«Гамлет и Дон-Кихот» читать бесплатно онлайн книгу📙 автора Ивана Тургенева, ISBN: , в электронной библиотеке MyBook

Читаю сейчас сборник латиноамериканских авторов Глаза Иуды . Новелла Леопольда Лугонеса «Два великих лунатика, или Полное несходство взглядов» посвящена таким персонажам, как Гамлет и Дон Кихот. В комментариях наталкиваюсь на упоминание о Тургеневе, о том, что возможно Лугонес создал свое произведение под влиянием этой статьи, получившей всемирную известность у современников.

Итак, Тургенев считает, что в этих двух типах воплощены две коренные, противоположные особенности человеческой природы:

что все люди принадлежат более или менее к одному из этих двух типов; что почти каждый из нас сбивается либо на Дон Кихота, либо на Гамлета. Правда, в наше время Гамлетов стало гораздо более, чем Дон Кихотов; но и Дон Кихоты не перевелись.

Мотивируя свой тезис более подробно, он исходит из того что люди живут, сообразуясь со своим идеалом /принципом – одни, уверенные в нем, а другие постоянно подвергая его сомнению и анализу.

Что представляет собою Дон Кихот? — веру в нечто вечное, незыблемое, в истину, требующую служения и жертв. Дон-Кихот комичен, но идеал остается в нетронутой чистоте. Он живет для истребления зла, в нем нет и доли эгоизма.
Что представляет собою Гамлет? — анализ всего и вся, а потому безверье. Он не находит ничего в целом мире, к чему бы мог прилепиться душою. Сомневаясь во всем, он не щадит и самого себя, он знает свои недостатки и презирает самого себя и в тоже время живет и питается этим презрением. Он эгоистично слишком занят самим собой: он не верит в самого себя, но тщеславен, он не знает зачем живет, но привязан к жизни, он мечтает об самоубийстве (что часто свойственно 18-летним), но себя не убьет.
Дон-Кихот смешон и непривлекателен. Гамлет напротив. Всякому лестно прослыть Гамлетом, но никто не хочет получить прозвание Дон-Кихота. Над Гамлетом никто не смеется, но любить его невозможно, потому что он сам никого не любит.
Призрак отца поручает Гамлету отомстить за него, а он мечется, колеблется, хитрит с самим собою и убивает отчима совершенно случайно. Дон-Кихот без всяких средств и связей, старый и одинокий, берет на себя миссию повсюду искоренять зло. Кто способен рассчитать и взвесить все последствия, едва ли способен на самопожертвование. Гамлеты бесполезны, они никуда не ведут, потому что сами никуда не идут.
Завершает свою статью Тургенев мыслью о том, что по мудрому распоряжению природы нет полных Гамлетов, как и полных Дон-Кихотов. Авторы и Шекспир и Сервантес довели человеческие сущности один до трагизма, другой до комизма, но в жизни комическое и трагическое в своих крайностях встречается редко.

Справедливости ради стоит сказать, что Тургенев находит и положительное в облике Гамлета, но мне показалось это не слишком обоснованным, или я просто и не захотела это увидеть.

Мне близок ход рассуждений Тургенева, возможно, именно теперь я поняла, почему не люблю Гамлета как героя одноименной пьесы, не сопереживаю ему. Видимо, это шло где-то на уровне подсознания, а Тургенев помог разобраться.

Тургенев гамлет и дон кихот анализ

Гамлета часто сопоставляют с Дон-Кихотом. Это два самых красноречивых образа, созданных гениальными художниками в эпоху Возрождения. Нет более высоких ориентиров, и кажется, что все проблемы, порожденные кризисом гуманизма, просматриваются в их ряду. Тургенев в речи «Гамлет и Дон-Кихот» — классическом анализе этих героев — увидел в них начала противоположные. Он не отметил ничего общего ни в ситуации, ни в характерах. Однако исходное положение и отправной принцип самоопределения сближает Гамлета с Дон-Кихотом. Оба они столкнулись с «морем бедствий». Гамлет, как и Дон-Кихот, одержим идеей самолично их устранить, говоря словами Тургенева, «берет на себя исправлять зло»:

Гамлет уповает на сильную личность и в этом случае без колебаний, хотя, в отличие от Дон-Кихота, горько сетуя и разражаясь проклятиями, на собственные плечи возлагает все бремя. Этот принцип самоопределения, общий для обоих героев, исходит из антропоцентрического характера воззрений гуманистов, составляет их практический наказ. То, что по средневековым представлениям доступно было одному богу, берет на себя человек — не люди, не людские массы, а возвысившаяся до бога личность.

Казалось бы, в совершенной противоположности идей обнаруживается известное сходство. Гамлет, как и Дон-Кихот, действует без единомышленников и соратников, у них есть сострадальцы и сочувствующие. В ренессансном апофеозе личности не 18 было презрения к массе, однако не было и признания ее достоинств, ее силы, ее действенной роли. Гуманистический индивидуализм брал за образец идеализированную самостоятельность рыцаря, столь же идеализированную независимость гордого йомена или широко предприимчивого бюргера.

Гамлет и Дон-Кихот — рыцари, воодушевленные гуманистическим принципом самоопределения. В «естественном», исторически объяснимом и прогрессивном возвеличении гуманизмом личности была своя крайность, сближавшая новые представления со старыми: вера в «сверхъестественные» возможности одной личности составляла и силу и слабость гуманизма. В благородном и самоотверженном стремлении Гамлета и Дон-Кихота все бремя века возложить на собственные плечи и единоличным усилием «покончить с морем бедствий» выражена и необычайная дерзость ренессансного гуманистического сознания, и его высокомерие.

Это высокомерие, следствие чрезмерной восторженности и самодовольства гуманистической мысли и плод ренессансного индивидуализма, мешает героической личности здраво смотреть на жизнь и оценивать свои возможности.

Оказавшись в тяжкой кризисной ситуации, лишенный здравого отношения к жизни, герой невольно оказывается в состоянии «безумия». У Гамлета и Дон-Кихота, у каждого из них, своя форма «безумия», но для них обоих «безумие» равно неизбежно и носит роковой характер. Гамлет не знает равновесия без сознания абсолютной истины, опять-таки говоря словами Тургенева, без веры «в нечто вечное, незыблемое». И в этом он тоже сходен с Дон-Кихотом. И своим исканием нравственного абсолюта близок старым чувствам. Гамлет, как многие до него и вслед за ним, например гётевский Фауст, сосредоточивается на мысли о смерти, когда, атакуемый упрямыми фактами и тягостными сомнениями, не может по-прежнему упрочить мысль, в быстром течении все вокруг нее движется и не за что уцепиться, даже не видно спасительной соломинки.

Сталкиваясь с устрашающими контрастами и противоречиями, мысль его, работая с лихорадочным напряжением, пытается выбраться из лабиринта, но движется в метафизической схеме: да — нет. И «ни одной мысли он не додумывает до конца» (Довер Уилсон).

Горячечная напряженность мысли сказывается в нервном синтаксисе отрывочной и туманной речи. Гамлет «жутко догадлив», но проницательность его не обеспечивает ему точки опоры. В отношениях Гамлета и Дон-Кихота к женщине есть также много знаменательного, справедливо замечает Тургенев. Однако видит он в этих отношениях, как и во всем, что касается Гамлета и Дон-Кихота, только контрасты. Дон-Кихот «любит идеально, чисто, до того идеально, что даже не подозревает, что предмет его страсти вовсе не существует»1. Гамлет, напротив, «человек чувственный и даже втайне сластолюбивый. не любит, но только притворяется, и то небрежно — что любит»2. Отношение Гамлета к Офелии загадочно.

На этом выводе шекспироведы обычно сходятся легко. Однако, в отличие от Тургенева, большинство из них утверждает, что Гамлет любит Офелию и продолжает любить до конца своих дней, несмотря на все странности поведения, которые дают основание утверждать обратное. У Тургенева не было оснований упрекать Гамлета в тайном сластолюбии. Во всяком случае, неубедителен его аргумент — ссылка на молчаливую улыбку Розенкранца при словах принца, что его не радуют женщины. Как бы то ни было, мысль об Офелии далеко не поглощает Гамлета целиком. Гамлетовские монологи — его откровения. Он высказывается в них непосредственно, в моменты особого напряжения, и его незамаскированный облик виден в них полнее всего.В монологах — ни слова об Офелии. В самом известном («Быть или не быть. ») одна строка — «боль презренной любви» — может напомнить о ней, вызвать догадки, но в таком потоке мыслей —это уже не «боль», скорее «материал» и «тема» встревоженных философских раздумий и страстных обличений. И перед смертью Гамлет не вспоминает об Офелии, хотя незадолго до трагической кончин

Готовность Гамлета схватиться с Лаэртом подсказана не простым желанием доказать, как сильно он любил его сестру, и оправдаться, поскольку брат Офелии взывает: Тридцать бед трехкратных Да поразят проклятую главу Того, кто у тебя злодейски отнял Высокий разум! (5, 1) Гамлет задет, но больше возмущен, не может вытерпеть шаблонную логику лаэртовского чувства и с язвительной иронией отзывается на банально цветистое выражение его скорби (Лаэрт: Теперь засыпьте мергтвую с живым.

Так, чтобы выросла гора, превысив и Пелион, и синего Олимпа небесное чело. (5, 1) Гамлет не’ фальшивит, утверждая, что он любил Офелию больше, чем «сорок тысяч братьев». «Он говорит искренне, но не точно» (А.-С. Брэдли). «Фразистость» выдает эту неточность. Мысль о любви теряется в ряду других заветных мыслей Гамлета. Ее оттесняют гражданские и сыновние заботы, нравственные и философские искания.

Им Гамлет отдает предпочтение. Отдает непроизвольно, без натяжки. Предпочтение вытекает из внутренней потребности, не так, как чувство долга у героя классицистской трагедии XVII века. И все же любовь оттеснена, точнее сказать, подавлена и, может быть, без необходимости отдана в жертву. Чувство любви вызывает у Гамлета горькое разочарование и подвергается сомнению. Поводов у него довольно: пример родной матери, с «гнусной поспешностью» («башмаков не износив») бросившейся на «одр кровосмешения»; сама Офелия, отвергнувшая его чистое чувство, тянущаяся к ней паутина коварных умыслов. У Гамлета невольно возникают или укрепляются далеко идущие подозрения и выводы, когда он слышит не предназначавшиеся для его слуха слова Полония, намеревающегося «подпустить» к нему свою дочь.

Довер Уилсон настаивает, что глагол «loose» в данном контексте означает «подпускать» и что Гамлету, как и шекспировской аудитории, был ясен двойной его смысл К В русском переводе, и в том числе самом 1 См.: W i 1 s on J. Dover. What happens in Hamlet. Cambridge, 1935, p. 103, 104. 21 последнем, этот оттенок исчез: «В такой вот час к нему я вышлю дочь» (2, 2). Гамлет «с отменным вежеством» твердит Офелии о своей любви, а ее хотят «подпустить» к нему, как, может быть, «подпускали» к другим. Родная мать, за ней возлюбленная крушат его возвышенные представления о любви. «Каким докучным, тусклым и ненужным» начинает ему представляться «все, что ни есть на свете», едва он узнает о позорном замужестве Гертруды. «О, мерзость! Это буйный сад, плодящий одно лишь семя; дикое и злое в нем властвует» (1, 2).

«Ничтожество, о женщины, вам имя» — следует его вывод. Это не крик досады, а потрясение и поворот чувств — в плоти ему уже чудится, как средневековому аскету, источник пагубы. Перемена в чувствах вызвана не только потрясшим его столкновением с «гнусным блудом». Было в них и раньше нечто, что заставляло «самую несомненную вещественность» исчезать «перед его глазами» (Тургенев), как она исчезала перед глазами Дон-Кихота. Причины у них для этого не совершенно одинаковы, но совпадение в какой-то точке все же есть. Нравственная требовательность Гамлета возвышенна и благородна. В час испытаний, когда рушится все, было бы странным, если бы он отвлекся беспечным утешением. И все же Гамлету недостает сильного и энергичного чувства жизни. Восторженное воспарение с большим налетом книжности ослабило в нем телесное влечение, оно тронуто аскетическим влиянием — многовековое гонение плоти отзывалось неожиданным последствием, и трудно было обрести действительную свободу и гармонию в чувствах.

По-видимому, эта черта темперамента Гамлета позволила Марине Цветаевой сказать ему от лица Офелии: Не вашего разума дело Судить воспаленную кровь. И затем в «Диалоге Гамлета с совестью»: — Но я любил ее, Как сорок тысяч. — Меньше Все же, чем один любовник. Ему не хватает «такта действительности» (Белинский), как и Дон-Кихоту.

Между ними обнаруживается не только историческая, но и психологическая связь.

Они не во всем противоположны, потому и происходит так: «Гамлет начал «донкихотом», Дон-Кихот кончил «гамлетом». Психологическая противоположность между ними резко обозначается, когда одна сторона демонстрирует сомнения и колебания, другая — уверенность и решимость. Гамлет и Дон-Кихот оба начинают с утопии и «по своему произволу» — в полном соответствии с наивнооптимистическими воззрениями гуманизма — «чертят границы своей природы» (Пико делла Мирандола), не считаясь с действительным состоянием человека, с историческими условиями, с объективной необходимостью. «Все дело в том, чтобы не видя уверовать, засвидетельствовать, подтвердить, присягнуть и стать на защиту. »— говорит Дон-Кихот. Гамлет уверовал, засвидетельствовал, подтвердил, присягнул и стал на защиту, исполненный воодушевления и решимости. Но когда ему открылось дикое и коварное преступление и под светлыми покровами обнаружилась мерзость, он заколебался в своих убеждениях.

В своих сомнениях он незаметно возвращается вспять, в его мыслях о человеке начинает сказываться дух и логика мрачной средневековой мысли. Гамлетовская рефлексия и колебания, ставшие отличительным признаком характера этого героя, вызваны внутренним потрясением от «моря бедствий», повлекшим за собой сомнение в нравственных и философских принципах, которые казались ему незыблемыми.

Осень грустное время года сочинение
Примеры метонимии в невском проспекте

Гамлет, Дон Кихот и будущее российского психоанализа

Резюме

В статье автор размышляет о точках пересечения идей Тургенева о двух противоположных особенностях человеческой природы, представленных в персонажах, созданных Сервантесом и Шекспиром, и теории бессознательного Фрейда, а также о будущем российского психоанализа.

Ключевые слова: Тургенев, Фрейд, российский психоанализ, человеческая природа, характер.

Сто тридцать шесть лет назад в этом городе Иван Тургенев прочитал лекцию в Обществе для пособия нуждающимся литераторам и ученым, озаглавленную «Гамлет и Дон Кихот». Эта лекция содержала подробное описание двух типов характеров, в котором великий русский писатель, по сути, сформулировал типологию характеров, предшествующую психоаналитической. Основывая ее на литературных примерах, он недалеко отошел от того же импульса, который вдохновлял Фрейда, когда тот создавал собственную психоаналитическую типологию характеров. Теория Фрейда опиралась на динамическую модель бессознательного, но она также позаимствовала некоторые свои прозрения из литературы. С этой точки соприкосновения с психоанализом речь Тургенева обеспечивает отправной пункт для дискуссии, которая, я полагаю, может быть плодотворной на нынешней стадии возрождения русского психоанализа. Поскольку я и не литературовед, не прорицатель и не русский, но всего лишь аналитик, прошу вашего снисхождения к этому докладу. Я буду говорить с точки зрения, лучше всего мне известной, и надеюсь не обидеть ни литературоведов, ни прорицателей и ни русских среди моих слушателей.

Тургенев говорит нам, что в персонажах, созданных Сервантесом и Шекспиром, представлены «две коренные, противоположные особенности человеческой природы». Он пишет, что «все люди принадлежат более или менее к одному из этих двух типов; что почти каждый из нас сбивается либо на Дон Кихота, либо на Гамлета». Тургенев не становится на сторону ни того, ни другого, и даже, что более важно, полагает, что оба этих персонажа похожи в том, что они совершенно преданны своим идеалам. Однако они отличаются друг от друга в том, что выводят свои идеалы двумя различными способами, и действуют на их основании по-разному.

Сначала Тургенев спрашивает, кто такие донкихоты? Это люди, которые воспринимают свои идеалы исходящими снаружи, от чего-то «высшего». Их идеалы не подлежат сомнению, поскольку представляют высшую истину. Эта истина, однако, требует постоянного служения и жертвоприношения. Дон Кихот посвятил себя искоренению зла, и он воевал против волшебников и великанов, то есть – против угнетателей. Сервантес изображает Дон Кихота простодушным человеком, лишенным эгоизма, подвижником, служителем идеи. Хотя иногда он может быть комичным, его идеалы остаются чистыми, и он жертвует собой без оглядки. Конечно, он может также выглядеть совершенно безумным, когда нападает на ветряные мельницы. Однако его безумие вызывает у читателя улыбку снисхождения и мудрости, улыбку родителя, который смотрит на свое невинное дитя (или улыбку толерантного Супер-Эго, наблюдающего за Эго). Это не издевка тех, кто отказывается следовать идеалам, тех, кто, иными словами, не живет по-настоящему. Как говорит Тургенев, «Дон-Кихот смешон… но в смехе есть примиряющая и искупляющая сила – и если недаром сказано: “Чему посмеешься, тому послужишь”, то можно прибавить, что над кем посмеялся, тому уже простил, того даже полюбить готов».

Однако же категоричность его убеждений, во многих отношениях благородная, может также быть опасной, поскольку, как вы знаете, Дон Кихот иногда создает больше беды, чем устраняет, несмотря на свои благие намерения. Здесь возникает моральный вопрос, и мы все можем поразмыслить над тем, когда умственное личное убеждение переступает черту и вредит тем самым людям, которым оно предназначено помочь. Однако было бы неуместно мне напоминать этой аудитории, какой вред иногда может быть причинен абсолютной преданностью теории, когда очевидно, что из-за этого страдают люди. Точно так же иногда мы должны переосмысливать нашу строгую приверженность тому или иному терапевтическому подходу, если становится понятно, что нашим пациентам он не помогает.

Что же мы обнаруживаем у Гамлета? Тургенев говорит нам, что этот человек эгоист, живущий только для самого себя. Он также скептик, вечно борющийся сам с собой. Но, как пишет Тургенев, Гамлет «сознает свою слабость, но всякое самосознание есть сила; отсюда проистекает его ирония, противоположность энтузиазму Дон-Кихота. … Он знает до тонкости все свои недостатки. … И [однако] привязан к жизни». Но, продолжает Тургенев, «не будем слишком строги к Гамлету». Он, как и Дон Кихот, также страдает за свои идеалы: сохранение памяти об отце, наказание узурпаторов. Скептицизм Гамлета не предполагает равнодушия, скорее это попытка определиться с тем, как жить в несовершенном или даже в испорченном, прогнившем мире. «В его руках тоже меч: обоюдоострый меч анализа».

Дон Кихот бодр, весел, наивен, это человек, который не погружается в глубины жизни, но отражает все ее феномены. Гамлет, наоборот, – это дух размышления и анализа, тяжкий, угрюмый дух, лишенный гармонии и ярких цветов, глубокий, сильный, многоликий, независимый. Полагаю, что Тургенев справедливо оценивает положительные и отрицательные черты каждого из этих персонажей. Но один из моментов, которые он не подчеркивает, а я его считаю важным, – это роль предыстории в прошлом каждого героя. Гамлет несет на своих плечах груз знания об ужасных событиях, гнет истории – он знает, какое вершилось зло. Дон Кихоту, чья история состоит только из непомерного чтения рыцарских романов, наоборот, легче (и проще) двигаться в этом мире фантазии. Наши сегодняшние русские коллеги знают гораздо лучше нас на Западе, что такое тяжкое ярмо истории, подавление знания и в нынешнем веке также, лишь один пример чему – психоанализ. Любопытно, что когда Тургенев вернулся в Россию с Запада в 1841 году, он намеревался начать карьеру философа. Однако преподавание философии было пресечено правительством, и эта возможность для него была утрачена. И конечно, часть нашей конференции была посвящена пониманию истории такого подавления. Литературный прецедент в шекспировском «Гамлете», если такое сравнение можно счесть подобающим, – это попытка скрыть истину об убийстве отца Гамлета.

В сравнении с позднейшими психоаналитическими дискуссиями о характере описание Тургенева может показаться чрезмерно упрощенным. Дело в том, что это именно описание, а не анализ. Оно не выстроено как теория развития, бессознательной мотивации и конфликта. Это не умаляет заслуги Тургенева, но лишь служит доказательством значимости вклада Фрейда, сделанного много лет спустя. Фактически, Фрейд безусловно был знаком с творчеством Тургенева, и возможно, даже испытал его влияние. Мы знаем, что он интересовался обстоятельствами смерти Тургенева в Париже, и позднее встречался с патологоанатомом, который делал вскрытие. Он был далек от того, чтобы недооценивать вклад этого великого писателя. Как бы то ни было, Фрейд и Тургенев не конкурировали; Тургенев как писатель обращался к писателям, а Фрейд как аналитик – к аналитикам.

Мне кажется, каждый из нас различает свои аспекты в этих описаниях типов личности. В этом отношении психоаналитик во мне полагает, что так же, как всякий писатель помещает части себя в каждого из своих героев (Фрейд обсуждал это в некоторых работах, посвященных прикладному анализу, таких как «Художник и фантазирование»[1] или «Некоторые типы характеров из психоаналитической практики»), в этом случае Тургенев открывал аспекты как Дон Кихота, так и Гамлета в себе самом. Возможно, поэтому в своей лекции он увлекся в первую очередь именно этой темой, и поэтому столь проницательно высказался о различных типах характера. Более того, мы знаем из его биографии, что он всю свою жизнь идеализировал Дульсиней и следовал за ними (от чего страдал), и знаем, что в своей интеллектуальной жизни он оставался вечным скептиком. Можно даже рассматривать написание этой речи как попытку разобраться в противоречиях собственной личности, некое самолечение, помогающее прояснить смутно ощущаемые черты своей личности и дать им имена. Как бы то ни было, он оставался серьезным исследователем характера всю свою жизнь, как показывает его творчество. Один известный критик написал, что «он изучал характер с усердием ботаника, исследующего цветок».

Есть одно примечательное совпадение, которое вывело меня из состояния обломовщины и первым пришло в голову, когда я принялся писать эту лекцию. Совпадение заключается в том, что и «Гамлет» Шекспира, и «Дон Кихот» Сервантеса оказали чрезвычайно сильное влияние не только на Тургенева, но и на Фрейда. И даже более того, интерес Фрейда к этим двум произведениям отмечает два разных периода личностного развития в его жизни. Когда он был юношей, то самостоятельно изучал испанский со своим другом Эдвардом Зильберстайном (личным Санчо Пансой?), чтобы читать Сервантеса в оригинале. Они образовали тайное общество и писали друг другу письма, используя кодовые имена из «Новеллы о беседе собак». Это была игра юного Фрейда, в которой он мог дать волю воображению. В этой фазе жизни он был весел и оптимистичен, слишком молод, чтобы ощущать груз памяти о великой трагедии или сокрытия исторических событий. Он не видел препятствий на пути к тому, чтобы когда-нибудь стать великим человеком. В связи с этим многие авторы уже указывали на идентификацию Фрейда с конквистадором Дон Кихотом. Кроме того, в своих письмах к невесте, Марте, он неоднократно с энтузиазмом цитирует Сервантеса, побуждает ее читать «Дон Кихота» – даже послал ей экземпляр этой книги. Он также называл ее «Принцесса», осознанно копируя обращение Дон Кихота к Дульсинее.

В позднейший период жизни, после смерти отца, которую Фрейд назвал самой значительной утратой, которая может произойти в жизни мужчины, он посредством самоанализа открыл эдипальный комплекс. Вскоре после этого, в «Толковании сновидений», он сообщает нам, что разобрался с загадкой скепсиса и колебаний Гамлета – для Фрейда это подтверждение универсальности эдипального конфликта и его собственной идентификации с Гамлетом. Таким образом, Фрейд, как и Тургенев, использовал литературные модели, помогая себе в понимании характера, конфликта и себя самого. Как Вы прекрасно знаете, он даже взял название самой известной драмы Софокла («Эдип»), чтобы именовать эту часть своей теории, касающуюся амбивалентности мальчика по отношению к отцу. (Иногда мы должны оглядываться по сторонам для объективной оценки плодотворности и точности нашего самонаблюдения. Думаю, это делали и Фрейд, и Тургенев, – оба нашли то, в чем нуждались, в литературе, фактически – в одних и тех же литературных произведениях.) Позднее Фрейд разработал динамическую теорию и терапию, основанную на этом понимании. Результаты этой работы всей его жизни вывели наше понимание характера далеко за рамки его литературного описания.

Фрейд никогда не забывал писателей, которые на него повлияли, и неоднократно говорил, что это они первыми открыли бессознательное. При этом он также очень серьезно относился к великим русским мастерам литературы девятнадцатого века. Тургенев, разумеется, согласился бы с утверждением Фрейда, и фактически его речь «Гамлет и Дон-Кихот», была посвящена нуждающимся писателям. Это еще одна точка соприкосновения между выдающимся русским мыслителем и создателем психоанализа.

Давайте снова обратимся к тому, что мы описали. С одной стороны – рациональные Гамлеты. Однако их рациональность бесполезна, если они осуждены на бездействие. С другой стороны – «полубезумные Дон-Кихоты, которые потому только и приносят пользу и подвигают людей, что видят и знают одну лишь точку…». Тургенев задает себе этот вопрос относительно Дон Кихота: «неужели же надо быть сумасшедшим, чтобы верить в истину?». Но он также задает вот такой вопрос относительно Гамлета: «неужели же ум, овладевший собою, по тому самому лишается всей своей силы?». «Вся эта [человеческая] жизнь есть не что иное, как вечное примирение и вечная борьба двух непрестанно разъединенных и непрестанно сливающихся начал». Две эти силы – инерции и движения, неизменности и прогресса – являются фундаментальными силами всего существующего. Они объясняют нам рост цветов, и они даже позволяют нам постичь развитие самых могучих народов. (Я не удивлюсь, если они смогут объяснить даже организацию наших психоаналитических ассоциаций по всему миру, но здесь я, возможно, слишком оптимистичен, слишком идеалистичен.) Все мы знаем Гамлетов – с их колебаниями, глубокими чувствами и философскими мыслями; но действовать им трудно. Мы также знаем Дон Кихотов, нацеленных на действие, идеалистов-энтузиастов, но слишком импульсивных и потому неспособных обдумать последствия своих действий. Я уверен, что нам, Гамлетам, легче жить, зная, что в мире есть Дон Кихоты; и нам, Дон Кихотам, легче жить, зная, что в нем есть Гамлеты. Каждой половине нужна другая; это единство противоположностей.

Гамлет и Дон Кихот не только следовали своим идеалам, они также искали истину. Иногда истину невозможно познать только разумом, ее необходимо испытать в реальном мире действием, результаты которого затем обдумываются и помогают нам лучше понять смыслы, которые мы изначально искали. Это похоже на поиск Фрейдом и Тургеневым в литературе внешнего подтверждения практической ценности их мыслей. Благоприятный результат – это и познание себя, и общественный прогресс.

Тургенев знал о своей вечной амбивалентности, которую Фрейд столь хорошо описал в качестве фундаментального аспекта человеческого существования. Тургенев продемонстрировал это знание, отметив, что, хотя он описывает две противоположные тенденции, в чистом виде их не существует, мы лишь склоняемся к той или к этой. И Фрейд, и Тургенев находили у себя «гамлетовские» части и «донкихотские» части. Тогда как Тургенев ограничился описанием этих двух сторон, Фрейд дал нам технику самопознания, и таким образом – технику понимания и нашей гамлетовской стороны, и донкихотской стороны, и любых других возможных сторон. Разные их дарования повели их в разных направлениях, но оба изо всех сил старались понять человеческую душу.

Какие уроки я извлекаю из этого быстрого обзора? Я перечислил себе три из них. Первый: как психоанализ был основан на западном философском, литературном и научном фундаменте, подхватившем традиции древней Греции, Возрождения и позднейшего гуманизма, так же и богатая почва русской культуры дает урожай, воскрешение, которые могут развить психоаналитические взгляды в современном мире. Даже из печальной истории подавления психоанализа (как показала эта конференция) мы теперь черпаем понимание и знания. Я осознанно выбрал для доклада одного из русских мыслителей, поскольку на его примере можно показать некоторые неявные точки соприкосновения, которые обязательно будут раскрыты, а также и созданы в будущем.

Второе: определяя направление развития на следующие 100 лет для психоанализа в России и остальном мире, нам необходимо осознавать описанные выше противоположные тенденции как в каждом из нас, так и в нас в целом. Лучшее средство для достижения этой цели приводит меня к третьему выводу, который я опишу так: плоды психоаналитического мышления и процесса могут многое нам рассказать о противоположных силах, существующих в наших личностях. Поэтому они также способны помочь нам действовать не как Гамлет и не как Дон Кихот, но неким альтернативным образом – как аналитики. То есть с благоразумием, которое дает само-осознание, и с идеалом свободы мысли как нашей путеводной звездой. Психоаналитическое мышление в будущем должно не только дозволяться обществом, оно должно считаться необходимым для общества, поскольку является источником созидательности, самопознания, исцеления от душевного разлада, и свободы мысли.

Истинный анализ существует только там, где жив идеал свободы. Но мы не можем следовать этому идеалу импульсивно. Необходима и мысль, и действие, чтобы заниматься тем замечательным делом, которым вы занимаетесь последние несколько лет и которое знаменует эта конференция. Вы не просто сражаетесь с ветряными мельницами. Однако, как это происходило в жизни Фрейда, здесь тоже еще предстоит определенное последовательное развитие, требующее времени, и этот процесс уже начался.

Я хочу завершить свою речь так же, как это сделал Тургенев: «Мы почтем себя счастливыми, если указанием на те два коренные направления человеческого духа, о которых мы говорили перед вами, мы возбудили в вас некоторые мысли, быть может, даже не согласные с нашими, – если мы, хотя приблизительно, исполнили нашу задачу и не утомили вашего благосклонного внимания».

Resume

In the paper the author reflect on Turgenev’ ideas about two fundamentally opposed qualities of human nature presented in сharacters created by Cervantes and Shakespeare and Freud’ theory of unconscious and the future of Russian psychoanalysis.

Key words: Turgenev, Freud, Russian psychoanalysis, human nature, сharacter.

Комментарии:

[1] Напомним, что имеется в виду «художник» как обобщающее определение; в оригинале Фрейд использует слово «Der Dichter» (поэт, писатель как «творец»), в английском переводе «creative writer» – писатель, поэт. – Прим. перев.

Галина Козлова

 О проекте Редакция Авторы Галерея Для авторов Архив 2010 г. Архив 2011 г. Редсовет: Вячеслав Лютый, Алексей Слесарев, Диана Кан, Виктор Бараков, Василий Киляков, Геннадий Готовцев, Наталья Федченко, Олег Щалпегин, Леонид Советников, Ольга Корзова, Галина Козлова. «ПАРУС» «МОЛОКО» «РУССКАЯ ЖИЗНЬ» СЛАВЯНСТВО РОМАН-ГАЗЕТА «ПОЛДЕНЬ» «ПОДЪЕМ» «БЕЛЬСКИЕ ПРОСТОРЫ» ЖУРНАЛ «СЛОВО» «ВЕСТНИК МСПС» «ПОДВИГ» «СИБИРСКИЕ ОГНИ» ГАЗДАНОВ ПЛАТОНОВ ФЛОРЕНСКИЙ НАУКА XPOHOC ФОРУМ ХРОНОСА БИБЛИОТЕКА ХРОНОСА ИСТОРИЧЕСКИЕ ИСТОЧНИКИ БИОГРАФИЧЕСКИЙ УКАЗАТЕЛЬ ПРЕДМЕТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬ ГЕНЕАЛОГИЧЕСКИЕ ТАБЛИЦЫ СТРАНЫ И ГОСУДАРСТВА ЭТНОНИМЫ РЕЛИГИИ МИРА СТАТЬИ НА ИСТОРИЧЕСКИЕ ТЕМЫ МЕТОДИКА ПРЕПОДАВАНИЯ КАРТА САЙТА АВТОРЫ ХРОНОСА

Галина КОЗЛОВА К проблеме образов Гамлета и Дон Кихота в статье Тургенева «Гамлет и Дон Кихот» Как известно статья И. С.Тургенева «Гамлет и Дон Кихот» напечатана в январе 1860 г., тогда же, в январе, писатель прочитал ее на публичном чтении в пользу общества для вспомоществования нуждающимся литераторам и ученым. Однако задумана она была гораздо раньше, в 40-е годы, а работал над ней писатель с 1856 г., о чем свидетельствуют его письма к П. Виардо, И.Панаеву, М.Каткову, Н. Некрасову и др. В отличие от Белинского, уделившего бóльшее внимание проблемам драматургии и игре актеров, Тургенев останавливается на психологической характеристике типов человеческого поведения, соответствующих характерам Гамлета и Дон Кихота. Однако в методологической концепции Тургенева и Белинского прослеживается много общего, поскольку оба отражают позиции русского западничества, близкого ренессанско-гуманистическим взглядам самого Шекспира. Концепция Белинского в оценке Шекспира и его трагедии «Гамлет» в своей теоретической основе близка эстетике западного романтизма I типа, распространившегося в Англии, Германии, Франции и опирающегося в своей эстетике на немецкую философию XVIII-XIX вв. , в том числе йенской школы. Тургенев,  испытывавший в 50-е годы интерес к Шопенгауэру, вводит в свою статью некоторые понятия и категории его философии воли («Мир как воля и представление»), соединяя их с античным скептицизмом (Гамлет) и стоицизмом (Горацио), в котором, как считает писатель, «спасались лучшие люди, как в единственном убежище, где еще могло сохраниться человеческое достоинство» (8. С.191). Как и Белинский, Тургенев в своей статье высоко оценивает Шекспира, называя его одним из величайших мировых гениев. Шекспир для русского писателя «гигант, полубог», «подавляющий богатством и мощью своей фантазии, блеском высочайшей поэзии, глубиной и обширностью громадного ума…» (8.С.185). Его могучему гению подвластно все человеческое, ни на небе, ни на земле «нет ему запрету» (8.С.182), ибо у него «всепроникающий взор» и «неотразимая сила орла, падающего на свою добычу» (8.С.182). Сравнивая Сервантеса и Шекспира, Тургенев сопоставляет и противопоставляет их как представителей двух европейских менталитетов – южного и северного. «Дух южного человека, – полагает Тургенев, – опочил на создателе Дон Кихота, дух светлый, веселый, наивный, восприимчивый» (8.С.181), «черпающий свое богатство из одной своей души, ясной, кроткой, богатой жизненным опытом, но не ожесточенной им» (8.С.182).  «Дух, создавший  образ Гамлета, – пишет Тургенев об английском драматурге, – есть дух северного человека, дух рефлексии и анализа, дух тяжелый, мрачный, лишенный гармонии и светлых красок, не закругленный в изящные, часто мелкие формы, но глубокий, сильный, разнообразный, самостоятельный, руководящий» (8.С.181). Гамлетовский тип, воплощающий ренессансно-протестанстские традиции Севера Европы, был «сродни самому Шекспиру», считает Тургенев, равно как близок он и русскому писателю («темные стороны гамлетовского типа потому нас более раздражают, что они нам ближе и понятнее» (8.С.178), «почти каждый находит в нем собственные черты» (8.С.178). Думается, справедливо утверждение М. Дунаева о том, что «гамлетовское начало – основа натуры самого Тургенева», а Дон Кихот – его идеал» (3.С.236), поскольку Гамлет – это рефлексия, а Дон Кихот – деятельность. На этом противопоставлении двух гуманистических начал внутренней революционности и бездейственно, и революционности и действия – построен тургеневский анализ образов: «… с одной стороны, стоят Гамлеты мыслящие, сознательные, часто всеобъемлющие, но также часто бесполезные и осужденные на неподвижность; а с другой, полубезумные Дон Кихоты…» (8.С.179), что позволяет говорить о том, что гуманистическая система ценностей, в которой находятся Тургенев и западноевропейские герои, искажает христианские догматы, отрицающие  не только революционную деятельность, но и революционную мысль, как богоборческие устремления. Гамлетовский тип человеческого поведения  как «западный канон» (Харольд Блум), стоит у истоков многих явлений западной литературы, начиная от романтического «байронического героя» и кончая философствующими экзистенциалистами. В образе Гамлета, как и в образе Дон Кихота, присутствуют общечеловеческие (всемирные) черты, но их архетипическая основа не характерна для православно-славянского сознания, так как «сам характер русской цивилизации (православно-общинный) в корне отличается от последовательной культурной преемственности цивилизации Западноевропейской (в вульгаризированном виде – Североамериканской) от Античности с ее установкой на индивидуализм, и как следствие, героизм в качестве высшего проявления индивидуализма» (10.С.7). «Гамлеты» и «дон кихоты» – явление абсолютно чуждое для России и русской литературы. Однако в российском литературоведении до настоящего времени сохраняется советская традиция анализа творчества Шекспира и Сервантеса, в частности, образов Гамлета и Дон Кихота, во многом отталкивающаяся от Белинского и Тургенева. Называя статью «Гамлет и Дон Кихот», Тургенев ведет разговор о двух героях западной литературы, наиболее ярко отразивших перемены, происходящие в возрожденческо-протестантскую эпоху в Западной Европе XIV-XVII вв. В основу сравнительной характеристики образов писатель кладет философско-гуманистический идеал, разработанный эллинистически-римской (скептической и стоической) философской и романтической философией XVIII-XIX вв. «Все люди, – считает Тургенев, – принадлежат более или менее к одному из этих двух типов, почти каждый из нас сбивается либо на Дон Кихота, либо на Гамлета» (8.С.169), ибо в «этих двух типах воплощены две коренные противоположные особенности человеческой природы…» (8. С.169). «Правда в наше время Гамлетов стало гораздо более» (8.С.169), – сожалеет Тургенев. Противопоставляя действие и рефлексию (Дон Кихота и Гамлета), казалось бы, отвергая безволие шекспировского героя, русский писатель подпадает под воздействие философского рефлексирующего сознания и, «браня» Гамлета, находится во власти его  мыслей. Подобное состояние стало результатом  мощного воздействия немецкой классической философии на ослабленное разночинным революционизмом русское сознание. Думается, что В. Кожинов, справедливо отмечавший «глубокую и значительную связь немецкой классической эстетики и русской литературы» (5.С.154), не до конца осознавал разлагающую для христианской души опасность западного философского и рефлектирующего безбожного разума. Результат этого влияния слишком серьезен, чтобы говорить о том, что «русская литература была «продолжением»  немецкой философской культуры (В. Кожинов), что русская литература «глубоко восприняла» от немецкой философии и самопознание искусства» («которое вылилось  у Гегеля даже в мысль о конце искусства» (5.С.158). Данная статья Тургенева отражает процесс подмены духовных  христианских ценностей философско-эстетическими категориями. Писатель убежден, что  «все люди живут – сознательно или бессознательно – в силу своего принципа, своего идеала, то есть в силу того, что они почитают правдой, красотой, добром» (8.С.169). При этом идеалом для  Тургенева  является философское «я», принимаемое им «за высшее». Отходя от  христианской (православной) духовности, писатель подводит психологические типы героев к категориям субъективно-объективной романтической философии: «гамлеты» ищут и находят этот идеал как основу и цель их существования» в себе, а «донкихоты» – вне их самих. Таким образом, «гамлеты» – это субъективные идеалисты фихтеанско-шопенгауэрского типа. Они живут согласно концепции, сформулированной Шопенгауэром в работе «Мир как воля и представление»: «В то время как всякий непосредственно дан самому себе как целая воля и целое представляющее, остальные даны ему, прежде всего только в качестве его представлений; вот почему собственное его существо и его сохранение важнее для него, чем остальные, взятые вместе» (7.Ч.2.С.93). «Донкихотов», верящих в нечто вечное, незыблемое, в истину, находящуюся вне отдельного человека», и способных пожертвовать ради своего идеала собственной жизнью, Тургенев сближает с социалистами-утопистами, недаром в статье появляется имя одного из них – Фурье. Однако у Тургенева неверное представление и о Дон Кихоте, который отправился совершать подвиги для того, чтобы прославиться как многие его любимые рыцари. Таким образом, в рыцарских подвигах Дон Кихотом руководило тщеславие, а не любовь к ближнему, как принято считать. Естественным следствием индивидуализма и тщеславия Дон Кихота, становится вред, (а не польза), приносимый им людям. Что же касается желания жертвовать собой, то и оно является следствием донкихотских заповедей, созданных им для своего перевернутого иллюзорного антимира, в котором он и есть единственный Христос. Однако в характеристике образа Гамлета Тургенев более категоричен. По его мнению во внутренних размышлениях Гамлета проявляются и черты римского стоицизма, и черты эллинистического скептицизма. Как скептик, Гамлет сомневается в возможности познания, он убежден в непознаваемости зла, сомневается в существовании Бога. Тургенев, оправдывая гамлетовский скептицизм, становится на позиции нигилизма, подобно своему герою Базарову,  заговорившему вдруг словами Гамлета или революционера-разночинца: «Но в отрицании есть истребляющая сила…» (8. С.179). Скептицизм  шекспировского героя близок Тургеневу еще и потому, что в нем есть «достоинство»; не веря в осуществление истины, «он непримиримо враждует с ложью и тем самым становится одним из главных поборников той истины, в которую не может поверить» (8.С.179). Данные рассуждения писателя представляют собой пример философской рефлексии. Гамлет, подобно поздним стоикам, презирает внешние блага, не чувствует тяги к богатству, но ощущает себя гражданином не столько своей страны, сколько космоса, гражданином неба, космополитом. Он верит в фаталистическую предопределенность, как высшее «Я», но рефлексия, размывая его веру, приводит к безверию. Поздние стоики, в отличие от ранних, утратили ощущение величия личности периода классики, «когда вечность, красота и постоянство движений небесного свода были идеалом также и для внутренней жизни человеческой личности», – считает А.Ф.Лосев (6.С.308). Как и поздние стоики, Гамлет проявляет слабость человеческой личности, неимоверную покорность судьбе, слабость воли как результат неотвратимости окружающего зла, мучительных неодолимых противоречий. Стремление к самоубийству также может быть связано со стоической философией, которая в «случаях запутанной жизненной ситуации рекомендовала самоубийство для прекращения борьбы с бесконечными пустяками человеческой жизни и ради презрения к ним» (6.С.308). Самоубийство было единственной моральной победой над мелочной жизнью для гордого мудреца – стоика. Имперский Рим, научивший личность формальной дисциплине, подчинил себе и ее внутреннюю жизнь, установив правила и законы, регламентирующие ее проявления, в которых элементы чувственности, натурализма, рационализма, индивидуализма, эстетизма преобладали над душевностью и духовностью. Даже молитва и та подвергалась регламентации. В подобных условиях происходило духовное оскудение человека, появлялись ощущения его полного ничтожества, пассивности, настроения безысходности. Эти тенденции также отразила философия позднего стоицизма. С другой стороны, странное гамлетовское ощущение обязанности жить связано с возрожденческим протестантизмом и его философией. Жизнь, как божественный дар и поручение, в идеологии протестантизма должна быть высшей ценностью совести и веры, даже если жизнь безрадостна и невыносима. Однако данная концепция протестантов и пуритан–индепендентов еще не достаточно четко выражена в образе Гамлета, в нем преобладают стоические кладбищенские настроения, так как в шекспировские времена пуританская догматика еще  не закрепилась в сознании масс. Широкое распространение она получит только в философских трудах Локка конца XVII в. Внутреннее состояние Гамлета, который «с наслаждением преувеличенно бранит себя, постоянно наблюдая за собой, вечно глядя внутрь себя» (8.С.172), Гамлета, презирающего самого себя и «живущего этим презрением», можно сравнить с байроновским Манфредом, вступившим на путь общения с духами зла и находящимся в состоянии христианского греха уныния:   Мы все игрушки времени и страха, Жизнь – краткий миг, и все же мы живем, Клянем судьбу, но умереть боимся. Жизнь нас гнетет, как иго, как ярмо, Как бремя ненавистное, и сердце Под тяжестью его изнемогает. В прошедшем и грядущем (настоящим Мы не живем) безмерно мало дней, Когда оно не жаждет втайне смерти, И все же смерть ему внушает трепет, Как ледяной поток (1.Т.4.С.26). Эти слова Манфреда перекликаются с монологом Гамлета «Быть или не быть» и его рассуждениями о смерти: Иль если бы Предвечный не уставил Запрет самоубийству! Боже! Боже! Каким докучным, тусклым и ненужным Мне кажется все, что ни есть на свете! О мерзость! Это буйный сад, плодящий Одно лишь семя: дикое и злое В нем властвует. (9.С.145). Тургеневская трактовка гамлетовской иронии как результата «слишком развитого ума, чтобы удовлетвориться тем, что он в себе находит», и как осознания собственной слабости, отвечает духу самоиронии «байроновского героя». «Язвительные страдания» Гамлета объясняются Тургеневым с точки зрения шопенгауэрской философии Мировой воли, способной самой по себе к страданиям. Чем выше уровень Мировой воли, тем сильнее и отрицательнее страдания, чем более развиты люди в интеллектуальном и эмоциональном отношении, тем сильнее их собственные коллизии как результат проявления в них страдающей и отрицающей все Мировой воли. Гамлет, «ум которого слишком развит», страдает «сильнее и язвительнее» Дон Кихота, считает Тургенев. Он «сам себе наносит раны, сам себя терзает; в его руках тоже меч: обоюдоострый меч анализа», – пишет о нем Тургенев (8.С.172). В свое время Шопенгауэр утверждал, что мир есть обитель страдания, где за одним страданием следует либо другое страдание, либо «беспредельная тоска или скука», и человеку остается жить своей собственной внутренней жизнью, всесторонность и глубину которой писатель находит в Гамлете: он «не знает, зачем живет, но постоянно возится и носится с самим собой, постоянно наблюдает за собой». Отталкиваясь от шопенгауэрских философских категорий страдания и воли, Тургенев, хотя и не  оправдывает Гамлета, но  возвышает его над толпой. Стоит ли «гамлетам» «заниматься массой»? – задает он вопрос. Вопрос остается риторическим, ведь масса «так груба и грязна», а Гамлет – «аристократ», человек «мыслящий», «сознательный», «всеобъемлющий», попадающий в резонанс со страданиями Мировой воли, а потому испытывающий их в еще большей степени, с еще большей силой. Но, как и шопенгауэрская воля, страдания и внутренняя жизнь Гамлета имеют отрицательный вектор направленности, проявляющийся в склонности к анализу, эгоизме, сомнении в вере, неверии в себя, трусости, тщеславии, разъединенности мысли и воли, язвительной иронии и самоиронии (т.е. рефлексии-томлении). Рассуждения Тургенева о вере Гамлета также непоследовательны и противоречивы. По его мнению, анализ и эгоизм Гамлета определяют его безверье, и в то же время «Я», в которое не верит Гамлет», ему бесконечно дорого, это исходная точка, к которой он возвращается беспрестанно…» (8.С.172). Но что на самом деле есть «я» – божественное или философское – этого не знает и сам Тургенев, который убежден, что «верить можно только в то, что вне нас и над нами» (8. С.172). Однако писатель нигде не упоминает, каким должно быть «то, что вне  нас и над нами», имеет ли оно что-то общее с христианской религией. Отсюда и туманные рассуждения Тургенева о добре и зле, в определении которых так сложно разобраться Гамлету. Страдания Гамлета расцениваются писателем как вредные и сводятся ко всеобщему отрицанию, которые он, в отличие от других темных сторон шекспировского героя, относит к «законным», делающим его образ «вечным». Отрицающее начало Гамлета Тургенев связывает с образом Мефистофеля. «Гамлет – тот же Мефистофель, но Мефистофель, заключенный в живой круг человеческой природы», – отмечает русский писатель (8.С.178). Поскольку отрицание заключено в «живой круг человеческой природы», Тургенев делает вывод, что такое отрицание «не есть зло – оно само направлено противу зла» (8.С.178), «в котором оно не сомневается, а сомневается лишь в добре». Уподобляя Гамлета Мефистофелю, писатель тем самым признает победу в нем сил зла, а философские рассуждения, подменяющие христианские заповеди, приводят к оправданию Гамлета, и, следовательно, к оправданию зла в качестве борьбы с другим, еще большим злом (ветхозаветная тенденция «око за око»). Сомнения же Гамлета в вере вполне укладываются в рамки философско-гуманистического индивидуализма, поскольку, как христианин, он с самого начала стоит на амбивалентной позиции, а значит вне веры. Поэтому вступив в союз с призраком-духом, выходцем из ада (пусть даже это и призрак его отца), он добровольно заключает сделку с силами зла, что и подтверждается в дальнейшем его жаждой крови и мести. Союз с Призраком, на самом деле, является началом глубокого нравственного падения героя, за которым последует нарушение христианских заповедей – презрение к матери, моральное убийство любви, убийства людей и, наконец, самоубийство, представленное Шекспиром как смертельный поединок героя с его другом Лаэртом. Рассуждения Тургенева о стремлении Гамлета к самоубийству также близки концепции Шопенгауэра, который был убежден, что «самоубийца хочет жизни и недоволен только условиями, при которых она ему дана. Поэтому он отказывается не от воли к жизни, а только от самой жизни, разрушая её отдельные проявления» (7.С.96). «Гамлет мечтает о самоубийстве, – пишет Тургенев, – потому что жизнь кажется ему «плоской, пустой и ничтожной, но он себя не убьет. Любовь к жизни высказывается в самих этих мечтах о прекращении ее, всем 18-летним юношам знакомы подобные чувства. То кровь пышет, то сил избыток» (8.С.176). Не совсем понятно, однако, почему Тургенев сравнивает Гамлета с 18-летним юношей, ведь Гамлету в трагедии не менее 30 лет, а этот возраст в средневековье из-за краткости человеческой жизни считался преклонным. Думается, что к мыслям о самоубийстве Гамлет пришел не вдруг, ощутив при дворе Клавдия порочность и мерзостность жизни. Это его перманентное состояние. Вся средневековая Европа, жившая в условиях нескончаемых войн, болезней, природных катаклизмов, испытывала состояние близости апокалипсиса. В период тридцатилетней войны во время широчайшего распространения магии и колдовства и в условиях религиозных войн, в магии люди искали поддержки, исцеления и избавления от несчастий. Настроение Гамлета является лишь зеркальным отражением всеобщего сознания, эпохи реформации, усугубленное запутанной интригой сюжета произведения. Сам Шекспир в трагедии дает и христианскую концепцию самоубийства, о которой не упоминает Тургенев. Обсуждая похороны Офелии, могильщики высказывают здоровую народную точку зрения, заключающуюся в негативном отношении христианства к самоубийцам, которых традиционно хоронили за оградой кладбища. В заключение хотелось бы отметить, что центральной идеей статьи Тургенева является мысль о революционной союзнической основе социально-психологических типов «гамлетов» как «центростремительной» «созерцательной» гуманистической силы прагматического эгоизма и «донкихотов» как «центробежной» гуманистическо-деятельной силы социалистического альтруизма, способных в состоянии взаимодействия создать земной Иерусалим, т.е. построить демократическое государство западно-локковского образца, где основными пунктами конституции могут быть заявлены три главных принципа его философии: право человека на жизнь, свободу и предпринимательство.                             Примечания: 1.     Байрон Д.Г. Собрание сочинений в 4-х тт. Т.4. – М., 1981. 2.     Достоевский Ф.М. Избранные страницы. – М., 1989. 3.     Дунаев М. Вера в горниле сомнений. – М., 2002. 4.     Ильин И.А. Избранное. – Смоленск, 1995. 5.     Кожинов В. Размышления о русской литературе. – М., 1991. 6.     Лосев А.Ф. Эллинистически-римская эстетика I-II вв. н.э. – М., 1979. 7.     Мир философии. В 2-ух ч. Ч.2.– М., 1991. 8.     Тургенев И.С. Собр. соч. в 12 тт. Т.11. – М., 1956. 9.     Шекспир В. Комедии. Хроники. Трагедии. Т.2. – М., 1989. 10. Шорохов А. Тургенев: Русский ответ откладывается // День литературы, 2005, № 9. Далее читайте: Тургенев Иван Сергеевич (1818-1883), прозаик, драматург.

И. С. Тургенев – тема научной статьи по языкознанию и литературоведению читайте бесплатно текст научно-исследовательской работы в электронной библиотеке КиберЛенинка

М. Я. Саррина

К восприятию проблемы «русского Дон-Кихота»:

И. С. Тургенев

В статье изучается влияние личности В. Г. Белинского на формирование концепции образа Дон-Кихота в программной статье И. С. Тургенева «Гамлет и Дон-Кихот».

Ключевые слова: В. Г. Белинский, И. С. Тургенев, Дон-Кихот.

Творческая история статьи И. С. Тургенева «Гамлет и ДонКихот» необычайно сложна и продолжительна по времени написания. Задуманная писателем еще в 1848 году, она была опубликована только спустя одиннадцать лет. Неоднократно обещая редакции «Современника» готовый материал (в октябре 1856 года к новому, 1857 году, в марте 1857 года к концу апреля; в январе 1858 года — еще до своего возвращения из Европы) и подготовив черновые наброски уже к марту 1857 года, Тургенев дописал статью лишь в декабре 1859 года [6, V, с. 507-509]. В письмах к В. П. Боткину и И. И. Панаеву, которые уже осенью 1857 года не верили, что статья действительно существует, писатель объяснял причины столь длительной работы над статьей: тяжелая болезнь и кризис, духовный и творческий. В то же время, однако, повесть «Ася» была написана всего за несколько месяцев 1857 года. Установление подлинных причин такой невероятно длительной работы Тургенева над статьей «Гамлет и Дон-Кихот» представляет несомненную важность. Вместе с тем можно заметить определенные «всплески» творческой активности Тургенева в работе над «нескончаемым» «Гамлетом и Дон-Кихотом». Это конец октября 1856 года, когда, еще не начав статью, писатель был абсолютно уверен, что быстро ее напишет, начало марта 1857 года и май 1858 года. Можно предположить, что начало каждого нового этапа работы писателя над статьей было обусловлено рядом обстоятельств. В 1856 году произошла встреча в Лондоне Тургенева (писатель приехал туда 19 (31) августа) с А. И. Герценом, положившая начало их многолетнему творческому диалогу. Писателя, задумавшего статью о Гамлете и Дон-Кихоте во время революционных событий 1848 года во Франции, привлекли фанатичная преданность Герцена идее, его энтузиазм, то есть комплекс «донкихотских черт». «…Тургенев внешне как будто поддается влиянию неистового политического темперамента Герцена, как когда-то поддавался темпераменту “неистового” Виссариона.

279

Герцен и должен был напоминать ему Белинского своим неиссякаемым энтузиазмом и донкихотством», — отмечает современный исследователь [3, с. 223-224]. Безусловно, имя Белинского не раз звучало во время лондонских бесед Г ерцена и Тургенева. Для писателя был чрезвычайно важен факт «восстановления в правах» имени критика, которое, в условиях жесткого цензурного запрета в России, впервые после смерти Белинского прозвучало именно в работах Герцена «О развитии революционных идей в России» и «Былое и думы». Несмотря на существенные различия в интерпретации писателем и философом образа Белинского и его общественно-политических взглядов, споры с энтузиастом Герценом вновь остро поставили для Тургенева вопрос о типе нового общественного деятеля и об историческом значении и возможности активной созидательной деятельности поколения «культурного слоя» в эпоху 1850-х годов.

Ю. Д. Левин в комментариях к Полному собранию сочинений и писем И. С. Тургенева отмечает, что отрицательная трактовка Герценом образа Дон-Кихота была близка негативной оценке этого образа Белинским, который рассматривал Дон-Кихота «как художественное обобщение разрыва с действительностью и отставания от хода истории». «Герценовская интерпретация образа Дон-Кихота, — пишет исследователь, — не могла не привлечь внимания Тургенева, тем более что и для него исходным моментом служили события 1848 года <…>» [6, V, с. 514]. Возможно, именно встреча с Герценом, обладающим всем комплексом донкихотских черт, помогла Тургеневу, ощущавшему внутреннее сходство с Гамлетом, «уточнить» некоторые черты осмысляемого им типа современного Дон-Кихота и показала своевременность появления новой концепции этого образа в русской литературно-публицистической традиции. Очевидно, что встреча с Герценом послужила импульсом для создания статьи, однако в 1856 году Тургенев не начал писать даже черновые наброски.

Следующий этап работы Тургенева над «нескончаемой» статьей датируется началом 1857 года. Как известно из дневников Л. Н. Толстого, 27 февраля 1857 года Тургенев читал ему конспект статьи. Обсуждение творческих замыслов, важнейших литературных и общественных проблем продолжилось и во время недели «дижонского уединения» Толстого и Тургенева (март 1857 года). Одной из важнейших проблем, обсуждаемых писателями, был вопрос о «пушкинском» и «гоголевском» направлениях в русской литературе. Этот вопрос наиболее остро стоял в редакции журнала «Современник»: проблема «наследования» Белинскому была ключевой в споре

280

Дружинина и Чернышевского как представителей «пушкинского» и «гоголевского» направлений. Тургеневу не была близка ни одна из этих крайних позиций. Писатель, как убедительно доказывает Б. М. Эйхенбаум в статье «Наследие Белинского и Лев Толстой (1857-1858)», на протяжении длительного времени знакомил Толстого с наследием Белинского, избегая крайностей Дружинина и Чернышевского. Во время дижонского общения с Толстым Тургенев, увлеченный вопросом об исторической роли Гамлетов и ДонКихотов, пытался «развить» в Толстом черты Дон-Кихота, «внушить Толстому высокое общественное значение “донкихотства” для новой эпохи — “сделать” из него человека, способного противостоять революционным демократам не в качестве “скептика” <…>, а в качестве “стоика”, проповедника добра» [7, с. 151]. В своей содержательной статье Б. М. Эйхенбаум высказал мысль о том, что «имя Дон-Кихота <…> было псевдонимом Белинского и его учеников» [7, с. 148].

Знаменательно, что к концу 1856 года относится замысел очерка «Встреча моя с Белинским», а примерно к осени 1857 года — идея Тургенева о «повести или рассказе и воспоминании» о Белинском для альманаха, который Некрасов задумал издать в пользу семьи критика.

Таким образом, можно предположить, что замысел очерка о Белинском и шире — воспоминания Тургенева о Белинском — так или иначе связаны с замыслом статьи «Гамлет и Дон-Кихот». Роль воспоминаний Тургенева о Белинском при создании статьи «Гамлет и ДонКихот» еще, вероятно, только предстоит полностью исследовать. Интересный материал для выявления генезиса образа Дон-Кихота и понимания писателем идеи «сознательно-героической натуры» дает сопоставление статьи Тургенева «Гамлет и Дон-Кихот» и его «Воспоминаний о Белинском». Так, в обоих произведениях писатель ставит акценты на внешности героев (подчеркнутая некрасивость: «тощая, угловатая» фигура Дон-Кихота и «некрасивый и даже нескладный, худощавый, со впалой грудью и понурой головою» Белинский) [7, с. 148]; на их социальном положении (бедность Дон-Кихота и рассказ о бедной юности Белинского). Ключевые слова при характеристике души Белинского, «целомудренной до стыдливости, мягкой до нежности, честной до рыцарства» [7, с. 25], воспоминания об отношении Белинского к женщинам совпадают со словами «чувственности и следа нет у Дон-Кихота, все мечты его стыдливы и безгрешны» и с замечанием о честности, правдивости Дон-Кихота [6, V, с. 338]. И Дон-Кихота, и Белинского Тургенев характеризует как

281

«энтузиастов», «людей с пылкой душой», «служителей идеи», верящих «в нечто вечное, незыблемое, в истину, одним словом».

В статье «Г амлет и Дон-Кихот» писатель отмечает эгоизм Г амле-та и альтруизм Дон-Кихота, в очерке «Встреча моя с Белинским» подчеркивает, что «себялюбия, <…> эгоизма в нем и следа не было; собственно себя он ставил ни во что <…>» [6, XI, с. 168]. Он «.был правдив с другими и с самим собою; он чувствовал, действовал, существовал только в силу того, что он признавал за истину, в силу своих принципов»; «.ничего не было для него важнее и выше дела, за которое он стоял, мысли, которую он защищал и проводил <…>» [6, XI, с. 25, 48], — эти слова, сказанные о Белинском в «Воспоминаниях.», в полной мере относятся и к Дон-Кихоту, как понимал этот вечный образ Тургенев.

Необразованности Дон-Кихота, который «едва знает грамоте», в статье противопоставляется «многосторонняя образованность» Гамлета («не должно забывать, что он учился в Виттембергском университете», — напоминает читателю Тургенев) [6, V, с. 344]. В «Воспоминаниях о Белинском» Тургенев также подчеркивает: «Сведения Белинского были не обширны; он знал мало, и в этом нет ничего удивительного» [6, XI, с. 27]. Писатель подчеркивает, что именно «недостаточные знания» были «характеристическим признаком, почти необходимостью», благодаря которой «Белинский был <.> центральной натурой; он всем существом своим стоял близко к сердцевине своего народа, воплощал его вполне, и с хороших и с дурных его сторон» [6, V, с. 27-28]. Противопоставляя недостаточную образованность Белинского учености Сенковского, писатель утверждает, что «.ученый человек, именно в силу своей учености, не мог бы быть в сороковых годах такой русской центральной натурой; он не вполне соответствовал бы той среде, на которую пришлось бы ему действовать; у него и у ней были бы различные интересы; гармонии бы не было, и, вероятно, не было бы обоюдного понимания» [6, V, с. 28]. Тургенев, говоря об учености Сенковского, в то же время спрашивает: «.а какой след оставил он? Мне скажут, что его деятельность была бесплодна и вредна не потому, что он был ученый, а потому, что у него не было убеждений, что он был нам чужой, не понимал нас, не сочувствовал нам; против этого я спорить не стану, но мне кажется, что самый его скептицизм, его вычурность и гадливость <.> отчасти происходили от того, что у него, как у человека ученого, специалиста, и цели и симпатии были другие, чем у массы общества» [6, V, с. 28]. Не возникает сомнений, что основа противопоставления

282

в статье о Г амлете и Дон-Кихоте и в этом отрывке из «Воспоминаний о Белинском» одинаковая. Деятельность ученого человека, скептика Сенковского бесплодна, у него, в отличие от «центральной натуры» Белинского, не может быть последователей. Сопоставление «Белинский — Дон-Кихот» вновь становится очевидным. В свете этого сопоставления иначе воспринимаются размышления писателя в статье «Гамлет и Дон-Кихот» о том, как сложно иногда отличить ветряные мельницы от великанов: «…кто из нас может, добросовестно вопросив себя, свое прошедшие, свои настоящие убеждения, кто решится утверждать, что он всегда и во всяком случае различит и различал ци-рюльничий оловянный таз от волшебного золотого шлема?.. Потому нам кажется, что главное дело в искренности и силе самого убежденья…, а результат — в руке судеб» [6, V, с. 336]. Этим риторическим вопросом Тургенева объясняется и оправдывается и непоследовательность, резкая смена взглядов Белинского, «на которые враги его указывали потом с злорадным и бесплодным торжеством», и «школьные выражения немецкой философии» в произведениях, и вера «в действительность и важность философических выводов», и поиски в философии «всего на свете, кроме чистого мышления» [6, XI, с. 27].

Несомненно, сопоставление Белинский — Дон-Кихот в работах Тургенева появилось не случайно. Сам критик в письмах сравнивал себя с Дон-Кихотом: «Я не верю моим убеждениям и не способен изменить им: я смешнее Дон Кихота: тот, по крайней мере, от души верил, что он рыцарь, что он сражается с великанами, а не мельницами, и что его безобразная и толстая Дульцинея — красавица; а я знаю, что я не рыцарь, а сумасшедший — и все-таки рыцарствую; что я сражаюсь с мельницами — и все-таки сражаюсь, что Дульцинея моя (жизнь) безобразна и гнусна, а все-таки люблю ее, назло здравому смыслу и очевидности» [1, XII, с. 76-77].

Тургенев, размышляя об эгоизме Гамлета и несколько идеализируя образ Дон-Кихота, утверждал необходимость появления нового типа — «сознательно-героической натуры». «.Тургенев, будучи художником по преимуществу, и в Белинском прежде всего увидел образ нового человека, отрицателя <…>» [2, с. 248], «сознательногероической натуры». В очерке о Белинском соединяются противопоставленные в статье «Гамлет и Дон-Кихот» понятия «сознание» и «дело», «деятельность». Тургенев имеет в виду «искреннее и смелое слово (курсив мой. — М.С.)» критика, влияющее на современников; писатель, с одной стороны, дает ответ на вопрос о том, какой тип деятеля нужен сегодня, с другой, отвечает на критические отзывы Чер-

283

нышевского о романе «Рудин». По мысли писателя, и слово может быть делом. Неслучайно очерк «Встреча моя с Белинским» (1860) и статья «Гамлет и Дон-Кихот» появились практически одновременно, в канун долгожданных реформ в России.

1856 — 1860-й годы — время, когда писатель, наблюдая раскол в редакции журнала «Современник» и порывая связи с этим изданием, остро ощущал раскол во всем русском обществе. «Отцов» и «детей», с точки зрения Тургенева, могла объединить только «центральная натура». Такую «натуру» писатель постоянно искал в окружающей действительности. В статье «Два слова о Грановском» (1855), написанной после смерти известного профессора, он показывает возможность такого единения общества в общем скорбном чувстве потери одного из лучших людей «поколения культурного слоя». «Разгадку тайны» «силы и обширности влияния на людей» Тургенев видел в «гармонической личности» Грановского, который оказывал колоссальное влияние на молодое поколение. Возможно, воспоминания о Грановском также помогли Тургеневу при создании образа ДонКихота.

Статьи «Два слова о Грановском» и «Гамлет и Дон-Кихот» объединяет схожий финал — смерть как подведение итога жизни человека, который «своей жизнью подтверждал истину своих слов» о «добре и нравственности». Похороны Грановского «были чем-то умилительным и глубоко знаменательным» [6, V, с. 325]. «Смерть Дон-Кихота навевает на душу несказанное умиление. В это мгновение все великое значение этого лица становится доступным каждому» [6, V, с. 347]. В заключительной части обеих статей подчеркивается значение деятельности «исполненного пленительного добродушия» Грановского и Алонзо Доброго.

Данные сопоставления позволяют сделать вывод о том, что причиной постепенной идеализации в ходе работы над статьей писателем социально-психологического типа Дон-Кихота является наполнение этого типа комплексом морально-этических черт, характерных для лучших людей уходящего поколения 1830 — 1840-х годов. Так, в статье о Грановском Тургенев упоминает имя Н. Станкевича, в силу цензурных соображений ничего не говоря о Белинском. Позднее, в 1879 году, писатель поставит рядом эти имена, призывая к появлению новых Грановских и новых Белинских.

«Воспоминания о Станкевиче», которые были написаны Тургеневым летом 1856 года по просьбе П. В. Анненкова как материал для статьи «Н. В. Станкевич. Биографический очерк», нельзя обойти вни-

284

манием при изучении творческой истории статьи «Гамлет и ДонКихот». Воспоминания о личности Станкевича, безусловно, во многом послужили источником для размышлений Тургенева о типах Гамлета и Дон-Кихота. Например, подготовительным материалом к статье могла служить такая характеристика Станкевича: «Станкевич оттого так действовал на других, что сам о себе не думал, истинно интересовался каждым человеком и, как бы сам того не замечая, увлекал его вслед за собою в область Идеала» [6, V, с. 364]. Размышляя об этом наблюдении писателя, Б. М. Эйхенбаум делает вывод о том, что «Станкевича, вместе с Белинским, Тургенев причислял, очевидно, к Дон-Кихотам — к «энтузиастическим», или «центральным», натурам» [7, с. 150]. П. В. Анненков, соглашаясь с писателем и указывая значение Станкевича в судьбе Белинского, «вставил в свою статью слова Тургенева (из мемуара о Станкевиче, без всякой ссылки), характеризовавшие Станкевича именно как Дон-Кихота: «Причина полного, неотразимого влияния Станкевича заключалась в возвышенной его природе, в способности нисколько не думать о себе и без малейшего признака хвастовства или гордости невольно увлекать всех за собой в область идеала» [7, с. 151]. Станкевич стал прототипом Покорского в романе «Рудин». Тургенев и Анненков рассматривали личность Станкевича как воплощение нравственных идеалов поколения дворянской интеллигенции 1830 — 1840-х годов; таким образом, вопрос о личности Станкевича становился частью проблемы отношения к идейному наследию этого поколения.

Статья Анненкова и подготовленное им отдельное издание «Николай Владимирович Станкевич. Переписка и его биография» увидели свет в 1857 году. Однако внимание Тургенева должен был привлечь не только сам факт появления издания и статьи, но и полемика вокруг фигуры Станкевича, вызванная им. Наибольший интерес представляют два полярных отзыва на материалы Анненкова: И. Льховского в «Библиотеке для чтения» (1858, N. 3, отд. «Критика», стр. 38-39) и Н. А. Добролюбова «Н. В. Станкевич» (Совр., 1858, N. 4, отд. II, с. 145-166) [7, с. 159, 160]. И. Льховский утверждал, что жизнь «сибаритствующего эгоиста» Станкевича не принесла людям практической пользы. В статье «Н. В. Станкевич», написанной с позиций теории «разумного эгоизма», Н. А. Добролюбов полемизировал с Тургеневым о концепции жертвы во имя нравственного долга в повести «Фауст». В статье Добролюбова рассматривается тот же комплекс морально-этических понятий, что и в статье Тургенева «Гамлет и Дон-Кихот»: эгоизм, высокие моральные качества, борьба за свои

285

идеалы, деятельность на пользу обществу, влияние на людей. Добролюбов писал: «Пора нам убедиться в том, что искать страданий и лишений — дело неестественное для человека и поэтому не может быть идеальным, верховным назначением человечества.<…> Романтические фразы об отречении от себя, о труде для самого труда или «для такой цели, которая с нашей личностью ничего общего не имеет», — к лицу были средневековому рыцарю печального образа; но они очень забавны в устах образованного человека нашего времени» [5, с. 394]. Не возникает сомнения в том, что Тургенев читал статью Добролюбова в «Современнике» и его статья «Гамлет и Дон-Кихот» полемична по отношению к этой работе критика. Принципиально различная оценка Добролюбовым и Тургеневым — представителями противоположных направлений русской общественно-литературной мысли -понятий «эгоизм» и «альтруизм», «гамлетизм» и «донкихотство», отличия в их представлениях о том, какой должна быть деятельность на пользу общества указывают на особую актуальность в конце 1850-х годов спора о «центральной натуре» как новом типе общественного деятеля.

Работа над типом Дон-Кихота, наделенного комплексом морально-этических черт Белинского, была тесно связана для писателя с вопросом о «наследии Белинского» в русской литературе. Размышляя о состоянии русской критической мысли и о роли критика в русской литературной и общественной жизни, Тургенев не видел «наследника» Белинского ни среди «старшего» поколения, ни среди «младшего». Основные усилия писателя во время работы над статьей были направлены именно на поиск новой «сознательно-героической» силы в литературе и в жизни. Работа над статьей продолжалась.

Следующий этап работы писателя над статьей — май 1858 года. В Лондоне Тургенев вновь встречался с Герценом; однако весной произошла еще одна встреча, которую можно назвать этапной в поиске писателем «наследника Белинского», «Дон-Кихота» русской литературы. В марте 1858 года во Флоренции Тургенев встречался с Ап. Григорьевым, о котором в письме А. Н. Островскому от 7 (19) мая 1856 года из Парижа писал: «Я знаю, мы бы спорили с ним до упаду, но я чувствую, что мы бы очень тесно сошлись. Меня влечет к нему, он напоминает мне покойного Белинского. Это сравнение, может быть, ему не понравится; но оно так, и для меня все, что напоминает Белинского, мило. Что прикажете делать! Я остаюсь верен своим привязанностям» [6, III, с. 147]. Видимо, сходство Григорьева с Белинским действительно было очень большим. Его замечали и дру-

286

зья покойного критика, и сам Григорьев. В письме В. П. Боткину он писал: «Вы находите справедливо сходство в моей натуре (не в таланте — Бог видит, сколько далек я от ложного самолюбия) с натурой покойного Виссариона Григорьевича: я сам знаю это очень твердо; потому и хочу того же положения в отношении к “Современнику”, какое было у него в отношении к “Запискам”» [4, с. 112]. Однако роль Ап. Григорьева в формировании концепции статьи Тургенева «Гамлет и Дон-Кихот» может стать предметом специального исследования.

Список литературы

1. Белинский В. Г. Полн. собр. соч.: в 13 т. — М.: АН СССР, 1953-1959.

2. Генералова Н. П. Еще раз Белинский (О литературно-эстетических взглядах И. С. Тургенева) // И. С. Тургенев. Новые исследования и материалы / отв. ред. Н. П. Генералова, В. А. Лукина. — М.-СПб.: Альянс-Архео, 2009. -С. 241-261.

3. Генералова Н. П. И. С. Тургенев: Россия и Европа: Из истории русскоевропейских литературных и общественных отношений. — СПб.: РХГИ, 2003.

4. Григорьев А. А. Письма / подгот. Р. Виттакер и Б. Ф. Егоров. — М.: Наука, 1999.

5. Добролюбов Н. А. Собр. соч.: в 9 т. — М.-Л., 1961-1964.

6. Тургенев И. С.Полн. собр. соч. и писем: в 30 т. — М.: Наука, 1978-2003.

7. Эйхенбаум Б. М. О прозе: Сб. статей / сост. и подгот. текста И. Ямпольского; вступ. ст. Г. Бялого. — Л.: Худож. лит., 1969.

Т. В. Мальцева

Авторская стратегия самоидентификации героя в романе И. А. Гончарова «Обломов»

В статье рассматриваются способы самоидентификации Обломова; глав-нок внимание уделяется национальной и социально-культурной идентификации героя.

Ключевые слова: И. А. Гончаров, роман «Обломов», национальная модель жизнеустройства, самоидентификация героя.

Самоидентификация личности в русской литературе актуализируется в эпоху реализма, так как и просветителей, и сентименталистов, и романтиков интересовал универсальный герой. Открытый реалистами закон о влиянии среды на формирование характера заставил писателей внимательнее исследовать связи среды обитания и героя. Идеальной моделью этого процесса является Илья Ильич

287

И.С.Тургенев. Гамлет и Дон-Кихот

Прочитайте фрагмент статьи и составьте его конспект, пользуясь разъяснениями, приведенными после текста.

И.С.Тургенев. Гамлет и Дон-Кихот

(отрывки) что выражает собою Дон-Кихот? Веру прежде всего; веру в нечто вечное, незыблемое, в истину, одним словом, в истину, находящуюся вне отдельного человека, но легко ему дающуюся, требующую служения и жертв, но доступную постоянству служения и силе жертвы. Дон-Кихот проникнут весь преданностью к идеалу, для которого он готов подвергаться всевозможным лишениям, жертвовать жизнию; самую жизнь свою он ценит настолько, насколько она может служить средством к воплощению идеала, к водворению истины, справедливости на земле. Нам скажут, что идеал этот почерпнут расстроенным его воображением из фантастического мира рыцарских романов; согласны – и в этом-то состоит комическая сторона Дон-Кихота; но самый идеал остается во всей своей нетронутой чистоте. Жить для себя, заботиться о себе – Дон-Кихот почел бы постыдным. Он весь живет (если так можно выразиться) вне себя, для других, для своих братьев, для истребления зла, для противодействия враждебным человечеству силам – волшебникам, великанам, т. е. притеснителям. В нем нет и следа эгоизма, он не заботится о себе, он весь самопожертвование – оцените это слово! – он верит, верит крепко и без оглядки. Оттого он бесстрашен, терпелив, довольствуется самой скудной пищей, самой бедной одеждой: ему не до того. Смиренный сердцем, он духом велик и смел; умилительная его набожность не стесняет его свободы; чуждый тщеславия, он не сомневается в себе, в своем призвании, даже в своих физических силах; воля его – непреклонная воля. Постоянное стремление к одной и той же цели придает некоторое однообразие его мыслям, односторонность его уму; он знает мало, да ему и не нужно много знать: он знает, в чем его дело, зачем он живет на земле, а это – главное знание. Дон-Кихот может показаться то совершенным безумцем, потому что самая несомненная вещественность исчезает перед его глазами, тает как воск от огня его энтузиазма (он действительно видит живых мавров в деревянных куклах, рыцарей в баранах), то ограниченным, потому что он не умеет ни легко сочувствовать, ни легко наслаждаться; но он, как долговечное дерево, пустил глубоко корни в почву и не в состоянии ни изменить своему убеждению, ни переноситься от одного предмета к другому; крепость его нравственного состава (заметьте, что этот сумасшедший, странствующий рыцарь – самое нравственное существо в мире) придает особенную силу и величавость всем его суждениям и речам, всей его фигуре, несмотря на комические и унизительные положения, в которые он беспрестанно впадает… Дон-Кихот энтузиаст, служитель идеи и потому обвеян ее сияньем.Что же представляет собою Гамлет?Анализ прежде всего и эгоизм, а потому безверье. Он весь живет для самого себя, он эгоист; но верить в себя даже эгоист не может; верить можно только в то, что вне нас и над нами. Но это я, в которое он не верит, дорого Гамлету. Это исходная точка, к которой он возвращается беспрестанно, потому что не находит ничего в целом мире, к чему бы мог прилепиться душою; он скептик – и вечно возится и носится с самим собою; он постоянно занят не своей обязанностью, а своим положением. Сомневаясь во всем, Гамлет, разумеется, не щадит и самого себя; ум его слишком развит, чтобы удовлетвориться тем, что он в себе находит: он сознает свою слабость, но всякое самосознание есть сила; отсюда проистекает его ирония, противоположность энтузиазму Дон-Кихота. Гамлет с наслаждением, преувеличенно бранит себя, постоянно наблюдая за собою, вечно глядя внутрь себя, он знает до тонкости все свои недостатки, презирает их, презирает самого себя – и в то же время, можно сказать, живет, питается этим презрением. Он не верит в себя – и тщеславен; он не знает, чего хочет и зачем живет, – и привязан к жизни…Но не будем слишком строги к Гамлету: он страдает – и его страдания и больнее и язвительнее страданий Дон-Кихота. Того бьют грубые пастухи, освобожденные им преступники; Гамлет сам наносит себе раны, сам себя терзает; в его руках тоже меч: обоюдоострый меч анализа.Дон-Кихот, мы должны в этом сознаться, положительно смешон. Его фигура едва ли не самая комическая фигура, когда-либо нарисованная поэтом. Его имя стало смешным прозвищем даже в устах русских мужиков. Мы в этом могли убедиться собственными ушами. При одном воспоминании о нем возникает в воображении тощая, угловатая, горбоносая фигура, облеченная в карикатурные латы, вознесенная на чахлый остов жалкого коня, того бедного, вечно голодного и битого Росинанта, которому нельзя отказать в каком-то полузабавном, полутронутом участии. Дон-Кихот смешон… но в смехе есть примиряющая и искупляющая сила – и если недаром сказано: «Чему посмеешься, тому послужишь», то можно прибавить, что над кем посмеялся, тому уже простил, того даже полюбить готов. Напротив, наружность Гамлета привлекательна. Его меланхолия, бледный, хотя и нехудой вид , черная бархатная одежда, перо на шляпе, изящные манеры, несомненная поэзия его речей, постоянное чувство полного превосходства над другими, рядом с язвительной потехой самоунижения, все в нем нравится, все пленяет; всякому лестно прослыть Гамлетом, никто бы не хотел заслужить прозвание Дон-Кихота; над Гамлетом никто и не думает смеяться, и именно в этом его осуждение: любить его почти невозможно, одни люди, подобные Горацию, привязываются к Гамлету. Сочувствует ему всякий, и оно понятно: почти каждый находит в нем собственные черты; но любить его, повторяем, нельзя, потому что он никого сам не любит.Будем продолжать наше сравнение. Гамлет – сын короля, убитого родным братом, похитителем престола; отец его выходит из могилы, из «челюстей ада», чтобы поручить ему отметить за себя, а он колеблется, хитрит с самим собою, тешится тем, что ругает себя, и наконец убивает своего вотчима случайно. Глубокая психологическая черта, за которую многие даже умные, но близорукие люди дерзали осуждать Шекспира! А Дон-Кихот, бедный, почти нищий человек, без всяких средств и связей, старый, одинокий, берет на себя исправлять зло и защищать притесненных (совершенно ему чужих) на всем земном шаре. Что нужды, что первая же его попытка освобождения невинности от притеснителя рушится двойной бедою на голову самой невинности… Что нужды, что, думая иметь дело с вредными великанами, Дон-Кихот нападает на полезные ветряные мельницы… Комическая оболочка этих образов не должна отводить наши глаза от сокрытого в них смысла. Кто, жертвуя собою, вздумал бы сперва рассчитывав и взвешивать все последствия, всю вероятность пользы своего поступка, тот едва ли способен на самопожертвование. С Гамлетом ничего подобного случиться не может: ему ли, с его проницательным, тонким, скептическим умом, ему ли впасть в такую грубую ошибку! Нет, он не будет сражаться с ветряными мельницами, он не верит в великанов… но он бы и не напал на них, если бы они точно существовали, но мы полагаем, что если бы сама истина предстала воплощенною перед его глазами, Гамлет не решился бы поручиться, что это точно она, истина… 1860 год

— Найдите в тексте ответы на следующие вопросы:

· Что представляет собой жизненный идеал Дон Кихота?

· Какие противоречия личности Дон Кихота отмечает Тургенев?

· В чем заключается эгоизм Гамлета?

· Каковы главные противоречия его натуры?

· Чем различаются страдания Дон Кихота и Гамлета?

· Какие различия во внешнем облике героев отмечает Тургенев?

· Чем различаются жизненные принципы и поступки героев? 

Записывая ответы на вопросы, можно использовать цитаты из статьи, формулировать ответ своими словами, опираясь на прочитанный текст, а также комбинировать оба эти способа.

— Почему Тургенев избирает для сопоставления именно этих героев? Обоснуйте свою позицию. Какие наблюдения писателя показались вам наиболее интересными? Чем именно? Раскройте свою точку зрения.  

И. С. Тургенев. Эссе на тему статьи «Гамлет и Дон Кихот»

Федеральное Государственное Бюджетное Образовательное Учреждение Высшего Образования

Театральный Институт имени Бориса Щукина

при Государственном Академическом Театре имени Евгения Вахтангова

Контрольная работа

по истории русского театра

тема:

И. С. Тургенев.

Статья «Гамлет и Дон Кихот».

Студентки 3 курса Харьковой К.Г.

заочного режиссерского отделения

Художественный руководитель С. И. Яшин

Преподаватель Н. а. Шалимова

2017г.

Как известно статья И.С.Тургенева «Гамлет и Дон Кихот» напечатана в январе 1860 г., однако задумана она была гораздо раньше, в 40-е годы. Непосредственная работа над статьей проходила четыре года, о чем свидетельствуют письма к его современникам. В статье Тургенев рассматривает Дон Кихота и Гамлета как психологический тип личности, его больше волнует их внутренняя наполненность, их мотивы и отношение к жизни, нежели их воплощение на сцене или драматургия.

В статье Тургенев высоко оценивает как самого Шекспира, так и все его творчество, называя его одним из величайших мировых гениев. Шекспир для него «гигант, полубог», «подавляющий богатством и мощью своей фантазии, блеском высочайшей поэзии, глубиной и обширностью громадного ума…». Сравнивая Сервантеса и Шекспира, Тургенев сопоставляет и противопоставляет их как представителей двух различных менталитетов. Но противопоставляет Тургенев не только авторов, но и их героев. Многие исследователи творчества Тургенева говорят о том, что «гамлетовское начало – основа натуры самого Тургенева», а Дон Кихот – его идеал», поскольку Гамлет – это рефлексия, а Дон Кихот – деятельность. Именно это противопоставление и помогает Тургеневу анализировать образы: «… с одной стороны, стоят Гамлеты мыслящие, сознательные, часто всеобъемлющие, но также часто бесполезные и осужденные на неподвижность; а с другой, полубезумные Дон Кихоты…».

Дон Кихота всегда, с самого его появления называли самым великим мечтателем всех времен. Он живет в придуманном мире рыцарства и благородства, его взгляд на вещи чаще всего искажен. Возможно это его внутреннее психологическое приспособление, попытка убежать от реальности, которая окружала его. Битва с ветряными мельницами представляется ему величайшей «Святой» битвой добра со злом. Вера в себя, своим идеалам вечной битвы «Дон Кихот» как идеал человека искусства.

Гамлет эта трагедия интересная не тем какие внешние события происходят в ней, не в исключительных по грандиозности и кровавости происшествиях. Главное – то, что происходит все это время в сознании героя. Замыкание на собственной личности, осмысление человеческих проблем, борьба с собственными внутренними убеждениями, со стороны выглядящее как эгоизм. Беды обрушившиеся на Гамлета, заставили его по-новому посмотреть на все. В его голове с небывалой остротой начали возникать вопросы: Что такое смерть и чего стоит жизнь? Можно ли верить в любовь и дружбу? Можно ли быть счастливым? Можно ли бороться со злом? Гамлет это герой, который Вечно находится в поисках истины, живущий по каким-то своим духовным идеалам.

Дон Кихот полная тому противоположность его не возможно не любить, так как он похож на большого ребенка. Он обладает массой обезоруживающих качеств. Обаятельный, утонченный, изящный, интеллигент терпимый к недостаткам других: » Мы заметили выше, что во второй части романа бедного рыцаря уже почти не бьют; но мы прибавим, что без этих побоев он бы меньше нравился детям, которые с такою жадностью читают

Эссе Ивана Тургенева

Это было очень оригинальное и хорошо написанное эссе, прочитанное Тургеневым на публичных чтениях в 1860 году. Моим источником был Chicago Review , Vol. 17, No. 4 (1965), pp. 92-109.

Тургенев начинает с того, что отмечает, что Гамлет и первая часть Дон Кихота пришли в мир в один и тот же год, и далее он устанавливает предпосылку, что склонности всех людей можно разделить на две категории, типичные для которых: два полярных персонажа: Гамлет и Дон Кихот.

Он утверждает, что Дон Кихот характеризует ундевиат.

Это было очень оригинальное и хорошо написанное эссе, представленное Тургеневым на публичных чтениях в 1860 году. Моим источником был Chicago Review , Vol. 17, No. 4 (1965), pp. 92-109.

Тургенев начинает с того, что отмечает, что Гамлет и первая часть Дон Кихота пришли в мир в один и тот же год, и далее он устанавливает предпосылку, что склонности всех людей можно разделить на две категории, типичные для которых: два полярных персонажа: Гамлет и Дон Кихот.

Он утверждает, что Дон Кихот характеризует непоколебимую веру; вера в истину, вечную и непостижимую для отдельного человека, которую он беспрекословно преследует вплоть до полного самоотречения. Дон Кихот существует «вне себя; он живет для других, для своих братьев, в надежде нейтрализовать зло и перехитрить этих зловещих фигур — колдунов и гигантов, — которых он считает врагами человечества». Он лишен всяких остатков эгоизма. Гамлет, напротив, олицетворяет анализ, исследование и эгоизм, а также вытекающее из этого недоверие.Он скептик до паралича.

Тургенев противопоставляет двух персонажей, отношение толпы (или человеческой расы) к каждому персонажу, а также двух авторов (Шекспира и Сервантеса). Сравнения проницательны и заслуживают прочтения. Я особенно ценил его отношение к Дон Кихоту, которое так часто считалось нелепым.

Мы смеемся над Дон Кихотом. Но, мои дорогие господа, кто из нас может с уверенностью сказать, что он всегда и при любых обстоятельствах будет знать разницу между медным умывальником и зачарованным золотым шлемом? Пусть каждый сознательно исследует свои прошлые и настоящие убеждения, а затем определит, насколько он может быть уверен в том, что знает одно от другого.

Тургенев старается не переусердствовать и с готовностью признает, что «это просто крайние проявления двух противоположных тенденций. Жизнь стремится к одной или другой из этих крайностей, но никогда не достигает ни одной из них». Он также проницательно признает, что, хотя это и есть форма дуализма, «жизнь состоит в реальности постоянного примирения двух постоянно соперничающих сил, двух неослабевающих противоположностей». Это вовсе не строгое «или-или».

Эссе Тургенева напомнило мне о столь же отмеченном дуализмом человеческой природы (людей мысли и людей действия) Йейтса в дополнение к его наблюдениям, что ни душа человека, ни природа не могут быть выражены без конфликта.

Заключительные мысли: https://youtu.be/LJB0nCv0qxk

Гамлет и Дон Кихот | очерк Тургенева

В «Иване Тургеневе: Первые романы

…» развились в крупное эссе «Гамлет и Дон Кихот» (1860). Если он отличался от своих великих современников Федором Достоевским и Львом Толстым масштабом своих работ, то отличался от них и тем, что считал, что литература не должна давать ответы на жизненные вопросы. Он построил свои романы в соответствии с…

Подробнее «,» url «:» Introduction «,» wordCount «: 0,» sequence «: 1},» imarsData «: {» HAS_REVERTED_TIMELINE «:» false «,» INFINITE_SCROLL «:» «},» npsAdditionalContents «: {},» templateHandler «: {» name «:» INDEX «,» metered «: false},» paginationInfo «: {» previousPage «: null,» nextPage «: null,» totalPages » : 1}, «seoTemplateName»: «PAGINATED INDEX», «infiniteScrollList»: [{«p»: 1, «t»: 253552}], «breadcrumb»: null, «familyPanel»: {«topicLink»: {» title «:» Гамлет и Дон Кихот «,» url «:» / topic / Гамлет и Дон Кихот «},» conciseLink «: null,» tocPanel «: {» title «:» Каталог «,» itemTitle » : «Ссылки», «ток»: null}, «группы»: []}, «авторство»: {«участник»: null, «allContributorsUrl»: null, «lastModificationDate»: null, «contentHistoryUrl»: null, » warningMessage «: null,» warningDescription «: null},» citationInfo «: {» участники «: null,» title «:» Гамлет и Дон Кихот «,» lastModification «: null,» url «:» https: // www .britannica.com/topic/Hamlet-and-Don-Quixote»},»websites»:null,»lastArticle»:false}

Узнайте об этой теме в этих статьях:

обсуждается в биографии

• В Иване Тургеневе: Первые романы

  … расширены в крупное эссе «Гамлет и Дон Кихот» (1860). Если он отличался от своих великих современников Федором Достоевским и Львом Толстым масштабом своих работ, то отличался от них и тем, что считал, что литература не должна давать ответы на жизненные вопросы.Он построил свои романы в соответствии с…

  Подробнее

Гамлеты и Дон Кихоты в «Отцах и сыновьях Тургенева»

За два года до публикации «Отцы и дети» Тургенев выступил с речью под названием «Гамлет и Дон Кихот», в которой он перекрестно проанализировал Гамлета и Дон Кихота как две противоположности основным принципам. человеческие наклонности. Для Тургенева Дон Кихот олицетворял собой высший альтруизм и убежденность.Хотя Дон Кихот и дурак наивности, он имеет веру на всю жизнь, и он пытается достичь ее через самопожертвование и «непреклонное поклонение» (94). Он энтузиаст и с удовольствием посвящает себя своим идеям (95). Гамлет же олицетворяет крайний эгоизм и скептицизм. Он сомневается во всем — «безжалостно включает себя в эти сомнения», и его самосознание мучает его и лишает возможности любить, как и быть любимым (96-97). Кроме того, несмотря на свой интеллект, Гамлет умирает как дурак судьбы без каких-либо реальных действий (98).Тургенев занимал четкую позицию против Гамлетов, но в то же время признавал, что Дон Кихоты слепо исполняют страсти, вплоть до насмешек, а не заслуг (104). В заключение Тургенев высказал дуалистическую точку зрения и предложил уравновесить в человеке элементы анализа и эмоции, а не брать на себя конечности.

Этот консервативный взгляд на жизнь как на компромисс между мыслями и чувствами получил дальнейшее развитие в «Отцах и сыновьях». Тургенев создал Базарова как своего Русского Гамлета и передал Павлу Кирсанову многие из качеств Дон Кихота.Невыполнением обоих прототипов Тургенев наградил удовлетворительным финалом Аркадия и Николая, которые, добровольно отказавшись от вышеперечисленных крайностей, выбрали свои посредственные позиции в спектре человеческих тенденций и осуществляют жизнь и ее утомительную ответственность.

Интересно отметить, что к Базарову в романе обращаются в первую очередь по его фамилии, в отличие от всех других главных героев [1], ассоциируя имя с почти символической формальностью, как будто он является предметом исследования — Базаровский, перекликается с Гамлетианом как этюд Гамлета.Базаров разделял с Гамлетом скептицизм и эгоистическое поведение, нигилистическое отрицание установленного порядка и высших сил, отказ от настоящих эмоций, таких как любовь, и иронические размышления о добровольной смерти. Конечно, между двумя персонажами все еще существуют значительные различия, поскольку они различаются по социальному происхождению: Гамлет — королевский аристократ 1600-х годов, который узнает правду о смерти своего отца от духа. В то время как Базаров, будучи частью восходящей низшей интеллигенции в России, придерживается материалистических взглядов и считает науку единственной истиной.

Ни Базаров, ни Гамлет не имеют твердой веры во что-либо установленное, будь то общественный порядок, условности или Бога. Неудовлетворенные своим нынешним положением, они колеблются на обочине и зреют мысли о бунте. «Нет ничего ни хорошего, ни плохого, но мышление делает это так. Для меня это [Дания] тюрьма ». Гамлет утверждал во втором акте пьесы (Шекспир 120). Подобное отрицание фундаментальности, как указывал Шлегель, отвергает не только присутствие человеческих грехов и Бога, но и любое действие, поскольку действие требует иллюзий (405).Базаров также отвергал все, что есть в настоящем, поскольку он провозглашал: «Мы действуем в силу того, что мы признаем полезным […] В настоящее время отрицание является наиболее полезным из всех — а мы отрицаем […] Все!» (Отцы и дети 40). Как заявил Аркарди, Базаров и нигилисты — это «сила», которая разрушает, но, как и Гамлет, не имеющий абсолютно никакого плана, что делать после мести и государственного переворота, Базаров никогда не думает о том, что это будет с чистого листа. после переворота (Отцы и дети 43).В самом деле, как он заявляет Павлу, «что могло побудить человека говорить и думать о будущем, которое по большей части не зависит от нас?» (81).

Более того, Базаров и Гамлет оба по природе своей эгоисты, обладающие строгими способностями к рассуждению, и оба в конечном итоге поглощены самокептицизмом. Точно так же, как Гамлет, который всю свою энергию занят нерешительными мыслями и заканчивает полубезумными и суицидальными выводами, Базаров целиком занят сомнениями, потому что не может определить характер своих отношений с Одинсовой, и он тоже впадает в отчаянное мышление .Начав отвергать даже собственную систему верований, Базаров-нигилист впадает в депрессию и безнадежно пытается уловить ответ от кого угодно, даже проходящих мимо крестьян, которые, по-видимому, не могут ничего дать (146). Гэри Ян в своем анализе паттернов взаимоотношений в романе указал на дилемму Базарова, «из которой единственный выход — гармонизация противоположностей или смерть». «Не сумев достичь первого, возможно, даже не зная об истинной природе своей трудности, [Базаров] добровольно становится жертвой второго» (90).

Таким образом, смерть и Базарова, и Гамлета в конце концов случается неожиданно, но неизбежно. По иронии судьбы — небольшая, но смертельная рана, нанесенная чрезвычайно редкой случайностью, — Базаров и Гамлет погибли трагически и тревожно, но не оставили после себя ничего осязаемого. Гамлет был убит прежде, чем он смог внести свои знания в управление своей страной, а Базаров умер со всеми своими неразвитыми идеями и нерешенными проблемами. «Я сломал бы так много вещей, я бы не умер, зачем мне это!» — непримиримо подумал Базаров на смертном одре: «А теперь вся проблема великана — как прилично умереть, хотя это тоже никому не важно.… »(Отцы и дети 154). И Гамлет, и Базаров оказались не чем иным, как дураками, управляемыми «старой шуткой» судьбы, и вскоре были забыты: воспоминания о Гамлете исчезли вместе с новоиспеченным норвежским принцем, а Базаров слишком быстро ушел в небытие, и только его старшие родители плакали у его надгробия. (159).

Наконец, Базаров и Гамлет разделяют отказ от базовых человеческих эмоций и обратную реакцию такого отрицания. Нигилистическая склонность Гамлета делает его неспособным любить, и Офелия для него — всего лишь пешка в его игре мести.Однако, увидев мертвую Офелию, Гамлет испытал искреннее и сильное чувство, которое в тот момент он интерпретировал как любовь. Совершив безрассудное действие и прыгнув в ее могилу, он провозгласил: «Я люблю Офелию — сорок тысяч братьев не смогли бы составить мою сумму при всем их количестве любви. Что ты сделаешь для нее? » (Шекспир 328). Гамлет не имел ни времени, ни желания размышлять об этой неожиданной эмоции, когда пьеса приближалась к своей кульминации, но Базаров сделал это после того, как влюбился в Одинцову.Как материалиста, который считал чувства не более чем конструктивными физическими реакциями, осознание своего непроизвольного «романтизма» раздражало и пугало его (Ян 90). Только после смерти он принял свои эмоции как часть своей натуры и признался Одинсовой: «Я люблю тебя! […] Любовь — это форма, а моя собственная форма уже распадается »(« Отцы и дети »154).

В отличие от огромного сходства характеристик Базарова и Гамлета, между Павлом и Дон Кихотом сходства меньше.Павел сильно эгоцентричен по сравнению с готовностью Дон Кихота к самопожертвованию. Однако и Дон Кихота, и Павла привлекают традиционные романтические добродетели; они оба менее образованы и больше полагаются на интуицию, чем на рассуждения, и оба они демонстрируют крайнее упорство в своем стремлении к самовлюбленным идеалам.

Подобно тому, как Дон Кихот зацикливается на рыцарстве, много читая о нем, Павел сосредотачивает все свои усилия на том, чтобы стать английским джентльменом, потому что он обожает демократическую структуру Англии и элегантность ее аристократов.Несмотря на реальный дискомфорт и сдержанность в общении с англичанами, Павел, тем не менее, придерживается своего идеального образа жизни (158). Слепая преданность Павла соответствует наглости Дон Кихота, разыгрывающего свое так называемое рыцарство, что в конечном итоге раскрывает комический аспект персонажа.

Обладая романтичным и восторженным характером, Павел и Дон Кихот также своенравно с большой наивностью стремятся к любви. Как отмечал Тургенев в своем выступлении: «Дон Кихот любит воображаемую, несуществующую Дульсинею и готов отдать за нее свою жизнь… любит идеально, целомудренно, настолько идеально, что не обнаруживает, что объекта его страсти не существует.»(« Гамлет и Дон Кихот »100). Вместе с Павлом он посвящает свою юность бесплодным поискам женщины, которую не может победить, а позже становится лишним в своем любовном треугольнике с Николаем относительно Федоси. И Дон Кихот, и Павел оказываются разбитыми и томными отжившими. Отказавшись от страсти и стремлений, они уходят в прошлое. Действительно, полагаясь в первую очередь на прихоти эмоций, такие люди, как Павел и Дон Кихот, вскоре становятся «мертвыми» умственно, как только сила воли иссякает («Отцы и дети» 130).

Как архетипы Тургенева для Гамлета и Дон Кихота, ни Базаров, ни Павел не получили счастья и удовлетворения в конце романа. Сам Тургенев считал, что истинное счастье в жизни — это «союз положительных человеческих характеров», идеальный баланс мысли и чувств (Ян 89, «Гамлет и Дон Кихот» 102). Таким образом, в контексте «Отцов и сыновей» можно утверждать, что такое идеальное счастье присутствует в жизни Аркарди и Николая Петровичей. С одной стороны, и Николай, и Аркарди женаты на любимых женщинах, которые дают им эмоциональное богатство и семейную любовь.С другой стороны, они используют свое мышление для решения важных проблем, таких как реформа управления имуществом и эмансипации, которые объединяют как «утонченных», так и «некультурных» дворян («Отцы и сыновья» 157). Они обладают страстью, которая позволяет им постоянно действовать, но в то же время они обладают силой критического мышления, если захотят. Благодаря такому внутреннему равновесию они могут достичь психологического благополучия, а также социальной реализации, по крайней мере, в воображаемой сфере романа.

Однако Тургенев небрежно обрисовал, как именно Николай и Аркарди ведут такую ​​успешную жизнь. Какие сельскохозяйственные реформы они внедрили, чтобы повысить производительность и спасти упавшее имение? Как они справлялись с напряжением между дворянами и бывшими серфингистами, которое росло с каждым днем? Кроме того, не говоря уже о реформе эмансипации, было ли у них даже предложено будущее для своих крестьян? По правде говоря, Николай и Аркарди, несмотря на их цельный характер, посредственны.Они с восхищением следят за экстремистами, но вскоре обнаруживают, что такой образ жизни — глубоко погрузиться в какой-то аспект или выполнить его с предельной преданностью — является слишком большим бременем для ума и тела. Они перестают быть в авангарде и чувствуют удовлетворение, как обычные люди. У них не было бы намерения к социальному прогрессу, потому что они были заняты своей индивидуальной жизнью и совершенно этому довольны. К сожалению, в тургеневской России с ростом социальной напряженности кажущееся спокойствие аристократической семейной жизни является просто зеркальным отражением, которое неизбежно разрушится от беспорядков, находящихся под ними.Когда старое общество, наконец, разваливается, не остается никаких резервов счастья для всех людей, независимо от того, где они находятся в человеческом спектре.

Сам Тургенев осознавал неизбежное столкновение двух концов социальной пропасти и не пытался его остановить. Фактически, Тургенев не навязывал свое личное мнение, чтобы хвалить или осуждать какой-либо персонаж, как это часто делали другие социальные писатели, такие как Диккенс. «Отцы и дети» позволяют открытое толкование радикального революционера и консерваторам.Все стороны «Критики» видели в себе немного базаровских элементов — так же, как «Гамлет», привлекающий зрителей с противоположными взглядами и апеллирующий к чему-то внутри них. Возникла острая дискуссия о том, «кто такие нигилисты и кем они должны стать» (Pozefsky 571). А с ростом общего революционного духа молодые россияне после 1862 года «почти все вышли из того, что должно было быть сделано, с добавлением некоторых черт Базарова» (Brumfield 495). «Отцы и сыновья», благодаря точному наблюдению за человеческой природой, привлекли к себе гораздо больше политического внимания, чем его личные и межличностные аспекты, что, возможно, является больше предметом внимания Тургенева в этом романе.

В заключение, «Отцы и дети», вероятно, является продолжением дискуссии о Гамлете и Дон Кихоте как о двух концах спектра человеческой натуры. Базаров и Павел, как два культурно модифицированных архетипа, в значительной степени отражают социальный менталитет и обращаются к каждому активному мыслителю того времени. Дискуссия вокруг романа заложила идеологическую основу для экстремистов и радикалов, которые с базаровским мышлением и бескомпромиссной преданностью Дон Кихота осуществили ряд серьезных исторических событий, последовавших за этим.

[1] Благодаря удобству формата kindle можно было четко определить, что фамилия Базаров встречается в тексте пятьсот раз, а его имя и отчество Евгений Васильич — только тридцать четыре раза. Интересно, что к Анне Сергеевне Одинцовой, главной героине, обращались к своей фамилии сто один раз, что почти совпадает с количеством появлений ее имени и отчества: сто двадцать раз.

Указанная работа

Брамфилд, Уильям.«Базаров и Рязанов: романтические архетипы в русском нигилизме». Славянский и восточноевропейский журнал, Vol. 21, No. 4, 1977, pp. 495-505.

Ян, Гэри. «Характер и тема в« Отцах и сыновьях »». Литература колледжа, Vol. 4, No. 1, 1997, pp. 80-91.

Позефский, Петр. «Дым как« странный и зловещий комментарий к отцам и сыновьям »: Достоевский, Писарев и Тургенев о нигилистах и ​​их представлениях». Российское обозрение, Том 54, № 4, 1995, стр. 571-586.

Schlegel, Август Вильгельм фон.Лекции по драматическому искусству и литературе, перевод Джона Блэка. Джордж и сыновья, 1894, 405-406.

Шекспир, Уильям. Гамлет. Под редакцией Эбигейл Рокисон-Вудейл. Arden Performance Editions (формат kindle), 2017.

Тургенев, Иван.

— Отцы и дети. Перевод Констанции Гарнетт. digiREADS, 2017, формат kindle.

— «Гамлет и Дон Кихот». Перевод Моше Шпигеля. Чикаго Ревью, Голос 17, № 4, 1965, 92-109.

Иван Тургенев о Гамлете и Дон Кихоте // Безумие в Гамлете и Дон Кихоте

Речь Ивана Сергеевича Тургенева (1818-1883) 10 января 1860 г. на публичных чтениях благо Общества помощи малоимущим писателям и ученым: Первое издание трагедии Шекспира «Гамлет» и первая часть Роман Сервантеса «Дон Кихот» появился в том же году, в самом начале. семнадцатого века.Это совпадение кажется важным. Близость время в этом случае побуждает к рассмотрению целой серии событий. «Он кто постигнет поэта, — утверждал Гете, — должен войти в окружение поэта ». И хотя тот, кто сам не поэт, не имеет права требовать, он, тем не менее, может надеяться, что аудитория будет сопровождать его на его странствия — поделится своим путешествием по разведке.

Некоторые из моих взглядов могут быть непонятны своей уникальностью. Но поэтические шедевры, созданные гением высших умов и наделенные вечной жизненной силы, есть и эта особенность: это представление о они, как и жизнь в целом, могут сильно отличаться друг от друга, могут даже быть диаметрально противоположные, но в то же время действительные.Уже появилось много комментариев о Гамлете, и еще многое предстоит сделать. прийти. К каким разным выводам пришли уже многочисленные ученые, исследовавшие этот персонаж, непостижимый, как непонятный хорошо! Дон Кихот, с другой стороны, из-за идиосинкразии его цель и поистине восхитительная ясность повествования, которое кажется пронизанным Южное Солнце не допускает такого разнообразия критической реакции.

Однако, к сожалению, наша концепция Дон Кихота не соответствует действительности. двусмысленный; слишком часто мы заменяем шута именем Дон Кихота; термин донкихотизм несет в себе оттенок идеалистической болтовни; тогда как в На самом деле нужно рассматривать донкихотизм как архетип самопожертвования, даже хотя сам Дон Кихот изображался как нелепая фигура… Скачать эссе здесь:
Безумие в «Гамлете и Дон Кихоте» NB: изображение вверху поста взято из этого источника). Бессмертные образы Дон Кихота и Гамлет волновал мыслящих людей разных времен и народов. Они вызывают интерес современного человека. Литературоведы, философы и психологи написали много страниц, чтобы прояснить их суть, сравнить их, и ищите схожие черты и различия между ними. Действительно, сначала взгляд, они, кажется, не имеют к ним никакого отношения.Могут ли они быть похожи на датские блестящий высокообразованный принц и обедневший Идальго, брошенный судьба глубокой испанской провинции, сошедшая с ума, прочитав заурядные безумные рыцарские романы. Перед физически совершенным Гамлетом, Дон Кихотом и внешне выглядит как жалкий мультик. Однако это только на первый взгляд. Живой философией, моральными убеждениями и поступками они напоминают односторонних близнецов. братья, дети одной исторической эпохи — позднего европейского Возрождения, очень часто характеризуется как «кризис Возрождения».«

Суть этой реликвии коренится в тот факт, что Гамлет и Дон Кихот — это одна эстетика, один и тот же подход. искусству в противоположность поэзии идеала и прозе действительности. An Изящный способ представить это противоречие — изображение безумия. Таким образом, каждый, кто несет в своем сердце идеалы чести, свободы, красоты, справедливости а любовь кажется безумной в глазах прагматично ориентированных людей. В Возрождение знаменует собой конец средневековья с его невежеством, аскетизмом, схоластики и жестокого господства над церковью, и провозглашает начало нового времени — либертарианства, веры в силы человека, цветения науки, искусства, культуры.У мужчины этого возраста появляется новая самооценка. Он нет больше надеется только на Бога, но полагается прежде всего на себя.

Дон Кихот и Гамлет — носители возвышенные идеалы Возрождения. Однако условия жизни не позвольте им реализовать их в жизни. Они исключительные личности, но они не могут преодолеть свои более объективные обстоятельства. Это делает их действительно трагические герои, непонятые и объявленные ненормальными. Дон Кихот и Гамлет объявить войну злу в мире.Гамлет не может справиться с несправедливостью, потому что он активен и честен, но может побеждать — сил нет. Одиночество героя в конечном итоге усиливает трагедию героя….

https://steemit.com/story/@daydreaming/the-madness-in-hamlet-and-don-quixote

слов, слов, слов: Гамлет и Дон Кихот

В антологии Блума есть очерк Ивана Тургенева под названием «Гамлет и Дон Кихот: два вечных типа человека». Тургенев сравнивает две работы, вышедшие в одном году.Он заявляет, что считает, что персонажи представляют «два конца оси, вокруг которой вращается [человеческая природа]». Все человечество можно разделить на один из двух классов. Каждый из нас похож на Гамлета или Дон Кихота.

Моей первой мыслью после прочтения начала эссе было сходство с удаленной сценой из фильма Квентина Тарантино, Криминальное чтиво . Персонаж Умы Турман, Миа, дает герою Джона Траволты, Винсенту, свою теорию о том, что люди — это либо люди Элвиса, либо люди Битлз.Хотя они могут нравиться им обоим, они, как правило, предпочитают одно другому, и это кое-что говорит об их характерах. (Если вы не видели эту сцену или просто хотите повторить ее, она вставлена ​​в конец этого поста.)

Тургенев описывает Дон Кихота как образец «веры в истину … существующей». за пределами индивидуального … [и] … которое достижимо только постоянной преданностью и силой самоотречения »(курсив автора). Его разум действительно запутан, так что он воображает Дульсинею, любовь всей его жизни.Гамлет же олицетворяет анализ, эгоизм, скептицизм и недоверие. Гамлет «живет исключительно для себя», но все же не верит в себя. Он «презирает себя и в то же время живет, так сказать, питаясь этим презрением». Действительно ли любит Гамлет? Его общение с Офелией ставит нас именно перед этим вопросом.

Дон Кихот — комическая фигура, внешность которой является одним из аспектов комедии. Мы смеемся над ним, но можем любить его. Внешний вид Гамлета привлекателен и в то же время меланхоличен.Но любить его невозможно, потому что сам он никого не любит. Гамлет образован, благороден по происхождению и имеет королевское происхождение, но при этом упрекает королей и придворных. Дон Кихот невежественен, беден, стар и одинок, у него нет никаких связей, но он глубоко уважает монархов и другие существующие порядки.

Тургенев считает, что Полоний и Санчо Панса представляют реакцию масс на Гамлета и Дон Кихота соответственно. Полоний насмехается над Гамлетом, терпит его, как взрослый человек с больным ребенком, но в конечном итоге массы находят Гамлета бесполезным.Это чувство взаимно. Как мог бы пожаловаться человек благородного происхождения: «[Неужели] действительно стоит беспокоиться о массах? Они такие грубые и грязные!» И наоборот, Санчо Панса знает, что Дон Кихот сошел с ума, и все же предан ему до смерти.

Тургенев подводит итог своей дискуссии.

«Итак, с одной стороны стоят Гамлеты — размышляющие, сознательные, часто всеобъемлющие, но также часто бесполезные и обреченные на неподвижность; а с другой — полусумасшедшие Дон Кихоты, которые помогают человечеству и влияют на него только для того, чтобы в той степени, в которой они видят только одну точку — часто не существующую в той форме, в которой они ее видят.«

В конце эссе мне оставался вопрос. В какую категорию я попал? Я думаю, что это упражнение по ведению блога делает этот ответ очевидным. Однако, учитывая аргумент Тургенева, хорошо это или плохо (или только мышление делает это так)?

мыслей в день рождения Шекспира: Гамлет и Дон Кихот

(Этот контент не подлежит проверке сотрудниками Daily Kos перед публикацией.)

Воскресенье, 23 апреля 2006 г. · 18:41 по тихоокеанскому времени

2006/04/23 · 18:41

Сегодняшний день широко известен как день рождения Шекспира, и мне приходит в голову, что его самый известный персонаж, Гамлет, можно справедливо назвать культовым для Демократической партии наших дней. Мы хорошо видим ситуацию, но не можем действовать точно и эффективно. Повсюду вспыхивают вспышки тактического мастерства, но нет стратегического направления.Это меня сильно разочаровывает.

Есть известное эссе Тургенева 1860 года под названием «Гамлет и Дон Кихот». По сути, идея состоит в том, что есть два героических типа: человек, который думает, что он силен, и человек, который знает, что он слаб. Гамлет может блестяще читать ситуацию, но оказывается парализованным собственным характером. Дон Кихот действует решительно, но не может точно понять ситуацию, чтобы спасти свою жизнь, к чему время от времени все сводится.

По словам Тургенева,

Дон Кихот всецело поглощен преданностью своему идеалу, ради которого он готов терпеть любые возможные лишения и жертвовать своей жизнью; Саму свою жизнь он ценит лишь в той мере, в какой она может стать средством реализации идеала, для установления истины и справедливости на земле.Жить для себя, заботиться о себе Дон Кихот считал постыдным. Он живет … вне себя, полностью для других, для своих собратьев, чтобы уничтожить зло, противодействовать силам, враждебным человечеству — волшебникам, великанам, одним словом, угнетателям. Дон Кихот — энтузиаст, слуга идеи, и поэтому он озарен ее сиянием.

С другой стороны, Гамлет совсем другой:

Сомневаясь во всем, Гамлет, естественно, не щадит себя; его ум слишком развит, чтобы довольствоваться тем, что он находит внутри себя.Он осознает свою слабость, но даже это самосознание — его сила: отсюда его ирония в отличие от рвения Дон Кихота. Постоянно озабоченный собой, всегда находящийся в состоянии самоанализа, он в деталях знает все свои недостатки, презирает себя и в то же время живет, так сказать, питаемым этим презрением.

Глупыми словами, можно сказать, что в 2000 году Демократическая партия выдвинула Железного человечка на борьбу с Чучелом, а в 2004 году они рискнули с Трусливым Львом.

Главный посыл для меня заключается в том, что в 2008 году нам нужно назначить кого-то, кто не будет ни Гамлетом, ни Дон Кихотом — я не уверен, какой литературный архетип заменить на место — но кого-то, кто может служить идее прогрессизма, но не ослепленный этим, но который также может быть достаточно самоанализом, чтобы идентифицировать свои недостатки, не будучи парализованными ими.

{{backgroundUrl avatar_large}}

Присоединился: {{created_at}}

Количество историй: {{n_stories}}

Количество комментариев: {{n_comments}}

Популярные теги: {{showTags popular_tags}}

{{#each badges}} {{badgeUrl.}} {{/каждый}}

{{authorSig user_sig}}

{{/пока не}} {{/если}} {{#ifcanRecComment author_id}} {{#if Recommenders_text}} {{еще}} {{/если}} {{n_recrates}} {{n_recrates}} {{еще}} {{#if Recommenders_text}} {{еще}}

{{/если}} Рекомендуемое {{n_recrates}} время {{simplePlural n_recrates}} {{/ ifcanRecComment}}

{{#ifCommentFlaggable author_id story_author_id}} {{/ ifCommentFlaggable}} {{#if preview}} {{/если}}

Гамлет и Дон Кихот

Frontmatter Доступ свободный PDF PDF	I
Предисловие Доступ ограничен Контент доступен PDF PDF	3
ОГЛАВЛЕНИЕ Доступ свободный PDF PDF	5
Вступление Доступ ограничен Контент доступен PDF PDF	7
1.Гамлет и Дон Кихот Доступ ограничен Контент доступен PDF PDF	11
2.Герой как неудача Доступ ограничен Контент доступен PDF PDF	29
3.»Влюбленные» Тургенева Доступ ограничен Контент доступен PDF PDF	41
4.Первая любовь, торжествующая любовь и смерть Доступ ограничен Контент доступен PDF PDF	56
5.Страсть и смерть Доступ ограничен Контент доступен PDF PDF	75
6.Бездна природы Доступ ограничен Контент доступен PDF PDF	82
7.Пессимизм Доступ ограничен Контент доступен PDF PDF	92
8.Судьба и фантазия Доступ ограничен Контент доступен PDF PDF	107
9.Мечта и реальность Доступ ограничен Контент доступен PDF PDF	121
Заключение Доступ ограничен Контент доступен PDF PDF	137
Библиография Доступ ограничен Контент доступен PDF PDF	143
Указатель названий произведений Тургенева Доступ ограничен Контент доступен PDF PDF	154
Указатель имен Доступ ограничен Контент доступен PDF PDF	157

.