8.2. П. Я. Чаадаев, славянофилы и запад­ники об историческом пути России

Появление самостоятельной и оригинальной философ­ской мысли в России приходится на 30-е годы XIX века — мрачную эпоху реакционного правления Николая I. Это царствование было ознаменовано расправой над декабри­стами, господством в обществе жандармов и чиновников,

гениями на вольную мысль (так, в это время даже было ещено преподавание философии’в русских универси-с, поскольку, по словам царского министра просвеще-«польза от философии не доказана, а вред от нее воз-ен»). Вта эпоха — время страшной коррупции и звер-вго крепостнического произвола, эпоха расцвета казен-> патриотизма, когда повсеместно пропагандировалась стная теория «официальной народности», теория на-энальной исключительности и имперского превосход-. России. Наиболее концентрированно этот, как его на-1и, «квасной» патриотизм, выразил не кто иной, как жандармов А. X. Бенкендорф, в следующих вырази-1ьных словах: «Прошедшее России было удивительно, ^настоящее более чем великолепно, что же касается ее бу-jero, то оно лучше всего, что может нарисовать себе са-! смелое воображение». Однако 30-е годы — это, по выражению А. И. Герцена, емя наружного рабства и внутреннего освобождения», вмя, когда в маленьких дружеских кружках, в студенче-аудиториях и в нескольких московских салонах ки-ia интенсивная духовная жизнь, неприглаженно стави-нсь вопросы о смысле русской истории и о реальном вкла-(России в мировую культуру.

На широкое публичное обсуждение эти вопросы решил-вынести Петр Яковлевич Чаадаев (1794-1856), своео-зный и глубокий мыслитель, друг декабристов и шна. Именно ему поэт посвятил ряд стихотворений, в юм из которых восторженно охарактеризовал аева:

Он вышней волею небес

Рожден в оковах службы царской.

Он в Риме был бы Брут, в Афинах — Периклес,

А здесь он — офицер гусарский.

В 1830-е годы, впрочем, Чаадаев уже давно оставил эвы службы царской». Еще раньше, в начале 1820-х го-

Щ

298

299

дов, именно он, вероятно, послужил прототипом образа Чацкого в комедии А. С. Грибоедова «Горе от ума». В 183-6 г. Чаадаев опубликовал в журнале «Телескоп» статью под названием «Философическое письмо» (всего этих «пи­сем» было восемь, однако семь последующих так и не уви­дели тогда своего читателя), в которой остро и резко поста­вил вопросы о том, что такое Россия и что такое подлинная любовь к родине.

Выход в свет чаадаевской статьи А. И. Герцен на­звал «выстрелом пушки в ночи», а ее написание — «подвигом честного человека». Публикация первого «Философического письма» имела вполне предсказуемые в николаевскую эпоху последствия: журнал «Телескоп» был закрыт, его издатель отправлен в ссылку, а Чаадаева пове­лением царя объявили сумасшедшим. (Так судьбу Чацкого неожиданно повторил тот, кто, возможно, был его прототи­пом). На мыслителя сразу же обрушился шквал клеветы, угроз и обвинений. Что же произвело столь сильное впечат­ление? Какие мысли Чаадаева вызвали такое раздражение царских властей и повергли в шок всю читающую публи­ку?

Вот что пишет Чаадаев о России: «Прошлое Ррссии— ‘ пусто, настоящее — невыносимо, а будущего у нее — нет». Россию». По поводу этих негодующих отзывов сьма верно и точно выразился выдающийся литератур-: критик В. Г. Белинский: «Что за обидчивость такая! аи бьют— не обижаемся, в Сибирь посылают — не аемся, а тут Чаадаев, видите, задел народную честь — s смей: говорить речь — дерзость, лакей никогда не дол­ен говорить!»

П. Я. Чаадаев, которому запретили выходить из дому, глибо публиковать, и, публично объявив «помешан-I», начали его насильственно «лечить» (как известно, в : в. в СССР инакомыслящих также неоднократно объяв-t безумными и принудительно сажали не в тюрьму, а в киатрические больницы), с мужественным достойн­ом выносил свое одиночество. Вскоре он, объясняя свою цию, написал работу под названием «Апология сумас-iero», в которой официальному патриотизму — слепо-

г и самодовольному восхищению государством — проти-поставил новое понимание любви к Родине — честное, |рькое, самокритичное. В «Апологии» он писал: «Я нахо-у, что человек может быть полезен своей стране только в [ случае, если ясно видит ее; я думаю, что время слепых бленностей прошло, что теперь мы прежде всего обяза-родине истиной». «Прекрасная вещь— любовь к честву, но есть еще нечто более прекрасное — это лю-к Истине… Я не научился любить свою родину с за-лми глазами, с преклоненной головой, с запертыми тами».

«Философическое письмо» Чаадаева стало прологом кого спора о прошлом, настоящем и будущем России,

301

о ее месте в семье европейских народов* о русском народе и его роли в мировой истории, об истинной и ложной любви к родине. Чаадаев прочно зафиксировал в национальном са­ мосознании факт экономической, социальной, политиче­ ской и культурной отсталости России — и от этого факта нельзя было просто так отмахнуться. (Можно сравнить его с мальчиком из сказки Андерсена, решившим сказать при­ народно шокирующую истину: «А король-то голый!»). Однако парадоксальным образом произведение, прозву­ чавшее как надгробное слово России и русской культуре, одновременно явилось началом пробуждения русского са­ мосознания. Поставленные Чаадаевым вопросы требовали ответа.

Выступление мыслителя, вызвавшего на себя огонь правительственных репрессий и общественного негодова­ ния, стимулировало философскую дискуссию, в которой оформились две крайние позиции, сторонники которых вошли в историю под именами славянофилов и западни­ ков. . ,

Славянофилами стали называть группу мыслите­лей, литераторов и публицистов, наиболее яркими фигура­ми среди которых были А. С. Хомяков, братья П. В. и И. В. Киреевские и братья И. С. и К. С. Аксаковы. Вопреки мнению Чаадаева, славянофилы утверждали, что нет како­го-то единого, универсального, общечеловеческого пути развития, а каждый народ живет своей особой жизнью, имеет свой особый «народный дух». Выступая против ка­зенного патриотизма, против крепостного права, самодер­жавной бюрократии, в защиту достоинства личности, сла­вянофилы тем не менее говорили о чувстве национальной гордости за Россию. Они остро осознавали разрыв интелли­генции с народом и стремились вернуться к «почве», отка­заться от слепого подражания Западу.

И всё это не было только декларациями — славянофилы внесли огромный вклад в изучение самобытной народной русской культуры: братья Аксаковы занимались основательным изучением статистики, А. С. Хомяков стал первым русским светским

302

ргословом, славянофил А. Н. Афанасьев собрал и издал сские народные сказки и исследовал древнерусское язы-гво, П. В. Киреевский также собрал и опубликовал рус-; народные песни, а близкий к славянофилам В. И. Даль автором известного и доселе непревзойденного Толкового словаря живого великорусского языка».

В чем же славянофилы усматривали своеобразие и пре-(ущество России? За что они критиковали западную ци-чизацию?

Подобно Чаадаеву, славянофилы считали, что религия армирует народную культуру и определяет историю. |днако если, по Чаадаеву, католическая церковь создала товия для вызревания «социальной идеи» христианства, s русское православие замкнуто, консервативно, реакци-ю, пассивно и не влияет на общество, то, по убеждению гаофилов, напротив, католическая церковь извратила ристианство, превратив его из источника любви и свобо-в мертвый институт власти и принуждения, тогда как зославная церковь сохранила истину христианства в авоначальном, неискаженном виде.

На современном 1аде, по мнению славянофилов, господствует расще-яенность, расколотость — как сознания отдельного чело-вка, так и между людьми, правят бал одиночество и кон-внция. По выражению Константина Аксакова, «на це душа убывает». Иван Киреевский обвиняет запад-культуру в отрыве просвещения умственного от про-ещения нравственного, приводящем к тому, что дости-ения человеческого ума обращаются против самого чело-ш.

Всему этому славянофилы противопоставили идею це-гного знания (истина познается не только рассудком, i и «духом в его живой цельности») и важнейший спаси-ьный принцип соборности, лежащий, по их мне-}, в основе православной веры и всей русской жизни, арность они определяли как «единство во множестве», «хоровое начало», сочетающее ценность личного и об-

303

о ее месте в семье европейских народов* о русском народе и его роли в мировой истории, об истинной и ложной любви к родине. Чаадаев прочно зафиксировал в национальном са­ мосознании факт экономической, социальной, политиче­ ской и культурной отсталости России — и от этого факта нельзя было просто так отмахнуться. (Можно сравнить его с мальчиком из сказки Андерсена, решившим сказать при­ народно шокирующую истину: «А король-то голый!»). Однако парадоксальным образом произведение, прозву­ чавшее как надгробное слово России и русской культуре, одновременно явилось началом пробуждения русского са­ мосознания. Поставленные Чаадаевым вопросы требовали ответа. Выступление мыслителя, вызвавшего на себя огонь правительственных репрессий и общественного негодова­ ния, стимулировало философскую дискуссию, в которой оформились две крайние позиции, сторонники которых вошли в историю под именами славянофилов и западни­ ков. . ,.’ ■

С л а вянофилами стали называть группу мыслите­лей, литераторов и публицистов, наиболее яркими фигура­ми среди которых были А. С. Хомяков, братья П. В. и И. В. Киреевские и братья И. С. и К. С. Аксаковы. Вопреки мнению Чаадаева, славянофилы утверждали, что нет како­го-то единого, универсального, общечеловеческого пути развития, а каждый народ живет своей особой жизнью, имеет свой особый «народный дух». Выступая против ка­зенного патриотизма, против крепостного права, самодер­жавной бюрократии, в защиту достоинства личности, сла­вянофилы тем не менее говорили о чувстве национальной гордости за Россию. Они остро осознавали разрыв интелли­генции с народом и стремились вернуться к «почве», отка­заться от слепого подражания Западу. И всё это не было только декларациями — славянофилы внесли огромный вклад в изучение самобытной народной русской культуры: братья Аксаковы занимались основательным изучением статистики, А. С. Хомяков стал первым русским светским

302

ргословом, славянофил А. Н. Афанасьев собрал и издал сские народные сказки и исследовал древнерусское язы-з, П. В. Киреевский также собрал и опубликовал рус­те народные песни, а близкий к славянофилам В. И. Даль автором известного и доселе непревзойденного Толкового словаря живого великорусского языка».

В чем же славянофилы усматривали своеобразие и пре-iущество России? За что они критиковали западную ци-газацию?

Подобно Чаадаеву, славянофилы считали, что религия армирует народную культуру и определяет историю, зако если, по Чаадаеву, католическая церковь создала товия для вызревания «социальной идеи» христианства, ^русское православие замкнуто, консервативно, реакци-зо, пассивно и не влияет на общество, то, по убеждению зофилов, напротив, католическая церковь извратила ристианство, превратив его из источника любви и свобо-в мертвый институт власти и принуждения, тогда как павная церковь сохранила истину христианства в рвоначальном, неискаженном виде. На современном 1аде, по мнению славянофилов, господствует расще-яенность, расколотость — как сознания отдельного чело-так и между людьми, правят бал одиночество и кон-енция. По выражению Константина Аксакова, «на це душа убывает». Иван Киреевский обвиняет запад-культуру в отрыве просвещения умственного от про-ещения нравственного, приводящем к тому, что дости-вния человеческого ума обращаются против самого чело-

Всему этому славянофилы противопоставили идею цв­етного знания (истина познается не только рассудком, i и «духом в его живой цельности») и важнейший спаси-ьный принцип соборности, лежащий, по их мне-в основе православной веры и всей русской жизни, арность они определяли как «единство во множестве», «хоровое начало», сочетающее ценность личного и об-

303

щего, добровольный союз людей для совместного действия. Неразрывное единство веры и разума, мысли и чувства, единичного и всеобщего, христианства и светской культу­ры — таков высший идеал славянофилов.

Говоря о православии как соборной религии, они имели в виду не казенную церковь, ставшую после реформ Петра I всего ‘лишь частью государственной машины, но — живое единство верующих. «Церковь знает братство, — утверж­дал А. С. Хомяков, — но не знает подданства… В делах веры принужденное единство есть ложь, а принужденное послушание есть смерть». По мнению славянофилов, в ка­толицизме единство доминирует над свободой личности, в протестантизме свобода^:— над единством, и лишь право­славие представляет собой синтез единства и свободы, т.е. основано на соборности. Таким образом, церковь не есть внешний авторитет, но есть выражение внутренней дети­ны, принимаемой человеком свободно и осознанно.

Свое социально-экономическое воплощение собор­ность, по мнению славянофилов, нашла в русской общине, в которой люди коллективно («всем миром») решают во­просы совместной жизни и труда. В то время как на Западе община давно погибла и востбржествовал дух конкуренции и эгоизма, в России общинность является, по мнению сла­вянофилов, залогом ее великого будущего.

Идеализируя Древнюю Русь, славянофилы вместе с тем ясно видели пороки современной им Российской империи. Хомякову принадлежат знаменитые поэтические строки о России, исполненные, пожалуй, не меньшей горечи и боли, чем «Философическое письмо» Чаадаева:

В судах полна неправдой черной, И игом рабства клеймена, Безбожной лести, лжи тлетворной И лени мертвой и позорной И всякой мерзости полна!

304

Спасение России славянофилы видели в ликвидации крепостного права, в освобождении церкви из-под ига госу-арства, в уничтожении «немецкой» бюрократии, в разви­тии самоуправления и возвращении к общинным началам веской жизни. Отрицая капитализм, парламентаризм, энституциояализм, как «западные» выдумки, славяно­филы стремились вернуться к (во многом выдуманной ими г) эпохе XVII века — времени допетровской Руси.

Славянофилам противостояла — в московских салонах на страницах изданий — другая группа мыслителей (в сновном состоявшая из ученых и профессоров — истори-ов, юристов и т. д.), получившая название западни­ков. Наиболее ярким представителем этой группы был С Н. Грановский. Западники были убеждены в общности сторического пути всех народов и считали, что Россия Должна двигаться по пути Европы, преодолевая свою от-галость. По их мнению, подлинная история России нача-ась лишь с эпохи Петра I, направившего страну на путь эпейского просвещения. Запад ассоциировался у этих ■гслителей с понятиями «прогресс», «гуманность», «сво-ода» — со всем тем, чего так не хватало в России. В отли-ie от славянофилов и Чаадаева, западники мыслили секу-аризированно, в рамках светской культуры, исходили из цеалов космополитизма (от греч. «космос» — мир + «по-*тэс» — гражданин, т.е. гражданин мира) и абсолютной аномии (независимости) личности. При всех очевидных различиях, противоположность (сежду воззрениями западников и славянофилов не стоит гать абсолютной. Примыкавший в те годы к западни-[ А. И. Герцен подчёркивал: «Наше сердце билось одно, ‘ головы, как у двуликого Януса, смотрели в разные сто-эны» (Янус — римский бог входа и выхода, изображался | двумя смотрящими в разные стороны лицами). Западники )-своему любили Россию, хотя и ненавидели ее недостат-а славянофилы с большим уважением относились к 1аду (так, Хомяков называл Европу «страной святых чу-

305

₃

_Ш

дес») и лишь подчеркивали самобытность русской, право­славной культуры, способной, однако, воспринять и луч­шие начала европейской цивилизации.

Славянофилы — люди более всех несогласные с Чаадаевым по принципиальным вопросам — одновремен­но более других симпатизировали ему как человеку. Поэт Федор Тютчев, близкий по взглядам к славянофилам, гово­рил о Чаадаеве: «Человек, с которым я больше всех спорю, это человек, которого я больше всего люблю». И западни­ки, и славянофилы относились к одной духовной среде, встречались в одних дружеских компаниях и одинаково глубоко ненавидели рабство и унижение человеческого до­стоинства со стороны николаевского режима. И те, и дру­гие бились над решением одного и того же вопроса — как преодолеть отсталость и несвободу русской жизни, но от­веты давали разные: идти общим путем с Европой, догоняя ее (западники) или же найти в самобытности, непроявлен­ности сил русского народа залог будущего величия России (славянофилы). рода «утопии», только «утопия» славянофилов на­ходилась в русской истории (Московское царство XVII века), а «утопия» западников — на современном им Западе. При этом славянофилы, по словам философа Владимира Соловьева, сравнивали идеалы Древней Руси с фактиче­скими грехами Запада. Преимущество, конечно, остава­лось на стороне русских идеалов. Напротив, западники, критикуя Россию, сравнивали западные идеалы гуманно­сти с грешной русской действительностью, причем преи­мущество оставалось, конечно, на стороне гуманного Запада.

Спор западников и славянофилов, начавшись во второй четверти XIX века, длится и по сей день. Несколько меня­ются аргументы и суждения спорящих сторон, но суть спо­ра остается прежней, так же волнуя умы и являясь одним из вечных «нервов» всей нашей общественной и философ­ской мысли, поляризируя и будоража мыслящее обще­ство.

306

просы и задания:

1. Сравните судьбу П. Я. Чаадаева и его литературного «двойника» |Чацкого из комедии А. а, от которой нельзя просто отмахнуться». Как вы думаете, о какой прав- |де идет речь? Согласны ли вы с его мнением? Обоснуйте свою позицию.

2. В чем славянофилы видели своеобразие и самобытность русской | культуры?

6. Приходилось ли вам слышать о современных продолжателях за- ников и славянофилов? Если да, то сравните их с их предшественника-

( — западниками и славянофилами середины XIX века.

7. Как и почему оценивали фигуру и деятельность Петра I славянофи- i и западники?

8. Подумайте, за что западники ценили западное общество и за что ) же критиковали славянофилы?

9. Обращаясь к западникам, А. И. Герцен писал: «Европа нам нужна с идеал, как упрек, как благой пример; если она не такая — ее надо вы- лать». Как вы понимаете это высказывание? Актуально ли оно в наши и? ‘

Западничество и славянофильство (Чаадаев, Герцен, Хомяков, Киреевский) — Студопедия

Поделись  

В 40-х — 50-х годах XIX в. идейные споры велись в основ­ном о будущих путях развития России. Западникам, ориентиро­вавшимся на европейские варианты, противостояли славянофи­лы, выступавшие за самобытность России, которую они видели в крестьянской общине, в православии и в соборности русского народа.

Седует учитывать, что ни славянофильство, ни западничество не представляли собой какую-то единую школу или единое философское направление: их сторонники придерживались разнообразных философских ориентации.

Славянофилы, среди которых выделялись своим значи­тельным философским потенциалом Киреевский, Ак­саков, Самарин и особенно Хомяков, стремились оп­ровергнуть немецкий тип философствования и выработать на ос­нове исконно отечественных идейных традиций особую русскую философию. Хомяков считал истинной христианской религией пра­вославие: в католицизме есть единство, но нет свободы, в протес­тантизме, напротив, свобода не подкрепляется единством. Толь­ко для православия характерна соборность, или общинность, со­четание единства и свободы, опирающееся на любовь к Богу. Со­борность, единство, свобода, любовь — вот ключевые и наиболее плодотворные философские идеи Хомякова. Под влиянием славянофильства сложилось почвенничество, общественно-литературное движение 60-х годов XIX в

Изучение истории у славянофилов было направлено на поиск устойчивых факторов, влияющих на исторической процесс. Такими факторами, по мысли славянофилов, мог быть только сам народ как «единственный и постоянный действователь» в истории.

Развитие духовной жизни и культуры Европы определялось тем, что ее народы были приобщены к христианству насильственным путем, причем в форме насаждения «латинства», т. е. христианства, которое, по определению А. Хомякова, выражало лишь внешнее единство всех христиан. Реакцией на насильственно насаждаемое единство и подавление свободы стала Реформация, в результате которой протестантизм. Сравнивая католицизм и протестантизм, А.С. Хомяков пришел к выводу, что протестантизм столь же односторонен, как и като­лицизм, но односторонен в противоположном направлении: «ибо протестантство удерживало идею свободы и приносило ей в жертву идею единства».

И. В. Киреевский раскрыл внутреннюю связь протестантизма с католицизмом, которая выразилась в том, что в ходе Реформации в протестантизме односторонне усилились рассудочные начала, заложенные еще в схоластике Средневековья. Это привело к полному господству рационализма. По этой причине европейская культура пришла к недооценке духовных основ жизни и атеизму, отрицающему религиозную веру, то есть саму движущую силу истории.

И католицизм, и протестантизм, по мнению славянофилов, противопоставив единство и свободу, исказили дух первоначального христианства, которое «в полноте своего божественного учения представляло идеи единства и свободы неразрывно соединенными в нравственном законе взаимной любви».

Только православие восприняло и сохранило, по мысли славянофилов, вечную истину раннего христианства во всей ее полноте, а именно идею тождества единства и свободы (свободы в единстве и единства в свободе).

Славянофилы придерживались органического взгляда на общество как на естественно сложившуюся общность людей, имеющую собственные принципы организации жизни. Органический взгляд на общество означал, что его развитие представлялось процессом саморазвития по аналогии с явлениями живой природы. «Жизненных начал общества, — писал А.С. Хомяков, — производить нельзя: они принадлежат самому народу или самой земле». А.С. Хомяков предупреждал об опасности грубого вмешательства в общественную жизнь. Нельзя насильственно ломать целостность народной жизни и втискивать ее в чуждые ей формы культуры. Структурной единицей организации русской народной жизни славянофилам представлялась община, главной характеристикой которой является самоуправление. Общинное устройство, основанное на началах общей ответственности, выработке совместных решений в соответствии с голосом совести, чувством справедливости, народными обычаями было для славянофилов зримым воплощением свободной общности.

Общинный дух русского народа они противопоставляли западноевропейскому индивидуализму.

Философско-историческая концепция славянофилов пропитана верой в особую историческую миссию России, которая призвана соединить противоположные начала жизни, явив миру образец высокой духовности и свободы. В их системе ценностей скорее Европе нужно было догонять Россию.

Влияние славянофилов на русскую мысль было необычайно сильным. В новых исторических условиях в пореформенной России прямым продолжением славянофильства выступило почвенничество. Большое влияние оказали их идеи и на философию всеединства.

Западничество как идейное течение общественной не было единым и однородным. Среди западников, к которым относятся Чаадаев, Герцен, Белинский,Грановский, Станкевич и др., были мыслители самых разных убеждений. Однако их всех объединяло неприятие крепостного права, отсталости русской жизни, требование демократизации общественной жизни, вера в европейское будущее России путем усвоения исторических достижений стран Западной Европы.

Одним из первых русских мыслителей-западников был П. Я. Чаадаев. Основой мироздания Чаадаев считал мировой разум — высшую реальность, лежащую в основе видимой реальности природного и исторического бытия. Божественный разум, выступающий как Провидение, определяет всю человеческую историю. Развитием народов руководит «божественная вечная сила, действующая всеобщим образом в духовном мире». Именно Провидение ставит цели перед народами и определяет смысл их существования в мировой истории.

Философско-историческая концепция Чаадаева носит ярко выраженный европоцентристский характер. Народы Европы, по мысли Чаадаева, во многом живут в подлинной истории, то есть сохраняют преемственность в развитии, одушевлены животворным началом единства, руководствуются идеями долга, справедливости, права, порядка.

Существование же России в мировой истории, по Чаадаеву, лишено смысла, поскольку божественное провидение отказало русскому народу в своем благодетельном воздействии. В силу того, что провидение покинуло русский народ, он является как бы исключением среди других народов, «интеллектуальным» и «нравственным» пробелом в человечестве.

По мнению Чаадаева, у русского народа еще не было истории, он не проявил все свои творческие силы, отстал от народов Западной Европы, но все это составляет преимущество девственной почвы. Отсталость России дает возможность свободного выбора своего исторического пути.

Мироощущение П.Я. Чаадаева — это мироощущение человека, во многом разорвавшего духовные связи с родной культурой.

Представителями революционно-демократической идеологии, первоначально формирующейся в рамках западничества, были хорошо известные мыслители и общественные деятели: Белинский, Герцен, Огарев. Они рассматривали философию как средство для обоснования своих политических идеалов, для преобразования российской действительности не только на основе просвещения и развития науки, но и революционными методами.

Герцен утверждает, что целью философии нельзя считать только познание, что должно быть осуществление философских знаний, идеалов. Он рассматривает историю как «движение человечества к освобождению и себяпознанию, к сознательному деянию». Задача философии — содействовать нуждам эпохи, целям развития народа. Определяя социальную обусловленность своих воззрений и деятельности, А. И. Герцен указывал:

«Главным камнем на дороге лежало чудовищное крепостное право… Против крепостнического права и были устремлены все наши удары, все усилия; устранению его мы подчинили все интересы»2.

Во имя освобождения личности от крепостного гнета и ее полноценного развития они становятся проводниками идей социализма. Социалистический идеал первоначально с моральной точки зрения рассматривался как идеал справедливого общества. Под влиянием философии Гегеля они стали логически его обосновывать как идеал наиболее разумного общества. Затем подкрепили свои социалистические убеждения идеями антропологического материализма, ссылаясь на присущие человеческой природе стремления к свободе и социальному равенству.

«Человек, — пишет В. Г. Белинский, — родится не на зло, а на добро, не на преступление, а на разумно-законное наслаждение благами бытия,… его стремления справедливы, инстинкты благородны. Зло скрывается не в человеке, но в обществе».

Для них становится потребностью открыть в самой русской действительности такие общественные силы и закономерности, опираясь на которые стало бы возможным идею социализма превратить в действительность. В.Г. Белинский, например, считал, что переустройство общества можно совершить только силой народного движения, народной революцией. Говоря о том, каким образом может быть установлен справедливый строй, он писал: «по-маратовски» — путем насильственного переворота, ибо «… смешно и думать, что это может сделаться само собою, временем, без на­сильственных переворотов, без крови»1. При этом в отличие от А. И. Герцена он не возлагал особых надежд на общину, не верил в социалистические инстинкты русского крестьянина.

Герцен, пережив душевную драму после революции 1848 г. во Франции и разочаровавшись в возможности реализации идей социализма на Западе, обращает свой взор на Россию и разрабатывает так называемую концепцию «русского социализма». За основу его он берет русскую общину, которая, по его мнению, содержит все зародыши будущего социалистического общества в виде права каждого на землю, общинного землепользования, артельного труда и мирского управления. В общине, считает Герцен, свобода и гражданские права каждого отдельного человека не должны подавляться, в противном случае это было бы одним из главных препятствий в достижении социализма.

Вместе с тем Герцен, так же как и Белинский, считал, что социализм должен быть только средством освобождения личности. Он резко отвергает террор, чистое насилие как самоцель. Насилие способно только расчищать место для будущего. Для социального созидания нужны конструктивные идеи и развитое народное сознание. Герцен писал, что ни одна теория, сколь возвышенной и прекрасной она ни была, не может даже приблизительно охватить полноты жизненного многообразия, что полезней учиться у жизни, чем пытаться переделать ее в соответствии со своими проектами.



Чаадаев Петр Яковлевич | Encyclopedia.com

Гейл

просмотров обновлено

(1794–1856), московский философ и общественный критик.

Петр Яковлевич Чаадаев наиболее известен публикацией своего «Первого Философского письма» в 1836 году в журнале Телескоп, которое шокирующим образом спровоцировало последующую дискуссию между славянофилами и западниками. Русский интеллигент Александр Герцен назвал письмо Чаадаева «выстрелом, прозвучавшим в темной ночи», который «потряс всех мыслящих россиян». Граф Бенкендорф, начальник Третьего отдела (тайной полиции) при царе Николае I, считал работу Чаадаева работой сумасшедшего, и поэтому Николай I официально объявил Чаадаева невменяемым и приказал, чтобы все экземпляры Журнал телескопа подлежит конфискации. Чаадаев находился под домашним арестом около года. Правительство приказало ему никогда больше ничего не публиковать.

Чаадаев написал свое «Первое философское письмо, адресованное даме» в рамках серии из восьми «Философских писем» не на русском, а на французском языке, который он считал «языком Европы». Однако редакция журнала Телескоп опубликовала только первое письмо в сравнительно слабом русском переводе. Чаадаев разработал свои «Философские письма» как критику истории русской культуры в целом и влияния религиозных институтов в его стране. Он идеализировал историю и влияние Римско-католической церкви, чтобы указать на недостатки Русской православной церкви. В частности, он обрушивался на русское крепостничество и самодержавие. Он заявил, что русские не оказали влияния на мировую культуру. У России не было ни важного прошлого, ни настоящего; она не принадлежала ни Востоку, ни Западу. Он беспокоился о пагубном росте современной российской националистической пропаганды, которая могла бы привести русских к созданию какого-то глупого «золотого века» прошлого или «ретроспективной утопии». В таком случае русские не воспользуются своим уникальным культурным положением, а их культурная история может послужить другим лишь примером того, чего не следует делать.

Большинство россиян знают Чаадаева просто как «друга Александра Пушкина» или прокатолика-идеолога. На самом деле он оставался другом Пушкина до самой смерти поэта в 1837 году, но католиком так и не стал. Чаадаев всю жизнь оставался православным. В 1837 году Чаадаев написал свою «Апологию сумасшедшего», в которой иронически утверждал, что Россия действительно имеет подлинную историю, но только со времен Петра Великого. Несмотря на то, что у русских не было «золотого века», на которое можно было бы опереться, они должны сохранить способность подчиняться внешним культурным силам и, таким образом, иметь потенциально великое будущее.

После 1836 г. Чаадаев продолжал писать статьи по культурным и политическим вопросам «в ящик стола». Чаадаев не поддается категоризации; он не был типичным русским западником из-за своего своеобразного интереса к религии; не был он и славянофилом, хотя и предлагал возможную мессианскую роль России в будущем. У него не было прямых последователей, кроме его «племянника» и писаря Михаила Жихарева, который скрупулезно сохранял рукописи Чаадаева и пытался опубликовать некоторые из них после смерти Чаадаева. Непреходящее наследие Чаадаева состояло в том, чтобы напомнить российским интеллектуалам оценивать любые предполагаемые культурные достижения России в сравнении с достижениями Запада.

См. также: пушкин александр сергеевич; славянофилы; западники

Чаадаев Петр. (1969). Основные произведения Петра Чаадаева: перевод и комментарии Рэймонда Т. Макнелли. Нотр-Дам, Индиана: Издательство Университета Нотр-Дам.

Чаадаев Петр. (1991). Философские труды Петра Чаадаева. Бостон: Kluwer Academic Publishers.

МакНалли, Рэймонд Тед. (1966). «Философские письма Чаадаева к даме и его апология сумасшедшего». Forschungen zur osteuropaischen Geschichte XI (Берлин, 1966): 24–128.

МакНалли, Рэймонд Тед. (1971). Чаадаев и его друзья: интеллектуальная история Петра Чаадаева и его русских современников. Таллахасси, Флорида: Diplomatic Press.

Рэймонд Т. Макнелли

Энциклопедия истории России

Чаадаев Петр | Encyclopedia.com

ЧААДАЕВ ПЕТР (1794–1856), русский интеллигент и писатель.

Издание первой книги Петра Чаадаева Философские письма (1836) в Телескоп явился знаковым событием в истории России. Его неблагоприятное сравнение русской культуры с культурой Запада и его сомнение в значении русской истории бросили вызов шовинистическому «официальному национализму» Николая I (годы правления 1825–1855) и привели в ярость читающую публику. В ответ режим уволил цензора, разрешившего публикацию письма, закрыл Телескоп и сослал редактора журнала в отдаленный уголок королевства. Автора признали невменяемым и поместили под домашний арест. Тем не менее Чаадаев оказал глубокое влияние на славянофилов и западников 1840-х годов и продолжает влиять на обсуждение национальной идентичности России в начале двадцать первого века. Более того, история его жизни как мистика, прогрессивного масона, мученика и близкого друга декабристов и Александра Пушкина вдохновляла не одно поколение интеллигенции. В 1915 Поэт Осип Мандельштам писал, что «след Чаадаева в сознании русского общества остается столь глубоким и столь неизгладимым, что нельзя не задаться вопросом, не писал ли он алмазом по стеклу?» (Бурлака, Ермичев и Златопольская, стр. 401).

Родившийся в Москве 7 июня (27 мая по старому стилю) 1794 года, Чаадаев происходил из старинного дворянского рода. Его дед по материнской линии, Михаил Щербатов (1733–1790), государственный деятель и историк, был лидером аристократической оппозиции Екатерине II (Великой; годы правления 1762–179). 6). Чаадаев начал свое формальное образование в Московском университете в 1808 году, но через три года ушел, чтобы участвовать в наполеоновских кампаниях. За храбрость он был награжден, а после войны назначен на должности, приближенные к царю. В 1821 году, разочаровавшись в жизни при дворе, он подал в отставку, отказавшись от обещания блестящей военной карьеры и пренебрегая оказавшим ему благосклонность монархом. В 1823 году он продал своих крепостных, чтобы профинансировать поездку в Европу, которая продлилась три года. Находясь за границей, он познакомился с работами нескольких авторов, которые повлияли на его Philosophical Letters, , включая немецкого идеалиста Фридриха Вильгельма Йозефа фон Шеллинга и французских писателей-католиков Франсуа-Огюста-Рене де Шатобриана, Жозефа-Мари де Местр и Фелисити Ламенне. Европейские путешествия Чаадаева также непреднамеренно защитили его от ареста. Если бы он был в России в 1825 году, он, вероятно, был бы замешан в злополучном восстании декабристов.

Чаадаев составил восемь Философских писем на французском языке в течение 1829 годадо 1831 г., и следующие несколько лет он провел, пытаясь их опубликовать. Работа глубоко христианского мыслителя, Философских писем попытка дать России последовательную философию истории. Первое письмо, единственное, появившееся в России в девятнадцатом веке, исследует отношения России с Западом. Больше всего на Чаадаева произвело впечатление развитие в католической Европе средневековья единой христианской цивилизации и пагубные последствия изоляции России от этой цивилизации. Вторым фактором отсталости России было отсутствие полезного прошлого. Чаадаев считал, что успешные цивилизации строятся на истории, но у России нет истории, на которой можно было бы строить. В результате его культура и социальная жизнь были бесформенными.

Оглянитесь вокруг. Разве мы не все одной ногой в воздухе? Кажется, что мы путешествуем. Ни для кого нет определенной сферы существования, нет хороших привычек, вообще нет правил ни для чего; даже не дом; ничего, что привлекает или пробуждает нашу нежность или привязанность, ничего прочного, ничего прочного; все уходит, все утекает, не оставляя следов ни вне, ни внутри нас самих. (Чаадаев, 1969, с. 28)

Хотя Чаадаев восхищался Западом, он отвергал его либерализм. Остальные Philosophical Letters посвящены прежде всего критике Просвещения и интеллектуальной гордыни разума, не закаленной верой.

Чаадаев был искренне удивлен бурной реакцией на его работу. Он утверждал, несколько неискренне, что перерос свои взгляды и что Телескоп опубликовал их без его разрешения. Вскоре после этого он написал «Апологию сумасшедшего» (1837 г.), в которой защищался от нападок на свой патриотизм и признал, что Россия может извлечь выгоду из своих недостатков. Не обремененная собственной национальной историей, она могла учиться на ошибках других наций и тем самым играть ведущую роль в духовной жизни Европы.

Диагноз невменяемости и домашний арест были сняты менее чем через месяц после их вынесения, но Чаадаеву пожизненно запретили публиковаться, а другим запретили упоминать его имя в печати. Тем не менее он продолжал оказывать влияние на русскую литературу через переписку с более молодыми писателями, беседы в московских салонах и издание Философских писем за границей.