

    Сквозь каждое сердце, сквозь каждые сети
    Пробьется мое своеволье.
    Меня — видишь кудри беспутные эти? —
    Земною не сделаешь солью.

    Дробясь о гранитные ваши колена,
    Я с каждой волной — воскресаю!
    Да здравствует пена — веселая пена —
    Высокая пена морская!


    *********************

    ***

    Белла Ахмадулина

    Четверть века, Марина, тому,
    Как Елабуга ластится раем
    К отдохнувшему лбу твоему,
    Но и рай ему мал и неравен.

    Неужели к всеведенью мук,
    Что тебе удалось как удача,
    Я добавлю бесформенный звук
    Дважды мною пропетого плача?

    Две бессмыслицы — мертв и мертва,
    Две пустынности, два ударенья —
    Царскосельских садов дерева,
    Переделкинских рощиц деревья.

    И усильем двух этих кончин
    Так исчерпана будущность слова.
    Не осталось ни уст, ни причин,
    Чтобы нам затевать его снова.

    Впрочем, в этой утрате суда
    Есть свобода и есть безмятежность:
    Перед кем пламенеть от стыда,
    Оскорбляя страниц белоснежность?

    Как любила! Возможно ли злей?
    Без прощения, без обещанья
    Имена их любовью твоей
    Были сосланы в даль обожанья.

    Среди всех твоих бед и плетей
    Только два тебе есть утешенья:
    Что не знала двух этих смертей
    И воспела два этих рожденья.


    *********************

    Марина стирает белье

    Арсений Тарковский

    Марина стирает белье.
    В гордыне шипучую пену
    Рабочие руки ее
    Швыряют на голую стену.

    Белье выжимает. Окно —
    На улицу настежь, и платье
    Развешивает.
            Все равно,
    Пусть видят и это распятье.

    Гудит самолет за окном,
    По тазу расходится пена,
    Впервой надрывается днем
    Воздушной тревоги сирена.

    От серого платья в окне
    Темнеют четыре ~ аршина
    До двери.
            Как в речке на дне —
    В зеленых потемках Марина.

    Два месяца ровно со лба
    Отбрасывать пряди упрямо,
    А дальше хозяйка-судьба,
    И переупрямит над Камой…

    kupidonia.ru

    Марина Цветаева | Культурный обозреватель

    Марина Цветаева – великая русская поэтесса, прозаик, переводчик. Литературная критика относит ее к числу крупнейших русских поэтов XX века.

    Цветаева – поэт с трагичной судьбой. Ее творчество до сих пор является предметом повышенного внимания среди исследователей. В ее гениальных стихотворениях особо отмечают высочайшую степень эмоционального надрыва.

    Красною кистью 
    Рябина зажглась
    Падали листья
    Я родилась.

    Марина Цветаева родилась 26 сентября (8 октября по старому стилю) 1892 года в Москве в интелегентной семье, почитающей искусство. Ее отец, Иван Владимирович, был известным филологом и искусствоведом, профессором Московского университета, ставшим основателем Музея изящных искусств (сейчас это Государственный музей изобразительных искусств им. А. С. Пушкина). Мать, Мария Александровна, родом из польско-немецкой семьи, была талантливой пианисткой.

    Первые стихи будущая поэтесса написала в возрасте шести лет. Причем складывать слова в замысловатые рифмы у маленькой Марины получалось не только на русском, но и на французском и немецком языках. Она начала печататься с 16 лет. В 1910 году тайком от всех выпустила свой первый сборник «Вечерний альбом».

    Моим стихам, написанным так рано,
    Что и не знала я, что я – поэт,
    Сорвавшимся, как брызги из фонтана,
    Как искры из ракет…

    Ранние стихи сборника, имеющего дневниковую направленность, привлекли к себе внимание уже известных литераторов – Максимилиана Волошина, Валерия Брюсова и Николая Гумилева. В том же году Цветаева начинает писать первые критические статьи. Совсем скоро последовал второй сборник ее стихотворений – «Волшебный фонарь» (1912), затем третий – «Из двух книг» (1913).

    На раннее творчество Цветаевой оказали влияние символисты, хотя сама поэтесса никогда не причисляла себя ни к одному литературному течению. Не посмели это сделать и исследователи ее творчества, даже самые смелые. Она творила вне ярлыков.

    Кто создан из камня, кто создан из глины, — 
    А я серебрюсь и сверкаю!
    Мне дело — измена, мне имя — Марина,
    Я — бренная пена морская.

    На годы Первой мировой войны, революции и гражданской войны пришелся стремительный творческий рост Цветаевой.

    Скоро от голода умирает маленькая дочь поэтессы Ирина, рожденная в браке с офицером Белой армии, Сергеем Эфроном. Семье Цветаевой приходится тяжело. Поэтесса жила в Москве, много писала, но почти не публиковалась. Она не приняла Октябрьскую революцию, находя в ней злое начало. В эти годы выходит сборник «Лебединый стан» (1921).

    Рас — стояние: версты, мили…
    Нас рас — ставили, рас — садили,
    Чтобы тихо себя вели
    По двум разным концам земли.

    В 1922 году Цветаева с дочерью Ариадной получает разрешение уехать за границу к мужу, который, пережил разгром Деникина и стал студентом Пражского университета. Для поэтессы начались трудные годы эмиграции. Цветаева писала, что в здесь, вне России, она «не нужна», в России же «невозможна». Выходит ее книга «Ремесло» (1923), которую критики оценили достаточно высоко. В эти же годы Цветаева пишет несколько поэм и прозаических произведений.

    Ее независимый настрой, бескомпромиссность и увлеченность поэзией становятся предпосылками для полного одиночества. «Некому прочесть, некого спросить, не с кем порадоваться». «Никто не может вообразить бедности, в которой мы живем. Мой единственный доход — от того, что я пишу. Мой муж болен и не может работать. Моя дочь зарабатывает гроши, вышивая шляпки. У меня есть сын, ему восемь лет. Мы вчетвером живем на эти деньги. Другими словами, мы медленно умираем от голода», – читаем в ее воспоминаниях тех лет.

    Последний прижизненный сборник Цветаевой «После России» выходит в 1928 году в Париже. В 1939 году ей удается вернуться на родину. Она мечтает о возвращении в Россию «желанным и жданным гостем». Однако по приезду, под арест попадают ее муж и дочь Ариадна.

    Цветаева живет в одиночестве, с трудом зарабатывая переводами. Начинается война и поэтессу вместе с сыном эвакуируют в Елабугу. Цветаева пишет заявление: «В совет Литфонда. Прошу принять меня на работу в качестве посудомойки в открывающуюся столовую Литфонда. 26 августа 1941 года».

    Пляшущим шагом прошла по земле! – Неба дочь!
    С полным передником роз! – Ни ростка не наруша!
    Знаю, умру на заре! – Ястребиную ночь
    Бог не пошлет по мою лебединую душу!

    31 августа 1941 измученная поэтесса заканчивает жизнь самоубиством. В предсмертной записке она просит у сына прощения и объясняет, что зашла в тупик. Так трагически обрывается эта великая жизнь.

    Трудно переоценить вклад Цветаевой в поэзию.  Она оставила многообразное творческое наследние: сборники стихотворений, семнадцать поэм, восемь стихотворных драм, автобиографическая, мемуарная и историко-литературная проза.  Характеризуя творчество своей современницы, Анна Ахматова говорила, стихотворения Цветаевой начинаются с верхнего «до». Эту же мысль поддерживает Иосиф Бродский, в одном из интервью называющий Цветаеву «фальцетом времени». «Цветаева действительно самый искренний русский поэт, но искренность эта, прежде всего, есть искренность звука – как когда кричат от боли. Боль – биографична, крик – внеличен», – утверждает он.

    Ее мироощущение, помещенное в страшную реальность, привело к тому, что Бродский назвал «поэтическим кальвинизмом». «Кальвинист – это, коротко говоря, человек, постоянно творящий над собой некий вариант Страшного суда – как бы в отсутствие (или же не дожидаясь) Всемогущего. В этом смысле второго такого поэта в России нет»…

    26 сентября 2012 года Россия отмечала 120 лет со дня рождения своей великой поэтессы.

    www.kultoboz.ru

    Стихи Марины Цветаевой о любви. Марина Цветаева стихи о любви. Стихи Марины Цветаевой про любовь


    Мне нравится, что вы больны не мной

    Мне нравится, что вы больны не мной,
    Мне нравится, что я больна не вами,
    Что никогда тяжелый шар земной
    Не уплывет под нашими ногами.
    Мне нравится, что можно быть смешной —
    Распущенной — и не играть словами,
    И не краснеть удушливой волной,

    Слегка соприкоснувшись рукавами.

    Мне нравится еще, что вы при мне
    Спокойно обнимаете другую,
    Не прочите мне в адовом огне
    Гореть за то, что я не вас целую.
    Что имя нежное мое, мой нежный, не
    Упоминаете ни днем, ни ночью — всуе…
    Что никогда в церковной тишине
    Не пропоют над нами: аллилуйя!

    Спасибо вам и сердцем и рукой
    За то, что вы меня — не зная сами! —
    Так любите: за мой ночной покой,
    За редкость встреч закатными часами,
    За наши не-гулянья под луной,
    За солнце, не у нас над головами,-
    За то, что вы больны — увы! — не мной,
    За то, что я больна — увы! — не вами!

    Рыцарь ангелоподобный

    Рыцарь ангелоподобный —
    Долг! — Небесный часовой!
    Белый памятник надгробный
    На моей груди живой.

    За моей спиной крылатой
    Вырастающий ключарь,
    Еженощный соглядатай,
    Ежеутренний звонарь.

    Страсть, и юность, и гордыня
    Все сдалось без мятежа,
    Оттого что ты рабыне
    Первый молвил: — Госпожа!

    Плохое оправдание

    Как влюбленность старо, как любовь забываемо-ново:
    Утро в карточный домик, смеясь, превращает наш храм.
    О мучительный стыд за вечернее лишнее слово!
    О тоска по утрам!

    Утонула в заре голубая, как месяц, трирема,
    О прощании с нею пусть лучше не пишет перо!
    Утро в жалкий пустырь превращает наш сад из Эдема…
    Как влюбленность — старо!

    Только ночью душе посылаются знаки оттуда,
    Оттого все ночное, как книгу, от всех береги!
    Никому не шепни, просыпаясь, про нежное чудо:
    Свет и чудо — враги!

    Твой восторженный бред, светом розовыл люстр золоченный,
    Будет утром смешон. Пусть его не услышит рассвет!
    Будет утром — мудрец, будет утром — холодный ученый
    Тот, кто ночью — поэт.

    Как могла я, лишь ночью живя и дыша, как могла я
    Лучший вечер отдать на терзание январскому дню?
    Только утро виню я, прошедшему вздох посылая,
    Только утро виню!

    Никто ничего не отнял

    Никто ничего не отнял!
    Мне сладостно, что мы врозь.
    Целую Вас — через сотни
    Разъединяющих верст.

    Я знаю, наш дар — неравен,
    Мой голос впервые — тих.
    Что вам, молодой Державин,
    Мой невоспитанный стих!

    На страшный полет крещу Вас:
    Лети, молодой орел!
    Ты солнце стерпел, не щурясь,
    Юный ли взгляд мой тяжел?

    Нежней и бесповоротней
    Никто не глядел Вам вслед…
    Целую Вас — через сотни
    Разъединяющих лет.

    Вчера еще

    Вчера еще в глаза глядел,
    А нынче — все косится в сторону!
    Вчера еще до птиц сидел, —
    Все жаворонки нынче — вороны!

    Я глупая, а ты умен,
    Живой, а я остолбенелая.
    О вопль женщин всех времен:
    «Мой милый, что тебе я сделала?!»

    И слезы ей — вода, и кровь —
    Вода, — в крови, в слезах умылася!
    Не мать, а мачеха — Любовь:
    Не ждите ни суда, ни милости.

    Увозят милых корабли,
    Уводит их дорога белая…
    И стон стоит вдоль всей земли:
    «Мой милый, что тебе я сделала?»

    Вчера еще в ногах лежал!
    Равнял с Китайскою державою!
    Враз обе рученьки разжал, —
    Жизнь выпала — копейкой ржавою!

    Детоубийцей на суду
    Стою — немилая, несмелая.
    Я и аду тебе скажу:
    «Мой милый, что тебе я сделала?»

    Спрошу я стул, спрошу кровать:
    «За что, за что терплю и бедствую?»
    «Отцеловал — колесовать:
    Другую целовать», — ответствуют.

    Жить приучил в самом огне,
    Сам бросил — в степь заледенелую!
    Вот, что ты, милый, сделал мне!
    Мой милый, что тебе — я сделала?

    Все ведаю — не прекословь!
    Вновь зрячая — уж не любовница!
    Где отступается Любовь,
    Там подступает Смерть-садовница.

    Само — что дерево трясти! —
    В срок яблоко спадает спелое…
    — За все, за все меня прости,
    Мой милый, — что тебе я сделала!

    Кто создан из камня, кто создан из глины

    Кто создан из камня, кто создан из глины, —
    А я серебрюсь и сверкаю!
    Мне дело — измена, мне имя — Марина,
    Я — бренная пена морская.

    Кто создан из глины, кто создан из плоти —
    Тем гроб и надгробные плиты…
    — В купели морской крещена — и в полете
    Своем — непрестанно разбита!

    Сквозь каждое сердце, сквозь каждые сети
    Пробъется мое своеволье.
    Меня — видишь кудри беспутные эти? —
    Земною не сделаешь солью.

    Дробясь о гранитные ваши колена,
    Я с каждой волной — воскресаю!
    Да здравствует пена — веселая пена —
    Высокая пена морская!

    Мы с тобою лишь два отголоска

    Мы с тобою лишь два отголоска:
    Ты затихнул, и я замолчу.
    Мы когда-то с покорностью воска
    Отдались роковому лучу.
    Это чувство сладчайшим недугом
    Наши души терзало и жгло.
    Оттого тебя чувствовать другом
    Мне порою до слез тяжело.

    Станет горечь улыбкою скоро,
    И усталостью станет печаль.
    Жаль не слова, поверь, и не взора,-
    Только тайны утраченной жаль!

    От тебя, утомленный анатом,
    Я познала сладчайшее зло.
    Оттого тебя чувствовать братом
    Мне порою до слез тяжело.

    Мы с Вами разные

    Мы с Вами разные,
    Как суша и вода,
    Мы с Вами разные,
    Как лучик с тенью.
    Вас уверяю — это не беда,
    А лучшее приобретенье.

    Мы с Вами разные,
    Какая благодать!
    Прекрасно дополняем
    Мы друг друга.
    Что одинаковость нам может дать?
    Лишь ощущенье замкнутого круга.

    Ошибка

    Когда снежинку, что легко летает,
    Как звездочка упавшая скользя,
    Берешь рукой — она слезинкой тает,
    И возвратить воздушность ей нельзя.

    Когда пленясь прозрачностью медузы,
    Ее коснемся мы капризом рук,
    Она, как пленник, заключенный в узы,
    Вдруг побледнеет и погибнет вдруг.

    Когда хотим мы в мотыльках-скитальцах
    Видать не грезу, а земную быль —
    Где их наряд? От них на наших пальцах
    Одна зарей раскрашенная пыль!

    Оставь полет снежинкам с мотыльками
    И не губи медузу на песках!
    Нельзя мечту свою хватать руками,
    Нельзя мечту свою держать в руках!

    Нельзя тому, что было грустью зыбкой,
    Сказать: «Будь страсть! Горя безумствуй, рдей!»
    Твоя любовь была такой ошибкой, —
    Но без любви мы гибнем. Чародей!

    Легкомыслие — милый грех

    Легкомыслие! — Милый грех,
    Милый спутник и враг мой милый!
    Ты в глаза мне вбрызнул смех,
    и мазурку мне вбрызнул в жилы.

    Научив не хранить кольца,-
    с кем бы Жизнь меня ни венчала!
    Начинать наугад с конца,
    И кончать еще до начала.

    Быть как стебель и быть как сталь
    в жизни, где мы так мало можем…
    — Шоколадом лечить печаль,
    И смеяться в лицо прохожим!

    Только девочка

    Я только девочка. Мой долг
    До брачного венца
    Не забывать, что всюду — волк
    И помнить: я — овца.

    Мечтать о замке золотом,
    Качать, кружить, трясти
    Сначала куклу, а потом
    Не куклу, а почти.

    В моей руке не быть мечу,
    Не зазвенеть струне.
    Я только девочка,- молчу.
    Ах, если бы и мне

    Взглянув на звезды знать, что там
    И мне звезда зажглась
    И улыбаться всем глазам,
    Не опуская глаз!

    Идешь, на меня похожий

    Идешь, на меня похожий,
    Глаза устремляя вниз.
    Я их опускала – тоже!
    Прохожий, остановись!

    Прочти – слепоты куриной
    И маков набрав букет,
    Что звали меня Мариной
    И сколько мне было лет.

    Не думай, что здесь – могила,
    Что я появлюсь, грозя…
    Я слишком сама любила
    Смеяться, когда нельзя!

    И кровь приливала к коже,
    И кудри мои вились…
    Я тоже была, прохожий!
    Прохожий, остановись!

    Сорви себе стебель дикий
    И ягоду ему вслед, –
    Кладбищенской земляники
    Крупнее и слаще нет.

    Но только не стой угрюмо,
    Главу опустив на грудь.
    Легко обо мне подумай,
    Легко обо мне забудь.

    Как луч тебя освещает!
    Ты весь в золотой пыли…
    – И пусть тебя не смущает
    Мой голос из-под земли.

    Под лаской плюшевого пледа

    Под лаской плюшевого пледа
    Вчерашний вызываю сон.
    Что это было? — Чья победа? —
    Кто побежден?

    Все передумываю снова,
    Всем перемучиваюсь вновь.
    В том, для чего не знаю слова,
    Была ль любовь?

    Кто был охотник? — Кто — добыча?
    Все дьявольски-наоборот!
    Что понял, длительно мурлыча,
    Сибирский кот?

    В том поединке своеволий
    Кто, в чьей руке был только мяч?
    Чье сердце — Ваше ли, мое ли
    Летело вскачь?

    И все-таки — что ж это было?
    Чего так хочется и жаль?
    Так и не знаю: победила ль?
    Побеждена ль?

    Повторю в канун разлуки

    Повторю в канун разлуки,
    Под конец любви,
    Что любила эти руки
    Властные твои

    И глаза — кого — кого-то
    Взглядом не дарят! —
    Требующие отчета
    За случайный взгляд.

    Всю тебя с твоей треклятой
    Страстью — видит Бог! —
    Требующую расплаты
    За случайный вздох.

    И еще скажу устало,
    — Слушать не спеши! —
    Что твоя душа мне встала
    Поперек души.

    И еще тебе скажу я:
    — Все равно—канун! —
    Этот рот до поцелуя
    Твоего был юн.

    Взгляд—до взгляда — смел и светел,
    Сердце — лет пяти…
    Счастлив, кто тебя не встретил
    На своем пути.

    Следующей

    Святая ль ты, иль нет тебя грешнее,
    Вступаешь в жизнь, иль путь твой позади, —
    О, лишь люби, люби его нежнее!
    Как мальчика, баюкай на груди,
    Не забывай, что ласки сон нужнее,
    И вдруг от сна объятьем не буди.

    Будь вечно с ним: пусть верности научат
    Тебя печаль его и нежный взор.
    Будь вечно с ним: его сомненья мучат,
    Коснись его движением сестер.
    Но, если сны безгрешностью наскучат,
    Сумей зажечь чудовищный костер!

    Ни с кем кивком не обменяйся смело,
    В себе тоску о прошлом усыпи.
    Будь той ему, кем быть я не посмела:
    Его мечты боязнью не сгуби!
    Будь той ему, кем быть я не сумела:
    Люби без мер и до конца люби!

    Кроме любви

    Не любила, но плакала. Нет, не любила, но все же
    Лишь тебе указала в тени обожаемый лик.
    Было все в нашем сне на любовь не похоже:
    Ни причин, ни улик.

    Только нам этот образ кивнул из вечернего зала,
    Только мы — ты и я — принесли ему жалобный стих.
    Обожания нить нас сильнее связала,
    Чем влюбленность — других.

    Но порыв миновал, и приблизился ласково кто-то,
    Кто молиться не мог, но любил. Осуждать не спеши!
    Ты мне памятен будешь, как самая нежная нота
    В пробужденьи души.

    В этой грустной душе ты бродил, как в незапертом доме.
    (В нашем доме, весною…) Забывшей меня не зови!
    Все минуты свои я тобою наполнила, кроме
    Самой грустной — любви.

    Вот опять окно

    Вот опять окно,
    Где опять не спят.
    Может, пьют вино,
    Может, так сидят.
    Или просто – рук
    Не разнимут двое.
    В каждом доме, друг,
    Есть окно такое.
    Крик разлук и встреч –
    Ты, окно в ночи!
    Может – сотни свеч,
    Может – две свечи…
    Но и нет уму
    Моему покоя…
    И в моем дому
    Завелось такое…

    На солнце, на ветер, на вольный простор

    На солнце, на ветер, на вольный простор
    Любовь уносите свою!
    Чтоб только не видел ваш радостный взор
    Во всяком прохожем судью.
    Бегите на волю, в долины, в поля,
    На травке танцуйте легко
    И пейте, как резвые дети шаля,
    Из кружек больших молоко.
    О, ты, что впервые смущенно влюблен,
    Доверься превратностям грез!
    Беги с ней на волю, под ветлы, под клен,
    Под юную зелень берез;
    Пасите на розовых склонах стада,
    Внимайте журчанию струй;
    И друга, шалунья, ты здесь без стыда
    В красивые губы целуй!
    Кто юному счастью прошепчет укор?
    Кто скажет: «Пора!» забытью?
    — На солнце, на ветер, на вольный простор
    Любовь уносите свою!

    Не чернокнижница! В белой книге

    Не чернокнижница! В белой книге
    Далей донских навострила взгляд!
    Где бы ты ни был — тебя настигну,
    Выстрадаю — и верну назад.

    Ибо с гордыни своей, как с кедра.
    Мир озираю: плывут суда,
    Зарева рыщут… Морские недра
    Выворочу — и верну со дна!

    Перестрадай же меня! Я всюду:
    Зори и руды я, хлеб и вздох,
    Есмь я и буду я, и добуду
    Губы — как душу добудет Бог:

    Через дыхание — в час твой хриплый,
    Через архангельского суда
    Изгороди! — Всe уста о шипья
    Выкровяню и верну с одра!

    Сдайся! Ведь это совсем не сказка!
    — Сдайся! — Стрела, описавши круг…
    — Сдайся! — Еще ни один не спасся
    От настигающего без рук:

    Через дыхание… (Перси взмыли,
    Веки не видят, вкруг уст — слюда…)
    Как прозорливица — Самуила
    Выморочу — и вернусь одна:

    Ибо другая с тобой, и в судный
    День не тягаются…
    Вьюсь и длюсь.
    Есмь я и буду я и добуду
    Душу — как губы добудет уст

    Ваш нежный рот — сплошное целованье

    Ваш нежный рот — сплошное целованье…
    — И это все, и я совсем как нищий.
    Кто я теперь? — Единая? — Нет, тыща!
    Завоеватель? — Нет, завоеванье!

    Любовь ли это — или любованье,
    Пера причуда — иль первопричина,
    Томленье ли по ангельскому чину —
    Иль чуточку притворства — по призванью…

    — Души печаль, очей очарованье,
    Пера ли росчерк — ах! — не все равно ли,
    Как назовут сие уста — доколе
    Ваш нежный рот — сплошное целованье!

    Кошки

    Они приходят к нам, когда
    У нас в глазах не видно боли.
    Но боль пришла — их нету боле:
    В кошачьем сердце нет стыда!

    Смешно, не правда ли, поэт,
    Их обучать домашней роли.
    Они бегут от рабской доли.
    В кошачьем сердце рабства нет!

    Как ни мани, как ни зови,
    Как ни балуй в уютной холе,
    Единый миг — они на воле:
    В кошачьем сердце нет любви!

    Писала я на аспидной доске

    Писала я на аспидной доске,
    И на листочках вееров поблеклых,
    И на речном, и на морском песке,
    Коньками по льду, и кольцом на стеклах, —

    И на стволах, которым сотни зим,
    И, наконец, — чтоб всем было известно! —
    Что ты любим! любим! любим! любим! —
    Расписывалась — радугой небесной.

    Как я хотела, чтобы каждый цвел
    В веках со мной! под пальцами моими!
    И как потом, склонивши лоб на стол,
    Крест-накрест перечеркивала — имя…

    Но ты, в руке продажного писца
    Зажатое! ты, что мне сердце жалишь!
    Непроданное мной! внутри кольца!
    Ты — уцелеешь на скрижалях.

    Откуда такая нежность?

    Откуда такая нежность?
    Не первые — эти кудри
    Разглаживаю, и губы
    Знавала — темней твоих.

    Всходили и гасли звезды
    (Откуда такая нежность?),
    Всходили и гасли очи
    У самых моих очей.

    Еще не такие песни
    Я слушала ночью темной
    (Откуда такая нежность?)
    На самой груди певца.

    Откуда такая нежность?
    И что с нею делать, отрок
    Лукавый, певец захожий,
    С ресницами — нет длинней?

    Любовь! Любовь! И в судорогах, и в гробе

    Любовь! Любовь! И в судорогах, и в гробе
    Насторожусь — прельщусь — смущусь — рванусь.
    О милая! Ни в гробовом сугробе,
    Ни в облачном с тобою не прощусь.

    И не на то мне пара крыл прекрасных
    Дана, чтоб на сердце держать пуды.
    Спеленутых, безглазых и безгласных
    Я не умножу жалкой слободы.

    Нет, выпростаю руки, стан упругий
    Единым взмахом из твоих пелен,
    Смерть, выбью!— Верст на тысячу в округе
    Растоплены снега — и лес спален.

    И если все ж — плеча, крыла, колена
    Сжав — на погост дала себя увесть,—
    То лишь затем, чтобы, смеясь над тленом,
    Стихом восстать — иль розаном расцвесть!

    Хочу у зеркала, где муть

    Хочу у зеркала, где муть
    И сон туманящий,
    Я выпытать — куда Вам путь
    И где пристанище.

    Я вижу: мачта корабля,
    И Вы — на палубе…
    Вы — в дыме поезда… Поля
    В вечерней жалобе —

    Вечерние поля в росе,
    Над ними — вороны…
    — Благословляю Вас на все
    Четыре стороны!

    Не поцеловали — приложились

    Не поцеловали — приложились.
    Не проговорили — продохнули.
    Может быть — Вы на земле не жили,
    Может быть — висел лишь плащ на стуле.

    Может быть — давно под камнем плоским
    Успокоился Ваш нежный возраст.
    Я себя почувствовала воском:
    Маленькой покойницею в розах.

    Руку на сердце кладу — не бьется.
    Так легко без счастья, без страданья!
    — Так прошло — что у людей зовется —
    На миру — любовное свиданье.

    Цветок к груди приколот

    Цветок к груди приколот,
    Кто приколол — не помню.
    Ненасытим мой голод
    На грусть, на страсть, на смерть.

    Виолончелью, скрипом
    Дверей и звоном рюмок,
    И лязгом шпор, и криком
    Вечерних поездов,

    Выстрелом на охоте
    И бубенцами троек —
    Зовете вы, зовете
    Нелюбленные мной!

    Но есть еще услада:
    Я жду того, кто первый
    Поймет меня, как надо —
    И выстрелит в упор.

    Попытка ревности

    Как живется вам с другою,-
    Проще ведь?- Удар весла!-
    Линией береговою
    Скоро ль память отошла

    Обо мне, плавучем острове
    (По небу — не по водам)!
    Души, души!- быть вам сестрами,
    Не любовницами — вам!

    Как живется вам с простою
    Женщиною? Без божеств?
    Государыню с престола
    Свергши (с оного сошед),

    Как живется вам — хлопочется —
    Ежится? Встается — как?
    С пошлиной бессмертной пошлости
    Как справляетесь, бедняк?

    «Судорог да перебоев —
    Хватит! Дом себе найму».
    Как живется вам с любою —
    Избранному моему!

    Свойственнее и сьедобнее —
    Снедь? Приестся — не пеняй…
    Как живется вам с подобием —
    Вам, поправшему Синай!

    Как живется вам с чужою,
    Здешнею? Ребром — люба?
    Стыд Зевесовой вожжою
    Не охлестывает лба?

    Как живется вам — здоровится —
    Можется? Поется — как?
    С язвою бессмертной совести
    Как справляетесь, бедняк?

    Как живется вам с товаром
    Рыночным? Оброк — крутой?
    После мраморов Каррары
    Как живется вам с трухой

    Гипсовой? (Из глыбы высечен
    Бог — и начисто разбит!)
    Как живется вам с сто-тысячной —
    Вам, познавшему Лилит!

    Рыночною новизною
    Сыты ли? К волшбам остыв,
    Как живется вам с земною
    Женщиною, без шестых

    Чувств?..
    Ну, за голову: счастливы?
    Нет? В провале без глубин —
    Как живется, милый? Тяжче ли,
    Так же ли, как мне с другим?

    Ты, меня любивший фальшью

    Ты, меня любивший фальшью
    Истины — и правдой лжи,
    Ты, меня любивший — дальше
    Некуда! — За рубежи!

    Ты, меня любивший дольше
    Времени. — Десницы взмах! —
    Ты меня не любишь больше:
    Истина в пяти словах.

    Соперница, а я к тебе приду

    Соперница, а я к тебе приду
    Когда-нибудь, такою ночью лунной,
    Когда лягушки воют на пруду
    И женщины от жалости безумны.

    И, умиляясь на биенье век
    И на ревнивые твои ресницы,
    Скажу тебе, что я — не человек,
    А только сон, который только снится.

    И я скажу: — Утешь меня, утешь,
    Мне кто-то в сердце забивает гвозди!
    И я скажу тебе, что ветер — свеж,
    Что горячи — над головою — звезды…

    Вспомяните: всех голов мне дороже

    Вспомяните: всех голов мне дороже
    Волосок один с моей головы.
    И идите себе… — Вы тоже,
    И Вы тоже, и Вы.

    Разлюбите меня, все разлюбите!
    Стерегите не меня поутру!
    Чтоб могла я спокойно выйти
    Постоять на ветру.

    Ты мне чужой и не чужой

    Ты мне чужой и не чужой,
    Родной и не родной,
    Мой и не мой! Идя к тебе
    Домой — я «в гости» не скажу,
    И не скажу «домой».

    Любовь — как огненная пещь:
    А все ж и кольцо — большая вещь,
    А все ж и алтарь — великий свет.
    — Бог — не благословил!

    Мальчиком, бегущим резво я предстала Вам

    Мальчиком, бегущим резво,
    Я предстала Вам.
    Вы посмеивались трезво
    Злым моим словам:

    «Шалость — жизнь мне, имя — шалость!
    Смейся, кто не глуп!»
    И не видели усталость
    Побледневших губ.

    Вас притягивали луны
    Двух огромных глаз.
    — Слишком розовой и юной
    Я была для Вас!

    Тающая легче снега,
    Я была — как сталь.
    Мячик, прыгнувший с разбега
    Прямо на рояль,

    Скрип песка под зубом или
    Стали по стеклу…
    — Только Вы не уловили
    Грозную стрелу

    Легких слов моих и нежность
    Гнева напоказ…
    Каменную безнадежность
    Всех моих проказ!

    Я — есть, ты — будешь

    Я — есть. Ты — будешь. Между нами — бездна.
    Я пью. Ты жаждешь. Сговориться — тщетно.
    Нас десять лет, нас сто тысячелетий
    Разъединяют.— Бог мостов не строит.

    Будь!— это заповедь моя. Дай — мимо
    Пройти, дыханьем не нарушив роста.
    Я — есмь. Ты будешь. Через десять весен
    Ты скажешь: — есмь!— а я скажу: — когда-то…

    Каждый стих — дитя любви

    Каждый стих — дитя любви,
    Нищий незаконнорожденный.
    Первенец — у колеи
    На поклон ветрам — положенный.

    Сердцу — ад и алтарь,
    Сердцу — рай и позор.
    Кто — отец? Может — царь,
    Может — царь, может — вор.

    Какой-нибудь предок мой был — скрипач

    Какой-нибудь предок мой был — скрипач,
    Наездник и вор при этом.
    Не потому ли мой нрав бродяч
    И волосы пахнут ветром?

    Не он ли, смуглый, крадет с арбы
    Рукой моей — абрикосы,
    Виновник страстной моей судьбы,
    Курчавый и горбоносый?

    Дивясь на пахаря за сохой,
    Вертел между губ — шиповник.
    Плохой товарищ он был, — лихой
    И ласковый был любовник!

    Любитель трубки, луны и бус,
    И всех молодых соседок…
    Еще мне думается, что — трус
    Был мой желтоглазый предок.

    Что, душу черту продав за грош,
    Он в полночь не шел кладбищем.
    Еще мне думается, что нож
    Носил он за голенищем,

    Что не однажды из-за угла
    Он прыгал, — как кошка гибкий…
    И почему-то я поняла,
    Что он — не играл на скрипке!

    И было все ему нипочем,
    Как снег прошлогодний — летом!
    Таким мой предок был скрипачом.
    Я стала — таким поэтом.

    В раю

    Воспоминанье слишком давит плечи,
    Я о земном заплачу и в раю,
    Я старых слов при нашей новой встрече
    Не утаю.

    Где сонмы ангелов летают стройно,
    Где арфы, лилии и детский хор,
    Где всё покой, я буду беспокойно
    Ловить твой взор.

    Виденья райские с усмешкой провожая,
    Одна в кругу невинно-строгих дев,
    Я буду петь, земная и чужая,
    Земной напев!

    Воспоминанье слишком давит плечи,
    Настанет миг,- я слез не утаю…
    Ни здесь, ни там,- нигде не надо встречи,
    И не для встреч проснемся мы в раю!

    Быть нежной, бешеной и шумной

    Быть нежной, бешеной и шумной,
    — Так жаждать жить! —
    Очаровательной и умной, —
    Прелестной быть!

    Нежнее всех, кто есть и были,
    Не знать вины…
    — О возмущенье, что в могиле
    Мы все равны!

    Стать тем, что никому не мило,
    — О, стать как лед! —
    Не зная ни того, что было,
    Ни что придет,

    Забыть, как сердце раскололось
    И вновь срослось,
    Забыть свои слова и голос,
    И блеск волос.

    Браслет из бирюзы старинной —
    На стебельке,
    На этой узкой, этой длинной
    Моей руке…

    Как зарисовывая тучку
    Издалека,
    За перламутровую ручку
    Бралась рука,

    Как перепрыгивали ноги
    Через плетень,
    Забыть, как рядом по дороге
    Бежала тень.

    Забыть, как пламенно в лазури,
    Как дни тихи…
    — Все шалости свои, все бури
    И все стихи!

    Мое свершившееся чудо
    Разгонит смех.
    Я, вечно-розовая, буду
    Бледнее всех.

    И не раскроются — так надо —
    — О, пожалей! —
    Ни для заката, ни для взгляда,
    Ни для полей —

    Мои опущенные веки.
    — Ни для цветка! —
    Моя земля, прости навеки,
    На все века.

    И так же будут таять луны
    И таять снег,
    Когда промчится этот юный,
    Прелестный век.

    Имя твое — птица в руке

    Имя твое — птица в руке,
    Имя твое — льдинка на языке,
    Одно единственное движенье губ,
    Имя твое — пять букв.
    Мячик, пойманный на лету,
    Серебряный бубенец во рту,

    Камень, кинутый в тихий пруд,
    Всхлипнет так, как тебя зовут.
    В легком щелканье ночных копыт
    Громкое имя твое гремит.
    И назовет его нам в висок
    Звонко щелкающий курок.

    Имя твое — ах, нельзя! —
    Имя твое — поцелуй в глаза,
    В нежную стужу недвижных век,
    Имя твое — поцелуй в снег.
    Ключевой, ледяной, голубой глоток.
    С именем твоим — сон глубок.

    tvorilife.com

    Анализ стихотворения «Душа и имя» Марины Цветаевой

    1. Анализ стихотворений русских поэтов
    2. Марина Цветаева
    3. Душа и имя

    В 1912 году Цветаева выпустила в издательстве «Оле-Лукойе» второй сборник «Волшебный фонарь», посвященный супругу Сергею Эфрону. Реакция многих критиков-современников на него оказалась более сдержанной, нежели на дебютную книгу «Вечерний альбом». Николай Гумилев отмечал, что во втором сборнике Цветаевой встречаются те же темы и образы, что и в первом. Вот только выглядят они суше и бледнее, становясь будто воспоминаниями о воспоминаниях. По мнению Гумилева, в «Волшебном фонаре» поэтесса пытается восполнить недостаток вдохновения мастерством, которого явно не хватает. Цветаеву негативные отклики сильно задели. По ее словам, сборник получил отрицательную оценку, так как она не примкнула ни к одному цеху, стараясь быть в стороне от различных творческих объединений.

    «Душа и имя» — стихотворение из книги «Волшебный фонарь», включенное в последний раздел под названием «Не на радость». В произведении поэтесса рассказывает о происхождении своего имени. Марина — женский аналог мужского Марин, возникшего от латинского «marīnus», что переводится как «морской». Упоминание об этом встречается и позже. В частности, речь идет о знаменитом стихотворении «Кто создан из камня, кто создан из глины…»: …мне имя – Марина Я – бренная пена морская. Значением имени обусловлено появление в творчестве Цветаевой одного из ключевых образов — образа моря. Оно стало своеобразным символом внутреннего мира поэтессы — глубокого, непостижимого, неисчерпаемого. Кроме того, море можно сопоставить с душой Марины Ивановны — неспокойной, бунтующей, способной к переживанию сильнейших страстей.

    Стихотворение «Душа и море» построено на повторах. Произведение состоит всего из трех четверостиший. Шесть раз в нем встречается прилагательное «морской», два — существительное «душа». Три раза Цветаева упоминает Бога. Практически одинакова и композиция всех четверостиший.

    В подтексте «Души и моря» можно увидеть тему поэта и поэзии. Стихотворец здесь предстает одиноким. Его душа не знает покоя, когда остальные люди веселятся на балу. Непривлекательны для него разноцветные огни и песни. Кружение в вальсе не помогает ему избавиться от тоски. Мотив тотального одиночества поэта характерен для всего творчества Цветаевой. Поэтому и в жизни не примыкала она к литературным течениям, не желала становиться апологетом акмеизма, символизма, футуризма и так далее.

    Анализы других стихотворений


    Душа и имя

     

    Пока огнями смеется бал,
    Душа не уснет в покое.
    Но имя Бог мне иное дал:
    Морское оно, морское!

     

    В круженье вальса, под нежный вздох
    Забыть не могу тоски я.
    Мечты иные мне подал Бог:
    Морские они, морские!

     

    Поет огнями манящий зал,
    Поет и зовет, сверкая.
    Но душу Бог мне иную дал:
    Морская она, морская!


    1. Анализ стихотворений русских поэтов
    2. Марина Цветаева
    3. Душа и имя

    45parallel.net

    Добавить комментарий

    Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *