Философская лирика Ф.И. Тютчева. Философские стихи | Оллам

Безумие

Там, где с землею обгорелой
Слился, как дым, небесный свод, —
Там в беззаботности веселой
Безумье жалкое живет.

Под раскаленными лучами,
Зарывшись в пламенных песках,
Оно стеклянными очами
Чего-то ищет в облаках.

То вспрянет вдруг и, чутким ухом
Припав к, растреснутой земле,
Чему-то внемлет жадным слухом
С довольством тайным на челе.

И мнит, что слышит струй кипенье,
Что слышит ток подземных вод,
И колыбельное их пенье,
И шумный из земли исход!..

13479

Голос за!

SILENTIUM!

Молчи, скрывайся и таи
И чувства и мечты свои-
Пускай в душевной глубине
Встают и заходят оне
Безмолвно, как звезды в ночи, —
Любуйся ими — и молчи.

Как сердцу высказать себя?
Другому как понять тебя?
Поймет ли он, чем ты живешь?
Мысль изреченная есть ложь.
Взрывая, возмутишь ключи, —
Питайся ими — и молчи.

Лишь жить в себе самом умей-
Есть целый мир в душе твоей
Таинственно-волшебных дум;
Их оглушит наружный шум,
Дневные разгонят лучи, —
Внимай их пенью — и молчи!..

<1830>

¹ Молчание! (лат.)

11624

Голос за!

ДЕНЬ И НОЧЬ

На мир таинственный духов,
Над этой бездной безымянной,
Покров наброшен злототканый
Высокой волею богов.
День — сей блистательный покров-
День, земнородных оживленье,
Души болящей исцеленье,
Друг человеков и богов!

Но меркнет день — настала ночь;
Пришла — и, с мира рокового
Ткань благодатную покрова
Сорвав, отбрасывает прочь…
И бездна нам обнажена
С своими страхами и мглами,
И нет преград меж ей и нами-
Вот отчего нам ночь страшна!

12788

Голос за!

Бессонница (ночной момент)

       Ночной порой в пустыне городской
       Есть час один, проникнутый тоской,

       Когда на целый город ночь сошла
И всюду водворилась мгла,
Всё тихо и молчит; и вот луна взошла,
И вот при блеске лунной сизой ночи
Лишь нескольких церквей, потерянных вдали,
Блеск золоченых глав, унылый, тусклый зев
       Пустынно бьет в недремлющие очи,
       И сердце в нас подкидышем бывает
И так же плачется и так же изнывает,
О жизни и любви отчаянно взывает.
Но тщетно плачется и молится оно:
       Всё вкруг него и пусто и темно!
      …

Читать далее…

4251

Голос за!

ДВА ЕДИНСТВА

Из переполненной господним гневом чаши
Кровь льется через край, и Запад тонет в ней.
Кровь хлынет и на вас, друзья и братья наши!-
Славянский мир, сомкнись тесней…

«Единство, — возвестил оракул наших дней, —

Быть может спаяно железом лишь и кровью…»
Но мы попробуем спаять его любовью, —
А там увидим, что прочней…

5096

Голос за!

Певучесть есть в морских волнах…

Est in arundineis modulatio musica ripis ¹

Певучесть есть в морских волнах,
Гармония в стихийных спорах,
И стройный мусикийский шорох
Струится в зыбких камышах.

Невозмутимый строй во всем,
Созвучье полное в природе, —
Лишь в нашей призрачной свободе
Разлад мы с нею сознаем.

Откуда, как разлад возник?
И отчего же в общем хоре
Душа не то поет, что море,
И ропщет мыслящий тростник?

И от земли до крайних звезд
Все безответен и поныне
Глас вопиющего в пустыне,
Души отчаянной протест?

17 мая 1865

¹ Есть музыкальный строй в прибрежных тростниках (лат.)

4342

Голос за!

Чему бы жизнь нас не учила…

Чему бы жизнь нас ни учила,
Но сердце верит в чудеса:
Есть нескудеющая сила,
Есть и нетленная краса.

И увядание земное
Цветов не тронет неземных,
И от полуденного зноя
Роса не высохнет на них.

И эта вера не обманет
Того, кто ею лишь живет,
Не все, что здесь цвело, увянет,
Не все, что было здесь, пройдет!

Но этой веры для немногих
Лишь тем доступна благодать,
Кто в искушеньях жизни строгих,
Как вы, умел, любя, страдать,

Чужие врачевать недуги
Своим страданием умел,
Кто душу положил за други
И до конца все претерпел.

4971

Голос за!

Философская лирика Фета и Тютчева. Стихотворения о Природе и Человеке.

День и ночь

Тютчев

На мир таинственный духов,
Над этой бездной безымянной,
Покров наброшен златотканый
Высокой волею богов.

День — сей блистательный покров
День, земнородных оживленье,
Души болящей исцеленье,
Друг человеков и богов!

Но меркнет день — настала ночь;
Пришла — и, с мира рокового
Ткань благодатную покрова
Сорвав, отбрасывает прочь…

И бездна нам обнажена
С своими страхами и мглами,
И нет преград меж ей и нами —
Вот отчего нам ночь страшна!

Безумие

Тютчев

Там, где с землею обгорелой
Слился, как дым, небесный свод, —
Там в беззаботности веселой
Безумье жалкое живет.

Под раскаленными лучами,
Зарывшись в пламенных песках,
Оно стеклянными очами
Чего-то ищет в облаках.

То вспрянет вдруг и, чутким ухом
Припав к растреснутой земле,
Чему-то внемлет жадным слухом
С довольством тайным на челе.

И мнит, что слышит струй кипенье,

Что слышит ток подземных вод,
И колыбельное их пенье,
И шумный из земли исход!.

Как беден наш язык!

Фет

Как беден наш язык! — Хочу и не могу.-
Не передать того ни другу, ни врагу,
Что буйствует в груди прозрачною волною.
Напрасно вечное томление сердец,
И клонит голову маститую мудрец
Пред этой ложью роковою.

Лишь у тебя, поэт, крылатый слова звук
Хватает на лету и закрепляет вдруг
И темный бред души и трав неясный запах;
Так, для безбрежного покинув скудный дол,
Летит за облака Юпитера орел,
Сноп молнии неся мгновенный в верных лапах.

Цицерон

Тютчев

Оратор римский говорил
Средь бурь гражданских и тревоги:
«Я поздно встал — и на дороге
Застигнут ночью Рима был!»

Так!. . Но, прощаясь с римской славой,

С Капитолийской высоты
Во всем величье видел ты
Закат звезды ее кровавый!..

Счастлив, кто посетил сей мир
В его минуты роковые!
Его призвали всеблагие
Как собеседника на пир.

Он их высоких зрелищ зритель,
Он в их совет допущен был —
И заживо, как небожитель,
Из чаши их бессмертье пил!

О, вещая душа моя

Тютчев

О вещая душа моя!
О сердце, полное тревоги,-
О, как ты бьешься на пороге
Как бы двойного бытия!..

Так, ты жилица двух миров,
Твой день – болезненный и страстный,
Твой сон – пророчески-неясный,
Как откровение духов…

Пускай страдальческую грудь
Волнуют страсти роковые —
Душа готова, как Мария,
К ногам Христа навек прильнуть

МАЙСКАЯ НОЧЬ

Фет

Отсталых туч над нами пролетает
Последняя толпа.
Прозрачный их отрезок мягко тает
У лунного серпа.

Царит весны таинственная сила
С звездами на челе.-
Ты, нежная! Ты счастье мне сулила
На суетной земле.

А счастье где? Не здесь, в среде убогой,
А вон оно — как дым.
За ним! за ним! воздушною дорогой —
И в вечность улетим!

Летний вечер

Тютчев

Уж солнца раскаленный шар
С главы своей земля скатила,
И мирный вечера пожар
Волна морская поглотила.

Уж звезды светлые взошли
И тяготеющий над нами
Небесный свод приподняли
Своими влажными главами.

Река воздушная полней
Течет меж небом и землею,

Грудь дышит легче и вольней,
Освобожденная от зною.

И сладкий трепет, как струя,
По жилам пробежал природы,
Как бы горячих ног ея
Коснулись ключевые воды.

Святая ночь

Тютчев

Святая ночь на небосклон взошла,
И день отрадный, день любезный,
Как золотой покров, она свила,
Покров, накинутый над бездной.

И, как виденье, внешний мир ушел…
И человек, как сирота бездомный,
Стоит теперь и немощен и гол,
Лицом к лицу пред пропастию темной.

На самого себя покинут он –
Упра?зднен ум, и мысль осиротела –
В душе своей, как в бездне, погружен,
И нет извне опоры, ни предела…

И чудится давно минувшим сном
Ему теперь всё светлое, живое…
И в чуждом, неразгаданном ночном
Он узнает наследье родовое.

Заря прощается с землею

Фет

Заря прощается с землею,
Ложится пар на дне долин,
Смотрю на лес, покрытый мглою,
И на огни его вершин.
Как незаметно потухают
Лучи и гаснут под конец!
С какою негой в них купают
Деревья пышный свой венец!
И всё таинственней, безмерней
Их тень растет, растет, как сон;
Как тонко по заре вечерней
Их легкий очерк вознесен!
Как будто, чуя жизнь двойную
И ей овеяны вдвойне, —
И землю чувствуют родную
И в небо просятся оне.

Бессонница

Тютчев

Часов однообразный бой,
Томительная ночи повесть!
Язык для всех равно чужой
И внятный каждому, как совесть!

Кто без тоски внимал из нас,
Среди всемирного молчанья,
Глухие времени стенанья,
Пророчески-прощальный глас?

Нам мнится: мир осиротелый
Неотразимый Рок настиг —
И мы, в борьбе, природой целой
Покинуты на нас самих.

И наша жизнь стоит пред нами,
Как призрак на краю земли,
И с нашим веком и друзьями
Бледнеет в сумрачной дали…

И новое, младое племя
Меж тем на солнце расцвело,
А нас, друзья, и наше время
Давно забвеньем занесло!

Лишь изредка, обряд печальный
Свершая в полуночный час,
Металла голос погребальный
Порой оплакивает нас!

Ночное небо

Тютчев

Ночное небо так угрюмо,
Заволокло со всех сторон.
То не угроза и не дума,
То вялый, безотрадный сон.

Одни зарницы огневые,
Воспламеняясь чередой,
Как демоны глухонемые,
Ведут беседу меж собой.

Как по условленному знаку,
Вдруг неба вспыхнет полоса,
И быстро выступят из мраку
Поля и дальние леса.

И вот опять всё потемнело,
Всё стихло в чуткой темноте —
Как бы таинственное дело
Решалось там — на высоте.

Страницы милые опять персты раскрыли

Фет

Страницы милые опять персты раскрыли;
Я снова умилён и трепетать готов,
Чтоб ветер иль рука чужая не сронили
Засохших, одному мне ведомых цветов.

О, как ничтожно всё! От жертвы жизни целой,
От этих пылких жертв и подвигов святых —
Лишь тайная тоска в душе осиротелой
Да тени бледные у лепестков сухих.

Но ими дорожит моё воспоминанье;
Без них всё прошлое — один жестокий бред,
Без них — один укор, без них — одно терзанье,
И нет прощения, и примиренья нет!

Как океан объемлет шар земной

Тютчев

Как океан объемлет шар земной,
Земная жизнь кругом объята снами;
Настанет ночь – и звучными волнами
Стихия бьет о берег свой.

То глас ее: он нудит нас и просит…
Уж в пристани волшебный ожил челн;
Прилив растет и быстро нас уносит
В неизмеримость темных волн.

Небесный свод, горящий славой звездной,
Таинственно глядит из глубины, –
И мы плывем, пылающею бездной
Со всех сторон окружены.

Последний катаклизм

Тютчев

Когда пробьет последний час природы,
Состав частей разрушится земных:
Всё зримое опять покроют воды,
И божий лик изобразится в них!

Какая грусть! Конец аллеи

Фет

Какая грусть! Конец аллеи
Опять с утра исчез в пыли,
Опять серебряные змеи
Через сугробы поползли.

На небе ни клочка лазури,
В степи всё гладко, всё бело,
Один лишь ворон против бури
Крылами машет тяжело.

И на душе не рассветает,
В ней тот же холод, что кругом,
Лениво дума засыпает
Над умирающим трудом.

А всё надежда в сердце тлеет,
Что, может быть, хоть невзначай,
Опять душа помолодеет,
Опять родной увидит край,

Где бури пролетают мимо,
Где дума страстная чиста, —
И посвященным только зримо
Цветет весна и красота.

Весенние воды

Тютчев

Еще в полях белеет снег,
А воды уж весной шумят —
Бегут и будят сонный брег,
Бегут, и блещут, и гласят…

Они гласят во все концы:
«Весна идет, весна идет,
Мы молодой весны гонцы,
Она нас выслала вперед!

Весна идет, весна идет,
И тихих, теплых майских дней
Румяный, светлый хоровод
Толпится весело за ней!..»

Осенний вечер

Тютчев

Есть в светлости осенних вечеров
Умильная, таинственная прелесть!. .
Зловещий блеск и пестрота дерёв,
Багряных листьев томный, легкий шелест,

Туманная и тихая лазурь
Над грустно-сиротеющей землею
И, как предчувствие сходящих бурь,
Порывистый, холодный ветр порою,

Ущерб, изнеможенье — и на всем
Та кроткая улыбка увяданья,
Что в существе разумном мы зовем
Божественной стыдливостью страданья!

Видение

Тютчев

Есть некий час, в ночи, всемирного молчанья,
И в оный час явлений и чудес
Живая колесница мирозданья
Открыто катится в святилище небес.

Тогда густеет ночь, как хаос на водах,
Беспамятство, как Атлас, давит сушу…
Лишь музы девственную душу
В пророческих тревожат боги снах!

Учись у них — у дуба, у березы

Фет

Учись у них — у дуба, у березы.
Кругом зима. Жестокая пора!
Напрасные на них застыли слезы,
И треснула, сжимаяся, кора.

Все злей метель и с каждою минутой
Сердито рвет последние листы,
И за сердце хватает холод лютый;
Они стоят, молчат; молчи и ты!

Но верь весне. Ее промчится гений,
Опять теплом и жизнию дыша.
Для ясных дней, для новых откровений
Переболит скорбящая душа.

На стоге сена ночью южной

Фет

На стоге сена ночью южной
Лицом ко тверди я лежал,
И хор светил, живой и дружный,
Кругом раскинувшись, дрожал.

Земля, как смутный сон немая,
Безвестно уносилась прочь,
И я, как первый житель рая,
Один в лицо увидел ночь.

Я ль несся к бездне полуночной,
Иль сонмы звезд ко мне неслись?
Казалось, будто в длани мощной
Над этой бездной я повис.

И с замираньем и смятеньем
Я взором мерил глубину,
В которой с каждым я мгновеньем
Всё невозвратнее тону.

О чем ты воешь, ветр ночной

Тютчев

О чем ты воешь, ветр ночной?
О чем так сетуешь безумно?..
Что значит странный голос твой,
То глухо жалобный, то шумно?

Понятным сердцу языком
Твердишь о непонятной муке —
И роешь и взрываешь в нем
Порой неистовые звуки!. .

О! страшных песен сих не пой!
Про древний хаос, про родимый
Как жадно мир души ночной
Внимает повести любимой!

Из смертной рвется он груди,
Он с беспредельным жаждет слиться!..
О! бурь заснувших не буди —
Под ними хаос шевелится!..

Философская тема в лирике Тютчева: анализ. Ф. И. Тютчев: философская лирика

Творческое наследие Федора Ивановича Тютчева невелико: оно насчитывает всего несколько публицистических статей и около 50 переводных и 250 оригинальных поэтических произведений, из которых немало неудачных. Но некоторые творения этого автора – настоящие жемчужины поэзии. Философский характер лирики Тютчева способствует тому, что интерес к его творчеству не ослабевает, ведь оно затрагивает вечные темы. Эти стихи и по сей день уникальны по силе и глубине мысли, благодаря чему они бессмертны.

Тютчев, философская лирика которого будет рассмотрена в данной статье, как поэт сформировался на рубеже 1820-1830-х годов. К этому периоду относятся шедевры его творчества: «Летний вечер», «Бессонница», «Последний катаклизм», «Видение», «Цицерон», «Осенний вечер», «Весенняя вода» и др.

Общая характеристика поэзии

Заинтригованная напряжённой страстной мыслью и в то же время острым ощущением трагедии жизни, поэзия Тютчева выразила художественным словом всю противоречивость и сложность действительности. Его философские взгляды сформировались под влиянием философских воззрений Ф. Шеллинга. Лирика Федора Ивановича пропитана тревогой. Природа, человек, мир предстают в его творениях в вечном столкновении различных противоборствующих сил. Человек по своей природе обречен на «неравный», «безнадежный» бой, на «отчаянную» борьбу с судьбой, жизнью и самим собой. В особенности поэт тяготел к изображению гроз и бурь в душе человека и мира. Пейзажные образы в его поздних стихах окрашены русским национальным колоритом, в отличие от ранних произведений.

Особенности философской лирики

Вместе с Е.А. Баратынским Ф.И. Тютчев является наиболее ярким представителем философской лирики в нашей стране в XIX веке. Его художественный метод отражает характерное для поэзии того времени движение от романтизма к реализму. Талант Федора Ивановича, поэта, охотно апеллировавшего к хаотическим силам бытия, был сам по себе чем-то стихийным. Философская лирика Тютчева по своему идейному содержанию характеризуется не столько разнообразием, сколько большой глубиной. Последнее место при этом занимает мотив сострадания, который можно встретить в таких стихотворениях, как «Пойдем, Господи, радость твоя» и «Слезы человеческие».

Своеобразие поэзии Тютчева

Пределы человеческого познания, ограниченность человеческого познания, описание природы, слияние с ней, безлюдное и нежное осознание ограниченности любви — вот основные мотивы Философская лирика Тютчева. Другой темой является мотив мистического и хаотического начала всего живого.

Тютчев, философская лирика которого очень интересна, действительно поэт самобытный и самобытный, если не сказать, единственный во всей литературе. В этом преломлении отражается вся его поэзия. Например, поэмы «О, моя пророческая душа», «Святая ночь», «Ночное небо», «Ночные голоса», «Безумие», «День и ночь» и другие представляют собой своеобразную поэтическую философию стихийного безобразия, Хаоса и безумие. И отголоски любви, и описания природы проникли в этого автора сознание того, что за всем этим скрывается таинственная, роковая, страшная, отрицательная сущность. Поэтому философское размышление Федора Ивановича всегда проникнуто грустью, восхищением судьбой, сознанием ее ограниченности.

Периодизация творчества Тютчева Федора Ивановича

Урок «Философская лирика Тютчева» в школе обычно начинается с периодизации его творчества. Говоря о ней, можно отметить следующие этапы в развитии поэзии этого автора.

Первый период – 1920-е гг. Это начальный период. Стихи Федора Ивановича в это время большей частью умозрительны, условны. Однако уже в 1820-е годы поэзия автора постепенно проникла в философскую мысль. Основная тема: сплав всего воедино — и философии, и природы, и любви.

Второй период — 30-40-е гг. В это время Федор Иванович продолжает оставаться поэтом мысли. Темы природы и любви по-прежнему актуальны в его творчестве, но в них звучат тревожные мотивы. Они выражаются разными красками и акцентами, например в стихах на тему странствий («Из края в край…» и др.).

Третий период 1850-1860 гг. Происходит углубление тревожных побуждений, перерастающих в безнадежное и мрачное восприятие жизни.

Тютчев, чья философская лирика была очень сильна, что признавали многие современники, никогда не заботился об издании своих произведений. Первая большая группа его произведений была опубликована при содействии И. С. Гагарина в пушкинском «Современнике» в 1836-37 гг. Следующая крупная публикация также связана с «Современником», это был в 1854 году выпуск, подготовленный И. С. Тургеневым. 1868 г. — последнее прижизненное издание произведений. Вновь Тютчева отстраняется от его обучения, ее занимает его зять И. С. Аксаков.

Парадокс личности и творчества Тютчева

Этот автор никогда не писал в тех жанрах, в которых писатели его времени создавали свои произведения. Он любил прозу больше, чем поэзию. Федор Иванович рано ценил Льва Толстого, был поклонником Тургенева.

Многие исследователи принимали философскую лирику Тютчева. Эссе на эту тему создал, например, Ф. Корнило. В книге «Тютчев, поэт-философ» автор берет высказывания Федора Ивановича из писем и на них строит систему своих взглядов. Но из тех же записей можно извлечь и другие, диаметрально противоположные мнения. Люди, довольно близко знавшие Тютчева, отмечали, что он вызывал у них недоумение (ср. высказывания И. С. Аксакова, зятя поэта, и письма дочери Анны). Для личности Федора Ивановича была характерна двойственность: он стремится к одиночеству, но в то же время и боится этого. Характер автора отражает, в частности, философская тема в лирике Тютчева.

Влияние происхождения и среды на лирику Тютчева

Федор Иванович родился в имении Овстуг, что на Брянщине, в семье небогатых родителей. В родительском доме говорили по-французски. Мать поэта была очень набожной, поэтому он рано выучил архаичную речь. Обучение будущего поэта проходило под руководством С. Э. Райча в Москве. Этот человек был профессором и бездарным поэтом, входившим в Московскую поэтическую группу: Буринский, Мерзляков, Милонов. Они считались идеальным поэтом-ученым, а лирика в их представлении — всего лишь результат упорного труда.

Федор Иванович очень рано начал писать стихи. Раннее творение поэт создал в Мюнхене. Он отправлял их в Россию, публиковал в альманахах, издаваемых Райхом. Имя Тютчева в это время мелькает среди второстепенных поэтов.

Место Тютчева в литературном процессе

Федор Иванович находится как бы вне литературы, так как ни к каким литературным лагерям не примыкал, в спорах не участвовал.

Карамзинская эпоха выдвинула следующее противопоставление: поэт-любитель есть поэт-ученый. В ней Тютчев больше принадлежал к первому.

В отличие от представителей Московского кружка, поэт-любитель ведет отшельнический образ жизни, он ленивец, невежда, эпикуреец, он не должен никому служить. «Ленивец» — человек, оторвавшийся от традиции, с принципиальным отношением к творческому новаторству.

Федора Ивановича часто сравнивают с другим русским поэтом — Афанасием Афанасьевичем Фетом. И это не случайно. Философская лирика Фета и Тютчева сильно перекликается. Афанасий Афанасьевич — импрессионист, его мир — мир сиюминутных впечатлений: запахов, звуков, цвета, света, переходящих в другое, отражающих бытие. Тютчев тоже часто ассоциируется с Баратынским из-за общности темы (философской лирики), но его миролюбие тяготеет к однозначности, терминологии, чего нельзя сказать о Федоре Ивановиче.

Тютчевский Мир

Любая сводная картина мира Тютчева, особенно созданная по дневникам, письмам или в результате анализа его творческого наследия, носит условный характер. Федору Ивановичу нужна система, чтобы выйти из нее. Горизонты его лирики расширяются с одновременной проекцией нескольких взглядов.

По словам Тынянова, этот автор был поэтом-кратким, в отличие от своих предшественников-педагогов (Тредиаковского, Боброва). Фактически Федор Иванович перенимает европейскую традицию написания коротких стихов выборочно и частично, существенно трансформируя ее.

В центре мировоззрения поэта находится ощущение бытия/небытия. В стихах и письмах Федор Иванович снова и снова возвращается к вопросу о хрупкости жизни. Художественная система поэта построена на оппозициях присутствие/отсутствие, реальность/нереальность, пространство/время.

Как мы уже отмечали, Тютчев боится разлуки. Он ненавидит космос, говоря, что он «пожирает нас». Вот почему поэт горячо приветствует железные дороги, для него это победители космоса.

В то же время есть много стихов Тютчева, посвященных космосу. Одно из них — «На обратном пути», созданное в 1859 году. В этом произведении поэта присутствуют одновременно и жажда жизни, и ощущение ее бренности, а с другой стороны — идея разрушения. Тютчев, чья философская лирика не легка, не чувствовал себя вполне живым. Федор Иванович сравнивает свою личность с домом, окна которого замазаны мелом.

Бытие, таким образом, у этого автора является основой всего. Но в данном случае важна другая важная грань существования, противоположная ей: саморазрушение, разрушение (любовь, например, самоубийство). В этом отношении интересно стихотворение «Близнецы», последняя строка которого «самоубийство и любовь!» — объединяет эти два понятия в неразрывное целое.

В тютчевском мире важно иметь границу: очередь, очередь и отпугнуть, и организовать. Идея разрушения как лейтмотив организует весь «денисьевский» цикл, в котором соединяются любовная и философская лирика Тютчева.

Понятие «смерть» для поэта очень многогранно. Его внутренне рифмует любовь Тютчева. Философская лирика, стихи, построенные на контрасте, в частности, это весь мир. Мир границ, пересечений. В одной строфе сочетаются и свет, и тень. Это характерно, например, для начала стихотворения «Весенние воды». Говорит, что на полях еще лежит снег, а воды шумят.

Интересно, что Л. В. Пумплянский считал Тютчева представителем Бодлера. Эстетическую красоту смерти изображает поэма «Малярия» (в переводе — «Зараженный воздух»). В системе этого произведения есть отрицательное и положительное: прекрасный мир (благоухание роз, звон ручьев, прозрачное небо) есть в то же время мир смерти.

Бытие для Тютчева — сиюминутная непосредственная реальность, сопротивляющаяся разрушению. Оно в этом смысле находится на противоположном полюсе понятия «время», ибо все прошлое есть все мертвое. Но есть и особая сила — память (не случайно ей посвящено столько стихов). Философская лирика в творчестве Тютчева очень подробно раскрывает эту тему.

Мотив памяти в лирике Тютчева

К памяти поэта отношение болезненное, для которого характерно множество императивов: «Помни!», «Помни!» И т.д. Оно может оживить прошлое, но не станет от этого более реальным. В письмах поэт неоднократно упоминает, что не любит вспоминать, так как чувствует, что память ненастоящая. Вернувшись в Россию из Германии после двадцатилетнего отсутствия, он встретил своих старых знакомых, и это столкновение знаний и видений с воспоминаниями было для поэта болезненным.

Для Тютчева мир памяти двоякий: он страшен и поэтичен одновременно (поскольку реальное в прошлом не так реально в настоящем).

Чем тише, тем слышнее стон, гул времени. Как и жизнь, смерть течет. Настоящее хрупко, а прошлое — нет, ибо оно лишь тень. Но на самом деле сегодня можно посмотреть на тень ушедшего. Таким образом, настоящее находится в тени. Бытие не может существовать без тени, говорит Тютчев. Философская лирика, стихи, посвященные бытию (в частности, «Последний катаклизм») — это еще и важнейший мотив жизни и смерти не только человека, но и всего мира. Тютчев предсказывает, что когда-нибудь наступит конец природы, земля покроется водой, в которой отобразится «божий лик».

Пространство и пейзаж в творчестве поэта

Рядом со временем у Федора Ивановича есть пространство, но это время в пространственном смысле. Это лишь постоянное сжатие и расширение. Есть еще один — повседневный (горизонтальный). Его надо преодолевать как негативное, античеловеческое, считает Тютчев. Философская лирика анализирует пространство по ту сторону. Направленность вверх, в бесконечность всегда оценивается положительно. Но главное — направление вниз, потому что там — глубина бесконечности.

Пейзажно-философская лирика Тютчева имеет свои особенности. В пейзаже поэт отчетливо противопоставляет горы и равнины. Плоское пространство ужасно и ужасно. Поэт счастлив, что на свете еще есть горы («На обратном пути»), тема их музыкальности занимает особое место в пейзаже этого автора.

Мотив дороги в творчестве Федора Ивановича Тютчева

Философская лирика Ф.И. Тютчева включает этот мотив. В стихотворении «Странник» дорога предстает, причем совсем не метафорически, в произведении «Я лютерански люблю богослужения» она отождествляется с одной точкой: найти дорогу в какой-либо точке — единственное.

Для Тютчева всевозможные встречи, встречи — это жизнь, а разлука — смерть. Дорога означает уход. Хотя он соединяет эти две точки, но отделяется от первой, поэтому обозначается отрицательно.

Философская система в творчестве Тютчева

Как видите, мир Тютчева достаточно сложен. Однако это не делает его бессистемным. Наоборот, в основе лежит глубокое смысловое единство, под которым понимается сочетание и разнообразие. Это отражено во многих работах. Так, в поэме «Странник» есть мысль о связи (странника и Зевса) и единстве многообразия. Мир, подвижный для путешественника, неподвижен для Зевса. Он богат разнообразием и представляет собой единство единого, где контрасты едины. Однако в ряде других стихотворений слияние оценивается отрицательно, имеет признаки опустошенного, мертвого мира. То, что означает полноту, богатство, в то же время есть опустошение.

Итак, философская лирика Ф. И. Тютчева характеризуется тем, что основные слова имеют иногда противоположную оценку и семантику. Для каждого ключевого понятия у этого поэта имеется ряд значений. Любое произведение Федора Ивановича строилось именно как затемнение мысли, а не ее прояснение. Понятие может обозначать как смерть, так и жизнь.

Пророчество

Тема пророчества важна в творчестве Тютчева. Но проявляется это по-особому. Но это не предсказания пушкинского или библейского провидца — это пророчества Пифии. Между ним и людьми должен быть посредник, то есть священник. Поэт занимает скользящую позицию: он жрец, пифия. Тютчев иногда дает толкования пророчеств, но они, как и жреческие, далеко не однозначны, не до конца ясны. Читатель должен мыслить самостоятельно, интерпретировать (как в древности).

Мир и поэзия

Для Федора Ивановича мир — тайна, а поэзия — двойная тайна. Греховно, потому что, по мнению автора, удваивает греховность земли. Загадку можно разгадать, но это еще надо уметь. Реальности поэта суть эмблемы (то есть однозначно интерпретированные), а не символы (многозначные). Хотя следует отметить кратность самого значения. Тютчев предполагает, что мир сам по себе есть тайна, смысл, смысл. Мир кем-то установлен. Но кто? Возьмите стихотворение Тютчева «Не то ты извишься, природа…». Это показывает, что в природе есть смысл. Мир говорит с нами, но не все слышат. Бытие — это Слово, произнесенное кем-то для кого-то. И люди не могут понять этого неземного языка и остаются глухонемой («Природа — Сфинкс…», написана в 1869 г., так далее.).

В данной статье кратко рассмотрена философская лирика Тютчева. При ее написании использовались наблюдения известного литературоведа Юрия Лотмана. Можно обратиться к его произведениям и дополнить свои знания, отметив и некоторые другие особенности философской лирики Тютчева, в данной статье не рассмотренные. Для изучения творчества Федора Ивановича можно использовать и другие источники, например книгу Ирины Ильиничны Ковтуновой «Очерки языка русских поэтов», в которой можно найти главу, посвященную творчеству Тютчева. Или обратитесь к книге, изданной в 1962 «Жизнь и творчество Тютчева», автор Кирилл Васильевич Пигарев. Мы постарались хоть кратко, но по возможности емко осветить тему.

Фотоархив

Шаламов многим обязан своей семье: непоколебимой нравственной стойкостью и мужеством, которое может исходить только из детства, когда формируется личность, когда она формируется. Его скрупулезная честность и его гордое стремление к независимости.
(Сиротинская И., Годы, когда мы говорили , Москва 2006)

Что касается поэзии, то он больше всего был связан с традицией философской лирики Баратынского, Тютчева и Пастернака. Было что-то, так сказать, мозговое в его любви к Пастернаку. Он часто цитировал отрывки из «Моей сестры жизни» и говорил: «Какой взгляд на вещи! Я в полной растерянности! Как ему удается протаскивать в поэзию целые новые пласты!»
(Сиротинская И., Годы, которые мы говорили , Москва 2006)

Лучшим временем в своей жизни я считаю месяцы, проведенные в камере Бутырской тюрьмы, где мне удалось укрепить дух слабых и где все говорили на свободе.
(Шаламов В., Что я видел и чему научился в колымских лагерях , из Новой книги, Москва, 2004)

Я горжусь тем, что в самом начале, еще в 1937 году, я решил никогда не становиться бригадиром, если мое решение может привести к гибели другого человека, если моя воля будет вынуждена служить властям, угнетающим других людей, таких же заключенных, как я.
(Шаламов В., Что я видел и чему научился в колымских лагерях , из Новой книги, Москва 2004)

Больше всего он ценил в себе верность, нравственную твердость («никого в лагерях не предавал, никого не сдавал, чужой кровью не играл»). И талант. «Я тот сапожник, рожденный, чтобы стать Наполеоном, как в романе Марка Твена. Я собирался стать Шекспиром. Лагеря убили все».
(Сиротинская И., Годы, которые мы разговаривали , Москва 2006)

Убежден: колымский лагерь — опыт отрицательный — сплошь. Если провести там хотя бы час — это будет час морального разложения. Колыма никогда никому ничего не давала и не могла. Колыма развращает и заключенных, и мирных жителей.
(Шаламов В., Что я видел и чему научился в колымских лагерях , из Новой книги Москва, 2004)

В.Т. с горечью сказал, что даже свою первую ночь в Москве он провел вне дома. Жена боялась привести его, нелегального гостя, в квартиру. Проводив его в Калинин, она пыталась его утешить:
— Но подожди, пока я тебе напишу! Посмотрим, справится ли почта со всеми моими письмами!»
«Напишите? Опять таки?»
(Сиротинская И. , Годы, которые мы говорили , Москва 2006)

Просматривая его бумаги, я нашел в конверте бережно сохраненную страницу настольного календаря от этой даты с его пометкой «11:30». Именно в этот день и час я пришел к нему в первый раз. Я приехал по служебному вопросу как сотрудник отдела комплектования Центрального государственного архива литературы и искусства. Встречу устроила моя подруга Наталья Юрьевна Зеленина, мать которой, поэт и ученый Вера Николаевна Клюева, дружила с Варламом Тихоновичем. Наташа предупредила меня: «Осторожно, он очень резок. Одно ему не нравится, и ты летишь вниз по лестнице. Я решил рискнуть, тем более что Варлам Тихонович жил тогда на первом этаже.
(Сиротинская И., Годы, которые мы говорили , Москва 2006)

Варлам Тихонович, как человек, личность которого сформировалась в 20-е годы, увлекался сокращениями. «ФТМ», «дальновидное человечество» является одним из их. Это часто повторяется в его письменных монологах, в заметках, которые он хранил для себя в 70-х. Он явно не имел в виду истинное предусмотрительные общественные деятели, а шумная толпа, которая страстно поддерживает все общественные начинания, в том числе те, усилия там, где на самом деле можно найти перспективную мысль. ФТМ имеет мало серьезных дел, но имеет много амбиций и любит сенсации и слухи. Его основа слаба, малейшее дуновение воздух сдует яркую и бурную деятельность тех, дальновидные активисты.
(Сиротинская И., Годы, которые мы говорили , Москва 2006)

15 января 1982 года его хрупкий и жалкий рай был разрушен. Его перевели в другой дом престарелых для инвалидов, нервно-психический. Суета вокруг него начиная со второй половины 1981 года, благодаря группе доброжелатели, сыграл определенную роль в передаче. Конечно, были среди них как действительно хорошие люди, так и те, кто суетились из корыстных побуждений, жаждали сенсаций. Это было из их рядов две посмертные «жены» Варлама Появились Тихоновичи, которые начали осаждать официальные учреждения в сопровождении толпы свидетелей.