сочинение по литературе на Сочиняшка.Ру
Стихотворение «Вельможа» было написано в 1794 году, поводом для его создания послужили переломные события в жизни Г. Державина. В 1791 году Екатерина II назначила Гаврила Романовича кабинет-секретарем. Императрица рассчитывала, что поэт будет воспевать ее в стихах, но оказалось совсем не так. Г. Державин, хоть и поддерживал монархию, видел бедствия народа. Он надеялся, пользуясь должностью, помочь простым людям. Вскоре Екатерина II увидела, что новый кабинет-министр достаточно дерзок, пытается постоянно поучать ее.
Г. Державин был уволен и после этого начал бороться со вседозволенностью чиновников при помощи поэзии. «Вельможи» — яркий образец такой лирики.
Тема произведения – российские вельможи-современники Гаврила Державина. Автор разоблачает «великих мира сего», показывая какие последствия вызывают беззаконие и злоупотребление вельможами своим положением в обществе. В соответствии с идеей произведение наполнено патетикой.
В стихотворении видим образ лирического героя, собственно самого Г. Державина, и образы вельмож. Лирический герой – человек, которого переполняет негодование, вызванное действиями вельмож и бедностью народа. Уже в начале стиха он говорит о том, каким должен быть настоящий вельможа «Хочу достоинствы я чтить, // Которые собою сами // Умели титлы заслужить похвальными себе делами…». Но оказывается, что достойных очень мало, похвалы от автора заслужили Великий Петр, который «блистал» в работе и в боях и Екатерина II. Императрица, правда, не заслуживает учтивых слов, ее поэт обвиняет в самолюбии. Зная мотивы написания произведения, можно легко догадаться, откуда такие характеристики.
Далее лирический герой переходит к разоблачению знати, говоря об их жадности, о разврате и наплевательском отношении к долгу перед Отечеством и народом. Образ вельмож сборный, Г. Державин не называет фамилий, имен (кроме Петра и Екатерины), но под созданный им портрет подойдет практически каждый из знати.
Метафоры, эпитеты, сравнения в оде характерны для классицизма. Лишь некоторые из них нарушают нормы, для того чтобы выразить все свое негодование, например, «Осел останется ослом, // Хотя осыпь его звездами; // Где должно действовать умом, //Он только хлопает ушами». В стихотворении «Вельможи». Державин использует аллюзию на мировую историю и культуру (вспоминается Сарданапал, Калигула, Токай, Левант). Патетика произведения усиливается употреблением книжной, в том числе старославянской лексики (блажен, длань, нега).
Ода состоит из 25 строф, в каждой из которых по 8 строк. В строфах первые 4 строки перекрестной рифмой и 4 последние – с кольцевой. Следует отметить, что основой для стихотворения стала одна из более ранних од поэта «На знатность», которая до обработки состояла всего из десяти строф. Стихотворный размер – четырехстопный ямб.
Образы, художественный средства, особенности композиции и стихотворный размер – все это служит для раскрытия темы и идеи произведения.
Понравилось сочинение? А вот еще:
1. Ода «Вельможа» Державина и стихотворение «К вельможе» Пушкина . Слово в классе. Пособие для современного учителя литературы
«…Я князь – коль мой сияет дух»
Г. Р. Державин
«Река времен в своем стремленье
Уносит все дела людей
И топит в пропасти забвеньяНароды, царства и царей»
Г. Р. Державин
Известно, что в январе 1815 года на выпускном экзамене в Царскосельском Лицее престарелого Державина потрясло стихотворение юного Пушкина «Воспоминания в Царском селе» – очень близкое по форме и духу державинским стихотворениям – и он «передал лиру» шестнадцатилетнему поэту. Во всяком случае, понимание ими важности того, что есть творчество и в чем долг поэта, во многом сходно, и в творчестве Пушкина прослеживаются и самые важные для Державина темы, идеи, мотивы. Стоит сравнить хотя бы переложения оды Горация, державинский «Памятник» и «Памятник» Пушкина, а до пушкинского «Евгения Онегина» сочинение Державина «Евгению. Жизнь Званская» (1807) – наиболее яркое в русской литературе произведение, возводящее в поэзию повседневную жизнь человека. Пушкин – гений, но и Державин велик, как гениальный поэт-художник вообще, как первый русский поэт-реалист. В. Г. Белинский писал о нем: «В стихах Державина видна практическая философия ума русского… главное отличительное свойство есть народность… состоящая не в подборе мужицких слов или насильственной подделке под лад песен и сказок, но в сгибе ума русского, в русском образе взгляда на вещи. В сем отношении Державин народен в высшей степени». А о Пушкине еще при жизни говорили, как о символе русской духовной жизни. Еще в 1834 году Гоголь писал о нем: «При имени Пушкина тотчас осеняет мысль о русском национальном поэте… Пушкин есть явление чрезвычайное и, может быть, единственное явление русского духа: это русский человек в его развитии, в каком он явится, может быть, лет через двести».
Державин, как и Пушкин, начал «новую эру» и с точки зрения ломки жанровых градаций и теории стиха. Гоголь писал об этом: «Слог у него так крупен, как ни у кого из наших поэтов… это происходит от необыкновенного соединения самых высоких слов с самыми низкими и простыми». А о Пушкине тот же Гоголь говорил: «Каждое слово необъятно, как поэт…»
По содержанию творчества и способам поэтического обобщения Державин, по преимуществу, поэт-классицист: идеи просвещенной монархии и выполнения каждым своего долга перед государством; риторичность, рассудочность, ораторский пафос од. Но вместе с тем «Художественная система Г. Р. Державина значима лишь в отношении к тем запретам, которые он нарушает с неслыханной для его времени смелостью. Поэтому его поэтическая система не только нарушает классицизм, но и неустанно обновляет память о его нормах» (Ю. М. Лотман). Или, как писал другой филолог: «…для его могучего поэтического дара, воображения, слога машина классицизма оказалась малопригодной» (В.
До Державина (Ломоносов, Тредиаковский, Сумароков) оды писали на смеси церковнославянского и обычного русского языка, что было малопонятно даже людям грамотным. Державин свел поэзию на землю, заговорил понятным русским языком, нарушая иногда принятые нормы и даже правила грамматики. Зато язык этот был живым, образным и живописным. Белинский называл стихи Державина «страшными» по их выразительности и силе. От Сумарокова Державин перенял резкую публицистичность своих произведений, гораздо более оригинальных по форме; от Ломоносова у Державина осталось одно: утверждение положительного идеала путем показа положительного примера – причем этот прием избирает и Пушкин в своем стихотворении «К Вельможе». Державин же ищет свой идеал там же, где искали его почти все писатели 18 века – в теории просвещенного абсолютизма. Пушкин – совсем в другом.
Политическая позиция Державина достаточно ясна.
Участник подавления крестьянской войны Пугачева, он убедился, что народ темен, безграмотен и ненавидит дворян. Освободи его – и снова поднимется крестьянское восстание и уничтожит дворян. Только монарх с помощью просвещения и исполнения справедливых законов может предотвратить народный бунт. Просвещенный абсолютизм – вот что нужно России. Абсолютизм ставил знак равенства между государем и государством. Поэзия должна была служить им.Отсюда следует основная гуманистическая идея, которую Державин решал на протяжении всего своего творчества. Еще в оде «На рождение в севере порфирородного отрока» Державин заметил, что лучший, «божественный дар», «добротам всем венец» монарху – это быть «на троне человеком» – вообще в поэзии Державина само слово «человек» требовало высокой нравственности и гражданственности и являлось наивысшей похвалой. Но именно в вельможах – он очень хорошо знал вельмож екатерининского времени, под началом которых ему приходилось служить – он не видит никакой человечности.
Вельможу должны составлять
Ум здравый, сердце просвещенно;Собой пример он должен дать,
Что звание его священно,
Что он орудье власти есть,
Подпора царственного зданья;
Вся мысль его, слова, деянья
Должны быть польза, слава, честь.
Предлагая высокую программу действий властителям, Державин повторяет прием Ломоносова, который, восхваляя, диктовал. Но Державин прекрасно понимает – И Пушкин, разумеется, тоже – что эта высокая программа гуманной справедливости не может быть осуществлена, так как права властителей и вельмож в сущности незаконны: «Се глыба грязи позлащенной!» Прием антитезы, использованный в «Вельможе», являет нам реальный образ «второго Сарданапала», классически наивно противопоставленный идеальным вельможам,
…Которые собою сами
Умели титлы заслужить
Похвальными себе делами.
Тем не менее призыв к идеалу явлен в этой гневной оде. Спустя больше трех десятков лет, наполненных крайне значимыми для европейской и российской истории событиями, Пушкин пишет свое стихотворение «К вельможе» (1830 год) – и уж тут само поименование князя Юсупова «вельможей» становится значимым. «Вельможа» у Пушкина – это прежде всего сановник 18 века: «Ступив за твой порог, я вдруг переношусь во дни Екатерины».
Полу-милорд, полу-купец,
Полу-мудрец, полу-невежда,
Полу-подлец, но есть надежда
Что будет полным наконец.
И уж конечно Пушкин далек от намерения преподать им какой-то благой пример для подражания. Даже Юсупов из стихотворения – никак не образец для подражания, а, скорее, символ ушедшего века.
Поэтическое творчество Державина длилось около полувека, и оно стало художественным отражением его времени. Для Пушкина дух времени – одна из основных тем творчества. В связи с этим можно провести еще одну смысловую параллель между этими двумя стихотворениями. Стихотворение «Вельможа» было написано в 1794 году, и Державин не мог не знать о событиях во Франции, начавшихся в 1793 году. Стихотворение Пушкина «К Вельможе» прямо упоминает об этих событиях. Таким образом, можно рассматривать державинское стихотворение, «праведну песнь», как некое последнее – наивное и почти безнадежное, несмотря на всю гениальную красоту слога – предупреждение «вельможам», которым никак не стать «здравыми членами тела», давно сгнившим в воровстве и равнодушии. Пушкину же ясно, что все предупреждения – и даже французская революция – для благородных подлецов бессмысленны. Общественное благо – пустой звук для сановников, а потому внимание его обращено к реальному внутреннему миру князя Юсупова, к его блистательному прошлому и нынешнему угасанию в Архангельском.
Державин – поэт, новатор, гуманист, просветитель, гражданин, патриот – по праву был назван Белинским отцом русских поэтов. Более двух десятков лет, до начала 19 века, он стоял во главе русской поэзии. Пушкин же, «солнце русской поэзии», наследовал многие из державинских новаций. И Державин, и Пушкин отказывались от нормативности стиха, от «правил», и от Державина Пушкин действительно «перенял лиру» в том смысле, что понимал новое, державинское видение мира и отражение его в стихе, развивал его по многим параметрам: это и идея ценности личности, внимание к этическим проблемам, вопросам морали частного человека и общества, образ автора, органически входящий в произведения, создание индивидуальных характеристик людей, обилие конкретных намеков, внимание к бытовым деталям, воплощении быта в живописно-пластических образах, смелое сочетание прозаизмов и просторечия с высокой архаизированной лексикой, эксперименты…». в области метрики, строфики, рифмовки; поиски индивидуальной формы произведения, пристальный интерес к проблеме национального содержания и национальной формы – то есть отказ от критерия «изящного вкуса», единого для всех времен и народов, и, главное, понимание исторической и национальной обусловленности человека, народов, литератур.
Все это отчетливо прослеживается при сопоставлении стихотворений Державина «Вельможа» и Пушкина «К вельможе», все это мы наблюдаем и в том, и в другом стихотворении.
В стихах Державина и Пушкина, и это видно в «Вельможах», жизнь звучит многими красками и подробностями, не смотря на ораторский пафос «идеальных» вступления и заключения державинского стихотворения и иносказательные вариации, архаичные эпитеты – словно в подражание 18 веку – в пушкинском. Державин, – может быть, первый в русской литературе, – осознал, что искусство слова – это искусство детали. Пушкинская же деталь – это предмет серьезных филологических исследований. У Пушкина в описании жизни Юсупова, сквозь которую он рассматривает события, произошедшие в России и Франции – каждая строфа полна конкретно-исторических и образных деталей, гениально отражающих мысль и чувство:
Там ликовало все. Армида молодая,
К веселью, роскоши знак первый подавая,
Не ведая, чему судьбой обречена,
Резвилась, ветреным двором окружена.
Ты помнишь Трианон и шумные забавы?
Итак, главное отличие двух рассмотренных стихотворений не только в жанровом смысле – «гневная» ода и «послание», не только в стилистическом, обусловленном развитием теории стиха различие – но в принципиальном решении главной гуманистической проблемы. Вельможа у Державина должен, но не способен выполнять свой общественный долг быть «славным» не роскошью – то есть не воровать, не грабить, не предавать, не лгать, а быть «Царю, закону, церкви друг». У Пушкина вопрос об общественном долге сановника, фигуры, могущей повлиять на общественное благо, явно никак не ставится. Он скрыт, закодирован, зашифрован в описании событий французской революции – и это скорее осторожный, очень тонкий намек на то, к чему, бывает, приводит сильных мира желание жить в свое удовольствие – но тут же и противопоставление кровавой революции в английском парламенте:
…Твой взор
прилежно разбирал сей двойственный собор
Здесь натиск пламенный, а там отпор суровый,
Пружины смелые гражданственности новой.
Пушкину с сильными мира все ясно. Державину, много от них в жизни потерпевшему, пожалуй, тоже. Тем не менее в его оде еще звучит классический призыв к идеалу. В послании «К Вельможе» у Пушкина, идеал, пожалуй, разве что в самом утонченном старике Юсупове, который уже не участвует «в волненье дел мирских», символу утонченного «изящного» 18 века, противопоставленному высокопоставленным подлецам века Александра 1, «воспитанного под барабаном». 18 век многими культурологами понимается, как «век гармонии», и с этой точки зрения можно заключить, что в стихотворении Державина эта пресловутая «гармония» идеального с реальным присутствует – лишь опосредованно – в самом этом пафосном, но безнадежном призыве к идеальному образцу просвещенного абсолютизма, в тоске по этой самой «гармонии»; в стихотворении Пушкина проблема общественной «гармонии» ставится лишь как некая недостижимость, следовательно, достичь хоть какой-нибудь гармонии человек способен лишь в жизни частной – да и то весьма условно, и – ценой отказа от любых действий в пользу гармонии общей.
Различие обуславливает и жанровая задача. У Державина – «гневная» ода, призыв-обличение-призыв; у Пушкина – стихотворное послание, которое старому князю (он через год умрет) пожалуй, польстило. Тем не менее общий знаменатель этих двух произведений находится в сходном понимании истории и Державиным, и Пушкиным. У Пушкина ключ в том, что все послание описывает Прошлое, что «…все, все уже прошли», что жизнь старого вельможи подходит к концу – но не сатирически ли звучат строчки:
…Ты понял жизни цель – счастливый человек,
Для жизни ты живешь…
Для какой жизни? Для чьей? Стихотворение дает недвусмысленный ответ – для собственной. Точно так же и у Державина вельможа в своих чертогах наслаждается прихотливыми обедами и ласками лилейно-розовых Цирцей – зевая в пресыщении. Юсупов разве что «свой долгий ясный век» еще «смолоду умно разнообразил», то есть не пресытился благами жизни и искусством, будучи дипломатом, заведуя театрами и Эрмитажем. Пушкин посещал Юсупова с 1827 года, и очевидно, что Юсупов наверняка умом, утонченностью, ощущением и поиском во всем гармонии, свойственными 18 веку, и даже своей жизнерадостностью превосходил многих современников Пушкина и был ему интересен. Повторимся, послание польстило старику и в этом смысле идеально решило свою задачу стихотворного послания. Но итог жизни вельмож все таки один, еще державинский, тот самый, из 81 псалма («Властителям и судиям»), и Пушкин тоже не мог не помнить этих строк:
И вы подобно так падете,
Как с древ увядших лист падет!
И вы подобно так умрете,
Как ваш последний раб умрет!
Данный текст является ознакомительным фрагментом.
ПРАВИТЕЛЯМ И СУДЬЯМ
Примечания Правители и судьи (стр. 92). Впервые «СПб. Вестник», 1780, № 11, стр. 315. Затем — «Зеркало света», 1787, № 53, стр. 1. Печ. по изд. 1808 г., т. 1, стр. 10. Раннее издание сохранилось в рукописях поэта (Арх. ГПБ, т. 1, л. 17): ПСАЛОМ 81 Восстание среди богов на совете Судите бедных с богатыми; 1 Рог сила, крепость, могущество, могущество; высокомерие, заносчивость (Даль). Ильинский (с. 29) дважды неверно истолковал слово как «скала», что, по крайней мере, делает строку бессмысленной. Во всех пяти вариантах рукописи написано достаточно четко: «рог» (см. литографическую репродукцию рукописи в Гроте, 1, 109).). Но есть безумцы посреди трона: Я думал, что вы боги вселенной И так, коль правды нет, В черновом варианте 4-й строфы было первоначально: «монархи, князья и судья» (см. Ильинский, 2930). При дальнейшей обработке Державин заменил эти слова одним общим и в то же время более выразительным понятием: боги земные». Первая редакция поэта не удовлетворила, и он вскоре коренным образом переработал ее. Последние три строфы второй редакции полностью совпадают. с окончательным изданием первые три значительно отличаются как от первого, так и от финального: О ДА. ПСАЛОМ 81 ПРЕДЛОЖЕНИЕ. Вот бог богов восстал судить Долг твой блюсти законы Не внимают: грабежи, обман, Второе издание оды вышло в Петербурге. вестник». Резко-обличительный характер стихотворения Державина, очевидно, привлек внимание. Выпуск журнала, открывавшегося одой, был приостановлен, лист, на котором раньше была ода, перепечатан, а начало переведенного рассказа «Розалия «на нем было напечатано, которое раньше начиналось только на следующей странице. До нас дошло очень мало экземпляров журнала с неразрезанной одой Державина. Ода действительно увидела свет только в 1787 году, когда она была издана в своем итоговый выпуск в журнале Зеркало 1 Владыка (Владыко) за 18 век. постоянное имя и обращение к высшим сановникам церкви (митрополитам, архиепископам и др.). Видимо, в этой строке поэт перечисляет все высшие «земные» власти: духовную, политическую и административную. свет» под названием «Ода. Извлечено из 81-го псалма. В 1795 г., пытаясь получить разрешение на издание своего собрания сочинений, Державин подарил Екатерине рукописный список первой части, в который он включил оду. То, что осталось незамеченным в 1787 г., в 179 г.5, после Французской революции, казнь короля Людовика XVI и т. д., произвела впечатление разорвавшейся бомбы, ибо, не говоря уже об остроте содержания оды, распространился слух, что 81-й псалом использовался якобинскими революционерами против короля. Когда поэт появлялся при дворе, дворяне сторонились и просто «бежали» от него. Говорили даже, что «допрашивать» поручили «хлыстовику» Шешковскому, секретарю Тайной канцелярии, который также ведал делами о «крамольных» и «вредных» сочинениях (Радищев, Князнин и многие другие). Державин. Не дожидаясь, пока Шешковский «спросит» его, почему он пишет «такие дерзкие стихи», поэт решил сам перейти в наступление и тут же написал специальную объяснительную записку «Анекдот», в которой, как он позже писал, «ясно доказал что автор псалма «Царь Давид не был якобинцем», и послал его самым влиятельным лицам при дворе: статс-секретарю императрицы Трощинскому, имевшему на рассмотрении свои сочинения, вице-канцлеру графу Безбородко и фаворит Екатерины II П. А. Зубов. После этого все «сгладилось: все относились к нему как ни в чем не бывало» (Грот, 6, 69).6. См. также «Анекдот»: 1, 113115). Несмотря на это, Державин не получил разрешения на издание своих произведений, а рукопись была отдана князю Зубову, который хранил ее до самой смерти Екатерины II. В Эд. В 1798 году ода была вычеркнута цензурой, и в окончательной редакции под заглавием «Властителям и судьям» она появилась лишь в 1-м т. Эд. 1808 г. Возможно, что прямым внешним толчком к написанию оды послужил следующий случай, описанный самим поэтом: «В 1779 г.он был перестроен под его руководством (Державин. В.З. ) Сенат, и особенно зал общего собрания, украшенный… лепными барельефами… в числе прочих фигур изображен скульптором Рашетом Правда обнаженная, и этот барельеф стоял перед лицом присутствовавших за столом сенаторов; потом когда тот зал был сделан и генерал-прокурор князь Вяземский осмотрел его, то, видя голую Правду, сказал душеприказчику: «Скажи ей, брат, прикрыть немного». И действительно, с тех пор стали иногда больше скрывать правду в правительстве» (Грот, 6, 546547). Ср. с этой строкой оригинальной редакции: «И так, коль правда ушла, И нет правды на свете нигде…» |
Луки 19:12 — Он сказал: «Человек знатного происхождения отправился в дальний город…
Луки 19:12
Он сказал поэтому
Следующая притча, с вышесказанным планом и видом:
некий вельможа
сын большой семьи, как это переводится сирийской версией; благородного происхождения, знатного происхождения; под кем подразумевается Иисус Христос, который был «человеком», каким он согласился быть и о котором было предсказано как таковое; и который часто появлялся в человеческом обличии до своего воплощения; и теперь действительно стал человеком, хотя и не просто человеком: и его действительно можно назвать «благородным»; не только потому, что это слово может означать, как это иногда бывает, человека большой власти и силы, большого великодушия и доброты, но и человека благородного происхождения; ибо Христос, как человек, произошел от царей дома Иуды и был сыном Давида; и от наиболее известных еврейских отцов и предков, таких как Авраам, Исаак и Иаков; и он может быть назван человеком из-за союза человеческой природы с Сыном Божьим; или из-за своего божественного отношения, как Сына Божьего: этот прославленный человек,
ушел в далекую страну ;
, под которым подразумевается небо; назван так не только из-за его удаленности от земли, но и по сравнению с землей, как местом паломничества; а так как он находится вне поля зрения, и взгляды на него очень далеки: сюда Христос пошел во время Своего вознесения; он пришел с небес в своем воплощении, восприняв человеческую природу; он оставался здесь некоторое время, пока он не сделал свою работу, он пришел, а затем поднялся на небо; где Его принимают и откуда вновь ждут: там конец Его переходу,
получить себе царство :
под которым подразумевается, а не царство природы и провидения; за то, что он имел, и не получил от другого; это было его право, и по своей природе; ни царство благодати, установленное в сердцах Его народа и которое уже было во многих из них; ни Царство славы, уготованное им от создания мира; хотя в это Он вошел при своем вознесении и овладел им для себя и для них; но более видимое проявление своего посреднического царства он получил от своего Отца; и что после его вознесения стало еще более явным благодаря изгнанию сатаны и изгнанию его из языческого мира; обратив большое количество своего народа, как среди евреев, так и среди язычников; и правя в их сердцах, покоряя своих врагов, защищая и защищая их; и таким образом царствовать, пока не соберет их всех, или в Иудее, или во всем мире, и тогда он придет снова:
и возврат ;
либо уничтожить евреев; выполнение которого полностью доказало, что он получил свое царство, был наделен силой и властью и был сделан или провозглашен Господом и Христом; или в конце мира, чтобы судить и живых, и мертвых: и это сказано, чтобы показать, что его личное славное царство на земле или его царство в его величайшей славе здесь не будет, пока он не придет во второй раз; а тем временем проявлять усердие к своим слугам; и поддерживать веру, надежду и ожидание Его возвращения.