Все было тихо в пустой комнате тускло освещенной: Выберите предложения, в которых определения необходимо обособить. — Студопедия

Содержание

Выберите предложения, в которых определения необходимо обособить. — Студопедия

Знаки препинания не расставлены.

А)Сообщайте водителю о вещах оставленных другими пассажирами.

Б)Красивый и величественный памятник является украшением города.

В)Девочка обиженная на друзей не стала обращаться к ним за помощью.

Г)Уставшие и голодные путники постучали в калитку дома.

Укажите предложение, которое содержит распространённое обособленное определение. Знаки препинания не расставлены.

А)Мальчик был из дальнего двора незнакомый и никого из взрослых не было в доме чтобы помочь ему. (А. Фадеев)

Б)Сосновый бор вызывал тихое умиление в душе уставшего фельдшера до того воевавшего на знойном степном пыльном юге. (В. Быков)

В)Оркестр начал быстрый плывущий мотив. (А. Грин)

Г) Ему казалось он вмёрз в медленно плывущий айсберг. (С. Осипов)

 

3.5. Найдите предложения, в которых допущены пунктуационные ошибки

При обособлении определений.

А) Разморённые жарой, люди двигались медленно, вяло.

Б) Мартовская ночь, облачная и туманная, окутала землю.

В) Полный раздумья шёл я однажды по большой дороге.

 

 

Г) Машина долго кружила по улицам похожим на сады.

Д) Отставшие, льдины стукались о борт парохода.

Е) Изумлённый, он не сразу нашёл подходящий ответ.

 

Домашнее задание.

Составить  конспект по теме урока.

Выполнить контрольное задание

Контрольное задание.

Обособленные и необособленные определения

В каком варианте ответа правильно указаны все цифры, на месте которых в предложениях должны стоять запятые?

1. Наташа (1) в голубом платье (2) с коротким пышным рукавом (3) выглядела особенно нарядно. (Л. Т.)

2. Лицо его (4) с покатым назад лбом (5) тонким горбатым носом и решительными, крепкими губами (6) было мужественно и красиво.

(Купр.)

а) 1,4,5  6)1,3, 5, 6 в) 1,2, 3,5,6 г) 1, 3, 4, 5, 6

В каком варианте ответа правильно указаны все цифры, на месте которых в предложении должны стоять запятые?

И светлая (1) безмятежная тишина (2) чуждая всему миру (3) царит кругом, тишина (4) нарушаемая только плеском и свистом голубиных крыльев в куполе (5) да певучими, печально-задумчивыми возгласами молящихся (6) гулко и музыкально замирающими среди высоты и простора, среди древних стен, в которых немало скрыто пустых амфор-голосников. (Бун.)

а) 2, 3,4, 5,6 6)1,2, 3,4, 6 в) 1,2, 4, 6

Какое предложение осложнено не причастным оборотом?

а) Я возвращался с охоты в тряской тележке и, подавленный душным зноем летнего облачного дня, дремал и покачивался. (Т.)

б) Утром вскакиваю очень рано от свежести, плывущей в окно с моря, от звона колокола в верхнем этаже подворья. (Бун.)

в) Волчата вначале притаились, недоумевая и побаиваясь, — такого они никогда не видели. (Ч. А.)

г) Мы с ним лежим на песке у громадного камня, оторвавшегося от родной горы, одетого тенью, поросшего мхом, — у камня печального, хмурого. (М. Г.)

В каком предложении нужно поставить четыре запятые?

а) Старинный парк угрюмый и строгий тянулся от дома до реки. (Ч.)

б) Пришёл Макаров в чёрном строгом костюме стройный седой с нахмуренными бровями. (М. Г.)

в) Всё было тихо в пустой комнате тускло освещённой жёлтыми лучами маленькой стеклянной лампадки. (Т.)

г) Был ещё на дворе старый пёс жёлтого цвета с бурыми крапинами по имени Волчок. (Т.)

В каком предложении не содержится обособленное приложение? (Знаки препинания не расставлены.)

а) Здесь некогда жил граф Пётр Ильич известный хлебосол богатый вельможа старого века. (Т.)

б) Человек необыкновенно гордый и строгий он до конца своих дней тяжело страдал по России… (Пауст.)

в) Пушкин есть явление чрезвычайное, и, может быть, единственное явление русского духа. .. (Г.)

 

Шкала ответов

1.1 1.2 2 3 4 5
           

 

 

!!!  Ребята, контрольное задание    выполняете в вордовском докуменете и отправляете мне на электронную почту  [email protected]

 

Коричные лавки. Коричные лавки — Бруно Шульц

Бруно Шульц (Bruno Schulz)

Перевод:

Асар Эппель

В самые краткие сонливые зимние дни, по обоим концам — с утра и вечера — отороченные меховою каймой сумерек, когда город все дальше уходил в лабиринты зимних ночей, надсадно призываемый недолгим рассветом опомниться, отец мой был уже утрачен, запродан, повязан присягой тому миру.

Лицо его и голова буйно и дико зарастали в эту пору седым волосом, торчащим неодинаковыми пучками, щетиной, длинными кисточками, вылезавшими из бородавок, бровей и ноздрей — что придавало ему вид старого взъерошенного лиса.

Обоняние и слух отца невероятно обострялись, а по игре немого напряженного лица было заметно, что, используя чувства эти, он пребывает в постоянном контакте с незримой жизнью темных закутков, мышьих нор, трухлявых пустых пространств под полами и дымоходов.

Шорохи, ночные скрипы, тайная и трескучая жизнь полов находили в нем безошибочного и чуткого подстерегателя, соглядатая и пособника. Все это поглощало его настолько, что он безраздельно погружался в недоступные нам области, о которых и не пытался свидетельствовать.

Частенько, когда штучки незримых сфер бывали уж слишком нелепы, ему случалось, ни к кому не обращаясь, отрясать пальцы и тихо посмеиваться; при этом он обменивался понимающим взглядом с нашей кошкой, которая — тоже причастная тому миру — поднимала свое циничное холодное полосатое лицо, щуря от скуки и равнодушия раскосые щелки глаз.

Во время обеда отец, с повязанной под шею салфеткой, иногда откладывал нож и вилку, вставал кошачьим движением, подкрадывался на подушечках пальцев к дверям пустой соседней комнаты и с величайшими предосторожностями заглядывал в замочную скважину. Затем, растерянно улыбаясь, словно бы сконфуженный, возвращался к столу, хмыкал и что-то невнятно бормотал, что относилось уже к внутреннему монологу, целиком его поглощавшему.

Чтобы как-то отца развеять и отвлечь от болезненных наваждений, мать водила его на вечерние прогулки, и он шел молча, не сопротивляясь, но и неохотно, рассеянный и отсутствующий. Однажды мы даже отправились в театр.

В который раз оказались мы в обширной, худо освещенной и неопрятной зале, полной сонного гомона и бестолковой сутолоки. Однако стоило преодолеть людскую толчею, и перед нами возник огромный бледно-голубой занавес, точь-в-точь небеса иного какого-то небосвода. Большие намалеванные розовые маски, раздувая щеки, утопали в громадном полотняном пространстве.

Искусственное небо плыло вдоль и поперек и распростиралось, преполняясь грандиозным дыханием пафоса и широкого жеста, атмосферой ненастоящего блистающего мира, сотворяемого на гулких лесах сцены. Трепет, плывущий по огромному облику этих небес, дыхание громадного полотна, понуждавшее расти и оживать маски, выдавало иллюзорность неба, производя то содрогание действительности, какое в миги метафизические ощущается нами как мерцание тайны.

Маски трепетали красными веками, цветные уста беззвучно шептали что-то, а я знал — наступит момент, когда напряжение тайны достигнет апогея, небесное половодье занавеса лопнет, вознесется и обнаружит нечто невероятное и ослепительное.

Однако дождаться этого мне не пришлось, ибо отец вдруг забеспокоился, стал хвататься за карманы и, наконец, объявил, что оставил дома портмоне с деньгами и важными документами.

После короткого совета с матерью, на котором добропорядочность Адели была подвергнута незамедлительной огульной оценке, мне было предложено отправиться домой на розыски. По мнению матери, до начала было довольно времени, так что при моей расторопности можно было вовремя поспеть обратно.

И я отправился в ночь, зимнюю и цветную от небесной иллюминации, одну из тех ясных ночей, когда звездный небосвод столь обширен и разветвлен, словно бы распался, разъединился и разделился на лабиринты отдельных небес, каждого из которых вполне станет на целый месяц ночей зимних, дабы накрыть цветными и серебряными абажурами все их заполночные события, перипетии, скандалы и карнавалы.

Непростительным легкомыслием было посылать подростка в такую ночь с поручением важным и неотложным, ибо в полупотемках ее множатся, перепутываются и меняются местами улицы. Можно даже сказать, что из городских недр порождаются улицы-парафразы, улицы-двойники, улицы мнимые и ложные. Очарованное и сбитое с толку воображение чертит призрачные планы города, вроде бы давно известные и знакомые, где у странных этих улиц есть место и название, а ночь в неисчерпаемой плодовитости своей не находит ничего лучшего как поставлять всё новые и новые обманные конфигурации. Достаточно без особого умысла сократить дорогу, воспользоваться не всегдашним, а каким-то незнакомым проходом, и начинаются искусы ночей зимних. Возникают соблазнительные варианты пересечения головоломного пути каким-то нехоженым поперечным проулком. Однако на этот раз все случилось по-другому.

Пройдя несколько шагов, я спохватился, что ушел без пальто, и хотел было вернуться, но решил не терять времени, поскольку ночь не была холодна, а совсем напротив — пронизана струениями странного тепла, дыханием некоей псевдовесны. Снег съежился белыми ягнятами, невинным прелестным руном, благоухавшим фиалками. В таковых же ягнят разбрелось и небо, где вездесущий месяц старался за двоих, являя таковой многократностью все фазы и положения на небосводе.

Небеса, словно бы в нескольких анатомических препарациях, обнажали в тот день свое внутреннее устройство, обнаруживая спирали и слои света, сечения сияющих зеленых глыб ночи, плазму пространств, вещество ночных наваждений.

В такую ночь невозможно идти Подвальем или другой какой темной улицей, то есть изнанкой или как бы подоплекой четырех сторон площади, и не вспомнить, что в столь поздний час иногда еще открыты некоторые из престранных и ужасно заманчивых магазинчиков, о которых в обычные дни и не вспоминаешь. Я именую их коричными лавками из-за темных деревянных панелей цвета корицы, которыми обшиты стены.

К этим и в самом деле благородным торговлям, открытым допоздна, меня всегда горячо и неудержимо тянуло.

Тускло освещенные, темные и торжественные их помещения пахли глубоким запахом красок, благовоний, лака, ароматом неведомых стран и редкостных материй. Тут можно было найти бенгальские огни, волшебные шкатулки, марки давно запропастившихся государств, китайские переводные картинки, индиго, малабарскую канифоль, живых саламандр и василисков, яйца экзотических насекомых, попугаев, туканов, корень Мандрагоры, нюрнбергские механизмы, гомункулов в цветочных горшках, микроскопы, подзорные трубы и, конечно же, редкие и особенные книжки — старинные фолианты с превосходными гравюрами и удивительными историями.

Помню старых степенных купцов, преисполненных мудрости и понимания самых сокровенных пожеланий клиента, обслуживавших гостя не поднимая глаз и в тактичном молчании. Главное же, была там книжная лавка, где однажды, совлекая покровы с тайн мучительных и упоительных, я разглядывал редкие и запретные издания тайных клубов.

Бывать в этих лавках случалось крайне редко — да еще и с небольшой, но достаточной суммой в кармане. Поэтому небрегать появившейся возможностью, невзирая на важность миссии, доверенной вашему усердию, было нельзя.

Чтобы попасть на улицу с ночной торговлей, следовало по моим расчетам свернуть в боковой переулок и миновать два-три перекрестка. От главной цели это отдаляло, но можно было наверстать время, возвращаясь дорогой на Соляные Копи.

Подстегиваемый желанием побывать в коричных лавках, я свернул в известную мне улицу и скорее летел, чем шел, следя, однако, за тем, чтобы не сбиться с дороги. Я миновал уже третий или четвертый перекресток, а заветной улицы все не было. Ко всему еще и расположение улиц не соответствовало ожидаемому. Лавок было не видать. Я оказался на тротуаре с домами сплошь без подъездов, только плотно затворенные окна слепли отблеском месяца. Нужная мне улица, откуда эти дома доступны, вероятно, расположена по другую их сторону, решил я и, тревожно ускоряя шаги, раздумал заходить в лавки. Только бы скорее выбраться в знакомые кварталы. Я приближался к уличному завершению, не представляя, куда оно меня выведет, и оказался на широком, негусто застроенном тракте, весьма долгом и прямом. На меня тотчас пахнуло дыханием открытого пространства. Здесь вдоль улицы или в глубине садов стояли живописные виллы, нарядные дома богатых людей. Усадьбы перемежались парками и стенами фруктовых садов. Это отдаленно напоминало Лешнянскую улицу в ее нижнем и редко посещаемом конце. Лунный свет, распыленный в тысячах агнцев и в серебряных небесных чешуях, был бледен и светел, словно бы вокруг стоял белый день, и в серебряном этом пейзаже чернелись только парки и сады.

Внимательно приглядевшись к одной из построек, я решил, что передо мною тыльный, прежде неизвестный мне фасад гимназии. Меж тем я оказался у подъезда, который, к удивлению моему, был отворен и освещен внутри. Я вошел и очутился на красной дорожке коридора. Я полагал, что исхитрюсь пробраться незамеченным насквозь через здание и выйти через парадный вход, прекраснейшим образом сократив себе дорогу.

Тут вспомнил я, что в поздний этот час в классе учителя Арендта идет один из тех дополнительных уроков, устраиваемых чуть ли не ночью, на которые мы сходились в зимнюю пору, движимые благородным рвением к рисованию, каковое пробудил в нас отменный педагог.

Кучка самых прилежных казалась затерянной в большом темном классе, на стенах которого изламывались и великанились тени наших голов, создаваемые двумя куцыми свечками, горевшими в бутылочных горлышках.

Сказать по правде, рисовали мы в дополнительные часы не так чтобы много, да и учитель не ставил нам уж очень конкретных задач. Кое-кто приносил из дому подушки и устраивался подремать на скамьях. И только усерднейшие трудились возле свечки, в золотом круге ее сияния.

Обычно мы долго ждали учителя, скучая в сонных разговорах. Наконец, отворялись двери его комнаты, и он появлялся, маленький, с красивой бородой, исполненный эзотерических усмешек, уместных умолчаний и аромата таинственности. Он быстро притворял за собой двери кабинета, в которых можно было успеть заметить столпившееся множество гипсовых теней, фрагменты античных Данаид, Танталидов и скорбящих Ниобид — весь печальный бесплодный Олимп, долгие годы прозябающий в музее слепков. Сумрак помещения бывал мутным даже днем, сонливо колышась гипсовыми грезами, пустоглазыми взглядами, тусклеющими овалами и отрешенностями, уходящими в небытие. Нам, бывало, нравилось подслушивать у дверей тишину, полную вздохов и шепотов гипсового этого развала, крошившегося в паутине, этого разрушавшегося в скуке и однообразии заката богов.

Исполненный благоговения учитель с достоинством прохаживался меж пустых скамей, где, разбросанные маленькими кучками, мы что-то рисовали в сером отсвете зимней ночи. Было укромно и сонно. Кто-то из однокашников укладывался спать. Свечки тихо догорали в бутылках. Учитель рылся в глубоком стеклянном шкафу, заваленном старинными фолиантами, стародавними иллюстрациями, гравюрами и редкими изданиями. Сопровождая показ эзотерическими жестами, он листал перед нами старые литографии сумеречных ландшафтов, ночные заросли, аллеи зимних парков, чернеющие на белых лунных дорогах.

В сонной беседе неприметно текло время и, неравномерно длясь, словно бы вязало узлы уходящих часов, целиком заглатывая невесть куда пустые промежутки дления. Неприметно, без перехода, орава наша вдруг обнаруживала себя уже на обратной дороге, на белой от снега тропе шпалеры, обведенной черной и сухой каймой кустарника. Уже много заполночь шли мы вдоль лохматой этой кромки мрака, в ночь ясную и безлунную, в млечный ненастоящий день, отирая медвежью шерсть кустов, похрустывающих под нашими шагами. Рассеянная белость света, брезжившая из снега, из бледного воздуха, из млечных пространств, была подобна серой бумаге гравюры, на которой глубокой чернью перепутываются черточки и штриховки густых зарослей. Ночь, теперь уже далеко заполночь, повторяла серию ноктюрнов, ночных гравюр учителя Арендта, продлевая его фантазии.

В черной парковой чащобе, в мохнатой шерсти зарослей, в ломком хворосте попадались ниши, гнезда глубочайшей пушистой тьмы, полные путаницы, тайных жестов, беспорядочного разговора знаками. В гнездах этих было укромно и тепло. В ворсистых наших пальто мы устраивались на мягком нехолодном снегу, грызя орехи, которыми в ту весноподобную зиму была полна лещинная чащоба. В зарослях беззвучно пробегали ласки, ихневмоны и куницы, продолговатые и на низких лапках меховые принюхивающиеся зверьки, смердящие овчиной. Мы подозревали, что меж них есть экземпляры из школьного кабинета, каковые, хотя выпотрошенные и плешивые, чуяли в ту белую ночь выпотрошенным нутром своим голос давнего инстинкта, зов течки, и устремлялись в леса для недолгой обманной жизни.

Потихоньку фосфоресценция весеннего снега мутнела и погасала, наползали густые и черные предрассветные мраки. Кто-нибудь из наших засыпал в теплом снегу, кто-то угадывал на ощупь в невнятице парадных свои жилища, ощупью же входил в темные нутра, в сон родителей и братьев, в продолжение их глубокого храпа, который и догонял на поздних своих дорогах.

Ночные сеансы были исполнены для меня таинственного очарования, потому и теперь, решив, что не позволю себе задержаться ни на минутку дольше, я не мог не воспользоваться возможностью, пусть мимоходом, но заглянуть в рисовальный класс. Поднимаясь по кедровым, звучно резонирующим ступеням черной лестницы, я обнаружил, однако, что нахожусь в незнакомой, до сих пор неведомой мне части здания.

Малейший шорох не нарушал величавую тишину. Коридоры, застланные плюшевой дорожкой, были в этом крыле респектабельней и просторней. Небольшие, темно горевшие лампы светили на поворотах. Миновав один такой поворот, я попал в коридор еще больший, устроенный с дворцовой роскошью. Одна его стена открывалась широкими стеклянными аркадами внутрь самое квартиры и являла взору долгую анфиладу комнат, уходящих вдаль и обставленных с ослепительным великолепием. Шпалера шелковой обивки, золоченых зеркал, драгоценной мебели и хрустальных люстр уводила взгляд в пушистую мякоть пышных интерьеров, полных цветной круговерти, мерцающих арабесок, гирляндовых хитросплетений и готовых процвести бутонов. Немая тишина пустых этих гостиных была насыщена разве что тайными взглядами, какими обменивались зеркала, и суматохой арабесок, бегущих высоко по фризам стен и пропадающих в лепнине белых потолков.

В изумлении и почтении замер я перед таковым великолепием, догадавшись, что ночная моя эскапада неожиданно привела меня к директорскому флигелю в частную его квартиру. Я стоял, пригвожденный любопытством, готовый бежать при малейшем шорохе, и сердце мое колотилось. Ну чем бы я, обнаруженный, смог объяснить ночное шпионство, дерзкое мое любопытство? В каком-то из глубоких плюшевых кресел могла, не замеченная и тихая, сидеть директорская дочка и, оторвавшись от книжки, поднять на меня глаза — черные, сибиллические, спокойные очи, взгляда которых никому из нас не получалось выдержать. Однако отступиться на полдороге, не осуществив намеченного, я полагал трусостью. К тому же и ненарушимая тишина царила в пышных помещениях, освещенных притемненным светом неопределенного времени суток. Сквозь аркады коридора я различил на противоположной стороне обширного салона большие застекленные двери, ведущие на террасу. Вокруг было так тихо, что я набрался духу. Я не почел слишком большим риском сойти по двум ступенькам на уровень залы, несколькими скачками пересечь большой дорогой ковер и оказаться на террасе, с которой легко возможно будет попасть на знакомую мне улицу.

Так я и сделал. Ступивши на паркет салона под большие пальмы, взметавшиеся из вазонов до самых потолочных арабесок, я увидел, что нахожусь теперь на территории ничейной, ибо у салона не оказалось передней стены. Он был как бы большой лоджией, переходившей посредством нескольких ступеней прямо в городскую площадь. Получался словно бы отрог площади, и какая-то мебель расположилась уже на мостовой. Я сбежал по каменным ступенькам и оказался на улице.

Созвездия стояли теперь перевернутые, все звезды переместились на противоположную сторону, однако месяцу, зарывшемуся в перины облачков, которые он подсвечивал незримым присутствием, предстояла, казалось, еще нескончаемая дорога, и, поглощенный путаным своим небесным церемониалом, он о рассвете и не помышлял.

На улице чернелись несколько пролеток, кособоких и разболтанных, схожих с увечными сонными крабами или тараканами. Возница склонился с высоких козел. Лицо его было небольшое, красное и добродушное. — Поехали, паныч? — спросил он. Пролетка шевельнула всеми вертлюгами и суставами членистого тулова и тронулась на легком ходу.

Но кто в такую ночь доверяется капризам непредсказуемого извозчика? Тарахтенье спиц, громыханье кузова и поднятого верха мешали сговориться насчет дороги. Он кивал на все со снисходительной небрежностью и что-то напевал, избрав кружной путь по городу.

Возле какого-то трактира толпились извозчики, дружелюбно подававшие ему знаки. Он радостно ответил, а затем, не придержав пролетки, бросил мне на колени вожжи, слез с козел и присоединился к толпе сотоварищей. Конь, старый умный извозчичий конь на шагу оглянулся и побежал дальше мерной извозчичьей рысью. Конь как раз доверие вызывал — он был явно сообразительней возницы. Поскольку я не умел править, оставалось положиться только на него. Мы въехали в улицу предместья, по обе стороны окаймленную садами. Сады, пока мы ехали, постепенно становились высокоствольными парками, а те — лесами.

Никогда не забуду сияющей этой поездки в светлейшую из зимних ночей. Цветная карта небес вырастала непомерным куполом, на котором громоздились фантастические материки, океаны и моря, изрисованные линиями звездных водоворотов и струений — сияющими линиями небесной географии. Воздух сделался легок для дыхания и сиял серебристыми газовыми вуалями. Пахло фиалками. Из-под шерстяного, словно белый каракуль, снега глядели трепетные анемоны с искрою лунного света в изящных своих рюмочках. Лес целый, казалось, был рассвечен тысячами светилен, звездами, густо роняемыми декабрьским небосводом. Воздух дышал некоей таинственной весной, неизреченной чистотой снежного и фиалкового. Мы въехали в холмистую местность. Очертания взгорий, мохнатых нагими розгами дерев, возносились, как блаженное воздыхание, к небу. Я увидел на этих благодатных склонах целые толпы путников, сбирающих во мху и кустарниках упавшие и мокрые от снега звезды. Дорога стала крутой, конь оскальзывался и с трудом тянул экипаж, дребезжавший всеми суставами. Я был счастлив, грудь моя вбирала блаженную весну воздуха, свежесть звезд и снега. Перед конской же грудью сбивался вал снежной пены, делавшийся все выше. Конь с трудом преодолевал чистую и свежую его массу, пока, наконец, не остановился. Я вышел из пролетки. Он тяжко дышал, понурив голову. Я прижал эту голову к груди — в больших черных глазах его сияли слезы. Тут заметил я на его животе круглую черную рану. — Отчего ты не сказал мне? — шепнул я в слезах. — Милый мой, она ради тебя, — молвил он и сделался совсем маленький, точь-в-точь деревянная лошадка. Я покинул его. Я чувствовал себя на удивление легким и счастливым. Некоторое время я раздумывал, ждать ли местную узкоколейку, проходившую здесь, или вернуться в город пешком. Я стал спускаться по крутому серпантину сквозь леса, сперва идучи шагом легким и пружинистым, затем, набирая ход, перешел на плавный радостный бег, который вскоре превратился в скольжение, подобное лыжному. Я мог по желанию менять скорость, воздействуя на движение легкими поворотами тела.

Вблизи города я свой триумфальный бег придержал, перейдя на подобающий прогулочный шаг. Месяц все еще стоял высоко. Преображения небес, метаморфозы их многократных сводов во всё более искуснейшие конфигурации были бесконечны. Точно серебряная астролябия отворяло небо в ту колдовскую ночь механизм нутра своего и обнаруживало в нескончаемых эволюциях золоченую математику шестерен и колес.

На городской площади я встретил гуляющих. Зачарованные зрелищем ночи, все шли, запрокинув лица, серебряные от магии небес. История с портмоне меня больше не волновала. Отец, поглощенный своими чудачествами, наверняка забыл о пропаже, за мать я не беспокоился.

В такую ночь, единственную в году, приходят счастливые мысли и наития, человека касается вещий перст Божий. Полный замыслов и наваждений, я направился было к дому, но навстречу попались товарищи с книгами под мышкой. Слишком рано вышли они в школу, пробужденные ясностью ночи этой, которая не собиралась кончаться.

Мы всею гурьбой отправились гулять по круто спускавшейся улице, веявшей дуновением фиалок, и не могли взять в толк, магия ли ночи осеребрила снег, или уже светает. ..

Почему телевизионные сцены становятся настолько темными, что вы не можете видеть, что происходит?

Дорогой телевизор,

Темные повороты — это хорошо, но сцены с таким тусклым освещением, что мы не можем сказать, что происходит или даже с кем, довольно проблематичны.

Да, телевизоры делают технологические прорывы, и у многих из нас может быть блестящий новый Samsung, чьи темные ниши «больше не черные». Но кажется, что вы продолжаете раздвигать границы, злоупотребляя темными, теневыми сценами, чтобы создать кинематографическое настроение за счет ясности.

Take Финал середины сезона «Ходячих мертвецов» , который только на бумаге бросал вызов зрителю, бросая различных персонажей в странные, новые окрестности. Но добавьте к этому обложку слишком долгой ночи, и раздел комментариев нашего резюме был битком набит людьми, проклинающими темноту.

Многие зрители «Ходячих мертвецов» буквально не видели, как Дэрил возвращает себе свой жилет

«Сочетание того, насколько темными были все сцены и какие персонажи были там, делало весь сериал запутанным», — сказал читатель TVLine The Beach. Джо добавил: «Было так темно, что я понятия не имел, что происходит около 9 часов.0 процентов эпизода, тем более, что они постоянно прыгали с места на место, от группы к группе, от перестрелки к перестрелке. Разве «самое большое шоу на телевидении» не может позволить себе свет?? Глядя на черный экран на протяжении всего эпизода, я чувствовал, что слушаю радиопередачу 1920-х годов».

Чтобы привести конкретный пример, несколько читателей не обратили внимания на тот факт, что Дэрил забрал свой жилет после завершения конфронтации с Дуайтом (см. снимок экрана выше или хотя бы попробуйте). «Я даже не знал, пока не посмотрел Talking Dead о том, что произошло, — сказала читательница TVLine Вероника, — и я уверена, что это потому, что было слишком темно, чтобы я могла это увидеть.

Даже тех, у кого телевизоры следующего поколения, буквально оставили… ну, вы знаете где. «Мне нравится это шоу, но, боже, оно было чертовски мрачным», — прокомментировал AngelWasHere. «Я смотрел в высоком разрешении, но почти ничего не видел. Было почти темно».

И пусть , а не заставит нас начать пытаться расшифровывать вещи, когда мы смотрим, скажем, на iPad, в любое время, отдаленно напоминающее дневное время!

«Игра престолов»: Джон мог бы нести больший факел для Дейенерис

Быстрый опрос сотрудников TVLine немедленно выявил другие примеры, от «Игра престолов» «Джон и Дейенерис исследуют пещеру из драконьего стекла» до «Агенты ЩИТа». Нынешняя космическая сага , рассказанная с использованием палитры от темного до очень темного серого. Twin Peaks новаторский Эпизод 8 протестировал диапазоны оттенков серого даже самых модных телевизоров, «Видоизмененный углерод » — это новый пример сериала, действие которого происходит в недостаточно освещенном будущем, и, как отметил Энди Свифт о давно ушедшей одержимости: « Я не смог увидеть даже половины сцен последнего сезона Волчонка ». ”

Сигарета Вусдмана из «Твин Пикс» была редким ярким пятном в пепельном эпизоде ​​

Но хватит о нас. Знайте, что актерский состав вашего шоу также замечает, как их тяжелая работа может потеряться в трясине теней по причинам, неизвестным никому, кроме пост-продюсера, который принимает окончательное решение о времени/коррекции цвета. «Это , так что странно», — проворчала одна звезда дорамы TVLine, когда было отмечено, что важное раскрытие было нечетким из-за недостаточного освещения. «Если вы посмотрите наше шоу на просмотре, в театре, вы увидите всего . Но по какой-то причине, когда это переводится на телевидение, становится очень, очень темно. И это расстраивает».

Как безумно тусклых сцен вообще попадают в эфир? «Я предполагаю, что это дело режиссеров — а чаще шоураннеров/продюсеров — пытающихся стать слишком кинематографичными», — предполагает один ветеран EP. «Это также может быть просто ошибкой, когда люди забывают, что их идеальная настройка синхронизации цвета не означает, что она будет работать для всех». А в случае шоу с большим количеством компьютерной графики «это также может быть шоураннер, пытающийся скрыть грехи».

Итак, телепродюсеры и режиссеры, во что бы то ни стало, стремятся быть кинематографичными. Примите меры для создания правильного настроения. Но если в конце дня ночь слишком темна…? Вы рискуете оставить зрителя сбитым с толку, а не ослепленным.

Искренне Ваш на ТВ,
Мэтт

Оставили ли некоторые сцены определенных шоу вас в темноте? Каковы худшие преступники? Зажгите пресловутую свечу в комментариях!

Если вам нравится TVLine, вам понравятся наши уведомления о новостях по электронной почте! Нажмите здесь, чтобы подписаться.

Проза – Видения

Weathered / Evan Fecko

Джозеф Раззано

Когда мои глаза привыкли к темноте, они расширились от удивления. Внутренняя часть дома не была похожа на обветшавший внешний вид, ничего не отражавший отвратительных слов города, которые ей навязывали. Потому что запах был уникальным. Первый удар был пылью, плесенью и гниющим деревом, но с оттенком красивой французской кухни. Потому что было тепло и тускло освещено, а в камине горел огонь, заполняя комнату танцующими тенями. Потому что лестница была величественной и украшена резным орнаментом, который не мог остаться незамеченным. Потому что ковры были иностранные и имели цвета, которые жители этого маленького городка не могли назвать. Потому что это казалось другим миром; Я никогда в жизни не видел ничего столь красивого древнего.

Я чувствую себя в безопасности.

Ghosting / Tyler Murphy

Jaxx Parsons

Сидя в моем поношенном офисном кресле, она смотрит на свою полупустую комнату и то, что осталось от ее кровати. На краю осталось несколько старых одеял. Подушки, которые они не смогли взять с собой, остались пылиться, пока она не вернется на каникулы. Они возятся с Чесночком, белой козой, которую отец купил им, когда им было восемь. Его ноги сморщились за годы выдумок и притворных приключений. Желтый глаз потеряла одна из кошек. Хотя в конце концов они зашили глаз, они никогда не переставали чувствовать себя виноватыми.

Завтра она будет в колледже, в 186 милях от дома. Вдали от безопасного секрета их кровати и ее утяжеленных одеял. Где они пили мамин горячий шоколад. Где собирали жуков вроде тех, что в кабинете ее матери. Где они нашли Нимо и Оскара и где их папа научил их вязать крючком. Они крутят Чесноку за ухо, и их нижняя губа дрожит. Сдерживая слезы.

eva berglund (победитель)

Десятки серых пластиковых столов выстроились в ряд и большие круглые столы у задней стены. Жесткие синие стулья идеально сочетались с каждым, металлические корзины под сиденьем. Скрип маркеров на доске, заметки, написанные от периода к периоду. Большой письменный стол, надежно спрятанный в переднем углу комнаты, с темными деревянными ящиками и поцарапанной столешницей. Солнечный свет струится из окон, освещая пылинки, парящие в туманном послеполуденном воздухе. Стены украшены выцветшими картами, изображающими мир в оттенках всех цветов радуги. Дневной класс.

неко лин (занявший второе место)

Система подвалов Кёбанья

josiah mo (занявший второе место)

Нависающие сводчатые арки, равномерно расположенные, перпендикулярно отбрасывающие тени на тропинку внизу. Жуткие факелы, расположенные у основания широких арок, мягко гудят, излучая свое сияющее сияние. Влажные стены из пепельного известняка, их вредное для здоровья содержимое, зараженное плесенью, их ветхое качество quid autem pulchritudinous. Протоптанные проходы, пропитанные водой с обеих сторон, словно вмещают в себя души тех, кто ходил здесь когда-то. Мрачные тени нависают над дорожкой, все тихо, кроме нежного pitter patter  рассыпных капель воды.

Шриман Айер

Ханна Беркун

На вершине горы царит жуткая тишина.

Мир перед тем, как все проснутся.

С солнцем на ранней стадии,

сражаясь с луной за власть.

 

Первый день весны

и все же погода далека от нее.

Я вижу свое дыхание.

С вершины все еще виден снег.

 

Но когда восходит солнце,

Озаряя небо желтыми лучами.

Кажется, что лед тает, 

Озеро становится ярким и голубым.

 

Через несколько минут весь мир

переходит от тишины к гулу.

Взгляд вниз с вершины 

Виден лес, полный существ.

 

Небо теперь наполнено цветами,

Это то, на что я могу смотреть каждый день.

Мэри Кенири

Джереми Лапарл

Увидимся в следующее воскресенье, малыш, говорит его отец. Он не знает, почему всегда должно быть воскресенье. Почему это не может быть ни пятница, ни понедельник, ни даже суббота? Кальвин не понял. Он многого не понимал. Он не понимал, как завязывать шнурки, и не понимал, какое отношение кролик имеет к завязыванию шнурков. Он не понимал, почему Санта приходит только раз в году и почему он не может получать подарки каждый день, чтобы иметь все то, что есть у других детей в школе. Он не понимал, почему его мама плачет по ночам после того, как они видят его папу каждое воскресенье.

Только по воскресеньям она сидит на краю кровати, закрыв лицо ладонями, локти на коленях и безудержно рыдает. Только по воскресеньям Кальвин просыпается от ее крика, вскакивает с кровати, протирает глаза, снимает одеяло и идет в конец коридора. Только по воскресеньям Кэлвин шагает к комнате своей мамы, ее рыдания заглушают низкий ручей двери ее спальни, когда Кэлвин медленно открывает ее. Только по воскресеньям Кэлвин смотрит в спину своей убитой горем маме и спрашивает ее: «Что случилось, мамочка?» заставив ее испуганно обернуться, ее темно-каштановые волосы хлестнули ее по лицу, только затем она поспешно откинула их к затылку, направляясь к Кэлвину, поднимая его с натянутой улыбкой, когда она говорит: «Ничего. Ничего, милый. А теперь давай вернемся в постель». Только по воскресеньям она приводит Кэлвина обратно в его комнату, укрывает его и целует в щеку, вытирая слезы с глаз, когда говорит, что любит его, затем медленно выходит из комнаты, на этот раз закрывая дверь Кэлвина, чтобы он не проснуться от ее душераздирающих криков. Кальвин никогда не понимает, почему все это происходит только по воскресеньям.

утащили / Джоанна Джеймс

Конкурс сочинений в 10-м классе

Я Никогда не пойму, как ты выжил в те дни, живя в условиях чумы
Как ты принял все эти ответы, не понимая, насколько они расплывчаты
Токсичность должна была убить тебя, она убила бы тысячу человек
И все же я стою, надеясь преподать вам урок

Рэйчел Перес

(победитель)

«Без названия» / Джулия Вальдорф

Если бы я мог сказать себе что-то молодое, я бы хотел жить настоящим. Каждый год я оглядываюсь назад, прежде чем подумать, что это было лучшее время в моей жизни. Я никогда не научусь ценить настоящее, но хочу оказаться в прошлом.

Эви Винселетт

(второе место)

Каково это?
Что нравится?
Каково это быть взрослым.
Ответственность, подотчетность и зрелость.
Что это?  
Не беспокойся об этом.
Беспокоитесь о том, чтобы повеселиться и побыть ребенком.
Но я хочу быть ребенком постарше.
Ты не хочешь. Оставайтесь молодыми, у нас нет ничего крутого.

Питер Резник (второе место)

Эй, Линдси.
Пишу вам, чтобы дать вам ценный совет. Не делайте стойку на руках на кофейном столике. Это не так забавно, как вы думали. Твое старшее «я» теперь страдает от шрама на лбу, который выделяется на солнце.

Линдси Маккаллох

Дорогая маленькая Эмма,
Я знаю, что тебе сейчас весело, и я горжусь тобой. Но всегда помните, чтобы наслаждаться маленькими моментами. Никогда не принимайте как должное то, что у вас есть, и всегда верьте в себя. Взрослеть страшно, но в этом есть свои преимущества. Просто помните, у вас есть это.

Эмма Роузкранс

Дорогой Сэм,
Эй, это ты из 3-часового будущего… Пока ты оправляешься от шока, вот идея. Попробуйте закончить работу над школьным сочинением.
Через 4 часа:
Дорогой Сэм,
Привет, 1 час спустя. .. Вы закончили. Будем надеяться, что мы сможем выиграть это дело!

Сэм Маклафлин

Что происходит рядом со мной? Я из конца этого года. И нет, это плохой год, но сделайте его лучше и прислушайтесь. Ты хочешь разбогатеть? Вам нужно инвестировать в акции GameStop — поверьте мне. 22 января этого года он взлетит до небес. Разбогатеть.

tyler groeber

Мне 15, а тебе 4, так что ты должен верить мне, когда я говорю не кататься на санках. Если вы это сделаете, вам лучше двигаться, когда ваш кузен Малик говорит: «Осторожно!» Не будь дураком и не пытайся обернуться, чтобы увидеть, что вот-вот произойдет.

Дэйвон Ричардс

аннабелла бритт

Я мечтаю о далеких пыльных горах. Интересно, выглядят ли они так же после всех этих лет? Увидеть палящее солнце и получить шанс снова представить себя после всего, что я вырос. Я хочу раскрасить себя в цвета неба, но я устал ждать в окружающем меня сером цвете.

Моя память притупила то, что делало его самым красивым.

 Боюсь, я забуду его имя или он станет приглушенным изображением в моем сознании.

Застрял на заборе между моими интересами и моим цинизмом. Может быть, в старости, я приеду снова, но время здесь так быстро летит. Бесполезно пытаться укрепить следы, которые не останутся. Я сделал их слишком сильными против путей мира. Мне сказали следовать за будущим, которое все ищут, но я слишком упрям, чтобы следовать этому циклу до самой смерти. Вместо этого я предпочитаю никого не звать, ломая шею, чтобы посмотреть на звезды. Пожалуйста, не забывай меня, как когда-то я тебя. Я соглашаюсь наблюдать за тобой в тихом месте с закрытыми глазами. Я лежал в горах, сияя один среди пустого неба.

Что ты имеешь в виду, расти? / Райли Борст

Старший год

Хейли Кук

Старший год. Эти два слова могут вернуть так много счастливых воспоминаний и наполнить ваш разум счастьем. Я, вероятно, не смогу думать об этом позже в дороге. Этот год должен быть последним для старшей школы. Мой последний первый день в школе, последний футбольный матч, последние выходные перед возвращением домой, последняя праздничная неделя, последний выпускной, а затем выпускной. Я не смогу испытать все в последний раз, и это оставляет во мне чувство пустоты внутри. Я знаю, что в это время жизни происходят более серьезные вещи, глобальная пандемия, люди умирают, и мы должны принять эти меры предосторожности, чтобы быть в безопасности. Тем не менее, могу ли я злиться и расстраиваться? Могу ли я быть эгоистичным всего несколько мгновений? Я начал свой последний первый день в школе, сидя за партой и глядя на экран компьютера. Это не так, как я себе это представлял. Я не смогу насладиться этим чувством, сидя на трибунах во время футбольного матча, проводя время в моей жизни с моими друзьями, создавая долгие воспоминания. Чувство, когда я наряжаюсь в наши платья и смокинги и иду на выпускной бал с нашими лучшими друзьями, я когда-нибудь испытаю это.

Воины Воды живут в пещерах Кивии. Говорят, что их пещеры лежат за большим водопадом. Как говорят облака, они обладают непревзойденной красотой и эфирно светятся. Их красота исходит не от их внешнего вида, а от света и силы, которые они излучают. Они не держат цветы в волосах. Они не заворачиваются в льняные и шерстяные ткани. У них нет ни золота, ни драгоценностей.

Говорят, что люди впервые наткнулись на них 2000 лет назад. Эти новые существа позабавили Водяных Воинов. Водяные Воины не смертные. Они очень похожи на людей, но они не люди. Они не держат цветы в волосах. Они не заворачиваются в льняные и шерстяные ткани. У них нет ни золота, ни драгоценностей.

Шрия Илипилла

Они плавают с рыбой. Они купаются в ярком солнечном свете, который освещает воду. Они смеются, напевают и исполняют серенады так, как никто до них не делал. Они многое чувствуют. Они чувствуют любовь и вожделение, доверие и предательство. Они чувствуют печаль и одиночество, изумление и замешательство. Они не испытывают ни жалости, ни раскаяния. Их интеллект не был измерен; так как волны были слишком кроткими и камни не имели системы мер. Мы знаем, что они обладают огромным объемом знаний. Они получают новости с волн и сплетни со звезд. У них нет книг, они время от времени берут их у русалок. Русалки и Воины Воды очень хорошо ладят. Устраивают чаепития и вечера. Они сочиняют стихи и песни друг для друга. Они любят и смеются. А вот русалки могут приехать только с наступлением весны. До тех пор, пока Солнце в небе не продержится дольше, чем Луна, русалок держит в страхе течение; и сметает их с наступлением осени. Падение хрустящих красных листьев вызывает такую ​​дрожь, что небольшой ураган заставляет русалок вернуться домой.

В середине лета Воины Воды по своей традиции устраивают большой праздник. Они приглашают фейри, селки и, конечно же, русалок. Все они разговаривают и подшучивают над миром, от людей до Луны, но она всегда относится к этому легкомысленно, постоянно купая их в своем сиянии.

Воины Воды живут в блаженстве. Они стары, как моря, и не покидают своих вод. Они были созданы, когда Луна впервые ощутила приступ страха, ибо ни один смертный не может причинить ей вред с помощью Воинов Воды в качестве ее защитников. Они переживут время и существование. Они не играют по его правилам. Восточные ветры предсказывают, что, когда они сочтут нужным, Воины Воды перестанут украшать чудесные моря. Вместо этого они станут туманом, который цепляется за каждую гору, который очищает каждую долину, когда намерения обитателя лишены чистоты.

Ходят слухи, что над вершинами холмов начинает сгущаться туман.

Майя Терри

Veda Nandikam

Пока вы не прошлись по рынкам, где всепроникающий аромат цветов жасмина и приторно-сладкого манго наполняет каждый уголок, сонные собаки лежат в тени, а улицы загромождены торговыми прилавками; пока вы не проедете на авторикше под проливным дождем и затопленными улицами, когда прохладный ночной бриз заменит дневную влажность; пока вы не заснете на даббе под мерцающими звездами и не убаюкаете себя засыпанием под какофонию листьев гуавы и сверчков; пока первые октябрьские дни не наполнятся звоном храмовых колоколов и сверкающими серебряными ножными браслетами, а витиеватые произведения искусства не окажутся на руках каждой женщины; Пока вы не выпили свежеприготовленный сок сахарного тростника или не съели пани пури прямо из тележки, вы не ступили ногой в мой родной город.

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *