Когда началась Вторая мировая война
1 сентября 1939 г. гитлеровская Германия напала на Польшу, что стало началом Второй мировой войны.
31 августа 1939 года произошла Гливицкая провокация, послужившая поводом к нападению Германии на Польшу, ставшему началом Второй мировой войны.
Гливицкая провокация, инсценированная нацистами, стала формальным поводом для гитлеровской Германии развязать войну против Польши. На следующий день после провокации, немецкие войска начали обстрел Гданьска и вторглись на территорию Польши.
31 августа в здание немецкой радиостанции в Гливице ворвались несколько вооружённых немецких солдат в гражданской одежде, прикидываясь «силезскими повстанцами». Командовать операцией был назначен штурмбанфюрер СС Альфред Науйокс, выбранный лично начальником Главного управления службы безопасности Рейха группенфюрером СС Рейнхардом Гейдрихом.
Операция проводилась в обстановке повышенной секретности. Был установлен кодовый сигнал, который Гейдрих по телефону передал Науйоксу: «Grossmutter gestorben» («Бабушка умерла»).
Очень быстро жители окрестных территорий услышали обращение на польском языке на фоне выстрелов. Вся операция заняла не более 4 минут.
На следующий день к немецкому народу обратился Гитлер, заявив, что Польша осуществила нападение на германскую территорию, и что с этого момента Германия находится в состоянии войны с Польшей.
Чуть позже это спровоцировало объявление войны со стороны Англии, Франции и прочих стран, имевших с Польшей союзнические обязательства. СССР на тот момент времени с Германией «договором о ненападении», подписанном 23 августа 1939 года.
Так началась Вторая мировая война, ставшая крупнейшим конфликтом в истории человечества, в которой участвовало 80% всего населения Земли. Война стала единственным конфликтом, в котором было применено ядерное оружие.
Во вторую мировую войну было втянуто более 80% населения земного шара — Российская газета
Под ружье было поставлено более 110 миллионов человек.
В боевых действиях участвовало 61 государство
Двадцать второго июня 1941 года грозило стать роковым днем в истории человечества. Трудно представить, что стало бы с ним, если бы не героические усилия Советской армии, разгромившей гитлеровские орды.
Нашествие
Вторая мировая война, развязанная в Европе фашистской Германией, а на востоке — милитаристской Японией, втянула в свою орбиту более 80% населения земного шара. Под ружье было поставлено более 110 миллионов человек. В ней участвовало 61 государство.
Прямые потери нашей страны составили около 27 миллионов человек. Большинство советских людей погибло на оккупированной территории — 15 миллионов 600 тысяч — при массовом уничтожении, в концлагерях и на принудительных работах. Фашисты отправили в рабство почти 5 миллионов наших соотечественников. К людским потерям следует добавить и то, что после войны в СССР рождаемость сократилась на 15,5%.
На территории СССР нацисты полностью или частично разрушили и сожгли 1710 городов, более 70 тысяч сел и деревень, свыше шести миллионов зданий, лишили крова около 25 миллионов человек.
Колоссальные разрушения были нанесены промышленности, сельскому хозяйству, транспорту, медицинской и социальной сферам. В огромных масштабах расхищены культурные ценности, уничтожены исторические памятники. Разрушено 1670 православных церквей, 237 римско-католических, 532 синагоги. Общая стоимость материальных потерь, понесенных Советским Союзом, выражается в астрономических цифрах!
С июня 1941 года, ведя освободительную войну против немецко-фашистских агрессоров, наши воины сражались с 607 дивизиями противника. Из них 500 соединений были отборными дивизиями германского вермахта. В то время как всем нашим союзникам, вместе взятым, противостояло в 3,5 раза меньше — не более 176 дивизий (и это с учетом воевавших в Северной Африке и Южной Италии). Не сравнимы и цифры потерь. Скажем, в США за все время войны погибло гражданского населения чуть больше 3 тысяч человек — столько же погибло в двух башнях Манхэттена во время жуткого теракта.
С кем мы воевали
Фактически вся экономика стран, покоренных Третьим рейхом, реально работала против нашего государства.
Фактически мы воевали против военно-промышленного комплекса и ресурсов всей Европы. Из Франции вермахту было поставлено более 200 тысяч автомобилей, с ее заводов шли и на них же ремонтировались танки «Рено», гитлеровцам поставлялись бомбардировщики «Дорнье». Из Чехии и Бельгии шли мощные поставки стрелкового оружия, на чешских заводах был налажен выпуск немецких танков, советскую землю топтали сапоги, сшитые на знаменитых чешских обувных фабриках. Даже из нейтральной Швеции поставлялись в фашистскую Германию подшипники для танков и подводных лодок, а также железная руда.
Поставки шли и из США. Компания «Стандарт Ойл» снабжала Германию миллионами баррелей нефти. На Канарских островах была устроена заправочная база для немецких субмарин. Она же продала нацистам через посредников большую партию хлопка, из которого производили порох, а также 25 тысяч тонн взрывчатки. Американские компании продавали немцам аппаратуру спецсвязи, взрыватели к снарядам, радиолокационное оборудование и многое другое.
А компания «Кока-кола», чтобы не засвечиваться, наладила производство на территории Германии нового напитка «Фанта». Красноармейцы часто находили в немецких пайках порошок, разбавив который водой, можно было получить апельсиновую газировку.
1 июля 1945 года 47 английских и американских дивизий без объявления войны должны были нанести внезапный удар по советским войскам
Достаточно сказать, что прибыль американских корпораций во время войны выросла с шести миллиардов в 1940 году до десяти миллиардов в 1944 году. Хорошо отлаженный довоенный американо-немецкий бизнес приносил большие дивиденды.
Во время съемок очередного фильма о Нюрнбергском процессе Питер Кузник, профессор истории Вашингтонского университета, рассказывал нам: «Одним из наиболее неприглядных и отталкивающих аспектов поведения бизнеса США в этот период была связь с нацистскими компаниями. Мы говорим о компании «Форд», мы говорим о «Дженерал Моторс», мы говорим о «Дюпон», мы говорим об «Ай-Би-Эм», «Зингер», «Интернешнл Харвестер», «Ай-Ти энд Ти», «Дженерал Электрик».
Мы можем и дальше пройтись по списку крупнейших американских корпораций. И многие из них сохраняли свои связи с Германией, большинство — вплоть до 1941 года, до начала войны. И были такие как Генри Форд, кто открыто симпатизировал режиму. На самом деле, у Гитлера в кабинете висел портрет Генри Форда, то есть его вдохновлял Генри Форд. Именно Форд публиковал газеты и брошюры в поддержку «Протокола Сионских мудрецов» — сборника антисемитских текстов с нападками на евреев.
Были такие как люди из Дома Морганов, как братья Даллас, большое количество людей, которые продолжали «спать» с немцами до определенного момента. Был Альфред Слоун, генеральный директор «Дженерал Моторс», были руководители «Ай-Би-Эм», которые поддерживали хорошие отношения с нацистами до войны и получали огромную прибыль. Во время войны бoльшая часть этой прибыли была размещена на банковских счетах, и после войны они забрали эти деньги, несмотря на то, что эти компании функционировали в Германии, используя рабский труд заключенных из России и других стран.
То есть они делали деньги, используя рабский труд, получали прибыль от рабского труда и позаботились о том, чтобы забрать эту прибыль после войны…
Фактически компания «Дженерал Моторс» получила после войны 33 миллиона долларов в качестве компенсации за свои заводы, которые разбомбили союзники. Это очень неприглядная и безобразная глава в американской истории и в американском бизнесе. В то время они фактически помогали Германии перевооружаться. Была компания «Опель», компании «Форд-Верке» и другие…
Дочерние компании крупных американских корпораций в Германии были тесно связаны с нацистами».
К сказанному можно добавить, что непосредственно с оружием в руках в составе вторгшихся полчищ гитлеровцев против нас воевали представители едва ли не всех стран Европы. Бесславный конец нашли на российских полях «голубые» и иные дивизии испанцев, итальянцев, румын, других стран. Даже логово нацистов — Рейхстаг остервенело защищали французские приспешники Гитлера.
А безвозвратные потери Красной Армии при освобождении европейских стран составили около миллиона человек.
Всего участвовало в освобождении 16 стран Европы около 9 миллионов советских граждан. Их жертвенный подвиг приблизил суровый приговор Суда народов нацистским преступникам.
Что готовили нашему народу
Сегодня это трудно, невозможно себе представить, но весенний день 9 мая мог стать одним из самых черных дней в истории Европы и особенно России. Как выяснилось на Нюрнбергском международном военном трибунале, именно в этот день, 9 мая 1941 года, главный нацистский идеолог Альфред Розенберг представил Гитлеру план расчленения Советского Союза — шестой части земного шара. И получил высочайшее одобрение фюрера. Если бы этот план Гитлеру удалось осуществить, то трудно сказать, что ожидало бы тогда человечество!
Смысл плана был в том, что Россия никогда больше не должна существовать. Ее нужно не просто захватить, ее нужно практически уничтожить, создав на ее месте множество слабых территориальных образований, которые будут враждовать между собой под присмотром рейха. Ставка делалась на сепаратистские движения и разжигание межнациональной розни.
Пришло время реализовать идею, которую Розенберг вынашивал еще с 1920-х годов: уничтожить СССР и противопоставить один славянский народ другому. «Мы стоим перед выбором: посредством жесткого и одинакового для всех обращения сделать врагами 120 миллионов человек или посредством разделения сделать впоследствии половину из них своими помощниками», — записал он в своем дневнике.
Фактически мы воевали против военно-промышленного комплекса и ресурсов всей Европы. Предприятия Франции, Бельгии, Чехии поставляли вермахту автомобили, бомбардировщики, танки, стрелковое оружие
Крым как благодатную территорию он полагал навсегда включить в состав Рейха. И увлеченно придумывал для городов полуострова немецкие названия. Вот еще одна запись в дневнике: «Фюрер одобрил мое предложение переименовать Симферополь в Готенбург, а Севастополь — в Теодорихсгафен».
Россия должна была быть расколота на множество мелких кусков или зависимых образований. Нужно было русскую нацию превратить в конгломерат маленьких наций.
То есть чтобы, условно говоря, жители Брянска не считали бы себя такими же, как жители Тулы. Розенбергу виделись разные субнациональности — мелкие, неопасные, поглощенные междоусобной враждой.
На территории России планировалось образовать пять губернаторств. В первое, под названием » Остланд», Розенберг намеревался включить Латвию, Эстонию, Литву и часть Западной Белоруссии. Всех жителей на этих территориях требовалось радикально «онемечить» на протяжении жизни всего лишь двух поколений.
Вторым губернаторством мыслилась Украина с некоторыми прилегающими территориями. Из украинцев планировалось сделать противовес русскому народу. И не просто противовес, а сугубо враждебный, настроенный крайне агрессивно ко всему русскому. Украина должна была стать опорой Германии в контроле над Россией.
Ее жителей нацисты готовились использовать весьма своеобразно. Все молодые мужчины должны служить в воинских формированиях, задача которых — совершать постоянные набеги на разрозненные российские квазигосударства, чтобы не позволять им развиваться и окрепнуть.
Все женское население и пожилые мужчины должны работать на полях и фермах, чтобы кормить эти полубандитские отряды, а также поставлять необходимые продукты в Германию. Никакого гуманитарного развития и медицины! В целом население Украины должно быть превращено в бессловесных, необразованных рабов, вымирающих от болезней и пьянства. Никакой близости между русскими и украинцами, русскими и белорусами! Это должны быть враждебные друг другу, противоборствующие нации.
Отдельным губернаторством должен был стать Кавказ, отдельным — Туркестан.
«В случае победы Гитлера, — сказал мне президент Чехии Милош Земан во время интервью, которое я брал у него для фильма о Нюрнбергском процессе, — все мы говорили бы сегодня по-немецки. И это в лучшем, почти невероятном случае. Скорее всего, мы бы умирали от голода, непосильного труда и пыток в концентрационных лагерях или были бы просто убиты… Нельзя ставить под сомнение решающую роль Советского Союза в победе над фашизмом».
Стрелять и вешать или судить?
Мысленно окидывая взором время, предшествующее Нюрнбергскому процессу, изучая историю, ясно видишь, что этого уникального в истории человечества процесса могло и не быть.
Идея проведения международного трибунала возникла и утвердилась в мировом сообществе далеко не сразу. Некоторые государственные деятели Запада думали расправиться с военными преступниками, не заботясь о юридической процедуре и формальностях. Например, еще в 1942 году премьер-министр Великобритании Уинстон Черчилль говорил, что нацистская верхушка должна быть казнена без суда. Это мнение он не раз высказывал в дальнейшем.
Похожие идеи существовали и по другую сторону Атлантики. Американский генерал Дуайт Эйзенхауэр предложил расстреливать представителей вражеского руководства «при попытке к бегству». Предлагалось полностью уничтожить весь Генеральный штаб, весь личный состав СС, все звенья нацистской партии вплоть до низовых. Президент США Франклин Рузвельт 19 августа 1944 года заявил: «Мы должны быть по-настоящему жесткими с Германией, и я имею в виду весь германский народ, а не только нацистов. Немцев нужно либо кастрировать, либо обращаться с ними таким образом, чтобы они забыли и думать о возможности появления среди них людей, которые хотели бы вернуть старые времена и снова продолжить то, что они вытворяли в прошлом».
По данным социологического опроса 1945 года, 67 процентов граждан США выступали за скорую внесудебную расправу над нацистскими преступниками, фактически за линчевание.
Англичане также горели жаждой мести и, по замечанию одного из политиков, были в состоянии обсуждать лишь место, где поставить виселицы, и длину веревок.
Небывалые злодеяния фашистов вызывали ярость во многих странах мира. Люди жаждали мести. Неудивительно, что внесудебные расправы все-таки вершились. Бойцы французского Сопротивления в порыве гнева казнили без суда более восьми тысяч фашистов и их пособников. И это далеко не единственный пример.
Но руководство СССР твердо настаивало на необходимости гласного и объективного суда, чтобы урок истории стал еще нагляднее и поучительнее. Нужен был не формальный, показной трибунал, а по-настоящему легитимный суд, решения которого опирались бы на международное право и сохранили на века незыблемый юридический и моральный авторитет. Как видим, оно оказалось гораздо дальновиднее и мудрее многих западных политиков, выступив за строгую юридическую процедуру наказания военных преступников.
Когда Черчилль пытался навязать Сталину свое мнение о бессудных расправах, тот твердо возразил: «Что бы ни произошло, на это должно быть… соответствующее судебное решение. Иначе люди скажут, что Черчилль, Рузвельт и Сталин просто отомстили своим политическим врагам!»
«Мы должны сделать так, — настаивал британский премьер на встрече со Сталиным в Кремле 9 октября 1944 года, — чтобы даже нашим внукам не довелось увидеть, как поверженная Германия поднимается с колен!»
Сталин был в принципе не согласен с такой постановкой вопроса, он ответил Черчиллю так: «Слишком жесткие меры возбудят жажду мести».
С 17 июля по 2 августа 1945 года прошла Потсдамская (Берлинская) конференция глав правительств СССР, Великобритании и США. На ней решались проблемы послевоенного устройства Европы. Там были приняты официальные обязательства — судить виновных. В итоговом документе отмечалось, что на ведущихся в Лондоне переговорах будет выработано согласованное мнение по этой проблеме и установлен конкретный срок начала процесса.
Но до реализации этой идеи было еще слишком далеко.
Нож в спину от союзников
Нюрнбергский трибунал мог не состояться и совсем по иной причине. Как недавно стало известно из засекреченных документов, у премьер-министра Великобритании Уинстона Черчилля были собственные планы.
Июнь 1941-го. Артиллеристы во время боя. Фото: Фотохроника ТАСС
Будучи обеспокоенным в конце войны победным и стремительным продвижением советских войск на Запад и усмотрев в этом угрозу прежде всего для Великобритании, он отдал приказ начальникам штабов английских вооруженных сил о разработке плана операции «Немыслимое». Этот план на 29 страницах оказался на его столе 22 мая 1945 года — через 13 дней после Дня Победы.
Предполагалось, что операция «Немыслимое» начнется 1 июля 1945 года. В этот день 47 английских и американских дивизий без объявления войны должны были нанести внезапный удар по советским войскам, не ожидающим такой подлости от союзников. Англосаксы держали не расформированными в Шлезвиг-Гольштейне и Южной Дании 12 немецких дивизий — именно на этот случай.
Личный состав дивизий тренировали британские инструкторы, готовя к грядущей войне с русскими.
План сухопутной кампании предполагал нанесение двух главных ударов в Северо-Восточной Европе: северный — по оси Штеттин — Шнейдемюль — Быдгощ, южный — по оси Лейпциг — Коттбус — Познань и Бреслау. Считалось, что исход операции должны были решить танковые сражения, развернувшиеся восточнее линии Одер — Нейсе. В случае разгрома советские войска были бы отброшены с территории Германии и Польши к государственной границе СССР. А при неудаче союзников война неизбежно приняла бы затяжной, тотальный характер.
Коварная авантюра провалилась, но напряжение среди победителей продолжало сохраняться и после 20 ноября — начала Нюрнбергского процесса. Как стало известно благодаря советскому разведчику Дональду Маклейну, американцы тоже не стояли на месте. Американские «ястребы» под предлогом «сохранения мира во всем мире» разработали проект операции «Пинчер». Проект появился на свет 2 марта 1946 года, за три дня до выступления Черчилля в Фултоне, и фактически повторял операцию «Немыслимое».
План предусматривал в случае обострения обстановки столкновение США с Советским Союзом между 1946 и 1949 годами. Сдвиг сроков войны отчасти объяснялся тем, что сухопутные войска США, по крайней мере в течение трех лет, не смогли бы иметь достаточно сил, чтобы противостоять Советскому Союзу. Использование атомных бомб в этой военной кампании пока исключалось — как в силу того, что не было эффективных средств доставки нового оружия, так и потому, что к осени 1946 года у американцев было всего 9 атомных бомб.
Дословно
Забвению не подлежит
(Из речи Главного обвинителя от СССР Р.А. Руденко на Нюрнбергском процессе):
«Вся их так называемая идеологическая работа заключалась в культивировании зверских инстинктов, во внедрении в сознание немецкого народа нелепой идеи расового превосходства и практических задач уничтожения и порабощения людей «неполноценных рас», представлявших якобы лишь удобрение для произрастания «расы господ». Их «идеологическая работа» заключалась в призывах к убийствам, грабежам, разрушению культуры, истреблению людей.
Подсудимые готовились к этим преступлениям давно, а затем их осуществляли, нападая на другие страны, захватывая чужие территории, истребляя людей».
Президент Латвии назвал «чужой» Вторую мировую войну — РБК
Латвия не участвовала во Второй мировой войне как государство, заявил президент республики Эгилс Левитс. По его словам, завершение войны не принесло Латвии освобождения, поскольку «одна оккупационная власть была сменена другой»
Вторая мировая война была «чужой» для Латвии, поскольку страна в ней «не участвовала».
Об этом президент республики Эгилс Левитс заявил после возложения цветов на Братском кладбище в Риге.
Левитс пояснил, что граждане Латвии «воевали за свои цели в составе чужих армий» и страна понесла большие жертвы среди гражданского населения.
«Я должен сказать, что Латвия — одна из стран, которые больше всего пострадали во время Второй мировой войны, не участвуя в войне как государство», — добавил он.
По словам политика, окончание Второй мировой войны не принесло Латвии освобождения, так как «одна оккупационная власть была сменена другой». «Мы были освобождены в 1990 и 1991 годах — спустя 45 лет после освобождения народов Западной Европы мы вновь обрели независимость», — заявил Левитс.
Путин заявил об отсутствии у России чувства вины за Вторую мировую войну1939 год.
От «умиротворения» к войнеСоветский Союз воспринял договоренности в Мюнхене как сговор и наглядный пример его изоляции. Политике «коллективной безопасности» был нанесен сокрушительный удар. Как и в случае с мятежом генерала Франко в Испании, западные деятели считали достижение компромисса с Гитлером более перспективным подходом, чем соглашение с Москвой.
Ученые до сих пор спорят о том, кто стал инициатором улучшения отношений между фашистской Германией и Советским Союзом – ярыми идеологическими и политическими противниками.
15 марта 1939 г. войска вермахта вошли в Чехию, на территории которой был создан протекторат Богемии и Моравии.
Днем ранее, под сильнейшим нажимом Берлина, лидеры Словакии провозгласили «независимость» и попросили «протекцию» Германии. Тогда же Венгрия с одобрения Германии после непродолжительных боевых действий против словаков, претендовавших на ту же территорию, захватила Подкарпатскую Русь (Закарпатскую Украину).
Новые захваты немецкий посол в Москве Шуленбург объяснил в своей ноте 16 марта следующим образом. Фюрер, «озабоченный» ситуацией в Чехословакии, согласился на визит чехословацкого президента Гахи. Поговорив с Гитлером, тот «с полным доверием передал судьбы чешского народа и страны в руки фюрера германского государства. Фюрер принял это заявление и высказал свое решение взять чешский народ под защиту германского государства»[3]. В ответ на эти разъяснения 18 марта нарком иностранных дел СССР Литвинов направил ноту о невозможности признания советским правительством включения Чехии в состав Третьего рейха «правомерным и соответствующим нормам международного права»[4].
После окончания Второй мировой войны выяснилось, какому сильнейшему нажиму подверглись чешские руководители в ночь с 14 на 15 марта.
Не выдержав, Гаха даже потерял сознание, и личный врач Гитлера приводил его в чувство специальными уколами.
Через пять дней ситуация повторилась с министром иностранных дел Литвы Урбшисом. Его «убедили» прислать в Берлин 22 марта специальных уполномоченных для оформления передачи Мемеля (Клайпеды) и окрестностей. Литовцы это незамедлительно выполнили[5]. Уже 23 марта в сопровождении германской эскадры на крейсере «Дойчланд» Гитлер прибыл в Мемель. В тот же день он выступил перед местной немецкой общиной.
23 марта были подписаны германо-словацкий договор о гарантии и охране и германо-румынское экономическое соглашение, предусматривавшее поставки из Румынии стратегически важного нефтяного топлива и другого сырья в Германию.
Ликвидация чехословацкого государства, рост германского могущества обеспокоили власти и общественное мнение Великобритании и Франции. Даже поклонники Чемберлена и Даладье начали требовать жестких мер против Берлина. Всю последнюю декаду марта в английском правительстве шла дискуссия о том, что дальше делать.
Москва предложила созвать для обсуждения ситуации конференцию с участием СССР, Великобритании, Франции, Польши, Румынии и Турции. Как на это реагировать? На каких условиях и с кем строить союз? Ответное британское предложение подписать англо-франко-советско-польскую декларацию о консультациях в случае агрессии не решало проблемы. К тому же Варшава не желала сотрудничать с Москвой, что демонстрировали советско-польские контакты.
Сегодня не прекращаются попытки доказать, что западные союзники накануне Второй мировой войны действовали из гуманных побуждений и вовсе не собирались направлять германскую агрессию на Восток, а их антикоммунизм основывался на высоких моральных и религиозных чувствах.
Почти сразу после окончательного уничтожения Чехословакии 26 марта 1939 г. Чемберлен писал своей сестре: «Должен признаться, что я питаю глубокое недоверие к русским. И никоим образом не верю в их способность вести эффективные наступательные действия, даже если они захотят этого. Не доверяю я и побуждениям русских, которые, на мой взгляд, имеют мало общего с идеями свободы и направлены только на то, чтобы перессорить всех остальных друг с другом.
Более того, к России относятся с неприязнью и подозрительностью большинство малых государств, в особенности, Польша, Румыния и Финляндия. Поэтому наше тесное сотрудничество с ней может стоить нам симпатии тех, кто способен оказать нам действительную помощь, если мы сумеем удержать их на своей стороне»[6].
Такую позицию разделяли многие в британском истеблишменте. Она опиралась на глубокое убеждение, что привлечение СССР к европейским делам проложит дорогу коммунизму в Европу. Часть консерваторов видели в нацистах борцов против большевизма и не воспринимали фашизм как абсолютное зло. Подобные взгляды не скрывались и были хорошо известны в Кремле. Неудивительно, что любая информация, даже непроверенная, о каких-либо контактах демократий с фашистами воспринималась в Москве крайне болезненно.
В дискуссии верх взяла позиция Чемберлена. К 27 марта британский кабинет определился – коалиция будет строиться вокруг Польши. Советский Союз для этой роли не годится. Вместе с тем, на заседании комитета по внешней политике сделали важную оговорку: «Россию надо удерживать в нашем кругу»[7].
Подобная тактика имела существенный изъян – в Кремле сидели не наивные простаки.
Поскольку британское руководство поставило на Польшу, нужно было продемонстрировать конкретные шаги. Возможность представилась сразу. Еще в октябре 1938 г. глава германского МИДа Риббентроп предложил Польше согласиться на включение Данцига (Гданьска) в состав Третьего рейха, разрешить постройку через «польский коридор» экстерриториальных шоссейной и железной дорог, а также вступить в Антикоминтерновский пакт. В случае согласия Берлин гарантировал новые германо-польские границы и готов был продлить на 25 лет германо-польский договор о ненападении 1934 г. Поляки, однако, нажиму не поддались. Варшава 23 марта 1939 г. провела частичную мобилизацию и 28 марта заявила, что изменение статус-кво в Данциге будет рассматриваться как нападение на Польшу.
В этих условиях 31 марта Чемберлен выступил в парламенте, а потом по радио, где объявил о британских гарантиях независимости Польши, с оговоркой, что британцы готовы содействовать германо-польскому урегулированию.
Известие о гарантиях Варшаве привело фюрера в бешенство. Его расчеты на «урегулирование Данцигского вопроса», надежда на то, что Польша, которой нацисты осенью 1938 г. позволили захватить Тешинскую область Чехословакии, окажется под влиянием Германии и будет союзницей в возможной войне с большевизмом, оказались несбыточными. 1 апреля Берлин пригрозил расторгнуть англо-германское военно-морское соглашение 1935 г., если Лондон не прекратит политику «окружения Германии». 3 апреля Гитлер дал указание подготовить план нападения на Польшу, который был утвержден спустя семь дней. Поменялась и дипломатическая стратегия немцев. Была поставлена задача максимальной изоляции Польши с одновременным давлением на англичан и французов, чтобы те не смогли выполнить заявленные гарантии. Имелась также в виду нейтрализация потенциального участия СССР в войне на стороне западных союзников и поляков.
Англичане усиленно приободряли Варшаву. С 4 по 6 апреля состоялся визит министра иностранных дел Польши Бека в Лондон, во время которого было сделано много громких заявлений, в том числе о подготовке соглашения о взаимопомощи.
Чувство эйфории охватило польских лидеров. Им казалось, что создается мощный барьер против посягательств на территориальную целостность и независимость Польши. При этом мало кто задавался резонным вопросом – а как Великобритания собирается выполнять свои обязательства? Уже тогда раздавались трезвые голоса, что без привлечения Красной армии подобного рода гарантии лишены смысла. Такого мнения придерживался, в частности, видный британский военный эксперт Лиддел Гарт. Доступные ныне архивы свидетельствуют, что англичане и не собирались защищать Польшу. Меры вооруженной помощи полякам не предполагались. Выступая в парламенте или на заседании кабинета в апреле 1939 г., Чемберлен не раз разъяснял, что смысл гарантий – это не защита отдельных стран от Германии, а стремление предотвратить установление над континентом немецкого господства, в результате чего усилилась бы мощь Германии и ее угроза безопасности Британии[8]. При этом британский премьер поддержал Бека в его политике против СССР: «Я во многом согласен с ним, ибо рассматриваю Россию как весьма ненадежного друга, обладающего очень скромными возможностями для активной помощи, но огромной способностью раздражать других»[9].
Форин офис счел необходимым 13 апреля 1939 г. телеграфировать своим послам, что у правительства Его Величества «нет намерения заключать двустороннее соглашение о взаимной помощи с советским правительством»[10].
Без союза, без соглашения, без обязательств. Как же западные союзники собирались удерживать Советский Союз в своей орбите? В какой-то степени это до сих пор загадка, поскольку предпринятые ими шаги скорее отторгали, чем привлекали Кремль. Британский министр иностранных дел лорд Галифакс, а вслед за ним его французский коллега Бонне пытались убедить Москву взять на себя односторонние гарантии, т.е. СССР, по примеру англичан с французами, должен был заявить, что в случае войны поддержит Польшу, Румынию или прибалтийские страны. Другим приемлемым вариантом англичане считали «благожелательный советский нейтралитет», когда СССР не ведет боевых действий на чужих территориях, а снабжает подвергшихся германской агрессии оружием и сырьем. Опыт гражданской войны в Испании и судьба Чехословакии заставляли Кремль воспринимать подобные предложения без воодушевления.
При чтении шифртелеграмм, отчетов послов и различных записок Сталин часто добавлял одно слово: «болтовня». Литвинов чуть более дипломатично заявил французскому и британскому послам в Москве, что советских руководителей уже достаточно накормили обещаниями и поводили за нос. Полпред в Великобритании Майский довел эту мысль до Галифакса еще проще: «Советское правительство верит делам, а не словам».
Отказавшись от идеи односторонних гарантий, Литвинов свел воедино все предложения и 15 апреля направил Сталину записку, в которой обосновал возможность трехстороннего альянса Франции, Британии и СССР[11]. Суть его предложений – взаимная помощь в случае агрессии; поддержка государств, имеющих общие границы с СССР; срочное заключение соглашения о конкретных формах взаимопомощи и обязательства всех сторон не заключать сепаратный мир. Получив согласие «инстанции», Литвинов 17 апреля вручил британскому послу советские предложения из восьми пунктов[12], вокруг которых и развернулась дипломатическая борьба.
Для обсуждения вопросов внешней политики в Москве 21 апреля созвали специальное совещание. Оно состоялось в кабинете Сталина в Кремле и велось без протокола. Его участники – члены Политбюро Ворошилов, Молотов, Микоян и Каганович, нарком иностранных дел Литвинов, его заместитель Потемкин, вызванные из Лондона и Берлина полпреды Майский и Мерекалов, а также советник полпредства в Париже Крапивенцев. Некоторые ученые, ссылаясь на неопубликованные тетради Мерекалова, придают этому совещанию принципиальное значение, полагая, что именно тогда было принято решение о переориентации внешнеполитического курса на Германию и снятии Литвинова с поста наркома. Однако эта версия вызывает сомнения. Судя по тетрадям, Мерекалов будто бы прозорливо ответил на вопрос Сталина о будущей политике Гитлера, заявив, что тот сначала оккупирует Польшу, потом разобьет Францию, а затем нападет на СССР. Скорее всего, такие «предсказания» посол записал уже после того, как эти события состоялись. Мерекалов, к примеру, не помнил, что в совещании участвовал Литвинов («его не приглашали»), хотя вышел из кабинета Сталина вместе с наркомом[13].
Примечательно, что после 21 апреля Мерекалов к переговорам с высшими немецкими чиновниками почти не привлекался. Их чаще вел временный поверенный в делах Астахов. В дневниках Майского сохранилась короткая запись обсуждения внешнеполитических вопросов, по всей видимости, именно 21 апреля. Там речь идет исключительно о переговорах с западными союзниками, Германия даже не упоминается[14]. Невозможно также представить, чтобы Сталин обсуждал отставку Литвинова в присутствии его подчиненных.
Литвинова сняли 3 мая 1939 г. Генсек принял его в своем кремлевском кабинете на 35 минут. Телеграмму советским полпредам за границей, в которой объяснялась причина отставки, Сталин продиктовал лично: «Ввиду серьезного конфликта между председателем СНК т. Молотовым и наркоминделом т. Литвиновым, возникшего на почве нелояльного отношения т. Литвинова к Совнаркому Союза ССР, т. Литвинов обратился в ЦК с просьбой освободить его от обязанностей наркоминдела. ЦК ВКП (б) удовлетворил просьбу т. Литвинова и освободил его от обязанностей наркома.
Наркоминделом назначен по совместительству председатель СНК Союза ССР т. Молотов»[15]. Сторонние наблюдатели связывали смещение Литвинова с отходом советского руководства от политики коллективной безопасности. Большинство германских газет расценило отставку «как конец политики союзов с западными капиталистическими державами». Однако отсутствуют документальные свидетельства, подтверждающие, что у Кремля в то время имелся конкретный план действий и там точно знали с кем и какие союзы заключать.
В апреле 1939 г. свой вклад в европейскую безопасность решил внести президент США Рузвельт. Как известно, в сентябре 1938 г. в своей переписке с Гитлером он в целом поддержал Мюнхенское соглашение. В телеграмме от 15 апреля на имя Гитлера и Муссолини Рузвельт предложил им взять на себя обязательства не нападать на 31 европейское и азиатское государство (они перечислялись). Прочитав текст, Муссолини, по собственным словам, подумал, что у президента США «плохо с головой». Нацисты поступили тоньше.
В считанные дни немецкие дипломаты связались с большинством стран из «списка» (как правило, соседями) и потребовали ответа на два вопроса: действительно ли государства чувствуют, что Германия им угрожает, и уполномочивали ли они Рузвельта делать такого рода заявления от их лица? Несложно предположить, как ответили немцам. 28 апреля Гитлер выступил в рейхстаге с большой речью, в которой иронизировал над предложениями американца. Пользуясь моментом, фюрер обрушился с критикой на поляков и британцев и заявил, что денонсировал польско-германский пакт о ненападении и англо-германское соглашение об ограничении военно-морских сил.
В отличие от предшествующих выступлений, Гитлер почти ничего не сказал о Советском Союзе. Это было не случайно. К сожалению, часть документов высших органов власти Третьего рейха погибла в годы войны. Историкам буквально по крупицам приходится реконструировать события. Вполне возможно, что письменных свидетельств вообще не существовало, поскольку важные решения зачастую принимались устно.
Есть основания утверждать, что с конца апреля – начала мая 1939 г. высшее германское руководство начало предпринимать скоординированные действия по улучшению германо-советских отношений. Это были не робкие сигналы, а целые каналы информации (от разведки и дипломатии до бизнеса и прессы).
Многие ученые называют отправной точкой встречу между полпредом Мерекаловым и статс-секретарем германского министерства иностранных дел Вайцзеккером, которая состоялась 17 апреля в Берлине. Согласно немецкой записи, советский посол недвусмысленно заявил о желании улучшить политические отношения между странами. Однако текст советской записи не содержит таких фраз[16]. Каких-либо инструкций обсуждать политические вопросы Мерекалов не получал.
Куда важнее последующие события. Так, сразу после речи фюрера в рейхстаге была свернута антисоветская пропаганда в Германии. Затем, как это часто бывало у фюрера, на бывшего вице-канцлера, посла Германии в Турции фон Папена было возложено деликатное поручение.
5 мая под благовидным предлогом (протокольный визит в связи с назначением и прибытием в Анкару) он встретился с советским посланником Терентьевым и, отбросив дипломатические формальности, заявил ему, что «не видит никаких вопросов, которые могли бы затруднить сближение между СССР и Германией и создавали бы неразрешимые противоречия между обоими государствами», что «идеологию надо оставить в стороне и вернуться к былым бисмарковским временам дружбы»[17]. Показательно, что Терентьев в своем первом отчете в Москву не придал этому значения, за что получил выговор от нового наркома Молотова: «…Вы взяли неправильный тон. Вам надо быть с ним таким же вежливым, как с французом или другим послом, не отворачиваться от него, выслушивать его заявления, если он их захочет сделать. Тогда Вы правильно выполните обязанности советского полпреда»[18]. Через три дня (9 мая) Терентьев отправился к Папену с ответным визитом. В подробной телеграмме в Москву он представил поведение германского посла уже в положительных тонах[19].
Принципиально важно, что на протяжении последующих месяцев все высшие немецкие чиновники почти дословно повторяли высказывания Папена.
10 мая в своей баварской резиденции Бергхоф (Оберзальцберг) Гитлер принял вызванного из Москвы советника германского посольства Хильгера. Последний в присутствии генерал-полковника Кейтеля, Риббентропа и заведующего восточно-европейской референтурой Отдела экономической политики МИД Германии Шнурре осветил положение в Москве и обосновал необходимость сотрудничества с СССР. На следующий день в Берлин прилетел посол Шуленбург. В течение недели, пока посол находился в столице, Риббентроп вместе со своими сотрудниками составил основные тезисы, с помощью которых впоследствии нацистская пропаганда оправдывала сближение с заклятым политическим врагом. Их суть сводилась к тому, что Советский Союз – это уже другая страна. Сталин «строит национальное государство», где коммунизм не играет существенной роли. Новый советский патриотизм опирается на традиционные ценности с многочисленными заимствованиями из царского прошлого.
Коммунистический интернационал «больше не является важным фактором». Соответственно, идеологические препятствия уже не мешают добрососедским отношениям. Шуленбург получил инструкции «очень-очень осторожно» сообщить Молотову о возобновлении торговых переговоров и посмотреть на реакцию советского наркома.
Апрельско-майские сигналы из Германии заинтересовали Кремль, но не привели к существенным изменениям. В ходе встречи Молотова с Шуленбургом 20 мая нарком был не очень дружелюбен и заявил, что у него складывается впечатление, будто Германия, вместо ведения серьезных экономических переговоров, предпочитает «играть» в какие-то игры. В таких играх Советский Союз не заинтересован. Если же Германия хочет успеха в экономических переговорах, то для этого должны быть «соответствующие политические основания»[20]. В этом высказывании Молотова отдельные ученые видят намек на идеологические сдвиги или даже будущий пакт. В действительности, это была старая идея. Дело в том, что многие инициативы по торговым, экономическим и финансовым договорам капиталистических стран с СССР ранее заканчивались ничем.
С учетом предшествующего негативного опыта, советские дипломаты пришли к выводу, что для успеха экономических сделок желательно иметь какое-то базовое политическое соглашение.
Для германской стороны такой поворот в рамках переговоров о торговле и кредитах стал неожиданностью. Несколько дней немцы находились в замешательстве. Риббентропу казалось, что Советский Союз может вообще отказаться от каких-либо переговоров. Он попросил итальянцев «надавить» на японцев, чтобы те гарантировали безопасность советских интересов на Дальнем Востоке. Однако из Токио пришел быстрый отказ. Два дня высшие германские чиновники гадали – Молотов «душит» контакты или он «за»? Решили действовать через Вайцзеккера. Фюрер одобрил, и 30 мая, в хорошо спланированной встрече с советским поверенным в делах Астаховым, статс-секретарь театрально отложил в сторону карандаш и блокнот и предложил поговорить «неофициально». Далее последовали «сугубо личные» сентенции о нормализации отношений, уже доведенные до Москвы по другим каналам.
С одним исключением – Вайцзеккер использовал любимое изречение Гитлера: «В нашей лавке много товаров. Берите то, что хотите». 10 июня подробный отчет Астахова лежал на столе у Сталина[21]. Но быстрой реакции из Москвы опять не последовало. За своеобразный ответ немцы восприняли речь Молотова от 31 мая на сессии Верховного Совета СССР, не содержавшую резкой критики Германии. Но этого было явно недостаточно. 17 июня, находясь в командировке в Берлине, Шуленбург настоял на встрече с Астаховым. Сначала он высказал пожелание о большей уступчивости с советской стороны по поводу поставок сырья. Затем просил разъяснения о «политической базе», а потом прямо заявил, что пришло время для кардинального улучшения отношений, повторив фразу о «лавке, в которой много товаров». Шуленбург сделал важное уточнение – «под товарами подразумевались и политические выгоды»[22]. Тем не менее, советское руководство по-прежнему проявляло сдержанность.
Такая медлительность и настороженность Москвы раздражали Гитлера, и 29 июня он решился на временное приостановление переговоров.
В литературе этот демарш часто преподносится как дипломатическая победа фюрера. Испугавшись разрыва, русские будто бы стали сговорчивее. На самом деле, как показывают документы Политбюро, именно немцы пошли на компромисс. Советская сторона настаивала на увеличении срока кредита (до 7 лет), уменьшении его процента (до 4,5%) и полном одобрении списков заказываемых оборонных товаров. Поскольку Сталин согласился увеличить объемы советских поставок, Гитлер пошел навстречу почти по всем пунктам. 14 июля эта торговая сделка была одобрена решением Политбюро, которое вождь лично отредактировал[23]. 22 июля ТАСС сообщил о возобновлении переговоров. В тот же день Вайцзеккер официально уполномочил Шуленбурга возобновить прерванные переговоры. Таким образом, до конца июля Берлин и Москва еще ни о чем конкретном не договорились.
Большую часть времени у советского руководства в мае – июле занимали переговоры вокруг заключения союза с Великобританией и Францией. Возглавив Наркомат иностранных дел, Молотов сразу заверил британского и французского послов, что советская внешняя политика останется неизменной.
Правда, он сделал оговорку: «если не произойдет каких-либо изменений в международной обстановке и в позиции других держав»[24]. Как и Литвинов, Молотов был против односторонних гарантий. В этом вопросе среди советских дипломатов имелись расхождения. Полпред во Франции Суриц и первый заместитель наркома иностранных дел Потемкин полагали возможным принять предложение Парижа и Лондона за основу. Майский отвергал его, т.к. оно не предполагало взаимных гарантий. После некоторых раздумий Сталин и Молотов 14 мая одобрили памятную записку, которая стала официальной позицией советских переговорщиков[25]. Во главу угла ставился принцип равноправия и взаимной помощи без односторонних гарантий и необходимость заключения военного соглашения между союзниками.
Но это не устраивало Чемберлена, который по-прежнему не верил русским и не хотел обязывающего договора с «Советами». Он выдвинул новое предложение ограничиться всего лишь декларацией о намерениях без обязательств со стороны Великобритании с одновременной передачей рассмотрения конкретных вопросов европейской безопасности в Лигу наций.
В Москве идею Чемберлена не оценили. 27 мая Молотов устроил «холодный душ» британскому и французскому послам[26]. Он обвинил их в отсутствии интереса к созданию эффективного альянса против агрессоров и желании заниматься бесплодными разговорами, а не делом. Глава советского правительства раскритиковал механизм взаимопомощи через Лигу наций: допустим, на Советский Союз совершено нападение, а «представитель какой-нибудь Боливии будет рассуждать в Совете (Лиги наций), имеется ли наличие акта агрессии против СССР, нужно ли оказывать СССР помощь, а в это время агрессор будет поливать советскую территорию артиллеристским огнем. Советское правительство не может признать приемлемой подмену эффективной помощи жертве одними разговорами по данному вопросу»[27]. Галифаксу пришлось фактически дезавуировать «блестящую идею» Чемберлена словами, что ссылки на Лигу наций имели целью успокоить британское общественное мнение.
Вопрос о союзе упирался также в предоставление гарантий прибалтийским государствам в случае германского нападения, на чем настаивал СССР.
Англичане не хотели таких гарантий. Чтобы как-то сдвинуть переговоры с мертвой точки, Иден, бывший ранее министром иностранных дел, предложил свою кандидатуру для поездки в Москву, а бывший премьер-министр Ллойд Джордж, к ужасу Чемберлена, порекомендовал послать в качестве главы делегации его оппонента Черчилля. Со своей стороны Молотов попросил Майского намекнуть Галифаксу, что в СССР «приветствовали бы его приезд»[28]. Но направление на переговоры людей, способных договариваться, не входило в планы британского кабинета и лично Чемберлена. В Москву 14 июня прибыл заведующий центрально-европейским департаментом МИД Великобритании Стрэнг, который получил инструкции твердо отстаивать британскую позицию.
29 июня с одобрения Сталина в газете «Правда» вышла статья члена Политбюро Жданова «Английское и французское правительства не хотят равного договора с СССР» с критикой западных переговорщиков. В статье задавался ряд вопросов: почему западные союзники, когда хотели заключить пакт или предоставить кому-либо гарантии, находили способы действовать быстро, и из-за чего столько проволочек с переговорами в Москве? И давался ответ: британское и французское правительства не хотят заключать договор, основанный на взаимной ответственности и равных обязательствах.
Они желают обвинить Советский Союз в срыве переговоров и оправдать новую сделку с агрессорами.
Статья возымела свое действие, и 1 июля западные правительства согласились дать гарантии странам Прибалтики, предложив перенести список гарантируемых стран в секретный протокол[29]. Но оставались нерешенными проблема толкования понятия «косвенная агрессия» и вопрос о заключении военного соглашения. Существует версия, что тезис о «косвенной агрессии» специально изобрела советская сторона для затягивания переговоров. Однако этот термин первыми использовали англичане еще в апреле 1939 г.[30]
В июле переговоры опять застопорились. Всем было ясно, что необходимо что-то делать. Французский посол в Москве Наджиар рекомендовал заключить договор с СССР, оставив в стороне англо-французские оговорки. Однако британцы не собирались уступать. Галифакс говорил на заседании комитета по внешней политике, «что не стоит забывать о том, какой эффект может оказать на образ мыслей господина Гитлера наше согласие встать на колени перед русскими в поисках их поддержки.
У Гитлера и так очень невысокое мнение о России, и наши действия могут только утвердить его во мнении, что мы – слабый и мягкотелый народ». Чемберлен в это же время писал сестре: «если мы все-таки подпишем это соглашение, то, полагаю, многие, и я в первую очередь, согласятся с тем, что это нельзя будет рассматривать как большую победу. Я ставлю военные возможности русских столь же низко, сколь высоко оцениваю германские. Я считаю, что они могут подвести нас в самую трудную минуту, даже сами переговоры с ними уже вызвали непонимание некоторых наших друзей. Я сторонник проведения гораздо более жесткой линии с ними во всем, но мои коллеги зачастую не разделяют этого взгляда».[31]
Недоверие было взаимным. 17 июля Молотов сообщал советским полпредам в Лондоне и Париже: «Только жулики и мошенники, какими проявляют себя все это время господа переговорщики с англо-французской стороны, могут, прикидываясь, делать вид, что будто бы наше требование одновременности заключения политического и военного соглашения является чем-то новым в переговорах, а в прессе пустили даже утку, что мы требуем будто бы военного соглашения предварительно, то есть до заключения политического соглашения.
Непонятно только, на что эти мелкотравчатые купчишки рассчитывают, когда пускаются в переговорах на такие неумные проделки. Видимо, толку от всех этих бесконечных переговоров не будет, и придется их послать к черту. Тогда пусть пеняют на себя»[32].
Не добившись компромисса по политическому соглашению, британцы и французы договорились о направлении в Москву военных делегаций, которые прибыли в советскую столицу 11 августа. Руководство СССР отнеслось к этим переговорам со всей серьезностью. В отличие от западных союзников (их миссии возглавили главный морской флигель-адъютант короля Дракс и член Верховного военного совета Франции Думенк) в состав советской делегации вошли высшие военачальники – нарком обороны Ворошилов, начальник Генерального штаба, его заместитель и командующие флотом и авиацией. Все заседания миссий записывались, экземпляры записей в тот же день отправлялись Сталину и Молотову.
В литературе часто встречается утверждение о гибкости и уступчивости французского правительства.
Фраза министра иностранных дел Бонне – «лучшая политика в отношении Советов – не создавать впечатление, что они нам так уж сильно нужны» – заставляет, по крайней мере, в этом сомневаться. Французский генштаб до весны 1939 г. неоднократно выступал против каких-либо военных переговоров с Советским Союзом.
Высшее политическое и военное руководство Франции еще с домюнхенской эпохи следовало в фарватере британской политики. Внешне создавалось впечатление, что французы активны и им действительно нужен союз с Советской Россией. Военный атташе в Москве генерал Палас 13 июля в секретной записке докладывал Даладье, совмещавшему посты главы правительства и военного министра: «настороженность и недоверие, возникшие в ходе переговоров, исчезнут только в случае выработки четких договоренностей», русские готовы выставить до 100 дивизий против немцев и просят польский коридор для их прохода, «следует немедленно установить контакт с советским Генштабом, подготовить умонастроение поляков … к принятию наших предложений».
И предупреждал: «…если нам не удастся быстро договориться, то мы увидим, что СССР сначала самоизолируется, заняв нейтральную выжидательную позицию, а затем добьется соглашения с Германией на основе раздела Польши и прибалтийских стран»[33]. Во Франции было немало прозорливых людей, которые, подобно Паласу, требовали наладить конструктивные отношения с СССР. Но не они определяли государственную политику. В Москве неоднократно возмущались лицемерием и лживостью Бонне, и не без оснований не доверяли Даладье. К сожалению, именно эти политики оказались в руководстве страны, и значительная часть французского общества поддерживала их курс.
Собственную позицию имели польские вожди. Она основывалась на принципе «равноудаленности», т.е. недопущения союза ни с Германией, ни с Россией. Таким способом предполагалось «держать на дистанции» потенциальных противников и «не дать повода» для взаимного недовольства и агрессии. Альянс с Великобританией и Францией Варшава считала главной гарантией независимости страны.
Важным элементом польской стратегии были антисоветизм и русофобия. Многие высказывания польских лидеров стали известны только после Второй мировой войны и открытия западных архивов. Преемник Пилсудского маршал Рыдз-Смиглы объяснял французскому послу в Варшаве в мае 1938 г.: «Если немец остается нашим противником, он все же вместе с тем европеец и человек порядка, в то время как русские для поляков – сила варварская, азиатская, разрушительная и разлагающая стихия, любой контакт с которой обернется злом, а любой компромисс является самоубийством»[34]. Через год (в мае 1939 г.), принимая у себя папского нунция, министр иностранных дел Бек объяснил, что отношение к восточному соседу не поменялось: «Если британская гарантия Польше – это средство против войны, то союз с Россией – это способ начать войну».[35]
Правители Польши категорически не желали пускать Красную армию на свою территорию, поскольку боялись социального и национального взрыва в восточных кресах, где основную часть населения составляли белорусы и украинцы.
При этом Варшава почему-то надеялась, что «Советам все равно некуда деваться», что уничтожение Польши не в интересах СССР.
Логика польских вождей имела резон. Совокупная военная мощь Великобритании, Франции и Польши не уступала германской. Но союзники Варшавы не собирались оказывать действенную военную помощь Польше, а поляки такую альтернативу даже не рассматривали.
Британские и французские военные не питали особых иллюзий по поводу боеспособности своего основного союзника на Востоке – польской армии. В конце апреля – начале мая в Лондоне представители штабов западных армий подробно проанализировали шансы Польши и пришли к неутешительному выводу, что «коллапс наступит на самой ранней стадии войны». Тем более удивительно, что 17 мая после переговоров в Париже с министром военных дел Польши Каспжицким начальник французского Генерального штаба Гамелен и главнокомандующий французскими вооруженными силами Жорж заверили партнера, что в случае нападения Германии на Польшу «французская армия перейдет границу и двинется против немцев».
При этом не преминули напомнить полякам, что «в сентябре 1938 г. общая обстановка и мероприятия, проведенные Францией, предоставляли гораздо больше возможностей, чем теперь, для вмешательства против Германии»[36]. Позднее выяснилось, никакие наступательные мероприятия не планировались. Французы собирались придерживаться оборонительной войны, «ожидая» подходящего момента. Однако польские военные вернулись в Варшаву, воодушевленные будущей «помощью» союзника.
Летом 1939 г. поляки попросили у англичан заем на 40 лет в размере от 60 до 65 млн фунтов стерлингов (в современных ценах это чуть менее 4 миллиардов фунтов). Причем, треть этого кредита они были готовы «взять золотом». В Лондоне отнеслись к такой идее резко отрицательно. Министерство финансов просило Кабинет министров довести до сведения Варшавы, что «денег для поляков нет». Британские эксперты скрупулезно подсчитали с учетом валового продукта и долгов Польши, что максимальная сумма, на которую они реально могут рассчитывать без угрозы дефолта, не должна превышать 22 млн фунтов.
Но и ее отказывались дать. После продолжительных дебатов предложение Лондона свелось к максимальной сумме в 10 млн кредита на покупку британских военных товаров. Для получения части кредита наличными от поляков потребовали понизить курс злотого. Прижимистость англичан разочаровала польских руководителей. Им сильно не понравилось требование Лондона контролировать расходование средств, и уязвленные просители прервали переговоры, отказавшись от финансовой помощи англичан.
Несмотря на гарантии западных союзников, официального соглашения об альянсе у Польши с Великобританией длительное время не было. Стороны обменивались меморандумами, но Бек не торопился, полагая, что подобное соглашение не стоит связывать с англо-франко-советскими переговорами. Лишь 2 августа, в связи с нарастанием кризиса в отношениях с Германией, Бек попросил возобновить переговоры о союзе, который был оформлен 25 августа в Лондоне в виде соглашения о взаимопомощи и секретного договора.
До конца июля центром большинства дискуссий между германскими и советскими представителями было в основном торгово-кредитное соглашение.
Другие вопросы затрагивались в самой общей форме. Но немцы настойчиво предлагали обсуждение политических проблем, причем столь откровенно, что временный поверенный в делах СССР в Берлине Астахов попросил Москву сообщить, «как в таких случаях держаться»[37]. Шнурре, Хильгер, Шуленбург, Вайцзеккер и другие повторяли одни и те же мысли. Приходили с записями предшествующих бесед, показывали эти записи и снова повторяли: «Мы готовы договариваться. Нам надо договариваться. Скажите, чего вы хотите». При этом не скрывали, что имеют «прямые указания свыше», ссылаясь на Риббентропа, «который в точности знает мысли фюрера»[38]. Осторожность советской стороны, ее нежелание конкретизировать политические пожелания нервировали немцев, тем более что это происходило на фоне англо-франко-советских переговоров и предстоящего приезда в Москву военной делегации союзников. Очевидно, перелом произошел 2 августа, когда Риббентроп пригласил к себе Астахова и прямо сказал ему, что Германия готова договориться «по всем проблемам, имеющим отношение к территориям от Черного до Балтийского моря», что Данциг будет германским, что «за неделю – десять дней» Германия сможет «начисто выбрить Польшу»[39].
Рассчитывая, что Астахов сразу же сообщит об этом в Москву, Риббентроп требовал полной конфиденциальности. Именно эти фразы в отчете Астахова Сталин подчеркнул[40].
3 августа глава германской делегации Шнурре впервые предложил подписать секретный политический протокол. 5 августа он попросил Москву высказаться об ее отношении к этому предложению. 7 августа Молотов отказался.10 августа немцы фактически «раскрыли карты». Шнурре уведомил Астахова, что возможно начнется война с Польшей и «германское правительство хотело бы знать, какова будет в этом случае позиция советского правительства». При этом он недвусмысленно дал понять, что заключение соглашения с Англией и Францией «будет плохим введением» к советско-германским переговорам[41]. Со слов Шнурре, германское правительство готово сделать все, чтобы не угрожать и не задевать советские интересы, «но хотело бы знать, к чему эти интересы сводятся». Через два дня Берлин получил краткий ответ от Молотова: «Перечень объектов нас интересует.
Разговоры о них требуют подготовки и некоторых переходных ступеней… от торгово-кредитного соглашения к другим вопросам. Предпочитаем вести разговоры по этим вопросам в Москве»[42]. Составляя ответ, советское руководство уже знало, каков ранг английских и французских военных переговорщиков и что у британцев вообще отсутствует мандат на принятие решений. С этого времени все эвфемизмы были отброшены, немецко-советские контакты активизировались, обмен мнениями велся предельно откровенно. Ради подрыва московских переговоров с Западом и обещания невмешательства СССР в конфликт с Польшей немцы проявили готовность пойти на уступки.
18 августа Риббентроп прислал проект договора объемом в четыре строки. Когда Шуленбург 19 августа зачитал этот текст Молотову, тот подчеркнул необходимость использовать уже существующие типичные договоры и уточнить содержание протокола. Уже через два часа, согласовав вопрос со Сталиным, Молотов передал советский текст проекта, который и лег в основу договора.
Записи переговоров, составленные советской и немецкой сторонами, не обнаружены, если они вообще существовали. До сих пор не известны черновые варианты и детали обсуждения секретного протокола. Но он фактически соответствовал тому, что Берлин в конце июля называл отсутствием неразрешимых проблем «от Балтийского до Черного моря», и в целом шел навстречу советским пожеланиям.
Как известно, 21 августа Гитлер лично обратился к «господину Сталину» с просьбой принять Риббентропа «во вторник 22 августа, но не позднее среды, 23 августа» для обсуждения и подписания договора о ненападении и «дополнительного протокола». При передаче письма в первой половине дня немецкий посол добавил, что если «советское правительство пожелает еще внести что-нибудь в протокол, то … это будет сделано». Необходимость срочного ответа Шуленбург обосновал весьма красноречиво: «Риббентроп в Берлине сидит как на углях»[43]. Сталин ответил незамедлительно. В его кремлевском кабинете примерно с 14 часов дня до 20 часов вечера находились Молотов, Ворошилов, Микоян и Каганович.
Генсек лично отредактировал проект сообщения ТАСС о заключении торгово-кредитного соглашения и намерении заключить договор о ненападении с Германией. В 17 часов Молотов принял Шуленбурга и передал ему ответ Сталина на письмо Гитлера.
В российских архивах сохранился уникальный документ. Это немецкий вариант договора о ненападении. Сталин внес в его русский перевод изменения, которые вошли в окончательную редакцию документа. Вождь поменял немецкое предложение срока действия договора с пяти на десять лет, а также зачеркнул абзац о том, что договор действителен лишь при одновременном подписании особого протокола[44].
Как известно, военные переговоры западных союзников с СССР окончились безрезультатно. Непреодолимым препятствием стал отказ Польши пропускать войска Красной Армии через свою территорию. Как показывают документы Военного министерства Франции, французский военный атташе в Варшаве Мюсс попытался убедить поляков пойти навстречу советским пожеланиям. 18 августа он заявил начальнику польского Главного штаба Стахевичу, что «русские проявляют решимость оказать коалиции эффективную, реальную, прямую помощь; они не хотят быть союзниками второй зоны, ограничиваясь снабжением сражающихся.
К тому же, они хотят воевать на стороне Польши независимо от того, каким образом будет начата война. Их предложение о сотрудничестве действительно во всех случаях, если Польша будет в состоянии войны с Германией»[45]. Аргументы Мюсса не подействовали на Стахевича. На следующий день, 19 августа, уже в сопровождении британского военного атташе Суорда француз опять пошел убеждать Стахевича. Тот в очередной раз заявил о невозможности полагаться на Москву, красноречиво добавив: «Мы здесь представляем три порядочные страны, и мы взаимно верим в наши обязательства; с русскими – совершенно другое дело». Вечером Бек принял французского посла Ноэля и подтвердил ему точку зрения Варшавы: «Польское правительство согласно с маршалом (Рыдз-Смиглы — авторы) и поддерживает его позицию, что оно не желает иметь с СССР никакого военного соглашения и …не допустит, чтобы в какой-либо форме обсуждалось использование иностранными войсками части польской территории». Получив известие о полете Риббентропа в Москву, МИД Франции срочно потребовал от Ноэля переубедить Бека.
23 августа в 12 часов 15 минут Бек, наконец, уступил, не преминув вновь продемонстрировать глубокое неприятие к вводу советских войск. Он согласился на следующую формулировку: «Мы достигли уверенности, что в случае совместных действий против германской агрессии сотрудничество между Польшей и СССР, при технических условиях, которые надлежит определить, не исключено»[46]. Французские и британские военные надеялись, что это обтекаемое «согласие» позволит продолжить переговоры в Москве. Однако для Кремля это уже не имело принципиального значения – там определились с выбором.
23 сентября, через месяц после провала переговоров, Ворошилов в беседе с французским военным атташе генералом Паласом, отбросив дипломатический этикет, высказал все, что думает о переговорах в августе: «Вы поставили нас в глупое положение»; «мы хотели искренне договориться с вами»; «мы не могли ждать, пока немцы разобьют польскую армию»; «вы не хотели договариваться и не подавали никаких надежд». Палас по существу ничего не мог возразить, повторяя только, что французы тоже хотели договориться[47].
В условиях нарастания международной напряженности в Европе появилось немало лиц, которые пытались помирить Германию и Великобританию. Как правило, это были политики правых взглядов, бизнесмены, военные, сотрудники спецслужб, журналисты и др. В научной литературе такие попытки называют любительской дипломатией, хотя сам термин заимствован из британских официальных документов.
Нацисты специально использовали такого рода неформальные контакты. Это позволяло поддерживать напряжение, создавать атмосферу неопределенности и таинственности. Гитлер умело культивировал иллюзию альтернативной дипломатии, когда приватные контакты с кем-то из высокопоставленных нацистов будто бы могли достичь результата. К примеру, 17 июля 1939 г. в Лондон на конференцию по китобойному промыслу прилетел экономический советник Геринга по четырехлетнему плану Вольтат. До этого он уже обсуждал с британскими консерваторами возможности «развития отношений». 19 июля Вольтат встретился с Вильсоном, главным советником Чемберлена.
Речь шла о создании «необходимых условий для сотрудничества». К большому неудовольствию Чемберлена, проводивший конференцию министр Хадсон (который в конце марта нанес бесплодный визит в Москву) проявил неуместную инициативу. А затем поделился её итогами в общении с прессой. Разразился скандал. Выяснилось, что премьер не поставил в известность о беседах с Вольтатом свой собственный МИД.
Затем Дитрих, шеф пресс-бюро рейха, пригласил в Германию личного друга Чемберлена, медиа-магната лорда Кемсли. 27 июля Гитлер принял Кемсли и в ответ на вопрос, что нужно сделать для «улучшения взаимопонимания», предложил каждой из сторон изложить свои требования на бумаге. Идея понравилась Лондону. Соблюдая строжайшую секретность, Чемберлен, Галифакс и Вильсон подготовили письмо фюреру. Получив послание, Дитрих сначала сделал вид, что плохо понимает по-английски, а затем засомневался в предложении Гитлера зафиксировать пожелания сторон на бумаге. 17 августа Дитрих сообщил разочарованному Кемсли мнение фюрера: «Пока доверие не восстановлено, нет какого-либо объекта для подготовки переговоров»[48].
Наибольшую известность получила деятельность шведского предпринимателя Далеруса, женатого на состоятельной немке и имевшего коммерческие интересы в Германии. Швед пытался организовать контакты между Герингом и руководством Соединенного Королевства. С 6 по 8 августа Далерус встречался с Герингом и обсуждал с ним идею организации конференции для поиска способов мирного урегулирования конфликтных проблем. Как позднее вспоминал сам Далерус, ему показалось, что Геринг отнесся к его предложениям с интересом. После чего шведский бизнесмен стал добиваться позитивной реакции от англичан. Но до вечера 25 августа никакого конкретного ответа из Лондона не поступило. Одна из прозаических причин заключалась в том, что в Великобритании в это время были парламентские каникулы. Галифакс до 19 августа находился в своем поместье в Йоркшире, Чемберлен ловил рыбу в Шотландии и вернулся в Лондон только 21-го, а военный министр Четфилд находился во Франции, в Каннах. Вечером 25 августа Галифакс принял Далеруса, который предложил министру написать письмо Герингу о желании мира.
С этим письмом Далерус полетел назад в Берлин и 27 августа его пригласил к себе на аудиенцию фюрер. Гитлер разыграл целый спектакль, пытаясь убедить собеседника, что он все время хотел улучшить отношения с Лондоном, но все впустую. По словам Далеруса, фюрер будто бы попросил его вернуться в Лондон и убедить британское руководство в необходимости соглашения.
Уже на следующий день шведский бизнесмен разговаривал с Чемберленом и Галифаксом. Они передали ему частную записку, в которой излагались минимальные требования Лондона. В принципе она ничем не отличалась от тех предложений, которые британское правительство уже послало Гитлеру через своего посла в Берлине Гендерсона. Вечером 29 августа Гитлер принял британского посла и вручил ему свой ответ. Сразу стало понятно, что соглашение невозможно. Немцам нужна была передача Данцига Германии, и они требовали от польского правительства немедленного подписания соглашения об этом. Гитлер также неприятно удивил англичан, настаивая на необходимости привлечения Советского Союза для обсуждения польских вопросов.
Усилия Далеруса ни к чему не привели. Судя по всему, нацистские вожди специально использовали его с целью создать иллюзию о возможности договориться.
Последние дни августа потоки противоречивой информации наполнили почти все европейские столицы. Все ожидали войны и вместе с тем надеялись, что ее удастся предотвратить. Как и ранее, немало желающих хотели помирить Гитлера и его оппонентов. Публично заявляя о непреклонности Польши, Бек уполномочил польских дипломатов установить тайные контакты, чтобы как-то договориться. 27 августа советник польского посольства в Берлине Любомирский и генеральный консул пришли в офис Риббентропа и предложили советнику Клейсту выступить посредником на возможных переговорах. Они заявили, что Беку нужно время, дабы успокоить национальные чувства сограждан, но министр «чувствует, что сможет прийти к приемлемому соглашению с немцами».[49] Единственное, на чем настаивал Бек, чтобы «встреча» проходила не в Берлине. Он не хотел ассоциировать себя с лидерами других государств, бесславно отказавшимися от национальных интересов, находясь в германской столице.
Бек предлагал какой-нибудь городок на границе или, на худой конец, просто железнодорожный вагон. Такая инициатива Варшавы весьма символична, но нацистов она уже не интересовала. Гитлера не устраивали уступки, ему нужна была вся Польша, и он распорядился начать боевые действия ранним утром 1 сентября 1939 г.
Немецкие спецслужбы заранее подготовили провокации на границе, чтобы обвинить поляков в агрессии и получить видимый предлог для «ответных» действий. По сценарию эсэсовцев, который начал осуществляться вечером 31 августа после кодовых слов «Бабушка умерла», поляки будто бы напали на радиостанцию, на таможенный пост и небольшое лесное хозяйство. Затем «поляки» получили отпор, и «вернувшиеся» немецкие полицейские продемонстрировали всему миру результаты «польского варварства». Для убедительности 6 заключенных концлагеря, переодетых в польскую униформу, были расстреляны на таможенном пункте. Туда же подбросили труп немца. Это были первые жертвы Второй мировой войны. Подробности этой провокации стали известны на Нюрнбергском трибунале.
Война началась в 4.45 1 сентября 1939 г. Согласно плану «Вайс» в Померании и Восточной Пруссии была развернута группа армий «Север» (командующий генерал-полковник фон Бок) в составе 3-й и 4-й армий. Её ближайшей задачей являлось занятие «польского коридора» и нанесение ударов восточнее Вислы в направлении на Варшаву. В Силезии и Словакии сосредоточилась группа армий «Юг» (командующий генерал-полковник фон Рунштедт) в составе 8-й, 10-й и 14-й армий немцев и воинских подразделений словаков. Она наступала на Лодзь, Краков и Варшаву, далее на юго-восток Польши.
Немцы выиграли приграничные сражения и прорвали фронт во многих местах. 11 сентября противник охватил с востока Варшаву. К её западным предместьям еще 8 сентября подошла 4-я танковая дивизия вермахта. 15 сентября наступавшие с севера немецкие части захватили Брест, 16 сентября – Белосток. Южная группировка немцев тогда же вышла на линию Самбор – Львов – Владимир-Волынский – Замосць, с юго-запада подошла к Люблину. Основные силы поляков были разгромлены или окружены, руководство страной и армией вынуждено было отступать и утратило связи со многими воинскими подразделениями.
Первым Варшаву покинул президент Мосцицкий, затем – члены правительства, в ночь на 7 сентября – главнокомандующий маршал Рыдз-Смиглы. Ставку 6 сентября перенесли сначала в Брест, 10 сентября – во Владимир-Волынский, 13 сентября – в Млынов (близ Дубно), 15 сентября – в Коломыю. Попытка оттянуть оставшиеся войска на юго-восток к границе с Румынией и создать там новый рубеж обороны в расчете, что западные союзники развернут военные действия против Германии, после 17 сентября оказалась невыполнимой. Польские правители запросили Париж о предоставлении убежища, начали переговоры с румынскими властями о разрешении их транзита во Францию.
Новость о нападении Германии на Польшу застала лидеров Великобритании и Франции врасплох. Еще накануне многим казалось, что они проявили твердость, и немцы не решатся на войну. Когда же сведения подтвердились, встал вопрос об объявлении войны Германии. Французы попытались оттянуть решение, объясняя это положениями конституции – сначала должен собраться совет министров, затем парламент, и лишь потом выдвинут ультиматум или объявлена война.
В британском правительстве большинство на этот раз не захотело тянуть время, потребовав немедленного предъявления ультиматума нацистам и, в случае отказа, объявления войны. Чемберлен попытался поддержать идею министра иностранных дел Италии графа Чиано. Тот позвонил накануне и предложил объявить перемирие, а потом провести конференцию по пересмотру Версальского договора. Чиано добавил, что французы «за», Гитлеру идея понравилась, и он «обещал подумать». На деле фюрер стремился выиграть время, чтобы успеть добиться решающих успехов в Польше. Члены британского кабинета итальянскую идею не поддержали. Чемберлен был вынужден согласиться на ультиматум, который в 9 часов утра 3 сентября британский посол в Берлине вручил Риббентропу. Не получив ответа, премьер-министр Великобритании под всеобщее одобрение объявил Германии войну. Французы сделали это спустя несколько часов.
После объявления войны, несмотря на настойчивые просьбы поляков о наступлении, французские войска в основном оставались под защитой оборонительных сооружений линии Мажино.
Французское командование решилось лишь на локальные наступления ограниченного значения. Наиболее известна операция в районе Саарбрюккена, где в ночь на 7 сентября несколько французских дивизий впервые пересекли границу. Но уже 12 сентября войска получили приказ прекратить продвижение «ввиду быстрого развития событий в Польше». В тот же день первое заседание Высшего военного совета союзников в Абвиле одобрило немедленное прекращение наступательных действий. Так началась знаменитая «странная война» между враждующими сторонами с почти полным отсутствием боевых действий на суше. Эта война окончилась закономерным финалом – вторжением немцев в мае 1940 г. и разгромом Франции.
Германские войска могли самостоятельно оккупировать всю Польшу, но Гитлеру важно было представить её уничтожение как совместную германо-советскую акцию. На Москву постоянно оказывалось давление. В ответ на запрос немцев Молотов 5 сентября сообщил, что советскому правительству в подходящее время «обязательно придется начать конкретные действия», однако «этот момент пока еще не созрел», а «торопливостью можно испортить дело и облегчить сплочение противников»[50].
В тот же день советское правительство отказало Польше в поставках военных материалов, сославшись на угрозу втягивания в войну[51].
В 2 часа ночи 17 сентября Сталин и Молотов приняли посла Шуленбурга и сообщили ему, что Красная армия в 6 часов утра перейдет границу с Польшей. Через час с четвертью польскому послу в Москве Гжибовскому была вручена нота советского правительства. В ней, в частности, говорилось: «Польское государство и его правительство фактически перестали существовать. Тем самым прекратили свое действие договоры, заключенные между СССР и Польшей. Предоставленная самой себе и оставленная без руководства, Польша превратилась в удобное поле для всяких случайностей и неожиданностей, могущих создать угрозу для СССР. Поэтому, будучи доселе нейтральным, советское правительство не может более нейтрально относиться к этим фактам». В ноте выражалась обеспокоенность положением украинского и белорусского населения в Польше и заявлялось: «Ввиду такой обстановки советское правительство отдало распоряжение Главному командованию Красной армии дать приказ войскам перейти границу и взять под свою защиту жизнь и имущество населения Западной Украины и Западной Белоруссии»[52].
Польский посол отказался принять ноту, ибо «это было бы несовместимо с достоинством польского правительства». В итоге, пока Гжибовский находился в Наркомате иностранных дел, ноту передали в посольство.
Советская группировка войск насчитывала свыше 630 тыс. человек, почти 5 тыс. орудий и минометов, более 4 тыс. танков и 3 тыс. самолетов. Были развернуты управления Белорусского и Украинского фронтов (командующие командарм 2-го ранга Ковалев и командарм 1-го ранга Тимошенко).
Вмешательство СССР оказалось полной неожиданностью для поляков. 17 сентября польское руководство отдало приказ: «С Советами боевых действий не вести, только в случае попытки с их стороны разоружения наших частей. Задача для Варшавы и Модлина, которые должны защищаться от немцев, без изменений. Части, к расположению которых подошли Советы, должны вести с ними переговоры с целью выхода гарнизонов в Румынию или Венгрию».
На белорусском направлении, не встречая серьезного сопротивления, советские войска к исходу 18 сентября заняли Лиду, Слоним, Пружаны.
Вильно пришлось брать с боем. 20 сентября были заняты Волковыск, Кобрин, Лунинец. К вечеру части Красной армии подошли к Гродно, где разгорелись бои с польскими военными и ополченцами, продолжавшиеся весь следующий день. В ночь на 22 сентября польские защитники покинули город. В тот же день советские войска приняли от немцев Белосток и Брест, а 23 сентября вошли в Сувалки.
На Западной Украине без сопротивления были заняты Луцк, Ровно, Дубно, Сарны, Ковель, Владимир-Волынский. Овладев Тарнополем, войска 6-й армии двинулись ко Львову, вокруг которого на севере, западе и юге уже стояли немецкие части. К вечеру 20 сентября германские войска получили приказ отойти от Львова. В ночь на 21 сентября советские войска заняли исходные позиции для атаки, назначенной на 14 часов. Но поляки предложили переговоры, и атаку отложили на сутки. В 8 часов утра 22 сентября командир польского гарнизона подписал акт о сдаче города. Южнее советские войска вышли на линию границы с Румынией и Венгрией. В районе Стрыя они вступили в контакт с немцами, которые 22 сентября передали город Красной армии.
20 сентября Гитлер установил «демаркационную линию» отвода германских войск: Ужокский перевал – Хыров – Перемышль – р. Сан – р. Висла – р. Нарев – р. Писса – граница рейха. В беседе с Шуленбургом Молотов заявил, что Москва не может одобрить линию от Перемышля до Ужокского перевала, поскольку теряет украинскую территорию, и настаивает на линии по верховьям р. Сан. В обмен советское правительство было «готово уступить Сувалки и окрестности с железной дорогой, но не Августов». В конце концов, немецкая сторона согласилась с этим предложением. Окончательно границу зафиксировал Договор о дружбе и границе между СССР и Германией, подписанный во время второго визита Риббентропа в Москву 28 сентября.
Советско-германский договор от 23 августа 1939 г. и начавшаяся Вторая мировая война – закономерный результат политики «умиротворения», провал дипломатии Запада. В Лондоне, Париже и Вашингтоне (США многое знали о советско-германских контактах, поскольку один из сотрудников немецкого посольства в Москве придерживался антифашистских взглядов и сотрудничал с американцами) не верили, что нацисты и коммунисты смогут договориться.
Почти все расчеты строились на политической аксиоме – непримиримости противоречий между Третьим рейхом и Советами. Именно поэтому подписание договора 23 августа вызвало такой шок в западных столицах. За шоком последовали негодование и даже обида на «вероломство Кремля».
В литературе часто встречается утверждение о двойной игре советского руководства. С одной стороны, переговоры с англичанами и французами, с другой – контакты с немцами. События 1939 г. часто преподносятся таким образом, что Кремль вонзил нож в спину возможных союзников, приняв предложение нацистов о сотрудничестве. В действительности, «нож в спину» долго готовили для Москвы западные партнеры. Приезд военных миссий Франции и Англии и длительные беседы с ними стали своеобразной лакмусовой бумагой для советского руководства. Можно как угодно относиться к искренности намерений англичан и французов, но главное, и это было принципиально для Москвы, – западные союзники не проявили готовности к оказанию военной помощи СССР в случае его войны с Германией.
А Гитлер сделал Сталину такое предложение, от которого он не смог отказаться.
С точки зрения высшего советского руководства договор имел объективные преимущества: СССР оставался вне войны на неопределенно долгое время; Запад связывался войной в Польше, а затем, возможно, должен был долго воевать с Германией; его сепаратные переговоры с Германией становились невозможны; СССР расширял сферу своего влияния и имел гарантированную поддержку в этом вопросе со стороны Германии; Гитлер пошел на широкомасштабное торговое и экономическое сотрудничество, Советский Союз получал доступ к немецким военным технологиям; стабилизировалась ситуация на Дальнем Востоке. Япония не могла решиться на какие-либо действия против СССР при наличии договора о ненападении между Германией и Советским Союзом.
Последнее обстоятельство имело ключевое значение. В районе Халхин-Гола уже несколько месяцев шли тяжелые бои, 20 августа началось советско-монгольское наступление на японцев. Расчет на то, что договоренность с Германией повлияет на страну Восходящего солнца, и она не решится на дальнейшую эскалацию, оказался верен.
После известия о заключении договора о ненападении в Токио разразился настоящий политический кризис. Японцы нашли поведение ближайшего союзника «оскорбительным», нарушающим секретные положения Антикоминтерновского пакта о необходимости консультироваться друг с другом при проведении подобных переговоров. Японское правительство направило в Берлин официальный протест. По требованию Риббентропа, Вайцзеккер отказался его принять. 28 августа кабинет министров Японии подал в отставку.
Немаловажное значение имели идеологические мотивы. В трактовке большевиков любая большая война провоцировала политический кризис и революционные настроения в капиталистическом мире. Поздно вечером 7 сентября Сталин в присутствии Молотова и Жданова принял руководителей Коминтерна Димитрова и Мануильского. В дневнике Димитров записал следующие разъяснения вождя по поводу договора и нападения Германии на Польшу: «Война идет между двумя группами капиталистических стран (бедные и богатые в отношении колоний, сырья и т.
д.) за передел мира, за господство над миром! Мы не прочь, чтобы они подрались хорошенько и ослабили друг друга. Неплохо, если руками Германии было [бы] расшатано положение богатейших капиталистических стран (в особенности Англии)».[53] Иными словами, взаимное ослабление капиталистических стран полезно мировому пролетариату. Сталину было важно объяснить ситуацию сбитым с толку товарищам по коммунистическому движению, причем в категориях марксистско-ленинского мировоззрения.
У Гитлера возникли аналогичные проблемы. За несколько дней до разъяснений Сталина фюрер собрал гауляйтеров и депутатов рейхстага – членов НСДАП и сказал, что договор с Советским Союзом «был неправильно понят многими членами партии». Он подчеркнул, что его отношение к СССР не изменилось. «Это пакт с сатаной, чтобы изжить дьявола», «против Советов все средства хороши, в том числе и такой пакт»[54].
Как видим, разъяснения вождей не сильно различались глубокой взаимной неприязнью и недоверием. Материальные и территориальные выгоды, которые договор принес сторонам, не изжили непримиримые идеологические противоречия.
Будущее столкновение нацистов и коммунистов было неизбежно. До нападения фашистской Германии на СССР оставалось немногим более полутора лет.
Д.и.н. А.Н. АРТИЗОВ
К.и.н. С.В. КУДРЯШОВ
[1] Предыстория и последствия Мюнхенского соглашения отражены в совместном историко-документальном проекте Росархива, МИД России и Российского исторического общества. См.: Мюнхен-38. На пороге катастрофы. М. 2018.
[2] Generalfeldmarschall Keitel. Erinnerung, Briefe, Dokumente des Chefs OKW. Göttingen. 1961. S. 195-196.
[3] Нота Посольства Германии в СССР в НКИД СССР от 16.03.1939 г. (АВП РФ. Ф. 06. Оп. 1. П. 7. Д. 62. Л. 10-11).
[4] АВП РФ. Ф. 06. Оп. 1. П. 7. Д. 62. Л. 14-16.
[5] См. телеграмму Временного поверенного в делах СССР в Литве Н.Г. Позднякова в НКИД СССР 22.03.1939 г. (АВП РФ. Ф. 059. Оп. 1. П. 299. Д. 2063. Л. 31-32).
[6] University of Birmingham (BU). Neville Chamberlain papers (NC). 18/1/1091.
[7] The National Archives (Kew).
FPC Minutes. Cab 27/624.
[8] Цит. по: Карлей М. 1939. М. 2005. С. 173-174. См. также: Stedman A. D. Alternatives to Appeasement. Neville Chamberlain and Hitler’s Germany. L., 2015. P. 148-152; Self R. Neville Chamberlain. A biography. N. Y., 2016. P. 258-270.
[9] BU. NC18/1/1093.
[10] Parker R. A. Chamberlain and appeasement: British policy and the coming of the Second World War. L., 1993. P. 222-223.
[11] АВП РФ. Ф. 06. Оп. 1. П. 2. Д. 11. Л. 218-219.
[12] АВП РФ. Ф. 06. Оп. 1а. П. 25. Д. 4. Л. 27-28.
[13] На приеме у Сталина. Тетради (журналы) записей лиц, принятых И.В. Сталиным (1924 – 1953 гг.). М. 2008. С. 257.
[14] В дневниках Майского имеется следующая лаконичная запись: «Видел разного народу, участвовал в различных совещаниях по вопросам англо-франко-советских переговоров…» (АВП РФ. Ф. 017а. Оп. 1. П. 2. Д. 6. Л. 107-108).
[15] АВП РФ. Ф. 059. Оп. 1. П. 313. Д. 2154. Л. 45.
[16] См. АВП РФ. Ф. 06. Оп. 1. П.
7. Д. 65. Л. 69-71.
[17] АВП РФ. Ф. 011. Оп. 4. П. 31. Д. 166. Л. 247-249, 255-257.
[18] АП РФ. Ф. 3. Оп. 64. Д. 673. Л. 3; АВП РФ. Ф. 059. Оп. 1. П. 294. Д. 2029. Л. 103.
[19] АВП РФ. Ф. 059. Оп. 1. П. 293. Д. 2028. Л. 10-11.
[20] АВП РФ. Ф. 06. Оп. 1а. П. 26. Д. 1. Л. 1-3.
[21] Вестник Архива Президента Российской Федерации. СССР – Германия. 1933. 1941. М. 2009. С. 180-182. См. также: АВП РФ. Ф. 011. Оп. 4. П. 27. Д. 59. Л. 105-110.
[22] АВП РФ. Ф. 011. Оп. 4. П. 27. Д. 59. Л. 123-127.
[23] Вестник Архива Президента Российской Федерации. СССР – Германия. 1933. 1941. М. 2009. С. 185.
[24] См. запись беседы Молотова с Сидсом от 08.05.1939 г. (АВП РФ. Ф. 06. Оп. 1а. П. 25. Д. 8. Л. 6-8).
[25] АВП РФ. Ф. 06. Оп. 1а. П. 26. Д. 18. Л. 119-120.
[26] См. запись беседы Молотова с Сидсом и Пайяром от 27.05.1939 г. (АВП РФ. Ф. 06. Оп. 1.П. 1. Д. 2. Л. 41-47).
[27] АВП РФ. Ф. 06. Оп. 1. П. 1. Д. 2. Л. 43.
[28] Телеграмма Молотова полпреду СССР в Великобритании Майскому 10.
06.1939 г. (АВП РФ. Ф. 059. Оп. 1. П. 3091. Д. 2079. Л. 186-187).
[29] АВП РФ. Ф. 06. Оп. 1а. П. 26. Д. 16. Л. 54-55.
[30] См. Коммюнике о переговорах между министром иностранных дел Польши Ю. Беком и премьер-министром Великобритании Н. Чемберленом в Лондоне 4-6 апреля 1939 г. (Год кризиса. 1938-1939: Документы и материалы В 2 т. Т. 1. 29 сентября 1938 г. – 31 мая 1939 г. М. 1990. С. 361).
[31] Карлей М. Указ. соч. С. 227-228.
[32] АВП РФ. Ф. 059. Оп. 1. П. 313. Д. 2154. Л. 147.
[33] РГВА. Ф. 198к. Оп. 2. Д. 466. Л. 44-50.
[34] Documents diplomatique franҫais. 2e serie. Paris. Vol. IX. P. 973-979.
[35] Watt D. C. How war came. The immediate origins of the Second World War, 1938-1939. N. Y., 1989. P. 389.
[36] РГВА. Ф. 198к. Оп. 2. Д. 296. Л. 176-186.
[37] АВП РФ. Ф.059. Оп. 1. П. 294. Д. 2036. Л. 151.
[38] См., напр., запись беседы Астахова с Шнурре 26.07.1939 г. (АВП РФ. Ф. 0911. Оп. 4. П. 27. Д. 59. Л. 191-195).
[39] АВП РФ. Ф. 0745. Оп. 14. П. 32. Д. 3. Л. 27-30.
[40] Вестник Архива Президента Российской Федерации. СССР – Германия. 1933. 1941. М. 2009. С. 194-197.
[41] АВП РФ. Ф. 059. Оп. 1. П. 294. Д. 2036. Л. 174-175.
[42] Вестник Архива Президента Российской Федерации. СССР – Германия. 1933. 1941. М. 2009. С. 202. (См. также: АВП РФ. Ф. 059.Оп. 1. П. 295. Д. 2038. Л. 105).
[43] Вестник Архива Президента Российской Федерации. СССР – Германия. 1933. 1941. М. 2009. С. 206-207.
[44] Вестник Архива Президента Российской Федерации. СССР – Германия. 1933. 1941. М. 2009. С. 209-214.
[45] РГВА. Ф. 198к. Оп. 2. Д. 292. Л. 148-166.
[46] РГВА. Ф. 198к. Оп. 2. Д. 292. Л. 148-166.
[47] РГВА. Ф. 33987. Оп. 3а. Д. 1242. Л. 89-92.
[48] Aster S. 1939. The making of the Second World War. L., 1973. P. 254-255.
[49] Kleist P. Zwischen Hitler und Stalin, 1939-1945, Aufzeichnungen. Bonn. 1950. S. 75-76; Watt D. C. Op. cit. P.
511-512.
[50] АВП РФ. Ф. 0745. Оп. 14. П. 32. Д. 3. Л. 56.
[51] См. запись беседы Молотова с польским послом Гжибовским (АВП РФ. Ф. 011. Оп. 4. П. 24. Д. 5. Л. 29).
[52] АВП РФ. Ф. 059. Оп. 1. П. 313. Д. 2155. Л. 49-51.
[53] РГАСПИ. Ф. 495. Оп. 195. Д. 1. Ч. VII. Л. 54.
[54] Встреча состоялась 28 августа 1939 г. Цит. по: G. Ueberschär, Die Entwicklung der deutsch-sowjetischen Beziehungen von 1939 bis 1941 und Hitlers Entschluß zum Überfall auf die UdSSR. In: G. R. Ueberschär/L. A. Bezymenskij (Hg.), Der deutsche Angriff auf die Sowjetunion 1941. Die Kontroverse um die Präventivkriegsthese. Darmstadt. 1998. S. 8.
80-я годовщина начала второй мировой войны — Польша в Узбекистане
1 сентября 1939 года в 4:45 войска Немецкого рейха приступили к выполнению плана Fall . Под этим названием скрывалось нападение на Польшу на фронте протяженностью 1600 км. Символом сопротивления первого дня войны стали военные склады на плацдарме Вестерплатте, гарнизон которого оборонялся в течение недели.
Командиры немецкий войск применили тогда незнакомую ранее тактику молниеносной войны (так наз. Blitzkrieg). Из-за количественного и технологического превосходства немецких отрядов польские подразделения вынуждены были отступать в глубь страны уже в первые дни войны. Однако благодаря усилиям польских бойцов временного плана Fall Weiss не удалось полностью осуществить.
Отряды Войска польского давали ожесточенный отпор захватчику. Крупнейшим сражением того времени была битва на реке Бзуре, продолжавшаяся вплоть до 22 сентября. Не взирая на исход битвы, она заставила Немецкий рейх изменить план действий и отодвинула капитуляцию Варшавы, что произошло 28 сентября 1939 г. Последние польские отряды сложили оружие 6 октября 1939 г., однако некоторые части продолжали сопротивляться и вели действия против захватчика, например, Особый отряд Войска польского под командованием майора Генриха Добжаньского, «Хубаля», просуществовал вплоть до половины 1940 года.
17 сентября 1939 г. Польшу атаковал второй сосед – Советский Союз.
В момент нападения советских войск власти Польши находились на территории страны, военные подразделения продолжали бои с Немецким рейхом. Необходимость вооруженного сопротивления на восточной границе ослабила Войско польское и предрешила поражение в оборонительной войне 1939 г.
Как Немецкий рейх, так и Советский Союз не ставили единственной целью территориальный захват Польши, они осуществляли уничтожение ее интеллигенции и постепенное истощение польского народа.
В результате бомбардировок Немецкого рейха уже в первые часы войны погибло много гражданского населения. Немцы последовательно выполняли план уничтожения польской интеллигенции в рамках так наз. Intelligenzaktion, а также в рамках акции AB (Außerordentliche Befriedungsaktion). На польских землях началось массовое уничтожение оккупантами населения, в частности еврейского, которое продолжалась вплоть до окончания войны в 1945 году. В отличие от других стран Западной Европы, на территории оккупированной Польши помощь евреям каралась смертной казнью.
На территории Советского Союза многих поляков отправили в тюрьмы, депортировали. В лагерях их заставляли к рабскому труду, держали на голодном пайке, в жутких условиях жизни и гигиены, в постоянной угрозе со стороны уголовных заключенных.
Проигранная оборонительная война Польши 1939 года не прекратила сопротивления в стране и за рубежом. Возникли структуры крупнейшего в Европе подпольного государства, с собственными вооруженными силами, парламентом, судебной системой и тайным просвещением. Войско польское возродилось также во Франции и Великобритании, приняв участие в боях на всех европейских и африканских фронтах. После нападения Немецкого рейха на СССР 22 июня 1941 года и подписания договора Сикорский-Майский, были образованы Польские вооруженные силы в СССР. Увы, 1945 год не дал Польше свободы. В результате ялтинских договоренностей Европа была разделена. Озвученный Черчиллем в Фултоне термин «железный занавес» определял послевоенный раздел Европы, порабощение Польши и других стран, оказавшихся в советской сфере влияния.
Польша восстановила полный суверенитет только после 1989 года.
как Турция осталась нейтральной в годы Второй мировой войны
Договор предусматривал, что Турция будет «эффективно сотрудничать» с Францией и Великобританией в случае акта агрессии со стороны европейской державы, ведущего к войне в Средиземноморье (четкое отражение важности итальянской угрозы). Такой случай, требующий выполнения союзнических обязательств, явно возник после того, как Италия объявила войну Франции и Великобритании 10 июня 1940 года. К тому времени, однако, крах Франции радикально изменил баланс сил, а Турция в свою очередь посвятила всю свою энергию тому, чтобы оставаться в стороне от войны, ссылаясь на отдельный протокол.
Турки видели, как Италия легко вторглась в Грецию и Албанию, а Германия без особых проблем завоевала Югославию, Грецию, Румынию и Болгарию, захватив Крит и продвинувшись в Северной Африке в начале 1941 года, и понимали, что если они вступят в войну на стороне союзников, у них нет шансов выстоять против германской мощи, а единственная помощь могла прийти лишь со стороны СССР, который и сам тогда был в тяжелом положении.
Примечательно, что как показывает Стефан Ихриг, немецкие командиры, у которых был все же план вторжения в Турцию, тем не менее делали все возможное, чтобы ни в коем случае не спровоцировать ее вооруженный ответ. Немцы помнили греко-турецкую войну и считали, что турки будут сражаться яростно в любом случае.
Британское правительство со своей стороны рассматривало Турцию как ценный источник людских ресурсов и оказывало давление, чтобы заставить ее вступить в войну. Турция сопротивлялась, и Британии ничего не оставалось, кроме как согласиться. После немецкой оккупации Греции и перехода Болгарии на сторону Оси в 1941 году война достигла границ Турции. Как следствие, в июне 1941 года, почти одновременно с немецким вторжением в Советский Союз, и был заключен тот самый договор о дружбе с Германией, о котором с таким восторгом писала немецкая пресса. В течение следующих полутора лет, периода наибольшей германской экспансии, Турция скрупулезно сохраняла нейтральную позицию, ссылаясь на недостаточную подготовку и необходимость поставок от британского правительства.
Послом Германии в Турции в годы войны был Франц фон Папен, выходец из древнего рыцарского рода, блестящий дипломат и политик, бывший рейхсканцлер Германии, и, что особенно важно в данном случае, бывший майор османской армии, служивший в 1917-1918 годах на палестинском фронте. Он прилагал все возможные усилия, чтобы втянуть Турцию в войну на стороне Германии.
Несмотря на давление со стороны Германии, Анкара согласилась лишь на договор 18 июня 1941 года о ненападении. Германия после вторжения в СССР добавила к своим требованиям поставки сырья, в частности марганца и хрома, но турки смогли избежать обязательств на том основании, что они уже согласились отправлять эти металлы в Великобританию. Торговое соглашение с Германией (9 октября 1941 г.) предусматривало поставки хрома в обмен на военное снаряжение, но не более того.
В 1942 году фон Папен снова потребовал от турок открыть транзитный путь для немецкой армии на восток. В качестве аргумента он раскрыл планы новых претензий СССР на Проливы, которые стали известны Германии, когда они были союзниками.
Более того, немцы попытались использовать пантюркистские настроения и призвали Турцию разжечь восстания тюрков в Советской Союзе.
Но опять Турция уклонилась от взятия на себя окончательного обязательства под предлогом, что такие действия, если бы они открыто поддерживались правительством, могут привести к резне всего тюркского населения, особенно с оглядкой на тот факт, что армяне стали очень сильными в Коммунистической партии. В результате все же Германии удалось получить новые торговые соглашения, но Турция смогла избежать любых обязательств, которые могли вызвать открытый разрыв с западными союзниками.
Тем временем сами союзники поощряли турецкий нейтралитет (вместо открытого вступления в войну), поскольку они больше не были в состоянии помочь Турции в том случае, если она вступит в войну на их стороне.
Кошмар достиг предела, после которого мир уже не мог стать прежним … — Список статей — Главная — Официальный сайт Департамент противодействия коррупции и контроля Свердловской области
B 1945 году императорская армия и флот столкнулись c непреодолимыми трудностями.
Британские силы приближались к основным островам Японии co стороны Бирмы, войска Чан Кайши — из Китая, a американцы — c тихоокеанских островов. Минирование главных судоходных маршрутов и атаки американских подлодок изолировали Японский архипелаг от внешнего мира. C гибелью торговых судов производство на японских фабриках остановилось и народ начал голодать. Бомбардировки нефтеперерабатывающих заводов привели к нехватке горючего, которая ощущалась даже сильнее, чем в Германии. По японским военным традициям капитуляция считалась позорной, поэтому верховное командование даже не рассматривало возможности завершить войну. Утратив линкоры, японцы начали наносить американцам потери при помощи пилотов-камикадзе.
B ходе боев за острова Иводзима и Окинава обе стороны понесли серьезный ущерб. Япония уже проиграла войну, но верховное командование ошибочно полагало, что, не сдаваясь, оно подорвет боевой дух американцев и сможет заключить мир на приемлемых условиях.
Вместо этого 26 июля западные союзники предъявили Японии ультиматум, призывавший ее к безоговорочной капитуляции, чтобы избежать дальнейшего кровопролития. B противном случае они грозили бросить свою военную мощь на уничтожение японской армии. Японцы отвергли ультиматум. После этого президент США отдал приказ o применении атомной бомбы.
Утром 6 августа 1945 года японская РЛС дальнего обнаружения засекла несколько самолетов, направляющихся к югу Японии. Радиовещание прекратилось и была объявлена воздушная тревога. Около 8 утра оператор радара в Хиросиме установил, что самолетов очень мало – всего два или три, – и воздушную тревогу отменили.
Четверть часа спустя над городом сверкнула ослепительная вспышка, и его большая часть была уничтожена взрывом. Ужасающие разрушения вызвало оружие нового типа – атомная бомба.
Согласно договоренности между странами антигитлеровской коалиции, 8 августа СССР объявил Японии войну и начал наступление на ее силы в Маньчжурии.
На следующий день американцы провели еще один авиаудар, сбросив атомнyю бомбу на Нагасаки. Через несколько дней препирательств между безумными военными и практичными политиками Япония согласилась на безоговорочнyю капитуляцию. Официально японцы сложили оружие 2 сентября 1945 года на борту американского линкора «Миссури». После шести лет битв и мучений Вторая мировая война завершилась.
Churchill, Winston S.: 0046442416856: Amazon.com: Books
«После окончания мировой войны 1914 года существовало глубокое убеждение и почти всеобщая надежда, что в мире воцарится мир. Это сердечное желание всех народы могли бы легко быть завоеваны стойкостью в праведных убеждениях, а также разумным здравым смыслом и благоразумием».Но все мы знаем, что этого не произошло. Будучи премьер-министром Великобритании на протяжении большей части Второй мировой войны, Уинстон Черчилль, чья карьера к тому моменту уже включала в себя роли военного историка и государственного служащего со знанием и того, и другого, на что могли претендовать немногие другие, имел уникальный взгляд на конфликта, и как только он покинул свой пост в 1945 году, он начал излагать эту точку зрения на бумаге.
Чтобы измерить важность Второй мировой войны , стоит помнить, что нет параллельных отчетов ни от одного из других лидеров союзников, Рузвельта и Сталина. В этом многотомном труде у нас есть отчет, который содержит как всеобъемлющий охват, так и интимные подробности. Почти любой, кто составляет список таких произведений, высоко оценивает его среди научно-популярных книг 20-го века. Во вступительном томе Надвигающаяся буря Черчилль прослеживает эрозию шаткого мира, установленного в конце Первой мировой войны, за которым последовал приход к власти Адольфа Гитлера и нацистов и их постепенное распространение за пределами Германии. на большую часть европейского континента.Черчилль предвидел грядущий кризис и довольно ясно излагал свое мнение на протяжении последних 30-х годов, и эта книга завершается реабилитационной нотой, его назначением в мае 1940 года на пост премьер-министра, после чего он вспоминает: «Я чувствовал, что иду с судьбой и что вся моя прошлая жизнь была лишь подготовкой к этому часу и к этому испытанию».
Их звездный час посвящен 1940 году. Франция пала, и Англия осталась одна противостоять немецкой угрозе.Вскоре Лондон оказывается в осаде с воздуха — и Черчилль может поделиться несколькими историями о своем собственном опыте во время Блица, — но они упорствуют до конца того, что Черчилль называет «самым великолепным, поскольку это был самый смертоносный год». в нашей долгой английской и британской истории». Они продвигаются вперед в Великий Альянс , освобождая Эфиопию от итальянцев и оказывая поддержку Греции. Затем, когда Гитлер отказывается от своего пакта о ненападении с Советским Союзом (само подписание которого доказало, что Сталин и его комиссары «самые бестолковые растяпы Второй мировой войны»), команда союзников начинает сплачиваться.Бомбардировка Перл-Харбора японцами делает участие Соединенных Штатов в войне официальным, и это вызывает «величайшую радость» у Черчилля: «Сколько продлится война и чем она закончится, никто не мог сказать. , да и меня в тот момент это не волновало.
Еще раз в нашей длинной островной истории мы должны выйти, какими бы изуродованными или изуродованными они ни были, целыми и победителями ».
Но, как показывает четвертый том, Петля судьбы , успех не приходит в одночасье. Японские военные по-прежнему удерживали сильные позиции на Тихоокеанском театре военных действий, а танковый корпус Роммеля вел наступление в Африке.После череды военных поражений противники Черчилля в парламенте внесли вотум недоверия; это было легко побеждено, и победа была обеспечена в Африке, а затем в Италии. К этому времени Черчилль по отдельности встречался и с Рузвельтом, и со Сталиным; вторая половина тома 5, Замыкая кольцо , впервые объединяет их троих на конференции в ноябре 1943 года в Тегеране. Эта книга закрывается накануне дня «Д»: «Все корабли были в море. Мы господствовали в океанах и в воздухе.Тирания Гитлера была обречена».
Итак, в заключительном томе «Триумф и трагедия » союзники продвигаются через Европу и сражаются до Берлина.
Смерть президента Рузвельта незадолго до окончательной победы над Германией глубоко потрясла Черчилля, «как если бы мне нанесли физический удар», и позже он будет сожалеть, что не присутствовал на похоронах и не встретился с Гарри Трумэном тогда, а не на Потсдамской конференции после поражения Германии. Самого Черчилля не было бы там при завершении войны против Японии; В июле 1945 года всеобщие выборы в Британии привели к власти лейбористов (или, как он их называет, «социалистов»), и он немедленно ушел в отставку, поскольку «вердикт избирателей был столь резко выражен, что я не желают оставаться хотя бы на час ответственными за свои дела.
Время памяти и примирения погибших в годы Второй мировой войны
Историческое событие, создавшее условия для создания Организации Объединенных Наций
Резолюцией 59/26 от 22 ноября 2004 г. Генеральная Ассамблея ООН объявила 8–9 мая временем памяти и примирения и, признавая, что государства-члены могут иметь отдельные дни победы, освобождения и памяти, призвала все государства-члены, организациям системы Организации Объединенных Наций, неправительственным организациям и отдельным лицам ежегодно отмечать один или оба этих дня надлежащим образом, чтобы воздать должное всем жертвам Второй мировой войны.
Ассамблея подчеркнула, что это историческое событие создало условия для создания Организации Объединенных Наций, призванной избавить грядущие поколения от бедствий войны, и призвала государства-члены Организации Объединенных Наций объединить свои усилия в решении новых задач и угроз, при центральной роли Организации Объединенных Наций, и прилагать все усилия для урегулирования всех споров мирными средствами в соответствии с Уставом Организации Объединенных Наций и таким образом, чтобы не подвергать опасности международный мир и безопасность.
Фон
2 марта 2010 года резолюцией 64/257 Генеральная Ассамблея предложила всем государствам-членам, организациям системы Организации Объединенных Наций, неправительственным организациям и отдельным лицам отметить 8–9 мая надлежащим образом, чтобы почтить память всех жертв вторая мировая война. Специальное торжественное заседание Генеральной Ассамблеи в память о всех жертвах войны состоялось во вторую неделю мая 2010 года, приуроченное к шестьдесят пятой годовщине окончания Второй мировой войны.
Во время поминовения Генеральный секретарь назвал Вторую мировую войну «одной из самых эпических битв за свободу и освобождение в истории», добавив, что «ее цена была не поддающейся подсчету, непостижимой: погибло 40 миллионов мирных жителей; 20 миллионов солдат, почти половина солдат только в Советском Союзе».
В резолюции 69/267 Генеральная Ассамблея напомнила, что Вторая мировая война «принесла невыразимое горе человечеству, особенно в Европе, Азии, Африке, Тихоокеанском регионе и других частях мира.В нем подчеркивался «прогресс, достигнутый после окончания Второй мировой войны в преодолении ее наследия и содействии примирению, международному и региональному сотрудничеству и демократическим ценностям, правам человека и основным свободам, в частности, через Организацию Объединенных Наций, а также установлению региональных и субрегиональные организации и другие соответствующие структуры».
5 мая 2015 года состоялось специальное торжественное собрание, посвященное 70-летию начала Второй мировой войны.
Прошлые события
9 мая 2018 г.
Открытие фотовыставки «Уроки давно минувшей войны, которые мы помним»
Замечания Генерального секретаря
Я считаю, что сегодняшние поминки имеют большее значение, чем в любой из предыдущих лет.
Мы видим мир, в котором множатся конфликты, мы видим мир, в котором происходит так много войн, и поэтому я считаю совершенно необходимым напомнить всем нам уроки Второй мировой войны, которые для Советского Союза , считалась Великая Отечественная война.
Это было совершенно невообразимое, опустошительное разрушение в мире, и я думаю, что мы должны отдать должное тем, кто в Советском Союзе в то же время представлял самые большие военные усилия против нацизма, но и, безусловно, самое большое количество жертв.Жертвы, особенно человеческие жизни, но также и жертвы всех видов, которые Советский Союз претерпел, чтобы победить нацизм.
Нам абсолютно необходимо сделать так, чтобы в мире больше не происходило подобных событий.
Второе упоминание связано с тем, что в последнее время мы видим, что неонацистское послание снова всплывает на поверхность. Мы видим политические движения, которые либо признают свою неонацистскую принадлежность, либо, по крайней мере, используют символику, образы, слова, например, «кровь и почва» — мы видим, как это повторяется на демонстрациях в разных частях мира.Это рак, который снова начинает распространяться, и я считаю своим долгом сделать все возможное, чтобы эта страшная болезнь была излечена, и память обо всех, кто сумел победить нацизм в 1945 году, эта память позволяет нам победить любую форму неонацизма в наше время.
Мы не можем забыть худшее преступление нацистов, которым, конечно же, был Холокост; советским войскам удалось еще выпустить несколько; к сожалению, подавляющее большинство евреев и других было убито.И опять же, интересно наблюдать, как ненависть, антисемитизм и другие формы ненависти, даже антимусульманская ненависть и т. д., снова распространяются в мире.
Я искренне надеюсь, что уроки этой майской победы помогут нам победить это возрождение идей и убеждений, которые, как я думал, навсегда похоронены. Это наш долг, потому что мы не можем допустить возвращения этих идеологий.
Большое спасибо.
— Антониу Гутерриш
5 мая 2017 г.
- Специальное мероприятие под названием «Памятники: сохранение памяти о давно ушедшей войне» у Дерева мира и единства в 18:00 с южной стороны здания Генеральной Ассамблеи , совместно организованное Постоянными представительствами Армения, Азербайджан, Беларусь, Казахстан, Кыргызстан, Российская Федерация, Таджикистан, Туркменистан и Узбекистан.
- Мероприятие на тему «Осведомленность о конфликтах и осуществление воспитания в духе мира», организованное совместно Постоянным представительством Малави, Международной молодежной группой за мир, Народным движением за изучение прав человека, Движением за мир, Парком четырех свобод, «Школами без границ» и Центром по экологическому и социальному развитию (, с 15:00 до 18:00, зал Экономического и Социального Совета, ).
День памяти 2015
Пресс-релизы
2010 День памяти
Кинопоказ: «Баллада о солдате» (1959), 27 апреля 2010 г.
«Баллада о солдате» Григория Чухрая представляет собой нетрадиционное размышление о последствиях войны и считается важной вехой в российском кинематографе.
Фотовыставка: «Победили вместе» 1 — 14 мая 2010 г.
Эта специальная выставка посвящена победе во Второй мировой войне с помощью фотографий, подчеркивающих роль СНГ (бывшего Советского Союза) в разгроме фашизма.
Специальное торжественное заседание Генеральной Ассамблеи ООН, 6 мая 2010 г.
Концерт с участием Молодежного симфонического оркестра СНГ, 7 мая 2010 г.
В этом специальном юбилейном концерте принял участие Молодежный симфонический оркестр Содружества Независимых Государств, СНГ (бывший Советский Союз) под управлением всемирно известного дирижера Владимира Спивакова.
2005 День памяти
Вторая мировая война | The New Yorker
Вторая мировая война | The New Yorker- Daily Comment
Папа Франциск все еще пытается привлечь внимание к кризису с мигрантами
Мировые лидеры объединились для борьбы с изменением климата и COVID, отметил Франциск, но мало что было сделано для помощи мигрантам.
21 декабря 2021
- Книги
Цена сентиментальной войны
Помог ли американский миф о хорошей войне заманить нас в ловушку плохих?
22 ноября 2021 г.
- Ежедневные крики
Мой взвод
Там было что-его-лицо.Знаешь, того парня — кажется, его звали Марк или Митч? У него были каштановые волосы и какой-то забавный голос.
9 октября 2021 г.
- Книги
Улучшение правил войны сделало мир хуже?
Почему попытки обуздать жестокость военной силы могли иметь неприятные последствия.
6 сентября 2021 г.
- Двойной взгляд
Редкое открытие, приуроченное к 75-летию «Хиросимы» Джона Херси
Главный библиотекарь средней школы Джона Херси в Иллинойсе раскрывает часть истории журналистики.
26 августа 2021 г.
- Первый ряд
«Пассажир» Холокост с точки зрения нацистского чиновника и не предполагает доступа к нему.
20 августа 2021 г.
- Ежедневный комментарий
Туман исторических войн
Идет новая битва за то, как мы преподаем прошлое нашей страны. Но старые распри напоминают нам, что история постоянно пересматривается, движимая новыми фактами и современными императивами.
June 9, 2021
- Annals of Inquiry
慰安婦の真実を追い求めて
一人のハーバード大教授による疑わしい研究が、いかに韓国と日本との間の歴史的不信感を再燃させたか
March 13, 2021
- Annals of Inquiry
위안부 이야기의 진실을 찾아서
하버드 교수, 의아한 연구 결과로 한·일간 뿌리깊은 불신에 다시금 불 붙여
March 13, 2021
- News Desk
The Story of the Comfort Women, in Korean and Japanese
Why The New Yorker translated its recent report on a battle over history, accountability, and the legacy of the Second World War.
13 марта 2021 г.
Аудиокнига недоступна | Audible.com
Эвви Дрейк начинает больше
- Роман
- От: Линда Холмс
- Рассказал: Джулия Уилан, Линда Холмс
- Продолжительность: 9 часов 6 минут
- Полный
В сонном приморском городке штата Мэн недавно овдовевшая Эвелет «Эвви» Дрейк редко покидает свой большой, мучительно пустой дом спустя почти год после гибели ее мужа в автокатастрофе.
Все в городе, даже ее лучший друг Энди, думают, что горе держит ее взаперти, и Эвви не поправляет их. Тем временем в Нью-Йорке Дин Тенни, бывший питчер Высшей лиги и лучший друг детства Энди, борется с тем, что несчастные спортсмены, живущие в своих самых страшных кошмарах, называют «криком»: он больше не может бросать прямо и, что еще хуже, он не может понять почему.
- 3 из 5 звезд
Что-то заставило меня продолжать слушать….
- От Каролина Девушка на 10-12-19
Вторая мировая война подпитывалась имперскими фантазиями
org/DateTime» datetime=»2021-10-02T00:00:00Z»> 2 октября 2021
Кровь и руины: Великая имперская война, 1931-1945 гг. Ричард Овери. Аллен Лейн; 1040 страниц; £40
W HY ЕЩЕ ОДИН однотомник истории второй мировой войны? Ричард Овери сам написал более 20 книг, посвященных различным аспектам конфликта и глобального кризиса первой половины 20-го века. Но его цель в «Крови и руинах» состоит в том, чтобы подвергнуть сомнению широко распространенное предположение, что война была просто результатом территориальной агрессии держав Оси и сопротивления союзников ей. Вместо этого он рассматривает политику, проводимую Адольфом Гитлером, Бенито Муссолини и японским военным истеблишментом, как следствие кризиса, а также как его основную причину.
Послушайте эту историюВаш браузер не поддерживает элемент
Наслаждайтесь большим количеством аудио и подкастов на iOS или Android.
Более разумно, утверждает г-н Овери, думать о «долгой» Второй мировой войне, которая началась в Китае в начале 1930-х годов и закончилась там — а в Юго-Восточной Азии, Восточной Европе и на Ближнем Востоке — только в десятилетие после 1945 года.
Истоки войны, по его словам, лежат в зените европейского колониализма в конце 19 века; он стал жестоким врагом империализма.Его название принадлежит Леонарду Вульфу, интеллектуалу из Блумсбери, который в 1928 году написал: «Империализм, каким он был известен в XIX веке, больше невозможен, и вопрос лишь в том, будет ли он погребен мирно или в крови и руинах».
Негодование по поводу урегулирования после 1919 года, которое сохранило и расширило Британскую и Французскую империи, лишив при этом три державы Оси того, что они считали своей законной автономией, было мощным мотивом для завоевания. В Берлине, Риме и Токио представления о расовом превосходстве, которые легитимировали территориальное стремление, мало чем отличались от тех, что лежали в основе существующих империй.Так называемая политика умиротворения, проводившаяся Великобританией и Францией в 1930-х годах (г-н Овери предпочитает «сдерживание»), отражала определенную симпатию к этим амбициям, а также «иногда бессвязное» стремление «привести в квадрат круг растущего международной нестабильности и их собственному желанию защитить имперский статус-кво».
Сны и кошмары
Это никогда не сработает. Проблема заключалась в динамическом характере всей имперской экспансии. Каждый успех разжигал аппетит к большему, теперь движимый верой в то, что старые силы находятся в окончательном упадке.Это убеждение было подкреплено скоростью краха Запада после немецкого вторжения в Польшу. Жребий был брошен при подписании Пакта трех держав 27 сентября 1940 года, возвещавшего «новый порядок», в котором Германия будет иметь империю в континентальной Европе, Италия в Средиземноморском бассейне и Африке, а Япония в Восточной Азии. Факты, что Британская империя не признала своего поражения и что Америка, хотя и не участвовавшая в битве, готовилась бросить свою экономическую мощь через программу ленд-лиза, не могли поколебать эту фантазию.
Державы Оси почти полностью видели свою имперскую миссию в плане грабежа ресурсов и переселения новых колоний за счет местного населения, которое часто считалось чем-то нечеловеческим. Подобно японцам в Китае и в других местах их Сферы совместного процветания в Большой Восточной Азии, которая была «построена на войне и разрушена войной», Гитлер предлагал людям на оккупированном востоке только жестокое порабощение, депортацию или смерть.
(Расовые и культурные взгляды нацистов означали, что Западная Европа была несколько иной историей.)
Ни одна из двух имперских целей Оси не прошла успешно. Потенциальных поселенцев было немного; Сложной оказалась и эксплуатация ресурсов завоеванных территорий в военное время. На нефтяных месторождениях Кавказа, которые, как рассчитывал Гитлер, будут подпитывать его военные усилия, практически не добывалась нефть до того, как этот район был заброшен в начале 1943 года.
Однако и у союзников были свои фантазии. Несомненно, победа держав Оси, как и предупреждал Уинстон Черчилль, погрузила бы мир в новую темную эру; однако сам он был полон решимости сохранить старые европейские империи — результат, противоречащий либеральному интернационализму, на котором настаивал Франклин Рузвельт и который был прописан в Атлантической хартии 1941 года.Учитывая свою приверженность самоопределению как праву всех народов, Черчилль (на фото) подписал его неохотно.
В то время как в 1942 году Великобритания сажала в тюрьмы десятки тысяч индийских националистов и расстреливала сотни протестующих, Америка также сильно отставала от риторики Рузвельта.
Расовая сегрегация, поразившая страну, нашла свое отражение в ее вооруженных силах. Военно-морской флот был полностью белым до 1942 года, и только впоследствии была набрана горстка афроамериканцев, в основном в качестве стюардов. Менее 2% армейских офицеров были черными; подавляющее большинство 1.2 млн чернокожих военнослужащих были признаны негодными к бою и отправлены в трудовые или служебные части. Тем временем ни одно из правительств не было сильно заинтересовано в спасении европейских евреев. По словам г-на Овери, в этом вопросе лондонские власти «проявили черствость, полностью противоречащую утверждению о том, что британцы борются за достойные ценности».
Мистер Овери придает такое же значение Тихоокеанскому региону и Восточной Азии, как и Европе. В рамках общего конфликта он различает ряд различных видов борьбы, включая то, как воюющие стороны мобилизовались, как они адаптировались экономически, как они использовали гражданских лиц (которые были как участниками, так и жертвами войны в беспрецедентных масштабах) и как они сражались (американские и британские технология и производство, по его словам, компенсируют превосходство вермахта на поле боя).
И как они оправдывали это испытание: очень немногие немцы или японцы сомневались в правоте своего дела, одна из причин, по которой они держались еще долго после поражения, была несомненной.
Данные, информация и идеи, которые собирает г-н Овери, иногда могут показаться ошеломляющими, но даже самый опытный читатель узнает больше. В своей предпоследней главе он перечисляет преступления и зверства войны. Это тяжелое чтение. Способность, казалось бы, обычных людей совершать самые ужасные вещи больше не должна вызывать удивления, но степень варварской бесчеловечности по-прежнему трудно понять.
В конце он рассказывает о событиях десятилетия после 1945 года, которые сформировали мир таким, какой он есть сегодня. Были ли старые империи просто заменены новыми американскими и советскими империями? Г-н Овери приходит к выводу, что нет, хотя его мнение о том, что советскому господству в Восточном блоке не хватало существенных характеристик империи, не совсем убедительно. Это незначительная критика.
Это великолепная книга, отражающая глубокую ученость и гуманное суждение авторитетного историка. ■
Эта статья появилась в разделе «Книги и искусство» печатного издания под заголовком «Кладбище империй»
Вторая мировая война — обзор
Военные и разведка
Среди самых популярных записей об операциях британской армии во Второй мировой войне — боевые дневники подразделений, в которых содержится информация о действиях армейских подразделений вплоть до батальонного уровня.Существует отдельное, но связанное руководство о том, как найти военные карты.
Прочтите наше руководство по операциям Королевского флота, чтобы ознакомиться с военно-морскими записями, включая журналы кораблей, конвои, совместные операции и службы морской авиации.
Обратитесь к нашему руководству по операциям Королевских ВВС для получения описания оперативных записей и того, как их найти, включая записи эскадрилий и подразделений, записи станций, аварии и боевые отчеты.
Для получения рекомендаций по поиску записей руководителей специальных операций (SOE), радиоразведке и взлому кодов, а также по другим вопросам разведки см. наше руководство по службам разведки и безопасности.
Торговый флот
Чтобы получить советы по поиску оцифрованных записей о перемещении британских и союзных торговых судов, обратитесь к нашему руководству по карточкам движения торговых судов.
Тыл
Информацию о поиске записей о разрушениях, нанесенных авианалетами в период с 1940 по 1945 год, см. в руководстве по записям переписи бомб.
Используйте наш справочник по землям, реквизированным для войны, чтобы узнать, как найти записи о землях, реквизированных военными и государством во время войны.
Наш путеводитель по Национальному обследованию ферм Англии и Уэльса дает советы по поиску записей и карт обследования 1941–1943 годов, целью которого было собрать данные о каждой ферме или владении площадью более пяти акров в Англии и Уэльсе.
Фотографии
Хотя мы обычно не храним фотографии отдельных лиц, существует большое количество фотографий, изображающих элементы военных операций, некоторые из них сделаны в рамках самих операций, а некоторые также из тыла.Обратитесь к разделу «Вторая мировая война» нашего руководства по фотографиям для получения более подробной информации и советов о том, как найти фотографии в Национальном архиве.
Память о Второй мировой войне в советской и постсоветской России —
Содержание
Введение: политика памяти в Советском Союзе и современной России
Дэвид Л. Хоффманн
Часть I: Советские воспоминания о войне
1. Мобилизационные стратегии военного времени и истоки советской военной памяти
Джонатан Бранстедт
2.Место Сталина в истории Второй мировой войны
Ян Манн
3. День Победы перед культом: память о войне в СССР, 1945–1965 гг.
Миша Габович
4.
Обучение и память о Великой Отечественной войне в советских школах
Ольга Конкка
5. Репрезентация пола в советских военных мемориалах
Дэвид Л. Хоффманн
Часть II: Память о советской и постсоветской войне
6.Ветераны вспоминают войну в советской и постсоветской фантастике
Анжела Бринтлингер
7. Ленд-лиз на войне и память о России
Кучеренко Ольга
8. Политизация мемориализации войны в советском и постсоветском Севастополе
Карл Д. Куоллс
9. Воспоминания о Второй мировой войне и местные СМИ на Русском Севере: Великий Новгород и Мурманск
Татьяна Журженко
10.Парады в русской культуре памяти
Ивонн Пёрцген
Часть III: Представления о войне в эпоху Путина
11. Перформанс-память и ее пределы: Владимир Путин и празднование Второй мировой войны в России
Элизабет А.
Вуд
12. Дискурс Холокоста в путинской России как инструмент внешней политики
Антон Вайс-Вендт
13. Фильм о войне и политика памяти в путинской России
Стивен М.Норрис
14. Евреи, гендер и справедливые войны: вспоминая и переписывая Великую Отечественную войну в военных фильмах 2015 года
Адриенн М. Харрис
15. Память о Великой Отечественной войне в XXI веке в музее «Россия — моя история»
Карен Петроне
.