Мандельштам «Ода Сталину» – читать текст

Когда б я уголь взял для высшей похвалы –
Для радости рисунка непреложной, –
Я б воздух расчертил на хитрые углы
И осторожно и тревожно.
Чтоб настоящее в чертах отозвалось,
В искусстве с дерзостью гранича,
Я б рассказал о том, кто сдвинул мира ось,
Ста сорока народов чтя обычай.
Я б поднял брови малый уголок
И поднял вновь и разрешил иначе:
Знать, Прометей раздул свой уголек, –
Гляди, Эсхил, как я, рисуя, плачу!

Я б несколько гремучих линий взял,
Все моложавое его тысячелетье,
И мужество улыбкою связал
И развязал в ненапряженном свете,
И в дружбе мудрых глаз найду для близнеца,
Какого не скажу, то выраженье, близясь
К которому, к нему, – вдруг узнаешь отца
И задыхаешься, почуяв мира близость.
И я хочу благодарить холмы,
Что эту кость и эту кисть развили:
Он родился в горах и горечь знал тюрьмы.
Хочу назвать его – не Сталин, – Джугашвили!

Художник, береги и охраняй бойца:
В рост окружи его сырым и синим бором
Вниманья влажного. Не огорчить отца
Недобрым образом иль мыслей недобором,
Художник, помоги тому, кто весь с тобой,
Кто мыслит, чувствует и строит.
Не я и не другой – ему народ родной –
Народ-Гомер хвалу утроит.
Художник, береги и охраняй бойца:
Лес человечества за ним поет, густея,
Само грядущее – дружина мудреца
И слушает его все чаще, все смелее.

Он свесился с трибуны, как с горы,
В бугры голов. Должник сильнее иска.
Могучие глаза решительно добры,
Густая бровь кому-то светит близко,
И я хотел бы стрелкой указать
На твердость рта – отца речей упрямых,
Лепное, сложное, крутое веко – знать,
Работает из миллиона рамок.
Весь – откровенность, весь – признанья медь,
И зоркий слух, не терпящий сурдинки,
На всех готовых жить и умереть
Бегут, играя, хмурые морщинки.

Сжимая уголек, в котором все сошлось,
Рукою жадною одно лишь сходство клича,
Рукою хищною – ловить лишь сходства ось –
Я уголь искрошу, ища его обличья.
Я у него учусь, не для себя учась.
Я у него учусь – к себе не знать пощады,
Несчастья скроют ли большого плана часть,
Я разыщу его в случайностях их чада…
Пусть недостоин я еще иметь друзей,
Пусть не насыщен я и желчью и слезами,
Он все мне чудится в шинели, в картузе,
На чудной площади с счастливыми глазами.

Глазами Сталина раздвинута гора
И вдаль прищурилась равнина.
Как море без морщин, как завтра из вчера –
До солнца борозды от плуга-исполина.
Он улыбается улыбкою жнеца
Рукопожатий в разговоре,
Который начался и длится без конца
На шестиклятвенном просторе.
И каждое гумно и каждая копна
Сильна, убориста, умна – добро живое –
Чудо народное! Да будет жизнь крупна.
Ворочается счастье стержневое.

И шестикратно я в сознаньи берегу,
Свидетель медленный труда, борьбы и жатвы,
Его огромный путь – через тайгу
И ленинский октябрь – до выполненной клятвы.
Уходят вдаль людских голов бугры:
Я уменьшаюсь там, меня уж не заметят,
Но в книгах ласковых и в играх детворы
Воскресну я сказать, что солнце светит.
Правдивей правды нет, чем искренность бойца:
Для чести и любви, для доблести и стали
Есть имя славное для сжатых губ чтеца –
Его мы слышали и мы его застали.

Январь – февраль 1937

 

 

---

 

«Ода» – домашнее название этого стихотворения, которое вообще-то не имеет заглавия. Мотивации его написания – желанию обезопасить себя – и обстоятельствам ее написания жена поэта, Н. Я. Мандельштам, посвятила целую главу:

 

Он не сумел задушить собственные стихи, и они, вырвавшись, победили рогатую нечисть. Попытка насилия над собой упорно не удавалась. Искусственно задуманное стихотворение, в которое О. М. решил вложить весь бушующий в нем материал, стало маткой целого цикла противоположно направленных, враждебных ему стихов.

 

Окончательный вариант был завершен в марте 1937 г. и отослан в несколько московских редакций. Позднее Мандельштам просил уничтожить текст «Оды».

Существует упрощенно-неправомерный взгляд на «Оду» как на выражение слабости духа поэта и потери им «поэтической правоты». По мнению А. С. Кушнера, Мандельштам начал эти стихи «из страха и желания спастись, но постепенно увлекся, что было не так трудно, как нам сейчас кажется. Человек тридцатых годов не был убежден в своей человеческой правоте, чувство правоты у него сочеталось с чувством вины, а кроме того – гипноз власти, особенно – сталинский гипноз. Эти стихи – лишь наиболее полное, но не единственное свидетельство колебаний и сомнений Мандельштама». Действительно, «Оде» свойственна смысловая двойственность, подчас двусмысленность (недаром ни один журнал «Оду» не напечатал). Сам по себе патетический ритм (Г. Фрейдин относит размер «Оды» к жанру «пиндарической оды»), в сочетании с «высоким штилем» большинства фраз, содержит скрытое пародийное начало. Многозначительно и сослагательное наклонение в первой же строке, проводящее черту между реальным автором и «лирическим героем» «Оды».

 

Уголь – Ср. «угль, пылающий огнем» в «Пророке» Пушкина.

 

Мира ось – Ср. стержневой образ «оси земной» в других стихотворениях Мандельштама этого периода.

 

Я б воздух расчертил на хитрые углы – возможно, намек на ремесленный прием рисующих с образца портретистов, расчерчивающих образец и свою копию на квадраты.

 

Как я, рисуя, плачу – Ср. стихотворение «Где связанный и пригвожденный стон…». «Плакал, потому что задание было невыполнимым» (примеч. Н. Я. Мандельштам).

 

Я б несколько гремучих линий взял – Ср. стихотворение «За гремучую доблесть грядущих веков…».

 

Народ-Гомер – возможно, парафраз горьковской характеристики Сулеймана Стальского, данной ему на I съезде писателей в 1934 г.: «Гомер XX века» (С. Стальский был известен своими одическими поэмами о Сталине, Ежове и др. Ср. слова Мандельштама: «Почему, когда я думаю о нем <Сталине>, передо мной все головы – бугры голов? Что он делает с этими головами?» (переданы Надеждой Мандельштам).

 

Сжимая уголек – Ср. «угольный мозг» в стихотворении «Мир начинался страшен и велик…» (или «каменноугольный» в другой редакции).

 

На чудной площади – Ср. стихотворение «Да, я лежу в земле, губами шевеля…».

 

Глазами Сталина раздвинута гора – Ср. стихотворение «Внутри горы бездействует кумир…».

 

Шестиклятвенный простор – Имеются в виду шесть «клятв» Сталина в его речи, произнесенной над гробом Ленина 26 января 1924 г.: «Мы клянемся, товарищ Ленин, что мы с честью выполним этот твой завет» и т. д. Ср. также «клятву» в стихотворении «Если б меня наши враги взяли…».

 

Для сильных губ чтеца – По предположению И. М. Семенко, имеется в виду В. Яхонтов: «Не было ли замысла, чтоб эта «Ода» вошла в репертуар Яхонтова и спасла О. М.?»

На нашем сайте вы можете также прочитать анализ этого стихотворения и биографию Осипа Мандельштама

Ахматова, Пастернак, Мандельштам, Вертинский и другие — стихи о Сталине

Прочитал в фейсбуке главу из книги Юрия Изюмова «Сталин в нашей истории» и вспомнил, что у меня лежит неизданная книга стихов о Сталине.

Около 600 страниц.

Составитель утверждает, что в рукописи все стихи, написанные о Сталине. Предлагаю вашему вниманию несколько стихов наших классиков, которых почему-то считают антисталинистами, несмотря на то, что они воспевали Сталина, то есть усердно создавали его культ.

 

* * *

21 Декабря 1949 года (70-летие Сталина)

Пусть миру этот день запомнится навеки,
Пусть будет вечности завещан этот час.
Легенда говорит о мудром человеке,
Что каждого из нас от страшной смерти спас.

Ликует вся страна в лучах зари янтарной,
И радости чистейшей нет преград, —
И древний Самарканд, и Мурманск заполярный,
И дважды Сталиным спасённый Ленинград

В день новолетия учителя и друга
Песнь светлой благодарности поют, —
Пускай вокруг неистовствует вьюга
Или фиалки горные цветут.

И вторят городам Советского Союза
Всех дружеских республик города
И труженики те, которых душат узы,
Но чья свободна речь и чья душа горда.

И вольно думы их летят к столице славы,
К высокому Кремлю — борцу за вечный свет,
Откуда в полночь гимн несётся величавый
И на весь мир звучит, как помощь и привет.

21 декабря 1949, Анна Ахматова

 

* * *

И Вождь орлиными очами
Увидел с высоты Кремля,
Как пышно залита лучами
Преображённая земля.

И с самой середины века,
Которому он имя дал,
Он видит сердце человека,
Что стало светлым, как кристалл.

Своих трудов, своих деяний
Он видит спелые плоды,
Громады величавых зданий,
Мосты, заводы и сады.

Свой дух вдохнул он в этот город,
Он отвратил от нас беду, —
Вот отчего так твёрд и молод
Москвы необоримый дух.

И благодарного народа
Вождь слышит голос:
“Мы пришли
Сказать, — где Сталин, там свобода,
Мир и величие земли!”

Декабрь 1949, Анна Ахматова

 

* * *
Я понял: всё живо.
Векам не пропасть,
И жизнь без наживы —
Завидная часть.

Спасибо, спасибо
Трём тысячам лет,
В трудах без разгиба
Оставившим свет.

Спасибо предтечам,
Спасибо вождям.
Не тем же, так нечем
Отплачивать нам.

И мы по жилищам
Пройдём с фонарём,
И тоже поищем,
И тоже умрём.

И новые годы,
Покинув ангар,
Рванутся под своды
Январских фанфар.

И вечно, обвалом
Врываясь извне,
Великое в малом
Отдастся во мне.

И смех у завалин,
И мысль от сохи,
И Ленин, и Сталин,
И эти стихи,

Железо и порох
Заглядов вперёд
И звёзды, которых
Износ не берёт.

1935, Борис Пастернак

 

* * *

Николай Асеев, из «Повести пламенных лет»

И Сталин тогда представлялся нам,
не в пышном наряде — главным из главных, —
держался он с твёрдым достоинством. Сам
поэтов выслушивая, как равных.

Он нравился нам одеждой простой,
негромкой, раздельной, внушительной речью,
и я бы хотел не для славы пустой
постигнуть натуру его человечью.

Я Сталина так бы тогда описал:
он чуть рябоватый и чуть грубоватый,
просмолены солнцем его волоса,
но прежде всего он — не обыватель!

Вы Сталина сравниваете с орлом?
Что толку и чести равнять его с птицей!
Скорее — с гранёным алмазным сверлом,
которым гранитное время сверлится.

Он бродит один средь кремлёвских палат,
вживаясь в чужой стародавний обычай;
он носит шинель, как тюремный бушлат
без всяких особых петлиц и отличий.

Его до синя ненавидят враги,
не смогшие вбить в нашу спаянность клинья;
он носит короткие сапоги,
но шаг его твёрд, непреклонен и длинен.

И мы с ним сроднились — с шинелью его,
с курящейся трубкой, улыбкой усатой,
со всею фигурой его боевой,
грозящею старому миру осадой.

 

* * *

Ода

Когда б я уголь взял для высшей похвалы —
Для радости рисунка непреложной, —
Я б воздух расчертил на хитрые углы
И осторожно и тревожно.
Чтоб настоящее в чертах отозвалось,
В искусстве с дерзостью гранича,
Я б рассказал о том, кто сдвинул мира ось,
Ста сорока народов чтя обычай.
Я б поднял брови малый уголок
И поднял вновь и разрешил иначе:
Знать, Прометей раздул свой уголёк, —
Гляди, Эсхил, как я, рисуя, плачу!

Я б несколько гремучих линий взял,
Всё моложавое его тысячелетье,
И мужество улыбкою связал
И развязал в ненапряжённом свете,
И в дружбе мудрых глаз найду для близнеца,
Какого не скажу, то выраженье, близясь
К которому, к нему, — вдруг узнаёшь отца
И задыхаешься, почуяв мира близость.
И я хочу благодарить холмы,
Что эту кость и эту кисть развили:
Он родился в горах и горечь знал тюрьмы.
Хочу назвать его — не Сталин, — Джугашвили!

Художник, береги и охраняй бойца:
В рост окружи его сырым и синим бором
Вниманья влажного. Не огорчить отца
Недобрым образом иль мыслей недобором,
Художник, помоги тому, кто весь с тобой,
Кто мыслит, чувствует и строит.
Не я и не другой — ему народ родной —
Народ-Гомер хвалу утроит.
Художник, береги и охраняй бойца:
Лес человечества за ним поёт, густея,
Само грядущее — дружина мудреца
И слушает его всё чаще, всё смелее.

Он свесился с трибуны, как с горы,
В бугры голов. Должник сильнее иска.
Могучие глаза решительно добры,
Густая бровь кому-то светит близко,
И я хотел бы стрелкой указать
На твёрдость рта — отца речей упрямых,
Лепное, сложное, крутое веко — знать,
Работает из миллиона рамок.
Весь — откровенность, весь — признанья медь,
И зоркий слух, не терпящий сурдинки,
На всех готовых жить и умереть
Бегут, играя, хмурые морщинки.

Сжимая уголёк, в котором всё сошлось,
Рукою жадною одно лишь сходство клича,
Рукою хищною — ловить лишь сходства ось —
Я уголь искрошу, ища его обличья.
Я у него учусь, не для себя учась.
Я у него учусь — к себе не знать пощады,
Несчастья скроют ли большого плана часть,
Я разыщу его в случайностях их чада…
Пусть недостоин я ещё иметь друзей,
Пусть не насыщен я и желчью и слезами,
Он всё мне чудится в шинели, в картузе,
На чудной площади с счастливыми глазами.

Глазами Сталина раздвинута гора
И вдаль прищурилась равнина.
Как море без морщин, как завтра из вчера —
До солнца борозды от плуга-исполина.
Он улыбается улыбкою жнеца
Рукопожатий в разговоре,
Который начался и длится без конца
На шестиклятвенном просторе.
И каждое гумно и каждая копна
Сильна, убориста, умна — добро живое —
Чудо народное! Да будет жизнь крупна.
Ворочается счастье стержневое.

И шестикратно я в сознаньи берегу,
Свидетель медленный труда, борьбы и жатвы,
Его огромный путь — через тайгу
И ленинский октябрь — до выполненной клятвы.
Уходят вдаль людских голов бугры:
Я уменьшаюсь там, меня уж не заметят,
Но в книгах ласковых и в играх детворы
Воскресну я сказать, что солнце светит.
Правдивей правды нет, чем искренность бойца:
Для чести и любви, для доблести и стали
Есть имя славное для сжатых губ чтеца —
Его мы слышали и мы его застали.

Январь—февраль 1937, Осип Мандельштам

 

* * *
Если б меня наши враги взяли
И перестали со мной говорить люди,
Если б лишили меня всего в мире:
Права дышать и открывать двери
И утверждать, что бытие будет
И что народ, как судия, судит, —
Если б меня смели держать зверем,
Пищу мою на пол кидать стали б, —
Я не смолчу, не заглушу боли,
Но начерчу то, что чертить волен,
И, раскачав колокол стен голый
И разбудив вражеской тьмы угол,
Я запрягу десять волов в голос
И поведу руку во тьме плугом —
И в глубине сторожевой ночи
Чернорабочей вспыхнут земле очи,
И — в легион братских очей сжатый —
Я упаду тяжестью всей жатвы,
Сжатостью всей рвущейся вдаль клятвы —
И налетит пламенных лет стая,
Прошелестит спелой грозой Ленин,
И на земле, что избежит тленья,
Будет будить разум и жизнь Сталин.

Первые числа февраля — начало марта 1937,  Осип Мандельштам

 

* * *

Александр Вертинский. Он

Чуть седой, как серебряный тополь,
Он стоит, принимая парад.
Сколько стоил ему Севастополь?
Сколько стоил ему Сталинград?

И в седые, холодные ночи,
Когда фронт заметала пурга,
Его ясные, яркие очи
До конца разглядели врага.

В эти чёрные тяжкие годы
Вся надежда была на него.
Из какой сверхмогучей породы
Создавала природа его?

Побеждая в военной науке,
Вражьей кровью окрасив снега,
Он в народа могучие руки
Обнаглевшего принял врага.

И когда подходили вандалы
К нашей древней столице отцов,
Где нашёл он таких генералов
И таких легендарных бойцов?

Он взрастил их. Над их воспитаньем
Долго думал он ночи и дни,
О, к каким роковым испытаньям
Подготовлены были они!

И в боях за отчизну суровых
Шли бесстрашно на смерть за него,
За его справедливое слово,
За великую правду его.

Как высоко вознёс он Державу,
Мощь советских народов-друзей.
И какую великую славу
Создал он для отчизны своей.

Тот же взгляд, те же речи простые,
Так же мудры и просты слова.
Над разорванной картой России
Поседела его голова.

 

* * *

Михаил Светлов. Песня о дружбе.

Я искал единственного друга
В свисте пуль и в гуле батарей,
Шёл со мной сквозь ветер и сквозь вьюгу
Миллион единственных друзей!

Расцветают песни и знамёна
На счастливой родине моей —
Это выбирают миллионы
Лучших из единственных друзей.

Никому с тобою не сравняться!
Кто тебя могучей и сильней,
Родина освобождённых наций,
Родина единственных друзей?

Мы хорошими людьми богаты —
Много их в стране богатырей;
Выбирает лучших в депутаты
Миллион единственных друзей!

Мы идём колонною несметной,
Нашей славы песня широка!
Наша Конституция бессмертна!
Сталинское слово — на века!

1937

 

* * *

Евгений Евтушенко. Ночь идёт по москве

Тихо гаснут
огни столицы.
Клонит ветер
деревья
ко сну.
Ночь идёт по Москве.
Мне не спится.
Я окно отворил
в весну.
В белых фартуках дворники дремлют уставшие.
Вся листва
в переливах зелёного плеска,
и машины шуршат запоздавшие
по асфальту,
накатанному до блеска.
Только в скверах —
шаганье влюблённых пар.
Им-то что
до того,
что поздно!
И последний трамвай
направляется
в парк,
высекая
из сумрака
звёзды…

Я хочу,
чтоб о счастье мне рассказала
этой ночи раскрытая повесть.
Паровозный гудок
прозвучал у вокзала:
это в рейс
отправляется поезд.
Кто его пассажиры?
Я с ними,
наверно,
знаком,
я их часто,
наверно,
встречал,
ведь на родине нашей дружба —
закон
и начало
многих начал!
Я знаю:
грядущее видя вокруг,
склоняется
этой ночью
самый мой лучший на свете друг
в Кремле
над столом рабочим.
Весь мир перед ним —
необъятной ширью!
В бессонной ночной тишине
он думает
о стране,
о мире,
он думает
обо мне.
Подходит к окну.
Любуясь столицей,
тепло улыбается он.

А я засыпаю,
и мне приснится
очень
хороший
сон.
1950

 

* * *

Константин Симонов. Как вы учили

Нет слов таких, чтоб ими передать
Всю нестерпимость боли и печали,
Нет слов таких, чтоб ими рассказать
Как мы скорбим по Вас, товарищ Сталин!
Скорбит народ, что Вы ушли от нас,
Скорбит сама земля от горя вся седая,
И всё ж мы встретим этот тяжкий час.
Как Вы учили, — рук не покладая.
И наш железный Сталинский Цека,
Которому народ Вы поручили,
К победе Коммунизма на века
Нас поведёт вперёд, —
Как Вы учили!

1953

 

* * *

Александр Межиров. Солдаты Сталина

Не дышит…
И дышать
труднее
людям.
Не видит…
И глаза
обволокло.
Но всем смертям назло
мы будем,
будем
Дышать и видеть —
всем смертям назло.
Открыты двери
траурного зала,
И очередь,
что издали видна,
Повязкой чёрной
город повязала,
Всю землю опоясала она.
И по-солдатски
вытянуты руки,
И веки
недвижимо смежены
О, Родина!
В тягчайший час разлуки
Тебе клянутся в верности сыны.
Перед лицом невиданной утраты,
Перед лицом неслыханной беды
Тебе клянутся
в верности
солдаты,
Тесней сомкнув железные ряды.
Он с нами шёл во всех боях кровавых
Путем неотвратимой правоты.
В огне
на самых трудных переправах
Навёл нам всем понтонные мосты.
Он охранял
наш отдых
на биваке,
И нам не раз казалось,
что в бою
На проволоку,
в трудный миг атаки
Он для солдат
бросал шинель свою.
И легче нам
сто раз пойти под пули,
На пулемёты ринуться опять,
Чем выстоять
в почётном карауле,
Не разрыдаться,
слезы удержать.
Сводило скулы
у правофланговых,
И на сердце давила тишина,
И на висках у маршалов суровых
Засеребрилась гуще седина.
Но в те же дни
прощанья и печали
Над гробом полководца и вождя
Солдаты
молодые
возмужали
Как через битвы грозные пройдя.
И на брусчатке гулкой,
за лафетом,
В стальных руках
народа своего,
Они прошли с Центральным
Комитетом,
С Президиумом Сталинским его.
Ещё стволы прощального салюта
Раскалены
и отзвук не замолк, —
У стен Кремля ряды сомкнулись круто.
Товарищ Сталин!
Мы исполним долг!
1953

 

* * *

Арсений Тарковский

Миновала неделя немыслимой этой разлуки.
Трудно сердцу сыновнему сердце его пережить.
Трудно этим рукам пережить его сильные руки
И своё повседневное малое дело вершить.

И себя самому трудно телу нести, тяжелея.
Подойти, постоять, подойти ещё ближе на пядь…
Трудно веки поднять и взглянуть на гранит мавзолея,
Оба имени вместе одно за другим прочитать.

Трудно слышать ушам, как шумит этот город высокий, —
А строителя города больше не видит народ…
Трудно этим словам собираться и строиться в строки
Без надежды на то, что и он их, быть может, прочтёт.

Трудно стрелкам часов без него мерить время на башне,
Трудно с юга теплу в этот год пробиваться в Москву,
И лесам без него трудно жить его лаской вчерашней,
И полям без него над собою глядеть в синеву.

Трудно жить без него и просторам советской державы,
И далёким краям всей захлёстнутой горем земли.
Трудно жить без него. Но лучи его правды и славы
В человеческий разум и в сердце навеки вошли.

Без него и друзьям его, в битвах испытанным, трудно,
Но в годину суровую приняли знамя вождя,
И меж тем, как лежит он, закованный в сон непробудный,
Глаз своих не смыкают, путём его землю ведя.

Пересилим себя, одолеем великое горе,
С тем же именем в сердце, как в битвы ходили при нём
Словно горы высокие, словно глубокое море,
Стиснув зубы, скрепившись, и эту беду перейдём.

Мы — солдаты его. Ничего что мы все постарели
В эти горькие дни. Разве слёзы седых матерей
В годы грозных боёв не влекли нас к возвышенной цели,
И не стали мы разве от ран своих втрое сильней?

Мы видали его в дни народных торжеств и тревоги,
Так расскажем о нём малым детям своим, потому
Что идут и они вслед за нами по нашей дороге, —
Пусть же будут верны и они беззаветно ему.

Скажем детям: — Он дал нам великое счастье и право
Жить бессмертьем его и народы от гибели спас;
Был он скромен и мудр, и его неизбывная слава
Окружает, как воздух, и делает сильными нас.

Миру — мир завещал он. И в каждом свободном порыве,
В каждом нашем он жив.
Может быть, из людей
Был наш Сталин, как вождь, наш отец — всех на свете
счастливей,
Ибо счастье людское он создал рукою своей.
1953

Три поэмы — Асимптота

Меганом

Серая Весна асфоделей
еще далека и прозрачна.
Быть может волна еще кипит
и ты уловишь шорох песка.
Но вот, как Персефона, моя душа
закружилась,
и царство мертвых не удержит
стройных, загорелых рук.

Почему же тогда мы вверяем
груз урны лодке,
через аметист воды
для нашего праздника черных роз?
Сквозь туман курс моей души
проложен, мимо Меганома,
и после похорон моих черный парус
вернется с того мыса, куда ушел.

Как быстро бегут лучи по
хребту, что лежал неосвещенный,
и хлопья тех черных роз
трепещут под лунным ветром.
Край того огромного флага
воспоминаний, птица
горя и смерти потащит
за кипарисовой кормой.

Печальный бумажный веер
прошлых лет открывается с шелестом.
К тому месту в песке
Где амулет спрятался с теплым содроганием,
Сквозь туман курс моей души
задан, Вон мимо Меганома,
и после моего погребения, черный парус
вернется с того мыса куда это пропало.

1917

Концерт на вокзале

Нечем дышать, а ночное небо кишит
червями. Звёздный голос не слышен,
, хотя есть музыка выше, которую видит Бог.
Вокзал дрожит от пения Муз –
наполняется скрипками среди пара,
разрывается свистками, снова взрывается воздух.

Стеклянный шар. Пропорции парка.
Железный мир с глубоким очарованием.
Карета мчится с павлиньим зовом,
на шумный пир в туманном Элизиуме,
победоносно, она издает фортепианный рев.
Я опаздываю. И боюсь. И спит.

Аккорды скрипки в суете и плаче.
Я иду в стеклянный лес станции.
Первые ноты ночного хора дикие,
гниющие парники хранят аромат роз,
и здесь провела ночь моя тень
под стеклянным небом, среди толп кочевников.

Все кажется музыкой или пеной.
Он дрожит, как нищий, этот железный мир.
Я наклоняюсь в стеклянные коридоры. Как скрипичные смычки,
наши глаза чувствуют горячий пар и слепнут.
Куда ты идешь? На поминках по тени
музыка звучит для нас в последний раз.

1921

Сенчури

Ты скотина века, кто мог заглянуть
в центр твоих глаз
и своей кровью приклеить
назад на два столетия к оторванному позвоночнику?
Кровь строителя течет из горла
всего земного.
Только на пороге эпохи
паразит дрогнет.

Пока создание живо,
оно вертится вокруг своих позвонков.
Волна заиграет, как будто ее подъем
был тем хребтом, которого мы не видим.
Новорожденные земли века
напоминают мягкие хрящи ребенка.
Тащат за голову, как ягненка,
жизнь направляется на нож.

Чтобы освободить век от заключения,
чтобы появился новый мир,
нам придется взять флейту, чтобы связать
колени нашей запутанной эпохи.
Это век, что волнует
человеческую тоску,
и в траве гадюка дышит
золотым сечением века.

Бутоны продолжают набухать,
будут плескаться зеленые листья посевов.
Эй, мой страшный, великолепный век,
у тебя теперь позвоночник основательно сломан.
Жестокий и слабый, с этой бессмысленной улыбкой,
ты обращаешь к нам свой взор,
дикий зверь, который когда-то был гибким,
теперь идет по следу собственных когтей.

Кровь строителя течет из горла
всего земного,
теплый хрящ океана
плещется у берега, как горячая рыба.
И из высокой марли птиц,
влажные массы в синеве,
равнодушие льется и льется
на твою смертельную рану.

1922

Страница не найдена | лингва фенника

Похоже, в этом месте ничего не найдено. Может, попробовать поискать?

Ищи: Архивы Выберите месяц Ноябрь 2022 г. (2) Октябрь 2022 г. (1) Июль 2022 г. (2) Июнь 2022 г. (1) Май 2022 г. (1) Апрель 2022 г. (6) Март 2022 г. (2) Февраль 2022 г. (2) Январь 2022 г. (1) Декабрь 2021 г. ( 1) ноябрь 2021 г. (2) октябрь 2021 г. (1) август 2021 г. (1) июль 2021 г. (1) май 2021 г. (1) апрель 2021 г. (1) март 2021 г. (4) февраль 2021 г. (1) январь 2021 г. (3) декабрь 2020 г. ( 4) ноябрь 2020 г. (2) сентябрь 2020 г. (1) август 2020 г. (1) июнь 2020 г. (1) май 2020 г. (5) апрель 2020 г. (5) март 2020 г. (3) февраль 2020 г. (1) январь 2020 г. (2) декабрь 2019 г.(4) сентябрь 2019 г. (1) август 2019 г. (2) июль 2019 г. (1) июнь 2019 г. (6) май 2019 г. (1) апрель 2019 г. (1) март 2019 г. (2) февраль 2019 г. (2) январь 2019 г. (3) декабрь 2018 г. (1) ноябрь 2018 г. (2) октябрь 2018 г. (2) сентябрь 2018 г. (3) август 2018 г. (2) июль 2018 г. (5) июнь 2018 г. (3) май 2018 г. (4) апрель 2018 г. (4) март 2018 г. (10) февраль 2018 г. (5) январь 2018 г. (8) декабрь 2017 г. (13) ноябрь 2017 г. (12) октябрь 2017 г. (7) сентябрь 2017 г. (7) август 2017 г. (6) июль 2017 г. (10) июнь 2017 г. (7) май 2017 г. (6) апрель 2017 г. (8) март 2017 г. (9) Февраль 2017 г. (9) Январь 2017 г. (8) Декабрь 2016 г. (14) Ноябрь 2016 г. (11) Октябрь 2016 г. (12) Сентябрь 2016 г. (16) Август 2016 г. (19) Июль 2016 г.