Станционный смотритель повесть пушкин: Книга: "Станционный смотритель" - Александр Пушкин. Купить книгу, читать рецензии

Содержание

А. С. Пушкин. «Станционный смотритель» (1830). 7 класс

Текст: Ольга Лапенкова

Не так давно мы разбирали одну из самых забавных «Повестей Белкина» — «Барышню-крестьянку», которую ребята проходят в шестом классе. Напомним, главные герои этого произведения — Алексей Берестов и Лиза Муромская — во многом напоминают Ромео и Джульетту из одноимённой трагедии Шекспира: их отцы не упускают возможности обменяться колкостями, поэтому читатель с первых страниц ожидает душераздирающей развязки. Однако автор мастерски обманывает ожидания — и, проведя героев сквозь череду испытаний, награждает их простым человеческим счастьем. И такие «обманки» спрятаны в каждой повести сборника:

•в «Выстреле» главный герой, отставной гусар Сильвио, решает отомстить давнему обидчику, когда узнаёт, что тот собирается жениться, — но в финале обходится без кровопролития;

•в «Метели» юная Марья Гавриловна, собравшаяся тайно обвенчаться с возлюбленным, терпит неудачу и решает, что так ей и придётся всю жизнь пробыть одиночкой, — а спустя много лет всё-таки обретает семейное счастье;

•в «Гробовщике» главный герой, позволив себе неосторожные слова в сторону «клиентов», обнаруживает у себя в гостях толпу покойников, — но, вопреки традициям романтических баллад, на тот свет они его не забирают.

На фоне этих произведений «Станционный смотритель» выглядит странновато. Почему, думает читатель, Пушкин не выпустил повесть о несчастном Самсоне Вырине и его беглой дочери отдельной книжкой? Где же тут хеппи-энд?

Но финал «Станционного смотрителя» и вправду можно назвать относительно счастливым — если знать, что происходило с такими, как Дуня Вырина, в суровой реальности XIX века.

Почтовой станции диктатор

В начале произведения читатель знакомится с героями: станционным смотрителем Самсоном Выриным и его дочерью Дуней — единственной отрадой несчастного вдовца. Завидовать Вырину не приходится. Мало того, что у него нет родных и друзей, так ещё и работа — хуже не придумаешь: постоянные скандалы и жалобы, а заработка хватает только на самое необходимое… Это тем более обидно, что без таких людей, как Вырин, в XIX веке было не обойтись.

Профессия станционного смотрителя с появлением автомобильного транспорта ушла в прошлое, — однако двести лет назад, чтобы добраться из одного города в другой, люди использовали конные повозки. Такую роскошь, как собственный экипаж, могли позволить себе далеко не все, — а если и могли, то «загонять» любимых коней, купленных за баснословные деньги, многие не желали. Более того, лошадь не может мчаться дни и ночи напролёт, как современный автомобиль: ей нужно есть, пить, отдыхать… И как же быть, если добраться из пункта А в пункт Б необходимо как можно скорее?

Чтобы угодить и небогатым путешественникам, и неугомонным торопыгам, российские власти организовали что-то похожее на современный каршеринг: систему заведений, где можно было за отдельную плату взять «свежих» лошадей, чтобы добраться на них до следующей станции, а там — повторить процедуру.

Вот только работала эта система не всегда гладко: то лошадей не хватало, то из-за наплыва посетителей они не успевали отдохнуть… Вот станционные смотрители целыми днями и выслушивали ругань лихачей, которым, видите ли, сложно было подождать часик-другой. На такой работе и за неделю можно истрепать все нервы, а Самсон Вырин служил лет двадцать, если не больше! Так что не случайно повесть начинается с размышлений, которые, казалось бы, не имеют прямого отношения к сюжету, — но благодаря этому отрывку читатель заранее проникается сочувствием к главному герою:

Кто не проклинал станционных смотрителей, кто с ними не бранивался? Кто, в минуту гнева, не требовал от них роковой книги, дабы вписать в оную свою бесполезную жалобу на притеснение, грубость и неисправность? <. ..> Будем однако справедливы, постараемся войти в их положение и, может быть, станем судить о них гораздо снисходительнее. Что такое станционный смотритель? Сущий мученик четырнадцатого класса, ограждённый своим чином токмо от побоев, и то не всегда (ссылаюсь на совесть моих читателей). Какова должность сего диктатора <…>? Не настоящая ли каторга?

Покою ни днём, ни ночью. Всю досаду, накопленную во время скучной езды, путешественник вымещает на смотрителе. Погода несносная, дорога скверная, ямщик упрямый, лошади не везут — а виноват смотритель. Входя в бедное его жилище, проезжающий смотрит на него как на врага; <…> но если не случится лошадей?.. боже! какие ругательства, какие угрозы посыплются на его голову! В дождь и слякоть принуждён он бегать по дворам; в бурю, в крещенский мороз уходит он в сени, чтоб только на минуту отдохнуть от крика и толчков раздраженного постояльца. <…> Вникнем во всё это хорошенько, и вместо негодования сердце наше исполнится искренним состраданием.

Итак, жизнь Самсона Вырина и безо всяких семейных драм могла бы лечь в основу душераздирающей повести. Но, увы, на долю героя выпала не только бедность, но и бегство любимой дочери, да с кем — с первым встречным! Вот как это произошло:

…однажды, в зимний вечер, когда смотритель разлинёвывал новую книгу, а дочь его за перегородкой шила себе платье, тройка подъехала, и проезжий в черкесской шапке, в военной шинели, окутанный шалью, вошёл в комнату, требуя лошадей. Лошади все были в разгоне. При сём известии путешественник возвысил было голос и нагайку; но Дуня, привыкшая к таковым сценам, выбежала из-за перегородки и ласково обратилась к проезжему с вопросом: не угодно ли будет ему чего-нибудь покушать?

Миловидная, услужливая и добродушная, Дуня могла утихомирить даже самого капризного гостя. Вот и «проезжий в черкесской шапке» поддался её чарам и согласился подождать лошадей — но когда те прибыли, почувствовал недомогание:

На другой день гусару стало хуже. <…> Дуня обвязала ему голову платком, намоченном уксусом, и села с своим шитьём у его кровати. <…> Он поминутно просил пить, и Дуня подносила ему кружку ею заготовленного лимонада. Больной обмакивал губы и всякий раз, возвращая кружку, в знак благодарности слабою своей рукою пожимал Дунюшкину руку. <…>

Прошёл еще день, и гусар совсем оправился. Он был чрезвычайно весел, без умолку шутил <…> и так полюбился доброму смотрителю, что на третье утро жаль было ему расстаться с любезным своим постояльцем. День был воскресный; <…> [гусар] вызвался довезти её до церкви, которая находилась на краю деревни. Дуня стояла в недоумении… «Чего же ты боишься? — сказал ей отец, — ведь его высокоблагородие не волк и тебя не съест: прокатись-ка до церкви». Дуня села в кибитку подле гусара, слуга вскочил на облучок, ямщик свистнул, и лошади поскакали.

Бедный смотритель не понимал, каким образом мог он сам позволить своей Дуне ехать вместе с гусаром, как нашло на него ослепление, и что тогда было с его разумом. Не прошло и получаса, как сердце его начало ныть, <…> он не утерпел и пошёл сам к обедне. <…> Бедный отец насилу решился спросить у дьячка, была ли она у обедни. Дьячок отвечал, что не бывала. Смотритель пошел домой ни жив, ни мёртв. <…> В мучительном волнении ожидал он возвращения тройки, на которой он отпустил её. Ямщик не возвращался. Наконец к вечеру приехал он один и хмелен, с убийственным известием: «Дуня с той станции отправилась далее с гусаром».

Современный читатель не всегда понимает, насколько самонадеянной и опасной была Дунина «шалость». Конечно, убегать с человеком, которого ты знаешь всего три дня, да ещё и без разрешения отца, — поступок не очень-то красивый… Но, с другой стороны, разве это преступление? Ведь и в нынешние времена родители далеко не всегда одобряют выбор подросшего ребёнка: что же теперь, помирать с горя?

Увы, двести лет назад реалии были куда более жестокими, чем сейчас. В наши дни молодые возлюбленные, не найдя общего языка со старшими родственниками, могут без лишнего шума расписаться, потом найти подработку и накопить деньжат, снять комнату или даже квартиру — и жить-поживать, добра наживать. Ну, а если романтические отношения не зададутся, получить развод будет несложно: пара недель беготни за бумажками — и пожалуйста, хоть завтра снова в ЗАГС.

В XIX веке женились раз и на всю жизнь — точнее даже, не женились, а венчались, то есть давали друг другу клятву верности в церкви. Поэтому, разумеется, и отношение к браку было куда серьёзнее. Разводиться Православная церковь разрешала лишь в исключительных случаях — например, если супруг:

был «пойман» на измене и/или имел внебрачных детей;
как минимум пять лет считался пропавшим без вести;
совершал уголовное преступление и отправлялся в ссылку в Сибирь.

Впрочем, даже в случае супружеской неверности пострадавшая сторона в большинстве случаев старалась «замять» дело: бракоразводный процесс бросал тень на всю семью, а терять вес в обществе никому не хотелось.

Итак, если бы Дуня разочаровалась в гусаре, с которым она так легкомысленно сбежала, то — хочешь не хочешь — ей всё равно пришлось бы провести с ним всю жизнь. Но даже если бы случилось именно так, она всё равно могла считать, что ей несказанно повезло: она, сбежавшая из дома, не получившая благословения отца, всё-таки стала законной супругой Минского! А что, если дерзкий гусар, увезший Дуню, спустя пару месяцев охладел бы к ней — и, так и не предложив руки и сердца, выпроводил на улицу? Она бы даже вернуться к отцу не смогла! На какие деньги, скажите на милость, Дуня бы добиралась до далёкой станции?

Найти работу девушка вряд ли бы смогла: во-первых, вакансий для женщин в XIX веке было до смешного мало, а во-вторых, где бы она жила до первой зарплаты? Можно было, конечно, попробовать устроиться домоуправительницей или гувернанткой — но лиц с «сомнительной» репутацией на такие должности не брали. Так что у Дуни оставалось бы два варианта: поселиться в какой-нибудь богом забытой ночлежке — а в подобных местах с тобой может случиться что угодно, вплоть до пробитого черепа, — или, раскаявшись в содеянном, уйти в ближайший монастырь… А дочь Вырина, назло всем обстоятельствам, стала настоящей барыней — и отношения с Минским у неё, судя по всему, очень даже милые! Вот и рассудите: разве это не счастливый финал?

Александр Пушкин «Станционный смотритель»

Самая пронзительная вещь из всех «Повестей». Острая жалость копится в душе — к бедному отцу, к наивной Дуне, ко всем подобным отцам и их дочкам (а мало ли было их во всю историю нашей необъятной земли?). Живет станционный смотритель отдаленно и уединенно. Раздраженные, недовольные, раздутые от важности проезжающие не в счет. Живет в вечном поругании, унижении, всем во всём виноватый, Работа — дрянь, жалование — едва ли лучше. Вся радость в жизни — дочка. Вся любовь — дочке. Все надежды — на дочку.

Родительская любовь может быть как самой бескорыстной, так и самой эгоистичной штукой на свете. Какова любовь Вырина к Дуне, мы не знаем. То, что весь дом держится на Дуне, что она успевает и гостей накормить, и уют поддерживать, — это норма девической жизни того времени. Белоручки росли только в богатых дворянских домах. И Дуня, и отец ее считали такое положение дел само собой разумеющимся. Нельзя сказать наверняка, что тут был элемент корысти или эгоизма. Но представьте, что некий юноша сватается к единственной дочери — да что там! — к единственной радости? Вор, грабитель, разбойник! Отказать!

Отдал бы Вырин добром дочку замуж? Пушкин нам на этот счет ничего не говорит. Можем только силою своего воображения вообразить себе, как могли развиваться события.

Минский свататься не собирался. Он поступил именно как вор. И пусть девушка поехала «по ее воле», но отца-то даже не спросили. Почему Минский не счел нужным соблюсти общепринятые правила и попросить Дуниной руки законным порядком? Да не думал он жить по закону. Именно потому и закрались отцу горькие мысли:

Спойлер (раскрытие сюжета) (кликните по нему, чтобы увидеть)

«Не ее первую, не ее последнюю сманил проезжий повеса, а там подержал, да и бросил. Много их в Петербурге, молоденьких дур, сегодня в атласе да бархате, а завтра, поглядишь, метут улицу вместе с голью кабацкою. Как подумаешь порою, что и Дуня, может быть, тут же пропадает, так поневоле согрешишь да пожелаешь ей могилы…»

Почему же — могилы? Почему не поехал отец, не вырвал дочь из лап совратителя, не вернул ее домой? Потому что даже в таком уединении и в таком отдалении от городов не скрыться от людской молвы — злейшего из зол, когда-либо существовавших на земле. Именно это зло погубило тысячи девичьих жизней, а кроме того, жизней младенцев, вся вина которых была в том, что матери родили их не будучи венчаными. А сколько родителей пошло на грех самоубийства, потому что молва сживала их со свету.

Так и объясняется непонятное нам, людям современности, бездействие бедняги Вырина.

Спойлер (раскрытие сюжета) (кликните по нему, чтобы увидеть)

Старик пришел к себе на квартиру. Приятель его советовал ему жаловаться; но смотритель подумал, махнул рукой и решился отступиться.

Он и так пошел на поиски Дуни, решился, переступил через страх, через стыд, через позор. То, почему Минский вытолкал старика взашей, в принципе объяснимо особенностями его натуры. Он нагл, напорист, хитер и не привык лишаться своего. Он понимал, что отец может забрать дочь, потому решил следовать тактике «лучшая защита — это нападение».

Дуня же… Что Дуня? Любя отца и любя своего соблазнителя, она мучилась чувством вины, осознанием греховности происходящего,потому при виде отца упала в обморок: нервы ее не выдержали напряжения.

Думаю, что если бы люди не забыли того момента в Евангелии от Иоанна (гл. 8, ст. 7), где приводятся слова Иисуса, обращенные к книжникам и фарисеям, приведшим к нему блудницу: «Когда же продолжали спрашивать Его, Он, восклонившись, сказал им: кто из вас без греха, первый брось в нее камень», то и повести бы не было. А еще не было бы напрасных смертей юных девушек и младенцев.

Если верить в бессмертность человеческой души, то можно грустно порадоваться за душу станционного смотрителя. С небес он видел, что Дуня не пропала, что стала матерью, выглядела барыней и посетила его могилу с плачем и раскаянием.

«Станционный смотритель» Пушкина в рассказе Дуни (Александр Фаулер)

3 января 2015 г. ~ Учителя RS

Действительно, есть начальники станций, извергающие в этот мир злобу и жадность. На многих фронтах кажется, что единственная цель их жалкого существования состоит в том, чтобы манипулировать и мучить благополучие тех унылых путешественников, которые несут несчастье искать их услуг и вызывать ненависть и гнев из отверстий земли. По мере того, как они разлагают и разлагают свое окружение, они передают те же злобные наклонности своим отродьям, и, таким образом, цикл разложения и вреда продолжается из поколения в поколение.

Но есть еще несколько начальников станций, пусть и сокращающихся в числе, руководимых благостью и Богом. Они хорошие люди; простые люди, стремящиеся только дать прохожему теплую постель и более теплый очаг и желающие взамен только компании и веселого нрава. Потомство этих почтальонов не рождено разложением, а выросло из сладкого молока и нежного нектара любви природы. Такая вот Дуня.

Была зима, когда тройка доставила путника, одетого в черкеску, военную шинель, платок и пламенного нрава. Это Дуня инстинктивно успокоила его, и вскоре он весело и весело заговорил с начальником станции, но особенно с Дуней. Гусар выразил намерение уйти, и его фаэтон был приготовлен, но гусар был найден без сознания и не в состоянии продолжать свой путь. Начальник станции любезно предоставил больному гусару его койку. Здесь черноусый суровый офицер показал свою уязвимость. По мере того, как его состояние ухудшалось, дочь начальника станции все больше заботилась о нем, и вскоре даже поездки за кофе и оживляющим лимонадом прекратились, поскольку она не отходила от него. И вот в ответ гусар, капитан Минский, выказал ей крайнюю нежность, шепча ей на ухо сладкие страстные желания.

Прошел еще день, и Минский полностью выздоровел, как и его дружелюбие и веселье. Во время своего отъезда начальник станции не стеснялся того, как ему будет не хватать услужливости и хорошего настроения офицера. Как же он мог не принять предложение гусара отвезти Дуню к ее воскресной обедне? У волка нет приятного приличия такого человека. В тупике окажется только юная Дуня. Она вспомнила ту близость, с которой Минский нежно пожимал ей руку, когда был прикован к постели, и хотя гладкий нектар слов Мински и соответствующий им соблазн были свежи в ее памяти, она не могла не вернуться к своей врожденной заботе о стареющем отце. и ее любовь к простой деревенской жизни, которую они делили вместе как одна семья. Но она доверяла своему отцу; она доверяла гусару; она уехала в карете. Когда они уходили, она мельком взглянула на простую станцию, затененную теплым пологом леса, но вскоре ее взгляд был очарован темным и точеным солдатом мира рядом с ней.

Именно в момент этого комфорта, в гардеробной на ручке кресла, она услышала, как вошел незнакомец. И кто мог быть этот незнакомец, как не начальник станции? Внезапно все разрозненные сны и образы слились воедино в портрете усталой и убитой горем памяти перед ней. Его рот, слегка приоткрытый в нерешительном предвкушении любящего прощания, был ее последним взглядом перед тем, как рухнуть на ковер от боли.

Долгое время Дуня была безутешна, но как время со временем разрушит станционный дом, в котором она когда-то жила, так оно залечит ее раны и вернет к безбедной жизни; так что это принесет ей новую семью, наполненную смехом и новорожденной юностью нескольких детей. Так что время должно было привести ее к старому вокзалу и к могиле отца. Только на этом простом клочке грязи, с этим простым крестом, врезанным в простой солнечный свет, время перестанет тянуться, и Дуня вспомнит любовь начальника станции, единственное желание которого — дать прохожему теплую постель и более теплый очаг.

Нравится:

Нравится Загрузка…

Опубликовано в Пушкин, «Станционный смотритель»

«Бедная Лиза» (2)
«Фаталист» (1)
«Станционный смотритель» (1)
Чехов, «Любимая» (1)
Достоевский, «Сон смешного человека» (2)
Гаршин, «Красный цветок» (2)
Гоголь, «Нос» (1)
Карамзин, «Бедная Лиза» (2)
Лермонтов (1)
Лермонтов, «Фаталист» (1)
Пушкин, «Станционный смотритель» (3)
Без рубрики (1)

Пушкин, «Станционный смотритель» | Русская новелла (зима 2015)

8 января 2015 г. 11 января 2015 г. ~ Учителя RS ~ Оставить комментарий

С тех пор, как умерла моя мать, моя жизнь сильно изменилась. Я работаю большую часть своего времени в течение дня, помогая моему отцу. Я начинаю думать, что, может быть, моя молодость пропадет зря, если я всегда буду так работать.

Я беспокоюсь, что мой отец и я всегда будем жить в бедности.
Помогая отцу, я часто встречаю людей, которые расстраиваются, когда договоренности не срабатывают. Бывает, когда кончаются лошади, а люди расстраиваются. Но я сталкивался с такой ситуацией много раз. Я знаю, что пока я сохраняю хладнокровие и вежливо предлагаю им другое решение, они меня поймут. Большую часть времени это работает, потому что я еще молодая девушка. Кроме того, я знаю, что к тому времени, когда они примут мой совет ждать и убивать время ужином, их гнев уходит. Жизнь дочери начальника станции — не та жизнь, которую я хотела, но мои обычные дни не всегда плохи. Иногда у меня бывают хорошие дни, и, самое главное, мне нравится время от времени встречаться с новыми людьми, такими как джентльмен, которого я встретил сегодня.

Он остановился и потребовал лошадей, но мы все вышли. Сначала он казался расстроенным, но я справился с этим нормально. К концу ночи его гнев прошел, и он согласился подождать. Но к тому времени, когда мы вернулись к нему, когда подошли лошади, он уже лежал почти без сознания на скамейке.

Он заболел и остался ночевать. Я не был уверен, что происходит, но мне было жаль путешественника. Он казался хорошим парнем. Мы мало разговаривали, но я составлял ему компанию ночью, заботясь о нем. Я был рядом, когда ему нужно было выпить, и заботился о нем, пока вечером не приехал доктор. Я не был уверен, о чем они говорили во время проверки, но они говорили по-немецки. Когда врач сказал, что через день или два он сможет снова отправиться в путь, я испытал облегчение, но почувствовал что-то новое и необычное.

По прошествии еще суток гусар полностью выздоровел. Он был забавным джентльменом. Он был интересен и знал, как заставить меня улыбнуться. Он также был уверенным и вежливым. Он вознаградил отца и меня за то, что мы позволили ему остаться. Мне было грустно видеть, как он уходит, но это было воскресенье, поэтому мне нужно было подготовиться к походу в церковь. Когда я стоял у его кареты, чтобы попрощаться, отец предложил мне позволить ему подвезти меня до церкви. Сначала я немного колебался, но решил пойти с ним.

Я имею в виду, когда я еще увижу такого доброго джентльмена? Итак, я решил сделать прыжок веры и доверился решению моего отца позволить ему подвезти меня в церковь.
По дороге в церковь мы с ним долго беседовали. Это отличалось от того, что было раньше, когда он постоянно шутил со мной и моим отцом. Он поделился своей историей жизни и своей жизнью дома. И самое главное, он поделился своими чувствами ко мне. Я был немного шокирован и очень стеснялся. Впервые в жизни я почувствовал что-то другое. По тому, как он говорил со мной и смотрел на меня, я чувствовал себя по-другому. На этот раз я почувствовала себя леди. Я чувствовал, как он относится ко мне, и когда он предложил свою руку, я должен был воспользоваться этим шансом для собственного счастья.
Прошло много времени с тех пор, как я предпочла новую жизнь жизни дочери начальника станции. Мне больше не нужно оставаться на улице в жаркую или холодную погоду, помогая или имея дело с самыми разными людьми. Каждую ночь я чувствую себя виноватым, думая о своем отце, но я знаю, что так и должно было быть.

Если мы оба позаботимся о своей жизни наилучшим образом, мы оба будем в порядке. Я здесь, забочусь о себе прямо сейчас, сижу в этом красивом украшенном доме с Мински. И я всегда надеялся на лучшую жизнь для моего отца дома при каждом удобном случае.

Однажды появился мой отец. Когда я только начала чувствовать себя лучше перед уходом из дома, он появился. Мне было легче жить, не думая о нем, и я только поправлялась, надеясь, что с ним все в порядке, но когда он появился, я не могла не заплакать. Чувство вины потрясло меня, когда я увидел отца в нашем доме. Он кричал и кричал о моем возвращении, но я ничего не мог сделать. Я принял решение давно, и было слишком поздно повернуть назад. Я должен остаться. Возвращение с отцом ничего не изменит в наших жизнях. Мне пришлось игнорировать его и просто смотреть, как его выгнали из дома.
Прошли годы с тех пор, как появился мой отец. За это время я повзрослела и теперь я мать троих детей. Чем старше я становлюсь после того, как сам стал родителем, тем больше начинаю скучать по отцу, чем раньше.

Я скучаю по целым дням, проведенным с ним на работе. Тогда я забеспокоился. Точно так же, как я теперь беспокоюсь о жизни своих детей каждый день, мои заботы и мысли о моем отце росли. Я был тем, кто держал дом вместе. Я был единственным, кто у него остался после смерти моей матери. Я держал все в порядке, и я был тем, кто управлял всем для нашего домашнего хозяйства. Как я это забыл? Как я позволил своей жадности и любопытству к чему-то новому забыть обо всех воспоминаниях и связях, которые у меня есть с моей единственной семьей? Я должен был пойти и увидеть моего отца. Возможно, уже слишком поздно просить у него прощения, но теперь у меня есть новая жизнь, которую я выбрал, и я знаю, что могу помочь своему отцу.
Уже на следующий день я решил взять с собой детей, чтобы показать им их дедушку. Я хотел показать моему отцу лучшую жизнь, которая у меня сейчас есть, чтобы, возможно, это помогло ему немного больше простить меня. Потом я уехал в дальнюю поездку, чтобы повидаться с отцом.

Я была напугана, но так нервничала и взволнована, что просто обняла его.
Я вернулся в город в своей большой карете с шестью лошадьми, чтобы показать, что у меня есть. Чтобы показать ему, что у меня была лучшая жизнь, и что я вернулся домой, чтобы спасти его от трудностей. Я пошел в его любимое место, чтобы выпить, и спросил пивовара, куда он ушел. Но было слишком поздно. Пивовар и его жена сказали мне, что он умер. После моего отъезда он не мог перестать винить себя за принятое им решение доверить свою дочь путешественнику. Он пропил свою грусть до горя по мне и однажды умер в своем доме пьяным и больным. Я не мог поверить в то, что произошло. Если бы я пришел раньше или принял лучшее решение вернуться домой с отцом в тот день, этого бы не произошло. Даже если бы мне нравилась моя новая жизнь в роскоши, я все равно могла бы тайно навещать его. Я должен был прийти раньше. Пришлось попрощаться с отцом. Я знал, где он будет. Я должен был сказать ему, почему я должен был смотреть в другую сторону в тот день, когда он пришел ко мне.

За то, что я выбрал что-то другое, а не семью, теперь я остался совсем один без семьи, кроме собственных детей. После того, как я посетил и составил компанию моим родителям на их могиле, единственное, что я мог предложить за них, это заплатить священнику за присмотр за местом, где они покоятся.

Задание №9 согласно «Переписыванию» Кристины «Станционного начальника»

Томас Ламм

Если бы я был главным героем в «Станционном начальнике», взгляд Дуни на события этой истории заставил бы меня поверить, что я (капитан Минский) был забывая о том, что я увожу дочь отца нетрадиционным способом. Я бы понимал свою роль не только как мужа красивой женщины, но и как зятя отца моей жены. Мои действия, воспринимаемые Дуней, могут показаться счастливыми и радостными, но также и несколько стремительными и неправильными. Зная ее мысли, я бы разрешил ей ходить к отцу или пускал его в гости время от времени, потому что я бы видел, как она все еще думает о нем и любит его (даже если он был из более низкого социального класса) . Я говорил Дуне: «Как насчет того, чтобы мы раз в два месяца ездили к твоему отцу, чтобы ты его проведала?» или «Я позволю твоему отцу приходить сюда, когда ты захочешь, если мы выработаем расписание и будем его выполнять».
Дорогая Дуня,
Я хочу сказать, что сожалею о том, что я разделил тебя и твоего отца и разделил тебя. Я знаю, что вы думали о нем и хотели его увидеть, но я вижу, как вы боретесь со мной, не любя того, что он принадлежит к низшему социальному классу. Ну, это не имеет значения для меня. Я вижу, что ты очень заботишься о нем, почти так же сильно, как я о тебе, поэтому я хочу изменить положение вещей. Твой отец может приходить время от времени, если мы все трое договоримся о надлежащем графике. Опять же, я хотел оставить печаль и неуверенность в вашем сердце, позволив вам увидеть своего отца, которого вы очень любите. Я делаю это из любви к тебе, моя дорогая.
С уважением,
Капитан Минский

4 января 2015 г. 6 января 2015 г. ~ alfowler2014 ~ 1 комментарий

«Была зима, когда тройка доставила путника, одетого в черкеску, военную шинель, платок и пламенного нрава. Это я инстинктивно успокоил его, и вскоре он весело и весело заговорил с моим отцом, но особенно со мной. Через несколько минут я был поражен, но красотой, которую я не видел в своей жизни, поскольку моя вселенная не расширялась далеко за пределы нашего вокзала, соседней деревни и церкви, в которую я ездил на каждую воскресную мессу. Гусар сделал вид, что собирается ехать, и его бричка была приготовлена, но отец нашел его без сознания и неспособным продолжать путь. По доброте душевной отец любезно уступил свою постель больному гусару. Тут черноусый суровый офицер показал мне свою уязвимость. По мере того, как его состояние ухудшалось, я стал больше заботиться о нем, и вскоре даже поездки за кофе и оживляющим лимонадом прекратились, так как я не отходил от него. В ответ гусар, капитан Минский, выказал мне крайнюю нежность, донося до моих ушей сладкие шепотом страстные желания. Несмотря на свою усталость, он провел много часов, рассказывая мне о волнующих подробностях своей жизни. Наступил момент, когда образы богато украшенных дворцов и разросшихся мегаполисов стали слишком непрозрачными. «Я не могу представить мир вдали от этого вокзала; подальше от моего отца. Эти фантазии слишком горько-сладкие, они одновременно и ласкают, и преследуют мои сны». Минский, утешил меня, и вскоре я снова поддался его убедительным видениям.

Прошел еще день, и Минский полностью выздоровел, как и его дружелюбие и веселье. Во время своего отъезда отец не стеснялся того, как ему будет не хватать услужливости и хорошего настроения офицера. Как он мог не принять предложение гусара поехать на мою воскресную обедню? — У волка нет такого приятного приличия, как у такого человека, — объяснил отец. Казалось, я один оказался в тупике. Я с нежностью вспоминал ту близость, с которой Минский нежно пожимал мне руку во время своей болезни, и, хотя гладкий нектар слов Минского и соответствующее им искушение были свежи в моей памяти, я не мог не вернуться к врожденной заботе, которую я чувствовал к стареющий отец и моя любовь к простой деревенской жизни, которую мы делили вместе как одна семья. Но я доверял отцу; я доверял гусару; Я уехал в карете. Когда мы уходили, я мельком взглянул на простую станцию, затененную теплым пологом леса, но вскоре мой взгляд был восхищен темным и точеным солдатом мира рядом со мной.

Пока он говорил, с его каменных губ свисали золотые веревки желания, и я запуталась в восхитительной тюрьме, когда начала мечтать о самых элегантных платьях и высочайшем уровне светской моды, комфорте и богатстве. Вскоре простой проезжий пост позади меня был именно тем — позади меня — не чем иным, как еще одной колеей на грунтовой дороге, по которой грохотала карета. Прошли месяцы, и как теперь моя жизнь была комфортна, но как волнительна! Наша компания, ликующая эксцентричность высшего класса, такого мира я никогда раньше не знал. Но те старые времена прошли, теперь ограничиваясь одинокой мечтой об увядшей хижине и еще более увядшем старике, вскоре прерванной еще одним инкрустированным ожерельем, еще одним изысканным платьем. Именно в момент такого комфорта, в раздевалке на ручке кресла, я услышал, как вошел незнакомец. И кем мог быть этот незнакомец, как не моим отцом? Внезапно все разрозненные сны и образы слились воедино в портрете усталой и убитой горем памяти передо мной. Как бы я признался ему в своей любви и непоколебимости; как я мог провести всю жизнь в печали, умоляя его о прощении в отчаянии, но его рот, слегка приоткрытый в нерешительном предвкушении любящего прощания, был моим последним взглядом перед тем, как рухнуть на ковер в тоске.

Долгое время я был безутешен, но как время в конце концов разрушит станционный дом, в котором я когда-то жил, так оно залечит мои раны и вернет меня к комфортной жизни; так что это принесло бы мне новую семью, наполненную смехом и новорожденной юностью нескольких детей. И так время привело меня к старому вокзалу и к могиле моего отца. Только на этом простом клочке грязи, с этим простым крестом, врезанным в простой солнечный свет, время перестанет тянуться, и я буду помнить любовь начальника станции, единственное желание которого — дать прохожему теплую постель и более теплый очаг. ».

3 января 2015 ~ Учителя RS ~ Оставить комментарий

Пока он говорил, с каменных губ гусара свернулись золотые веревки желания и опутали девушку прелестной тюрьмой, когда она начала мечтать о самых элегантных платьях и высшем светском стиле, комфорте и богатстве. Вскоре простой проезжий пост позади нее стал именно этим — позади нее — не чем иным, как еще одной колеей на грунтовой дороге, по которой грохотала карета. Прошли месяцы, и как теперь ее жизнь была комфортна, но как увлекательна! Общество, которое они составляли, ликующее чудачество высшего класса, такого мира Дуня никогда прежде не знала. Но эти дни прошли, теперь ограничиваясь одинокой мечтой об увядшей хижине и еще более увядшем старике, вскоре прерванной еще одним инкрустированным ожерельем, еще одним богато украшенным платьем. Именно в момент этого комфорта, в гардеробной на ручке кресла, она услышала, как вошел незнакомец. И кто мог быть этот незнакомец, как не начальник станции? Внезапно все разрозненные сны и образы слились воедино в портрете усталой и убитой горем памяти перед ней. Его рот, слегка приоткрытый в нерешительном предвкушении любящего прощания, был ее последним взглядом перед тем, как рухнуть на ковер от боли.